Зоя была младшей сестрой Славки Алферова. Моего школьного друга, разбившегося на мотоцикле. В свое время я был частым гостем в их доме. И тогда уже как-то стал замечать, что слепленные мной из пластилина "уродцы", которые у меня бы в доме не дожили и до следующего дня, хранились у Зои в шкафу годами. Мои рисунки, сделанные впопыхах, убирались в рамки за стекло и вывешивались на стену. Мои слова, сказанные на ветер, самые, на мой взгляд, пустяшные, ничего не значащие, запоминались ею, а то и записывались. Хранились в особых тетрадях.

Зоя меня любила и не пыталась этого скрывать, что, впрочем, не помешало ей выйти замуж за старого приятеля ее отца. Старого в прямом смысле этого слова. Муж был старше жены на сорок восемь лет.

Впрочем, планов я тогда никаких не строил, да и откровенно говоря, только после ее замужества обратил внимание на Зою, как на женщину. До этого все считал ее малым ребенком, "младшей сестрой школьного друга". К своему удивлению, я обнаружил, что после года семейной жизни Зоя все еще оставалась девственницей. Старый муж так и не смог отомкнуть ее двери своим ключом. А может, и не собирался, кто знает. Я с ней на эту тему бесед не вел, дознаний не проводил.

Хотя, лукавлю, было. Один раз спрашивал:

- Как муж, не ревнует?

- Нет. Он мне верит, - серьезно ответила Зоя и тут же, заливаясь заразительным девичьим смехом, добавила, - а что ему еще остается?

Муж Зою не ревновал, ему можно было только позавидовать, в моем же сердце кипела огненная лава. Я, в отличие от него, хотя формально и прав-то на это никаких не имел, ревновал ее очень сильно. Ревновал ко всем и ко всему, ревновал к покойным поэтам, стихи которых она знала наизусть, к ее увлечению гитарой. Которую, в конце концов не выдержав, разбил вдребезги. Даже к тем вещам, которые она носила. Запрещал ей наряжаться, краситься, подозревал во всех существующих и не существующих пороках.

Это была уже не любовь, не страсть, а настоящее сумасшествие. Я шпионил за ней, подслушивал, подсматривал, проверял содержимое ее сумочки, рылся в ее карманах, копался в ее белье. И, как венец всему этому несуразному, безобразному и отвратительному, случилось то, что случилось. Я ее двоюродному брату сломал челюсть. Слава Богу, не убил.

А случилось это так. Проследив за её мужем, уехавшем на служебной машине. За ним каждый день, в десять часов утра, заезжала персональная "Волга". Я поднялся к ней и позвонил в дверь. Она открыла одетая, готовая к выходу, а рядом с ней стоял красивый самоуверенный франт с усиками, глазки его блестели. Он вызывающе смотрел на меня.

- Ничего не подумай, это мой брат! - крикнула Зоя, видя мои наливающиеся кровью глаза. Только это и успела сказать. В голове моей что-то замкнулось.

- Ты, забыла, что я знал твоего брата, - сказал я скороговоркой и тут же ударил обладателя усов с правой в челюсть.

Он, как стоял, так в полный рост и упал, ударившись при этом затылком о дубовый паркет. Хорошо, не умер. Сотрясение мозга и перелом нижней челюсти в двух местах констатировали приехавшие по вызову медики.

- Дурак, что ты наделал! Ты же его убил, - кричала Зоя до их приезда, - это же двоюродный брат из Пятигорска. Он первый раз в Москве, хотел посмотреть город.

Поставили ее брату в больнице скобы на челюсть, поездка в Москву, я думаю, запомнилась ему надолго.

Да, я тогда дурил. Еще каких-то глупостей подобных натворил, а потом сказал себе "хватит". Коль скоро я, находясь с ней, становлюсь зверем бездумным, то самое время задуматься, почему это так, и нужно ли это? "Совершенно не нужно", - был мой ответ себе самому, - так и до тюрьмы, и до смертоубийства недалеко".

Зоя меня за подобные поступки хоть и ругала, но сама же на них и провоцировала. Совестно все это вспоминать. Ведь я же и мужа ее законного хотел поколотить. Думал об этом серьезно. Вот до чего доходило. До чего доводила своими рассказами, какой он у нее умный, добрый, хороший.

Расстался я с Зоей, и как-то сразу успокоился. На сердце стало легко, так, как будто заново родился.

2000 г.