Военный городок в Подмосковье, старая пятиэтажка. На маленькой кухне сидели два пожилых человека, хозяин квартиры Евгений Евстигнеевич Матрёшкин, семидесяти одного года и его зять, муж младшей сестры Марьи, Александр Демьянович Бакин, шестидесяти лет. Они выпивали, закусывали и вели размеренную беседу.
- Ты меня, Саша, извини, - наливая гостю водку, сказал Матрёшкин, - вылетело из головы, забыл поздравить тебя с юбилеем.
- Это ты нас, Женя, прости, - поднимая рюмку, наполненную до краёв, ответил Бакин, - Машка могла бы позвонить тебе, позвать.
- Она же знает, что я не смог бы приехать. Так что правильно сделала, что не позвонила. Как отметили?
- В ресторан жена потащила, пригласила гостей. Кроме её подруги, Маринки Чекалдыкиной с мужем, были ещё две незнакомых мне пары с её работы. Всего восемь человек. Да всё было, как всегда. Тоска зелёная. В ресторане я заказал пирожное "Анна Павлова". Это известное в высших кругах пирожное, не только у нас, но и в Америке, Англии, Франции тоже котируется. Все его едят.
- Почему пирожное?
- Да потому что нечего было заказывать, одна какая-то... В-общем, ты понял. А это пирожное бизе. Вещь знакомая. Бизе я люблю, ну, думаю, пускай будет.
- Так что Марья тебя с гостями в кафе-мороженое завела?
- Нет, крутой ресторан, всё там по-взрослому. Пил я там чачу. Но, честно говоря, неоправданно дорогой и Машка всё это организовала с оглядкой на Маринку. Помнишь её подругу?
- Помню.
- Посидели на сорок шесть тысяч.
- Немного на восьмерых.
- Так мы и не заказывали ничего дорогого. Там были напитки, которые сами по себе сорок шесть тысяч стоили. Я был против ресторана. На пятьдесят тысяч можно было бы столько всего накупить и дома с успехом отпраздновать. Цыгане бы пели и плясали. Не хотела у нас, можно было бы на даче или у той же Маринки отпраздновать. Ладно, жили бы по коммуналкам. А так у всех отдельные квартиры, дачи и попёрлись сидеть целый день за столом в ресторане. Ну, жрёшь, пьёшь, всё одно и тоже. Четыре часа сидели за столом. Ничего хорошего. А дома бы встали, размялись, погуляли и снова за стол.
- Всё правильно говоришь, но видимо статус заставляет. Марья на работе расскажет, что ходила в ресторан, оставила там пятьдесят тысяч.
- Это не Машка, а Маринка, воду мутит.
- Как Маринка сейчас выглядит? Была красавицей.
- И сейчас недурно выглядит, только слишком худощава.
- У её мужа, помнится, фамилия заковыристая.
- Сифакис. Юра Сифакис. Он же грек, у них такие фамилии, для русского слуха необычные. Понятно, почему она её не взяла. На двери её рабочего кабинета висела бы табличка: "Врач-венеролог Сифакис М.И.". Зощенко от смеха в гробу бы перевернулся. Оставила свою - Чекалдыкина. И правильно сделала.
- Она всё там же работает?
- Ну да. Машка же с ней вместе в кожно-венерологическом диспансере начинала, пока в элитный салон красоты не перешла.
- Как ощущения от юбилея? Доволен?
- Если ты про ресторан, то ощущение такое, - вернулся в глухие девяностые. Маринка принялась хвастаться мебелью, шмотками, серьгами, драгоценными камнями, что в ушах и на пальцах. С Машкой стали меняться серёжками. Смотрю на них, как будто и правда, девяностые годы, когда мы только-только из нищеты выбрались. Ну, а сейчас-то кого ты чем удивишь? Кому всё это нужно? У всех всё есть. Маринка стала хвалиться: "Мы с мужем ездили в Китай, потратили сто тысяч долларов на мебель. И всё оттуда привезли". Стала фотографии этой мебели показывать. Рассказывать, какой мягкий диван, какие полированные у него ручки. Ну, просто, глядя на неё, смеяться хотелось.
- Весело, - без энтузиазма согласился с ним Бакин, - Ну, рассказала бы об этом в двух словах. Ездили в Китай, купили мебель. Мне неинтересно, сколько они потратили, во сколько им обошёлся диван с лакированными ручками. Когда у врача на уме одни только меркантильные интересы, то он обязательно тебя в могилу уложит, только попадись.
- Тут к Сусанне Митрофановне приезжал врач скорой помощи. На безымянном пальце огромный золотой перстень. Сначала, глядя на наш интерьер, он возмутился, сказал: "Почему, так бедно живёте?". А потом принялся взятку вымогать.
- Они сейчас почти все хапуги. Я ходил к урологу. Он хоть и без перстня, но такой же. Говорит: "Я вам всё сделаю". Открыл ящик и стал предлагать лекарства. Я про себя: "Да, пошёл ты. Я не болею ничем". Пришёл на консультацию, побаливал низ живота. А он уже приготовился лекарства мне продавать.
- Не слушай их, на груши налегай.
- У меня уже ничего не болит. Зря пошёл, всё само прошло. А он сразу мне курс лечения назначил. Говорит: "Пять тысяч всего", - "Ага, пять тысяч. А пятьдесят тебе не надо? Давай, сразу десять курсов пройду". Я сказал: "Спасибо за совет, я подумаю".
На кухню вышла тётка Матрёшкина, Сусанна Митрофановна, в байковом халате.
- Здравствуй Сашенька, - обратилась она к гостю, - Извини, что в затрапезном виде. Я, как говорится, по-домашнему. Значит, так. Желаю Марье, тебе и детишкам вашим здоровья, успехов и благоденствия.
- Спасибо. И вам Сусанна Митрофановна здоровья и всего самого хорошего, - вставая из-за стола и с почтением кланяясь, ответно пожелал Бакин.
- Женя так хорошо за мной ухаживает. Лечит меня. Всё, что надо делать, он делает. Анекдоты мне рассказывает, развлекает меня. Ну, ладно, не буду вам мешать. В другой раз приезжай вместе с Марьей, забыла тётку совсем.
Сусанна Митрофановна, не став слушать оправданий Александра Демьяновича, ушла.
- Что-то она не в настроении. Плохо себя чувствует? - поинтересовался Бакин, садясь.
- Потом расскажу. А если продолжать про недуги, признаюсь тебе как на духу - у меня самого пятки потрескались. Тётка говорит, витамина "А" не хватает. Теперь ем морковку каждый день, чтобы трещины заросли.
- Это тебе надо будет скушать тонну моркови, чтобы витамин "А" подействовал. Я у жены спрошу, она что-нибудь посоветует.
- Я грешил на сахарный диабет, но сахар нормальный.
- Тебе нужен крем от трещин на ногах. У Машки есть такой, за одно применение все трещины затягиваются. Не смейся, точно тебе говорю, на основе мочевины она сама его готовит.
- Верю, но денег на крем у нас нет.
- Не возьмём с тебя денег, ты чего. Приеду в следующий раз, привезу.
- Сами-то живы-здоровы?
- Относительно. Тут ногу мне оперировали, коленка отекать стала.
- А чего так? Без видимых причин или ударился?
- В том-то и дело. Вроде особой и не было причины. Коленка жидкостью наполняться стала. Наш местный врач из поликлиники эту жидкость откачал раза три. В гипс ногу завернул, всё бесполезно. Нога под гипсом слабеет, жидкость накапливается. Пошёл к врачу, у которого до этого операцию делал. Он удалил там что-то. Всё с кости счистил, стало легче. Сейчас болеть перестала, но остались проблемы со сгибанием в колене. На девяносто градусов могу только ногу согнуть, а дальше уже проблематично.
- У тебя мениск удаляли?
- Да.
- Массаж какой-нибудь делай.
- Массаж делать нельзя, нужно ходить в реабилитационный центр. Хряща-то в коленке не осталось. Дело подошло чуть ли не к замене сустава.
- Почему бы и в самом деле тебе сустав не заменить, какой-нибудь капроновый поставят.
- Они и ставят капроновые.
- Плохо?
- Ну как? Всё равно это ж не твой сустав. Говорят с капроновым суставом и плавать можно и на велосипеде кататься. Но может у меня до этого и не дойдёт. Сам представь.
- Да, всё это ужасно. Ты лучше уж то, что есть береги, разминай.
- Для этого нужно укреплять, накачивать мышцы, снять нагрузку с сустава.
- Так ты чем сейчас занимаешься? Всё мази для Машкиного салона крутишь?
- Ну, в основном - да. Мы не каждый день их крутим. Так, периодически. Дети приезжали, помогали. В основном не мази, а бальзамы идут. Бальзамы для ухода за оставшимися на облысевших головах волосами. Они основные деньги приносят. А мази - побочный доход к основному бизнесу.
- Ну, а ещё какие новости?
- Мы же восемь месяцев назад собачку себе взяли, щенка, двухмесячную овчарку, кобелька. Потешный, классный пёсик. Весёлый. Может играть с утра до вечера. Кусается, конечно, все руки мне искусал. Игрушек ему накупили, детям столько в своё время не покупали. Нажрётся, как начнёт носиться, скакать. Привезла его из Керчи сама хозяйка.
- А чего с Керчи, поближе не нашлось?
- Мы прошерстили все питомники. Изучили всех производителей. Ну и на неё наткнулись. Приглянулась эта женщина. Хотя её питомник не особо афишируется, но хороший. Во-первых, я папашу нашего щенка видел. Сразу заприметил, красивый пёс. А потом стал смотреть, кто его дети. И увидел как раз нашего щенка. Договорились с хозяйкой и купили. Привезла в Москву. Ну, в общем, отличный пёс.
- Сколько заплатили?
- Пятьдесят тысяч.
- Ух, ты!
- Такие теперь цены. Собака выросла, на вид уже как взрослая. Только вчера ездили с ней на очередную выставку. Уже третью по счёту. В Ярославле проходила. Из дома выехали на машине в шесть часов утра, четыре с лишним часа ехали. Пока Рэкс проходит у них всё ещё по классу щенков. Мы не хотели ехать, но все говорят надо. Заводчица, у которой Рэкса купили, сказала, что обязательно надо на выставке быть. Познакомиться с судьёй, который будет судить затем и на главной выставке. Надо, чтобы судья посмотрел Рэкса, своё отношение к нему высказал и нас запомнил. Делать нечего, поехали. В нашем классе было семь собак. Ну, а соревнование как проводится? Собакам выдают номера. У нас был пятый. И судья их расставляет по экстерьеру, по внешнему виду. Та, которая больше понравилась, - вперёд. Нас поставил сразу на первое место. А затем собаки должны ходить по кругу. Такой круг, каждая сторона метров тридцать. И вот собаки ходят, а судья смотрит, как собака себя ведёт. Какие движения делает, как управляется.
- Это зачем?
- Движения должны быть ровные, не то, что как захочешь. Наш Рэкс, конечно, не был готов. В конце концов, его сместили на второе место. Второе место дали. Кубок тоже получили за второе место.
- А тётка-заводчица ездила с вами?
- Да. Она каждый раз с нами ездит. Мало того, что ездила, она Рэкса как раз по кругу и водила. А я бегал вокруг ринга. Десять кругов, наверное, намотал. Я признаться, чуть не сдох, бегая. Дыхалка уже не ахти, да и нога больная. Круга четыре пробежал, чувствую, что бежать уже не могу, а бежать надо. Вспомнились первые месяцы службы в армии. Собаки с поводырями бегут по малому кругу, а я бегу за кругом. Должен опережать их, бежать по большому кругу.
- Для чего хозяину надо бегать?
- Для того, чтобы твоя собака не смотрела себе под ноги или там по сторонам, а видя тебя впереди, бежала, ни на что не отвлекаясь, навострив уши. Бежала и гарцевала, как беговая лошадь. Рэкс должен был всегда меня видеть и за мной стремиться.
- Как за зайцем?
- Да-да, как за зайцем. И чтобы ни на что другое не отвлекался. Короче, я должен был его внимание всё время привлекать. Но Рэкс тоже так вымотался, что в конце уже без всякого энтузиазма, по инерции бежал из последних сил. Кричишь ему - Рэкс! Машешь руками, а он не реагирует. Переставляет ноги, как попало. Только из-за этого, из-за слабой подготовки нам второе место дали. И потом, как отбегали, Рэкс пришёл, брякнулся под дерево. Столько воды выпил. Заводчица ему и на живот воду поливала, чтобы остудить его. Вчера жаркий день был, на солнце бегали. Но второе место - это хороший результат. Мы довольны.
- Что же ты с больной ногой круги наматываешь? Так недолго и калекой стать. Я к тому говорю, может тебе эту бабу-заводчицу прогнать? Сказать: "Хватит собаку мучить, меня калечить. Деньги получила и проваливай, отстань от нас".
- Да нет. Если б не хотели ездить по выставкам, мы бы не ездили. Нам интересно посмотреть на других собак и вообще развлечение неплохое.
- Ну, ладно, Саша, поговорили о том, о сём. Признавайся, зачем на самом деле пожаловал. Не зря же ты столько всяких деликатесов привёз, кормишь меня, поишь и водкой и коньяком.
- Не зря. Ты прав. Хочу поговорить с тобой насчёт своей пенсии.
- Так тебе нужен не я, а Пенсионный фонд.
- Погоди, не смейся, я сейчас всё объясню. Тут дело такое. Надо оформить задним числом документ, бумагу, что я за тёткой твоей, Сусанной Митрофановной осуществлял уход.
- Соседи мне что-то об этом говорили. Дескать, будем дополнительно получать по тысяче рублей в месяц. По-моему, всё это чепуха.
- Не чепуха. Тысячу двести она действительно будет дополнительно получать к пенсии. Но речь идёт о другом, о моей пенсии. У меня не хватает баллов. Я сходил в пенсионный фонд и знаешь, что мне там сказали? Что мне пенсия не положена.
- То есть, посулили слишком маленькую?
- Никакой не посулили. Сказали, что ничего не положено. Ни карточки москвича, ни социальной пенсии. Только если баллов будет достаточно, а так соси лапу, как медведь в берлоге.
- Да такого быть не может.
- Я тебе говорю. Мне в самом пенсионном фонде это в глаза сказали. И научили: "Найдите какую-нибудь старенькую соседку или там ещё кого, чтобы оформить задним числом за ней уход". Понимаешь? Это как работа, стаж.
- Ты, наверное, ходишь к жуликам, у которых одна задача, чтобы ты им деньги заплатил. Вот как вы с Машкой фальшивыми бальзамами лысых людей дурите, так и они...
- Смотри. Только мне исполнилось шестьдесят лет, я подал в пенсионный фонд прошение о пенсии. Там же у предпенсионного возраста все льготы сохраняются, кроме денежных выплат, - социальная карта, бесплатный проезд. Но для этого у меня должны быть в наличии какие-то там баллы. А баллы складываются из стажа трудовой деятельности. Если стажа нет, то ничего и не получишь.
- Но ты же учился в техникуме, в Советской Армии служил, работал на заводе токарем. Последние годы в нашем институте охранником, разве это не считается?
- Считается, но очень по-хитрому. Счёт начинают с двухтысяч первого года. У них на это время в компьютере данные есть. А всё остальное придётся доказывать. Но если не набрать определённые баллы, то не получишь пенсию.
- Я предполагал, что наши чиновники не склонны к излишнему милосердию, но сомневаюсь, что там царит такое уж беззаконие.
- Ты сомневаешься, а я там был, в пенсионном фонде. Сам лично. Маринкин муж, зубной техник Юра Сифакис, тоже сомневался. И ему от ворот поворот по той же причине, - стажа нет. Он же всё в частной клинике зубы лечил, а они все полученные деньги в карман клали, отчислений не делали. Получается, что стажа нет, не работал. И сейчас он поедет туда снова, будет узнавать новые правила.
- Хорошие правила.
- Вот я тебя и прошу об одолжении. У тебя же тётка в преклонном возрасте. Сколько ей стукнуло?
- Девяносто два исполнилось.
- Уговори её, чтобы она написала.
- Что?
- Ну, как что. Что я все эти годы осуществлял за ней уход, с восьмидесяти лет включительно.
- Это ты ради будущей пенсии хлопочешь?
- Ну, конечно. Потому что деньги будут платить только с шестидесяти пяти. Я, разумеется, как и девяносто процентов нашего населения, не доживу. Но всё же.
- Аферисты какие-то там сидят, в пенсионном фонде. От государства, конечно, подарков ждать нечего, но чтоб чиновники так уж лютовали. А что делать тем, кто всё это время музыку сочинял или книги писал? Ведь композитор и литератор теперь вычеркнуты из перечня профессий. Им что, вышел на пенсию и подыхай?
- Да. Конечно. Ты здесь сидишь, зарывшись в своём медвежьем углу, а в стране-то творится чёрт знает что.
- Не по своей воле сижу я в медвежьем углу.
- Неважно. Вон, мой одноклассник, Сеня "Кровопивец", купил себе за деньги пенсию по инвалидности. Ему регулярно выплачивают деньги, да ещё и каждый год бесплатную путёвку в санаторий дают. А у кого нет одной ноги, почки или глаза, уже не считаются инвалидами. Нравится тебе такое?
- Ну, это какое-то безумие. Признаться, у нас тут тоже... Капитан в отставке стоял на бирже труда, шесть тысяч ему платили, а алименты к выплате суд ему назначил девятнадцать тысяч. Представляешь себе? Он выпьет, бывало, и жалуется, говорит: "выход у меня один, - судью ограбить, что к таким алиментам присудил. А где ещё такие деньги достать?" В Подмосковье, действительно, нет зарплат, чтобы по девятнадцать тысяч алименты платить.
- В Советском Союзе не всё было хорошо, но, по крайней мере, пенсию платили, пожилые люди с голода не подыхали. А тут, нет баллов, - иди, гуляй.
- Я постараюсь уговорить Сусанну Митрофановну. Не буду заранее тебе обещать. Её тоже обидели. К Девятому мая всем пожилым людям, кому исполнилось девяносто два года, дали по десять тысяч рублей. А ей девяносто два исполнилось только первого июня. Прокатили. Получается, молодая ещё.
- Видимо, статистику глянули. Тех, кому девяносто один, сто человек, а тех, кому девяносто два, трое. Вот им и дали. Экономят на том, на чём экономить нельзя.
- Утешайся тем, что до пенсии тебе пять лет, сто раз ещё всё изменится. Мне одиннадцать лет назад назначили не то пять, не то семь тысяч пенсию, считай, что совсем не дали. Что ж теперь, убиваться? Живём с тёткой как-то, преимущественно на её пенсию.
- За Советский Союз считают мало баллов, словно мстят, что люди в то время жили и работали. У меня большой стаж, но это для них неважно. Считают не года, а баллы. Нужно набрать тридцать баллов. А у меня, по их подсчётам, то ли четыре, то ли одиннадцать.
- Ну и сколько с тебя там спросили за справку, что ты за кем-то ухаживаешь?
- Ты не понял. Если Сусанна Митрофановна согласится написать бумагу, что я за ней ухаживал, то я готов ей сам выплатить двести тысяч рублей в качестве родственной поддержки. Мы же в конце концов, одна семья и должны друг другу помогать.
- Ничего себе, - Матрёшкин счастливо засмеялся.
- Говорю серьёзно. Поэтому, не валяй дурака, поговори с ней.
- Ну, а как это? Ты мне дай образец, что она должна писать. Значит, вам надо вместе ехать в её пенсионный фонд?
- Там будет видно. Главное, сначала она должна написать заявление. А уж с этим заявлением... Даже думаю без неё можно. Сам поеду в её пенсионный фонд и скажу: "Так и так, я за ней ухаживал двенадцать лет. Хочу это дело оформить. Сейчас моей тёте девяносто два, а я за ней осуществляю уход с восьмидесяти".
- Она до восьмидесяти четырёх лет ещё в школе преподавала.
- Это не важно. Кто будет разбираться, где и до каких лет она преподавала. Там смотрят на возраст.
- А если спросят: "Что же это, вы в Москве живёте, а в Подмосковье ездите ухаживать? Как-то это подозрительно".
- Отвечу: "Да езжу, потому, что пенсию хочу получать. Даже больше скажу. Я в Москве только прописан, а живу постоянно с ней в Подмосковье".
- Спросят: "Не боитесь лишиться повышенной московской пенсии вследствие этого?".
- Они же не дураки. Скажу: "В Москве родился, там прописан. Что же мне переписываться сюда? Зачем? Это же глупо. Так же? Какой дурак так будет делать?".
- Этот дурак я, твой шурин. Но это моя история.
- А то, видишь, этот... Сенька Комаров заплатил сто тысяч и ему пенсию раньше срока дали, как фальшивому инвалиду. И каждый год бесплатная путёвка. Вот в какие времена живём. Надо было и мне не спать. Но мы же с тобой честные, советские люди. У меня много знакомых, которые сделали себе инвалидность. И мне предлагали.
- Да. Мы честные люди.
- А на самом деле просто трусливые. Откуда честность берётся? Из трусости. Я честный, потому что трус.
- Давай, не будем об этом много говорить. Ты про Семёна мне уже два раза сказал. Кто не трус, тот грызёт сухарь на нарах. В шестьдесят лет зачем тебе это нужно?
- Ну, тогда что? Антракт закончен, начинаем второе отделение? - взяв в руки вторую бутылку, поинтересовался Бакин.
- Давай, - обрадованный перспективой получить двести тысяч от зятя, согласился Матрёшкин.
Когда выпили и закусили, Александр Демьянович спросил:
- А что за фемина шепталась с тобой на лестничной площадке, когда ты мне дверь открывал? Меня заметила, покраснела, как маков цвет. Замкнулась и шасть, вниз по лестнице.
- Это не фемина, а Раечка. История нашего знакомства длинная. А началось всё так. Как говорится, никуда не денешься, надо было ставить железную дверь. И то сказать, последними в подъезде на это решились. У тётки пенсия хорошая, расщедрилась, дала денег. Приехали мастера, дверь с собой привезли и, не убирая нашу, ветхую деревянную, установили вторую, железную. Радовались мы радовались, но это продолжалось недолго. Не прошло и полгода, разболталась ручка на железной двери. Конечно, сами виноваты. На прогулку выходим, я дверь запираю на ключ. Сусанна Митрофановна и видит это, но глазам своим уже не вполне доверяет, мнительная до ужаса. Ухватится двумя руками за ручку и тянет с силой на себя, проверяя, точно ли дверь заперта. Да и я хорош, дурной пример заразителен, тоже, признаться, глядя на тётку, стал лишний раз дёргать за ручку. Вот она и расшаталась. А это ведь беда настоящая. Что с ручкой делать? Оторвётся, как домой попадёшь? На соплях держалась ручка, даже тётка на это обратила внимание. А что я, косорукий, кандидат в доктора наук, сделать могу? Посмотрел, какие-то штырьки торчат, надо мастеров вызывать, а они ведь бесплатно работать не станут. Скажут, надо менять ручку, а то и всю дверь. В общем, стала эта ручка настоящим моим "больным зубом". Спать ложусь, думаю о ней, лежу в ночи, бессонница мучает, все мысли о ручке. Просыпаюсь утром с больной от бессонной ночи головой, всё ручка на уме.
И надо же было такому случиться, что спасла меня от этой беды Рая. Она моет лестницу в нашем подъезде. Молодая, красивая, работящая, умная, весёлая русская девушка. Знает три языка, английский, немецкий, французский. В Казахстане, откуда приехала, работала учительницей. Ну, ты видел её. Зубы белые, всё время смеётся, никогда не унывает. Вот только российского гражданства ей не дают.
- Зовут соотечественников домой, - "приезжайте, люди русские", - с полуоборота завёлся Александр Демьянович, - и по телевизору зовут, и по радио, а как приедут, - гражданства не дают, ни на какую работу не берут. Дело известное, даже Никита Михалков в своём "Бесогоне" эту тему поднимал. Да, что толку, воз и ныне там.
- Да, Рая призналась, что для того, чтобы устроиться лестницу мыть в подъезде, ей пришлось на такие унижения пойти, о которых не то, что рассказывать, даже и вспоминать ей тошно.
- Известное дело, под игом доллара живём, пресмыкаемся перед американцами. Они нам и бескультурье своё навязали, и унижают беспрестанно. В Третьяковской галерее, в зале, где висит картина Иванова "Явление Христа народу", поставили щит, а на него повесили корягу-рогатину. Дескать, на рога смотрите, а не на Христа. В центре Москвы тринадцатиметровый памятник экскрементам водрузили, чтобы знали москвичи и жители России своё место в мировом сообществе. И все молчат.
- Я с возрастом стал терпимее. Тут, в своём доме, чтобы с родной тёткой о чём-то договориться, бывает семь потов сойдёт. Кран горячей воды визжал на весь дом, а она его не разрешала заменять. Её капли для глаз хранили в холодильнике у соседки, а соседка - инвалид-колясочник. Полгода уговаривал тётку купить нам свой, хотя бы маленький холодильник. И так, по мелочам проблем не перечесть. И это в семье из двух человек, а ты хочешь, чтобы всё быстро решалось в огромном государстве. Так не бывает.
- Да говорю тебе, мешает нам жить и развиваться так называемое "глубинное государство", а если совсем просто, то "голубиное". "Голубцы" вредят.
- Вредят, значит, стоят на пути у прогресса. А прогресс не остановить, будут смяты. Ты мне не даёшь досказать. Суть в том, что Рая починила мне ручку на железной двери. Сам не знаю, как у неё это получилось. Пришла, как обычно, в понедельник с пустыми вёдрами, попросила налить в них горячей воды. Я ей пожаловался, дескать, такая вот у меня беда, ума не приложу, что делать. Отвалится скоро ручка, а денег нет, чтобы нанять мастера, её починить. Она меня выслушала, помыла лестницу и снова мне в дверь звонит. Спросила, есть ли у меня крестовая отвёртка. Я пошуровал в дядькиных инструментах, нашёл три отвёртки разных размеров. Рая выбрала подходящую, раскрутила кольца у ручки и давай, подтягивать винты. Всего делов-то, оказывается было. Хорошенько подтянула их, вернула кольца на место. Ручка стала как новая. Чудеса! Говорю: "с меня шоколадка". Она смеётся, краснеет и отвечает: "ловлю на слове". Так мы с ней и познакомились. Дальше - больше. Стали мы с ней на моей кухне чаи распивать. Стихи любимых поэтов друг дружке читать. Она наизусть знает всего "Онегина".
- Слушай, Женя, вам не дождаться милости от чиновников. Ты же можешь расписаться с ней в ЗАГСе и решить её проблему, одним росчерком пера.
- В самое чувствительное место, Саша, ты меня ударил. Нравится она мне, даже больше тебе скажу, влюблён я в Раю и по-моему, она отвечает мне взаимностью. Люблю её, но не решаюсь сделать ей предложение руки и сердца. Боюсь, как бы не подумала, что я намерен воспользоваться её безвыходным положением.
- И она, должно быть, так же боится тебя к этому подтолкнуть, чтобы ты не подумал, что она хочет выйти за тебя замуж исключительно из меркантильных интересов. Беда с вами, интеллигентами. Наберись мужества и признайся ей в своей любви. Психологи утверждают, что лишь тот брак по-настоящему крепок, в котором муж зависит от жены, а жена от мужа.
- И тётка меня грызёт, толкает, чтобы я быстрее с Раей объяснился. Говорит: "Умру, останешься один, как перст - с ума сойдёшь". Я с ней согласен. Для объяснения жду удобного случая, а его всё нет.
- Смотри не затягивай, а то уведут у тебя девку. А мне пора и честь знать. Ещё два слова скажу и поеду домой. Есть у американцев мультфильм многосерийный, называется Симпсоны. Главный герой похож на нашего соседа Мишу Кацнельбогена. В мультфильме зовут его Гомер, и он там жёлтый, как лимон. Видимо, пил много, посадил печень или у него гепатит разгулялся. Собственно, там все в мультфильме жёлтые, больные. Суть не в этом. Главное, этими мультфильмами распространяются пророчества. "Старшие братья человечества", знающие, какое будущее нам предстоит, через мультфильм предупреждают нас. Они предсказали пожар Собора Парижской Богоматери, взрыв американских башен-близнецов, приход к власти Трампа. Сто тысяч предсказаний, всего не перечесть. Но главное, они обещают восстановление Советского Союза в прежних границах. Да к тому же ещё и Норвегия, Швеция с Финляндией к нам присосутся, как голодные младенцы к кормящей груди. И всё это случится не когда-нибудь там, в следующем веке, а буквально сегодня-завтра, в сентябре двадцать четвёртого года. Я кумекаю, такое может случиться только в том случае, если Америка крякнется. Вот тогда они все к нам побегут наперегонки, и бывшие республики, якобы ставшие самостоятельными государствами, и скандинавы. А иначе, с чего бы им к нам присоединяться? Встанешь однажды поутру, а вместо твоей Раи подъезд уже моет американец Том Сойер. Так что гони уныние прочь. Хорошие времена на подходе.
На этой высокой ноте родственники расстались. Бакин не стал напиваться в дорогу, оставив допивать вторую бутылку шурину, он вызвал по телефону такси и уехал в Москву.
2
В следующий понедельник утром раздался привычный звонок в дверь. Евгений Евстигнеевич пошёл открывать в полной уверенности, что увидит Раю, но на пороге с двумя пустыми вёдрами вместо его возлюбленной стоял незнакомый человек с угреватым лицом и подобострастной улыбкой. На ломанном русском он поинтересовался:
- Могу ли я у вас горячей воды набрать.
- Американец?
- Да.
- Том Сойер?
- Нет. Том Саседж. Томас Саседж. По-русски Фома Сосиска.
"Знать не соврал зять, случилось", - не без удивления подумал Матрёшкин, но опомнившись, поинтересовался:
- Что, на дворе уже двадцать четвёртый год?
- Нет, двадцать третий.
- Вона, как. Что-то вы ускорились.
- Да, ускорились, - подумав о чём-то своём, согласился американец.
- Да ты не кручинься, Томас. Сейчас налью тебе и горячую воду и холодную водку, - стал успокаивать Саседжа Матрёшкин.
Он, пригласил американца в квартиру, посадил на кухне за стол. Достал из холодильника деликатесы, что остались от Бакина. Налил водки себе и гостю.
За горячую воду Томас поблагодарил, а от водки отказался. Мотивировав это тем, что ему ещё предстоит лестницу мыть. Выходя из квартиры с полными вёдрами горячей воды, пообещал:
- Может быть, выпью после работы.
Через два часа в дверь снова позвонили. Евгений Евстигнеевич решил, что Томас, потрудившись, изъявил желание пригубить водочки. Открыл, на пороге стояла Рая.
- Можно войти? - поинтересовалась она.
- Конечно, проходи на кухню.
Когда уселись за стол с закуской и выпивкой, Рая предположила, что у Матрёшкина в гостях был снова тот самый гость, которого она видела мельком, неделю назад.
Евгений Евстигнеевич отрицательно покачал головой и принялся подробно рассказывать про щедрого родственника.
Был Матрёшкин счастлив, открыт к диалогу, совсем не такой, каким привыкла его видеть Рая.
- Всё, что видишь на столе, Рая, действительно, тот самый гость привёз, - начал хозяин квартиры, - Это зять мой, Александр Бакин, муж сестры Маши. Он работал в нашем институте охранником, в своё время я его с сестрой и познакомил. Вся эта богатая закуска и выпивка - вроде как его извинение за то, что не пригласил меня на свой шестидесятилетний юбилей. Да ты же мою ситуацию знаешь, я бы и так не смог тётку одну оставить. Но сестра из вежливости могла бы позвонить и пригласить. Не позвонила. От тебя секретов нет, накопилось у меня на сестру много обид.
Жили мы с ней в Москве, с отцом и матерью. Хорошо жили, душа в душу. Сначала в коммунальной трёхкомнатной квартире, затем соседи потихоньку разъехались, мы заняли всю площадь. Отец рано умер, мать долго жила, но в последние годы слегла, и я вынужден был за ней ухаживать. Сестра в это время вышла замуж, родила двух детей и мне на шею их посадила. Я же научным работником был, всё больше дома статьи писал, она этим и пользовалась. Ты, дескать, один живёшь, всё одно ничего не делаешь, сам Бог велел тебе нам помогать. Бегал я для её детишек, Ваньки и Светки, по утрам на молочную кухню. Как подросли, в детский сад их водил с утра пораньше, а по вечерам забирал. И до зрелого возраста их кормил, сколько средств хватало, с расходами не считаясь. Помогал в школе учиться, уроки за них делал, готовил в институт. Всё было на мне. Муж сестры, этот самый зять Бакин, палец о палец не ударял, не прикасался ни к чему. И случилось так, что в военном городке под Москвой, где сейчас живу, умер тёткин муж, Владимир Николаевич Сабуров. А тётка, Сусанна Митрофановна на тот момент сама сильно болела. И сестра испугалась, что они могут потерять тёткину жилплощадь. Сказала: "Женя, выручай, больше положиться не на кого. Выпишись из Москвы и пропишись в тёткину квартиру. А как оформишь все документы на права собственности, я тебя обратно в Москве пропишу". Так и сделали. Квартира, в которой мы сейчас сидим, через какое-то время сделалась приватизированной, и решил я снова прописаться в Москве. Куда там. Сестра и слышать об этом не захотела. Дальше - больше. Позвонила по телефону и отругала постфактум за то, что я не подъехал, не помог выбросить ей из моей комнаты хлам. Хламом она называла родительские вещи. Старинный лакированный шкаф, буфет девятнадцатого века, пианино с бронзовыми подсвечниками, на котором я в юности играл, приёмник "Фестиваль" пятьдесят восьмого года, раритет. То есть, вещи всё ценные, по крайней мере, для меня. Ну, что с ней поделать? Выбросила, не воротишь, скандалить бессмысленно, она свои цели преследовала. Приехал я тогда в Москву, посмотрел, в моей комнате только кровать осталась, да письменный стол. Не успел уехать, сестра звонит и сообщает: "Светка с подругой прыгали на твоей кровати и сломали её. Если кровать тебе нужна, приезжай, забирай. Не приедешь, выброшу". Ну, куда мне сломанная кровать? Смирился. В общем, как могла, выживала Маша меня из родного гнёздышка и страшно признаться в том, что уже выжила. Тётка Сусанна Митрофановна, узнав о таком вероломстве сестры, против моего ожидания обрадовалась. Сказала: "Вот и хорошо. Незачем тебе в Москву ездить, живи у меня". Её понять можно. Она боится без помощника остаться. Но, а Машу я понять не могу. Конечно, дети выросли, им требуется свободное пространство. Но они и так в моей комнате жили, я же не препятствовал. И откуда у скромной, доброй и бескорыстной сестры обнаружилась вдруг такая жадность, такая неуёмная страсть к накопительству? Накупила несуразной современной мебели из клея и щепок, ею всю комнату мою заставила, чтобы ничего обо мне не напоминало. А как заколет у неё в боку, даром, что сама врач, звонит среди ночи, жалуется: "Женечка, располнела, как ромовая баба, зрения нет, зубы болят, на ногах вены вылезли". Ну, что ей на это скажешь? Будь добрее, думай не только о себе, но и о других? И зять вот приезжал не просто так. А чтобы я уговорил Сусанну Митрофановну записать его в "ухажёры". Одна корысть у людей на уме. Сами грызёмся, как собаки, без всякого там глубинного государства, - заключил свои жалобы Евгений Евстигнеевич и, не выдержав, налил себе водку в рюмку и выпил.
- Кстати, насчёт ухажёров, - взволнованно заговорила Рая, - Ведь я Евгений Евстигнеевич, пришла к вам совета спросить. Американца Томаса видели? Он зовёт меня замуж, хочет забрать в Америку.
Услышав такие слова от любимой женщины, слёзы сами брызнули из глаз Матрёшкина. Взяв руки Раи в свои, Евгений Евстигнеевич стал её умолять:
- Раечка, не уезжай. Скоро Америка развалится.
- Если развалится, вернусь. Может, тогда ко мне, как к американке, наши чиновники станут более благосклонны. А сейчас, что мне делать, на что надеяться? Никуда не берут, паспорта не дают. Томасу, американцу, тысячу раз предлагали получить российское гражданство, а мне русской в России никто не рад. Я не хочу в Америку! Подскажите, как быть, что мне делать?
- Рая, не уезжай. Найди себе русского нормального мужика, не позорься сама и не позорь отечество. Через него и гражданство, и работу получишь.
- А где его взять? Вы, Евгений Евстигнеевич, хорошо ко мне относитесь, но замуж не зовёте, брезгуете.
- Что ты! Что ты такое говоришь! Кто же тобой побрезгует. Ты только слово скажи, не только я, очередь к тебе выстроится.
- Эх, Евгений Евстигнеевич, не этих слов я от вас ждала. Я так не хочу, воспитание не позволяет. Хочу семью, как у людей. А Томас жениться предлагает, зовёт в Пенсильванию. Эх, судьба моя разнесчастная, придётся ехать в Америку.
Рая встала.
- Постой! Погоди!
Матрёшкин выбрался из-за стола, пал перед девушкой на колени и залепетал:
- Ты заставляешь меня разомкнуть уста и высказаться, хотя мне это очень тяжело. Дело в том, что я давно и безнадёжно влюблён в тебя. Я прошу твоей руки и твоего сердца. Скажи, ты составишь счастье всей моей жизни?
- Да. Я согласна, - подумав, ответила Рая и заплакала, - Я люблю вас и давно ждала этих слов.
- Правда? Так, ты выйдешь за меня замуж?
- Выйду.
- Что же теперь?
- Теперь с вашего разрешения, я скажу Саседжу, что ни в какую Америку не поеду.
- А после?
- Побегу за вещами в общежитие. А то меня, узнав про Томаса, и с работы уволили, и из общежития выгнали.
- Жду.
Рая, перед тем как выйти из квартиры, помогла Матрёшкину подняться. Он не пошёл закрывать за ней дверь, ведь совсем скоро она должна была вернуться.
Евгений Евстигнеевич уселся за накрытый стол, сидел и плакал, ощущая на губах солёный вкус своих слёз. А в голове вертелось: "Есть всё-таки Бог на небе и счастье на земле".