Праздновать день рождения Елисея Балясова собралось много гостей. В массе своей люди из творческой среды, в которой вращался виновник торжества. Александр Портнов, друг детства Елисея, никого из них не знал и за праздничным столом держался особняком.
Захмелев, гости стали спорить на разные темы.
- В двадцать лет идёшь из института через парк и думаешь: "только бы никто не пристал". В сорок: "кто бы пристал", - говорила, смеясь, миниатюрная блондинка в розовом джемпере огромной, полной старухе в красном пончо.
- Есть медицинский термин "ложные воспоминания". Они служат для самозащиты. Так у тебя, милая, эти воспоминания из куличиков выросли в египетские пирамиды, - отвечала ей басом старуха. - Обманываешь себя. Я-то помню, что и в двадцать лет ты только о том и думала: "как бы кто пристал".
- Все должны быть равны, - вопила, размахивая руками, женщина с мясистым носом.
- Но это же против природы, - ожесточённо доказывала свою правоту субтильная некрасивая девушка, в трёхцветном кардигане. - Ты на руку взгляни. Пальцы и те все разные. А ты хочешь людей сделать близнецами.
Старик с крашеными волосами, опрокинув рюмку и обращаясь к обритому наголо молодому человеку, сидевшему напротив, принялся истошно кричать:
- Каждый должен заниматься своим делом и заниматься качественно! Если воздушный гимнаст позволит себе расслабиться во время исполнения опасного номера и выпустит из рук партнёршу, - она разобьётся. Если токарь не застегнёт пуговицы манжета на рабочем халате, то его утянет под вращающий вал станка и разотрёт в труху. А вы, молодёжь, теперь чем заняты? Я вас спрашиваю, что вы делаете? Ответ будет - ничего. Ещё жить не начали, а уже привыкли работать, спустя рукава.
- Успокойтесь, хулитель современности, - парировал молодой человек, - Может быть, вы в своё время и работали, спустя рукава. Поэтому наша страна и оказалась в том месте, где она есть. А воздушных гимнастов не трогайте. Они партнёрш из рук не выпускают. Другое дело, что цирковые номера сейчас, скажем прямо, стали так себе, ниже среднего. И рабочие, хоть и с застёгнутыми манжетами, но стоят за токарными станками пьяные. А вместо ферзя, из под их резца, в лучшем случае, выходят пешки, а в худшем - кони.
- Так это не я, а вы, получается, хулитель современности, - широко улыбнулся старик, показав белые вставные зубы. - И коня, доложу я вам, на токарном станке при всём желании выточить не получится.
- Я говорю образно, - робко защищался молодой человек.
- Не воспринимаю образов, - давил на него старик, которому хотелось ругаться, - мне нужна конкретика.
- Сейчас подерутся, - шепнул Портнову на ухо, незаметно подошедший виновник торжества, - Пойдём, Шурка, на балкон.
Александр последовал за другом.
На балконе Елисей закурил и, задумавшись, сказал:
- Ишь, ты, не воспринимает он образов. А я образы люблю. Профессия моя кинорежиссёр. Мне без образов не обойтись.
- Согласен с тобой, - кашляя от табачного дыма, отозвался некурящий Портнов. - Образ - великая вещь. Хочешь смешной пример?
- Я весь внимание.
- Девяностые годы. Приехал к нам погостить родственник из деревни. Седьмая вода на киселе. Звали его Кирьян Кизяков. Одет в лохмотья, другого слова не подобрать. Стыдно с ним по улице ходить. Мать, добрая душа, предоставила ему гардероб покойного моего отца. Из всего многообразия обуви и одежды Кирьян выбрал туфли остроносые и серый шёлковый, блестящий костюм. Отец его купил неизвестно зачем, в те же девяностые. Надел один раз и в шкаф повесил. Я Кирьяну подарил солнцезащитные очки-"капли" и красную майку с белой надписью. А вид он имел, как тебе сказать? Как говорят в иностранных криминальных фильмах - "серьёзный". Спина у родственника огромная, как у греко-римского борца, бицепсы-трицепсы развиты. А лицо... Ломброзо о таких целую книгу написал и назвал её "Преступные типы". Сильно выпирающая нижняя челюсть, скулы монгольские, нос кривой с горбинкой. Надел костюм, майку, очки и в ближайшее кафе пошёл перекусить. Чтобы "тётю Лену", мать мою, лишний раз не беспокоить. Голос у родственника низкий, замогильный, но по сути своей, человек он скромный, вежливый, даже застенчивый. В кафе вместо того, чтобы поинтересоваться, что сколько стоит, сразу прошёл в зал, сел за столик и попросил: "Дайте закусить". А кафе дорогое, там чашка чая стоила двести рублей. Официант позвал директора. Тот спросил у Кирьяна: "Может, что-то у нас не так?", - "Всё хорошо. Зашёл поесть". Да, я забыл сказать, на красной майке, которую я подарил родственнику, на груди была белая надпись "Мафия". Ни официант, ни директор, не решились даже поинтересоваться, кто он такой. Официант принёс ему коньяк, бутерброды с осетриной, сёмгой, чёрной икрой и сказал, что это подарок от кафе, платить не надо. Этот широкий жест Кирьян воспринял как должное. Выпил, закусил, поблагодарил и ушёл. Простой был человек. Прост той простотой, что хуже воровства.
Вечером того же дня я у Кирьяна поинтересовался: "Что это ты сияешь, как начищенный пятак?". Он ответил: "Не думал, что в городе такие добрые люди живут". Удивившись услышанному, я потребовал подробностей. "Ну, как же? Тётя Лена, первый раз видит меня, одела и обула. Ты вот майку с надписью и очки подарил. В кафе у дома бесплатно попотчевали". И он рассказал, как официант и директор за ним ухаживали, как вкусно накормили и при этом ни копейки денег не взяли. Представляя себе эту картину, я от хохота катался по полу. Ведь он так и не понял причины их доброты. Когда я Кирьяну объяснил, что его приняли за бандита, он снял с себя наряд и облачился в свои лохмотья.
- Куда ж вы дели красавца? - поинтересовался кинорежиссёр, - я бы нашёл ему место на студии.
- Да он сразу же уехал обратно в деревню. А там работы нет, а спирта хоть залейся. Написали, что напился пьяным и глупо погиб. Мы не стали уточнять подробности.
- Жаль. Очень жаль. Но его образ, "нарисованный" тобой, останется в моей памяти.