- Привет, - сказала она, тягучим, чуть ли не пьяным голосом. - Мне нужна помощь. Какая? Или от Димы-милиционера, или от Кости Коврика. Суть заключается вот в чём. У меня безумно болит позвоночник. Я нахожусь на двух обезболивающих. И мне сейчас нужна тайная операция. Нужно, чтобы ко мне пришёл либо Костя, либо Дима и просто-напросто помассировали мне спину. Даже не помассировали, а просто поболтали бы со мной. Чтобы... Как это называется?
- Отвлекли?
- Да, отвлекли. Исключительно. Потому что я и так на обезболивающих. Поэтому лекарства мне не требуются, но мне требуется поболтать за чашкой чая. А они оба, извини меня, сейчас спят. А мне надо, чтобы они проснулись и пришли. Я им звоню-звоню, но надо, чтобы никто не узнал об этом. Особенно Генка. Чтобы я и поболтала с ними, чай-кофе попила. Ты понимаешь ли, у меня и сахар хороший. Но я при всём при этом лезу на стену. Мне надо просто отвлечься. И мне надо, чтобы это было сохранено в тайне. Самые ближайшие - это Костя и Дима, но я не могу до них дозвониться. Они спят. Если не дозвонюсь до них, то я попробую дозвониться до других людей. Чтобы они в тайне просто отвлекли. Я хотела, чтобы пришёл ты. Клянусь, никто и ничего не заметит.
- Я сам всей душой рвусь к тебе, но меня, видишь, отсюда не отпустят. У бабушки инсульт, я ей по ночам уколы делаю и за ней ухаживаю.
- Я понимаю, не продолжай.
- Ты можешь со мной по телефону разговаривать и этим как-то отвлечься.
- Это да. Но коли такая безвыходная ситуация, от тебя тогда требуется позвонить им, разбудить их и ничего больше. Ты просто рядышком с собой телефон положи и им позванивай. Эти хорошие ребята, "редиски", не могут проснуться. Просто позвони им и скажи, что мне очень-очень больно. И мне просто-напросто надо отвлечься.
- Но у меня нет их телефонов.
- Я сейчас встану с постели, запишу их телефоны. Ты заблаговременно возьми ручку, карандаш и запиши.
- Ну, хорошо.
- Потому что я лезу на стенку. Боль, в принципе, я умею терпеть. Как-никак, я всё же в спецслужбах работала. Это так, между нами. Потому что таких, как я, извини меня, всегда "пасут". Но ты сам, видимо, догадывался об этом.
- Догадывался, - подыграл я Искре.
- Но я, понятно, всегда рассказываю только то, что можно рассказывать.
- Естественно.
- Ладно, давай.
- Но ты сейчас перезвони, их телефоны продиктуй.
- Да-да-да. Идёт. Пока.
Через десять минут Искра перезвонила и говорила уже нормальным, а не пьяным голосом, как прежде.
- Аллё!
- Да. Давай телефоны.
- Ну, суть заключается в том, что я, как радистка Кэт, во сне кричала по-русски. Я и к тебе обратилась в таком состоянии. Конечно, мне было больно, было всё. Но фигня заключается в том, что ко мне в палату, делать мне массаж, чай-кофе распивать никого не пустят. Вы не можете ко мне прийти. Единственно, я могу сейчас позвонить, ко мне прибегут и сделают ещё один обезболивающий укол. Или увезут куда-нибудь. Так что я бессмыслицу тебе орала. Говорю - это было спросонья. А сейчас я расслаблюсь, проделаю релаксирующие упражнения. Всё-таки меня два раза прокололи обезболивающими и - усну.
- Если будет больно, ты не стесняйся, звони. Или пусть колят обезболивающее.
- Да-да, мне надо было с кем-то поговорить, отвлечься от боли. Сознание отвлечь. Если захочешь, я тебе действительно, дам телефоны Кости и Димы. Потому что так или иначе ты с ними знаком. Только не говори им, откуда у тебя их телефоны, что, как и зачем. Просто друг детства дал мне ваш телефончик. И ничего больше. Поговори и так далее. Ну, давай мы этим займёмся завтра, я тебе выдам весь список. Имена и телефоны дам, если захочешь.
- Не утруждайся. Не нужно мне давать их телефонов. Лучший подарок, - чтобы ты там на ноги встала.
- Да-да-да. Ладно, я выключаю свет и попробую уснуть. Идёт?
- Идёт.
- Завтра поболтаем. Но ты всё записывай. Ты понимаешь, удивительное ощущение. Мне вовсе не хочется, чтобы моя история вместе со мной пропала. Хочется, чтобы где-нибудь на бумаге осталась.
- Истории не пропадут, ты сама не пропади. Давай, спи.
- Я постараюсь.
Искра положила трубку, а через две минуты снова позвонила.
- Аллё!
- Да.
- Ну фигня заключается вот в чём. Я тебе дам всего два телефончика. Димы-милиционера и Кости Коврика. В случае чего, ты с ними свяжешься, попьёшь с ними чайку. Ну, мораль - любая. Это будет днём. Сейчас я аккуратненько встану и запишу тебе их телефоны. И понятно, я тебе даю полный карт-бланш на всё, что я тебе рассказала. Ну вот, пока всё. Буду спать.
- Давай.
- Пока.
Через пять минут Искра снова позвонила.
- Суть заключается вот в чём, - говорила она, - я три раза пыталась написать тебе телефон Костика на бумажке. И три раза написала его на столе. С четвёртого раза у меня получилось. Так что я тебе дам сейчас только один номерок. Ты возьми сейчас ручку, карандаш и запиши.
- Сейчас возьму ручку.
- Всё, что угодно. И запиши, где угодно. Всё это открыто, всё это - друг детства, сосед по двору и так далее.
- Ну, давай, говори, - сонным голосом сказал я.
Искра продиктовала сотовый номер Кости Коврика и попросила.
- Поболтай со мной немножко. Если я доживу до утра, - я буду жить вечно.
- Так больно?
- Очень больно. Вот что. Я умею терпеть боль. Ты знаешь главную ошибку палачей?
- Они быстро работают?
- Нет. Они пытают, вызывают жуткую боль. Но у них есть одна единственная ошибка. У каждого.
- Говори.
- Они болтают со своей жертвой, тем самым отвлекая её от боли. И эта боль, какая бы она ни была, её за разговорами становится можно терпеть. Ну, ладно, оставим палачей в покое. В результате ты меня отвлекаешь. Если ты меня хотя бы на два часа отвлечёшь, - я буду жить.
- Попробую.
- Ты меня прости, потом поспишь. Мне надо болтать. Я проболтаю два часа и останусь в живых. Ну, а не проболтаю, - значит не проболтаю. Да, ещё одно! Телефон Костика заблокирован. Даже заблокирован телефон его мамы. Что там, я не знаю, отчего и почему. Просто-напросто ты зайдёшь к ним в гости. Позвонишь. Ты же ведь знаешь, где он живёт? Просто-напросто придёшь и скажешь, что ты мой возлюбленный, что ты знаешь и Диму и Костю. Ну и если его маме что-нибудь понадобится... Ты понимаешь, я давно у них не была, она захламляет квартиру. Костику приходится убираться. Может быть, ты ему в этом поможешь. Ну и естественно, болтай с ними. Пей чай-кофе и так далее. Понятно, что ко мне придут и прошмонают всю квартиру. Попытаются взять хоть что-нибудь.
- Это кто? О ком ты говоришь?
- А не важно кто. Ты сам должен понимать кто. Даже я не знаю кто.
- Думаешь, настолько всё серьёзно?
- Понимаешь ли, дело в том, что все мои вышестоящие начальники - люди засекреченные. Это я тут бегаю девочкой на побегушках. Такой лихой девочкой, которой можно всё. Я наглая... Ну, ты знаешь, какая я. Я пробью любой проект. И меня используют, как ядро, прошибающее стены. Да, если придут, будут спрашивать, - ничего не скрывай. На самом деле, я тебе ничего не рассказала. Вообще ничего. Я рассказала тебе несколько историй, которые ни к одному проекту не имеют никакого отношения. Я только упомянула Мухоморова. Ну, так ради бога. Разговаривай с ним. Это добрый, хороший, честный, порядочный, человек. Он никогда никого не подведёт. Никогда. Одним словом, с ним разговаривать можно. А не важно... Ну, во-первых, все мы смертны. И я хочу хоть какой-нибудь след в истории оставить. У меня есть жуткий недостаток - тщеславие. Запредельное тщеславие. Я хочу, чтобы меня под подлинным именем хоть в какой-нибудь статье упомянули. Ты понимаешь, меня редко публиковали. Я в основном писала статьи, участвовала в разработках и меня даже нигде не упоминали. Представляешь?
- Генка говорил, что все академики себе за чужой счёт имя делают. Им пишут статьи...
- Ну, это да. Это нормально. Ты понимаешь, у академика нет времени на мелкие разработки. И на самом деле всё не так просто. Академик разрабатывает гигантскую тему. И раздаёт темы своим подчинённым, которые тоже разрабатывают гигантские темы. И ты понимаешь ли, там нет такого ну вот прямого эксплуататорства негра. И всё в конце концов спускается в аспирантуру. Ну и естественно, там, в институты. Студент приходит, ему дают научную работу. Не он же сам эту научную работу придумал. Ну и собирается, как ёлка. Никто сам ничего не придумывает. Придумывает академик, у него есть глобальная тема, которая разбивается на мелкие вещи. Соответственно, все нижестоящие потихонечку защищаются, доказывая, что теория эта истинна. И, в конце концов, это собирается академиком. И академик работает с материалом, с гигантским материалом. Не может же он всех четырёхсот человек в статью запихнуть. Правильно? Он собирает документы и соответственно, всё публикует под своим именем. Но надо понимать, что всякие мелкие доценты, кандидаты, аспиранты, научные сотрудники получают своё. Да, старшие научные сотрудники вкалывают со страшной силой, но они вкалывают по теме. Они защищают диссертации, им платят зарплаты, авторские, им выдают квартиры, премии, машины, путёвки. Нормально?
- Да.
- Вот поэтому нельзя сказать, что академик присваивает себе чужой труд. Всё честно, всё порядочно, всё оплачено. Ну, а что касательно меня, у меня такая судьба. У меня нет ни машины, ни дачи, ничего. Потому что как только я... Ой, если останусь жива, спою тебе песенку. Называется - "Шанс".
"Шанс -
Он не получка, не аванс,
Он выпадает только раз.
Его так просто упустить,
Но легче локоть укусить,
Чем новый шанс заполучить".
Фигня заключается в том, что всегда, как только я добиралась до этих самых сказочных вершин, подо мной проваливалась земля, происходил облом. И сейчас, откровенно говоря, произошёл очередной облом. Но это моя судьба. Я всегда выживала. Если сегодня выживу, то буду жить вечно. Мне надо только два часа перетерпеть. Я это чувствую.
- Что же они тебе укололи? Не говорили?
- Они говорили, я название забыла. Знаю, что сейчас нахожусь под двумя обезболивающими. Так что мне уже немножечко легче. Если я хотя бы до утра протяну. Я имею в виду до шести утра, - я буду жить. Ну, а нет, - так и леший с ними. Я буду бороться до конца, до последнего вздоха. У тебя, конечно, уважительная причина, болеет бабушка. Ты следи за ней. В случае чего, ты позвони Костику. Я о тебе Косте рассказывала. Хвасталась, что мой возлюбленный писатель. Знаешь, у меня тонус поднимается, проходят боли. Я так люблю болтать.
- Я думаю, всё обойдётся.
- И я так думаю. Я очень на это надеюсь. Ещё одно. Постарайся подружиться с Костей. Пускай он кретин, придурок, эгоист. Он остался без друзей. Вообще без друзей. Костя кретин. У него в своё время была возможность поступить в любой институт. Он предпочёл две тысячи в месяц пропивать. Да он зарплату, что ему платили в магазине "Ковры", отдавал маме, а две левые тысячи оставлял в ресторанах. Завтракал, обедал и ужинал под оркестр. И компания у него была соответствующая. А сейчас он бедный, нищий, живёт на маленькую пенсию своей матери. Слава богу, его мама жива. Я пришла к нему в гости. Мы с его мамой плакали, обнимались. У неё там кошка. И ты понимаешь, вся обстановка сохранилась с семидесятых годов. Представляешь, какой ужас! Мы с Костей пили чай, и я поняла, что он придурок. Ну, понятно, что я не сказала ему это. И соответственно, у него нет друзей. Это ужасно. Человек должен за жизнь обрастать друзьями. Верными, честными, порядочными друзьями. Которые бросятся к тебе на помощь по первому твоему зову, где бы они ни были. И все люди, с которыми я общаюсь, - такие. Но не в этом дело. Я хочу сейчас выжить. Задай мне вопрос, я тебе отвечу на всё.
- Тебя завтра выпишут или ты ещё полежишь там, в клинике?
- Скорее всего, меня оставят на несколько дней. Потому что у меня какие-то билиарные, эти самые бляшки нашли. Метастазы в печени. Да и кости позвоночника. Отчего они так заболели, ни с того, ни с сего? Мне сейчас торопиться некуда. Что? На тот свет, что ли торопиться? Со своим руководством я разговаривала по тому поводу, что я тут. Они потом меня пошлют не в санаторий, а в Дом отдыха. На две-три-четыре недели. Насколько понадобится.
- В "Отслюнявь-Клинике" об этом знают?
- Знают. Онколог, тот, что хотел мне таблетки продать за семьдесят три тысячи. Он лично все пакеты документов сюда перевёл. Все документы с печатями и так далее. Так что, всё в порядке. У меня сейчас одна задача, до утра дотянуть, чтобы остаться в живых. Я сейчас ещё немножко поболтаю и останусь в живых. Я очень хочу жить. Я люблю жизнь во всех проявлениях. Люблю пить, есть, разговаривать. Я такая любопытная. Безумно. Так что веселее. Между прочим, я стала чувствовать себя лучше. Даже спать захотела. Понимаешь, смерть отступает, я это чувствую.
- Должна отступить.
- Вот. Ну, поболтай ещё со мной, минут пять.
- С чего это ты про смерть заговорила? Из-за того, что кости у тебя заболели? Из-за позвоночника?
- В принципе - да. Я же говорю. Ты понимаешь, я это, откровенно говоря, сдуру сделала. Потому что это была такая запредельная боль. Я стонала, кричала. Я в течении часа звонила и Диме, и Костику. Это только потом я сообразила, что ночь на дворе и все спят. Всё заблокировано и никто до меня не доберётся. Я-то рассчитывала, что они посидят у меня, попьют чая. Потом уже сообразила, что их никто сюда не пустит. Когда я всё это поняла, позвонила тебе. Ну, как бы выразиться, выбрала единственный путь, хоть как-то следы оставить. Если меня тут найдут бездыханной, с языком наружу.
- Выбрала меня на роль палача, который с тобой разговаривает.
- В принципе - да. Это правда. Можно перетерпеть любую боль, если с тобой разговаривают. И сейчас, мне кажется, благодаря разговору с тобой, я выживаю. Кстати говоря, я поболтала и боль потихонечку уходит. Я, кажется, засыпаю. Если не засну, то тебе ещё позвоню. Боли у меня все прошли, - я буду спать. Надеюсь, завтра мы с тобой созвонимся, посмеёмся, обрадуемся. Я расскажу неприличные анекдоты. Ну, а пока, давай. До свидания. До завтра.