Ответственная за проведение развлекательного мероприятия для сотрудников организации, Нина Николаевна Новикова ходила по залу ресторана и то криком, то шёпотом раздавала поручения. За ней хвостиком волочился пожилой мужчина, Овчинников Андрей Иванович.
- Царица, прикажите встать на колени, - говорит он ей.
- Перестаньте, Андрей Иванович. Спектаклей Островского насмотрелись?
- Чем вам наш великий драматург не угодил?
- Не кривляйтесь. Вам это не к лицу.
- Два слова, богиня. Умоляю.
- Ну, хорошо. Что вы хотели сказать?
- Вычеркните из списка приглашённых на корпоратив курьера Василия Авоськина.
- Отчего же такая дискриминация? Василий - старательный молодой человек, я думаю, ему будет полезно пообщаться с коллегами по работе в неформальной обстановке.
- Он, как бы это поточнее выразиться, толстовец, - понизив голос до шёпота, проинформировал Овчинников.
- Толстовец? Он что босым придёт? - усмехнулась Нина Николаевна, - Не страшно, дадим ему тапки.
- Напрасно иронизируете. Дело обстоит ещё хуже. Напьётся мальчонка, начнёт проповедовать. Всем настроение испортит.
- Я вам не верю. Вы, Андрей Иванович, ревнивец и в каждом молодом человеке видите соперника.
- Как знаете, прелестнейшая. Моё дело предупредить.
На всякий случай Новикова была настороже и отследила появление Авоськина.
Курьер явился на вечер разряженным, надушенным, пребывал в хорошем настроении. Шёл под ручку с молодой лаборанткой Валентиной Фуфаевой. Этот факт успокоил было Нину Николаевну. "Не станет же Василий скандалить при даме сердца". Но Фуфаева повела себя неспортивно. Как только парочка подошла к столу, Валентина оставила своего спутника и уселась рядом с младшим научным сотрудником Юрием Рыхловым.
Авоськин, придя в полную растерянность от такого коварного предательства, опустился на первый попавшийся свободный стул, рядом с Овчинниковым и потянулся к бутылке.
Нина Николаевна, хотела подойти и поговорить с "отставленным Ромео", но в этот момент ей дали понять, что начальство в сборе, водка нагревается и, одним словом, медлить нельзя - пора начинать праздничный вечер. Успокоив себя тем, что находящийся рядом с курьером Овчинников удержит Василия от необдуманных поступков, Новикова поспешила на своё место, поближе к руководству.
Между тем уже произносилась обязательная в таких случаях торжественная речь, провозглашался тост за мудрое руководство, поднимались бокалы. Далее следовали тосты за исполнительных сотрудников, за дружеский настрой в коллективе. Отдельно упомянули добрым словом и устроителей банкета, особенно отметив работу Новиковой Нины Николаевны.
Елей так и тёк из уст тостующих и вливался в благодарные уши тостуемых. Ничто не предвещало беды. Как вдруг, курьер Авоськин взял слово.
С металлом в голосе, громко, как на площади, он стал читать стихи Евгения Евтушенко "Я живу в государстве по имени КАК БЫ". Затем принялся грозить кому-то невидимому кулаком и при этом кричал:
- Кладбище полно прахом тех людей, которые ещё вчера были одушевлены жизнью. Были младшими и старшими научными сотрудниками, ведущими инженерами, генеральными директорами. Раздувались тщеславием, пышностью и властью. Великие и храбрые, в глазах подчинённых. Где они теперь? Смешаны с песком и глиной. И то, что постигло их, постигнет и всех нас!
На лицах руководителей компании появилась гримаса недовольства. Хозяйка вечера переглянулась с Овчинниковым. Андрей Иванович ласковыми словами и уговорами, попытался урезонить молодого человека, посадить на место. Когда из этого ничего не получилось, он не без иронии в голосе сказал:
- Василий, никто в этом не сомневается, успокойтесь.
- Да как же я могу успокоиться, если завтра умру! - заорал ещё громче Авоськин.
- Разве вы серьёзно больны? - вопрошал Овчинников.
- Ну, не завтра, так через год, через пятьдесят лет, - какая разница?
- Существенная. В наше время и один год - целая вечность, а вам пятьдесят лет - ничто.
- Если впереди песок с глиной, то вы правы, Андрей Иванович. Тогда и пятьдесят лет - ничто!
Василий вышел из-за стола, махнул на всех рукой и собрался было уйти. Но передумал и с новой силой принялся витийствовать:
- Мне восемнадцать лет. Я молод, здоров, до сегодняшнего вечера был уверен, что любим. Но то, о чём говорил в своё время Толстой, затронуло мою душу. Я гоню мысли о последнем часе. Но как только выпью и перестаю обманывать себя, - мне всё напоминает о смерти. Вера в Бога - штука тонкая, глубоко личная. Того же Льва Николаевича крестили, воспитывали в христианской вере, но к восемнадцати годам, по его же собственному признанию, он уже не верил ни во что из того, чему его учили. Так и меня, русского человека, одиннадцать лет учили в русской школе русскому языку. Так учили, что до сих пор в слове "мама" делаю восемь ошибок. Это же кошмар какой-то! Как же надо учить русского человека русскому языку в русской школе, чтобы он вышел через одиннадцать лет безграмотным! На кой ляд нам такие школы! Кому нужно такое образование!
После того, как с горем пополам, вместе с провожатыми Авоськина отправили домой, к хозяйке вечера подбежал младший научный сотрудник Рыхлов и возмущённо заговорил:
- Видали паршивца? Это он меня задирал. Вчера в курилке я хвалил Болонскую систему, а Васька - мелкий гнус, агитировал за возврат к советской школе. Сам в Советском союзе не жил, реалий социалистической жизни не знает, а всё туда же. Разумеется, сейчас всё кончилось бы дракой, если бы его не увели. Я не стал бы терпеть его прямоговорение, граничащее с хамством.
- Не надо с такими церемониться, бить в морду, без всяких там увертюр, - вторила ему лаборантка Фуфаева, - Рыхлов, Жорка, проводите меня в дамскую комнату. Мне надо носик попудрить.
После того, как возмущённая парочка, шагая неровной походкой, оставила банкетный зал, Новикова подсела на освободившийся стул к Овчинникову, и зашептала:
- Вам надо было сказать, что Авоськин пьяница и дебошир, лицо социально опасное. А вы меня ввели в заблуждение, назвав его толстовцем.
- Каюсь, драгоценная Нина Николаевна, - засюсюкал Андрей Иванович, - Но любя вас безмерно и ценя ваше великодушие, не могу не признать и то, что несчастный мальчишка в чём-то был прав. Я и сам пока не поверил, что буду жить вечно, что душа бессмертна... Одним словом, что Бог существует, и я создание Его. Точно так же мучился. Тень смерти не оставляла меня.
- Какая тень? О чём вы говорите?
- Желание покончить с жизнью самоубийством не оставляло, - пояснил ей Овчинников свою мысль, - Без уверенности в том, что я бессмертен, я так же, как и Василий, не хотел жить. Такой вот парадокс. Зачем жить, если точно знаешь, что умрёшь. Не сегодня, так завтра. Так зачем же завтра, когда можно сегодня. Такие вот бесовские мысли меня посещали. И как только я пришёл к "роднику с живой водой", так сразу всю эту чушь из головы выбросил и живу теперь мирно и счастливо.
- Ну, слава богу. Я испугалась, что признаетесь в том, что тоже толстовец.
- Обжегшись на молоке, дуем на воду, - примирительно произнёс Овчинников, целуя Новиковой руку.