... - напевала пластинка патефона, в то время как Раечка, яростно занималась любовью.
- Филя! Филечка, дорогой? - прижимая к груди сожителя, с любовью шептали её губы, освобождаясь от жаркого поцелуя.
- Дорогая, я давно мечтал о нашей встрече. - Почему тебя так долго не было? Почему-у-у?
Экстазный вопль давно небритого барбудо пронёсся над ширью океана, заглушая шум прибоя.
- Скажи, милая - ты ведь не уйдёшь от меня? Не бросишь на долгие годы, как было последнее время? Мне тебя так не хватало. Так не хватало.
- Что ты, любимый, разве такое возможно? Теперь нас никто и ничто не разлучит. Теперь мы вместе на долгие, долгие годы.
Морской бриз, шёпот ласковых волн, шуршание береговой гальки, шелест пальмовых ветвей - райское наслаждение вселилось в души возлюбленных. Для них это было началом новой жизни. Жизни на взаимовыгодных началах. Только не знали они, или не хотели вспоминать о том, что всё это было, было, было. Каких-то шестьдесят лет назад.
Раечка тогда ещё бегала в школу с ободранным на ледяных горках портфелем, а Филя... Филя был умудрённый жизнью мужиком с юридическим образованием, но, как и многие из соотечественников, безработным. В его адвокатских способностях не нуждались ни состоятельные, ни бедные. У состоятельных адвокаты были свои, а бедным, за его услуги, платить было нечем. Несколько песо в день, за непосильный труд на плантациях сахарного тростника, не позволяли обращаться за помощью к адвокату. Да и необходимости такой не было. Всегда можно было рассчитаться за долги перед хозяином, прислав к нему малолетнюю дочурку, сестрёнку или жену. Так повелось на этом острове со времён Христова и много ранее.
Остров, который являлся "Райским уголком", испокон веков был пристанищем для тех, кто жил безбедно на материке. По воскресным дням, по праздникам, да и в будние дни, порты Сантьяго кишели от множества величавых паромов, сказочных яхт, быстроходных катеров. Так повелось ещё со времён конкистадоров, которые первыми высадились на берегах лазоревых вод, впервые покинув палубы галиотов пришедших из-за горизонта.
С этого времени жизнь на острове поменялась. Пропала необходимость выходить в океан, на утлых судёнышках занимаясь рыбным промыслом. Лазать по пальмам за кокосовыми орехами. Строить хижины из тростника, в изобилии растущем на проплешинах джунглей. Всё, что надо - появилось в городах, вырастающих вдоль побережья. Здесь было и салуны, и таверны, и гостиницы с проживающими в них клиентами. Клиенты платили и платили неплохо, чтобы жить безбедно, весело, не думая о завтрашнем дне. И всё это за экспрессивные танцы, исполняемые под зычные звуки тамтамов, гитар и кастаньет. А танцевать индейцы умели и могли заражать зрителей темпераментом с утра и до позднего вечера.
Но приходила ночь. В небе светили алмазные звёзды. Величавая луна освещала комнатки пустующих хижин и дарила любовь отдыхающим путешественникам в апартаментах гостиниц. Островитянки были жуть как хороши в страстных объятиях всех, кто платил за сладострастные мгновения под небом юга.
Шли годы. Остров покрылся сетью казино, ресторанов, домов свиданий и увеселительных аттракционов. Аборигены из индейцев перемешались в родстве с африканцами, европейцами и давно позабыли, как зарабатывать хлеб "в поте лица своего". Тёплые волны океана разметали в водной дали последние щепки рыбацких судёнышек. С кокосовых пальм, прямо в руки дочерна загорелым молодцам стали падать "Баунти". Остров приобрёл статус свободного от всяческого труда. И только на плантациях сахарного тростника, из которого раньше плели хижины, трудились, под неусыпным взглядов потомков конкистадоров, чернокожие рабы, завезённые из других континентов. Эти были бесправными от рождения и до смерти.
Так было до тех пор, пока на "Острове свободы" не появился борбудо Фидель. Он для этого и бороду отрастил на манер чеченской, чтобы соответствовать. На какое-то время притихли зычные звуки тамтамов, гитар и кастаньет. Новые песни запели на площадях городов:
Пальчики в маникюре
Гладят щеку нагана -
Такой я тебя видала,
Юность земли, Гавана!
И, вторя "хрупкие сеньоритам, тоненькие сеньорам" с гор спустились отряды бородачей, горланя: - Родина или смерть!
Невольно хватаешься за голову и со стоном произносишь:
- О какой родине вы говорите? О какой?! Вас сюда привезли на потеху тем, кто платил вам за то, чтобы вы "палец о палец не ударили" за всё время существования на острове свободном от предрассудков. А теперь вы вознамерились умирать? За что? Где и в чём ваше национальное достояние? Как вообще называется ваша национальность? Вы - рождённые от неизвестно кого. Вы - довольствующиеся подачками со стола имущих веками. Откуда такая страсть к независимости? И независимости от чего? Для вас проституция изначально была такой же профессией, как и все профессии на земле и вы в ней преуспели. Кто вселил в ваши умы чувство мнимого самосознания? Кто?!
Кажется, я знаю кто. Это Манифест Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Так?
Но он ведь для Европы написан. Слышите? Для Ев-ро-пы! А не для стран Латинской Америки.
Вы прошли через крепостное право? А феодализм у вас был? А почему у вас буржуазии не было? Не потому ли, что вы понятия не имеете ни о заводах, ни о фабриках? Где ваш пролетариат? Нету? Тогда кто движет вашими намерениями? Советский Союз?..
Мамочка родная, и сюда добрались коммуняки. Ну, хорошо, живите, как хотите. Только помяните моё слово, что вам ещё аукнется "священное братство" социалистического лагеря. Будете "кусать локотки" когда в Беловежской пуще проверещат: - Каждый сам за себя!
В то время, когда на сказочном берегу Карибского моря Раечка "занималась любовью" с бородатым Филей, далеко на востоке, укачивая ребёночка в подвешенной к потолку люльке, поближе к русской печке, женщина пела вечную на все времена песню:
Сорока-воровка кашку варила,
Гостей пригласила.
Этому дала, этому дала...
А сыночке не дала.
Не хватило сыночке кашки.
Спи родненький, спи.
Утро вечера мудренее.
Откинувшись на спину, тяжело дыша после любовных излияний, Филя, не веря своему счастью, еле ворочая языком, спросил:
- Раечка, а ты действительно меня любишь?
- Конечно, родной мой. Я же простила тебе долги в 32 миллиарда долларов.