От окна и в самом деле прилично дуло, Петров бросил тяжелый взгляд на подоконник, где лежали мытые кисти, сам он сидел за мольбертом в валенках и женской кацавейке из мутона. Вчера вечером под разговоры с Аркашей и зашедшей на огонек натурщицей хорошо выпили. Теперь Петрову хотелось спрятаться от людей. Плечи и шею свело так, что он морщился от боли. Встал он после двенадцати, бледное, холодное солнце глядело в его мастерскую, скупое на тепло.
Петров писал летний пейзаж с рыбаком. Он завидовал этому вымышленному рыбаку, сидящему на берегу деревенской речки. Вместо того чтобы наливаться спиртом, ему хотелось в глушь. На холсте цветы клонили под легким ветром свои головки. Петров вспомнил родительский дом с кринкой молока на столе и запахом печного дыма. Мать, выставляющую на стол из печи чугунок с картошкой.
Бешеный бег времени стал замедляться, чтобы Петров увидел и добавил в небесную высь кобальта. Тишина сковала реку, серебристые стрекозы застыли над тростником.
Петров вдыхал теплый дух, исходивший от земли, с головой погружаясь в разнотравье. Зеленые стебли сминались, отягощенные пышными соцветиями. Пронзительно запел чайник, и Петров, очнувшись медленно положил кисть, все еще пребывая в неземной благодати. Господи, спасибо тебе! Я есмъ.
Петров вымыл руки и сел за стол, бросил чайный пакетик в кружку и залил кипятком, потом поднял глаза и стал смотреть в пространство, как бы прислушиваясь. С Ирки, он писал молодую мать, когда той было девятнадцать. Крупные белые бедра,выступающий круглый, розовый зад,не по возрасту полная грудь,утяжеленные икры, сильные руки - вся ее мощная стать кричала о материнстве. Картина удалась на славу, но работать с Иркой было тяжело, стояла она сковано и потела...Петров не замечал, что помешав сахар, постукивает ложечкой по краю блюдца. Вчера она пыталась произвести впечатление, предложила позировать...Сколько лет прошло, пять или шесть? Как же она опустилась и постарела. Работает билетершей в трамвае, родила дочь, мужа нет.
Оплывшая тетка, встретил бы на улице - не узнал. Нет, он хотел писать красоту обнаженного женского тела, победное шествие любви, как натурщица она ему не подходила, да и денег не было.
Воля Петрова была горькой. То жена кричала: ты что, с ума сошел,- когда он покупал холст и краски.То ребенок болел.Черные полосы безденежья плавно перетекали в годы, а он по прежнему стоял на обочине жизни. В его душе полыхал неугасимый костер творчества, на его огне сгорала молодость, семья, здоровье, достаток. Поняв бессмысленность споров с женой, Петров сбегал в мастерскую, это был его остров.