Она вернулась и не вернулась одновременно. Больше не было счастливой светлой Икатан, умевшей дарить радость. Что-то сломалось внутри. Братья приветствовали ее возвращение, Синглаф был более сдержан, потому что знал, что ее путешествие не могло пройти бесследно. И лишь когда она начала подолгу исчезать на земле, все они заподозрили неладное. Все чаще в их фразах звучало слово "яд" и "отравлена". Она могла согласиться с ними: в чем-то они даже были правы.
В ее любимом городе была поздняя осень. Икатан вновь пришла на угол к аптеке и попыталась отыскать глазами старушку-попрошайку, но то ли из-за холодов, то ли еще по какой-то более грустной причине, ее больше не было на месте. И сама ступенька у колонны показалась Икатан осиротевшей без худенькой сгорбленной фигурки. Девушка попыталась отогнать прочь печальные мысли и поглядела на остановившегося рядом с ней подростка. Он не замечал ее, отбивая ногой ритм в такт музыке в наушниках. Волосы на его голове были небрежно растрепаны, куртка потерта и не подрублена. Всем своим видом он выражал протест миру, но лицо его все еще хранило невинное детское выражение вопреки всем протестам. Икатан потянулась к нему своей любовью, и вдруг увидела его одновременно выросшим, парнем с небритой двухдневной щетиной, затем мужчиной с мешками под глазами и легким похмельем, а потом и вовсе стариком с обвисшей кожей и горбатой спиной. И все это за какую-то секунду. Икатан отшатнулась от него, а он все также стоял, отбивая такт.
Она больше не могла видеть в них лучшее? Ей так нравилось смотреть за ними, неужели она больше и этого не могла? Теперь Икатан видела их другими, видела их во все времена одновременно, словно сразу наблюдала рождение и смерть. И это было невыносимо больно. Будто знать, что все рожденное - прах, а значит, нет в нем никакого смысла. Все больше слова об отравлении приходили ей на ум - быть может, братья совсем не далеки были от истины, несмотря на то, что во время ее визита в ад произошло куда большее, чем они думали.
Морщинистая рука потянула ее за рукав пальто, и Икатан улыбнулась, обернувшись и узнавая - перед ней была та самая старушка, которую она провожала в прошлый раз в аптеку.
- Здравствуйте, бабушка, - приветливо заговорила Икатан, радуясь тому, что в этом человеке ей уже нечему было огорчаться, она и так приближалась к окончанию своего жизненного пути.
- Здравствуй, деточка, - ответила старуха, и в глазах ее не мелькнуло никакого узнавания.
- Вы меня не помните? - спросила Икатан.
- Тебя, деточка? - переспросила старушка, подслеповато всматриваясь в ее лицо. - Ты прости старую. Я тут не могу вспомнить, как до дома дойти. Вышла в аптеку вот.
- Вы вспомните, - терпеливо отозвалась Икатан и коснулась ее плеча ладонью. Теплая волна потекла по спине и затылку пожилой женщины, и встрепенувшись, она пристально взглянула на девушку.
- А, сердечная моя. Бывает, как найдет на меня затмение... - махнула она рукой и улыбнулась. - Так как там твои дела?
Икатан молчала, радуясь тому, что бабушка вспомнила и, колеблясь, не зная, стоит ли ей выкладывать свою историю.
- Как его зовут? - не отступала старушка.
- Ник, - так хорошо было открыться кому-то, сказать его имя, пусть эта женщина его и не знала никогда, но все же.
- Любишь его? - хитро взглянула та.
- Да, - просто ответила Икатан. - Люблю, и всегда любила, - вздохнула она.
- Ну вот, видишь, слепая-слепая, а права была бабушка, - довольно откликнулась старушка. - Только что-то ты все одно какая не веселая.
- Все хорошо, - улыбнулась ей Икатан, но улыбка вышла вымученной, ненастоящей.
- Ерунда, - бросила бабуля, явно сердясь, что ее так просто пытаются обвести вокруг пальца. - Ничего не хорошо, гложет тебя снова что-то.
- Гложет, - слова вырвались прежде, чем Икатан успела остановиться.
- Рассказывай, - велела старушка.
- Я ему не нужна. И не была никогда нужна. Только в одной сказке с несчастливым концом он любил меня, или говорил, что любит - я уж и не знаю. Только той сказки и след простыл.
- Путано ты как-то говоришь, - покачала головой бабушка. - Только сдается мне, надумала ты себе все. А его спрашивала? Говорила ему сама, что чувствуешь?
- Это лишнее, - покачала головой Икатан.
- Лишнее, - проворчала старушка, - все-то вы знаете, молодежь. А я тебе скажу, - и она строго погрозила Икатан пальцем. - Как тебя зовут?
Икатан уже открыла рот, чтобы ответить, но потом захлопнула и, открыв снова, произнесла:
- Лили.
- Так вот, Лили, деточка, что я тебе скажу, - продолжила старушка, - как встретишь его снова - скажи. Люди столько глупостей делают по недомолвию. Надумают себе целый короб - и мучаются потом. Скажи ему правду, а там уж - как будет.
Лили молчала. Она больше никогда не увидит его. Так будет лучше для них обоих. Сказать ему что: люблю тебя? Чтобы он рассмеялся прямо в ее обезумевшие от надежды глаза? Чтобы от ее воскресшего сердца не осталось ничего, когда он разорвет его в клочья своим ядовитым ответом, самым грубым, самым гнусным и ранящим, какой только отыщет для нее?
Лили молчала. Бабушка укоризненно покачала головой, глядя на нее.
- Пора мне, пока снова дорогу домой не запамятовала, - и побрела прочь. А Лили так и осталась стоять, не зная, что ей чувствовать, думать, делать.
Прикосновение его пальцев к щеке жгло ее память, ее сердце. Невозможно было вспомнить и не любить. Невозможно было жить дальше, как раньше, открестившись от него: сказав, что она от света, и тьме закрыт путь в ее душу. Она привыкла себя считать другим существом, но все, с самого начала было не так. Она не была рожденной, одной из них, как остальные ее братья. Она была ошибкой и осталась ею. Как она могла теперь вычеркнуть из своей жизни Ника, Небироса, Рамуэля? Лили содрогнулась, вспомнив, как убила последнего, не колеблясь. Теперь с ним все должно было быть в порядке. Со всеми ними. Ей дали новую жизнь, и у всех теперь были новые судьбы. Разве всего этого не стоило одно ее маленькое разбитое сердце? Ведь что такое жертва во имя любви, как не счастье.
- Икатан, - Синглаф стоял рядом с ней, а она и не заметила, уйдя в свои мысли. - Снова ты здесь. - Он явно не знал, о чем говорить. - Братья переживают о тебе.
Лили заметила, какая мука светилась в его глазах. Он знал, что она изменилась, но был уверен, что это случилось из-за его поручения. Он, как и братья, думал, что это дьявольский яд. На какой-то миг ей стало так жаль его, и себя, что захотелось свалиться ему в объятия, и, разрыдавшись, поведать правду. Только миг прошел, а Лили так и не пошевелилась. Икатан не осмелилась бы ему сказать подобных вещей, а Лили была не в праве рассчитывать на его сочувствие.
- Все в порядке, - отозвалась она.
- Нет, и мы оба это знаем, - произнес он, и Лили показалось, что от его слов сгустились тучи на сером земном небе.
- Изгоните меня? - вырвалось у Лили, и через секунду она уже не знала, откуда у нее взялась эта дерзость.
- Нет, - удивился Синглаф, всматриваясь в нее. - Я хочу помочь, Икатан. Позволь мне. - Последние его слова прозвучали почти как мольба, несмотря на ее непозволительную резкость.
- Ты не сможешь, - прошептала она, отводя взгляд, потому что ей снова нестерпимо захотелось заплакать. Синглаф был прекрасен, она не заслуживала его. И теперь понимала, что ей придется отказаться от бесед с ним, от его света и поддержки. Нет, не так - он сам откажется от нее, как от непонятного недоразумения, когда ему, наконец, все откроется. От этих мыслей хотелось упасть перед ним на колени и вымаливать прощение, как молят несчастные смертные в ногах святых.
- Я обещал, что не отвернусь от тебя. Обещал, что помогу. - Его руки опустились Лили на плечи. - И я сдержу слово. - Он остановил поток ее возражений. - Сейчас тебе кажется, что ты недостойна пылинки с моего плеча. Но это иллюзия, действие яда. - Он был так близко, его чудесный свет, тепло.
- Ты оправишься. Только не сбегай больше от меня на землю. Мне нужна твоя помощь, чтобы исцелить тебя.
- Синглаф, - прошептала Лили, осмелившись вновь заглянуть в его глаза, - ты - самое светлое, что было в моей жизни.
- Не сдавайся, - вновь начал он, но Лили покачала головой. Она больше не могла лгать ему, пусть даже не лгать, а умалчивать. Он заслуживал правды, даже если после этого они решат ее растоптать.
- Вы дали мне имя, но это не мое имя.
- Что бы он ни сказал тебе, это ложь, - Синглаф гладил ее по голове, как ребенка. - Прошу тебя, просто не сдавайся.
- Что бы ни сказал? - повторила Лили и вдруг замерла в его руках, пораженная.
- Он - отец лжи. Он говорит все, чтобы выбить тебя из равновесия и достичь желаемого. Он использует все слабости и уязвимости.
Но Лили больше не слушала его, она поняла. Ник лгал. Прошло куда больше времени, чем какой-то месяц, спустя который она оказалась на подземной кухне. Его дрожащие пальцы. Он помнил. Но почему тогда так стремился отослать ее прочь? Заставить ненавидеть и уйти? Почему не оставил с собой, рядом?
- Дура, - мысленно выругала она себя, - наверняка по той же причине, что она всадила себе меч. Только свой меч он вгонял себе в сердце. Им нельзя быть вместе.