Вторая половина 1980-х. Под аккомпанемент газетных и журнальных статей, разоблачающих сталинизм, из магазинов помаленьку пропадает съестное. Постояв в очередях, можно купить хлеб, вермишель, сахар, соль. Картошку и другие овощи давно выращиваем сами. Полное отсутствие мясных и рыбных продуктов. Исчезли даже знаменитые консервы из рыбы минтай по 50 коп. за банку - незаменимая закусь для мужиков, над которой прежде издевались, а теперь вот только вкус в памяти остался. Неплохой вкус, надо сказать, я его до сих пор помню.
Каждый ищет съестное, как может. Партийным и металлургическим начальникам продуктовые наборы приносят прямо в кабинеты. Многие на выходные ездят в пригороды Череповца - Москву и Ленинград, билет в общий вагон стоит, как бутылка водки, и в столицах ещё не введена продажа всего по паспортам с местной пропиской. Ночь в поезде, день в беготне по магазинам, опять ночь в поезде - и недели две можно жить. При отсутствии билетов обратно можно доехать на электричке до Александрова из Москвы или до Волхова из Ленинграда, а дальше - на перекладных (проходящих поездах), расплатившись прямо с проводником.
Осенью пенсионеры ездят за десять копеек по Ягорбе на калоше - речном стоместном теплоходе, развозящем дачников, - до последнего причала и возвращаются с полными корзинами грибов. Рыбалка - отдельная тема. Раньше рыбу ловили и в черте города. Но после сброса с коксохимпроизводства в 1986 серной кислоты надолго загублена биохимочистка на очистных сооружениях, отравлено Рыбинское водохранилище и вся Волга. Выловленная рыба пахнет нафталином и растворяется в ухе, вместе с костями. При сильном нагонном южном ветре, избавляющем череповчан от металлургических дымов, Шексна меняет направление придонного течения, отрава доходит до очистных и течёт уже из кранов в квартирах.
До 1986 рыбный вопрос решался просто: в выходной берёшь с собой пару бутылок водки и едешь на катере за море. Насобирав ягод - грибов, на обратном пути меняешь у артельных рыбаков водку на рыбу. Туда - обратно хватало канистры бензина.
Ездил на водохранилище и зимой, на лыжах, так же меняя водку на рыбу. Не могу такие поездки рекомендовать всем. Преодолеть за короткий зимний день пятьдесят километров, из которых тридцать - сорок надо пройти по целине, способен не каждый. А когда налетит буран, и станет не виден берег, - в лес всё равно попадёшь. Но неизвестно, в каком месте. И когда вслед за сумерками наступает ночь, непроглядно чёрная зимой, и надо определить направление на город, приходится вслушиваться в тишину, в надежде уловить шум родного металлургического комбината. И много раз, потому что останавливаться надолго нельзя, иначе - можно замёрзнуть. В очередной раз звуки отчётливо слышны. Но не те, которые ожидались. С трёх сторон кто-то воет. Волки, наверное. Становится предельно ясно, что город - в той стороне, откуда не слышен вой.
Я не знаю, откуда берутся силы в такой ситуации. И какой орган заменяет зрение, потому что бежишь на лыжах по целине, да ещё с тяжеленным рюкзаком, не задевая деревья и не падая. И неизбежно выбегаешь на берег реки, с которого либо видны огни города, либо слышны его звуки. И, заметьте, волки меня ни разу не догоняли, быстро бегаю, наверное. Впрочем, это - неплохая тренировка перед поездками, уже летом, по тому же водохранилищу (для краткости буду называть его морем) на пятиметровом катере.
После 1986 ближайшее место с чистой водой оказалось во втором разливе Череповецкого водохранилища, вблизи Кириллова. За час там спиннингом можно было натаскать ведро щук и окуней. Съездив вверх по Шексне однажды, во второй раз я туда не поехал: двести литров бензина, требующиеся для поездки, стоили слишком дорого. Плюс проблемы со шлюзованием в Шексне: диспетчер шлюза запросто мог объявить: не закрою ворота, пока все недоумки на маломерках не выедут. И в недоумков со стоящего в шлюзе "Волго-Балта" летели всякие-разные предметы, и хорошо, если это были помидоры...
В том же 1986 была пущена в эксплуатацию крупнейшая в то время в мире доменная печь N 5, которую я и обслуживал в качестве дежурного электрика. У меня уже был трёхлетний опыт работы на прокатном стане, оставалось освоить технологию доменного производства. Сделать это несколько сложнее, ибо потоки энергии, сырья, соответственно, и механизмы расположены в объёме - в трёхмерном пространстве, в отличие от прокатных станов, где всё это добро сосредоточено в нескольких плоскостях.
Электрики, слесаря и прочая обслуга, привлечённая большей, чем в других цехах, зарплатой и быстро двигающейся очередью на жильё, приходила работать толпами. Толпами же и уходила, не выдерживая моральных и физических нагрузок. Как-то раз меня достал новый электрик Коля. У Коли встал кран на литейном дворе: опустил груз на нулевую отметку, а обратно гак не поднять. По-быстрому подоткнув нужный пускатель, гак я поднял и тут же смылся: пока Коля бегал вокруг крана, в его зоне обслуживания сломалось ещё чего-то, а мне не хотелось пахать за него всю ночь. Коля, однако, прижился, и время от времени мы с ним встречались. Коля-то и заманил меня в его родную деревню - завереньями, что у них рыбы навалом, и их рыба не пахнет нафталином.
Колина деревня называлась Веретье. Деревень с таким названием много, Колино Веретье стоит на берегу Рыбинки, на границе с Дарвинским заповедником. От города до Веретья по морю километров пятьдесят. Это недалеко, но ширина водохранилища там около двадцати километров. При тумане, дымке или дожде берега становятся невидимыми. Даже умеренный ветер нагоняет высокую волну. А многочисленные острова, чапарыжник (торчащие из воды стволы деревьев), осенью ещё и пни и мели делают судоходство на маломерном судне, лишённом каких-либо навигационных приборов, весьма рискованным. Но жрать-то хочется... И мы поехали.
Проехали Раменский остров.
- Коля, куда дальше?
- Не знаю.
- ???
- Откуда я могу знать, если меня всё время возили. Правь туда,- Коля махнул рукой в неопределённом направлении. Я поехал, приметив направление на Солнце.
Берега расходились и отдалялись, ветра не было. В отличие от реки, море не бывает спокойным никогда, в подтверждение этому моторы постоянно немного меняли обороты, что было заметно на слух. Коля задремал, мы ехали сразу после ночной смены. Я толкал его, пока не уснул сам. Проснулся, почувствовав непорядок. Моторы шли вразнос, катер крутился на месте. Заглушив моторы, стал проверять шпонки. Из-под днища выплыло небольшое бревно. Всё ясно: из-за него винты засосали воздух и стали вращаться в пене, вот катер и закрутился, потеряв упор. В километре виднелся чапарыжник, берег не был виден. Солнце скрылось за дымкой.
Где мы есть? На двух полных канистрах с такой нагрузкой и в такую погоду можно пройти около ста километров. Я побулькал канистры: израсходовано меньше половины. Разбудил Колю.
- Куда ты меня завёз? Давай водки выпьем, потом сообразим, куда ехать.
Получив категорический отказ, Коля возмутился. Пришлось сказать ему, что, если он чем-то недоволен, он может выйти из катера. Коля сник и пошёл в кабину спать. Я решил ждать, пока не подует ветер и не разгонит дымку. Через какое-то время услышал слабый звук мотора. Звук усиливался, а потом стал затихать. Завёл моторы и поехал на звук. Через несколько минут показалось пятно, постепенно обретающее резкость - я догонял какую-то лодку. Потом так же постепенно из дымки показался берег, дома на берегу. Пришлось снова будить Колю.
- Наконец-то привёз... Разворачивайся!!!
Оказалось, мы приехали в Среднее. Там во время нереста квартировало подразделение рыбоохраны, которому Коля был известен, как злостный браконьер. По байкам у костра я знал, что по большой воде можно проехать из Среднего в Веретье под берегом, повернул влево и поехал, не теряя из вида берег. Коля опасался погони, но её не последовало. Меньше, чем через час лавирования между островками чапарыжника показалась другая деревня, на этот раз - Колина. Коля удивлялся: а почему это его никто не встречает? Обычно на звук мотора на берег выходит местный люд. Стоило Коле выйти на нос, и люд вырос, как из-под земли. Люд не ожидал гостей с той стороны, откуда мы приехали, принял нас за рыбоохрану и попрятался.
Поставив катер носом к морю и крепко его привязав, пошли к Колиной родне. Гость гордо нёс портфель с водкой...
Рыба оказалась вполне съедобной, её там было много и всякой: сырой, солёной, вяленой, копчёной. Обратно поехали вечером, дул ветерок, светило солнце, катер, поднимая тучи брызг, прыгал по волнам. На душе было весело: центнера рассованной по катеру рыбы хватало надолго. А ту крутую волну я увидел вовремя, но не сбросил газ, надеясь проскочить и так. Не проскочил: нос катера воткнулся в волну, расслабившийся Коля полетел вперёд, и Колина голова коснулась лобового стекла одновременно с тёмной толщей воды, ударившей в стекло с наружной стороны... Коля вырубился и упал на слани. Несколько дней он гордо носил шишку во весь лобешник, но не обижался: сам виноват, не надо было расслабляться.
Потом Коля уволился и уехал в Казахстан. А я продолжал изредка ездить в его деревню за рыбой. И одну из поездок запомнил на всю оставшуюся...
Это я всё к тому же: Бог создал человека с очень большим запасом прочности. Невероятно большим. И откуда берутся силы, когда они уже сто раз, как закончились? Почему человек выживает в условиях, в которых объективно выжить невозможно?
Какая сила вытолкнула меня из кессона, заполненного углекислым газом? Это очень просто: спускаешься в кессон за картошкой, и последнее ощущение - что-то не так. Лампочка начинает двигаться вверх, и резко гаснет. Приходишь в сознание от сильной боли в груди. Оказывается, ты уже наверху лежишь, только ноги в кессон свесились.
Кое-как добравшись до кровати, пытаюсь вспомнить, что там ещё было, и не могу. Лампочка вверх пошла - значит, я падать стал. Отлежавшись, беру зажигалку и осторожно спускаюсь в кессон снова, немного помахав одеялом, чтобы проветрить горловину. Чиркаю зажигалкой, медленно опускаю её вниз. Пламя тухнет, как только зажигалка оказывается ниже потолка кессона. Повторяю эксперимент, результат тот же. Почему раньше не задыхался? Ответ очевиден. Раньше картошка и морковь закладывались в кессон после двухнедельной выдержки наверху, от мышей их охраняла кошка. Нынче кошка убежала, и овощи пришлось положить вниз сразу, как их выкопали. А первое время они выделяют углекислый газ, кессон же вентилируется только тогда, когда температура воздуха над ним ниже, чем внутри - за счёт разной длины вентиляционных труб. Минимум восемь кубометров углекислого газа от полтонны овощей. С тех пор до глубокой осени в кессон - только с зажигалкой. Возьмите на заметку, вам может повезти меньше...
Другой случай. Оказываюсь посреди водохранилища, намертво пришпиленный к мотору, под днищем собственного катера. То есть, ноги-то в воздухе, и руку можно высунуть, а вот нос - никак. Кто менял срезавшиеся шпонки при сильной бортовой качке, тот знает: надо ложиться на откинутый мотор, крепко обнимая его ногами, одной рукой направлять выколотку, а второй - работать молотком. Упадёшь - катер уплывёт, гонимый ветром, и догнать его не будет никакой возможности, не может человек так быстро плавать. Плыви потом десять километров до берега...
Оказалось, при сильной качке мотор сам может опуститься. При этом крепчайшие джинсы производства Вологодской швейной фабрики попадают между собачкой механизма фиксации и корпусом мотора. Понимание ситуации приходит после того, как я безуспешно пытаюсь вывернуться так, чтобы глотнуть воздуха. Надо выскакивать из мокрых джинсов, что и в обычной-то ситуации сразу не сделать. Почему-то вспоминается другая ситуация, когда пришлось впрыгивать в штаны, двумя ногами сразу, но этому предшествовали куда более приятные события...
Тянусь рукой, чтобы расстегнуть молнию на джинсах, и теряю сознание... Прихожу в себя опять от сильной боли в груди. Вода попала в лёгкие, надо откашливаться. Процедура болезненная, но необходимая. При этом замечаю, что левая рука намертво вцепилась в заднюю ручку мотора. Кое-как забираюсь в катер, отлёживаюсь... Когда боль стихает, пытаюсь поднять мотор: надо заменить-таки шпонку и ехать. Что-то мешает. Беру весло, шарю под мотором. Вылавливаю штанину джинсов...
В катере три выколотки, столько же молотков и свечных ключей: за необходимый для часто случающихся ремонтов утопленный инструмент (при качке на волне, трижды превышающей указанную в техпаспорте предельно допустимую высоту волны, трудно удержать его в руках) можно заплатить жизнями - пассажиров и своей, если он в единственном экземпляре. А собачки механизма фиксации берутся домой и дорабатываются - чтобы впредь мотор сам не опускался ни при какой качке.
После такого вступления можно перейти к описанию той самой поездки за рыбой, доказавшей мне, что силы человека - безграничны. И что чудеса - бывают. Бывают!
Пять дней кряду я, жена и родня, соблазнённая вкусом рыбы, стоит в очередях за водкой: дают по одной бутылке в руки, после четырёх часов стояния в очереди, охраняемой милицией. Придя домой с последней ночной смены, наскоро перекусываю. Жена сидит рядом и смотрит печальными глазами.
- Может, не поедешь? Ветер вроде поднимается.
Ей приходилось плавать внутри полузатопленного, валящегося с борта на борт, так, что в окна заливается забортная вода, катера, мне тогда удалось дотянуть до берега... Приходится грубить.
- Ветер дует, а поднимается другое.
Беру уложенный с вечера рюкзак, одеваюсь и еду на лодочную. Дорога в Веретье изучена хорошо, через полтора часа меня уже встречают местные мужики. Выхожу на нос и трясу сумкой. Слышен хрустальный звон. Мужики улыбаются в предчувствии выпивки. Отдаю сумку атаману.
- Когда обратно?
- Завтра.
- Иди, спи. Катер поставим, к завтрему свежей наловим.
Меня уже изучили, составить кампанию не предлагают. Им не хуже: больше самим достанется. Крепкий сон на минуту прерывает шум и крики внизу. Я тоже привык и знаю, что деревенская пьянка немыслима без драки. Подерутся и помирятся.
Вечером просыпаюсь, чтобы поесть. И ложусь снова. В городе такой трюк не прошёл бы, но здесь, в полной тишине и на свежем воздухе, спится крепко и сладко.
На рассвете, в густом осеннем тумане,- в лес.
В Веретье можно попасть только по воде (по льду зимой). Можно, потратив часов восемь, по заросшим уже дорогам, преодолев, где вброд, а где вплавь, несколько речушек, добраться до Коротова, откуда ходит в город автобус, но это - на крайний случай и только для знающих дорогу. В периоды ледостава и схода льда Веретье полностью отрезано от внешнего мира. Из развлечений - только радиоприёмник, при условии, что есть батарейки.
Поэтому в лесах полно грибов - ягод, собирать их просто некому, местным при всём желании всё не выбрать. Туман сходит: подул ветер. Шумят верхушки сосен, ветер усиливается. А когда возвращаюсь в деревню с полными вёдрами, мужики ухмыляются: а не хочешь ли до Коротова прогуляться?
Иду к катеру. Ветер свистит на берегу. Море вдали белое от срываемой с гребней волн пены. Красиво: море плавно переходит в небо, где горизонт - понять невозможно, потому что нанесло облаков. Прибой слабый: мыс Горловка вдаётся в море километра на два, и при юго-западном ветре защищает здешний берег от высокой волны. Сразу за Горловкой - Дарвинский заповедник.
Надо готовить катер, переход будет серьёзным. Прожимаю все гайки на моторах, ставлю новые свечи, за один такой переход свечи пригорают больше, чем за два месяца езды по ровной воде. Проверяю состояние рулевого и дистанционного управления моторами, вырванный из крепления ролик или соскочивший с ролика тросик может стоить жизни. Разгружаю носовой отсек, оставляя там только спасательные жилеты, всё равно они не спасут, случись что. Закрепляю всё барахло в кабине, заливаю расходные канистры бензином доверху.
Привязываю к носовой утке двадцатиметровую верёвку, а ко второму концу верёвки прикрепляю широкое ведро. При потере хода ведро через люк выбрасывается за борт и выполняет функцию плавучего якоря, удерживая катер носом к волне. При этом нельзя глушить моторы, пока верёвка не натянется: массивные маховики, вращающиеся в горизонтальной плоскости со скоростью около ста оборотов в секунду, создают достаточный для того, чтобы катер не перевернулся через борт, гироскопический эффект. Возьмите в руки колесо от велосипеда - за ось - и попросите кого-нибудь его крутануть. А потом попробуйте изменить плоскость вращения колеса. Сразу поймёте, что такое гироскопический эффект. Потому и с велосипеда не падаем, пока едем, но стоит остановиться - и надо упираться ногой.
Подходит атаман.
- Не уезжай сейчас. Утонешь.
- Знаю. Время есть, может, стихнет.
- Скажешь, когда рыбу принести.
Катер к походу готов. Иду в деревню, ждать, когда стихнет ветер. Мужики накоптили рыбы. И опохмеляются, за неимением спиртного, отваром мухомора (это гриб такой). Их шатает, древний рецепт действует исправно. Поют песни. Мне вестибулярный аппарат потребуется в нормальном состоянии, поэтому налегаю на рыбу. Она, только что из коптилки, горячая и брызжущая соком, очень вкусна.
Небо заносит свинцовыми тучами, идёт дождь, ветер стихает. Надо подождать, хотя бы час, чтобы море успокоилось немного. Иду посмотреть, чего делается на берегу.
Не понять, где смыкаются чёрная вода и чёрные, быстро движущиеся тучи (сильный верховой ветер - признак неустойчивой погоды). Картина фантастическая. Темно, как в сумерках, хотя на часах - два часа дня. Где-то там, за невидимым горизонтом,- город, дети, жена, работа... Очень не хочется соваться туда, в черноту, но надо. Надо.
Иду за рыбой, два мешка несу сам, ещё два несёт провожатый, выделенный атаманом. Он смотрит в море, ёжится, и, ничего не говоря, пошатываясь, возвращается в деревню. Рассовываю мешки: копчёную и вяленую рыбу - в носовой отсек, свежую и солёную - в кормовой. Отвязываю верёвки. Надо покурить, во время перехода такой возможности не будет. Выкуриваю сигарету. Ещё одну... Хватит тянуть время. Вперёд!
Сталкиваю катер, его сразу несёт ветром вдоль берега. Опускаю моторы, на чистых свечах они заводятся с пол-оборота. Двери в кабину, люк в крыше кабины и боковые окна открыты, так будет легче выбираться, если перевернусь. По той же причине снимаю обувь. Прощальный взгляд на берег... Включаю реверс. Поехали!
Сразу возникает ощущение, что еду по стиральной доске, трясёт всё сильнее, потом катер начинает прыгать с волны на волну, приходится убавлять газ, удары о воду очень сильные. Справа ещё виден мыс, через минуту я увижу его оконечность. А вот и первые волны, они, с пенными верхушками, похожи на холмы, постоянно меняющие форму. До свидания (прощай?), Горловка, здравствуй, море.
Я знаю, что минут через пять возмущающее действие мыса станет незаметным, и волны упорядочатся, то есть, холмы вытянутся. А пока лавирую между холмами, приучая руки стать продолжением моторов, чтобы голова решала стратегическую задачу: определение курса.
Тактика хода по попутной волне такова. Садишься на волну и едешь на ней, пока она не станет более-менее пологой. Руки сами крутят руль и рукоятки газа, таким образом, чтобы катер не развернуло ветром, скосами волны, переменной тягой моторов (то и дело заливает нижнюю свечу то одного, то другого мотора, и вектор тяги постоянно меняется). Если смотреть вперёд,- видны только чёрные тучи, если вбок и вниз,- видна бездонная яма (в том смысле, что "дна" из кабины не видно), назад лучше не смотреть: стена воды, нависшая над моторами, выглядит весьма впечатляюще, даже при том, что пенный гребень волны не виден из-за стоящей чуть не вертикально крыши кабины. Когда дифферент станет умеренным,- можно прибавить газу, катер выезжает на волну, и настаёт очень ответственный момент: три четверти корпуса - в воздухе, остойчивость в это время минимальна, и даже небольшой крен способен перевернуть катер через борт. Затем катер проваливается в ту самую яму, вместо чёрных туч появляется чёрная стена воды, с грохотом, перекрывающим рёв моря, ударяющая в лобовое стекло, в это время надо сбросить газ, пока не начнёт всплывать нос, и сразу выжать обе ручки газа до упора, чтобы убежать от гребня волны, с которой только что сошёл. Только в короткий момент всхода на волну можно корректировать курс, в это время весь корпус в воде, и остойчивость максимальна.
Корректировка курса в такую погоду тоже происходит где-то на уровне подсознания: берегов не видно, солнца не видно, никаких ориентиров нет. В общем-то, едешь по ходу волны, и только. Но почему-то всегда попадаешь из моря в реку, самому потом странно. Единственное, что успокаивает,- это то, что "Волго-Балты" в такую погоду не ходят, случись внезапная (видимости-то никакой нет) встреча - и разъехаться просто не успеть. Впрочем, во время поездок по такой погоде я вообще никого ни разу не встречал и не обгонял, наверное, я один такой дурак.
Иной раз удаётся проехать на одной волне несколько минут. В другой раз - несколько секунд,- это, когда волна "раздваивается" прямо под катером, и он начинает угрожающе заваливаться на борт. Девятые валы - это выражение не случайно - примерно каждая девятая волна явно выше и круче восьми предыдущих - преодолеваются с особой осторожностью. Хотя, если вдуматься,- ну какая тут может быть осторожность, если всю её я оставил на берегу? Валы девяносто девятые лучше объехать, если такой не вырос вдруг прямо перед носом. Это уже отчасти и не вал, а плоскогорье, что там делается на поверхности,- не разглядеть, но пятиметровый катер перестаёт слушаться руля и вертится, как обломок спички в воронке. Девятьсот девяносто девятый вал я видел всего один раз, я вначале принял его за остров, но "остров" перемещался в разных направлениях, в том числе, и против ветра. Определить его размеры и расстояние до него в таких условиях невозможно, будем считать, что мне крупно повезло, что я с ним разминулся.
В общем-то, можно было ехать. Но минут через пятнадцать дунуло... И это оказался не порыв ветра, а его длительное усиление. Волна стала выше и круче, над катером понесло пену, стало ещё темнее.
Пена - ладно. Но ветер стал отрывать от гребней волн целые "кляксы" воды, объёмом в несколько литров. Кляксы ощутимо ударяют в заднюю стенку кабины, в крышу, когда катер, стоя чуть не торчком, лезет на волну. Пара клякс через открытый люк попала мне на голову и стекла за шиворот. Никакого откачивающего насоса в катере нет, а ехать надо ещё целый час. Оторваться от руля, чтобы вычерпать воду, невозможно, и через сколько же времени эти кляксы меня утопят?
Я отчётливо понял, что, если не стихнет ветер, у меня небольшой выбор: утонуть прямо сейчас, или утонуть получасом позже. Лучше - позже, да и интересно, как это случается, катер-то я два раза топил, а вот пассажиров вытаскивал, да сам не утонул. А потом, ведь бывают и чудеса. В которые только и оставалось верить в такой ситуации.
Чудо первое случилось очень скоро. В нескольких метрах от себя я разглядел промелькнувшую чапарыжину - торчащую из воды сосну с сухими сучьями. Такие поодиночке посреди моря не стоят. Только группами. Это значит, что я чудесным образом проскочил островок деревьев, некогда росших на возвышенности, ставшей дном рукотворного моря. А, значит, и мель. Остальные чапарыжины не заметил из-за пенности и кляксовости. Чего тут увидишь: чёрное небо, чёрная вода, серая пена над головой и летящие кляксы воды, я из-за них уже насквозь мокрый? И ничего, кроме рёва моря, не слышно, работа моторов контролируется только по вибрации корпуса катера.
Им нелегко, моторам, они не рассчитаны на эксплуатацию в таких условиях. Из-за крена и дифферента уровень топлива в карбюраторе колеблется, и моторы работают то на обеднённой, то на переобогащённой смеси. К тому же, нижние свечи то и дело заливает. Лучше на моторы не смотреть: прикрепленные к поддону на резиновых амортизаторах, силовые головки трясутся так, что думаешь, ещё немного - и они отвалятся. И как не глохнут в таких условиях? Размышляя позже на эту тему, я пришёл к выводу, что, вдобавок к искровому, работает ещё и калильное зажигание. И что не зря, несмотря на наличие довольно мощных диафрагменных бензонасосов, расходные канистры я поставил на заднее сиденье - выше карбюратора.
Тяните, милые, вывозите своего хозяина из этого ада. Вывезете - я чистые свечи в вас вверну и нежно тряпочкой протру. Если надо - поклонюсь в винты и бухнусь лбом об воду: больше в такую погоду не поеду. (Не верьте, всё равно поеду). Не вывезете - гнить вам вместе с хозяином на дне моря.
Из кучи одеял и одежды выскакивает кассетный магнитофон. Катер в это время упорно лезет на волну, и кассетник по наклонившемуся полу скачет вниз, к моторам, выкупаться, наверное, захотел. В такой ситуации стихи с кассеты (некрутящейся!) каким-то образом передаются прямо в дурную голову катериста. И сквозь рёв моря в голове торжественно звучит "Реквием" Цветаевой:
... Утонет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось, --
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все -- как будто бы под небом
И не было меня! ...
Опасный крен и заливающаяся в открытое окно забортная вода говорят, что сейчас не время декламировать стихи, пусть и очень подходящие к ситуации, даже мысленно. Выравниваю катер. Еду дальше. Буду ехать, пока везут моторы. А потом - плыть, пока хватит сил. Может, на минуту меня и хватит... На такой волне, которая пятиметровый катер с полусотней лошадей на транце вертит, как щепку, долго не проплывёшь.
...Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
Меня, такой живой и настоящей,
На ласковой земле...
Отвяжись, Марина. Не до тебя сейчас... До этой самой земли доплыть бы...
Катер оседлал очередную волну. Балансирую на гребне волны, сходить с него пока нельзя: следующая волна очень крутая, надо подождать, пока она станет более пологой. Сильный порыв ветра сбрасывает катер с гребня. Нос катера втыкается в водяную стену, после удара чёрной толщи по лобовому стеклу делается темно и тихо, вцепившиеся в руль руки по вибрации чувствуют, что моторы идут вразнос, а винты крутятся в воздухе. "... Уж сколько их упало в эту бездну, разверстую вдали..." Убавляю газ и жду, пока всплывёт нос, чувствуя, что катер разворачивает догнавшая его волна. В боковые окна потоками льётся вода. Время растягивается, секунды превращаются в минуты. За лобовым стеклом светлеет. Газу до отказу!
Вот это да! Меня развернуло почти на 180 градусов. Винты в воде, катер всходит на ставшую встречной волну, опять удар по лобовому стеклу (проткнул гребень), катер встаёт вертикально. Куда упадёт: на спину или на днище? Руки сами выворачивают руль до упора, катер с сильным креном падает на днище и разворачивается ещё раз, волна вновь становится попутной.
Ну, ни фига себе! Вот это кульбит! Развернувшись на 360 градусов, еду на той же самой волне, с которой меня сбросил ветер. Понимаю, что мне сильно повезло. Лишняя вода в катере - минус, но укрепившаяся вера в чудо - плюс.
Непонятно только, где я еду. Чёрная вода, чёрное небо, серая пена. Кляксы. Блин, задолбали.
Вечность спустя слева появляется какая-то полоска. И тут же исчезает. Неужели берег? Это может быть Раменский остров, Каргач или Ваганиха (тоже острова). И происходит второе чудо. Чуть светлеет. Слева - только вода и небо (чёрные, бр-р), а справа, вдалеке, - БЕРЕГ! И прямо, ещё дальше, - БЕРЕГ!
Мгновенно ориентируюсь: справа - Федосово, прямо - Ваганиха. Точнее говоря, не Федосово, до Федосова ещё надо доплыть. А я - в опасной близости к берегу, там пни. Бывшие сосны с сердцевиной крепче стали (от неё отскакивает топор, а перекалённый - крошится), которая, наедь на неё, пропорет днище катера, как бумагу. Надо брать мористее, влево.
Это сделать трудно: по днищу уже переливается вода, когда катер идёт с волны, она брызжет на меня из-под сланей. Катер стал тяжелее, и моторы уже с трудом вытаскивают его на волну. Тяните, сволочи!!!
Центр тяжести понизился, но даже при незначительном крене вода в катере переливается в ту же сторону, это очень опасно. Осторожно маневрируя во впадинах волн, выезжаю вроде, куда надо. И тут случается такой порыв ветра, что катер снова срывает ветром с волны. И тут же - удар по корпусу.
Приехали... И оставалось-то всего ничего. По опыту знаю, что при пропоротом днище вода заполняет катер секунд за двадцать. А я всё еду. Время, что ли, остановилось? Оглядываюсь. Вижу ужасную картину: борта сзади вровень с водой в море, и такой же уровень воды в катере. Воздухозаборники карбюраторов на сантиметр выше воды. Значит, днище не повреждено, это ветер оторвал гребень волны и бросил в катер, вот и удар почувствовался.
Мда. Третье чудо случится, если удастся дотянуть до берега. Моторы уже не могут вытащить потяжелевший катер на волну, еду, высоко задрав нос. Помаленьку сваливаю вправо. Катер продолжает заполняться водой, она перехлёстывает через борта. Странно, но всё ещё еду. Мыс, выступающий из воды только осенью, уже миновал. И там, за мысом, что-то вроде небольшого заливчика, мыс гасит волну, прибой там слабый.
Удалось! Удалось свернуть за мыс. Катер встаёт на ровный киль, волна догоняет его, опускается нос, ноги чуть не по колено в воде. Так и поедем. Приближается берег. Дотянул... По крайней мере, если утонет у берега катер, могу до города пешком дойти: я на материке, а дальше есть мост. Четвёртое чудо случится, если я не дам катеру утонуть у берега. Прибой подмывает пологий песчаный берег, и во время шторма в метре от кромки воды - сразу глубоко. Если встать носом к берегу, первая же прибойная волна захлестнёт катер, а вторая - утопит, только нос из воды будет торчать. Это - если я ничего не буду делать.
Но я постараюсь. Тяните, сволочи!!! До берега - тридцать метров. Десять. Пять. Я знаю, что сейчас будет, и изо всех сил вцепляюсь в руль. Удар о берег! Вся масса воды, скопившейся в катере, по инерции движется вперёд, вырывает из креплений сиденье, прижимает меня к рулю, ударяет в носовую перегородку и отражается от неё. Закоченевшие пальцы не удерживаются на руле, и вода несёт меня в корму, бьёт головой о стенку кабины. Пытаясь встать, я чувствую, как накатившаяся волна приподнимает нос, а моторы ещё выталкивают катер на берег. Это хорошо. И это называется: не подойти к берегу, а выброситься на берег.
Надо работать. Трудно встать, вода в катере ещё не успокоилась, бегает туда - сюда и сбивает меня с ног. Полувыползаю - полувыплываю из кабины, прихватив очень кстати привязанное ещё в Веретье ведро, оно не утонет, даже если выскочит из закоченевших рук. На моих глазах вода заливает воздухозаборник левого мотора, он глохнет, и завести его можно, только вывернув свечи и продув цилиндры. Правый крутится. Нажимаю кнопку аварийного останова, второй рукой опускаю дроссельную заслонку. И начинаю вычерпывать воду ведром. Накатившаяся волна добавляет воды, вода течёт через транец. Черпаю, как можно быстрее. Волны заливают катер, мне остаётся отчерпывать... Очередная волна пониже, она уже не перехлёстывает через транец. Черпаю, черпаю, черпаю.
Становится ясно, что катер я спас. Сначала, конечно, он меня спас, а теперь - я его. Вот так, море. Я тебя люблю, море, но сегодня я тебя победил!
Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Всплывший катер ветер срывает с берега, и меня несёт туда, где пенятся волны. Вся надежда - на правый мотор. Открываю дроссель, подкачиваю бензин и начинаю дёргать стартер. С двадцатого примерно рывка мотор заводится, при полностью открытом дросселе и включенном реверсе. Приседаю, но всё равно лечу назад, опираюсь руками на ограждение маховика, чтобы не вылететь из катера. Если бы оно было снято, мне бы сейчас оторвало пальцы. На обеих руках.
Выруливаю румпелем, с разгона ещё раз выбрасываюсь на берег. Освобождённый от воды, пусть и не совсем, катер вылетает на берег на две трети корпуса. Теперь его ветром не унесёт.
Только теперь чувствую сильную боль во всём теле. Это - от переохлаждения. Срочно надо переодеваться, я уже полтора часа, как весь сырой. Достаю пакет с сухой одеждой и пытаюсь снять сырую. Пуговицы не расстегнуть. Лезу в катер за ножом, срезаю пуговицы. Курку не снять. Надо вспоминать, что-то такое уже было.
Вспомнил. Когда провалился в пятнадцатиградусный мороз под лёд на Ягорбе, сумел схватиться за кромку. Течение оказалось очень сильным, но сумел вылезть. Сразу побежал на дачу, там топилась печка. Это и спасло. Но руками махал плохо, и рукава замёрзли. Дверь открыл зубами, но, когда оттаяли рукава, тоже не мог снять куртку. Пока не отогрелся у печки.
Греться надо. Начинаю прыгать, представляя, как смешно всё это выглядит со стороны. Через десять минут удаётся снять мокрую одежду и облачиться в сухую. Руки слушаются плохо, а как свечи менять? Такими непослушными руками можно все ключи утопить.
Лезу в носовой отсек, достаю НЗ. Стакан лекарства разгоняет по телу тепло и делает послушными руки. Выворачиваю свечи. Изолятор и электроды покрыты толстым слоем нагара. Продуваю цилиндры, вворачиваю чистые свечи. Пробую - заводятся оба мотора. Хочется курить, но придётся потерпеть, сигареты превратились в кашу.
Вычерпываю оставшиеся десять вёдер воды, вместе с собранными утром грибами. Доливаю расходные канистры. Завожу моторы, сталкиваю катер и еду домой. Ветер опять усилился, речная волна не менее опасна, чем морская: она короче, и катер норовит съехать с волны назад. Надо очень аккуратно работать газом. Напротив Кошты замечаю прямо по курсу блестящую полоску воды. Ни разу такого не видел. Надо бы объехать, но мешают пни слева.
С разгона влетаю в неизвестное явление природы. Оказывается, там много брёвен, они гасят волну, и более ровная, чем вокруг, вода блестит. Очевидно, что шторм разбил гонку, которую вёл плотовод. Разворачиваться поздно, приходится лавировать среди брёвен. Занятие настолько увлекательное, что отключается сознание. Думать некогда, надо работать руками, вертя руль и рукоятки газа, с такой работой подсознание справляется лучше. Запоминается только пролетающий в двадцати сантиметрах от головы торец бревна...
Пятое чудо: прошёл сквозь брёвна, отделавшись вмятиной на палубном ребре жёсткости (это уже потом рассмотрел). Может, хватит чудес на сегодня? Теплоходов на реке нет, с опаской вхожу в Ягорбу. На противоположной стороне - бетонная стенка порта. Потеряй ход - и об эту стенку волна одним ударом разобьёт катер, а выскочишь из катера, - переломает кости. Въезжаю под мост, сбрасываю газ. Ветер крутит катер, как щепку. Наплевав на правила, даю полный газ и еду дальше. Поймут, что иначе в такой ветер нельзя, а вообще-то за такое нарушение отбирают пропуск на время, и с лодочной станции не выехать. Мужики с лодочной удивлённо смотрят на меня: что за дурак в такую погоду снизу приехал? Скажи, что из Веретья еду - не поверят. Ибо на такой скорлупке из Веретья в такой шторм приехать невозможно.
Надо ехать на дачу: рыбы много, вся в холодильник не войдёт, а на даче есть кессон. За пять минут долетаю до дачи, ветер такой, что трясёт даже в неширокой Ягорбе. Вытаскиваю катер, привязываю к столбу, беру два мешка. Дорога под ногами бугрится. Это - инерция вестибулярного аппарата, к утру пройдёт. Укладываю рыбу в кессон, с фонариком: ветер оборвал провода, и электричества нет. Колодезный насос на приколе. Пока варится уха, наливаю пять бочек воды, из колодца - с глубины - тонну воды вычерпать труднее, чем из катера.
Потом ещё была уха и масса других дел, возвращаюсь на лодочную ближе к полуночи. Пока паркую катер, перестают ходить трамваи и автобусы. Семь километров - не расстояние, хотя, честно говоря, сегодня, то есть, уже вчера, я устал.
Рядом с домом мент - кавказец просит предъявить документы. Вспоминаю, как в прошлом году предъявил такому же права, они запаяны в полиэтиленовый пакет, с карманчиком. В карманчике лежали талоны на бензин, тогда на бензоколонках деньги не брали, сначала надо было купить в магазине талоны. Так вот, права мне мент вернул уже без талончиков. Я, конечно, потребовал вернуть талоны, а мент сказал, что у него на родине много братьев - сестёр, и он их кормит. Корми, но не на мои деньги. Мент упорно не отдавал талоны, пришлось его хорошенько вздуть, только тогда отдал.
Иду дальше, игнорируя требование мента. Мент забегает вперёд и становится на дороге. Отталкиваю. Мент повторяет манёвр. Отталкиваю сильнее. Мент встаёт и снова догоняет, на ходу вытаскивая из кобуры пистолет. Мало мне чудес, ещё пальбы только и не хватало...
Перехватываю руку мента, отбираю пистолет и бросаю в кусты. Не иголка - найдёт. Мент, что-то бормоча в рацию, лезет в кусты за своей пушкой. Захожу за угол дома и быстрым ходом иду к своему подъезду. Дома запрещаю жене включать свет, в холодильнике лампочка горит, выложит рыбу и при таком свете.
- А где грибы?
- В речке плавают.
На стене дома напротив появляются синие сполохи мигалки. Смотрю в окно. Приехали два наряда на козликах и луноход. Менты прочёсывают кусты...
Я знаю, что моя милиция меня бережёт. Неожиданностью оказывается то, что кусты под окнами густо населены. Менты волокут в луноход пьяных, ведут голеньких девицу и парня... Жене это интересно, она плющит нос о стекло. И находит повод возмутиться.
- У всех мужья, как мужья. А мой ... опять с милицией разодрался?
Предельно вежливо прошу:
- Заткнись, пожалуйста, дорогая. Я спать хочу. И включи будильник, с утра - на работу.
Смотрю на часы: два ночи. В пять - подъём, спать осталось три часа. А потом - к другой реке, огненной. Варить чугун мы умеем, сколько партия велит,- столько и наварим.
Захожу в детскую. Ритмично сопят носики маленьких детей... Утром им будет развлечение - попробовать пальчиками остроту щукиных зубов. Проваливаюсь в сон с мыслью: хорошо съездил. И весело.
![[]](/img/d/dunaew_w_a/jligarh2/water.jpg)
![[]](/img/d/dunaew_w_a/jligarh2/fire.jpg)