Притомился, кофейку похлебал и полегче стало. Перед сном в компьютер заглянул. Нет, не пишет никто. С работой этой растерял я системность в общении с товарищами по Самиздату. От того, наверное, и не пишут.
Ладно, "ещё не вечер". Пойду покемарю чуток. А к вечеру ближе гляну - может, кто и вспомнит обо мне.
Хорошо, когда, проснувшись, знаешь, что бежать никуда не надо.
Поваляться можно, помечтать. А можно и в воспоминания удариться о днях минувших. А потом воспоминания эти на компе отшлёпать и в СИ заслать. Авось, кому интересными покажутся. Авось, кто из прочитавших остережётся мои ошибки повторять.
Эх, если б молодость знала, а старость могла...
*******
Я, когда службу воинскую правил, в увольнения принципиально не ходил. Меня больше в Питер тянуло, к корешам, да к подружкам . А Питер это уже другой гарнизон считался. Там увольнительная "веса" не имела. Там отпускное свидетельство необходимо было. А в отпуск, хоть на день , только раз в месяц сходить можно . Вот я и ошивался на корабле по три недели, чтобы на четвёртой, на субботу и воскресенье, домой смотаться. В "гражданку" переодеться и чуток свободы глотнуть.
Понятно, конечно же, что это только зимой возможно было. После того как Финский залив льдом покроется. Летом у нас, спасателей, работы хватало. Я и не знал до службы, а оказывается в морях разных ЧП не меньше, чем аварий на дорогах случается. А если произойдёт что-либо в округе ближайшей, то нас в момент об этом оповещали и... "Машин не жалеть" - "Полный вперёд" всем экипажем. А экипажа на корабле и в советские времена не хватало. Так что каждый человек летом на корабле был нужен. Не до отпусков краткосрочных.
Было это - я уже в годках ходил.
Последний год мне осталось "отбарабанить". На корабле от меня пользы никакой, кроме как если внутрикорабельную вахту отсидеть в ПЭЖе (пост энергетики и живучести корабля). Ну, ещё в Кронштадт я ездил, на склады военно-морские за ЗИПом, запчастями т.е.
И вот вызывает меня командир наш и говорит:
- Плохи дела, Евгений. На теплоходе "Коммуна" совсем экипажа не осталось. А зима только начинается. Командование опасается - как бы не разморозить корабль. Ты у нас матрос грамотный, разберёшься, что к чему быстро. Надо на "Коммуне" котельным машинистом послужить. Периодически протапливать корабль. Ну и за порядком последить, что бы он совсем в сугроб не превратился. Собирайся, сегодня же.
Так я на катамаране т/х "Коммуна" оказался.
А катамаран этот 1915 года постройки был. Предназначался для поднятия с грунта затонувших подводных лодок. Изготовлен в товариществе "Балтийский судостроительный завод". В Питере то есть. И служить мне на нём было интересно.
Я там такую технику познал, которую нынче и в музеях не сыщешь. Жалко продали тот теплоход в конце шестидесятых. Кому не знаю. Слух прошёл, что в Индию.
Вот тогда-то я и начал в увольнения ходить.
Потому, как расписание на "Коммуне" сугубо гражданское было - вахту отстоял и свободен. А в увольнении, куда старшему матросу податься - в БМК только, в базовый матросский клуб то есть. Там развлечения разные были, но приоритетными танцы являлись. На этих танцах я и познакомился с Танюшкой. Мы с ней под песню Вадима Мулермана - "Хмурится не надо, Лада" познакомились. Замечательной девчоночкой была Танюшка. Именно, что девчоночка - школьница ещё, в десятом классе училась. Приехала в Рамбов из Пскова, на зимние каникулы, к сестре старшей.
Сестра эта, против наших встреч не возражала.
Знала, что Танюшка после каникул домой уедет. Но не знала, что любовь у нас, в одночасье, как пожар, вспыхнет. Мы друг без друга и дня прожить не могли. Тогда я и возблагодарил судьбу за то, что на "Коммуне" оказался.
Танюшка ко мне на теплоход приходила. Мы с ней и вахту вместе несли, и кормилась она у нас за столом корабельным. А когда я свободным от вахты был, то мы с ней в парк, на Красную горку уходили. Бродили рука в руке и, сейчас уже и не помню о чём, говорили, говорили. Только поцеловать её я так и не решился ни разу. Юная она для меня была, не порочная. Зачем, думал я, девчоночку обнадёживать. Знал я про себя, что не надёжным был. Уж этих девчонок до неё у меня столько перебывало, что я, в какой-то мере, виноватым себя перед Танюшкой чувствовал.
Подошло время, и уехала моя Танюшка.
Я тогда провожал её с Варшавского вокзала. И вот, когда отправление объявили, Танюшка повисла у меня на шее и поцеловала сама, прямо в губы, крепко-крепко. И в вагон вспорхнула. Только рукой помахала из окна освещённого.
Я её после этого никак забыть не мог.
Чтобы не делал, чембы не занимался, а стоит она у меня перед глазами - юная, белобрысенькая, глазки голубые-голубые и улыбается. Измучился я душою. Свет мне не мил стал, не то, что служба. Сна лишился. И постоянная боль в груди.
В начале месяца, февраль уже наступил, нам жалование выдали.
Получил я свои три рубля восемьдесят копеек и рубль за "старшего специалиста". Прикинул - должно хватить на билет до Пскова. И в "самоход" сорвался. Поезд на Псков после полудня отходил, это я знал уже. Прибывал в два часа ночи - Танюшка говорила. А в восемь утра уже обратно, в Питер, можно было уехать. Значит, грубо, шесть часов у меня на всё, про всё было. Должен был успеть менее чем за сутки управиться. Это ведь от суток и более, отсутствие в воинской части "самоволкой" считается. А "самоволка" нарушение подсудное. "Самоход" же в административном порядке карается. А это мне без разницы было. Нарядом больше, нарядом меньше.
В Псков я точно в два часа приехал, тик-в-тик. Вышел на площадь - пусто кругом. Ясно, что не Питер с Московским вокзалом... Помнится, Танюшка про улицу Яна Фабрициуса говорила. Что по ней до Кремля, до моста через реку Великая, а там совсем рядом... И ведь нашёл я дом Танюшкин, и квартиру её. Видать Амурчик мне в пути помогал.
Времени уже четыре часа было, когда я к квартирной двери подошёл. А что дальше делать и не знаю. Не будить же всю квартиру. Подожду малость, решил про себя. Благо "Беломора" полная пачка в кармане. Сел на ступеньку, закурил.
Через час с небольшим слышу, кто-то прошёл за дверью. Вздохнул я глубоко и на звонок надавил. Потому как времени у меня уже и не оставалось. Не спрашивая никого, дверь отворилась, а там Танюшка моя, вся заспатая, в халатике стоит.
- Я знала, что ты приедешь, старший матрос. Ты мне все ночи снился. А сегодня, сама не знала почему, глаз не сомкнула. Всё ты перед глазами стоял. И радость непонятная голову кружила. А это ты ко мне ехал.
Мы стояли на лестничной площадке прижавшись друг к другу, и нам было мало себя. Я запахнул вокруг Танюшки полы шинели и вдыхал пьянящий запах её тела, её волос. Чувствуя, как её трясёт всю мелкой дрожью.
Как же дорога была мне она в те минуты нашей встречи. И только где-то в подсознании тикали часы, предвещая нашу разлуку.
- Я провожу тебя, старший матрос, - освобождаясь от моих объятий, произнесла она.
- Нет, не надо. Не хочу отпускать тебя ни на миг. Нам так мало осталось быть вместе. А дорогу к вокзалу я запомнил.
И вот уже не тиканьем, а набатным колоколом наполнилось осознание нашей разлуки. Против воли своей я начал освобождаться от объятий. Она смотрела мне в лицо, и столько страдания было в нём, что я не выдержал и поцеловал её крепко-крепко, как она меня тогда на вокзале...
Я стоял по стойке "смирно" в каюте командира корабля.
Ни чего не утаивая, я рассказал ему о том, что побудило меня на отлучку. Командир сидел, уставившись в стол и молчал. Я не знал, о чём он думал. Я не знал, какую кару он изберёт для моего наказания. Мне было всё равно.
И вдруг я услышал слова, которые ни в коей мере не ожидал услышать от этого человека:
- Только в глупых книжках матросов изображают какими то морскими волками, для которых будто бы ничего не существует кроме корабля и моря. Это клевета на нас. Мы, как и все люди, любим землю со всеми её прелестями, любим близких и друзей. Словом интересуемся не одной только службой, но и всем, что интересует или должно интересовать сколько ни будь образованного человека.
Но впереди у Вас ещё целая жизнь. Перед Вами служба, плавания. Вы имеете все данные стать дельным, образованным матросом. И вдруг всё это променять на пару хорошеньких глаз... Не правда ли смешно?...
*******
Дверь тихонько отворилась и в комнату, где я предавался воспоминаниям, вошла жена:
- Ты, что бледный такой? А щёки с румянцем. Опять давление подскочило? Прекращал бы ты воспоминания свои. Никому это не интересно.