С Нонкой нас жизнь свела незнамо когда. Ещё в школе, куда мы, несмышлёныши, пришли с мамами и бабушками, учительница усадила с ней за одну парту. Почему? - не понятно и сегодня. Может похожие мы были чем-то? - не знаю. Но именно тогда и свела нас судьба. И называлась она дружбой.
Была Нонка белобрысой, две косички за спиной, бант огромный сбоку и внешне ничем от сверстниц не отличалась. Если только постоянно заглядывала ко мне в тетрадь, будто там что-то другое написано было.
А ещё Нонка любила картины разглядывать, которые в коридоре и в классах развешаны были. Там и портреты висели, так она перед ними не останавливалась. Глянет мельком и всё. А вот если "Рыцарь на распутье" или медведи в лесу, то Нонка могла долго перед ними стоять. Головку пальчиком подопрёт и смотрит, смотрит. Как будто что-то найти ещё хочет, кроме того, что нарисовано.
В общем, странная девчонка была. Подружки её всё парами ходили и чуть ли не шёпотом разговоры разговаривали. А Нонка у картин всё время стояла.
Поэтому не удивился я, когда телефон зазвонил, и предложено мне было в художественную школу перебраться. Тяга к искусству в ней всегда присутствовала. И не любила Нонка присутствовать в нём в одиночестве.
Ещё в школе, когда училась, стала заниматься в изостудии. И после занятий этих мне докучала разговорами разными: и чем пейзаж от портретной живописи отличается, и что такое перспектива, и ещё премудрости разные. Я ей говорил тогда: - Нонк, будь проще. Все девчонки после школы в спортивные секции ходят, английским языком занимаются, или дома над учебниками корпят...
А Нонка в ДПШ (дом пионеров и школьников) бегала. И после того, как школу закончила на архитектурный факультет института поступила. Так с ней не возможно стало по городу ходить. Увидит дом старинный и давай его разглядывать. То с одной стороны зайдёт, то с другой. Как будто дом этот с другой стороны иначе выглядит.
Но художества свои Нонка не прекращала. Продолжала ходить в изостудию, но уже не в ДПШ, а при академии, что на Университетской набережной и сегодня находится. Там и с парнем познакомилась. Стали мы по городу вчетвером ходить - я со своей ненаглядной и Нонка с женихом. Вот через них и приобщился к искусству. Стал в картинах разбираться чуть-чуть, краски в окружающем мире замечать, замедлять шаг на улицах, если за что-то "взгляд цеплялся".
Помню, я тогда водителем городского автобуса работал, выехал с улицы Желябого на Невский проспект, а передо мной вся его перспектива открылась со шпилем Адмиралтейства в конце. И всё это на фоне закатного неба, которое, если только, в августе увидеть можно. Ахнул я от избытка очарования и говорю в микрофон на весь автобус: - Друзья, вы только посмотрите какое небо над городом!
Вмиг в салоне тишина наступила и вижу в зеркало, что пассажиры мои к окнам прильнули и любовались увиденным, пока мы с Невского проспекта не свернули. Я тогда, в который уже раз, Нонку вспомнил с её мужем. Ведь если бы не они, то так и проходил всю жизнь зашоренный.
Потом жизнь разлучила нас на некоторое время. Нонка своей семьёй жила, я своей. Встречались изредка, но это тогда, когда она с югов возвращалась. На долго она там пропадала. Мужу её рисовалось в тех краях лучше.
- Природа там красочней, - говорил он. - Зелень ярче, песок на пляжах желтее... Опять же горы со снежными, цвета искрящегося сахара, вершинами... И море лазурью переливается, и солнце краше, и небо... Всё подвигает к тому, чтобы взять кисть и запечатлеть это на холсте. В Ленинграде такого не встретишь. В нём серый цвет преобладает: небо, вода в Неве, асфальт на проспектах.
С этим я согласен полностью. Ещё Пушкин Александр Сергеевич говорил: - "Но вреден север для меня..." Для меня он так же вреден. Подташнивает от его унылости. Но как бы то ни было, а пришлось прожить в Питере всю жизнь. Так что в какой-то мере я Нонке завидовал. И по свету поездила, и мир повидала. И не просто повидала, а с комментариями в виде картин мужа своего. А он, как мне видится, стал настоящим художником.
Но и Нонка считает, что след в след за мужем шла. Сподвигнуло её в детской художественной школе оказаться. А в школе этой, если "дурака не валять", а жить одной с ней жизнью, то многому научиться можно. В этом сам убедился, войдя под её своды.
Правда, коллектив преподавателей мне и сегодня не понятен. Замкнутый какой-то. И не только внутрь себя не пускает, но и по отдельности, кого не возьми, без охоты идёт на контакт. Хорошо если поздоровается с тобой или головёнкой кивнёт, а чтобы поговорить, пообщаться, в глаза друг другу посмотреть - фигушки. В школу заходят сосредоточенные все, как будто их судьбина на плаху толкает, а не любимым делом заниматься. Скорым шагом в преподавательскую. Закроется там и нет его. А дальше, спустя минут несколько, словно мышки по классам разбегутся, к занятиям готовятся и вундеркиндов встречают. Только со стороны ежели, в дверь приоткрытую глядючи, можно составить представление о том, как рождаются юные дарования.
А занятия у каждого из них в разное время заканчиваются. Так что накинут они куртёночку на себя и тихонечко, будто и не было их здесь, шмыг за дверь и растворяются в вечерних сумерках парка. Такое впечатление создается, когда видишь их со стороны. Но может ошибаюсь я. Не дано смердам познать величие одухотворённости того, кто искусству жизнь посвятил.
Тут уместно отметить другую неожиданность. Не все из преподавателей относятся к процессу обучения школяров подобным образом. Есть и такие, которые приходят в школу намного раньше, нежели начинаются занятия. К ним, в первую очередь, необходимо отнести тех, кто занимается скульптурным ремеслом. А скульптуру в папку не засунешь. Стоит она на постаменте, и стоять будет, пока не закончит её ваятель. Поэтому всегда есть возможность войти в класс и проникнуться содеянным.
Есть и такие, которые покидают стены школы много позже, нежели занятия заканчиваются. Среди них упомянутые мною скульпторы и, наверное, искусствовед. Потому как учитель этот только в шестнадцатом классе преподаёт. Там, как мне известно, изучают историю искусства. А вот художники, или те, кто себя ими считают, не задерживаются за мольбертами. Да и не видел я их за ними. Впечатление складывается, что не пишут они. Хватает им занятости и с учениками возиться. Но, позвольте заметить, в таком случае ты являешься учителем рисования, а никак не художником.
В писательской среде часто приходится сталкиваться с "торопыжками". Это те, кого "посетит Муза" или Пегасик прилетит, и человек, не в силах удержать эмоции, строчит строчка за строчкой. А как поставит точку в написанном, спешит вынести творение на обозрение читателям. Оно и верно, для кого пишем, как не для людей способных сосредоточиться и прочитать, дать оценку мыслям, отображённым на печатном листе бумаги. Именно благодаря вдумчивому читателю из писателей неумех появляются вполне приличные прозаики, поэты.
А как это происходит у художников? Интересный вопрос.
Не видел я, на протяжении вот уже трёх лет, чтобы преподаватели художественного ремесла обсуждали между собой, чьи либо работы. Складывается впечатление, что художники это люди не от мира сего. Сами пишут, сами получают от этого удовольствие, сами наслаждаются творением рук своих. И ничьё мнение о творчестве отдельно взятого художника, его не интересует. Написал картину, задвинул её на андресольку, и путь стоит она там, до тех пор, пока потомки её не достанут. А достанут, вот тогда и воскликнут: - Талант! Талантище!! Это если доверится фразе: - "О гениальности человека можно узнать из некролога".
А, что - при жизни слабебо сделать заявку на признательность? Почему? Скромность одолевает? Или страх оказаться непонятым? Или, что хочется исключить, автор осознаёт никчемность своего творения? Странно всё это.
Разговорился на эту тему с человеком приближённому к искусству. И он, не скрывая задумчивости в голосе, поведал вот о чём: - Есть художники, которые пишут для себя. Вот приглянулся ему сюжет с натуры, или фантазия взыграла в душе и появляется на свет картина. Но это его картина! Это его восприятие увиденного. Так почему он должен выносить его на обозрение? Человек испытал удовлетворение от того, что "рука к перу, перо к бумаге" и на холсте появилось то, что он увидел, ощутил.
- Позвольте, уважаемый. Вам ли, прожившему большую часть жизни, не ведомо как именуется потребность в самоудовлетворении. Так что не могу отнестись положительно к вашему объяснению.
Давайте представим себе Льва Николаевича Толстого. Написал он роман "Война и мир" и, спрятавшись в подвале усадьбы, читает его и перечитывает, получая от этого удовлетворение. Но дать прочитать кому либо - ни-ни! - "Моя это книгам и мной написана. Значит, принадлежать может только мне и никому больше". Похоже?
Художник, равно как и писатель, должен верить в то, что он делает. Верить в необходимость своего творения. Верить , что тот кто будет созерцать написанное на холсте, почувствует душу автора. Картина, как указующий перст, направлена на то, чтобы зритель, проникнувшись отображённым, принял веру художника в увиденное им. А если автор сам себе не верит, то не надо браться за кисти и переводить краски. Так мне кажется.
Неожиданности в школе не заставляют себя ждать. Они, конечно, скрыты за фабулой представительской вывески на дверях парадного подъезда, но имеют место быть. Нужно только набраться терпения и понаблюдать за жизнью школы изнутри. Много интересного можно увидеть. Жаль, что нет, порой, объяснений для всех этих неожиданностей.
То, что художников этих никогда не видел склонёнными за мольбертами, ещё ни о чём не говорит. Может для этого у них есть другое время и место. И результат их творчества настолько шедеврален, что школа не то место где труд этот надлежит демонстрировать. Но, позвольте, друзья, а как показать школяру конечный результат труда его? Как показать ему то, к чему он должен стремиться в процессе обучения? Что предъявить ему в качестве примера для подражания, как не результат творчества преподавателя, который обучает? Сколько не ходил по классам в тишине внеучебного времени, так и не увидел ничего из того, на что преподаватель считает нужным ориентировать своих воспитанников. Складывается мнение, что всякий из них действует по раз и навсегда установленной свыше директиве: натюрморты, натюрморты и ещё раз натюрморты. А вот показать ученику как этот натюрморт выглядеть может, до этого ещё ни один преподаватель не додумался.
Но это в классах. Натуру зимой не попишешь. Ею, если только, в тёплое время года заняться можно. А с наступлением тёплых дней подходит к концу время, отпущенное на текущий учебный год. Непонятен для меня процесс обучения. Может быть потому, что не за своё дело взялся, рассуждая на эту тему?
Но разглядывая работы опубликованных учеников, невольно задаёшься вопросом: - Что же натюрморты все серые такие? То, что выполнены в карандаше и выполнены качественно - это здорово. Ну, а кто и как привьёт ученикам чувство красок, их оттенков? - Непонятно.
А то, что ученики тянутся к необходимости чувствовать мир в красках видно из летних работ ребят. Работ сделанных на каникулах. То есть в то время, когда в них не довлеет указание преподавателя что и как надо рисовать.
Как тут не вспомнить из Евангелия: - "Довлеет дневи злоба его".
Преобладание серого в восприятии Ленинграда является основоподавляющим. Тут сомнений нет. Всё в этом городе в серых тонах: небо, Нева, набережные, дома на улицах, сами улицы... И люди, за редким исключением, ходят облачённые во всё серое. И лица у людей сумрачные, вымученные, с оттенком серого. Возможно, поэтому и в коридорах художественной школы висят серые натюрморты. А единственная работа, посвященная одним из преподавателей учебному заведении выполнена на сером фоне в чёрных красках.
Спору нет, и сумрачные цвета могут нести в себе гениальность. Взять, хотя бы, Казимира Малевича с его картиной "Чёрный квадрат". Таинственность картины вознесла его творчество до наивысшего оценочного бала. Но согласится ли кто вывесить эту гениальность в зале своей квартиры? Сомневаюсь. Веет от неё обречённостью, концом света, если позволите. И если довериться этим ассоциациям, то сам собой напрашивается вывод о том, что в живописи всё уже сказано, отображено. Нет ни сюжетов, ни красок для их воспроизведения.
Но это ведь не так?! И детская школа художников тому подтверждение. Хотелось бы только, чтобы ярче заиграли краски на картинах юных дарований. А преподаватели им в этом помогли. Для этого надо сделать совсем немного - быть самим красочными. Весёлыми, жизнерадостными, общительными, с открытыми душой и сердцем. Чтобы ученики говорили: - Моя учительница самая красивая, самая добрая, самая замечательная учительница на всём свете. Чтобы все ученики старались быть похожими на неё.
Во времена теперь уже давнишние сподобилось мне жить в окрестностях города Хвалынска, Саратовской области. Этот город сохранился в памяти до сегодняшнего дня. Для кого-то значимость его заключается в том, что здесь жил и работал Кузьма Сергеевич Петров-Водкин. А для меня город этот примечателен тем, что в нём прошла частица моей юности. Именно в этом городе почерпнул я величие России и людей, проживающих на её просторах. Именно здесь появилась во мне необходимость отображать в строчках всё, что меня окружает. Делиться ощущениями, переживаниями, впечатлениями, встреченными на жизненном пути.
Есть в Хвалынске дом. Обыкновенный бревенчатый дом, каких множество на Руси. Но носит он название - "Дом со львом". Когда-то в нём жил человек, каких множество в Хвалынске. Теперь в нём никто не живёт. Но оставил человек после себя картины, написанные прямо на стенах. Их несколько. Но на самой большой, сплошняковой стене, изображён отдыхающий на воле лев. Изображён в красках. Всё здесь на месте. Нет ничего лишнего, придуманного, "за уши притянутого". Стоишь перед картиной, и невольное оцепенение вселяется в тебя. Хотя, для маститого художника, не картина это, а обыкновенный примитивизм. Но почему так дух захватывает от видения лежащего льва, пасущихся гусей на зелёной лужайке... И, потом, как жить с изображениями на стенах. Не иначе, как поставив стол в центре комнаты. Рядом табуретки для себя и единомышленников, и чуть попыхивающий самовар на столе.
Разговорился в школе с одной из учительниц. Вынес идею преобразования помещения преподавательской в некоторый будуарчик для посиделок наставников в свободное от занятий время. Рассказал ей, где вижу полки с реквизитом для рисования, где картинки и картины для обозначения принадлежности помещения, где часы, где стелажики для документации... А она, выслушав меня, сказала, что в преподавательской собираются люди отдыхать. Что все, о чём я повествую, говоря о преобразовании помещения, не соответствует восприятию окружающей среды для людей искусства.
Задумался я над её словами. Что-то в них было не так из встречаемых мною интерьеров комнат людей, связанных "намертво" с делом, которому они себя посвятили.
Валера Железнов всю жизнь связал с морями и океанами. А выйдя на пенсию украсил свою комнату как ходовую рубку судна на котором ходил последнее время.
Борис Гаврилов посвятил себя железнодорожному транспорту. Сегодня в его квартире висят фотомонтажи с тематикой деятельности на протяжении всей его жизни.
Смотрю по телевизору передачу посвящённую небожителю Фаине Раневской. Это ли не человек искусства?! А на стенах её комнат висят портреты, фотографии, репродукции...
Так кто он - человек искусства? Тот, кто живёт отшельником довольствуясь голыми стенами своего жилища или тот, кто дышит воздухом очарования того, чему посвятил себя?
Поделился неожиданностью с другим преподавателем. И вот, что услышал в ответ: - Вам этого не дано понять потому, что вы далеки от искусства...
- Как так? - взбунтовалось во мне. - Почему это я далёк от искусства? Человек, как существо мыслящее, всегда соприкасается с ним. Искусство не доступно только тем, кто живёт на уровне инстинктов - собака например.
Возьмите самого забулдонистого пьяницу. Что он делает когда "заложит за воротник"? - Правильно - поёт (горлопанит) песни. А песня это разве не искусство? Значит и он, каким бы опустившимся не был, соприкасается с искусством. А тут меня, способного сомневаться ("В сомнениях - истина!") отстраняют от искусства просто так, походя.
На такое способны только те, кто страдает мание величия. И это ещё одна неожиданность, встреченная мною в стенах храма Искусств.
Но это то, с чего начал свои исследования в сфере тех, кто представляет художественную школу. Повторяться не буду.