Я хорошо запомнил свой крайний, как говорят в Монино, день. Это было восемнадцатое мая. Всю ночь кот меня донимал, будил, просил, чтобы я его покормил. Четыре раза за ночь в домофон звонила Наташка Сойкина, известная в нашем подъезде личность. Представляясь своим малолетним сыном Антоном, просила открыть дверь. Звонит в половине четвёртого и в качестве приветствия совершенно искренне желает "доброй ночи". Домофона у неё нет, ключей нет, вот и названивает, когда заблагорассудится, всем подряд, а люди добрые ей открывают. Если не открыть, сломает замок и подъездная дверь будет открыта настежь. Всё это мы уже проходили. Поэтому среди ночи я послушно подскакиваю и открываю ей дверь. И где каждую ночь шатается?
С утра пораньше, не дав выспаться, разбудил звонок тёти Лизы. Тётя Лиза звонит бабушке, но я должен принять звонок и установить громкую связь. Бабушка делать этого не умеет, да и не хочет в силу возраста этому учиться.
Находясь в полудрёме, я принял звонок, включил громкую связь и понёс телефон на кухню, где, судя по её громкому голосу, находилась бабушка. На кухне ждала меня такая картина, - газовая плита разобрана, Глафира Григорьевна, встав с утра пораньше, чистит "печку" наждачной бумагой и ругает дочь Галю из-за грязной плиты.
Только я подумал, что чая попить не получится, как тётя Галя увела меня в коридор и приглушённым голосом сказала:
- Коля, собирай манатки и поезжай в Москву. Видишь, мать меня из дома гонит. Я хоть свой отпуск на даче поживу.
Согласно кивнув головой, я принялся умываться и одеваться. Надо было забрать бумаги из дачного домика, да и вещи мои преимущественно хранились там.
По дороге в садовое товарищество, у входа в центральный музей ВВС меня встретила Искра. Это было настолько неожиданно, что я даже не успел удивиться.
- Привет, - робко поздоровалась она и вдруг предложила. - Поехали в Москву.
Мысли и чувства мои были в смятении, я не знал, что говорить, но и не в силах был молчать. Я стал жаловаться.
- Меня как раз туда и отправляют, - не говорил, а почти что кричал я. - Нелёгкая судьба писательская! Когда понадобился я тётке в Монино, она умоляла меня сюда приехать. Подозреваю, Галя тогда уже хотела иметь уголок для встреч с любовником. Поэтому и попросила меня построить на участке в СНТ "лачужку". Затем они на время разругались, что дало мне возможность жить и творить в этой "хижине". Отпала во мне нужда, - пошёл вон, в Москву. Впрочем, не слушай меня, я это всё говорю со зла.
Говорил я это всё на ходу, шагая на участок. Искра молча семенила рядом и поддакивала, делая вид, что во всём согласна со мной.
Когда пришли на место, я показал ей кусты смородины, посаженные мною прошлой весной, грядки с проросшим чесноком. Больше на участке похвастаться мне было нечем. Открыл домик, вскипятил воду, заварил чай. Всё это время меня не оставляла мысль: "А не сошёл ли я с ума? А не галлюцинация ли наяву, эта Искра?". Дотронуться до неё я не решался и заговорить о том, каким образом она воскресла, у меня не получалось. А вдруг услышав этот нахальный вопрос, прекрасный фантом исчезнет? Было страшно, но я хотел на неё наглядеться. Сколько таких случаев описано, когда покойник приходил попрощаться с дорогим ему человеком и выглядел, как живой. Дыма без огня не бывает.
Разъяснила всё сама Искра. Она хорошо меня чувствовала и понимала, что в данный момент со мной происходит. Какие мысли роятся в моей голове. Искра призналась, что на самом деле болела и умерла не она, а её бабушка Клавдия Васильевна. А общаясь всё это время со мной по телефону, она просто-напросто играла роль безнадёжно больной.
- Если не веришь, то можешь потрогать меня. Могу живот показать, - виноватым голосом, предложила она.
- Что я тебе, Фома неверующий? - говорил я чужим голосом. - Как ты вообще решилась на такой обман?
- Любящая женщина ещё и не на такое способна. Вспомнила стихи Пушкина: "Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман" и решилась.
- А как после всего этого вздумала "воскреснуть"? А если бы Генка проговорился?
- Но он же не проговорился. Я всегда была с ним рядом, он слышал, о чём я с тобой говорила.
- Ещё один предатель. И потом, что значит "всегда была с ним рядом"? Спала с ним?
- Не смейся, ты же знаешь Генку. Просто бабушка, Клавдия Васильевна, всё это время жила в моей новой квартире, и он, по-соседски, ей помогал. Теперь о том, как решила "воскреснуть". Вспомнила другую русскую поговорку: "Брат любит сестру богатую, а жену здоровую". Так и решилась. А потом, я ведь не только здорова, но теперь ещё и состоятельна. И что самое главное, люблю тебя. Я знаю, ты к материальному благополучию относишься с настороженностью, но ты всё же реалист. Что же, свалившиеся нам с неба деньги в печку бросить, а самим идти на паперть? Будем жить так, чтобы они нам не мешали. Это, если тебя отпустят в Москву. У тебя же здесь бабушка больная, за которой ты ухаживаешь.
- Она болела и я за ней, действительно, ухаживал. Но ситуация изменилась в один день. К нам, в течение года, практически каждый день, заглядывал, как мы предполагали, Галин жених, Анатолий Пешкин. Думали, ухаживает за тёткой, оказывается, он сделал предложение бабушке. Глафира Григорьевна нарядилась в пончо, которое привезла ей тётя Лиза из Испании, надела туфли на каблуках и намекнула, чтобы я честь знал. Тётя Галя, узнав о предстоящей свадьбе, вспылила, уехала к тёте Лизе в Москву. Вернётся, будет жить здесь, на даче. Ты сама-то как здесь оказалась?
- Туристический поезд "Серго Орджоникидзе" меня привёз. Поехали на нём в Москву, я билет тебе купила.
Мы выпили чая, я быстро собрался и поехал в карете прошлого в своё новое будущее.
В поезде меня разобрало любопытство. Я снова стал пытать Искру "проклятыми" вопросами.
- И всё-таки, как ты на такое решилась? - недоумевал я.
- Как решилась? А ты вспомни, с чего всё началось. В январе я тебе звонила, с Рождеством поздравляла, ты обещал мне приехать ранней весной. Прошла весна, лето, звоню в середине сентября, ты клянёшься быть в октябре и снова обманываешь. Я поняла, что тебя теряю. И стала бороться за свою любовь. А как? Тут у бабушки в ноябре обнаружили рак, и я начала с тобой эту опасную игру. Да, я преступница, в полной мере осознаю это. Но оправдывает меня то, что я тебя люблю и хочу быть с тобой рядом. Возможно я, желая тебе только добра, по глупости своей и по молодости лет совершила массу чудовищных ошибок, обидела тебя. Я готова в меру сил своих это исправить, как-то искупить, заслужить у тебя прощения. Но ты об этом не говоришь. Ты на эту тему совсем со мной не разговариваешь. А мне хочется знать, в чём я виновата перед тобой. Я бы, честное слово, исправилась. Ты же знаешь, я для тебя готова на всё.
- Это точно. Я за эти полгода чуть было не умер. Преподала ты мне урок любви к жизни. Всю свою жизнь по минутам вспомнил.
- Конечно, в твоих глазах, мне нет прощения, но...
- Я тебе давно уже всё простил. Не говори сейчас ничего. А за то, что денег у тебя тогда, в Москве, не брал, за это ты меня прости. Я был тогда очень гордый.
- Ты и сейчас гордый.
- Нет, я стал другим. Я понял, что нет ни твоего, ни моего, а есть наше.
- Понял?
- Да.
Искра принялась целовать мою руку.
- Ты что? - не отнимая руки, спросил я.
- Прости-прости. Я очень перед тобой виновата, а ты мне такие слова говоришь. Даже представить невозможно, как ты страдал, что перенёс из-за моего вранья. Я только сейчас осознаю весь этот ужас.
- Как же ты должна была меня возненавидеть за то, что я к тебе не приезжал.
- Нет-нет. Я же люблю тебя, знала, что и ты меня любишь. Значит, действительно, обстоятельства являются помехой. Потом всё бы сорвалось, если бы ты приехал. Да и вряд ли простил бы тогда мне мой обман.
- Значит, ты на меня не сердилась?
- Никогда. Я понимала, что ты там горем убит и у тебя свои заботы.
- А меня словно какая-то сила останавливала, и я до конца всё же не верил, что беда приключилась с тобой. Первые сомнения у меня появились, когда ты согласилась на вливания "китайских хомячков", это было не в твоём характере. Куда-то вдруг подевалось твоё здравомыслие. Но всё же, поразмыслив, списал всё это на болезнь. Затем у тебя вдруг появились "копыта", "натоптыши" и "папилломы". Думаю, откуда бы им взяться вдруг? Тогда, наверное, впервые и возникла у меня в голове мысль: "А что, как больна не Искра, а её бабушка?". Хотелось в это верить, но ты, негодная, так талантливо играла свою роль.
- Играть было не сложно, я неотступно была при бабушке и умирала вместе с ней.
- И всё же ты не могла не рассердиться на меня за невнимание. За то, что тотчас не примчался в Москву, как только узнал...
- Нет, не обижалась. Я знала, что книга для тебя главное, и ты все силы отдаёшь ей. И потом, если бы ты "примчался", ты бы все планы мои нарушил. Не получилось бы истории.
- Да, устроила ты историю. У меня все волосы на голове поседели.
- Прости.
- Зато теперь я точно знаю, что никакая книга не стоит любви, не стоит любимого человека.
- Поверь, что твой "любимый человек" все силы положит на то, чтобы создать для тебя условия для написания книги.
Искра опять поцеловала мне руку.
- И всё же как? Я не могу поверить. Ты так всё точно, подробно рассказывала.
- Всё потому, что мне точно и подробно всё рассказывала бабушка. А я её к тому же ещё и записывала на диктофон. Слушала записанное, вживалась в роль. Всё для тебя делала.
- Ну, ты даёшь. Но я же тебе вопросы задавал, ты вела живой, непринуждённый разговор.
- Импровизировала. Ты однажды заметил, что в палате и туалете акустика одна и та же. Я боялась, что ты таким образом меня раскрыл, но обошлось.
- Поэтому всегда отдельная палата?
- Да, поэтому.
- Скажи, а Афоня Лаптев, Козюлич, Зобов, кто там ещё, - это действительно твоё руководство?
- Нет, конечно. Тут я тебе посылала подсказки, пыталась заронить в тебя крупинки сомнения.
- Я догадывался, что имена эти вымышленные, но относил всё это к твоему болезненному состоянию. Воспринимал всё это, как бред больного человека. Откуда ты взяла эти фамилии?
- А у бабуси украла. Она именно их вспоминала в бреду. Видимо, эти люди в её жизни что-то да значили.
- А когда спина болела? Ты просто издевалась надо мной?
- Нет. Точно так же мне бабушка звонила и всё то, что ты слышал от меня, она мне говорила. Только звала к себе не Костю с Димой, а своих неизвестных мне мужиков. Я с ней по телефону поговорю, по горячим следам тебе звоню, чтобы ничего не забыть. Для достоверности звонила из ванной комнаты. Там эхо, как в больничной палате.
- Ну, ты и затейница. А если бы я руки на себя наложил после твоей мнимой смерти?
- Предполагая что-то похожее, я к тебе со всех ног и помчалась. Видишь, не успела я умереть, как уже и воскресла, чтобы сильно с ума тебя не сводить.
- Но у меня-то бабушка и в самом деле болела, а ты меня мучила по ночам.
- А ты меня не мучил, любящую тебя девушку? Уехал в Монино, к себе не пригласил и думай, что хочешь. Я с ума сходила. Знаешь, как мучилась. Сама тебе названивать стала, а ты говорил со мной холодно, отстранённо. Думаю, завёл себе кого-то. Я бы не решилась на такой страшный розыгрыш, если бы не любила тебя, не хотела любой ценой удержать.
- И йод бабушке вводили?
- Ну конечно.
- Ты так красочно всё это живописала, что я в своём воображении видел тебя всю изуродованную. Ты меня совсем не жалела.
- Прости. Но надо было играть раз выбранную роль до конца, а иначе всё насмарку.
- А если бы я умер раньше твоей бабушки?
- Ты же не умер. Зачем сейчас об этом говорить. Не мучай меня.
- Ты же меня целый год мучила, так что терпи. Но голос! Ты говорила "убитым" голосом?
- Так я же всё это время неотлучно при бабушке была. Страдала вместе с ней. Можно сказать, пусть с преувеличением, но вместе с ней умирала. Поэтому была настолько убедительна, что ты мне всё это время верил. Ты же сам хотел стать актёром. Роль надо играть до конца. Я играла, вжилась, сама во всё, что говорила тебе, верила. Зато весь год чувствовала себя любимой, а не брошенной. Что для молодой и красивой женщины важнее всего.
- "Важнее всего"? А ты не думала, что после такого обмана я и разговаривать с тобой не захочу?
- Думала.
- И всё же продолжала.
- Продолжала. Думаю, пусть проклянёт, бросит, но у него останется на руках бесценный материал.
- То есть обо мне пеклась?
- Пеклась. Сначала я на тебя, признаться, злилась. Книга книгой, но нельзя же так надолго оставлять любимого человека. Я же и молода, и красива, столько вокруг соблазнов. А ты словно толкаешь меня туда. Сначала обижалась, бесилась, а когда затеяла эту игру, то втянулась, и было поздно сдавать назад. Увлеклась, да и ты ко мне сразу переменился. Получается, здоровая не нужна, а нужна больная. Обидно сделалось.
- Я за этот год понял, что никакая книга не стоит живого человека. Ты меня многому научила. Я стал другим, сдаюсь, бросаю писать. Ты меня смирила. Будем жить, как все, находя утешение в любви друг к другу.
- Нет, ты допишешь книгу, чего бы мне это ни стоило. Я повторяю, жизнь положу на то, чтобы ты её закончил.
Спустя девять месяцев я дописал второй роман. Его напечатали в "толстом" столичном литературном журнале. Я даже стал лауреатом премии за лучшую публикацию. В этом же году я женился на Искре.