Аннотация: Параллельная реальность или иное измерение а люди те же и проблемы те же, да и события почти те же. Собственно, основной тезис в том, что фикалии везде имеют своеобразный запах.
ПОСЛЕДНИЙ УДАР
Все тайное, рано или поздно становиться явным.
(поговорка)
Глава 1
Впервые он был рад тому, что служит в военной прокуратуре. Правда слово рад в данной ситуации звучит кощунственно. Ведь прямо перед Заном, на плохо вымытом полу распластался труп его школьного товарища. Зан сделался мрачнее обычного. Отпустив лысеющего фотографа и криминалиста он неторопливо прохаживался по периметру гостиничного номера тщательно осматривая обстановку и гнал от себя мрачные предчувствия. Но они эти предчувствия никак не хотели уходить. Ему казалось, словно он проваливается в глубокий колодец. Нечто подобное Зан испытывал, когда расследовал убийство медсестры одного из тыловых госпиталей. Убийцей оказался сынок полковника генштаба. Папаша предпринял все возможное для того чтобы спасти сыночка. Но Зан с тупым упрямством делал свое дело, не обращая внимание на все угрозы и сказочные обещания. На убийцу надели пеньковый галстук, а следователя несколько раз вызывали на дуэль подвыпившие офицеры, по всей видимости, науськанные могущественным папашей. Даже соседи по общежитию, с тех пор, посматривали на него с некоторой долей презрения. Но на все это, он капитан военной прокуратуры смотрел сквозь пальцы. Он просто добросовестно выполнял свой священный долг и как мог, приближал победу и не имел права допустить, чтобы эту победу испоганили грязными лапами подлецы в форме и оголтелая солдатня.
Вот и сейчас интуиция подсказывала капитану, что убийство это далеко не простое и веревочка, что потянется прямо из этой комнаты, может завести в такие дебри, что выбраться оттуда будет практически невозможно. Даже испарина на лбу выступила.
Зан вытащил из нагрудного кармана идеально белый платок и тщательно вытер лоб. Затем еще раз прошелся по периметру номера, сел на единственный стул и закрыл глаза. Сразу нахлынули воспоминания. Вспомнился Вэн в школьные годы. Тогда они особенно не дружили. Да и вообще в школе и сразу после нее у Вэна было мало друзей. Мало кто хотел общаться с долговязым очкариком, что везде таскает за собой фотоаппарат. Правда, на все вечеринки его регулярно приглашали. Но только собственно именно из-за этого фотоаппарата. Все знали, что лучше Вэна фотоснимки никто не сделает. И на всех гулянках он был словно неодушевленный предмет, который все фиксирует. Некое продолжение своего фотоаппарата. Он не танцевал и не тискался по углам с девчонками и почти не пил, а только фотографировал и фотографировал. Он даже большинство фотографий делал за свои деньги. В их компании несколько раз бросался клич, что мол надо скинуться на фотобумагу и реактивы, но дальше благих намерений дело не заходило. Лично Зан ни разу не дал, ни копейки. Да с какой стати, он прекрасный футболист, красавец, балагур и любимец класса, да очкарик должен быть просто счастлив его фотографировать и считать своим знакомым.
А вот на войне этот с виду тщедушный человек проявился в полной мере. Его репортажи были яркие и живые их читали все: и рядовые, и генералы, и военные, и гражданские. Его статьи и фотоснимки перепечатывали столичные журналы и делали все возможное, чтобы заполучить его в штат. Но он ни за что на свете не хотел променять свою фронтовую газету "Вперед". А ведь сама газета не имела даже постоянного помещения и располагалась в трех грузовиках со стареньким дизельным генератором. Главный редактор был одновременно и водителем, и метранпажем, и механиком. А сец.коры. летали по всему фронту словно почтовые голуби собирая информацию о последних событиях. И Вэн был не просто лучшим, он был настоящей звездой, причем первой величины.
В чем был его успех? Тут все очень просто. Прежде всего, талант, естественно помноженный на трудолюбие. Но самое главное это то, что он писал только о том, что знал наверняка. Он не доверял слухам. И даже рассказы очевидцев неоднократно перепроверял. Ведь хорошо известно, что у каждого человека своя правда. И одно и то же событие, если преподать его под разными углами, можно трактовать по-разному. И потому больше всего на свете Вэн любил писать о том, что видел собственными глазами. И все свои фото он делала непосредственно с места событий, а не монтировал их в павильоне, чем часто грешат столичные журналисты.
Ну кто не слышал, что за репортажи с места боев в Черном ущелье он был награжден орденом "Национальная гордость". Но мало кому известно, что за те самые бои он был награжден еще и медалью "За героизм", и что он сам отбил три атаки имперского десанта на высоте 14. Сказать по правде, когда Зан впервые увидел все награды Вэна он едва не вытянулся перед репортером по стойке смирно. Таким набором не каждый гренадер может похвастается. А Вэн хранил все свои награды в простой холщевой сумке и никогда их не одевал. Вот таким он был. Скромным, но ужасно популярным в войсках. Он знал все правдивые новости, а не официальные сводки, и делился этими новостями с солдатами. Считая, что правда есть главное оружие репортера. За это, и еще за похабные анекдоты, которые он коллекционировал и естественно распространял, он был не однократно арестован и однажды судим. Но благодаря всеобщей любви был оправдан. А буквально через день по окопам поползли смешные истории о том, какие отважные вояки служат в комендатуре.
Впервые после школы они встретились на передовой, два года назад, куда Зана занесло одно очень неприятное дело о хищениях со складов. Тогда дело закончилось смертными приговорами для двух офицеров и для одного солдата. И хоть вина их была доказана и не вызывала сомнения, тогда еще будучи лейтенантом военной прокуратуры он сильно переживал. Ведь хищение это было совершено не с целью наживи, а для того чтобы помочь раненым в госпитале. Но в те критические дни вся страна бедствовала, и допускать анархию никак нельзя было. Одну ночь Зану пришлось ночевать в офицерском блиндаже, где ему устроили бойкот. Он лежал и тупо смотрел в бревенчатый потолок и перебирал все варианты, как бы ему отправиться на фронт, причем кем угодно. Да хоть рядовым. Он не услышал, как к нему кто-то подсел и сказал, словно разгадав его невеселые мысли:
- А что ты мог сделать, спустить дело на тормозах? Все правильно, ты честно делал свою работу. Кроме того, приговор вынес не ты, а суд. И пожалуйста, не помышляй о фронте. В прокуратуре позарез нужны такие парни как ты. Знал бы ты, сколько сволочей служит в вашем департаменте.
В первые мгновение Зан не узнал в говорившем своего одноклассника. Единственное, что осталось прежним, это очки. Но глаза и осанка все теперь было другое, теперь перед ним сидел бывалый человек с огромным жизненным опытом и чудовищным грузом чужих бед, что он взвалили на свои хрупкие плечи.
Через несколько минут офицеры извинялись перед Заном, за то, что так грубо его приняли и предлагали выпить "на мировую". Оказывается, простое знакомство со вчерашним "мальчиком для битья" имеет огромные плюсы. В блиндаже всю ночь пили спирт, а рано утром Зана отправили с отчетом в тыл. А еще через час был страшный бой. Именно на этом участке имперские войска готовили прорыв. Было огромное количество убитых и раненных. Среди раненых был и Вэн. Зан стал посещать его в госпитале, и с тех пор у них завязалась настоящая дружба. В редкие моменты их встреч они любили поболтать, и могли проговорить всю ночь, в основном это были разговоры про войну, и моментами казалось, что у обоих и не было другой жизни. И сама мысль о том, что наступит когда-нибудь она, другая жизнь, казалась дикой. Но победа была уже не за горами. И даже некоторые из имперских вояк понимали, что конец близок.
И надо же случиться такой беде, в самом конце войны и что самое обидное далеко от линии фронта. Зан за последние годы увидел и пережил много горя. Но никогда еще не испытывал все это так остро. Он готов был разорвать самого себя на куски, если бы это помогло.
Следователь набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул, затем поднялся и подошел к трупу. В этот момент все эмоции ушли на задний план, капитан как хорошая охотничья собака стал принюхиваться к воздуху, беря след. "Так, так, с виду все предельно ясно. Шокерский кортик торчит между лопаток - удар профессиональный. Смерть наступила мгновенно. Казалось бы, не мудрствуя лукаво, необходимо поднимать комендантскую роту и прочесывать окрестности в поисках вражеского диверсанта. Но не все так просто. Шокеры имперская элита. Их грязному ремеслу обучают, чуть ли не с пеленок. У них своя философия и свой образ жизни, совершенно отличный от жизни нормального человека. Все их поступки и действия продиктованы этой философией. Для них убийство не просто работа, это священнодействие - ритуал отнятия жизни. И проводить его надо изящно, получая эстетическое наслаждение".
Звучит дико, но Зан на собственно опыте знал, что это так. Он один из немногих, а вполне возможно и единственный, кто общался с живым шокером. Это был сморщенный старик, и задержали его возле штаба дивизии совершенно случайно. Когда его "брали" погибло четыре гренадера и два гвардейца. А эти парни сделаны из особого теста и тренировки у них такие, что некоторые становятся инвалидами, так и не приняв присяги. Один гренадер сумел взорвать нервно-паралитическую гранату, сам погиб, но вражеского диверсанта смогли взять живым. Казалось, шокер этим обстоятельством вовсе не был расстроен, наоборот он увидел в этом знак. Он без лишней скромности признался, что был заброшен в тыл врага именно для уничтожения командования дивизии, и если бы не случайность, старших офицеров в нашей армии значительно поубавилось. С улыбкой он поведал, что каждый шокер в убийстве ищет совершенства. Оборвать жизнь надо не просто быстро и бесшумно. Необходимо создать произведение искусства. Говорил он долго и витиевато, время от времени делая лирические отступления. Было дико слушать этого старика и становилось не просто страшно, а в буквальном смысле слова, ужас начинал сковывать все тело. Как следователь позже догадался, именно принести смятение в ряды врага решил шокер своим правдивым рассказом. Затем старик на мгновение прервался, словно задумался над чем-то, после коротким ударом разбил свою голову об стол и умер со страшной улыбкой. И вот теперь эта беседа пригодилась.
Зан присел к самому полу рассматривая рукоять ножа. "Без сомнения это шокерский кортик. На конце лезвия он имеет несколько зазубрин. Для того чтобы вытаскивая кортик из жертвы вырывать внутренности. И любимый удар шокера это со спины в правую почку. От боли человек не может вскрикнуть, а только стон срывается с губ. Удар наносится снизу вверх, так будет задето больше органов и прольется масса крови. К крови шокеры испытывают благоговейный трепет. Затем нож резко вырывается из тела, а дальше по усмотрению автора. В идеале жертве перерезают сухожилия на ногах, и человек падает в лужу собственной крови, агонизируя несколько долгих минут. Возможно варианты: Удар в левую почку, перерезанное горло и т.д. Но никогда шокер не оставит свой кортик в теле жертвы. Это раз. Второе, очень мало крови, имперскому диверсанту просто необходимо омыть руки в крови врага. Третье, большинство шокеров маленького роста и чтобы нанести такой вот удар ему надо подпрыгнуть. Здесь на лицо типичный гренадерский удар, только шокерским кортиком.
У Зана даже волосики под фуражкой зашевелились. И это явно не месть. Убийство совершенно хладнокровно, без малейших эмоций, как работа. И кроме того наметанным взглядом капитан определил, что в комнате провели тщательный обыск. "Что же тут искали, и главное кто?".
Зан еще раз осмотрел комнату и едва громко не выругался. Почти час он находится в номере, и только сейчас заметил, что здесь не так. А не так здесь был цветной плакат с обнаженной красоткой. Не должно ее быть на этой стене. Не смотря на то, что Вэн, знал практически все похабные анекдоты, за время войны стал настоящим воякой и всеобщим любимцем он ужасно робел перед слабым полом. И даже с проститутками вел себя как с настоящими леди, потому как не мог иначе. И в его комнате могли быть любые фотографии, но только не эта. На фотоснимке девица выставила на всеобщее обозрение свои огромные и соблазнительные груди и при этом призывно улыбалась. Руки она раскинула в разные стороны, чтобы ее лучше можно было рассмотреть. Под правой рукой девицы имелся фотоснимок какого-то старинного здания с крышей как у пагоды. Под левой рукой общее фото. Группа солдат стояла возле небольшого кафе, чудом не пострадавшего при бомбежке. По всей видимости, кафе продолжало работать, так вместе с солдатами сфотографировался пожилой мужчина в фартуке и девушка, оба из местных. Причем Вэн правой рукой обнимает девушку за талию и причем совершенно непринужденно. Зан понял, что именно эти две фотографии имели смысл, именно их и оставил старый товарищ и именно для него. Все остальное мишура. Он быстро спрятал две фотокарточки в карман и переклеил все остальные снимки и открытки так, чтобы никто не заметил, что со стены что-то пропало. Капитан военной прокуратуры нутром чувствовал, что берется за что-то очень темное и нехорошее, но отступиться уже не мог.
Покинув отель, Зан отправился в прокуратуру. Ему просто необходимо было привести свои мысли в порядок и как следует все обдумать. Но собраться с мыслями ему не дали.
В кабинет заскочил прилизанный вестовой, вытянулся по стойке "смирно" и выпалил:
- Господин капитан, вас вызывает к себе господин полковник.
От вопля вестового можно было оглохнуть. Парень он был неплохой, мужественно воевал, но мина, разорвавшаяся буквально в шаге от него, практически оглушила молодого солдата. Но он пожелал оставаться в строю и научился читать по губам. Только вот орал всегда как на пожаре и к этому тяжело было привыкнуть. Зан кивнул, вестовой щелкнул каблуками и вышел вон. Следователь тяжело поднялся, поправил китель и без того безупречный. В прокуратуре вообще все, начиная главным прокурором и кончая стариком-архивариусом, трепетно относились к форме. Зану это очень импонировало, так как с детства он был приучен к аккуратности. Когда фронтовая прокуратура была переведена на новое место, местным солдатам из комендатуры, заступающим дневальными в прокурорском крыле здания, первое время приходилось очень трудно. Они никак не могли взять в толк, что дневальный по прокуратуре должен быть одет как на парад. Некоторые за неаккуратный внешний вид получили по трое суток ареста.
Немного наискосок от кабинета Зана как раз находился первый пост, где стоял дневальный с большим штыком на поясе. Это была еще одна придурь прокуратуры. Дневальные здесь должны были стоять с огромными штыками старого образца. Когда Зан проходил мимо, дневальный лихо щелкнул каблуками. "Этот тоже быстро обтесался, подумал капитан, всего шесть суток отсидел в карцере и смотри, как огурчик и бритву нашел, и утюг, и форму новую, а не "подменку" засаленную, а сапоги блестят прямо как у кота ...".
Полковник Хен был явно чем-то удручен. Он поднялся навстречу Зану со словами:
- Скорблю вместе с тобой. Его все любили.
Зан не нашелся, что ответить и потому просто кивнул. Полковник продолжил:
- Но жизнь продолжается, а для тебя есть и хорошие известия. Возле самой передовой удалось захватить вражеского диверсанта, так называемого "шокера". Чуть не ушел сволочь, хорошо, что на него разведывательная рота напоролась.
От возбуждения Зан перебил командира:
- Я могу его допросить?
Полковник сделал вид, что не заметил неуставного поведения и сказал, только на этот раз добавил в голос немного металла:
- Да не только можешь, а должен. И сделать это необходимо как можно быстрее. Потому как у меня для тебя не последняя радостная новость. Война идет к концу, пора думать о будущем. Было бы глупо, чтобы такой блестящий следователь забросил сыскное дело.
Зан не мог понять к чему клонит командир, и тут на него словно ушат холодной воды вылили.
- В общем, пришел на тебя запрос из столичного департамента юстиции.
- А почему на меня?
Только и сумел спросить опешивший Зан.
- Я что-то не слышу радости в голосе. По большому счету мне не сильно хочется с тобой расставаться. Но понимаю, массовая демобилизация не за горами. И каждому хотелось бы обеспечить свою жизнь и карьеру. В нашей прокуратуре у тебя перспектив нет, так как у нас одних полковников трое, ты имей это в виду. А характеристику я твою давно послал в столицу со всеми регалиями и наградами. Я своих людей на произвол судьбы не бросаю.
- Спасибо, сказал Зан и его рот растянулся в улыбке.
Командир тоже улыбнулся.
- Не за что. Теперь департамент юстиции запросил твое личное дело. Ну думаю это чистая формальность. Кстати по большому секрету могу сказать, что из лучших военных следователей набирается группа на курсы переквалификации по гражданскому праву. По окончанию которых, многих из вас повысят на звание и назначат начальниками отделов в самой столице или других крупных городах. Должен тебе сказать откровенно, преступность за последнее время подняла голову. И надо будет наводить порядок. Так что все в твоих руках, а перспективы самые радужные. Может так статься, что через пару лет я буду отчитываться перед тобой.
- Еще раз спасибо, выпалил Зан продолжая улыбаться.
- Теперь осталось закончить с последним делом. Кому хочешь его передать?
- Разрешите самому довести дело до суда?
Спросил Зан.
- Ну-с похвально, ответил полковник, в принципе тут все ясно. Подозреваемый у тебя есть. За двое суток все бумаги оформишь и можешь отбывать.
- Есть.
Зан так щелкнул каблуками, что даже пятки разболелись. Плотно закрыв за собой дверь, он сказал негромко:
- Вот такие вот пироги.
Но его никто не услышал. Вестовой сидел за своим столом, и тупо смотрел на красную лампочку. Для него специально изготовили такое устройство. Когда главный прокурор вызывал его к себе, лампочка загоралась, и вестовой срывался с места.
Зан прошел в свой кабинет и еще раз повторил в задумчивости:
- Вот такие вот пироги.
"Что же это делается?! Никогда еще начальство так открыто не торопило его с закрытием дела. А эти новые перспективы. Даже дурак бы понял, что его покупают, а Зан дураком никогда не был. А господин полковник, кристально честный человек, но ведет себя так, словно на него кто-то давит. Но кто? Казалось бы, звание полковник совсем небольшое, некоторые командиры рот бывают полковниками. Но вот должность главного прокурора фронта - это уже высота. И с такой высоты можно на равных беседовать с генералами и маршалами. Кто же еще выше?".
Вновь на лбу выступила испарина. Зан опять вытерся платком, резко встал и проследовал в гараж. Там он взял неприметную машину и отправился в расположение военной части, где был задержан шокер. Но не сразу. Некоторое время он колесил по городу.
Несмотря на тяжелые бои на окраине, сам город неплохо сохранился и по-своему был прекрасен. В нем было превеликое множество деревянных строений непривычной, для западного человека, формы и отделки. Кроме того трудолюбивые жители Мак-кина очистили улицы от мусора, разобрали разрушенные артиллерией и авиабомбами дома и приступили к их восстановлению. Город был взят всего три месяца назад, но уже преобразился. Воистину кроме нескончаемых залежь проктановой руды в Хонгоне основное богатство - это люди. Недаром имперские войска начали свою экспансию именно с этой страны, считай всех Хонгонцев чем-то средним между бессловесным рабом и младшим братом. На приборном щитке машины была закреплена групповая фотография, на которой Вэн обнимал девушку. Следователь неторопливо объезжал улицы, выискивая нужное ему здание. Мысленно он разбил город на четыре квадрата и теперь исследовал один из них. Вскоре одна четвертая часть города была осмотрена, результат был нулевой. Чтобы не вызывать подозрений Зан поспешно выехал на объездную трассу и направился к линии фронта.
Примерно через два часа он явственно слышал канонаду. Где-то идут бои и бои жутко кровопролитные. Едва союзные войска вошли в Хангон император издал указ о войне до последней капле крови. И все жители Империи должны были воспринимать этот указ в буквальном смысле слова. Результаты этого указа были страшны. Кагурская военщина получила очередной импульс для очередного витка сумасшествия. Тотальная мобилизация привлекла в вооруженные силы империи новые батальоны, и империя перешла в контрнаступление. На некоторых участках фронта продвижение союзников затормозилось, а кое-где армии коалиции были отброшены. Все кагурские газеты наперебой твердили о небывалых победах и о коренном переломе в войне. Но все это были временные успехи и в том, что империя доживает последние дни, никто не сомневался. Но империя хотела забрать с собой как можно больше людей, и как офицер прокуратуры Зан знал о чудовищных преступлениях, произошедших в последнее время. В этом смысле Мак-кину очень повезло, город был взят сходу, и каратели не сумели здесь сделать свое черное дело. В иных местах ситуация была просто катастрофическая. Особенно в небольших поселках. А так как Хангон в большинстве своем сельскохозяйственная страна, то небольших селений тут было превеликое множество. При отступлении имперские войска окружали каждый такой поселок. Жители сгонялись на сходку, и перед ними зачитывался указ императора. Затем следовала небольшая лекция о головокружительных успехах на фронте, после которой всех мужчин, а иногда и молодых женщин записывали в специальные истребительные батальоны, вооружали на скорую руку и уводили на фронт, для очередной бессмысленной атаки. А оставшимся жителям предлагалось, во исполнение воли Императора, совершить массовое самоубийство, объясняя, что в дальнейшем их ждет мучительная смерть от диких варваров с запада. И некоторые действительно взрезали себе вены, так как за годы оккупации, когурцы сумели им промыть мозги. Но в большинстве своем крестьяне не хотели умирать, причем просто так, во исполнение. И их словно баранов закалывали штыками. И при этом солдаты вовсе не думали, что совершают злодеяние, они были уверены, что спасают заблудшие души. А в прибрежных селениях людей, как правило, просто сбрасывали с обрывов. И практически все минировалось. Потери военнослужащих союзных армий подорвавшихся на минах достигли таких цифр, что их засекретили. И все это происходило на имперской периферии, а что будет, когда союзники войдут в сам Когур? Уж там-то сопротивление имперских войск троекратно усилится, там они будут драться за свою землю.
Зана встретил на удивление молодой и общительный командир разведывательной роты. Он смущенно улыбался и говорил виноватым тоном:
- Я буквально час назад звонил в прокуратуру, но вы уже выехали.
Капитан примерно догадывался, что он услышит, но на всякий случай спросил:
- А что собственно произошло?
- Видите ли, шокер был убит, при отчаянной попытке к бегству.
Нечто подобное и должно было случиться. Но следователь прокуратуры все же сделал строгое и удивленное лицо и принялся вычитывать командира разведчиков за халатность. Тот же с легкой раздражительностью ответил:
- Да я и видел этого шокера только мертвым. Его труп приволокли к нам в подразделение "спецы" и сдали под роспись.
"Спецами" называли бойцов отрядов специального назначения. Действовали они, как правило, в тылах противника и занимались там, в основном диверсиями и подчинялись только генеральному штабу и разведке. "Ну а как же без этих, без этих никак", подумал Зан, но а вслух спросил:
- А как они здесь оказались?
- А я откуда знаю, они никому не отчитываются, видимо возвращались из дальнего рейда, ну и напоролись на вашего шокера. Говорят, что связали его как положено, но он сволочь как-то сумел освободиться и одного даже ранил, но и "спецы" парни не промах. В общем, с врагом они особо церемониться не стали.
Зан потребовал показать ему тело. Его подвели к обгоревшему амбару, возле которого лежал обезображенный труп, в который всадили не одну обойму. Зачем устраивать такую жуткую пальбу у самой линии фронта? Это может спровоцировать противника на минометный удар или артобстрел. Вполне возможно его убили в тылу, а может просто подобрали труп одного из местных. Их сейчас вокруг превеликое множество. Но этот явно свежий. Кровь только начала запекаться. Следователь приступил к беглому осмотру: "Мужчина средних лет и комплекции, явно восточного типа, но отличить, не специалисту, когурца и хонгонца практически не возможно уж очень это близкие и родственные народы". Не поднимая головы, следователь спросил:
- А с чего собственно решили, что это шокер?
- Да у него за поясом были ножны от шокерского кортика, вот.
Ответил молодой командир разведчиков и протянул следователю улику. Зан взял ножны в руки повертел некоторое время, затем аккуратно положил в планшет. Доказательство слабоватое и при других обстоятельствах капитан не за что не закрыл бы дело с такими вот дырами. "Ничего, подумал он, сам во всем разберусь. Пусть не сегодня, пусть не завтра, но я как бульдог если вцепился, то живым не отпущу". Зан поднялся на ноги, стряхнул пылинку с форменных брюк и сказал как можно беззаботнее:
- Ну, собственно тут все ясно. Так что, честь имею.
И направился к своей машине. Командир разведчиков спросил неуверенно.
- А что мне делать с трупом?
- Да что угодно. Он мне не нужен. Причину смерти тут можно установить и без эксперта. Вон их сколько. Главная улика у меня на руках. Пора оформлять бумаги.
Разведчик заговорил быстро и чуть не плача:
- Ну а мне что делать? "Спецы" сдали мне труп под роспись, мне нужен приказ как поступить дальше. Войдите в мое положение. Если бы вы не приехали, я бы просто закопал труп, ну а теперь что делать?
Зан усмехнулся. Ну хоть под конец войны удалось навести в армии строжайшую дисциплину. Даже разведчики вечные раздолбаи и те чтут устав и не самовольничают.
- Хорошо. Слушай приказ. Труп закопать, место отметить на карте, карту передать с почтой в прокуратуру.
- Есть.
Отсалютовал довольный разведчик.
Когда Зан подъезжал к Ман-кину, начинало смеркаться. Он прибавил газу потому как хотел еще сегодня осмотреть еще один городской квадрат. Но на съезде с рокады ему пришлось пропустить военную колонну. Шли грузовики, заправщики и танки. Новенькие тяжелые танки МГТ, "адские машины" так прозвали их когурцы, потому как ничего не могли противопоставить этому чуду техники. Только вот почему свежие силы двигаются не на передовую, а в тыл. Странно. Может где-то имперские войска прорвали оборону и туда срочно требуется подкрепление? Ну ничего это уже конвульсии. К городу следователь подъехал в 19:50. На КПП офицер предупредил, что по правилам светомаскировки после 20:00 фары включать запрещено и скорость не должна превышать 30 километров в час. Не смотря на то, что авиация союзников полностью господствовала в воздухе, имперские летчики-смертники иногда наносили ощутимый урон. Шли они на предельных высотах обмороженные в полуобморочном состоянии из-за недостатка кислорода и едва прорывались за линию фронта, обрушивали свои машины начиненные взрывчаткой на любую соблазнительную цель. Это был, как считали когурцы, решающий фактор в доктрине войны до последней капли крови. Но не безумные атаки, ни множественные мины, ни смертники, ничто уже не могло изменить ход войны, империя обречена. Самое разумное сейчас, была бы капитуляция. Но император и его клика, по всей видимости, думают иначе.
Зан вежливо поблагодарил офицера на КПП, спрятал пропуск и удостоверение, и его машина сорвалась с места. За 10 минут он сумеет доехать до центра, а там можно и сбросить скорость до минимума. Сделав круг на центральной площади, где стоял чудной памятник символизирующий цветение сакуры он юркнул на улицу Согласия. Но это сейчас она так зовется, с момента оккупации она носила имя Имперской. Сейчас в Хангоне многое меняется. Меняются названия, меняются владельцы и хозяева, да и сама жизнь меняется. Медленно, но все же меняется. Здесь страшная война уже отгремела и по всей стране как на живом организме затягиваются раны. А вот и новая примета времени. Новые полицейские из местных, в новой форме. Один опрашивает симпатичную девушку, тоже из местных, и что-то записывает в блокнот, другой помогает старику оттирать надпись со стены. Старик орудует шпателем, а полицейским штыком. А надпись до боли знакомая. Этот ярко-красный шрифт ни с чем не спутать. И хоть Зан не выучил ни одного иероглифа, но эта граффити была ему известна. "Зальем кровью". Лаконично и должно вселять ужас. Подобные призывы время от времени появлялись на стенах домов, призывая Ман-кинцев к решительным действиям против западных варваров. Да, не всем нравилась новая власть, бывшие хозяева жизни ох как тосковали по имперскому прошлому. Интересно кто это такой смелый, что в сумерках, когда на улицах еще много народа намалевал эту гадость? Ну, это дело полиции, а никак не военной прокуратуры. Хотя как знать.
Стоп. Зана даже в пот бросило. Так вот же оно это здание с фотографии. И девушка, которую обнимал Вэн, вот она. Ну как же так сколько раз проезжал мимо этого кафе, мало того бывал в нем а с первого раза не узнал на фото. Интересно в чем тут дело?
Да просто ракурс на фото уж очень необычный. Автомобиль Зана стал плестись словно черепаха, а следователь в это время вертел во все стороны головой, силясь понять, откуда была сделана фотография. Он даже вновь вернулся на площадь и еще раз проехал по улице Согласия. "Ничего не понимаю", подумал он проезжая мимо кафе. Но так и не сумел понять, где стоял фотограф. "Ладно, это заведение работает до полуночи. Сейчас ставлю машину в гараж, а бумаги подождут. Имею я все-таки право помянуть погибшего друга".