Аннотация: Рассказ ветерана о Калининском фронте, Орловско-Курской дуге, о борьбе с бандитизмом после войны
Петр Андреевич Лазуткин рассказывает:
Родился я 6 января 1923г. в Пензенской области (тогда Тамбовская обл.), Башмаковский район, недалеко от села Покровское. Отец Андрей Иванович 1898г.р. был сапожник, а мать Прасковья Егорьевна 1898г.р. сидела со мной и старшим братом Николаем 1921г.р. Много хлопотала по хозяйству. Отец был хороший мастер, ходил на работу в соседнее село, а с сыновьями на рыбалку. Оба родителя были одногодками и из одного села Покровское. Молодая семья переселилась оттуда в поселок Садовый или, как его обычно потом называли местные, Берёзовка. Плотники сделали домик на месте разрушенного хозяйственного сооружения в бывшей помещичьей усадьбе. А затем прирос ещё один домик и ещё один. Так и появилась новая деревенька. Недалеко добывали торф, в болотистых местах росли берёзки, в честь их и закрепилось название. Но прежде то вблизи ещё цвел барский сад. Поэтому в официальных документах записано место моего рождения иначе - поселок Садовый. Только вот сад во время войны вырубили, а берёзки остались. Рядом находились деревни Кричаловка, Соседка, Соломинка, Воскресеновка. Кричаловка, Воробьевка, Соседка - всё созвучно Березовке.
биография Петра Андреевича написана от лица ветерана на основе его устных интервью и документов, рассказ с иллюстрациями https://olegdushin.livejournal.com/168565.html
В детстве мы забирались в Барский сад за яблоками. В поселке не хватало деревьев. На нашем участке было только 2 яблоньки. А яблоки в барском саду вкусные, в барском саду росла ещё груша, цвела вишня, красовались цветы. Сад, не знаю какой организацией или конторой, бдительно охранялся. Бродил сторож, но, правда, без ружья. Вокруг сада высажена живописная изгородь из кустов, метров этак 200 в длину и 50 в ширину. Детвора бегала по дороге из посёлка купаться на речку Тяньга, это полкилометра от Березовки, мимо этого сада. Забежишь в садик, поднимешь с земли, сорвёшь с ветки яблочки под мышку и убегаешь на Тяньгу. Однажды сторож вдруг очнулся и заметил вторжение. Ребятишки убежали к речке. Разделись и полезли купаться. Сторож подошел к реке, собрал наши штанишки, исподнее и забрал с собой. Один мальчонка побежал домой голеньким, боясь, что поймают и накажут. На счастье, шла мимо женщина, заметила сторожа и уговорила отдать одежду. Она принесла на берег штанишки, бельишко.
(Возможно, именно этот Барский Сад принадлежал до революции баронессе А.А. Фитингоф-Шель, сдавался ею в аренду. - О.Д. Во время войны этот сад был частично вырублен и заброшен.)
В речке мы ловили рыбу на удочку. С Тяньгой канавой соединялось заросшее камышами озерцо с футбольное поле - линятник. Почему линятник? До революции из него брали торф, потом оно всё заросло, но водились линь, щука. Ловили рыбку и там. Отец однажды тремя сетями окружил камыши, а камыш поджег, чтобы вспугнуть щуку. И попала к нему тогда в сети щука размером с лавку, метр длиной. Андрей Иванович сам плел сети из нити. Мы перекидывали сеть через узенькую Тяньгу, я крепил ее на противоположном берегу. А утром отец забирал добычу.
Дед Иван был вроде кулака, зажиточный крестьянин. Работников не нанимал, но в хозяйстве имел корову, лошадь, овцы. Дед Егор, мамин отец, был ещё и пчеловод хороший. Позади его двора в Покровском рос сад и была пасека. Дед меня угощал в детстве мёдом. Началась революция, начались гонения на богатых. Мой отец не был богат, лошади дома не было. Держали корову, овец, свиней, кур. Сажали зелень, овощи, огород перед домом и за ним, 5 метров в ширину на 15-20 метров в длину. Нас не трогали. А деда Егора "раскулачивали", он хоронился от большевиков. Пока кто-то там приезжал в Покровское с обысками или реквизициями, или с чем ещё, он приходил к нам в поселок и лежал на печи. Отсиживался, так понимаю. Никого у нас в семье в 30-ые не высылали.
Мои родители в колхоз, организованный в соседней деревне Воскресеновка, не вступали. Мать брала у кого-то землю и на этом маленьком участке (2 метра на 10 метров) просо сеяла. Получали из него пшено. Я маленький, как собачонка, возле неё крутился. За этот участок она ходила к его хозяину полоть, отрабатывала свою "аренду". Голодно на деревенских харчах не было. Отец сапожным ремеслом неплохо зарабатывал. В нашем поселке то было всего дворов 10. Отец ходил в другое село Соломинка в мастерскую, работал в артели. (В 1924 г. в Соломинке на базе коврового цеха открылась промысловая пошивочная и обувная артель имени Надежды Константиновны Крупской - О.Д.) И дома ещё подрабатывал своим умением.
Андрею Ивановичу приносили обувь на починку. Он сидел за работой, а я, маленький, рядом следил, что он делает. Интересно было. У отца были деревянные колодки для ног, правой и левой. Покупал их на разный размер или сам изготавливал. Когда он делал ботинки, то предварительно мерил ногу, делал под клиента эту болванку. Обтягивал её кожей и затягивал. Снизу прибивал подошву деревянными гвоздями. Он сам эти гвоздики делал, обивал края подошвы. А последнюю изготавливал из толстой, свиной или говяжей, кожи. Больше всего он ремонтировал обувь, подбивал её гвоздиками или стягивал кожу дратвенными нитками - суровыми нитками на масле. Он любил меня, никогда пальцем не трогал, даже когда угощали благодарные заказчики. За курево он мог рассердиться, но я не курил в отличие от брата.
В начальную школу (4 класса) я ходил в Покровское пешком, это километра полтора через поселок Воскресеновка. Большой дом в Покровском отдали под школу, в классе было ребят 12-15. Учитель на всех учеников был, кажется, один. А в семилетку я ходил в село Соломинка за речку - это километра 1,5-2. Тяньга в тех местах - это 3-5-10 метров в ширину. Переходили её по бревнышкам или вброд, это когда мостика не было, а зимой - по льду. Там уже были учителя по предметам - математике, русскому языку и т.д. В Соломинке - дворов 200, она побольше села Покровское. В 7-м, последнем, классе вступил в комсомол. Комсорг побудил написать меня заявление. - Прошу принять меня в комсомол. Обещаю быть..то-то-то. Это заявление зачитывалось на комсомольцы собрании. - Принять? - Принять! Общим голосованием принимали в ВЛКСМ. Я, конечно, был рад.
В 1938г. после окончания школы я уехал в Москву. Мне было всего 15 лет. В Москве жил брат матери, Павел Егорович, он работал сапожником. Я и поехал к дяде Пашке, чтобы устроил где-нибудь на неплохую работу. Он жил в бараке в районе Большой Калужской улицы, ныне это широкий Ленинский проспект. Ездил я по столице на трамвае. В колхозе что-то я не собирался работать, и мои родители в колхозе не состояли. Они сказали сыну: "Езжай в Москву к дяде." Родители очень хотели, чтобы я где-нибудь учился. Мама была, считай, неграмотной, и отец не отличался грамотностью.
А старший брат Николай остался в деревне. Когда я учился, он стал трактористом, а потом и бригадиром, вступил в партию, кажется, ещё до войны.
Дядя устроил меня сдавать экзамены в бауманский техникум. Так случилось, что в этот техникум я не попал. В первый же день погорел, не сдал экзамены. Плохо написал сочинение - на двойку. Хорошо мне давались в школе география, математика. А русский язык как предмет не любил. После провала в Москве я поехал к другому дяде, к родному отцовскому брату Ивану. Тот жил в Воскресенске, это Московская область. Работал он при каком-то клубе, заведующим его являлся, боевой был такой. Я два-три раза ему помогал носить коробки с кинолентами от железнодорожной станции до клуба в Кривякино. Иван Иванович с семьей жил в комнате в коммуналке с общим коридором и кухней. Дядя меня устроил в ФЗУ - фабрично-заводское училище. Я в этом ФЗУ учился 2 года по специальности электрик. Платили стипендию 75 рублей в месяц. Неплохо по тем временам. Да и робким я был, девчонок боялся, не было особых трат в связи с женским полом. Жил в общежитии.
По окончании училища меня направили на работу аж на Урал на станцию Хромпик (ныне Первоуральск) на химзавод. Заехал ненадолго домой, прежде чем отправиться в Свердловскую область. Вредность для здоровья на этом производстве, однако, была большая. Я испугался и сбежал с химзавода. По собственному желанию уволился. Те, кто там работал, испытывали негативное воздействие. У них неладное творилось с носовой перегородкой из-за газа. Говорили, что у каких-то людей нет носовой перегородки. (Возможно, речь идет о перфорации носовой перегородки - О.Д.) Да и я сам чувствовал, что что-то неладное начинается или с горлом или с носом. Плохо дышать там было. Как уяснил всё это, поспешил написать заявление об увольнении. Там ещё мы покупали ручные часы вскладчину. Своей зарплаты на них не хватало. Значит, отдал я свою часть с получки товарищу. А своих часов уж не дождался, сбежал оттуда, и мои деньги так и остались "на руках друга". Как меня рассчитали, я поехал не домой, а мимо - обратно в Москву, опять в Воскресенск к дяде Ивану.
Дядя Иван устроил меня на работу на химзаводе электриком. Возился с кабелями в цехах, где с 1931г. производились удобрения из-за близости месторождения фосфоритов. Завод находится у станции. В километре от него был располагался поселок Кривякино с трех-четырех-этажными деревянными домами. Там я жил в общежитии. Каждое утро и вечер сотни людей шли пешком по большой дороге к заводу. Автобусы там не ходили. Недалеко от тех мест протекает река Москва, был разбит парк. Зарплата была рублей 120 или 150. На еду хватало, с приобретением вещей бывало сложнее.
Началась война. Воскресенск не бомбили, но наш завод должен был эвакуироваться. Враг приближался к Москве. Я уехал тогда, не дожидаясь эвакуации, в свою деревню в ноябре 1941г. Написал заявление и меня почему-то отпустили. Бардак какой-то творился. (Оборудование завода в 1941 году было подготовлено к эвакуации. Продукция не выпускалась, работы в цехах не было. Ввиду близости призыва в армию молодого электрика не стали задерживать. - предположение О.Д.) Неделю ехал от Москвы (Казанского вокзала) в сторону Моршанска до своей станции.
Приехал домой, сразу в районном военкомате встал на учет. На работу никуда устраивался, дома помогал по хозяйству, ждал призыва. Приезжаю в военкомат. Меня принимают и предлагают. - "Пойдешь в лётное училище? Если согласен учиться на лётчика, то мы тебя отпускаем домой. Посоветуйся с родителями, с друзьями и жди повестку." Возвращаюсь домой. Посоветовался с друзьями. - "Как же, конечно, иди. Ты же лётчиком будешь! Увидишь небо!" А быть лётчиком - моя мечта. Я написал заявление о том, что готов добровольно пойти в авиацию. Отослал по почте. Присылают повестку. Взяли 24 февраля в армию, только в сухопутную, летать, увы, мне не довелось. Крыльев не хватило. Незадолго до мобилизации младшего сына призвали ( 6 февраля 1942г.) моего отца. Проводили Андрея Ивановича в армию. И пропал младший сержант Лазуткин без вести на войне в мае 1942г. Не нашел его следов, хоть разыскивал папу. А старшего брата Николая взяли в армию чуть позже меня, он чем-то болел, потому получил отсрочку. Так мама осталась в 1942 году одна. В нашем опустевшем доме разместили сельский медпункт, работал фельдшер. Тракторист Коля стал на войне танкистом, можно сказать, бил врага по специальности. Брату повезло, был ранен, вернулся ещё во время войны в деревню.
(Согласно закону "О всеобщей воинской обязанности" на действительную военную службу призывались граждане, которым в год призыва (с 1 января по 31 декабря)исполняется 19 лет, а окончившим среднюю школу и ей соответствующие учебные заведения - 18 лет. Призыв должен был проводиться в ноябре-декабре. Военный призыв 1941 года проходил 10-20 октября 1941г. Родившихся в 1923г. разрешалось, по постановлению НКО 459 сс от 11 августа 1941г., по мере той же необходимости призывать в 1941г. Причём юридически оставаясь, с одной стороны, в рамках закона (по исполнении 18 лет), призыв этой категории граждан обозначался как досрочный призыв в добровольном порядке. - / В 1941г. средним считалось образование 10 классов, т.е окончивших 10 классов 1923 г.р. призывали практически всех в 1941г. Но, видимо, военкоматы в Пензенской области в 1941г. не спешили призывать всех юношей 1923 года рождения, облвоенкомат сместил часть призыва на начало 1942 года. - О.Д.)
Принес почтальон повестку. Посадили 2-3 призывников 1923г.р. на повозку с лошадью и повезли в Башмаково километров за 10. Прибываю в военкомат, а мне и моим товарищам (им тоже предлагали в летчики пойти) говорят. - "Мы уже набрали учащихся в лётное училище." Обратно, конечно, ребят домой щи хлебать не отпустили. Кого куда распределили.
Меня направили в Куйбышев в Приволжском военном округе, в радиотехническое училище. Приехала туда группа на поезде с сопровождающим. Занятия радистов проходили в классе. Жили без отрыва от "производства". В конце дня парты сдвигали к стенке, а на полу стелили матрасы - мешки. Тут же и спали. Вставали утром, матрасы убирали, ученические парты ставили на место. И снова учились. Тактические занятия, строевая подготовка на улице, конечно, проходили. Что такое радист? - Рации на плечи, пошел. Рацию снял и стал отбивать точки и тире. Морзянку как изучали! Ти-та! Та-та-та. Целый день за партой руку набивали на приборе, большей частью под диктовку. Развивали слух. Друг с другом тренировались принимать и передавать сообщения, находясь и в одном классе, и в разных помещениях. Преподаватель выяснял, кто как принимает и передает сигналы. Я без ложной скромности скажу, - хорошо работал, воспринимал морзянку, был в рядах лучших. Поэтому меня собирались направить в сержантскую школу.
На параде (1 мая) знамя нёс впереди части, два человека шли со мной по бокам. Принял в Куйбышеве присягу 1 июня 1942г. Месяца три побыл только в училище - до 6 июня 1942г.
Если признаться, то я натворил там что-то, подрался. Сержант заставил меня что-то делать, а я запротивился. Получил наряд вне очереди. Тут и получилось подраться с сержантом. В результате меня не отправили продолжать учёбу в школу младших командиров - сержантов. Послали рядовым связистом в Горький.
В Горьком определили вроде бы меня в гвардейскую часть, на катюши радистом. В Горьком как раз готовили расчёты для катюш, в каждом расчёте должен быть радист. Но я не пошел на войну в составе реактивной артиллерии. Мандатную то комиссию в Горьком прошёл. Но была ещё медицинская комиссия. На ней солдата спросили: "Чем болеешь?" - "Ничем." - "А на что жалуешься?" А у меня пальцы зимой мёрзли. Я и говорю, не подумав: "У меня пальцы зимой мёрзнут". Они аж белые становятся. И зачем так сказал? Меня не взяли поэтому на реактивные установки. Только во дворе части эти боевые машины и видел. Я и не знал, что это такое тогда. Только потом понял, какую глупость совершил, не воевал на этой легендарной машине.
Поэтому то я попал в самые настоящие стрелковые части - в город Цивильск в Чувашской АССР. Поехал туда в группе солдат, - взвода или даже роты. Подружился по дороге с одним парнем. И так не хотелось с ним расставаться, что не сказал никому, что я радист, а то бы стал полковым связистом, ползал бы с катушками по местности. В первом запасном полку погоняли по полю и отправили на фронт. Дня три, может неделю или даже больше, занимались, пока комплектовали части. Стрельб из винтовок не было, короткими перебежками двигались по полю без оружия и даже без саперных лопаток. Так проходили тактические занятия. Оружие мы только на фронте получили. Каким-то образом в том краю мне с другом случилось зайти в местную столовую в деревне. Кажется, посылали нас с каким-то заданием из части. Так кормили в той столовой только супом из крапивы.
Посадили вскоре снова на поезд и прибыли солдатики летом 1942 года на Калининский фронт. С 6 июля 1942г. я был зачислен в 362 дивизию (22 армии). Это была сибирская дивизия (из Омска). К тому времени она понесла значительные потери (Ржевско-Вяземская наступательная операция (8 января - 20 апреля 1942 г. -О.Д.), часть пополняли. Когда я прибыл, дивизия находилась в обороне. Дивизия стояла в районе Нелидово. Железная дорога проходит Москва-Ржев. Нелидово находится дальше Ржева. Прибывших солдат разобрали по частям. О предыдущей истории дивизии можно прочитать https://www.province.ru/ryazan/s-polichnym/semeynaya-relikviya.html
В лесу солдат выстроили. Привезли автоматы ППШ, вручили. Впервые я держал в руках оружие, с которым мог защищать Родину. Никто и не знал, как с автоматами обращаться, стали изучать. Летом 1942 года по приказу Сталина организовывали загрядотряды. Я попал в такой загрядотряд в составе дивизии. Это был 249 особо-заградительный батальон. Батальон стоял позади передовой линии. Наша задача была вылавливать парашютистов, шпионов, диверсантов. С немецких самолетов разбрасывались листовки. Мы должны были их собирать и сдавать. Я нашёл 2-3 листовки. В крайнем случае, если так получится, что наши части будут отступать, задерживать солдат и вступать вместе с ними в бой с врагом. К счастью, ситуация отступления при мне не случилась. Немецких парашютистов тоже не привелось встречать. Я ходил в патруле - по 5-6 человек посылали на обход. Наряд ходил вдоль железной дороги между частями. Однажды задержали одного подозрительного человека с перевязанной рукой. Передали его в штаб. Это мог быть, например, дезертир.
В штабе потребовался вражеский язык. Решили послать за ним во вражескую траншеи с двух сторон сразу 2 группы по 12 человек во главе с офицерами. В заградотряде кликнули добровольцев, я вызвался пойти. На первый день была назначена пробная разведка к деревне. Мы должны были в светлое время суток прощупать подходы на нейтральной полосе, но к немцам на позиции пока не лезть. Идти за языком предполагалось ночью. Перед выходом я написал прощальное письмо домой, написал о том, что если не вернусь, погибну героем. Положил его под ветки на лежанке в землянке, на ветки мы клали плащ палатку как подушку. Пошли, значит, на задание. В леске росла малина, черника, но мы ягоды не рвали, не ели, хоронились изо всех сил. С другой стороны шла вторая группа. К сожалению, она напоролась на минное поле, кто-то подорвался. Немцы их обстреляли. Погибло два человека. Мы вернулись благополучно, они с потерями. Меня послали в штаб с письменным донесением о выполнении задании. Там я и услышал, что случилось с нашими товарищами. Мне передали письменное распоряжение о том, что поход за языком отменяется. Вернулся я в землянку и свое письмо разорвал.
Я был вроде порученца при командире. Выполнял его задания, ходил и за дополнительным пайком - офицерским, печенье, сливочное масло, сигареты. Он иногда делился. Откусишь кусочек масла. На войне я пристрастился к курению, махорка была из наших краев, моршанская. Я уж после войны офицером заезжал в гости к родственникам в Моршанск. Меня пригласили на крестины, я стал крестным отцом. Стоял смирно при обряде, руки по швам, сам не крестился рукой. Я же коммунист, хоть и был крещеный. Когда же махорки на фронте не хватало, собирали листья березы, осины, обертывали их газетной бумагой и просто курили дым.
Кто-то мне сказал, что слышал о солдате Лазуткине. Я подумал, что это мог бы быть мой отец. Я везде спрашивал о нем, даже отпрашивался в соседнюю часть, на которую мне указали. Однако нам не довелось больше встретиться.
Несколько месяцев наши войска стояли здесь на одном месте, мне даже не пришлось на Калининском фронте окапывать новые позиции. Между нами и немцами проходила железная дорога. Шла перестрелка из пулемётов. Из пулемётных точек периодически вели обстрел немцев. Есть кто в прицеле, нет, обязательно давали очередь в сторону врага. Вели так называемый беспокоящий огонь. Пули часто попадали в рельсы. Хотя стреляли, конечно, поверх, всё равно часть пуль попадала в бруствер, часть в рельсы. Причем не только рикошетили, но и пробивали железо. Рельсы были все в дырках, как будто просверлены. Шейка рельсов пробивалась с расстояния 100-150 метров. Немцы также с такого же расстояния вели по нам такой же огонь, делали авианалеты и артиллерийские обстрелы. Летит поверх голов снаряд. Если слышим его, то не скрываемся, голову не прячем в блиндаже или окопе. Знаем, что перелетел.
В обороне проводились и тактические учения. Сначала с автоматами без патрон. Как изучили матчасть, дали и патроны.
Один командир роты - старший лейтенант проводил учения с солдатами. Решил показать, как взрывается противотанковая граната. Расположил своих солдат вокруг большой воронки от снаряда. Вокруг неё из-за взрыва образовалась небольшая земляная насыпь. Бросил поверх солдат гранату в воронку, но попал не в яму, а на насыпь. В результате несчастного случая кого-то убило или ранило. Старлейта судили, разжаловали до лейтенанта или даже рядового, присудили отправить в штрафбат.
Мне пришлось его сопровождать, но всё же не в качестве только конвоира. Он должен был с предписанием явиться в другую часть. Сопровождающий должен был получить в штрафбате документы и отвезти в свою часть. Но офицер был без оружия, как арестованный, а я с карабином или автоматом. Километров сколько-то шли туда пешком. Переночевал в штрафбате, на другой день ушёл обратно, а он остался.
Через какое-то время я услышал разговор о том, что он снова в части и восстановлен в звании, и получил награду. Вместе со своими штрафниками решил достать немецкого языка. Пошёл в разведку, в которой достали в ней языка. Хорошо, наверно, язык попался. С этого офицера сняли судимость.
В части выпускали боевые листки. Я был назначен редактором боевого листка. Хоть не любил я в школе русский язык, на фронте всё полюбишь. 7 классов образования - это было немало по тем временам. Выдавали бланк и на нём писались заметки от руки ручкой или карандашем. Писали прежде всего о том, как ты будешь воевать. И должен не только ты от себя написать что-нибудь хорошее, а и кто-нибудь другой что-то по делу сочинить. А кому охота? За всех товарищей мне приходилось писать. Приходишь к солдату, - напиши заметку! - Да чего я буду писать? Не знаю о чём. - Ты напиши то-то и то-то,например, Я пойду в атаку, буду стрелять во врага, буду за собой вести вперёд остальных бойцов. - Да нет. - Давай я напишу, а ты подпишешься. - Хорошо. Написал боевой листок, повесил на дерево в единственном экземпляре. Был однажды смотр такой полевой печати. Всех редакторов боевых листков дивизии собрали на конкурс в Нелидово в штабе. Мой боевой листок признали самым лучшим. Писал все листки сам, собирал их. С ними и пришёл на конкурс. Мне за это дело присвоили звание сразу старший сержант, а был то я рядовой. Назначили командовать отделением.
Командир батальон был по национальности цыган. Увидел меня без погон после моей победы на конкурсе. - А, Лазуткин, почему ты без знаков различий? - У сержантов то должны быть треугольнички в петлицах, три - старший сержант, две - сержант, одна - младший сержант. А у лейтенантов кубики. Я говорю: "Нет у меня." - "Нитками возьми и обозначь". Так было. Или из консервной банки сам вырезаешь треугольнички и приколешь длинными усиками, или обозначаешь своё звание нитками с помощью иголки. Белыми нитками я обозначил в петлицах, что теперь старший сержант. Затем заменил их, из банки сделал железки для знаков отличия.
В операции Марс (25 ноября -20 декабря 1942г.) наш заградбатальон не участвовал. Слышал только, что на участке нашей дивизии проходила разведка боем силами одной роты. Рота пошла в атаку днём, проверяли оборону немцев, определяли их огневые точки. Дали им белые масхалаты и, кажется, лыжи. Пустили их на лыжах или как - в масхалатах в атаку. Их обстреляли, они залегли. На этом атака закончилась. У нас были потери, не знаю какие.
О.Д. - В Википедии по 362 дивизии написано следующее "В ходе операции 'Марс' с 25.11.1942 атакует врага на второстепенном направлении в общем направлении на Осиновцы - Оленин с запада, несколько продвинулась, но уже на второй день прекратила наступление, что говорит о том, что скорее имела место имитация наступления. Это же подтверждается немецкими данными о том, что дивизия наступала развёрнутой цепью в лоб, без всякой скрытности. Потери дивизии при этом составили 267 убитых и 416 раненых в период с 25.11.1942 по 10.12.1942г." Петр Андреевич: про указанные выше такие большие боевые потери дивизии я не слышал.
Новый год был на Калининском фронте. Водки не помню, чтобы нам давали.
Наши позиции находились в районе Нелидово как бы в клину. При общем нашем наступлении (Ржевско-Вяземская операция 2-31 марта 1943г. - О.Д.) немцы на нашем участке не стали вступать в бой. Сами отступили. Нелидовский район был освобожден полностью от врага 2 марта 1943г. Здесь мне не пришлось участвовать в боях.
Дивизию направили в 1943 году на Центральный фронт. Ехали через Москву. В Москве помыли в бане, одели во всё новое. Обратно посадили на поезд и поехала дивизия в сторону Тулы в апреле 1943 года. Стали там рыть окопы, обучаться. Я уже не служил в заградбатальоне, а был командиром отделения в 1206 стрелковом полку - с 14марта 1943г. В отделении 12 или даже 15 человек. В моем отделении было 2 ручных пулеметов Дегтярева и автоматы. В других взводах были и карабины.
Дивизия до орловско-курской операции до июля 1943 года находилась недалеко от Мценска. Всё это время мы учились воевать. Бегали по полю, ходили маршем. Идем, идём, вдруг звучит приказ - развернуться в цепь. Разойдёмся в цепь. - Стоп! Остановимся. - Окопаться! - Команда: Лёжа окопаться! Или в колено окопаться! То есть сидя можешь укрываться в таком окопе. Или роешь так, что стоишь в глубоком окопе в полный рост. И так целый день копаем землю маленькой саперной лопатой. А если надолго остаемся в одном месте, то траншеи роем, соединяем окопы ходами. Потом эти окопы закапываешь и обратно становишься в строй. Где попало рыли на полях. Но, конечно, не прямо на посевах ржи или картошки. Однажды, впрочем, прервались будни, приехали артисты и дали солдатам концерт на свежем воздухе.
Перед орловско-курской битвой мне предложили вступить в партию. Я согласился, написал заявление - Я обязуюсь быть честным коммунистом... Мне давали рекомендации. Где-то на поляне собрались коммунисты, человека три и приняли меня кандидатом в члены ВКП (б).
"В апреле 1943 г. дивизия была передислоцирована в район Щекино Тульской области, совершила марш на запад в район станции Чернь, до июля 1943 оборудовала тыловые оборонительные позиции, затем совершила марш в направлении Спасское-Лутовиново. 5 июля 1943 года началась битва на Курской дуге. Утром 18 июля 1943 года гром сотен орудий возвестил о наступлении Брянского фронта. Части 362 стрелковой дивизии прорвали сильно укрепленную оборону противника в районе Панама (35 км у югу от Мценска) и погнали фашистов на запад. За три дня освободили 50 населенных пунктов" Из истории 362-ой дивизии по интернет источникам.
Немцы хотели взять реванш на орловско-курской дуге. 362 дивизия в оборонительных боях не участвовала, она в той операции наступала, преследовали немцев. Переход на фронт был днем и ночью, солдаты на ходу спали в строю. Если видим в темноте огоньки пожаров, то это это означает, что немцы отступают, поджигают деревни. Мы идём за ними. Немцы остановились, открыли огонь. Разведка впереди приняла бой. Наша колонна остановилась, развернулась, занимает позицию. Потом мы опять начинаем наступать, идем в атаку, немцы отходят. Они упорно дрались. Однажды даже пришлось отступать. Наша цепь повернула по какой-то причине вспять. Врага не вижу, но тоже отступаю. Полкилометра пробежали, наверно, пока командиры не остановили.
Спокойствие, тишина, - как будто ничего и нет. Нет, поднимают, и снова в путь. И снова роем окопы. Вдруг прилетела мина и попала в окоп. Солдата, что был в нём, там же и похоронили, и позади даже холмика не остается. На войне поговорил с человеком, он тебе стал другом. А завтра его уже и нет. Один солдат в деревне набрал во фляжку меда из улья. Подходит ко мне. - Петро, у тебя хлеб есть? - Есть. - Пойдем со мной, я мед раздобыл. Какое же вкусное было это лакомство!
На наши позиции как-то пришла свежая часть, говорят, подъехала на мотоциклах. Их командир давал приказание двигаться вперёд короткими перебежками. Они замещали нас, мы должны были, кажется, тогда встать в строй и уйти на другое место. (Или они нас там не замещали, а усиливали?) Мы ещё удивлялись тому, что пришли свежие люди, которые в бою не бывали. Нам то дают постоянно команду - Вперёд! (И только вперёд.) А тут - Вперёд короткими перебежками. В таком режиме учения проходят. Видно их научили, с тем и пришли на фронт. (Возможно, речь идет о 51-о отдельном мотоциклетном полке - О.Д.)
Неоднократно я ходил в атаку. Крупный бой случился в июле 1943г. (речь идет о 17.07 - О.Д.) Помню, день стояли, окапывались и ждали приказа. Поступил приказ. Утром в 4 часа будет артподготовка и после неё мы должны идти в атаку. Командир взвода собрал перед боем командиров отделений. Он определил каждому отделенному задачу, в каком направлении идти при атаке. Тогда дали выпить по 100 грамм водки утром перед боем. Комвзвода сказал командирам отделения - Давайте выпьем! Но я не стал у него пить в блиндаже. Выпил уже в траншее с бойцами. Солдаты говорили меж собой: "Сейчас пойдем в бой. Меня убьют. А меня ранят." Если ранит, это было как награда, об орденах и медалях не думали.
Боевой донесение N240 командиру 362 д. от командира 1206 сп. Противник на рубеже Калмыково-Грачи (Грачевка?) продолжает занимать оборону. Подразделения СП вышли из района расположения в 22.00 16.07.1943, прибыли в 1.00 (ночи) 17.07.1943. 1 и 2 сб (расположены)- по фронту, 3 сб в стыке во втором эшелоне.
У меня в отделении служил один солдат-пулемётчик (с ручным пулеметом Дегтярева), Солопов Василий Иванович. Он был 1898 года рождения, как и мой отец. Служил с ним ещё в заградотряде. Я уходил на совещание, возвращаюсь, - должен остаться по идее мне один сухой паёк. А он: "Петя, я тебе тут покушать приготовил, давай садись, кушай." Он мне перед тем боем и говорит: "Пойдем в бой, чувствую, что меня ранит. Я обязательно поеду к своим родителям. Расскажу, как мы были, как мы жили. " А я говорю: "Чувствую, что меня убьют." Мы обменялись с Василием Ивановичем солдатскими медальонами, чтобы написать родным друга в случае, если кого-то убьют. Такие обмены жетонами смерти происходили между бойцами.
На рассвете (здесь возможна неточность по времени рассказчика - О.Д.) началась артподготовка. Очень недолгая, хотелось бы побольше. Справа пошли в наступление наши войска. Видим, поднялась цепь. Пора. Выкидываем противогазы, снимаем их, чтобы не мешали. Команда: В атаку! Мы из окопов выскакиваем. Кричим: Ура! За Родину! За Сталина! Вперед! Наступаем на деревню. Перед ней поле, растет рожь, картошка. Бегу по этой ржи вперёд. Кричу, стреляю из автомата, патроны не жалею. За мной двигаются бойцы. Немцы по нам стреляют. Один солдат кричит: "Я ранен!" Я кричу: "Вперёд!" Вдруг - Бах, - мне в голову пуля ударила. Снимаю каску. Пуля пробила каску, пилотку. Схватился за голову - кровь течёт. Пуля пробила каску и сделала рикошет. Задела голову и выскочила из каски, пробила её во втором месте. Вторая пробоина сбоку - во какая большая!
Из боевого донесения n241 командира 1206 сп командиру 362 д. Написано синим карандашем на клочке бумаги, читается с большим трудом. - "В 11.20 17.07.1943 после артиллерийской подготовки, длившейся в течение 15 минут, СП перешел в наступление на рубеже севернее Суворово. Противник сильно укрепил свой передний край стрелковыми окопами, ходами сообщений, огневыми засадами пулеметов." Из журнала боевых действий 1206 полка: "Задача занять Бородинский, Головинка, Бородинка, Калмыково. На наступательный рубеж батальоны прибыли в 1.00 (17.07). К рассвету батальоны окопались. Всю ночь противник вел интенсивный арт.минометный огонь по производившим оборонные работы... "
Я укрылся в воронке от снаряда. Достаю из сумки индивидуальный медицинский пакет. Разорвал его, бинт вытащил, он пропитан каким-то раствором. Замотал себе голову. Одел снова каску, а в ней две дырки. Уже никто вперёд не бежит. Ни справа, ни слева. Никого не видно вокруг. Кто залег, кто ранен или убит. Я сижу один в воронке. Надо что-то делать. Поменял диск в своем ППШ, я уж один успел расстрелять в атаке. Ещё один заряженный был в подсумке, а ещё патроны к ним для подзарядки. Высунулся, давай из автомата строчить в сторону противника. Пострелял, а что дальше делать? Ранен всё же. Двинулся назад в тыл, пошел перебежками или пополз, не помню. Увидел тут своего залёгшего бойца, спрашиваю: "А где, Василий Иванович?" - "А он убит." Вот и съездил мой дорогой товарищ домой. Встретил командира батальона. Увидал меня, спрашивает: "Ты чего?" - "Ранен в голову." Я же в каске, бинт сразу не виден. - Давай в медсанбат немедленно. Санитаров в боевых порядках или позади них я в тех боях на орловщине не видел.
Иду в медсанбат. Вижу и танки наши, и артиллерию. Сила большая. Не дождались, выходит танков, пошли без них в бой. По дороге в медсанбат я отдал свой автомат и диски к нему одному артиллеристу и взял взамен у него карабин. Артиллерист у меня сам попросил автомат. (В медсанбат надо было являться с оружием, которое там всё равно сдавалось. - О.Д.)
В медсанбате меня приняли, перевязали и оставили. Кругом и раненые, и убитые, и люди кричат от боли. Народа много, никому дела до меня нет и не кормят. Я провел там только одну ночь. Утром встал голодный. Там и не кормили. У палатки лежит ворох оружия (которое сдали раненые) - и пулемёты, и автоматы, и карабины. Я выбрал себе автомат, на плечо его повесил и назад пошёл, догонять свою часть.
Сбежал, значит, я из медсанбата, догоняю часть. Пока шёл, попал под немецкую бомбёжку в деревне. Я упал, прижался к матушке земле в сухом ручье. Если бы меня краном отрывали от земли тогда, не оторвали бы, так крепко прижался. Самолёты побомбили и улетели. Встретил полевую кухню. Мне повар щедро насыпал каши в котелок, который у солдата, как и ложка, всегда с собой.
За деревней я догнал часть, она задержалась. После того боя таких лобовых атак мы не предпринимали. (Скорее всего, Петр Андреевич рассказывает выше как раз о переходе в наступление 362 дивизии в составе 3 армии Брянского фронта у дер. Панамы в Орловской области 17-18 июля 1943г. - О.Д.) Родным Солопова я написал письмо с печальным известием, хотя оставались какие-то сомнения, тело друга так и не увидел.
Наступление продолжалось. Я был вроде связника при штабе батальона (или роты?), который находился на высоте. Впереди наши солдаты наступали на деревню. К передовым частям была протянута связь. Эту проводную линию в ходе обстрела мина разорвала. Мне командир дал приказ немедленно добежать до цепи, передать главному там следующее обещание. - Кто первый войдёт в деревню, тот получит немедленно орден, которым его наградят прямо здесь же. Я побежал с автоматом, гранатами и с пистолетом, у меня уж он был, вроде как командир уже. Увидел воронку, в которой лежал разорванный провод. Я взял в руки оба конца разорванного провода и показал их издалека офицерам штаба. Мол, повреждение находится здесь, пускай связисты идут устранять порыв. Побежал дальше, присоединился к солдатам уже у самой деревни и вошел с нашей частью туда. Цепи тогда уж никакой не было, все вперемешку. Команду то я передал, но солдаты уж эту деревню освободили. Кого награждать? Так никому орден и не вручили.
Несколько немцев в той деревне сдались в плен. Этих пленных надо же направить в тыл. Нужно выделить сопровождающего, охрану. А людей то лишних в боевой обстановке нет. Тот командир выстроил этих пленных - 4-5 человек в овраге. Подходил к каждому. - Жить хочешь? Тот по-немецки что-то бормочет. А офицер ему пулю в грудь. И так всех расстрелял.
(Возможно, что в этом бою Пётр Андреевич исполнял обязанности замполита роты или уже был комсоргом батальона, на это косвенно указывает воспоминание, что у него был пистолет. Или могу предположить, что в предыдущем бою (выше) из строя выбыло почти всё его отделение, а потому его оставили при штабе. - О.Д.)
После какого-то боя мне приказали сопровождать две повозки с ранеными в медсанбат. В каждой повозке по 2-3 раненых. Я ехал на передней повозке. Заехали в деревню, она была освобождена с боем. Еду по улице между домами, как бы в долине. Вдруг вторая повозка попала колесом на мину. Мина взорвалась. Повозку пополам, раненых разбросало в сторону. Один из них кричит: "А где моя кухня?" Это был повар, ему оторвало ноги, он недолго жил. Ногу я другому раненому перевязал, переложил на свою повозку. Лошадь мне пришлось пристрелить, круп ей разворотило. Велел забрать на мясо местным жителям. Приказал им и похоронить убитых. В рюкзаке кашевара оказалось новое офицерское обмундирование. Отдал и его гражданским лицам. Поехали дальше. Раненый, которого переложили к себе, кричал: Пить, пить. Напоил его в деревне. Довез живыми я только двоих человек, а один скончался в дороге, кажется, из-за потери крови. Перевязали его как умели, - рубахой, в той деревне, думали, что крепко.
Дивизия не дошла 8 километров до Орла. Орел освободили 5 августа 1943г. уже другие части, а нашу 362-ую отправили на краткое переформирование. Пополняли нас буквально на ходу. От полка остался в строю в ходе наступления, наверно, только батальон. Пополнение пришло из Казахстана, Киргизии, с освобожденных территорий. После пополнения пошли в сторону Брянска. Прошли Карачев, его уже освободили 15 августа.
Боевое донесение N17 в штаб 362д. "К 17.45 09.08.1943 1206 сп занимает северную и западную окраину н.п.Краснознаменец(?). Противник занимает оборону по шоссейной дороге, идущей с Орла на Карачев."
На переформировании меня назначили освобожденным секретарем комсомольской организации батальона, я же был кандидатом в члены ВКП(б). Организовывал комсомольские организации рот. После боев роты изрядно поредели, комсоргов не было в строю. Надо было выяснять, кто из прибывших с пополнением комсомолец, кто нет, кого надо принять. Считалось, что при каждой роте должна быть комсомольская организация. Например, в дивизии издавалась фронтовая газета. Эту газету нужно донести до каждого солдата, прочитать ему, если не умеет читать толком. Эта партийно-политическая работа выполнялась через комсоргов. Сами боевые листки в боях летом 1943 года, как то было на нашем спокойном участке Калининского фронта в 1942 году, мы не выпускали. Ещё комсорги собирали членские взносы. Рядовой получал на войне 45 рублей, кажется. Большей частью пересылали деньги сразу домой, не получая на руки. Финансовая часть на то была. Если память не изменяет, я получал 400-450р. и отсылал матери. После повышения в штаб послали представление на присвоение мне звания младшего лейтенанта. Так и не узнал судьбу этого представления. Однако ждал присвоение звания, обзавелся портупеей, носил пистолет в кобуре.
Опять же, идем в атаку. Что делает комсорг? Бежит вперед, строчит из автомата - За Родину, за Сталина - поднимает бойцов своим примером, следит боковым взглядом, чтобы не отставали. Пополнение в дивизию приходило из Средней Азии. Казахи, узбеки, - если кого-то из них убьют, собираются, говорят, в кучу тут же вокруг земляка. А в бою это же нельзя делать. Выходцев из Средней Азии рассредоточили по ротам, по взводам. Однако они собирались в кучу на позициях, галдели на своем языке. Мне приходилось разгонять их, чтобы не было демаскировки. Однажды захожу в дом, они собираются печку истопить вместо того, чтобы пойти на позицию. Напихали в печку бумагу, сейчас зажгут. Я выгреб бумагу, а в ней боевой патрон завернут. Не заметили его ребята. Показал патрон бойцам, - рванул бы он сейчас. Они разошлись.
В районе станции Жуковка под Брянском мы переправились без боя через речку и пошли в наступление на какую-то деревню. Я шел в цепи с бойцами. Здесь 12 сентября 1943 года меня ранило в левую ногу шальной пулей. В деревню мы уже вошли. Я находился при штабе, - группа командиров собралась у дома. Пробила ногу под коленкой. Командир приказал оказать мне помощь. Перевязали тут же, на лодке через речку переправили. На машину погрузили, я уж сознание потерял. Нога опухла. В вагон внесли на носилках и отправили в эвакогоспиталь n1507 в Кострому. В Костроме я пролежал долго, чуть ли 8 месяцев до 14 мая 1944г.
После госпиталя меня направили учиться в Винницкое пехотное училище, в годы оккупации Украины его эвакуировали в Суздаль. К концу войны срок учебы на офицера удлинился, поэтому я учился целых 2 года, пока получил звание младшего лейтенанта. После окончания войны училище перевели в Новоград-Волынский, оттуда в Винницу, затем в Черновцы. Только в Черновцах летом 1946г. я закончил учёбу и получил звание младшего лейтенанта. Хотя учеба происходила на территории Западной Украины, тогда мы с бандеровцами не сталкивались.
Учился я неплохо. Два раза стоял в карауле при знамени училища. В Суздале держали пленного фельдмаршала Паулюса после Сталинградской битвы. Курсантов заводили на территорию Спасо-Евфмиевского монастыря, показывали здание, в котором ещё недавно содержался Паулюс. Самого то фельдмаршала мы не видели, его уже не было в городе.
Однажды после тактических учений курсантам читали в классе лекцию об атоме, ядерном оружии. Парт не было, рассадили по стенкам на полу. Все уставшие были после учений, засыпали на лекции. Когда преподаватель рассказывал об атомном взрыве, вдруг один заснувший курсант как издаст из пятой точки громко - Пук! Весь класс захохотал от такого "атомного" взрыва. Курсант вскочил смущенный.
Когда училище переводили из Суздаля в Новоград-Волынский, нужен был транспорт. Курсантов направляли на дорогу задерживать машины, идущие в сторону железнодорожной станции (вероятно, Владимира - О.Д.). Два или три человека стояли на посту, останавливали машины и приказывали ехать в училище перевозить имущество. Не было своего транспорта.
Учились непрерывно. В Новограде-Волынском курсантов отправляли вдвоем патрулем по городу уже после занятий. Заходили на базары, в кинотеатры, проверяли документы при необходимости. Можно было посмотреть кино таким образом, часть киносеанса.
После училища из Черновцы я был направлен в Жмеринку в 15 гв.стрелковую дивизию (50 гв.стр.полк). Служил командиром взвода в Прикарпатском военном округе 14.08.1946-16.05.1947гг. Жмеринка - узловая станция. Поезда с запада везли наших демобилизованных солдат. В местном ресторане они широко гуляли. Их сажали обратно в вагоны, отправляли дальше на восток. Наша казарма была как раз недалеко от вокзала. Жмеринка был мирным городом, о бандеровцах там не слышали. Затем 16.05.1947-07.07.1948гг. служил в Молдавии в мотострелковой дивизии (86 гв. дивизия, 260 гв.стр.полк), которая дислоцировалась в Бельцах и Флорештах. Командовал здесь опять взводом. Однажды в Одесском военном округе проходили учения. Пехоту садили на самолеты. Самолет был большой, брал человек 40-60. Высаживали стрелков в районе Измаила. Двигатели ещё работали, как сильный ветер бил в лицо, когда выпрыгивал на землю. Взвод рассредотачивался по полю, солдаты занимали позиции. Я бы назвал такую операцию десантно-посадочной.
Согласно приказу, переданному шифрованной телеграммой, 7 июля 1948г. я убыл в распоряжение МГБ Украины, на усиление оперативных частей МВД-КГБ для борьбы с бандитизмом. Приехали "купцы" отбирать людей. Отбирали тогда лучших незапятнанных ничем офицеров. Меня отобрали и поехал я сначала в Киев. В столице Украины заполнял много анкет (штуки три) - всю свою автобиографию, не судимый и т.п., получал документы на новое место службы. До 20 октября 1948г. был командиром 2 взвода 7 роты 382 стр.полка 62 отдельной стрелковой дивизии внутренних войск МГБ Украинского округа. Побывал во Львове, Дрогобыче, Самборе. Думаю теперь уже задним числом, что это была своего рода практика перед тем, как направить меня на охрану особо важных промышленных предприятий. Другими словами, офицеру хотели показать тех, от кого должен был охранять предприятия. Это, конечно, мне не говорили. Однако на такую мысль наталкивает тот факт, что я был не на должности командира взвода, а его дублёром.
Я участвовал в борьбе с бандеровцами, с большими бандами в лесах. Бандиты жили в схронах, землянках. Много наших солдат полегло в этой войне. Задача - найти, обезвредить. Леса прочесывали. Участвовал в такой общей операции под Дрогобычем. Обнаружили большую банду там, окружали лес. Стрельба была, но на участке прочесывания нашего подразделения солдаты прошли тихо.
Меня чуть не убило однажды в разведке в районе Самбора. Давали под начало офицеру разведовательно-поисковую группу 12-13 человек и отправляли на 3-4 суток по деревням. Я должен был обеспечивать порядок, чтобы бандиты не появлялись поблизости. Расположился, значит, я с солдатами в сельском совете. Постелили солому и заснули. Утром встаю, ко мне приезжают с части: "Что ты здесь, тв..м., спишь! Рядом с тобой весь колхоз уничтожили, спалили!" Отругали. Я отвечаю: "Это же не мой район, я за него не отвечаю." Говорят: Продолжай свою службу. Уехали.
Я остался и думаю: Вот сволочи! Бандеры спалили скирды собранной ржи, разграбили магазин, убили продавца и сбежали. Вроде я виноват, рядом был и ничего не делал. Думаю: Найду их! Взял карту. Посмотрел. Так, они, верно, в этой деревне (не моего района) укрываются, ближе к месту своего разгула.
Со мной был оперативный работник - капитан. Это помимо солдат. В эту же ночь выхожу с ним в эту деревню. Свою группу разбил на 2 части, одну группу - 6 человек послал в засаду в лес за деревней. Когда бандиты побегут в лес, их там должны были встретить огнём и уничтожить.
При подходе к деревне попался один мужчина. Я спросил: Есть кто-нибудь? - Никого нет. Отпустили его. Идём дальше. Навстречу идёт ещё один мужчина. Оперативник окрикнул его: "Стой, вуйко!" (вуйко - дядя по-украински). И так случилось, что в доме, куда шёл этот, как оказалось, связник, находились бандиты. Часовой их услышал крик "Стой" и сразу открыл огонь по моей группе. Оперативника ранило в пах. Я приказал открыть огонь. Того, кого окликнули на улице, ранило. Часового их убили. Бросили в окно гранату. Она взорвалась. В доме поднялся крик, шум! Бандиты (человек 5) выпрыгнули из окна и давай от нас бежать. Бежали то они в сторону засады. Там тоже закричали: "Стой!" Бандиты открыли огонь. Ранили солдата моего. Несмотря на засаду, всё равно бандиты убежали. Убитых и раненых от них не осталось. Может, были, но унесли с собой? В суматохе я дал команду выпустить в небо Ракету из ракетницы - для освещения, а вторую ракету - в стадову! ( здесь - скотный сарай). Ракетницу в моей группе имел при себе один солдат, а не офицер. От второй ракеты по соломенной крыше сарай рядом с домом загорелся, огонь перекинулся на дом. Пожар, хозяин дома остался в нем, был уж ранен иль убит при взрыве, сгорел. Народ сбегается, шум, пламя.
Я приказал отойти от дома, раненых перевязали. Провели ночь в другом доме.
Приехала группа со штаба разбираться. Меня сначала разоружили, забрали пистолет, автомат, взяли под арест. - Почему разделил группу на две части? Должен был действовать большой группой и окружить банду. А так разрозненными силами упустил банду и имел раненых с нашей стороны. К тому же дом сжёг. Вроде как бы виновен. Оперативник то сам за себя отвечает, а я за своего солдата ответственен. Разобрались всё же что было к чему, вернули мне оружие. Забрали раненых, уехали, а меня оставили выполнять задание. Мне оставались ещё сутки на этом дежурстве.
Вернулась группа в подразделение. Что-то меня разобрало от обиды, так рисковал, а тут такие были обвинения. Выпил с горя. Зашел в штаб, слово за слово и подрался с оперативником. Посадили уже теперь на гауптвахту.
В итоге (20.10.1948г.) меня перевели в 199 полк внутренних войск МГБ, в котором я командовал взводом до 29 июля 1951г. Это было охрана промышленных объектов в г.Электростали Московская область. Думаю, что сюда меня и предполагали направить с самого начала после практики на Западной Украине. Охраняли в Подмосковье завод n12. Что делали на этом закрытом предприятии, я не знал. Не полагалось. Но там работали немецкие ученые. Солдаты охраняли и их жилье.
(В январе 1946 года И.В. Курчатов, И.К. Кикоин, Б.Л. Ванников, М.Г. Первухин и А.П. Завенягин докладывали И.В. Сталину: "Производство металлического урана организуется на заводе N 12 (г. Ногинск (и Электросталь )), где оборудуется завод по получению 100 тонн металлического урана в год свежего и 200 тонн регенерированного (отработанного в котлах). Пуск первой очереди на 100 тонн намечен к 1 июля 1946 года, а второй (на 200 тонн дополнительно) - к 1 июля 1947 года. На этом же заводе будет организовано производство металлического кальция и щавелевой кислоты для выплавки металлического урана. Для этого будет использовано оборудование завода в Биттерфельде (в Германии) после освоения нашими специалистами опыта производства этих химикатов на указанном предприятии. http://www.famhist.ru/famhist/zavin/0004a3db.htm )
С 29 июля по 23 августа 1951г. я был снова в оперативных частях, краткое время командовал взводом в 32 стр. полку 4 стр.дивизии внутренних войск МГБ СССР в Литве. 23 августа 1951г. по 17 июля 1953г. командовал 2-ой группой 4-ого отряда 1 отдела внутренней охраны МГБ СССР. Штаб части был в Клайпеде.
Командовал РПГ - это разведывательно-поисковая группа. Выходили на разведку местности под вечер 10-15 человек. Один раз мне пришлось отличиться в чрезвычайной обстановке. РПГ выходила ночью из леса. Со стороны деревни, в метрах 500 от селения, видим, идут - прямо на нас - в лес два человека. Я крикнул им по-русски и литовски: "Стой!" Они в ответ открыли огонь из ручного оружия (пистолетов?). Пуля просвистела рядом с моей головой. Я скомандовал огонь и приказал солдату выпустить ракету из ракетницы, чтобы осветить поле. Оба бандита, это оказались муж и жена, были убиты. Потерь с нашей стороны не было. Меня за это дело вызывали в Клайпеду на совещание, но наградили только денежной премией. В ресторане вместе с товарищами мы это событие знатно отметили.
После смерти Сталина в 1953г. МГБ и МВД объединили в одно МВД СССР. Нашу часть расформировали. Меня перевели (17.07.1953г.) в строительные войска, в 376 военно-строительный полк. Сначала поехал в Гагры (Абхазия), мне все товарищи ещё завидовали, - будешь в море купаться! Их то из Литвы в другие места направляли. Но строительные части оказались не подарком, в них брали парней с судимостями, приводами в милицию, разгильдяев. Дисциплина была никудышной, хоть купаться в Черном море, конечно, можно было, но комвзводу нужен был глаз да глаз. Я пошел на прием к начальству, попросил перевести меня в другие части - нестроительные. Мне вроде пошли навстречу, но не так мне хотелось бы. Через полтора года службы в Гаграх перевели на Урал - в Златоуст 20, в другую стройчасть. Я уже ездил туда, сопровождал из Гагр человек 50 солдат, переводимых в Челябинск 40. Теперь поехал сам. В Гаграх мы делали дома и, что не понравилось бы экологам, канализацию, прямо в море выводили трубу. В Златоуст 20 приехал на голое место в лес, жили в палатках, делали сначала бараки, бетонные дороги, мост. Был я командиром роты, обеспечивал организацию солдат на работы. Приходилось выполнять задачи десятника, доставать цемент. Затем направляли меня в Тулу, в Белгород, Можайск-Бородино, Казахстан в Эмбу. Стройчасти работали в системе министерства среднего машиностроения, многие объекты были секретными.
Последнее мое строительство - это аэродром в Эмбе Казахской ССР. На самом аэродроме я не был, говорили, что он для беспилотных самолетов. Я уже тогда оформлялся на увольнение, месяца три побыл в этой части, отправлял солдат как комбат на строительство дорог и др. Съездил в командировку на Урал. Напоследок побыл вышибалой, доставал на заводе трубы (диаметром 20-30 мм), используемые для подземного подогрева территории аэродрома в зимнее время, отслеживал их отгрузку.
Служил я до 1970 года. При увольнении было присвоено звание подполковника.
c иллюстрациями https://olegdushin.livejournal.com/168565.html
Литературно-исторический текст, подготовка его от первого лица Олег Душин