Случилось это в одна тысяча девятьсот девяносто восьмом году. Леонида Тимофеевича Будникова отправили в командировку.
Надо заметить, что поездки "в провинцию" не входили в его обязанности, но сотрудник их головного предприятия Павел Цыганков, постоянно мотавшийся по многочисленным филиалам, заболел, и у начальства не осталось выбора.
Пообещали, что жить он будет не в общежитии, вместе с другими командировочными, а на квартире у порядочного, зарекомендовавшего себя с хорошей стороны, семьянина Николая Сорванцова. И что отлучка из Москвы не продлится долго, максимум три дня. Будников поехал.
Николай Сорванцов, встретивший его в своём городе, на вокзале, сразу же осведомился, привёз ли он спирт.
Сам Будников к алкоголю был равнодушен, но руководство снабдило его в дорогу "средством для протирки оборудования", намекая на то, что придётся улаживать производственные вопросы и благодарить за оказанную помощь.
И вот, ещё никакой помощи оказано не было, а прогнозы руководства сбывались, к спирту проявили интерес.
- Привёз, - неохотно сознался Леонид Тимофеевич, - но до завода я открывать канистру не стану.
- Канистру привёз? - не веря своим ушам, переспросил Сорванцов, глаза у которого засверкали, как звёзды на ночном южном небе.
- Да. Но она небольшая, всего пять литров.
- Дорогой ты мой человек. Не носи ты её на завод, послушай меня. Давай сделаем так. Отольём из канистры две литровые бутылки, с ними ты и пойдёшь к начальству. Поверь мне, этого им за глаза хватит.
Не давая Будникову подумать, Сорванцов подхватил его под руку и увлёк за собой. Жил он рядом с вокзалом и через десять минут спешной ходьбы они были уже на месте.
Дома, по-хозяйски используя воронку, Николай наполнил спиртом две литровые, словно заранее заготовленные, ёмкости и вручил их Будникову.
- А это сокровище я припрячу на улице, - пояснил хозяин, закрывая канистру с остатками, - чтобы жена не видела.
Когда дело было сделано, Будников с Сорванцовым отправился на завод. Суть его командировки была проста: он должен был наладить расстроившееся оборудование. В случае невозможности отремонтировать приборы на месте, - оформить и подготовить их к отправке на головное предприятие.
То, на что ему отпустили три дня, он сделал за пять минут. У одной "стойки" заменил предохранитель, у другой - плату в блоке.
Если бы он был женат и хотел отдохнуть от семьи, то оставшиеся два дня мог бы провести на рыбалке, которую ему предлагало руководство филиала, осчастливленное двумя литровыми бутылками. Но Леонид Тимофеевич попросил закрыть ему командировочные документы и даже успел купить билет на завтра, на утренний поезд в Москву.
"Всё! Остаётся скоротать ночь у Николая", - думал Будников, шагая с Сорванцовым к нему на квартиру, - "и сесть на семичасовой поезд".
Мысленно он находился уже дома.
Такое настроение оставалось у Леонида Тимофеевича до тех пор, пока он не увидел хозяйку. Светлана Сорванцова была очень красива и понравилась Будникову.
Николай, её муж, показался Леониду Тимофеевичу человеком хорошим, но слабохарактерным. К тому же на их заводе намечалось большое сокращение, и Сорванцов был в числе тех, кого намеревались уволить, что хозяину квартиры настроения не улучшало. Видимо, поэтому до того, как войти в подъезд, Николай из горлышка выпил бутылку разведённого с водой спирта. Покурив, он ещё одну осушил прямо у входной двери.
В огромной, с длинным просторным коридором, квартире была только одна свободная комната, в которой Сорванцов проживал вместе со своей супругой. Все остальные комнаты, их в квартире было много, были опечатаны.
Николай представил Леонида Тимофеевича, как прикомандированного сотрудника и сел за стол. Хозяйка подала варёную картошку и квашеную капусту. Пригласила гостя к столу.
- Смотри-ка, даже клюкву в капусту для красоты насыпали, - засмеялся Сорванцов, - всё делают для того, чтобы продать.
- Клюкву добавляют не для красоты, а чтобы капуста не плесневела. Так сказать, природный антибиотик. Кислота убивает всё живое, - пояснила Светлана.
- Видишь, Лёня, какая жена у меня учёная. А я, помню, в школе абсциссу с абсцессом перепутал, оговорился. Так училка на мне отыгралась. Учёность свою продемонстрировала. А я нарочно хотел её позлить. Из школы, сволочи, меня исключили.
- За абсцесс? - удивился Будников.
- Почти. На самом деле я из рогатки абрикосовой косточкой чуть было директору глаз не выбил. Но через две недели восстановили. Не переживай. А ты, Света, знай, что жена, на лице у которой ненависть, может лишить мужа аппетита.
- Других мудростей не знаешь? - строго парировала Сорванцова.
- Знаю. Желаниями, переходящими за границы здоровья, приобретаем себе болезни.
После изречения второй мудрости Николай на глазах стал слабеть и вскоре совершенно обмяк. До того, что захотел лечь спать, но был не в состоянии сам раздеться.
- И где вы только нашли такого, на свою голову, - помогая Свете раздевать и укладывать Николая, ворчал расстроенный Будников.
- На танцах, - отвечала Сорванцова. - Как сейчас помню. Зазвучала песня "Варвара жарит кур", и он ко мне подошёл, пригласил на танец. Так и познакомились.
- Песня называется: "Варвара жарит кур"?
- Да. Это "Бони М". Там слова такие есть, похожие по звучанию на "Варвара жарит кур", - пояснила хозяйка.
- Понятно.
Сначала сняли с сонного Николая брюки, а затем Будников стал снимать с хозяина дома пиджак, и на пол посыпалась соль.
Света покраснела и стала за мужа оправдываться.
- Кто-то его научил, что для улучшения выработки в желудке соляной кислоты надо каждые два-три часа рассасывать под языком крупный кристаллик соли. Вот он и насыпал себе полный карман. Посмотрите, соль крупного помола, она не для того, чтобы прохожему в глаза кинуть. Коля не разбойник, он о здоровье своём печётся.
- Это я уже заметил, - съязвил Леонид Тимофеевич.
- А сколько вам лет? - поинтересовалась Сорванцова.
- Пятьдесят пять.
- Есть жена, дети?
- Нет, и никогда не было. Всё время один.
- Неужели же вам ни одна женщина не понравилась за столь долгую жизнь?
- Была в плановом отделе Ира Гражданкина. Она замечала, что я на неё поглядываю, но у неё уже был парень. На директорской "Волге" работал шофёром и до дома её каждый вечер подвозил. Она у меня как-то спросила: "Ну, хоть какая-нибудь машина у тебя есть?". То есть дала понять, что ценит моё внимание, но пешком ходить уже разучилась. И я должен купить машину или попрощаться с мыслью о том, что когда-то мы будем вместе. На автомобиль, понятно, у меня денег не было, и я убедил себя, что не такая уж она красавица, чтобы из-за неё убиваться. У Ирины один из передних зубов был такого цвета, как ряженка. Все белые, а этот тёмный. Я за этот её изъян зацепился и взрастил в своей душе отвращение к ней. А потом и вовсе перешёл на другое место работы и о ней забыл.
- Грустная история. А у меня все зубы хорошие, белые и ровные. Можете посмотреть, - предложила девушка и открыла рот.
- Знаете, Света, в моей жизни, пусть не часто, но встречались женщины, которым я нравился и которые нравились мне. Но всегда стояло между нами что-то незримое, мешающее соединиться. Получается так, что невидимый мир важнее видимого. Тут нет никакой мистики, простое стечение обстоятельств. Если складываются обстоятельства так, как надо, то всё получается, если не складываются - ничего не поделаешь. Знаете, когда мне было чуть больше двадцати, а именно двадцать один год, у меня была знакомая.
- Любовница?
- Нет. Так вот она была моей сверстницей, на восемь месяцев младше, и у неё был друг.
- Любовник?
- Да. Мужчина тридцати лет. Я искренно полагал, что она ущербная, коль скоро водит дружбу с таким стариком.
- Так это было четверть века назад, теперь всё по-другому.
Положение у Будникова было незавидное. "Что делать?", - размышлял Леонид Тимофеевич, - "в чужом, незнакомом городе идти искать среди ночи гостиницу? Для меня вещь немыслимая. Да, но не оставаться же в одной комнате со спящим алкоголиком и его красавицей женой".
- Оставайтесь, - словно прочитав его мысли, успокоила его Светлана, - ничего страшного. Я уже привыкла к подобным выходкам Коли.
Она более подробно, чем муж, рассказала о беде, случившейся с заводом, о страшном для его сотрудников сокращении.
- Так и живём. Вроде оба молодые, а перспектив никаких. Поэтому и детишек нет.
- Почему детишек нет? - не понял Будников.
- А от кого рожать? - пояснила Сорванцова, кивнув на спящего пьяного мужа. - Сами видите, что творится.
- Ну, от кого - не вопрос для такой красивой девушки. Было бы желание. Можно и поспособствовать, - говорил Леонид Тимофеевич не свойственные ему слова, явно играя роль безответственного командировочного. - Скажите, у вас можно умыться?
Светлана провела Будникова по длинному коридору и указала на дверь, ведущую в ванну.
- А эти опечатанные двери? - интересовался гость.
- Жили люди в этих комнатах когда-то. Все спились и умерли. Мы одни в этой огромной квартире остались.
Леонид Тимофеевич внимательно посмотрел на Сорванцову, хозяйка в оранжевом свете, исходящем от абажура, закрывавшего яркую лампу в коридоре, показалась ему обворожительной. Этот пристальный заинтересованный его взгляд не остался ей незамеченным. Светлана улыбнулась, хмыкнула и сказала:
- Можете принять душ или даже ванну. Вот только дверь не запирается, шпингалеты все сорваны. Я пойду, а вы мойтесь спокойно. Я постелю вам на диване, а насчёт Коли не беспокойтесь. Он, когда напивается, так спит до самого утра как убитый. А часиков в пять-шесть, будильник не заводи, вскакивает и бежит куда-то на улицу, опохмеляться. Так и живём.
"Бедная Света", - подумал Будников, включая воду.
Ванна была обшарпанная, но Леонид Тимофеевич с наслаждением смыл с себя пот и усталость после прошедшего дня. В благодарность за эту маленькую услугу ему захотелось сделать хозяйке что-то хорошее.
В дверь постучали.
- Одну минуту, - сказал Будников и сел в ванной, прикрывшись мочалкой.
Вошла Светлана.
- А вы это в шутку сказали, что можете поспособствовать? - серьёзно поинтересовалась хозяйка.
- Вы это о чём? - не понял гость.
- С ребёнком, - краснея, напомнила Света.
- Да, я бы с удовольствием, но у меня в этом вопросе мало опыта. Было три попытки и все неудачные. Меня женщины не любят.
- Возможно, это были не те женщины? - не отступала Сорванцова.
Только после этих слов Леонид Тимофеевич стал всматриваться в хозяйку по-настоящему и заметил в ней огромную нерастраченную женскую силу, готовую кинуть Светлану навстречу первому же встречному, распахнувшему руки для объятия. Он не знал, что делать. Хозяйка ему нравилась, но он и на самом деле опыта не имел.
- Но вы для начала хотя бы глазки подкрасьте, да туфли наденьте вместо тапочек, - стал городить Будников первое, что вспомнил из скабрёзных мужских рассказов в курилке.
- Могу и красное платье надеть, у меня есть ажурное нижнее бельё. Хотите? - интересовалась Светлана так, словно речь шла о чём-то обыденном.
Командировочный обмотал полотенце вокруг бёдер и побежал в комнату искать защиты от наступавшей на него Светланы у спящего Николая. Беда заключалась в том, что Леонид Тимофеевич был хорошо воспитан и знал, что спать с чужой женой, какие бы ни были на то побуждающие мотивы, - это неправильно и плохо. Спасти мог только Сорванцов, так как Будников почувствовал, что вдруг сильно возжелал хозяйку, а хозяйка, не скрывая этого, желала его.
- Николай, проснись, вставай! - кричал командировочный и даже ударил спящего несколько раз ладонью по щеке. Но хозяин дома на крики и удары не реагировал.
- Не бойся, до пяти утра хоть из пушки пали не встанет, - успокаивала Леонида Тимофеевича Светлана, наряжавшаяся и прихорашивающаяся у зеркала, висящего на стене.
Чтобы ей не мешать, Будников ушёл на кухню и уселся на единственный целый табурет.
С точки зрения постороннего наблюдателя всё то, что происходило далее, может вызвать улыбку, но для самого Леонида Тимофеевича те действия, которые он совершал, были необходимой прелюдией для того, что в конечном счёте должно было состояться.
Он, маленький, старый, разуверившийся в себе некрасивый толстяк, мало того, босой, голый, с полотенцем на бёдрах, прогуливался по коридору держа за руку высокую, прекрасную, уверенную в себе, хорошо сложённую, ярко одетую и накрашенную молодую женщину, желавшую его. К этому надо было привыкнуть.
Маршрут их прогулок был такой. Из кухни в комнату, с обязательным подходом к зеркалу и обратно. Пока шагали, сжимали друг другу ладошки, перебирая пальчиками. Была в этом какая-то игра, с понятным только для них двоих смыслом. Что-то вроде безмолвного объяснения в любви. Подолгу стояли у зеркала. Леонид Тимофеевич любовался отражением Светланы в зеркале, на себя стараясь не смотреть.
Они взяли из комнаты приёмник, подключили его на кухне к розетке и, найдя подходящую волну, долго танцевали под медленную музыку.
Далее, когда гость уже освоился и осмелел, он привёл хозяйку в комнату, уложил на диван и стал гладить её ноги.
- А я, представьте, почти ничего не чувствую, - взволнованным голосом жаловалась Светлана, - вот до чего меня довели.
Будников полностью раздел Сорванцову и изучал её тело, как какой-нибудь врач-исследователь. Она не противилась, даже помогала. С готовностью демонстрировала исследователю то, что тот хотел увидеть. То есть всячески потворствовала, поощряла любопытство мужчины, подталкивая его тем самым к более смелым и решительным действиям. Исследуя прекрасное, совершенное в его глазах женское тело, Будников узнавал по-новому не только Светлану, но и себя самого. А потом, не без помощи партнёрши, они стали по настоящему близки, и он ощутил, увидел эту прекрасную женщину, сила и мощь которой заключалась в слабости и покорности, в ещё более лучшем свете, нежели тот, оранжевый от абажура. Обрёл её такой послушной и любящей, что даже удивился. Всё это было для него в диковинку. А затем внутри него стали происходить какие-то неизвестные ему до этого процессы. На спине, прямо над почками, словно заработали насосы, и что-то произошло, освободившее Леонида Тимофеевича от напряжения. После этого на него тотчас напала дрёма, которой он не в силах был противостоять. Он чувствовал, что проваливается в сон, как в могилу. Но вскоре он пришёл в себя и понял, что всё ещё жив и лежит на Свете, блаженно улыбавшейся и светившейся радостью.
- Я сбегаю? - ангельским голоском спросила Сорванцова и, чмокнув Будникова в губы, встав, куда-то побежала из комнаты.
Леонид Тимофеевича удивило, что она, во-первых, голая, а во-вторых, что у неё жёлтые пятки. В ванной послышался шум падающей из крана воды, Николай заворочался и проснулся.
- По тебе хоть хронометр проверяй, - от страха и неожиданности произнёс Будников, глянув на стену, где среди семейных фотографий висели часы.
Заметив, что жены в комнате нет, Николай проворно оделся, надел ботинки и, приложив к губам указательный палец, дал знать Будникову, чтобы тот помалкивал. Сорванцов на цыпочках вышел из квартиры и бесшумно закрыл за собой дверь.
Леонид Тимофеевич тоже оделся и собирался уйти, но хозяйка его не отпустила.
- Позавтракайте. Когда ещё представится возможность поесть? Я вам в дорогу кое-что соберу.
- Я не могу тебе лгать, да это и не получится. Глядя на тебя, я непроизвольно улыбаюсь, сердце наполняется сладостью. Но мне пятьдесят пять лет, я похоронил отца и мать. В душе я старик.
- Не надо себя оговаривать. Вы не пьёте, не курите, для своих лет очень даже хорошо выглядите. И потом, женщины любят мужчин старше себя.
- Ты меня не обманываешь?
- Говорю правду.
Сорванцова пошла провожать ночного гостя на вокзал. Когда пришло время прощаться, она заплакала.
- Ты чего? - поинтересовался Леонид Тимофеевич.
- Тридцать первое августа, - уклончиво объяснила Светлана причину своих слёз. - Лето прошло.
- Ещё одно лето, - поправил её Будников и, покраснев, предложил, - поедем со мной.
Света поцеловала Леонида Тимофеевича и без раздумий вошла вместе с ним в тронувшийся вагон.