"Он нашёл и я нашла"

1

Официант Олег Шептунков был не только одноклассником Нины Начинкиной, но и добровольным её шпионом. Именно он, позвонив ни свет ни заря, сообщил ей неприятную новость. А именно, что Василий пил в ресторане с кинорежиссёром. Целовался на мойке с бабой Пашей, после чего запирался с ней в туалете. А затем они втроем: Василий, режиссёр и баба Паша, взяв такси, поехали на Мосфильм. "Вроде как на пробы, - говорил официант. - Будут бабу Пашу гримировать и пробовать на роль Елизаветы Второй английской".

Нина поблагодарила одноклассника, положила трубку и тихо пропела:

- Он нашёл и я нашла,

Борьба за качество пошла.

Скверно на душе в то прохладное утро третьего сентября было не только у Начинкиной. Михаилу Каракозову не спалось на новом диване "клик-кляк", и он вышел подышать свежим воздухом. Встретил Игната Огонькова, известного по прозвищу "могильщик", оставившего свой пост ночного сторожа и шагавшего к дядьке за деньгами.

Игнат не стал сообщать Каракозову, кто умер накануне, а видя плачевное состояние собеседника, предложил ему зайти к Нине. В том смысле, что она жизнерадостная, хлебосольная, всем всегда рада.

- Нина - женщина-праздник, - говорил Игнат, - все мы себя подавляем. Это и барьеры придуманные и запреты. То не так, это не эдак. Неловко, неудобно, что люди подумают, как в глаза им потом смотреть? Согласись, каждый в себе что-то подавляет. Потом ещё эти бесконечные неприятности. Думаешь, пройдет, а оно не проходит, накапливается. А приходишь к Нине, и вся темнота остается за дверью. Какая бы беспросветная жизнь была, если бы не такие люди. А я ведь по природе из робкого десятка. Привык к сдержанности, а это - несвобода. А с Ниной я орёл. Мне не надо притворяться. С ней всё ясно и просто. Для этого надо иметь женскую мудрость, понимание высших взаимных связей всего сущего. Это я для тебя по-ученому загнул. Чтобы ты понял. Она мне так и сказала: "Игнаша, мне не важно, какую справку тебе выдали врачи. Работай ночным сторожем и ничего не бойся". И я ничего не боюсь, а раньше боялся.

Огоньков подумал, что бы еще сказать и добавил:

- По натуре я человек консервативный и не хочу педалировать устоявшуюся жизнь. Не желаю учиться новому. А если по совести, боюсь стать жертвой собственного упрямства и собственной же органичности.

- Ограниченности, - машинально поправил Миша.

-Намерения-то у меня благие, - продолжал Огоньков, не обращая внимания на поправку. - Но сам я далек от благости и всё равно, придёшь рано или поздно к сознанию того, что необходимо радоваться каждому прожитому дню.

- Что ты говоришь? - очнулся от тяжких дум Каракозов.

- А что я говорю? - испугался Игнат, - я ничего не говорю. Я не могу проиграть. На моей стороне закон исторического развития. Надо всем перебираться в картонные дома, потому что механизм революции вновь запущен. А ты к Нине ступай, не мерзни.

Огоньков не столько убедил Каракозова, сколько направил. Профессор, как сомнамбула, поплёлся к Начинкиной.

Нина, как никогда, обрадовалась раннему гостю. И быстро сориентировалась. Зная Мишину историю, извещённая о Васькиной измене, она аккуратно, можно сказать, деликатно, гостя раздела, в постель уложила и обласкала. Всю работу за него сделала, а он лишь на мгновения выходя из забытья, бормотал ей обрывочные фразы, мало что говорящие хозяйке дома.

- Подлинней, потолще, - вырвалось у Профессора в то самое время, когда Начинкина, сидя на нём, скакала в страну наслаждений. - И первому встречному: "Мало пёр". Все ждут от меня чего-то особенного, а я такой же, как все. Думают, я прилетел с Сириуса, и у меня два сердца. Но сердце у меня одно, и оно болит.

Глядя на Мишу отсутствующими, погруженными в процесс наслаждения глазами, Нина вдруг, в экстазе громко, страстно зашептала:

- Подожди, подожди, подожди, тихо, тихо, тихо. Еще чуть-чуть.

И вмиг ослабевшим, лишенным не только страсти, но и жизненной силы голосом, сказала: "Умираю". После этого потеряла сознание.

Миша сколько мог, уперевшись руками ей в подмышки, держал бесчувственное Нинкино тело, а затем положил его на свою грудь. Ему всё это понравилось. С женой никогда такого не было.

Через полчаса, сидя за столом, Миша Профессор уже и думать забыл о жене и связанных с ней неприятностях.

По средам у Нины был банный день. Сначала в ванной плескался её сын, а затем Начинкина мылась сама.

Доминик провёл в ванной около часа, затем стала принимать ванну хозяйка дома, а её сын в махровом халате с капюшоном, закрывавшем лицо, ходил по квартире и вслух сочинял стихи. Появление в квартире Каракозова не нарушило распорядок, который не менялся годами.

Нина накрыла для Миши царский стол с водкой, вином и закусками включила легкую музыку, а сама скрылась в ванной.

Мылась Начинкина долго и со вкусом. Доминик, устав сочинять стихи, подошёл к закрытой двери в ванную комнату и заговорил:

-Патрикеевна, выходи. Я начинаю считать.

Отца Нины звали Патрикеем Петровичем, был он начальником смены на табачной фабрике. Не курил, но умер от рака лёгких, когда дочке было десять лет. Кроме громкого отчества, известного больше по сказкам с хитрой лисицей, ничего не оставил.

Доминик Дереза свой счёт начал с двадцати одного. После двадцати девяти, выдержав паузу, у него появилось число "сорок". Каракозов машинально поправил, сказал: "Тридцать". Но, Доминик это и сам знал. Это был не простой счёт. Это была игра сына с матерью.

Услышав грубое вмешательство от персонажа, внезапно появившегося в их доме, Дереза посмотрел на профессора через плечо и не по-детски грубо заметил:

- Не твоё дело.

Обращаясь снова к матери, Доминик продолжил счёт.

После "сорока восьми" вышло утраченное "тридцать", и сразу следом пошло "сорок", "сорок девять", "пятьдесят".

После небольшой паузы из уст мальчика прозвучала странная, на Мишин взгляд, фраза:

- Патрикеевна, слышала? Тебе стукнуло пятьдесят. Твоё время истекло.

Говорил Доминик предельно серьёзно, что, видимо, и вывело тридцатилетнюю Начинкину из себя.

- Я сейчас выйду и покажу тебе! - заорала из ванной Нина, - тогда узнаешь, чьё время истекло!

Миша, услышав этот неистовый вопль, понял, что и на новом месте спокойной жизни не будет.

2

После посещения бандитами Нинкиного магазина, ночной сторож Степан Локотков, мужчина сорока девяти лет, отказался в нём работать. Испугался, о чём без стеснения заявил Начинкиной. Та рассказала об этом Каракозову, пожаловалась на предательство, попросила помощи и поддержки.

Тем же вечером пошли в магазин, там их уже ждал Локотков, сдававший рабочее место.

Вместе с ключами от магазина Каракозов машинально взял из рук Локоткова и книгу, которую тот читал. Профессор раскрыл её, пробежался глазами по строчкам и сказал, негодуя:

- Какая глупость! Нина, ты только послушай, какую чушь пишут эти неучи: "Ведьма, снедаемая жаром страсти, поцеловала несчастного в похолодевшие губы и забрала из него последнюю крупицу тепла". Это же чепуха! Нарушение второго начала термодинамики, гласящего, что невозможен самопроизвольный переход тепла от тела, менее нагретого к телу более нагретому. Это же всем известный постулат Клазиуса: "Невозможен процесс, единственным результатом которого являлась бы передача тепла от более холодного тела к более горячему".

- Не сердись, Мишенька, - ласково сказала Нина, - мало ли что дураки пишут. Одни напишут, другие читают.

Локотков смеялся. Не вникая в причины его смеха, Начинкина закричала:

- Собирай свои манатки и проваливай. Через пять минут чтобы и духу твоего здесь не было!

- А чего собирать? У меня всё собрано. Если что, телефон мой знаешь, звони, - сказал Локотков и, подхватив клеёнчатую клетчатую сумку, направился на выход из магазина.

- Знала, забуду. Трусливые предатели мне не нужны, - резюмировала Начинкина.

Она показала новому сторожу, где находится плитка, постель. Забила едой холодильник и сказала, что дежурят по две ночи кряду. Объяснила, что главное - быть в состоянии открыть утром магазин продавцам и на этом дежурство заканчивается.

Обязанности сторожа оказались несложными. Миша остался на свою первую рабочую смену.