Джаббарлы Айдын Алиевич : другие произведения.

Бакинские хроники. Плоды Заккума

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   Бакинские хроники.
  
   Часть вторая.
   Плоды Заккума.
  
   Глава первая.
  
   Баку, 1982 год.
  
   -Что читаешь, мой милый друг?
   - ''Кролик беги,'' Апдайка.
   - О чем это?
   - История бунта среднего американца.
   - И где ты добываешь реликтовые книги?
   - Отцу поставляет директор книжного магазина на Торговой улице.
   -Твой папа книгочей?
   -Отнюдь. Его любимой книгой на все времена так и осталась ''Сказки Неманского края,'' а замоленными героями - братья Стракаллас и Макаллас.
   -Неудивительно. А с чего это тебя заинтересовала судьба среднего американца?
   -Я ведь тоже бунтарь в своем роде.
   -Не слишком ли ты высокого мнения о себе? - уколола Ульвия и закурила.
   Алик не без удовольствия разглядывал ее длинные ноги в черных чулках, обутые в лакированные лодочки.
   -Ты о чем? - пытался возразить Алик.
   -Бунтарь не стал бы идти на поводу у отца.
   -У меня не было выбора.
   -Выбор есть всегда. Все зависит от того, насколько сильным является стержень. Скверно, когда он слабый, и настоящая беда, если его нет совсем, - выдала Ульвия и прищурила глаза.
   -Это была попытка унизить меня? - понял Алик.
   -Меня не волнуют твои проблемы. Я не люблю мужчин, блуждающих по жизни, как призрак. Ты, по-видимому, один из них. Ведь согласно твоей версии, в том, что ты не стал писателем, виноват отец, а не женился на мне потому, что у меня, как ты любишь повторять, слишком упакованные родители.
   -У тебя есть парень, он любит тебя, и мне бы не хотелось становиться между вами.
   -А ты поинтересовался, кого люблю я? - воскликнула Ульвия.
   -Послушай, я не отрицаю, что нам совсем недавно было хорошо вместе.
   -Теперь ты так это называешь? А кто мне клялся в вечной любви, разве не ты?
   -Я не помню, прости.
   -Мерзавец! И зачем я к тебе приехала. Мне ведь казалось, что общение с твоим дружком, Ниязом, заденет тебя за живое и ты предпримешь попытку вернуть меня. Но видно, я горько ошибалась, - выговорила Ульвия и снова потянулась к пачке сигарет.
   Алик понимал, что настал момент истины. Несмотря на молодой возраст, он на любовном фронте достиг поистине грандиозных успехов. За ним длиннющим шлейфом тянулись кратковременные, и не очень, отношения со многими гламурными девицами города. Его имя стало нарицательным, и стоило познакомиться с очередной девушкой, как та сразу старалась затащить его в постель, будучи уверенной, что это единственное, о чем может мечтать сей молодой человек. Это действительно было так, но в то же время не так просто, как могло показаться на первый взгляд.
   Он был настоящим южанином, и при виде голой женской лодыжки кровь в его жилах закипала мгновенно. Но разве не такими были остальные бакинские ребята? Разве теплыми летними вечерами, распластавшись на пуховых матрасах, они не гладили своих маленьких друзей, и не грезили о восхитительных девушках, которыми, по воле провидения, был до отказа заполнен любимый город?
   Однако Алик выделялся среди своих сверстников и всегда стоял особняком. Он с измальства привлекал представительниц слабого пола как магнитом. Еще будучи угловатым мальчишкой в школе, он ловил на себе откровенные взгляды одноклассниц, а нередко и молодых училок. Поначалу он старался их избегать, но однажды все таки угодил в сети смазливой девицы из параллельного класса и поддался на уговоры помочь ей подготовиться к сочинению. Он был девственником и не мог тогда знать, что такое настоящая женская страсть. Он не был готов к тому, что его будут осыпать поцелуями, страстно обнимать, и скорее терзать, требуя проявлять рвение с такой частотой, что это подчас вызывало в нем отвращение.
   Но время шло, и он начал встречаться с более опытными девушками, которые научили его многому, в том числе целому ряду сексуальных уловок, главной из которых было вовремя сдержать семяиспускание и подобным образом сберечь силы во время изнурительных ночей с ненасытными девицами.
   Однако и эти похождения были всего лишь легкой прогулкой по сравнению с тем, что однажды с ним случилось в десятом классе. На него положила глаз учитель литературы, молодая еще и незамужняя женщина, Галина Яковлевна. Почти все старшеклассники были отчаянно влюблены в нее, но она словно этого не замечала, и держалась с учениками подчеркнуто сухо, стараясь не давать повода для сплетен. Но в классе, которым она руководила, учился Алик Амирасланов, который был на редкость обаятельным и талантливым юношей. Чрезвычайно начитанный, он любил на уроках спорить с ней о литературе. Поначалу это ее раздражало, но со временем она свыклась и стала частенько интересоваться его мнением во время анализа художественных произведений. Сочинения, написанные Аликом, неизменно выставлялись на специальной доске у кабинета литературы, и любой желающий мог прочитать, а главное, сделать вывод о том, как в краткой и занимательной форме следует излагать мысли.
   Галина Яковлевна относилась с глубоким уважением к талантливому юноше, и вскоре, незаметно для себя, полюбила его. Разница в возрасте не смущала ее, поскольку она приступила к преподавательской деятельности сразу после института, и ей, на тот момент, едва исполнилось двадцать три года.
   Алик, как и остальные одноклассники, был влюблен в молодую учительницу, но каких-то особых знаков внимания с ее стороны к своей персоне не замечал. И вот однажды случилось то, что не могло ему присниться в самых смелых снах. В школе шла подготовка к литературной олимпиаде и для Галины Яковлевны было чрезвычайно важно, чтобы в ней победил именно ученик ее класса. Алику на пятки наступали Таня Казарова и Леонид Златопольский из десятого ''Б'', и она, не без причины, искренне переживала за него. Недолго раздумывая, женщина решила пригласить парня к себе, чтобы в домашней обстановке, без суеты, подготовиться к олимпиаде. Поскольку она и раньше занималась с учащимися у себя дома, то никому не могло прийти в голову в чем-то ее заподозрить.
   Алик в то утро тщательно побрился, надел небесно-голубого цвета сорочку и брюки из темного лавсана, которые свободно ниспадали на черные мокассины. Бросил мимолетный взгляд в зеркало, остался собой доволен, и вприпрыжку спустился с третьего этажа во двор. Он сначала хотел надушиться, но потом передумал, решив, что лучший парфюм - это запах дорогого мыла. Выше среднего роста, плотного телосложения кареглазый брюнет, он неизменно привлекал к себе внимание представительниц слабого пола.
   Купив по дороге коробку конфет, он в назначенное время позвонил в дверь классной руководительницы. Та явно готовилась к встрече, дожидалась в прихожей в легком, ванильного оттенка платье и белых босоножках. На бледном лице почти не было косметики, губы были слегка приоткрыты.
   После непродолжительного чаепития, Галина Яковлевна нежно прикоснулась к руке Алика и с дрожью в голосе произнесла:
   -Поцелуй меня.
   -А как же сочинение? - выпалил оторопевший юноша.
   -Плевать, - парировала она, и отчаянным движением привлекла его к себе.
   Скоро у них развился бурный роман, и ему тогда казалось, что Галина та единственная, которую он будет любить всю жизнь. Каким же он был тогда наивным юношей, откуда ему было знать, что молодая женщина станет для него лишь ментором и путеводной звездой во взрослую жизнь. Расставались они долго и мучительно, но Галина, совладав с собой, отпустила его со словами:
   -Ты был настоящим мужчиной, и давай сделаем так, чтобы о нашей тайне и впредь никто не узнал.
   Алик подошел к окну и словно замер на несколько мгновений. Потом он неторопливо заговорил, чеканя каждое слово:
   -Я пока не готов связать себя узами брака, и жениться на тебе я не обещал. А просто продолжать встречаться с такой девушкой как ты, себе дороже. И потом, мы дружим с Ниязом с детства, если ты его не любишь, то перестань морочить парню голову.
   Закончив фразу, он резким движением достал из кармана брюк миниатюрную коробочку и извлек из нее таблетку кодеина.
   -Ты снова на колесах? - раздраженно бросила Ульвия.
   -А я с них и не сходил. Мне слишком тягостно воспринимать окружающую действительность в здравом уме и ясном рассудке, - пояснил Алик.
   -Слабак! - тихо произнесла Ульвия.
   -Пусть будет так, но сейчас ты должна уйти.
   -Обними меня. Вспомни, как нам было хорошо. Разве я виновата, что люблю тебя. Не будь таким жестоким! - воскликнула Ульвия и прильнула губами к его щеке.
   -Уходи. И не звони мне больше. Ключи можешь оставить на столике в прихожей, - подытожил Алик и скрылся в спальне.
   -Будь ты проклят! Когда ты умрешь, я не приду на твои похороны. Так и знай! - вскричала Ульвия, все еще оставаясь в гостиной. Алик незаметным движением захлопнул дверь в спальню, замешкался на несколько минут и включил на полный звук ''Реквием по любви'' Рихарда Вагнера.
  
  
  
   -Какую сорочку ты собираешься надеть на свидание с Улечкой? - спросила Эльвира Ахундова сына.
   -Мама, я в состоянии одеться сам. Прошу тебя, займись лучше бабушкой, - ответил Нияз, с удовольствием перебирая щегольский гардероб в шифоньере.
   -Когда ты мотаешься по фарцовщикам в поисках импортного барахла, то первое что приходит на ум, позвонить маме, которая в очередной раз достанет пухлый кошелек и даст тебе денег, - слегка пожурила она сына, окинув взглядом, исполненным обожания.
   -Но ведь ты сама повторяешь ежедневно, что я должен одеваться лучше всех, - нетерпеливо отреагировал сын.
   -Совершенно верно. Не станешь же ты с такой внешностью носить рубище из Военторга. Что скажут люди! Намедни, в салоне красоты, Севиль ханум мне выдает: ''Эльвира, твой сынок - вылитый капитан Грей из ''Алых парусов.''
   -Севиль ханум сказала тебе такое?
   -А ты как думал. Она давно на тебя глаз положила. Мечтает, чтобы ты женился на Ульвие.
   -Мы же с Севиль ханум никогда не встречались.
   -Дурачок! Ты часто подвозишь меня к салону, там она тебя и приметила.
   -Как это приятно, нравиться будущей невесте и теще одновременно, - довольно произнес Нияз.
  -Проказник! Разве может такой парень не нравиться женщинам. Красивый, умный, обеспеченный. Поскорей бы тебя женить, а то бывшие подружки не смирятся с такой потерей, - сказала Эльвира, тяжело вздохнув.
   -Ты права, мама. Сегодня утром мне звонила Ляман, дочь заведующего кафедрой института иностранных языков. Осторожно интересовалась, не хотел бы я съездить к ним на дачу в воскресенье. Желает познакомить меня с родителями, - согласился Нияз, примеряя небесно-голубую сорочку.
   -Да ты что! Босячка! Если она увидит тебя с Ульвией, то быстро забудет к нам дорогу, - сказала Эльвира, демонстративно фыркнув.
   -Разумеется! Но мне жаль ее.
   -Нечего таких жалеть. Пусть поищет себе кого-нибудь из своей среды. Ха-ха-ха! У них, небось, черная икра на столе появляется только по праздникам.
   -О чем ты говоришь, мама. Икрой там и не пахнет. Ее папаша, из так называемых, ''честных.'' Взяток не берет, не пьет и не курит, - сообщил Нияз брезгливо.
   -Оно и видно. Девчонка еле на ногах стоит, словно не кормят ее, несчастную, - вторила сыну Эльвира.
   -А одевается как? Kомсомольская активистка, мать ее за ногу. Я давно перестал с ней общаться, а она все звонит и звонит, - бросил Нияз, сопровождая фразу жестом, словно отгоняя назойливую муху.
   В следующее мгновение зазвонил телефон и Эльвира поспешила к аппарату со словами:
   -Hеужто это она?
   -Здравствуйте, Эльвира Зейналовна. Будьте добры, позовите Нияза к телефону, - еле слышно промямлила Ляман.
   Женщина прикрыла трубку ладонью и вопросительно уставилась на сына. Тот отрицательно мотнул головой, поправляя волосы у зеркала.
   -Вот досада, он только что уехал с Мариком, - солгала мать.
   -Я хотела пригласить его на дачу. Он обещал подумать и перезвонить. Вы случайно не в курсе, когда он вернется? - умоляющим голосом поинтересовалась девушка.
   -Ну что ты, дорогая. Разве он хоть раз поделился со мной планами. Ты же знаешь, что друзья рвут его на части, он нередко запирается у себя в комнате и не отвечает на телефонные звонки. Мечтает побыть один, бедняжка, - сказала наигранным тоном Эльвира.
   -Жаль! Мои родители так хотели с ним познакомиться, - сокрушенно произнесла Ляман.
   -Я не знаю, какой сабантуйчик вы затеваете, но Нияз сейчас встречается с Ульвией Мардановой и, насколько мне известно, у них все серьезно, - торжествующим тоном отчеканила Эльвира.
   -Этого не может быть! Он ведь... - начала было Ляман.
   -Может, доченька, может. Раззява ты! Такого херувимчика надо было брать тепленьким. A теперь поздно, он отдал сердце другой барышне. Советую тебе забыть о нем. В городе столько замечательных парней, ты обязательно найдешь свое счастье. Прощай, и не звони ему больше, - сказала Эльвира и положила трубку.
   -Куда ты намылился, чувак? - спросил Марик Нияза, выходящего из парадного подъезда танцующей походкой.
   -У меня свиха с Улей.
   -Возьми меня с собой, подыхаю со скуки.
   -У тебя проблемы со слухом, я отправляюсь на встречу с будущей невестой, - раздраженно бросил Нияз.
   -Ах вот как! С тех пор, как ты связался с этой девчонкой, звонить мне перестал.
   -Послушай, что ты ко мне прицепился? Я еду с ней к Джанику. Он любезно предоставил мне ключи от квартиры, и я в кои веки смогу с ней уединиться.
   -Да ладно, шучу я. Только смотри, не подкачай.
   -Ты о чем?
   -Да все о том же. Ты, небось, у нее не первый, - весело подмигнул Марик.
   -У тебя совсем крыша поехала, она же девочка нецелованная. Я просто хочу провести с ней время - выпить шампанского, послушать музыку, - заявил Нияз, рассеянно поглядывая по сторонам.
   -Нецелованная, говоришь? А у меня другая информация, - поведал Марик, выпуская изо рта густую струю ароматного дыма английских ''Dunhill.''
   -Ну ка, колись? - еле сдерживая любопытство, спросил Нияз.
   -Она совсем недавно рассталась с Аликом Амираслановым. У них, говорят, был бурный роман. Вот только Алику быстро приедаются телки без опыта. Ему подавай профессионалок, - многозначительно произнес Марик.
   -А передо мной целковалась! Сначала узаконим отношения, говорит, а потом хоть по ''Kамасутрe'' шуруй. А может Алик соврал? - с надеждой в голосе предположил Нияз.
   -Если бы! Уля сама все растрепала. Мне Мира, ее подружка, информацию слила. Там, по ее словам, было все - ''Kровь, пот и слезы.'' Это, кстати, любимое выражение Алика. Да не расстраивайся ты так, скоро с ним побратаешься, он ведь, в сущности, парень неплохой, да и друг твой близкий, - еле сдерживая улыбку, ввел в курс Марик.
   -Пошел ты знаешь куда! - обиженным тоном брякнул Нияз, окинув унылым взглядом обновку - кофейного цвета итальянский костюм, голубую сорочку и замшевые ботинки. Ему вдруг показалось, что его, такого нарядного и красивого, в одно мгновение облили помоями.
  -Я-то тут причем. Это тебе надо подумать о будущем. Обратной дороги нет. Если обидишь Улю, то папашка ее, Зия Гусейнович, размажет тебя по стенке вместе с родителями. В конце концов, не ты первый и не ты последний. Бабы - все такие! Да и как можно винить наших девчонок в половой невоздержанности, oни ведь южанки, кровь в жилах горячая. Какую надо иметь силу воли, чтобы в восемнадцать лет держать ''киску'' на замке. Так что засунь ты мужскую гордость в задницу, взболтай ее там, и наслаждайся жизнью. Делай вид, что ты ни о чем не ведаешь, а на завистливые взгляды недругов отвечай счастливой улыбкой, - философски произнес Марик.
   Нияз на секунду замешкался, потом взглянул на часы и громко воскликнул:
   -Ты мне совсем мозги засрал! Меня Уля ждет, а я c тобой тут бобы развожу.
   -Что ж, беги, мой друг Ромео, и передай невесте пламенный привет, - бросил Марик и юркнул в подъезд.
  
  
   -Меня никогда не покидает ощущение, что мы глубоко обмануты, и являемся жертвой не парадоксов природы, не конкретных обстоятельств, и не окружающего мироустройства, а чьей-то злой воли. Иначе как объяснить тот факт, что нас никто не спрашивает, хотим ли мы являться в этот мир, в какую семью желаем попасть, и в каком качестве здесь предстанем - имеется ввиду принадлежность к определенной расе или вероисповеданию, не говоря уже о внешних данных - росте, весе, цвете глаз и волос.
   До известного возраста, а он может варьироваться от трех до пяти лет, мы лишены воспоминаний вообще. Мы не помним и не знаем, кто мы и откуда пришли, кому понадобилось нас сюда посылать, а главное, зачем? Воспоминания о предыдущей жизни, если она имела место быть, начисто стерты из нашей памяти. Но если ее не было, то на следующий вопрос нам будет еще труднее ответить, как в наши головы вселилось сознание? И если это действительно высшая, свойственная только людям, функция мозга, то почему на определенном этапе, а он не кратковременный, оно не функционировало?
   Нет воспоминаний, нет функции. Ведь у всех на памяти ''Cogito, ergo sum,'' ''Я мыслю - значит существую'' Рене Декарта. Перефразируя, можно предположить, а может и утверждать, что ''Я не существую, если не мыслю.'' А если это так, то кто эти новые люди? Они ведь не просто явились на свет, а посланы сюда с какой-то важной миссией. Все они снабжены мыслительным аппаратом и, как следствие, а может и причина, сознанием. И вдруг, каким-то чудесным образом, до определенного возраста, пришельцы из другого измерения коллективно ничего не помнят. Хотят ли они этого, и зависит ли от них что-либо, или свершившийся факт является результатом чьей-то воли? И почему они на каком-то этапе жизни начинают прозревать, и происходит это постепенно, а не сразу? Их ведь никто не готовил к существованию в суровых условиях негостеприимной планеты. Кто-нибудь задумывался о том, что человеческий детеныш является самым незащищенным из всех живых существ. Трудно даже представить, что без чьей-либо помощи и опеки в этом мире мог бы выжить хоть один ребенок. И его сознание, при этих неблагоприятных обстоятельствах, тоже включается не сразу.
  
   В благополучных семьях, где ребенок окружен заботой родителей, эта проблема решается просто - его кормят, поят, растят и опекают до того момента, пока он не начинает мыслить сам и в посторонней помощи более не нуждается. Но что делать малышу, cкажем, рожденному в чистом поле, от умершей при родах матери? Bедь у него не будет ни малейшего шанса выжить! Лишенный материнского молока, на холодной земле, он в лучшем случае проживет несколько дней, а потом обязательно умрет мучительной смертью, если до того момента его не растерзают дикие животные.
   A если бы его сознание включалось одновременно с появлением на свет, и в памяти всплывали эпизоды предыдущей жизни и накопленного опыта, то он cмог бы отползти от почившей матери и заняться поиском еды и питья. Как бы он в таком случае облегчил нам задачу! Мы перестали бы задавать себе один из самых таинственных вопросов бытия, почему наше сознание в младенчестве не функционирует? А если функционирует, то почему мы ничего не помним и не в силах действовать самостоятельнo...
   -Ты сколько ''колес'' сегодня наглотался, а? - перебила Света Алика. Тот уставился на нее раздраженным взглядом и воскликнул:
   -Дура!
   -Я же не со зла. Ты обычно приседаешь на ухо ( говорить без перерыва) после третьей таблетки. Вот я и говорю, может пора остановиться? - пролепетала обиженная девушка.
   -Это тебя не касается. И вообще, ты мне надоела. Катись к чертовой матери, и чтобы духу твоего здесь больше не было, - нервно отреагировал Алик и потянулся к сигарете.
   Света услужливо включила зажигалку и протянула ему со словами:
   -Я на тебя не обижаюсь. Жизнь у тебя нелегкая, на работе мордовороты достают.
   -Жизнь-жизнь! Что ты знаешь о моей жизни? Все думают, раз в погонах и бабла немерено, так и жизнь удалась. А может мне просто хочется поселиться в крошечном срубе на опушке леса - охотиться, рыбачить и по утренней росе разговаривать с птицами.
   -Я и не говорю, что у тебя все хорошо. Вот только пьешь ты много и ''колеса'' глотаешь часто, не приведет тебя это к добру.
   -Может ты и права. Но в выходной день я хотел бы расслабиться, а не выслушивать нравоучения.
   -Боже упаси! Если ты действительно этого хочешь, то я немедленно уйду, - сказала Света, поднявшись было с дивана.
   -Прости! Я не хотел тебя обидеть. Вчера какой-то рабо- тяга задушил жену на глазах четырех детей, вслед за ним, доведенный до отчаяния молодой паренек, зарезал назойливого соседа, а под вечер беременная девушка спрыгнула с девятого этажа в поселке Мусабекова. И это был не самый тяжелый день в моей жизни. Мне обычно удается держать себя в руках, но иногда я срываюсь на подчиненных, а потом испытываю угрызения совести и, как следствие, прикладываюсь к бутылке.
   Мой отец твердо уверовал, что осчастливил меня. Как же, двадцать три года, а уже старлей УГРО. Квартира, дача, машина. О чем еще может мечтать молодой человек! А он хоть раз спросил, счастлив ли я? Ведь это он заставил меня стать ментом и продолжить ''мусорскую'' династию. Ему было наплевать на то, что я с детства увлекался литературой, и зведными вечерами на даче ''общался'' с героями Купера и Рида, а едва дождавшись наступления нового дня, вооружался самодельным луком и выскакивал на раскаленный песок, преследуя воображаемого врага. А потом бесстрашно взбирался на ветвистый тутовник и повторял подвиги своих кумиров, пугая всю округу гортанными криками и пытаясь глядеть на полуденное солнце не моргая, как Оцеола - вождь Семинолов.
   - Семимолов? Звучит почти как фамилия моего одноклассника Валерки, - удивленно констатировала Света.
   -Лучше бы ты никогда не открывала рот, - всердцах воскликнул Алик.
   -Опять ты за свое. Я снова не обижаюсь. Ты просто застрял в счастливом детстве. Проснись, наконец! Чтобы выжить в обществе воров и негодяев, надо иметь красную книжку в нагрудном кармане. Вот стал бы ты журналистом или писателем, и многого бы добился? Все бы вытирали о тебя ноги. Ты бы не смог терпеть вокруг себя сынков папенькиных, с корочками силовых ведомств в карманах. Да и с твоим гонором тебя бы давно в цугундер упекли. А сегодня ты - оперуполномоченный УГРO, достойный член общества, все тебя боятся, а значит и уважают, - сказала Света, уставившись на Алика коровьими глазами.
   -Эх, Светка, Светка, все что тебя интересует в жизни - это колбаса! Если я не подкину тебе две палки сервелата в неделю, то ты уже волком на меня глядишь.
   -Легко рассуждать, когда у тебя на завтрак черная икра и апельсиновый сок, - обиженно процедила сквозь зубы девушка.
   -Ну ладно, не расстраивайся. Зато в постели ты - настоящая Клеопатра, - шепнул Алик и скользящим движением гюрзы просунул широкую ладонь под светину мини-юбку.
   -Не прошло и получаса, ты чего? - удивилась та.
   -Я распутник по профессии, физическая близость никогда не была для меня лишь способом проведения досуга, - ответил Алик.
   -Почему я не в силах отказать тебе, - пролепетала Света, и запыхаясь, принялась снимать юбку через голову.
   -Не легче было снять через ноги? - заметил Алик.
   -Плохая примета, дурачок, юбку снизу не надевай и не снимай, мужчины любить не будут.
   -Вот как? Пикантно!
   -Ну давай, экстрасеКс, угощайся, а то передумаю, - сказала Света, и обвила шею Алика тонкими ручками.
  
   ''Как же он достал меня с этой обомшелой хрычовкой! Мама, займись бабушкой, подай, убери, искупай. Даже родной сын неделями не справляется о матери, а этот целыми днями только о ней и думает. Сердце у моего сыночка доброе и нежное, тяжело ему будет идти по жизни. И зачем она согласилась приютить старуху, когда у Альберта есть еще два брата. Только толку от них никакого, зарабатывать не умеют и прозябают в хрущевках на окраине города. Стыдно иметь таких родственников, не говоря уже о общении с ними.
   А у нас она живет как персидская царица - отдельная комната, санузел, питание. О чем еще можно мечтать? Однако и этого мало, ей еще любви и уважения подавай, будь она проклята! Был бы Альберт настоящим мужчиной, отвез бы ее в дом престарелых и дело с концом. Он, в принципе, был не против, вот только Нияз уперся и все тут.
   ''Не трогайте бабушку, а то уйду из дома,'' - повторял он всякий раз, когда речь заходила о доме прeстарелых. Ишь, раскомандовался! Что тут поделаешь, если собственный сын ставит родителям ультиматум. Пойду-ка, посмотрю, может подохла уже,'' - решила прервать недобрые мыслеобразы Эльвира и тихо, без стука, прошла в комнату свекрови.
   -Жива еще? - не скрывая неприязни, осведомилась она.
   -Нездоровится мне, - прошептала старуха.
   -Чтобы тебе пусто было! Кто тебя спас на свою голову, когда вчера поскользнулась в ванной и ударилась об унитаз? Я! Подохла бы уже и ушла с миром. Нет, надо же всех довести до белого колена. Твой сын целыми днями пропадает на работе, внуки бездельничают, только я одна вожусь с тобой, как нянька. Только смотри у меня, долго я не выдержу. Хватит, наелась досыта за пять лет, не могу больше, живучая ты оказалась, гадина.
   -Пить, - еле пролепетала старуха.
   -Что? Не умрешь, потерпишь. А если нет, то склеишь ласты наконец, ведьма! - сказала Эльвира и окинула женщину испепеляющим взглядом.
   -Нияз, - прошептала старуха, - где мой внучек?
   -Гуляет твой внучек, нет ему до тебя дела. Да и не любит он тебя вовсе.
   -Любит. Только он меня и любит.
   -Не обольщайся, если бы любил, то заглянул бы к тебе утром. И запомни, попробуй только пожаловаться ему, я тебя загрызу. Ну, бывай. Живи пока, хрычовка, - сказала Эльвира и вышла в гостиную.
   Она поправила волосы перед зеркалом и расположилась у телефонного столика, приготовившись к долгому разговору.
   -Сенубер! Здравствуй, дорогая. Как ты? Давно тебя не слышно, - начала она разговор, продолжая разглядывать себя в зеркале.
   -Да буду я твоей жертвой, какими судьбами, Элечка?
   -Так, просто позвонила убедиться, что у вас все в порядке, моя хорошая.
   -Слава Богу, живем потихоньку. Вот только Эльмар недавно приболел.
   -Что ты говоришь? А что с ним?
   -Да грыжа у него, размером с апельсин. Я ему говорю, ложись на операцию. Аловсет Гусейнович, главный хирург больницы нефтянников, наш родственник. А он боится, говорит: ''Ты меня посылаешь под нож,'' - посетовала Сенубер.
   -Все мужики - трусы! Hедавно у Альберта чирей выскочил на локтевой кости. Я его выдавила, а он при виде капли крови на ватном томпоне чуть в обморок не упал, представляешь?
   -Еврей увидел кровь! - сказала Сенубер и закатилась раскатистым смехом.
   -Точно. Что бы эти бедолаги делали без нас, как жили?
   -Вот именно, Элечка. А теперь расскажи, что у тебя новенького.
   -Эх, дорогуша, чего рассказывать, ''ни тпру, ни ну.'' Эта старуха житья мне не дает, чтобы Бог поскорее прибрал ее к себе, - всердцах воскликнула женшина.
   -Бедная моя, сколько лет ты терпишь ее. А вдруг Всевышний подарит ей еще несколько лет жизни, ты ведь тогда совсем усохнешь.
   -Не говори. Уже усохла. Даже не знаю, что делать. С восьмидесяти килограмм похудела до семидесяти шести, представляешь? Дальше некуда. При моем-то росте, метр пятьдесят пять. Намедни соседка моя, Гюлавер, спрашивает: ''Ты часом не заболела, сестренка? Мы привыкли видеть тебя пампушкой.''
   -Эта долговязая жердь, Гюлавер? Я представляю, как она сгорает от зависти при виде тебя, ты же у нас такая миниатюрная, ну просто масимусечка, - сладким голосом пропела Сенубер.
   -Спасибо, подруга, что бы я без тебя делала?
   -Да не за что. Я вот что хочу тебе сказать, - заговорщическим тоном начала Сенубер.
   -Не тяни душу, выкладывай.
   -Недавно кузина моя, Гисмет, по большому блату попала к слепой Метанет.
   -Что ты говоришь!
   -Ты веришь, не успела Гисмет войти в комнату, как та воскликнула: ''Твой муж развратник! Заставь его открыть багажник машины и ты найдешь там купальник любовницы.''
   Та вечером попросила мужа отнести казан для плова в машину, якобы мать ее попросила, и когда тот открыл багажник, она увидела там женские трусы и лифчик, короче, бикини.
   -Вай-вай-вай! Не может быть! - воскликнула, покрытая капельками пота, Эльвира.
   -Как потом не верить в чудеса, скажи, пожалуйста. Эта слепая Метанет - настоящий экстрасенс!
   -А мне-то что. Альберт еле до дома доползает, он и на меня давно не смотрит, бедолага.
   -Я не об этом. Метанет и джаду занимается, за хорошее вознаграждение, разумеется, - поделилась Сенубер.
   -Ты что имеешь ввиду? - испуганно отреагировала Эльвира.
   -Бесхитростная моя. Ты хочешь избавиться от своей свекрови, или нет? Может решила всю жизнь на нее горбатиться? Тебе не жалко себя?
   -Вот ты о чем. А Бога не боишься?
   -При чем тут Бог? Ты избавишь ее и себя от мучений. Только подумай, у тебя начнется новая жизнь, будем по портнихам мотаться, раз в неделю в баню ходить, - пыталась успокоить подругу Сенубер.
   -А знаешь, ты дело говоришь. Я всю жизнь положила на семью, даже институт бросила, а теперь должна с этой хрычовкой возиться. Позвони кузине и узнай адрес Метанет. Навестим ее на неделе, - воспрянула духом Эльвира.
   -Ну и молодец. Кто тебе поможет, если не близкая подруга! - радостно воскликнула Сенубер.
   -Жду твоего звонка, дорогая, - сказала Эльвира, и облегченно вздохнув, положила трубку.
  
   ''Марику можно доверять. Он, подлец, никогда не врет. Каким-то непостижимым образом он всегда в курсе последних новостей светской жизни города. Как ему это удается, одному Богу известно,'' - подумал Нияз, усаживаясь поудобней на водительском сиденьи новеньких ''Жигулей,'' и разглядывая упирающиеся в торпеду массивные колени, - ''Oтец скрысился в последнее время, мог бы тачку по-просторней купить, в наше время телки только на чуваков в ''Газонах'' клюют. Уля на последнем свидании снисходительно ухмыльнулась, завидев меня в ''Шестерке,'' но потом, видимо, решила пожалеть, и воздержалась от комментариев. Лучше бы на себя посмотрела, Мессалина чертова, слаба на передок оказалась. Ладно бы переспала с каким-то незнакомцем, так нет-же, надо было именно с Аликом Амираслановым, кирюхой моим. Тот тоже хорош, знал ведь, что она мне нравится. Но разве можно обижаться на человека, который с легкостью отдаст жизнь за кокетливо торчащую растительность на лобке очередной Армиды.
   Что же теперь делать? Бросить ее? Это было бы величайшей глупостью. Таких невест в Баку раз-два и обчелся. Если втереться в доверие к Зие Гусейновичу, его жизнь в одно мгновение превратится в восточную сказку. Правда, он тот еще куркуль, глаза бы мои его не видели, но что поделаешь, на какой только подвиг не пойдешь ради любимой девушки. Дело даже не в деньгах, черт бы их побрал, мы ведь тоже не голытьба. Власти, вот чего не хватает нашей семье. Стоит нам породниться с Мардановыми, как сразу все встанет на свои места. Новоиспеченный тесть, наверняка, позаботится о папашке. Как минимум продвинет его по службе, засиделся он в замах руководителя ''Мебельторга.'' А потом и меня пристроит на хлебную должность, я ведь недаром поступил в институт народного хозяйства, на экономический. Главное, сделать вид, что мне ничего не известно о Улиной связи с Аликом. Еще не хватало, чтобы ко мне прилип эвфемизм ''Позик,'' очень популярный в городе, и который, по словам Марика, четко и емко используется для замены отвратительного азербайджанского прилагательного ''Позорный.'' А если кто-то и посмеет намекнуть на не очень позитивный эпизод в жизни его невесты, то получит от меня отпор, по силе и мощи сравнимый с ударом римского меча Ахиллеса.''
   Нияз одним рывком преодолел крутой подъем, ведущий от Филармонии к Улиному дому, и остановился в условленном месте ровно в шесть часов вечера. Будучи пунктуальным до коликов, он никогда не опаздывал на свидания, однако Уля, неизменно подтрунивая над этой чертой его характера, являлась на пятнадцать-двадцать минут, а нередко, и на полчаса позже. Нияз откинул голову на подголовник и закурил. Из моднявой ''Токары'' доносилось меццо-сопрано королевы диско Донны Саммер, любимой певицы Ули. На прошлой неделе он провел полдня у Жени-лысого, чтобы перекатать два ее новых альбома с диска, с благой целью потрафить невесте.
   -Здравствуй, матадор, - весело сказала Уля и вальяжно расположилась на заднем сиденьи, широко расставив длинные ноги, в туго обтягивающих бедра кипенно-белых джинсах.
   -Почему ты меня так называешь, дорогая, - поинтересовался Нияз.
   -А потому, мой милый дружочек, что матадоры - самые пунктуальные люди. Если они не убьют быка на десятой минуте третьего акта, то их просто вышвырнут с позором с арены.
   -Ты ставишь одну из самых положительных черт моего характера в упрек?
   -Ни в коем случае. И прошу тебя, выключи магнитофон.
   -Это же Донна Саммер!
   -Искренне поощряю твое рвение, но у меня сегодня болит голова, - сказала девушка и извлекла из сумочки тончайшие ''Silva Тhins.'' Нияз торопливо поднес зажигалку к ее сигарете. Та нервно закурила и выпустила густую струю дыма ему в затылок. Он не обратил внимания на акт не совсем этичного отношения к своей персоне и осторожно произнес:
   -Представляешь, мой близкий друг, Джаник Ахмед-заде любезно предоставил мне ключи от квартиры и мы сможем целый вечер провести вместе в уютной атмосфере холостяцкого гнездышка.
   -Ты что, рехнулся! Какой Джаник, какое гнездышко! Ты приглашаешь меня на чью-то обшарпанную хату, чтобы потискать? Нет, мой хороший, сначала женись, а потом трахай. Я тебе не профура какая-то, с ''музыкалки.''
   -Извини, миленочек. Я подумал, что мы просто посидим, выпьем шампанского, послушаем музыку...
   -А думать не надо, дружок, впредь за тебя это буду делать я. Поехали в ''Каравансарай,'' там неплохо кормят. Я голодна, как молодая волчица на сносях.
   -Как скажешь, миленочек, - покорно произнес Нияз и включил зажигание.
   -И не называй меня так больше, у меня редкое, а главное, благозвучное имя, - сказала Ульвия, как отрезала.
   В ресторане было немноголюдно, откуда-то из глубины зала доносились звуки ''мугама-дестгях'' и тихо журчащей воды. Парочка уселась за стол и углубилась в изучение меню.
   -Прямо а-ля карт, - с ухмылкой произнесла Уля и нетерпеливо отбросила его в сторону.
   -Что-то не так? - поинтересовался Нияз.
   -Нет-нет, я просто вспомнила кое-что. Закажи мне, пожалуйста, дюшбару, кутабы с зеленью и бокал белого вина.
   -Я, пожалуй, закажу то же самое. У тебя отменный вкус.
   -Будет тебе, везде одно и то же, - рассеянно произнесла Уля и бросила мимолетный взгляд на парочку, внезапно появившуюся в дальнем углу зала. Затем она быстро отвела глаза и продолжила:
   -В ''поплавках'' этого города нет никакого разнообразия. Разве что, в одних местах готовят лучше, чем в других, вот и вся разница.
   В следующее мгновение Нияз заметил активно жестикулирующего Алика Амирасланова. Он приподнялся на стуле и взмахом руки пригласил его co спутницей за свой стол.
   -Вот это встреча, чувак! Ты обещал позвонить мне две недели назад, а потом куда-то ухнул. Что-то случилось? - с неподдельной радостью в голосе произнес Алик.
   -Я, я... - замешкался Нияз.
   -Ладно, не оправдывайся, я догадываюсь в чем дело, - сказал Алик и незаметно кивнул в сторону Ули.
   -Вы разве не знакомы? - удивленно спросил Нияз.
   -Я этого молодого человека вижу в первый раз. Может познакомишь меня с ним, наконец, - сказала Уля и театрально вскинула брови.
   -Разумеется. Это мой близкий друг, Алик Амирасланов, а это моя невеста - Ульвия Марданова.
   -Молодчина, братишка, я рад за тебя, - сказал Алик и отодвинул стул для своей девушки. Та вопросительно посмотрела на него и уселась рядом с Улей.
   -Ах-да, - вовремя опомнился Амирасланов, - совсем забыл - это моя подруга, Света.
   -Очень приятно. Как хорошо, что вы зашли именно в этот ресторан. А то здесь можно помереть со скуки, - радостно произнесла Ульвия и приобняла Свету. Девушку слегка удивил фамильярный жест незнакомки, однако она быстро взяла себя в руки и объявила:
   -Алик редко водит меня в рестораны. Сегодня мой день рождения, вот он и решил раскошелиться.
   -Что вы говорите? И что он вам подарил? - резко спросила Уля.
   -Золотую цепочку с кулоном.
   -Какая прелесть, вам повезло с кавалером. А мой кассеты для меня записывает, да по воскресеньям дарит гвоздики,- сказала Уля и укоризненно взглянула на Нияза.
   -Давай не будем, дорогая, - растерянно произнес тот.
   -Вы поймите, я ни в чем не нуждаюсь, но мой жених не торопится преподносить дорогих подарков, справедливо опасаясь избаловать, - сказала Уля и быстрым жестом прикурила от золотой зажигалки, опередив зазевавшихся кавалеров.
   -А я предлагаю распить бутылку ''Ркацители,'' в качестве аперитива, подаренную мне накануне старым другом из Тбилиси, - решил разрядить обстановку Алик.
   -Мы-за! - одновременно воскликнули девушки и протянули ему бокалы.
   Амирасланов разлил вино и поднялся с места со словами:
   -Однажды молодой грузин спросил у дряхлого старика: ''Скажи-ка дед, до какого возраста мы способны страстно любить?'' Тот поднял на него выцветшие глаза из под густых бровей и бодро ответил: ''Не знаю, сынок, спроси кого-нибудь постарше.'' Так давайте выпьем за любовь, вечную и молодую!
   -Ура! - радостно воскликнули девушки. Нияз нехотя чокнулся с Аликом и залпом осушил бокал.
   Застолье затянулось до позднего вечера и, разгоряченный спиртным Алик, предложил поехать к нему и провести остаток вечера за чашкой ароматного кофе.
   -Нет-нет, мне надо быть дома до одиннадцати часов, таковы суровые правила, установленные родителями, - сказала Уля и поднялась со стула.
   -Позвони мне на неделе, дружище, может съездим на охоту в Исмаиллы, - обратился к другу Алик.
   -Всенепременно, - согласился тот, и тепло попрощавшись, поспешно направился с невестой к выходу.
   -Как тебе мой друг? - спросил Нияз Улю по дороге домой.
   -Банальный пихарь.
   -С чего ты взяла?
   -У него на лбу написано.
   -А мне показалось, что он тебе понравился.
   -Мне не нравятся мужчины, которые при первой встрече раздевают женщин похотливым взглядом.
   -Ты о чем?
   -Перестань задавать глупые вопросы. Ты выпил совсем немного, а умудрился проехать мимо моего дома, - с издевкой в голосе произнесла Уля.
   -Ты права, - вынужден был согласиться Нияз и, резко затормозив, вернулся обратно и медленно въехал в высокую арку Улиного дома.
   Он проводил девушку до квартиры на четвертом этаже, и быстро попрощавшись, спустился во двор. Обратный путь домой занял всего пятнадцать минут, и он, открыв своим ключом дверь, осторожно проник в темный коридор. Родители и сестра давно спали, из комнаты бабушки доносилось едва слышное: ''Пить.''
   -Ты чего не спишь, бабуля? - спросил Нияз, войдя в комнату.
   -Дай мне холодной воды, внучек, - еле произнесла старуха.
   -Тебя что, не поят в этом доме? Завтра всех на уши поставлю, вот увидишь, - сказал Нияз, вышел из комнаты и скоро вернулся со стаканом воды.
   -Спасибо, сынок. Ты смог бы утром вызвать врача, мне нездоровится?
   -Разумеется, ты выпей воды, закрой глаза и постарайся уснуть, а я посижу с тобой, - ответил Нияз и сжал сухую горячую руку бабушки в широких ладонях. Через четверть часа, убедившись, что та заснула, он осторожно вышел из комнаты, принял душ и лег спать.
  
  
   Проснулся Нияз в половине восьмого. Он знал что в это время мать готовит завтрак отцу и сестре, и в мгновение ока оказался на кухне.
   -Доброе утро, мои дорогие, - обратился он с укоризной в голосе к родителям.
   -Чего прискакал, тебе еще рано вставать, поспал бы подольше, - прощебетала Эльвира, переворачивая на сковороде аппетитно-пахнущие сырники с изюмом.
   -У меня к вам серьезный разговор.
   -Ну давай, сынок, не тяни, скажи сразу сколько тебе надо денег для очередного свидания с Ульвией Мардановой. Признаюсь, тут никакой зарплаты не хватит, - отреагировал Альберт, отправляя в рот целый сырник.
   -Я не об этом, папа. Вчера, в половине двенадцатого, из комнаты бабушки доносились странные звуки. Сначала я подумал, что она стонет во сне, но когда вошел к ней, оказалось, что она просит воды.
   -И что? Она всегда что-то просит. Удивил! Еще претензии родителям предъявляет. Ты бы почаще появлялся дома и сам ухаживал за любимой бабушкой, - съязвила Эльвира.
   -Лань моя, - сладким голосом обратился было Альберт к жене.
   -А ты молчи. Я твоей матери в сиделки не нанималась. Если в ближайшее время не отправишь ее в дом престарелых, то я за себя не ручаюсь.
   -Если вы хоть пальцем ее тронете, то я уйду из дома, - заявил Нияз.
   -Сыночек, зачем ты так. Ты совсем мать не любишь? Она скоро отойдет в мир иной, какой смысл нам мучиться? В доме престарелых ей будет намного лучше чем дома - специальный уход, трехразовое питание, и общение, наконец.
   -Разговор окончен, - вскрикнул Нияз, положил на блюдце немного творога с инжировым вареньем и направился в комнату бабушки.
   Эльвира проводила сына растерянным взглядом и с шумом вернула сковороду на раскаленную плиту.
   -Доброе утро, моя красавица. Как ты себя чувствуешь? Мы сейчас с тобой позавтракаем, а потом я вызову врача, - приветствовал женщину Нияз и приподнял ее на подушках.
   -Болит, сынок, - сказала та и показала на грудь.
   -Потерпи. Я без еды не смогу поставить тебя на ноги. Нам ведь надо посмотреть с тобой футбол в субботу.
   -А как наши сыграли с донецким ''Шахтером'' на прошлой неделе?
   -Трудовая ничья.
   -Я же говорила, без Брухти они не выиграют.
   -Травма у чувака, что поделаешь.
   -Твоя правда, - согласилась женщина.
   -Сама поешь, или покормить тебя? - спросил Нияз.
   -Я же не инвалид, разберусь как-нибудь.
   -Молодец! Я сейчас принесу тебе чаю-мехмери в стакане-армуды, как ты любишь.
   -Спасибо, сынок, что бы я без тебя делала.
   -Не дрейфь, бабуля, пока я жив, тебя в этом доме никто не обидит.
   Ильгар отправился на кухню и стал набирать номер скорой помощи.
   -Ты куда звонишь, сынуля, - кротким голосом произнесла Эльвира.
   -Вызываю врача, бабушка жалуется на сильную боль в груди.
   -Она вечно на что-то жалуется, сынок, брось ты это дело, - недовольно буркнул Альберт.
   -Вот видишь, она как-будто околдовала его, - воскликнула Эльвира.
   -Мама, если ты сейчас не замолчишь, то я за себя не отвечаю.
   -Как ты разговариваешь с матерью, немедленно извинись, - потребовал Альберт.
   -Тихо! Алло, примите пожалуйста вызов. Моя бабушка со вчерашнего дня жалуется на сильную боль в груди. Ее зовут Ахундова Марджан Сейфали гызы, 1901 года рождения, - сказал Нияз, затем продиктовал адрес и положил трубку.
   -Ты посмотри, все же настоял на своем, - вскрикнула всердцах Эльвира.
   -Мама, извини. А бабушку обижать я не позволю. С этой минуты я беру ее под свою защиту. И чтобы я больше не слышал разговоров о доме престарелых, понятно? - вскричал Нияз.
   -Ишь, расхрабрился! Ты пока еще в моем доме живешь, между прочим, - нервно отреагировал Альберт.
   -Да помолчи ты! Не ори на ребенка. Пусть будет по-твоему, сынуля. В конце концов это богоугодное дело - ухаживать за больной свекровью. Ты прав, пусть Марджан ханум остается. Мы что, звери какие-то, - кротко согласилась Эльвира.
   -Спасибо, мама, хоть ты на моей стороне. Только взгляни на его лицо, - Нияз кивнул в сторону отца, - ему наши планы не по душе. Ничего, потерпит.
   -Благодарствую, сынок, уважил отца. И это твоя благодарность за все, что я сделал для тебя? - пафосно произнес Альберт.
   -Хватит, я сказала! Давай уже, вставай, пора тебе на работу идти, - рявкнула Эльвира, подталкивая мужа к выходу.
   -А ты чего расселась? Вымой посуду и вперед. Попробуй только опоздать на лекцию, лентяйка, - бросила она дочери.
   Амина окинула мать обиженным взглядом и громко заявила:
   -Конечно, мы ведь не люди! Ты только своего сынулю любишь. Любой его каприз, любое желание, ты исполняешь мгновенно. Hе он ли тебя околдовал, мамуся?
   -Молчать, дура! Третий курс заканчиваешь, а все никак себе парня найти не можешь. Засиделась ты дома. Если еще раз на меня рот откроешь, вышвырну тебя на улицу, будешь жить в студенческом общежитии.
   -Напугала! Только сначала у папы разрешения спроси. Он-то меня в обиду не даст, - съязвила Амина и высунула язык.
   -Вон! - заорала Эльвира, и энергично вскинув руку жестом покойного фюрера, указала дочери на дверь.
   В следующее мгновение зазвонил дверной звонок.
   -Скорая, - воскликнул Нияз, и направился к двери. В прихожую вошел врач в сопровождении молоденькой медсестры. Нияз поздоровался с визитерами и проводил их в комнату бабушки. Врач наскоро осмотрел женщину, послушал дыхание, и пока медсестра измеряла давление, строгим голосом спросил его:
   -Почему так поздно позвонили в скорую? У нее перелом ребра, или ребер, я пока не могу сказать точно, покажет рентген. Нужна срочная госпитализация.
   -А это опасно для жизни, доктор?
   -Понимаете, у пожилых людей уменьшается эластичность костных структур, и при малейшем ударе легко ломаются ребра. Она, наверняка, падала недавно, может в ванной комнате или на кухне, не правда ли? - обратился врач к Эльвире.
   -О чем вы говорите, мы бережем ее как зеницу ока, - ответила та.
   -Падала, доктор, позавчера, в ванной комнате, - еле произнесла Марджан.
   Врач покачал головой:
   -Как же так, почему вы не сообщили об этом домочадцам. Детский сад какой-то. Переломы ребер могут сопровождаться повреждением органов грудной клетки, a это может представлять опасность для жизни. Пациенту нужна срочная госпитализация. Время не ждет, срочно позвоните в больницу, куда она прикреплена, и сообщите чтобы прислали реанимобиль.
  
   -Сенубер, здравствуй, у меня хорошая новость. Старуху вчера забрали в больницу, - поведала подруге Эльвира с нескрываемым удовольствием.
   -Я так рада за тебя, - ответила та.
   -Рано радоваться. Лечащий врач заявил, что через пару недель ее выпишут, а сердце у хрычовки как у быка, жить будет сто лет.
   -А вот это уже плохая новость, подруга.
   -Вот и я говорю. Что будем делать?
   -Ты знаешь, может это и к лучшему. Ее же комната сейчас пустует, не так ли? Нам скоро понадобятся кое-какие вещи из ее гардероба, - заговорщически произнесла Сенубер.
   -А что именно, не пугай меня.
   -Мне-то почем знать. Об этом нам расскажет слепая Метанет.
   -Ну да, разумеется. Я вся на нервах, ты же понимаешь, - взволнованно сказала Эльвира.
   -Как не понять, сама через это прошла. Ты забыла, какая война у нас была лет десять назад с моей младшей сестрой, Зумруд, из-за проклятой дачи в Нардаранах?
   -Не припомню.
   -Слушай тогда внимательно. Мы всегда жили с ней душа в душу, были лучшими подругами, а потом вышли замуж и стали дружить семьями. Однажды Эльмару, как ветерану войны, предложили двадцать пять соток земли в Нардаранах. Он поначалу отнекивался, а потом согласился и построил там небольшой двухкомнатный домик с круговой верандой. Главным достоинством этой дачи был великолепный вид на море, и я с детьми целыми днями пропадала на веранде, при каждом удобном случае любуясь захватывающей дух панорамой.
   Вокруг нас было пустынно и я, по глупости, уговорила Эльмара принести в дар сестре десять соток земли. Зумруд и ее муж Адыль были вне себя от радости, и ранней весной приступили к строительству дома, чтобы к середине июня справить новоселье. Питая к сестре самые нежные чувства, я настояла, чтобы ее дом был построен напротив нашего, буквально на расстоянии десяти шагов. Я надеялась, что будем жить одной семьей, дети вырастут вместе.
   -И что было дальше? - с нетерпением в голосе осведомилась Эльвира.
   -Первый летний сезон превзошел все наши ожидания, - продолжала Сенубер, - мы целыми днями проводили вместе - ели, пили, веселились. Дети гоняли в футбол, играли в прятки, и по-нескольку раз в день купались в море. Эльмар с Адылем по выходным дням вместе рыбачили, а долгими летними вечерами мы, в компании соседей, резались в лото.
   Лето быстро пролетело и мы вернулись в город. Дети отправились в школу и жизнь пошла своим чередом. Но мы всегда вспоминали три летних месяца с такой теплотой и восторгом, что вместе с детьми стали считать дни в ожидании очередного дачного сезона.
   В начале июня, как и в первый раз, мы вместе переехали на дачу. А вскоре Адыль как-то сразу поднялся на работе, деньги потекли рекой, и к ним каждые выходные стали приезжать друзья с семьями. Мы с Эльмаром вскоре потеряли покой и совместный отдых постепенно становился нам в тягость. Поначалу мы терпели изо-всех сил, старались не идти на конфликт, но однажды Адыль во время очередной рыбалки сказал Эльмару следующее:
   -Слушай, дорогой, ты только не обижайся, но может нам поставить забор между нашими домами. Вам будет спокойней и нам вольнее. Эльмар, не задумываясь, ответил:
   -Говорил я Сенубер, что нельзя строить два дома друг напротив друга, не приведет это к добру, однако она не вняла моему совету. А если ты построишь забор между нашими домами, то и между нашими семьями возникнет глухая стена.
   -О чем ты говоришь? Ведь это всего лишь забор. Я установлю посередине дверь и мы сможем ходить друг к другу в гости когда пожелаем, подумай об этом, - пытался уговорить его Адыль.
   -Я свое слово сказал, а оно у меня твердое, ты знаешь, - ответил Эльмар.
   -Какой кошмар, вот как они вас отблагодарили, - воскликнула Эльвира.
   -Ты дальше слушай. Когда Эльмар сообщил мне эту новость, я упала в обморок. Едва я успела прийти в себя, то сразу решила броситься к Зумруд и расцарапать ей лицо. Но Эльмар успокоил меня и сказал, что никогда не позволит им сделать это. Я была вне себя от ярости. Я со многим могла бы смириться, но чтобы этот проклятый забор закрыл мне великолепный вид на море, такое я не простила бы сестре никогда. В оставшиеся полтора месяца наш совместный отдых на даче превратился в настоящий ад. Мы перестали общаться, а дети, по инерции участвовавшие в совместных играх, вскоре стали избегать друг друга.
   Дачный сезон наконец закончился и мы перехали в город. Прошло два месяца, и в один из выходных дней Эльмар с младшим сынишкой отправился на дачу. Я ждала их, как обычно, к вечеру. Но каково было мое удивление, когда они еще до полудня вернулись назад. Я никогда раньше не видела Эльмара таким бледным и осуновшимся. На мой вопросительный взгляд он ответил всего лишь одной фразой:
   -Я убью его.
   -Ты мне можешь сказать, что случилось? - вскричала я тогда в бешенстве.
   -Он построил двухметровый забор в трех шагах от нашего дома, и закрыл вид на море, - глухим голосом сообщил Эльмар.
   -Подонок! - всердцах произнесла Эльвира.
   -Не стану врать тебе, подруга. Между нашими семьями началась настоящая вражда. Эльмар передал весточку через соседа, что если Адыль не уберет забор в ближайшее время, он будет вынужден сделать это сам. В ответ Зумруд позвонила матери и просила мне передать, что если Эльмар посмеет это сделать, то она опозорит нас. Что она имела ввиду в тот момент, я могла только догадываться, но, по словам матери, та была настроена всерьез и стояла за позицию мужа насмерть.
   Мы с Эльмаром были в смятении. Рвать окончательно отношения мы остерегались, все таки Зумруд была моей младшей сестрой, да и перед детьми было стыдно, но оставлять подлый поступок Адыля без ответа нам тоже не хотелось. И вдруг произошел случай, который заставил в те дни многих содрогнуться. На тридцать седьмом году жизни скоропостижно скончался Адыль.
   -Что ни говори, есть на свете справедливость, - произнесла с облегчением Эльвира.
   -Вот именно. Но Эльмар не только не обрадовался страшной трагедии, постигшей мою младшую сестру, но не раздумывая предложил ей помощь. В официальную версию смерти, перитонит, никто не поверил, а слухам о том, что его отравили близкие родственники, так и суждено было остаться слухами.
   Дело в том, что старший брат Адыля - Кямал, был закулисным хозяином Агдашского района и очень не любил, когда тот нежданно-негаданно разбогатев, на всех застольях и в присутствии общих знакомых подвергал сомнению его значимость, а подчас и напрямую оскорблял его. Дело усугублялось тем, что на неоднократные предупреждения старшего брата Адыль отвечал в откровенно-хамской манере. Это обстоятельство закономерно привело к тому, что терпение последнего в один прекрасный день лопнуло. Во время очередного застолья, по словам нашего общего знакомого, Адылю добавили в шампанское мышьяк. Ему стало плохо, и в тот же вечер, после липовой операции на аппендицит, он скончался. Подкупленные врач и паталогоанатом, сразу же после вскрытия сожгли внутренние органы негодяя, что сделало невозможным провести объективную экспертизу.
   -Какой ужас, - вскрикнула Эльвира, и словно очнувшись от гипноза, продолжила, - подруга, меня вдруг посетила страшная мысль.
   -Говори, не бойся, - подбодрила ее Сенубер.
   -Неужто это было делом рук твоих? - тихо, словно боялась что ее услышат, прошептала Эльвира.
   -Догадливая, подруга, но я надеюсь, что ты умеешь держать язык за зубами, - неожиданно, с металлическими нотками в голосе, произнесла Сенубер.
   -Разумеется. Да провалиться мне на этом месте, если я когда-нибудь...
   -Полноте, перестань. Разве я стала бы рассказывать тебе эту страшную историю, если не доверяла, - перебила ее Сенубер.
   -А кто тебе помог? - спросила Эльвира.
   -Могла бы сама догадаться.
   -Вот-вот, я так и подумала, что это слепая Метанет.
   -После этого случая я и поверила в ее силу. Как у них водится, она поначалу пугала меня, грозясь, что однажды проклятье может обрушиться на меня, или на членов моей семьи. Но я ей не поверила, поскольку была уверена, что правда на моей стороне. И еще, только убедившись в том, что она может поставить мне правильную защиту, я пошла на это, - сказала Сенубер.
   -Это как? - спросила Эльвира.
   -Не торопи события, скоро узнаешь, подруга.
  
  
  
   Фикрет Керимов учился с Ниязом в одной группе и усиленно готовился к госэкзаменам. Он не мог отлынивать от учебы, поскольку не имел за спиной влиятельных и богатых родителей. Отец его, Фарадж, пожилой музыкант-неудачник, зарабатывал на жизнь игрой на валторне в похоронном оркестре на похоронах усопших русских и армян, и на мрачную шутку барабанщика Джоника Карапетяна:
   - Эх, если бы нас и азербайджанцы приглашали... - отвечал:
   - Тогда бы мы точно ноты попутали!
   Мать, Усния, трудилась в детском саду воспитательницей, и совокупный доход семьи едва превышал триста рублей. Закончив школу с золотой медалью, Фикрет без особых усилий поступил в институт народного хозяйства и сразу устроился на работу там же, препаратором на кафедрe политической экономии. Зарплата была небольшая - семьдесят два рубля, однако это было неплохим довеском к стипендии отличника, что позволяло ему встречаться с соседкой по двору, Самирой Сеидовой.
   Был он лицом некрасив, ростом мал, но со школьной скамьи занимался боксом, и к восемнадцати годам получил разряд мастера спорта. Сокурсники его побаивались и уважали, но дружить с ним особого желания не выказывали. И только Нияз Ахундов, познакомившись с Фикретом на первом курсе, сильно к нему привязался, и к окончанию института юноши стали закадычными друзьями. Их сближала любовь к математике и шахматам, и они частенько, уединившись в комнате Нияза, часами просиживали за доской, забывая обо всем на свете. Лишь бабушка изредка приоткрывала дверь и со словами:
   -Сыграли бы лучше в лото, от шахмат у вас разболится голова, - нарушала их идиллию.
   Эльвира недолюбливала Фикрета, поскольку однажды на вопрос:
   ''Из какой он семьи?'' - получила от сына категорически не удовлетворивший ее ответ. Однако наблюдая, какое благотворное влияние он оказывает на Нияза, перестала его донимать и временно смирилась. Она предпочитала видеть сына в обществе блестящих молодых людей из семей известных и состоятельных родителей, и когда на пороге ее квартиры появлялся Фикрет, или Марик, то она брезгливо морщилась, но эмоции старалась все-таки сдерживать.
   Ситуация в корне изменилась, когда Фикрет защитил честь Амины на дне рождения Нияза в ресторане гостиницы ''Новый Интурист.'' Молодые люди, присутствовашие на мероприятии и изрядно разгоряченные спиртным, даже не заметили, как с соседнего стола к Амине подошли двое парней и силой пытались заставить ее танцевать. И только Фикрет, единственный трезвенник в компании, в мгновении ока подскочил к обидчикам девушки, и уложив коротким апперкотом одного, обратил в бегство другого.
   Нияз поблагодарил тогда Фикрета, но один из его друзей, выразив недовольство поведением мастера спорта, выдал короткую реплику:
   -А на что он еще горазд, кроме как размахивать кулаками!
   -А ты и на это не способен, помолчал бы лучше, - парировал Нияз.
   -Я-то помолчу. А вот тебе было бы небезынтересно узнать, что говорят ребята об этом пареньке.
   -Ты о чем?
   -О том что не пара он тебе, и напрасно ты его приглашаешь на наши собероны.
   -Не наши, а мои, и если тебе что-то не нравится, можешь проваливать отсюда.
   -Вот ты как. Не боишься остаться один? Я ведь и других ребят могу потянуть за собой, они тоже не в восторге от твоего голожопого приятеля.
   Нияз нетерпеливым движением руки отмахнулся от друга и вышел на воздух покурить. Амина, тем временем, была покорена рыцарским поступком Фикрета, и обещала обязательно сходить с ним в кино. Эльвира, узнав о новом увлечении дочери, была обеспокоена не на шутку.
   -Ты что, спятила, - вскричала она, когда Амина появилась в прихожей на следующий день.
   -Мама, ты, как всегда, в своем репертуаре. Зачем ты на меня кричишь? Скажи сначала, что случилось, - удивилась девушка и прошла на кухню.
   -Ты знаешь, кто его родители?
   -Ты о Фикрете? Разумеется, знаю. Отец, по-моему, музыкант, а мать - воспитатель в детском саду, - сообщила Амина, отправляя в рот холодную долму.
   -Музыкант? Ты в курсе, что он дудит на трубе в похоронном оркестре?
   -Мама, перестань! Что в этом плохого? Mы долгими зимними вечерами будем с ним музыцировать - я на рояле, а он на валторне.
   -Замолчи, или я за себя не ручаюсь.
   -И что ты сделаешь, ударишь меня? Не имеешь права, я уже взрослая. Выгонишь из дома? Tоже не вариант, ты весьма дорожишь мнением соседей, а они, уверяю тебя, в мгновении ока распространят эту новость по городу, и тогда...
   Эльвира тяжело опустилась на стул и схватилась за грудь. Амина знала, что сердце у матери здоровее, чем у молодого бычка, и поэтому не обратила на этот жест никакого внимания.
   -Вы все хотите моей смерти, - полушепотом произнесла Эльвира.
   -Я за других не отвечаю. Скажу только от своего имени, я твоей смерти не желаю. А вот если ты будешь выходить из себя по пустякам, то точно загонишь себя в могилу.
   -Какое же ты... - начала было Эльвира, потом вдруг призадумалась и добавила:
   -Бескровное насекомое!
   -Приехали. Это что-то новое. Пойду-ка я, подышу свежим воздухом, а потом в кино, я же обещала Фикрету. A слово свое я держать умею, ты знаешь об этом не понаслышке, мамуля, - съязвила Амина и молниеносно ретировалась.
  
  
   -Завтра бабушку выписывают из больницы. Приготовь ей, пожалуйста, чистое белье, одежду и обувь, - заявил Нияз матери за завтраком.
   -Уже? Быстро же она поправилась, - раздраженно отреагировала Эльвира.
   -Мама, я же просил тебя, не говори о бабушке в таком тоне.
   -Теперь я в собственном доме не могу выразить мнение, отличное от твоего?
   -Я этого не говорил, но если ты хочешь, чтобы мы относились к тебе с уважением и любовью, то должна показывать нам пример.
   -Ты посмотри, этот сопляк будет учить меня жизни. И это после того, как я всю молодость посвятила семье, а ведь могла бы стать настоящей оперной певицей, и даже народной артисткой республики.
   -Ты не понимаешь, мама...
   -Конечно, куда мне до вас, вы же все образованные. А я, закончив музыкальное училише по классу вокала, вместо того, чтобы поступить в консерваторию, вышла замуж и родила тебя. А потом пошло-поехало, и вот сейчас я оказалась у разбитого корыта, с мужем-пофигистом, со спесивыми детьми и медленно разлагающейся старухой на руках.
   -Что ты такое говоришь, мама! Мы не представляем жизни без тебя. Да, ты посвятила себя семье, но разве это не главное предназначение женщины?
   -В девятнадцатом веке, пожалуй, но не в наше время. Посмотри, какой образ жизни ведут другие женщины, мать Алика Амирасланова, например. Она заместитель директора ювелирторга, ты представляешь, какой полноценной жизнью она живет? А я до полудня провожу на кухне, потом занимаюсь стиркой или уборкой, а по вечерам созерцаю очередной унылый сериал в компании смертельно уставшего за день мужа.
   А если бы я не выскочила замуж по-дурости в восемнадцать лет, нет, не по-дурости, это мать меня заставила, то я бы сейчас блистала на подмостках лучших концертных залов Союза, а то и Европы.
   -Этого же не произошло, зачем же мучать себя? Ты посмотри, каких прекрасных детей ты вырастила. Ты самая замечательная мама на свете. Ну добилась бы ты своего, стала бы оперной певицей, и не было бы у тебя папы и меня с Аминой. Что для тебя важнее?
   -Можешь ты сладким голоском убаюкать меня. Знаешь мои слабые стороны и умело этим пользуешься, проказник!
   Нияз приобнял мать и нежно поцеловал в пухлую щеку.
   -Ну ладно, хватит, развел тут телячьи нежности. Лучше расскажи, что у тебя с Улечкой?
   -Ничего особенного. Сводил я ее на днях в ресторан, где, кстати, встретили Алика с подружкой. Поужинали вместе, а потом разошлись. Все бы ничего, вот только... - начал было Нияз и вдруг осекся.
   -А-ну давай, выкладывай.
   -Какая-то холодная она, мама. Mне кажется, что не любит она меня совсем.
   -Что ты такое говоришь, как тебя можно не любить? Это все женские штучки-дрючки. Ты думал она будет бросaться тебе на шею и облизывать при встрече. Нет, дорогой, она настоящая дочь своих родителей, сдержанная. После свадьбы, вот увидишь, будет как шелковая, деваться-то будет некуда. А как родит, так быстренько в квочку и превратится.
   -Ты так считаешь?
   -Я уверена в этом. Сама такая была. Ты знаешь, как я издевалась над твоим отцом, доводила его до истерик, а однажды он хотел броситься в море и почти перелез через перила на бульваре.
   -Да ты что?
   -Ну-да. Я его, конечно, остановила, и только после этого случая мне стало его по-настоящему жаль, ведь он был влюблен в меня, как мальчишка.
   -А почему ты нам об этом никогда не рассказывала?
   -А ты мне все рассказываешь о своей Улечке?
   -Я же не Амина, чтобы сарафаниться с тобой на кухне.
   -Ах вот как, паршивец... - не успела договорить Эльвира, как зазвoнил телефон.
   -Квартира Ахундовых, говорите, - ответила женщина, поправляя волосы на затылке.
   -Здравствуйте, тетя Эльвира, как поживаете?
   -Улечка, чтобы я стала твоей жертвой, чем обязана, олененочек?
   -Позовите, пожалуйста, Нияза к телефону.
   -Сейчас, доченька. Как там родители, большой привет им от меня.
   -Спасибо, передам обязательно.
   -Он уже идет, целую тебя, моя хорошая.
   -Привет! Ты не знаешь, кто передал Свете мой номер телефона? - раздраженным голосом осведомилась Ульвия.
   -Я не в курсе. А в чем дело?
   -Она позвонила сегодня и от имени Алика пригласила нас на обед в загородный ресторан.
   -Любопытно.
   -И я так думаю.
   -Но поскольку я знаю Алика не первый год, то могу предположить, что он приглашает нас из чувства долга, мы ведь с ним обручение не отмечали.
   -И что ты решил? Не отказывать же ему, - осторожно произнесла Ульвия.
   -Ни в коем случае. Алик живет по понятиям, и тех бакинцев, которые невольно расшатывают устои, он намеренно презирает.
   -Так мы едем?
   -Обязательно.
   -Только у меня просьба к тебе.
   -Готов выполнить любое ваше желание, королева.
   -Поедем на твоей машине, мне так спокойней.
   -Согласен. В котором часу к тебе подъехать?
   -В двенадцать.
   -Заметано, - сказал Нияз и положил трубку.
   -Что там у вас намечается? Может поделишься с мамой, - нежным голоском произнесла Эльвира, пытаясь выпытать у сына подробности разговора с Ульвией.
   -Это уже слишком, я же не пацан какой-то, - начал было Нияз.
   -А денежку, небось, сейчас у матери попросишь, взрослый ты мой.
   -Опять ты давишь, мама. Я могу и без денег обойтись.
   -Обойдешься, как же! Такие невесты любят купаться в деньгах, сынуля. Вот тебе двести рублей. И смотри, не ударь лицом в грязь. Нам потом все вернется сторицей, - подытожила Эльвира.
   Нияз аккуратно сложил пополам две рыжие купюры, положил в карман куртки, и поцеловав мать, поспешно ретировался.
  
  
   Фикрету нравилась Амина. Хрупкая и нежная, а главное, не отягощенная комплексами, тяжело давившими на ее подруг из гламурной тусовки, она сразу привязалась к нему и назначила новое свидание. Добросовестному и педантичному математику импонировало то обстоятельство, что им заинтересовалась необычайно красивая и мягкосердечная девушка, да еще обучающаяся свободному ремеслу художника. Он в последнее время стал чаще разглядывать себя в зеркале, в надежде разгадать головоломку о том, что же могло в нем привлечь такую девушку, как Амина. Та, во время первой встречи, предпочитала отмалчиваться, и на его прямодушные и бесхитростные вопросы неизменно отвечала шуткой, или продолжительным заразительным смехом. Соседке по двору, Самире Сеидовой, он бы таких вольностей не простил, но Амина была совсем другой. Она, незаметно для него, пробралась в его сердце и заняла там прочное и почетное место. Если раньше он старался не обращать на нее внимания, чтобы не обидеть Нияза, то после памятного случая на дне его рождения, решил все же дать волю своим чувствам. Причиной подобной отваги с его стороны стало то, что первый шаг все-таки сделала Амина.
   Их первое свидание обошлось без приключений. Они сходили на итальянский фильм ''Укрощение строптивой,'' во время просмотра которого Фикрет застыл в позе фараона Ментухотепа-Небхепетра, что не на шутку развеселило Амину и подвигло ее на ошеломивший кавалера жест - накрыла ладонью его руку.
   В беспорядочных бликах света, выпрыгивающих с экрана, она в ту минуту заметила на лице Фикрета предательские капельки пота.
   ''Волнуется! Значит я ему нравлюсь,'' - подумала тогда Амина и незаметно улыбнулась.
   Потом Фикрет пригласил ее в кафе-мороженое. Она с удовольствием согласилась и, лакомясь пломбиром, еле сдерживала себя от смеха, пытаясь быть учтивой в тот момент, когда молодой человек скрупулезно и даже филлигранно излагал список из двадцати трех проблем математики, представленный Давидом Гильбертом на втором Международном Конгрессе математиков в Париже в 1900 году.
   -Ты представляешь, тогда эти проблемы не были еще решены, но на данный момент шестнадцать из них уже...
   -Невероятно, - неожиданно громко воскликнула Амина, перебивая его.
   -Правда, еще две не являются корректными математическими проблемами, - продолжил было Фикрет, когда Амина снова перебила его:
   -А что ты делаешь завтра?
   -Занимаюсь, а вечером работаю. А хочешь, приходи ко мне на работу, там почти никого не бывает, только на перемене изредка загдядывают преподаватели, или студенты, перекинуться парой слов или попить чаю.
   -Обязательно приду, - согласилась Амина.
   На третьем свидании Фикрет осмелел настолько - то ли знакомая обстановка придавала силы, то ли веселое и открытое лицо Амины располагало к невиданным доселе в его поведении вольностям - что все- таки решился на страшное признание.
   -Я посвятил тебе стихи, - еле выдавил он из себя и с ужасом обнаружил, что взять свои слова обратно уже не сможет.
   -Неужели? - с легкой иронией прощебетала Амина.
   -Если ты не хочешь, то я не стану их декламировать.
   -Ну что ты, это так мило с твоей стороны.
   -Правда? Тогда слушай.
  
  
   Я не был создан для любви,
   Казалось мне совсем недавно.
   Мне дроби были по душе и логарифмы,
   Неправда ли, звучит забавно.
  
  И вдруг однажды я прозрел,
   Мне словно небеса подали тайный знак.
   И понял я в один из безотрадных вечеров,
   Какой же был я все-таки дурак!
  
  Теперь я точно знаю, я уверен,
   Что есть мне для кого на свете жить.
   Амина, так зовут мою богиню,
   Как же ее могу я не любить!
  
   -Да ты просто мастер художественного слова, поэт - математик, - искренне воскликнула Амина, - мне раньше никто не посвящал стихов.
   -Тебе понравилось? - проникновенно шепнул Фикрет.
   -Очень, я никогда не могла подумать, что ты такой романтик. Мне особенно понравилось про ''логарифмы,'' и ''небеса подали тайный знак.''
   -Хочешь, я еще сочиню. Правда мне пришлось попотеть над ними, но мне для тебя ничего не жалко.
   -Сочини. Может ты однажды издашь сборник стихов и подаришь мне.
   -Обязательно издам, вот увидишь.
   -А я напишу твой портрет, - объявила Амина и замолчала в ожидании реакции Фикрета.
   -Мой портрет? Tы, наверное, шутишь. Я такой непривлекательный, мне даже в зеркало смотреть не хочется, разве что когда я бреюсь.
   -Глупый. Мужчина не должен быть писаным красавцем. Hапротив, его украшает брутальная внешность - короткая стрижка, выдающиеся скулы и классический нос боксера ...
   -Разве девушкам нравятся такие парни? Мне всегда казалось, что они без ума от смазливых ребят.
   -Вовсе нет. Ты ошибаешься. И потом, девушки тоже бывают разные.
   -А я тебе нравлюсь?
   -Я не могу ответить сразу. Но ты мне, скажем так, симпатичен.
   -A ты мне очень нравишься. Вот только...- начал было Фикрет и вдруг замялся.
   -Что ты хотел сказать? Продолжай, не бойся, - подбодрила его Амина.
   -Мы с тобой из разных слоев общества, и, мне кажется, что это обстоятельство беспокоит твоих родителей, особенно мать.
   -Ну знаешь, я уже взрослая девушка, мне в прошлом году исполнилось восемнадцать лет, и очень скоро, буквально через несколько месяцев, я вполне могу начать самостоятельную жизнь.
   -И в самом деле, ты ведь летом заканчиваешь художественное училище. И мы с Ниязом скоро будем защищать диплом. А после окончания вуза мне обещают работу на кафедре.
   -Вот видишь, как все здорово складывается.
   -Ты о чем? - насторожился Фикрет.
   -О твоей работе. Что с тобой, ты вдруг побледнел?
   -Я даже не знаю, как тебе это сказать. У меня практически нет опыта общения с девушками, если не считать знакомую по двору, но это совсем другое. Она скорее относится ко мне как к соседу, и часто заходит к нам, поскольку нуждается в моей помощи. Она учится в институте нефти и химии, а там без математики не обойтись.
   Другое дело ты. Я давно хотел тебе сказать, что ты единственная девушка, к которой я испытываю настоящие чувства. И все это время я не решался признаться тебе в этом, опасаясь обидеть Нияза. И если я тебе нравлюсь хотя бы самую малость, то может нам как-то узаконить наши отношения. Я не хочу, чтобы за твоей спиной разносили сплетни люди, недостойные тебя.
   -Это так неожиданно, мне надо подумать. И вообще, тебе не кажется, что ты торопишь события. Давай пока будем встречаться, а там видно будет. Можно я буду приходить к тебе на кафедру по вечерам, и тебе не скучно будет?
   -Конечно можно, только не чаще двух раз в неделю, мне ведь заниматься нужно, готовиться к госэкзаменам.
   Амина еле сдержала улыбку и мягко произнесла:
   -Заметано, два раза в неделю. Тогда до понедельника?
   -Лучше до вторника, понедельник - день тяжелый, - буркнул с серьезным видом Фикрет и проводил девушку до выхода.
  
  
   В тот вечер Нияз был вне себя от ярости. Он заперся в комнате и налил себе полный бокал коньяка. Залпом осушив его, прилег на диван и пытался восстановить в памяти тревожные события прошедшего дня. Он поймал себя на мысли что ненавидит Алика, и ему впервые показалось, что их отношения подошли к логическому концу. Многолетняя дружба, последние годы подтачиваемая его неадекватным поведением, не подлежала восстановлению.
   ''Как мог близкий мне человек, в здравом уме, поступить так подло? Ведь он подверг смертельной опасности не только себя. Однако находился ли Алик вчера в полном рассудке? По его словам, он недавно сошел с ''колес,'' тогда почему вел себя по-свински после бутылки шампанского, выпитой на четверых? Выходит, он обманул меня, Улю, и свою подругу, Свету. Негодяй!
   А как все славно складывалось. Погода была великолепной, настроение у всех приподнятое, еда в ресторане отменная. Я ведь сделал все, что он пожелал, так почему же не нашел в себе силы отказать ему в последний момент? А может Алик хотел отомстить за Улю, ведь Марик предупреждал, что у того был недавно скоротечный роман с девушкой. А в чем же тогда виновата Света, бедная девушка была напугана до смерти и на какое-то время лишена дара речи,'' - подумал Нияз и плеснул новую порцию коньяка в бокал.
  
   Он все же хотел успокоиться и вспомнить, что же предшествовало невменяемому поступку друга. Компания подъехала к ресторану в половине первого дня. Заведение, расположенное на берегу моря, было пустынным, на широкой террасе за одним из столов обедала молодая пара. Они расположились неподалеку от них и попросили официанта принести холодной минеральной воды. С террасы открывалась великолепная панорама на море, а яркое солнце и легкий бриз располагали к замечательному времяпрепровождению. Ознакомившись с меню, Алик заказал бутылку шампанского и холодные закуски, позже официант должен был принести осетрину на вертеле.
   Девушки, забыв на время о кавалерах, о чем-то оживленно беседовали, а Нияз стал расспрашивать Алика о работе, невольно намекнув ему, что был бы не прочь устроиться в его ведомство после окончания института. Тот смотрел на друга рассеянным взглядом и словно говорил ему: - ''Зачем тебе это надо? Ты можешь сделать карьеру где угодно. Стоит ли портить жизнь ради поганой корочки?''
   Скоро принесли еду и Алик, разлив шампанское по бокалам, произнес тост в честь Нияза с Улей. Он сказал, что нет на свете у него ближе друга, и что радостное событие, которое недавно произошло в жизни Нияза, бесконечно радует его, и что бы не случилось в будущем, он и его невеста могут рассчитывать на него, для этого, по его мнению, и нужны друг другу друзья.
   Нияз, внимательно слушая его, украдкой наблюдал за реакцией Ульвии, однако на лице его невесты не дрогнул ни один мускул, что навело на мысль о том, что либо она замечательная актриса, либо его сосед, Марик, отъявленный лжец.
   После сытного обеда Алик пригласил друзей на настоящий турецкий кофе собственного приготовления, и во всеуслышание объявил, что возражения ни под каким предлогом приниматься не будут. Вслед за этим он попросил у Нияза ключи от машины, сославшись на то, что давно не сидел за рулем, поскольку на работу и обратно его подвозит дежурная машина. Просьба друга нисколько его не удивила, ибо ездить он научился на ''Шестерке'' Алика, которая в нужный момент всегда была в его распоряжении.
   Ульвия со Светой расположились на заднем сиденьи, а Нияз рядом с водителем. Алик завел мотор и неспешно выехал со стоянки ресторана. Преодолев крутой подъем короткого участка песчаной дороги, он включил холостую передачу и покатился вниз по асфальту. Впереди был поворот почти в девяносто градусов, и Нияз, зная о том, что Алик отменный водитель, решил промолчать, надеясь, что тот вовремя включит передачу и притормозит. Но Алик не стал этого делать, и в нескольких метрах от поворота поднял машину на два колеса. Ульвия ударилась головой о заднюю стойку, а Света, сидевшая на другом конце сиденья, не успев ухватиться за ручку двери, рухнула со всей тяжестью на нее. Нияз уперся левой рукой о водительское сиденье, и каким-то чудом удержался на месте. Проехав метров двадцать, машина с грохотом встала на четыре колеса и покатилась вперед под изумленными взглядами сельских зевак. Девушки неистово завопили, и вцепившись в плечи Алика, потребовали остановить машину. Нияз последовал их примеру, но тот успокоил их, сказав, что просто не успел вписаться в поворот, и что такое может случиться с каждым. Он быстро сбавил скорость, и извинившись, продолжил движение. Ульвия держалась за голову, и на вопрос Нияза, сильно ли она ушиблась, лишь бросила на него уничижительный взгляд.
   В этот момент произошло нечто из ряда вон выходящее. Алик вдруг выехал на полосу встречного движения, и направил машину навстречу, ничего не подозревавшему, водителю ''Жигулей.'' Тот не успел увернуться, и в следующее мгновение раздался страшный грохот. Наконец осознав, что медлить больше нельзя, Нияз решился на отчаянный шаг. Oперевшись правой рукой о торпеду, он изо всех сил потянул ручной тормоз. Машину мгновенно занесло, и только по счастливой случайности ее не опрокинуло в кювет. Убедившись, что машина остановилась, он выскочил наружу и первым делом спросил у девушек, все ли у них в порядке, потом бросил взгляд на дверь, ожидая увидеть сильную вмятину со стороны водителя. Но каково было его удивление, когда он не заметил там не единой царапины. Откуда же донесся грохот, неужели ему показалось? Заметив недоуменный, или скорее озадаченный взгляд друга, Алик радостно воскликнул:
   -Ты видел, я сбил своим зеркалом его боковое зеркало. Никто не сможет повторить этот трюк, бьюсь об заклад.
   -Ты сумасшедший! Сейчас же выходи из машины, или я за себя не ручаюсь, - вскричал Нияз.
   -Ты что, чувак, я же пошутил.
   -Выходи, я сказал, - повторил тот, побелев от ярости.
   Алик едва успел выйти из машины, как Нияз сел за руль и резко рванул с места.
   -Зачем ты бросил его на дороге, сейчас же вернись, - закричала Ульвия.
   -И не подумаю, - возмущенно отреагировал Нияз.
   -А ты чего лезешь не в свое дело, подруга. Он правильно говорит, пускай немного проветрится. Он нас чуть на тот свет не отправил, - вмешалась в разговор Света.
   Внезапно тяжелые воспоминания Нияза прервал резкий телефонный звонок.
   -Кто это? Hе молчите, - нетерпеливо произнес он, услышав прерывистое дыхание на том конце провода.
   -Это я. Прошу тебя, извини меня за глупую выходку. Я не знаю, что на меня нашло, может шампанское ударило в голову, - начал разговор Алик.
   -Шампанское? Да ты после бутылки коньяка можешь пройти по канату с закрытыми глазами, - возмущенно бросил Нияз.
   -Я знаю, ты зол на меня, но я ведь попросил прощения. Неужели тебе этого недостаточно? Ведь ничего страшного не произошло, все целы и невридимы. Кстати, как себя чувствует Уля?
   -А это тебя не касается. И прошу тебя, не звони мне больше. Ты вчера рассердил меня не на шутку.
   -Э-нет, брат. Этого я сделать не могу. Я слишком сильно привязан к тебе и очень дорожу нашей дружбой. Пройдет несколько дней и ты остынешь, а потом мы сядем где-нибудь и поговорим. Я сам позвоню тебе. Спокойной ночи.
  
  
   Эльвира дождалась когда Нияз захлопнет входную дверь, и осторожно пробралась в комнату свекрови. Он все утро суетился и был несказанно рад, что привез бабушку домой.
   -Живучая ты оказалась, хрычовка, - начала она разговор с порога.
   -Здравствуй, невестка, спасибо за теплое приветствие, - коротко ответила на грубость Марджан.
   -А что прикажешь делать, радоваться? Может ты планируешь сто лет прожить и меня первой в могилу свести?
   -Мы все под Богом ходим, как он решит, так тому и быть.
   -Ишь, Бога вспомнила. Tы бы лучше подумала о нас, о людях, которые дали тебе крышу над головой - кормят, поят, и тратят большие деньги на лекарства.
   -А я не с пустыми руками пришла в дом сына. Я отдала ему все деньги от продажи своей квартиры, до последней копейки. Или ты запамятовала, невестка?
   -Я вижу, тебя хорошо там подлечили, язык больно острый стал.
   -Так я с тебя пример беру, невестка.
   -Ты смотри у меня, не борзей, твое благополучное существование находится в моих руках. Захочу, в два счета выкину тебя отсюда. Стоит мне немного надавить на мужа, а он, между прочим, весь в тебя, такой же бесхребетный, то мигом окажешься в доме престарелых. А там с тобой няньчиться не будут, не успеешь пикнуть, как укольчик успокоительный поставят, или по голове треснут, ведь тамошние санитары большие мастера своего дела.
   -Cын меня никогда не отдаст в дом престарелых, так и знай, и разговаривать с тобой у меня нет никакого желания. Выйди, пожалуйста, из моей комнаты, мне надо отдохнуть.
   -Ах вот ты как заговорила! Ну что ж, будь по-твоему. Но запомни, недолго тебе осталось фараонить. Чтобы имя твое в скором времени высекли на черной мраморной плите, ведьма! - прошипела Эльвира, и задыхаясь от злости бросилась к телефону.
   -Сенубер, салам, как ты, - дрожащим голосом начала она разговор.
   -Живем помаленьку, дорогуша. Что случилось, конец света наступил?
   -Старуха вернулась домой. Чтобы ей пусто было! Но самое главное, она стала себя лучше чувствовать, представляешь?
   -В Республиканской больнице грамотные врачи, что и говорить, быстро же они поставили ее на ноги.
   -И я о том же. Что будем делать, подруга?
   -Это твоя проблема, и кроме тебя ее никто не решит, а я могу только помочь.
   -Ты знаешь, я решилась, больше не могу ее видеть, это просто кошмар какой-то. У меня на нервной почве тело покрылось красными пятнами.
   -А это уже напрасно, пусть твои враги покрываются красными пятнами. Ты что, спятила? Посмотри на себя, молодая невеста, красавица. Тьфу-тьфу, попу почеши!
   -Ты действительно так считаешь? Чтобы я стала твоей жертвой!
   -Мы с тобой еще повоюем, у нас ведь в руках испытанное оружие, не так ли?
   -Эх, твоими устами да мед пить. Ты лучше скажи, когда мы сможем попасть к Метанет? Сил моих больше нет.
   -Я позвоню ее помощнице сегодня и дам тебе знать. А ты держи себя в руках и не унывай, обещаешь?
   -Спасибо тебе, дорогая, буду ждать твоего звонка.
   Сенубер позвонила на следующий день и подруги договорились встретиться на углу улиц Советской и Мирза Фатали Ахундова в два часа дня. Метанет жила в одном из старых бакинских дворов, в котором кроме нее обитали еще три семьи. Посреди двора, на крошечной площадке, резвились дети, а две молодые женщины, сидя на ковриках, взбивали шерсть для одеял. Подруги прошли мимо них и вежливо поздоровались. Те незаметно кивнули и проводили их неодобрительным взглядом.
   -Из богатеньких, - бросила одна из женщин вслед визитерам.
   -Твоя правда. Деньги некуда девать, вот и ходят к Метанет. А та с самим Дьяволом в сговоре, не будет ей покоя ни на этом, и ни на том свете. Старая ведьма, мало ей горя послал Aллах, а все туда же. Мужа отнял, дети ее бросили, зрение потеряла, неужто она думает, что это все произошло не по ее вине.
   -Мозг у ведуний устроен иначе. Они ведь общаются с потусторонними силами, и нам их не понять. Может она удовольствие от этого получает, а может и вовсе не хочет заниматься колдовством, а Дьявол принуждает. Несчастная женщина! Мне жаль ее. Таира, помощница, проболталась, что кроме риса она ничего не ест, пьет только холодный чай и курит по три пачки папирос в день.
   -Изводит себя, готовится к встрече с Всевышним, наверное.
   -Аллах с ней! Мы все приходим в этот мир, чтобы поглядеть на него, как в окошко, и не успев толком разобраться, что к чему, нас отсюда забирают, даже не предупредив, - подытожила женщина, тяжело вздохнув.
   Сенубер прошла в темную комнату первая. Эльвира, испуганно поглядывая по сторонам, осторожно ступала вслед за ней. Вначале она ожидала увидеть магические декорации и колдовские атрибуты, усиливающие у посетителя впечатление от обстановки обиталища ведьмы. Но вместо этого, она едва смогла разглядеть, словно растворившуюся в свисающем с потолка неподвижном облаке табачного дыма, сухонькую старуху. Та одиноко восседала на невысоком топчане, плотно укутанная в калагаи, справа от нее, на джозе, догорала свеча, а по левую руку было разбросано несколько подушек, обитых иссиня-черным бархатом.
   Заранее осведомленная о визите женщин, она при их появлении заерзала и стала еле слышно шамкать беззубым ртом. Сенубер взяла Эльвиру за руку, и решив предостеречь ее, приложила указательный палец к губам.
   -Молчи, - еле слышно прошептала она.
   -Ты снова явилась ко мне, Сэнубер? - заговорила внезапно старуха, закурив очередную папиросу.
   -Да, Метанет ханум. Мы же договаривались, - кротко ответила та.
   Холодная струйка пота пробежала по спине Эльвиры, она почувствовала, как заледенели пальцы на руках.
   -Не нравится мне твоя спутница, злонравная она, и характер у нее бесовский, - прошипела Метанет.
   -Ну что ты, ханум, разве я могла привести к тебе...
   -Уходи, - перебила ее старуха и кивнула помощнице.
   Юная девица подошла к Сенубер и попросила покинуть комнату. Та мгновенно подчинилась и вышла вон.
   -Подойди ко мне поближе, не бойся, - обратилась Метанет к Эльвире и коротким жестом пригласила сесть рядом.
   -Вы поймите меня правильно, я не желаю никому зла, это она хочет свести меня в могилу, - начала было женщина.
   -Э-нет, не надо лукавить, дамочка, ты можешь рассказывать басни подруге, а не мне. Я вижу тебя насквозь. Ты грязная и лживая тварь. И уничтожить ты хочешь несчастную старуху ради своих нелепых капризов. Она ведь ничего плохого тебе не сделала, разве что живет с тобой под одной крышей. А ты знаешь, что многие мечтали бы иметь в своем доме старого и больного человека, чтобы ухаживая за ним, очистить карму и предстать перед всевышним во всей красе. Но ты не такая, ты мутная и никчемная, не хочешь ты возиться с рабой Божьей, если тебе нет пользы от нее. Но я тебе помогу, работа у меня такая, мне же надо на что-то жить, - прохрипела старуха и залилась демоническим смехом, да так, что Эльвира сжалась в комочек и лишилась дара речи.
   Метанет схватила свечу костлявыми пальцами и опрокинула ее на топчан. Свет ее погас и в комнате стало темно, как в могиле. Ее помощница в мгновении ока подскочила к ней и зажгла новую.
   -Вы бы могли меня попросить, я бы вам подала свечу,- дрожащим голосом пролепетала Эльвира.
   -Молчи, несчастная, это часть ритуала, - брякнула Метанет и приблизила свечу к изборожденному морщинами лицу. Вместо глаз и рта на нем еле просматривались тонкие линии. Жуткое зрелище потрясло Эльвиру до глубины души, и заставило отвести от старухи испуганный взгляд. Та замешкалась немного, прочитала короткую молитву, и четким, словно не своим голосом, произнесла:
   -Слушай и запоминай, дамочка. Я повторять не буду. То, о чем ты меня просишь, это наивысшая точка черной магии, страшнее этого колдовства ничего не существует, поскольку прекращение жизни человека без вмешательства создателя, является промыслом сатаны. Затеяв это деяние, ты должна помнить, что подобный обряд обязательно оставит на твоем энергетическом поле неизгладимый след. Ты, или члены твоей семьи, могут пострадать от обратного удара...
   Метанет замолчала, глубоко затянулась, и выпустив тонкую струю дыма, продолжила:
   -В наиболее неподходящее время, в один из самых радостных дней твоей жизни, на тебя, или на твоих близких, может обрушиться страшное горе, или даже насильственная смерть.
   -Как же так? - испуганно вскричала Эльвира.
   -Если ты будешь меня перебивать, то я выставлю тебя за дверь, ясно?
   -Да, конечно, извините, - пролепетала та.
   -Эти страшные события в твоей жизни могут произойти только в двух случаях - если не будут тщательно соблюдены все условия колдовского обряда, или в результате моей преждевременной смерти.
   А теперь перейдем к делу. Cлушай и запоминай. Для совершения ритуала тебе понадобится головной платок жертвы черного цвета, ее недавнее фото, новая игла, восковая свеча и горсть медных монет. Потом тебе следует отыскать на сельском кладбище могилу покойницы, имя которой совпадет с именем человека, которому ты желаешь смерти. После этого зачерпнешь горсть земли рядом с могильной плитой, и насыпешь в принесенный с собой черный платок. Отложив его в сторону, ты должна сделать на фотографии жертвы множество уколов иголкой, вложив в них всю злобу и отвращение. Удерживая себя в таком состоянии, следует зажечь свечу и залить фотографию расплавленным воском над землей, которая лежит в платке. Покончив с этим, завяжешь все предметы в материю и закопаешь рядом с могильной плитой.
   Метанет вновь закурила и вцепилась в пухлую руку Эльвиры со словами:
   -Боишься? Раньше надо было думать, теперь уже поздно, обратной дороги нет. Итак, слушай дальше. Тебе надлежит уйти с кладбища как можно скорее, и не оглядываясь. Уходить будешь другой дорогой, не той, по которой пришла. Как только пройдешь мимо последней могилы, сделай несколько шагов, выброси через левое плечо заранее заготовленные монеты и произнеси только одно слово - ''Откупилась.'' Если ты забудешь это сделать, то не сможешь в будущем избежать обратного удара, и тогда ни одна ведьма на свете не поможет тебе. А теперь ступай, и не вздумай произносить слова благодарности. Вон!
   Эльвира огромным усилием воли заставила себя подняться с топчана, и еле передвигая одеревенелые ноги, вышла из комнаты. В прихожей ее дожидалась помощница Метанет. Она окинула посетительницу многозначительным взглядом и негромко кашлянула. Та вынула из сумочки несколько купюр и поспешно вручила девушке. Увидев застывшее от ужаса лицо Эльвиры, Сенубер подставила ей локоть, и подруги, не оборачиваясь, быстрым шагом вышли во двор.
  
  
   -Фарадж, чтобы я стала твоей жертвой, можешь сделать короткий перерыв, что-то у меня голова разболелась.
   -Что же ты молчала, красавица, принести тебе демидрол?
   -Давай, чего уж там, не терпеть же адскую боль. Как только проклятые месячные подступают, так меня начинает поколыхивать из стороны в сторону - давление понижается, голова начинает болеть, a внизу живота так тянет, что жить не хочется.
   -Тебе повезло что сегодня выходной день, а то не смогла бы возиться с ребятишками в таком состоянии.
   -Куда бы я делась. Просто расслабилась сегодня, а на работе у меня включаются резервные возможности организма и я все делаю механически, правда потом, к концу дня, чувствую себя как загнанная кобыла.
   -Ты знаешь, я часто испытываю угрызения совести и сгораю от чувства стыда за то, что моя работа не такая тяжелая, как твоя. Однако я больше ничего не умею. Ведь каждого из нас Аллах посылает в этот мир для выполнения особой миссии, в моем случае эта добросовестная игра на валторне, которая успокаивает и помогает родственникам усопших смириться с потерей родных и близких.
   -Мой золотой, как ты можешь так говорить. Ты самый замечательный муж на свете. A твоя профессия одна из самых востребованных, не говоря уже о том, что ты настоящий профессионал. И зарабатываешь ты неплохо, даже больше, чем обычный инженер. Главное, что мы с тобой живы и здоровы, и Бог послал нам такого славного мальчика. Он ведь лучший студент в группе, педагоги им гордятся, гляди и работу ему предложат на кафедре после окончания института.
   -Ты права, любимая, грех нам жаловаться на судьбу. Да, живем мы небогато, зато в любви и согласии, а разве это не самое главное?
   -Вот если бы еще Фикрету невесту найти подходящую, чтобы домашняя была и добросердечная, тогда на душе у меня воцарился бы полный покой.
   -А разве он тебе не говорил, что недавно начал встречаться с Аминой? - удивленно воскликнул Фарадж.
   Усния приподнялась на диване, оперлась на локоть и вопросительно уставилась на мужа.
   -Какой еще Аминой?
   -Сестрой его друга, Нияза Ахундова.
   -Ты в своем уме? Cкажи, что ты неудачно пошутил.
   -Вовсе нет, он мне сам об этом поведал. Более того, мне показалось, что он влюблен в эту девушку.
   -Этого не может быть! Она ему не пара. Взбалмошная и избалованная девчонка может испортить жизнь моему единственному сыну. Я знаю о семье Ахундовых не понаслышке. Отец торгаш, а мать только и думает о себе, пропадая целыми днями в салонах красоты.
   -Но ты же совсем не знаешь Амину, - пытался возразить Фарадж.
   -Мне не обязательно знать ее. Яблоко, как известно, от яблони далеко не падает. В таких семьях обычно вырастают циничные и меркантильные девушки, а наш сын чист, как стеклышко, и мы должны найти ему невесту из простой и порядочной семьи.
   -Боюсь, что нам это не удастся. Фикрет - парень упертый, и вряд ли получится навязать ему наш выбор.
   В прихожей раздался скрежет массивной металлической двери и скоро в гостиной появился румяный и разгоряченный Фикрет.
   -Здравствуйте, мои дорогие, как хорошо что вы оба дома.
   -А что случилось? Ты бы хоть переоделся. И вообще, может стоило больше отдыхать по воскресеньям. Я не понимаю, этa ваша боксерская секция работает круглосуточно? - недовольно произнесла Усния.
   -Мама, я готовлюсь к соревнованиям. Мне тренер дал ключи и я могу заниматься там в любое время, даже по воскресеньям.
   -Загонишь ты себя, сынок, не железный ведь. Учеба, работа, бокс, а отдыхать когда? - воскликнул Фарадж.
   -Не переживай, папа, я сильный. Главное, чтобы вы меня поддерживали. И не только в этом, но и на личном фронте.
   -А это еще что за новости? - осведомилась Усния.
   -Я встречаюсь с девушкой, мама, и она мне очень нравится. После окончания института я женюсь на ней.
   -Не буду лукавить, мне отец уже поведал об этом. Но буду с тобой откровенна, мне твой выбор не нравится.
   -Я не ослышался, мама? - удивленно вскинул брови Фикрет.
   -Нет, сынок. Ты все правильно услышал. Есть на свете вещи, которые, к сожалению, приходят к каждому из нас с большим опозданием.
   -И что же это такое?
   -Житейская мудрость.
   -Поясни мне, пожалуйста, что ты имеешь ввиду?
   -Вот видишь, ты даже не подозревал о существовании одного из самых основных кодексов жизни. И наша с отцом задача наставить тебя на путь истинный. Запомни, все плохое приходит слишком рано, а все хорошее - слишком поздно. И прежде чем принять важное решение, ты должен крепко подумать.
   -Мама, я впервые в жизни по-настоящему влюбился. И неужели ты и впрямь считаешь, что моему светлому чувству к этой очаровательной девушке может воспрепятствовать какой-то кодекс. А я искренне надеялся, что родители меня поймут и разделят со мной радость.
   -Послушай, сыночек, Амина девушка не нашего круга. Да, я знаю, что ты дружишь с ее братом, но это совсем другое. Женщинам не всегда бывает достаточно одной любви, им свойственно с годами требовать от своего мужчины многое из того, о чем ты даже не догадываешься. И не все способны удовлетворять растущие потребности своих половинок. А потом наступает долгий и изнурительный период взаимных обвинений и упреков, что в конце концов приводит к логическому концу - разрыву отношений.
   -Амина не такая, мама, - пытался возразить Фикрет.
   -Какой же ты у меня наивный, сыночек. Эта девочка выросла в тепличных условиях, в обеспеченной семье. А что ты сможешь ей дать? Подумай об этом. Ты хоть имеешь понятие, каких денег стоит подготовиться к церемонии обручения, я уже не говорю о свадьбе? Только на одно кольцо c бриллиантом мы с отцом должны горбатиться не менее года. Ты скажешь, что ей ничего не надо, кроме тебя. Может быть, а как же ее родители, родственники, подруги? Что она им скажет, что ее жених на обручение не подарил ей даже кольца?
   Фикрет опустил голову и по его правой щеке покатилась одинокая слеза.
   -Не делай этого, сыночек. Прости меня, я не хотела тебя обидеть, - cказала Усния и отвела глаза от сына.
   -Ты права, мама, я не подумал об этом. Но я очень ее люблю, а главное, она тоже относится ко мне с симпатией. Я буду работать в две смены, зарабатывать деньги, и обязательно сделаю ее счастливой.
   -Дурачок! Если ты будешь работать даже в три смены, этого не будет достаточно для того, чтобы приблизиться к семье Ахундовых на пушечный выстрел.
   -Усния, ты совсем парня запугала, - вступил в разговор, долго молчавший, Фарадж.
   -Разве я не права? Ты не знаешь, к чему приводят неравные браки? Помнишь, как несколько лет назад дочка академика Миркасимова влюбилась в таксиста и ушла из дома? Родители сначала были потрясены ее поступком, но потом смирились. Однако очень скоро ее заел быт, она не ужилась со свекровью в ветхой комнатушке в Чемберекенде и вернулась к родителям. Те, конечно, простили единственную дочь, но ей эта история стала уроком на всю жизнь.
   Ты ведь не хочешь, чтобы твоя возлюбленная поступила так же. Ведь она выросла в роскошной четырехкомнатной квартире на Торговой улице, в самом центре города. Представляешь, какова будет ее реакция, когда она придет однажды к тебе в гости и увидит нашу двухкомнатную квартиру в общем дворе, в котором, правда, в отличие от других подобных дворов, есть не один, а два туалета. Ты будешь переживать по этому поводу, я же знаю, и потом тебе будет еще больнее, чем сейчас. Поэтому, прошу тебя, подумай еще раз, прежде чем принимать необдуманные решения. И помни, мы всегда будем на твоей стороне.
   -Спасибо, мама, за твои наставления. Ты, разумеется, права, но я не могу с собой ничего поделать. Я люблю Амину, и если буду уверен в том, что она тоже любит меня, то дайте мне хотя бы один шанс. Я приглашу ее в гости, и если ей у нас не понравится, или что-то изменится в ее отношении ко мне, я сам вам об этом скажу и буду вынужден прекратить с ней отношения.
   -Договорились, сынок. Пригласи ее в следующее воскресенье, я приготовлю долму. Познакомишь нас, мы пообщаемся с ней, а что будет дальше, на то воля Aллаха, - согласилась Усния.
   -Спасибо. Я вас очень люблю, и не сделаю ничего такого, что могло бы вас огорчить, будьте уверены. Вот теперь я пойду переоденусь, я страшно проголодался, - сказал Фикрет и вышел в прихожую.
  
  
   -Ты вчера получила посылку? Hадеюсь на этот раз я тебе угодил? - осведомился Альберт, поднялся с кровати и накинул на себя махровый халат.
   -Мог бы черной икры побольше добавить, дорогой, - ответила укоризненно Людмила.
   -Ты что, ложками ее ешь? Я отправил тебе пять стограммовых банок зернистой.
   -Я же не одна, мама тоже хочет иногда полакомиться деликатесами, а то она совсем слабенькая, сердце в последнее время пошаливает у бедняжки.
   -Мама, говоришь? Я ее вроде на содержание не брал, дорогая.
   -А ты не жадничай, я же не драгоценностей прошу, а еду.
   -Этот товар нынче тоже недешево стоит, так что придется тебе, солнышко, поумерить аппетит.
   -Да будет тебе, я же знаю какой ты щедрый. Машина у меня в последнее время барахлит, сил больше нет с ней возиться. Может поможешь приобрести новую? Не хватает самую малость - двух тысяч рублей.
   -Ладушки, вот только не надо на меня давить, когда будет хорошее настроение просто повтори просьбу.
   -Заметано, пупсик, я тебя обожаю.
   Альберт не любил жену. Будучи желторотым птенцом он поддался на уговоры родителей и женился на Эльвире. Невеста была более чем достойная, дочь секретаря райкома партии, и новоиспеченного жениха по всем параметрам ожидало блестящее будущее. Совсем еще юное создание, выпускница музыкального училища, влюбилась в стройного белокожего брюнета с первого взгляда. Приданое невесты было поистине королевским - четырехкомнатная квартира на Торговой улице, завещанная ей дедушкой (народным писателем республики), и автомобиль ''Волга'' двадцать первой модели, цвета адриатик.
   Молодые поначалу не чаяли души друг в друге, особенно приходилось усердствовать Альберту, ведь надо было изображать влюбленного ''пингвина.'' Oднако довольно скоро, а точнее после рождения второго ребенка, их отношения начали медленное движение по нисходящей, пока постепенно не уперлись в глухой тупик.
   Эльвира была занята хозяйством и воспитанием детей, a на уговоры матери нанять няньку или домработницу неизменно отвечала, что в ее доме не будет ноги чужого человека. Время шло, дети выросли, и однажды, оставшись наедине с собой, она задумалась о жизни, и пришла к неутешительному выводу, что молодость ее прошла стремительно и бездарно, а впереди ее ожидала участь наседки, весь смысл существования которой сводился к предупреждениям нескончаемых желаний нелюбящего ее супруга и взрослых детей. А настоящим кошмаром для нее стал переезд свекрови в их квартиру, после чего она затаила на мужа страшную обиду.
   Удачно женившись, молодой инструктор райкома комсомола при каждом удобном случае намекал тестю, что ему крайне обременительно содержать молодую семью на мизерное жалование, и однажды тот, вняв просьбам паренька, пристроил его на хлебную должность в один из ''Торгов'' министерства торговли республики. Коммуникабельный и улыбчивый Альберт быстро пошел в гору и, наладив контакты с нужными людьми, в скором времени занял должность заместителя директора ''Мебельторга.'' Бесхребетный и бездарный руководитель крупной республиканской организации, Алирза Мамедович, в короткий промежуток времени, познакомившись поближе с бывшим комсомольским активистом, фактически отдал ему бразды правления ''Торгом'', довольствуясь осуществлением полномочий представительской фигуры. Альберт был малым сообразительным, и очень скоро, почуяв запах немереных денег, стал потихоньку доить солидную организацию, щедро делясь с боссом и тестем, которому был обязан устойчивым положением в обществе. Звезд он с неба не хватал, был сторонником бизнеса по принципу ''хапай, но знай меру,'' непритворно уважал и систематически подкармливал работников ''Госторгинспекции,'' не забывая поздравлять с Международным женским днем 8 марта их эмоциональных жен.
   Он искренне верил в то, что жизнь его удалась, и продолжал шествовать по ней с открытым забралом и неизменной улыбкой отъявленного гешефтмахера.
   -Людок, ты вообще представляешь себе, как трудно зарабатывать деньги в этой стране? - спросил Альберт подругу, закуривая любимые Benson&Hedges.
   -На что ты намекаешь, пупсик?
   -Да так, просто вспомнил кое-что. Я дам тебе денег, и знаешь почему, потому что у меня сегодня хорошее настроение.
   Альберт вспомнил, как утром к нему зашел сын Алирзы Мамедовича, молодой адвокат Эмин Селимханов. Войдя в кабинет, парень было засмущался, что изрядно позабавило Альберта, позже, ответив на приветствие, спросил:
   -Ты очень похож на своего отца, такой же честный и открытый. Скажи, что привело тебя ко мне?
   -Папа сказал, что он занят сегодня, и просил чтобы вы порекомендовали мне молодежную стенку, какую-нибудь модную новинку. У меня двухкомнатная квартира, и пока совсем пустая, - ответил молодой человек.
   -Понятно. Сапожник без сапог, - задумчиво произнес Альберт.
   -Что, простите? - не расслышал Эмин.
   -Это я про себя. Вчера к нам поступил новый товар, стенка ''Абба,'' черного цвета. Подойдет?
   -Это, как раз, то что нужно. А можно на нее взглянуть?
   -Разумеется, сынок, я позвоню на склад и тебя там встретят.
   Альберт поднял трубку и дал соответствующее распоряжение заведующему складом Мише Ахияну.
   Эмин вскочил со стула, крепко пожал Альберту руку и сердечно поблагодарил его. Потом он немного замялся и вежливо осведомился:
   -Не в этом ли году заканчивает училище Амина, Альберт муаллим?
   -Ты попал в точку, сынок, а что?
   -Нет-нет, ничего, извините, - буркнул Эмин и вышел из кабинета.
   Славный паренек, стеснительный, как девочка, мог бы составить хорошую партию Амине. Видно она ему нравится, иначе зачем было спрашивать когда она заканчивает училище. Даже имена у них перекликаются, Эмин - Амина. Он едва успел закурить, как раздался звонок шефа.
   -Зайдите ко мне, Альберт Керимович, - строго произнес Алирза Мамедович.
   Спустя несколько минут Альберт расположился у приставного столика в кабинете шефа.
   -Ушли, наконец. Опять из райкома наведывались. И что им не сидится в кабинетах, вечно лезут со своей партией куда не надо, черт бы их побрал. Эминчик заходил к тебе? - недовольно поинтересовался шеф.
   -Да, просил показать ему новую мебель, я его послал на склад посмотреть ''Аббу,'' - сухо ответил Альберт.
   -Эх, молодежь, все хотят повытыкаться друг перед другом. ''Аббу'' ему подавай. У нас, в отцовской гостиной, стоял круглый стол, да шесть гнутых стульев, и ничего, жили. При этом, заметь, еще выросли нормальными людьми. А им квартиру подавай, машину, мебель современную, к чему же им тогда стремиться, если у них уже все есть?
   -Ваша правда, Алирза Мамедович. Однако наши дети не виноваты. Время сейчас такое, жизнь стала совсем другой.
   -Вот и я говорю. Но парень он хороший. В прошлом году закончил юрфак, и я сразу устроил его в коллегию адвокатов при минюсте, чтобы не болтался без дела. Да, и еще, он очень стеснительный, редкая черта в наше время, особенно у ребят. Cейчас девчонки все больше тон задают, палец в рот не клади.
   -Совершенно верно, - подтвердил Альберт.
   -Я не зря затеял этот разговор. Может женить наших голубков, как ты к этому относишься? Эмин парень самостоятельный. Я ему квартиру купил в центре, машину, недавно двенадцать соток отрезал от своего участка в Мардакянах, весной начнем строительство нового дома для него.
   -Идея замечательная. Амина невеста на выданье, и вроде ни с кем не встречается, - ответил Альберт.
   -Я не ослышался! Что значит ни с кем не встречается? Расстраиваешь ты меня, Альберт. Ты знаешь, я придерживаюсь наших народных традиций, и в свою семью пущу только домашнюю девочку, а не финтифлюшку какую-то.
   -Я и говорю, она ни с кем не встречается, иначе нам с Эльвирой было бы известно об этом.
   -Вот и хорошо, поговори с женой, подумайте вместе и дай мне знать до пятницы. Если Амина согласится, а она, я думаю, не станет расстраивать родителей, то ждите нас в субботу в гости. Все, можешь идти, дорогой.
   -Я обязательно поговорю с женой, и очень надеюсь, что субботнее мероприятие состоится, - сказал Альберт и поспешно покинул кабинет директора.
  
  
   Нияз все еще был огорчен недавним поведением Алика, но знал, что долго держать обиду на друга не сможет. Так он был устроен. Еще в школе, когда к нему приставали сверстники, он не давал сдачи, а старался избегать шубутных ребят, не потому, что боялся их, а просто испытывал дискомфорт от почти ежедневно возникающих кофликтных ситуаций. Ему было легче уйти от мальчишеских драк и потасовок, нежели ввязываться в них, а потом испытывать угрызения совести, если он случайно задевал кого-то обидным словом, или еще хуже - кулаком.
   Однажды он сразился с парнем из параллельного класса, Сергеем Горбаневым, из-за девчонки, Эльмиры Сулеймановой. Драка была настоящей, с секундантами, во дворе подлежащего сносу здания старой швейной фабрики. Нияз был гораздо сильнее противника и старался не делать ему больно, но тот не унимался, и в какой-то момент поскользнулся и сильно ушиб голову. Друзья Горбанева, решив прекратить поединок, еле уговорили драчунов разойтись по домам. На следующее утро Нияз дожидался Сережу у его дома и, искренне желая положить конец вражде, надеялся пожать ему руку. Однако тот, поравнявшись со своим обидчиком, смачно сплюнул в нескольких сантиметрах от его сверкающих ботинок и брезгливо процедил сквозь зубы:
   -Ты еще пожалеешь, что родился на свет, фуцин!
   Нияз мог в тот момент послать его в нокаут, однако вовремя сдержался и отошел в сторону, что еще больше разгневало Горбанева и побудило изрыгнуть серию не очень лестных словосочетаний в адрес недруга.
   Годы шли, однако Нияз не менялся, и часто на мелкие обиды и подколы сокурсников, уже в институте, отвечал снисходительной улыбкой. Этибар Аскеров, наркоман и забияка, сын влиятельного чиновника республиканской прокуратуры, который посещал институт раз или два в неделю, наградил Нияза унизительной кличкой ''Кисель.'' Тот пытался сначала возражать, но со временем кличка прилипла к нему, и многие сокурсники стали постепенно забывать его настоящее имя, а девушки, неизменно симпатизировавшие ему, решили смягчить оскорбительную составляющую позорного погоняла, и cтали ласково называть его ''Кисой.''
   Книгочей и романтик Алик Амирасланов любил друга и старался не замечать его недостатков. Hапротив, он считал, что подобное поведение только красит его, и на фоне большинства городских выскочек, согласно его мнению, тот выглядел весьма выигрышно и интеллигентно.
   Нияз вспомнил последний разговор с Аликом и потянулся было к телефону, но вовремя вспомнил, что тот обещал позвонить ему сам.
   ''Ну что ж, подождем, когда голова моего любимого друга прояснится...'' - не успел подумать он, как услышал мелодические звуки дверного звонка.
   -Ты? - удивленно вскинул брови Нияз, увидев на пороге Алика. Лицо друга сияло, а на тонких губах застыла виноватая улыбка.
   -Простишь, старина? Я больше не буду, клянусь! - покаялся Алик и вопросительно уставился на него.
   Тот скользнул небрежным взглядом по темно-синей рубашке и голубым джинсам приятеля, зафиксировал взгляд на обуви и изрек:
   -Эти башмаки не идут к твоему наряду.
   Алик сделал вид, что не расслышал последней фразы, и в следующую минуту оказался в объятьях друга.
   -Выпьешь? - предложил Нияз, когда они прошли в гостиную.
   -Спасибо, что-то не хочется, вот если бы кофе.
   -Я попрошу маму, она сейчас заварит, - кивнул Нияз и вышел из комнаты.
   Алик подошел к невысокому полированному комоду красного дерева и остановил взгляд на семейных фото - Альберта с Эльвирой, Нияза, и мастерски сделанном портрете Амины.
   ''Хороша девочка, но не для меня, - подумал Алик, - eй нужен ботаник, который будет носить на руках, а по вечерам, с замиранием сердца, целовать голые колени.''
   -Я капну себе в кофе немного ''Hennesy,'' а ты как хочешь, - сказал Нияз, вернувшись в комнату и, поставив крошечные чашки на журнальный столик, расположился в кресле.
   -Вот и Аминка выросла, а мы с тобой состарились, - произнес Алик задумчиво.
   -Ты о чем?
   -Жениться мне пора, старина, родители решили взяться за меня и вчера поставили ультиматум.
   -Eсть подходящая кандидатура?
   -Не смеши меня. Ни одна девушка в здравом уме не выйдет за меня замуж.
   -Позволь не согласиться с тобой. Ты красив, умен, работаешь в органах, и все необходимое для брака у тебя есть, что же касается бакинских девушек, то они относятся к темному прошлому своих кавалеров достаточно снисходительно, а подчас и вовсе закрывают на него глаза.
   -Может ты и прав. Но дело в том, что мне в данный момент никто не нравится. Я же не могу подчиниться воле родителей и жениться на домашней девочке, которая не знает, как делать минет.
   -Ты, дорогой друг, должен решить, что для тебя первично, верная женa и хорошая хозяйка, или подруга для любовных утех. Ты же не женишься на Свете?
   -Я как-то не задумывался над этим. Она прикольная девица, но родители не позволят мне жениться на ней. Им только азербайджанку подавай и обязательно городскую. А ведь в районах тоже есть прелестные девушки. Я недавно был в командировке в Загаталах, где начальник местного райотдела милиции, как водится, пригласил меня в гости. У него двое детей. Cын, лет двадцати, и дочь, едва достигшая совершеннолетия. Я был потрясен ее красотой. Cтройная, с густыми светло-каштановыми волосами и голубыми глазами, она на мгновение появилась в комнате, где мы ужинали, и бросила на меня взгляд дикой лани, полный любопытства и неудовлетворенной девичьей страсти. Я по понятным причинам не смог с ней пообщаться, но уходя, все-таки кивнул, чем вызвал мгновенный приток крови к ее нежному, как весенний цветок, лицу.
   -Ты талантливый рассказчик. Ведь я, как тебе известно, влюблен в Ульвию, но никогда не смог бы описать чувства, которые испытываю к ней.
   -Не парься, старина, зато ты отменный шахматист, чего не скажешь обо мне.
   -Решил меня успокоить? Считай, что тебе это удалось. Но мне все-таки не дает покоя недавний разговор с Мариком.
   -Да брось ты, его любимое занятие - разносить сплетни, и тебе это известно лучше меня.
   -Согласен, но однажды он поведал мне о том, что вы встречались с Ульвией, и у вас, якобы, был бурный роман.
   Алик подошел к окну и, испросив разрешения Нияза, закурил. Выпустив тонкую струю дыма, он все же решился признаться другу в том, что совсем недавно отрицал:
   -Не буду от тебя скрывать, у нас были отношения с Ульвией. Но до того, как ты начал с ней встречаться.
   -Я понял это по ее реакции в тот день, когда высадил тебя из машины на дорогу.
   -Но разве это что-то меняет? Если ты любишь ее, то должен простить мимолетную интрижку, она ведь девушка современная и никогда не позиционировала себя домашней нецелованной куклой. Напротив, она старается своим поведением бросить вызов застывшему и заскорузлому обществу, нередко наряжаясь в клоунские наряды, и с высоко поднятой головой фланируя по городским улицам, приводя в неописуемый ужас почтенных горожан.
   -Серьезно?
   -Могу поклясться, старина. Об этом не знает только ленивый. Ульвия, девушка особенная, и если ты подберешь ключ к ее сердцу, то станешь самым счастливым человеком на земле. Мне это, к сожалению, оказалось не под силу, - слукавил Алик.
   -А если Ульвия захочет вернуться к тебе, может она все еще любит тебя?
   -Этому не бывать.
   -На чем основана твоя уверенность?
   -Я никогда не принесу в жертву девушке нашу дружбу. В конце концов, у меня есть принципы, от которых я никогда не отступлюсь.
   -Принципы?
   -Да, мой дорогой, принципы. Я всегда был уверен в том, что если у человека их нет, то ему лучше не топтать грешную землю, иначе он просто медленно и методично испоганит все вокруг себя. А если говорить простым языком, я никогда не любил Ульвию, она не мой психотип, - искренне произнес Алик и уставился на друга ясным и открытым взглядом.
   -Я верю тебе. И ваши бывшие отношения не станут для меня преградой. Однако я все еще не уверен в том, что она любит меня. Ведь если это не так, то и жениться на ней нет смысла.
   -В этом вопросе я, к сожалению, тебе помочь не могу, придется решать самому. И позволь откланяться, мой обеденный перерыв подошел к концу, - объявил Алик и поднялся с кресла.
   -Ты не обедал? - рассеянно произнес Нияз.
   -Пустяки, я поздно завтракаю, поздно обедаю, а спать ложусь в час быка. Будь здоров, дружище, и не держи на меня зла. Я люблю тебя, как родного брата. И не надо меня провожать, - Алик кивнул, вышел в прихожую, и тихо захлопнул за собой дверь.
  
  
   Работа в похоронном оркестре позволяла Фараджу нежиться в постели до полудня, однако в то воскресенье он на радостях проснулся в семь часов утра. Усния, находясь в состоянии эйфории от предстоящей встречи с потенциальной невестой, прибиралась по дому и напевала песенку ''Невозможно не любить такую красавицу, как я.''
   -Любимая, я в полной боевой готовности. Сегодня решил потратить все сбережения, накопленные за полгода. Я накуплю такой вскунятины, что дорогая Аминочка ахнет, - заявил Фарадж, поправляя редкие волосы перед зеркалом.
   -Милый мой дружочек, что ты сможешь купить на двести рублей в наше время, этих денег едва хватит на самое необходимое. Мне придется добавить еще рублей пятьдесят, на вино и десерт, - сказала Усния, грустно поглядывая на мужа.
   -Ты уверена?
   -Разумеется, дорогой. Купи свежего мяса, овощей и фруктов, и обязательно банку домашнего йогурта для долмы.
   -А к чаю твой любимый шоколадный торт ''Трюфель,'' - добавил Фарадж, и прихватив несколько авосек, отправился на Кемюрчинский рынок.
   Долма ''три сестры'' была готова к шести часам вечера. Фарадж хлопотал вокруг стола, расставляя тарелки, приборы и бокалы для вина. Квартира была наполнена ароматами свежеприготовленного блюда, восточных специй, и гордо устремленных к потолку великолепных чайных роз в старинной керамической вазе.
   -А ты положила торт в холодильник, любимая? - решил напомнить Фарадж.
   -Разумеется, дорогой. А вот и дети пришли, - подтвердила Усния и, услышав шорох в прихожей, поспешила к двери.
   Амина оказалась настоящей красавицей. Онa была одета в белую шелковую кофту, и широкую, до колен, юбку, с васильками на темно-синем фоне. Усния заметила, что девушка чуть повыше Фикрета ростом. ''Но разве это имеет значение,'' - подумала она, глядя на светящиеся лица молодых.
   -Как же у вас хорошо, - заявила Амина после ужина, - вы такие милые и гостеприимные, а долма была просто замечательной. Я теперь часто буду к вам наведываться.
   -Мы всегда будем рады, доченька. Фикрет о тебе рассказывал столько хорошего, - радостно произнесла Усния.
   -А вы, наверное, думали, что я капризная и избалованная девушка, не так ли?
   -Точно так. Нам такие не нужны. Мы люди простые, и капризную принцессу в своем доме не потерпим, - пошутил Фарадж.
   -Спасибо за откровенность, - поняла Амина и звонко рассмеялась.
   -А сейчас мы будем пить чай с шоколадным тортом, - торжественно объявил мужчина и поднялся со стула.
   -А может вы сначала сыграете нам что-нибудь на валторне, пожалуйста, - попросила Амина.
   Фарадж, крайне удивленный подобной просьбой, вышел из комнаты, и скоро вернулся, облаченный в свой лучший пиджак и с любимым инструментом в руках.
   -Что предпочитает прелестная девушка? - с серьезным выражением лица осведомился он.
   -''Ноктюрн'' Франца Штрауса.
   -У вас отменный вкус, - согласился Фарадж, и удобно расположился во главе стола. Спустя мгновение комнату заполнили волшебные звуки музыки.
   Амина слушала внимательно, и Фикрет заметил, как по ее щеке скатилась одинокая слеза. Она была натурой впечатлительной и решила не сдерживаться, дав волю эмоциям.
   -Фарадж муаллим, а можно я однажды напишу ваш портрет во время игры на валторне? Это такое живописное зрелище! - воскликнула Амина.
   -Разумеется, доченька, я с удовольствием попозирую тебе, - кивнул тот, сияя от радости.
   Амина никогда прежде не испытывала подобное состояние покоя и умиротворенности, находясь в гостях. Она словно попала в крошечный самобытный мирок, где царила атмосфера любви и взаимопонимания, a главное, глубокого уважения членов семьи друг к другу. В ее семье, где отец и мать давно жили своей отдельной жизнью, ее повсеместно преследовало ощущение дискомфорта. Родители проводили отпуск порознь, к единственному престарелому члену семьи, бабушке, относились из рук вон плохо, а к детям, которых они вырастили и поставили на ноги, как к некоему проекту, который под занавес их жизни должен приносить определенные дивиденды. А в этот вечер она вдруг отчетливо осознала, что может существовать и другая модель семьи, где ее члены могли целоваться без причины, обращаться друг к другу, используя нежнейшие эпитеты, и относиться с глубоким уважением к выбору сына, которого они неизменно называли ''Олененок.'' И все это не было окружено кичливым достатком и фальшивым блеском, которым так гордились ее родители и люди их круга.
   -Я приготовил для тебя сюрприз, - объявил Фикрет после непродолжительного чаепития.
   -Ты шутишь, - удивилась Амина, - сегодняшний вечер стал для меня самым неожиданным сюрпризом. Чем же ты еще сможешь меня порадовать?
   -Следуй за мной, - бросил Фикрет, взял девушку за руку и увлек за собой во двор. Они вышли на веранду и поднялись по лестнице на крытую террасу, с которой открывался великолепный вид на город и бакинскую бухту.
   -О Боже! Какая красота, дух захватывает! - радостно воскликнула Амина.
   -Мы соорудили эту террасу с папой. Трудились по воскресеньям, в течение трех месяцев, но наши усилия окупились сторицей. Летними вечерами здесь можно отдыхать, пить чай и играть с соседями в лото.
   -А можно я буду здесь писать картины? В мастерской так душно, а здесь, наверное, всегда дует прохладный ветерок? - осторожно осведомилась Амина.
   -Разумеется, терраса отлично продувается, а в холодные дни можно опустить брезентовые шторы, и тогда никакой ветер не страшен. И потом, когда мы ее строили, я думал о тебе, и о том, как мы будем с тобой здесь уединяться и прекрасно проводить время, - поделился Фикрет.
   -Правда? - тихо спросила Амина.
   -Cущая, - кивнул он и привлек девушку к себе. Он закрыл глаза и поцеловал ее в губы. Амина ответила на его поцелуй и они долго не могли оторваться друг от друга.
   -Я люблю тебя, - нежно произнес Фикрет, глядя ей в глаза, - а ты?
   -Не знаю, милый. Мне кажется, что мы торопим события. Ты мне очень нравишься, но я никогда прежде не любила, и мне трудно сказать, что я испытываю.
   -Ты просто стесняешься, и не готова вот так, сразу, признаться мне в любви. Даже в математике есть такой закон, когда...
   -Bот видишь, какой ты у меня умный, все понимаешь, - осторожно прервала его Амина.
   -А ты понравилась моим родителям, они просто в восторге от тебя, - заявил Фикрет.
   -И я тоже. Теперь я часто буду к вам приходить, может скоро надоем.
   -Что ты такое говоришь, я завтра же перевезу сюда твой этюдник, можешь здесь творить свои шедевры, а я буду тобой любоваться.
   -Ловлю тебя на слове, - весело произнесла Амина.
   -Можно тебе задать вопрос? - неожиданно воскликнул Фикрет.
   -Задавай.
   -Как ты думаешь, а я нравлюсь твоим родителям, ведь мы столько лет дружим с Ниязом и я частый гость в вашем доме?
   -Не знаю, не могу тебе сказать точно, а лгать я не умею. Родители относятся к тебе как к одному из друзей брата, и я никогда не слышала чтобы они вели какие-то беседы на эту тему. И вообще, они так редко общаются, что я бы удивилась, услышав нечто подобное. Другое дело, если они узнают, что я встречаюсь с тобой, тогда их реакция может быть непредсказуемой.
   -Почему ты так думаешь? - произнес Фикрет поникшим голосом.
   -Это не имеет никакого значения. Я никогда не прислушиваюсь к мнению родителей, особенно мамы. Она ничего не понимает в делах cердечных, и взаимоотношения людей сводятся для нее к одному, можно ли извлечь из них выгоду и желательно весомую.
   -Как ты можешь так говорить о матери? - удивился Фикрет.
   -Извини, но она является только биологической матерью, и я не испытываю к ней дочерних чувств.
   Фикрет ошеломленно уставился на Амину и на несколько секунд потерял дар речи.
   -Не смотри на меня так, милый, к сожалению подобное случается в жизни, и довольно часто.
   Они расположились на самодельном кресле-качалке, и прижались друг к другу. Огненный шар солнца медленно исчезал за горизонтом, оставляя розовые тени на лицах молодых влюбленных, и стирая краски с плосковерхих крыш утомленного города.
  
  
   Восьмидесятилетний юбилей Марджан ханум Ахундовы решили отмечать всей семьей. Альберт обещал явиться к ужину пораньше, в семь часов вечера. Нияз сделал необходимые покупки, а Эльвира с Аминой хлопотали на кухне. На плите томились плов с шафраном и кавурма из баранины с каштанами, любимое блюдо семьи.
   -А ''оливье'' будет? - восторженно воскликнул Нияз.
   -И ''оливье'' и винегрет, все будет, сынок. Ты же знаешь, как мама тебя любит, - рапортовала Эльвира.
   -Ты бы еще бабушку так любила, мама, мы же одна семья, - пожурил ее Нияз.
   -Я и ее люблю, однако по-своему. И сегодня, в день ее рождения, я стараюсь больше всех, разве это не заметно. Я даже подарок ей купила, роскошный шемахинский платок из чистой шерсти, а ты?
   -Джорабы ручной работы, у нее зимой ноги мерзнут, - ответил Нияз, отправляя в рот кусок сыра.
   -У нее таких джорабов несколько пар, сынок.
   -Cтарые поизносились. А эти - особенные, Алику родственники прислали из Белокан.
   -А я написала портрет бабули, незаметно для нее, эдакий собирательный образ, - скромно заявила Амина.
   -Похвально, сестренка. Кстати, я давно хотел попросить тебя написать портрет еще одного близкого мне человека - Ульвии.
   -Обойдется. С ее-то деньгами она может заказать портрет у лучшего художника Баку.
   -Ей будет приятней, если ты ее нарисуешь, по-родственному.
   -И впрямь, доченька, почему бы тебе не сделать подарок невестке, неужто с тебя медаль упадет.
   -Я подумаю, - обещала Амина и стала с удвоенной силой перемешивать овощи в тазике.
   -Пойду посмотрю, что делает бабушка, - сообщил Нияз и вышел из кухни.
   -Он в ней души не чает, мама, я не представляю, что произойдет, когда бабули не станет, - задумчиво произнесла Амина.
   -Типунь тебе на язык! Пусть живет, бедняжка, сто лет. Вы, молодые, не такие эмоциональные, как мы, у вас сердечные раны заживают быстро, а мы с Альбертом тяжело перенесем потерю.
   Амина бросила на мать недоверчивый взгляд и решила промолчать.
   -А вот и мы, - радостно воскликнул Нияз, появившись на кухне с бабушкой.
   -Ас-салам-алейкум, Марджан ханум. Мы заждались вас. Сегодня все разговоры вокруг главного события, дня рождения любимой бабушки, - объявила Эльвира, широко улыбаясь.
   Марджан ханум еле выдавила из себя улыбку и присела на угловой диван.
   Амина приобняла бабушку и поцеловала в щеку со словами:
   -Поздравляю, бабуля. Живи долго и больше никогда не болей, a то нам было так грустно без тебя.
   -Спасибо, внученька, я постараюсь, и буду всегда молиться за вас, - поблагодарила Марджан.
   -Молитесь, Марджан ханум, может и нам Бог поможет в скором времени пристроить детей. Ведь если их вовремя не женить, то завистники начнут злорадствовать, черт бы их побрал. И не просто женить, а с выгодой, чтобы катались всю жизнь как сыр в масле, - поделилась мыслями Эльвира.
   -А как же любовь, невестка? - осторожно поинтересовалась Марджан.
   -Будет вам, разве вы замуж по любви выходили? Родители нашли жениха побогаче, да и выдали замуж в шестнадцать лет, разве не так?
   -Тогда времена были другие.
   -Времена всегда одинаковые, Марджан ханум. Любовь приходит и уходит, а богатство остается. Вы когда-нибудь встречали женщину, которая любила бы мужа-неудачника? Пепел такому мужчине на голову! Сам будет маяться всю жизнь, и жена с детьми будут страдать, втайне ненавидя его. А когда у мужчины есть деньги, его любят все, даже дворовые псы, - подытожила Эльвира.
   -Папа пришел, - воскликнула Амина, услышав шаги отца в прихожей.
   Альберт появился на кухне, держа в одной руке букет роз с подарком, а в другой торт, испеченный по заказу Гретой Аветисовой, школьной подругой Эльвиры. Он поцеловал мать, вручил ей цветы и подарок в целлофановом пакете.
   -Какая прелесть! - отметила Амина, извлекая легкий махеровый жакет из пакета.
   -Это мне по большому блату директор ''Торгодежды'' Муслимов прислал. Твой любимый цвет, мама, темно-фиолетовый, - сообщил Альберт с довольным видом.
   Эльвира скользнула по жакету завистливым взглядом и громко произнесла:
   -Носите на здоровье, Марджан ханум, дай вам Бог дожить до ста лет. А теперь все за стол, у меня от запаха плова голова кругом идет.
   Ужин удался на славу, и семья Ахундовых часам к девяти перешла в гостиную для чаепития.
   -Мама, плов был великолепен, - польстила матери Амина.
   -Спасибо, доченька, - зарделась от удовольствия Эльвира.
   -Но долма у Уснии ханум получается вкуснее.
   -Какой еще Уснии ханум? - удивилась та, вскинув брови.
   -Матери Фикрета, - поделилась Амина простодушно.
   Эльвира раскрыла рот от неожиданности. А Альберт с Ниязом озадаченно уставились на Амину.
   -Я в прошлое воскресенье была в гостях у Фикрета. Он пригласил меня на ужин. У него такие милые родители, вам обязательно надо с ними познакомиться, - сообщила девушка, обращаясь к родителям.
   -Что!!! Ты в своем уме? Мало того, что их босоногий сыночек зачастил в наш дом, так ты еще хочешь его папашу, похоронного музыкантишку, познакомить с нами? Ну знаешь, это уже слишком. Я думала, моя дочь умнее, - вскричала Эльвира.
   -А что в этом плохого, невестка? - вступила в разговор Марджан.
   -А вы лучше не вмешивайтесь в наши с дочкой дела, - ответила Эльвира, еле сдерживая душившую ее злобу.
   -Погоди-ка, - вмешался Нияз, - у вас с Фикретом серьезно, вы встречаетесь?
   Амина опустила голову и ее щеки стали пунцовыми.
   -С некоторых пор... - она замешкалась, и потом выдавила из себя, - он мне нравится.
   -Вай-вай-вай! Пепел на мою голову! Дожили, - завопила Эльвира, - дочь Альберта Ахундова, заслуженного работника торговли, встречается с сыном нищего музыканта. А ты зачем в рот воды набрал, скажи хоть что-нибудь, отец называется!
   -А что мне говорить, если Фикрет нравится нашей дочери... - начал было Альберт.
   -Не смей! Я не позволю, чтобы моя единственная дочь встречалась с сыном музыканта похоронного оркестра. Такое не могло мне присниться в самом страшном сне. Представляешь, что скажут люди? Mы станем посмешищем на виду всего города. Лучше бы я умерла, чем дожила до этого дня! - объявила Эльвира и начала капать настой валерьяны в стакан с водой.
   -Если уж быть откровенным до конца, то мой директор, Алирза Мамедович, на днях сообщил мне о планах сосватать Амину за своего сына Эмина, - поделился новостью Альберт.
   -Этот маменькин сыночек мне никогда не нравился. Так и передай его отцу, - с жаром выпалила Амина.
   -Ты бы помечтала, чтобы такой парень к тебе сватался. Посмотрите на нее! - вскричала Эльвира.
   -Успокойся мама, я взрослый человек, и сама буду решать, с кем мне встречаться, - неожиданно спокойно произнесла Амина.
   -Не смей больше подходить ко мне, я тебе не мать, - заявила Эльвира дочери, затем повернула голову в сторону мужа с сыном, - вы тоже уходите, не хочу вас видеть. И отдельное спасибо за то, что испортили день рождения моей любимой свекрови. Я никогда вам этого не забуду.
   Домочадцы знали, что в такие моменты с Эльвирой лучше не спорить, и поспешно ретировались из гостиной. Амина поставила чашки с чаем на поднос, прихватила с собой торт, и они продолжили чаепитие в комнате бабушки. Оттуда допоздна доносились звуки оживленного разговора и заразительного смеха девушки.
  
  
   Зия Гусейнович Марданов был человеком жестоким и беспощадным, когда дело касалось подчиненных и, напротив, добрым и заботливым мужем и отцом по отношению к жене Севиль ханум и дочери Ульвие. Бывший десантник, ростом метр девяносто пять, он наводил ужас на работников Горкома партии, когда ранним утром, в одно и то же время тяжелым шагом ступал по коридору учреждения в направлении своего кабинета. На работе он засиживался допоздна, поскольку ни один руководитель партийного учреждения или министерства не смел покидать рабочее место, пока ''Первый'' находился в здании ЦК КП Азербайджана. Обладая недюженным здоровьем и невероятной работоспособностью, ''Первый'' своим примером заставлял представителей массивного и неповоротливого чиновничьего аппарата работать как единый слаженный механизм.
   Зия Гусейнович в своем ведомстве тоже был своего рода ''Первым'' и, тщательно копируя стиль и манеры руководителя государства, успешно справлялся с работой, и занимал одно из самых почетных мест в партийной иерархии республики. Жена и дочь его обожали, и за глаза тайно называли Грегори Пеком, за поразительное внешнее сходство со знаменитым американским актером шестидесятых.
   В будние дни и в субботу включительно он являлся домой поздно вечером, едва успевая посмотреть любимую телевизионную программу ''Время,'' а в единственное воскресенье проводил досуг с семьей на даче в Мардакянах. В жене своей он не чаял души, поскольку Севиль ханум была его первой и единственной любовью. Отправляясь на военную службу в Семипалатинск, он взял с нее слово, что та дождется его. Восемнадцатилетняя девушка, отчаянно влюбленная в статного красавца, не только обещала быть ему верной до конца, но и отправляла каждую неделю письма, подробно описывая жизнь свою и любимого города, неизменно вкладывая в конверты сушеные цветы. Зия Гусейнович сохранил письма жены все до единого, и часто, в свободное время, словно неуклюжий медведь, осторожно перебирал и перечитывал их, принюхиваясь к засохшим цветам и стараясь уловить аромат ушедшей молодости.
   Севиль ханум отвечала ему взаимностью и не представляла жизни без мужа, стараясь не подвергать его стрессам и огораживать от нескончаемых капризов единственной дочери. Она никогда не была домохозяйкой, и в ранней молодости, сразу после окончания Медицинского института, была направлена на работу в Республиканскую клинику урологии, где и служила по сей день врачом-нефрологом.
   В то воскресное утро Зия Гусейнович удобно расположился в любимом плетеном кресле на веранде дачного домика, и углубился в чтение материалов последнего пленума партии.
   -Ты бы хоть сегодня отдохнул от работы, папуля, - подкралась Ульвия к отцу и обвила его шею руками.
   -Я и отдыхаю, доченька, вот только дочитаю страницу и буду к завтраку через десять минут.
   -Мы ждем тебя, папочка, у нас с мамой есть небольшой секрет, которым хотим с тобой поделиться, - сообщила девушка, хитро поглядывая на отца.
   -Интересно, - заинтригованно произнес Зия Гусейнович и отложил бумаги в сторону.
   Семья собралась к завтраку в тени тутового дерева, и разлив ароматный индийский чай в стаканы-армуды, Севиль ханум начала разговор:
   -Мы давно хотели поделиться с тобой этой новостью, но в последнее время ты был так сильно занят, что не хотелось тревожить тебя.
   Зия Гусейнович удивленно поднял брови, и отпив глоток чая, осторожно поинтересовался:
   -Что же это за новость, если вы решили сообщить мне ее в такой торжественной обстановке?
   -Сегодня к нам приедет молодой человек, папа. Я с ним встречаюсь, и мы с мамой решили, что настало время представить его тебе.
   -Неожиданно. И давно ты с ним встречаешься? - осведомился отец.
   -Несколько месяцев, - ответила Ульвия.
   Зия Гусейнович задумался на мгновение и заявил:
   -Если вы пригласили его в наш дом, значит он человек достойный.
   -Разумеется, папа. Можешь не сомневаться, - уверенно произнесла Ульвия.
   -А чем он занимается?
   -В этом году он заканчивает институт народного хозяйства, по специальности экономика промышленности.
   -Похвально.
   -И семья у них замечательная. Отец работает заместителем директора ''Мебельторга,'' а мать - домохозяйка. И еще, у него есть сестра, будущий художник.
   -А как зовут его отца?
   -Альберт Ахундов.
   -Да-да, припоминаю такого. Но, честно говоря, не знаком с ним лично, а с директором ''Мебельторга'' мы пару раз встречались на различных мероприятиях. Он недавно помог нам приобрести новый спальный гарнитур, помнишь, Севиль?
   -Как же не помнить, - кивнула Севиль ханум.
   -А в котором часу он приедет?
   -К шести, - ответила Ульвия.
   -Вот и хорошо, поужинаем вместе, - согласился Зия Гусейнович, доел яичницу, и отправился дочитывать материалы пленума.
   Нияз подъехал к даче Мардановых ровно без пяти шесть. Дождался, когда минутная стрелка сравнялась с цифрой двенадцать на наручных часах, и позвонил в дверь. Ульвия встретила его с лучезарной улыбкой на устах и приняла от кавалера букет алых роз. Еще один букет, чайных роз, предназначался ее матери, а в дорогой упаковке синего цвета покоилась бутылка французского коньяка ''Курвуазье,'' подарок отцу Ульвии, страстному коллекционеру элитного алкоголя.
   -Ты сегодня расщедрился, дорогой, - намекнула Ульвия.
   -Горю желанием сразу понравиться твоим родителям. Для меня это очень важно.
   -Понимаю. Дерзай!
   Зия Гусейнович поднялся навстречу гостю и крепко пожал ему руку. Он отметил, что молодой человек почти одного роста с ним, спортивного телосложения и с открытым приветливым лицом. Мать Ульвии поблагодарила Нияза за цветы и пригласила всех за стол.
   -Как вы доехали, молодой человек? Дорогу на нашу дачу многие с первого раза не находят, - начал разговор Зия Гусейнович.
   -В Мардакянах находятся дачи многих моих друзей, и я в этом поселке частый гость. Но ваша дача, признаюсь, превзошла все мои ожидания. На редкость зеленая и ухоженная, - отметил Нияз, оглядываясь по сторонам.
   -Это наш смотритель, Самедага, постарался. Он живет здесь неподалеку и каждое утро наведывается к нам. А в наше отсутствие хозяйничает здесь вовсю, - похвастал Зия Гусейнович.
   -У нас тоже есть дача на Апшероне, в Нардаранах, но это скорее крошечный участок земли с небольшим домиком. Родители не любят ee, а мы с сестрой предпочитаем отдыхать у друзей, так веселее.
   -Мне Ульвия успела сообщить, что в этом году вы заканчиваете институт народного хозяйства. А чем вы планируете заняться потом?
   -Kомиссия по распределению может направить куда угодно, но мне бы хотелось работать в Госкомитете по снабжению.
   -Похвально. Это мужская профессия, и при определенном прилежании и усердии на этом поприще можно достичь больших успехов. Кстати, бывший руководитель организации в настоящее время находится на партийной работе, - сообщил Зия Гусейнович.
   Вскоре на веранде появились Севиль ханум и Ульвия. Они принесли чай, курабье и варенье. Нияз любил сладкое и не мог оторвать взгляда от хрустальной лодочки.
   -Это варенье из ежевики, папин любимый десерт, - заявила Ульвия.
   -А какое ваше любимое варенье, молодой человек? - поинтересовалась Севиль ханум.
   -Я законченный сладкоежка, а домашнее варенье, особенно ежевичное, могу есть прямо из банки, - простодушно признался Нияз.
   -Ешьте на здоровье, - сказала Севиль ханум и с ироничной улыбкой на устах положила в его розетку несколько ложек варенья.
   Нияз допил чай, и остановив взгляд на родителях Ульвии, торжественно произнес:
   -Если вы позволите, то мне бы хотелось раскрыть истинную цель моего визита.
   Зия Гусейнович кашлянул и громко произнес:
   -Мы слушаем вас, молодой человек.
   -Дело в том, - начал Нияз, - что мы достаточно долгое время дружим с Ульвией, и я подумал, что...
   -Продолжайте, молодой человек, не стесняйтесь, - подбодрила Севиль ханум.
   -Hам следует узаконить отношения, и если вы не против, то я в условленное время направил бы к вам сватов. Мы бы с Ульвией обручились, и положили конец сплетням, которые так любят разносить недоброжелатели в нашем городе.
   -Несколько неожиданно. А как к этому относится Ульвия? - спросил Зия Гусейнович.
   -Мы с мамой давно хотели познакомить тебя с Ниязом, папа, но ты все время занят и, поразмыслив, мы, наконец, решились. Мы нравимся друг другу и хотим быть вместе, и этим, я думаю, все сказано, - заявила Ульвия.
   -Я не против, а по улыбке на лице матери я могу быть уверенным, что и она тоже. Позвоните нам на следующей неделе и мы договоримся о встрече. Только учтите, у меня единственный выходной день - воскресенье. А теперь я вас оставляю, мне надо поработать с почтой, - подытожил Зия Гусейнович, и попрощавшись с Ниязом, удалился в кабинет.
  
  
   Джамиля Амирасланова позвонила сыну в воскресенье утром и пригласила на обед. Ей было известно, что Алик на дух не переносит еду в министерской столовой, и раз в неделю баловала его домашними обедами и выпечкой.
   -А что ты приготовила сегодня, мама? - осведомился он, сладко позевывая в трубку.
   -Плов с курицей, курагой и изюмом, и еще, твой любимый ''Наполеон.''
   -А можно я приду со Светой?
   -Не сегодня, сынок. У нас с отцом есть к тебе важный разговор.
   -Что вы опять затеяли?
   -Скоро узнаешь, приходи к часу дня, мы ждем тебя.
   Адыль Амирасланов, полковник уголовного розыска, любил единственного сына ненавязчивой отцовской любовью и возлагал на него большие надежды. Поступив на работу в милицию сразу после окончания Высшей школы МВД в Москве, он, благодаря острому уму и необычайной коммуникабельности начал быстро продвигаться по служебной лестнице, и к сорока годам дослужился до звания полковника. К этому времени Алик поступил на юридический факультет университета, и успешно завершив его, по настоянию отца продолжил династию и устроился на работу в уголовный розыск.
   Отец был доволен сыном, тот находился в Наримановском райотделе милиции на хорошем счету и, казалось, ничто не могло омрачить семейную идиллию. Но был в роду Амираслановых один недостаток, уж больно его мужская половина была падка на женский пол. Дед Алика, восьмидесятилетний Агамирза Амирасланов, недавно, в пятый раз женился на медсестре, которая после недельного рутинного обследования в Республиканской больнице, влюбилась в него и сразу согласилась переехать на дачу в Загульбе. Гюльбениз Абдуллаева, сорокапятилетняя вдова, была добросердечной женщиной и обещала ухаживать за стариком до конца его дней, на что тот реагировал несколько раздраженно словами: ''Еще неизвестно, кто кого переживет!''
   В свое время родители Адыля вовремя спохватились и, решив положить конец многочисленным любовным похождениям сына, женили его на красавице Джамиле, из родового села Фатмаи. Адыль, которому тогда исполнилось двадцать два года, увидев Джамилю, полюбил всем сердцем, и обещал родителям встать на путь истинный. Скоро Джамиля родила ему сына, что привело его в неописуемый восторг, и стала, по его словам, той женщиной, которая подарила ему настоящее семейное счастье.
   Семья Амираслановых, имея за плечами положительный опыт трансформирования безнадежного бабника и ловеласа в любящего мужа и отца, решила применить его в отношении сына и, пригласив на воскресный обед, положить конец его холостяцкой жизни.
   -Чтобы я стала твоей жертвой! - воскликнула Джамиля, встречая Алика в прихожей.
   -Не дай Бог, мама. Когда ты говоришь мне подобные вещи я чувствую себя виноватым.
   -Не обращай внимания, я просто соскучилась по тебе.
   -Как вкусно пахнет. Узнаю запах твоего плова, а то у меня от столовской еды желудок начал побаливать.
   -Ну, давай, проходи, папа заждался, хочет выпить с тобой по рюмочке домашней вишневки.
   Адыль сидел во главе стола. Увидев сына, он поднялся ему навстречу. Они обнялись и обменялись крепким рукопожатием.
   -Как служба, дорогой сыночек? - сходу поинтересовался отец.
   -Тяжело мне приходится, папа, но что поделаешь, я не могу подвести тебя, поэтому стараюсь изо-всех сил.
   -Ничего, привыкнешь, и мне поначалу было тяжело, а потом даже в редкие выходные скучал по работе. Давай пропустим по рюмочке маминой вишневки, а потом перейдем к плову.
   Обед продолжался до трех часов, а потом Джамиля ханум подала мужчинам чай с ''Наполеоном'' и фруктами.
   -Эх, если бы нас так кормили на работе, - жалобно произнес Алик, запивая пирожное чаем-мехмери.
   -А ты заходи к нам почаще, сынок, - подсказала Джамиля.
   -Я бы с удовольствием, мама, но нередко являюсь домой за полночь и есть совсем не хочется. Я не предполагал, что буду так много работать, мечтая до службы в милиции, если ты помнишь, о карьере свободного художника.
   -Bот еще! Кому нужны эти бесполые представители богемы. Другое дело, мы с тобой, настоящие мужчины, боремся с преступностью в родном городе и защищаем законопослушных граждан, - отчеканил Адыль.
   -Прекрати. Ты не на партсобрании. Лучше переходи к делу, - напомнила нетерпеливо Джамиля.
   -Да-да, ты права. Тут вот какое дело, сынок. Посоветовались мы с мамой и решили тебя женить. Знаю, тебе надо подумать, можешь не торопиться, недели, я думаю, хватит, - начал Адыль.
   -Это так неожиданно, папа. Не рановато мне жениться?
   -О чем ты говоришь, сынок. Мне было столько же лет, когда родители посадили меня однажды за стол и сообщили о своем решении. Ты же не пойдешь против нашей воли? Мы ведь желаем тебе добра. А от этих, пусть мама меня извинит, шлюжек, толку никакого. Все они одним миром мазаны. Тебе нужна домашняя девушка. И самое главное, мы уже нашли тебе такую, - сообщил Адыль с довольным видом.
   -Ты шутишь? - удивленно воскликнул Алик.
   -Нет, сынок, я абсолютно серьезен. Недавно в Баку приезжал начальник райотдела милиции закатальского района Гуламмирза Алиев. Мы с ним давние друзья. Посидели за рюмкой водки, вспомнили службу в армии, и решили что было бы нам неплохо породниться семьями. У него есть дочь на выданье, красавица Гюнай, а у нас взрослый сын, так за чем же дело стало?
   -Погоди папа, это та светловолосая голубоглазка, которую я видел у них в гостях.
   -Та самая, сынок. Лучшие парни района мечтают жениться на ней, а тут она сама тебе в руки плывет, надо быть последним болваном, чтобы отказаться от такой прекрасной лани.
   Алик вспомнил недавнюю командировку в Закаталы и званый ужин в доме полковника Алиева. Гюнай тогда действительно ему понравилась, особенно запомнились ее глаза, ясно-голубые, миндалевидные, и какие-то глубокие, словно тихая гладь Гек-геля. Статная, с аккуратно собранными на затылке русыми волосами, она произвела на Алика незабываемое впечатление. И еще ему понравились ее тонкие запястья и щиколотки, что выдавало в ней натуру эмоциональную, с развитым интеллектом. Не будь той невидимой и вполне осязаемой грани, которая отделяла коренных бакинцев от жителей районов республики, он бы сам отправил в Закаталы сватов. И потом, он даже не успел перекинуться с Гюнай парой слов, а это для него было чрезвычайно важно, поскольку богатый опыт общения с девушками подсказывал, что нередко стоило им открыть прелестный ротик, как желание продолжать знакомство отпадало напрочь.
   -Я помню эту девушку, она мне даже понравилась.
   -Вот видишь, сынок, все складывается как нельзя лучше. Это судьба, помяни мои слова.
   -О чем ты говоришь, папа. Я тогда не успел с ней даже поговорить.
   -Наговоритесь, сынок, у вас вся жизнь впереди, - настаивал Адыль.
   -Я так не могу. Для меня главное не внешность, а внутренний мир человека, и пока я с ней не пообщаюсь, строить дальнейшие планы бессмысленно.
   -Разве мы против? Поедем к ним в гости, вот там и пообщаетесь, - c готовностью откликнулся Адыль.
   -Сыночек, мы все прекрасно понимаем, и не собираемся вас женить насильно. Встретитесь, поворкуете, и если Гюнай тебе понравится, то сразу обручим вас, - сказала Джамиля ханум.
   -Странно вы рассуждаете. Вы не подумали о том, что я могу не понравиться девушке, - воскликнул всердцах Алик.
   Адыль откинулся на стуле, и широко улыбнувшись, заявил:
   -Да за такого парня, как ты, любая девушка пойдет. Пусть она еще помечтает!
   -Я не уверен, мне нужно время, чтобы все обдумать. Дайте мне несколько дней, и я сообщу вам о своем решении, - подытожил Алик.
   -У тебя есть время до следующей субботы, если твой ответ будем положительным, то в ближайшее воскресенье мы отправимся в Закаталы, - согласился Адыль.
   -Ладно, папа, договорились, - кивнул Алик, и они, наполнив рюмки, выпили за здоровье Джамили ханум.
  
  
   -Какое же это счастье, когда в небольшом южном городе живет столько красивых женщин! Ведь есть на свете города, в Южной Америке, Испании, или Италии, где, наверняка, тоже много красавиц, однако такого количества страстных, нежных и любвеобильных девушек, как в Баку, нет, наверное, нигде.
   Будучи еще малышом в возрасте четырех-пяти лет, я помню, как многочисленные родственницы, соседки, и подруги матери, непрерывно меня тискали, зацеловывали, передавали друг другу, как маленького зверька, оставляя на щеках, шее и других частях тела следы помады и смачных поцелуев. Именно тогда я впервые ощутил дурманящий запах женского тела, его мягкость и податливость, и понял, что это и есть настоящее счастье, когда нежные женские руки обнимают, а горячие губы ласкают и целуют тебя.
   Первую эрекцию я испытал в пятилетнем возрасте, когда во время прогулки на Приморском бульваре с воспитательницей детского сада, я уселся на скамейку и внезапно подвергся нападению девочки из нашей группы, Земфиры. Она забралась на меня, придавила своим плотным тельцем, и я почувствовал, как ее кудри накрыли мое лицо. В следующее мгновение нечто зашевелилось в моих шортиках и словно окаменело. Я тогда не мог понять, что происходит, но сладостное чувство уже охватило меня, и я не хотел, чтобы Земфира уходила. Bоспитательница, заметив дерзкий поступок девочки, поспешила освободить меня, и пригрозила наказать Земфиру по возвращении в детский сад.
   Я тотчас забыл об этом эпизоде и будни в детском саду потекли своим чередом, пока однажды я не влюбился в новую воспитательницу, молоденькую синеглазку Алину Евгеньевну. Я помню, как днями напролет ходил за ней по пятам, пытаясь понравиться, - хватал за руку, прижимался к бедрам и старался угодить во всем. А когда она читала нам сказки, я усаживался рядом и украдкой целовал ее плечо, мягкое и нежное, заставляя девушку ежиться и покрываться густой краской. Другим детям в эти моменты было не до нас, кто-то сразу засыпал, а кто-то возился с игрушками, и только я один изо всех сил прижимался к воспитательнице и вдыхал аромат ее молодого тела. Она, конечно, пыталась одергивать меня, иногда даже поругивала, но я не мог ничего с собой поделать, поскольку меня тянуло к ней, как магнитом.
   В школе мои мучения продолжились. Ежедневное общение с одноклассницами приводило меня в состояние близкое к умопомрачению. В подростковом возрасте я не мог концентрироваться на учебе и все время старался отгонять от себя мысли о девочках, о их голых руках и ногах, манящих взглядах. Именно тогда ко мне со всей полнотой пришло осознание того, что я родился в раю, или, скорее, в городе, где практически каждая вторая девушка могла потенциально свести меня с ума. Я держался как мог, подавлял в себе природные инстинкты, но одно воспоминание тех лет прочно утвердилось в моем мозгу - я никогда не влюблялся по настоящему, - завершил рассказ Алик, и отвел глаза от своего благодарного слушателя, Светы.
   -Зачем ты делишься со мной воспоминаниями? - бросила девушка недоуменно.
   -Я впервые влюбился. И, думаю, что один раз и на всю жизнь, - торжественно произнес Алик.
   -Этого не может быть. И в кого же? - полюбопытствовала Света.
   -Bы с ней не знакомы. Могу только заявить, что это самое загадочное и восхитительное существо на свете. Я никогда не испытывал ничего подобного, и просто хотел с кем-то поделиться своим счастьем, - ответил Алик.
   -И как я должна это воспринять, как прелюдию к отвалу? - догадалась Света.
   Алик вспомнил день cвоего приезда с родителями в Закаталы. Все вокруг было залито солнечным светом, воздух был напоен ароматом диких трав и полевых цветов. Он был вне себя от чувств, переполнявших его, когда увидел Гюнай c отливающими золотом густыми волосами, с устремленным на него обольстительным взглядом васильковых глаз, с движениями дикой лани, словно манящей его в иссиня-черный мрак девственного леса. Однако это был всего лишь антураж, тончайшая и прелестная оболочка, для полноты счастья ему не хватало совсем немного, а именно, услышать ее голос, поговорить с ней, узнать поближе. И каково было его удивление, когда она заговорила с ним на литературном азербайджанском языке, чистом и мелодичном, как горный ручей. В тот момент зазвучал язык великого Низами и Фирдовси, который подвергался негласным гоненьям и глумлению со стороны представителей городской русскоязычной элиты. Им было стыдно общаться на родном языке, поскольку это было не модно, а еще потому, что они им просто не владели в той степени, чтобы по-настоящему полюбить.
   Немного позже, в цветущем саду, у подножия рукотворного водопада, он был окончательно обескуражен, когда Гюнай прочитала ему ''Майскую ночь'' Афанасия Фета на русском языке, без акцента и без единой запинки.
  
  Какая ночь! На всем какая нега!
  Благодарю, родной полночный край!
  Из царства льдов, из царства вьюг и снега,
  Как свеж и чист твой вылетает май!
  
  Какая ночь! Все звезды до единой,
  Тепло и кротко в душу смотрят вновь.
  И в воздухе за песнью соловьиной,
  Разносится тревога и любовь.
  
   Неужто Гюнай влюблена в него, возможно ли такое в принципе? Он ведь городской парень с подмоченной репутацией повесы, кому, как не ее отцу, было об этом хорошо известно. Однако она же понравилась ему, почему он не мог понравиться ей? Или это просто девичья напасть, когда родители пытаются поскорее выдать дочь замуж, чтобы снять с нее ярлык засидевшейся в девках невесты? Можно было сколько угодно рассуждать на эту тему, но в тот вечер Алик был абсолютно уверен, что влюбился в Гюнай как последний мальчишка.
   -Ты не должна на меня обижаться. Я и тебя люблю по-своему. Но Гюнай - это совсем другое. Меня неожиданно посетило чистое и светлое чувство, будоражащее ум и душу. Мне вдруг стало легко и радостно на сердце, настолько, что я готов простить всех недругов, протянуть им руку дружбы, и даже полюбить. Если на свете действительно есть счастье, то это именно то состояние, которое я сейчас испытываю. Ты меня понимаешь? - тихо произнес Алик и уставился на подругу светящимися глазами.
   -Понимаю. Мне уйти сейчас, или немного подождать? А может переспим на посошок? - уколола Света, издевательски глядя на него.
   -Зачем ты так, я вовсе не хотел тебя обидеть, - смущенно буркнул Алик.
   -А кто сказал, что я обиделась? Я просто убедилась в том, о чем с некоторых пор догадывалась, но никак не решалась поверить. А именно, что все мужики козлы, и это, мой дорогой, постулат, - небрежно бросила Света, резко поднялась с дивана, и ушла, не попрощавшись.
  
  
   После визита к Метанет Эльвира не находила себе места. Никогда прежде она не чувствовала себя так плохо, и временами ей казалось, что земля уходит из под ног. Марджан ханум поправилась, ей с каждым днем становилось все лучше, и это обстоятельство приводило Эльвиру в бешенство. Она тщательно старалась скрывать часто охватывающее ее бесконтрольное раздражение, но иногда все-таки срывалась и, тем самым, вызывала на себя огонь со стороны любимого сына.
   Жизнь под одной крышей со свекровью становилась для нее невыносимой. Особенно после того, как та, восстановив силы, пыталась постоянно ей возражать, а подчас и ставить на место в присутствии членов семьи. Подобное поведение Марджан ханум вызывало у Эльвиры чувство отвращения и лютой ненависти, что однажды, вполне ожидаемо, навело ее на мысль о том, что старуха прошла точку невозврата и подписала себе смертный приговор.
   Но для осуществления зловещего замысла ей все еще не хватало решимости. Она часто просыпалась в холодном поту и отгоняла от себя воображаемых демонов, которые с завидным постоянством стали преследовать ее в сновидениях. Ей было невдомек, что в глубинах ее подсознания шла страшная борьба между добром и злом, Богом и Дьяволом, и что этот конфликт, при определенных обстоятельствах, мог привести к разрушению ее личности, а может и к преждевременной смерти.
   Был ли у нее выбор? Разумеется. Она могла бы на время смириться с обстоятельствами и дождаться естественной смерти свекрови. Но ведь только господу Богу было известно, сколько той осталось жить. А если она протянет еще десять, а может и пятнадцать лет? Сколько же Эльвире тогда исполнится? Шестьдесят? Об этом даже страшно подумать. Нет, она не выдержит больше и месяца. Она скорее умрет, чем будет терпеть присутствие проклятой старухи в своем доме.
   Но как к ее внезапной смерти отнесутся родные, легко ли перенесут ее, не отразится ли небогоугодное деяние Эльвиры на их здоровье? Ведь Метанет предупреждала, что она, и члены ее семьи, могут пострадать от обратного удара. Однако в то же время пыталась успокоить, утверждая, что если поставить правильную защиту, то его можно избежать. Этим советом она и воспользуется, и постарается соблюсти все условия обряда в той последовательности, в какой ей советовала колдунья. Следует лишь выбрать удобный момент и отправиться на кладбище в одну из деревень за городской чертой, там ее наверняка никто не заметит. А если она и встретит кого-то из знакомых, то всегда может сказать, что пришла заказать молитву по усопшей родственнице, или подруге.
   Минуло несколько дней, и Эльвира, наконец, решилась на отчаянный шаг. B один из пасмурных, насквозь пропитанных сыростью дней, она оставила домочадцам записку, в которой сообщила, что будет отсутствовать во второй половине дня, и заказав такси, отправилась в Новханы. Едва она вошла на территорию кладбища, как ее встретил пожилой мулла. Oн немедленно предложил услуги по чтению молитвы на могиле предполагаемого усопшего родственника. Однако Эльвира вежливо отказала ему, сославшись на то, что на кладбище похоронено несколько ее родственников, и сначала ей хотелось бы обойти их могилы, а потом уже заказать молитву. Тот почтительно откланялся, и сообщил, что будет находиться неподалеку, и когда понадобится, просил окликнуть его.
   С севера поплыли черные тучи и скоро затянули небо, предвещая надвигающуюся непогоду. Эльвира, с дрожью в коленях, начала осторожно пробираться между заброшенными могилами, внимательно глядя под ноги, чтобы, ступая по разбросанным повсюду камням, не сломать каблуки. Внезапно она остановилась перед могилой, на мраморной плите которой, под портретом молодой женщины, было высечено имя Оруджева Марджан.
   ''Этого не может быть, - подумала она, - неужели ей повезло, ведь не прошло и пяти минут, и вот она, могила с именем ее свекрови. Однако времени терять нельзя, и пока вокруг никого нет, cледует взять себя в руки и совершить страшный обряд.''
   Эльвира извлекла из сумки черный платок и остальные предметы, необходимые для проведения обряда, и удивилась тому, насколько четкими и выверенными движениями в точности проделала все, о чем ей говорила колдунья. Вдруг прогремел гром, и в следующую минуту поднялся порывистый ветер. Ее лицо захлестнули холодные капли дождя. Она быстрым шагом направилась на окраину кладбища, прошла несколько шагов мимо последней могилы, и судорожно извлекла из кармана монеты. Потом оглянулась по сторонам, и бросив медяки через левое плечо, громко произнесла вслух:
   -Откупилась!
   Покончив с обрядом, Эльвира ощутила необычайный прилив сил, на душе стало легко и свободно. Она подставила лицо прохладному ветру, и даже не заметила, как к ней подошел мулла.
   -Ханум, вы будете заказывать молитву? - осведомился он вежливо.
   -Нет, мулла-ами, не сегодня. Я вернусь в другой день, когда будет хорошая погода, - ответила Эльвира и вложила в его ладонь пять рублей.
   -Будь по-твоему, доченька. И впрямь, скоро начнется проливной дождь, поторопилась бы ты лучше домой, - согласился мулла, и поблагодарив Эльвиру, пошел прочь.
   Едва она вышла на дорогу и успела сделать несколько шагов, как рядом с ней остановилась попутная машина. Заглянув внутрь, и убедившись, что водитель заслуживает доверия, она села на заднее сиденье и назвала адрес. В следующее мгновение крупные капли дождя застучали по крыше автомобиля, и дворники, заработав с полной отдачей, насилу успевали смывать воду с лобового стекла.
   -Вот зарядил! А ведь каких-то полчаса назад ярко светило солнце. Поистине, Божий Промысел непостижим, - философски произнес водитель старенькой ''Победы.''
   -Вы лучше на дорогу смотрите, молодой человек, так будет безопасней, - сухо пробормотала Эльвира и уткнулась задумчивым взлядом в боковое стекло.
  
  
   -Ты cообщил родителям о нашем решении? - осведомилась Ульвия у Нияза во время обеда в ресторане гостиницы ''Новый интурист.''
   -Сегодня только пятница, я планировал поговорить с ними завтра, а что?
   -Да так, ничего. Просто если ты будешь тянуть, я могу и вовсе передумать.
   -Ты серьезно?
   -Вполне, дорогой. Я ведь девушка капризная. Встречу жениха позавидней тебя, и брошусь ему в объятья. Представляешь, как он будет рад.
   -Ну и вредная же ты! - не сдержался Нияз.
   -А ты надеялся, что берешь в жены девушку, которая будет тебе носки стирать и бозбаш готовить?
   -Я не об этом.
   -O чем же?
   -О том, что ты не любишь меня, если так легко можешь променять на первого встречного.
   -А за что тебя любить? Да, ты красив, умен, из хорошей семьи. Однако этого не достаточно. Ты должен заслужить мою любовь, а именно, предупреждать желания, радовать при каждой встрече, не пререкаться и сдувать с меня пылинки. А если попробуешь хоть раз пойти против моей воли, то я от тебя избавлюсь, как от надоевшей игрушки, и найду себе другого, более покладистого и послушного, - зявила Ульвия и отправила в рот кусочек сыра.
   -А как же наши обычаи? Mы все-таки живем в восточном городе, и роль мужчины, как главы семьи, никто не отменял, - выразил недовольство Нияз.
   -Плевать я хотела на обычаи. Если ты хочешь их соблюдать, то найди себе другую девушку, из деревни. Она будет тебе готовить, стирать, и раз в неделю отдаваться в миссионерской позе.
   -Ты издеваешься надо мной?
   -Отнюдь, говорю тебе правду.
   -Я ведь могу обидеться, - сухо произнес Нияз.
   -Бедняжка, неужто я задела мужскую гордость? О чем ты думал, когда начал со мной встречаться? Хотел потусить, или еще хуже, покувыркаться со мной в чужой постели, в квартире твоего дружка? Однако у тебя ни то, ни другое, не получилось. И знаешь почему? Потому что ты - слабак. Я просто тебе не по зубам. И тогда ты решил жениться на мне, чтобы получить доступ к связям моего отца и, разумеется, к моему телу. Первое удастся без труда, ты ведь будешь его единственным зятем, а вот второе - под большим вопросом, поскольку я девушка своенравная и прихотливая, и не буду делить постель с человеком, который мне не нравится.
   -Зачем же ты тогда познакомила меня с родителями? - еле сдерживая закипающую ярость, выдавил из себя Нияз.
   -Чтобы узаконить наши отношения, выйти замуж и получить в твоем лице ширму. Да-да, голубчик, ширму, за которой я буду надежно спрятана, и в то же время буду делать все, что мне вздумается, - деловым тоном сообщила Ульвия.
   К ним незаметно подошел официант и разложил на столе горячие блюда. Разлив по бокалам вино, он тихо удалился.
   -Если мне действительно уготовлена участь ширмы, или послушного мопса, то нам лучше расстаться, - пролепетал Нияз.
   -Я не против. Однако в данный момент ты снова лукавишь. Ты не бросишь меня. И знаешь почему? Испугаешься моего отца. Это ведь элементарно. Он никогда не простит обиду, нанесенную его единственной дочери. Сначала размажет по стенке уважаемого Альберт муаллима, а потом возьмется за тебя. Он сделает так, что тебя отправят по распределению в самый дальний уголок нашей родины, куда-нибудь в Ярдымлы, на должность младшего бухгалтера совхоза имени ''Ильича.'' И будешь ты там сидеть в сельсовете за столом, кишащим клопами, начислять трудодни дояркам и попивать грузинский чай третьего сорта.
   Нияз сидел с опущенной головой и ковырялся в тарелке. Он понимал, что попал в ловушку, но хотел хоть каким-то образом сохранить лицо.
   -Послушай, если бы я тебе совсем не нравился, разве ты встречалась бы со мной?
   -Вот так-то лучше. Я тебя искренне уважаю за то, что ты можешь вовремя дать задний ход. Это чрезвычайно ценное качество, и если ты будешь послушным мальчиком, то пойдешь очень далеко, но только с помощью моего отца, и моей, не в последнюю очередь, - подытожила Ульвия.
   -Я не могу взять в толк, какого черта тебе нужен такой муж? Разве женщины не мечтают о сильном и самостоятельном мужчине, на плечо которого могут опереться в трудную минуту?
   -Разумеется, мечтают. Однако не все. Тем клушам, которые хотят посвятить жизнь мужу и детям, именно такие и нужны. Они будут проводить лучшие годы в четырех стенах, стараясь угодить вечно недовольному мужу, а тот, обеспечивая семью самым необходимым, примется погуливать на стороне, злорадно посмеиваясь за ее спиной. Дети вырастут и, как водится, ответят ей черной неблагодарностью, поскольку им не за что будет уважать состарившуюся женщину, принесшую в жертву семейной жизни карьеру. Муж к тому времени обязательно заведет молодую любовницу, и будет рассказывать ей в постели, как ему опостылела нелюбимая жена. А поскольку ты мальчик неглупый, то должен понимать, что такая жизнь не для меня. Я планирую сделать карьеру и стать полноценным членом общества. А с моими данными, и связями отца, мне это будет сделать нетрудно.
   -Какую же роль ты отводишь мне? - предпринял еще одну попытку Нияз.
   -Не заставляй меня повторяться. К тому, что я уже ранее отметила, можно добавить роль счастливого мужа преуспевающей жены. И еще, я предлагаю после свадьбы не лезть в личную жизнь друг друга. Ты парень современный, и, надеюсь, не будешь возражать?
   -Как же так, а что скажут люди?
   -Это меня волнует меньше всего. Мои главные приоритеты в жизни - высокое положение в обществе, материальное благополучие и процветание, а любовь и семейная идиллия - удел сирых и убогих.
   -Вполне доходчиво, - понял Нияз.
   -Умничка. Ждем твоих сватов на даче в воскресенье, в шесть часов вечера, - заключила Ульвия, извлекла из сумки миниатюрное зеркальце, и принялась сосредоточенно красить губы. Нияз расплатился за ужин и направился с будущей невестой к выходу, скользя взглядом по молодым парочкам, которые казались ему в тот момент невероятно счастливыми.
  
  
   Амина Ахундова заканчивала третий курс художественного училища. Она подавала большие надежды как молодая художница, стремящаяся писать картины не в классическом стиле, которому учили ее педагоги, а в импрессионистском, к которому больше лежала ее душа. Родители откровенно считали ее работы мазней, а брат относился к ним скорее с долей сарказма, и был уверен, что карьеру на этом поприще сестра скорее всего не сделает.
   Девушка, несмотря ни на что, продолжала идти своим путем, не обращая внимания на снисходительные реплики родных, a по окончании училища планировала отправиться в Ленинград, с целью поступить в институт живописи и скульптуры имени Репина. Эльвира, в ответ на ее прожектерские планы, повторяла дежурное:
   -Даже не думай об этом, ты никуда не поедешь. А Альберт, покачивая головой, вторил жене:
   -Молодым даже невдомек, что творится в этом жестоком мире.
   Главным приоритетом родителей на тот момент было зудящее желание поскорее выдать дочь замуж, положив, тем самым, конец бардаку, творящемуся в ее прелестной головке. Та категорически игнорировала просьбы и увещевания матери познакомиться с одним из потенциальных женихов из близкого круга знакомых, чем приводила ее в состояние близкое к умопомрачению. В училище ей никто не нравился, а особо назойливых кавалеров она отшивала по разработанной ею методике, втолковывая им на первой встрече, что выходить в свет с такой девушкой им будет не по карману. Схема неизменно срабатывала, поскольку финансовый вопрос задевал самолюбие горячих бакинских парней на все сто.
   -Ну и не надо. То же мне, задавака. С таким гонором ты засидишься в девках, - бросил ей однажды вслед Узеир Мустафаев, студент медицинского института, предпринимавший неоднократные попытки покорить ее.
   В личной жизни девушки возможно ничего бы не изменилось, если ее однажды не пригласил на ужин Фикрет. Амину настолько покорила непритворная и добросердечная атмосфера, царящая в крошечной квартирке его родителей, что ее стало непроизвольно тянуть туда. Она пыталась разобраться в своих чувствах, но поскольку с матерью никогда не делилась, то ей, как буриданову ослу, было крайне трудно решить для себя непростую дилемму - продолжать оставаться одной, или связать жизнь с Фикретом.
   Он, безусловно, нравился ей, однако будучи девушкой упрямой и строптивой, она решительно не желала признаваться себе в этом. Может часть вины за неопределенность в отношениях лежала и на Фикрете? Тот был слишком мягким и нерешительным. Стоило немного поднапрячься, как он часто делал это на ринге, то удача обязательно улыбнулась бы ему, и он, без особого труда, смог бы завоевать сердце любимой девушки. Но парню мешали комплексы, особенно неудовлетворительное материальное положение и отсутствие принадлежности к заветному кругу золотой молодежи, к которому он относил Амину. Ему было невдомек, что девушка, в которую он влюблен, интересуется совершенно иными вещами, a материальная составляющая бытия представляется ей некой эфемерной субстанцией, абсолютно ее не волнующей.
   Амина планировала строить будущее вне всяких моральных и материальных предрассудков и, как она любила повторять, добиться успеха и достатка самостоятельно, без чьей-либо помощи. С этой задачей, как ей казалось, помог бы справиться именно Фикрет, поскольку являлся человеком самодостаточным и целеустремленным. Другие сверстники, особенно ее круга, девушку не интересовали, а подчас и вызывали в ней отвращение, когда раскатывая по городу в отцовских машинах, и приоткрывая водительское стекло, нагло зазывали к себе спешащих по своим делам симпатичных девушек. Нияз, к ее величайшему сожалению, тоже принадлежал к касте сынков папенькиных, но она любила его, и вследствие этого, прощала слабость и несамостоятельность, в надежде на то, что тот со временем все же станет настоящим мужчиной.
   -Ты бы хоть раз вышла в город с Эмином, может он тебе понравится, - осторожно начала Эльвира однажды, следя за тем, чтобы заварка не убежала.
   -Я не хочу говорить на эту тему, мама, мне надоело, - недовольно произнесла Амина.
   -Тебе уже исполнилось восемнадцать лет и пора подумать о замужестве, - настаивала Эльвира.
   -Когда закончу училище, получу диплом, тогда и поговорим.
   -А я считаю, что несколько коротких встреч с юношей до обручения делу не помешают.
   -Я не буду встречаться с Эмином, он мне не нравится.
   -А кто тебе нравится? Этот голодранец, сын трубача из похоронного оркестра?
   -Да, представь себе, - сухо ответила Амина.
   -Этому не бывать, - перешла на фальцет Эльвира, - и не делай так, чтобы ноги его в нашем доме не было.
   Амина вспомнила лицо Фикрета во время их последнего свидания на террасе. Он смотрел на нее, как паж на свою принцессу. Она верила, что он всю жизнь будет любить и оберегать ее. Да, он некрасив и небогат, но разве это главное? Они вместе будут строить будущее, а мнение родителей, и, тем более, общественное, ее совсем не волновало.
   -Мама, Фикрет мне нравится. И если ты желаешь своей дочери счастья, то хотя бы однажды прислушайся к тому, что я говорю. Будь мудрее и смирись с этой мыслью, наконец. А если ты будешь и дальше меня третировать, то я уйду из дома, так и знай, - с жаром выдала Амина.
   -Уходи, мне не нужна такая дочь. Лучше потерять тебя, чем покрыть семью позором, - вскричала с пафосом Эльвира.
   В соседней комнате захлопнулась дверь, и на пороге кухни появился Нияз со словами:
   -Мама, ты чего разошлась в такую рань, соседей разбудишь.
   -Ты слышал, что твоя сестра задумала? - спросила Эльвира сына.
   -Нет, мама, я не подслушиваю чужих разговоров, - ответил тот.
   -Она тебе не чужая. Единственная сестра, между прочим. Bместо того, чтобы поддержать мать, ты ведешь себя как посторонний человек.
   -А что случилось?
   -Случилось то, что не могло мне присниться в самом кошмарном сне. Tвоя сестра хочет уйти из дома. И знаешь к кому?
   Нияз уставился на сестру, потом перевел глаза на мать, и спросил:
   -И к кому же?
   -К твоему дружку, Фикрету.
   -Это правда, сестренка?
   -Да, братишка. И тебе должна быть известна причина. Мне нет покоя от твоей матери, она днем и ночью терзает меня. Я чувствую себя в этом доме чужой. Мне едва исполнилось восемнадцать лет, и вместо того, чтобы поддержать меня и дать возможность закончить учебу, она ежедневно требует, чтобы я встречалась с людьми, к которым у меня не лежит душа, поскорее вышла замуж и покинула отчий дом, словно я прокаженная какая-то, - завопила Амина со слезами на глазах.
   -Ты слышал, она меня и матерью своей не считает, вот до какой степени обнаглела. Я ей желаю добра, хочу чтобы вовремя обзавелась семьей и детьми, чтобы наши враги ослепли от зависти, а она, тварь неблагодарная, меня еще в чем-то обвиняет, - воскликнула с пафосом Эльвира, обращая взор к сыну.
   -Хватит, - вскричала Амина, - я ненавижу тебя, и больше ты меня никогда не увидишь.
   -Ты что творишь, сестренка? - опешил Нияз.
   Амина вскочила со стула, и обливаясь слезами, выбежала из кухни.
   -Не останавливай, камень ей вдогонку! Пусть помыкается немного. И очень скоро, помяни мои слова, приползет на коленях, и будет просить у меня прощения, - торжествующе произнесла Эльвира.
   -Какая же ты жестокая, мама, - воскликнул всердцах Нияз.
   -А с ней невозможно иначе. Ты представляешь, что будет, когда родственники и друзья узнают, с кем твоя сестра связалась? Как возрадуются наши недоброжелатели? Дочь Эльвиры и Альберта Ахундовых спуталась с сыном дудилы из похоронного оркестра! Лучше бы я умерла, чем дожила до этого дня! А какова будет реакция Улечки, нашей будущей невестки? Она же просто перестанет с ней общаться. И правильно сделает, ''ищи себе ровню,'' говорили наши отцы. А твоя сестра хочет нарушить эту заповедь, за что и будет обязательно наказана, - подытожила Эльвира.
   -Tы не должна была с ней так поступать. Как можно принуждать совсем еще юную девушку к раннему замужеству. Она еще не определилась в жизни, а ты... - начал было Нияз.
   Эльвира отпила глоток холодный воды, и растягивая слова, медленно произнесла:
   -A я думала, что ты поддержишь меня. Ты такой же слюнтяй, как и Альберт, недаром одноклассники прозвали тебя ''Кисель.''
   -Откуда тебе это известно? - удивленно спросил Нияз.
   -От твоей сестры.
   Он взглянул на часы и, поцеловав мать в щеку, сообщил:
   -Я опаздываю в институт, но в следующий раз я обязательно с ней поговорю, обещаю тебе.
  
  
   Будучи предприимчивым и настойчивым на рабочем месте, в делах семейных Альберт признавал полную несостоятельность и во всем доверялся Эльвире. Он знал, что Алирза Мамедович ждет от него ответа, однако никак не решался позвонить ему первым. Откуда взялся им на голову этот Фикрет? Ведь все так замечательно складывалось. Эмин, сын его начальника, давно положил глаз на Амину, и намерения, судя по последнему разговору с его отцом, у него были самые серьезные. Амина спутала им все карты, и как все девчонки ее возраста, абсолютно не отдавала себе отчета в том, к каким последствиям может привести безрассудное решение.
   Алирза Мамедович хоть и дорожил своим заместителем, но в то же время являлся человеком крайне неуравновешенным и даже мстительным. Он не терпел, когда ему отказывали, а в тех редких случаях, когда делал первый шаг сам, принятие ответа, кроме положительного, для него не представлялось возможным. Он мог сорваться на человека, отказавшего ему, смешать с грязью, и в качестве крайней меры разорвать с ним всяческие отношения.
   Альберт был знаком с отрицательными чертами характера директора не понаслышке, и был готов ко всему, вплоть до увольнения по собственному желанию. Тесть ему больше помочь не мог, поскольку находился на пенсии, а других связей на самом верху у него попросту не было. Многочисленным клиентам во властных структурах, названивающим ему ежедневно, требовалось только одно, чтобы он своевременно обеспечивал их, и членов их семей, современной мебелью по сходной цене. Но в случае возникновения конфликта между ним и Алирзой Мамедовичем, те, вне всякого сомнения, немедленно приняли бы сторону последнего, поскольку тот был шефом, а Альберт - лишь его заместителем.
   -Зайди ко мне, - услышал Альберт в то утро командный голос директора в телефонной трубке, и немедленно отправился к нему, обдумывая на ходу варианты приемлемого ответа.
   -Здравствуй, дорогой, - начал тот, встречая заместителя с широкой улыбкой.
   -Доброе утро, Алирза Мамедович, как поживаете?
   -Да так, по-стариковски. Поясница опять прихватила, утром еле встал с кровати. Вот ты сейчас сообщишь хорошую новость и мне сразу полегчает, - ответил он, хитро прищурив глазки.
   -Вы о чем, шеф? - решил слукавить Альберт.
   -Э-нет. Ты лохом-то не прикидывайся. Мы ведь с тобой договаривались.
   -Так нет хороших новостей. Можете обратить на меня ваш праведный гнев, но в делах, на которые моя юрисдикция не распространяется, я просто бессилен, - вяло пролепетал Альберт.
   -Молчать! - вскричал неожиданно директор, и ударив кулаком по столу, продолжил:
   -Ты мужчина, или слизняк? C собственной дочерью справиться не в силах? Или может ты боишься признаться, что она у тебя легкого поведения?
   -Это уже слишком, - возмущенно воскликнул Альберт.
   -Я так и знал. Яблоко от яблони далеко не падает. Ведь у тебя самого рыльце в пушку. Думаешь, я не в курсе?
   -Я не понимаю, о чем вы говорите?
   -Откуда же тебе понять, бездарь. Людка твоя - шлюха, сначала ведь моей полюбовницей была, а потом я, поразмыслив, подложил ее под тебя, чтобы легче было своего заместителя на коротком поводке удерживать. Теперь ты вот где у меня сидишь, - сказал директор, крепко сжав кулак, - пикнуть не успеешь, как вышвырну с должности за аморальное поведение.
   -Алирза Мамедович, я же не могу заставить Амину полюбить вашего сына, - взмолился Альберт.
   -Ты мне еще дерзишь? После сегодняшнего разговора я и слышать не желаю о твоей дочери. Пошел вон отсюда. И если не хочешь, чтобы тебя выставили из ''Mебельторга'' с волчьим билетом, напиши заявление по собственному желанию и передай секретарше, - подытожил Алирза Мамедович и указал заместителю на дверь.
   Альберт поднялся со стула и умоляющим взгядом уставился на шефа.
   -Вон! - завопил тот во всю глотку.
   Альберт, еле волоча за собой ноги, вернулся в свой кабинет и дрожащими руками извлек из стола чистый лист бумаги. Он находился в состоянии прострации, и никогда прежде не ощущал себя таким подавленным. Внезапно он почувствовал сильнейшую боль за грудиной, которая резко отдавала в левую руку и плечо. Едва дотянувшись до телефона, еле слышно передал секретарше:
   -Лена, вызывай скорую, немедленно, мне плохо.
   Карета скорой помощи прибыла в ''Мебельторг'' в течение десяти минут. Бегло осмотрев Альберта, врач принял решение о срочной госпитализации с подозрением на инфаркт миокарда. Напуганный не на шутку, Алирза Мамедович позвонил Эльвире, и сообщил о случившемся. Та разбудила Нияза, и они спешно отправились в Республиканскую больницу.
   -Я жена Альберта Ахундова, пропустите меня к нему, - воскликнула Эльвира, едва переступив порог кардиологического отделения больницы.
   -Ваш муж в реанимации, состояние его тяжелое, - сообщила ей медсестра.
   -А где ваше начальство, кто здесь главный? Что ты вылупила на меня глаза?
   -С вами хотел переговорить заведующий отделением, он ждет вас, пройдемте, - вежливо ответила медсестра, не обращая внимания на хамский тон Эльвиры.
   Заведующий отделением, Алим Меджидов, поднялся навстречу женщине, и пригласив за приставной столик, протянул ей стакан воды со словами:
   -Успокойтесь, ханум, вам следует набраться терпения и выслушать меня.
   -Что с моим мужем, он будет жить, скажите пожалуйста, не тяните?
   -Надежда на выздоровление пациента после инфаркта миокарда есть всегда, однако статистика вещь упрямая, и половина больных умирает в карете скорой помощи, не успев попасть на больничную койку. Вашему мужу повезло, его доставили к нам немедленно. Мы прооперировали больного, и его состояние в настоящее время стабильно тяжелое.
   -Скажите, доктор, a я могу ему хоть чем-то помочь?
   -Моральная поддержка крайне важна, однако не сейчас. Когда пациент придет в себя, я немедленно свяжусь с вами, а сейчас находиться в больнице нет никакого смысла. Ваш муж в реанимации и подключен к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Если послеоперационный период пройдет без осложнений, ему потребуется длительная реабилитация, и вот тогда вам будут нужны силы и терпение, чтобы вернуть мужа к полноценной жизни. Вы слышите меня? - спросил Меджидов, обратив внимание на рассеянный и потухший взгляд Эльвиры.
   -Извините, доктор. Я просто задумалась. Дело в том, что с нами живет моя свекровь преклонного возраста, и не будет ли она помехой, когда мужа выпишут из больницы? Может стоит отправить ее в дом престарелых, а то увидев сына в таком состоянии, сердце матери может не выдержать. Что вы думаете по этому поводу?
   -А сколько ей лет?
   -Недавно исполнилось восемьдесят.
   -Вопрос этот, конечно, крайне деликатный, однако в ваших рассуждениях есть рациональное зерно.
   -Спасибо, доктор, я обязательно переговорю с ее лечащим врачом, - сказала Эльвира, и поблагодарив врача, направилась к выходу.
   Нияз дожидался мать в приемном отделении, и увидев ее, бросился навстречу со словами:
   -Что с папой?
   -Инфаркт, сыночек, - ответила Эльвира, - надо крепиться. Теперь нам придется туго и останется уповать только на волю Всевышнего.
  
  
  
   Статус единственного ребенка в семье с раннего детства придавал непоколебимую уверенность Ульвие Мардановой в том, что она являлась пупом земли. В народе таких детей называли баловнями судьбы, сторонились их, а иногда и побаивались. Кличка ''Уля-зверь,'' полученная от дворовых пацанов, вскоре благополучно прилипла к ней, и даже будучи ученицей старших классов она старалась соответствовать ей, удерживая потенциальных ухажеров на безопасном расстоянии. Кандидат в мастера спорта по легкой атлетике ростом метр семьдесят восемь, она была выше почти всех одноклассников. И только Эльчин Гусейн-заде, являясь звездой школьной баскетбольной команды, смотрел на шубутную девушку сверху вниз. Будучи абсолютно уверенным, что все девчонки в школе грезят о нем, он однажды подошел к Ульвие и с хамоватым оттенком в голосе предложил сходить после школы в кафе. Та мгновенно отшила его, поскольку дружба с сыном токаря-фрезеровщика швейной фабрики имени Володарского в ее далеко идущие планы не входила.
   Поступив после школы в элитный лечфак медицинского института, она с головой ушла в занятия, поставив перед собой цель добиться высоких вершин в медицине, как того добилась ее мать, профессор кафедры урологии Севиль ханум Марданова. Будучи девушкой некоммуникабельной, она зачастую отказывалась от студенческих вечеринок, предпочитая общаться лишь с представителями узкого круга золотой молодежи, к которому безоговорочно относила себя.
   Проводя большую часть свободного времени в центральной библиотеке имени Ахундова, она терпеть не могла случайных знакомств с парнями, ошивающимися там с единственной целью подцепить новую подружку, и тем более с девушками, которых кроме распространения сплетен, ничего не интересовало. Встречаться с молодыми людьми она тоже не торопилась, поскольку этот вид занятий, согласно ее убеждениям, мог отнимать у нее слишком много драгоценного времени.
   Ситуация изменилась на третьем курсе, когда ее сокурсницы, достигнув двадцатилетнего рубежа, (по бакинским понятиям критического возраста для девушки) одна за другой стали обручаться, а некоторые даже выходить замуж, бросая тень на тех, кто, по их мнению, засиделся в девках, и следовательно, маскирует тот или иной дефект, тщательно скрываемый от окружающих. Ульвию Марданову такой расклад дел задевал не на шутку, и прислушавшись однажды к совету матери, она обратила внимание на юного Нияза Ахундова. Выше ее ростом, что само по себе являлось фактором немаловажным, атлетического сложения, весьма обаятельный паренек девушке понравился, однако это было всего лишь первое впечатление. Пообщавшись с ним, она убедилась, что юноша с неординарной внешностью - обычный ''тюфяк,'' и ей не подходит по определению. Но как раз в этот ответственный момент ей на помощь пришла мать. Давно переставшая руководствоваться в жизни одними эмоциями, Севиль ханум просила дочь не торопиться, и не отталкивать от себя потенциального жениха, представителя так называемого (по ее собственному выражению) среднего класса на социальной лестнице.
   -Парни нашего круга не будут терпеть твоих капризов, они сами избалованы сверх меры. А вот этот молодой человек будет носить тебя на руках. Во-первых, он не будет мешать тебе делать карьеру, а во-вторых, устраивать сцены ревности, когда ты вздумаешь вскружить голову очередному поклоннику. Обеспечив его всем необходимым для роскошной жизни, мы, тем самым, будем удерживать его на коротком поводке, и внушать мысль о том, что он по-настоящему счастлив, - поведала ей однажды мать.
   -Какая же ты у меня умница, мама. Мне бы такое самой и в голову не пришло, - поблагодарила тогда Ульвия мать. Вооружившись ее советом, она перешла в наступление, и в скором времени заставила Нияза влюбиться в себя, действуя настолько филигранно, что тот не заметил особых усилий с ее стороны.
   Дело было сделано, парень повис у нее на крючке, и заткнув одновременно рты многочисленным родственникам и злорадствующим сокурсницам, она вздохнула спокойно и с головой ушла в занятия, застыв в ожидании церемонии обручения. Вернувшись домой из библиотеки поздно вечером в пятницу, она решила позвонить будущему жениху и справиться о его планах на воскресенье. Не успела она подойти к телефону, как прозвучал резкий звонок, заставивший ее встрепенуться.
   -Слушаю вас, - ответила она, подняв трубку.
   -Уля, добрый вечер, извини, что я беспокою тебя в столь поздний час. У нас в семье стряслась страшная беда, - сообщил взволнованно Нияз.
   -Нездоровится бабушке? - осведомилась девушка.
   -Hет, с ней все в порядке. У папы сегодня случился инфаркт, он в реанимации и состояние его крайне тяжелое, - ответил Нияз.
   -Мне очень жаль. Может нужна помощь? Впрочем, что я у тебя спрашиваю, надо позвонить папе и попросить связаться с министром здравоохранения. Кстати, в какую больницу его госпитализировали?
   -В Республиканскую.
   -Что ж, там неплохие врачи. Но если понадобится, мы переведем его в ''Лечкомиссию.'' Не волнуйся, я лично все проконтролирую.
   -Спасибо тебе, Уля, я никогда не забуду...
   -Да брось ты, - перебила его девушка, - пустяки, надо спасать твоего отца. В данной ситуации каждая минута дорога. Жди меня дома, я сейчас приеду.
   -Чтобы я стала твоей жертвой! Прости нас за беспокойство! - театрально воскликнула Эльвира, встречая ее в прихожей.
   -Ну что вы, Эльвира ханум. Это наш долг. Мы сделаем все возможное, чтобы спасти Альберт муаллима. Я сейчас же позвоню папе, - сказала Ульвия и принялась набирать номер телефона отца.
   Нияз присел на кресло напротив, и уставился на нее встревоженным взглядом.
   -Папа, привет. Извини, что беспокою тебя на работе, но это очень важно. Дядя Альберта сегодня госпитализировали в Республиканскую больницу с инфарктом миокарда. Прошу тебя, сделай что-нибудь, и сообщи мне о результате как можно скорее. Я сейчас нахожусь у Нияза, и мы будем с нетерпением ждать твоего звонка, - сказала Ульвия и положила трубку.
   Эльвира вошла в комнату с подносом, на котором в стаканах армуды дымился чай, рядом в хрустальных розетках было разложено клубничное варенье.
   -Доченька, как хорошо что ты приехала, своим поступком ты подарила нам надежду. Видит бог, как мы благодарны тебе, - заявила женщина, и взяв руки Ульвии в свои, принялась горячо целовать.
   -Что вы делаете, Эльвира ханум, перестаньте. Разве вы поступили бы иначе, если беда пришла в наш дом?
   -Разумеется, доченька, ты права, извини меня, дуру, - пролепетала Эльвира и принялась вытирать слезы салфеткой.
   В это время зазвонил телефон и Ульвия подняла трубку.
   -Да, папа, - ответила она, не сомневаясь, что это был отец.
   -Я позвонил министру. Тот связался с главврачом Республиканской больницы, и сообщил, что в настоящее время транспортировать пациента в ''Лечкомиссию'' не представляется возможным. Однако он сегодня же отправится туда и соберет консилиум, о результатах которого сообщит мне позже. Пока все, доченька. Не переживай. Я сделаю все, что потребуется, - обнадежил дочь Зия Гусейнович и положил трубку.
   Ульвия передала разговор с отцом Эльвире и Ниязу и попросила последнего проводить ее. Вернувшись домой после одиннадцати, он застал мать у входа в подъезд собственного дома, лицо ее было белее бумаги.
   -Мне позвонил заведующий отделением и сообщил, что им не удалось спасти отца, - сказала Эльвира и бросилась со слезами в объятья сына. Часы на запястье Нияза показывали десять минут двенадцатого.
   В кардиологическом отделении больницы было тихо и безлюдно. Пациенты давно уснули, а посреди длинного коридора, за письменным столом восседала дежурная медсестра, которая в тусклом свете лампы бесшумно перебирала бумаги. Нияз усадил мать в кресло, подошел к ней и тихо произнес:
   -Извините, а у кого можно забрать свидетельство о смерти моего отца?
   -Кто вас пропустил в отделение в столь поздний час? - ответила вопросом на вопрос медсестра.
   -Прошу вас, вы же видите в каком состоянии находится моя мать, мне лишь нужна информация, помогите мне, - взмолился Нияз.
   -Назовите имя, отчество и фамилию усопшего.
   -Альберт Керимович Ахундов.
   Медсестра пролистала журнал и недоуменно воскликнула:
   -А кто вам сказал, что он умер? Я заступила на дежурство пять минут назад, он был еще жив.
   -Нам около одиннадцати позвонил заведующий отделением и сообщил о его смерти, - произнес дрожащим голосом Нияз.
   -Погодите, я вас провожу к дежурному врачу, и он вам все разъяснит.
   Нияз подошел к матери и сообщил ей радостную новость. Та с невероятной прыткостью вскочила с кресла и последовала за медсестрой. Войдя в кабинет дежурного врача, она, в свойственной ей манере, приготовилась к атаке, однако увидев улыбку на его лице, успокоилась и присела на стул.
   -Я ждал вас, ханум. Извините за недоразумение, но заведующий отделением сказал вам правду. Вашего мужа в прямом смысле слова вытащили с того света. Когда вам позвонили он был мертв, но буквально через несколько секунд к нам явился министр здравоохранения Абиль Рагимов с известным кардиологом, профессором Джума-заде, и собственной бригадой реаниматологов. И они, если так можно выразиться, совершили чудо. У больного появился пульс, нормализовалось давление, и в настоящее время он крепко спит, - сообщил врач и протянул Эльвире стакан воды.
   -Доктор, неужели это правда? - отпив глоток, спросила женщина.
   -Насколько мне известно, у нас в отделении других Альбертов Ахундовых нет, - успокоил ее врач.
   -Как же мне вас благодарить?
   -Я здесь не при чем. Вам надо благодарить человека, который в столь поздний час сумел убедить самого министра приехать к нам и спасти вашего мужа, - ответил врач.
   -А когда можно повидаться с отцом? - осведомился Нияз.
   -После завтрака у нас обход больных, приходите лучше после четырех часов вечера.
   -А можно позвонить утром и справиться о состоянии мужа? - спросила Эльвира.
   -Разумеется, я буду здесь до восьми часов, - ответил врач и протянул Эльвире листок бумаги с номером телефона.
   Выйдя из больницы она опустилась на заднее сиденье машины и облегченно вздохнула. Встретившись с глазами сына в зеркале заднего вида, она тихо произнесла:
   -Есть Бог на свете, сыночек, это он нас пожалел. Что бы мы делали без папы, пошли бы по миру.
   -Да, мама, ты права. Теперь мы у Зии муаллима в долгу на всю жизнь.
   -И ты должен будешь носить Ульвию на руках, если она, конечно, не передумает.
   -Зачем ты так, мама?
   -А затем, сынок, что таким девушкам не нужны женихи-голодранцы. Альберт заболел, и когда он вернется на работу одному Богу известно. Я домохозяйка, а ты - бедный студент, вот тебе и весь сказ.
   -Да, но я был у них на даче и мы договорились о помолвке, - возразил Нияз.
   -Это ничего не значит, сынок. Мардановы люди известные и богатые, они не станут выдавать единственную дочь замуж за бедолагу, - пролепетала с горечью в голосе Эльвира.
   Нияз умолк, и больше не проронил ни слова до самого дома. Помогая матери выбраться из машины, он тихо произнес:
   -Я утром позвоню Ульвие и поблагодарю ее. И если она скажет, что нам больше не надо встречаться, то я не стану обижаться.
   -Какой же ты у меня глупый. Как легко ты сдаешься. За Ульвию надо бороться так, чтобы она почувствовала, что ты любишь ее по-настоящему, только тогда она решит, выходить за тебя замуж или нет, - воскликнула Эльвира.
   -Спасибо, мама, что бы я без тебя делал, - понял Нияз, приобняв мать за плечи.
  
  
   Ранним утром следующего дня Эльвира набрала номер кардиологического отделения и справилась у дежурного врача о состоянии мужа. Тот сообщил, что пациент проспал всю ночь и утром пришел в себя. Недолго думая, она разбудила сына и принялась пихать ему телефонную трубку со словами:
   -Позвони Ульвие немедленно. Поблагодари ее, и скажи, что папе уже лучше. Я почему-то уверена, что все у нас будет в порядке.
   Нияз вскочил с постели, умылся и позвонил Ульвие. Та еще спала и едва слышно пробормотала:
   -Кто это?
   -Улечка, доброе утро. Извини, что разбудил тебя. Большое вам спасибо, папа пришел в сознание и чувствует себя хорошо. Если бы не Зия муаллим, его бы не было сейчас в живых.
   -Я искренне рада за вас. Вы собираетесь навестить его сегодня? - осведомилась Ульвия.
   -Обязательно, после четырех.
   -Я поеду с вами.
   -Спасибо, я в половине четвертого заеду за тобой, - подтвердил Нияз и положил трубку.
   Эльвира в это время хлопотала на кухне. Она приготовила для свекрови яйца всмятку и тост с инжировым вареньем. Ей было так радостно в то утро, что она, казалось, забыла о страшном обряде, который совершила на прошлой неделе, и хотела сделать Марджан ханум приятное.
   ''Может Сенубер лжет и все эти джаду и порчи на смерть просто шарлатанство, испытанный прием вымогания денег у таких простушек, как я, - подумала Эльвира, - ведь если бы обряд сработал, то свекровь наверняка уже слегла, а она, напротив, чувствует себя все лучше и лучше. Дай-то бог, пускай живет. Много ли ей осталось, может скоро сама уйдет с миром, и я забуду об этой порче, как о кошмарном сне. А если обряд все-таки сработает? Что тогда? Правильно ли Метанет поставила защиту? А вдруг колдунья умрет и в ней появится брешь? Не был ли инфаркт Альберта первой ласточкой, предупреждением?''
   Эльвиру внезапно охватил ужас, и она, потеряв равновесие, едва не уронила поднос с завтраком для свекрови на пол. В самом деле, как же она не догадалась раньше. Ведь Альберт никогда не жаловался на сердце, и вдруг слег с инфарктом среди полного здоровья. Это ее вина, бог покарал ее. Но если это так, тогда почему Альберт не умер? Не означает ли это, что обряд просто не сработал и теперь она сможет спать спокойно? Ах, если бы это было так! Она бы сразу устроилась на работу в музыкальное училише, благо старые связи сохранились, и начала новую жизнь. Наняла бы сиделку для свекрови, и все бы вернулось на круги своя.
   -Доброе утро, Марджан ханум, - ласково произнесла Эльвира, войдя в ее комнату.
   -Не сон ли мне снится? - удивилась та, завидя невестку с подносом в руках.
   -Эх, дорогая моя свекровь, посидела я и подумала, что незачем нам ссориться. Жизнь и так коротка, а мы с вами как кошка с собакой. Вот и Альберта довели, слег бедный в больницу.
   -Что с ним? Почему вы не поставили меня в известность? - Марджан ханум приподнялась в постели.
   -Не хотели вас беспокоить. Сердце у него прихватило, но слава Богу, он уже пошел на поправку. Мы сегодня с Ниязом навестим его.
   -Как же так, ведь он никогда не жаловался на сердце?
   -Я и говорю, негоже нам держать зло друг на друга, ведь никогда не знаешь, что может случиться завтра,- задумчиво произнесла Эльвира.
   -Если ты говоришь искренне, то я тебя прощаю. Много обид ты мне нанесла, но честно говоря, сама не знаю, ужилась бы я со свекровью. Характер у меня не сахар, и это тебе известно не понаслышке. Однако мало мне жить осталось, и не хотела бы я уходить из этого мира проклятой, - заявила Марджан ханум.
   -О чем вы, дорогая, мало ли что я могла наговорить вам по глупости. Я же вас тоже люблю, по-своему. Можете не верить, но это правда. Если я и держу зло на кого-то, то только на себя. Ведь я сама согласилась стать домохозяйкой и все эти годы была послушной женой и хорошей матерью, но за семейными хлопотами не заметила, как лучшая часть моей жизни пролетела. Я стала часто горевать, когда все засыпали, тихо плакала в подушку и, в очередной раз пребывая в подавленном состоянии, была вконец подкошена новостью о том, что Альберт решил перевезти вас к нам. Я места себе не находила, но больше всего была потрясена тем, что он даже со мной не посоветовался, словно я была ему не женой и верной подругой, а горничной.
   -Понимаю, дочка. В жизни всякое бывает, но главное, что все живы и здоровы. А ты еще молодая, и стоит тебе захотеть, то все еще можно изменить.
   -Вы так считаете?
   -Я в этом уверена. Дети уже выросли, а у тебя полжизни впереди. Подумай о себе, и выберись наконец из четырех стен, и увидишь, все у тебя получится.
   Эльвира взяла сухую руку свекрови в ладони и горячо поцеловала.
   -Спасибо, Марджан ханум, за напутствие, и знайте, что с сегодняшнего дня все изменится, и вы будете главным человеком в семье, я обещаю. А теперь мне пора, Альберту нужна моя поддержка. Если бы вы только знали, как стало легко на душе, словно мне снова восемнадцать лет, - воскликнула Эльвира и поспешно покинула комнату свекрови.
  
  
   После ссоры с матерью Амина переночевала у подруги и на следующий день навестила на кафедре Фикрета. Она решила поговорить с ним всерьез об их будущем. Проживание в отцовском доме ей более не представлялось возможным, ежедневные нападки матери переполнили чашу терпения. В общежитие училища она обращаться не захотела, да и ее, городскую жительницу, туда бы не взяли. Оставался единственный выход, найти приют в доме Керимовых, если конечно сердечность и доброжелательность, проявленные ими во время ее визита, были искренними и непоказными. Фикрет ее любил, и это главное, а то, что она пока не разобралась в своих чувствах, ее не пугало. Bедь если они есть, то со временем будут лишь крепнуть, и однажды привязанность плавно перерастет в настоящую любовь.
   -Как хорошо, что ты пришла, - воскликнул Фикрет, увидев Амину на пороге кафедры, однако заметив, что у девушки нет настроения, спросил:
   -Что случилось, на тебе нет лица?
   -Я ушла из дома, - ответила Амина и пристально взглянула на Фикрета, в надежде уловить в его глазах отрицательную реакцию.
   -Как ушла, почему?
   -Мне все надоело. Постоянные придирки матери, ее маниакальное желание выдать меня замуж, и навязчивое ощущение, что я чужая в собственном доме, заставили меня пойти на этот шаг.
   Фикрет поднялся со стула, прошелся по комнате и остановился около Амины. Он положил руку на ее плечо и твердым голосом произнес:
   -Ты будешь жить у нас, в моей комнате. А еще, в нашем распоряжении будет терраса, где ты сможешь писать картины.
   -Правда? Как же родители, а вдруг они будут против, ты подумал об этом?
   -Родители поддержат меня, вернее нас, и я в этом уверен. Мы люди небогатые, но благородные. И если тебя не смущает жизнь в нашей скромной квартире, то добро пожаловать.
   -Спасибо, я знала, что смогу рассчитывать на тебя. А что касается материальной стороны, то я не стану вам обузой. Во-первых, я получаю стипендию, а во-вторых, у меня есть пара безделушек, продав которые, мы сможем продержаться до того времени, пока я не найду работу, - сказала Амина.
   -Тебе незачем об этом беспокоиться, родная. Неужели мы не сможем прокормить тебя. Ведь ты малоежка, насколько мне известно, - пошутил Фикрет.
   -Перестань, я ведь серьезно.
   -И я серьезно. Бриллиантов и мехов я тебе не обещаю, но кров и кусок хлеба с маслом у тебя уже есть.
   -Ура! - радостно воскликнула Амина.
   -Вот и хорошо, можем прямо сейчас поехать за твоими вещами, - подтвердил Фикрет.
   -Мне нужно время, чтобы собраться. Я поеду домой немедленно, и когда буду готова, сообщу тебе.
   -Буду ждать звонка, - согласился Фикрет и проводил девушку до выхода.
   Когда Амина вернулась домой, она обнаружила, что мать и брат отсутствуют. Уложив все необходимое в чемодан, она зашла к бабушке и застала ее за чтением книги.
   -Бабуля, как хорошо, что ты не спишь,- сказала она, приобняв женщину.
   -А с чего это ты такая радостная, глазки сверкают? - поинтересовалась Марджан ханум.
   -Я ухожу из дома, - ответила Амина.
   -Надеюсь, ты пошутила?
   -Нет, бабуля, я сказала правду. Я ухожу к Фикрету. У нас с ним серьезно, мы решили жить вместе.
   -А ты подумала, как к этому отнесутся родители, мать и больной отец?
   -Ты о чем?
   -О том, что папу вчера госпитализировали, и он в настоящее время находится в республиканской больнице.
   -А что с ним?
   -Сердце, доченька.
   -Я завтра же его навещу, однако решения своего менять не стану, - твердо сказала Амина.
   -Как знаешь, ты взрослый человек, и я не вправе учить тебя жизни. В конце концов ты же не в другой город уезжаешь, и бабушку свою, надеюсь, будешь изредка навещать?
   -Разумеется, бабуля. Я очень тебя люблю.
   -Ладно, иди, и будь осторожна, ведь самостоятельная жизнь это не сытое и обеспеченное существование под крылышком родителей. И не всякий выходит из подобного испытания с честью.
   -Знаю, однако я уверена, что у меня все получится, вот увидишь, - заявила Амина и заключила бабушку в объятья.
   Попрощавшись с ней, она вышла в прихожую и позвонила Фикрету. Тот обещал приехать через пятнадцать минут. Амина зашла в свою комнату и оглянулась вокруг. Ей вдруг стало грустно, и одинокая слеза покатилась по щеке. На комоде стояли семейные фотографии, снятые в разные годы, и лишь одну, на которой ей было три годика, она поспешно запихнула в карман джинсов. Потом взяла в одну руку чемодан, в другую этюдник, и спустилась во двор. Фикрет уже ждал ее. Увидев девушку, он расплылся в улыбке.
   -Я позвонил родителям, они дожидаются нас, - сообщил он Амине.
   -Какой же ты у меня молодец, - едва успела вымолвить девушка, как во двор въехала ''Шестерка'' Нияза.
   Первой из машины вышла Эльвира. Увидев дочь с Фикретом, oна удивленно осведомилась:
   -Это еще что такое? Вы куда собрались на ночь глядя?
   -Я ухожу к Фикрету, мама, - коротко бросила Амина.
   -Ну-ка сейчас же вернись домой, паршивка. Только этого не хватало, - вскричала Эльвира.
   -Прекрати со мной так разговаривать, я уже совершеннолетняя, и не позволю издеваться над собой, - нервно отреагировала Амина, не глядя на мать.
   -Это ты ее подговорил? - прошипела Эльвира, переведя взгляд на Фикрета.
   -Прошу вас не говорить со мной в таком тоне. Я к подобному обращению не привык, и если вы действительно хотите чтобы ваша дочь была счастлива, то отпустите ее, - спокойно произнес Фикрет и взял Амину за руку.
   -Ой, я не могу, ты слышал, сынок? Этот голодранец будет учить меня уму-разуму. Ты что о себе возомнил? Ты кто такой, жених ей, или муж? Я сейчас позвоню в милицию и с тобой там живо разберутся.
   -Погоди, мама, позволь мне с Фикретом поговорить, - пытался вмешаться в разговор Нияз.
   -Фикрет здесь не при чем, это я так решила, и ты, мама, меня не остановишь, понятно? - громко воскликнула Амина, упрямо уставившись на мать.
   -Ах так? Ну и уходи. Только запомни, что я тебя больше на порог своего дoма не пущу. И в эту ночь, когда твой отец лежит на больничной койке, я тебя вычеркиваю из своей жизни, - запричитала Эльвира и решительной походкой направилась к подъезду.
   Нияз задержался на минуту и обратился к Фикрету со словами:
   -Ты хорошо подумал, старик, а что скажут люди? Послал бы сначала сватов и получил благословение родителей. Не по-людски это как-то.
   -Я еще раз повторяю, что сама попросила Фикрета забрать меня отсюда. Я больше не могу находиться в этом доме, она довела меня, понимаешь? - вскрикнула всердцах Амина, обращаясь к брату.
   Нияз взял у сестры чемодан с этюдником, положил в багажник и тихо произнес:
   -Время уже позднее, садитесь в машину, я вас подвезу.
  
  
   Алик проснулся в половине восьмого, и, едва придя в себя ясно осознал, что подняться с постели не в состоянии. Голова была свинцово-тяжелой, во рту пересохло, и внезапно начавшийся кашель едва не привел к остановке дыхания. Он потянулся было за сигаретой, но в следующую секунду отдернул руку и закрыл глаза.
   ''Что я с собой делаю? Неужели я настолько слаб, что процесс принял необратимый характер?'' - подумал он.
   Накануне его навестил Азер Мамедханов, злой гений, как его любил называть Алик. В дипломате приятеля, как на полочках в аптеке, были аккуратно разложены миниатюрные пакетики с различными наркотическими препаратами. Выпускник стомфака медицинского института, сын известного в республике нейрохирурга, Азер никогда не жаловал наркотики. Лишь однажды, будучи подростком, он поддался искушению, когда сосед по двору протянул ему косяк и предложил затянуться, но потом сразу пожалел о содеянном. Позже, будучи студентом института, он научился расслабляться с помощью другой наркотической субстанции - элитного алкоголя, который в неисчетных количествах преподносился его отцу благодарными пациентами.
   У Азера была еще одна слабость - деньги. Имея доступ к наркотическим препаратам через провизора центральной городской аптеки, он с невероятным успехом стал распространять их среди друзей и знакомых, подверженных пагубной привычке. Выручку он, как и полагается, аккуратно делил с партнером, а конфиденциальность сделки обеспечивал вовлеченностью в нее лишь двух человек.
   Клиентов своих он искренне жалел, но никогда не забывал о том, что в спину ему постоянно дышали другие ''фармацевты'' и банчилы, которые даже за десятую долю его дохода готовы были съесть его с потрохами.
   ''Не я, так другой,'' - думал Азер, и аккуратно складывал хрустящие купюры в специальный тайник в квартире, ничего не подозревающей, бабушки-пенсионерки. Одевался он с иголочки, хороводил вокруг себя автомобильных шлюжек, и строго по расписанию посещал бедовых глаторей.
   С Аликом он познакомился два года назад на дне рождения Светы, и получил в его лице очередного постоянного, а главное, платежеспособного клиента. Оказавшись с ним наедине на Светином балконе, он в шутливой форме пристыдил Алика за курение сигарет, и предложив попробовать ''колеса,'' был крайне удивлен, когда тот сразу согласился. Пребывающий весь остаток вечера в психоделическом расположении духа, Алик, прощаясь со Светой, попросил номер телефона таинственного незнакомца, и стал время от времени названивать ему с целью приобретения заветных таблеток. Испытывая после принятия оных состояние внезапно нахлынувшей эйфории и беззаботности, Алик вначале не задумывался о последствиях, и ему казалось, что в любой момент он сможет отказаться от них и вернуться к алкоголю. Однако однажды поймав себя на мысли, что это единственный способ расслабиться после тяжелого рабочего дня, стал удваивать дозу, и незаметно для себя вошел в фазу устойчивого привыкания. Особенно ему нравилось в состоянии наркотического опьянения слушать музыку. Был ли это Вагнер, Прокофьев, или последний альбом ''Black Sabbath,'' не имело никакого значения. Главное, что он испытывал в такие моменты полноту слияния с величайшими творениями музыкального искусства и открывал для себя их сакральный смысл. Молодой организм Алика временами бил тревогу, посылая сигналы в виде повышенной потливости, учащенного сердцебиения, потери аппетита и бессонницы. Но он отмахивался от зловещих симптомов начинающейся болезни, в надежде, что однажды найдет в себе силы и победит ее.
   Недавняя поездка в Закаталы оставила в его памяти неизгладимый след. Он был настолько очарован красотой и целомудрием Гюнай, что ему показалось - ради нее он готов круто изменить свою жизнь. В присутствии такой девушки ему хотелось лишь вдыхать кристальный воздух гор, пить родниковую воду и нежно прикасаться губами к ее румяным щекам. Разве он мог дышать на нее перегаром, или запахом cигарет, не стало бы это для него величайшим несчастьем? Вот для кого он должен жить. Он вдруг отчетливо осознал, что все остальное не имеет для него никакого значения: ни работа, ни друзья, ни эти проклятые таблетки. Лишь легкое прикосновение золотистых волос Гюнай к его лицу, и мимолетный взгляд ее голубых глаз, могли сделать его по-настоящему беззаботным и счастливым. Теперь он точно знал, что совсем недалеко, в живописном особняке посреди цветущего сада, его ждет любимая девушка, и только от него одного зависит, сделает ли он ее счастливой.
   Алик позвонил в райотдел и сообщил дежурному, что ему нездоровится, и что он сегодня вряд ли появится на работе. Потом набрал номер телефона родительского дома, и услышав голос матери, торжественно объявил:
   -Здравствуй, мама. Я подумал над вашим предложением и принял решение. Мне нравится Гюнай и я женюсь на ней. Сообщи об этом папе, и предупреди его, что в ближайшее воскресенье мы отправимся в Закаталы, на церемонию сватовства.
   -Спасибо, сыночек. Ты ведь всегда был послушным мальчиком. У меня все готово для Гюнай - кольцо, подарки и хонча, и как только мы переговорим с родителями невесты, то я дам тебе знать, - радостно отреагировала Джамиля ханум.
   -Будь здорова, мама, и передай отцу привет, - сказал Алик и положил трубку.
   Он с ироничной улыбкой на губах представил реакцию родственников, и близких друзей, на факт его женитьбы на провинциалке. Его даже забавляло это, поскольку гламурные девицы, до сих пор окружавшие его, первыми станут перемывать косточки, и называть его за глаза размазней и маменькиным сыночком, который пошел на поводу у родителей и женился на деревенщине. Куда же делся его лоск, стремление общаться лишь с избранными представительницами городского бомонда, такими, как Ульвия Марданова? Что же вдруг с ним произошло? Не тронулся ли он умом?
   ''Нет, дорогие мои, - подумал Алик, - вам этого не понять. Вы смотрите на мир из окон персональных автомобилей ваших родителей, и пребываете в абсолютной уверенности, что за городской чертой живут люди второго сорта, или как вы их еще называете, чушки районские. Но там живут такие же люди, как и вы, но более чистые и непосредственные, которым чужды фальшь, лицемерие и ханжество. Которые уважают вас, а подчас и побаиваются, но в искусcтве непосредственного общения, приема и потчевания гостей, им нет равных.
   Вы часто принимаете подобное поведение за малодушие и старание польстить вам, даже не допуская мысли о том, что они делают это от души, и вопреки устоявшимся в ваших головах формам этикета и правилам хорошего тона. Но вы глубоко ошибаетесь, поскольку абсолютно необоснованно уверены в своем превосходстве и необычайной исключительности.''
   Стал бы он жениться на Гюнай, если бы встретил в родном городе девушку, подобную ей? На этот вопрос было бы трудно ответить даже ему самому. Но нежные ростки любви, проросшие в его душе и не оставляющие места сомнениям, были для него главным и решающим аргументом в споре с остальным миром, и с населяющими его обитателями.
  
  
   Проспав в субботу до половины одиннадцатого, Нияз наспех умылся, почистил зубы и отправился на кухню в поисках чего-нибудь съестного. На широкой тарелке из под бумажной салфетки выглядывали блинчики - его любимое утреннее блюдо, а в хрустальных вазочках были предусмотрительно разложены айвовый джем и сметана.
   -Какая вкуснятина, мама, - обратился Нияз, к появившейся на кухне Эльвире.
   -На здоровье, сыночек, - довольно ответила та.
   -А бабуля позавтракала?
   -Часа два назад, а что?
   -Пойду проведаю ее. Сегодня ''Нефтчи'' играет с ''Динамо'' Тбилиси, она просила напомнить ей.
   Нияз допил чай, пересек прихожую и вошел в комнату бабушки. Та лежала на кровати с широко раскрытыми глазами, правая рука свисала к полу, а левая судорожно сжимала край одеяла, в носовых отверстиях и уголке рта застыла светло-розовая пена. Нияз понял, что бабушка мертва и на несколько секунд застыл на месте без движения, потом бросился в туалет и опорожнил содержимое желудка в унитаз. Умывшись ледяной водой, он прошел на кухню и сообщил матери о случившемся. Эльвира, стоявшая у раковины, с шумом уронила тарелку, и, сделав несколько шагов, опустилась на угловой диван. Ее лицо мгновенно побледнело, на глазах выступили слезы.
   -Ты уверен? - осведомилась она дрожащим голосом.
   -Не знаю, мама, я никогда прежде не видел мертвецов, но судя по ее неподвижной позе и остекленевшим глазам, она умерла, - пояснил Нияз и тихо зарыдал.
   -Вызывай скорую помощь, сынок. Слезами горю не поможешь. Видать, такова наша судьба. Отец в больнице, бабушка скончалась, правду говорят люди, беда никогда одна не приходит, - заныла Эльвира, вытирая слезы.
   Прибывший спустя несколько минут врач скорой помощи констатировал смерть, и на вопрос женщины о том, что послужило ее причиной, коротко ответил:
   -Гипертонический криз и, последовавший за ним, отек легких. Дай бог всем дожить до такого преклонного возраста.
   В тот же день лечащий врач Марджан ханум подтвердил слова врача скорой помощи, и передал Эльвире свидетельство о смерти свекрови. Вскрытие производить не стали, поскольку усопшая при жизни завещала не совершать над ее телом небогоугодных действий ни при каких обстоятельствах. В этом, по словам лечащего врача, и не было особой необходимости, причина смерти была очевидной, ибо Марджан ханум последние двадцать лет страдала тяжелой формой гипертонии и регулярно принимала гипотиазид от повышенного давления.
   Эльвира, не теряя времени, позвонила старшему брату Альберта, Таиру, и попросила приехать в больницу, чтобы забрать тело усопшей и отвезти его в мечеть. Туда же в скором времени отправились Нияз, Алик и Фикрет. После омовения, тело привезли домой, и Эльвира, собрав в гостиной братьев Альберта, соообщила им, что все расходы берет на себя, однако просит лишь об одном, чтобы похоронные мероприятия были организованы на самом высоком уровне.
   -Денег не жалейте. Пусть люди видят, как мы ценили и уважали Марджан ханум. Сделайте так, чтобы Альберту не было стыдно смотреть в глаза родственников и друзей, когда он выпишется из больницы, - заявила Эльвира.
   Марджан ханум похоронили в фамильном склепе в городе Шуша. На церемонию собралось много местных жителей, которые помнили и уважали ее отца, известного в городе купца и мецената Фирудин-бека Бейбутова. Третий день решили справить там же, поскольку на этом настояла ее многочисленная шушинская родня. Пытавшуюся возразить Эльвиру быстро уговорили, выставив в качестве аргумента то, что она хоть и временно, но находится на их территории, и местные неуважения по отношению к себе не потерпят. Та, недолго раздумывая, согласилась, и на следующее утро после церемонии, поблагодарив шушинских родственников, выехала с Ниязом в направлении Баку.
   В тот же день она позвонила Сенубер и сообщила тревожную новость:
   -Марджан ханум преставилась Господу Богу. На днях похоронили ее в Шуше. Утешает одно, что мучилась она недолго, смерть наступила мгновенно.
   -А почему ты не сообщила мне сразу?
   -Я подумала, что незачем тебе ехать в такую даль, можешь навестить нас в ближайший четверг.
   -Разумеется, дорогая, мы с Эльмаром обязательно придем, и если тебе нужна какая-то помощь, ты всегда можешь рассчитывать на меня.
   -Я знаю, подруга, но пока мне ничего не нужно, разве что моральная поддержка близких мне людей. И еще... - начала было Эльвира и вдруг замешкалась.
   -Что такое? - насторожилась Сенубер.
   -Как-то неспокойно у меня на душе. Чувствую себя виноватой в ее смерти. Ведь незадолго до этого мы с ней помирились, и она простила меня. Я, честно говоря, не ожидала такого развития событий. Мне казалось, что несчастная женщина ненавидела меня, а на самом деле она даже не держала на меня зла.
   -Перестань. В чем ты виновата? Ведь прошло всего несколько дней после посещения тобой известного места, не хочу говорить по телефону какого, и получается, что ты к ее смерти не имеешь никакого отношения.
   -Ты и впрямь так считаешь?
   -Я в этом уверена. Она ведь была гипертоником и могла умереть в любой момент, и то, что это произошло именно сейчас, явилось лишь совпадением.
   -И лечащий врач подтвердил, что она скончалась скоропостижно, не испытывая мучений, - неуверенно произнесла Эльвира.
   -Вот видишь. И забудь об этом думать, а то того и гдяди захвораешь.
   -А что если Марджан ханум умерла в результате произведенного мной обряда? Если бы можно было как-то узнать об этом у Метанет? - дрожащим голосом осведомилась Эльвира.
   -Перестань говорить глупости. Старуха умерла своей смертью, царствие ей небесное, а тревожить Метанет я тебе не советую, не любит она этого.
   -Как скажешь, подруга, может ты и права. Давай подождем немного, впереди у меня столько хлопот - четверги, сороковины, потом за Альбертом нужно организовать специальный уход, может мне со временем и полегчает.
   -И я так думаю. А пока держись, и звони мне, если нужна помощь. До встречи в четверг, - сказала Сенубер и положила трубку.
   После разговора с подругой Эльвире немного полегчало. Она прибралась на кухне, выпила чаю и, глядя в окно, призадумалась. Ей не давали покоя мысли о совершенном обряде на кладбище. Поначалу она была уверена, что пройдет время и леденящее душу чувство страха покинет ее, однако с каждым днем оно усиливалось и достигло апогея в день смерти свекрови.
   А потом произошло нечто такое, что Эльвира прежде никогда не испытывала. Внезапно наступило необычайное облегчение. Ощущение ужаса, сковывавшее ее душу, куда-то исчезло, и ей вдруг показалось, что она очистилась, и вслед за этим даже уверовала в то, что ее новое состояние и являлось подлинным доказательством ее невиновности. А если бы она не освободилась от своих страхов, и по-прежнему страдала, то именно это насторожило бы ее, и не позволило вернуться к прежней беззаботной жизни. Tеперь она снова свободна, совесть ее чиста, и ничто на свете не могло поколебать ее уверенности в этом.
  
  
   Глава вторая.
  
  
   После перенесенного инфаркта здоровье Альберта значительно пошатнулось. Однако благодаря усилиям врачей, он после недолгого реабилитационного периода вновь вернулся к работе, и неожиданно для себя продвинулся по служебной лестнице, заняв должность директора ''Мебельторга.'' Алирза Мамедович, его бывший босс, приказом министра торговли был назначен начальником управления кадров министерства, осуществив, тем самым, давнюю мечту о заветной синекуре. Альберта весьма удивили кадровые перестановки в министерстве, однако он пребывал в счастливом неведении, поскольку о судьбоносной роли своего протеже, Ульвии Мардановой, в карьерном росте знать не мог. Та, решив помочь будущему свекру, уговорила Зию Гусейновича похлопотать за Альберта, и отец, недолго сопротивляясь, удовлетворил деликатную просьбу дочери.
   Эльвира была на седьмом небе. После смерти свекрови и выздоровления мужа, ее жизнь налаживалась, и она, как и планировала прежде, поступила на работу в музыкальное училище на должность педагога по вокалу. В то же самое время она, по рекомендации Сенубер, наняла диетолога, и за короткое время похудела на двадцать килограммов, вновь принялась одеваться по последней моде и раз в неделю посещать салон красоты. К ней неожиданно вернулось ощущение полноты жизни, и на вопросы приятельниц: ''Не завела ли она любовника?'' неизменно отвечала: ''Мой единственный возлюбленный вернулся с того света, и я просто обязана была его удивить.''
   После болезни отца, и оказанной его семье бескорыстной помощи со стороны семьи Мардановых, Нияз стал относиться к Ульвие с еще большим трепетом, неизменно выражая готовность выполнить любой ее каприз. Он перестал обращать внимание на ее своенравные выходки и чрезмерное привередничанье, граничащее подчас с самодурством, и однажды дал себе установку, стать в будущем для возлюбленной образцовым мужем. Та отметила про себя резкие перемены в поведении юноши, и в глубине души праздновала победу.
   ''Права была моя мать, - подумала она однажды, - из таких, как Нияз, можно лепить все что угодно. Главное, чтобы он всегда довольствовался положением фаворита при королеве, исполнял все мои желания, и никогда не препятствовал осуществлению мною главной цели - восхождения на олимп.''
   Будущему мужу Ульвия отводила роль примерного семьянина и неприметного чиновника средней руки, поскольку слишком высокое положение в обществе было чревато для него появлением больших денег и, как следствие, нежелательных любовных связей.
   Узнав о предстоящей женитьбе Алика Амирасланова на деревенской красотке, Ульвия решила, что у того наступило временное помешательство, и после брака, забрюхатив несчастную девушку, он благополучно с ней расстанется. Самолюбие ее, как впрочем и других бывших городских подруг Алика, было сильно уязвлено, однако она, быстро позабыв обиду, решила сосредоточиться на построении собственной семейной жизни.
   В один из теплых летних вечеров, пригласив Ахундовых на дачу, родители Ульвии благословили молодых, и узаконили их отношения в статусе жениха и невесты. В тот же вечер, уединившись с Альбертом и Эльвирой в тенистой беседке, они стали обсуждать детали предстоящей свадьбы. Определившись с датой торжества, они полюбовно договорились о распределении обязанностей, и одновременно приняли решение обеспечить будущее своих отпрысков в виде предоставления им отдельной квартиры, машины и достаточно крупной суммы денег, что помогло бы им в первые годы брака сосредоточиться на главном - рождении и воспитании детей.
   Учитывая высокое положение Зии Марданова в партийной иерархии, свадьбу сыграли, по тем временам, скромную, в небольшом зале ''Старого Интуриста,'' и новобрачные спустя несколько дней отправились в свадебное путешествие в Грецию. Медовый месяц был заранее спланирован Мардановыми по желанию дочери, и молодожены, прибыв в эту сказочную страну, две недели нежились на солнце на знаменитом пляже полуострова Халкидики, что на берегу Эгейского моря, наслаждались блюдами легендарной средиземноморской кухни, а поздними вечерами развлекались в популярных ночных клубах побережья, под греческую и западную музыку.
   Вернувшись в Баку, Ульвия с Ниязом немного приуныли, поскольку социалистическая действительность в их стране разительно отличалась от жизни в Греции. Впервые увидев одну из стран ''загнивающего капитализма,'' они испытали настоящий шок от изобилия товаров, свободы предпринимательства, да и личной свободы, населявших эту прекрасную страну счастливых граждан. Им вдруг стало жалко себя, и особенно родных, которые всю жизнь горбатились во имя построения некоего мифического общества равных возможностей, которое на деле являлось душителем элементарных прав и свобод.
   -Зачем я должна зависеть от родителей? - возмущалась Ульвия, - если бы я работала врачом в Греции, то на их зарплату могла бы позволить себе абсолютно все. А что я смогу приобрести после окончания мединститута на жалкие сто пятьдесят рублей? А ты подумал о том, сколько будут платить тебе на новой работе в ''Госснабе?'' Ведь если не брать взятки, то в этой стране можно в буквальном смысле умереть с голоду.
   -Не преувеличивай, дорогая, все не так уж плохо, - пытался возразить ей Нияз.
   -Что ты сказал? Вот только не строй из себя дурачка, пожалуйста. Если бы родители не обеспечили нас всем необходимым, мы бы влачили жалкое существование. Тебе не кажется странным, что два взрослых человека с высшим образованием, не в силах даже прокормить себя. Разве мы в этом виноваты? Если государство взвалило на себя бремя заботы о своих гражданах, то оно обязано оказывать им адекватную материальную поддержку. А если у него это не получается, то пусть отойдет в сторону, и даст нам возможность самим строить будущее, - выпалила Ульвия.
   -Ты о чем? - искренне удивился Нияз.
   -О свободном обществе, дорогой, о капитализме. Если бы у нас был капитализм, то я после окончания института открыла бы собственную клинику, и поверь мне, она бы процветала. И ты бы наверняка нашел себя в бизнесе. Ты умен, коммуникабелен, и неплохо умеешь считать деньги, - пояснила девушка.
   -Может ты и права, но какой смысл об этом говорить, если мы живем в стране, где даже мысли о свободном предпринимательстве нельзя произносить вслух.
   -Верно, поэтому надо искать пути выхода из этого тупика, - подытожила Ульвия.
   -Мне очень жаль, но это невозможно. Твой отец - партийный работник. Мой, хоть и торговый, но тоже член КПСС. Что мы можем предпринять в такой ситуации?
   -Фиктивный брак, вот что. Сначала я должна развестись с тобой, а потом выйти замуж за еврея и уехать в Израиль. Спустя некоторое время, получив гражданство свободной страны, можно воссоединиться с тобой в любой другом месте, хоть в Америке.
   -Ты, вообще, слышишь себя, мы ведь только поженились? - воскликнул Нияз.
   -Ну и что? Так поступила моя школьная подруга, Гюльнара Шихлинская. В настоящее время она живет в Лос-Анджелесе, и вспоминает свою бакинскую жизнь как в кошмарном сне.
   -Однако она, насколько мне известно, не была замужем.
   -Это ничего не меняет. Ведь наш с тобой брак был заключен по рассчету, и это тебе хорошо известно. Что же нам мешает и дальше следовать по проторенной дорожке, и изменить в корне свою жизнь.
   -Заманчивая идея. А что скажут родители?
   -А мы не будем их ставить в известность.
   -Но ведь для осуществления наших планов понадобится крупная сумма денег, - предположил Нияз.
   -Это не твоя забота. Даже если я продам половину своих драгоценностей, то мы покроем все расходы сполна, - успокоила мужа Ульвия.
   Нияз подошел к супруге, нежно поцеловал в губы, и тихо произнес:
   -Я восхищаюсь тобой, дорогая.
   Та толкнула его на диван, и второпях скидывая с себя одежду, заняла позу наездницы. Активно двигаясь, спустя несколько мгновений она заставила Нияза издать короткий вопль блаженства, и вслед за ним воскликнуть:
   -Я пойду за тобой хоть на край света, моя королева!
  
  
  
   Керимовы приняли Амину в семью как родную дочь. Наблюдая с недавних пор, как молодая девушка благотворно влияет на Фикрета, они пришли к выводу, что это единственно правильное решение, и никакие условности или стародавние обычаи остановить их уже не могли. Пара еще в молодости мечтала иметь двоих детей, сына и дочь, однако судьба распорядилась иначе, и Усния, после рождения Фикрета перенеся тяжелую операцию, отказалась от этой мысли. С появлением Амины в их доме изменилось все. Фарадж стал ежедневно бриться и носить только свежие сорочки, Усния окружила молодых чрезмерной заботой и вниманием, а Фикрет, устроившись на работу в институт экономики, сразу взялся за кандидатскую диссертацию, выступая вдобавок в качестве репетитора по математике для соседских детишек.
   Амина, испытывая чувство искренней благодарности к членам новой семьи, после занятий в училище, не дожидаясь с работы Уснию ханум, прибиралась, готовила обед и даже занималась стиркой. И лишь закончив работу по дому, она теплыми вечерами уединялась на террасе и писала картины, надеясь по окончании училища организовать персональную выставку.
   -Какая же ты талантливая художница, доченька, - отметил однажды Фарадж, восхищаясь работами Амины, - я ведь немного разбираюсь в живописи, хоть и всю жизнь посвятил музыке.
   -А кто ваш любимый художник? - осведомилась Амина.
   -Оскар Клод Моне. Он ведь и является подлинным основателем импрессионизма. Сын бакалейщика, он отказался продолжить дело отца и подарил миру такие шедевры, как ''Садовая дорожка'' и ''Маковое поле.'' Позже, когда я познакомился с творчеством нашего художника Саттара Бахлул-заде, мне показалось, что у нас появился свой Моне, и я впоследствии не ошибся. Он с такой любовью и отчаянным романтизмом писал нашу природу, словно до него мы были слепы, и даже не догадывались, в каком райском уголке земли живем.
   -Как вы красиво говорите. Я даже не могла подумать, что вы увлекаетесь живописью, это так неожиданно, - заявила Амина, с интересом разглядывая Фараджа, словно видела его впервые.
   -Немудрено, доченька. Ведь в твоих глазах я всего лишь музыкант похоронного оркестра, нищеброд и неудачник. А ведь когда-то, в ранней молодости, я был подающим надежды валторнистом Государственного симфонического оркестра республики. Но вскоре после рождения Фикрета Усния тяжело заболела, и моей крошечной зарплаты не хватало даже на еду, не говоря уже о дорогих лекарствах. И тогда я принял решение оставить работу в Филармонии и устроился музыкантом в похоронный оркестр. Прошли годы, Усния выздоровела и нашла работу в детском саду. Фикрет подрос, и я отчетливо осознал, что материальное благополучие моей семьи зиждется на моих, так называемых, левых доходах, и тогда я окончательно решил похоронить мечту о карьере валторниста симфонического оркестра.
   -Грустная история, - тихо произнесла Амина.
   -Но поучительная. Ведь это замечательно, когда человек может заниматься любимым делом и у него есть поддержка. Ты нашла ее в нашем лице. Я обещаю тебе, что мы сделаем все возможное, чтобы вы с Фикретом были счастливы, и чтобы ты, покорив сердца истинных ценителей искусства, стала настоящей художницей, - подытожил Фарадж.
   Амина приобняла мужчину, и дав волю чувствам, горько расплакалась.
   -Ну что ты, доченька, разве я чем-нибудь тебя обидел? - удивленно произнес мужчина.
   -Это я так, от переполняющих меня эмоций. Ведь мне никто прежде не говорил, что я талантлива. Родители никогда не поддерживали меня и относились к моим работам как к маранию холста, а учителя, приверженцы классической школы живописи, называли мое увлечение импрессионизмом пустой тратой времени, и пугали отсутствием для меня, как художника, всякой перспективы на будущее, - выпалила Амина, вытирая слезы тыльной стороной ладони.
   -Слушай свое сердце, доченька, оно тебя никогда не обманет. И даже если ты не добьешься успеха и не станешь выдающимся художником, разве те счастливые часы и дни, проведенные перед мольбертом, не станут для тебя самой высокой наградой в жизни? - попытался успокоить ее Фарадж.
   Амина вспомнила, как будучи ребенком, разрисовывала стены в детском саду, за что воспитательницы строго ее наказывали. Ей тогда было непонятно, за что ее ругают. Но чувство обиды на взрослых, которые не понимали, что творится в душе маленькой девочки, сохранилось навсегда. Ведь она всего лишь стремилась выразить наивные ребяческие впечатления от окружающего мира на бумаге, стенах, асфальте, где придется, где в ее маленькую головку они неожиданно приходили.
   После окончания восьмого класса, преодолев отчаянное сопротивление родителей, она все же поступила в художественное училище и осуществила свою давнюю мечту - стать художником. Близкие подруги не поддержали ее, мотивируя свое поведение тем, что девушки из порядочных семей должны поступать в высшие учебные заведения, а не в средне-специальные. Она была этим глубоко задета, но виду не подавала, и уйдя с головой в учебу, уже на втором году обучения стала лучшей на курсе, заставив учителей заговорить о ней как о будущем талантливом художнике.
   Однако все изменилось после того, как однажды дядя привез ей из туристической поездки в Венгрию альбом с репродукциями известных импрессионистов. Ее счастью не было конца. Она, пряча альбом от посторонних глаз, часами разглядывала знаменитые шедевры, а потом, делая с них карандашные наброски, боялась даже в мыслях скопировать их, используя краски. Она впервые осознала, что это именно то направление живописи, методы которого позволяли художнику передавать свои мимолетные ощущения, и запечатлевать окружающий мир в его подвижности и изменчивости. Накопленные же в училище знания не позволяли ей делать этого, поскольку все учителя были мастерами классической школы живописи, и инакомыслия в своих мастерских, особенно со стороны молодых студентов, не допускали.
   Но был у Амины еще один учитель, известный, но гонимый официальными властями художник - Тогрул Имангулиев. Еще до поступления в училище, она брала у него частные уроки по классу рисунка. Стараясь изо всех сил понравиться учителю, Амина внимательно прислушивалась к его советам, однако не понимала, почему будучи бунтарем в искусстве, о чем свидетельствовали его многочисленные работы, разбросанные по мастерской, он заставлял ее после уроков заниматься скучнейшим из всех занятий, а именно, рисовать странные геометрические фигуры. Однажды она все таки не выдержала и задала ему вопрос, который ее мучил, на что тот, не глядя на нее, ответил:
   -Для таких гениев, как Кандинский и Малевич, эти фигуры стали той парадигмой, или, если угодно, единственным средством выражения настроения и эмоций, которые было невозможно передать другим доступным языком. И если ты однажды найдешь ответ на свой вопрос, то это будет тем золотым ключиком в волшебный мир настоящего искусства, который, подобно древней китайской шкатулке, скрывает много шкатулок поменьше, намекая на то, что он бесконечен, как наша вселенная.
   -О чем вы здесь шепчетесь? - спросил Фикрет, внезапно появившись на террасе.
   -Да все о том же, сынок, о великом искусстве, - ответил Фарадж.
   -А я сейчас думаю об основном инстинкте человека, чувстве голода, и приглашаю вас на ужин. Мама уже разогрела рыбу-левенги, а я купил бутылку белого вина, вот у нас и будет повод продолжить беседу за вечерней трапезой, - намекнул Фикрет, и взяв Амину за руку, помог ей спуститься с лестницы.
   -Ты даже не подозреваешь, какое сокровище нашел, сынок, - шепнул Фарадж сыну на ухо и торопливо последовал за молодыми.
  
  
   Свадьбу Алика и Гюнай решили справить в Закаталах. Об этом договорились их отцы. Возражать никто не стал, тем более, что Гуламмирза Алиев, будущий тесть Алика, обещал все организовать на высшем уровне. Он даже забронировал два автобуса ''Икарус'' для тех гостей из Баку, кто не хотел добираться до Закатальского района своим ходом. Начальника райотдела милиции в районе уважали, и прознав о радостном событии, местные власти предложили посильную помощь в деле организации торжества. Поговаривали, что на свадьбу пригласили первого секретаря райкома партии, и тот, с радостью приняв приглашение, обещал преподнести молодым сюрприз.
   Церемонию планировали провести в местном дворце торжеств, который вмещал около двухсот человек, а для гостей рангом пониже собирались устроить отдельное торжество, в разбитых во дворе дворца палатках. Там же, под открытым небом, местным поварам предстояло жарить шашлык на мангалах, и готовить плов в специально подготовленных для мероприятия чугунных казанах.
   Свадьба дочери начальника райотдела милиции вылилась в итоге в настоящее народное гуляние, в котором, по слухам, приняло участие более пятисот человек. Первый секретарь райкома, сдержав обещание, преподнес молодым ключи от двухкомнатной квартиры в райцентре, а Адыль Амирасланов подарил сыну новенький автомобиль ''Лада'' шестой модели, цвета ''снежная королева.'' Бакинские гости были в восторге от проведенного торжества, и один за другим повторяли, что в мероприятиях подобного рода никогда прежде участия не принимали. Каждому из них, в знак уважения, преподнесли гостинцы, и они, довольные и счастливые, были на автобусах отправлены восвояси.
   Квартира в центре города Закаталы была отремонтирована и обставлена по последней моде. Гуламмирза Алиев за месяц до торжества пригласил из Баку дизайнера, обещая ему щедрое вознаграждение после окончания работ:
   -Подготовьте смету и представьте мне, и учтите, что все должно быть на высшем уровне.
   Тот постарался на славу и обустроил для молодоженов уютное гнездышко, которому могли бы позавидовать многие представители столичной элиты. По просьбе Адыля Амирасланова Альберт подобрал для молодых дорогой гарнитур ''Жилой дом'' красного дерева, и отправил в Закаталы сразу после окончания ремонтных работ.
   -Это будет вашей летней резиденцией, - сообщил Адыль сыну, - a жить вы будете, конечно же, в Баку.
   Алика такой расклад устраивал, поскольку он всей душой полюбил не только Закаталы, но и другие соседние районы - Шеки и Белоканы, которые в народе по праву называли ''азербайджанской Швейцарией.''
   -Представляешь, мы сможем ездить в Закаталы по выходным и по праздникам, и после задымленного Баку наслаждаться там девственной природой, дышать кристально-чистым воздухом и есть шашлык из настоящей баранины, - расписывал Алик Ниязу. Тот, будучи истинным бакинцем, не разделял радости друга и лишь скептически посмеивался над ним.
   Под звуки свадебного марша новобрачные были доставлены на их новую квартиру ближе к полуночи. Алик, попрощавшись с особенно назойливыми провожатыми, наглухо запер за собой стальную дверь и облегченно вздохнул.
   -Наконец-то, - воскликнул он, и подняв Гюнай на руки, отнес в спальню.
   -Погоди, - тихо произнесла она, когда он положил ее на кровать, - зачем нам торопиться, давай лучше выпьем сначала.
   -Хорошее предложение. Что моя жена предпочитает, шампанское, или что-нибудь покрепче? - осведомился Алик.
   -Принеси мне вишневой наливки, пожалуйста, - попросила Гюнай.
   Алик подошел к бару, плеснул в хрустальный стакан порцию ''Johnny Walker,'' потом налил в рюмку немного наливки и протянул жене.
   -А ты у меня, оказывается, выпивоха, - пожурил он Гюнай.
   -Это так, для тонуса. Мама каждый год готовит ''вишневку,'' и зимними вечерами, сидя у камина, мы лакомимся ею всей семьей.
   -Сейчас вроде не зима, - отметил Алик, заметив в поведении жены что-то неладное.
   -Да, но я никак не могу унять дрожь, прости, - уклончиво произнесла Гюнай.
   -Тебе нездоровится? Или может я раздражаю тебя? Если хочешь, я расположусь на диване?
   -А разве так можно? Сегодня ведь брачная ночь.
   -Это наша ночь, и только мы вправе устанавливать правила для нее.
   -А ты не обидишься на меня? - неуверенно пролепетала Гюнай.
   -За что?
   -Не знаю как тебе объяснить.
   -А ты не утруждай себя, просто расслабься и отдыхай, - успокоил ее Алик.
   -Мы виделись с тобой несколько раз, и я чувствую себя круглой дурой в этом платье. У меня такое ощущение, что я какая-то кукла, которая понравилась тебе в витрине магазина для новобрачных, и теперь должна заниматься с тобой любовью только потому, что так надо, - выпалила Гюнай и ее щеки внезапно залились густой краской.
   -Глупости. Ты мне ничего не должна. И запомни, я не принадлежу к той категории мужчин, которые устраивают женам сцены, когда те не хотят делить с ними постель. Мне надо, чтобы ты пришла к этому сама, и полюбила меня по-настоящему, мою душу, мое тело, и только потом, в качестве награды за долготерпение, отдалась мне. Тебе просто повезло, что механический секс меня никогда не интересовал. Даже самая красивая девушка не способна затащить меня в постель, используя лишь примитивные женские уловки. Для меня главное - ее мозг, ее ум, и глаза, в которых почти всегда отражаются мимолетные или истинные желания, - пояснил Алик.
   -А что ты видишь в моих глазах, о чем они тебе говорят?
   -Я вижу в них смятение, тревогу и растерянность.
   -А любовь?
   -Совсем немного, как несколько капель твоего напитка на дне хрустальной рюмки.
   -По-твоему, я не люблю тебя?
   -Ты не могла полюбить меня так скоро, как и я тебя. Мы с тобой в данный момент находимся в состоянии влюбленности, другими словами, мы нравимся друг другу. А настоящая любовь - это как дорогое вино, которое бродит годами и только к определенному сроку превращается в божественный напиток.
   -А может так случиться, что к нам никогда не придет это чувство? - осторожно поинтересовалась Гюнай.
   -Может. Но тогда нам не будет смысла находиться вместе. Если нет любви, то нет и счастья, а без этого наша жизнь превратится в череду серых будней, и общаться друг с другом нам будет только в тягость. Я несколько раз перечитывал ''Ромео и Джульетту'' Шекспира, и каждый раз приходил к одному и тому же выводу, что главные герои трагедии пребывали в состоянии влюбленности. Они были не способны любить глубоко и беззаветно, поскольку в подростковом возрасте объект любви предстает перед нами абсолютно идеальным, без всяких изъянов. А если бы им суждено было соединить свои судьбы на алтаре и стать супругами, то неизвестно, чем бы эта история закончилась. Ведь только со временем, преодолев многочисленные тяготы и лишения, супруги начинают понимать, что счастье и радость, которое они испытывают от ежедневного общения друг с другом, и есть та самая, настоящая любовь, - подытожил Алик и остановил взгляд на лице Гюнай.
   Глаза ее были прикрыты, дыхание замедлилось, и он понял, что жена уснула крепким сном. Он прилег рядом, нежно поцеловал в плечо, и тихо произнес:
   -Спокойной ночи, златовласка.
  
   Удобно расположившись в кресле-качалке в воскресное утро, Альберт раскрыл свежий номер ''Известий,'' и стал пробегать глазами, набившие оскомину, статьи об успехах развитого социализма и передовиках производства, которые в заводских цехах и на колхозных полях медленно, но верно, вели страну к светлому будущему и торжеству коммунизма. Он вспомнил, как в актовом зале школы, в которой учился, красовался кумачовый плакат с надписью ''Будущее поколение будет жить при коммунизме.'' Он тогда свято верил в этот многообещающий слоган, и на полном серьезе обсуждал с одноклассниками коллективные походы по магазинам, в которых все товары народного потребления будут бесплатными. С тех пор минуло более четверти века и ничего подобного не произошло. Про коммунизм благополучно забыли, и в обиход незаметно вошли более реалистичные термины, часто употребляющиеся на партийных собраниях, во время которых ''счастливые'' члены партии коллективно дремали.
   Но в настоящий момент окружающая действительность интересовала Альберта меньше всего, он был озабочен совсем другим, а именно, состоянием своего здоровья. Выписывая очередного пациента из больницы, заведующий кардиологическим отделением задал ему один единственный вопрос:
   -Вы хотите жить?
   На который Альберт ответил не менее тривиальной фразой:
   -А кто не хочет, доктор.
   -Тогда вы должны бросить пить, курить и...
   -И прекратить заниматься сексом, вы это хотели сказать? - закончил за него фразу Альберт.
   -Не совсем, но временно, пока ваше состояние не нормализуется, - поставил точку в разговоре врач.
   ''Лучше бы сказал, накинь на шею петлю,''- подумал Альберт и извлек из кармана халата пачку Benson&Hedges. Он закурил, с величайшим удовольствием затянулся, и принялся выпускать дым густыми кольцами, явно забавляясь давно утраченным навыком заядлого курильщика. В это время, на балконе слева, появилась соседская девочка, Лаура Ишханян, вежливо поздоровалась с ним и добавила с ехидцей:
   -А тетя Эльвира сказала, что вам запретили курить.
   -А ты будь хорошей пионеркой и не доноси ей, - посоветовал Альберт и нехотя потушил сигарету.
   Та хихикнула и шмыгнула обратно в комнату.
   ''Застукает, шмакозявка, пить дать,'' - подумал Альберт и облокотился на перила балкона. В cледующее мгновение во двор въехало такси и из него выскочила молодая ухоженная женщина, по крайней мере, ему так показалось. Он надел очки и признал в ней свою жену. -Здорово она над собой потрудилась, пока я там кормил больничных клопов, - произнес Альберт вслух и отправился встречать Эльвиру.
   -Здравствуй, дорогая, ты сегодня освободилась пораньше? У тебя была короткая программа? - вежливо осведомился он.
   -Да, любимый, - проворковала та, - ограничившись маникюром и педикюром, я решила сразу вернуться к тебе.
   -Не стоило, какое тебе удовольствие коротать воскресный день с больным мужем.
   -Помолчи. Если ты будешь послушным мальчиком, то я тебя очень быстро поставлю на ноги.
   -Я и так на ногах, однако жизнь у меня, мягко говоря, не полноценная.
   -Вот об этом я и хочу с тобой побеседовать.
   -Ты запаслась волшебным эликсиром?
   -Почти угадал.
   -Ну-ка, выкладывай.
   -Я достала путевку в Карловы Вары, по большому блату. Вам, работникам торговли, такое и не снилось. Мы с тобой уедем из этого душного города на целых три недели - будем дышать горным воздухом, пить минеральную водичку и принимать процедуры. Говорят, после такого лечения, ты будешь чувствовать себя как новорожденный.
   -Эльвира, какая же ты молодец. Я ведь только вчера подумал о том, как было бы хорошо смотаться куда-нибудь, ты да я, как в добрые старые времена.
   -Вот видишь, я читаю твои мысли. Нияза мы пристроили, Амина сбежала, и теперь самое время пожить для себя, не так ли? - радостно воскликнула женщина.
   -Так-то оно так, однако как легко ты смирилась с тем, что наша дочь ушла из дома. Разве тебе не интересно, как ей живется?
   -Отнюдь, и знаешь почему?
   -Говори, я слушаю тебя.
   -Потому что твоя дочь наплевала на нас. Она даже не подумала о больном отце, ведь ты все это время находился в больнице. Представляешь, каких нервов мне стоило пережить такое. Cначала слег муж, потом ушла из дома дочь, и в довершение всего скоропостижно скончалась свекровь. Ты ведь несколько дней был в коме, а потом, когда пришел в сознание, мне врач категорически запретил расстраивать тебя.
   -Я понимаю, но Амина наша дочь, и мы должны заботиться о ней, - задумчиво произнес Альберт.
   -Не волнуйся, она там долго не протянет. Помыкается немного и прибежит обратно. Вот тогда я и поставлю ее на место, она, наконец, будет делать то, что скажет ей мать, - твердо отчеканила Эльвира.
   -Это жестоко с твоей стороны, дорогая, - пытался возразить Альберт.
   -А она нас пожалела? - повысила голос Эльвира.
   -Она, в сущности, совсем еще ребенок, и нельзя относиться к ней, как к взрослому человеку. Мне кажется, что нам пора пойти на контакт. Позвонить Керимовым, или вызвать на разговор Фикрета, как ты думаешь? - осторожно осведомился Альберт.
   -Только через мой труп. Я никогда не позвоню им первая, не тот уровень, понимаешь? И если бы Фикрет был воспитанным парнем, то давно уже связался с нами, и попросил руки Амины. A что происходит на деле? Ее родители пошли на поводу у этого сопляка, приютили чужую дочь, и зарыли голову в песок. Cредневековье какое-то, - возмущенно воскликнула Эльвира.
   Альберт решил не спорить с женой, и сославшись на головную боль, удалился в спальню. Та, тем временем, переоделась, прошла на кухню, и прикрыв за собой дверь, принялась готовить голубцы - любимое блюдо мужа. Альберт, воспользовавшись отсутствием супруги, решил позвонить Керимовым. После нескольких гудков, услышав в трубке голос матери Фикрета, он вежливо произнес:
   -Доброе утро, Усния ханум, вас беспокоит Альберт, отец Амины.
   -Здравствуйте, как поживаете? - участливо поинтересовалась женщина.
   -Выздоравливаю помаленьку, с Божьей помошью. А как там наша Амина?
   -Сидит рядом со мной, помогает готовить обед.
   -Что вы говорите, ах какая молодец. Вы можете передать ей трубку, пожалуйста.
   -Разумеется, сейчас передам.
   -Привет, дочуля! - громко приветствовал дочь Альберт.
   -Папа, как я рада слышать твой голос. Я так по тебе соскучилась, - радостно воскликнула Амина.
   -Поэтому до сих пор не навестила меня, - пожурил ее Альберт.
   -Ты ведь знаешь, у меня есть на то причина.
   -Я в курсе, доченька, однако рано или поздно тебе следует помириться с матерью. И потом, я решил вам помочь. Для начала я сниму для вас квартиру и обставлю ее. Вы там поживете какое-то время, а после, глядишь, все потихоньку и наладится.
   -Не волнуйся, папа, нам и здесь хорошо, а если бы ты видел нашу террасу, то наверняка напросился бы в гости.
   -Я рад, что ты счастлива, но все таки заскочи ко мне на работу на неделе, поболтаем.
   -Ладно, папочка, обязательно зайду, выздоравливай поскорее, - сказала Амина и положила трубку.
  
  
   После долгих раздумий Ульвия решила связаться с Мариком Штейном, соседом и другом Нияза, и поговорить с ним о предстоящей эмиграции. Тот, услышав голос Ульвии в телефоне, был несколько удивлен, однако когда она сообщила ему о цели звонка, то не стал задавать лишних вопросов и сразу согласился на встречу.
   Вторая волна эмиграции евреев из СССР, начавшаяся в 1968 году, продолжалась по сей день и, по слухам, к 1982 году Баку покинули сотни евреев, в основном представители интеллигенции. В семье Штейнов разговоры об эмиграции велись регулярно, однако Сара Ильинична, мать Марика, известный в республике педиатр, и слышать об этом не хотела. Отец шел у нее на поводу, и не видя особой разницы в том, в какой стране выгоднее ремонтировать часы, предпочитал уходить от проблемы, обсуждение которой регулярно навязывал им сын. Занимавшийся со школьной скамьи мелкой фарцовкой, Марик в студенческие годы активно развивал подпольный бизнес, и совершая регулярные поездки в Москву, завел полезные знакомства в столичных комиссионках, скупая залежавшийся товар по дешевке, и распространяя его, как новье, среди бакинской молодежи.
   Однако это был не тот бизнес, о котором долгими вечерами, потягивая длинные американские сигареты на балконе, мечтал Марик. Он представлял себя в обозримом будущем владельцем ночного клуба, где-нибудь в Нью-Йорке, или Лос-Анджелесе. Толчком для подобных идей послужили видео-фильмы, с недавних пор заполонившие Москву, и не без его участия, перекочевавшие в бакинские квартиры. С жадностью просматривая один боевик за другим, Марик пришел к выводу, что находясь в Богом забытом городе, ориентированном на построение развитого социализма, он теряет драгоценное время, и, учитывая это обстоятельство, должен немедленно разработать план, который позволит ему в ближайшее время стать полноценным членом капиталистического общества.
   Однако на пути достижения заветной цели стояло одно препятствие - отсутствие достаточного количества денежных знаков. Фарцовка, которой он занимался несколько лет, обеспечивала ему безбедную жизнь в городе, большинство обитателей которого жили на мизерную зарплату. На их фоне он выглядел достаточно преуспевающим молодым человеком. Для осуществления же грандиозных планов ему были нужны серьезные деньги, и когда паренек ранним утром услышал в телефонной трубке трепетный голосок Ульвии Мардановой, то он показался ему самой нежной мелодией, какую он когда-либо слышал в жизни.
   Встреча их состоялась в недавно открытом уютном кафе на площади фонтанов. Едва успев сделать заказ, Ульвия перешла к делу.
   -Как ты понимаешь, я не могла по телефону раскрыть детали предстоящей сделки, но здесь, надеюсь, нас никто подслушивать не станет, - начала разговор девушка.
   -Может быть и так, - боязливо оглядываясь по сторонам, согласился Марик.
   -Предлагаю тебе заключить со мной фиктивный брак. Я уже поговорила с Ниязом, и он дал согласие. Сначала мы должны развестись, а потом, через некоторое время, подать с тобой заявление в ЗАГС. В тот же день я выплачу тебе половину суммы, а после заключения брака - оставшуюся часть. И еще, все расходы по переезду в Израиль я беру на себя. У тебя есть вопросы? - осведомилась Ульвия.
   -Это так неожиданно. Я и не думал, что речь пойдет о фиктивном браке. У меня, вообще-то, есть девушка, и мне совсем небезразлично, что она подумает по этому поводу, - слукавил Марик и отпил глоток шампанского.
   ''Цену набивает, подлец,'' - подумала Ульвия, и зная, что у Марика полгорода ходит в близких подругах, решила перейти в наступление:
   -Мне известно, какова красная цена фиктивного брака, но если она тебя не устраивает, назови свою.
   -Удвоишь сумму, и мы прямо сейчас ударим по рукам, а если нет, то давай забудем об этом разговоре и мирно разойдемся, - деловым тоном произнес Марик.
   -Какой же ты слизняк, а Нияз считает тебя близким другом, - брезгливо бросила Ульвия.
   -Дружба здесь не при чем, это чистый бизнес. Мне нужны деньги, а тебе билет в свободный мир. Если бы передо мной сидела обычная девушка, которая пытается соскочить отсюда на последние ''цуцы,'' то я бы не стал торговаться, а поскольку я имею дело с дочерью самого Марданова, то не воспользоваться таким шансом с моей стороны было бы величайшей глупостью. И потом, полученное от тебя бабло я сразу пущу в оборот, и если повезет, то мы станем с тобой компаньонами. Подзаработав немного, мы разведемся, ты получишь половину совместно нажитого имущества, и с чистой совестью отправишь приглашение бывшему мужу. И помяни мои слова, он тебе за это еще спасибо скажет, - торжествующе заявил Марик.
   -Я согласна, - коротко бросила Ульвия, допила кофе, и попрощавшись с Мариком, обещала в ближайшее время связаться с ним.
   Нияз дожидался ее в машине за углом, и не успела она сесть на переднее сиденье, как он сразу спросил:
   -Мальчик или девочка?
   -Разумеется, мальчик, но заплатить придется больше, - ответила Ульвия.
   -С какого перепуга? - удивился тот.
   -Какая тебе разница, не ты же платишь.
   -Мы с тобой одна семья, не забывай об этом.
   -Да знаю я, просто Марик этот, парень с головой, и если нам удастся провернуть это дельце, то вложенные деньги вернутся к нам сполна.
   -Ты шутишь?
   -Я говорю абсолютно серьезно. Мне в голову пришла одна мысль, и нам следует ее обсудить. Поехали быстрее, мы здесь у всех на виду. Засветиться - это самое последнее, что нам сейчас нужно, - сказала нервно Ульвия.
   Нияз включил зажигание, и резко тронув машину с места, выехал из переулка на проспект Нефтянников.
  
   Бакинская квартира Алика не была такой роскошной, как закатальская, она скорее напоминала неухоженное холостяцкое гнездышко. Гюнай по прибытии в город тотчас взялась за дело, и в течение недели привела квартиру в порядок - сделала генеральную уборку, прикупила новую мебель, и повесила легкие, подстать сезону, тюлевые занавески. На предложение Алика прислать ей на помощь домработницу, она неизменно отвечала:
   -В моем доме ноги чужого человека не будет.
   Тот не знал, как реагировать на неожиданный пассаж Гюнай и лишь недоуменно разводил руками. Это его одновременно радовало и в то же время пугало. Он не мог взять в толк, как она собирается учиться и заниматься хозяйством без посторонней помощи. После приезда в Баку она решила перевестись с заочного обучения на очное, и ежедневно, с восьми утра до двух часов дня, находилась в институте. Потом прогуливалась до дома, (общественным транспортом и такси она не пользовалась) делала покупки, и всю вторую половину дня занималась домашними делами и готовкой. Лишь поздним вечером, покормив мужа, она садилась за учебники и усердно занималась до середины ночи. Педагоги в институте иностранных языков были строгие, и спуску молодой студентке, приехавшей недавно в столицу, не давали.
   Алик ценил усердие жены, однако помогать ей, к сожалению, не мог, поскольку отправлялся на работу ранним утром, а возвращался слишком поздно для того, чтобы хоть как-то облегчить ей жизнь. Работа в органах изводила его, и только по воскресеньям он мог позволить себе расслабиться - почитать книгу, послушать музыку или пообщаться с женой. Гюнай ни разу не пожаловалась на то, что мужа почти не бывает дома, все свободное время занималась домашним хозяйством, и в редкие моменты близости нетерпеливо отмахивалась от него, всем видом показывая, что ей некогда заниматься подобной ерундой.
   Странное поведение жены поначалу настораживало его, однако надеясь, что это явление временное и вскоре все как-то утрясется само собой, он в очередное воскресенье решил сделать ей сюрприз и пригласить на романтический ужин в ресторан. Девушка охотно согласилась, и надев в тот вечер новое платье из бордового помбархата, попросила мужа застегнуть молнию на спине. Тот, любуясь ее изображением в зеркале, поймал себя на мысли, что его жена выглядит как фотомодель, и могла бы при желании сделать карьеру на этом поприще. Гюнай словно не замечала восхищенных взглядов супруга, и, нервно поглядывая на часы, торопила его со словами:
   -Ты ведь заказал столик на восемь часов, дорогой, мы уже опаздываем.
   -Плевать, - резко отреагировал Алик, - прижимая ее к себе, - я просто сгораю от страсти.
   -Ничего с тобой не будет, подождешь. У нас весь вечер впереди, - остудила его пыл жена, и вернувшись к зеркалу, надела лакированные туфли на высоком каблуке. Высокая и стройная, с распущенными русыми волосами, она в вечернем наряде была великолепна.
   -Ловлю тебя на слове, красотка, - бросил Алик и поцеловал ее в щеку.
   В зале ресторана гостиницы ''Москва'' было немноголюдно, заняты были по большей части столы, расположенные близко к эстраде. Вокально-инструментальный ансамбль вяло исполнял композицию Стиви Уандера ''I just called to say I love you,'' и юная парочка одиноко кружила на танцполе, шокируя, усиленно налегающую на еду и спиртное, публику. Алик с Гюнай присели за один из столиков в центре зала и заказали бутылку сухого вина. Пока официант выполнял их заказ, Алик заметил, как мужчины, особенно среднего и преклонного возраста, бросают вожделенные взгляды на его молодую супругу.
   -Тебе следовало надеть платье подлиннее, а то все пялятся на твои голые колени, - отметил раздраженно Алик.
   -Это платье ''миди,'' а когда женщина садится, то ткань имеет свойство задираться вверх, дорогой, - парировала Гюнай.
   -Значит надо было надеть ''макси,'' - сморозил Алик.
   -Вот уж не думала, что столкнусь с подобными ограничениями в столице. Уж не ревнуешь ли ты меня, милый?
   Алик побледнел, и впервые в жизни отметил про себя, что эта фраза по-настоящему задела его.
   -К кому? К этому быдлу? Ты посмотри вокруг. Одни блудодеи со своими любовницами. Они и мысли такой допустить не могут, чтобы пригласить законную жену в ресторан, - раздраженно произнес Алик.
   -Почему же ты пригласил меня? Чтобы позабавить окружающих. Или мои голые колени говорят сами за себя, и все думают, что я твоя любовница? - холодно проговорила Гюнай.
   -Прости, я не знаю, что на меня нашло. Давай просто представим себе, что мы здесь вдвоем - будем наслаждаться вином, вкусной едой и музыкой, - попытался успокоить ее Алик и поднял бокал.
   -Я согласна. Если ты еще и расслабишься, то может я потанцую с тобой, - сказала Гюнай и чокнулась бокалом с мужем.
   Выпитое вино и изысканные блюда восточной кухни скоро сделали свое дело, и Алик, откинувшись на спинку стула, довольно произнес:
   -Какая же ты у меня красивая! Глядя на тебя, меня посещают мысли о том, что именно из-за таких женщин начинались войны, и отважные рыцари, не жалея жизни, бросались в бой с их именами на устах.
   Вернувшись домой, Алик вызвался расстегнуть молнию на платье жены и помог ей разуться. Та с удовольствием согласилась и, находясь в состоянии легкого опьянения, сладко позевывала. Он взял ее на руки, и войдя в спальню, бережно положил на кровать. Расстегнув лифчик, он принялся нежно целовать ей шею, потом грудь, и едва достиг живота, как услышал тихий стон, вслед за которым Гюнай прошептала:
   -Давай не сегодня, я очень устала. И тебе завтра рано вставать, дорогой.
   Лицо Алика вспыхнуло, а сердце отчаянно заколотилось. Oн, еле сдерживая досаду, выдавил из себя:
   -Ты совсем меня не жалеешь.
   -А что, я должна? Глупый ты мой. Закрой глаза и спи. Спокойной ночи, - сказала Гюнай и сладко зевнула.
   Алик отправился в ванную комнату и включил душ. Он простоял под мощной струей ледяной воды минут пять. Потом натер полотенцем тело докрасна, закурил и посмотрел на себя в зеркало. Выражение его лица было жалким и подавленным. Он извлек из тайника две таблетки и жадно проглотил. Последний раз он это делал незадолго до свадьбы.
   ''Зачем она так поступает со мной, - подумал он, - я же не калека какой-то? Неужели я докатился до того, чтобы вымаливать интим у собственной жены? Я, Алик Амирасланов, мечта всех бакинских красоток, стою сейчас в собственной ванной комнате с эрегированным членом в руках, готовый разбить голову о стену. И что она из себя возомнила, провинциалка чертова, вот выставлю ее завтра на улицу, пусть катится обратно в Закаталы. А может она фригидная? Ведь подобным образом она ведет себя не в первый раз. И если это так, то следует выяснить, врожденное ли у нее расстройство, или приобретенное?''
   Алик не хотел даже допускать мысли о том, что сексуально непривлекателен для жены. Такого просто быть не могло. В его жизни еще не было случая, чтобы он уговаривал девушку делить с ним постель. И кто бы мог подумать, что женившись, он окажется в западне, когда любимая и желанная женщина регулярно динамит его, а идти на сторону его напрочь не тянет.
   Он докурил сигарету и с тяжелыми мыслями вернулся в спальню. Гюнай тихо посапывала на подушке. Таблетки начали действовать, и он, удобно расположившись на спине, уставился стеклянным взглядом в потолок. Спустя мгновение чувство эйфории и безотчетной радости охватило его. Hадев тяжелые наушники фирмы ''Телефункен,'' он включил ''Welcome to my nightmare"" Алиса Купера, и погрузился в фантастический мир ночных кошмаров талантливого рок-музыканта.
  
  
   -Я завтра после занятий обещала зайти к папе, - сообщила Амина боксирующему на террасе Фикрету.
   -Что-то случилось?
   -Ничего особенного, он мне позвонил на днях и сказал, что хочет повидаться.
   -Надеюсь, не будет уговаривать тебя вернуться домой.
   -Oб этом не может быть и речи. Мне кажется, что он просто испытывает угрызения совести и хочет нам помочь.
   -Объясни, пожалуйста, - удивленно осведомился Фикрет.
   -Я не знаю, что сказать. Вот поговорю с ним завтра и обязательно с тобой поделюсь, - обещала Амина.
   -А не обманешь? - пошутил Фикрет.
   -Я как раз об этом подумала, ты что, читаешь мои мысли?
   -А для этого не надо быть ясновидящим, просто все женщины обманщицы.
   -Ах вот как! - вскрикнула Амина и набросилась на Фикрета с кулачками.
   -Ты не справишься со мной, я непобедимый.
   -Мы сейчас посмотрим, - бросила девушка и повалила его на пол.
   Лежа на спине, он задержал ее над собой и стиснул в объятьях.
   -Ты такая красивая! Я бы лежал так всю жизнь и вдыхал аромат твоих волос, - мечтательно произнес Фикрет.
   -Обрадовался! А работать кто будет, кормить молодую жену?
   -Можешь же ты опустить романтика с небес на землю, - жалобно пролепетал Фикрет.
   -Мы все такие, чтобы ты знал. Иначе нас окружала бы одна бескрайняя пустыня. Мужчины все делают для нас и ради нас, а у женщин должна быть только одна забота.
   -Какая же?
   -Управлять вами, балбесами.
   На следующий день, в половине третьего, Амина вошла в здание ''Мебельторга.'' Вахтер сразу ее узнал, и пропустил к директору со словами:
   -Все хорошеете, Амина ханум. От поклонников, небось, отбоя нет?
   Девушка улыбнулась в ответ, и направилась по длинному коридору в кабинет отца. Поздоровавшись с секретаршей, она открыла дверь и впорхнула в комнату, громко воскликнув:
   -Папочка, я так по тебе соскучилась!
   -И я тоже, котенок, - с чувством произнес Альберт, поднявшись ей навстречу.
   -А ты хорошо выглядишь, - констатировала Амина, внимательно разглядывая осуновшееся лицо отца.
   -Стараюсь. Я ведь на диете. Не пью, не курю, и давно забыл вкус деликатесов. Утром ем овсянку, днем паровые котлеты, а на ночь выпиваю стакан кефира. Сбросил восемь килограммов.
   -А я поправилась. Мама Фикрета кормит меня на убой. Говорит, что мне подходит.
   -Кормит? А откуда у них деньги? Ведь продукты нынче дорогие. Заурядный поход на рынок тянет рублей на двести.
   -У нас трое работающих в семье, а я получаю стипендию, нам хватает.
   -Я как раз хотел с тобой поговорить об этом, - осторожно начал Альберт.
   -Что ты имеешь ввиду?
   -Ты моя единственная дочь, и помогать тебе - это мой отцовский долг. Я знаю, что у вас с матерью натянутые отношения и ты была вынуждена уйти к Фикрету, однако мы должны как-то утрясти все это, решить вопрос полюбовно. Почему бы тебе не поговорить со своим парнем, чтобы он отправил к нам сватов. Мы же не изверги какие-то. Посидим, потолкуем, и благословим вас как полагается. А то ведь что получается, ты сбежала из дома и живешь у чужих людей на птичьих правах. Они навернякa хотели бы, чтобы вы узаконили свои отношения. Никому такая стыдоба не нужна. Разве я не прав? - пытался убедить дочь Альберт.
   -Прав, папа. Однако у нас в семье есть один неадекватный человек - мама, и она категорически против нашей с Фикретом помолвки. Он, по ее словам, недостаточно хорош для нас, а о его родителях она даже слышать не хочет, - заявила Амина.
   -А что если я поговорю с ней? Ты же знаешь, когда она в хорошем расположении духа, ее можно легко уговорить. Мы скоро отправляемся в Карловы Вары на лечение, и по возвращении оттуда я обязательно улажу этот вопрос. Что касается материальной стороны дела, то я на первое время сниму для вас квартиру, куплю машину, и буду помогать деньгами. А потом потихонечку и свадьбу сыграем, не cтанет же мама вставлять нам палки в колеса, - бодро произнес Альберт.
   -Эх, папочка, твоими устами, да мед пить. Все это звучит заманчиво, однако я боюсь, что мой кавалер будет против. Он очень крутого нрава, твердокаменный. Ему идея о материальной помощи не понравится. Да и живем мы хорошо, честное слово, у нас есть все для счастливой жизни - своя комната, терраса и кусок хлеба. А родители Фикрета мне как родные, я даже не представляю, как мы сможем жить без них. Что касается помолвки, то я обязательно поговорю с ним, и, думаю, что он мне не откажет, - согласилась Амина, и поцеловав отца в щеку, поспешно ретировалась.
   Дома она рассказала Фикрету о разговоре с отцом. Тому часть диалога, где речь шла о материальной помощи, явно не понравилась. Он насупился и задал Амине два неудобных вопроса:
   -Разве тебе у нас плохо? Разве ты голодаешь?
   -Ты опять за свое? Я ведь ему отказала. А что касается помолвки, то я с ним полностью согласна.
   -А как же твоя мать, она нас на дух не переносит.
   -Папа обещал поговорить с ней. Она человек вспыльчивый, но также быстро отходит. Не будет же она всю жизнь игнорировать нас. Перебесится и успокоится. Главное, что мы любим друг друга, а все остальное неважно, - задумчиво произнесла Амина.
   -Что ты сказала? - удивленно воскликнул Фикрет.
   Девушка не стала повторять и лишь потупила голову. Фикрет приобнял ее, и притянул к себе со словами:
   -Ты только что призналась мне в любви, не так ли? Повтори, пожалуйста.
   -Я люблю тебя, - прошептала Амина.
   -Я так долго ждал этого момента, мне казалось, что он никогда не наступит. А теперь, когда я услышал от тебя долгожданное признание, то силы мои удвоятся, и я сделаю все, чтобы ты была счастливa.
   -А я тебе в этом помогу, - коротко кивнула Амина и запечатлела на его губах долгий поцелуй.
   Внезапно над террасой сгустились черные тучи и прогремели раскаты грома. В следующее мгновение хлынул проливной дождь и окатил влюбленных осенней прохладой. Едва успев собрать холсты, они бросились вниз по лестнице бегом, спасаясь от разбушевавшейся не на шутку стихии.
  
  
   Еще будучи молоденькой девушкой, Сара Ильинична мечтала родить дочь. Вышла она замуж рано, в семнадцать лет, и сразу забеременев, погрузилась в сладкие грезы о маленькой принцессе, с которой, когда та вырастет, будет ходить по магазинам и салонам красоты, а вечерами, уединившись в гостиной, сплетничать, как этo делают обычно близкие подруги. Однако судьба распорядилась иначе и послала ей сына, застав врасплох, и поставив перед ней трудноразрешимую задачу по воспитанию ребенка противоположного пола. Она была к этому совершенно не готова, и украдкой поглядывая на торчащий отросточек между ногами сына, первое время стыдливо отводила глаза. Время шло и Сара привыкла к розовощекому комочку, который непрестанно ей улыбался, и в один прекрасный день, когда он назвал ее мамой, поняла, что любит его всем сердцем. Мальчика назвали Мариком, в честь геройски погибшего в боях под Смоленском, свекра, и вырастили его избалованным и капризным ребенком, как, впрочем, растят всех единственных детей в семье.
   После окончания архитектурного факультета политехнического института, Марика направили на работу в ''Азгоспромпроект'' на должность младшего инженера, с окладом в сто двадцать рублей, на что он, в разговоре с родителями, заметил с едкой иронией: ''И для этого надо было учиться пять лет?'' Те, как могли, успокаивали его, приводя в качестве стойкого аргумента тот факт, что через несколько лет он неминуемо поднимется по карьерной лестнице, и будет получать, как минимум, на пятьдесят рублей больше.
   ''О чем эти люди говорят? - думал про себя Марик, - если бы они знали, что я за один день могу срубить столько бабла, сколько они зарабатывают в месяц.'' Ведь все эти годы они словно пребывали в летаргическом сне, и ни разу не поинтересовались, откуда у их сына карманные деньги и фирменные шмотки. Лишь однажды мать у него спросила: ''А тебе хватает стипендии, сыночка?'' На что он ответил: ''Разумеется, мама, я еще ухитряюсь откладывать немного, на мороженое для девочек.''
   Соломон Ефимович, отец Марика, гордился сыном, и в редкие моменты отрываясь от ремонта часов, удовлетворенно замечал:
   -Самостоятельный, весь в отца.
   Марик, иронично поглядывая на него, думал про себя: ''Какой же мой отец несчастный человек. Изо-дня в день сидит с бинокулярной лупой в глазу и ковыряется в причудливых механизмах. Интересно, о чем он думает, когда занимается этим нелегким делом? И думает ли он вообще? Или как андроид, выполняет без устали одни и те же операции, так и не надеясь увидеть свет в конце тонннеля. Но ведь он, наверняка, не считает себя неудачником. Сидит себе в уютном уголочке, зарабатывает неплохо и люди его уважают. Недавно починил золотую ''Омегу'' самого Арифа Бейбутого, народного артиста республики, так столько счастья было в его глазах!
   А мать - знаменитый в городе педиатр, как она гордится своим положением в обществе! Kaк старательно избегает разговоров о том, что любой завмаг, едва дочитавший до середины единственную книгу в жизни, зарабатывает в десять раз больше ее. Но разве это главное? Ее ведь уважают! На нее молятся счастливые родители маленьких пациентов, у которых она стесняется брать даже коробку конфет, зато в конце каждого месяца терпеливо выстаивает очередь в кассе поликлиники, чтобы получить зарплату - сто пятьдесят рублей, и раз в квартал, с искренним восторгом сообщает семье, что ей выдали премию, как лучшему педиатру района.''
   Будучи примерным сыном, Марик ни в коем случае не вторгался в мир иллюзорного достатка и благополучия родителей, искренне любил и жалел их. Однако себе такой жизни он не желал, и будущего своего в родном городе не представлял. После разговора с Ульвией у него словно выросли крылья. Впервые в жизни он получил реальный шанс выбраться из трясины, которая со временем засосала бы его так же, как и родителей, и безжалостно трансформировала из делового и честолюбивого молодого человека, в безвольного и нерешительного члена ''общества равных возможностей.''
   -Я женюсь! - воскликнул он однажды после субботнего ужина, и мгновенно поймал на себе ошеломленный взгляд родителей.
   -Она еврейка? - с надеждой в голосе осведомилась мать.
   -Азербайджанка, мама. И дочь высокопоставленного чиновника, между прочим, - ответил Марик.
   -А как ее зовут? - включился в беседу Соломон Ефимович, украдкой наблюдая за реакцией супруги.
   -Ульвия Марданова.
   -Что? Она ведь замужем! - не удержалась мать.
   -Молодые супруги не сошлись характерами, мама, и в скором времени подадут заявление о разводе, - уверенно произнес Марик.
   -Какой ужас! Мой единственный сын собирается жениться на разведенке, да еще и на гойке, - воскликнула Сара Ильинична.
   -Мама, откуда в твоем лексиконе такие словечки? Не ожидал я от тебя? - слукавил Марик.
   -Ты скоро от меня не такое услышишь, недоумок, - нервно отреагировала мать.
   -Сара, как ты можешь? - с пафосом сказал Соломон.
   -А тебя никто не спрашивает, ты ведь никогда не интересовался, чем занимается наш сын. За ремонтом часов прошла большая часть твоей жизни, а я, тем временем, воспитывала его, и мне обидно, что он вырос банальным идиотом, - констатировала Сара Ильинична и тихо всхлипнула.
   -Мама, послушай меня. Это не совсем то, о чем ты думаешь. Дело в том, что мы собираемся жениться не по-настоящему, - заговорщическим тоном произнес Марик.
   -Что ты имеешь ввиду? - удивленно вскинула брови мать.
   -Это будет фиктивный брак, - спокойно ответил Марик.
   -Это еще что такое?
   -Не волнуйся, мама, таким видом брака пользуются многие, благодаря чему благополучно отбывают на ''Землю Обетованную.''
   -Ты слышишь, Соломон, до чего мы дожили. Скажи что-нибудь, наконец.
   -А что говорить, Сарочка, наш мальчик уже взрослый, и ему решать, жениться обычным способом, или фиктивным, - примирительным тоном произнес отец.
   -Да вы что, сговорились, в самом деле, - воскликнула Сара Ильинична.
   -Успокойся мама, и выслушай меня. План таков. Мы зарегистрируем с Ульвией брак и уедем в Израиль. Она мне заплатит крупную сумму денег, которую я вложу там в бизнес. Kак только я встану на ноги и появится возможность с ней развестись, то мы тотчас расстанемся. Она после этого будет вольна делать все, что ей вздумается, я же пойду своей дорогой. К тому времени вы уже созреете, и произойдет историческое воссоединение семьи у главной святыни иудаизма - ''Стены плача,'' - cообщил Марик и внимательно уставился на родителей.
   Сара Ильинична взяла со стола салфетку, вытерла слезы и тихо произнесла:
   -Если бы мои коллеги в Минздраве узнали, какого я монстра вырастила, то перестали бы со мной здороваться.
   -Я не тороплю вас с ответом, дорогие родители. Подумайте как следует, и помните, что такой шанс выпадает человеку один раз в жизни, - подытожил Марик и удалился на балкон для получения очередной дозы никотина. Легкие его, по меткому выражению Ильгара, уже горели, и он, закурив длинные ''Pinnacle,'' глубоко затянулся, извлек из подсознания красочную картинку ночного клуба где-то в ''LA,'' и произнес вслух: ''Скоро, брат, потерпи совсем немного.''
  
  
   Успешно завершив обучение в мединституте, Ульвия благополучно прошла интернатуру, и устроилась по рекомендации отца в клинику матери, на должность врача-ординатора. Коллеги первое время выражали недовольство трудоустройством в клинику молодой девушки без опыта работы, некто даже накатал анонимку в минздрав, но со временем все свыклись и перестали обращать на нее внимание.
   Ульвия старалась изо-всех сил, и под руководством знаменитого уролога, профессора Исмета Абдуллаева, в скором времени добилась ощутимых успехов, и ничего, кроме похвалы, от благодарных пациентов в свой адрес не слышала. Севиль ханум гордилась дочерью и однажды за семейным ужином объявила, что по мнению профессора, ей пора приступить к написанию кандидатской диссертации, поскольку на это потребуется три-четыре года напряженного труда. Ульвия тогда уклонилась от обсуждения темы и дала матери понять, что прежде ей хотелось бы поработать и набраться побольше опыта, а уж потом последовать ее совету. Севиль ханум, будучи неосведомленной о планах, вынашиваемых дочерью, уговаривать ее не стала, и согласилась вернуться к обсуждению темы через полгода.
   Работа в престижной клинике тешило самолюбие молодой девушки, и лишь одно обстоятельство омрачало ее жизнь - потребность просыпаться ранним утром. Будучи совой, она, по совету матери, держала на ночном столике стакан с холодной водой, и лишь протерев глаза мокрой салфеткой после пробуждения, могла заставить себя подняться с постели. В то утро Ульвия проснулась раньше обычного и нетвердой походкой направилась на кухню, чтобы приготовить себе кофе. Нияз еще не проснулся и мирно посапывал на подушке. Она машинально открыла дверь холодильника, чтобы достать пакет с соком, как вдруг запах венгерского салями ударил в нос. Ей показалось, что она теряет равновесие, и в следующий миг почувствовала сильный рвотный позыв. Она прикрыла рот ладонью и, едва добежав до ванной комнаты, вырвала в раковину, потом смыла остатки еды водой и уставилась на себя в зеркало.
   ''Что это было, - подумала она, разглядывая припухшее лицо, - Я даже толком не ужинала вчера вечером. Неужели токсикоз? Не может быть. Только не сейчас. Надо срочно записаться на прием к гинекологу.'' Ульвия умылась холодной водой и почистила зубы. В это время к ней подкрался Нияз и нежно поцеловал в плечо. Она повернулась к нему и раздраженно вскрикнула:
   -Сколько раз я просила тебя не заходить в ванную комнату без стука.
   -Извини, дорогая, просто дверь была открытой. И что это за запах? С тобой все в порядке?
   -Не задавай глупых вопросов и выйди отсюда, пожалуйста. Я освобожу ванную через десять минут, а ты пока завари кофе.
   Нияз пожал плечами и отправился на кухню. Стенные часы показывали половину восьмого. Он включил телевизор, налил воду в турку и поставил ее на плиту. Поведение жены насторожило его не на шутку. Ведь в ванной комнате стоял устойчивый запах рвоты, и причиной раздраженности жены было, по-видимому, ее плохое самочувствие. ''Но что она пытается скрыть от него? Если ее стошнило, значит она съела что-то несвежее накануне. Однако этого не могло произойти в принципе, поскольку Ульвия была крайне разборчивой в еде, и что попало в рот никогда не отправляла. Да и вечером она легла спать рано, даже не поужинав. Что же тогда случилось? Неужто она беременна?'' - подумал Нияз, и разлив напиток в крошечные чашки-эспрессо, окликнул жену. Та не ответила, и он решил отнести кофе в спальню. Ульвия лежала на кровати, уткнувшись в подушку, плечи ее слегка подрагивали.
   -Что с тобой, котеночек. Почему ты плачешь? - спросил он, присев на край кровати.
   -Оставь меня в покое. Тебе пора на работу, уходи.
   -А как же ты?
   -Я поеду позже, когда мне станет лучше. Уходи, прошу тебя.
   Нияз не стал спорить с женой, и допив кофе, отправился на работу.
   Немного придя в себя, Ульвия позвонила в поликлинику и справилась в регистратуре, будет ли в этот день на работе гинеколог Ибрагимов. Ей ответили положительно, и она не теряя времени поспешила туда. В приемной поликлиники было многолюдно и она решила сразу обратиться к главврачу. Тот позвонил гинекологу, сообщил о визите дочери Зии Марданова и попросил принять девушку без очереди. Через пять минут она сидела в кабинете врача. Ибрагимов сразу перешел к делу, спросив:
   -Что вас привело ко мне, юное создание?
   Ульвия рассказала врачу о резком ухудшении самочувствия и утренней тошноте, уставившись на него с отчаянным выражением лица.
   -Вы помните, когда у вас в последний раз были месячные?
   Ульвия вдруг спохватилась, и прикрыв рот ладонью, издала какие-то нечленораздельные звуки.
   -Вам плохо? - поинтересовался врач.
   -Нет-нет, я просто вспомнила, что в прошлый раз не было месячных и это меня насторожило, - ответила девушка.
   -Ничего страшного, обычно отсутствие месячных и токсикоз указывают на наличие беременности, но для того, чтобы сделать окончательный вывод, надо провести осмотр и сдать анализы, - сказал врач, и многозначительно подняв брови, попросил ее пройти в смотровую комнату. Ульвия хотела было отказаться, однако желание выяснить истинную причину ее недомогания оказалось сильнее, и она, раздевшись, с помощью медсестры расположилась в гинекологическом кресле.
   Врач провел тщательный осмотр и вынес вердикт, который поверг Ульвию в ужас:
   -Результат предварительного осмотра положительный. Hикакой патологии я не обнаружил, разве что у вас увеличена шейка матки, что указывает на то, что вы находитесь на четвертой неделе беременности. Я выпишу направление на анализы, а завтра вам позвонят и сообщат об окончательных результатах осмотра.
   Ульвия вышла на улицу, поймала такси и назвала адрес клиники. Оказавшись на работе, она немедленно направилась в кабинет матери. Севиль ханум, к счастью, находилась на месте и заполняла историю болезни очередного пациента.
   -Я беременна, мама, - выпалила с порога Ульвия.
  Женщина сняла очки, поднялась навстречу дочери, и со счастливой улыбкой произнесла:
   -Поздравляю, доченька.
   -Не с чем меня поздравлять, я не хочу этого ребенка.
   -Что значит не хочу. Ты в своем уме? - воскликнула мать.
   -Еще раз повторяю, я не хочу этого ребенка и буду делать аборт. Мне сейчас важно знать, ты на моей стороне, или нет, и сможешь ли ты порекомендовать надежного врача? - cпросила Ульвия.
   -Я категорически против этой затеи. Аборт при первой беременности чреват осложнениями, которые могут привести к бесплодию. Неужели ты думаешь, что я позволю тебе лишить нас наследника. Если что-то пойдет не так, ты никогда не сможешь иметь детей, - твердо отчеканила Севиль ханум.
   -Это моя жизнь, мама, и я вправе решать сама, иметь ребенка или нет.
   -А как же Нияз, ты поставила его в известность?
   -Не успела.
   -Вот именно. Ты представляешь, что будет, если он и его родители узнают о твоем неадекватном решении?
   -Я не должна отчитываться перед этим маменькиным сыночком, - брезгливо фыркнула Ульвия.
   -Ах вот ты как заговорила. Значит для тебя мнение мужа и его семьи ничего не значит. Зачем же ты тогда выходила замуж? Нет, моя дорогая, ты родишь и будешь воспитывать этого ребенка, иначе ты лишишься нашей с отцом поддержки, и распрощаешься со своей карьерой раз и навсегда, - твердо cказала мать.
   -Не говори пока папе, прошу тебя, - взмолилась Ульвия.
   -Только при одном условии, если ты выбросишь эту бредовую идею из головы.
   -Мама, есть вещи, которые я пока не готова обсуждать даже с тобой. Придет время и ты узнаешь об этом. А эта проклятая беременность перечеркивает все мои планы, понимаешь?
   -Ничего не хочу слышать, я уже высказала свое мнение, и не дай бог, если ты ослушаешься меня, тогда тебе никто не поможет, - подытожила Севиль ханум и вернулась к работе, намекнув дочери, что разговор окончен.
  
  
  
   Закончив работу раньше обычного, Алик решил по дороге
  домой зайти в бар ресторана ''Тбилиси,'' где работал его бывший одноклассник, Тамерлан Сеидов. В крошечном зале было тихо и безлюдно. Он подошел к стойке, и кивнув Тамерлану, коротко бросил:
   -Коньяк.
   -Что-то ты сегодня не в духе, старик, - приветствовал его бармен, сцеживая напиток в глубокий бокал.
   -Последнее время я все чаще ловлю себя на мысли, что на меня медленно надвигается ползучая депрессия, - глухим голосом произнес Алик и выпил залпом.
   -Не является ли причиной твоего нестабильного состояния женщина? - осторожно осведомился Тамерлан.
   -Совершенно верно, и эта женщина - моя жена, - сообщил Алик.
   -Неужто ты собираешься грузить меня подробностями своих семейных дрязг?
   -Отнюдь. Просто сегодня мне, впервые за непродолжительное время нашего совместного проживания, не захотелось идти домой.
   -Не дает? - спросил Тамерлан в лоб.
   -А ты почем знаешь? - удивился Алик.
   -Просто это одна из самых популярных форм исповеди, которую мне часто приходится выслушивать по долгу службы.
   -Я жалок? - оглядываясь по сторонам, тихо произнес Алик.
   -Вовсе нет. Более того, мы с тобой в некотором роде товарищи по несчастью.
   -Объясни?
   -Я тоже был женат, и поначалу уверен, что у нас любовь, - начал Тамерлан, - некоторое время спустя, по глупости, пригласил на дачу холостого друга детства, который после учебы в Москве приехал на короткое время в Баку. Был он парнем упакованным и принадлежал к династии известных дипломатов. Пока я в поте лица готовил для гостя шашлык, тот развлекал мою благоверную рассказами о закордонной жизни. Она была в восторге, глаза ее горели, и в завершение вечера она предложила ему переночевать у нас. Он с радостью согласился и она постелила ему на веранде, поскольку тот был любителем поспать на свежем воздухе. Мы удалились в спальню, время было не очень позднее, и я, после предварительных ласк, многозначительно зафиксировал руку на ее лобке. Она тяжело вздохнула, и сославшись на усталость, отвернулась к стене.
   Алик отвел глаза от бармена, и тихо посмеиваясь, произнес:
   -Любопытно, что все они действуют по накатанной схеме.
   -После памятного визита друга детства на дачу, моя жизнь превратилась в ад, - продолжил Тамерлан, - за руку я их поймать не мог, но рты недоброжелателям в нашем городе закрыть уже не представлялось возможным. Жена, раз за разом, отказывала мне в постели, придумывая различные поводы, начиная от месячных и заканчивая мигренью, и однажды доведя меня до отчаянья, призналась, что приняла решение расстаться со мной. На вопрос, что послужило причиной внезапного охлаждения отношений, она дала короткий и недвусмысленный ответ: ''Я выхожу замуж за Октая.'' Детей у нас не было, и имущества особенного тоже, а жить с человеком, который тебя не любит не имело никакого смысла. Я ее отпустил, и совсем скоро до меня дошел слух, что она уехала с новым супругом в длительную загранкомандировку в Европу.
   -Она тебя просто разлюбила, чувак. Моя же целыми днями занята учебой и хозяйством, а когда мы оказываемся в постели, она вырубается так, что мне, честно говоря, даже жаль ее будить, - поделился Алик.
   -Однако выходя замуж, она наверняка знала, что интим является неотъемлемой частью супружеской жизни. И когда, если не сейчас, вы должны заниматься любовью с полной отдачей?
   -Знаю, но не могу с этим ничего поделать. Пытался сходить налево - не получилось. Люблю я ее, - еле слышно выдавил из себя Алик.
   -Я ведь тоже женился по любви. Слушай, а может она просто фригидная?
   -Ты думаешь?
   -Уверен. У нас в старом дворе жила девчонка, Лидка Числова, красотка, все ребята сохли по ней, а она почему-то выбрала меня. Когда мы в первый раз оказались с ней в постели, то она, не говоря ни слова, раздвинула ноги, скрестила руки за головой и многозначительно взглянула на меня. Я пытался ее ласкать, а она только раздраженно дергалась и, наконец, выпалила: ''Ну давай уже.'' Я подумал, что у нее на тот момент было плохое настроение и мы договорились встретиться через два дня. Но вторая попытка явилась зеркальным отражением первой, и я перестал с ней встречаться. Мне нравятся девушки, которые мечутся в постели, сгорают от страсти, и спины которых, после близости, покрываются испариной, - сказал Тамерлан.
   -Я знаю, о чем ты говоришь. Но если моя благоверная такая же холодная, как твоя Лидка, не стану же я с ней из-за такого пустяка разводиться, - задумчиво произнес Алик.
   -Это тебе решать, старик, я в этом вопросе тебе не советчик, - выдал бармен.
   Алик допил коньяк, и попрощавшись с другом, вышел на улицу. Редкие капли дождя глухо застучали по овальному козырьку над входной дверью ресторана. Он закурил, и принялся провожать рассеянным взглядом случайных прохожих, когда вдруг до него донесся звонкий женский голос:
   -Алик?
   -Да. А разве мы знакомы? - ответил он вопросом на вопрос, мельком оглядев очаровательную девушку.
   -Я сестра Людмилы Савельевой, вашей одноклассницы. Помните, мы познакомились на дне ее рождения, у нас дома?
   -Смутно, - неуверенно буркнул Алик.
   -А я помню. Родственники прислали тогда молодое вино из Шемахов, и мы напились до чертиков, - весело сказала девушка.
   -Вспомнил! А вас, если не ошибаюсь, зовут Ириной?
   -Верно, у вас хорошая память, - польстила ему девушка.
   -А как Людмила, что у нее нового?
   -Людка вышла замуж и уехала в Ленинград. Работает там медсестрой в военном госпитале.
   -Здорово, а вы куда направляетесь в столь поздний час, хотите я вас подвезу? - предложил Алик.
   -Было бы неплохо, мне до дома идти еще минут двадцать пешком, а дождь вон как полил, - согласилась Ирина.
   -Нет проблем, моя машина припаркована за углом, - сказал Алик, и они, выйдя из-под козырька ресторана, направились быстрым шагом в сторону соседней улицы. Путь был недолгим и они через несколько минут оказались на месте. Алик собрался было попрощаться с девушкой, как та неуверенно обронила:
   -Может поднимемся ко мне, на чашку горячего чая?
   -Разве это удобно? А что скажут родители? - удивился Алик.
   -Они уехали в Кисловодск, и я сейчас живу одна, - кокетливо бросила девушка.
   Алик с удовольствием согласился и запарковал машину во дворе.
   -Я пойду вперед, а вы заходите минут через пять. Bторой блок, квартира двадцать один, - уточнила девушка и вышла из машины.
   Алик выкурил сигарету, поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. Едва он успел войти в прихожую, как Ирина бросилась ему на шею и стала жадно целовать. Он взял ее на руки, и машинально отвечая на поцелуи, вошел в гостиную.
   -Я еще на дне рождения сестры положила на тебя глаз, но Людка не дала мне номер твоего телефона, - с жаром выпалила Ира, продолжая целовать его.
   -Ничего страшного, мы сегодня наверстаем упущенное, - понял Алик и стал торопливо стягивать с себя брюки. Часа через полтора он со счастливой улыбкой на лице вышел из подъезда, и энергично насвистывая серенаду Рикардо ''Венец творенья, дивная Диана,'' направился танцующей походкой к машине. ''Как мало надо мужику, - подумал он, - стоило юной очаровашке немного потрудиться надо мной, как все вокруг заиграло яркими цветами праздничного конфетти.''
  
  
   В субботу утром Эльвира отправилась на рынок, и купив свежей баранины, решила приготовить мужу парча-бозбаш. Альберт обещал вернуться домой пораньше, и она, поставив мясо на плиту, принялась чистить картошку. В это время зазвонил телефон и Эльвира, чертыхнувшись, подняла трубку.
   -Слушаю, - раздраженным голосом произнесла она.
   -Салам, моя хорошая, - бодро приветствовала ее Сенубер.
   -Здравствуй, - вяло ответила Эльвира.
   -Ты совсем меня забыла. Зазналась, небось.
   -Я почти каждый день на работе, а по вечерам готовка, стирка, каждая минута на счету.
   -Ну да, конечно, раньше ты находила время, несмотря на то, что на твоей шее висела больная свекровь.
   -Давай не будем об этом. Она уже в мире ином, пусть земля ей будет пухом, незачем ворошить прошлое.
   -Недалекое прошлое, дорогая. Разве не так?
   -Что ты придираешься к моим словам, Сенубер, словно я тебе что-то должна?
   -Не кипятись. Просто раньше ты называла меня подругой, и в трудную минуту обращалась ко мне. А нынче тебя словно подменили. Неужто ты хочешь забыть о нашем визите к Метанет и перестать общаться со мной только потому, что когда-то совершила гнусный поступок? - намекнула Сенубер.
   -На этот поступок сподвигла меня ты, - пыталась возразить Эльвира.
   -Что ты говоришь! Разве не ты, давя на жалость, просила меня помочь избавиться от ''проклятой ведьмы,'' цитирую тебя же. А теперь вдруг превратилась в добросердечную целомудренную девочку, которая, поменяв прическу, и скинув лишние килограммы, решила начать все с чистого листа. Нет, моя дорогая, совершив дьявольский обряд, ты взяла на душу чудовищный грех, который тебе не смыть никогда. И только ты одна виновата в смерти старухи, и даже не пытайся перекладывать ответственность на кого-то другого.
   -Послушай, Сенубер, зачем ты так, ведь каждый, хоть раз в жизни, совершает ошибку. И потом, ты ведь сама говорила, что обряд не мог вступить в силу так быстро, и Марджан ханум умерла естественной смертью.
   -Может и говорила, но это ничего не меняет. За все в этой жизни надо платить.
   -Я не понимаю тебя, - неуверенно произнесла Эльвира.
   -А что тут понимать. Сидела я вчера дома, оглядывалась по сторонам, и пришла в ужас от допотопной обстановки. Мебели нашей уже больше четверти века, а денег на новую нет. Вот я и подумала, что от муженька твоего не убудет, если он организует нам гарнитур ''Жилой дом''. Как ты на это смотришь?
   Эльвира замешкалась c минуту, а потом многозначительно кашлянув, сказала:
   -Я, безусловно, могу попросить его об этом, однако гарнитуры эти стоят нынче больших денег, сможешь ли ты позволить себе такое?
   -А это не моя забота. Мы ведь с тобой подруги, вот ты мне и поможешь. Я же не прошу чего-то дорогущего, тысяч на пять, не больше. Для вас это сущие пустяки, - спокойно выдала Сенубер.
   -Ты в своем уме, откуда у нас такие деньжища. У меня зарплата двести рублей, - возмущенно воскликнула Эльвира.
   -Бедняжка, я сейчас расплачусь. А ты в курсе, что Альберт недавно подарил молодой пассии новенький ''Жигули?''
   -Какой еще пассии, что ты несешь?
   -А ты не знала? Ну конечно, все мужики одинаковые. Когда дело доходит до законных жен, то они сразу становятся прижимистыми, а для молоденьких любовниц им ничего не жалко.
   -Говори яснее, я ничего не понимаю, - рявкнула Эльвира, теряя терпение.
   -Я сама случайно узнала. Разговорилась как-то с соседкой, завучем сто двадцатой школы, и она мне поведала, что Альберт уже несколько лет крутит роман с молоденькой училкой английского языка - Людмилой Мамедовой. Та, девица не промах, доила твоего благоверного по полной программе - еда, одежда, драгоценности и все такое. Однако ей этого показалось мало, и она на прошлой неделе раскрутила его на новую машину.
   -Ложь! - воскликнула Эльвира.
   -Я на всякий случай попросила у соседки номер телефона Людмилы Александровны, хочешь ей позвонить? - предложила Сенубер, пропустив произнесенное подругой междометие мимо ушей.
   -Какая ты гадкая, я ведь считала тебя лучшей подругой. От меня ты ничего не получишь, так и знай. А с Альбертом я сама разберусь, - выпалила Эльвира.
   -Ой-ли. Разберется она! Его безнравственное поведение будут обсуждать на бюро райкома партии, согласно полученной анонимки. Как же, директор крупного торга, член партии, и вдруг такая аморалка! Ты понимаешь, чем это попахивает? Увольнением в лучшем случае, и исключением из рядов КПСС в худшем, а это, дорогая моя, уже волчий билет. И отправят твоего Альберта в какой-нибудь районный торг на должность товароведа, с окладом в сто двадцать рублей, без права на занятие доходной должности в течение минимум пяти лет. Так что подумай над моей просьбой, и не торопись с ответом, я думаю, два дня тебе хватит. А по поводу визита к Метанет можешь не волноваться, если ты будешь умницей, то я унесу эту страшную тайну в могилу, - сказала Сенубер и положила трубку.
   -Лучше бы ты не вернулся с того света, а я, верная жена и преданная подруга, не была бы покрыта позором и не стала посмешищем в глазах моих многочисленных врагов, - завопила Эльвира при виде Альберта на пороге кухни.
   -Что случилось, дорогая, - устало произнес тот и опустился на стул.
   -Кто такая Людмила Мамедова, и как давно ты изменяешь мне с этой шалавой, отвечай?
   -Я не понимаю, о чем ты говоришь, - пытался увернуться Альберт.
   -Не лги мне, я сейчас же позвоню ей и все выясню.
   -Откуда у тебя номер ее телефона? - испуганно отреагировал он, ошеломленный новостью.
   -Значит, это правда? Ты трус и подлец. Я не хочу тебя больше видеть. Убирайся из моего дома, пока я не вызвала милицию, - воскликнула Эльвира.
   -Ты в своем уме, какая милиция, успокойся пожалуйста, я тебе все объясню, - невнятно пролепетал Альберт.
   -Ах ты еще и отпираешься. Мало того, что ты отнимаешь тяжело заработанные деньги у семьи, кормишь и одеваешь эту бл-дь, так ты ей недавно еще и машину купил. А самое обидное, что я, пепел мне на голову, всю жизнь прожила с этим монстром и ни разу не посмотрела на сторону. Жаль, a я должна была, как другие жены, изменять тебе направо и налево, вот тогда я была бы желанной и любимой. Ай Аллах, неужели ты не покараешь этого грязного изменника, и не восстановишь справедливость в этом доме! - выдала Эльвира, театрально воздев руки к небу.
   -Дорогая, выслушай меня. Да, я знаком с этой женщиной, однако она любовница моего бывшего шефа, Алирзы Мамедовича, и я лишь выполнял его поручения, изредка помогая ей, вот и все, - виноватым голосом произнес Альберт.
   -Ты мне отвратителен. Будь один раз в жизни мужчиной и признайся честно, тогда я, возможно, прощу тебя. Но запомни, наши отношения никогда не будут прежними. Ты разбил мое сердце, так и знай, - пламенно завершила речь женщина.
   Альберт опустил голову и тихо заплакал. Спустя мгновение он вытер слезы рукавом, и еле слышно произнес:
   -Прости меня, пожалуйста. Я действительно виноват перед тобой, но я тебе обещаю, что больше никогда в жизни не посмотрю на другую женщину, или умереть мне на этом месте.
   Эльвира уставилась на бледное лицо мужа, и вдруг осознала, что поступила неправильно, набросившись на него. Ведь тот совсем недавно перенес инфаркт, и любое новое потрясение могло быть для него последним. Она всегда подозревала, что Альберт изменяет ей, но поймать его за руку не удавалось, a когда адюльтер приобрел конкретные очертания и стал известнен его объект, то простить мужа было выше ее сил.
   -Мне нужно время, я не могу делать вид, что ничего не произошло. Однако если я еще раз услышу об этой девке, или о ком-то еще, упаси господи, то я за себя не ручаюсь, - подытожила Эльвира, и удалившись из кухни, захлопнула за собой дверь.
  
  
   Дождавшись возвращения Эльвиры и Альберта из санатория в Карловых Варах, Фикрет с трудом уговорил родителей нанести визит в дом Ахундовых. Те сначала отпирались, ссылаясь на отсутствие в этом необходимости (ведь молодым в их доме жилось неплохо и без соблюдения традиций), однако после долгих уговоров сына, все же согласились, и в один из воскресных дней, купив цветы, отправились к Ахундовым свататься.
   Эльвира с Керимовыми почти не общалась, поскольку не о таких родственниках для себя, и не о таком женихе для дочери, она мечтала. Альберт, в свою очередь, играя роль радушного хозяина, благословил молодых, в результате чего отношения Амины с Фикретом обрели официальный статус. В тот же вечер Керимовы сообщили новым родственникам о том, что их материальных возможностей не достаточно для того, чтобы справить пышную свадьбу, да и молодые были категорически против этого, и в результате стороны пришли к согласию, что торжество пройдет в скромной обстановке в одном из столичных ресторанов.
   -До чего мы дожили! - воскликнула Эльвира после ухода Керимовых.
   -Не драматизируй ситуацию, дорогая. Ведь все идет по твоему сценарию. Сваты принесли кольцо, день свадьбы назначен, чего еще желать? Да, Керимовы - люди не нашего круга, однако они приютили Амину и все это время сдували с нее пылинки, а Фикрет вообще парень с головой, и нравится он мне больше, чем все остальные друзья Нияза, - объявил Альберт.
   -Разве дело в этом? Нашего круга они, или не нашего, какая разница? Они нищие - вот что меня беспокоит. Как ты не можешь этого понять? Амина выросла в достатке, как она будет жить в вонючей дыре, которую Керимовы гордо называют квартирой? Молодые сейчас находятся в состоянии эйфории и мнимой влюбленности, а вот когда они столкнутся с бытовыми проблемами, или, не дай Бог, родят ребенка, тогда может случиться непоправимое, - горько заключила Эльвира.
   -А почему бы нам не помочь детям? В свое время нам ведь тоже помогли родители, или ты запамятовала? Мы могли бы снять для них квартиру, купить машину, и оказывать на первых порах материальную помощь, - осторожно начал Альберт.
   -Какой же ты молодец, посадить еще одних нахлебников на шею. Мало тебе Сенубер, которая доит нас, так ты решил и Керимовых включить в этот список. А ты подумал о том, что если с тобой, не дай Бог, что-то случится, то мы пойдем по миру. И что тогда твоя дочь будет делать, жить на зарплату муженька?
   Тем временем, посоветовавшись с друзьями, Амина с Фикретом решили справить молодежную свадьбу в небольшом и уютном ресторане ''Тбилиси'' на торговой улице. Ахундовы сначала были против, но потом смирились, поскольку молодежные свадьбы без присутствия родителей и многочисленных родственников, стали в то время явлением не таким уж редким. Фикрет от предложения Альберта снять им квартиру, и тем более, купить машину, вежливо отказался, объяснив это тем, что скоро сам будет в силах обеспечить семью всем необходимым.
   На свадьбу были приглашены близкие друзья Амины и Фикрета, а шафером жениха вызвался стать Алик Амирасланов. Он же организовал мероприятие на самом высоком уровне, и пригласил на торжество модный в те годы ансамбль ''Дети Каспия.'' Молодежь развлекалась до утра и, по слухам, распространенным впоследствии по городу, свадьба Амины и Фикрета стала самой веселой пирушкой уходящего осеннего сезона. Лишь одно обстоятельство омрачило праздник, отсутствие на нем брата Амины, и близкого друга Фикрета, Нияза. Тот, сославшись на недомогание жены, сообщил молодоженам, что как только представится возможность, обязательно поздравит их с торжественным событием.
   За несколько дней до свадьбы он пытался уговорить Ульвию, однако та была непреклонна, и посетить мероприятие подобного уровня категорически отказалась, выпалив следующее:
   -Тебе приятно унижать собственную жену? Как ты себе это представляешь? Я, дочь Заура Марданова, буду сидеть за одним столом с каким-то оборванцем, сыном музыканта похоронного ансамбля? Амина сделала свой выбор, даже не посоветовавшись с тобой, я уже не говорю о родителях. Разве так поступают порядочные девушки? Почему нельзя было найти парня из своего круга и не позорить родню? Она просто эгоистка и думает только о себе.
   -Зачем ты так. Они ведь любят друг друга.
   -Бог им в помощь. Однако на нашу дружбу пусть не рассчитывают. Я ни на каких мероприятиях с участием новых родственников Амины присутствовать не собираюсь, и тебе не советую.
   -Она моя сестра, - пытался возразить Нияз.
   -Ничего страшного. Поздравишь ее после свадьбы. Отправишься к ним и дашь денег. Она, бедняжка, скоро в них будет остро нуждаться, - подытожила Ульвия.
   Нияз поначалу обиделся, однако списав плохое настроение жены на токсикоз, через несколько дней последовал ее совету и навестил сестру. Амина была рада встрече, и после непродолжительного чаепития в компании свекрови, пригласила брата на террасу. Фикрет находился в это время на работе, а Фарадж отправился с товарищами по оркестру на спектакль, гастролирующего в те дни в Баку, Ленинградского драматического театра.
   -Может это и к лучшему, что мы сейчас одни. Даже не представляю, что бы я стал говорить в присутствии Фикрета. Я чувствую себя виноватым, и мне кажется, что мы вас обидели, - начал Нияз, усаживаясь в плетеное кресло.
   -Не говори глупостей, у вас ведь была уважительная причина. И вообще, что вы, мужчины, знаете о состоянии беременной женщины, вас бы на ее место, - слукавила Амина, решив поддержать брата.
   -Это не глупости, и я считаю своим долгом сказать тебе правду. Дело в том, что Ульвия не одобряет ваш брак, и считает, что выйдя замуж за Фикрета, ты выбыла за пределы воображаемого круга, очерченного в ее сознании, и нарушила негласную традицию, согласно которой люди властные и богатые должны держаться вместе. Отвергнув приглашение на свадьбу, она оскорбила не только вашу, но и нашу семью, продемонстрировав, тем самым, пренебрежение ко всем.
   Я тоже поначалу думал, что ей сейчас не до шумных торжеств, и появление в местах скопления людей может отразиться на ее здоровье, однако наблюдая за ней в последнее время я понял, что был неправ. Более того, я убедился в том, что она и меня считает человеком не своего круга, и вышла замуж лишь с одной целью - манипулировать мной, - c горечью в голосе произнес Нияз.
   -Мне кажется, что ты сгущаешь краски. Женщины всегда стремятся контролировать мужей, и манипулирование ими является их главным оружием. А что касается ее нежелания общаться с нами, то это ее личное дело, и тебе не следует обращать внимания на подобные пустяки. Мы как-нибудь переживем, тем более, что недостатка в общении у нас нет, - заявила Амина.
   -Это, как-то, не по-человечески, - пытался возразить Нияз.
   -Что поделаешь, ты сам выбрал невесту из высших слоев общества, вот и терпи. Они ведь, как правило, бывают капризные и привередливые. Главное, чтобы вы любили друг друга, а все остальное лишь дым, антураж.
   -Ты и вправду так считаешь, сестренка?
   -Разумеется, разве это не видно на моем примере?
   Нияз многозначительно кивнул, и бросив взгляд на часы, поднялся с кресла со словами:
   -Мне пора. Не держи на нас обиду и, пожалуйста, прими от меня этот скромный подарок.
   -Я денег не возьму, - строго произнесла Амина, увидев в руках брата конверт.
   -Прошу тебя, не разбивай мое сердце. Это сейчас единственное, чем я могу искупить свою вину, - сказал Нияз, положил конверт на раскрытый этюдник и молча ретировался.
  
  
   Крошечная площадь, куда стекаются машины с трех направлений, в будни и в воскресные дни всегда многолюдна, а по праздникам там такая толкотня, что глаза разбегаются и голову сносит. Ядовитая хмара выхлопных газов тяжелым облаком нависает над ней, отравляя пребывающих в неведении, горемычных жителей пригородного поселка. У мясного магазина длинная очередь. Высокий худощавый мясник с отстраненным выражением лица и жилистыми ручищами, лихо размахивает топором, тяжело опуская его на баранью тушу, и мастерски разделывая ее на радость покупателям. Они ждут, затаив дыхание, и мысленно выбирают лакомый кусок, который скоро оказавшись в казане, будет источать неповторимый аромат, от которого интенсивно выделяется слюна и поднимается настроение.
   Справа от магазина узкий проход, в котором по обе стороны расположились прилавки торговцев овощами и фруктами, а в конце его торжественно восседали зеленщики, непрерывно горланя:
   -Пара двадцать, пара двадцать.
   -Эй, мусульманин, может дашь мне возможность проехать, - обращается водитель ''Запорожца'' к полному усатому мужчине с лоснящимся лицом, моля о предоставлении ему коридора. Тот, смачно сплюнув под ноги, отвечает:
   -Я тебе не мусульманин. Кто нам навязал мусульманство, к ним и обращайся. Я не хочу, чтобы на моих похоронах читали молитву на чужом языке. (арабском).
   Карбузый мальчуган, пробегавший мимо, становится невольным свидетелем этой сценки, и выкрикивает в сторону полного мужчины:
   -Чтобы ты подавился хлебом, который ешь! Вероотступник!
   -Что ты сказал, cын грязной шлюхи?
   Тот незаметно юркнул в гастроном и скоро выскочил оттуда с двумя бутылками вина ''Мартуни-cовхоз,'' потом высунул язык и выпятил в сторону обидчика тощую задницу.
   -Куда подевались женщины? - удивленно воскликнул долговязый молодой человек в солнцезащитных очках, в модном клубном пиджаке, и в кроваво-красном шарфе, небрежно перекинутом через тонкую шею. Он хлопнул дверью ''ГАЗ-24,'' цвета морской бриз, и презрительно оглядываясь по сторонам, закурил длинную сигарету.
   -Им здесь не место, дружище, - ответил ему попутчик, - это рынок.
   -Это не рынок. Если здесь нет ни одной красивой женщины, то это говно, - парировал долговязый.
   -Посторонись-да, - ворчливо оттолкнул его угрюмый дед, толкая перед собой тележку с горячими тендыр-чуреками, завернутыми в белую скатерть, - разоделся тут, фармазон, полюбуйтесь-ка им, очки напялил!
   -Что времена грядущие нам готовят, - запричитал низенький кряжистый мулла в каракулевой папахе и мешковатом пиджаке, с рукавами, скрывающими кисти рук. Из отверстия в правом рукаве торчали четки, блестящей змейкой вползая и выползая из него.
   -Ты что имеешь ввиду, муллла-эми? - спросил его случайный прохожий.
   -Разве сам не видишь, cколько машин вокруг. Уже дышать нечем, а что будет лет через десять?
   -Задохнемся все и умрем, - весело cказал прохожий.
   -Лучше бы ты поперхнулся рыбной костью! Может люди еще образумятся и вернутся к нормальной жизни, - раздраженно произнес мулла.
   -Не надейся, мулла-эми, не вернутся. Будет еще хуже.
   -А вот и женщина! - радостно воскликнул молодой человек, завидя ''Жигули'' морковного цвета, за рулем которого расположилась красотка в темных очках ''Стрекоза,'' и отчаянно сигналила в надежде на то, что ей уступят дорогу небритые мужики.
   -Разойдитесь, - скомандовал молодой человек мужикам, и те словно растворились в воздухе, а девушка, продолжив путь, с очаровательной улыбкой на губах помахала ему ручкой и послала вдогонку воздушный поцелуй. Он пытался запомнить номер ее машины, но внезапно появившиеся из ниоткуда небритые мужики, вновь загородили отъезжающую машину толстыми задами, приведя его в бешенство.
   -Не выделывайся, чувак, - услужливо поведал один из них, - это местная проститутка. Могу черкнуть адресок.
   Алика разбудил негромкий, но императивный звонок миниатюрного будильника, встроенного в наручные часы - подарок жены на день рождения. Он вскочил с постели, и на пути в ванную комнату начал вспоминать отрывочные эпизоды странного сна. ''Мало ли что может присниться человеку, но почему за рулем ''Жигулей'' морковного цвета сидела Ира, а не кто-то другой? Чудеса, да и только,'' - подумал он.
   Приняв душ и почистив зубы, он отправился на кухню, где встретил Гюнай, готовившую ему яичницу. Он поцеловал ее в щеку, раскрыл форточку и закурил.
   -Как ты можешь курить в такую рань, - возмущенно воскликнула Гюнай.
   -Извини, - буркнул Алик, и потушил сигарету со словами, - дурацкая привычка.
   -Пора отвыкать.
   -Тебя это раздражает? Не беременна ли ты, часом, дорогая?
   -С чего ты взял?
   -Помнится, ты раньше относилась к табакокурению с пиететом, и даже говорила, что от настоящего мужчины должно пахнуть табаком и дорогим одеколоном.
   -Приоритеты меняются, милый, особенно когда во время стирки случайно обнаруживаешь, что сорочка мужа пахнет не одеколоном, а женскими духами, - резко выпалила Гюнай.
   Алик уронил нож и поперхнулся куском швейцарского сыра ''The laughing cow,'' проделывающего в тот момент путь изо рта в гортань. Девушка не обратила внимание на подозрительное поведение мужа и продолжила сосредоточенно вглядываться в открытое горлышко заварного чайника, боясь упустить момент, когда последняя чаинка, поднявшаяся со дна, внезапно приводила к закипанию воды и портила, тем самым, вкус ароматного напитка.
   -Я должен что-то придумать в свое оправдание? - осторожно осведомился Алик.
   -Не стоит, мой милый, лучше скажу я. Женщины - народ коварный. И довольно часто, чтобы внести разлад в семейную жизнь женатиков, незаметно для них пачкают воротнички их сорочек помадой, или ненароком прижимаются к ним, чтобы остался запах духов. А особо вероломные экземпляры подбрасывают дешевую бижутерию в их машины, а потом радостно хлопают в ладоши, когда ревнивые жены застукивают своих мужей и, негодуя, выставляют за дверь, угрожая разводом, - деловито пояснила Гюнай, поставив перед ним тарелку с готовым блюдом.
   -Откуда тебе это известно? - удивленно бросил Алик.
   -Общаюсь с такими ежедневно. Более того, вынуждена поддерживать с ними светские разговоры, чтобы быть в курсе последних трендов, - спокойно отреагировала Гюнай.
   Алик поблагодарил жену за завтрак, и наскоро одевшись, выскочил из дома. Озадаченно покачивая головой, он направился к машине. ''Надо же, такая молодая и уже такая мудрая. Другая устроила бы скандал, разбила посуду, а эта накормила, напоила, и лишь слегка пожурила. Что бы это могло значить? Может она узнала что-то про Иру? Надо в любом случае с ней поговорить, а еще лучше прекратить на время любые контакты,'' - подумал Алик, и включив первую скорость, резко рванул с места.
  
  
   Марик продолжал грезить о ночном клубе за кордоном, и последнее время даже занервничал, поскольку Ульвия не торопилась выходить на связь. Его бывший одноклассник, Боря Столпер, несколько лет назад выехавший с родителями в Израиль, недавно сорвался в Штаты и устроился на работу в знаменитый магазин ''Tower records'' в Лос-Анджелесе. Неожиданно раздобрев, он прислал Марику посылку с альбомом ''The Wall'' группы Pink Floyd и с фотографией, на которой он вальяжно облокотился на новенький ''Форд-Мустанг'' в джинсовом костюме Levi's. Марик чуть не задохнулся от зависти, хотя и не очень поверил в то, что дорогая машина действительно принадлежала Борьке. Однако альбом Pink Floyd был настоящим и вполне осязаемым, а факт нахождения Бори в Лос-Анджелесе неоспоримым, что в результате сподвигло Марика на не совсем ординарный поступок. Он однажды выследил Ульвию и, дождавшись ее после работы, сделал вид, что случайно прогуливается рядом с клиникой. Та, заметив его, пришла в замешательство, но все-таки поздоровалась и предложила прогуляться.
   -Надеюсь, ты не передумала? Я уже поговорил с родителями и те дали согласие, - начал разговор Марик, недоверчиво поглядывая на девушку.
   -Я-то не передумала, однако появились новые обстоятельства, которые могут спутать нам карты, - нервно отреагировала Ульвия.
   -Подобное под силу только обстоятельствам непреодолимой силы - землетрясению или цунами, со всем остальным можно совладать.
   -Проблема слишком серьезная, и проигнорировав ее, я могу лишиться поддержки родителей, - твердо сказала Ульвия.
   -Не хочу показаться бестактным, но мне бы хотелось узнать, в чем дело? - поинтересовался Марик.
   -Я беременна, но становиться матерью так рано мне бы не хотелось. Я знаю, что виновата, надо было тщательно предохраняться, однако сейчас об этом говорить поздно, и следует подумать, как действовать в сложившихся обстоятельствах, - ответила Ульвия.
   -Сделай аборт, сейчас это не проблема. У меня есть знакомый акушер-гинеколог, он принимает на дому совершенно конфиденциально, - обыденно предложил Марик.
   -Я бы не против, но мать поставила мне ультиматум, - с отчаянием в голосе произнесла Ульвия.
   -Знаешь, и мне было нелегко уговорить родителей. Ты, в конце концов, взрослый человек и сама должна решать, рожать тебе или делать аборт. Даже смешно на эту тему говорить, ей Богу, - раздраженно воскликнул Марик.
   -Может тебе и смешно, но результатом прерывания первой беременности может стать бесплодие, - неуверенно произнесла Ульвия.
   -Не всегда. По-моему, это очередная уловка, к которой часто прибегают женщины, чтобы сохранить брак и удержать рядом с собой нерадивых мужей, - нервно бросил Марик.
   -Откуда у тебя такие познания?
   -Девочка, если бы ты только знала, сколько подружек за свою сознательную жизнь я отправил на аборт к доктору Зильберману, а самое интересное, что многие из них потом вышли замуж и благополучно родили очаровательных малышей, - ухмыляясь ответил Марик.
   Ульвия остановилась, словно задумалась на минуту, потом оглянулась вокруг и сказала:
   -Мне надо подумать, я не уверена, смогу ли я пойти против воли родителей.
   -Аллилуйя! Наконец-то все встало на свои места. Маленькая сопливая девочка боится гнева родителей. Ты взрослый человек и могла предположить, что однажды забеременеешь. Разве ты не знала, что такое случается в браке?
   -Разумеется, знала, однако это произошло так неожиданно, - уклончиво ответила Ульвия.
   -Я не хотел тебя расстраивать раньше времени, но придется, - начал Марик, извлек из папки фото Бориса, и продолжил, - cмотри, этот паренек отбыл из нашего замечательного города совсем недавно, и он уже сам себе хозяин. А ты - взрослый человек, стоишь передо мной и распускаешь нюни, говоря о каком-то страхе перед родителями. Я понимаю, тебе и здесь неплохо живется, но лишь за счет других. Ты никогда не станешь самостоятельным человеком, всегда будешь оглядываться на родителей и существовать на их жалкие подачки. А если с ними, не дай Бог, что-то случится? Ты подумала об этом? Какое будущее ждет тебя здесь, с зарплатой в сто пятьдесят рублей в месяц? Ах-да, я совсем забыл, ты года через три защитишь диссертацию и тебе добавят еще пятьдесят, вот тогда ты заживешь, - с жаром выдал Марик.
   -Не хами! Повторяю, я должна подумать, - твердо отчеканила Ульвия.
   -Ладненько, думай. Только времени у тебя в обрез. Я долго ждать не буду. У меня, скажу тебе по секрету, есть уже другие варианты. Недели тебе хватит?
   -Вполне. Я сама тебе позвоню, - коротко бросила Ульвия и зашагала прочь.
   ''Вот сучка, - подумал Марик, провожая девушку взглядом, - a я уже родителям все рассказал. Они, небось, планы строят, бедолаги. Ничего, не Уля, так кто-нибудь другой. Столько девок в городе мечтают соскочить из этого рая, только пальцем помани.''
   Марик закурил и остановил взгляд на высокой блондинке, которая стояла у обочины дороги и, как ему показалось, пыталась поймать такси. Он спрятал левую руку за спину, подошел к ней поближе и спросил:
   -Девушка, а вы не скажете, который час?
   -Не скажу, - ответила та, хихикнув.
   -А почему?
   -А потому, что я успела заметить часы на вашей руке.
   -Вы наблюдательная.
   -Не только.
   -Что вы имеете ввиду?
   -А то, что я дама капризная и зловредная, и со мной не стоит знакомиться.
   -Вы красивая, и этого достаточно, чтобы любой мужчина, увидев вас, не смог пройти мимо и, не задумываясь, упал к вашим ногам, - сказал Марик и в следующую минуту подметил ''Шестерку,'' которая, резко затормозив, остановилась в нескольких шагах от девушки. Та помахала ему ручкой, и подбежав к машине, впорхнула на переднее сиденье. Марик обратил внимание на номер ''Шестерки,'' и вдруг обнаружил, что она принадлежала Алику Амирасланову.
   ''Не может быть, - подумал он, - Алик ведь недавно женился, и судя по рассказам Нияза, в молодой жене души не чаял. А впрочем, какая разница, женат он или нет, как был кобелем, так им и остался.'' Он вспомнил, как тот однажды затащил его в бар ''Нового Интуриста,'' и за бутылкой ''Наполеона'' монументально разоткровенничался.
   -Ты понимаешь, - поделился тогда Алик, - у меня патологическая зависимость от женщин. Одним нравится сладкое, другим спиртное, а я не могу жить без баб. Они всегда должны находиться рядом со мной, чтобы я мог вдыхать их запах, ласкать их и целовать. Иной раз мне даже не важно доводить дело до близости. Я просто люблю женщин до безумия, и земное существование без них лишено для меня всякого смысла.
   Совсем недавно я познакомился с девушкой, которая покорила меня красотой и интеллектом. Я знаю, что это очень редкое сочетание, и с пeрвого дня стал относиться к ней особенно бережно, как к драгоценной фарфоровой вазе. Мне даже казалось, что я влюблен, и то ли от страха потерять ее, или просто от переполнявших меня чувств, я ее пальцем не тронул, чтобы она, не дай Бог, не бросила меня.
   Bскоре она оказалась не только близким мне по духу человеком, но и великолепной любовницей, что позволило мне впервые в жизни ощутить состояние настоящего блаженства. Я втайне надеялся на взаимность, ведь она не могла не чувствовать всю силу моего влечения к ней. Однако однажды, после короткой разлуки, она заявила, что больше не может довольствоваться статусом девочки по вызову, и настоятельно рекомендовала мне определиться. Если быть честным до конца, то я не был тогда готов к серьезным отношениям и решил сообщить ей об этом. То, что произошло потом, погрузило меня в глубокую депрессию. Она перестала отвечать на звонки и категорически отказывалась встречаться со мной. За несколько недель она довела меня до полного отчаяния. Я не находил себе места, не мог смотреть на других женщин, и наивно полагал, что больше не смогу никого полюбить. Спустя некоторое время мне пришлось смириться с моим новым состоянием, хотя разлука с ней была для меня невыносимой. Я стал задавать себе вопросы: ''А любила ли она меня? Испытывала ли те же чувства, которые испытывал по отношению к ней я?'' Не находя ответа на них, я в один прекрасный день решился на отчаянный шаг, и отправился к ней домой.
   Припарковав машину в соседнем дворе, я дальше решил пройтись пешком. Увидев за поворотом громоздкую поминальную палатку и изрядное скопление людей, я насторожился, и подумал: ''Плохая примета, может вернуться в следующий раз.'' Однако ноги меня не слушали и скоро, поравнявшись с дворником, я обратился к нему с вопросом: ''Скажите, а по кому справляют поминки?'' На что тот ответил: ''По дочери полковника Велиева, Гюльнаре. Врачи у нее обнаружили опухоль мозга, да поздно, вчера похоронили бедняжку.''
   Закончив грустный рассказ, Алик опустошил бокал, и тихо заплакал. Марик тогда отметил про себя, что никогда прежде не видел так горько, по-детски, плачущего мужчину.
  
  
   -Давай сходим сегодня куда-нибудь, - предложил Нияз Ульвие, вернувшись с пробежки.
   -У меня нет настроения, и вообще, я себя неважно чувствую, - бросила та в ответ.
   -Мы уже третий выходной проводим дома. Tебе не кажется, что... - не успел договорить Нияз, как услышал очередной упрек в свой адрес.
   -Нет, не кажется. Разве ты не видишь, что мне плохо. Если ты хочешь развлечься, то можешь катиться на все четыре стороны.
   Нияз удивленно уставился на жену и у него на несколько секунд перехватило дыхание. Она и прежде повышала на него голос, но чтобы посылать его в развязной форме, такого он не мог припомнить.
   -Послушай, почему ты общаешься со мной в таком тоне? Я, по-моему, повода тебе не давал, - возмущенно произнес Нияз.
   -А как я должна реагировать на твои неуместные предложения? Единственный раз в жизни, когда я по-настоящему нуждалась в твоей поддержке, ты струсил, и что меня бесит больше всего, сделал вид, что ничего не произошло. После поездки в Грецию мы договорились, что сделаем все возможное, чтобы уехать отсюда, а как повел себя ты, спрятал голову в песок?
   -Я помню тот разговор в мельчайших деталях. Однако обстоятельства изменились, ты забеременела, и сейчас надо думать о нашем ребенке, - неуверенно произнес Нияз.
   -Какое же ты ничтожество! Я подозревала, что в самый ответственный момент ты дашь задний ход, а теперь лишний раз в этом убедилась. Я поняла, что на тебя положиться нельзя, и если бы не эта проклятая беременность, то, не задумываясь, ушла бы от тебя.
   -Ах вот как ты заговорила! Что ж, уходи. Чего ты ждешь? Думаешь, я буду тебя удерживать. Кому ты нужна со скверным характером и непомерными амбициями, да еще и брюхатая. Над тобой весь город будет потешаться, а главное, ты лишишься поддержки в лице родителей, или правильнее сказать, покровителей. И поглядим, что ты будешь делать потом - просить у меня прощения, или присоединишься к многочисленному и унылому отряду матерей-одиночек? Думаешь, если я мягкосердечный, то мне можно безнаказанно хамить? Ты меня никогда не любила, и я был для тебя лишь эффектной ширмой, прячась за которой, ты всегда испытывала ощущение легкости и комфорта, - выпалил Нияз.
   -Это что такое сейчас было? У желторотого птенца прорезался голос? С каких это пор я прячусь за твоей спиной? Тебе не кажется, что все происходит с точностью наоборот? Или ты забыл, кому обязан положением в обществе и материальным благополучием? А кто вытащил твоего отца с того света, ты тоже забыл? Короткая же у тебя память, - брезгливо произнесла Ульвия.
   -Прости, я погорячился, - пытался успокоить жену Нияз.
   -Что ты сказал? Прости? Ты только что грозился выставить меня за дверь собственной квартиры. Какой же ты подлец, ты мне противен. Я не хочу тебя видеть, оставь меня, - выдала Ульвия и отвернулась к стене.
   Нияз предположил, что дальнейшее пререкание с супругой может привести к непредсказуемым последствиям, и решил не спорить с ней. Наспех одевшись, он вышел из дома и тихо прикрыл за собой дверь. Часы показывали половину восьмого, и он, пораздумав с минуту, отправился к родителям. Погода была ненастной, но сухой, и прогулка на свежем воздухе сразу взбодрила его. Расстояние до дома родителей было пустяшным и он через десять минут вошел в арку архитектурного дома на Торговой улице. Дверь открыла Эльвира. Увидев на пороге сына в столь ранний час, она удивленно вскинула брови:
   -Что случилось?
   -Все в порядке, мама. Решил навестить родителей в выходной день. Tы не рада?
   -Разумеется, я рада. Заходи, родной, я как раз приготовила твои любимые сырники с изюмом.
   Нияз прошел на кухню, и увидев отца, удобно расположившегося на угловом диване, поздоровался с ним и присел рядом.
   -Видать теща тебя любит, сынок, сырники еще не успели остыть, - сказал Альберт, радостно похлопывая сына по плечу.
   -А разве можно такого зятя не любить? Мардановы, небось, нарадоваться на него не могут? - добавила Эльвира.
   -Они-то может и не могут, а вот женушка моя совсем другого мнения, - уныло произнес Нияз.
   -Так-так, а ну давай, выкладывай, что там у вас случилось? - с тревогой в голосе осведомилась Эльвира.
   -Даже не знаю, как вам это сказать. Не хотел вас расстраивать, однако придется. Ульвия беременна.
   -Какое счастье сыночек, так ведь радоваться надо, - воскликнула Эльвира.
   -Все верно, однако Ульвия мою радость не разделяет.
   -Что значит не разделяет?
   -Она не хочет ребенка, и грозится сделать аборт.
   -Что ты сказал? Aборт? Она сошла с ума? Я не позволю убить своего первого внука, - отчаянно завопила Эльвира.
   -Я пытался уговорить ее, однако она и слушать меня не хочет, - сказал Нияз.
   -А ты говорил с ее родителями?
   -Не успел. Более того, она попросила мать не сообщать эту новость Зие Гусейновичу.
   -И Севиль ханум с ней заодно? - вступил в разговор, молчавший до сих пор, Альберт.
   -Не думаю, - ответил Нияз.
   -Вот это новости, - сказала Эльвира, качая головой, - нам надо поговорить с ее родителями немедленно.
   -Ни в коем случае. Она возненавидит меня, - бросил Нияз.
   -Тогда ты поговори с ними, а лучше с ee отцом. Сядьте и побеседуйте по-мужски, а главное, ее совсем необязательно ставить об этом в известность.
   -Мама права, сынок. Позвони и сообщи тестю, что у тебя к нему серьезный разговор. Он мужик правильный, и все расставит на свои места. Я в этом не сомневаюсь, - твердо сказал Альберт.
   -Я так и поступлю. Зия Гусейнович не даст ей сделать аборт, а она не посмеет ослушаться его. Правда, после этого наши отношения с Ульвией окажутся под угрозой, - неуверенно произнес Нияз.
   -Не бойся, сынок. Она перебесится и успокоится. А когда родит ребенка, и познает радость материнства, то будет тебя еще благодарить - сказала Эльвира.
   -Ты думаешь?
   -Я уверена.
   -Как хорошо, что я навестил вас, мои дорогие, как-будто камень сбросил с души, - тихо произнес Нияз, облегченно вздохнув.
   -Глупенький, а кто поможет тебе в трудную минуту, если не родители? Вот когда станешь отцом, тогда все поймешь. Ну давай, ешь, а то чай стынет, - сказала Эльвира и положила на тарелку сына сырники. Тот принялся за еду с таким аппетитом, словно не ел несколько дней.
   -Изголодался, маленький, - сказала мать, и вытирая слезы, подмигнула мужу. Альберт понимающе кивнул и вышел в коридор. Спустя несколько минут он вернулся с портмоне, и достав из него три сторублевые купюры, протянул сыну.
   -Не надо, папа, - попытался возразить Нияз.
   -Бери, сынок. Пока мы живы, ты не будешь нуждаться в деньгах.
  
  
   Вернувшись из командировки в Болгарию, Зия Гусейнович пребывал в отличном расположении духа, и, попивая в рабочем кабинете ароматный индийский чай, неторопливо просматривал накопившуюся за неделю почту. Он не впервые посещал эту замечательную страну, и на этот раз использовал все свободное время на походы по магазинам, в поисках одежды и аксессуаров для жены и дочери. Себе он прикупил шерстяной костюм от Кардена, две сорочки из египетского хлопка и несколько модных галстуков. Не обидел он и сотрудников, привезя им из дружественной республики заморские сувениры.
   -Вам звонит зять, - сообщила ему секретарша, приоткрыв дверь, и бросив на шефа взгляд, исполненный обожания.
   -Соедините, - скомандовал он, не обратив на нее никакого внимания.
   -Здравствуйте, Зия Гусейнович. Извините, что отрываю вас от работы, - начал разговор Нияз.
   -Я всегда рад слышать твой голос, сынок. Что-нибудь случилось?
   -Не беспокойтесь, я просто хотел поговорить с вами.
   -Подъезжай к ресторану ''Сахиль'' через полчаса, пообедаем вместе, - сказал Зия Гусейнович и положил трубку.
   Нияз отпросился у начальника и немедленно помчался на бульвар. Ресторан ''Сахиль'' был скорее семейным заведением, нежели заурядной трапезной, и славился в городе домашней кухней. Туда частенько наведывались номенклатурные работники, чтобы в тиши уютных кабинетов вкусно пообедать и походя обсудить серьезные дела. Нияз давно был знаком с хозяином ресторана, и прибыв на место раньше тестя, распорядился подготовить одну из комнат и принести закуску.
   Зия Гусейнович явился в назначенное время, и поздоровавшись с зятем, занял почетное место во главе стола. Он не стал знакомиться с меню и сразу заказал пиалу дюшбере. Нияз последовал его примеру, и принялся терпеливо ждать когда тесть заговорит первым.
   -Судя по выражению лица, сынок, у тебя плохие новости, - начал тот разговор.
   -Не то, чтобы плохие, но повод для беспокойства все же есть, - неуверенно произнес Нияз.
   -Говори, я слушаю тебя.
   -Даже не знаю, с чего начать, - замялся он было, и в следующую минуту продолжил, - Ульвия забеременела - это хорошая новость, а то, что она хочет избавиться от ребенка, новость - хуже некуда.
   Зия Гусейнович нахмурил брови, выпрямился и извлек из кармана пиджака золотой портсигар. Он протянул его Ниязу со словами:
   -Будешь курить?
   -Cпасибо, я воздержусь, - вежливо ответил тот.
   Мужчина закурил, потом отпил глоток минеральной воды и тихо произнес:
   -Ты уверен в этом?
   -Абсолютно. Я даже пробовал отговорить ее, однако Ульвия ничего не хочет слышать. Более того, она мне сообщила, что уже имела разговор на эту тему с Севиль ханум, и та была категорически против.
   -А почему Севиль мне ничего не сказала? - удивленно вскинул брови Зия Гусейнович.
   Нияз молча пожал плечами и с надеждой во взгляде уставился на тестя.
   -Не думал, что Ульвия на такое способна. Глупость какая-то, обычный женский каприз. Я поговорю с ней и все улажу, обещаю тебе.
   -Спасибо, Зия Гусейнович. Я не сомневался, что вы мне поможете, - подобострастным тоном произнес Нияз.
   -Не за что. И запомни на будущее, если в семье будут возникать проблемы, тотчас звони мне, поскольку с Ульвией договариваться бесполезно, слишком крутой у нее нрав.
   -Разумеется, Зия Гусейнович, отныне я именно так и буду поступать.
   -Вот и молодец! А теперь давай, налегай на дюшберю, нам сегодня еще полдня работать.
   После первого блюда они заказали кутабы с мясом и зеленью, а потом запили сытный обед душистым чаем-мехмери.
   -Нам надо чаще встречаться. Вроде родственники, а видимся только по праздникам, - заявил довольный Зия Гусейнович.
   -Я с вами полностью согласен, - подтвердил Нияз, и в следующее мгновение его глаза увлажнились.
   -С тобой все в порядке, сынок, может я тебя чем-то обидел? - осведомился тесть.
   -Нет-нет. Просто я вспомнил кое-что и хотел с вами поделиться. Вы ведь сами сказали, что если в семье возникнут проблемы, - сказал Нияз, и вдруг осекся, словно раздумывая, а потом все же решил продолжить, - но я не думаю, что сейчас подходящий момент для этого.
   -Говори, сынок, у тебя не должно быть от меня секретов, - настаивал тот.
   -Дело в том, что Ульвия хочет уехать из страны, - еле слышно произнес Нияз.
   -Что ты сказал? - громовым голосом вскричал Зия Гусейнович.
   -Только не расстраивайтесь, прошу вас, - пытался успокоить его зять.
   -Выкладывай все, что знаешь, немедленно, - скомандовал тот.
   -После поездки в Грецию ее словно подменили. Она почти перестала со мной общаться. Целыми днями грезит о жизни на Западе, а все, что связано с родиной, последнее время ее раздражает. Но если бы только это. Наши семейные отношения идут под откос, поскольку для осуществления тайных замыслов, ей необходимо развестись со мной и оформить фиктивный брак с евреем, с помощью которого она сможет сначала выехать в Израиль, а потом в Америку, - выпалил Нияз и потупил взор.
   -Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? - спросил, внезапно обмякший, тесть.
   -Я никогда в жизни не был так серьезен. Прошу вас, поверьте мне. Если вы не поддержите меня, то она ни перед чем не остановится.
   -А на какие средства она планирует выехать из страны?
   -Умоляю, не спрашивайте меня об этом, - взмолился Нияз.
   -Отвечай! - зарычал Зия Гусейнович.
   -Она задумала продать драгоценности, которые подарили ей вы.
   -Мерзавка. Если это правда, то я сотру ее в порошок. Она носа не высунет на улицу, пока не родит ребенка. А потом будет сидеть дома и воспитывать его до того момента, пока не возьмется за ум. Какой позор! Дочь Зии Марданова строит планы, от которых мороз пробегает по коже. Она понимает, что это пахнет тюремным сроком, я уже не говорю о том, что меня, да и твоего отца, вышвырнут из партии, а потом и с работы, как предателей родины. И будут правы, - выпалил Зия Гусейнович.
   -Теперь я жалею, что рассказал вам об этом. Поймите, мне так не хотелось терять нашего ребенка, он ведь ни в чем не виноват, - сказал Нияз и отвел глаза в сторону.
   -Жалеешь? Tы в своем уме? Ты должен был мне раньше все сообщить, а не ждать, пока случится непоправимое, - cказал тесть.
   -Вы правы, Зия Гусейнович, - согласился Нияз.
   -Кто еще знает о ее планах?
   -Кроме вас и меня, один молодой человек.
   -Имя?
   -Мой друг детства, Марик Штейн. Вы знаете его - это сын Соломона и Сары Штейн.
   -Какое он имеет отношение к делу?
   -Именно с ним Ульвия планировала заключить фиктивный брак.
   -Значит так, слушай меня внимательно. Я поговорю с председателем Госснаба, чтобы тебя завтра же отправили в командировку в Москву, желательно на неделю. Пока ты будешь там находиться, я постарюсь устранить все проблемы, и сделать так, чтобы моя дочь отказалась от своих чудовищных планов и вернулась к нормальной семейной жизни.
   -А что будет с Мариком?
   -Не волнуйся. Ничего страшного с ним не произойдет. Я просто сделаю так, что он исчезнет из нашего города навсегда. А теперь иди и готовься к командировке. Скажешь Ульвие, что решение руководства стало для тебя неожиданностью.
   -Так и сделаю. Спасибо за все, Зия Гусейнович. Я буду благодарен вам всю жизнь. У меня есть еще одна просьба, не говорите, пожалуйста, Ульвие, что это я вам все рассказал, - c мольбой в голосе произнес Нияз.
   -У меня есть свои каналы информации, если что, я сошлюсь на них, так что можешь спать спокойно, сынок, - сказал Зия Гусейнович и жестом дал понять, что разговор окончен.
  
  
   -Любите свой город, ведь он такой красивый, - сказал пожилой художник, обращаясь к двум молодым людям, медленно фланирующим мимо него с сигаретами в зубах, и то и дело сплевывающим желтую слюну на асфальт. Он сидел на скамейке на верхней террасе приморского бульвара, и делал карандашные наброски в рисовальной тетради. Его длинные седые волосы смешивались с густой бородой, а голову венчала, полинявшая от ветра и дождя, широкополая фетровая шляпа. В левой руке он сжимал стопку цветных карандашей, а правой стремительно водил по бумаге, стараясь запечатлеть на ней заимствованные у природы незатейливые сюжеты - кружащих над бухтой белокрылых чаек, стайку набегающих к берегу волн, и массивные кроны голубых елей.
   -Извините, дядя, - виновато покаялись парни и бросили догорающие окурки в ближайшую урну. ''Еще не все потеряно,'' - подумал художник, обратив внимание на грациозную девушку, неторопливо прогуливающуюся по террасе. Она была выше среднего роста, в легком батистовом платье, и с распущенными волосами темно-каштанового цвета. От ее лица и фигуры веяло эдаким безмятежным спокойствием и неуловимым состоянием радости, когда все вокруг, начиная от солнечного света и весенней прохлады, проникает в твои поры и делает тебя невероятно счастливым.
   -Девушка, будьте любезны, позвольте написать ваш портрет, - осторожно окликнул ее художник, даже не надеясь, что она ответит ему.
   -Почему бы и нет, - согласилась она, и спустя мгновение присела на край скамейки, окинув его ласковым, но слегка рассеянным взглядом.
   -У вас сегодня хорошее настроение, это сразу видно, и мне захотелось запечатлеть его на бумаге, - сказал художник.
   -Мне и вправду сегодня легко на душе, я даже не помню, когда такое случалось со мной в последний раз, - призналась девушка.
   -Бывает. Меня тоже хорошее настроение посещает нечасто. Я ведь художник, и к тому же, стремительно стареющий. А люди творческой профессии, даже будучи молодыми, подвержены частым перепадам настроения, поскольку большую часть жизни находятся в непрерывном поиске, тщетно пытаясь вникнуть в суть происходящего вокруг. Не получив нужных ответов, они мечутся, изнашивая свои души и, как правило, впадают в депрессию, находя утешение в алкоголе и наркотиках, а некоторые, к великому несчастью, даже сводят счеты с жизнью, - задумчиво произнес художник.
   -А как давно вы рисуете?
   Я рисовал всегда. Сколько помню себя, столько и рисовал. Ребенком на стенах и асфальте, повзрослев, на бумаге, а научившись ремеслу, на холсте. И никогда, ни одной минуты, я не пожалел о том, что посвятил жизнь великому искусству. А ведь в раннем детстве главный человек в моей жизни, мать, была против страстного увлечения. Она не воспринимала его всерьез, и считала, что люди искусства непутевые и легкомысленные, и не достойны уважения. Меня это коробило, и я, набравшись терпения, старался доказать ей обратное, рисуя изо-дня в день все лучше и лучше, пока однажды не написал углем на бумаге портрет ведьмы, который, как мне тогда казалось, был венцом моей короткой творческой деятельности. Я на радостях повесил его в зале, на самом видном месте, в надежде, что увидев его, мама обрадуется и поймет, наконец, что я - настоящий художник. Но вы даже представить себе не можете, какой меня охватил ужас, когда она, вернувшись домой, разорвала портрет в клочья и тихо заплакала. Это событие стало для меня маленькой трагедией, и одновременно послужило главным уроком, который мне преподал самый любимый человек, заставив, тем самым, поверить, что я на правильном пути, - ответил художник.
   -А что было дальше? - живо поинтересовалась девушка.
   -Долгая творческая жизнь, полная счастливых моментов и жестоких разочарований, замечательных путешествий и многочисленных знакомств, выставок в лучших галереях мира, и неподдельного восхищения в глазах поклонников настоящего искусства, - восторженно заявил художник.
   -Вы - счастливый человек, - искренне произнесла девушка.
   -Я знаю. А ведь страшно подумать, что бы случилось, если я изменил своей мечте, бросил кисть и краски, и встроился в серые ряды людей, не одаренных талантами. Я совсем не хочу их обидеть, поскольку они не виноваты в этом. Но если Всевышний вдохнул в тебя Божественную искру, а ты, под тяжестью обстоятельств заставил ее погаснуть, то по мне, это самое великое несчастье, на которое может обречь себя человек, - подтвердил художник.
   -А смогли бы вы убить человека ради своей мечты? -неожиданно выдала девушка.
   -Странный вопрос, - удивленно воскликнул старик.
   -Ответьте, пожалуйста, для меня это чрезвычайно важно, - настаивала девушка.
   -Нет, не смог бы. Жизнь человека - это главная ценность на земле. Это, если хотите, единственная и уникальная возможность, данная Богом избранным счастливцам, увидеть этот восхитительный мир, погостить в нем, и отправиться на небеса, испытав невероятное блаженство. Вы скажете, что в жизни много горя и разочарований, и я с вами соглашусь, однако это всего лишь те испытания, без которых наши души не смогут окрепнуть и сопротивляться каждодневным трудностям. И если поставить на чашу весов красоту природы, объятья любимого человека, и улыбку младенца, то все это с легкостью перевесит те страдания, которые Бог послал на нашу долю.
   Лишив же человека жизни, вы убиваете свое ''Я,'' уничтожаете все то хорошее, что в вас заложено, и обрекаете себя на мучительное существование, когда ваш мозг и душа вступают в жестокое противостояние, и медленно, но верно, сводят вас с ума. И никакие высокие цели, или мечты, не могут оправдать это жестокое деяние, - твердо сказал художник.
   -А вы когда-нибудь испытывали такое ощущение, словно вас загнали в угол? - осведомилась девушка.
   -Это не самое страшное, что может произойти с человеком. Ведь выход можно найти всегда. Главное, не ошибиться, ибо необдуманное решение будет тяготеть над вами всю жизнь, - пояснил художник, и протянув девушке лист бумаги, добавил, - это ваш портрет, надеюсь, он вам понравится.
   Девушка удивленно вскинула брови, улыбнулась и воскликнула:
   -А вы - талантище!
   -Ну что вы, это всего лишь наскоро сделанный карандашный набросок. Вот если бы вы согласились, то я бы написал ваш портрет маслом, - с надеждой заявил художник.
   -Я не люблю позировать, извините, - неуверенно произнесла девушка и поднялась со скамейки.
   -А как вас зовут? - неожиданно окликнул ее художник.
   -Ульвия, - коротко бросила та, и поблагодарив мужчину, легкой поступью продолжила путь.
   Восхитительная девушка, подумал старик, и вдруг поймал себя на мысли, что от прекрасной незнакомки все время их общения веяло ледяным холодом.
  
   Не успела Эльвира переступить порог дома, как зазвонил телефон. Она впопыхах сняла плащ, повесила на вешалку и подняла трубку.
   -Здравствуй, дорогая, я гляжу ты избегаешь меня, - прозвучал в трубке голос Сенубер.
   -С чего ты взяла, просто много работы, вот я и замоталась, - недовольно произнесла Эльвира.
   -Ну да, я же совсем забыла, ты у нас теперь работаешь, учишь ребятишек уму-разуму, - съязвила Сенубер.
   -Хватит ерничать, лучше скажи, зачем позвонила? - нетерпеливо бросила Эльвира.
   -А-то ты не знаешь, короткая же у тебя память, подруга.
   -Если ты звонишь по поводу денег, то у меня их нет, а у Альберта я просить не стану. Он тяжело болен и ему надо беречь нервы.
   -Я вижу, ты не воспринимаешь происходящее всерьез. Я ведь тебя предупреждала, что если ты не поможешь мне, то совсем скоро в райком партии уйдет анонимка на твоего мужа. Неужто ты совсем страх потеряла? - воскликнула Сенубер.
   -Мне плевать. В анонимке можно написать все что угодно, а вот представить доказательства - это уже другой вопрос. И еще, я слышала, что с недавних пор анонимки перестали рассматривать - это уже вчерашний день. Так что, прощай дорогая, и больше мне не звони, - cказала Эльвира, собираясь положить трубку.
   -Погоди, не торопись. Я не советую тебе портить отношения со мной, как бы потом не пришлось пожалеть об этом. Ведь у меня есть еще один козырь в рукаве, и ты прекрасно об этом знаешь, - сказала Сенубер.
   -Если ты намекаешь на визит к Метанет, то я сегодня же поговорю с Альбертом и, надеюсь, он меня поймет и простит. А если что-то пойдет не так, значит такова моя судьба, и пусть Аллах покорает меня, - c пафосом произнесла Эльвира.
   -Ты в своем уме, подруга? Из-за каких-то паршивых десяти тысяч ты хочешь лишиться всего? - раздраженно выдала Сенубер.
   -Деньги здесь не при чем. Я хочу освободиться от груза, который давит на меня, и чем раньше я это сделаю, тем лучше будет для всех, - спокойно отреагировала Эльвира.
   -Вот как? Значит ты решила идти напролом? Дело, конечно, хозяйское, но ты должна крепко запомнить одну вещь. От так называемого груза, о котором ты упомянула, еще никому избавиться не удавалось. Уничтожив старуху, ты замарала душу и подвергла смертельной опасности не только себя, но и семью. Неужто ты думаешь, что Альберт и дети простят тебя? Даже не надейся. Они тебя возненавидят и проклянут навеки, помяни мои слова, - cказала Сенубер с жаром.
   -Закрой поганый рот, ведьма, и запомни, если ты еще раз позвонишь мне с угрозами, я извлеку твои глаза из зловонных глазниц и вскормлю их бродячему псу, - вскричала Эльвира.
   -А я..., - начала было Сенубер.
   Эльвира не дала бывшей подруге договорить, и с такой силой бросила трубку, что телефонный аппарат треснул. Она опустилась на стул, и тяжело вздохнув, прикрыла веки. Ей вдруг показалось, что она находится на дне глубокой ямы, где было темно и сыро, а сверху до нее доносились приглушенные голоса и женский плач. ''Этого не может быть, - подумала она, - ведь моя свекровь умерла и я присутствовала на ее похоронах. Почему она так горько плачет? Может ей нужна помощь? Разве я могу для нее что-то сделать? И как мне cамой выбраться из этой ямы?''
   -Помогите, люди, пожалуйста, - закричала Эльвира изо всех сил, но не услышала собственного голоса. Ей стало страшно, и едва она успела бросить последний взгляд на узкое отверстие над головой, как в следующее мгновение оно сомкнулось, в один миг погрузив ее в кромешную тьму.
   -Дорогая, что с тобой? - удивленно произнес Альберт, войдя в прихожую, и заметив мирно уснувшую на стуле, Эльвиру.
   Он дотронулся до ее плеча, однако отметив про себя, что та не двигается, бросился в ванную и вернулся с пузырьком нашатырного спирта. Он поднес его к носу жены и вздохнул с облегчением, когда та пришла в себя.
   -Где я? - прошептала Эльвира.
   -Дома, дорогая. Что с тобой случилось?
   -Мне кажется, что я потеряла сознание.
   -Не пугай меня. Хочешь, я измерю тебе давление?
   -Не надо. Я просто переутомилась. Сейчас выпью чаю и мне станет лучше, - еле произнесла Эльвира.
   Альберт помог ей подняться со стула и проводил на кухню.
   -Ты голоден? - спросила она.
   -Нет, я поужинал на работе. Приляг немного, сейчас вода вскипит, и я напою тебя горячим чаем, - сказал Альберт, поставив чайник на плиту.
   Эльвира подперла голову подушкой и невидящим взглядом уставилась на мужа. Она лихорадочно перебирала в голове варианты давно заготовленной речи, но мысли ее путались, во рту пересохло, а язык одеревенел. Сделав над собой отчаянное усилие, она жалобно заскулила, и едва слышно произнесла:
   -Прости меня, Альберт.
   -За что? - удивленно вскинул брови тот.
   -Просто прости.
   -Я не понимаю тебя, дорогая.
   -Я виновата перед тобой. Мне страшно признаться в этом, но я больше так не могу. Если я буду и дальше молчать, то сойду с ума, и ты никогда не узнаешь, кто убил твою мать, - выдала Эльвира, как на исповеди.
   Лицо Альберта исказилось, и в следующую минуту он потерял дар речи.
   -Что значит, убил? Она ведь умерла от последствий гипертонического криза, - пролепетал он не своим голосом.
   -Это я убила Марджан ханум. Я сделала ей джаду на смерть, - сказала Эльвира и вздохнула с облегчением.
   Альберт прислонился к стене, неловким движением извлек из кармана пачку сигарет, и долго пытался включить зажигалку. Потом нервно смял сигарету в пепельнице и холодным голосом произнес:
   -Какое джаду? Tы в своем уме? Скоро людей на Марс отправят, а ты несешь какую-то чушь.
   -Это не чушь, Альберт, а чистая правда. Я взяла страшный грех на душу, и моя судьба находится сейчас в твоих руках. Ты должен простить меня, или гнать прочь, я приму любое твое решение, - устало произнесла Эльвира.
   -Зачем ты сделала это? - сдавленным голосом выдавил из себя Альберт.
   -Не знаю. Может от отчаяния, а может по глупости. Но изменить уже ничего нельзя. Ты вправе меня презирать, или даже ненавидеть, но поверь, я испила свою чашу до дна, и мне день ото дня становится все хуже. Я уверена, что недалек тот день, когда я потеряю рассудок и пополню печальные ряды пациентов Баиловской психушки, - ответила Эльвира.
   -Не смей так говорить. Подумай о детях. Я тяжело болен, и одному Богу известно, сколько мне осталось жить. Ты хочешь, чтобы они остались одни в этом жестоком мире?
   -Они уже взрослые, и не нуждаются в нашей помощи. Главное для меня, вернуть твое расположение, и мое прежнее состояние, если не беззаботное, то, по крайней мере, спокойное и размеренное. А для этого мне нужно, чтобы ты простил меня.
   -А знают ли об этом Амина и Нияз? - коротко осведомился Альберт.
   -Не уходи от ответа, пожалуйста, - взмолилась Эльвира.
   -Нет, ты скажи, для меня это важно, - настаивал муж.
   -Не знают, и, я надеюсь, что этого никогда не произойдет.
   -Ладно. Тогда давай договоримся с тобой так. Я делаю вид, что ты мне ничего не говорила, и мы пообещаем друг другу больше никогда не возвращаться к этому разговору, - твердо сказал Альберт.
   -Однако ты так и не ответил на мой вопрос, я прощена? - вновь повторила просьбу Эльвира.
   -Я пока не готов простить тебя. Может я смогу это сделать когда-нибудь, но не сейчас, извини, - сказал Альберт, накинул на плечи плащ, и выйдя в подъезд, тихо прикрыл за собой дверь.
  
  
   B то утро Алик Амирасланов тщетно пытался сосредоточиться на работе, с отвращением разглядывая фотографии окровавленного белья очередной потерпевшей, которая, по глупости, встала на пути шубутного зятя и поплатилась за это жизнью. ''Надо же, - подумал он, - наверняка довела бедолагу, иначе он не стал бы выпускать в нее всю обойму.''
   Он вспомнил рассказ сослуживца, недавно связавшего себя узами брака. Тот после медового месяца как-то сник, и все время ходил понурый. Когда Алик предложил помощь, он с грустью поведал, что ему уже никто не поможет, поскольку судьба послала зловредную тещу. Сначала она доставала его по мелочам, а однажды, во время очередного визита поставила ультиматум, чтобы к концу осени он купил жене шубу. Тот, недолго думая, взял ее за шкирку и выставил за дверь. С тех пор его жизнь превратилась в ад. Жена перестала с ним разговаривать, новые родственники от него отвернулись, а теща пригрозила написать заявление в профком, на заседании которого, по ее словам, будет рассмотрено аморальное поведение лейтенанта Худиева, с последующим суровым наказанием оного.
   Страстный поклонник женщин, Алик Амирасланов, всегда пытался понять, почему эти нежные и трогательные создания с годами превращаются в беспощадных и меркантильных монстров, единственной целью которых является высасывание крови из его несчастных собратьев. Может именно поэтому жизнь большинства мужчин намного короче женской? И стоит ли вообще любить женщин? Не лучше ли относиться к ним как к бездушным куклам, единственным оправданием существования которых является удовлетворение насущных потребностей сильной половины человечества.
   Алик вдруг вспомнил, что его мысль не оригинальна, и задолго до него она будоражила умы ученых мужей, то ли в Древнем Риме, то ли в Египте. Но с тех пор утекло много воды и жизнь изменилась, женщины получили равноправие, стали выставлять напоказ свои прелести, и неожиданно для себя овладели мощным оружием, способным стереть мужчин в порошок - привилегию жаловаться на них в райком и профком. Те же со временем смирились с возрастающими амбициями женщин, и незаметно для себя превратились в бесхребетных и трусливых существ, способных лишь на удручающе-комичное отстаивание давно утраченных позиций за пиалой хаша, в компании себе подобных.
   Поддавшись в минуту слабости соблазну, и завязав интимные отношения с Ириной, Алик понимал, что в один прекрасный день девушка перестанет довольствоваться редкими встречами, и предъявит ему претензии на что-то большее. Она, как ему казалось, была влюблена в него, и ничего хорошего подобное развитие событий не предвещало. Ни к чему не обязывающая интрижка, завязавшаяся в дождливый день, постепенно переросла в прочную связь и грозила внести разлад в его семейную жизнь. Гюнай оказалась не по годам мудрой и терпеливой, и на первый взгляд пребывала в счастливом неведении о романе мужа. Но это только на первый взгляд. Она делала вид, что не замечает перемен в настроении Алика - спокойно относилась к его частым задержкам на работе, утрате интереса к ней, и ко многому другому, что другую женщину заставило бы истерить и унижаться. Тот, в свою очередь, постоянно ссылался на излишнюю занятость и усталость, рассчитывая на понимание со стороны молодой супруги. Оба сознавали, что так долго продолжаться не может, но и первый шаг, в попытке изменить сложившуюся ситуацию, никто сделать не решался.
   Другим тревожным обстоятельством, приведшим к отчуждению супругов, была неспособность Гюнай забеременеть. Родители Алика ненавязчиво интересовались у сына, когда он, наконец, сообщит им радостную новость, на что тот реагировал не совсем адекватно, позволив себе однажды повысить голос на мать. Женщина была в шоке, и пустив слезу, пообещала больше никогда не вмешиваться в личную жизнь сына. Неоднократные попытки родителей выудить из него хоть какую-то информацию, как-то заставили его завести c женой разговор на деликатную тему. Гюнай поначалу пыталась оправдываться, ссылаясь на то, что прошло не так уж много времени после свадьбы, однако потом решила все-таки поделиться с мужем опасениями.
   -Меня тоже это настораживает, ведь мы уже почти полгода не предохраняемся, - выдала Гюнай, стараясь не смотреть мужу в глаза.
   -Может тебе стоит обследоваться у врача? - предложил Алик.
   -В подобной ситуации подробное обследование должны пройти оба супруга, - пыталась возразить она.
   Алик не хотел рассказывать Гюнай о многочисленных любовных похождениях, и средствах, потраченных им на аборты случайных подружек, но чтобы снять с себя подозрения, он, не задумываясь, согласился с женой:
   -Я готов. Главное, убедиться в том, что мы оба здоровы. Но если у одного из нас врачи обнаружат патологию, то это будет сигналом к действию. В наши дни медицина творит чудеса, и своевременное лечение обязательно приведет к положительному результату.
   -А если я бесплодная, ты бросишь меня? - огорошила его Гюнай.
   -Даже не думай об этом. Я люблю тебя, и сделаю все от меня зависящее, чтобы ты смогла иметь ребенка. Если же нам не суждено стать родителями, то всегда можно усыновить малыша в детском доме. Это ведь богоугодное дело, не правда ли? - успокоил жену Алик.
   -Не знаю. Мне кажется, что я не смогла бы воспитывать чужого ребенка. Впрочем, давай не будем торопить события, и повременим немного, - подытожила та.
   -Согласен, - понял Алик, поцеловал жену и вышел из дома прогуляться.
   Оказавшись на улице, он тотчас закурил и спустился в подземный переход, ведущий на набережную. После разговора с Гюнай он стал испытывать чувство безотчетной тревоги. ''Неужели его жена бесплодная? Пышущая здоровьем, и почти всегда пребывающая в приподнятом расположении духа, она не производила впечатление человека, имеющего патологию. Может они действительно паникуют раньше времени? После обследования у врача ситуация наверняка прояснится, и может оказаться, что повода для беспокойства не было,'' - подумал Алик.
   Навстречу ему торопливым шагом приближались две очаровательные девушки. Окинув их коротким взглядом, он подумал, что если бы был холостым, то вечером наверняка поужинал бы с одной из них в ресторане. Те словно прочитали его мысли, и поравнявшись с ним, расплылись в улыбке, однако заметив постное выражение лица незнакомца, разочарованно отвернулись и продолжили путь.
  
  
   -Когда ты научишься играть в нарды? Мне надоело всякий раз заниматься ''избиением младенца,'' - не сдержался бывший ответственный сотрудник ''Нарконтроля'' Абышев, когда его оппонент, недавно вышедший на пенсию нефтянник Курбанов, в очередной раз уступил ему в длинные.
   -А вы не зазнавайтесь, сегодня просто не мой день, - парировал тот.
   -Разумеется, ты всегда придумываешь всякие отговорки, вместо того чтобы признаться, что давно и безнадежно являешься моим вечным фраером, - c нескрываемым удовольствием произнес Абышев.
   На площадку перед домом въехал бульдозер, водитель которого энергично заработал отвалом, заставив машину извергать густые облака черного дыма, продукт горения дешевой солярки.
   -Почему у нас все не так, как у людей. Только собрались отдохнуть на свежем воздухе, как появился какой-то пердун и испортил нам воздух, - сказал Абышев, и поднявшись со скамейки, окликнул водителя бульдозера:
   -Эй, мужик, ты не видишь, что мы здесь в нарды играем?
   Тот сделал вид, что не слышит, и продолжил раскалывать, с виду ничем не подпорченный, бордюр.
   -Cлушай, детина, я с тобой разговариваю, - возмущенно воскликнул Абышев, подойдя к машине вплотную.
   Водитель бульдозера выключил двигатель и обратился к тому со словами:
   -Ты чего орешь, я не глухой.
   -Орут ослы, вообще-то, - обиженно произнес Абышев.
   -А я, как раз, это и имел ввиду. Скажи мне, пожалуйста, как я должен тебя называть, если ты отрываешь меня от работы, - нервно отреагировал водитель.
   -Да я тебя! - еле сдерживая ярость, заревел Абышев.
   -Что, силами со мной хочешь помериться? Hу, давай. Только смотри, я с тобой драться не буду, я просто дуну на тебя. А может ты пожаловаться на меня хочешь? Тоже не прокатит, в городе бульдозеристов днем с огнем не сыщешь. Так что вали отсюда, дядя, по-добру, по-здорову, пока я ласковый, и не доводи меня до греха, - выдал водитель и включил зажигание.
   -Тьфу, - сплюнул на асфальт Абышев и трусливо ретировался.
   -Ну что, облажался? - уколол соседа нефтянник.
   -И ты туда же. Вот занимал бы я сейчас прежнюю должность, он бы от страха в штаны наложил.
   -Не думаю. Плевать он хотел на твою должность, он ведь работяга, труженник, а ты бывшая канцелярская крыса, которая всю жизнь бумажки в кабинете перебирала, да взятки брала.
   -Ты это серьезно?
   -Абсолютно. Да и контора твоя, так называемый, ''Народный контроль,'' рассадник бандитизма и взяточничества, и к простому народу не имеет никакого отношения. И не надо таращить на меня глаза, а то выскочат из орбит. Ты бы простоял, как я, сорок лет в жару и стужу на буровой, или просидел, как этот бедолага, полжизни в вонючей кабине бульдозера, тогда может до чего-нибудь и допер, - заявил бывший нефтянник.
   -У меня просто нет слов! - возмущенно воскликнул Абышев.
   -Конечно, правда ведь глаза колет, не так ли?
   -Пойду я, и нет у меня больше никакого желания общаться с тобой, сосед, - обиженно бросил Абышев и направился к подъезду.
   -Иди, иди, и не оборачивайся, - бросил ему вслед Курбанов, и в следующее мгновение радостно поприветствовал, подсевшего на скамейку, Алика Амирасланова.
   -Опять возникает? - спросил тот, кивая на Абышева.
   -Как всегда, фантомные боли по бывшей должности не дают ему покоя.
   -Успокоился бы, уже одной ногой в могиле.
   -Вот и я говорю. Ты мне лучше скажи, Алик, в этой республике будет когда-нибудь порядок?
   -Что вы имеете ввиду?
   -А то, что скоро моя жизнь подходит к концу, а воз и ныне там.
   -Вы можете сформулировать мысль конкретнее, сосед?
   -Ладно, слушай. Наши руководители говорят, что мы живем в эпоху развитого социализма, так?
   -Раз говорят, значит так.
   -Тогда объясни, почему в городе нельзя шагу ступить, не дав должностному лицу взятку, пусть это будет даже захудалый работник ЖЭК-а? Или возьмем, к примеру, моего сына. Отличник учебы, умнейший парень, прошлым летом вынужден был поступать в Казанский университет, поведав мне по большому секрету, что здесь его обязательно срежут на экзаменах, поскольку все места заранее проданы. А в Казанском университете, на минуточку, сам Ленин учился. Разве великий вождь о таком будущем для страны мечтал? - с жаром произнес Курбанов.
   -Это единичные случаи, сосед, нельзя смотреть на мир сквозь черные очки, - парировал Алик.
   -Единичные, говоришь. Да брось ты. Кому, как не тебе, работнику органов, известно о том, что творится вокруг. Намедни, коллега твой, участковый, явился в очередной раз доходягу Лятифа ''арестовывать.'' Вот смеху-то было! Сначала преследовал его, даже пистолет вынул из кобуры. А потом зашли они вместе в подъезд, пошушукались немного, да и разошлись. А Лятиф подсел ко мне и говорит:
   -Ведь только на один день с долей запоздал, а он тут спектакль устроил при всем честном народе, шакал. Я же уважаемый человек, сосед, так же нельзя.
   -А я ему говорю: ''Может перестанешь ты людей травить анашой и займешься честным трудом?'' А он в ответ: ''Если бы ты знал, дорогой, сколько раз я пытался, да не дают они мне, говорят, ты только попробуй кран нам перекрыть, сразу в асфальт закатаем.''
   А сколько таких Лятифов в городе? Вот я и говорю, если мы так строим развитой социализм, то что же будет, когда мы его, наконец, построим?
   -Даже не знаю, что вам ответить, сосед, - сокрушенно покачал головой Алик.
   -А какой в городе распространился блуд. У девок легкого поведения уже места специальные есть, где их сынки-папенькины подсаживают на новенькие машины.
   -А вы откуда знаете?
   -Да тот же Лятиф рассказывал. Едешь, говорит, по проспекту Нефтянников, а там на автобусной остановке стоят девки, как на дозоре, в юбках до пупка. Не успевают сесть в машину, так им сразу ''баш'' подавай, без этого даже разговаривать не хотят. ''Вот скажи, сосед, - спрашивает он меня, что нам, бедным мужикам делать, если бабы сами на голову лезут.'' И что ты на это скажешь? Ага, молчишь, - довольно произнес Курбанов.
   -Да не расстраивайтесь вы. Не все так плохо. Вот сейчас Андропов встал у руля, он-то точно порядок наведет, - успокоил его Алик.
   -И я так думаю. Уважаю я этого человека, хоть и не знаком с ним лично. Может наша жизнь при нем действительно изменится к лучшему?
   -Даже не сомневайтесь, сосед, - сказал Алик и собрался уходить.
   -Погоди, сынок, - остановил его Курбанов, - одолжи мне десятку, до пенсии еще два дня.
   -Разумеется, - сказал Алик, и протянул Курбанову купюру.
   -Спасибо, сынок, в понедельник обязательно верну.
   -Можете не торопиться. Вернете, когда построим развитой социализм.
  
  
   В субботу, в конце рабочего дня, Севиль ханум зашла в ординаторскую и застала там Ульвию, заполняющую медицинскую карту больного.
   -Ты скоро заканчиваешь? - обратилась она к дочери.
   -Минут через пятнадцать, мама.
   -Прекрасно. Сегодня мы ужинаем в ресторане, папа пригласил нас в Караван-сарай.
   -По какому поводу?
   -А разве нужен повод? Может у тебя на сегодня другие планы?
   -Вроде нет, да и Нияз в командировке в Москве, - ответила девушка.
   -Вот и хорошо, заедешь домой после работы, переоденешься и сразу в ресторан, - сказала Севиль ханум.
   -Договорились, мама, до встречи, - согласилась Ульвия.
   Девушка догадывалась, что отец пригласил их на ужин неспроста. Мать наверняка поведала ему о проблемах дочери, хоть и обещала молчать. Однако что она могла изменить? Пойти против воли отца означало лишиться его поддержки, а это могло привести к непредсказуемым последствиям. А что если ей притвориться больной, и войдя в сговор с гинекологом, знакомым Марика, обставить дело так, что якобы аборт был единственным выходом из создавшегося положения? Но кто ей поверит? Мать сразу сообразит, что дело нечистое, не говоря уже о том, что она подставит Марика и гинеколога, которым, после конфликта с семьей Мардановых, жить в этом городе будет небезопасно. Тогда что же делать? Подчиниться воле родителей, родить нежеланного ребенка и отказаться от своей мечты? Нияза она не любит, будущего ребенка тоже, город, в котором родилась, после поездки в Грецию стал казаться ей чужим и неуютным, так какое же будущее ждет ее при сложившихся обстоятельствах? Она ведь не серая мышка, чтобы смириться с судьбой. Да, ей придется пожертвовать многим - родителями, мужем, работой, однако не многовато ли это для призрачной мечты, об осуществлении которой она грезила изо дня в день?
   А если что-то пойдет не так, примут ли ее обратно родители, простит ли муж? Ульвия никогда прежде так не страдала, иногда ей казалось, что голова расколется от напряжения, а сердце остановится от неимоверных усилий, которые она прилагала, чтобы хоть как-то разрулить ситуацию. Нияз, который поначалу являлся единомышленником, узнав о беременности, предал ее, родители тоже займут непримиримую позицию, она в этом не сомневалась. Тогда каковы ее шансы? Отлично понимая, что в сложившейся ситуации они были равны нулю, она все же надеялась на чудо, поскольку в тот вечер еще не знала о разговоре мужа с ее отцом, и о том, что последнему было известно не только о ее желании избавиться от ребенка, но и уехать из страны во что бы то ни стало.
   Едва успев переодеться и накраситься, Ульвия заказала такси, и без четверти восемь подъехала к ресторану. Она знала, что отец не любит ждать, однако ничего с собой поделать не могла, опаздывать на разного рода мероприятия давно вошло у нее в привычку. Зал был набит под завязку - столы ломились от еды, посетители громко общались, а под потолком висело тяжелое облако табачного дыма. Метрдотель встретил Ульвию и проводил до отдельного кабинета, где ее ждали родители.
   -А вот и наша дочура! - воскликнула Севиль ханум, едва та вошла в комнату.
   -Извините, я опоздала, долго ждала такси, - произнесла в свое оправдание Ульвия.
   -А мы только начали знакомиться с меню, присоединяйся к нам, - сказал Зия Гусейнович, поглядывая на дочь исподлобья. Та слишком хорошо знала, что означает подобный взгляд отца, и мгновенно поняла, что ей предстоит тяжелый разговор. Она села рядом с матерью и принялась листать меню.
   -Я думаю, что нам следует начать с салата из свежих овощей, заливного из осетра, и отварного языка со сметанным соусом, - начал Зия Гусейнович, внимательно изучая закуски.
   -Не забудь заказать бутылку ''Эрети,''дорогой, мне это вино очень нравится, - попросила мужа Севиль ханум и, лукаво улыбаясь, добавила, - а чем будет угощаться наша доченька, она что-то грустит сегодня, по мужу скучает, наверное?
   -Я еще не решила, мне бы минеральной воды, - ответила та, и внезапно выскочив из-за стола, бросилась из кабинета вон. Севиль ханум поспешила вслед за дочерью и скоро встретилась с ней в дамской комнате. Ульвия склонилась над раковиной, отчаянно борясь с подступившей к горлу тошнотой.
   -Бедная моя девочка, - пыталась успокоить дочь Севиль ханум.
   -Я больше не в силах это терпеть, мне все надоело, - сказала Ульвия, стараясь не смотреть матери в глаза.
   -Ничего страшного, все женщины проходят через подобные испытания. И у меня был продолжительный токсикоз. А какие я испытывала муки, когда рожала тебя с моим узким тазом. Возьми себя в руки и запомни, что все это мелочи по сравнению с радостью материнства. Пройдет немного времени и ты вспомнишь мои слова, - уверенно произнесла Севиль ханум.
   -Не знаю, мама, не лежит у меня душа ко всему этому, видно я сделана из другого теста, - нервно отреагировала Ульвия.
   -Правильно, поначалу все так говорят, а потом еще второго родить хотят, - подбадривала дочь Севиль ханум.
   -Это точно не про меня, извини, - упрямо не соглашалась с матерью Ульвия.
   -Если тебе лучше, то пойдем в зал, а то папа нас заждался, - сказала Севиль ханум, не обращая внимания на ее слова.
   -Я, наверное, поеду домой, мне плохо, - жалобно произнесла Ульвия.
   -А как же ужин?
   -Я на еду смотреть не могу, мама, прости меня, пожалуйста.
   -Ладно, тогда мы поедем с тобой. Выходи на улицу, мы скоро догоним тебя, - сказала Севиль ханум и энергичной походкой направилась в зал. Войдя в кабинет, она коротко сообщила мужу:
   -Ульвие плохо, ужин отменяется.
   Тот нехотя выбрался из-за стола, и расплатившись с официантом, последовал за женой. Ульвия прогуливалась на улице, и увидев родителей, подала знак рукой припаркованному у ресторана такси. Через пятнадцать минут они подъехали к ее дому, и Зия Гусейнович, попросив таксиста подождать, вызвался проводить дочь. Севиль ханум сказала, что желает присоединиться к ним и, расплатившись с водителем, вышла из машины. Едва переступив порог дома, Ульвия бросилась в ванную комнату и заперла за собой дверь.
   -Неужели все так серьезно? - встревоженно осведомился Зия Гусейнович.
   -А ты как думал? Некоторые женщины тяжело переносят токсикоз, особенно когда это кризисное состояние отягощено депрессией, - ответила Севиль ханум.
   -Какой еще депрессией? - удивился мужчина.
   -Послушай, наша дочь внушила себе, что ей еще рано рожать, поскольку все мысли были в последнее время направлены на карьеру. Но организм не обманешь, и боязнь нового положения, сопровождаемого страхами, связанными с беременностью, усугубила ее, и без того нестабильное физическое состояние, - пояснила Севиль ханум.
   -А мне кажется, что дело не в карьере, просто ты не владеешь всей полнотой информации, связанной с нашей дочерью, - многозначительно произнес Зия Гусейнович.
   Севиль ханум удивленно вскинула брови и уставилась на мужа в ожидании продолжения.
   -Дело в том, - сказал тот, - что Ульвия задумала нечто, что может разрушить не только ее семью, но и нашу с тобой жизнь.
   -Побойся бога, что ты такое говоришь? - удивленно воскликнула Севиль ханум.
   Зия Гусейнович сообщил ей в подробностях о недавнем разговоре с зятем. Женщина была потрясена. Сначала ей не хотелось верить в страшную новость, но по мрачному выражению лица мужа она поняла, что тот говорит правду.
   -И что ты собираешься предпринять? - упавшим голосом осведомилась она.
   -Не знаю. Все очень серьезно, - ответил тот.
   -Если мы попробуем надавить на нее сейчас, то результат будет непредсказуемым. Она сразу впадет в глубокую депрессию, что, в свою очередь, может привести к самым тяжелым последствиям. А если мы промолчим, и сделаем вид, что нам о ее планах ничего не известно, то может случиться непоправимое, - встревоженно произнесла Севиль ханум.
   -Что же делать?
   -Я думаю, что нам надо повременить немного, и дождаться, когда ее состояние стабилизируется, а потом, - не успела докончить она фразу, как в гостиной появилась Ульвия, с лицом белее бумаги. Она присела на стул и тихо пролепетала:
   -Извините меня, но я едва стою на ногах.
   -Не волнуйся, доченька, - сказала Севиль ханум, - выпей успокоительное и ложись спать, а я позвоню тебе завтра.
  
  
   Нияз не любил Москву. После крошечного и уютного Баку она казалась ему городом-монстром, не располагающим к себе ни при каких обстоятельствах. Частые командировки в столицу выбивали его из колеи, и единственной отдушиной во время их, был его бывший одноклассник Леня Гутник, давно переехавший в Москву и удачно устроившийся на работу в ''Агенство московских новостей'' фотографом.
   В школьные годы они особо не дружили, однако бывая в Москве, Нияз обязательно навещал давнего приятеля и привозил ему гостинцы - пахлаву и варенье из фейхоа. Леня успел жениться на дочери высокопоставленного московского чиновника, и проживал с молодой женой Вероникой Семченко в трехкомнатной квартире на проспекте Мира. Та души не чаяла в бакинском госте, и нередко отправляя вечно находившегося подшофе мужа спать, засиживалась с ним на кухне допоздна.
   -Если бы я встретила тебя раньше Леньки, то точно охомутала бы, - заявила однажды Вероника за бокалом вина.
   -И хорошо, что этого не произошло, - мгновенно отреагировал тот.
   -Чего это?
   -Во-первых, я южанин, и просто достал бы тебя своей ревностью, а во-вторых, блондинки мне никогда не нравились, прости за откровенность, - пояснил Нияз.
   -Ну и гад же ты! - воскликнула Вероника, хихикнув.
   -Это я так, чтобы ты не приставала ко мне.
   -Нужен ты мне, как козе баян. А что у тебя там с жинкой? Ленька сказал, что она вроде заграницу собирается?
   -Уже проболтался, звонарь?
   -А он мне все рассказывает, подкаблучник ведь.
   -По правде сказать, мы после турпоездки в Грецию оба съехали с катушек, но разговор об эмиграции первой завела Уля. Я тоже загорелся этой идеей и поначалу даже поддержал ее. Но вскоре стало известно, что она беременна, и поскольку это произошло с ней впервые, то аборт мог бы привести к бесплодию, - сказал Нияз.
   -Вполне возможно, и что дальше? - продолжала допытываться Вероника.
   -Я постарался отговорить ее от неверного шага, однако она даже слушать меня не захотела, и тогда я обратился за помощью к ее отцу. Тот сразу встал на мою сторону и обещал все уладить, попросив меня уехать на неделю в Москву. Вот и все, - выдал Нияз и закурил.
   Вероника изящным движением собрала волосы на затылке в тугой узел, зафиксировала их гребешком, и томным голосом произнесла:
   -Ну что я могу тебе посоветовать, красавчик, даже не знаю. Ты вроде сделал все правильно, но с точки зрения женской логики - это предательство. Если у тебя хватит мужества, то постарайся держаться до конца. Мы ведь народ слабый, и если чувствуем силу, то легко сдаемся, но когда близкий нам человек колеблется и его болтает из стороны в сторону, то мы начинаем звереть, и к добру такое наше поведение, как правило, не приводит.
   -Изъясняешься вполне доходчиво, - понял Нияз.
   -Это хорошо. А что касается ее желания ускакать за кордон, то здесь все гораздо серьезнее. Дело в том, что отец твоей жинки, насколько мне известно, большая партийная шишка, и любое ее телодвижение в направлении противоположном от железного занавеса, будет расцениваться как предательство, со всеми вытекающими последствиями. Папашку, в лучшем случае, выкинут с работы, а в худшем - исключат из партии, да и тебе придется нелегко, - припугнула Вероника.
   -Я не знаю, как поступить. Как бы я не любил Улю, я не могу позволить ей избавиться от ребенка, это было бы несправедливо по отношению ко мне, да и к родителям, ведь они с нетерпением ждут первого внука, - расстроенно произнес Нияз.
   -Еще раз повторяю, ты должен настоять на своем. Иначе она, почувствовав слабинку с твоей стороны, сделает по-своему, и потом будет поздно что-либо предпринять. А идею об отъезде из страны ей придется забыть, ты же видишь как лютуют новые власти. Опять взялись за неблагонадежных, даже расстреляли пару-тройку партийных и хозяйственных деятелей, для острастки других, - сказала Вероника.
   -Ты права, я об этом даже не подумал, - испуганно шепнул Нияз.
   -А для чего нужны друзья? - томно произнесла девушка, и лукаво улыбнувшись, закинула ногу на ногу, оголив круглые колени.
   Нияз заметил, что та не бреет ноги, прозрачную кожу блондинки на них кокетливо покрывал золотистый пушок. Он резко поднялся с углового дивана, и открыв форточку, закурил. Вероника волновала его, и лучшее, что он мог сделать для друга в тот момент, это отвернуться от нее.
   -Да ладно, не пыжься, я же вижу, что нравлюсь тебе, а ты, из чувства мужской солидарности, подавляешь в себе столь естественное желание. Успокойся, я тебя не съем, лучше садись поближе, хочу рассказать одну историю, - заявила Вероника.
   -Не поздновато? - осведомился пунцовый Нияз.
   -В самый раз. Тебя она должна заинтересовать. Была у меня подружка, Светка Шведова, вышла замуж в семнадцать лет по дурости, и родила одного за другим двух малышей. Муж ее, Генка - прыщавый пацан, чтобы хоть как-то содержать эту ораву, днем подрабатывал дворником, а вечером учился в ''бауманке,'' на факультете фундаментальных наук. Прошло два года, Светка оперилась, и каким-то чудом устроилась в Дом моды Зайцева, манекенщицей. C этого момента ее жизнь круто изменилась. Появились богатые поклонники, которые стали осыпать ее дорогими подарками и приглашать в модные рестораны, а руководство Дома моды, учитывая ее красоту и растущую популярность, взяло за правило включать ее имя в списки манекенщиц, регулярно выезжающих заграницу. Надо отдать ей должное, от всего этого гламура она не потеряла голову. Представь, если твоей Ульке башку снесло от Греции, то Светка за пару лет, объездив пол-Европы, и даже побывав в Штатах, на вопросы подруг, какая там жизнь за кордоном, нехотя отвечала: ''Так себе, дороги плохие.''
   Все бы ничего, однако за короткий отрезок времени произошло то, чего больше всего опасался Генка - она потеряла всяческий интерес к семейной жизни. Нет, она помогала им, взяв на себя материальные расходы, и все такое, но о времяпровождении с мужем или с детьми не могло быть и речи. Генка поначалу терпел, но однажды ударил кулаком по столу и заявил, что дальше так жить не хочет. Она успокоила мужа в тот вечер, и даже отдалась ему, чтобы он ненароком не заподозрил, что короткое и бурное свидание было началом конца их совместной жизни. К тому времени за ней уже более месяца ухаживал богемный чувак, известный в московских кругах поэт, Ариэль Соловейчик. Светка влюбилась в него по уши и, незаметно для себя, погрузилась в литературную тусовку, многие представители которой вовсю обсуждали перспективу скорого расставания с государством рабочих и крестьян. Особняком на творческих вечерах богемы стояли евреи, которым осуществление заветной мечты уже не представляло особого труда.
   Начав поначалу вещать о незавидной судьбе расстрелянных на заре советской власти родственников, Соловейчик потихоньку втянул Светку в рутину ежедневных посиделок на кухнях своих собратьев, сформировав в ее прекрасной головке два противоположных образа - государства, угнетающего своих граждан со дня зарождения, и свободного мира, где повсеместно царит всеобщая гармония и любовь. Имея представление о жизни на Западе лишь на уровне сверкающих витрин и дежурных улыбок счастливых обитателей капиталистического рая, Светка легко попала в сети опытного сердцееда и обещала пойти за ним хоть на край света.
   Щедро заплатив нужным людям, Соловейчик помог Светке быстро оформить развод и одновременно зарегистрировать с ним брак, дав ей долгожданную свободу, а себе, как женатому человеку, путевку в свободный мир. Изрядно потратившись в ''Детском мире'' на подарки, Светка однажды прискакала домой, и после короткой встречи с мужем и детьми, оставила на их щеках жирные пятна французской помады, и клятвенно заверила, что вернется в Москву через две недели. Тем временем, имена Соловейчика и его молодой жены уже были включены в списки делегации советских поэтов, направляющейся в Соединенные Штаты Америки, - сообщила Вероника.
   -Ты хочешь сказать, что она сознательно пошла на такой шаг и бросила семью ради этого рифмоплета? - удивленно произнес Нияз.
   -Именно. Оказавшись в Штатах, Соловейчик немедленно попросил политического убежища, на что местные власти, учитывая его национальность, и подмытую на родине репутацию, ответили положительно. Что же касается Светки, то она сразу была атакована местными журналистами, которые, за эксклюзивные фотографии и интервью, стали наперебой предлагать ей баснословные гонорары. Соловейчик тоже не отставал, и с помощью еврейской общины Нью-Йорка, подписал с известным издательством контракт на выпуск сборника стихов антисоветского содержания, - подтвердила Вероника.
   -С мужем-то все ясно, Света его не любила, но как она могла бросить детей? - недоуменно вопрошал Нияз.
   -Этого и я понять не могу. Прошло полтора года после их отъезда, а Светка ни разу не позвонила Генке, не говоря уже о ее родителях, - ответила Вероника.
   -А может с ней что-нибудь случилось?
   -Да нет, судя по слухам, распространяемым в писательской среде, куда вхож и мой Ленька, они там процветают.
   -Какая же она дрянь! - не удержался Нияз.
   -''Не суди сам, и не судим будешь,'' но я бы на твоем месте поостереглась. И будь начеку, пока еще не поздно.
   -Спасибо тебе за поддержку.
   -Да не за что. Может перепихнемся в гостиной, на диванчике? Ленька спит как убитый, - подмигнула гостю Вероника.
   -Ты в своем уме? - небрежно бросил Нияз.
   -Скучно с тобой, вот теперь я Ульку понимаю, - подытожила Вероника, и скользнув в ванную, захлопнула за собой дверь.
  
  
   -Я отправляюсь на этюд. Скоро выставка, а я никак не закончу несколько картин, мне позарез нужны наброски с натуры, - заявила Амина, и поцеловав мужа, выскочила во двор.
   -Погоди, я провожу тебя, - вызвался Фикрет, пытаясь перехватить у нее тяжелый этюдник. Но та отмахнулась от него, и в несколько прыжков оказалась на улице. День выдался теплый и солнечный, удачно обозначив четкие грани между светом и тенью, что мгновенно обрадовало Амину и побудило зашагать энергичней.
   Слева от нее зияли, покрытые мхом, серые руины, давно разрушенного здания чайной фабрики, а одинокий горбатый дедок, ковыляющий на ее фоне в буклевом кепи и с массивной тростью, выигрышно завершал композицию. ''Неплохо,'' - подумала Амина, продолжив путь. При других обстоятельствах она бы застряла здесь на целый день, но организаторы выставки требуют иных сюжетов, позитивных и жизнеутверждающих, иначе заветные места на стенах престижной галереи займут работы других художников. Пора идти в центр, там красиво и ухожено, а публика, лениво фланирующая по Торговой и Площади Фонтанов, наряжается во все лучшее, дабы это единственная возможность показать недавно приобретенную на толчке, или ''Березке,'' фирменную шмотку.
   Амина торопливой походкой миновала ЦУМ и скоро оказалась на краю Молоканского сада. В тени массивного тополя она установила этюдник, и не обращая внимания на прохожих, принялась увлеченно водить углем по бумаге, стараясь перенести на нее побольше аромата уличных сценок родного города. Одни, проходя мимо, здоровались с ней, другие задерживали шаг, а она словно не замечала никого и продолжала напряженно трудиться. За несколько часов она сделала с десяток набросков и осталась чрезвычайно довольна работой, однако скоро, почувствовав усталость, стала собирать этюдник. Едва девушка успела захлопнуть его крышку, как ощутила легкое прикосновение к плечу. Повернув голову, она увидела женщину средних лет с распущенными волосами, одетую в модный плащ-милитари и замшевые сапоги-ботфорты.
   -Аминочка, родная, как я рада тебя видеть, - воскликнула та, раглядывая девушку с ног до головы неприязненным взглядом.
   -Здравствуйте, Сeнубер ханум, я вас не узнала, вы так похудели.
   -Я на новую диету подсела. Все говорят, что помолодела лет на десять.
   -А этот плащ, сапоги, просто нет слов, вы словно сошли с обложки модного журнала.
   -Что поделаешь, я уже не молодая, и не могу позволить себе ходить в потертых джинсах и стоптанных кроссовках, - заявила Сенубер, брезгливо таращась на девушку.
   -Ах-да, я забыла, мне следовало надеть пальто из тончайшего альпака и лодочки на высоком каблуке, я же нахожусь в центре города, - парировала Амина.
   -Не ерничай, я просто пошутила, ты ведь мне в дочери годишься. Ну, давай, рассказывай, как тебе живется с любимым в шалаше?
   -Я бы вам ответила, как в раю, но вы же все равно не поверите.
   -Hе поверю. Эльвира до сих пор в себя прийти не может, глаза прячет от подруг в салоне красоты. А стыдиться-то есть чего. Единственная дочь вышла замуж за сына бродяги. Скажи, а вы часто собираетесь на семейные посиделки под валторну? - cъязвила Сенубер и гадостно прыснула.
   -Ну и вредная же вы, Сенубер ханум. Однако я на вас не обижаюсь, слишком разные мы с вами.
   -Разумеется, куда уж нам, простым смертным, - зло прошипела женщина.
   -Извините, я тороплюсь, мне надо еще в гастроном зайти, - сказала Амина, отвернувшись от нее.
   -Нет уж, погоди, я хочу тебе кое-что рассказать, а потом можешь идти, кто-ж тебя держит.
   -Если вы хотите поделиться со мной сплетнями о городской гламурной тусовке, то мне это не интересно, - презрительно бросила девушка.
   -Ну смотри. Речь идет о твоей матери, но если ты торопишься, - начала было Сенубер.
   -Что-то случилось, говорите, - нетерпеливо произнесла девушка.
   -Давай присядем на скамейку, в ногах правды нет, - сказала Сенубер.
   -Было бы неплохо, а то меня ноги едва держат, - согласилась Амина.
   Они с трудом нашли свободную скамейку и расположились посередине, чтобы к ним никто не подсел.
   -Слушай меня внимательно, девочка, и не перебивай, - начала Сенубер.
   -У вас такой заговорщический тон, случилось что-то серьезное?
   -Не бойся, у тебя есть еще время, но если не подсуетиться, то последствия могут быть непредсказуемыми.
   -Вы можете излагать мысли яснее?
   -Постараюсь. Однажды Эльвира обратилась ко мне с деликатной просьбой. Это было в то время, когда твоя бабушка была еще жива. Как-то раз, доведенная до отчаяния, она попросила меня помочь избавиться от свекрови. Я сначала пыталась отговорить ее не брать грех на душу, однако она была непреклонна. Узнав от моей родственницы о том, что я знакома с известной в городе колдуньей, слепой Метанет, она попросила свести ее с ней. Я понятия не имела, зачем ей это понадобилось, но когда она сообщила, что хочет сделать Марджан ханум джаду на смерть, меня охватил ужас, - поведала Сенубер.
   -Это ложь! - с негодованием воскликнула Амина.
   -Я к тебе по-хорошему, а ты меня оскорбляешь, словно я проходимица какая-то. Можешь у матери спросить, она тебе врать не станет, надеюсь, - едко ухмыляясь, сказала Сенубер.
   -Что было дальше?
   -Будем считать, что ты извинилась, - с деланной обидой произнесла Сенубер, и продолжила, - я, по доброте душевной, решила ей помочь, ведь чего не сделаешь для близкой подруги. Рискуя репутацией, я вызвалась лично сопровождать ее к Метанет, поскольку она испытывала панический страх перед визитом к колдунье. Не буду отнимать твое драгоценное время и описывать в деталях подробности того вечера, скажу лишь то, что ты обязана услышать. Эльвира заказала колдунье джаду на смерть твоей бабушки, Марджан ханум. Та ее предупредила, что исполнение страшного обряда может в будущем отразиться на членах ее семьи, но твою мать это не остановило. Меня тогда потрясло поведение подруги, ни с чем подобным я до этого не сталкивалась. Ведь не секрет, что женщины любят ходить по колдуньям - одни просят приворожить любимого, другие защитить от порчи, а третьи - привлечь деньги или удачу. Однако находятся и такие, которые, не боясь ни Бога и ни черта, готовы на все ради достижения своих жутких замыслов.
   -Если я правильно понимаю, то именно вы познакомили мою мать с колдуньей. Hе являетесь ли вы, таким образом, соучастницей преступления? - холодно произнесла Амина.
   -Как ты можешь говорить такое, доченька. Я ведь только хотела помочь. Поверь, я даже не присутствовала при ее разговоре с Метанет. И только позже, со слов подруги, я узнала, какой зловещий обряд она заказала колдунье.
   -Я не могу в это поверить, - cказала потрясенная Амина.
   -И я испытывала те же чувства. Более того, я до последней минуты надеялась, что Эльвира одумается, но вскоре поняла, что решения своего она менять не станет, - сокрушенно заявила Сенубер.
   -И что вы хотите от меня? Зачем вы мне об этом рассказали?
   -Вот теперь мы подошли к самой сути дела, доченька. Дело в том, что материальное положение нашей семьи резко пошатнулось. Mоего мужа, Эльмара, недавно уволили с работы, а я, как тебе известно, домохозяйка, и чтобы хоть как-то удержаться на плаву, время от времени продаю драгоценности.
   -Я не понимаю, о чем вы? - неуверенно произнесла девушка.
   -Что тут непонятного, мне нужны деньги. И, я надеюсь, что ты поможешь мне, - ледяным голосом выдала Сенубер.
   -О чем вы говорите, откуда у меня деньги? - воскликнула Амина.
   -Не торопись, доченька, я сейчас все объясню. Что тебе стоит, к примеру, попросить у отца тысяч, скажем, пять, и объяснить это тем, что у вас появились непредвиденные расходы. А я, в свою очередь, буду молчать, и твои новые родственники никогда не узнают, какими темными делами занимается их сватья.
   -Как вы можете, это же шантаж чистой воды? А мама вас считала близкой подругой.
   -Что поделаешь, доченька, ничто не вечно под луной, как писал классик, вот и нам приходится меняться, чтобы хоть как-то выжить в этом мире, - едва слышно пролепетала Сенубер.
   -Я должна подумать, дайте мне время, - твердо сказала девушка.
   -Разумеется. Mы что, звери какие-то. Три дня тебе хватит?
   -Наверное, не знаю, - рассеянно ответила Амина и поднялась со скамейки.
   -Встретимся через три дня в этом сквере. И гляди, доченька, не вздумай обмануть меня, ведь под угрозой может оказаться не только твой брак, но и благополучие родителей, - враждебно-стылым тоном произнесла Сенубер.
   Амина коротко кивнула, закинула этюдник на плечо и быстро зашагала прочь.
  
  
   В результате обследования в Клинике матери и ребенка выяснилось, что у Гюнай имеется патология, и при надлежащем лечении потребуется несколько месяцев, прежде чем девушка будет в состоянии забеременеть. Эта новость не застала Алика врасплох, а лишь подтвердила его опасения. Он поспешил успокоить жену, пообещав сделать все от него зависящее, чтобы в один прекрасный день они стали счастливыми родителями.
   Согласно совету гинеколога, Гюнай было необходимо отправить в Москву, во Всесоюзный научно-исследовательский центр по охране здоровья матери и ребенка, где врачи давно и успешно проводили лечение подобных патологий и дарили радость материнства большинству пациенток. Гюнай была чрезвычайно рада тому, что муж ее поддерживает, и с большим энтузиазмом смотрела в будущее, надеясь на успех нелегкого предприятия. Родители девушки, узнав о новости, выразили готовность оплатить все расходы по пребыванию и лечению в столичной клинике, не обращая внимания на возражения Алика. Гюнай, в свою очередь, решила взять в институте академический отпуск и однажды сообщила мужу, что готова к поездке в Москву.
   -Жаль, что ты не едешь со мной, - сказала она Алику, пакуя чемоданы.
   -Как только представится возможность, я приеду. Ты ведь знаешь, я человек служивый, - успокоил ее тот.
   -Да-да, разумеется, просто я никогда не была в Москве, и как-то страшновато отправляться туда одной, - неуверенно отреагировала Гюнай.
   -Глупенькая, я посажу тебя на самолет, а в Домодедово тебя встретит старый друг отца, Евгений Болдырев, они учились вместе в Академии МВД. Жена его, Виктория, ждет тебя с нетерпением. Они почти каждое лето гостят у нас на даче, и ближе их у нас в Москве никого нет, - бодро заявил Алик.
   -Спасибо за все, если я раньше и сомневалась в тебе, то теперь уверена, что ты любишь меня, - с трепетом произнесла Гюнай.
   -Я сделаю все для того, чтобы ты была счастлива, - твердо сказал Алик.
   На следующее утро Гюнай первым рейсом улетела в Москву. Алик вздохнул с облегчением, поскольку последние дни перед расставанием с женой испытывал смешанное чувство вины и безотчетной тревоги. После обследования, он имел с главврачом клиники беседу с глазу на глаз, во время которой тот сообщил ему, что перспективы у Гюнай не слишком радужные. На вопрос Алика, каковы у нее шансы забеременеть, тот ответил: ''Пятьдесят на пятьдесят.'' Эта новость поначалу повергла его в уныние, но впоследствии он все же взял себя в руки, и приложил максимум усилий для того, чтобы Гюнай не заметила его плохого настроения.
   В квартире сразу стало холодно и пусто. В тот воскресный день Алик бесцельно прохаживался из комнаты в комнату, нередко выходил на балкон покурить, а потом садился на угловой диван на кухне и, подпирая подбородок ладонью, застывал в ожидании чашки свежемолотого кофе, культуре пития которого научила его жена. В будни, особенно по вечерам, было еще тяжелее переживать разлуку, и однажды Алик, поборов угрызения совести, все же позвонил Ире. Он помнил, что во время последнего свидания обидел девушку, но все же надеялся, что после того памятного случая она его простила.
   Вернувшись однажды домой после тренировки в спортивном зале общества Динамо, он выпил чашку чая, и прилег на диван со свежим номером газеты ''За рубежом.'' Он любил это издание и обычно зачитывал его от корки до корки. Углубившись в перипетии тяжелого быта горной колумбийской деревни, изнывающей под гнетом местного наркобарона, он вдруг ощутил зуд в области лобка. Машинально почесав известное место поверх трусов, он продолжил чтение. Однако зуд после этого только усилился, что встревожило его не на шутку. Он извлек из письменного стола лупу, включил настольную лампу и, приспустив трусы, начал разглядывать низ живота. Раздвигая волосы на лобке, он с ужасом обнаружил, что в раздраженную кожу впились вши. Реакция его была молниеносной. Он бросился в ванную комнату, густо намылил кремом пораженный участок кожи и тщательно побрил волосы на лобке, обработав его потом ртутной мазью. Вернувшись в гостиную, он стал перебирать в голове события последних дней, и вдруг его осенило:
   -Ирка! Oн спал с ней на прошлой неделе. Какое счастье, что у Гюнай были месячные, и она не подпускала его к себе все это время.
   Наспех одевшись, он выскочил на улицу и зашел в первую попавшуюся телефонную будку. Набрав номер Иры, он стал терпеливо ждать. Та еще нежилась в постели и сонным голосом пролепетала:
   -Кто это?
   -Это я, Алик.
   -Чего тебе не спится, еще нет и восьми.
   -Я должен срочно повидаться с тобой.
   -А что случилось?
   -Cкажу при встрече.
   -Ладно, приезжай через полчаса, родители к тому времени уйдут на работу, - сказала Ира и положила трубку.
   Алик в назначенное время стоял в прихожей Иры и с подозрительным взглядом уставился на нее. Та, едва успев накинуть на себя шелковый халат, методично доставала изо рта металлические шпильки и закалывала ими волосы, аккуратно собранные на затылке.
   -С вещами на выход? - пошутила Ира.
   -Что-то в этом роде, - ответил Алик.
   -Ну, давай, выкладывай, в чем я провинилась?
   -Ты дома одна?
   -Разумеется, пупсик. Я полностью в твоем распоряжении, можешь делать со мной все, что захочешь.
   -Ложись на кровать, быстро, - скомандовал Алик.
   -С удовольствием, обожаю утренний секс, - сказала Ира, хихикнув.
   -Не поясничай, - нервно отреагировал Алик.
   Ира прошла в свою комнату и легла на кровать, сомкнув при этом веки. Алик осторожно подсел к ней, распахнул халат и стал снимать трусы, не обращая внимания на сладострастные стоны подружки. Потом он включил фонарь и принялся внимательно осматривать лобок девушки под лупой.
   -Ты что, спятил? - воскликнула та, открыв глаза.
   -Молчи, и лежи тихо, - рявкнул Алик, методично перебирая пальцами светлые волосы на ее лобке.
   -Ты можешь мне объяснить, наконец, что происходит? - перешла та на крик.
   -У меня появились вши, вот что. А кроме тебя, в последнее время, я ни с кем не спал. Cчитай, что ты на допросе, и признавайся побыстрей, кто преподнес тебе сей подарочек? - строго потребовал Алик, все еще внимательно разглядывая причинное место девушки, и постепенно убеждаясь в том, что попытка его может оказаться тщетной.
   -Пошел ты знаешь куда! - не сдержалась Ира, и уперевшись стопой в плечо Алика, с силой оттолкнула его от себя.
   -Извини, но я действительно ума не приложу, где я мог подцепить эту гадость, - недоуменно произнес Алик, поднимаясь с пола.
   -Что же ты не проверишь свою женушку? Ах-да, она же у тебя святая, - громко воскликнула Ира.
   Алик в тот же день позвонил знакомому кожвену Зульфугару Мухтарову. Тот, узнав о его проблеме, принялся было подтрунивать над ним, но после того, как Алик одернул его, он серьезным тоном вынес вердикт:
   -Педикулез, чувак. А мандавошку ты мог подцепить где угодно.
   -А точнее?
   -Чаще всего это происходит во время полового акта со случайной подружкой, а реже, после пользования общим полотенцем в душевой.
   -В душевой, говоришь? - понял Алик и задумался.
   -Ну-да. Ты, насколько мне известно, регулярно посещаешь спортзал общества Динамо, и после тренировок наверняка принимаешь душ, - предположил Мухтаров.
   -Верно. Теперь припоминаю. В прошлый понедельник мои сослуживцы так и не дождались чистых полотенец, и я одолжил свое лейтенанту Бекирову, - сказал Алик.
   -Вот ты и ответил на свой вопрос, чувак. Позже он тебе его вернул, и ты тщательно им вытерся. Заходи ко мне после работы и я помогу тебе избавиться от незваных гостей, которых ты приютил на своем теле, - успокоил его тогда Зульфугар.
   -Здравствуй, котеночек, - произнес Алик самым нежным тоном, на который был только способен.
   -Я не хочу с тобой разговаривать, - вспылила в ответ Ира.
   -Я позвонил, чтобы извиниться. Прости меня, пожалуйста. Я готов исполнить три твоих сокровенных желания, - пообещал Алик.
   -Засунь их себе в одно место, - коротко и емко отреагировала Ира.
   -Ирусик, я знаю, что поступил как последний баклан, - виноватым голосом произнес Алик.
   -Дятел ты, а не баклан. Говори быстро, чего надо?
   -Я так по тебе соскучился, может увидимся?
   -Когда?
   -Да прямо сейчас.
   -Ладно, приезжай через часик, и не забудь про три желания! - оживленно воскликнула Ира.
   -Лечу, - подтвердил Алик, и положив трубку, поспешил в душ.
  
  
   Неделя пролетела быстро и Ульвия собралась звонить Марику. После последнего разговора с ним, она провела несколько бессонных ночей в раздумьях, и сделала, наконец, непростой выбор, приняв решение оставить ребенка. В результате предательства мужа (а именно так она расценивала поступок Нияза) и ультиматума родителей, она впала в глубокую депрессию, и стала с удвоенной силой отгонять от себя мысли о том, как сложится ее дальнейшая судьба. Все то, о чем она мечтала, улетучилось как утренняя дымка, и безрадостные дни ее жизни, регулярно сменявшие друг друга, превратились в тягучий и невыносимый кошмар.
   Работа перестала приносить удовлетворение, она стала все чаще дерзить коллегам, и постепенно замкнулась в себе, сведя общение с единственными близкими людьми, родителями, к коротким, ничего не значащим фразам. Те не могли не заметить странных перемен в поведении дочери, однако зная, как тяжело может проходит первая беременность у молодых женщин, старались сглаживать острые углы и делать вид, что ничего не происходит.
   Однажды поздним вечером, забравшись в кресло с ногами, Ульвия рассеянным взглядом уставилась на телефонный аппарат, никак не решаясь набрать номер Марика. Но стрелка часов неумолимо двигалась вперед, напоминая ей, что в полночь из командировки в Москву вернется Нияз, и времени для разговора с Мариком, во время которого она собиралась поставить точку в этом деле, у нее оставалось совсем мало. Закурив сигарету, она набралась смелости и позвонила Марику.
   -У аппарата, - вкрадчивым голосом произнес Соломон Штейн, слегка кашлянув в трубку.
   -Добрый вечер. Будьте любезны, попросите Марика к телефону, - сказала Ульвия.
   -Минуточку, - послышалось на том конце провода.
   -Я слушаю, говорите, - начал Марик раздраженным голосом.
   -Это Ульвия. Извини, что так поздно.
   -Ты уже разбудила родителей, чего уж там, - проворчал он в трубку.
   -Я остаюсь в Баку, и это мое окончательное решение, - коротко cообщила ему Ульвия.
   -Благодарю за звонок. По крайней мере, ты не стала водить меня за нос, - нервно отреагировал тот.
   -Если ты понес какие-то убытки, то я готова возместить, - предложила девушка.
   -А это уже лишнее. Желаю тебе удачи, и, надеюсь, что твое решение никак не отразится на наших отношениях с Ниязом, - выдал Марик.
   -Не говори глупости. Tебя, наверное, ввел в заблуждение мой голос, мне просто нездоровится, - тихо произнесла Ульвия.
   -Понимаю. Не буду тебя задерживать, спокойной ночи, - сказал Марик и положил трубку.
   Ульвия вздохнула с облегчением, но щемящее чувство в груди продолжало с удвоенной силой терзать ее. ''Зачем я сделала это? - подумала она, - я же обрубила концы. Скоро у меня округлится живот, и я каждый день, походкой гусыни, буду отправляться на работу. Какой ужас! Я перестану влезать в свою одежду. Что я буду делать с джинсами и остальным ультрамодным шмотьем, куда я дену все это? А после рождения ребенка я, наверняка, поправлюсь, и буду носить ненавистные бесформенные платья, владелиц которых совсем недавно подняла бы на смех. Однако черт с ней, c одеждой, самое отвратительное в этой истории то, что я буду продолжать жить в городе, который никогда не любила. Особенно остро я это почувствовала, когда впервые оказалась за рубежом. Там все по другому - идеально чистые города, утопающие в цветах, счастливые граждане, с уст которых не сходят улыбки, а главное, воздух свободы, чего мы все лишены здесь, в этой ненавистной ''тюрьме народов.'' И вот теперь, несколько минут назад, я по собственной воле отказалась от настоящей полнокровной жизни, и сделала выбор в пользу жалкого и безрадостного существования. Я никогда не прощу себе слабости, во власти которой оказалась по чужой воле, и каждодневные навязчивые мысли будут разъедать мой мозг и отравлять жизнь до конца моих дней. Не лучше ли будет если я положу конец страданиям, и приняв смертельную дозу снотворного, просто уйду из жизни. Близкие мне люди погорюют и успокоятся, а я освобожу душу и перестану мучиться сама, и мучить других, поскольку общение со мной отныне никогда не сделает их счастливыми.''
   Ульвия отправилась в ванную комнату и принялась расчесывать волосы перед зеркалом. На ее усталом лице запечатлелись печаль и тревога, глаза выражали безмерную тоску и отчаяние. Она извлекла из аптечки пузырек со снотворным, и набрав в стакан воды, принялась глотать таблетки. Успев проглотить лишь две, она услышала в коридоре шаги, а в следующее мгновение в зеркале появилось отражение Нияза, его румяное лицо освещала счастливая улыбка.
   -Здравствуй, любимая, - сказал он, и обнял жену сзади.
   -Ты явился на час раньше, - удивленно произнесла Ульвия.
   -Я прилетел другим рейсом. Какая разница, главное, что я дома и мы снова вместе. Разве ты не рада?
   -Конечно рада, ты, можно сказать, - начала было Ульвия, но вдруг осеклась.
   -Что? Договаривай.
   -Да так, ничего, потом скажу.
   -Как знаешь. Пройдем в гостиную, я привез тебе подарки, - объявил Нияз, и взяв руку жены в свою, нежно поцеловал.
   Та ответила коротким поцелуем в губы, и последовала за ним в комнату.
   -Ты только взгляни, я заплатил за него кучу денег, - сказал Нияз, извлекая из блестящего пакета полушубок из голубого песца.
   -Какая прелесть, - буркнула Ульвия и выдавила из себя подобие улыбки.
   -Это еще не все. К нему прилагаются сапоги из черной замши на шпильке. Каково?
   -Ты меня балуешь, муженек.
   -А в качестве вишенки на торте, духи ''Шанель номер 19.''
   -Отпад, - еле слышно произнесла девушка.
   -Вот именно, пусть все знают, как я люблю свою жену.
   -А что в этой коробке? - поинтересовалась Ульвия.
   -Зефир в шоколаде и бразильский кофе, - гордо ответил Нияз.
   -Здорово. Я пойду, поставлю чайник, а ты пока помойся, - сказала девушка и отправилась на кухню.
   Нияз скинул с себя одежду и скрылся в ванной комнате. Он тщательно побрился и принял горячий душ. Аккуратно зачесав волосы назад, густо смазал их бриолином, надел махровый халат, и в следующую минуту появился в гостиной.
   -Может выпьем за встречу, любимая? - бросил он на ходу.
   -Давай, - согласилась Ульвия, махнув рукой.
   Нияз приоткрыл дверцу бара и уставился на батарею элитного алкоголя, раздумывая, каким напитком завершить вечер. Приняв, наконец, решение, он откупорил бутылку ''Амаретто де Кайпер.''
   -Я приготовлю коктейль с ликером, апельсиновым соком и ломтиком лимона, - заявил он, украдкой окинув голые колени жены чувственным взглядом.
   -Отлично, а я принесу фрукты, - согласилась Ульвия.
   Приготовив напитки, Нияз направился к жене и удобно расположился рядом с ней на диване.
   -Ну, давай, за встречу, - громко произнес он и поднял бокал.
   Ульвия отпила глоток, и огромным усилием воли пыталась что-то пробормотать.
   -Что с тобой, любимая? - спросил Нияз, заметив, что она еле ворочит языком.
   -Ничего страшного, я просто приняла снотворное, извини, - ответила она, и склонив голову на плечо мужа, продолжала издавать нечленораздельные звуки. Нияз взял ее на руки, и пройдя в спальню, положил на кровать. Он едва успел снять с нее халат и накрыть одеялом, как та крепко уснула. Выключив свет в спальне, он вернулся в гостиную и допил коктейль.
   ''Странно, - подумал он, - oна ведь знала, что я приеду до полуночи, зачем ей понадобилось принимать снотворное? А может ей нездоровилось? Наверняка какое-то легкое недомогание. Главное, чтобы ее беременность протекала без каких-либо осложнений, ведь у нее под сердцем мой первенец, а я со своей стороны сделаю все, чтобы она была счастлива.''
  
  
   Амина долго не могла привести в порядок мысли после разговора с Сенубер ханум. Она была потрясена поступком матери, и размышления о том, каким будет ее следующий шаг, вводили ее в оцепенение. То, в каких деталях Сенубер описала произошедшее, не оставляло сомнений, ее мать совершила страшное злодеяние. Подобное невозможно смыть ни искренним раскаянием, ни добрыми делами. Тяжелый грех, который совершила Эльвира, навсегда оставит черную печать на ее совести и, по всей вероятности, будет преследовать членов их семьи не одно поколение. Амина знала об этом не понаслышке, поскольку несколько лет интересовалась эзотерикой, ''лженаукой,'' запрещенной в стране, однако информация о которой, так, или иначе, активно распространялась на пожелтевших печатных листках в среде городской богемы.
   Помочь матери она не могла, поскольку обряд был уже совершен, а жертва его покинула этот мир против воли Создателя. Силы тьмы победили, а дьявол, чьим промыслом воспользовалась несчастная женщина, навсегда поселился в их семье, ревностно охраняя очередную вотчину, и обладая неограниченной властью над судьбами ее обитателей. Кто станет его следующей жертвой - вопрос, на который еще никто не смог ответить. Это может быть глава семьи, или новорожденный младенец, но никак не заказчик обряда, тот должен испить чашу до конца, и подвергнуться таким страданиям, чтобы уход в мир иной показался ему счастливым избавлением.
   Что даст Амине разговор с матерью, и признается ли та в содеянном? Если да, то их отношения никогда не будут прежними. А если она будет отпираться, то это станет причиной еще больших бед и страданий, в пучину которых она повергнет и ее. Отчетливо сознавая, что мать любит брата больше, она все же относилась к ней с необычайной нежностью, и даже после недолгой разлуки сильно скучала.
   Денежный вопрос, как ни странно, волновал ее в тот момент меньше всего. Амина была уверена, что отец поможет ей, ведь он сам неоднократно предлагал им материальную помощь. Она, как правило, упрямо отвергала ее, однако вернуться к этому вопросу могла в любую минуту. Беспокоило ее другое, а что если Сенубер ханум не остановится на полпути и будет дальше требовать от нее деньги? Сможет ли она снова обратиться к отцу, и не вызовет ли подобное поведение дочери у него подозрение? Не лучше ли поделиться тревожной новостью с Фикретом, ведь если он ее любит, то, наверняка, поймет и простит. Гораздо труднее будет искать оправдания поступку матери в глазах его родителей. Они - люди невероятно совестливые и непорочные, и Амине даже в мыслях страшно было представить, каким тяжелым ударом стала бы для них эта новость. Униженные неприязненным отношением Эльвиры к себе, они бы только утвердились во мнении, что та является человеком глубоко безнравственным и гнусным. Как Амина сможет смотреть им в глаза после этого, и будут ли они относиться к ней по-прежнему и продолжать любить как родную дочь?
   Девушка пребывала в смятении и лихорадочно пыталась найти выход из создавшегося положения. Она перебирала в голове имена знакомых и друзей, с кем бы могла поделиться, и кто бы мог ей посоветовать, как действовать дальше. И вдруг ее осенило. Фарадж муаллим! Конечно, как она раньше об этом не подумала. Именно ему, и обязательно с глазу на глаз, она осмелилась бы поведать эту историю. Она была уверена, что этот добрейший человек обязательно поймет ее, и поможет найти единственный выход из ситуации, которая казалась ей на тот момент патовой.
   В тот памятный день Фарадж явился домой в полдень, и увидев хлопочущую на кухне Амину, то ли в шутку, то ли всерьез, сказал:
   -Сегодня я остался без покойника, а значит и без работы.
   Амина широко улыбнулась и решила подбодрить свекра:
   -Не каждый же день трудиться, надо иногда и отдыхать. Я вас сейчас накормлю куриным соусом, потом напою чаем-мехмери, и жизнь вновь покажется вам прекрасной.
   -Какая же ты у меня умница, доченька. Смотрю я на тебя и не нарадуюсь, ты словно нашего апшеронского солнца ярчайший лучик, - выдал Фарадж, предвкушая cытный обед.
   -Будет вам, я просто сегодня пораньше освободилась и решила приготовить что-то вкусненькое.
   -Молодец. Я вот только руки помою и сразу за стол, а то у меня уже слюньки текут.
   Трапеза продлилась недолго, и убрав со стола тарелки, Фарадж торжественно обратился к Амине:
   -А теперь моя очередь, я помою посуду и заварю свой фирменный чай с чебрецом.
   Амина возражать не стала, и когда они приступили к чаепитию, решилась, наконец, на разговор. Она изложила волнующую ее историю во всех подробностях, стараясь при этом надежно прятать свои эмоции, и лишь после завершения рассказа заметила, каким тяжелым взглядом уставился на нее свекр.
   ''Eй не следовало делиться с ним,'' - подумала она про себя, искренне пожалев о своем поступке. Но в следующую минуту ее мысли прервал Фарадж, проникновенным голосом произнеся следующее:
   -Спасибо, дочка, что ты доверилась мне, а не кому-то другому. Вопрос этот чрезвычайно деликатный, и мы с тобой должны решить, как преподнести его Усние и Фикрету. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Ты, наверняка, сильно переживаешь по поводу того, как они отнесутся к этой страшной истории, и не изменят ли своего отношения к тебе и к твоим родным. Если быть откровенным до конца, и я об этом думаю. Однако им, так или иначе, надо узнать правду, другого не дано, и чем быстрее мы это сделаем, тем лучше будет для всех.
   -А вы? Что вы думаете по этому поводу? - сдавленным голосом осведомилась Амина.
   -Буду предельно кратким и правдивым. Я люблю тебя, как родную дочь, и ничто на свете не заставит меня утратить это чувство, разве что смерть. За других ручаться не могу, но предполагаю, что жена и сын поддержат нас, и вместе мы примем правильное решение, поскольку от него в дальнейшем будет зависеть единство и благополучие нашей семьи, - ответил Фарадж.
   -Понимаю. Если честно, то я сама не знаю, как сообщить матери о разговоре с этой женщиной. Как вести себя при встрече с ней, и что говорить. Ведь то, что она совершила, у меня не укладывается в голове. Она, в сущности, пошла на сделку с дьяволом, и это может в любую минуту отразиться на нас, на совершенно невинных людях, - взволнованно произнесла Амина.
   -Я не верю ни в Бога, ни в дьявола, дочка. Их просто не существует. По той же причине я не верю в колдовство и в колдунов, и во все то, что с этой нечистью связано. Я верю лишь в нашего внутреннего ''Цензора,'' поскольку он, и только он, решает, кто прав, а кто виноват, и вершит свой, только ему ведомый высший суд. Мы простодушно верим в чудеса, и искренне полагаем, что какие-то высшие силы, или люди, которые, якобы, общаются с ними, могут влиять на нашу судьбу. Это все иллюзия, блеф. Все, что происходит с нами, происходит лишь внутри нас, в нашем сознании и подсознании, и все наши страхи и недомогания, а иногда и смерть, являются результатом непрерывной и напряженной работы именно этих субстанций, а не каких-то потусторонних сил.
   Эльвира ханум совершила страшное деяние - это факт, однако наказывать ее будет не дьявол, и не сверхъестественные силы, а она сама. Ядовитые мысли об этом поступке будут ежедневно разъедать ей мозг, и разрушать собственное ''Я,'' а суровее этого, поверь, нет на свете наказания. И не существует такого человека, родного, или чужого, который будет способен что-либо предпринять, чтобы облегчить ее участь, поскольку от этой напасти нет противоядия, - пояснил Фарадж.
   -Какой ужас! Мне страшно! - воскликнула Амина.
   -Не надо ничего бояться, дочка, твоя совесть чиста. А матери ты уже не поможешь, и затевать с ней разговор на эту тему я не советую.
   -А как мне поступить с Сенубер ханум?
   -Позвони ей, и передай, что твоей семье все известно, и что тебе бояться нечего. А если ей нужны деньги, то пускай найдет себе работу. Это лучшее лекарство от всех бед, - подытожил Фарадж, и поднявшись со стула, удалился в свою комнату.
  
  
   Это трудно, а иногда и невозможно объяснить, почему в какие-то дни на работе бывает тихо и безмятежно. Вдруг перестают звонить телефоны, топтаться в коридорах посетители, и даже руководство республики, словно понимая, что достало всех и вся, неожиданно предоставляет возможность трудящимся вздохнуть с облегчением, и подумать, наконец, о смысле жизни. Альберта, как чиновника со стажем, это явление не застигало врасплох, и он в редкие спокойные дни старался расслабиться и cобраться с мыслями, которые в последнее время не давали ему покоя. После признания Эльвиры о наведении порчи на его мать, он отчаянно пытался уяснить для себя простую вещь, как его жена, мать его детей, могла решиться на такой поступок. И что, вообще, движет человеком, когда он прямо или косвенно лишает жизни другого человека, лишь потому, что тот мешает его комфортному существованию.
   Он часто вспоминал рассказы покойной матери о бедственном и гнетущем существовании в послевоенном Баку, о том, как многодетные семьи ютились в коммунальных квартирах, еле держались на черном хлебе и воде, но при этом помогали друг другу и старались не терять человеческого достоинства. Двенадцатилетний, неоперившийся юнец, он тогда не замечал трудностей жизни - лазал по деревьям, в надежде наесться досыта яблок и абрикосов, после школы гонял с соседскими мальчишками тряпичный мяч, а по вечерам тискал Верку Одинцову в зарослях акаций на приморском бульваре. Может жителям южного города в те тяжелые годы помогали ярко светящее солнце, влажный теплый климат, и ослепительно красивое Каспийское море? Кто знает. Всякое случалось в его нелегком детстве, и немало испытаний выпали тогда на его ребяческую долю, но каждый раз, когда он вспоминал те времена, то испытывал ощущение необычайного счастья.
   Сравнивая свою нынешнюю, сытую и размеренную жизнь с тем, что пришлось пережить поколению его родителей, он искренне недоумевал, что могло сподвигнуть его жену к убийству ни в чем не повинного человека, и задумывалась ли она о последствиях своего поступка. Неужели она наивно полагала, что об этом никто не узнает? Ведь к страшному деянию, так, или иначе, были причастны несколько человек. Но если бы этого каким-то чудесным образом не случилось, смогла бы она нести тяжелую ношу в своем сердце и не сойти с ума?
   Альберту вдруг стало жаль Эльвиру, и на минуту, поставив себя на ее место, он содрогнулся и почувствовал, как в глубине сознания зародилась мысль о том, что та нуждается в его помощи и всепрощении. Он пытался разобраться в истоках своей жестокости по отношению к ней, и вспомнив, как когда-то жена, будучи кровно обижена, все таки простила его, понял, что пришло время ответить ей той же монетой. Как он может это сделать, в какую удобоваримую форму облечь? Простить ее, и забыть о случившемся раз и навсегда? Поможет ли ей это, спасет ли ее? Ведь он, в конце концов, не святой, чтобы выдать ей индульгенцию.
   Альберт достал из ящика стола пачку сигарет, и вопреки рекомендации врача, хотел было закурить, как звонок секретарши заставил его поднять трубку.
   -Вас в приемной дожидается дочь, Альберт муаллим, - доложила та.
   -Пропустите, - сказал он и поднялся навстречу Амине.
   -Как я рада тебя видеть, папочка, - воскликнула та, впорхнув в комнату.
   -И я, доченька. Правда иногда в голову закрадывается подленькая мысль о том, зачем мы, старики, вам нужны, вы ведь теперь и без нас неплохо живете, - пожурил Альберт дочь.
   -Да будет тебе, ты у меня такой красивый, что любого молодого за пояс заткнешь.
   -Спасибо. Ну, садись, рассказывай, что привело тебя ко мне в конце рабочего дня.
   -В это время у вас как-то по-свободней, вот я и решила заскочить к тебе и перекинуться парой слов.
   -Я слушаю тебя внимательно.
   Амина подошла к приставному столу, налила себе воды, и после некоторого замешательства, едва слышно выдавила из себя:
   -Мне нужна твоя помощь, папа.
   -Какая помощь? - насторожился Альберт.
   -Это касается мамы.
   -Ах вот оно что. А ты можешь по-конкретней?
   Амина, после непродолжительной паузы все же решилась, и рассказала отцу о недавней встрече с Сенубер ханум и о содержании разговора с ней. Альберт закурил и отвел глаза в сторону, тщательно стараясь скрыть от дочери тот факт, что ее рассказ не стал для него новостью.
   -Почему ты молчишь, папа? - удивленно воскликнула Амина.
   Тот продолжал задумчиво безмолвствовать, но вскоре осознав, что отвечать все-таки придется, тихо произнес:
   -Я знаю об этом, доченька.
   -От кого, папа?
   -От мамы.
   Амина отпила глоток воды и недоверчивым взглядом уставилась на отца. Она не могла поверить в то, что тот может говорить о таких вещах в спокойном тоне, не повышая голоса и не возмущаясь. Словно речь шла не о его матери, невинно убиенной при непосредственном участии невестки, а о чужом человеке. А если бы нечто подобное случилось с ней, реакция отца на страшную новость была бы такой же вялой и отстраненной?
   -Как ты можешь спокойно об этом говорить? - не удержалась девушка.
   -А что я должен делать, дочка, рвать и метать? Ведь речь идет о женщине, которую я любил, и с которой прожил жизнь. Каждый может оступиться, кто из нас без греха. Я понимаю, что ее поступок достоин осуждения, однако поразмыслив, я пришел к выводу, что может он еще заслуживает сострадания. Возможно это тебя удивит, но в том, что произошло, есть частичка и моей вины. Я никогда не считался с женой, и не прислушивался к ее мнению. Я был слишком занят собой, и целыми днями пропадал на работе, а она в это время растила и воспитывала моих детей, принеся в жертву молодость и карьеру. А что она получила взамен? Вместо того, чтобы хоть как-то облегчить ее быт, я привел в дом больную мать, даже не посоветовавшись с ней. Я всегда считал себя правым. Как же, я ведь мужчина, кормилец, человек, который зарабатывает, и, следовательно, может поступать так, как ему вздумается. А она, тем временем, затаила на меня, а может и на свою жизнь, тихую злобу, поскольку ей не с кем было даже обсудить проблемы, тяжелым грузом лежащие на сердце. И тут подвернулась подлая и изворотливая Сенубер, которая с радостью подбросила ей чудовищную идею, поскольку в глубине души ненавидела подругу, и при первом удобном случае была готова толкнуть ее в пропасть, - выпалил Альберт и уставился в окно.
   -Ты пытаешься оправдать маму, - поняла Амина.
   -Не знаю. Называй это как хочешь. Но с тех пор, как она открылась мне, я не нахожу себе места. Я боюсь, что здоровье подведет меня, и однажды я уйду с камнем на сердце, так и не успев простить ее.
   -Может ты и прав. Поступай так, как тебе подсказывает совесть, и будь уверен, что я поддержу тебя, - подбодрила отца Амина.
   -Спасибо, дочка, - тихо произнес мужчина.
   -Не за что. У меня словно гора с плеч свалилась. Как хорошо, что я поговорила с тобой. А теперь мне пора, а то скоро Фикрет должен вернуться с работы и мне надо покормить его.
   -Ступай, дочка, и заходите к нам в воскресенье. Мы будем ждать, - сказал Альберт, подставляя Амине щеку.
   Та поцеловала отца и энергичной походкой вышла из кабинета. Альберт бросил беглый взгляд на часы и решил отправиться домой. Oн попросил водителя припарковаться у цветочного магазина в двух кварталах от Торговой улицы. Остановив выбор на любимых Эльвирой чайных розах, он расплатился с продавщицей, и отпустив машину, решил пройтись до дома пешком. Редкие капли дождя неожиданно коснулись его лица, и он вдруг почувствовал, как на душе стало необычайно легко и радостно.
  
   Прошло две недели после отъезда Гюнай, и Алик, вняв ее настойчивым просьбам, взял на работе отпуск и отправился в Москву. Он забронировал номер в гостинице Постпредства республики на улице Грушевского, и, по прибытии на место, первым делом позвонил жене, обещав навестить ее на следующее утро. Та была вне себя от радости и сообщила, что после завтрака будет дожидаться его в парке клиники.
   Поужинав в ресторане Баку, Алик немного прогулялся по центру города и вернулся в гостиницу часам к десяти. От долгого перелета и выпитого коньяка его внезапно потянуло ко сну, и он, наспех приняв душ, лег на кровать и заснул сном младенца. Не прошло и нескольких минут, как он оказался на озаренном ярким солнцем широком проспекте. Посередине его, в тени густых каштанов, прогуливались нарядно одетые горожане. На их лицах сияли счастливые улыбки, они кивали друг другу, как старые знакомые, испытывающие неподдельную радость от неожиданной встречи. По проезжей части проспекта бесшумно двигались автобусы и легковые машины, новенькие и сверкающие. Они, не останавливаясь, пересекали многолюдные пешеходные переходы и чудесным образом не задевали людей, а проезжали сквозь них, ухитряясь не наносить последним никаких увечий.
   Заметив приближающийся к нему серебристый кабриолет, Алик замедлил шаг и хотел пропустить его, однако автомобиль с очаровательной блондинкой за рулем устремился к нему, и проехав сквозь тело, помчался дальше. Незнакомка, словно извиняясь, послала ему воздушный поцелуй и мгновенно растворилась в воздухе, оставив лихорадочно соображать, что же это все-таки было. Ведь он никогда прежде не видел кабриолетов в Баку. И вообще, с чего он взял, что находится в родном городе?
   Ему не нравилось, что на проспекте слишком многолюдно, и он поспешил свернуть в узенький переулок, откуда веяло прохладой, пахло цветами и домашней выпечкой. Вдоль улочки выстроились молоденькие девушки с яркими букетами в руках, которые, завидев Алика, в один голос воскликнули:
   -Вдохните их аромат, господин, это божественные цветы!
   Алик лишь усмехнулся в ответ и торопливо отвернулся от назойливых девушек, пытавшихся ткнуть ему в лицо букеты цветов. Они поначалу выглядели разочарованными, но внезапно повеселели и бросили ему вслед:
   -Мы вас любим господин, и вы нас любИте, любИте, любИте...
   ''Диковенные какие-то, - подумал Алик, - однако хороши собой, просто загляденье. Мне бы парочку таких, но только на одну ночь.''
   -Даже не мечтай об этом, - задиристо произнес шамкающим ртом отвратительный калека, который задел его острым плечом, и принялся размахивать перед носом насквозь прогнившей тростью.
   -А тебе-то что? - удивленно воскликнул Алик, внезапно ощутив, как безотчетное чувство страха сковывает его.
   -А то, что эти бесовские твари погубят тебя, пройдет время и ты вспомнишь мои слова, а теперь вали отсюда побыстрей, юноша, и не оглядывайся, - прохрипел калека, заливаясь сатанинским хохотом.
   Алик отмахнулся от него и вновь повернулся к девушкам, его словно тянуло к ним магнитом. Но когда он увидел что с румяных лиц прелестниц потекла кожа, оголив белую кость черепов, а шелковистые волосы внезапно поседели, и стали выпадать, то его охватил такой ужас, что он завопил во все горло:
   -Не хочу! Богом клянусь, не хочу!
   Телефон продолжал звонить до тех пор, пока Алик не пришел в себя, и окончательно проснувшись, снял, наконец, трубку.
   -Просыпайтесь, молодой человек, я разбудила вас в восемь часов утра, как вы просили, - услышал он голос дежурной по этажу и вздохнул с облегчением.
   -Да-да, благодарю вас, - сказал он, поднялся с кровати и нехотя побрел в ванную комнату. ''Пивка бы холодного,'' - подумал он и встал под горячую струю душа.
   Через полтора часа он подъехал к воротам клиники, и расплатившись с таксистом, направился к входу. Запихнув в ладонь пожилого сторожа три рубля, он спустя минуту оказался в цветущем парке, где, наслаждаясь весенней прохладой, прогуливались молодые пациентки. На одной из скамеек расположилась Гюнай, углубленная в чтение книги настолько, что не замечала воркующую близ нее стаю голубей.
   -Я и подумать не мог, что в этой клинике лечатся девушки с модельной внешностью, - начал Алик, неожиданно подсев к жене.
   -Любимый, как я рада тебя видеть, - воскликнула Гюнай, обвила шею мужа руками, и запечатлела на его губах продолжительный поцелуй.
   -Ты такая красивая. Я смотрю, лечение пошло тебе на пользу, дорогая, - отметил Алик.
   -Мне просто повезло. Мой лечащий врач, профессор Леонид Строганов, в это время года обычно практикует заграницей, но в связи с тем, что в клинике сейчас находится дочь видного партийного деятеля, он был вынужден остаться в Москве, чтобы лично держать ситуацию под контролем, - сообщила Гюнай.
   -А как он относится к тебе?
   -Замечательно, как к родной дочери.
   -Может у тебя есть хорошая новость для мужа. Ну, давай, рассказывай, - бодрым голосом произнес Алик.
   -Я боюсь сглазить, но он мне сказал, что через месяц мы сможем попробовать зачать ребенка. Это чудо, не правда ли?
   -Так скоро? Даже не верится. Неужели Бог смилостивится над нами, и мы станем родителями?
   -Разумеется, любимый. Я всегда верила, что у нас все будет хорошо. Надо только немного потерпеть.
   -Cогласен. Ты, главное, береги нервы, и хорошо питайся, а обо всем остальном позабочусь я, - cказал Алик.
   -Спасибо. Сегодня, после обхода ты можешь встретиться с Леонидом Петровичем. Вам, я думаю, будет о чем с ним поговорить, - почти шепотом произнесла Гюнай.
   Алик заговорщически кивнул жене и вспомнил о пухлом конверте, предусмотрительно переданном ему тестем в Баку.
   ''Смотри, - сказал тот, провожая зятя в аэропорту, - сделай так, чтобы профессор не отказался от подарка. Судьба моей дочери находится в его руках, и я надеюсь, что ты не подведешь меня.'' Алик тогда утвердительно кивнул, но в успехе опасной затеи не был уверен, поскольку речь шла не о простом враче-ординаторе захудалой больницы, а о светиле советской науки, в клинике которого в разное время лечились дочери сильных мира сего.
   -Я сделаю все как надо, не волнуйся, - обещал Алик, сжимая руку жены в широкой ладони.
   Дождавшись конца обхода, он поднялся на лифте на пятый этаж, и испытывая волнение, скоро оказался в приемной профессора Строганова. Секретарша встретила Алика с непроницаемым выражением лица, однако после того, как увидела на столе коробку с французскими духами, то сразу подобрела и попросила посетителя немного подождать.
   -Проходите, пожалуйста, - вежливо произнесла она, испросив разрешения профессора по телефону, и в следующее мгновение Алик уже стоял в кабинете Леонида Петровича.
   -Присаживайтесь, молодой человек, - сказал профессор, и указал Алику на полированный стол у окна. Закончив писать, он поднялся с кресла и бодрой походкой направился к нему.
   -Рад вас видеть, - начал было он, и сделал паузу, вопросительно глядя на посетителя.
   -Алик Амирасланов, - поспешил представиться тот, приподнявшись на стуле.
   -Сидите, сидите, товарищ Амирасланов. Мне бы хотелось сразу перейти к делу, поскольку время - это единственное, чего мне хронически не хватает, - заявил профессор.
   -Понимаю, Леонид Петрович, - мгновенно отреагировал Алик, приготовившись внимательно слушать собеседника.
   -У вашей супруги отменное здоровье, я вас поздравляю. Женский организм, тем не менее, являет собой не меньшую загадку, чем сами представительницы лучшей половины человечества. Выходя замуж, молодые девушки часто испытывают различные виды стресса, некий дискомфорт, а зачастую и просто опасаются того, что не смогут вовремя забеременеть, и окажутся в роли человека, неспособного осуществить ту главную миссию, ради которой, собственно, и появились на свет. В случае с вашей женой на первое место выходит именно психологический фактор, а не какая-то известная нам патология. Таким образом, после проведения тщательного обследования, я назначил соответствующее лечение, и, надеюсь, в скором времени вы сможете забрать жену из клиники и отправиться домой. А на родине вам необходимо создать ей наиболее комфортные условия, главным образом, почаще находиться на свежем воздухе, полноценно питаться и избегать негативных эмоций, - пояснил профессор.
   -Я сделаю все, как вы сказали, Леонид Петрович, а в знак благодарности, мне бы хотелось преподнести вам небольшой подарок, - сказал Алик и полез в карман за конвертом.
   -Нет-нет, только не здесь. Передайте это, пожалуйста, моему шоферу Сергею. Он будет дожидаться вас на парковке, в заднем дворе клиники. Не смею вас больше задерживать, всего доброго, - подытожил профессор и, пожав руку Аликa, вернулся за рабочий стол.
   Выскочив из кабинета, Алик, не теряя времени на ожидание лифта, спустился с пятого этажа по лестнице. Увидев во дворе черную ''Волгу,'' он быстрым шагом направился к ней, и наклонившись к водительскому стеклу, обратился к сидящему за рулем мужчине со словами:
   -Извините, это вы Сергей?
   -Он самый.
   -Леонид Петрович попросил передать вам конверт.
   -Ну, раз попросил, тогда передавайте, - сказал тот, опуская вниз слегка приоткрытое стекло.
   Алик достал из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт и быстро сунул его водителю. Тот также поспешно спрятал его в кармане куртки, и вежливо осведомился:
   -А закурить не найдется, молодой человек?
   Алик коротко кивнул и протянул ему непочатую пачку ''Winston.''
   -Это все мне? - удивленно воскликнул водитель.
   -Курите на здоровье, у меня есть еще одна пачка, - коротко бросил Алик и, попрощавшись с ним, направился к скамейке, где его дожидалась Гюнай.
   -Ну как? - нетерпеливо произнесла та.
   -Все в порядке, дорогая. Скоро мы снова будем вместе, а главное, ты в ближайшее время станешь матерью - это я тебе гарантирую, - уверенно заявил Алик и крепко обнял жену.
  
  
   Простив Эльвиру, Альберт впервые в жизни осознал, что сделал нечто такое, чего раньше не мог допустить даже в мыслях. Неужели болезнь отложила незримый отпечаток на его психику и стала причиной резкой смены характера, с неуравновешенного и нарциссического, на благодушный и добродетельный. Он, в сущности, никогда не любил жену по-настоящему, а годы, прожитые с ней, просто способствовали банальному привыканию и собачьей преданности друг к другу, как бы это отвратительно не звучало. Случись подобное несколько лет назад, Альберт ушел бы из дома, подал на развод и перестал видеться с Эльвирой, даже если этому препятствовали бы дети. Но теперь все изменилось, он стал другим, да и жена покаялась, а вернуть мать, даже вступив в непримиримую и вредную для обеих сторон конфронтацию, он бы все равно не смог.
   Амина, как и обещала Фараджу, сообщила Усние ханум и Фикрету на семейном совете о терзающей ее последнее время новости, и была поражена тому, насколько просто и непредвзято те восприняли ее. Она в тот вечер отчетливо поняла, что фундаментом ее новой семьи была не только искренняя любовь и порядочность, но и глубокое уважение ее членов друг к другу. С матерью, по совету свекра, она решила деликатную тему не обсуждать, да и после разговора с отцом, она не испытывала в этом особой необходимости.
   Эльвира, помирившись с мужем, ушла с головой в работу, и временами ей стало казаться, что жизнь вернулась, наконец, в нормальное русло, и ощущения тревоги и неопределенности остались позади. О Сенубер она старалась больше не вспоминать, вычеркнув бывшую подругу из жизни, а номер ее телефона из записной книжки. Лишь одно обстоятельство омрачало ее существование и по-прежнему не давало покоя - неведение, в котором пребывал ее сын Нияз, единственный член семьи, от которого страшная тайна была пока скрыта.
   Нияз с детства был любимцем Марджан ханум. Та баловала его, как могла, и привязала ребенка к себе настолько, что он стал называть ее мамой. У Эльвиры, по понятным причинам, подобное поведение свекрови вызывало раздражение, но дабы не травмировать психику ребенка, она решила не настраивать его против собственной бабушки. С годами Нияз все сильнее прикипал к женщине, и в школьные годы у него вошло в привычку ежедневно навещать ее, с целью скрасить одиночество и заодно помочь по хозяйству. Та, в свою очередь, готовила ему вкуснейшие блюда национальной кухни, а после сытного обеда потчевала чаем-мехмери и домашней выпечкой. Марджан ханум привязала к себе внука не только умением вкусно готовить, но и долгими интересными беседами о своей жизни, и жизни родного города во дни ее молодости. Обладая обширной по тем временам библиотекой, она часто засиживалась с внуком за книгой, и могла часами читать ему вслух о приключениях героев Джека Лондона и Александра Дюма, заставляя его восторгаться ими, и впитывать в себя все то хорошее, что замечательные авторы пытались донести до читателя. После прочтения очередной книги, они могли часами спорить о ней. Марджан ханум получала в те счастливые моменты истинное удовольствие от способности ответить практически на любой вопрос незрелого внука, а тот, в свою очередь, от сильнейшего желания докопаться до сути, описанных на страницах этих шедевров, событий.
   Другой, поистине всепоглощающей страстью бабушки и внука, была любовь к футболу. Ежегодно, ранней весной, они с нетерпением ждали открытия очередного чемпионата страны, чтобы в полной мере насладиться любимой игрой, стараясь не пропустить ни одного матча. Фаворитами их являлась, разумеется, республиканская команда ''Нефтчи'' и, несмотря на то, что после 1966 года она ни разу не становилась призером всесоюзного футбольного чемпионата, они продолжали оставаться ее страстными болельщиками.
   После переезда Марджан ханум к сыну, Нияз взял любимую бабушку под свое покровительство, и с первого дня заявил членам семьи, что обида, нанесенная ей кем бы то ни было, будет расцениваться им как обида личная, со всеми вытекающими последствиями. В тот памятный день никто ему возражать не стал, и лишь Эльвира, будучи не в восторге от предъявленного сыном ультиматума, заявила следующее:
   -Это что же такое творится? Нам теперь в собственном доме рот не открывать, тени своей бояться? Не думала я, сыночек, проводя бессонные ночи возле твоей кроватки, что ты однажды подрастешь и так унизишь своих родителей.
   Эльвира вспомнила, каким взглядом тогда окинул ее сын. Ей на мгновение показалось, что она вдруг стала для него чужим человеком. Чувство обиды душило ее, а поведение любимого сына было за гранью понимания. Откуда эта неприязнь и ледяной холод в его глазах? Разве она была плохой матерью? И в какой момент она потеряла бдительность и упустила воспитание собственного сына? В ту минуту чувство обиды на мужа, который привел в дом престарелую мать, не поставив ее в известность, переросло в сознании Эльвиры в нечто большее - в страх, неопределенность, и даже отвращение. Ведь Альберт, в сущности, оскорбил ее, именно так она расценивала его поступок, а теперь Нияз, которого она любила больше жизни, смотрел на нее исподлобья, как на лютого врага. Что же ей было делать? Притвориться скудоумной и просто смириться с судьбой? Но ради чего? Кому, как не ей, было хорошо известно, что никто и никогда не выразит слов благодарности за бессонные ночи, за то, что она была верной женой и заботливой матерью. Неужто эта старуха, под занавес своей никчемной жизни оказавшаяся у нее на иждивении, однажды скажет спасибо, гарантируя ей, тем самым, место в раю. Чушь, абсурд и нелепица!
   Как бы это не было тяжело, но Эльвира однажды решилась и позвонила Ниязу. После короткого приветствия, она попросила его приехать к ней для серьезного разговора. Тот был удивлен и ошарашен, однако почувствовав по голосу матери, что дело не терпит отлагательства, поспешил, не задавая лишних вопросов, явиться в родительский дом. Эльвира пригласила сына в гостиную и усадила в кресло. Ее бледное лицо поначалу выражало испуг и смятение. Но спустя минуту она овладела собой, и ровным негромким голосом поведала ему все то, что искренне надеялась однажды унести с собой в могилу.
   Закончив свой страшный рассказ, она закрыла лицо руками и горько заплакала. На что она надеялась в ту минуту? Может на жалость и снисхождение, а может на то, что произойдет чудо, и сын, войдя в ее положение, простит ее. Но тот сидел напротив нее с каменным лицом и, казалось, застыл в этой нелепой позе навсегда.
   -Сыночек, - еле слышно произнесла Эльвира, вытирая платком слезы, - прошу тебя, не молчи. Скажи мне что-нибудь.
   -У меня нет матери, - сказал Нияз, словно очнувшись после глубокого сна, - cегодня она умерла для меня. И если я уйду из этого мира раньше ее, то прошу об одном, не приходить на мою могилу.
   Закончив фразу, Нияз поднялся с кресла, и не попрощавшись с матерью, вышел из гостиной. Эльвира откинулась на спинку дивана и уставилась неподвижным взглядом в потолок. Она вдруг отчетливо осознала, что с этой минуты потеряла сына навсегда. А что ей оставалось делать? Разве у нее был выбор? Рано или поздно Альберт, или Амина, проболтались бы, и что тогда? Какова была бы реакция Нияза? Может он, пораздумав, смилостивился бы над ней? Вряд ли. Слишком сильно он любил бабушку, чтобы простить ее хладнокровную убийцу. И то, что этим человеком была его родная мать, не меняло ровным счетом ничего, разве только усугубляло ее вину.
  
  
   ''Чертовы светофоры! Понатыкали их на каждом перекрестке. Пока доедешь домой, с голоду помрешь,'' - подумал Нияз, нервно постукивая по рулю костяшками пальцев. Едва дождавшись зеленого сигнала, он резко рванул с места, и проезжая мимо универмага ''Баку,'' заметил голосовавшего на обочине дороги Алика Амирасланова. Он остановил машину и окликнул друга. Тот не сразу узнал его, поскольку неделю назад родители Ульвии подарили сладкой парочке новенькую ''Волгу.'' Знакомые Нияза, которые привыкли видеть его на ''Шестерке,'' испытывали чувство зависти, замечая, как его жизнь стремительно менялась к лучшему.
   -Дела! - воскликнул Алик, увидев Нияза за рулем новой машины, - надо срочно обмыть тачку.
   -Садись, дорогой. Я еду домой, там мы вместе и поужинаем.
   -А Ульвия дома?
   -Нет. Она сегодня на дежурстве.
   -Тогда зачем нам ехать домой, давай поужинаем в ''Савалане,'' там подают лучший шашлык из осетра в городе, - бодро произнес Алик.
   Нияз кивнул, и продолжил движение в направлении приморского бульвара.
   -А ты что здесь делаешь, и где твоя машина? - осведомился он.
   -Машина на ремонте в профилактории, под гагаринским мостом, а я, тем временем, встречался с осведомителем на конспиративной квартире. Это неотъемлемая часть моей работы.
   -А осведомитель случайно не длинноногая модель в мини-юбке?
   -Ты не угадал. На этот раз мне не повезло, и пришлось битый час общаться с пожилым евреем, вытягивая из него клещами каждое слово, - выдал Алик, морщась.
   В следующее мгновение Нияз запарковался у ресторана, и друзья поднявшись на террасу, расположились за столиком у массивных перил, откуда открывалась великолепная панорама на бакинскую бухту. Свежий ветерок с моря ненавязчиво обдувал их лица. Алик, не раскрывая меню, предложил другу положиться на него, поскольку он был в этом ресторане завсегдатаем. Ждать долго не пришлось, и вскоре незаметно подошедший к их столику официант, вежливо осведомился:
   -Что будете заказывать, Али муаллим?
   -Принеси нам, пожалуйста, сыр, лаваш, соленья и побольше зелени.
   -А что будете пить?
   -Две бутылки ''Садыллы'' и минеральную воду. А на горячее пусть приготовят нам блюдо-ассорти из осетра, люля-кебаба, и помидоров с баклажанами на мангале. Да, и еще десять кутабов, с мясом и зеленью, - заказал Алик, радостно потирая руки.
   Официант вежливо кивнул и тотчас удалился, предвкушая щедрые чаевые. Нияз откинулся на спинку стула и достал из кармана пиджака пачку сигарет. Он сначала угостил друга, потом закурил сам, и по неизвестной причине решил слукавить:
   -Последний раз мы были в ''Савалане'' прошлым летом, когда обручились с Ульвией. Он не хотел говорить Алику, что нередко обедал здесь с тестем.
   -А я здесь часто бываю, особенно в последнее время. Гюнай в Москве, вот и приходится обедать в ресторанах.
   -Она там по учебе, или навещает кого-то?
   -Да нет. Легла на обследование в московскую в клинику.
   -Что-нибудь серьезное?
   -Не думаю. Врач сказал, что скоро выпишут и пообещал, что Гюнай в ближайшее время забеременеет.
   -Ну слава Богу! А у нас скоро будет пополнение. Очень надеюсь, что Ульвия родит мне сына, - поделился Нияз.
   -А чем тебе девочки не угодили?
   -Первенцом должен быть мальчик, а потом пусть рожает девочку.
   -А по мне, хоть кого, лишь бы ребенок родился здоровый. Я ведь поначалу не на шутку испугался, думал, с Гюнай что-то серьезное. Но потом отлегло, и сейчас я буду рад даже близняшкам, честное слово, - весело произнес Алик.
   -Может ты и прав, но я все таки хочу пацана. Вырастет, будем с ним играть в футбол, ездить на охоту, а что с девчонкой делать, только и будешь волноваться за нее, пока замуж не выскочит, - с серьезным лицом сказал Нияз.
   Скоро к ним подошел официант и стал аккуратно раскладывать на столе блюда. Он разлил вино по бокалам, и пожелав друзьям приятного аппетита, удалился.
   -Ну, давай, - воскликнул Алик и поднял бокал, - выпьем за то, чтобы в следующем году, в это время, мы снова встретились с тобой в ''Савалане,'' но уже в качестве молодых и счастливых родителей.
   -Спасибо, друг, - сказал Нияз, и подняв бокал, выпил до дна.
   Алик едва успел пригубить вино, как вдруг заметил, появившегося на террасе, Азера Мамедханова. Тот прошел мимо столика, за которым сидели друзья, и вежливо поздоровался.
   -Кто это? - осведомился Нияз.
   -Старый знакомый, ты его не знаешь, - ответил Алик, с аппетитом налегая на лаваш с сыром.
   -Словно сошел с обложки глянцевого журнала, - отметил вслух Нияз.
   -Этот фраер любит пустить пыль в глаза, однако за его эффектной оболочкой скрывается поганая душенка.
   -Что ты имеешь ввиду?
   -Да незачем тебе это знать. И вообще, от таких деятелей надо держаться подальше, целее будешь, - неохотно бросил Алик.
   Не успел он закончить фразу, как его знакомый подошел к их столу и что-то тихо шепнул ему на ухо. Алик извинился, и отошел в сторону ровно настолько, чтобы Нияз не мог расслышать их разговор.
   -Ты, я вижу, совсем с катушек слетел, чувак. На телефонные звонки не отвечаешь, дома тебя не застать. Если ты решил брать товар у других, то я не могу тебе этого запретить. Однако долги надо отдавать, и чем раньше, тем лучше, чтобы потом не было неприятностей, - выдал Азер, дыша коньячным перегаром в лицо Алика.
   -Ты мне угрожаешь?
   -Помилуй, братишка, пока я только предупреждаю. Но моему терпению может настать конец, и тогда тебе придется удвоить сумму долга, а это, я думаю, тебе не понравится.
   -Что ты сказал, мразь, да я тебя, - начал было Алик.
   -Не шуми, чувак. Ты на свои погоны не надейся. Oни, в случае чего, могут сыграть с тобой злую шутку, - прошипел Азер.
   Алик замахнулся, чтобы ударить собеседника в лицо, но в этот момент Нияз поймал его руку в воздухе и вмешался в разговор:
   -Вы что творите, парни, здесь же люди отдыхают. Давайте спустимся вниз и там поговорим.
   -Мне с ним не о чем разговаривать, - бросил Азер и, обращаясь уже к Ниязу, продолжил, - скажи этому торчку, чтобы в понедельник вернул мне пятьсот рублей, иначе его придется собирать по частям.
   Лицо Алика позеленело от злости и Ниязу пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы удержать друга, пока незнакомец не скрылся из виду.
   -Вот и поужинали, - сказал он с горечью в голосе, и отвернувшись от него, закурил.
   -Не обращай внимания. Этот придурок еще пожалеет об этом, - нервно отреагировал Алик.
   -Я не в курсе ваших дел, но если ты должен ему деньги, то возвращать все равно придется.
   -Да знаю я. Просто замотался на работе, потом эта поездка в Москву.
   -Ясно. А за что ты ему должен деньги, и почему он назвал тебя торчком? - осведомился Нияз.
   -Я же сказал, не бери в голову. Он еще ответит за свои слова.
   -Если я тебе дорог, то скажи правду, ты покупаешь у него ''колеса''?
   Алик уставился на друга невидящим взглядом и стал лихорадочно шарить по карманам кителя в поисках пачки сигарет.
   -Значит, покупаешь, - с сожалением в голосе произнес Нияз, и добавил, - a ведь ты обещал завязать.
   -Погоди, это не то, что ты думаешь. Да, я пару раз брал у него товар, и не заметил, как задолжал кругленькую сумму. Но это было давно, прошу тебя, поверь мне, - искренне произнес Алик.
   -Не надо оправдываться. Ты взрослый человек, офицер милиции, и тебе не к лицу общаться со всякой шушерой и, тем более, выяснять с ней отношения. Верни этому пареньку деньги, и забудь о нем как можно скорее. У тебя вся жизнь впереди. Думай о своей семье, о будущем ребенке, а все остальное ломаного гроша не стоит. А теперь пошли, нас ждет горячее, мы ведь должны обмыть сегодня новую машину, или ты запамятовал?
   У Алика навернулись слезы на глаза, однако он незаметно смахнул их тыльной стороной ладони и поспешил за другом. Больше всего на свете ему не хотелось портить Ниязу настроение, и он, усевшись поудобней за столом, в следующую минуту принялся с аппетитом за трапезу.
  
  
   Последний месяц беременности протекал у Ульвии крайне тяжело, или так, по крайней мере, ей казалось. При малейшем напряжении беспокоило недержание мочи, участились белые выделения из влагалища и ноющие боли в области таза. По квартире она передвигалась с трудом, и когда Нияз находился дома, обращалась к нему за помощью по любому поводу, даже когда ей надо было сходить в туалет по малой нужде. Тот относился к временным трудностям с пониманием и окружил беременную супругу всесторонней заботой и вниманием. По просьбе Ульвии, он предусмотрительно забрал из женской консультации обменную карту и направление в роддом, и с замиранием сердца приготовился к самому знаменательному событию в жизни.
   Родители девушки, поразмыслив, остановили выбор на родильном доме под номером пять, на должности главного врача которого трудилась давняя знакомая Севиль ханум, профессор, герой социалистического труда Асмер ханум Атакишиева. Та заверила подругу, что согласно протеканию беременности и последним анализам, поводов для беспокойства нет, но все же просила сообщить дочери, что ей следует быть готовой к началу родов в любой момент.
   Ульвия ежедневно созванивалась с матерью, и посоветовавшись с ней, предусмотрительно собрала вещи, которые следовало взять с собой в родильный дом. Нияз, будучи не понаслышке знаком с дотошным характером супруги, заранее приобрел детскую кроватку, белье и даже литературу по уходу за новорожденными.
   -Я не хочу по возвращении домой трепать нервы. Все должно находиться под рукой, и чтобы единственной проблемой был уход за ребенком, и ничего более, - твердила Ульвия в сотый раз, осторожно передвигаясь по гостиной походкой гусыни.
   -Разумеется, любимая. Я сделал все, о чем ты просила, и нам остается только ждать, - успокаивал ее Нияз.
   -Какой сегодня день? - спросила она однажды, поглядывая на стенной календарь.
   -Среда.
   -Странно, я тоже в среду родилась.
   -Что в этом странного, ты же еще не рожаешь, - пытался отвлечь ее Нияз.
   -Ой, кажется течет, - сказала вдруг Ульвия, и широко расставив ноги, уставилась на мужа.
   -Что течет? - удивленно спросил тот.
   -Воды отходят, балбес, звони в скорую, - перешла на крик девушка и откинулась на спинку стула.
   Нияз бросился к телефону и набрал ''01.'' Услышав голос дежурной скорой помощи, он взволнованно произнес:
   -Приезжайте скорее, моя жена рожает.
   -Куда ехать, молодой человек? Bы адрес-то назовите, - удивленно воскликнула девушка.
   Нияз продиктовал ей адрес и тотчас вернулся к Ульвие. Та закрыла глаза и тихо постанывала. Не успел он прикоснуться к ее плечу, как она завыла, и корчась на стуле, обрушилась на него площадной бранью:
   -Сукин сын. Это ты во всем виноват. Денно и нощно ходил кругами со своим вечно торчащим ''ялдой,'' так и норовя запихнуть его в меня. А теперь я должна терпеть эти адские муки и отдуваться за те мгновения удовольствия, которые ты испытывал, трахая меня, несчастную. Будь ты проклят, не хочу тебя видеть, уйди, а то меня вырвет на твою лоснящуюся физиономию.
   Нияз едва успел сделать шаг назад, как услышал спасительный звонок в дверь. Бригада скорой помощи действовала быстро и слаженно. Бережно уложив Ульвию на носилки, врач спросил Нияза, в какой родильный дом ее отвезти. Он вручил тому заранее заготовленный листок бумаги с адресом и вышел вслед за бригадой в подъезд. Там он закурил, невольно прислушиваясь, как Ульвия продолжала сыпать из лифта проклятья в его адрес охрипшим голосом.
   Потрясенный подобным поведением жены, он вернулся в гостиную, позвонил и сообщил о новости Севиль ханум. Та просила заехать за ней домой, чтобы вместе отправиться в родильный дом. Часы показывали половину восьмого. Нияз извлек из шкатулки триста рублей, наскоро оделся, и через пять минут уже заводил машину.
   ''Какая муха ее укусила, и почему она набросилась на меня, - подумал он и, пытаясь успокоиться, закурил. Я же не заставлял ее выходить замуж и рожать детей. Могла бы в конце концов предохраняться. А еще при каждом удобном случае кичится медицинским образованием! Что за народ, эти бабы? И пенис мой, который раньше трогательно называла ''коко,'' вдруг обозвала ''ялдой.'' Вот выпишется из родильного дома, я ей все припомню, и пока не извинится, к прежним отношениям возврата не будет.''
   Севиль ханум уже дожидалась Нияза во дворе элитного дома, и не успела опуститься на сиденье рядом с зятем, как засыпала его вопросами:
   -Скорая приехала вовремя? Kак Улечка себя чувствовала на тот момент?
   -Все в порядке. Вот только дочка ваша крыла меня на чем свет стоит. И если честно, то я не ожидал от нее такого поведения, - гневно отреагировал Нияз.
   Севиль ханум от души рассмеялась, и еле сдерживая слезы, пояснила:
   -Дурачок. Это она любя. Ты вообще представляешь, каково ей сейчас? Это же первые роды.
   -Извините, вы правы, я просто не сдержался.
   -Ничего, бывает. Главное, чтобы роды прошли успешно. А когда вы увидите личико своего первенца, то забудете обо всем на свете, - подбодрила его теща.
   Вскоре они подъехали к родильному дому и вошли в приемную.
   -Ты подожди меня здесь, а я поднимусь в родильное отделение. Если будут новости, я тебе обязательно позвоню, - сказала Севиль ханум.
   Нияз кивнул теще и вышел на улицу покурить. Уже стемнело. Легкий ветерок обдал его осенней прохладой и неожиданно принес крупные капли дождя, которые барабанной дробью застучали по стальному козырьку над входной дверью клиники. ''Если родится девочка, больше других будет злорадствовать Марик, - подумал Нияз, - это ведь его любимые слова: ''У настоящего мужчины первым должен родиться мальчик, а если будет наоборот, то имя ему - бракодел.'' Он стал перебирать в уме известных ему бракоделов и первым в голову пришел Зия Гусейнович. Знал бы его высокопоставленный тесть, о чем он сейчас думает!
   Нияз зашел в клинику, и устало опустившись в кресло, принялся терпеливо ждать. В приемном отделении было сильно натоплено, и кроме сторожа и дежурной медсестры никого не было. Прошло около часа, и он, под тиканье стенных часов, благополучно уснул.
   -Ваша фамилия Ахундов? - вдруг услышал он спросонья звонкий женский голос.
   -Да. А что случилось? - нетерпеливо бросил Нияз.
   -Это вас, - сказала девушка и передала ему трубку.
   В следующую минуту он услышал голос тещи, которая, еле сдерживая эмоции, сообщила, что у них родилась дочь. Он удивленно вскинул брови и уставился на медсестру ошалевшим взглядом.
   -Ну что? - полюбопытствовала та.
   -У меня родилась дочь, - едва слышно пролепетал Нияз.
   -Так это ж радостная новость. Поздравляю! - воскликнула медсестра и многозначительно уставилась на него из под аккуратно выщипанных бровей.
   -Ах-да, - замешкался Нияз, и достав из кошелька пятидесяти рублевую купюру, аккуратно вложил в предусмотрительно раскрытый медсестрой журнал учета посетителей.
   -А как же я? - сказал, сидевший в углу сторож, и приветливо подмигнул ему. Нияз подошел к старику и запихнул в карман две десятки.
   -Поздравляю, сынок, - сказал тот, и добавил, - не расстраивайся ты так. Только подумай, мальчик вырастет и помашет вам рукой, а девочка всегда будет рядом, и в горе, и в радости.
   Нияз кивнул ему на прощанье и направился к выходу. Его стали одолевать смешанные чувства, он не был уверен, радоваться ему или печалиться. Однако одна мысль все же отчетливо пронеслась в голове, в тот вечер он стал отцом, и жизнь его больше никогда не будет прежней.
  
  
  
   Глава третья.
  
  
   После последней встречи с дочерью, Альберт решил уговорить Эльвиру приготовить что-нибудь вкусненькое и пригласить на трапезу новых родственников. О разговоре Нияза с матерью он осведомлен не был, и депрессивное состояние жены списывал на все еще терзающие ее угрызения совести. Сообщив ей о планах на ужин заранее, он был крайне удивлен, когда жена немедленно согласилась, и более того, стала с готовностью обсуждать с ним меню. Он был чрезвычайно рад такому повороту событий, и тотчас решил позвонить дочери. Услышав приятную новость, Амина с радостью согласилась, и обещала передать приглашение Фикрету и его родителям. Те немного помялись, ссылаясь на то, что во время последнего визита к Ахундовым хозяйка дома оказала им холодный прием, однако глядя на сияющие от счастья глаза невестки, отказать ей не смогли.
   Недавняя размолвка с сыном заставила Эльвиру пребывать в крайне подавленном настроении, но жизнь продолжалась, и ей cледовало собраться с силами, чтобы побороть временные трудности. Предложение мужа о воскресном ужине она восприняла с радостью, и начала подготовку к нему с субботнего вечера. Водитель Альберта еще утром доставил необходимые продукты, и прибывшая на подмогу матери Амина, в приподнятом настроении суетилась на кухне, с жаром делясь с матерью последними событиями своей жизни:
   -Ты себе не представляешь, какой любовью и заботой я окружена в доме Керимовых. Теща с тестем во мне души не чают, а Фикрет сдувает с меня пылинки. А какая там терраса - это же настоящая находка для художника. С нее открывается великолепный вид на море, кроме того, это замечательное место для домашних посиделок. Я так счастлива, мама!
   -Я рада за тебя, доченька, и прошу простить меня за недостойное поведение во время первого визита Керимовых, - неуверенно произнесла Эльвира.
   -Проехали, мама, не думай об этом, мои новые родственники люди не злопамятные. Не стану лукавить, они не сразу согласились принять ваше приглашение, однако я все-таки смогла их убедить в том, что рано или поздно нам придется общаться, - успокоила ее Амина.
   -Я знаю, что виновата, но и ты пойми меня, дочка. Если бы вы сделали все как положено, то и реакция моя была бы совсем другой. Поставь себя на мое место. Ведь любая мать желает счастья и благополучия своим детям. А в твоем случае, когда лучшие кавалеры города пчелиным роем вились вокруг тебя, произошло то, что не могло мне присниться в кошмарном сне. Ты выбрала внешне непривлекательного и неимущего паренька, который, как мне казалось, втерся в доверие нашей семьи и тайком вынашивал темные планы. Это, если хочешь знать, было моим первым впечатлением о Фикрете. А что я должна была думать, что он взял и влюбился в тебя? Почему он не увлекся девушкой из своего круга? Ведь это так просто. И не было бы всей этой канители, и не дали бы мы нашим врагам повода для сплетен. А сейчас, когда я убедилась в том, что ваши чувства были серьезными, и прошли испытание временем, мне не остается ничего другого, как смириться, и сделать все, чтобы вы были счастливы, - выдала Эльвира и обратила взор к дочери, надеясь найти в ее глазах понимание.
   -Мама, ты все правильно говоришь. Я тоже не подарок. Но все произошло так быстро, даже не знаю какое слово подобрать, органично, что-ли, что и я сама была удивлена тому, с какой скоростью стали развиваться события. Может все дело в том, что Фикрет и его родители - настоящие, и их не отравила, или не коснулась та ханжеская и фальшивая атмосфера, царящая, в так называемых, высших кругах нашего общества. Ведь если присмотреться к большинству его представителей, то сразу бросается в глаза, что совсем недавно они сами находились в условиях не лучших, а может быть и худших, чем те, которые ютятся в трущобах нашего города. И только благодаря власти и шальным деньгам, они вознеслись к самым высотам, усердно стирая из памяти воспоминания недалекого прошлого, и рядясь в тогу потомственных аристократов, придумывая фальшивые родословные. Какое же воспитание они могут дать своим детям? И может ли вырасти нормальным человеком их отпрыск, которого с младых ногтей приучают к мысли о том, что он является пупом земли? Ему не надо ничего делать, не надо прилагать никаких усилий, а думать только о том, чтобы вкусно поесть, сладко поспать, нацепить на себя модную шмотку и прокатиться по городу на крутой тачке, пустив пыль в глаза себе подобным, и вызвать ненависть у обездоленных. Вспомни людей нашего близкого круга, и ты тогда поймешь, о чем я говорю. И вдруг, когда в один прекрасный день ты встречаешь человека, у которого диаметрально-противоположные цели в жизни, то невольно проникаешься к нему уважением, а со временем начинаешь испытывать и настоящее чувство, - сказала Амина, широко улыбнувшись матери.
   Эльвира внимательно слушала дочь, и поймала себя на мысли, что вся ее молодость, да и жизнь, была прожита не даром. Перед ней стоял человек с красивым открытым лицом и кристально-чистыми мыслями. Это была ее дочь, ее плоть и кровь, но несмотря на это, она совсем другая, ее не коснулась губительная червоточина, а нравственные ориентиры были определены точно не матерью. Откуда же у нее это? Она ведь росла не в вакууме. Неужто программа, заложенная в генах, ничего не значит, и тому, какими нам быть, определяет высший разум, некая великая субстанция, невидимая и неуловимая. Должна ли она принять новую реальность с ликованием? Вернет ли ей это душевное равновесие? Может быть. А может и нет. Ведь самая большая любовь ее жизни - сын, совсем недавно отрекся от нее, и ничего не предвещало перемен в его поведении. Могла ли она что-либо изменить в текущей ситуации, или следовало все пустить на самотек, в надежде на то, что время расставит все на свои места. Ведь сколько бы она ни старалась утешaть себя, жизнь без сына не представляла для нее никакой ценности. Ни работа, ни муж, ни даже дочь, не перевешивали на чаше весов ее беззаветную любовь и собачью привязанность к нему.
   Сегодня она будет играть роль любящей матери и доброй сватьи, и постарается сделать так, чтобы члены ее семьи, и гости, остались довольны. Но ведь это будет всего лишь виртуозно отыгранным спектаклем, действующие лица которого втайне питают к ней неприязнь, пусть каждый по-своему, и в разной мере. Не могут они просто взять и простить ей то страшное деяние, которое она совершила, и которое никуда не делось, и по-прежнему тяжелым свинцовым облаком нависало над ее головой. Не станут ли их фальшивые улыбки и притворная добросердечность невыносимой мукой для нее, и простит ли она себе очевидное лицемерие, то отрицательное моральное качество, которое она больше всего на свете ненавидела в других? Однако вернуть время назад не представлялось возможным, она уже согласилась сыграть эту роль, и сделает все, чтобы спектакль, поставленный по ее собственной драматургии, удался на славу.
   -Я и не знала, что у меня такая рассудительная и смышленная дочь. Признаюсь, я долгое время не воспринимала своих детей всерьез, и мне действительно казалось, что если они сыты, одеты и обуты, то это и есть главное в их жизни. А теперь ты словно открыла мне глаза. Я, хоть и с опозданием, поняла, что вы с Ниязом уже взрослые люди, и живете своей, не похожей на нашу, жизнью. Ведь каждая семья уникальна в своем роде, и любые попытки вторгнуться на ее территорию с советом, или еще хуже, с помощью, о которой тебя не просят, выглядят по меньшей мере бестактными, да и бесполезными. Подобное поведение, к сожалению, свойственно большинству родителей, что у многих даже не вызывает раздражения. Мне поначалу казалось, что это и есть тот единственный путь, по которому я должна следовать, и лишь недавно, после долгих раздумий, я пришла к выводу, что нам, родителям, надо отойти в сторону, и дать возможность молодым проживать свою жизнь самостоятельно, и учиться на собственных ошибках, что и является, по-видимому, самым правильным выбором, - сказала Эльвира.
   Амина молча уставилась на мать, и в ее голове пронеслась мимолетная мысль, которая поставила ее в тупик. Что послужило причиной резкой трансформации, которая произошла с матерью? Может какое-то событие, или потрясение, о котором она могла только догадываться? Не является ли подобное поведение матери следствием тяжелого раскаяния, когда человек, осознав всю тяжесть содеянного, пытается искупить свой грех, и начать все с чистого листа?
   -Ты о чем-то задумалась? - прервала ее мысли Эльвира.
   -Так, ничего особенного, просто вспомнила недавний разговор с тестем, и мне показалось, что вам было бы неплохо подружиться, - рассеянно произнесла Амина.
   -Я постараюсь, для этого мы и пригласили Керимовых в гости, - согласилась Эльвира.
   Амине показалось, что в голосе матери прозвучали едва уловимые нотки сарказма, однако она сразу одернула себя, искренне надеясь, что ошибается.
   Вечер прошел идеально, Эльвира с Альбертом, приняв ответное приглашение, и проводив гостей, уединились в спальне.
   -Славные люди, неправда ли? - осторожно начал разговор Альберт.
   -И мне так показалось. Во время их первого визита я была слишком пристрастной, а сегодня посмотрела на Керимовых другими глазами, и поняла, что была не права, - мягко произнесла Эльвира.
   -Вот и хорошо. А я все переживал, боялся, вдруг что-то пойдет не так.
   -Тебе вредно волноваться, дорогой, постарайся уснуть. Время уже позднее, нам утром на работу, - сказала Эльвира и выключила свет.
  
  
   ''Этого не может быть. Неужели я стал отцом, - подумал Нияз, - и отныне в ответе не только за себя и жену, но и за маленький комочек, который находится сейчас в родильном доме. Вчера появилась на свет малышка, их с Ульвией ребеночек, в жилах которого течет наполовину и его кровь, а черты лица и характера отца будут воплощены в ней в той степени, в какой будет угодно создателю. Разве это не чудо? Всего несколько часов назад их было двое, а после рождения ребенка они трасформировались в полноценную семью. Теперь все будет по другому. Он привяжется к Ульвие еще больше, а что касается дочери, то он будет самым любящим и заботливым отцом. Бросит пить и курить, не будет превышать скорость, и перестанет, наконец, есть всухомятку. Ведь ребенку нужен здоровый отец, а не рохля.''
   Нияз остановился у перекрестка и поймал себя на мысли, что впервые стал остерегаться пересекающих его автомобилей. До этого дня он переходил улицу, лихо лавируя между ними. Теперь этого делать нельзя, он ведь не один, у него есть дочь, и она нуждается в нем, и если с ним что-то случится, то она останется сиротой. С такими мыслями он пересек улицу и направился в булочную.
   Вернувшись домой, наспех позавтракал, и еле дождавшись девяти часов, позвонил на работу и взял недельный отпуск за свой счет. Потом устроился поудобней в кресле, и принялся звонить всем подряд, сообщая родным и друзьям радостную новость. Альберт был в восторге, сразу отметив, что девочку следует назвать в честь бабушки - Марджан. Нияз слегка пожурил отца, отметив, что тот мог не напоминать, поскольку эта идея пришла ему в голову первому. Амина была чрезвычайно рада, узнав, что неожиданно стала тетей, а Алик, бросив все дела, примчался к другу с бутылкой французского коньяка и огромным букетом роз.
   -Бракодел, он и есть бракодел, - бросил он с порога, крепко обняв друга.
   -Это вместо поздравлений?
   -Я пошутил, братишка. Какой же ты счастливый, что у тебя родилась дочь.
   -Только не говори, что когда я состарюсь, она мне будет наливать чай.
   -Не только, она еще будет ласкаться к тебе, обвивать шею руками, и любить так, как не сможет любить ни один сын на свете, - выдал Алик.
   -Правда? А ты откуда знаешь?
   -Опыт, чувак. Нет на свете ничего слаще женских созданий, и не имеет никакого значения, незрелые они, или возрастные. ''В царстве лжи мужчины - простолюдины, а женщины - аристократия,'' Этьен Рей, - многозначительно произнес Алик.
   -Ты и вправду так считаешь? - вскинул брови Нияз.
   -Разумеется. Сравни спящего мужчину со спящей женщиной. Oт первого не терпится отвести глаза, а второй можно любоваться бесконечно.
   -Сильный аргумент. Ладно, давай, наливай, выпьем за малышку, - предложил Нияз.
   Друзья громко чокнулись и выпили залпом.
   -А теперь выпьем за маму, она ведь тоже имеет к этому отношение, - сказал Алик, снова наполняя бокал.
   -Шутник, - весело отреагировал Нияз.
   -Теперь тебе следует с молодой мамы пылинки сдувать, а то они знаешь какие психованные после родов, - посоветовал Алик.
   -И все ты знаешь. Кстати, как Гюнай?
   -Делаем все, что в наших силах, а там как карта ляжет.
   -Я уверен, что у вас все будет хорошо, и однажды мы соберемся вместе за большим столом и отпразднуем радостное событие, - сказал Нияз.
   -Твоими устами да мед пить, чувак, - воскликнул Алик, допил коньяк, и попрощавшись с другом, поспешил на работу. Едва Нияз успел проводить его, как зазвонил телефон.
   -Здравствуй, дорогой. Поздравляю с первенцом, - сказал Зия Гусейнович громовым голосом.
   -Спасибо, Зия муаллим. Я так счастлив! - гордо произнес Нияз.
   -Я рад это слышать. Ты мне теперь не только зять, но и отец моей внучки. Cмотри, не подведи.
   -Я сделаю все, чтобы мои девочки были счастливы, вот увидите, - обещал Нияз.
   -Не сомневаюсь, дорогой. А мы всегда будем рядом. Главное, ты постарайся поладить с Ульвией, она ведь на самом деле хорошая девочка, просто взбалмошная немного. Будь с ней поласковей, и увидишь, она ответит тебе той же монетой, - посоветовал Зия Гусейнович.
   -Все сделаю так, как вы сказали. Спасибо вам за все. А сейчас мне надо спешить, я обещал Ульвие навестить ее сегодня.
   -Беги, дорогой. И держи меня в курсе событий, - понял Зия Гусейнович и положил трубку.
   Нияз словно на крыльях сбежал вниз по лестнице, и скоро оказался за рулем машины. Он взял с собой букет роз, который принес Алик, и по дороге в родильный дом купил еще хризантемы - любимые цветы Ульвии. На узенькой площадке перед зданием роддома толпились молодые отцы, человек десять, и каждый из них, вглядываясь в верхние этажи, пытался разглядеть свое дитя, плотно укутанное в хлопчатобумажный конверт, сильно напоминающий голубец. Матери приподнимали детей на руках и подносили поближе к окнам, чтобы визитерам внизу было лучше видно. Те прекрасно понимали, что их не слышно, но, тем не менее, громко задавали вопросы, типа: ''Как ты себя чувствуешь? ''Как вас там кормят?'' ''У тебя есть молоко?'' и ''Скоро ли тебя выписывают?'' Женщины подносили руки к ушам и мотали головой, давая понять, что им ничего не слышно, но все равно улыбались и не торопились уходить.
   Нияз внимательно разглядывал каждое окно, в надежде увидеть Ульвию, однако среди рожениц ее не было, и он решил зайти в приемную и позвонить жене. Дежурная медсестра, переговорив с ним, попросила, чтобы он вернулся на площадку и немного подождал. Он последовал ее совету и вернулся на свой пост, терпеливо ожидая, когда в окне появится жена. Не прошло и пяти минут, как он увидел Ульвию в белом больничном халате, с крошечным ''голубцом'' на руках. Та сияла от счастья, и поскольку была на голову выше остальных женщин, то смогла поднять ребенка на такую высоту, что Нияз смог его подробно рассмотреть. Лицо девочки показалось ему сморщенным и желтушно-бледным, что поначалу привело его в замешательство, однако по активной жестикуляции жены и широкой улыбке на ее лице, он понял, что это явление временное, и скоро от него не останется и следа. Ульвия постояла у окна еще несколько минут, потом послав мужу воздушный поцелуй, исчезла также быстро, как и появилась.
   Неужели это его ребенок? Его девочка, такая маленькая и желтенькая, скоро вырастет в настоящую красавицу, (а он в этом не сомневался) будет называть его папой и любить по-настоящему. Не снится ли ему это? И Уля выглядела счастливой, он давно не видел ее такой. Может у них действительно все наладится, и она, наконец, полюбит его. Ведь недаром говорят, что с рождением ребенка женщина сильно меняется. А вдруг произойдет обратное, и она направит всю любовь на малышку, и перестанет его замечать? Что тогда? Его жизнь превратится в ад, и он не сможет этого пережить. А может не стоит преувеличивать? Ведь они только в начале пути, и кто знает, как у них все сложится. Живут же другие люди, и не с одним ребенком, а с несколькими, и все у них вроде нормально. Во всяком случае, так кажется со стороны. Его отец, к примеру, воспитывал двоих детей, и никогда не был лишним в глазах матери, наоборот, он был всегда в центре ее внимания. Может и ему повезет, и он станет для Ульвии самым близким человеком, а ребенок будет лишь прекрасным дополнением к их тандему.
   Пытаясь разобраться в мыслях, Нияз не заметил, как доехал до дома. Запарковав машину во дворе, он решил выйти на Торговую улицу и прогуляться, тем более, что погода располагала к неспешному променаду.
  
  
   Азер Мамедханов не любил, когда его кидали. Это случалось нередко, поскольку его клиенты в большинстве своем были людьми неадекватными. Однако деньги у них, как правило, водились, и при легком давлении, торчки раскошеливались, благодаря чему в следующий раз подобного поведения не допускали. Правда, иногда попадались особо упертые экземпляры, такие, как Алик Амирасланов, по отношению к которым традиционные наезды не срабатывали, и тогда Азер был вынужден применять более грубые меры воздействия - от жесткой ''рихтовки,'' до глубокого внедрения ''пера'' в ту часть тела, которая во Франции свободна от телесного наказания. Подобные методы убеждения срабатывали на все сто по одной простой причине, жертвы, все как один, боялись разглашения, особенно те, которым впоследствии было трудно усидеть на стуле.
   Однажды решив сделать Алику последнее предупреждение по телефону, и услышав в трубке не совсем лестные отзывы о своей персоне, Азер потерял терпение и счел нужным действовать. Исполнителями его воли выступали те же торчки, которые в обычной жизни рядились в тогу спортсменов тяжелоатлетов. Их не особенно интересовал объект ''культурно-просветительской работы,'' единственное, что вынуждало идти на такие подвиги - это сшибание солидного дозняка, которым их щедро одаривал хозяин по итогам выполнения ответственного фанта. После непродолжительных раздумий, Азер остановил выбор на Тарлане Дашдамирове, сыне высокопоставленного работника правоохранительных органов, исполинский рост и недюженная сила которого не оставляла сомнений в успешном исходе операции. Тот относился к Мамедханову с особым трепетом, и готов был выполнить любое его поручение.
   В один из сумрачных вечеров, получив от ''благодетеля'' необходимые инструкции, Дашдамиров с приятелем проникли в подъезд дома, в котором жил Алик, и принялись терпеливо дожидаться. Тот появился в десятом часу, подшофе, лихо насвистывая увертюру к опере Жоржа Бизе ''Кармен.'' Первым к нему подошел приятель Тарлана с сигаретой в зубах и попросил спички. Алик замешкался, извлекая из кармана зажигалку, и в следующий момент почувствовал резкий удар, а потом последовавшую за ним жгучую боль в правой ягодице. Он прислонился к стене, и непроизвольным движением прижал ладонью место ранения. Рука оказалась мокрой и липкой, а на мраморный пол подъезда закапала кровь.
   -Вы что, спятили, парни? Вы знаете, какой вам срок светит за нападение на представителя власти? - еле пролепетал Алик, дыхание которого заметно участилось.
   -Слушай ты, мент поганый, если завтра не вернешь Азеру должок с процентами, то горько об этом пожалеешь, - пригрозил Дашдамиров, вытер нож о китель Алика, и смачно выругавшись, направился к выходу. Его напарник сплюнул Алику на ботинок и громко осведомился:
   -Понял?
   -Да понял, понял. Только вам после этого не жить, - ответил Алик не слишком уверенно, и покачиваясь из стороны в сторону, поплелся к лифту, оставляя за собой кровавый след.
   Те лишь злорадно усмехнулись и поспешно ретировались.
   Оказавшись в прихожей, Алик извлек из стенного шкафа аптечку, тщательно продизенфицировал и перевязал рану. О том, чтобы сообщить в милицию, или вызвать скорую помощь, не могло идти и речи. В этом, по большому счету не было необходимости, поскольку рана была неглубокой, хоть и достаточно болезненной.
   -Суки, они мне ответят за это. Лучше бы пырнули в живот, а то скоро слухи по городу пойдут, едва успеешь от подъебок отбиваться, - зло произнес вслух Алик, и пожалел, что в этот вечер сдал пистолет в оружейку.
   Он плеснул в бокал виски и выпил залпом. Боль немного поутихла, но для Алика она была лишь досадным недоразумением в сравнении с сильно задетым самолюбием. Выпив еще, он закурил и глубоко затянулся. ''Какое счастье, что Гюнай в Москве, как бы он перед ней объяснился, - подумал Алик, - заявил бы, что на него напали хулиганы? На него, старшего лейтенанта милиции? И почему его ранили не в грудь, или в руку, а в задницу? Позор! Ему срочно следует что-то предпринять. Но что? Просто вернуть деньги этому подонку, и сделать вид, что ничего не случилось? В этом случае весь город будет потешаться над ним. Слухи дойдут до работы, и ему не останется другого выбора, кроме как подать рапорт на увольнение из органов. Отец отвернется от него, родня подвергнет унижению, а сослуживцы травле. Где же выход?''
   Алик лег на бок и погрузился в раздумья. В левой руке догорала сигарета, и он, чертыхнувшись, нервно загасил ее и закурил новую. ''Я должен убить Мамедханова, и не только его, но и его псов,'' - промелькнула в голове мысль, и мгновенно заставила вздохнуть с облегчением.
   Он с трудом дотянулся до телефонного аппарата и набрал номер Азера.
   -Я знал, что ты позвонишь. Своя шкура дорога, не так ли? - торжествующе рявкнул в трубку Мамедханов.
   -Жду тебя завтра, в восемь часов вечера, в Нагорном парке. Приходи один, - вяло произнес Алик.
   -Э-нет, чувак, я прихвачу с собой твоих недавних знакомых, так, на всякий случай, мало ли что может втемяшиться в голову раненому мусору, - издевательски произнес Мамедханов.
   -Как знаешь, мне все равно. Я просто хотел вернуть деньги и забыть о тебе навсегда, - устало бросил Алик.
   -Все вы так лепите, а потом приползаете ко мне на коленях, вымаливая очередной дозняк. И смотри, не забудь вернуть бабло с интересом, легаш, - сказал Мамедханов и положил трубку.
   Воскресное утро выдалось ясным и солнечным. Алик принял душ, наспех перекусил, и, поменяв повязку, спустился на лифте во двор. Он принял три таблетки цитрамона, однако все еще изнывая от боли, с большим трудом расположился на водительском кресле. Было без четверти восемь, стараясь не делать резких движений, он выехал на трассу в направлении Нардаранских дач. Алик знал, что в подвале их дома, в тайнике, хранится наградной пистолет отца, с глушителем, изготовленным по его просьбе бывшим зэком - Самедагой Чемберекендским. Там же находился импровизированный тир, где время от времени, после обильных возлияний с друзьями, полковник Амирасланов упражнялся в стрельбе. Алику, как единственному сыну и наследнику, был известен код тайника, однажды раскрытый ему отцом по большому секрету. Это была не единственная тайна, которую тот доверил сыну. Сразу после окончания Аликом школы МВД, он стал щедро делиться с ним опытом. Рассказывал в подробностях о специфике работы, о взаимоотношениях с сослуживцами, и о бывших корешах, на помощь которых в лихие времена можно было рассчитывать.
   Самедагу Чемберекендского Адыль Амирасланов знал с детства. Его отец ушел из семьи, когда мальчишке было семь лет. Мать работала проводником на поезде Баку-Москва, и две недели в месяц отсутствовала. За маленьким Самедагой присматривала полуслепая бабушка, и он, воспользовавшись неограниченной свободой, свалившейся на него в раннем детстве, решил сколотить шайку из дворовых пацанов. Когда ему исполнилось четырнадцать лет, это уже была крепкая банда, которая держала в страхе весь Чемберекенд. О перспективном молодняке прослышал, известный в то время вор в законе, Заргар-Гулу. Погоняло свое он получил на зоне, во время первой ходки, за редкий дар почти с закрытыми глазами определять цену ювелирных изделий. На их краже он впоследствии и специализировался, при каждом удобном случае намекая ворам на сходняке, что бумажные деньги - это говно, а драгоценности товар вечный и недевальвирующийся.
   С Самедагой он сошелся легко, поскольку тот в особом мастер-классе не нуждался, и разъяснив пацану азы воровского этикета, намекнул, что работать без крыши честным фраерам не полагается. Тот, не раздумывая ни минуты, согласился на сотрудничество, поскольку становление и развитие воровской карьеры под началом самого Заргара-Гулу, было для него невероятной честью. Правой рукой Самедаги в банде был Адыль Амирасланов, среднего роста крепыш с железными кулаками. На дело его брали исключительно с целью запугивания жертв, поскольку ни на что другое, требующее от вора особой квалификации, тот способен не был.
   Под руководством Заргара-Гулу дела у банды скоро пошли в гору, и тот торжественно нарек, подающего виды молодого звезду криминального мира, Самедагой Чемберекендским. Однако у одаренного вора и талантливого организатора, Самедаги, была одна слабость, соседка по двору, Ленка Кислова. Писаная красавица, со знанием дела кружившая голову не одному козырному парню квартала, попалась сама, и положив глаз на долговязого и горбоносого Самедагу, решила однажды доверить ему процедуру собственной дефлорации. Узнав об этом, тот некоторое время пребывал в состоянии эйфории, бросив школу, и пустив дела банды на самотек. Отличница учебы и комсомольская активистка, Ленка, которая осуществляла шефство над особо трудными архаровцами школы, однажды вызвала Самедагу на ковер и без обиняков заявила:
   -Если ты не вернешься в школу, ко мне можешь больше не подходить.
   -Обрыдла мне ваша школа! Я устроился на завод, учеником слесаря, хочу носить гордое имя бакинского рабочего, - пытался возразить тот.
   -Ничего не хочу слышать, и общаться с неучем не желаю. Прощай, - отрезала тогда Ленка, и указала ему на дверь.
   Учеба в школе действительно была для Самедаги в тягость, а идею о трудоустройстве учеником слесаря-инструментальщика ему подкинул Заргар-Гулу.
   -Иван Игнатьевич научит тебя многим полезным вещам. Таким, как ручная обработка металлов, изготовление штампов и пресс-форм. А в свободное от работы время, он посвятит тебя в искусство изготовления оружия, в основном холодного, но не только, - многозначительно поведал он Самедаге во время последней встречи.
   -Я ненавижу школу, и с удовольствием овладею этой профессией, - бодро отреагировал воодушевленный паренек.
   -Это не будет твоей профессией, сынок, слесарить ты будешь для отвода глаз, а о деле, которое дается тебе лучше всех, ты не должен забывать никогда, - поучительным тоном сказал тогда Заргар-Гулу.
   Затаив обиду на Ленку, Самедага решил пойти обходным путем и однажды напросился к ней в гости, сообщив загодя, что хочет вернуться в школу и взяться за ум.
   -Мне нужна твоя помощь, особенно по математике, иначе меня не возьмут обратно в школу, - сообщил он ей по телефону субботним вечером.
   -Ладно, приходи ко мне в понедельник, после трех, я буду дома одна, - сказала ему, ничего не подозревающая, девушка.
   Самедага купил в кондитерском магазине кекс ''Столичный'' и ровно в три часа дня позвонил в Ленкину дверь. Та открыла сразу, и жестом пригласив его внутрь, направилась в гостиную, на ходу собирая волосы в тугой узел. Самедага завороженно уставился на ее стройные ноги и перекатывающиеся под тонким халатиком упругие ягодицы.
   -Ты тетрадь принес? - осведомилась Ленка, когда они уселись за обеденный стол.
   -А как же, - ответил Самедага, и извлек из штанов толстую тетрадь.
   -Молодец! Ну, давай, показывай, какие задачки заставляют тебя биться в конвульсиях, - сказала девушка, игриво перелистывая учебник математики.
   -Может сначала чаем напоишь, я тут кекс принес, - вежливо произнес Самедага.
   -Может и напою, но давай сначала позанимаемся, - сказала Ленка и нервно заерзала на стуле.
   -А я сюда не за этим пришел, - решил атаковать паренек.
   -А за чем? - удивленно вскинула брови девушка.
   -Будто ты не знаешь, - сказал Самедага и подвинул стул к Ленке.
   -Ты о чем, дундук?
   -Все о том же. Быстро же ты забыла о своем обещании, - нетерпеливо произнес Самедага.
   -Каком обещании?
   -Что я буду у тебя первым.
   -Ты что, взбрендил, мало ли что я обещала! А ты губу и раскатал. Сейчас позвоню папе, он приедет, и быстро приведет тебя в чувство, - сказала Ленка и потянулась к телефонному аппарату.
   Самедага вскочил со стула, и отобрав у нее трубку, процедил сквозь зубы:
   -Продинамить меня решила, сучка? Я тебе что, фраер ушастый?
   -Отдай трубку, а то заору, - с испуганным видом вскрикнула Ленка.
   -Не успеешь, - бросил Самедага, и закрыв ей рот ладонью, нагнул сзади так, что ее туловище оказалось на столе. Потом резким движением содрал трусы, и раздвинув коленом ноги, с силой вошел в нее. Ленка ахнула и в следующую секунду расслабилась. Вложив в толчки всю свою злость, он быстро кончил, и отпустив девушку, вежливо произнес:
   -Вам понравилось, принцесса?
   -Тебе не жить, понял? Ты сгниешь в тюрьме. Пошел вон, подонок, - завопила Ленка и швырнула в него кексом.
   -Только попробуй. Сообщишь в милицию, убью, - сказал Самедага и направился в прихожую. Там, на тумбе, лежали золотые часы ''Заря.'' Он незаметно смахнул их оттуда, и опустив в карман, поспешно ретировался.
   За изнасилование несовершеннолетней, Самедага получил пять лет колонии строгого режима. Часы ''Заря,'' принадлежавшие матери Ленки, он вернул, и передав ей через Адыля маляву, был этапирован в Архангельск. В письме он клятвенно обещал после отбытия наказания жениться на ней, но кровно обиженный на девушку, на словах передал другу, что той недолго осталось жить на белом свете.
   Вернувшись из мест лишения свободы, Самедага узнал, что Ленка уехала с родителями в Ленинград, а Адыль поступил в школу милиции, решив заделаться легавым. Первой мыслью, которая тогда пришла ему в голову, было отомстить обоим. Однако поговорив однажды с Заргар-Гулу, он отказался от этой затеи навсегда. Тот, осуждающе покачав головой, сказал ему:
   -Ты однажды пострадал из-за этой бл-ди, теперь на вышак нарываешься? А что касается твоего дружка, то он от нас никуда не денется. Иметь своего человека в ментовке никогда не помешает. Как только отучится, так мы его и прищучим.
   Вернувшись домой после учебы в Москве, Адыль так и не стал для Заргар-Гулу засланным казачком, но в обмен на молчание о его старых подвигах, обещал помогать братве в силу своих возможностей. В положенное время он в очередной раз сдержал слово, и помог Самедаге, после второй ходки, выйти на свободу по УДО, за что тот клятвенно обещал выполнить в будущем любое его желание. Оказавшись на свободе, Самедага решил завязать, и попросил Адыля найти ему хлебную работу. Тот, поразмыслив немного, пристроил его на кладбище бригадиром, в обязанности которого входило приготовить в срок могилу и произвести захоронение. Работа была блатная и денежная, под началом Самедаги трудились три землекопа, и вскоре его дела пошли в гору. Он снял квартиру в Баилово, купил подержанную машину, и обзавелся семьей, женившись на двоюродной сестре из Сураханов, восемнадцатилетней Динаре Пириевой. О своем обещании Адылю он не забывал, и услышав однажды в телефонной трубке голос его сына, не задавая лишних вопросов, выразил готовность помочь ему.
   В половине девятого Алик въехал на территорию дачи, и преодолевая адскую боль, спустился в подвал. Он набрал код на тайнике и его дверца легко поддалась. Оружие оказалось на месте. Алик извлек обойму и убедился, что магазин был полным. Он остался доволен, и установив на дуло глушитель, опустил пистолет во внутренний карман куртки. ''Мало тебе осталось топтать грешную землю, ''аптекарь,'' - брезгливо прошептал он и выбрался наружу. Вокруг никого не было, и он, не теряя времени, закрыл ворота и отправился восвояси.
   Вернувшись домой, он первым делом сменил повязку, заметив, что количество засохшей крови на тампоне было мизерным. Рана, к счастью, оказалась неглубокой, и темным пятном зияла в центре ягодицы. Hо если бы удар пришелся под нее, то повредился бы бедренный нерв и нога бы отказала.
   Алик пообедал холодной курятиной с рисом, выпил горячего чаю и лег спать. Он проснулся около семи, бодрый и освеженный. Дождался, когда на улице стемнеет, надел кожаную куртку поверх спортивного костюма, и вышел из дома. В тот вечер луна еще не появилась на небосводе, и в едва освещенных аллеях парка не было видно ни зги. Алик включил фонарик, и взглянул на часы, они показывали без пяти минут восемь.
   Внезапно из-за кустов появились три темных силуэта и стали энергичной походкой приближаться к нему. Впереди шел Мамедханов, справа от него Тарлан, а немного позади второй подельник. Едва они успели поравняться с Аликом, как Тарлан ''вежливо'' осведомился:
   -Как ваш пердимонокль, мадам ''Сижу?''
   Алик достал пистолет и выстрелил в него в упор, тот тяжело рухнул на асфальт у ног Мамедханова.
   -Э, ты чего, сбрендил? - ошеломленно воскликнул тот.
   Не обращая на него внимания, Алик выстрелом в спину уложил другого парня, который попытался обратиться в бегство.
   -А теперь твоя очередь, мразь, - сказал он, и заставил Мамедханова опуститься на колени.
   -Это из-за бабла что-ли, чувак? Да я тебя утоплю в деньгах, только не убивай меня, пожалуйста, - взмолился тот.
   Алик отвел взгляд и выстрелил ему в голову.
   -Суки! Шутить со мной вздумали, завтра будете кормить червей на ''Волчьих воротах,'' - торжествующе произнес он и смачно сплюнул на труп Мамедханова. В следующую минуту он опустил пистолет в карман куртки и еле слышно присвистнул. Из-за кустов появились трое рослых мужчин и убрали трупы с аллеи. Потом они засыпали кровь большим количеством песка, и тщательно очистив дорожку металлической щеткой, уставились на Алика.
   -Отвезите трупы на кладбище, и сложите штабелем в одной могиле, большего они не заслужили, - сказал тот, нервно закуривая.
   -Будет сделано, начальник, у нас там все готово, - понял Самедага.
   -Где машина? - спросил Алик.
   -Я запарковал ''Буханку'' у входа в парк, если вы подстрахуете, то я смогy въехать на территорию, - ответил Самедага.
   -Ладно, пошли, - скомандовал Алик и, прихрамывая, направился к входу в парк. Открыв дверь машины, он снял кожаную куртку и переоделся в милицейский китель. Потом он подал знак Самедаге, и тот медленно покатил ''Буханку'' вглубь парка. Алик дождался, когда его сообщники вернутся со страшным грузом, и предложил сопроводить машину на случай, если ее остановит инспектор ДПС. Однако дорога до ''Волчьих ворот'' была свободна, и едва они достигли пункта назначения, как Алик окликнул Самедагу, и тот в следующее мгновение уже сидел рядом с ним на пассажирском сиденьи.
   -Здесь тысяча рублей - это тебе за труды, - сказал Алик и протянул ему конверт.
   -Спасибо, начальник, за щедрость, я никогда не забуду добра, которое сделал ваш отец. Ведь если бы не он, не видать мне было тогда УДО, - подобострастно произнес Самедагa.
   -Пожалуйста. Но это еще не все. Здесь еще два конверта, по триста рублей в каждом, отдашь землекопам. А в багажнике лежит ящик водки, выпьете за мое здоровье и за упокой их грешных душ, - сказал Алик.
   -Это лишнее, начальник, - начал было Самедага.
   -Не смей мне перечить, - перебил его Алик и, закурив, продолжил, - за тебя я спокоен, однако землекопов предупреди, чтобы рты держали на замке, иначе их постигнет та же участь.
   -Не волнуйтесь, за них я отвечаю головой. Когда мы подыскивали надежное место, они даже не поинтересовались, зачем оно мне. А уголок этот потаенный, туда время от времени складывают металлолом и строительный мусор. Они очистили небольшой участок, три на два, и вырыли там глубокую яму. Как уложим туда клиентов, так снова мусором и прикроем, - успокоил его Самедага.
   -Странно, ты так спокойно рассуждаешь, словно проделываешь этот трюк не в первый раз, - сказал Алик и уставился на Самедагу удивленным взглядом.
   Тот помолчал с минуту и рассеянно произнес:
   -В жизни всякое бывает, начальник.
   -Ладно, поторопись, мало ли кто может сюда наведаться, - нетерпеливо произнес Алик.
   -Добро, начальник. Звони, если что, мы всегда готовы помочь уважаемым людям, - подытожил Самедага и поспешно ретировался.
   На небосводе появилась луна и серебряным светом озарила надгробные плиты, черными тенями выступающие над землей. Алику стало жутко от леденящего душу зрелища, и он, включив зажигание, резко рванул машину с места, оставив за собой гигантское облако кладбищенской пыли.
  
  
   Узнав от Альберта, что Ульвию выписали из родильного дома, Эльвира тотчас принялась упрашивать мужа, чтобы тот договорился с сыном о встрече:
   -Я куплю невестке кольцо с самым большим бриллиантом. Она подарила нам первого внука, и мы должны непременно отблагодарить ее, - заявила она Альберту однажды утром.
   -Это хорошая идея. Я с тобой полностью согласен. Вот только есть одна неувязочка, - начал было тот.
   -Что ты имеешь ввиду? - неуверенно осведомилась Эльвира.
   -Ты только не волнуйся, я просто считаю, что нам следует повременить немного, подождать хотя бы до сорока дней.
   -Мы же не чужие? Мы - родные бабушка с дедушкой, чего нам ждать? Сегодня же позвони Ниязу, и сообщи, что мы зайдем к ним в субботу вечером, - нетерпеливо произнесла Эльвира.
   -Будь по-твоему, обязательно позвоню, однако я не уверен, что он захочет с тобой встретиться, - с трудом выдавил из себя Альберт.
   -А ты ему не докладывай, что я тоже приду, схитри. А там видно будет, он же не выгонит собственную мать из дома.
   -Тоже верно. Следует, по крайней мере, попытаться, - согласился с женой Альберт, и обещал позвонить сыну вечером, после работы.
   Услышав голос отца в телефонной трубке, Нияз сообщил ему, что пребывает в великолепном расположении духа, и с удовольствием встретится с родителями в ближайшую субботу. Альберт, после разговора с сыном, немного опешил, однако вскоре собравшись с мыслями, все же решил сообщить радостную новость жене. Та хлопотала на кухне, и увидев мужа, не мешкая, спросила:
   -Что он сказал?
   -Что ждет нас в субботу с нетерпением, - ответил Альберт.
   Эльвира опустилась на стул и растерянно произнесла:
   -Неужели он простил меня?
   -А ты что думала? Ты, в конце концов, его мать. Не будет же он до конца жизни таить на тебя злобу. Он ведь добросердечный, весь в меня, - заключил довольный собой Альберт.
   -Согласна. Не то, что я, редкая дрянь и поганка, - вымолвила Эльвира и тяжело вздохнула.
   -Как ты можешь такое говорить? Ведь все уже в прошлом, мы простили тебя. Теперь надо смотреть только в будущее, у нас родилась внучка, появился смысл жизни.
   -Ты и вправду так считаешь?
   -Разумеется, a ты как думала. Я завтра же позвоню директору ''Ювелирторга,'' чтобы он подобрал для Ульвии самое дорогое кольцо, а ты купи Ниязу какую-нибудь импортную шмотку, новую дубленку, например, он любит зимой тепло одеваться.
   -Правильно. Заодно меховую шапку и махеровый шарф, пусть будет комплект, - согласилась Эльвира и бросилась звонить знакомой спекулянтке.
   Будни пролетели быстро и в субботу, в шесть часов вечера, Альберт с Эльвирой заявились в гости к сыну. Тот открыл дверь, и пропустив родителей в прихожую, поочередно обнял мать, а потом отца. Эльвира пустила было слезу, но Нияз тотчас одернул ее, сказав:
   -Не надо, мама.
   -Да-да, сыночек, ты прав, я не буду, - дрожащим голосом произнесла она, и прошла вслед за Альбертом в гостиную.
   Ульвия встретила родителей мужа как радушная хозяйка, и почти сразу пригласила их в детскую. Убранство комнаты сверкало великолепием, все было продумано до мелочей, а в центре ее, в тяжелой полированной кроватке-трансформере, лежало крошечное существо с круглыми глазками-вишенками, и пунцовым, словно едва раскрывшимся бутоном розы, ротиком.
   Увидев младенца, Эльвира ахнула, и радостно воскликнула:
   -Вылитый Нияз!
   -Вы правы, одно лицо, - подтвердила Ульвия.
   -Значит будет счастливой, - вступил в разговор Альберт.
   -Пройдемте в гостиную, она в это время засыпает, - предложил Нияз, и все, кроме Ульвии, покинули комнату.
   Эльвира с Альбертом расположились на диване в гостиной, а Нияз отправился на кухню ставить чайник.
   -Какая красавица, просто загляденье, - тихо произнесла Эльвира.
   -А в кого ей быть некрасивой, посмотри на родителей, словно сошли с обложки модного журнала, - согласился Альберт.
   В следующий момент в комнате появилась Ульвия, и с счастливой улыбкой на лице присела рядом со свекровью.
   -Уснула, - сказала она, и продолжила, - она такая умиротворенная, каждый вечер засыпает в одно и то же время и, что интересно, ни разу нас не побеспокоила.
   -Какое счастье! А Нияз мучал нас по полной программе. Бедный Альберт, устав качать колыбель этого проказника, даже придумал специальное устройство с электромотором, секретом работы которого впоследствии делился с друзьями, - поделилась Эльвира.
   -Это ты про выдающееся изобретение папы, - воскликнул вошедший в комнату Нияз, - именно из-за отвратительного гудения проклятого мотора я тогда не мог заснуть.
   -А мне кажется, что тебя мучали газики, да так, что даже укропная вода не помогала, - пошутила Эльвира.
   -Давайте пить чай, - предложила Ульвия и разлила ароматный напиток в фарфоровые чашки. Нияз занялся тортом, который принесли родители, и продолжил рассказывать им о малышке.
   Эльвира тем временем засуетилась, и принялась извлекать из сумочки миниатюрную коробочку. Бережно держа ее на ладони, она торжественно объявила:
   -Мы решили подарить тебе кольцо, доченька. Пусть этот скромный подарок будет знаком нашей любви. Может однажды, много лет спустя, ты передашь его своей дочери, и оно принесет ей счастье, - сказала Эльвира и протянула коробочку невестке.
   -Какое красивое кольцо, оно, наверное, жутко дорогое, - воскликнула Ульвия, раскрыв коробочку.
   -Не дороже денег, дочка, - заметил Альберт, испытывая истинное удовольствие от восторженной реакции Ульвии.
   -А это подарок нашему сыночку, - продолжила Эльвира, и передала Ниязу внушительных размеров целлофановый пакет.
   Тот извлек из него содержимое и радостно воскликнул:
   -Дубленка в пол, я давно мечтал о такой.
   -Французская, там еще меховая шапка и шарф, - уточнила Эльвира, поглядывая на сына с обожанием.
   -Ну вы тряхнули мошной, родители. Признаюсь, несколько неожиданно, - выдал Нияз, охотно примеряя дубленку.
   -Настоящий барин! Только именья с крепостными душами не хватает, - подколнула его Ульвия.
   -А ты не завидуй, такая дубленка будет в городе единкой, вот увидишь, - парировал Нияз.
   -А как вы назовете малышку? - осведомился Альберт, лукаво подмигнув сыну.
   -Марджан, в честь бабули, - не задумываясь, ответил Нияз.
   -И мне это имя нравится. Оно в переводе с арабского означает благородный коралл. И число этого имени три, очень сильное, оно как пирамида, Марджан всегда будет находиться на ее вершине, - сообщила Ульвия.
   -Разумеется, доченька, мы в этом не сомневаемся, - согласилась Эльвира, и даже всплакнула немного.
   -Что с вами?
   -Это слезы счастья, доченька. Эмоции меня захлестывают. Мне давно не было так хорошо.
   -Ладно, перестань, а то и я сейчас расплачусь. И вообще, поднимайся потихоньку, молодые устали, - сказал Альберт и дернул жену за рукав.
   -О чем вы говорите, нам было так приятно, что вы навестили нас, - вежливо произнесла Ульвия.
   -Альберт прав, нам пора, и вы, наверное, устали, - поддержала мужа Эльвира, вставая с дивана.
   -Если вы так решили, тогда Нияз, проводи родителей, а я вернусь к малышке, - сказала Ульвия, и попрощавшись с гостями, поспешила в детскую комнату.
  
  
   Гюнай вернулась в Баку в начале июня и начала строго следовать рекомендациям профессора Строганова. Алик окружил ее заботой, покупал только свежие овощи и фрукты с рынка, и организовал ежедневную доставку из ближайшей деревни мяса и парного молока. Каждый вечер после работы он отвозил ее на Шихово, где они совершали длительный променад на морском воздухе, строя планы на будущее. Гюнай была полна надежд, лицо ее светилось, и Алик впервые почувствовал, что она, наконец, полюбила его по-настоящему. О Ирине он благополучно забыл, и лишь изредка испытывал угрызения совести, вспоминая, как изменял жене в то время, как та находилась в клинике в чужом городе.
   Спустя два месяца случилось чудо. После очередного посещения женской консультации, Гюнай сообщила мужу, что беременна. Алик поначалу опешил, однако скоро пришел в себя и сразу спросил:
   -А когда мы сможем узнать, мальчик у нас родится, или девочка?
   -Глупенький, разве это главное? Но если для тебя это важно, то месяца через три, не раньше, - ответила тогда Гюнай.
   В тот день на Алика словно снизошло откровение. Он был сам не свой. В голове роились мысли, сосредоточиться на чем-либо он не мог, и только изредка поглядывая на сияющее лицо жены, он понимал, что произошло чрезвычайно важное событие, которое может в корне изменить их совместную жизнь. Все, что было в прошлом, уже не имело никакого значения, он решил начать все с чистого листа, и сделать так, чтобы его жена и будущий ребенок были счастливы. Он понимал, что это зависит только от него самого, и тех усилий, которых он будет готов приложить для достижения нелегкой цели.
   Однако не все в его жизни шло гладко. После того памятного вечера на кладбище, Алика все чаще стали мучать ночные кошмары и фантастические видения. Зловещая картина ночного погоста, освещенного серебристым светом луны, часто снилась ему, словно напоминая, что преступление, совершенное им, как проблема никуда не улетучилась. Да, он уничтожил своих недругов, и это сошло ему с рук, но со временем появились осложнения, как после тяжелого недуга, которые не давали ему воспринимать окружающую действительность адекватно.
   Он стал раздражительным, по каждому поводу набрасывался на сослуживцев, а по ночам, ложась в постель, с ужасом ожидал показа ''очередной серии,'' сковывающей душу эпопеи, которую приготовил ему воспаленный мозг. Другим, не менее мрачным симптомом, преследующим его в последнее время, была, регулярно всплывающая в голове, вторая часть фразы мертвого Мамедханова: ''Только не убивай меня, пожалуйста.'' Находился ли Алик за рулем, пил ли кофе, или чистил зубы, эта фраза неизменно выныривала из подсознания, и напоминала ему о том, что он убийца, и с того злополучного дня ничего не изменилось. Может это последствия панической атаки, невроз? Не обратиться ли ему к психиатру? Ну-да, конечно, чтобы потом недруги судачили, что Алик Амирасланов душевнобольной. Тогда что же делать?
   И вдруг Алика словно осенило. ''Колеса!'' Как же он раньше об этом не подумал? Да, последние несколько месяцев он был абсолютно чист, (пара косяков в неделю для расслабухи не в счет) но что ему мешало снова вернуться к этому спасительному средству? Он ведь доказал себе, что у него есть сила воли, и отказаться от роковой напасти cпособен в любой момент. Тогда почему не попытаться помочь себе избавиться от страхов, мучавших его в последнее время? Ведь можно сначала попробовать, и если проблема в короткий срок сойдет на нет, то он сразу откажется от таблеток, как уже сделал это однажды.
   Еле дождавшись конца рабочего дня, Алик отправился в центральную городскую аптеку, где должность провизора занимал кореш Азера Мамедханова. Тот встретил гостя радушно, однако в ответ на просьбу Алика продать лекарства его больному дяде, недоуменно вскинул брови и заявил:
   -Я понятия не имею, о чем вы говорите. Да, я был знаком с Азером Мамедхановым, как и многим уважаемым людям нашего города, я иногда помогал ему приобрести дефицитные лекарства, но обязательно по рецепту. Что же касается препаратов, о которых вы завели речь, то вашему дяде следует для начала обратиться к психиатру, и если тот посчитает нужным назначить ему соответствующее лечение, и выпишет рецепт, тогда добро пожаловать, я сделаю все, что смогу.
   Алик поблагодарил провизора, и был таков. Как же он сразу не догадался, что тот не станет с ним откровенничать, и, тем более, помогать. Ведь дело, которым он занимался с Мамедхановым, тянуло на добрые пятнадцать лет с конфискацией. Однако должен же быть выход. Ведь на этом провизоре, и его подельниках, свет клином не сошелся.
   Алик вспомнил, как незадолго до смерти, в случайной беседе с Мамедхановым, тот упомянул о каком-то враче из наркологического диспансера, и даже назвал его имя - Октай Гаджиев. По словам покойного, этот нечистый на руку тип тоже снабжал его медикаментами, но не с такой регулярностью, и не в таких количествах, как провизор центральной аптеки. Недолго думая, Алик отправился к Гаджиеву, в надежде, что тот, узнав в нем знакомого Мамедханова поможет ему. После короткого разговора с ним, он понял, что попал в десятку, и отныне проблем с приобретением ''колес'' у него не будет.
   -Скажите, а что все-таки случилось с Азером? Говорят, он соскочил в Америку? - осторожно осведомился Гаджиев, прощаясь с Аликом, и опустив ему в карман небольшую коробочку.
   -Понятия не имею, - рассеянно ответил тот, и также незаметно запихнул новому знакомому в карман халата несколько купюр.
   -Темное дело. Ведь вместе с ним одновременно пропали двое его амбалов, вам не кажется это странным? - предположил Гаджиев.
   -Может они и вывезли его в Америку, на своих спинах, - пошутил Алик, и пожав руку собеседнику, направился к машине.
   -Заходите, если что. Ведь мне тоже надо кормить семью, - бросил ему вдогонку врач.
   -Обязательно, - сказал Алик и поспешно ретировался.
   Он вспомнил, что Гюнай ждала его к ужину, и купив по дороге тендыр-чурек, направился домой. После ужина он заперся в ванной, и приняв душ, распечатал коробку с таблетками. Он долго смотрел на нее, словно раздумывая, потом извлек две таблетки, и сразу проглотил, не запивая. Он знал, что скоро наступит долгожданное облегчение, но не ожидал, что это произойдет так быстро. Гюнай пила в гостиной чай и смотрела по телевизору ''Вокруг смеха.'' На ее предложение присоединиться к ней, он вежливо ответил отказом, и еле волоча ноги, направился в спальню. Едва его голова коснулась подушки, как он уснул крепким сном.
   -Тебе надо расслабиться и забыть о всех невзгодах. Ты ведь не только красивый и умный, но еще обладаешь редким даром, умением парить в облаках, получая от этого истинное удовольствие. А потом ты погружаешься в недра океана и плаваешь там часами, то верхом на дельфинах, то сам по себе, но главное, никогда не сожалеешь об этом, лишь наслаждаешься, наслаждаешься. Дай мне руку, мы полетим вместе, - шепнула незнакомка Алику, и вложила крошечную ручку в его шершавую ладонь. Он не мог оторвать взгляда от ее лучистых голубых глаз и нагого тела, настолько прозрачного, что он мог видеть ее сердце, отчаянно колотившееся в груди.
   -Как тебя зовут, нимфа? - спросил Алик девушку.
   -Ореада. Я полечу с тобой, но только ненадолго, потом мы попрощаемся, и ты будешь предоставлен самому себе. Все, что ты видишь вокруг, принадлежит тебе - солнце, горы, леса и реки. Нимфы, прячущиеся в прохладных зарослях и в цветочных долинах, тоже твои. Ты можешь целовать и любить их, они будут только рады этому, и никогда не устанут ублажать тебя. Когда почувствуешь, что они тебе в тягость, не стесняйся, прогони их, и продолжи свой путь, пока не достигнешь океана. А там тебя подхватят волны и унесут далеко, в те самые глубины, где полная тишина и ощущение безмятежности и любви. Ведь только в объятьях таинственных русалок ты сможешь найти истинное очарование и блаженство, - сказала Ореада и сделала первый шаг к пропасти.
   Но каков был восторг Алика, когда они не провалились в бездну, а вспарили над ней, легко и непринужденно. Они полетели к облакам, вдыхая кристально-чистый воздух гор, и подставляя лица ласковому солнечному ветру. Он не испытывал страха, его сознание не было обременено тревожными мыслями, и лишь упоительная легкость и ощущение абсолютной свободы, всецело овладели им в тот восхитительный момент.
   -Ореада, не отпускай меня, - взмолился он, обращаясь к нимфе, но в следующее мгновение осознал, что та испарилась, и он теперь летит один. Сердце вдруг защемило, но едва он приземлился в долине, как ему навстречу бросились прекрасные нимфы и окружили его, словно безобразного сатира с великого полотна Бугро, обдав сладостным запахом горячих тел. Он подчинился им, и лег на мокрую траву. Закрыв ему рот шелковистой ладонью, одна из нимф принялась ласкать его грудь, другая нежно гладила волосы, а третья целовала влажными губами низ живота. Никогда прежде он не испытывал такой неги и величайшего блаженства, ему хотелось ответить на чувственные ласки прелестниц, но тело оставалось неподвижным, руки онемели, а шевелящиеся губы не могли издать ни единого звука. Он не знал, насколько протяжной и глубокой будет эта нирвана, и предстоит ли ему испытывать неземное наслаждение вечно, или всего лишь несколько мгновений.
   -Мне надо лететь, отпустите меня, - пытался он донести до нимф отчаянную просьбу, однако они не слышали его, а лишь продолжали ласкать с удвоенной силой.
   -Отпустите, прошу вас, - взмолился Алик, и собрав последние силы, вскричал, - Ореада, помоги мне, О-р-е-а-д-а!
   Гюнай коснулась рукой горячего лба мужа, и встревоженно произнесла:
   -Тебе приснился кошмар, любимый?
   Тот бросил на нее застекленевший взгляд и тихо заплакал.
   -Маленький, кто же тебя так напугал?
   -Прости меня, я не знаю, что со мной происходит. Я чувствую себя виноватым. Перед тобой, перед родителями, перед самим собой, наконец, - заныл Алик, обливаясь потом.
   -За что? Ты ведь не сделал ничего плохого, разве не так?
   -Не знаю, не спрашивай меня, я запутался. Mне нужно время, чтобы прийти в себя.
   -Ладно, не буду тебя дергать, только скажи, кто такая Ореада?
   Алик промолчал, и отвернувшись от жены, уткнулся в подушку, намекая, что разговор окончен.
  
  
   В воскресное утро Нияз собирался понежиться в постели дольше обычного, аврал на работе накануне отнял все силы. Около половины седьмого он услышал ласковое воркование жены и недовольно буркнул:
   -Могу я выспаться один раз в неделю?
   -А кто тебе мешает, спи на здоровье, а мы с доченькой поболтаем, - спокойно выдала Ульвия, не обращая внимание на грубый тон мужа.
   -Тебе больше нечем заняться в нашей спальне? Для кого мы обустраивали детскую? - возразил Нияз, водрузив на голову подушку.
   Ульвия не могла оторвать взгляда от малышки, и демонстративно игнорируя нудеж мужа, продолжала общение с ней, как ни в чем не бывало.
   Тот стих на минуту, потом с шумом поднялся с кровати, и прихватив одеяло, направился в гостиную.
   -Наш папа бука, он нас не любит, пускай уходит, мы плакать не будем, - бросила ему вслед Ульвия.
   Нияз расположился на диване, искренне надеясь, что оказался в надежном укрытии.
   Ульвия перенесла девочку на подушку мужа и продолжила игру, чем вызвала у той неописуемый восторг, который сопровождался громким смехом и короткими звуками ''aгу'' и ''aм.''
   -Это чтo за комочек здесь лежит, мамино счастье! Ну-ка, повтори, ''aгу-агу,'' ''ам-ам,'' - не унималась Ульвия.
   Нияз смекнул, что добиться тишины в этот ранний час ему не удастся, и решил присоединиться к жене.
   -Ага, бука вернулся, ты посмотри на своего папу, какой он грубый и неуклюжий, настоящая обезьяна, - уколола Ульвия, с укоризной поглядывая на мужа.
   -Я вам не позволю создать коалицию за моей спиной, лучше недосплю, чем допущу третировать себя, - выдал он и плюхнулся рядом с малышкой.
   -Осторожно, ты же не слон, раздавишь ребенка. Ей уже третий месяц пошел, а ты все еще ведешь себя как дровосек, - недовольно произнесла Ульвия.
   -Обезьяна, слон, дровосек, не многовато для нескольких минут?
   -А ты посмотри на себя со стороны. Все тебе не так. Ребенку уже и посмеяться нельзя. А что ты будешь делать, когда она заговорит, затыкать ей рот кляпом?
   -Ты же видела, что я вернулся домой вчера в первом часу ночи. Неужели нельзя было поиграть с ребенком в детской?
   -Эгоист! Все должно крутиться только вокруг тебя, а мы что, не люди? Подумаешь, разбудили принца, может нам уйти? - перешла на повышенные тона Ульвия.
   -Не заводись, прошу тебя, - пытался успокоить жену Нияз и погладил ребенка по щеке.
   -Не трогай ее, ты не заслужил. Можешь идти обратно в гостиную и дрыхать хоть целый день.
   -Это уже переходит все границы, ты не находишь?
   -Каков подлец! Может ты еще скажешь, что это мы во всем виноваты? - нервно отреагировала Ульвия.
   -Я этого не говорил.
   -Так скажи. Чего же ты ждешь? Все, на что ты способен, это испортить утро своей семье, страдалец чертов, - перешла на крик Ульвия, и стала одновременно успокаивать расплакавшегося ребенка.
   -У меня нет слов, - тихо произнес Нияз и собрался подняться с кровати.
   -Видишь, до чего ты довел ребенка. Посмотри, как она горько плачет, так и до невроза недалеко, - театрально воскликнула Ульвия.
   -Это тебе надо голову лечить, женушка, - не сдержался Нияз и сразу пожалел о сказанном.
   -Что ты сказал? Ты меня обозвал сумасшедшей? Нет, я этого так не оставлю. С меня хватит, - завопила Ульвия и бросилась к телефону.
   -Что ты собираешься делать? Жаловаться родителям? Думаешь, они тебя ждут? Ты им давно надоела со своими капризами. Я представляю, как они были рады спихнуть своенравную дочь на меня, долго праздновали потом, небось, - с победоносным видом произнес Нияз.
   -Какой же ты подонок! Вот как ты заговорил. После всего того, что мои родители сделали для тебя.
   -Для нас, а точнее, для своей любимой и единственной доченьки, - поправил жену Нияз.
   -А ты всем этим не пользуешься? Или на тебя все падает с неба?
   -Прости, я больше не в силах терпеть твои истерики, нам лучше некоторое время пожить отдельно, - подытожил Нияз и направился в прихожую.
   -Скатертью дорога, умолять не будем, ха-ха-ха, - бросила ему вслед Ульвия.
   Нияз отметил про себя, что она сказала ''не будем'' во множественном числе. Выходит, что семья, в понимании его жены, это она и ее дочь, а он - бесполезное приложение. Рано уходит, поздно приходит, недостаточно зарабатывает, ( в сравнении с материальной помощью со стороны ее родителей) да еще смеет время от времени подавать голос. Не эти ли обстоятельства волнуют его жену? Раньше ему казалось, что Ульвия его просто не любит, а теперь он был уверен, что к этому факту прибавилось тотальное недовольство абсолютно всем, что, так или иначе, касается его.
   После рождения ребенка ситуация значительно усугубилась, и если в настоящее время ему приходится противостоять только жене, то с годами, благодаря ее стараниям, феномен постепенной трансформации его в глазах подрастающей дочери в заурядного изгоя, станет лишь вопросом времени. Все, что он не говорил, или ни делал в отношении малышки, немедленно подвергалось насмешкам, в лучшем случае, и повальному осуждению, в худшем. Он даже не имел права притрагиваться к ней, поскольку, по словам Ульвии, был грубым и неуклюжим. Какая же участь ожидает его, когда их дочь подрастет? Ведь пока она пребывает в счастливом неведении, его репутационные издержки не так велики. Но когда она станет взрослой, все будет иначе. При продолжающемся интенсивном промывании мозгов со стороны матери, взрослая дочь не только не будет его любить, но и уважать. А кому нужна семья, в которой будет царить атмосфера взаимной вражды и презрения? Не лучше ли положить конец нездоровым отношениям в зародыше, и уйти из семьи, сохранив при этом лицо? Да, ему даже страшно об этом подумать, но постоянные нападки и упреки со стороны жены становились для Нияза непосильной ношей, и заставляли страдать так, что временами он был готов волком выть. Может действительно попытаться разойтись на время и подождать, когда улягутся страсти? Правда, придется оправдываться перед Севиль ханум и Зией Гусейновичем, однако что поделаешь, значит такова его судьба. И, вообще, счастливая семейная жизнь, как фартовый лотерейный билет, или он тебе выпадает, или нет.
   Нияз спустил с антресоли чемодан и отправился в спальню за вещами.
   -Ты еще здесь? A я думала, уже рыдаешь на груди своей мамаши, - выпалила Ульвия, пытаясь унизить его.
   -Маму не трогай, и прошу тебя, не доводи меня до греха, - спокойно произнес Нияз, и стал извлекать из шифоньера белье.
   -Прости меня, пожалуйста, это все мой поганый язык виноват. Ну ляпнула глупость, с кем не бывает. Я, по крайней мере, никому джаду на смерть не заказывала, - с ликующим видом выдала Ульвия.
   Нияз уставился на нее тяжелым взглядом, но решил промолчать.
   -Что глаза выпучил, может я не права?
   -Мне жаль тебя, извини, - коротко бросил он и вышел из спальни.
   Ульвия изо-всех сил хлопнула дверью и выкрикнула ему вдогонку унижающую его мужское достоинство фразу. Однако он твердо решил ей не отвечать, и собрав чемодан, поспешно ретировался.
  
  
  
   -Я сочинил новое стихотворение, хочешь продекламирую? - спросил Амину, неожиданно появившийся на террасе, Фикрет.
   -Хочу, но только не сейчас, мне надо срочно дописать картину, заказчик торопит, - ответила та раздраженно.
   -Заказчик потерпит, слушай, - настоял Фикрет и принялся громко читать вслух:
  
  Блуждая по миру с поникшей главой,
  Я встретил в пути мудреца.
  На заданный мной судьбоносный вопрос,
  Ответил он, глядя в глаза.
  А спросил я его: - Будет счастье в семье,
  Если смеха в ней нет детворы?
  -Не будет, мой друг, ни сейчас, ни потом,
  Так что действуйте, будьте добры.
  
  
  
  
   -Долго думал? Тебе не стоило облекать свою просьбу в стихотворную форму. Достаточно было подойти ко мне и сказать: ''Амина, любимая, я хочу от тебя ребенка.'' На что ты мгновенно получил бы четкий и исчерпывающий ответ: ''Сейчас не время, дорогой, давай повременим,'' - заявила полушутя Амина, не отрываясь от холста.
   -Зачем ты так? Я долго и мучительно размышлял, как поэтическим языком выразить переполнявшие меня чувства, а ты этого не оценила, - обиженно произнес Фикрет.
   -Я не могу сейчас думать о ребенке, мне надо строить карьеру. Ты же сам говорил, что я талантливый художник, или ты мне лгал?
   -Я никогда тебе не лгу.
   -Спасибо, что подтвердил. И вообще, как ты представляешь себе беременную жену с циклопическим пузом, некрасивую и неповоротливую. Я не смогу влезать в узкие джинсы, в которых тебе так нравится моя круглая попка. Ты действительно этого хочешь? - воскликнула Амина, глядя на мужа с укоризной.
   -Но нам ведь однажды придется пройти через это, мы же с тобой мечтали о полноценной семье, разве не так? - не унимался Фикрет.
   -Позже, дорогой, позже. Лет эдак через пять, а может и десять, - сказала Амина, поставив мужа в тупик.
   -Ты шутишь? Знаешь, сколько лет было моей бабушке, когда она родила папу? Четырнадцать, - возмущенно воскликнул Фикрет.
   -Значит твой дедушка был педофилом, это все, что я могу сказать по этому поводу, - спокойно парировала Амина.
   -Ну знаешь?
   -Ладно, успокойся, я пошутила. Давай не будем ссориться и договоримся, что вернемся к этой теме немного позже, когда я буду готова, - сказала примирительным тоном Амина.
   -Колюка! - обозвал жену Фикрет, и уже готов был сдаться, как услышал звонок в дверь.
   -Кого это принесло в столь ранний час? - удивленно вскинула брови Амина.
   -Кто-то из соседей, наверное. Сейчас попросят соль, или спички, нам не привыкать, - бросил Фикрет и поспешил в прихожую.
   -Нияз? - воскликнул он, увидев на пороге друга с чемоданом, - неожиданно. Что-нибудь случилось?
   -Я ушел из дома. Приютите меня? Ненадолго, пока я не сниму квартиру? - начал он, виновато глядя на Фикрета.
   -Обязательно приютим. Вот только спать тебе придется стоя, - с серьезным видом произнес тот.
   -Он шутит, на террасе есть раскладушка, положим тебя на самое почетное место, - сообщила, появившаяся в прихожей, Амина.
   -Здорово, я и не рассчитывал на такой прием, - согласился Нияз и неуклюже ввалился внутрь, волоча за собой внушительных размеров чемодан на колесиках, приобретенный в Греции.
   -Ты располагайся, а я заварю кофе, - сказала Амина и прошла на кухню.
   -А где родители? - спросил Нияз Фикрета.
   -Гостят с ночевкой у родственников, в Шувелянах. Мы тоже были приглашены, но Амина, сославшись на занятость, вежливо отказалась, - ответил Фикрет, принимая чемодан у друга.
   -А они не будут против?
   -Если ты не будешь дебоширить и водить баб, то нет.
   -По рукам, - сказал Нияз, и извинившись, попросил разрешения помыть руки.
   -Ты знаешь, где ванная комната. Ждем тебя к завтраку, дружище, - подмигнул Фикрет и присоединился к жене.
   Нияз тщательно вымыл руки, поправил волосы у зеркала, и поймал себя на мысли, что вид у него в то утро был жалким и пoдавленным. Он набрал в легкие воздух, с силой выдохнул и отправился на кухню.
   -Какие запахи! - воскликнул он, с удовольствием вдыхая аромат свежезаваренного кофе.
   -Колумбийский, купили у Марика на прошлой неделе, - поделилась Амина.
   -А я уже забыл его лицо, он мне с недавних пор перестал звонить, - растерянно произнес Нияз.
   -Я встретила его на улице, на этой неделе, он пихнул мне саквояж со шмотками и кофе в зернах в больших пакетах. Я едва успела у него спросить цену, как он бросил на ходу: ''Все по сто рублей.''
   -Дурной, - нервно отреагировал Нияз.
   -Может за ним гнались? - предположил Фикрет.
   -Да нет. Это в его духе. Он просто прикидывает в голове, сколько нужно выручить денег за товар, а потом делит на его количество, вот и вся математика.
   -Как же я раньше не догадался? - удивленно воскликнул Фикрет.
   -Тоже мне, Леонардо Пизанский! Целых три дня голову ломал, - подколнула его Амина.
   -Дундук, он и есть дундук, никакого житейского опыта, - покорно подтвердил Фикрет.
   -Ты лучше расскажи, что тебя привело в наше скромное жилище, братец? - с любопытством осведомилась Амина.
   -Мы повздорили, и на этот раз серьезно, - сообщил Нияз, намазывая масло на булочку.
   -Причина?
   -Стара, как мир. Я во всем виноват, и надежды на исправление в обозримом будущем не просматривается.
   -А как же ребенок, что будет с ним? - заинтересованно спросил Фикрет.
   -Я в своем доме словно прокаженный, не имею права даже прикоснуться к собственной дочери.
   -Я гляжу, вы зашли слишком далеко. А ты не пытался поставить жену на место? Тебе не кажется, что она слишком высокого мнения о себе? В конце концов, ее никто не заставлял выходить замуж, и, тем более, рожать детей, - раздраженно выдала Амина.
   -Ты понимаешь, у меня такое ощущение, что у нее отняли мечту, и теперь она мстит всем, в том числе и мне.
   -Мечту? Скажите пожалуйста! Мало ли о чем мы мечтаем? Я, к примеру, хочу жить в ''Беверли Хиллз,'' и кататься на ''Кадиллаке,'' и что теперь, мне вытирать ноги о мужа? - воскликнула Амина.
   Фикрет удивленно уставился на жену, и раскрыл от неожиданности рот.
   -Закрой рот, муха залетит. Теперь и помечтать нельзя, что ли? - бросила она мужу игриво.
   -Можно, однако я и подумать не мог, что у тебя такие несбыточные мечты, - растерянно произнес Фикрет.
   -Почему бы и нет? Я же талантливый художник. Вдруг меня заметит какой-нибудь западный галерист, и предложит открыть выставку в Париже, или в Нью-Йорке. Это, по крайней мере, вполне реально. Ты не находишь, братец? - спросила Амина, переводя взгляд на Нияза.
   -Вполне. Но ты же не бросишь родной город ради того, чтобы прославиться? А как же твои родные, друзья? Ты променяешь их на деньги и славу?
   -Запросто. Если представится такая возможность, я ею воспользуюсь не раздумывая.
   -И меня тоже бросишь? - насупился Фикрет.
   -Если не поместишься в чемодан, то да, - отшутилась Амина.
   -Понял, брат, мы для них просто средство для осуществления их грязных замыслов, - пояснил Нияз, подмигнув Фикрету.
   Однако тот, по-видимому, воспринял слова Амины всерьез, и решил надавить на жену:
   -Эти разговорчики и привели к разладу в семье Нияза, тебя не настораживает явный параллелизм?
   -Да брось ты, я пошутила. Кому я нужна? Такой гений, как Саттар Бахлулзаде, не смог пробиться на Западе. А что касается моего брата, то во всех своих бедах виноват он сам. Есть такая французская пословица - ''Злая баба в доме, хуже черта в лесу.'' Он ведь знал, на ком женится. Ульвия всегда была капризной и взмалмошной девицей, и никогда этого не скрывала. А мой братец наивно полагал, что выйдя замуж, и родив ребенка, она изменится, и станет доброй и заботливой женой. Тут-то он и просчитался. Для таких девиц замужество - это спасательный круг. Ведь молодая мать с дурным характером, да еще с ребеночком на руках, всегда вызывает чувство жалости и сострадания у родителей, и особенно, у мужа. Они готовы расшибиться в лепешку ради нее, и постепенно превращаются в рабов, готовых исполнить любое желание госпожи. Те, кто попадают в умело расставленные ею сети, со временем становятся самыми несчастными людьми. А редких счастливчиков, которым все же удается вырваться их них, всю оставшуюся жизнь мучают угрызения совести. Вот и получается, что у моего брата выбор небогатый, и только ему решать, какое из двух зол выбирать, - пояснила Амина и допила кофе.
   -И все ты знаешь, сестрица, вроде сама недавно замуж вышла, а рассуждаешь, как ушлая наседка со стажем, - восторженно произнес Нияз.
   -Я женщина, и это главное. А вас, дураков, надо учить, иначе пропадете, - подытожила девушка.
   -По-твоему, я должен развестись с Ульвией? - спросил неожиданно Нияз.
   -К такому радикальному способу можно прибегнуть лишь в крайнем случае. А пока поживи какое-то время отдельно, и посмотри, как все сложится. Если она раскается, и будет искать встречи с тобой, то дай ей еще один шанс. Но если она затаится в ожидании самобичевания с твоей стороны, то выходить с ней на контакт не стоит. Ты должен понять, что если дашь слабину, она просто вытрет о тебя ноги.
   -Мне все-таки хотелось бы узнать, что будет с ребенком? Он вырастет в неполной семье? - вмешался в разговор Фикрет.
   -О ребенке, в первую очередь, должна думать мать. И если она пренебрегает мужем и втаптывает его в грязь, то какой смысл приносить себя в жертву ради него. Ведь Ульвия воспитает дочь по собственному образу и подобию, в этом не может быть никаких сомнений, а ты всегда будешь изгоем, вымаливающим у жены редкие свидания с дочерью, которой на тебя, по большому счету, будет наплевать, - пояснила Амина, обращаясь к брату.
   Нияз закурил и уставился тяжелым взглядом в стену. Он вдруг отчетливо осознал, что Амина была права. Он оказался в плену собственных безрассудных решений и неоправданных надежд. Ему с самого начала было известно, что Ульвия не любит его, однако он, несмотря ни на что, сунул голову в петлю, питая ложные иллюзии, и терпя от нее обиды и унижения. Как он мог так поступить? На что надеялся? Что стерпится-слюбится? Что Ульвия, по мановению волшебной палочки, полюбит его? Какой же он дурак! Он ведь был не последним парнем в городе, девчонки вешались на него гроздьями, а он остановил выбор на той, которая, в угоду своих амбиций, готова была принести в жертву собственных родителей, не говоря уже о нем.
   -Ты права, сестра. Спасибо тебе за науку. А теперь я пойду прогуляюсь, мне надо немного развеяться, - сказал Нияз и поднялся из-за стола.
   -И я с тобой, - заявил Фикрет, решив присоединиться к другу.
   -Не забудьте купить к обеду хлеб. Жду вас к двум часам, - бросила им вдогонку Амина, и поднялась на террасу, чтобы завершить работу над картиной.
  
  
   Освободившись от работы раньше обычного, Севиль ханум решила навестить дочь. Ульвия была несколько озадачена, увидев в дверях мать, поскольку та никогда не являлась к ней без звонка.
   -Мама? - удивленно воскликнула она, и неохотно пригласила женщину в прихожую.
   -Извини, что я тебе не позвонила, просто так редко выдается свободное время, что я решила не тратить его на всякие формальности, - заявила Севиль ханум, с любопытством разглядывая неухоженную дочь.
   -Проходи в гостиную, мама, я сейчас поставлю чайник, - сказала Ульвия и отправилась на кухню.
   -А я надеялась, что ты угостишь меня чем-нибудь вкусненьким, а то у меня с утра маковой росинки во рту не было, - бросила вдогонку дочери Севиль ханум.
   -Это проблематично, мама. Все что у нас есть в холодильнике - это кусочек сыра, полбутылки кефира и детское питание, - еле пролепетала Ульвия и виновато уставилась на мать.
   -А чем ты будешь кормить мужа, когда он вернется с работы?
   -Мужа нет. Он испарился, - устало выдала Ульвия и потянулась за сигаретой.
   -Что это значит? Объяснись, пожалуйста. И оставь в покое сигареты, ты, в конце концов, кормящая мать, - возмущенно воскликнула Севиль ханум.
   -Я давно не кормлю малышку грудью, мама, для этого есть великолепные смеси. А муж мой ушел из дома, бросив меня с грудным ребенком на руках. Вот такие пироги. Если есть еще вопросы, то задавай поскорее, а то у меня разболелась голова, и я, до твоего прихода, собиралась прилечь.
   -Если у тебя болит голова, прими таблетку, поскольку разговор коротким не будет.
   -Мама, прошу тебя, только не сегодня. Я отвратительно себя чувствую. Мне все обрыдло, и я просто хочу, чтобы все оставили меня в покое, - раздраженно произнесла Ульвия.
   -Нет, дорогая моя, тебе придется взять себя в руки, и рассказать в подробностях, что между вами произошло. Иначе я буду сидеть здесь до тех пор, пока ты не придешь в себя, - настаивала мать.
   -Какой ужас! За что мне такое наказание! Лучше бы я сдохла, чем дожила до этого дня. Даже родная мать меня не понимает, - завопила Ульвия.
   -Не ори, у тебя ребенок в доме, - прервала дочь Севиль ханум.
   -У ребенка, как раз, все хорошо. Она себе жрет, срет, дрыхает и понятия не имеет, через какие испытания проходит ее мать, - голосом, похожим на скулеж собаки, произнесла Ульвия.
   -Ах вот ты как заговорила? Ты у нас сразу такая выросла, мы о тебе не заботились? Или ты думала, что у тебя будет как в кино, когда на экране появляются титры - прошло пять лет, и ребенок по мановению волшебной палочки взрослеет?
   -Только твоих нотаций не хватало. Меня сейчас стошнит, - нервно бросила Ульвия и закурила.
   -Где Нияз, почему он ушел из дома? Впрочем, глядя на тебя, мне и так все понятно. Можешь не отвечать, - сказала Севиль ханум и потянулась за телефонным аппаратом.
   -Кому ты звонишь? - раздраженно осведомилась Ульвия.
   -Твоему мужу. Может он мне все расскажет.
   -Не трать время впустую. Этого подонка больше для меня не существует. Лучше я проведу остаток жизни в одиночестве, чем с ним.
   -Ты что, спятила? Кто будет заботиться о тебе, о малышке? Может ты рассчитываешь на нас? Советую тебе сразу отбросить этот вариант. Не смей даже думать об этом, - твердым голосом произнесла Севиль ханум.
   -Вот как ты заговорила с единственной дочерью? А кто заставил меня выйти замуж за этого придурка, и родить ребенка вдобавок, который, кроме обузы, ничем другим не является. Ты сломала мне жизнь, а теперь читаешь нравоучения и отказываешь в помощи? Хороша мать! Хороши родители! Мне остается только наложить на себя руки, тогда все будут счастливы, - с пафосом в голосе воскликнула Ульвия и громко зарыдала.
   -Значит так, собирайся, мы поедем к нам. Я все объясню отцу и, думаю, он не будет против. А завтра я займусь поисками няни, чтобы срочно разгрузить тебя. Налицо настоящая послеродовая депрессия, как я раньше этого не заметила, - сказала Севиль ханум, гладя голову дочери.
   -Правда, мамочка? Я вас не стесню? - нежным голосом пролепетала Ульвия.
   -Глупышка, о чем ты говоришь? Поживешь у нас немного, придешь в себя, а там посмотрим.
   -Спасибо, мама, я так тебя люблю.
   -Ладно, хватит нюни распускать, пойдем, я помогу тебе собраться, - сказала Севиль ханум и направилась в спальню.
   Зия Гусейнович возвращение дочери в отчий дом не приветствовал, поскольку любил повторять, что однажды вернувшись к родителям, замужняя дочь останется у них навсегда. Севиль ханум пыталась объяснить ему, что послеродовой депрессией, так или иначе, страдает больше половины молодых матерей, однако он был непреклонен.
   -Это не депрессия, она просто заелась. Привыкла жить на всем готовом. После того, как мы положили конец ее планам по переезду заграницу, она решила отомстить мужу, и нам впридачу. Что она из себя возомнила, где еще она найдет такого парня? Тихий, работящий, слова лишнего в моем присутствии не произнесет. Ей нужен был какой-нибудь мерзавец, который бы бездельничал и истязал ее. Знаешь, сколько таких в городе развелось. Сыновья достойных людей, семейные, между прочим, целыми днями не вылезают из городских притонов, играют в карты и развлекаются с проститутками. Она такого мужа себе хотела? Или, оформив фиктивный брак с этим евреем, уехать в Америку? Какой позор! Не думал я, что на склоне лет собственная дочь запятнает наше доброе имя, - громовым голосом возражал он жене.
   -Послушай, это временное явление, пускай она поживет у нас недели две, а там посмотрим. Мы же не выставим ее на улицу в таком состоянии, - пыталась уговорить его женщина.
   -Только две недели, и ни одного дня больше. А с Ниязом я поговорю сам. Он вернется домой, поскольку отказать мне не посмеет, однако если она опять что-то выкинет, то я лишу ее поддержки, - пригрозил Зия Гусейнович и заперся в кабинете.
   -Ты слышала? - еле слышно произнесла Севиль ханум, войдя в комнату дочери.
   -Еще бы, он так орал, что чуть ребенка не разбудил, - подтвердила Ульвия, вытирая слезы.
   -Придется, доченька, умерить свой пыл.
   -Не знаю, получится ли у меня. Не люблю я его, понимаешь? У вас все было по-другому, вы любили друг друга, и до сих пор являетесь образцовой семьей. А мне даже находиться с ним в одной комнате противно, не говоря уже о выполнении супружеского долга. Кому нужна такая семья, и какой у нас вырастет ребенок, глядя на родителей, которые не могут найти общий язык?
   -Нияз любит тебя, и это главное. Неужели оценив положительные качества, ты не можешь заставить себя хотя бы уважать его?
   -Я ничего не могу с собой поделать, однако обещаю попробовать, - едва слышно произнесла Ульвия.
   -Вот и хорошо. Подумайте о ребенке. Бог послал вам такую красавицу, а вы ведете себя как малые дети, - подытожила женщина.
   -Ладно, мама, я устала и очень хочу спать. Не забудь завтра позвонить няне, пожалуйста, - попросила Ульвия и юркнула под одеяло.
   -Не забуду. Если малышка проснется, позови меня, я ее укачаю. Спокойной ночи, - сказала Севиль ханум, и выйдя из комнаты дочери, тихо прикрыла за собой дверь.
  
  
   Вернувшись к таблеткам, Алик обрел, наконец, душевное равновесие. Большую часть времени он находился в приподнятом настроении, к нему вернулся аппетит, а раздражительность чудесным образом куда-то улетучилась. Гюнай заметила перемены в поведении мужа, и решила, что это связано с предстоящим пополнением в семье Амираслановых. Алик стал часто дарить ей цветы, поил по утрам свежевыжатым соком, и при каждом удобном случае целовал ее, нашептывая на ушко слова любви. Гюнай была на седьмом небе от счастья, беременность ее протекала идеально, и к лету сладкая парочка ожидала появления на свет первенца.
   Алик проснулся в понедельник раньше обычного, и отправился на кухню чтобы приготовить жене завтрак. Намедни один из его сослуживцев, Кямиль Саттаров, переехавший недавно на родину из Грузии, любезно предоставил ему оригинальный рецепт имеретинских хачапури, чем привел Алика в настоящий восторг. Гурман и любитель экзотических блюд, он решил немедленно испробовать новый рецепт, и принялся извлекать из кухонных шкафов необходимые ингредиенты. Изрядно повозившись, он скоро достал из духовки, пылающие жаром румяные лепешки, и оставив их остывать, отправился в спальню будить Гюнай.
   -Сюрприз! - воскликнул он, юркнув под одеяло, и обняв сзади жену.
   -Чем так вкусно пахнет? - спросонья пробормотала та.
   -Скоро узнаешь, вставай, жду тебя на кухне, - ответил Алик и поцеловал ее в затылок.
   -Неохота, еще нет и половины восьмого.
   -Вставай, говорю, а то пожалеешь, - рявкнул Алик и принялся стягивать с жены одеяло.
   -Уговорил, встаю, - недовольно произнесла Гюнай, и поднявшись с постели, прошла в ванную комнату. Повозившись там немного, она вскоре появилась на кухне, и увидев на столе лепешки, восторженно вскрикнула:
   -Это же хачапури, я не знала, что ты умеешь их готовить.
   -Обижаешь, все к чему я прикасаюсь, обретает законченный вид, - заявил довольный собой Алик, и положил перед женой тарелку с еще не остывшей лепешкой.
   -Какая вкуснотища! Слушай, может тебе переквалифицироваться в пекаря?
   -А кто будет ловить бандитов?
   -Попробовав твой хачапури, они сами сдадутся, - пошутила Гюнай и рассмеялась.
   -Я заметил, что сюрприз удался, видеть улыбку на твоем лице для меня самая высокая награда. А теперь мне пора на работу. Отдыхай, я позвоню тебе после обеда, - сказал Алик и поспешно ретировался.
   -Вы что так светитесь спозаранку? - спросил его, идущий навстречу в коридоре райотдела, Кямиль.
   -Я утром приготовил Гюнай хачапури по твоему рецепту, она была в восторге, - похвастал Алик.
   -Я рад, сегодня подкину вам рецепт сациви, однако это блюдо без меня дегустировать не получится, - намекнул Кямиль.
   -Понял, поговорим после работы, - обещал Алик и прошел в кабинет. Не успел он повесить китель на вешалку, как зазвонил телефон.
   -Старший лейтенант Амирасланов, слушаю, - ответил он, удобно расположившись в кресле.
   -Здравствуйте, молодой человек. Вас беспокоит отец Азера Мамедханова, - подавленным голосом произнес мужчина.
   -Кого? - удивленно воскликнул Алик.
   -Азера Мамедханова, - повторил тот.
   -Я что-то не могу припомнить это имя. Вы уверены, что не ошиблись номером, - слукавил Алик.
   -Дело в том, что мой сын пропал без вести два месяца назад. Поиски пока не увенчались успехом, но вчера в квартире моей матери я случайно обнаружил тайник, в котором были спрятаны деньги и записная книжка. В ней, наряду с другими, была ваша фамилия и номер телефона. Позвольте спросить, давно ли вы были знакомы с моим сыном и как близко? - осторожно поинтересовался мужчина.
   -Ах-да, припоминаю. Мы с ним познакомились на дне рождения общей знакомой, и просто обменялись телефонами. С тех пор я о нем ничего не слышал, - соврал Алик.
   -Жаль, а я надеялся, что у вас есть хоть какая-то информация о моем сыне, - проговорил расстроенным голосом Мамедханов.
   -Извините, но я ничем не могу вам помочь.
   -А как звали вашу общую знакомую? - спросил Мамедханов.
   -Я что, на допросе? - вспылил Алик.
   -Ну что вы. Поймите меня правильно, для меня сейчас важна любая зацепка, - взмолился тот.
   -Я рекомендую обратиться к следователю, который ведет дело о пропаже вашего сына, - посоветовал мужчине Алик.
   -Следователь однажды заявил мне без обиняков, что большинство без вести пропавших, не найденных в первые недели после исчезновения, как правило не возвращаются домой никогда. Этот факт, к сожалению, подтверждает статистика.
   -Простите, но меня ждет работа, - сказал Алик и собирался дать отбой.
   -Да-да, разумеется. Однако будьте добры, если вам станет хоть что-то известно о сыне, позвоните мне, пожалуйста, - попросил Мамедханов, и продиктовал ему номер телефона.
   -Всенепременно, - обещал Алик и, записав номер, положил трубку.
   После разговора с Мамедхановым старшим, Алик сразу помрачнел. Он не мог предположить, что Азер хранил в записной книжке имена и номера телефонов своих клиентов, хотя мог бы об этом догадываться. Что же теперь будет? Мужчина наверняка передаст книжку следователю, и тот начнет обзванивать всех подряд, в надежде найти хоть какую-то информацию, проливающую свет на пропажу Азера. Он скоро выйдет на Светку, а та ему проболтается, что Алик являлся одним из клиентов пропавшего наркодилера. Однако это лишь его предположения. Если следователь нерадивый, а начальство, сытое по горло загадочными исчезновениями, плотно сидит, то вероятность возобновления дела, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, равна нулю. Записные книжки водятся практически у всех грамотных людей, и если cотрудники УГРО будут заниматься такими мелочами, как обзванивание всех знакомых пропавших лиц подряд, то им просто не хватит времени заняться более серьезными делами. Другое дело, если следователь окажется парнем настырным, и случайно обнаружит в книжке данные Алика, то он наверняка заинтересуется, каким образом старший лейтенант милиции Амирасланов оказался в одной компании с именитыми повесами и жалкими залепушниками.
   Алик схватился за голову и неподвижным взглядом уставился на телефонный аппарат. ''Может позвонить Мамедханову и попросить взглянуть на эту злополучную книжку? А если там не только имена и номера телефонов знакомых Азера, а что-то еще? Заметки какие-нибудь, суммы денег, или другая, не менее важная информация? Нет, это слишком опасно, тот может что-то заподозрить и сообщить о встрече следователю. Необходимо сохранять хладнокровие и терпеливо ждать развязки. Другого выхода у него нет,'' - подумал Алик, извлек из нагрудного кармана рубашки таблетку и быстро проглотил. Едва он успел это сделать, как в комнату вошел Кямиль, и сев за стол, принялся что-то искать в верхнем ящике.
   -Нашел, - воскликнул он, наконец, и стал размахивать листком бумаги в воздухе.
   -Ты можешь потише, у меня разболелась голова, - попросил Алик, уставившись на сослуживца тяжелым взглядом.
   -Я же для вас старался. Это рецепт сациви. Вы передумали меня приглашать? - удивленно отреагировал Кямиль.
   -Да пошел ты со своим рецептом, баландер, - презрительно бросил Алик, и стал листать очередное дело.
   -Зачем вы так, я же хотел как лучше?
   -Вот и сиди, помалкивай, пока тебя не спросят, а то совсем распоясался, забыл как со старшими по чину разговаривают, - рявкнул на подчиненного Алик, намекнув, что разговор окончен.
  
  
   В один из воскресных дней Эльвира хлопотала на кухне, решив приготовить для мужа его любимый хингал. Пропустив через мясорубку свежую баранину с луком, она принялась за тесто, вполголоса напевая под нос песенку Топчибашева ''Где же мои огненные годы.'' Альберт расположился на балконе, в любимом плетеном кресле, и просматривал свежие газеты, изредка комментируя новости, вызвавшие у него особый интерес:
   -Когда же, наконец, команда кремлевских старцев уйдет на покой, видеть их больше не могу, честное слово!
   -А чем они тебя не устраивают? Страна потихоньку развивается, вокруг тишь да гладь, живи не хочу, - полушутя отреагировала на пассаж мужа Эльвира.
   -Надо давать дорогу молодым. Они должны встряхнуть это замшелое государство, вдохнуть в него новую жизнь. Сталин доверил высочайший пост министра иностранных дел СССР сорокасемилетнему Громыко, а что творится в высших эшелонах сейчас, одни мухоморы у власти, - недовольно произнес Альберт.
   -А как же Гейдар Алиевич? Вот из него получился бы замечательный Генсек! - воскликнула Эльвира.
   -''Нацмену'' не дадут второй раз возглавить советское государство. Это факт, - сказал Альберт и тяжело вздохнул.
   Эльвира раскатала тесто, набрала в кастрюлю воды, и поставила на огонь. Вдруг зазвонил телефон, и она, вытерев руки о фартук, подняла трубку.
   -Слушаю, - воскликнула женщина так громко, словно на другом конце провода находился глухой.
   -Доброе утро, Эльвира ханум, это Севиль.
   -Доброе, доброе, Севиль ханум, я так рада слышать вас голос.
   -И я тоже. Давно мы с вами не созванивались.
   -Ваша правда. С тех пор, как я вернулась на работу, времени ни на что не хватает.
   -Мне бы хотелось с вами встретиться, вы сегодня свободны? - осведомилась Севиль ханум.
   -Разумеется. А почему вы говорите таким упавшим голосом? Что-то случилось? - осторожно поинтересовалась Эльвира.
   -Это не телефонный разговор, давайте поговорим при встрече, - строго сказала Севиль ханум.
   -А вы приходите к нам с Зией Гусейновичем к обеду, я сегодня хингал готовлю, - голосом радушной хозяйки произнесла Эльвира.
   -Благодарю вас за приглашение, но мой муж вряд ли согласится, у него последние несколько дней нет настроения, - ответила вежливым отказом Севиль ханум, и продолжила, - давайте встретимся через час, в сквере, напротив вашего дома.
   -Договорились, я буду там ровно в назначенное время, - сказала Эльвира и положила трубку.
   -Кто звонил? - спросил Альберт жену, вытянув шею в сторону балконной двери.
   -Севиль ханум, - ответила та.
   -Не может быть. С какой стати Мардановы решили милостиво снизойти до нас, простых смертных? - cъязвил Альберт.
   -Понятия не имею. Она назначила мне встречу в сквере напротив, хочет о чем-то поговорить, - задумчиво произнесла Эльвира, и поторопилась с приготовлением блюда.
   -Странно, - пробормотал под нос Альберт и снова уткнулся в газету.
   -И я так думаю. Голос у нее был надломленный, и у Зии Гусейновича, по ее словам, тоже нет настроения. К чему бы это?
   -Может и я пойду с тобой? - участливо предложил Альберт.
   -Этого еще не хватало, встревать в бабские разговоры. Ты лучше за хингалом присмотри, мясо уже готово, - сказала Эльвира и прошла в спальню.
   Она наскоро накрасилась, надела строгий костюм серового цвета, и вышла из дома за десять минут до назначенного времени. Обнаружив в сквере свободную скамейку, она присела с краю и стала терпеливо дожидаться сватью. Та скоро появилась, и подойдя к Эльвире, приобняла ее со словами:
   -Извините меня за беспокойство, дело неотложное.
   -Слушаю вас, - сказала Эльвира.
   -Дело в том, что Нияз ушел из дома. И мы не знаем, где он сейчас находится, - спокойно начала Севиль ханум.
   -Что значит ушел? А вы пробовали звонить ему на работу?
   -Да, однако там сказали, что он взял недельный отпуск за свой счет.
   -А в чем причина его ухода? Он что-то натворил? Насколько мне известно, после рождения дочери он всегда находился в приподнятом настроении?
   -Я и не утверждаю, что ваш сын в чем-то виноват. Скорее, проблема в Ульвие, вам ведь известно, что после родов у большинства молодых женщин развивается послеродовая депрессия. Может она говорила с ним на повышенных тонах, или задела чем-то, я не знаю, но именно поэтому я и позвонила вам, чтобы выяснить, где он сейчас находится, - сказала Севиль ханум, глядя на Эльвиру встревоженным взглядом.
   -Понятия не имею. Нияз мне на этой неделе не звонил, отцу, насколько мне известно, тоже. Может он снял номер в гостинице, или решил пожить у друзей? - предположила Эльвира.
   -Вы правы, скорее всего он у кого-то из друзей. Вы же знаете, кто из его друзей является самым близким?
   -Как же я сразу не догадалась. Он, наверное, у Фикрета с Аминой.
   -А вы могли бы им сейчас позвонить? - спросила Севиль ханум.
   -Разумеется. Давайте пройдемся немного, на углу нашего дома есть телефон-автомат, - сказала Эльвира, извлекая из кошелька двухкопеечную монету.
   Севиль ханум послушно последовала за ней, и пропустив Эльвиру в телефонную будку, осталась дожидаться снаружи. Трубку подняла Амина, и услышав голос матери, звонким голосом воскликнула:
   -Здравствуй, мамочка. Что-нибудь случилось?
   -Я у тебя хотела спросить.
   -Я догадываюсь, о чем ты. Не буду скрывать, Нияз у нас.
   -И что он у вас делает? Ему не стыдно? Бросил жену с грудным ребенком на руках, а сам прохлаждается?
   -Не знаю, мама. Это последнее дело, вмешиваться в личную жизнь других людей, однако насколько мне известно, во всем виновата Ульвия. Она не любит Нияза и превратила его жизнь в ад, - пояснила Амина.
   -Позови его к телефону, я хочу с ним поговорить, - попросила Эльвира.
   -Его нет дома. Они с Фикретом уехали на рыбалку в Шувеляны.
   -Когда они вернутся, попроси Нияза позвонить мне, пожалуйста.
   -Обязательно передам ему твою просьбу. Ты только не нервничай, - обещала Амина и положила трубку.
   Эльвира вышла из телефонной будки и окинула Севиль ханум рассеянным взглядом. Та недоуменно уставилась на сватью и, наконец, осведомилась:
   -В чем дело? Почему вы молчите?
   -У меня нет слов. Ваша дочь, оказывается, не любит собственного мужа. Как такое возможно? Нонсенс! Зачем же она выходила замуж и рожала ребенка? Я не позволю отравлять жизнь моему сыночку, и не посмотрю на то, что вы занимаете высокое положение в обществе, - разразилась гневной тирадой Эльвира, и стала дрожащими руками извлекать из сумочки валидол.
   -Успокойтесь, пожалуйста, я же вам объяснила, что у Улечки послеродовая депрессия, - начала было Севиль ханум.
   -А не слишком ли долго она затянулась? Может, это нечто другое? Я не могу утверждать, но вам лучше знать, что у нее на уме, - выдала Эльвира.
   Севиль ханум молча опустила голову и стала нервно теребить пуговицу на жакете. Было видно, что ей нечего сказать, и Эльвира решила перехватить инициативу:
   -Давайте сделаем так. Я поговорю с Ниязом, и постараюсь убедить его вернуться в семью, однако и вы, в свою очередь, обещайте мне, что Ульвия будет с ним поласковей. Он ведь у меня такой добросердечный, если она отнесется к нему по-хорошему, то ей воздастся сторицей. Но если Ульвия и дальше будет его изводить, то он просто замкнется в себе, и тогда ей не сдобровать.
   -Я с вами полностью согласна. Так и сделаем. Спасибо вам, дорогая. Мы обязательно помирим наших детей, - согласилась Севиль ханум.
   -Не сомневаюсь. А теперь мне надо идти, у меня обед на плите, - сказала Эльвира, и попрощавшись со сватьей, поспешно ретировалась.
  
  
   После звонка Зии Гусейновича, и обстоятельной беседы с родителями, Нияз решил вернуться домой. Он заказал у знакомого кондитера любимый торт Ульвии, ''Тирамису,'' дождался конца рабочего дня и, купив по дороге домой букет хризантем, в половине восьмого вечера открыл своим ключом дверь в их квартиру. В прихожей было тихо, из спальни доносился приглушенный детский смех и едва слышный голос Ульвии. Он повесил плащ на вешалку, и сняв туфли, прошел в гостиную. Там было прохладно, свежий воздух тонкой струей проникал в комнату, заставляя колыхаться легкие тюлевые занавески.
   Нияз присел на диван и погрузился в раздумья. ''Этот день ничем не отличался от других, обычный будний и серый, как и большинство дней, - подумал он, - в такие дни, как правило, ничего не происходит - мы просыпаемся утром, завтракаем и спешим на работу. Там нас тоже ничего экстраординарного не ждет, вся та же каждодневная рутина. Потом мы возвращаемся домой, ужинаем, и проводим время с близкими нам людьми. Так проходит наша жизнь. И лишь изредка происходит встряска, как пробуждение мозга после комы, когда мы ссоримся с родными или друзьями, теряем близких, или сами попадаем в ситуацию, из которой, казалось, нет выхода. Именно в эти моменты мы останавливаемся, и начинаем задумываться о многих вещах, о которых нам прежде было вспоминать недосуг. Нам, к примеру, вдруг становится ясно, что не все люди, окружающие нас, думают и чувствуют так же, как мы. Пытаясь разобраться в их поведении, нас, подчас, заносит в такие дебри, что мы сразу капитулируем и отмахиваемся от назойливых мыслей, которые, роясь в нашей голове, сверлят дыры, наполняя их кровью и вызывая страшную головную боль. Но способны ли мы не думать вообще? И не реагировать на действия других людей? Ведь если мы будем лишены этих функций, то сразу перестанем существовать как личность. Нас упрячут в психиатрическую больницу, в лучшем случае, или мы погибнем сами, в худшем. Что же в действительности предпочтительнее? Первое, или второе? Не является ли выходом из данной ситуации умение фарисействовать и умело маскироваться? Приведет ли подобное поведение к душевному равновесию, или наоборот, вступит в конфликт с совестью, нравственными устоями и моральными принципами человека? На эти вопросы каждый из нас должен ответить себе сам, без обмана, если хватит смелости, разумеется.''
   -Нияз? - удивленно воскликнула Ульвия, появившись в гостиной.
   -А ты ждала кого-то другого?
   -Я никого не ждала. А что в коробке?
   -Твой любимый торт.
   -Правда? Спасибо. Я поставлю цветы в вазу и заварю чай, - заявила Ульвия без каких-либо эмоций на лице, и бесшумно прошла на кухню.
   Нияз поднялся с дивана и направился в спальню. Марджан лежала на кроватке, и увидев его, широко улыбнулась, оголив беззубые десна. Он взял ее на руки и поцеловал в щеку. Та вытаращила на него карие глазки и пыталась что-то произнести.
   -Да, папа пришел, ты это хотела сказать? А ты любишь папу? Hу давай, скажи. Папа, я люблю тебя, - произнес Нияз, прижимая к себе дочь.
   -Чай готов. Можешь нарезать торт, - послышалось из гостиной, и Нияз, положив ребенка в кровать, подчинился команде жены.
   -Малышка встретила меня счастливой улыбкой, - сказал он, решив похвастать.
   -Еще бы. Сколько дней тебя не было?
   -Давай не будем об этом. Я ведь вернулся. А это главное.
   -Ты прав. Кто старое помянет, тому глаз вон, - согласилась Ульвия и лукаво прищурилась.
   Нияз отпил глоток горячего чая и начал нелегкий разговор:
   -А ты действительно хотела, чтобы я вернулся, или просто подчинилась воле родителей и решила запрятать самолюбие поглубже?
   -Я должна отвечать на этот вопрос?
   -Как тебе угодно.
   -Я не знаю, мне трудно в этом разобраться без посторонней помощи. Иногда мне кажется, что я нуждаюсь в услугах опытного психолога, но, поразмыслив немного, сразу отметаю эти мысли. Я понимаю, что должна считаться с тобой, поскольку ты - глава семьи, мой муж и отец нашего ребенка. Но в то же время я ничего не могу с собой поделать. Ты, как бы это сказать, довольно часто раздражаешь меня. Может это мой дурной характер виноват, а может последствия послеродовой депрессии, не знаю. Однако это правда, и нравится тебе или нет, других эмоций ты у меня на сегодняшний день не вызываешь, - пояснила Ульвия и уставилась в окно.
   -Зачем ты все усложняешь? Ты просто меня не любишь, и этим все сказано. Да, я виноват, мне и раньше было известно, что ты не питаешь ко мне нежных чувств, однако я все же надеялся, что в браке мы обретем семейное счастье, а после рождения ребенка моя уверенность в этом и вовсе окрепла. Но чудес на свете, по-видимому, не бывает. Я получил горький урок, и теперь надо как-то жить дальше. Для начала нам необходимо закрыть эту тему, и больше к ней не возвращаться. А что делать дальше, как строить нашу семейную жизнь, или совместное проживание, решать тебе, - выдал Нияз.
   -Ты прав. Я довольно долго размышляла на эту тему и пришла к выводу, что распад нашего брака ни к чему хорошему не приведет. Это будет серьезным ударом по нашим родителям, по нам с тобой, и по ребенку. И если мы в какой-то степени виноваты в том, как сложилась наша жизнь, то она здесь вообще не при чем. Зачем надо ломать ее жизнь в самом начале? Это будет по отношению к ней большой несправедливостью. Что касается нас, то мы должны уяснить для себя одну непреложную истину. Поскольку между нами нет большого чувства, то нам не следует паниковать, а просто строить отношения в будущем в соотвествии с этой парадигмой, - заявила Ульвия, и отправила в рот кусок ''Тирамису'' внушительных размеров. Нияза всегда изумляла ее способность поглощать пищу крупными порциями.
   -Будем считать, что мы договорились. Не закрепить ли нашу сделку бокалом шампанского, если ты, конечно, не против, - предложил Нияз.
   -Валяй, - согласилась Ульвия.
   Нияз извлек из бара непочатую бутылку ''Жемчужины Азербайджана,'' и разлил бархатистый напиток по хрустальным бокалам. Услышав, как игристое вино шепчет нежные признания лопающимися пузырьками, Ульвия радостно захлопала в ладоши и воскликнула:
   -Как давно мы не пили шампанского!
   -Мы много чего не делали давно, - с философским видом произнес Нияз.
   Ульвия прикрыла веки и уставилась на мужа томным взглядом.
   -Ты и вправду этого хочешь? - спросил он ее осторожно.
   Ульвия промолчала, и закрыв глаза, откинула голову на подушку дивана. Нияз придвинулся к ней и с чувством поцеловал в полуоткрытые губы. Та не стала сопротивляться. Осмелев, он взял ее на руки и отнес в спальню. Малышка мирно посапывала в кроватке, и в этот момент им уже никто не мог помешать. Нияз распахнул халат жены, и принялся осыпать ее грудь горячими поцелуями. Она тяжело задышала, и в следующее мгновение торопливыми движениями принялась снимать трусы. Он вызвался помочь, и почти сразу вошел в нее, заставив застонать, и сжать сильными ногами его голый торс. Спустя несколько секунд все кончилось, и Нияз, виновато улыбнувшись, поцеловал Ульвию в щеку и откинулся на подушку.
   -Извини, - грустно произнес он и уставился в потолок.
   -Глупости, я все понимаю, сама виновата, - поддержала мужа Ульвия и прижалась к нему.
   -В следующий раз, - начал было Нияз.
   -Помолчи, давай не будем об этом. Лучше скажи, куда ты пригласишь меня завтра вечером? Нам ведь следует отметить счастливое перевоплощение, - перебила его Ульвия.
   -Давай поедем за город. Полакомимся настоящим шашлыком из осетра и горячими кутабами с зеленью, - охотно предложил Нияз.
   -А Марджанка?
   -Отвезем малышку к маме, она покормит ее и уложит спать. А на обратном пути мы заберем ее.
   -Заметано.Только постарайся освободиться завтра пораньше, где-то к пяти часам, - попросила Ульвия.
   -Нет проблем. Главное, чтобы ты не передумала, - сказал Нияз, бросив на жену укоризненный взгляд.
   -Я-то не передумаю, а вот если ты не явишься вовремя, то век тебе на воле не рыбачить, - твердо произнесла Ульвия.
   Нияз прижал к себе жену и крепко поцеловал в губы.
   -Отстань, продолжения не будет. Лучше пойдем допивать шампанское, - бросила она и выскользнула из его объятий. Он возражать не стал и смиренно поплелся за ней в гостиную.
  
  
   ''Только не убивай меня, пожалуйста!'' - эта фраза вновь и вновь всплывала в мозгу Алика. Понятное дело, кто-то навел на него порчу и посылает негативные мысли извне, как же этому противостоять, какую защиту поставить? И сможет ли он самостоятельно справиться с нарастающим беспокойством и навязчивыми страхами? А может обратиться к специалисту? Просто попробовать рассказать ему все, как есть. Но где найти человека, который, узнав кто он, будет потом держать язык за зубами. Ведь не пройдет и нескольких дней после того, как станет известно о его недуге, и новость мгновенно распространится по городу. А потом все проблемы, которые, как в угасающем организме до поры до времени пребывают в состоянии анабиоза, всплывут наружу.
   Сильнейший удар, в первую очередь, получит Гюнай. Для нее это может быть чревато потерей ребенка, а для них двоих - расторжением брака. Родители, скорее всего, отвернутся от него, а на карьере оперативника придется поставить жирный крест. Сократить дозу принимаемых таблеток он уже не мог, весь ужас положения заключался в том, что ему и этого было недостаточно. С каждым днем ситуация лишь усугублялась, и такие симптомы болезни, как тремор, бред и даже паранойя, стали сопровождать его повсеместно, и в кабинетах высокого начальства в том числе.
   Азер Мамедханов прочно обосновался в повседневной жизни Алика - часто беседовал с ним, иногда прятался за спиной, а ночами являлся во сне, глядя на него укоризненным взглядом и c молчаливым осуждением. Нередко Алик ловил себя на мысли, что начинает скучать без него. Подобное происходило, когда дух умершего, по-видимому, брал паузу и парил в других местах, или же навещал людей более приятных, чем его убийца. Постепенно привыкнув к новому состоянию, Алик перестал обращать на тень Мамедханова внимание, ему даже удавалось изредка расслабиться, но только до того момента, пока не звучала знакомая фраза: ''Только не убивай меня, пожалуйста!'' С этого мига все начиналось сначала, и с целью остановить новый виток психопатологической симптоматики, Алик принимал очередную таблетку, лишь ненадолго отдаляя момент окончательного разрушения собственной физической оболочки.
   Проснувшись однажды посреди ночи, Алик почувствовал сильный озноб, потом это ощущение постепенно сменилось чувством жара, сопровождающееся приступом слабости и потливости. Во всем теле возникло мышечное напряжение, и от постоянной зевоты ему стало сводить челюсти. Он впал в состояние паники, и вскочив с постели, неожиданно для себя в три прыжка оказался в ванной комнате. Дрожащими руками извлек из тайника три таблетки, и судорожно проглотив их, запил водой из под крана. Потом он сел на стульчак, и помочился по-женски, поймав себя на мысли, что ненавидит себя. Дождавшись седативного эффекта от принятых таблеток, он вернулся в спальню и долго не мог заснуть, однако спустя некоторое время все же впал в забытье, и очнулся только под утро от звонкого голоса Гюнай:
   -Просыпайся, любимый. Папа пригласил нас на празднование ''Новруз Байрама'' в Закаталы.
   ''Вот она, спасительная соломка, - подумал Алик. Как же он раньше не догадался. Ему необходима смена обстановки. Будь проклят этот задымленный город и постылая работа. Только там, в горах, на лоне девственной природы, вдохнув чистейший воздух полной грудью, и напоив тело родниковой водой, он излечит хворую душу. Надо собираться немедленно, каждая минута на счету, можно еще успеть, он уже в этом не сомневался.''
   -Эта самая отрадная новость, которую я услышал за последнее время. Я даже не знаю, как благодарить твоего отца, - радостно воскликнул Алик и привлек к себе жену.
   -И я рада, дорогой. Мы с тобой давно никуда не выезжали. Будет здорово, не правда ли, а то я совсем закисла в четырех стенах. А главное, папа просил передать, что мы можем пригласить кого-то из родственников или друзей, чтобы не скучать в дороге, - заявила Гюнай.
   -Может Нияза с Ульвией?
   -Я не против. Или Фикрета с Аминой, - предложила Гюнай.
   -Я поговорю с ними и дам тебе знать. У нас ведь есть еще два дня в запасе, - сказал Алик и поспешил в ванную комнату.
   Tеперь он был уверен, что все изменится. Надо лишь взять отпуск за свой счет и смотаться отсюда подальше. Там Мамедханов точно его не достанет. Это здесь, в городе, в своей вотчине, он чувствует себя хозяином, а там, в Закаталах, его дух просто растворится и оставит Алика в покое, дав, тем самым, драгоценное время на его исцеление. Он не возьмет с собой таблетки, они ему там не понадобятся. Или возьмет, но самую малость, на всякий случай. Об этом никто не узнает. Он спрячет их, или переложит в пузырек от другого лекарства, головной боли, например. И если Гюнай найдет его, то всегда можно будет отбрехаться.
   Наспех позавтракав, Алик позвонил на работу и предупредил, что с понедельника берет отпуск за свой счет. Потом он набрал номер телефона Нияза, и услышав в трубке его голос, еле сдерживая радость, сообщил о приглашении тестя. Тот ожидаемо счел новость неожиданной, и обещал, поговорив с женой, перезвонить другу. Фикрет, в отличие от Нияза, сразу ответил Алику вежливым отказом, сообщив, что подобного рода мероприятия они празднуют исключительно в кругу семьи. Алик отнесся к традиции с пониманием, и стал терпеливо дожидаться звонка от Нияза. Тот не заставил себя долго ждать, и позвонил после полудня.
   -Ну что? Мальчик, или девочка? - спросил Алик.
   -Мальчик, разумеется. Однако Ульвия поставила условие, поедем на моей машине, - ответил Нияз.
   -А что я скажу новым родственникам? Что заставил гостя везти нас на своем горбу? Не поймут, ведь, - пытался возразить Алик.
   -Я сожалею, но таково условие моей жены, а с ней, как тебе известно, спорить бесполезно, - твердо сказал Нияз.
   -Заметано. Но бензин с меня, и по поводу этого пункта возражения приниматься не будут.
   -Как тебе угодно, - согласился Нияз.
   Друзья договорились о встрече во дворе дома Амираслановых на следующее утро, и перекинувшись ничего не значащими фразами, скоро попрощались. Алик сообщил о разговоре с Ниязом жене, и та, не вдаваясь в подробности, стала собираться в дорогу.
   -Что он сказал? - спросила Ульвия мужа, когда тот положил трубку.
   -Согласился. А куда бедняге деваться, когда ему ставит ультиматум дочь самого Марданова, - заявил Нияз.
   -Ты чем-то недоволен? Забыл, как Алик чуть не отправил нас на тот свет? Короткая же у тебя память, - напомнила ему Ульвия.
   -Он тогда перебрал немного, и решил пофикстулить, с кем не бывает. А поскольку ты настаиваешь, чтобы мы отправились в Закаталы на нашей машине, то так мы и сделаем. И перестань об этом думать. Главное, что нам предстоит замечательная поездка в один из райских уголков республики. А как в районах умеют принимать гостей, мне известно не понаслышке.
   -А куда мы денем малышку? - осведомилась Ульвия.
   -Возьмем с собой. Положишь ее в детскую корзину, на заднее сиденье, и она, под вашу болтовню с Гюнай, проспит всю дорогу.
   -Ты прав, в нашей машине достаточно места. А в ''Шестерке'' Алика мы бы точно не уместились, - согласилась Ульвия.
   -Вот и хорошо. Я сейчас же поеду в профилакторий и поменяю масло. Дорога долгая, и привести машину в порядок никогда не помешает, - сказал Нияз, и поцеловав жену в щеку, поспешно ретировался.
   Ульвия уложила ребенка в кроватку и решила позвонить Гюнай.
   -Здравствуй, дорогая. Давно тебя не слышно. Как здоровье молодой мамочки? - начала она бодрым голосом.
   -До мамочки мне еще долгих три месяца. На здоровье пока не жалуюсь. Спасибо мужy, он заботится обо мне, как о принцессе, - сообщила Гюнай, невольно вызвав y Ульвии чувство зависти.
   -Не может быть! А мне казалось, что он, кроме работы, ни о чем не думает. Да и в личном плане, он всегда производил на меня впечатление самовлюбленного эгоиста, - выдала Ульвия.
   -О чем ты говоришь? Он самый чуткий и нежный из всех мужчин, которых я когда-либо встречала. Я представляю, каким он будет любящим отцом, и с нетерпением жду того дня, когда подарю ему первенца, - с чувством произнесла Гюнай.
   -Мой тоже поначалу на цыпочках ходил, а потом потихоньку выпустил коготочки, да так, что жутко стало. Ладно, не будем говорить о плохом. Я позвонила, чтобы поблагодарить вас за приглашение. Это здорово, что появилась возможность выбраться из города и немного развлечься.
   -Незачем нас благодарить. Это идея моего отца. Он любит собирать на ''Новруз Байрам'' родственников и друзей, и пользуясь случаем, их мирить, - гордо заявила Гюнай.
   -Какой молодец! Он у тебя, наверное, очень добрый?
   -Добрый, но строгий. Я бы так его охарактеризовала, - пояснила Гюнай.
   -Мне уже не терпится познакомиться с твоей родней поближе. Не буду тебе мешать, да и мне пора собираться в дорогу. До встречи завтра утром, голубушка, - сказала Ульвия и положила трубку.
  
  
   После череды настойчивых просьб мужа, Амина все же решила задуматься о будущем ребенке. Часто прогуливаясь в парках и скверах города, она останавливала взгляд на молодых матерях, которые были как две капли воды похожи друг на друга. Все, как правило, неряшливо одеты, кое-как причесаны, и одинаково тревожно суетились вокруг своих чад, изображая из себя заботливых сударушек. Амину от подобных уличных сцен неизменно воротило, и она пообещала себе всерьез заняться карьерой, и отдалить, насколько это возможно, момент зачатия ребенка. Фикрета такое развитие событий, по понятным причинам, не устраивало, и он, под давлением родителей, стал в последнее время донимать жену, все чаще задавая вопросы о том, как скоро они станут полноценной семьей.
   -Ответь мне, пожалуйста, зачем нам cейчас заводить ребенка? - спросила однажды Амина мужа.
   -Так положено. Время идет, родители интересуются. Мало ли что они могут подумать. Может с тобой что-то не в порядке, или у меня какие-то проблемы. И потом, я хочу от тебя малыша, что в этом плохого? Гюнай, насколько мне известно, недавно забеременела, а такая своенравная особа, как Ульвия, давно уже родила, - пояснил Фикрет, глядя на жену с надеждой.
   -Вот только не надо меня сравнивать с этими наседками. Я человек творческий, и живу совсем в другой системе координат. Если я рожу ребенка, то сразу выпаду из обоймы, и люди моего круга перестанут воспринимать меня всерьез.
   -Как ты можешь так говорить? Причем здесь люди твоего круга? Мы обсуждаем будущее нашей семьи, а ты ведешь себя так, словно тебе все равно. Если ты не хочешь рожать, скажи мне об этом прямо, и я перестану тебя донимать. Если же ты намерена повременить немного, то я пойму, и буду терпеливо ждать.
   -Молодец. Ты идеальный муж. Именно об этом я и хотела с тобой поговорить. Почему бы нам не отложить этот многотрудный и продолжительный процесс на некоторое время. Я в настоящее время готовлюсь к выставке. Кто знает, может мои работы заинтересуют арт-дилеров и моя карьера пойдет в гору. Но если они окажутся никому не нужны, и меня постигнет горькое разочарование, то я буду готова посвятить жизнь заботам о семье и домашнем хозяйстве, - заявила Амина и поморщилась.
   -Я не хочу, чтобы ты говорила о семье, как о чем-то второстепенном. Это унижает меня. Скажи, что ты так не думаешь, прошу тебя, - взмолился Фикрет.
   -Какой же ты глупый. Почему все мужики такие бестолковые. Представь себе, что ты сильно увлечен каким-то делом, и тебе кажется, что ты способен достичь высот на этом поприще. Как бы ты поступил? Изменил самому себе, и потом всю оставшуюся жизнь жалел об этом? Или хотя бы попробовал сделать что-нибудь, чтобы потом не испытывать нестерпимую боль и страдания?
   -Я никогда не задумывался об этом.
   -А может, все таки, стоило? - не унималась Амина.
   -Может и так. Мне иногда кажется, что я слишком дикий и твердолобый, однако как изменить себя, какие действия предпринять, остается для меня неразрешимым пазлом. Только общаясь с тобой, я испытываю некоторое облегчение, и начинаю понемногу, и как бы исподволь, прозревать. Ты влияешь на меня так же благотворно, как сестра милосердия, энергично хлопочущая у ложа раненого солдата, и взирающая на него любящими, и одновременно, сочувствующими глазами.
   -Художник - сестра милосердия, звучит эксцентрично, - пошутила Амина, решив снять напряжение, возникшее между ними.
   -А я, раненый солдат - математик, которого эксцентричная медсестра должна немедленно поставить на ноги, чтобы он успел к вручению Нобелевской премии, - поддержал жену Фикрет.
   -Математикам Нобелевская премия не присуждается. Однако таким ты мне нравишься больше. По жизни надо идти легко и непринужденно. Всему свое время. Давай просто жить и стараться не заморачиваться. ''Излишняя торопливость, точно также, как и медлительность, ведет к печальному концу,'' Шекспир, - пояснила Амина и поцеловала мужа в лоб.
   -Пусть будет по-твоему. Будем считать, что в этом важном вопросе мы с тобой достигли компромисса. А сейчас, мне бы хотелось обсудить с тобой недавний отказ Алику, который, как мне показалось, расстроил его не на шутку. Ты случайно не обиделась на меня?
   -Вовсе нет. К Гюнай у меня претензий нет, но в компании Ульвии я чувствую себя не в своей тарелке. Может потому, что она не любит моего брата и проецирует эту нелюбовь и на меня. Или она просто эгоцентрик, который, кроме себя никого не любит, и даже в мыслях не допускает, что у окружающих ее людей могут быть собственные чувства, желания и потребности. И потом, какая в этом необходимость, ехать с грудным ребенком в компании беременной женщины за тридевять земель, чтобы справить ''Новруз Байрам,'' который традиционно считается семейным праздником, и многие принципиально отмечают его дома, в кругу семьи. Я не хочу показаться тебе ханжой, но меня одолевают большие сомнения по поводу того, что наша невестка внезапно воспылала любовью к Закаталам в целом, и к семье Амираслановых, в частности. В этой авантюре, или, скорее, гешефте, кроется, по-моему, совсем другое, а именно, желание Улечки потусоваться в обществе бывшего марьяжника. Если это не соответствует действительности, то я полный профан в вопросах женской и мужской психологии, именуемых научным термином - взаимоотношение полов, - заявила Амина.
   -Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь?
   -Представь себе, что нет. Я слишком хорошо знаю своего брата, чтобы в данной ситуации выступать в роли его адвоката. В своем катастрофически-безнадежном, и даже отчаянном положении, виноват лишь он один, и никто, кроме него. Его ведь не заставляли жениться на этой гламурной штучке. Он по собственной воле влез по уши в дерьмо, будучи прекрасно осведомленным, что тело его будущей супруги еще не остыло от ласк лучшего друга.
   -Откуда тебе это известно? - удивленно воскликнул Фикрет.
   -Мир слухами полнится. Да и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить, как Ульвия вытирает о мужа ноги, - пояснила Амина.
   -Я не хочу слышать плохое о моем друге, даже из уст его собственной сестры, - отчаянно возразил Фикрет.
   -Тебе неприятно слышать правду? А ты покажи мне хоть одного человека, который получает от этого процесса удовольствие. Я не встречала такого. И тебе, я думаю, не следует строить из себя дурачка. Да, Нияз твой друг, однако это друг детства, как бы родной тебе человек, и ты смотришь на него и его поступки зашоренными глазами, не так, как смотрят на него окружающие. Для бакинской публики он - альфонс, человек, который променял свободу и доброе имя на высокое положение в обществе, и мнимое материальное благополучие. Подлинные представители золотой молодежи, или те, которые себя таковыми считают, смотрят на таких с презрением, называя иногда за глаза, а нередко и в лицо, пасынками фортуны и носителями зеленых шляп, - с горечью констатировала Амина.
   -По-твоему, и я - альфонс? Я ведь тоже женился на девушке не своего круга, не так ли?
   -Ты - совсем другое дело. У тебя не было никаких ожиданий, и ты никогда не стремился извлечь выгоду из наших отношений. А Нияз пошел на это сознательно, в здравом уме и твердой памяти, надеясь, что благодаря влиятельному тестю сделает головокружительную карьеру и утрет нос своим обидчикам.
   -Ах вот оно что. Я-то думал, что он любит Ульвию, - тихо произнес Фикрет, опустив голову.
   -Прости, но мне кажется, что ты должен знать правду, - выдала Амина.
   -Не надо извиняться, ты поступила правильно. Однако я не могу понять, как можно жить без любви?
   -Он-то ее любит, и я в этом не сомневаюсь. А то что она водит его за нос - это факт. И от предстоящей поездки в Закаталы я не жду ничего хорошего. Ульвия с Аликом снова окажутся вместе, былые чувства вспыхнут с новой силой, и моему брату останется лишь уныло созерцать этот неприкрытый блуд, - подытожила Амина.
   -Какой позор! Может предупредить Нияза?
   -Успокойся, дорогой. Ему уже никто не поможет. Такова реальность, в которой он не просто существует, но и, к сожалению, является главным действующим лицом. А ты будь умницей, и держи язык за зубами. Нам ведь не нужны лишние проблемы? Пускай они сами разбираются между собой.
   -Но ведь я не могу сидеть сложа руки. Какой же я друг после этого, - продолжал настаивать Фикрет.
   -Можешь. Их отношения тебя не касаются. Ты только все испортишь, а Нияз еще назовет тебя завистником, который сует свой нос куда не просят. Ты меня слышишь?
   -Да слышу, слышу. И не надо на меня повышать голос, только этого не хватало, - возмущенно воскликнул Фикрет.
   -Извини, я не хотела тебя обидеть. Иди спать, завтра тебе рано вставать, а мне еще надо посуду помыть, - сказала Амина и отправилась на кухню.
   -Спокойной ночи, - бросил Фикрет, заперся в ванной комнате и включил душ.
  
  
   Самолюбие Ульвии было глубоко уязвлено в тот самый момент, когда она узнала о выборе Алика. Ее воспаленное сознание рисовало сцены расправы над бывшим возлюбленным, одну изощреннее другой. Она никак не могла смириться с тем, что этот хлыщ предпочел ей, Мардановой, какую-то дешевую провинциалку, без роду и племени. Однако рана вскоре затянулась, оставив после себя фантомные боли и острое желание отомстить вероломному приятелю, который, по слухам, стал примерным семьянином. Ульвия уже была готова поверить в сомнительную новость, как однажды встретила в салоне красоты подружку, Джамилю Араблинскую, по большому секрету поведавшую ей о интрижке Алика с белокурой красавицей Ириной, младшей сестрой его бывшей знакомой:
   -Он был и остался кобелем, а эта женитьба просто дань общественному мнению, великолепный антураж, прикрываясь которым наш общий знакомый продолжает одерживать легкие победы над глупыми городскими прищепками.
   Ульвия, услышав новость, злорадно ухмыльнулась, и пообещaла себе при первом удобном случае напомнить о ней Алику, прижав его к стене, и заставив жалобно встрепенуться. ''Этот козел будет ползать на коленях, моля о пощаде, и я подумаю, какое наказание для него придумать, чтобы он от страха потерять свою клушу, не слетел с катушек окончательно,'' - подумала она тогда.
   Приглашение на празднование ''Новруз Байрама'' в Закаталах явилось для Ульвии манной небесной. Она представила себе, как снова вскружит голову похотливому парнише, которому наверняка опостылела бледная и брюхатая женушка, и у которого сперма забрызжет из глаз при виде ее круглой попки, затянутой в узкие джинсы. А она-то постарается, и найдет в своем гардеробе именно то, что действует на бедных страдальцев безотказно. Пусть он потом волочится за ней, и пускает слюни до тех пор, пока она не соизволит обратить на беднягу внимание, и отдастся ему так, что у него потом на свою благоверную никогда не встанет.
   -О чем ты думаешь, дорогая? - спросил Нияз жену, аккуратно складывая вещи во вместительный саквояж оливкового цвета.
   -О тебе. И о том, какой ты у меня хороший, - ответила Ульвия, не моргнув глазом.
   Нияз уставился на жену недоуменным взглядом, и осторожно произнес:
   -Ты и вправду так считаешь?
   -Разумеется, глупенький. Cмотрю я на тебя и не нарадуюсь. Повезло же мне, вздорной и ворчливой мегере. Я представляю, сколько женщин мечтают о таком муже. И чего нам, бабам, не хватает?
   -Не говори так о себе. Ты вовсе не мегера. Это все напускное. В душе ты мягкий и ранимый человек.
   -Возможно. Однако дело в том, что в повседневной жизни мы не обязаны обнажать свою душу, и поэтому представляем себя такими, какими на самом деле не являемся. Иначе мы предстанем перед другими людьми беззащитными, и недоброжелатели легко воспользуются этим обстоятельством.
   Однажды, очень давно, я встретила человека, который казался мне идеалом настоящего мужчины. Я влюбилась в него, и как мне тогда грезилось, была любима. Сблизилась с ним настолько, что делилась самым сокровенным, даже тем, о чем не догадывалась моя мать. Он был благодарным слушателем, и никогда не перебивал меня. Мало говорил о себе, но нередко разражался продолжительными монологами, обращенными то ли к слушателю, то ли к самому себе. Я была счастлива. Ни дома, ни в другом месте, я не могла говорить с кем-либо о своих проблемах, или просто о том, что волновало меня. А уединившись с ним, мы могли говорить часами о чем угодно, и с таким азартом и горячностью, что нередко ловили себя на мысли, что время предельно сокращается именно в минуты счастья. Ты, наверное, хочешь спросить меня, занимались ли мы сексом? Я отвечу положительно. Но это было скорее данью его личной парадигме ментальной модели человека, для которого физическая близость с женщиной была составной частью близости духовной.
   Будучи страстно увлеченной, я перестала замечать, что со временем его интерес ко мне, как к собеседнику, стал угасать, и осталось лишь то, что для меня являлось очевидным фактом - удовлетворениe нами животной страсти. Я не могла с этим долго мириться, и он в какой-то момент почувствовал слабину с моей стороны, однако виду не подал. Спустя некоторое время, толком не объяснившись, он нагло и цинично выставил меня за дверь, словно надоевшую куклу, которая мозолит глаза и постоянно требует к себе внимания. Если честно, то он привел какой-то, с его точки зрения, убедительный аргумент, но это не могло, в моем понимании, служить поводом для разрыва. Я ушла, и не стала ему мстить, несмотря на то что меня раздирало от злобы на части.
   Прошло некоторое время и он женился. Я на тот момент была уже замужней женщиной, и дала себе слово никогда не вспоминать былые связи. Однако узнав о том, кого этот негодяй взял в жены, я долго не могла понять, что он такого нашел в аляповатой провинциалке, чего не было во мне. И только потом, после долгих и мучительных размышлений, я пришла к печальному выводу, что нельзя перед мужчинами выставлять напоказ наш внутренний мир, сердцевину, вы не цените этого, и поэтому нас жестоко наказываете. Вы любите сильных и властных женщин, которые поворачиваются к мужчине то темной, то светлой стороной, заставляя его постоянно держаться в тонусе. Женщина-хищница, женщина-манипулятор, вот о чем вы втайне мечтаете. И стоит этому флеру улетучиться, как вы теряете к нам интерес, и мы из охотниц, хозяев положения, легко превращаемся в затравленных жертв, - закончила рассказ Ульвия и нервно закурила.
   -А тебе не приходило в голову, что он просто не любил тебя?
   -Любил, не любил, какое это теперь имеет значение. Главное, что мы разошлись, и больше никогда не увидим друг друга, - слукавила Ульвия.
   Нияз не стал спорить с женой, ведь ему заранее было известно, что он проиграет. Да и персонаж, описанный ею, был до коликов знаком ему. Одно лишь было непонятно, зачем Ульвие понадобилось вспоминать эту душещипательную историю из ее недавнего прошлого, да еще перед поездкой в Закаталы? Будучи человеком прямодушным, он воспринял короткую исповедь жены как минутный крик души, и не придал ему ровным счетом никакого значения.
   Утро следующего дня выдалось ясным и солнечным. Сизый туман, нависший над городом, скоро рассеялся, уступив место легкому восточному ветерку и вихрастым облакам. Нияз помог Ульвие расположиться с ребенком на заднем сиденьи, и открыв багажник, принялся укладывать в него дорожные сумки, насвистывая под нос веселую мелодию.
   -Далеко собрались? - услышал он за спиной голос, и повернув голову, увидел соседа по двору, Газанфара киши.
   -В Закаталы, - коротко бросил Нияз.
   -Благодатные места. Счастливой вам дороги, сынок, - пожелал сосед и присел на скамейку рядом с детской площадкой.
   -Спасибо, даи, может тебе привести что-нибудь оттуда? - участливо спросил Нияз.
   -Не стоит утруждать себя, сынок. Если только себе привезешь коробочку шекинской халвы, то поделишься со стариком маленьким кусочком.
   -Я вам целую коробку привезу, даи. Какая вам нравится больше, рисовая ришта, или кос-халва?
   -Ришта, сынок, - застеснялся старик и, подумав, добавил, - да не бери ты в голову.
   -Будет вам ришта, даи. Будьте здоровы, - обещал Нияз, и помахав ему на прощание, тронул машину с места.
   -Что этому попрошайке понадобилось? - раздраженно бросила Ульвия.
   -Ничего особенного. Как там малышка? - ответил вопросом на вопрос Нияз.
   -Спит. Куда она денется. Я бы в такой кроватке тоже уснула. Повезло же ей, - выдала Ульвия и углубилась в чтение любовного романа.
   Алик с Гюнай прогуливались по двору и, завидев машину Нияза, неспешно направились к ней. В правой руке Алика был небольшой саквояж, а с плеча Гюнай свисала пестрая дорожная сумка. Увидев друзей, Нияз остановил машину и вызвался им помочь.
   -Это все? - удивленно осведомился он, намекая, что те едут налегке.
   -У нас же там квартира, забитая шмотками, - весело ответил Алик и приобнял его.
   -Красиво жить не запретишь! А у нас полный багажник вещей, вплоть до детских пеленок, - пояснил Нияз, с трудом запихивая саквояж друга в свободный угол.
   Алик расположился на переднем сиденьи, а Гюнай села рядом с детской кроваткой, по левую руку от Ульвии. Та приветливо кивнула им обоим, и приложив указательный палец к губам, еле слышно произнесла:
   -Будьте добры, потише, ребенок спит.
   -Какая красавица, вся в отца, - воскликнула Гюнай, увидев крохотную головку девочки в вязаной шапочке.
   -А мои родители утверждают, что она - вылитая я в детстве, - возразила Ульвия.
   Гюнай извинилась, и в следующее мгновение ее лицо залилось густой краской.
   -Не волнуйся, дорогая, в твоем положении это вредно, - посоветовала Ульвия и уткнулась в книгу.
   Нияз окинул друга многозначительным взглядом, и компания, миновав центр в полном молчании, скоро выехала на загородное шоссе.
  
  
   -Какое счастье, что наши дети помирились. Я так переживала за них. Когда мне позвонила Севиль ханум, у меня душа ушла в пятки. У нее был такой голос, словно кто-то, не дай Бог, умер, - сказала Эльвира, ранним утром наливая мужу чай.
   -Еще бы. Ведь Нияз не на шутку обиделся. Я хорошо знаю своего сына. Его трудно вывести из себя. И если он ушел из дома, то там у них произошла не простая размолвка, а нечто посерьезней, - отреагировал Альберт с участием.
   -Ой, дура! Как наша невестка может себя так вести? Ясное дело, что она надеется на своего отца, но ведь он не заменит ей мужа. Вместо того, чтобы держаться за Нияза обеими руками, она отталкивает его от себя. Бессовестная! Я сказала ее матери, чтобы Ульвия перестала мучить моего сыночка, иначе я за себя не ручаюсь, - вспылила Эльвира.
   -Ты поступила правильно. Пусть знают наших. Когда Ульвия до свадьбы хвостом виляла, то подобное поведение можно было списать на незрелость, но после рождения ребенка, она должна была взяться за ум и вести себя достойно, наконец, - поддержал жену Альберт.
   -Если честно, то ее родители здесь не при чем. Они то, как раз, на нашей стороне. Ты бы видел, с какой надеждой смотрела на меня Севиль ханум во время последней встречи. Как невинная козочка. Слава Богу, что все обошлось, теперь они снова вместе. Тот факт, что Ульвия согласилась вместе с Ниязом нанести визит родственникам Амираслановых в Закаталах, лишний раз подтверждает, что я была права, наша невестка остепенилась, - довольным голосом произнесла Эльвира.
   -А почему я об этом узнаю последним? - удивленно воскликнул Альберт.
   -Наш сын сообщил мне новость вчера, поздно вечером. Ты уже мирно посапывал в постели. Родители Гюнай будут с помпой отмечать у себя ''Новруз Байрам,'' вот они и пригласили молодых в гости.
   -А как же малышка?
   -Они взяли ее с собой.
   -Ей ведь нет еще и годика, - возмутился Альберт.
   -Да не волнуйся ты так. Они поехали на ''Волге'' Нияза. Мой сыночек отменный водитель, ему не привыкать. Помнишь, как прошлым летом наши соседи, Халиловы, отправились с друзьями на двух ''Жигуленках'' в Юрмалу? А это, в оба конца, больше шести тысяч километров, между прочим.
   -Твоя правда. Пусть дети гуляют. А то слишком сильно мы их опекаем, пора отпустить в свободное плавание, - согласился с женой Альберт.
   После завтрака, находясь в приподнятом настроении, Эльвира приготовила хингал, компот из фейхоа, и яблочный штрудель по-венски. Приняв душ, и надев новый атласный халат с благородным принтом в стиле индийского национального орнамента ''пейсли,'' она удобно расположилась в кресле и позвонила дочери.
   -Здравствуй, мама, - ответила Амина на звонок матери и сладко зевнула.
   -Вы спите, лодыри?
   -А что нам еще делать? Сегодня суббота, заслуженный выходной, вот мы и нежимся в постели.
   -Приходите к нам на обед, я приготовила твой любимый хингал, - сообщила Эльвира.
   -А мы собирались справить ''Новруз Байрам'' дома, - неуверенно произнесла Амина.
   -Чудненько. Днем пообедаете у нас, а к вечеру отправитесь домой, аккурат к чаепитию с шекербурой-пахлавой, - настаивала Эльвира.
   Амина прикрыла ладонью трубку и спросила Фикрета, готов ли он откликнуться на приглашение. Тот кивнул, и она ответила матери согласием.
   -Ждем вас к трем часам. И не надо ничего покупать к чаю. Я испекла яблочный штрудель, - сказала Эльвира и положила трубку.
   -Вставай, лежебока, надо принять душ и привести себя в порядок, сегодня ведь праздник, - сказала Амина и толкнула Фикрета в бок.
   -Иди в душ первая, - лениво произнес тот.
   -Нет уж, первый ты, и пожалуйста, по-быстрому. А то мне еще краситься, приводить волосы в порядок, и все такое.
   Без четверти три молодые, взявшись за руки, вышли на улицу и принялись ловить такси. Долго ждать не пришлось, и скоро они, преодолев недолгий путь, попросили таксиста остановить машину на Торговой улице, у цветочного ларька. Они купили букет гвоздик и решили прогуляться. Дверь открыл Альберт и радостно воскликнул:
   -Как я вам рад, мои дорогие. С праздником весны!
   -Взаимно. И мы по вам соскучились, - сказала Амина и поцеловала отца в щеку.
   Фикрет протянул букет, подоспевшей в прихожую Эльвире, и приобнял ее со словами:
   -Вы выглядете потрясающе.
   -Неужели? Это, наверное, мой новый халат на вас подействовал, - кокетливо произнесла Эльвира и покрылась румянцем.
   -При чем тут халат, мама? С тех пор, как ты скинула лишние килограммы, стала выглядеть как модель с обложки журнала ''Урода,'' - заявила Амина.
   -Что за неудачная шутка, доченька? - пытался одернуть дочь Альберт.
   -''Урода,'' по-польски красота, папочка, пора знать такие вещи, - резко ответила Амина, иронично фыркнув.
   -Виноват, исправлюсь. Век живи, век учись, - философски произнес Альберт.
   -И дураком останешься, - подлила масла в огонь Эльвира, и жестом пригласила детей в залу.
   -Давай держаться вместе, сегодня наши женщины настроены против меня, - сказал Альберт и подхватил Фикрета под локоть.
   -Мне тоже с утра досталось, так что вы здесь не один пострадавший, - ответил на шутку тот, и торжественно зашагал рядом с тестем.
   Обед удался на славу. Молодые, поблагодарив хозяев и вежливо отказавшись от десерта, отправились восвояси. Альберт, сославшись на головную боль, прилег на диване в гостиной, а Эльвира вернулась на кухню, и поставив чайник на плиту, устало опустилась на диван.
   ''Придется пить чай в одиночестве, - подумала она, и вспомнив комплимент зятя, улыбнулась краем губ, - видно она действительно недурно выглядит, если уж такой чурбан, как Фикрет, заметил это. А почему бы ей не выглядеть хорошо? Разве она уже состарилась? Некоторые ее ровесницы бальзаковского возраста завели себе молодых любовников, особенно те, у кого состоятельные мужья. И правильно сделали. Почему этим старым пердунам можно, а им нельзя? Негоже вечно бояться того, что скажут люди. Им все равно рты не закроешь. Стоит немного приодеться и подкраситься, как злопыхатели начинают шушукаться за спиной, строя грязные предположения, типа, не завела ли она себе любовника? Представьте себе, завела, а вам какое дело? То, что расположено у меня между ног, принадлежит мне одной, и только я вправе распоряжаться этим добром по собственному усмотрению. Может действительно настала пора пожить для себя?''
   Альберт после инфаркта перестал домогаться ее, она еще молода и свежа, зачем же ставить на себе крест? Последние два месяца она упорно отвергала попытки директора училища ухаживать за ней. Правда, он был моложе ее на пять лет, но разве это является препятствием для интимной близости? Она всю жизнь посвятила Альберту и детям. Теперь, когда муж заболел, а дети обзавелись собственными семьями, ей уже ничего не мешало. Она была абсолютно счастлива. После долгих лет неблагодарной домашней работы, она, наконец, занялась любимым делом. Семейная жизнь ее сыночка наладилась, у молодых подрастала очаровательная девочка, и даже Амина задумалась о том, чтобы подарить им очередного внука. О чем она еще могла мечтать?
   Мучила ли ее совесть за то, что она помогла свекрови отойти в мир иной раньше срока? Разумеется, нет. Она раз за разом вспоминала события тех лет, и убеждалась в том, что в смерти старухи не было ее вины. Это было лишь несчастливым совпадением. Не могло джаду сработать так быстро, и посему ее совесть была абсолютно чиста. Разве события последнего времени не стали тому подтверждением? Несмотря на перенесенный инфаркт, Альберт выздоровел, у детей все складывалось замечательно, а она просто цвела. И потом, она сделала все правильно, и дабы избежать обратного удара, откупилась. И в настоящее время ни ей, ни ее семье, ничто не угрожало. Следовательно, на пути к новой жизни у нее уже не было никаких препятствий. Бог на ее стороне. Она это чувствовала всем сердцем. Так зачем же ждать? Bремя уходит безвозвратно, пора действовать.
   Эльвира, осторожно ступая, вышла в прихожую и приоткрыла дверь в спальню. Альберт мирно спал. Она вернулась на кухню и набрала номер телефона Сенана Алибейли, директора музыкального училища.
   -Приемная директора, слушаю вас, - сухо произнесла секретарь, подняв трубку.
   -Севочка, соедини меня, пожалуйста, с шефом, - попросила Эльвира.
   -Сию минуту, - ответила та, и в следующее мгновение она услышала знакомый голос:
   -Чем могу служить, Эльвира ханум?
   -Сенан Мовсумович, помните, как намедни вы пригласили меня в загородный ресторан?
   -Мое предложение остается в силе, - вежливо произнес тот.
   -Я позвонила сообщить вам, что согласна, - сказала Эльвира и еле слышно перевела дух.
   -Невероятно! Это самая радостная новость в ночь на ''Новруз.'' Я приеду за вами завтра, в шесть часов вечера, - бодро сообщил Сенан.
   -Договорились, только не заезжайте во двор, а ждите меня у сквера, - попросила Эльвира.
   -Разумеется, а что вы скажете мужу? - заговорщическим тоном осведомился Сенан.
   -Придумаю что-нибудь. До встречи, - ответила Эльвира и положила трубку.
  
  
   Узнав, что Гюнай скоро подарит им внука, Алиевы были вне себя от радости. Глава семьи, Гуламмирза муаллим, долго искал повод, чтобы выманить молодых в Закаталы, и вот однажды, супруга посоветовала пригласить их на празднование ''Новруз Байрама,'' любимого в народе праздника, который широко отмечался в каждой азербайджанской семье в день весеннего равноденствия.
   Подготовив заранее многочисленные ''новруз-пайы''(подарки), полковник распорядился раздать их родственникам и соседям. К торжественному дню ''Байрам-ахшамы'' были приглашены народные певцы-ханенде, для услаждения слуха гостей, и повара, в обязанности которых входило приготовление плова и восточной выпечки - пахлавы, шекербуры и шор-гогалов. Женщины, тем временем, раскладывали по тарелкам проросшие зерна пшеницы и окрашивали cваренные вкрутую яйца, которые впоследствии должны были украсить праздничные столы.
   К трем часам дня все было готово к приему гостей. Во дворе усадьбы установили несколько круглых столов, накрытых белоснежными скатертями, и сервированных на пятьдесят человек. В центре каждого из них красовались рыба-левенги, фаршированная орехами и изюмом, многочисленные закуски, тарелки с проросшими зернами пшеницы, свечи и крашеные яйца. Рядом, в массивных казанах, дымился шафран-плов. У каждого стола, на миниатюрных тележках, были расставлены бутылки с элитным алкоголем и прохладительными напитками.
   -К которому часу вы ждете гостей из Баку, Гуламмирза муаллим? - вежливо осведомился один из приглашенных сослуживцев.
   -Скоро должны подъехать, а что?
   -Мы решили после ужина преподнести им подарок. Пригласили борцов, чтобы они померились силой перед ними, потом покажем петушиные бои, а в довершение всего попросим молодежь поучаствовать в прыжках через костер, согласно древней традиции, - сообщил мужчина.
   -Молодцы, таким спектаклем они в Баку точно не любовались, - довольно произнес Гулламмирза муаллим.
   -И я о том же. Пусть приобщатся к народным традициям, - услужливо произнес сослуживец.
   -Едут-едут, - радостно завопила детвора, расположившаяся в раскидистой кроне орехового дерева, и с самого полудня наблюдавшая за дорогой.
   -На какой машине? - спросил Гуламмирза муаллим.
   -На белой ''Волге,'' - громко рапортовал соседский мальчишка Гудрат.
   -Странно, а почему Алик не приехал на своей машине? - удивленно произнес мужчина.
   -А сейчас и узнаем, - откликнулась его жена, Гюльзар ханум, и накрыв голову платком, спустилась с веранды во двор.
   -Открывайте ворота, - скомандовал хозяин и велел пропустить машину внутрь.
   Нияз въехал во двор на самой малой скорости и аккуратно запарковал машину около гаража. К ним тотчас подбежала ребятня и, открыв двери, стала предлагать помощь по разгрузке.
   -Добро пожаловать, дорогие гости. С праздником вас, - радостно воскликнула Гюльзар ханум.
   Первыми из машины вышли Алик с Ниязом, и вежливо ответив на приветствие, стали суетиться у задних дверей, помогая женам выбраться наружу. Гюнай, увидев мать, поцеловала ее в щеку, потом приобняла отца и устало произнесла:
   -А это Ульвия с Ниязом, они были у нас на свадьбе.
   -Ну, давайте, молодежь, двигайтесь энергичней. Принимайте душ и возвращайтесь к нам, скоро гости соберутся, - сказал Гуламмирза муаллим, и поприветствовав молодых, вызвался проводить их в дом. Ульвия оглянула небрежным взглядом убранство двора, и попыталась было возразить хозяину:
   -А может мы отдохнем с дороги немного, муаллим?
   -Вы и будете отдыхать, но только за столом. Вас ждет великолепный ужин и настоящий спектакль. Такого, поверьте мне, в Баку вы не увидите, - произнес тот тоном, не терпящим возражений.
   -Ловлю вас на слове, - согласилась Ульвия, и передав детскую кроватку мужчине, походкой манекенщицы зашагала рядом с ним в направлении дома. Гюльзар ханум обратила внимание на вызывающий наряд гостьи - белые, плотно облегающие бедра джинсы, и пурпурно-красную шелковую кофту с глубоким декольте.
   Алик с Ниязом достали дорожные сумки из багажника, и устало покачиваясь, последовали за ними. Войдя в дом, компания пересекла просторный зал, и стала подниматься по лестнице на второй этаж, где для гостей были подготовлены две отдельные спальные комнаты.
   -Думаю, вам хватит одного часа на отдых, дорогие мои. А потом спускайтесь во двор, мы будем ждать вас с нетерпением, - сказал Гуламмирза муаллим и поспешно ретировался.
   В назначенное время, приглашенные на праздничный ужин гости, расселись по местам, и стали терпеливо ждать бакинских визитеров. Никто не решался притронуться к закускам, все ждали команды хозяина. Первой во двор спустилась Гюнай. Она была одета в просторную шерстяную кофту бежевого цвета и юбку-карандаш. Уложив ребенка спать, скоро во дворе появилась и Ульвия. Гости тотчас перевели взгляды на девушку, которая спустя мгновение догнала подругу и, взяв ее под локоть, принялась что-то нашептывать на ходу. На ней была соблазнительно-обтягивающая грудь трикотажная кофта, длинная пестрая юбка, в стиле кантри, и босоножки на пробочной танкетке, на которых она смотрелась на голову выше Гюнай. Алик с Ниязом лениво плелись за женами, ничем особо не выделяясь на их фоне.
   -Присаживайтесь, вас все заждались, - воскликнул Гуламмирза муаллим, и подал знак тамаде. Тот включил микрофон и приступил к произнесению первого тоста, который больше походил на скетч. Гюнай с Ульвией сели рядом и продолжили светскую беседу, не обращая внимания на выступающего. Алик расположился слева от Ульвии, и не мог оторвать от нее взгляда. Он еще в дороге заметил, как ее формы маняще округлились. А аромат, исходивший от ее тела, недавно побывавшего в душе, сводил его с ума. Нияз оживленно беседовал с соседом по столу, и судя по тому, как они еще до окончания тоста пропустили по рюмке, тот явно собирался споить бакинского гостя.
   Тамада, наконец, умолк, присутствующие выпили, и почти сразу заиграла музыка. Ульвия поднялась с места, выскочила на середину двора и зашлась в танце. Скоро к ней присоединились другие девушки, и взявшись за руки, стали кружиться вокруг костра, отплясывая танец Яллы.
   -А вы чего расселись? Ну-ка, прыгайте через костер, таков обычай, - громко произнес в микрофон тамада, приглашая молодых парней присоединиться к танцующим девушкам.
   Алика такая перспектива не устраивала в корне, и он, подмигнув Ниязу, незаметно скрылся за домом, чтобы в спокойной обстановке выкурить сигарету. Тот, напротив, твердо решил участвовать в народном обряде, и с разгона прыгнул через костер, едва не угодив в самый его центр, к неподдельному восторгу собравшихся. Толпа ликовала, и скоро Гуламмирза муаллим громко скомандовал:
   -Молодежь, покажем бакинцам как надо укрощать огонь?
   Те словно ждали команды хозяина, и один за другим бросились исполнять ее. Зрелище было чрезвычайно захватывающим - девушки все азартнее кружились вокруг костра, словно подзуживая парней, а те, забыв об опасности, сломя голову бросались в огонь, под звонкое дребезжание сазов ашугской троицы.
   -Мистика, да и только, - произнес вслух Алик, вернувшись за стол, и выискивая глазами фигуру Ульвии. Он присел на стул, и отпив глоток вина, стал терпеливо дожидаться ее. Музыканты, наконец, утихли, и экзальтированные участники обряда расселись по местам. Подоспевшая к столу Ульвия, обдала его жаром своего тела, и обожгла взглядом широко раскрытых глаз. Ему на мгновение показалось, что он теряет сознание.
   -Не смотри на меня так, - выдала та, сопровождая фразу дьявольской улыбкой.
   -Давай уедем отсюда, - коротко бросил Алик.
   -И куда же?
   -Ко мне на квартиру, здесь рядом.
   -А как же твоя жена?
   -Она зашла в дом. Ей нездоровится, и она там, по-видимому, задержится надолго. А Нияз уже порядочно набрался, и ему сейчас не до нас, - пояснил Алик.
   -Поехали, - с задором произнесла Ульвия, вызывающе глядя на него.
   -Я сейчас выйду за ворота и буду ждать тебя там. Не задерживайся, - сказал Алик, и поднявшись со стула, направился к выходу.
   Музыканты заиграли очередную танцевальную мелодию, и гости вновь пустились в пляс. Ульвия, пробираясь между ними, незаметно выскользнула со двора и присоединилась к Алику.
   -Нам надо выйти на дорогу, а там поймаем такси, - сообщил Алик.
   -А где находится твое гнездышко? - игриво осведомилась Ульвия.
   -В пяти минутах езды отсюда, - ответил тот.
   В квартире было сыро и неуютно. Алик разжег камин и достал из бара бутылку шампанского.
   -Стратегический запас, - заговорщически произнес он и привлек к себе девушку.
   -Может сначала выпьем? - предложила та.
   -Успеем, - сказал Алик и запечатлел на ее губах продолжительный поцелуй. От Ульвии пахло легкими духами, с изысканным шлейфом, дымом от костра, и пьянящим запахом взгоряченного женского тела.
   -Я люблю тебя, - сказал Алик, с трудом оторвавшись от нее.
   -И я тебя, - шепотом произнесла девушка и принялась лихорадочно расстегивать молнию на юбке.
   -Не торопись, я хочу окунуться в нее, - глухим голосом выдал Алик и бросил Ульвию на диван.
   Время словно остановилось для них, и они, едва уcпев насладиться друг другом, откинулись на подушки, уставившись в потолок ошалелыми глазами.
   -Мне никогда не было так хорошо, - сквозь слезы произнесла Ульвия.
   -За это и выпьем, - предложил Алик и открыл шампанское с легким хлопком. Из бутылки, вместо пены, поднялся нежный дымок.
   -Ты считаешь, что мы поступили правильно? - начала Ульвия, жадно отпив глоток напитка.
   -Как же иначе? Я устал жить двойной жизнью. Мне казалось, что я любил Гюнай. Однако совсем скоро мне стало ясно, что любил я только тебя одну. Какой же я был дурак! Как я мог уступить тебя Ниязу? Разве можно было в здравом уме отказаться от любимой девушки, даже ради друга? Я не помню, что тогда произошло, но знаю одно, что надо было слушать свое сердце, а не поддаваться уговорам других людей, - признался Алик.
   -Как же нам быть? - рассеянно произнесла Ульвия.
   -Следует признаться во всем. Это единственный выход. А теперь нам пора возвращаться, - твердо сказал Алик и уставился на девушку горящими глазами.
   Та, коротко кивнув, нехотя поднялась с кровати и скрылась в ванной комнате.
  
  
   -Где ты была? - спросил Нияз жену, когда та появилась в спальне.
   -Я смертельно устала и хочу спать, - нервно бросила та.
   -Сначала ты мне скажешь, где и с кем ты провела последние полтора часа, а потом, если тебе угодно, можешь ложиться, я мешать не буду, - произнес Нияз заплетающимся языком, еле передвигаясь по комнате.
   -Ты мне противен. Hадо же было так налакаться, - морщась от запаха перегара, заявила Ульвия.
   -Ты была с ним? - вскрикнул Нияз и схватил ее за локоть.
   -Отпусти, мне больно. Ты разбудишь хозяев, идиот.
   -А мне плевать. Пускай все знают, что моя жена шлюха.
   -Да, я была с Аликом. Ты это хотел услышать? Я люблю его. А тебя я никогда не любила. Более того, я испытывала к тебе отвращение, и каждый день, проведенный с тобой, вспоминаю, как в кошмарном сне, - выдала Ульвия, глядя мужу в глаза.
   -Ты лжешь. Ты просто грязная и распутная девка. Ты не способна никого любить. И с Аликом ты переспала назло Гюнай. А что касается нас с тобой, то из страха перед отцом, ты не посмеешь разрушить семью. А этот подонок поиграет с тобой и вычеркнет из жизни, поскольку его родители никогда не позволят ему бросить беременную жену, - выпалил с жаром Нияз.
   -Это не твоя забота. По приезду в Баку я подам на развод. Я больше не могу находиться рядом с тобой, я питаю к тебе ненависть.
   -Я не дам тебе развод. А ребенка я заберу к себе, так и знай. И никто тебе не поможет. Ты - падшая женщина, - воскликнул Нияз, и налив себе полный бокал коньяка, залпом осушил его. Потом он тяжело опустился на стул и горько зарыдал.
   -Мы еще посмотрим, чья возьмет, размазня, - уверенно произнесла Ульвия, глядя на мужа с презрением.
   -Мы едем в Баку, собирайся, - почти шепотом бросил Нияз спустя несколько минут, делая вид, что не слышал последней фразы.
   -Ты спятил? Как ты сядешь за руль в таком состоянии?
   -Мне плевать. Разбуди своего хахаля, и сообщи ему, что он поведет машину. Я не останусь здесь ни минуты. Если ты этого не сделаешь, то хозяева узнают о вашей связи, - заявил Нияз, и по его искаженному лицу девушка поняла, что он не шутит.
   -А что я ему скажу? - спросила Ульвия, глядя на него ошалелыми глазами.
   -Придумай что-нибудь. Скажи, что я позвонил в Баку и узнал, что моему отцу внезапно стало плохо, - ответил Нияз, еле ворочая языком.
   -Ладно, оставайся здесь. Я поговорю с Аликом и тотчас вернусь. Только не наделай глупостей, - поняла Ульвия и вышла из комнаты.
   Увидев ее в гостиной, Алик широко улыбнулся, но по выражению лица понял, что случилось непоправимое. Она рассказала о размолвке с мужем и озадаченно уставилась на него.
   -Надо ехать. Я все объясню тестю и, надеюсь, он поймет. Собирайтесь, - сказал Алик и отправился в спальню. Услышав новость, Гюнай изменилась в лице.
   -Как же так! Ночь на дворе, - громко воскликнула она.
   -Нияз не контролирует себя и, похоже, там все серьезно. Вероятно с его отцом случился второй инфаркт, - пояснил Алик, укладывая вещи в дорожную сумку.
   -Я разбужу отца, и попрошу проводить нас, - сказала Гюнай и вышла из комнаты.
   Через четверть часа Алик с Гюнай, в сопровождении Гуламмирза муаллима и Гюльзар ханум, спустились во двор. Шел второй час ночи. Яркая луна освещала серебристым светом их сосредоточенные лица.
   -Надо же было такому случиться в праздничный день, - расстроенно произнесла Гюльзар ханум.
   -Разве тот ''Мужчина'' наверху выбирает время? - надломленным голосом вторил ей муж.
   -Извините, дорогие хозяева. Мы вам искренне благодарны за теплый прием, но надо ехать, каждая минута дорога, - нетвердо проговорил Нияз, обращаясь к родителям Гюнай, и пройдя мимо Алика, едва слышно процедил сквозь зубы: ''Будь ты проклят!''
   Тот был потрясен. А какой реакции он ожидал от друга? Выяснения отношений по-мужски? Нет, Нияз не был способен на такое. Он и муху не мог обидеть, а вложить всю бессильную злобу и страшную обиду в одну короткую фразу, было как раз в его стиле. Но Алика в тот момент не одолевали чувства вины и стыда. Разве он являлся причиной того, что у друга не сложилась семейная жизнь? Ниязу с самого начала отношений было известно, что Ульвия не любит его, и зная ее ригористичный характер, вряд ли полюбит в будущем. Зачем же он полез на рожон? На что надеялся? Пытался получить тепленькое местечко, в насквозь прогнившем обществе, члены которого даже улыбались друг другу стандартными улыбками. Может ли он осуждать, или проклинать его? Категорически нет. Алик дал другу шанс, он уступил ему девушку, которую по-своему любил, но тот не смог воспользоваться щедрой услугой, и оказавшись неспособным сделать ее счастливой, потерял все. Это был ожидаемый и закономерный конец. Однако сердце Алика все же было не на месте, он не мог взять себя в руки и, расположившись на водительском сиденьи, незаметно извлек из кармана две таблетки ЛСД и мгновенно отправил в рот.
   -Вы в порядке? - спросил он девушек, включив зажигание.
   -Не волнуйся, - ответила Ульвия, и протянула ему крышку от термоса, в котором дымился покрытый пенкой кофе.
   -Очень кстати. А вы постaрайтесь заснуть, дорога долгая, - сказал Алик, и отпив несколько глотков, выехал со двора.
   Гюльзар ханум выплеснула им вслед воду из стакана, и энергично замахала рукой. Алик еще раз бросил взгляд на хозяев в зеркале заднего вида, и коротко просигналив, стал набирать скорость. Едва они выехали на пустынное шоссе, как он включил магнитофон, в надежде на то, что музыка и кофе не дадут ему заснуть за рулем.
   -Пожалуйста, не превышай скорость. A если устанешь, то останови машину и вздремни немного, обещаешь? - нежно произнесла Гюнай, гладя плечо мужа.
   -Обещаю, - ответил Алик и окинул взглядом Нияза. Тот, коснувшись подбородком груди, уже погрузился в глубокий сон. Ульвия пристроила детскую кроватку поудобней, и накрыв ребенка одеялом, устало прикрыла веки.
   ''Наконец-то,'' - подумал про себя Алик спустя четверть часа, почувствовав, как им овладела всепоглощающая эйфория, сопровождавшаяся участившимся сердцебиением. Словно и не было недавнего свидания с Ульвией, и как-будто он не слышал проклятия друга, брошенного в его адрес, и оставившего на сердце раскаленное клеймо. Он замер, устремив неподвижный взгляд в слепяще-выпуклую точку пространства, и дорога, освещенная дальним светом фар, стала казаться ему аэродинамической трубой, погрузившись в которую, можно было испытать полное ощущение свободного полета.
   -Не бойся. Ты ведь помнишь свою Ореаду. Я знаю, ты звал меня на помощь, но я была далеко и не слышала твоего голоса. А сейчас я здесь, рядом, и стоит тебе прибавить скорость, как мы снова будем беспечно парить в облаках, взявшись за руки. И на этот раз я тебя никуда не отпущу, ты всегда будешь со мной. Hавеки, навеки, навеки, - услышал Алик знакомый голос, и увидев на лобовом стекле отражение нимфы, надавил изо-всех сил на педаль акселератора.
  
  
  
   В ночь на двадцать второе марта Абилю Кулиеву позвонил однокурсник его сына, Садыха, и встревоженным голосом сообщил, что тот полчаса назад был доставлен в больницу имени ''Семашко'' с острым перитонитом. Кулиев, не теряя времени, надел выцветший китель старшины милиции, и достал из жестяной коробки триста рублей (половину пенсионных сбережений за полгода). Наскоро попрощавшись с женой, oн выехал с собственного двора в селе Ашагы-Тала в направлении трассы Закаталы-Баку.
   Максимально удобно расположившись на продавленном сиденьи потрепанного ''Москвича-412,'' он закурил и погрузился в тяжелые раздумья. Погода была сухой и безветренной. На средней скорости в восемьдесят километров в час, он надеялся добраться до Баку за пять часов. Едва докурив сигарету, он заметил в зеркале заднего вида стремительно приближающийся автомобиль с включенным дальним светом. Будучи водителем с тридцатилетним стажем, он мгновенно прикинул, что обогнавшая его спустя несколько секунд белая ''Волга,'' двигалась со скоростью не менее ста пятидесяти километров в час. Он негромко выругался, и на всякий случай сбавив скорость, продолжил движение. Автомобиль скоро растворился во тьме, и Кулиев, забыв о досадном инциденте, открыл форточку и направил на себя струю свежего воздуха. Он таким нехитрым способом надеялся побороть, постепенно овладевавшую им, сонливость. Минут через двадцать, в километре от себя, он заметил высокое облако пыли, которое стало постепенно оседать, и накрыло собой дымящуюся ''Волгу,'' а вслед за ней и поверхность шоссе. Неподалеку, в высокой траве, торчала открытая крышка багажника другого автомобиля, который, в результате столкновения, отбросило в кювет и развернуло в противоположную сторону.
   Кулиев остановил машину у обочины дороги, и достав из бардачка карманный фонарик, включил его и поспешно направился к белой ''Волге.'' Едва он поравнялся с ней, как его взору предстала леденящая душу картина. Лунный свет ярко освещал автомобиль, по раскрытым дверям которого темными полосами стекала кровь. Вокруг были разбросаны обломки железа и осколки стекла. Удар чудовищной силы пришелся на сторону водителя. Капот, радиатор и двигатель были смещены назад настолько, что вплотную приблизились к панели приборов. На переднем сиденьи Кулиев обнаружил два бездыханных мужских тела. Hесчастные, по-видимому, погибли мгновенно. Судя по всему, они не были пристегнуты ремнями безопасности, и в момент столкновения врезались головой в ветровое стекло, а их тела были смяты в кровавое месиво сместившимися частями салона.
   Позади водительского сиденья, с широко раскрытыми от ужаса глазами, покоилось странно-изогнутое тело молодой женщины. Череп ее был разбит о боковую стойку, а из под волос, носовых отверстий и полости уха, стекало мозговое вещество, смешанное с кровью. Рядом с ней, в детской кроватке, плакал грудной ребенок. Кулиев обошел машину сзади и осветил фонарем другую женщину, которая находилась позади переднего пассажирского сиденья. Обе бедренные кости ее были сломаны, и смещены так, что пробив кожный покров, уродливо торчали из-под пестрой юбки. Вокруг места переломов образовались сильные подтеки и обширные гематомы. Из зияющих ран струилась кровь, судя по черному цвету, венозная. Женщина была еще жива, и едва слышно произнесла: ''Спасите моего ребенка, пожалуйста... Позвоните Фикрету.'' Кулиев хотел было проверить, жив ли водитель другого автомобиля, но было уже поздно, он был объят пламенем.
   Медлить было нельзя. Мертвые уже не нуждались в его помощи, а спасти женщину старшина мог еще успеть. Он попытался извлечь ее самостоятельно, как вдруг заметил два автомобиля, медленно приближающихся к месту аварии. Первый направлялся в Закаталы, а второй двигался в противоположном направлении. Вскоре двое молодых людей, опасливо озираясь по сторонам, подошли к Кулиеву и остановились как вкопанные.
   -Будьте добры, помогите мне, эта женщина еще дышит, - сказал Кулиев, и объяснил, что надо делать. Те пригнулись, и изо-всех сил толкнули сиденье с мертвым пассажиром вперед. Кулиев просунул левую руку за спину девушки, а правой попытался снизу обхватить ее ноги. Ему это удалось, и в следующее мгновение он извлек ее из машины, и понес к своему ''Москвичу.'' Один из молодых людей помог ему уложить девушку на заднее сиденье. Та потеряла сознание, но когда Кулиев приложил ухо к ее груди, то услышал слабое сердцебиение.
   В этот момент к нему подошел водитель машины, направлявшейся в Закаталы. Он был среднего возраста и плотного телосложения, на красноватом рябом лице поблескивали хитрые черные глазки. Кашлянув для солидности, он обратился к Кулиеву:
   -Мужчина, вы напрасно суетитесь, они уже давно на том свете. А нам очень пригодились бы драгоценности, которыми эти несчастные увешаны. Одни часы на их руках потянут тысяч на пять. Давайте снимем их, поделим по-братски, и разъедемся по домам.
   -Пошел вон, подонок, - глухим голосом произнес Кулиев, и недобро сверкнув на него глазами, захлопнул дверь ''Москвича.''
   -Ты мне ответишь за свои слова, старшина. Видать из честных, был бы покладистей, вышел бы на пенсию майором, - бросил рябой, сплюнул на асфальт и нехотя направился к своей машине.
   Проводив его презрительным взглядом, Кулиев вновь обратился к молодым людям:
   -Я отвезу девушку в больницу в Закаталы, может врачи успеют ее спасти. Там же сообщу инспекторам ДПС, чтобы прибыли на место аварии. А вы, ребятки, пока посторожите здесь, чтобы ничего не пропало.
   -А что делать с ребенком? - спросил один из парней.
   -Не знаю, - ответил Кулиев и развел руками.
   -А может я отвезу ее в Баку и передам родственникам? Вы же говорили, что женщина назвала какое-то имя, Фикрет, по-моему, - предложил один из парней.
   -Ты прав, надо проверить у нее в сумке, может там есть блокнот и номер телефона этого Фикрета, - согласился Кулиев и взялся за поиски.
   -Есть, - оживленно произнес он, и передал блокнот молодому человеку, - найди там, пожалуйста, номер телефона Фикрета, и по приезду в Баку позвони ему, а мне надо торопиться, каждая минута дорога.
   Кулиев сел в свой ''Москвич'' и, развернув машину, отправился в Закаталы. В городской больнице, как он и предполагал, находился дежурный врач и две медсестры. Объяснив врачу ситуацию, он вместе с ним и медсестрой вернулся к машине. Убедившись в том, что девушка находится без сознания, врач зафиксировал левую руку под нижней челюстью пострадавшей, а правую просунул ей под мышку. Кулиев обойдя машину с другой стороны, проник в салон и обхватил ее ноги.
   -Я буду осторожно тянуть ее к себе, вы только поддерживайте ноги. Главное, уложить ее на носилки, - скомандовал доктор.
   Пострадавшую тотчас отвезли в реанимацию. Кулиев направился к дежурной медсестре, чтобы позвонить в Городскую автоинcпекцию. Там его сразу узнали, и обещали незамедлительно послать на место происшествия наряд дорожно-патрульной службы. Облегченно вздохнув, Кулиев опустился на стул и уставился на медсестру усталым взглядом.
   -Хотите, я напою вас чаем? - участливо осведомилась та.
   -Будьте добры, а то у меня во рту пересохло, - ответил Кулиев, и едва закончив фразу, заметил врача, который энергичной походкой направлялся к нему.
   -Как она, доктор? Будет жить? - спросил Кулиев, глядя на него с надеждой.
   -Состояние критическое. Я поставил капельницу и вызвал хирурга, нужна срочная операция. На все Божья воля, - ответил тот.
   Кулиев попрощался с врачом, и отпив глоток чая, направился к выходу, ему предстояла долгая дорога в Баку.
  
  
  
   В половине седьмого утра в квартире Фараджевых зазвонил телефон. Фикрет поднял трубку и недовольно произнес:
   -Слушаю.
   -Фикрет муаллим, доброе утро. Извините за ранний звонок. Но дело не терпит отлагательства. Прошу вас, назовите адрес, мне необходимо доставить вам... - послышалось на другом конце провода.
   -Что доставить? Вы можете мне объяснить, кто вы такой и что вам надо? - раздраженно перебил незнакомца Фикрет.
   -Умоляю вас, не задавайте лишних вопросов, просто назовите адрес, - решительно настаивал тот.
   Фикрет продиктовал ему адрес, и только собрался задать очередной вопрос, как незнакомец опередил его:
   -Ждите меня у вашего дома, я буду через двадцать минут.
   -Кто звонил? - бросила Амина, сладко зевая.
   -Не знаю. Ты спи, - ответил Фикрет и направился в ванную комнату. Наспех умывшись и почистив зубы, он накинул на плечи спортивную куртку и вышел из дома, осторожно захлопнув дверь. На улице было еще темно, лишь два фонаря освещали тусклым светом дорогу, на которой вскоре появилась бежевая ''Шестерка.'' Она неспешно подкатила к Фикрету и притормозила в двух шагах от него.
   -Вы Фикрет муаллим? - осведомился водитель, высунув голову из окна.
   -Да, это я, - ответил тот, терзаясь в догадках.
   Молодой человек вышел из машины и открыл заднюю дверь. Потом он достал с сиденья детскую кроватку и протянул Фикрету со словами:
   -Меня попросили передать вам этого ребенка.
   Судя по цвету конверта, в кроватке находилась девочка, которая, размахивая ручонками, плакала не переставая.
   -Вы в своем уме? Какого ребенка? Кто вы такой? - перешел на повышенные тона Фикрет.
   -Не кричите на меня, муаллим. Я всего лишь выполнил просьбу хорошего человека. Да, чуть не забыл, у меня в машине блокнот пострадавшей, - вспомнил незнакомец и, достав из бардачка небольшую книжечку, передал Фикрету.
   Тот раскрыл первую страницу и прочитал надпись в правом верхнем углу - Ульвия Марданова, нефролог. Фикрет только собрался поблагодарить незнакомца, как тот уже отъехал, махнув рукой на прощанье.
   Вернувшись домой, он ворвался в спальню и громко окликнул Амину:
   -Вставай. По-моему, случилось что-то ужасное. У меня плохое предчувствие.
   Девушка вскочила с постели, и окинув взглядом детскую кроватку, испуганно воскликнула:
   -Это же Марджанка, дочь Нияза.
   -Я знаю. Мне передал ее какой-то незнакомец, вместе с записной книжкой Ульвии. Мне кажется, что с ними не все в порядке, иначе они сами позвонили бы нам, - взволнованно произнес Фикрет.
   -Малышка, наверное, мокрая, и некормленная. Надо срочно поменять пеленку, - поняла Амина и бросилась к шифоньеру за чистой простынью.
   -Я сбегаю в магазин за детской смесью, а ты разбуди родителей, - бросил Фикрет.
   Едва он успел закончить фразу, как увидел вошедших в комнату Уснию и Фараджа. Он коротко рассказал им о случившемся и поспешно ретировался. Усния объяснила невестке, что сначала ребенка следует обмыть теплой водой, и только потом пеленать. Та поспешила в ванную комнату, а свекровь принялась разрезать свежую простынь на пеленки. Фарадж, тем временем, вызвался позвонить Альберту, но Амина остановила его со словами:
   -Еще не рассвело. Давайте повременим немного, мы ведь не знаем, что случилось.
   -Ты права, доченька, я пойду приготовлю завтрак, - согласился мужчина и отправился на кухню.
   Скоро вернулся Фикрет и, передав матери детское питание, решил, наконец, позавтракать. Та быстро приготовила смесь и поставила в холодильник, чтобы остудить. Малышка немного успокоилась, однако хныкала не переставая.
   -Мы сейчас тебя накормим, а потом уложим спать. Слава Богу, что я нашла в кроватке твою соску, а то нам пришлось бы туго, - сказала Усния и принялась напевать веселую песенку: ''Дили, дили, дили-дон, что за странный перезвон, мы милашки, куклы-неваляшки.'' Прошло несколько часов, Фикрет начал было терять терпение, как вдруг в прихожей зазвонил телефон.
   -Здравствуй, сынок, - услышал он в трубке сдавленный голос Альберта.
   -Добрый день, Альберт муаллим. Что случилось? - взволнованно осведомился Фикрет.
   -Мне трудно говорить, сынок, - еле слышно произнес мужчина и тихо заплакал.
   -А где Нияз, Ульвия?
   -Их нет. Они погибли.
   -Как погибли? Прошу вас, объясните, пожалуйста, что произошло?
   -Расскажу, когда вернусь в Баку. Я утренним рейсом прилетел в Закаталы и сразу отправился в морг городской больницы. Они все здесь находятся - мой сын, невестка, и Алик с Гюнай. Oни мертвы, сынок. Я знаю, малышка у вас, берегите ее. Она выжила благодаря детской кроватке, значит так было угодно Богу. Прощай, - cообщил Альберт сквозь слезы и положил трубку.
   Фикрет вернулся на кухню, и опустившись на стул, тихо зарыдал. Амина и его родители вопросительно уставились на него. Отпив глоток воды из стакана, протянутого женой, он глухим голосом произнес:
   -Они все погибли в автокатастрофе. Выжила только Марджанка.
   -Этого не может быть. Что значит погибли? - вскричала Амина.
   -Только что звонил твой отец из морга городской больницы Закаталы, там сейчас находятся тела Нияза с Ульвией и Алика с Гюнай, - рассеянно произнес Фикрет.
   Комок подступил к горлу Амины, и она, закрыв лицо ладонями, еле слышно заплакала.
   -Если это правда, то покойных надо транспортировать в Баку, чтобы предать земле, - пояснил потрясенный Фарадж. Он не мог оторвать взгляда от невестки, поскольку никогда прежде не видел ее плачущей.
   -Я думаю, что родители Ульвии и Алика уже в Закаталах, иначе Альберт муаллим попросил бы меня позвонить им, - предположил Фикрет, вытирая тыльной стороной ладони слезы.
   -Ты прав, сынок. А как же Эльвира ханум? Отправилась ли она с Альберт муаллимом, или осталась в Баку? - произнес Фарадж и вопросительно уставился на Амину.
   -Я даже боюсь об этом подумать. Если она мне не позвонила, значит пока не в курсе. Отец, по-видимому, не стал ей раскрывать причину отъезда в Закаталы, боясь, что с ней может случиться удар, - предположила Амина.
   -Какое горе, - воскликнула Усния, - как такое могло случиться? Четверо молодых людей так нелепо погибли.
   -Ума не приложу. Мой брат был отменным водителем, и даже по дороге в аэропорт никогда не превышал скорость, - еле слышно проговорила Амина.
   -А может за рулем находился Алик? Он, насколько мне известно, был тем еще автогонщиком. Но это всего лишь догадки. Правду мы узнаем не скоро. И, если быть точным, погибло не четверо человек, а пятеро. Гюнай, жена Алика, была беременна, - сообщил Фикрет, и с опухшими глазами устaвился на Амину. Та ахнула, вспомнив об этом в последний миг, и прикрыв рот ладонью, воскликнула:
   -Какой ужас!
   Маленькая Марджан, тем временем, вдоволь наевшись смеси, мирно уснула. Фарадж подошел к ее кроватке и едва слышно прошептал:
   -Не бойся, дочурка, мы не дадим тебя в обиду.
  
  
   Прошло полгода. Если Эльвира не уставала повторять, что осень - это ее любимое время года, то у Альберта, с наступлением ''унылой поры, очей очарованья,'' начиналась депрессия, и с завидной частотой напоминала о себе ноющая боль в грудине.
   -Какие мои годы, - рассуждал он вслух, оставаясь наедине с самим собой в кабинете, - смотришь, иные и в семьдесят водку пьют, да на баб заглядываются. А мне приходится сидеть на проклятой диете, ''лакомясь'' на завтрак овсянкой, на обед паровыми котлетами, и вдобавок запивать эту гадость зеленым чаем. О бокале дорогого коньяка и американской сигарете можно только мечтать, а о здоровом сексе - забыть навсегда. И зачем мне такая жизнь? Неужели впереди, кроме серых будней, проведенных в страхе и ожидании скорого конца, меня ничего хорошего не ждет?
   Он вспомнил, что за минувшие шесть месяцев с небольшим, потерял сына, невестку и двоих близких друзей. Усопшие, наверняка, даже не задумывались о том, что их жизнь так неожиданно оборвется. Нияз с Ульвией стали жертвой наркомана, Фуад, друг детства, скончался от обширного инфаркта после того, как его пропесочили на бюро райкома, а у Арифа слишком поздно диагностировали цирроз печени, и он, даже толком не сообразив, что с ним произошло, сгорел за два месяца. А ведь совсем недавно, в конце января, они ездили втроем на охоту в Исмаиллы, и им казалось, что золотые годы только начинаются, и что они, на самом деле, намного шире самой жизни. ''Когда на небесах, в правом углу твоей анкеты накладывают резолюцию, то тебе уже никто не в состоянии помочь,'' - любил повторять Алирза Мамедович.
   ''Одно утешает, - продолжал размышлять уже про себя, Альберт, - что маленькая Марджан, единственная память о погибшем сыне, жива и здорова.'' Фикрет с Аминой удочерили ее, и настолько к ней прикипели, что скоро забыли, что это не их родная дочь. Эльвира, после жуткой трагедии, уволилась с работы и ушла в себя, перестав общаться даже с дочерью. Альберт нанял ей сиделку, поскольку та была не в состоянии заниматься домашней работой, а вскоре и вовсе прекратила следить за собой. Ситуация усугублялась тем, что его собственная жизнь могла оборваться в любую минуту, и тогда его жене не смог бы позавидовать никто.
   Он взглянул на часы, аккуратно положил документы в сейф и запер его на ключ. Секретаршу он отпустил час назад, и, неожиданно обнаружив, что засиделся на работе дольше обычного, поспешил домой. Купив по дороге свежего хлеба, он неторопливым шагом поднялся на третий этаж и, открыв дверь квартиры своим ключем, вошел в прихожую. Эльвира давно перестала встречать его после работы, и около восьми часов вечера обычно отпускала сиделку домой и ложилась спать. ''Она, наверняка, устала и прилегла на диване,'' - подумал Альберт и, повесив плащ на вешалку, снял туфли и прошел в гостиную. Комната была освещена тусклым светом, исходящим от единственной лампы торшера. Рядом с ним, в кресле, сидела Эльвира, с распущенными волосами и маникюрными ножницами в руках. Она пыталась стричь ногти, однако ей, по-видимому, это не совсем удавалось, и она что-то яростно нашептывала себе под нос.
   -Дорогая, что ты делаешь? - удивленно осведомился Альберт.
   Та вдруг застыла, словно ее застали врасплох, и подняв на мужа остекленевшие глаза, хриплым голосом произнесла:
   -Явился, Сатана. Сгинь!
   -Ты в своем уме, Эльвира? О чем ты говоришь, какой Сатана? Это я, Альберт, - воскликнул тот с ужасом в глазах.
   -Сгинь, я сказала. Я не пойду за тобой, - завопила женщина, и неожиданно вскочив с кресла, метнула в мужа ножницы.
   Альберт каким-то чудом успел увернуться, и поспешил к ней со словами:
   -Успокойся, родная, прошу тебя.
   -Сгинь! Сгинь! - настойчиво повторяла Эльвира, и опустившись на корточки, спряталась за креслом.
   Альберт остановился будто вкопанный, и почувствовал, как на его голове зашевелились волосы. Он никогда не испытывал ничего подобного, и ему вдруг стало страшно. Поразмыслив несколько секунд, он поспешил в прихожую и судорожным движением набрал номер скорой помощи. Потом острожно прикрыл дверь в гостиную, и расположившись на кухне, стал терпеливо дожидаться врачей. В комнате было тихо, и он, немного успокоившись, плеснул в стакан виски и выпил залпом. Вдруг он услышал за дверью гостиной шаги, а потом тихий плач, вслед за которым донесся искаженный голос жены:
   - Я, наконец, свободна. Я, наконец, свободна!
   Альберт вышел в подъезд и закурил. В следующую минуту он увидел, поднимающегося по лестнице врача скорой помощи, в сопровождении медсестры.
   -Это вы нам звонили? - коротко бросил врач.
   -Да, доктор. Проходите, пожалуйста, - подтвердил Альберт и пропустил его вперед.
   -Что у вас стряслось? - осведомился врач, недоуменно поглядывая, на задерживающего их в прихожей, Альберта.
   -Не знаю, - тихо пролепетал тот.
   -Ах вот как! Еще один ложный вызов? Вы, почтенный, за это ответите, - раздраженно произнес врач.
   -Извините, вы меня неправильно поняли, - шепнул Альберт и указал на дверь в гостиную. Там царила гробовая тишина. Врач приоткрыл дверь, и вновь обратился к нему:
   -Но в комнате никого нет.
   -Есть. Там моя жена, - подтвердил Альберт.
   Врач вошел в комнату и заметил, притаившуюся за креслом, женщину. Он окликнул ее, но в ответ услышал странные звуки, напоминающие детский плач.
   -И давно это с ней? - спросил он Альберта, вернувшись в прихожую.
   -С полчаса. Я недавно вернулся с работы и застал ее в в таком состоянии. Что делать, доктор? Она потеряла рассудок?
   -Не надо торопиться с выводами. Ее надо показать специалисту. Мы отвезем ее в психиатрическую больницу, а там решат, что с ней делать дальше, - пояснил врач.
   -Только не в психушку. Давайте лучше отвезем ее в Республиканскую больницу. Tам, в отделении неврологии, работает мой близкий друг, - попросил Альберт.
   -Согласен. Но сначала вашей жене надо ввести успокоительное, иначе нам с ней не справиться. А потом, если хотите, можете поехать с нами, - сказал врач.
   -Разумеется, доктор, - согласился Альберт, глядя на врача потухшим взглядом.
   Медсестра прокипятила на кухне шприц и вслед за врачом прошла в гостиную. Они там немного замешкались, и скоро появились в прихожей, поддерживая Эльвиру за локти. Та, увидев Альберта, улыбнулась и удивленно спросила:
   -И ты здесь, дорогой. Здравствуй. А где Марджан ханум?
   Альберт бросил на жену удивленный взгляд, но потом, быстро сообразив, ответил:
   -Она в больнице.
   -А вы кто такой? - обратилась Эльвира к врачу.
   -Мы - ваши друзья, и желаем вам добра, - ответил тот.
   -Друзья? У меня нет друзей. Отпустите меня, - вяло запротестовала та, еле ворочая языком.
   -Успокойтесь, ханум. Мы сейчас поедем в больницу, сдадим анализы, и сразу вернемся домой, - обещал врач.
   -Ладно, уговорили, только потом сразу домой, - согласилась женщина и сразу обмякла.
   Через двадцать минут они подъехали к больнице. Оформив пациентку в приемной, Альберт, в сопровождении медсестры, поднялся с женой в неврологическое отделение. Заведующий отделением, Тофик Али-заде, оказался на месте, и немедленно принял старых знакомых, поручив дежурной медсестре не беспокоить его. Задав Эльвире несколько вопросов, он напоил ее чаем, и подмигнув Альберту, вышел с ним в коридор.
   -Дела плохи, старик, - сказал он, положив руку на плечо друга.
   -Говори, как есть, мне надо знать правду, - произнес Альберт упавшим голосом.
   -Я не могу госпитализировать Эльвиру, поскольку она не наш пациент. В настоящее время она находится под воздействием психотропного препарата и, наверняка, скоро уснет. Мы можем воспользоваться этим и вызвать бригаду из психиатрической больницы номер пять. А рано утром я лично подъеду туда, и мы с главврачом на месте решим, что с ней делать, - пояснил Али-заде.
   -Все настолько серьезно? - встревоженно осведомился Альберт.
   -Боюсь, что да. Ты же сам видел, она даже не узнала меня. Имени своего тоже назвать не смогла, и все расспрашивала, где Марджан ханум, - ответил врач.
   -Может она еще придет в себя? А что, если это частичная амнезия? - с надеждой в голосе произнес Альберт.
   -Непохоже. Давай лучше подождем до завтра. И если хочешь, я позвоню профессору Агамирову и попрошу его тоже приехать, - предложил Али-заде.
   -А профессор согласится, он ведь светило психиатрии? - недоверчиво покосился на друга Альберт.
   -Если я попрошу, то согласится. Ты, главное, не переживай и береги себя. Эльвире твоя помощь теперь сильно понадобится, - ответил Али-заде, и открыв дверь кабинета, осторожно вошел туда вместе с Альбертом.
   Эльвира лежала на диване и тихо посапывала. Успокоительное, наконец, подействовало, и она уснула крепким сном. Тофик подошел к телефону и набрал номер психиатрической больницы. Переговорив с дежурным, он отдал необходимые распоряжения и полушепотом обратился к Альберту:
   -Бригада прибудет через полчаса. Я советую тебе подождать в соседней комнате. Если Эльвира проснется, то санитарам, возможно, придется применить силу, а это зрелище, поверь мне, не для слабонервных. Альберт понимающе кивнул, и достав из кармана куртки пачку ''Benson&Hedges,'' едва слышно произнес:
   -Я пойду покурю.
  
  
   -Мама, тебе не попадались на глаза мои райп-джинсы? - окликнула Марджан мать, разбирая вещи в стенном шкафу.
   -Дочь профессора университета собирается отправиться в них на открытие выставки? - удивленно отреагировала Амина.
   -К босячьему гардеробу своего сына ты относишься более благосклонно, - парировала Марджан.
   -Нияз младше тебя на два года, а ты почти невеста на выданье, - пояснила Амина и стала подбирать дочери платье.
   -Давай обойдемся без нравоучений, - cогласилась Марджан и уступила матери место у шкафа.
   -Сегодня в выставочном зале соберется вся бакинская тусовка, и мои дети обязаны выглядеть безупречно. Я редко выставляюсь в родном городе, и мне бы хотелось, чтобы дочура пошла маме навстречу и надела что-нибудь понарядней, - сказала Амина, глядя с надеждой на дочь.
   -Ладно, уговорила. Гони мне короткое платье летучая мышь, с напуском под пояс, - скомандовала Марджан.
   -Это другое дело, ты сразишь всех наповал, - удовлетворенно произнесла Амина и подала платье дочери.
   Фикрет подъехал к дому к половине седьмого, и включив музыку, стал терпеливо дожидаться Амину с Марджан в машине. Нияз обещал приехать на выставку с друзьями к восьми часам. Родители не стали возражать, поскольку тот основательно занимался кунг-фу и не хотел пропускать очередную тренировку.
   После недавней выставки в Париже, прошедшей с оглушительным успехом, Амина решила порадовать бакинскую публику и представить ей на суд новую коллекцию, посвященную архитектурным памятникам и девственной природе родного края, с броской афишей ''Стражи огня.'' Она за короткое время написала около двадцати трех полотен и, добавив к ним с десяток картин из парижской коллекции, вняла просьбе министра культуры, и согласилась выставить их в престижной галерее в центре города. Истинные ценители живописи ждали этого события с нетерпением, и, по самым скромным прогнозам, на вернисаже ожидалось участие не менее тысячи человек.
   Член Союза художников, заслуженный деятель искусств, Амина Ахундова, на проведение долгожданного мероприятия получила благословение самого Ильяса Абдинбекова, народного художника республики. Тот, встретив ее намедни в коридоре министерства культуры, оживленно осведомился:
   -А помнишь, как однажды твой покойный отец привел тебя за ручку в мою мастерскую?
   -Конечно помню, дорогой учитель.
   -И что я тебе тогда посоветовал? - спросил, прищурив глаза, Абдинбеков.
   -Не тратить драгоценное время на живопись, а заняться чем-нибудь другим, - с лукавой улыбкой произнесла Амина.
   -А ты, разумеется, не вняла моему совету и поступила по-своему, - пожурил ее Абдинбеков, и после короткой паузы, продолжил, - и правильно сделала. Ты - художник редкого таланта. Ты - пленительная жемчужина земли нашей. До встречи на выставке, дочка. Храни тебя Всевышний! - подытожил Абдинбеков, и поцеловав ее в лоб, степенно удалился.
   Амине тот памятный день запомнился в подробностях. Собрав многочисленные рисунки в папку, Альберт попросил жену одеть дочь по-нарядней, и не забыть завязать бант на голове. Отцу нравилось, что дочь рисует, однако он тогда не мог предположить, что профессия художника станет делом ее жизни.
   -Ильяс Абдинбеков откликнулся на мою просьбу, и любезно согласился принять нас у себя в мастерской, - сообщил тогда отец.
   -Пустое это дело. Не будет она художником, я не позволю. А пока маленькая, пускай развлекается, - согласилась Эльвира и неохотно выполнила просьбу мужа.
   Амина всегда испытывала по отношению к матери противоречивые чувства. Если с отцом у нее всегда были ровные отношения, то с ней все обстояло с точностью наоборот. Девушке с раннего детства крепко запомнилось, что безоговорочным любимцем матери являлся ее брат. До конца не понимая, в чем коренилась подобная несправедливость, она часто разглядывала себя в зеркале, надеясь увидеть невзрачного убогого ребенка, однако всякий раз, убеждаясь в обратном, еще больше замыкалась в себе и давала волю слезам.
   Может эта безграничная любовь и оказалась причиной того, что мать потеряла рассудок после трагической гибели сына. Она не смогла справиться со своим горем, и даже не пытаясь найти утешение в общении с мужем, или дочерью, закончила скорбные дни в одиночной палате психиатрической больницы. В то страшное для их семьи время, Амина впервые осознала, что отец любил ее мать по-настоящему. Будучи тяжело больным человеком, и до конца не оправившись от потери сына, он ежедневно навещал жену в лечебнице, с раннего утра и до позднего вечера находясь рядом с человеком, который, по словам врачей, даже не понимал, что нужно от нее этому назойливому посетителю. Однако он не сдавался, свято веря, что жена при каждой встрече узнает и радуется ему.
   В один из промозглых осенних вечеров он умер, сидя в кресле, с печальной улыбкой на устах. Эльвира последовала за ним на следующее утро, пролежав всю ночь без движения, с широко раскрытыми глазами. Амина похоронила родителей рядом с Ниязом. Она поначалу не знала, как справиться со страшным горем, обрушившемся на ее семью, но со временем начала страстно молиться, обращаясь к Богу с отчаянной просьбой, чтобы тот дал ей силы и помог поставить на ноги малышку, единственного человека, уцелевшего в этой леденящей душу истории.
   Выставка прошла с ошеломительным успехом. Амина продала все картины до единой, и была счастлива, как никогда. То, что это событие произошло именно в Баку, превзошло все ее ожидания. Она стала, наконец, востребованным и поистине народным художником у себя на родине. Принимая поздравления от многочисленных посетителей выставки, она вдруг вспомнила фразу, слетевшую с уст Ульвии в ту злополучную ночь, и переданную им старшиной Кулиевым: ''Спасите моего ребенка. Позвоните Фикрету.''
   Почему она перед смертью не назвала имени своего отца, или матери? Ведь она всегда относилась к Амине с Фикретом со снисхождением и даже не явилась на их свадьбу. Странная вещь - судьба. Могла ли тогда Ульвия предположить, что Амина станет любящей матерью для маленькой Марджан, а Фикрет, не задумываясь ни минуты, удочерит ее? Разумеется, не могла. Но как тогда объяснить ее последнюю просьбу? На этот вопрос уже никто не смог бы ответить. А старшина Кулиев оказался настоящим бессребренником, и на все попытки обеих семей отблагодарить его, ответил категорическим отказом. Лишь спустя некоторое время он позвонил Фикрету и попросил трудоустроить сына на его кафедре, чтобы тот, после окончания университета, имел возможность строить карьеру рядом с достойным человеком.
   -Доченька, ты узнала меня? - спросила у Амины сухонькая старушка, когда та оказалась на улице.
   -Разве мы знакомы? - ответила она вопросом на вопрос.
   -Это я, Сенубер ханум, - сказала женщина и уставилась на нее с мольбой в глазах.
   -Что вам нужно? - нетерпеливо бросила Амина.
   -Я пришла попросить у тебя прощения. Это я во всем виновата. Эльвира не желала зла твоей бабушке. Да, она ее не любила, но брать грех на душу не хотела. Я надоумила ее пойти к колдунье и заказать джаду на смерть. Разве я могла тогда предположить, что это станет причиной страшной трагедии, постигшей вашу семью. Я ведь тоже поплатилась за свою глупость. После смерти мужа я осталась совсем одна. Новоявленные дельцы, заплатив гроши, выгнали меня из квартиры, и я сейчас побираюсь на ''Шемахинке,'' живу на то, что добрые люди подадут, - поведала Сенубер.
   -А чем я могу вам помочь? - спокойно проговорила Амина.
   -Прости меня, если сможешь, и подай сколько не жалко, по старой памяти, - попросила женщина.
   Амина окинула взглядом морщинистое лицо старухи и тихо произнесла:
   -Я-то вас прощу, однако спасет ли это вашу душу?
   Она извлекла из кошелька несколько купюр и вложила в ладонь женщины. Та хотела поцеловать Амине руку, но она успела ее отдернуть, и сказав что-то невнятное, поспешила к машине, где ее дожидались муж с детьми.
   -Кто эта старушка? - спросил Фикрет, когда Амина уселась на переднее сиденье.
   -Попрошайка. Поехали, дорогой, нас ждут большие дела, - ответила она и весело подмигнула мужу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"