Директор школы Дмитрий Савватиевич Мешков отмечал день рождения в кругу семьи. Из гостей был только приятель, тоже директор школы, Иван Иванович Кузьмин.
"Капитаны народного просвещения" хорошенько выпили, закусили и, побеседовав на общие темы, незаметно перешли к профессиональным.
Кузьмин посетовал, что у него даже такие предметы, как труд и физкультуру для мальчиков, ведут женщины. А ведь в его годы в школе было много преподавателей-мужчин. Сам того не желая, он задел чувствительную для Мешкова "струну".
- Не то беда, что бабы в школе, а то беда, что своих предметов ни одна из них не знает, - с неожиданным жаром заговорил именинник, - У меня ведь тоже был сугубо женский коллектив. Я присматривался, прислушивался к тому, что они говорят ученикам на уроках и меня оторопь взяла. Представляешь, математичка, вместо синусов-косинусов, тангенсов-котангенсов ребят учила пироги печь, готовить печенье. Учитель русского языка на своих уроках песни пела. Географичка рассказывала весёлые истории из своей личной жизни. Другие педагоги оказались не лучше. О чём угодно они рассуждали, только не о том, чему должны были учить подрастающее поколение. Признаюсь, сначала я проявил мягкотелость. Полгода терпел это безобразие. Вёл с ними душеспасительные беседы. Уговаривал, грозил, дело дошло даже до штрафов, - всё было напрасно. А потом терпению моему пришёл конец. Взял, да и разогнал это бабье царство ко всем чертям. Теперь в моей школе работают одни преподаватели-мужчины.
- Именно! И прости меня за хвастовство, это не просто педагоги, а каждый в своей области высочайший профессионал. Не такие, знаешь, выскочки, что воду в ступе толкут, а настоящие специалисты в своём деле. У меня они все такие. Штучный товар, люди калиброванные. Один лучше другого.
- Смотри, не перехвали, - попробовала остудить пыл Дмитрия Савватиевича супруга, вставая из-за стола.
- Ни, боже мой. Даже плевать через плечо не стану. Сглазить не боюсь.
Когда жена и дети разошлись по своим делам, Мешков открыл новую бутылку.
- Давай-ка ещё заправимся, - предложил он Кузьмину, - и я тебе сделаю предложение, от которого ты не захочешь отказаться.
- Мне хватит. Я уже так заправился, что вижу, как твой хомяк из своей клетки начинает грозить мне пальцем.
- Это не страшно, вот когда он рядом с нами за столом будет сидеть и тосты произносить, - вот тогда мы и остановимся.
- Как бы не было поздно, - поднимая наполненную рюмку, прокомментировал услышанное Иван Иванович, - Ну, так что за предложение?
- Ага! Заинтриговал? Сначала выпьем.
Приятели "опрокинули" и Мешков сказал:
- Значит, у тебя в школе, педагоги - сплошь одни бабы. Это нехорошо. Я тебе, как другу, уступлю одного учителя-мужика, на развод. В понедельник придёшь ко мне и выберешь любого. Какой понравится, - будет твой. Договорились? Цени моё дружеское расположение.
- Давай попробуем.
В понедельник Кузьмин не смог, приехал во вторник и, не отвлекая приятеля от учебного процесса, стал прохаживаться по рекреациям, подходить к дверям, ведущим в классы. Вслушиваться в то, что говорят учителя-мужчины, ведущие уроки.
Биологию вёл пожилой мужчина с бледным, вытянутым лицом. С седыми, длинными, аккуратно зачёсанными назад волосами. Щёки и подбородок были небриты, поросли серебристой щетиной. Одет он был в чёрную пиджачную пару, белую рубашку с воротником стоечкой и остроносые чёрные туфли.
- У Дарвина борьба за жизнь - главный фактор эволюции. Но это глупость, - вещал педагог грудным, искренним голосом, - Среди животных, принадлежащих одному и тому же виду, нет борьбы за средства существования. А если и бывают исключения, то это ведёт к деградации, а не к эволюции. То же самое касается и людей. Когда сегодняшний капитализм переродится в каннибализм и станет нормой нашей жизни, вас станут уверять, что мы, наконец, вышли на прямую дорогу, ведущую к прогрессу и светлому завтра человечества. На самом деле выйдем мы, как разбойники и воры на "большую дорогу". И дорога эта приведёт нас к погибели.
- Пётр Петрович, что за речи мы от вас слышим? - заговорил с "галёрки" нахальный ученик, - Не надо засорять наши неокрепшие умы вашими отвлечёнными измышлениями. У вас есть учебник биологии, утверждённый комиссией Минобра. Придерживайтесь программы обучения.
- Зачем я живу? - не обращая внимания на крикуна, продолжал педагог, - Только вера в бессмертие может ответить на этот вопрос. Коммунисты глупостей наговорили и, в конце концов, опозорились, сгинули. Только веря в своё бессмертие, вы можете постигнуть цель своего пребывания на земле. А после смерти тела душа человека переходит в мир вечности.
- А что это за вечность такая? - поинтересовалась девочка с волосами, убранными в косу.
- Своими временными категориями мы не можем определить понятия вечность. Что бы я ни сказал, - будет неверным.
- Говорят, после смерти десять дней ангелы душе усопшего показывают рай, а тридцать дней ад?
- Мытарства с девятого по сороковой день, - подтвердил предположения девочки педагог, - это следствие земной жизни человека. В эти дни особенно усердно молиться надо, помогать душе умершего. Запомните, в теории любой социализм прекрасен, а на практике ужасен. Только в тюрьме всё устроено по Марксу. Ликвидирована частная собственность, люди обеспечены всем необходимым для жизни и работа им гарантирована. Тюрьма - это идеал, к которому стремится любое марксистское государство. Маркс понимал, что коммунизм может существовать при одном условии, - если захватит власть во всём мире. Не хватит силёнок, - погибнет. Что, собственно, в нашей стране и произошло.
- А вы вольнодумец, - сказал всё тот же ученик с "галёрки", - но такой же никчёмный учитель биологии, как и советские, которых я застал.
- Не мудрено тебе было их застать, Белов. Коммунистов только два года как отменили, а ты третий год в седьмом классе торчишь. И потом, запомни, школа, в которую берут всех без разбора, не для того создана, чтобы я тебя тут биологии обучал.
- А для чего тогда?
- Чтобы ты, шалопай, как можно меньше шатался по улице. Только и исключительно для этого. А если тебе нужна биология, пожалуйста, получай. Звери и птицы домашние, когда понимают, что их держат не для того, чтобы убить и съесть, начинают вести себя разумно. Фактически становятся людьми. Я это к тому, что страх сковывает, а любовь возвышает. Даёт перспективы для развития не только людям, но и животным, и птицам.
- Вы, учитель, нам такие вещи рассказываете, - стал говорить, притворно всхлипывая, поднявшийся из-за парты хулиган Белов, - что возвращается вера в добрых людей. Если бы я был девушкой, я б вам отдался.
- Ценю, Александр, садись. Меня, конечно, за такие философские отступления по головке не погладят. Но я, рискуя быть уволенным, всё же буду утверждать на своих уроках позиции правды, веры и любви.
Кузьмин отпрянул от двери. "Это католический пастор какой-то. Мне такой учитель биологии не нужен", - мысленно решил он и подался к кабинету математики.
Полный лысый мужчина в синем свитере, выпачканном мелом и серых брюках с пузырями в области колен, сиплым голосом вещал:
- Нужно иметь в себе много мужества, чтобы поступать так, как думаешь и чувствуешь. Окружающие тебя коллеги, так называемые товарищи по работе, навязывают "общее мнение", с которым ты должен соглашаться. Стоишь в учительской и слышишь, как директор Дмитрий Савватиевич говорит: "Всякий человек по сути своей - собака, скотина, свинья". И кто-то поддакивает, кто-то помалкивает. Те, что помалкивают, может, и думают иначе... Может, даже не согласны с подобной характеристикой применительно к себе, но молчат. И тут встал физрук Лёша Сарычев и сказал: "Ты это, собака, скотина, свинья, какого человека имеешь в виду?". Его выгнали за это из школы, и он теперь работает в охране. Но для такого смелого поступка надо быть Сарычевым. А все остальные молчали. И я молчал вместе со всеми.
И от этой двери Кузьмин отшатнулся.
"Хоть кто-то среди них найдётся, нормальный и занятый делом, а не проповедями и самокопанием?", - размышлял Иван Иванович, приоткрывая дверь кабинета физики.
Учитель, молодой человек, в толстовке, джинсах и кроссовках, объяснял тему и в заключении произнёс:
- Энергия превращается в пар.
В классе все засмеялись.
- Ага! Значит, всё-таки слушаете, что я говорю, а не спите. Разумеется, пар превращается в энергию. Всё в природе имеет начало. В основе всякого начала лежит мысль. Мысль является отражением необходимости. Необходимость продиктована обстоятельствами. Обстоятельства - следствие неподвластных процессов. Процессы это иные начала иных идей из-за иных обстоятельств.
- И всё-то вы врёте, Сергей Алексеевич. Пётр Петрович нам объяснил, что вначале было Слово.
- Елисеев, выйди вон из класса.
- Я-то выйду, а вы прекращайте нам мозги полоскать.
Разочарованный Кузьмин отправился в кабинет директора. Но его приятель был занят. У Мешкова в кабинете стоял навытяжку очередной педагог- мужчина, которыми так гордился Дмитрий Савватиевич.
Директор школы распекал учителя русского языка и литературы:
- Вы Евгений Андреевич, часто прибегаете к нравственным унижениям по отношению к нерадивым ученикам, а это непозволительно, - говорил он, - Вы высмеиваете перед классом их физические особенности, превращая их в недостатки. При этом сами кривляетесь, как клоун в цирке, чему я сам случайно стал свидетелем. И доложу вам, так увлекаетесь кривлянием и насмешничаньем, что это напрямую наносит ущерб вашему авторитету и учебному процессу. Скажите, когда вы в последнее время изучали новый материал?
- Дмитрий Савватиевич, вы же знаете, как я вас уважаю.
- Я тоже вас уважаю, но речь сейчас не об этом.
- Я считаю, что задача педагога - дать отечеству нашему прежде всего человека и гражданина, а вопросы о безударных гласных решать уже во вторую очередь.
- А совместить это никак нельзя?
- Не получается.
- Ну, а эти кривляния ваши, они хоть идут на пользу?
- Обязательно. Небезызвестный вам Сидоров, приговорённый к исключению из школы, высмеянный мною, стал на глазах исправляться. Говорит, выучусь на директора и выгоню вас.
- Смотрите, не перегните палку.
- Будьте спокойны.
Не дожидаясь окончания беседы, Кузьмин выбежал из школы.
- Самообман - распространенная болезнь. Никто от неё не застрахован, - шептал себе под нос взволнованный Иван Иванович, - И всё же, через какие розовые очки надо смотреть на мир, чтобы не замечать, что шило на мыло поменял? "Штучный товар, люди калиброванные". Получается, если нет у меня музыкального слуха, но на мне брюки, я имею право напроситься к приятелю учителем пения? И ведь, примет, возьмёт. Я же педагог-мужчина.
Мысль про учителя пения рассмешила Кузьмина. Он остановился, успокоился и перешёл на размеренный шаг.