|
|
||
Леонид пригласил к себе в гости. Жил он теперь за городом, в собственном доме. Пригласил взглянуть на дом, на хозяйство, вспомнить молодость, поиграть в футбол, попариться в баньке. Аглавное, собраться, повидаться, посидеть, как прежде, за столом.
Последние два года Леонид усердно занимался коммерческими делами. Как сказал бы Робин и его соотечественники- бизнесом. Икруг его интересов был широк, не стану даже перечислять. За всякого рода услуги расплачивался наличными. Деньги в регионы возил чемоданами. Возил без всякой охраны. Шутил: "Если бы узнали, какие деньги я везу, то никакая бы охрана не спасла".
Ездил разбираться и договариваться с криминальными элементами, то есть жил новой, насыщенной жизнью, далеко не духовной. Такая жизнь веселила его своей новизной, остротой, разнообразием. Но не долго веселила.
Соседи у Леонида были люди известные, знаменитые, к нему обращаясь, величали непременно по отчеству.
В этом же коттеджном городке был и Васькин дом. Огромный, из серого кирпича. Вэтом доме жила у Васьки целая свита. Василь Василич со мной поздоровался, но разговаривать не стал, словно мы впервые с ним виделись. Он очень изменился, от его простоты и открытости ничего не осталось. Як нему в душу лезть не стал, не хочет общаться и не надо.
У Леонида было планов громадье:
- Подвал для редких вин с регулятором температуры заведу, конюшню для ахалтекинцев построю, за домом сделаю искусственное озерцо с каменными горбатыми мостиками, белые лодочки по озеру пущу. Дом перестрою, сделаю башенку с часами, в этой башенке устрою голубятню, или обсерваторию. Бассейн крытый сделаю, чтобы в любое время года можно было купаться. Сад посажу вишневый, и ночью он у меня будет освещаться китайскими фонариками. Сцену сделаю на открытым воздухе, как у Чехова в "Чайке". Через год ты мое владение не узнаешь. Свиней куплю, татуированных. Мне уже обещали. Представляешь, на одном боку у свиньи красные боги и красные цари: Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин; а на другом- вся молодость и жизнь страны советов, одной строкой: "Грабь награбленное". Нет, непременно заведу.
Пока же у Леонида был огромный дом в три этажа, как две капли, похожий на все остальные. Никто в этом поселке миллионеров фантазией не блистал, да им, видимо, это было и ни к чему.
Я пожаловался Леониду на то, что Васька был со мной неприветлив.
- Да не обращай внимания, его прочили на высокий пост в МВД, да сорвалось. Отец ему этот пост обещал, ну, а пока что сделал его вице-президентом одного банка, он там за охрану отвечает. Ана следующий год готовим его в губернаторы края. Вот он щеки и надул, головка закружилась. Не обращай внимания.
В доме у Леонида жила Саломея. По настоятельной просьбе отца, Леонид с ней сошелся и жил. Саломея была злая, как мегера, и все зло свое срывала почему-то на мне. Что ни скажу,- она в крик, и тут же хлопнет дверью, выскочит из комнаты. Затем опять войдет, опять что-нибудь скажет на повышенных тонах и снова прятаться. Яничего не мог понять, поинтересовался у Леонида:
- Что с ней?
- Ну, ты сам виноват,- заступился за нее Леонид.
- Вчем виноват?
- Сам знаешь, в чем,- отшутился он.
Но на самом деле было не до смеха. Жили они совершенно искусственной жизнью и не могли перенести ни одного живого слова. То есть, если это были не злые сплетни, не критика властей ("разворовали всю страну"),- эта критика походила больше на зависть, понимай так: "воруют же люди, а нам не дают"), не обман, не беседа о наживе, сразу же взрывались. Все в их доме было фальшиво, все, начиная с того, что они снова жили вместе. Имне было физически тяжело дышать этим воздухом фальши.
Леонид тайно встречался с Бландиной, играл с ней в боулинг, катался на корабле по рекам. До того, как вернулась Саломея, Леониду Бландина была не нужна, а как соединились муж с женой, так и отношения Леонида с Бландиной ожили. Получалось, что они только и могли существовать в подобной ситуации обмана, секретности, скрытности. Или он обманывал жену, или Бландина мужа.
Чтобы как-то разрядить обстановку, Леонид предложил мне посмотреть видео фильм, который он снял. Мы находились в доме одни и ожидали приезда других ребят. Фильм назывался "Новобранец".
В роли солдата новобранца была Бландина Мещенс, в роли бывалого старослужащего с сержантскими погонами сам Леонид Москалев. Нашел он где-то угол казармы с двухъярусными койками, солдатскими тумбочками и табуретками. Вэтом интерьере весь фильм и отснял.
- Сорок пять секунд отбой,- командует сержант.
Бландина раздевается догола и забирается на второй ярус в койку. Только улеглась, укрылась. Следует другая команда:
- Подъем, сорок пять секунд.
Она слезает, надевает форму. Сержант недоволен.
- Смотрю, боец, не шевелимся,- говорит Леонид, поглядывая на часы. Икак стеганет наотмашь "солдата" ремнем по голой спине. Бландина взвизгнула, да так и осталась стоять без куртки в одних сапогах и штанах.
- Упор лежа принять,- последовала новая команда сержанта.
Бландина приняла положение упора лежа, выпятив при этом зад.
- Задницу не выпячивать.- крикнул сержант и ударил ее ремнем по заднему месту.- Отжимания на счет начинай! Ра-аз- два-а, ра-аз- два-а... Куда без команды поднялась? Команды "два" не было.
И опять ремнем по спине. Вполную силу.
- Устали, солдат?
- Да.
- Не "Да", а "Так точно, товарищ сержант".
- Так точно, товарищ сержант.
- Бери табуретку и отдыхай.
Бландина садится на табуретку. Леонид смеется.
- Нет, товарищ солдат. Унас с табуреткой отдыхают не так. Берем табуретку за самый конец ножек, а ноги при этом сгибаются в коленях под углом девяносто градусов, как в пантомиме, как будто сидим. Атабуретку держим в прямых руках, в вытянутых перед собой. Что вы дрожите? Почему ноги трясутся?
- Яустала. Ябольше не могу.
- О! Уже как баба, заговорил. Да вы, смотрю, товарищ солдат, на бабу очень похожи. Это вам не дома, у мамы сиську сосать. Это армия. Янаучу вас Родину любить.
- Можно отдохнуть?
- Можно Машку за ляжку, да козу на возу. Вармии, обращаясь к сержанту, рядовой говорит: "Разрешите".
- Разрешите отдохнуть?
- Разрешите отдохнуть, товарищ сержант.
- Разрешите отдохнуть, товарищ сержант?
- Отставить пиз...жь! Смирно! Вольно! Приседания на счет делать начинай. Раз-два. Раз-два. Раз-два. Упор лежа принять.
- Яустала.
- Разговорчики! Это, боец, еще цветочки. Ягодки будут впереди. Почему вы, товарищ солдат, подстрижены не по уставу? Или вы пацифист? Смотрите, я из вас эту заразу быстро выбью, вы все два года у меня проведете в позе, схожей с буквой "зю", с грязной тряпкой в руках. Будете ползти, как улитка, мокрый след оставляя и мыть все, что под руку попадется. Почему не бриты? Это что у вас там за бороденка внизу живота? Не успели призваться, еще из задницы домашние пирожки торчат, а уже старикуете? Чтобы завтра, к утреннему осмотру, я этой безобразной щетины не видел? Все ясно?
- Так точно, товарищ сержант.
- Не слышу. Солдат должен отвечать громко и ясно.
- Так точно...- заорала, что есть силы Бландина и, не выдержав, сорвалась на смех.
- Это что еще такое? Что вы себе позволяете? Ну, ничего. Скоро вы у меня здесь улыбаться забудете. Все бабы на уме? Разгильдяй.
И все в том же духе, с малыми изменениями. Это был первый, безобидный фильм. Затем начался настоящий кошмар, триллер. Вроли жертвы все та же Бландина, в роли маньяка Леонид. Он мазал ей лицо и шею пенным помазком, а далее доставал остро наточенный огромный нож и начинал ее им брить. Оба при этом были не в себе. Смотреть такие ужасы я отказался. Спросил Леонида о матери.
- Жива-здорова, что с ней станется. Ссигарет на папиросы перешла, тоже мне Ермолова. Тут на днях учудила. Приезжала ко мне. Чем творческий человек должен хвалиться? Если непременно должен. Тем, что сделал, что создал, планами на будущее. Творческими планами. Аона? "Яне зря жизнь прожила. Весь мир объехала, с такими людьми дружбу имела, что от одних званий и имен у любого голова закружится. Всамых дорогих гостиницах жила. Всамых превосходных ресторанах питалась". Вот, оказывается, ради чего жизнь прожила. Жену мою учила, как следует правильно мужа ублажать. "Дать мужику ведь тоже надо уметь". Легла в спортивном костюме на диван, ноги задрала, и стала объяснять Саломее, как это делать правильно.
- Не надо об этом мне рассказывать и никому не надо. Это вещи интимные и я заметил, что ты совершенно перестал понимать, о чем можно говорить, а о чем нельзя.
- Явсе к тому, что не от большого ума. Сама ограниченная, а старается учить.
- Остановись. Япрошу тебя. Вот, кажется, ребята приехали.
Приехали: Зурик, Керя, Тарас, Гарбылев, Люба Устименко со своим мужем доктором. Все как-то быстро переоделись и пошли играть в футбол. Вгородке миллионеров была замечательная спортивная площадка, ворота, сетка над бортиками,- все условия для игры. Леонид играть не пошел, стал затапливать баню.
За нас болели: Люба Устименко, ее муж и Саломея, которая снимала игру на видеокамеру. Против нас играли Васькины орлы. Милиционеры от лейтенанта до майора. Все они приехали на дорогущих джипах. Все они были изрядно пьяны. Васька, который не играл, со смехом "доложил", что только что съел пол-корейской собаки (то есть собаку, приготовленную по корейскому рецепту корейским поваром). Хвастаясь, проглотил на лету живую муху, огромную, и тут же все, что съел, выблевал наружу. Покраснев, как рак, вытирая слезы, он убежал домой.
У его дома сцепились две бойцовые собаки; он, пробегая мимо, на ходу давал советы хозяевам, как следует собак разнять:
- Окатите водой, да за хвосты, за хвосты растягивайте.
Пьяных соперников нам не составило большого труда обыграть. Мы победили 10:4и, довольные, отправились принимать баню.
Конечно, ожидая гостей, зная, что мы приедем, Леонид мог бы протопить баню заранее, а так она была холодная, да к тому же в парилке дверь неплотно закрывалась, и потягивало сквознячком. Леонид то и дело "поддавал парку", плескал из кружки воду на раскаленные камни. Жар появлялся на какое-то мгновение и тут же пропадал. Ноги зябли. Вобщем, та еще была парилка. Но внешне очень шикарно выглядела, как на рекламном буклете, который он мне еще в доме показывал. Досточка к досточке.
В бане Леонид, глумясь, спросил у Тараса:
- Тарас, что бы ты сделал, если бы имел большие деньги? На что бы их истратил?
- Вкаком смысле большие?
- Вгосударственном. Вся казна бы твоя была, а в казне переизбыток.
- Заключенных посытнее бы стал кормить,- не раздумывая, сказал Тарас.- Они самые несчастные на свете. Сиротам и вдовам помог бы. Выкупил бы иконы у "коллекционеров" и вернул их в Храмы.
- Ну, а себе что?
- Вот, все это себе.
- Ты издеваешься. Хотя стоило бы тебе дать деньги и посмотреть. Уверен, ты бы их истратил совсем на другие нужды.
- Так дай и посмотри,- смеясь, по-доброму сказал Тарас.
- Не дам. Мне мало самому. Ау меня все отлично. Ясчастлив, как никогда. Собираюсь в Америку месяцев на шесть, а то и совсем туда переберусь. Аркашу-"боксера" помните? Он там живет, кутит напропалую. Во всех ресторанах его там любят, встречают с объятиями, потому что платит наличными и оставляет помногу. Вот, звонил неделю назад, говорит, по пьянке лишился прав, теперь без прав катается. Унего там очень дорогой "Мерседес", а у американцев психология простая. Богатые люди- законопослушные. Полицейские там дорогие машины не останавливают, права не проверяют. Так что свободно катается и без прав. Если соберетесь туда перебираться, запомните, ехать нужно сразу. Впервый раз тебя впустят спокойно, и живи себе, никому ты там не нужен. Там ведь не как у нас, документы на улице не проверяют. Если не попал ты в полицейский участок, то тебя никто не хватится. Два года поживешь и иди, получай гринкарту, вид на жительство. Япочему хочу сразу уехать? Второй раз они неохотно туда пускают. Ясно, зачем едешь, все разнюхал, что и как, вернулся, подобрал дома все хвосты и теперь хочешь рвануть туда навсегда. Как ты, Димон, поедешь со мной?
- Лень, я там жить не смогу. Театра там нет и никогда не будет, а я же театральный человек, для меня театр- все. Жизнь, воздух...
- Ау меня зато все хорошо. Ясчастлив.
- Втеатр не хочешь вернуться?- тактично спросил Тарас.
- Что вы, очень хочу. Сцена, запах кулис, все это мне ночами снится. Но, наверное, должно какое-то время пройти. Может быть, должен в конец разлюбить актеров, понять, что все они просто пешки, и ими надо двигать и не переживать за них. Ты чего смеешься?
Смеялся я. Ятут же пояснил причину смеха.
- Да у меня проблемы прямо противоположные. Очень груб с актерами, не сдержан, за это переживаю. Зачем ты ушел в этот бизнес?
- Ямного думал об этом. Десять лет жизни отдал искусству, а для чего? Чтобы теперь лизать у мамоны интимные вонючие места? Что это? Но с другой стороны, говорят, какой-то фараон отдавал своих дочерей всем, кто мог содействовать строительству пирамид. Сделал из них дорогих проституток. Брал за проведенную с ними ночь камушек весом в двадцать пять тонн. Но у него цель была, все же выстроил свои пирамиды. Тарас, вон, кровью харкает, но все же пишет свои книги. Ая не уверен, что вправе занимать чье-то личное время своими фантазиями. Поэтому, чтобы не лгать себе самому, не мучить других, я и оставил большое искусство. Беззащитен человек на земле и одинок. Будучи ребенком, думал: вырасту, стану взрослым, и все беды, все мои недоумения, сами собой разрешатся. Но вот вырос и понимаю, что ничего не изменилось. Как там, в "Бесах" у Достоевского: "Внауке он сделал не так много, и, кажется, совсем ничего. Но ведь с людьми науки у нас на Руси это сплошь да рядом случается". Эти слова теперь более подходят людям, занимающимся искусством. Почему? Почему кругом такая пустота, такая глухая безнадега, бездарность? Или это закон? Чтобы цветку вырасти, нужен толстый слой навоза? Кажется, навоза уже слишком предостаточно, а цветка все нет.
- Будут,- успокоил Леонида Тарас,- непременно будут и цветы. Главное, не теряй веру.
- Опять ты, Тарас, про свое. Умер Толстой, Достоевский, Чехов, земля не содрогнулась и жизнь не пресеклась. Писатели, режиссеры, актеры, живут в своем, в придуманном мире и думают, что способны как-то повлиять на людей. Но это самообман. Людям не нужны ни они, ни их произведения. Люди употребляют их с такой же легкостью и с таким же пренебрежением, как и туалетную бумагу. Есть она- хорошо, нет- ну, что же, пальцем обойдусь. Иобходятся, обходятся. Хватит жить в иллюзорном мире, надо становиться вам на ноги, становиться обывателями, потребителями всего и вся. Их большинство, за ними сила, а значит, и правда с ними. Аты мне все про веру толкуешь. Вот она, моя вера. Итолько не говори мне, что все ночи напролет сидишь и пишешь, я-то знаю, что до часу, до двух смотришь телевизор. Яоб этом твоему финансисту не скажу, не бойся.
Тарас засмеялся.
- Втебе, Леонид, погиб сотрудник спецслужб.
- Ав тебе- попрошайка. Стакими умениями просить милостыню, можно было бы прилично зарабатывать, стоя на паперти.
Тарас посмотрел на Леонида с такой жалостью, с таким состраданием, что у того мгновенно злоба прошла и он, извинившись, вышел из парилки. Вышли вслед за ним и все мы. Кто-то под душ встал холодный, кто-то в бассейн забрался.
Узнав, что муж Любы Устименко едет в Москву, Тарас напросился к нему в машину. Леонид с трудом переносивший его присутствие (для всех это было очевидно), стал вдруг уговаривать его остаться.
- Ты что, обиделся? Возненавидел?
- Нет. Ятебя люблю и очень за тебя переживаю. Дом посмотрел, в футбол поиграл, в баньке попарился, тебя повидал. Пить я не пью, да и надо к работе готовиться.
- Ятогда тебя провожу.
И они пошли пешком до поворота, машина медленно поехала за ними.
- Сволочи. Никто не звонит, я всем звонить должен,- начал Леонид.- Ив гости из тридцати приглашенных приехало только пятеро. Ксебе все зовут, как девочку по вызову. За б...дь уже считают. Яим тоже звонить перестану. Если меня знать не хотят, то и мне никто не нужен.
- Помнишь, в скверике ГИТИСа, ты своему отцу представлял бывших сокурсников?
- Ну?
- Представлял и меня. Представляя, ты сказал: "Аэто Тарас, веселый парень, который любит шумные компании, любит выпить, повеселиться".
- Ты что, тогда обиделся, затаил злобу, и до сих пор про это вспоминаешь?
- Нет, что ты. Не переживай. Ты очень разумно сделал, так меня представив. Япросто хочу тебе объяснить. Был ты в кругу своих коллег, было у вас одно общее дело, общие интересы. Теперь ты вне этого дела, вне этих интересов, то есть, опуская бизнес и капиталы, стал тем самым веселым парнем, который любит выпить и повеселиться. Аони в деле, они торопятся, спешат, как ракеты, которые должны преодолеть земное тяготение, чтобы не плюхнуться и не разбиться. Итут ты, чья ракета, по их мнению, не взлетела, кричишь им с земли: "Эй, сволочи, вернитесь". Ты не должен на них обижаться. Пусть торопятся, спешат, пусть бороздят безбрежные просторы.
- Ачеловеческое общение? Что? Оно уже ничего не значит?
- Ты как никто другой, знаешь, что у актеров и режиссеров сначала профессия, а потом уже все человеческое. Втом числе и общение.
- Ну, вот ты же другой. Утебя всегда находится время. Почему они не такие? Почему так по-скотски со мной поступают? Ведь все они с руки моей ели, я был властелином их душ и их дум. Все больше я убеждаюсь в том, что сколько ни делай добра, все одно- только злом ответят. Аот того, кто злом не ответит, все одно благодарности не жди, не дождешься.
- Что же это за добро, которое ждет благодарности? Это не добро. Доброе дело само себя хвалит. Ты его сделал, получил удовольствие. Ине следует припоминать им прошлое. Сруки, говоришь, ели? Да, помню то время. Значит, было им что с руки твоей есть, а тебе было чем накормить. Ты тогда был другим. Был ладно скроен, крепко сшит. Знал, что белое, что черное, обо всем мог разумно судить. ВБога веровал, а сейчас только злишься, да жалуешься.
- Яне жалуюсь, я сетую. Хочется общения, а они все прячутся, как крысы по углам.
- Ты себя найди, обрети себя. Все к тебе вернутся. Будет полон дом друзей, телефон станет звонить, не переставая.
- Легко сказать "обрети себя", я же не помню, где себя потерял.
- Поищи. Всебе покопайся. Себя побрани, а не друзей своих. Глядишь, и вспомнишь, где потерял.
- Да, если совсем будет худо, поеду добровольцем, помощником к реставраторам. Знаешь, есть такие. Ездят в свое свободное время, за свои деньги, мусор разгребать на черновые работы. Обычно в восстанавливаемые монастыри. Сейчас все это для меня смешно. Но когда дойду до края, наверное, раскроется какой-нибудь глубинный смысл всех этих акций: "Пострадать", "Последние станут первыми", либо еще что-нибудь подобное. Атам, глядишь, и насовсем в монастырь устроюсь. Впослушника оденусь и от мирян сокроюсь. Да, кстати, пока я на воле. Как ты отнесешься к тому, если тебя назначат главным редактором одного толстого журнала? Конечно, не литературного. Он будет выходить раз в месяц и от тебя потребуется всего-навсего одна колонка вначале, а там все будут фотографии. Все пристойно, никакого безобразия. Ты не переживай, по условиям контракта за тебя эту колонку будут писать совсем другие люди.
- То есть фактически, фиктивная должность?
- Сприличной зарплатой и уймой свободного времени. Думаю о тебе.
- Спасибо, Леонид, я это ценю. Ты о себе хорошенько задумайся.
Тарас сел в машину и они с мужем Любы Устименко поехали в Москву, а Леонид, расстроенный, вернулся в дом. Под горячую руку ему попался сосед, некогда знаменитый, заслуженный кинорежиссер.
- Ямог бы снять сейчас такой фильм, мог бы вышибить такую слезу у зрителя,- говорил кинодеятель.
- Так что же не вышибаешь?- крикнул Леонид.- Все ходишь кругами, мочу во рту кипятишь, а дело не делаешь. Болтун! Надоели!
За столом говорить было не о чем, тосты произносить никто не хотел, а напиться хотели. Поэтому придумали пить играючи. Запели песню: "Тот, кто родился в сентябре, вставай, вставай, вставай, и за него мы все, мы все... Выпивай, выпивай, выпивай". Может, в порядке или в словах песенки я что-то и напутал, но смысл передал точно. Ацель подобного тоста такова- чтобы, не мудрствуя лукаво, за короткий отрезок времени пропустить в себя наибольшее количество водки.
После того, как напились, снова потянулись на футбольное поле. Хотели просто "постучать по воротам". Сыграть в "сотню". Но там, на площадке, нас поджидал уже Васька со своими новыми, как стекло, трезвыми, молодыми сотрудниками. Он потребовал матч реванш. Снимал все на видеокамеру и, конечно, нас, пьяных, им не составило большого труда обыграть. Василий Васильевич просто сиял, как солнце в зените, был очень доволен результатом второго матча и стал разговаривать со мной так. как будто и не было утренней прохладной встречи.
- Димка, а ты, вроде получше играл. Что-то сдавать стал. Приезжай почаще, вспомним молодость.
Как стемнело, у дома развели огромный костер, играла музыка, жарили в мангалах шашлыки, кто-то прыгал через огонь. Леонид подошел ко мне с шампурами.
- Дмитриевич, живи у меня. Комнат много. Или лучше, давай тебе построим собственный дом, рядом с моим. Уменя есть приятель, замечательный архитектор. Дом заделаем с гаражом, с бассейном. Денег на счет тебе положу столько, что хватит тебе и детям твоим. Мне их все одно, за сто лет не истратить.
- Спасибо, Лень, но все это не мое. Не смогу я здесь жить, не обижайся.
- Яочень виноват перед тобой, и за свой постыдный поступок хочу попросить у тебя прощения.
- Это за какой?
- Ты прав. Действительно, их было немало.
- Нет, дело не в этом. Япросто не смогу жить в этой среде. Погибну.
- Вот и я погибаю, а отказаться от всего этого не могу. Но я откажусь, я найду в себе силы. Все деньги отдам церкви, и возрождение произойдет. Сброшу с души своей этот золотой панцирь и вздохну легко. Я, как в той сказке, более всего тоскую по своему смеху. Как же я легко, заразительно, весело мог смеяться. Сейчас даже не улыбаюсь. Богатство- это проклятие, наказание господне. Деньги стеной отделяют человека от всех искренних его, от себя самого. Вкаждом видишь врага, то явного, то тайного. Отдаляешься от друзей, от народа, начинаешь презирать всех. Никому не пожелаю быть богатым. Денег много, а настроения нет никакого. Напиться бы да проблеваться.
- Попробуй.
- Пробовал. Не получается. Хотел быть белоснежным тихоокеанским лайнером, бороздящим лазурную гладь теплых морей, а стал гнилой щепкой, носящейся по прихоти сточных вод из одной канализационной канавы в другую. Кота моего, Зорро, помнишь? Подох бедолага. Яположил его в коробку из-под обуви и похоронил на Тверском бульваре, под каменной лошадкой.
- Где же там каменная лошадка? Ты путаешь, там из каменных один Тимирязев.
- Да маленький конек стоит на газоне, человеку по пояс. Спостаментом. Яего на бок завалил, зарыл кота в могилу и вернул конька на прежнее место. Каменная лошадка будет вроде как памятник моему коту. Теперь мимо будешь проходить, вспомнишь. Хорек этот Робин, на днях играл с ним в солдатики. Думал, водкой его сломать, куда там, прошел хороший практикум, гусь наш лапчатый. "Я,- говорит,- буду Веллингтоном", ну я, как водится, Наполеон. Это было мое Ватерлоо. Как же этот англицкий гусь радовался! Позвонил всем своим "доберманам", рассказал, письма разослал по всему миру. Они, как малые дети, эти американцы и англичане.
- Да, он веселый, Робин. Из книг читаешь что-нибудь?
- Представь себе, увлекся маркизом де Садом. Ну, ты мои фильмы видел. Знаешь, что Бландина удумала? Предложила заманить Гарбылева в чащу и там его зарезать. Яее насилу отговорил. Сумасшедшая. Говорит, никто его не хватится, а мы повеселимся. Знаешь, почему я ушел из ГИТИСа, перевелся во ВГИК? Не из-за того, что мне кино снимать хотелось, а из-за того, что мастером был Скорый. Яничего не хочу сказать плохого, человек он одаренный, талантливый, но сука сукой. Ачему можно у суки научиться? Только тому, как сукой стать.
- Что ты под этим разумеешь?
- Ну, эдакое свойство, способность. Когда в считанные секунды, прямо на глазах твоих набожность в человеке сменяется богохульством, щедрость скаредностью, искренность ложью, доброжелательность завистью. Вот тебе пример из последнего. Написал Семен Семеныч сыну рекомендательное письмо. Арунас поехал устраиваться в другой театр, а в это время Скорый звонит главрежу этого театра и говорит, чтобы тот гнал сына взашей. Каков? Арунас, когда узнал все это, чуть не повесился. Ясо своим отцом переговорил. Мы его поставим директором ресторана, зарплату хорошую дадим, пусть парень успокоится. Ты как на это смотришь?
- Яна это не знаю, как смотреть. Яна костер смотрю.
- Да. От костра ночью глаз не оторвать. Вдетстве я страдал пироманией, мечтал: "Вот, вырасту и стану пожарником, буду поджигать дома, а затем их тушить". Ятогда был убежден, что это игра такая, что пожарные сами дома поджигают, чтобы привлечь к себе внимание и покататься с сиреной по городу на красной машине. Что-то я заболтался. Не надоел тебе?
- Нет. Очень интересно.
- Знаешь, какая мысль мне в голову пришла?
- Пойти в пожарные?
- Нет. Другая. Сделать так, чтобы и дом и все, что вокруг него есть, сгорело бы в жарком пламени. Одна беда, нет сил самому все это поджечь. Не бойся, тебя сделать это не попрошу. Другому передоверить такое дело не смогу. И, прежде всего, из зависти. Нет, серьезно, в детстве хватило бы духа, а сейчас только на чудо остается надеяться.
Леонид предлагал целый дом для меня выстроить, а спать уложил в какой-то узкой кладовке, в которой нечем было дышать.
То ли от обилия полученной информации, эмоций, с этим связанных, то ли от выпитого, то ли от страха, что Леня все же дом подожжет, мне не спалось. Явстал, оделся, и рассвет встречал, сидя на стуле у дома. Провожая меня, Леонид сказал:
- Яуже давно никого не люблю. Это факт, с которым следует смириться. Пресыщенная скотина, годная только для мясобойни- вот кто я. Яне хотел довольства, не хотел обжорства. Хотел всю свою жизнь провести в голоде и в поиске. Не моя вина, что не вышло. Что теперь поделаешь? Не пускать же себе пулю в лоб? Давай, дерзай, Димон. Все мы предали высокое искусство, одна надежда на тебя осталась. Впрочем, режиссеров не должно быть много. Знаешь, отчего Толя злится? Оттого, что и продаться, как следует, не может и творец из него никакой, стоит на распутье. Ну, а мне, для того, чтобы нормально жить, нужен миллиард.
Я добродушно засмеялся и спросил:
- Зачем он тебе?
- Нужен,- убежденно подтвердил свое желание Леонид, ничего не объясняя.
На том тогда мы и расстались.