- Вчера в магазине твою тёщу встретил, сказала, что ты писатель. Это правда? - поинтересовался у меня старый автомеханик Антон Алексеевич Агапов, после того, как поменял резину на моей машине-развалюхе.
- Правда, - нехотя признался я.
Писателем быть в наше время не престижно.
- А что пишешь?
- Рассказы, повести, романы.
- Серьёзно? Хочешь, историю подарю? Писателям истории нужны.
Ответить "не хочу", - обидеть старого человека. Я согласно кивнул и, как мне показалось, искренно произнёс:
- Буду признателен.
Антон Алексеевич, уселся на колченогий стул и, вытирая руки промасленной тряпкой, с воодушевлением в голосе стал повествовать:
- Началось всё с того, что я убил таракана у себя на кухне. Думаю, откуда он мог взяться? И вспомнил! Над нами теперь живут новые жильцы. Конечно, они привезли "прусаков", больше некому. Не специально, не намеренно, а с мебелью, одеждой и книгами. Я был этому свидетелем, следил из окна за их приездом-переездом. Шёл сильный дождь, практически ливень. А вещей у них было много. И всё старые, ломаные, как у людей, проживших на белом свете сто с лишним лет. А семья-то совсем молодая. Что-то тогда уже мне в этих соседях не понравилось. Возникли какие-то неувязки, в голову закрались сомнения. Прежде-то над нами жил Вовка-таксист с семьёй в двух комнатах. А третья комната с окном на южную сторону, та, что надо мной, была заперта на ключ и пустовала. Эта комната принадлежала дряхлой старухе, доживавшей свой век где-то у сына. Старуха предлагала Вовке-таксисту комнату у неё выкупить. Пятнадцать тысяч долларов просила. Володька сутками "бомбил", жена "пахала", как проклятая, дочь в торговле. Но пятнадцать тысяч у них не нашлось. А у молодой семьи с тремя малолетними детьми и двумя собаками деньги нашлись. Вопрос: "Откуда?". Тогда уже нехорошие мысли гвоздиками в мой мозг засели.
Соседка сказала, что Вовка на обмен пошёл. Свои две комнаты обменял на двухкомнатную квартиру и поэтому уехал. А в бабкину комнату въедет семья с тремя детьми. Ну, мне-то собственно что? Приехала семья. Видел. Вещи привезли на огромной фуре. Переезжали так, как приезжают обыкновенно из Белоруссии или Казахстана. И барахло такое, какое только на помойку снести. Что-то здесь было не то.
Живём себе дальше, не тужим. Через вентиляционное окошко, что на кухне под самым потолком, через которое к нам от соседей тараканы идут, стал слышен детский смех, плач, пение. Столкнулся я с новыми соседями в подъезде, заговорил. Не ответили, на моё приветствие в ответ не поздоровались. Собака на меня накинулась, залаяла. Скоро узнал, что ни с кем они не общаются. В нашем подъезде живёт весёлый старичок, Борис Иванович Кобзев. Все его любят, и он любит всех. Я в окно наблюдал такую картину. Вышли дети из подъезда и бегом к нему. А у молодой их матери какая-то странная реакция на это. Испугалась она чего-то. А чего, думаю, пугаться? Борис Иванович не маньяк, не алкоголик, не злодей, не укусит детей. Погладил Кобзев их по головке и пошли дети своей дорогой. А дальше случилось вот что. Стал я слышать по ночам стук в комнате над собой. По потолку словно палкой кто-то стучал. В голове у меня вопрос: "Не могут же новые жильцы так громко стучать по ночам? У них же спят маленькие дети. Проснутся от стука, станут плакать, не успокоишь". Признаюсь, сильно пил тогда и много молился, пытался от недуга этого отстать. И для себя я определил этот стук, как проделки нечистой силы. Затем стал кто-то палкой по батарее стучать в той же комнате, что надо мной. Понимаю так, должно быть, это уже соседи, думая, что я стучу, отвечают, сигнализируют, дескать, прекрати. И как-то совсем не приходила в голову мысль о том, что огромная семья из пяти человек и двух собак переселилась в одну комнату. И отчего-то других соседей не видать. И всё этот непрекращающийся стук днём и ночью. Мужа хозяйкиного не видно, видимо, работает, а сама хозяйка не здоровается, отворачивается при встрече. Не заговорить, не спросить. А тут вдруг смотрю, стоит у дверей подъезда машина "буханка" и люди в сине-оранжевой форме садятся в неё и уезжают. Тут же, не дав мне в подъезд войти, с балкона второго этажа меня окликают: "Антон, мама жива?". "Конечно, жива", - говорю, - "а почему вы об этом спрашиваете?", - "Только что вынесли кого-то. Говорят с пятого, а там вроде некому умирать". Я живу на четвёртом, мама у меня действительно была прикована к постели и на пятом действительно некому умирать. Я простил нетактичный вопрос выжившей из ума тётке, по фамилии Наборщикова, и как следует, задумался. Соседка по лестничной площадке Анна Никитична делилась со мной своими недоумениями.
- Никогда такого не было, - говорила она, - Выносят. Спрашиваю: "Кто? Покажите", - "Нет. Не покажем". Сказали только, что с пятого. Если с пятого, то там только из двадцать восьмой квартиры, где молодые, дети и собаки. Но отчего же никто не знал, что пожилой человек с ними вместе живёт? Да и потом, если это их родственник, то отчего такая секретность? Почему не пойти с ним? Вынесли, как полено и всё. Не по-людски.
Следующие двое суток кто-то, не переставая, стучал наверху палкой в пол, понимай в мой потолок, и по батарее. Я не знал, что и думать. А через двое суток, возвращаюсь из булочной, у подъезда опять стоит "скорбная" машина. Открываю подъездную дверь, а мне навстречу наряженные в смешную сине-оранжевую форму люди несут на носилках покойного, завёрнутого в белую простыню. Я вышел на улицу, уступая дорогу. Открыл и придержал дверь. Не выдержал и поинтересовался:
- С пятого, ребята?
- Да, - сказали они мне, не останавливаясь и не благодаря за помощь.
Вот тебе, думаю, и таракан. Вот тебе, думаю, и молодая семья с детьми и собаками. Видимо, уговорили стариков с ними съехаться, обещая сытую и безбедную старость, уход. Обещали кормить и лечить. Быстро же ушли старички. И двух недель не прошло. Об их существовании в подъезде так и не узнали. Видимо, всё это время не то что хлеба, но и воды не получали. Если бы знать, что они в квартире живут, то я бы на стук по батарее по-другому реагировал. Не дал бы стариков уморить, поднялся бы, припугнул. А то и заявил бы в милицию. Но теперь уже что? Теперь уже поздно. Но что же не радуются жильцы из двадцать восьмой? Не живут спокойно в освободившейся от стариков комнате? Через окно вентиляции стал я слышать, как они громко ругаются между собой. Раньше не ругались. Думаю: "Как-то дальше сложится их жизнь и жизнь их детей, таким способом на новом месте жительства утвердившаяся?".
Через пять лет у этой молодой семьи на даче дом загорелся, и в доме сгорели дети. Двое детей, мальчик и девочка погибли в огне, а один ребёнок сильно обгорел, но спасся.
Как ни странно, все в подъезде отнеслись к этой страшной трагедии спокойно. Словно ожидали, что что-то подобное и должно было с ними случиться. Понимаешь? За стариков детьми расплатились. Так-то вот.
Я с вниманьем выслушал Агапова, сообразив по ходу повествования, что ему необходимо было обо всём этом кому-то рассказать. Удобный случай подвернулся, - "Писателю истории нужны". Видимо, случившееся тяжёлым бременем лежало на душе Антона Алексеевича и он не знал, что с этим делать, как со всем этим жить. Судя по трём шестёркам, красовавшимся на номере его дорогого автомобиля, было ясно, что к священнику на исповедь он с этим рассказом не пойдёт. А тут, открыл душу шапочному знакомому, - и стало легче.