В раннем детстве была у меня нянечка баба Лиза. Родители с утра до ночи, в три смены, работали на заводе, а она за скромное вознаграждение приглядывала за мной. И рассказала баба Лиза мне сказку про кота и голубку, которую я запомнил на всю жизнь.

Сказка такая:

"Под вечер, отбившись от стаи, чистая голубка прибилась к сизарям и вместе с ними оказалась на помойке. А там всем заправлял кот. И, прибрал он голубку в свои лапы. Сначала хотел съесть, а затем передумал, решил на ней жениться, чтобы коты с других помоек завидовали. Всю ночь он рассказывал голубке про свою помоечную жизнь, о том, сколько грязи видел. Всю ночь голубка слушала кота, дрожа от страха за свою собственную. А утром, как только взошло солнышко, увидела она в высоком небе своих белых собратьев. Расправила крылья, вспорхнула и улетела к ним. И остался кот ни с чем".

Такую сказку в раннем детстве баба Лиза рассказала. Я тогда, у нее спросил: "Надо было съесть голубку?". Она улыбнулась, погладила меня по голове и ответила: "Вырастешь, станешь взрослым, найдешь свою голубку, вспомни эту сказку".

Дескать, сам решишь, что с ней делать, есть или отпустить.

И как-то так получилось, что всю юность, всю раннюю молодость, несмотря на то, что не считал себя "котом помойным", искал я везде и всюду "чистую голубку". И нашел. Звали ее Машей, была она родом из города Воронежа, училась в Московском Государственном Университете, на филолога. Шесть иностранных языков изучала, два или три из которых называла "мертвыми". Из этих двух или трех "мертвецов" я только латинский запомнил. На этих "мертвых" языках ей нужно было говорить, писать, читать книги, сдавать по ним зачеты и экзамены.

Познакомился я с Машей летом, в Пицунде. Там, у самого моря, их лагерь университетский располагался, под названием "Солнечный". На танцплощадке и познакомились.

Одержим был идеей, жениться на умной, образованной девушке. Думал так. Если учится в Университете, то значит, и добра, и хозяйственна, и детей любит. И обладает всеми другими превосходными качествами.

Жила Маша в университетском общежитии на проспекте Вернадского. Туда я ей сумки с продуктами и возил. Не знаю, как сейчас, но тогда студенты сильно голодали. Тараканов в университетском общежитии не было. Возможно, это было единственное общежитие, где не жили "пруссаки". Тараканов не было не потому, что их травили химикатами, а потому, что студенты не оставляли им на пропитание ни единой крошечки. Все подъедали сами.

Ездил я на проспект Вернадского два года, кормил Машу и ее подруг, привозя с собой раз в неделю две огромные сумки с продуктами. Когда я приходил, вместо того, чтобы оставить влюбленных наедине, в ее маленькую общежитскую комнатёнку сбегались студенты со всего этажа. Голод не знает ни стыда, ни совести, ни элементарных правил приличия. "Кормилец пришел", - слышал я клич, разносившийся эхом в коридорах общежития.

А как закончила Маша Университет и как предложили работу в Париже, понимай "как увидела в высоком небе белых голубей", так сразу же "расправила крылья, вспорхнула и улетела". И остался я, как тот кот помойный, ни с чем. А ведь я с нее пылинки сдувал, прикоснуться боялся, хотел девственность ее сохранить, сберечь до свадьбы, чтобы все было торжественно, при свечах, чтобы запомнилась ей ее первая брачная ночь. Подумывал о венчании.

И так стало жалко мне себя, горемычного, так тяжело, что вспомнил я детство, бабу Лизу и, говоря с ней, как с живой, стоящей напротив, спросил: "Баба Лиза, ответь мне. Правильно ли я сделал, что отпустил ее? Или нужно было съесть, мою голубку?".

И подул ветер, и почувствовал я на своей голове теплую руку моей милой и доброй нянечки. Руку, приглаживающую мои густые, непослушные волосы. И услышал я ее тихий голос.

- Умничка, - сказала она.

И поднял я голову в небо, интуитивно ища в нем Машу в образе птицы. И представьте, увидел в высоком синем небе белого голубя. И сразу стало тихо, умиротворенно у меня на душе. Я успокоился.

2001 г.