Телефонный звонок от мамы раздался в канун Нового, 2017-го года. Лев снял трубку, ожидая услышать новогодние поздравления и мысленно приготовив ответные вежливые пожелания. Он не жил с родителями вот уже восемь лет. Эти редкие звонки от них были ему в тягость. Сам он не звонил никогда. И сейчас желал поскорее "отбыть номер".
Мамин звонок, однако, не был связан с праздником. С явной тревогой в голосе она сообщала, что папа в критическом состоянии, и врачебный прогноз очень плохой.
- Лёвочка, я думаю, тебе надо срочно приехать. Папе очень плохо, - проговорила мама, подытоживая разговор.
Сидя в кресле самолёта, Лев попытался проанализировать свои чувства к отцу, этому умному и сильному человеку. Что произошло в их жизни такого, что они стали чужими друг другу? Когда наступил перелом в их отношениях? Мысленно Лев вернулся в родной город, в 1998 год, когда пошёл в первый класс...
...Той зимой Лёвка нашёл щенка. В один из морозных вечеров они с Гришкой, его самым близким другом, с которым сидели за одной партой, забежали в Лёвкин подъезд погреться. Мальчики поднялись на пролёт между первым и вторым этажом, где была горячая батарея. Свет в подъезде был тусклый, и если бы маленький черный комочек, спрятавшийся под батареей, не стал жалобно скулить и тереться о Лёвкину штанину, друзья бы и не заметили щенка.
- Ого, - воскликнул Лёвка. - Да у нас тут гость!
Он поднял дрожащий комочек и показал Гришке. Тот взглядом знатока посмотрел на собачку:
- Дворняга, - уверенно сказал он. - Но надо же какого чернущего цвета! Прямо уголёк настоящий! Как же он попал-то сюда?
- Не знаю, - Лёвка растерянно глядел на щенка. - И что с ним делать? Может принести творога или сметаны?
Гришка вдруг испытующе посмотрел на друга:
- Я бы взял Черныша к себе, но ты же знаешь, у меня Жулька уже.
Жулька была пожилой белой болонкой, которую Гришкина мама обожала, пожалуй, не меньше чем сына.
Лёвка неуверенно покачал головой. То есть, конечно-же, иметь дома собаку было его давней мечтой. Он завидовал каждому мальчику, ведущему на поводке четвероного друга, особенно если собака была большой. Даже Гришке завидовал. Ведь его Жулька, пусть и маленькая, зато такая дружественная и так ластится к Лёвке, когда тот приходит к товарищу делать домашние задания. Но Лёвкины родители были категорически против любой живности в доме. Вернее, категорически против был папа. А мама всегда и во всём ему вторила. Она вообще была папиной тенью. Тихая и кроткая, мама всегда находилась дома. Она была хорошей швеёй и брала заказы на дом из ателье. Папа, наоборот, дома бывал мало. Будучи намного старше мамы, он имел звание профессора, работал заведующим кафедрой истории в университете и пропадал на кафедре с утра до вечера. Папу уважали все соседи. Если во дворе возникал спор на какую-нибудь мудрёную тему, посылали гонца к Лёвкиной маме, мол, спроси у Михаила Львовича, пусть рассудит. Дворничиха баба Маша говорила Лёвке:
- Тебе, Лёвочка, учиться надо хорошо. Чтобы папе за тебя стыдно не было. А вырастешь, тоже в профессорах ходить будешь.
Лёву папа, безусловно, любил. Но никогда не проявлял этого внешне. Он вообще был строгим и неулыбчивым человеком. А в последнее время становился всё более мрачным и раздражительным. Нередко Лёвка слышал, как вечерами в кухне папа что-то излагал маме возмущенным тоном. Часто звучали слова "правительство", "бардак", "зарплата", "предательство интересов". Мама молча слушала, изредка вставляя:
- Да, да. Ты конечно прав, Мишенька...
Папу Лёвка и уважал, и побаивался. Нет, за всю жизнь Михаил Львович ни разу не ударил сына. Но если тот был виноват, папа смотрел на сына таким уничтожающим взглядом, что Лёвка сжимался как от удара. При папе мама разводила руками и принимала осуждающий вид. Но потом, наедине, жалела сына, обнимала и говорила:
- Видишь, опять ты расстроил папу. Ты уж постарайся, Лёвочка, так больше не делать. - И целовала его в кудрявую макушку.
И вот сейчас, стоя в подъезде на руках с крохотным Чернышом, Лёвка набирался решимости. Пойти. Да, пойти и сказать, что это судьба привела Черныша в их подъезд. Что Лёвка будет всё-всё делать для того, чтобы пёс как можно меньше беспокоил папу. И что он будет рано вставать и сам каждое утро гулять с собакой, а если та сделает лужу, то Лёвка сам всё тут же уберёт. И вообще, щенок скоро вырастет и принесёт пользу - будет охранять дом. И ещё. Лёвка слышал, что чёрная собака, в отличие от чёрного кота, приносит в дом счастье. К тому же момент был чрезвычайно удобный - папа только вчера уехал на неделю на какую-то конференцию, а во-вторых, сейчас период школьных каникул, и Лёвка сможет целыми днями приучать щенка ходить "по-маленькому" и "по-большому" в специально приготовленное корытце с песком, такое же, как у Гришкиной Жульки.
То ли Лёвка был на редкость красноречив, то ли аргумент насчёт счастья в доме оказался убедителен, но мама решила оставить щенка хотя бы до приезда папы, а там "барин приедет, барин рассудит". Наутро мама с Лёвкой купали Черныша. После купания мама объявила, что щенок вовсе не мальчик, а девочка! Это обстоятельство сбило Лёвку с толку, как же теперь назвать Черныша? Выручила мама:
- Дадим ей имя не Черныш, а Чернуша.
Шесть дней Лёвка старался приучить Чернушу к купленному собачьему отхожему месту, заставил маму залезть интернет и прочесть всё о кормлении щенков (сам-то он пока читал по слогам и слишком медленно). Ждали папу из командировки.
Папа вернулся с конференции задумчивый и молчаливый. Казалось, он поглощён какой-то новой мыслью или идеей. Увидев Чернушу, сладко спящую в уголке Лёвиной комнаты возле блюдца с простоквашей, папа задал единственный вопрос:
- И какого же размера достигнет эта псина в зрелом возрасте?
Вопрос был неожиданным, Лёвка об этом как-то не задумывался. Но, желая чтобы ответ папе понравился, быстро выпалил:
- Чёрные собачки большими не вырастают, пап. И ещё, она породистая!
Неожиданно папа даже улыбнулся:
- Первый раз слышу о влиянии цвета собак на их размер. Ну а порода у псины, сразу видно, дворянская...
И ушёл к себе в кабинет. Судьба Чернуши была решена положительно!
Прошло два года. Лёвке исполнилось девять. Чернуша выросла в крупную добродушную дворнягу абсолютно чёрного цвета. Только глаза были светло-коричневыми. Папа и Чернуша, хотя и обитали под одной крышей, жили как-будто в параллельных мирах. Папа не обращал на собаку никакого внимания, а Чернуша инстинктивно чувствовала, что лучше как можно меньше попадаться Михаилу Львовичу на глаза и, когда тот возвращался с работы, старалась не выходить из Лёвкиной комнаты.
Единственный раз папа вмешался в жизнь Чернуши. Он потребовал её стерилизовать. Решения папы не оспаривались. Мама тут же сказала, что для собаки это будет полезно, и упреждающе строго посмотрела на сына. Лёвка плакал накануне операции, обнимал Чернушу и не спал всю ночь. После операции уложил собаку на матрас и накрыл пледом, каждый день менял ей бандаж, надевая на любимицу чистую и обязательно выглаженную попону.
С Лёвкой у Чернуши была настоящая большая дружба. Она понимала мальчика с полуслова и полу-жеста. Лёвка завёл за правило выбегать с Чернушей рано утром на школьный двор и заниматься её обучением. Школьные и дворовые пацаны, завидев Чернушу, подходили погладить её по холке и угостить чем-нибудь вкусным. Чернуша, с её добрым характером, позволяла себя гладить, а в ответ сухим, горячим языком облизывала гладящую её руку. Еду, однако, брала только с разрешения Лёвки. Сначала посмотрит на хозяина, а съест, если только тот кивнет.
Чернуша даже с Жулькой подружилась. Поначалу, когда Чернуша была игривым щенком, Жулька превосходила её в размерах. Не расположенная к живым игрищам в силу своего возраста, она довольно грубо усмиряла дворнягу. Теперь же, когда Чернуша выросла, эта разнокалиберная чёрно-белая парочка являла собой пример взаимовежливых отношений. Чернуша зла не помнила.
Прошлой зимой Чернуша с удовольствием "работала" лошадкой. Запряженная в санки, она лихо катала младшеклассников по свежему снежку. А вот съезжать с горки, сидя в санках, отказывалась наотрез - тут же выпрыгивала и пыталась удержаться на скользком склоне.
В учебные дни мама выпускала Чернушу из дома за полчаса до окончания занятий. Собака смирно сидела у ворот школы, дожидаясь хозяина, провожая настороженным взглядом каждого выходящего ученика. А завидев Лёвку, радостно мчалась навстречу, но тормозила рядом с мальчиком, боясь сбить его с ног своим весом.
Горестное известие пришло к Лёвке от мамы совершенно неожиданно. Однажды в кухне, во время обеда, мама села напротив сына и тихо сказала:
- Лёвочка, через две недели мы улетаем.
- Куда? - спросил Лёвка. - Надолго? И кто - мы?
- Мы улетаем всей семьёй. Навсегда. Из этой страны. В эмиграцию.
Это слово Лёвка слышал впервые. Оно показалось ему тревожным и чужим.
- Как это - навсегда? - тихо произнес он. Тысячи вопросов возникли у сына одновременно. - А где мы там будем жить? Полетим на самолёте? Вы уже купили билеты? А на Чернушу тоже нужен билет?
- Вот об этом я и хотела с тобой поговорить. Дело в том, что собаку придётся оставить. Нам там надо будет начинать новую жизнь. Можно сказать, с нуля. А собака - лишняя обуза.
Она специально не назвала Чернушу по имени, а произнесла обезличенное "собака", как бы уже дистанцируясь от этого четвероногого члена семьи. Лёвка понял, что мама озвучила папино окончательное решение, но никак не мог поверить, что всё это правда, и его разлучат с Чернушей.
Только теперь Лёвка припомнил, что в последние месяцы папа стал раньше приходить с работы, часто и подолгу разговаривал по телефону, несколько раз в неделю вечерами уходил. Мама говорила - на курсы. Что такое курсы и зачем на них ходить - Лёвка тогда не спрашивал. Потом стали приходить люди, осматривали их квартиру и мебель...
Лёвка заплакал. Горько, навзрыд. На его плач в кухню протрусила Чернуша, положила свою большую голову мальчику на колени и преданно заглянула ему в глаза. Лёвка порывисто обнял чёрную голову и прохрипел:
- Я никуда не лечу! Я Чернушу не оставлю! А вы летите, куда хотите!
Мама вдруг тоже разрыдалась и, ничего не сказав, вся в слезах ушла в спальню.
Вечером пришёл папа и после короткого разговора с мамой направился в комнату к Лёвке. Папа был сосредоточен. Он старался придать мягкость выражению своего лица. Говорил он долго, тон был мягкий, но уверенный. Говорил что-то о Лёвкином будущем, о его образовании, о справедливости и несправедливости, об уровне жизни, о свободе, демократии. Говорил, как с взрослым. Пытался на простом, понятном ребенку языке объяснить какие-то сложные понятия. Лёвка молчал, не перебивал. На свмом деле он перестал вникать в смысл папиных слов уже на первой минуте. Может быть, при других обстоятельствах, сын и постарался бы понять, о чём речь. Но сейчас ему было ясно - папа хочет убедить Лёвку в том, что теперь у него не будет Чернуши. Папа даже говорил о том, что когда-нибудь потом, когда у них, якобы, будет возможность, они заведут другую собаку. Тоже чёрную, и тоже назовут её Чернушей. Произнесенное имя собаки вывело Лёвку из оцепенения.
- Никогда, - глухо вымолвил он, - Никогда не будет у меня другой Чернуши. Мне нужна только эта.
Папа замолчал. А потом выпрямился и уже бесстрастно сказал:
- Ну, не будет, так не будет. Решение уже принято. У тебя есть две недели придумать, куда ты её пристроишь. Не придумаешь, придётся отдать в приют для собак...
На следующий день в школе Лёвка всё рассказал Гришке. Когда рассказывал, несколько раз срывался на плач. Потом они долго молчали. Наконец Гришка произнёс:
- Оставишь Чернушу у меня. Ненадолго. Маме я всё объясню. Да она и так не будет против. Чернушу она любит. И Жульке компания. Главное, ты сразу сообщи свой новый адрес. А мы с моим папой тебе Чернушу вскоре привезём. Ну не выгонит же дядя Миша её обратно! Первый раз щенка не выгнал же...
Лёвка утёр слёзы и улыбнулся:
- Правда? Ну, Гришка! Ты настоящий друг! А получится у вас приехать?
- Ты забыл, кто у меня папа? Он же мичман! Может поплыть куда угодно. А если я его попрошу, может взять и меня, и Чернушу! У меня, правда, паспорта нет для заграницы. Но уж Чернушу точно сможет взять. Скажет что это его собака. Собакам же паспорт не нужен.
Лёвка просиял:
- Гришка! Дружище! Как классно ты придумал! Давай так и сделаем. Я перед отлётом отведу её к тебе, а ты жди от меня письма с адресом.
Он окончательно успокоился и повеселел. Гришкина затея казалась Лёвке вполне осуществимой, а в друге он не сомневался. Дома он, конечно, ни словом не обмолвился об их хитром плане. Посмотрев на спокойное Лёвкино лицо, мама и сама успокоилась. Подумала, что муж убедил-таки мальчика...
...Уезжали рано утром. На пять утра было заказано такси, которое должно было отвезти семью в аэропорт. Всю мебель уже распродали, так что последнюю ночь спать пришлось на положенных на пол матрасах. В корридоре стояли три огромных чемодана. На следующий день в квартиру должны были въехать другие люди.
Накануне вечером Лёвка отвёл Чернушу в соседний двор к Гришке. Прощаясь, старался не смотреть собаке в глаза, но Чернуша вдруг жалобно заскулила и стала лизать Лёвкино лицо.
- Скоро увидимся, Чернуша моя, - прошептал он и резко отвернулся, чтобы собака не увидела слёз на его лице.
Утром встали в четыре часа, оделись, перекусили. Без четверти пять собрались выходить. Внезапно зазвонил телефон. Папа удивлённо снял трубку.
- Михаил Львович, извините, это Гриша, Лёвин товарищ. Мне надо что-то срочно сказать Лёве.
- Это тебя, - сказал папа и передал Лёвке трубку.
- Лёвка, Чернуша только что убежала! - проорал Гришка. - Мама открыла окно, а Чернуша скользнула мимо неё и со второго этажа сиганула! Жди, сейчас у тебя будет!
Гришка не успел договорить, как в дверь заскреблась собака.
- Этого только не хватало! - вскричал папа. - И что прикажете делать? Так, ладно. Лёва, бери пса и веди к гаражам во дворе.
Папа выхватил у Лёвки телефон и отрывисто проговорил в трубку:
- Гриша, слушай. Мы сейчас привяжем собаку к гаражу, а ты потом придёшь и заберешь её. Всё, некогда. Прощай.
Лёвка с папой привязали собаку к дверной ручке одного из гаражей и побежали обратно в квартиру за чемоданами. Два чемодана нёс папа, третий тащили мама с Лёвкой на пару. Такси уже стояло на противоположной стороне проспекта. Чернуша была в поле зрения и надрывно лаяла, пытаясь сорваться с привязи. Лёвкино сердце разрывалось. Он старался не смотреть в сторону собаки. Несмотря на ранний час, проспект был достаточно оживлён, и им пришлось стоять ещё пару минут, пережидая поток машин. Всё это время Чернуша не унималась.
Наконец перешли через дорогу и начали загружать чемоданы. Лёвка повернулся к гаражам. Чернушу периодически закрывали проезжающие машины. В какой-то момент Лёвка прощально помахал Чернуше рукой и вдруг увидел, что собака огромными прыжками несётся к нему. По-видимому, дверная ручка не выдержала собачьих рывков и отлетела от двери гаража. Лёвка инстинктивно рванулся навстречу. Резкий звук тормозов заставил родителей повернуться в сторону проспекта. Мама истошно закричала. Краем глаза Лёвка заметил летящий на него сбоку грузовик. Они должны были сойтись в одной точке - Лёвка, Чернуша и грузовик. В последний момент несущаяся к Лёвке Чернуша напомнила ему сцену их встреч после школы. Так же, как и тогда, Чернуша радостно повизгивала в предвкушении встречи. Однако, на этот раз встреча произошла по-другому. Видимо, Чернуша тоже в последний момент увидела надвигающийся грузовик и не затормозила перед мальчиком. Наоборот, собака всем своим весом налетела на Лёвку и вышибла его с полосы движения автомобиля. В одной точке сошлись только двое - грузовик и Чернуша...
Лёвка сидел на дороге и во все глаза смотрел на распростертое неподвижное тело большой чёрной собаки. Он не видел бежавших к нему родителей, остановившиеся автомобили, выходящих из них людей...
...С тех пор минуло почти семнадцать лет. Чернуша много раз появлялась в Лёвиных снах. То щенком, трущимся о его штанину, то беспомощной, неподвижно лежащей черной тушей под пледом после операции. А иногда Лев просыпался от ощущения сильного толчка в грудь, подобного тому, который когда-то спас ему жизнь. Что касается трагических событий того далёкого утра, они не только не стёрлись из памяти молодого человека, а наоборот, ощущались куда более остро. Разбились на отдельные мгновения, на навеки застывшие кадры.
Можно сказать, что тогда, после падения на дорожный асфальт, Лёвка встал с него другим человеком. За одно мгновение даже не повзрослевшим, а постаревшим мальчиком с окаменевшим сердцем и замерзшей душой. Тогда он не проронил ни слезы, просто очерствел и потом долго не реагировал на окружающее. На папу он не мог смотреть, даже когда с ним разговаривал. Вернее, не разговаривал, а только отвечал, да и то по большей части односложно. Сколько это длилось, Лев теперь уже не помнил. Но папа тогда ничего не сказал в своё оправдание или в утешение сыну. Возможно, посчитал, что так, как случилось, даже лучше? Лев не знал...
И вот теперь Лев сидит у постели смертельно больного отца. Он вглядывается в черты осунувшегося неподвижного лица. Знакомого и одновременно незнакомого, родного и в то же время чужого. Лев берёт папу за руку. У отца дрогнули ресницы, медленно приоткрылись глаза, взгляд стал осмысленным и тревожным. Он узнал сына, хочет что-то сказать, но губы двигаются почти беззвучно.
- Не надо, папа, не напрягайся, - говорит Лев, крепче сжимая руку отца. - Тебе это вредно. Всё хорошо между нами.
Лицо отца разглаживается, глаза вновь закрываются...