Кира сразу узнала долговязого человека. Вернее, не она сама, а нечто внутри нее. Как и прошлый раз, еще не увидев это бледное лицо, ее внутренняя дрожь оповестила о приближении чего-то ужасного, и девушка застыла на месте. И уже через миг она увидела эти карие бездонные глаза безумца. После их последней встречи прошло более пятнадцати лет, немалый срок. И во внешности долговязого человека произошли разительные изменения. Он еще больше осунулся, его длинные немытые волосы поредели и поседели, бледное лицо избороздили морщины, но безумные глаза остались прежними. Его нельзя было не узнать. Как и его пятерых спутников.
Девушка вжалась в стену ближайшего дома, тень от густого каштана прикрывала ее, и она, не переставая, молилась о том, чтобы ее не заметили.
А память безжалостно отбросила ее в далекое прошлое.
В прошлое свое появление, шестеро всадников двигались по центральной улице неспешно, даже с ленцой. Их кони с неохотой перебирали ногами, словно делали огромное одолжение своим хозяевам. В их профессии не стоило сомневаться, огромные револьверы на поясах и карабины за плечами говорили сами за себя. В простонародье они именовались "усмирителями", но по сути своей они являлись самыми обыкновенными наемниками. У каждого наемника на лошадином крупе лежал мешок. Обыкновенный джутовый мешок, набитый под завязку, и покрытый бурыми пятнами. И не надо было быть пророком, чтобы догадаться, что за груз лежит в этих мешках. Тучи мух и время от времени раздраженно раздуваемые ноздри лошадей все объясняли. Мешки были набиты скальпами Пак-Маков, некогда многочисленного племени дикарей, обитающего в окрестных лесах.
Когда-то первые поселенцы основавшие город Раздолье и фермы вокруг, заключили с Пак-Маками нерушимый договор. Индейцам все равно, что происходит в степи, а поселенцы без разрешения старейшин не срубают ни одного дерева и не охотятся в лесу. Река общая, река это святое. Даже название реки с языка туземцев переводиться как Дар Небес. А поселенцы ее за кроткий нрав и за обилие рыбы любовно прозвали Зайка. Но это было еще до того как они обследовали дальнюю излучину. Там характер реки кардинально менялся. Там за дальней излучиной, в народе ее прозвали Изгиб Демонов, река резко сужалась и становилась глубокой, стремительной и бурной. Кроме того почти сразу за изгибом имелось несколько порогов с водоворотами где гибла неосторожная скотина оставленная без присмотра, а иногда даже люди, чаще всего по неосторожности. Из-за этих порогов, реку за излучиной прозвали Заика. Так вот и получилось у одной реки два названия.
Нельзя сказать, что поселенцы и индейцы с первого дня жили, душа в душу. Естественно не обходилось и без конфликтов. Но все то были, так сказать, частные стычки между отдельными людьми, которые общими усилиями удавалось локализовать. У туземцев имелась поговорка: "Река шлифует камни, а время людей".
Так оно и вышло. Со временем поселенцы и дикари привыкли жить бок о бок и уже извлекали выгоды от совместного проживания. Новоиспеченные жители Нового света научились ценить дары леса и волей-неволей разработали каменный карьер, от чего дома в Раздолье с самого основания были мало того что добротные, но благодаря мастерам со всей Европы еще и разнообразные и красоты сказочной. Кроме того в обмен на стекло, зеркала, железо и сельскохозяйственную продукцию поселенцы выменивали у туземцев шкуры, которые позже с большой выгодой перепродавали. И долгое время пушнина и говядина обеспечивали процветание Раздолью.
Все это было до того как в городе появился новый пастор Единой Обновленной церкви. Звали его отец Чин Туров. Старый пастор, хоть и считал индейцев заблудшими душами, старался не обращать на них внимания. Отец же Чин всей душей возжелал приобщить сих падших к единой вере. Нужно заметить, что и туземцы особо не возражали. И храм, чей шпиль устремился в небо, им нравился, и к церковным постулатам они относились уважительно. Старейшины даже позволили молодой туземке выйти замуж за овдовевшего кровельщика Кирилла. И на брачную церемонию собрался весь город и все племя. Но со временем Туров узнал, что индейцы, не смотря на все запреты, продолжают вершить свои дикие ритуалы и почитать целую орду языческих богов. Все это как человек нетерпимый он воспринял как личное оскорбление и оскорбление бога. И теперь редкая его проповедь начиналась или заканчивалась без гневных слов в сторону дикарей и их диких традиций. Со временем туземцы перестали посещать храм, а чуть позже и сам город. Но меновая торговля не затихла. Даже самые ярые приверженцы веры ходили на лесную поляну со своим добром. Лишний доход никому не помешает и ничто не согреет так в зимнюю стужу как добротная бобровая шуба. Семей двадцать если не больше плотно занимались скорняжным делом. И меха добытые туземцами нужны были всем. И это не могло не бесить пастора. Но пока он бездействовал, и только его слюнявые губы продолжали плести паутину ненависти.
Однажды случилась беда. Вернее беда эта надвигалась словно грозовая туча. Кровельщик Кирилл, снедаемый ревностью, все чаще и чаще поднимал руку на свою молодую женушку. Ну так ведь глупую женщину учить уму разуму одними крылатыми словами не всегда получается. С этим были согласны и туземцы и поселенцы. Но во всем, а в этом деле особенно, чувство меры должно быть во главе угла. И может быть так оно все и продолжалось бы еще долгие годы, и думала бы молодая дикарка: "Если бьет, значит любит". Но пастора Чина такой расклад вовсе не устраивал и чуть ли не каждый день, словно отраву в уши, заливал он Кириллу расказни про неистовые оргии, что устраивают дикари в лесу и в которых участвует его жена. И однажды в диком приступе, изрядно разгоряченный спиртным, несчастный кровельщик так избил супругу, что она лишилась зрения на оба глаза.
Наутро Кирилл каялся и выл от горя. А еще через два дня из леса пришли братья слепой индианки и забрали ее с собой, предварительно без крика и без лишнего шума отрубили кровельщику кисть правой руки.
Город разделился на две части. Одна часть требовала от городских властей наказание для виновных в расправе, потому как кровельщик не просто лишился руки, он лишился и заработка и теперь был обречен на нищенство. Но была и другая часть жителей. Люди тесно связанные с туземными охотниками.
- Сам виноват, говорили они.
И был в тот момент способ и, причем не один, чтобы решить эту проблему бескровно.
Но пастор Чин решил все по-своему. После нескольких пламенных речей он пригласил "усмерителей". И заплатил им золотом за каждый скальп, даже детский, причем из городского бюджета. И его поддержали и мэр, и шериф, и большинство жителей. Основной тезис пастора звучал так:
- Туземцы просто не могут считаться людьми, так как живут по звериным законам, отвергая закон божий. Горстка дикарей не пускают нас в лес, объявив его своей собственностью. А что произойдет, когда не станет Пак-Маков? Что я вас спрашиваю? Да все очень просто, весь лес будет наш.
Последний довод был особенно убедительным. Большинству жителям Раздолья он пришелся по душе. И только единицы горожан были против жестокого истребления ни в чем не повинных людей. И среди этих единиц всего несколько, в том числе и отец Киры знали истинную причину нетерпения к туземцам.
Прежде всего, у пастора было три сына и огромный запас оружия и боеприпасов. Отец Чин сам не прикасался даже к ножу, и хлеб предпочитал ломать руками, но при храме имел маленький оружейный магазин. А буквально неделю назад к нему пришла телега запряженная тройкой тяжеловесов. В телеге были тяжелые ящики. Один из храмовых певчих, участвовавший в разгрузке, рассказал в подпитии, что ящики те были полны различными капканами. По всей видимости, пастор вознамерился в течение нескольких месяцев подмять под себя весь пушной бизнес. Но и это было еще не все. Внизу по течению Зайки-Заики, уже за порогами, строилась большая пристань, под грузовые баржи. И строительство вела крупнейшая лесозаготовительная компания. И не надо было быть академиком, чтобы сделать нехитрые вычисления, такие как 1+1.
И только Пак-Маки ну никак не вписывались в это простенькое уравнение.
С лошадьми продираться сквозь густые заросли было делом не простым. Особенно если ты не местный. Но лес он везде лес и среди шестерых наемников, во всяком случае, один, был настоящим следопытом. Среднего роста, он имел среднюю, самую заурядную внешность. Вот только взгляд его серых глаз был необычайно цепкий и пронизывающий, словно он пытался проникнуть в самую суть окружающих его вещей. В принципе так оно и было и от этого взгляда ничего не ускользало, особенно когда человек этот шел по следу. Вот и сейчас каждая примятая травинка, каждая согнутая ветка что-то ему говорили. Он и прозвище носил "След", что как нельзя лучше его характеризовало.
Когда-то "След" жил в России и служил в департаменте полиции и занимался поимкой беглых каторжан. Вернее не их поимкой, а их отстрелом. Потому как тащится через тайгу со скованным преступником дело не только нелегкое, но и опасное, а если беглец не один, то и вовсе невыполнимое. Куда как проще всадить пулю беглецу в голову и доставить в участок лишь отрезанные уши.
Вот и два его нынешних спутника некогда были, так сказать, его же "клиентами". "Шило" и "Макуха" душегубы по самые глаза заросшие черной густой щетиной, внешне напоминали медведей, такие они были огромные и так отвратителен был их внешний вид. И рваные ноздри их ничуть не портили. Да и вряд ли, во всем белом свете, нашлось бы хоть что-то, что могло бы испортить эти две ужасные физиономии. Но, несмотря на свою нелицеприятную внешность в двух этих буйных головушках обитал разум и, причем немалый и прямо-таки звериное чутье, что делало их особо опасными.
Охотник за головами преследовал беглецов уже вторые сутки, когда он вышел на каменную гряду, посреди которой петлял ручей со студеной водой. На большом плоском камне что-то ярко блеснуло. Еще не дойдя до камня "След" уже точно знал, что там обнаружит.
Так и есть, серебреная монета накрыта золотым червонцем.
Ну, чего теперь кокетничать?
"След" поднял берданку над головой и демонстративно ее разрядил, после чего аккуратно положил на камни. Затем взял обе монеты, спрятал их в карман и громко крикнул:
- За двоих маловато будет!
Через миг ближайшие кусты зашевелились, и оттуда высунулась косматая голова.
- Договоримся!
Так же громко выкрикнул "Шило" и неторопливо двинулся к следопыту. "Макуха" явно прячется где-то рядом. "След" грязно выругался и демонстративно сплюнул, недоверие плохое начало для переговоров. Охотник, уж было потянулся к оружию, но тут беглецы поняли свою ошибку и значительно правее раздвинулись ветки, и появилась еще одна огромная фигура.
Разговор не затянулся надолго. Парочка гигантов оказались не простыми разбойниками. Грабить-то они, конечно, грабили и убивали, без дрожи в руках, но как говориться делали все с умом и связи имели в уголовном мире обширные и как это ни странно, но хорошие знакомцы у них имелись не только в мире преступников, но даже среди служителей закона. Это была редкая порода. Каждый такой тать носил на плече отличительный знак. Букву "М", что означало "мастеровой" и слово "мастерового" в их мире было законом. "Мастеровые" каторжане прекрасно знали, что "След" уже почти три года, за плату, отпускает беглецов, предварительно отрезая им уши. Но знали они еще кое-что.
В департаменте полиции стали подозревать неладное. Особенно когда прошел слух о том, что в тайге завелась ватага лихих бандитов и все они как один безухие.
За такую новость сам "След" должен был раскошелится, но беглецы настоятельно ему советовали не возвращаться домой, даже за припрятанным золотишком. Не мудрствуя лукаво, вся троица решила перебраться в Новый свет. Там жизнь привольная и справные работники ножа и топора легко сумеют выбиться в большие люди.
Так оно в принципе и вышло и вскоре троица присоединилась к еще троим головорезам и появилась на Американском континенте еще одна не многочисленная, но чертовски опасная банда. Один из них "Карман" с ранних лет промышлял кражами. Парнем был чрезвычайно ловким и до безрассудства смелым. Еще одного, несмотря на лысый череп, все звали "Блондин". Бывший военный, по старой привычке был всегда гладко выбрит. Он не жалел на это занятие не времени ни сил. Чтобы не случилось накануне, каждое утро он скоблил острой бритвой не только щеки, но и всю голову. Их вожак по прозвищу "Дух" длинный и худой как жердь, между тем имел дикий и необузданный нрав и очень часто убивал не по необходимости, а ради удовольствия. И вот сейчас его ожидало очень большое удовольствие.
"След" вывел наемников к стойбищу индейцев приметно в полдень. Конечно, было бы неплохо начать работу на заре, но они были уже на месте, и сейчас таиться не имело смысла. В любой момент их могли обнаружить, и тогда фактор неожиданности сходил на "нет". Кроме того туземцы совсем недавно купили дойную корову и обходились с ней как со святыней и поглядеть на полуденную дойку собирались все свободные жители стойбища. И как раз сейчас был тот самый момент.
Пять карабинов залаяли почти одновременно. Ловкий "Карман" был на перезарядке. Убийцы медленно приближались, выстроившись полукольцом, ведя при этом непрерывный огонь. Время от времени кто-то выкрикивал "замена" и "Карман" подхватывал опустевшее оружие, взамен вручая карабин с полным боекомплектом. Все это он проделывал так быстро, что временами казалось у него не две руки, а как минимум, четыре. Первыми под пули попали взрослые мужчины и женщины. Мало кто из них сумел оказать даже видимость сопротивления. В сторону убийц метнули несколько копий, и одна стрела вонзилась в плечо "Макухи". Но гигант одним движением вырвал стрелу и, не обращая внимание на текущую кровь, продолжил пальбу. Несколько десятков мужчин и подростков бросились на нападающих с ножами и томагавками. Но никто из них не сумел подобраться ближе, чем на три шага. Всех косил стальной град.
Подобравшись вплотную к вигвамам, наемники взялись за револьверы. Стреляли из двух рук, по всему что движется, даже по собакам. Когда барабаны опустели и на ногах остались лишь старики и дети, в руках убийц оказались топоры. Рубка и дальнейшее снятие скальпов продолжалась не больше часа. В это время "След" с двумя заряженными карабинами примостился в густом кустарнике и не зря. Едва он замаскировался, в стойбище ворвалась первая группа охотников из пяти человек. "След" их всех уложил пятью точными выстрелами. Остальные его "подельники" даже на миг не отвлеклись от своей кровавой "работы". Еще одна группа охотников примчалась на помощь, когда собственно, и помогать было не кому. А один индеец наверняка пожалел, что не умер по дороге от быстрого бега, так как он собственными глазами увидел, как гигантский белый человек ударом кулака убивает его дочь. Охотник остолбенел от увиденного. Он так и стоял до тех пор, пока "Карман" ударом ножа не выпустил ему кишки. Но и тогда он не издал не звука и не лице его не дрогнул ни один мускул. Туземцы очень уважительно относятся к физической боли, но в данный момент несчастный отец воспринимал и боль, и приближающуюся смерть как спасение.
Когда со всеми покончили, настал черед вождя.
- Вкусное - на третье.
Сказал "Дух" хищно оскалившись, входя в вигвам главы племени. В этот миг он был похож на кровавого демона, но седой ветеран встретил его спокойным взглядом. На нем было облачение из перьев орла, и он был готов к долгой и мучительной смерти. Едва послышались первые выстрелы, он понял, что племя обречено и уже никто не спасет его народ. Теперь только осталось достойно проститься с жизнью. "Дух" хорошо знал обычаи индейцев. От его улыбки замерз бы ад. Он обошел старика и стал у него за спиной. Затем накинул ему на шею тонкий шнурок-удавку. В душе вождя на короткий миг поселилась паника. Бескровная смерть, самая позорная смерть. Хуже только утопление. Но почти сразу вождь успокоился. "Большего я и не достоин. Я привел свой народ к гибели", мелькнула в его голове краткая мысль.
Но то короткое мгновение отчаянного смятения уловил убийца и от этой смерти он получил почти эротическое удовольствие.
Так погибло племя Пак-Маков все 304 человека.
За эту кровавую работу шестеро наемников получили увесистый мешочек золотого песка.
Домработница Клэр протирала листья огромного фикуса, когда дверь комнаты распахнулась. Она вовсе не хотела подслушивать, просто в этот миг она сидела на маленьком табурете за гигантской бочкой, в которой росло огромное растение, и тщательно обмывала каждый листочек. Она замерла, не зная, что ей делать. А в комнате загромыхало множество подкованных сапог. А уже через миг, не смотря на свое природное любопытство, она пожалела о том, что не глухая или еще лучше глухонемая. Так как то, что она услышала, не сулило ей ничего, кроме смерти.
- Чем будешь угощать дорогих гостей, "Папаша".
Долетел до нее незнакомый голос и тут же пастор ответил раздраженным тоном.
- Слушай "Дух" я тебе говорил, что "Папаши" больше нет. Нет понимаешь! А есть пастор Чин. Ты меня понял!
- Не кипятись, мы же одни, стал оправдываться незнакомец.
- Не имеет значения, уже более спокойным тоном продолжил пастор.
- Никто не должен даже помыслить о том, что бандит "Папаша" и пастор Чин это одно лицо. Понимаешь никто.
Далее послышался стук стаканов и бульканье какой-то жидкости. Этот запах ни с чем нельзя было спутать, так пах только "Королевский бурбон". Видимо гости действительно были очень дорогими, так как пастор не пожалел эту самую дорогую выпивку во всей округе.
- Ты и сам бы кипятился бы, если бы знал, сколько золота я ухлопал за эту рясу.
- И что тебе это дает?
Пробасил еще один незнакомец.
- Власть и еще большие деньги. Вы и представить себе не можете. Что здесь вскоре будет.
- Ну власти я в свое время имел предостаточно. Если ты не забыл, когда-то я полком командовал. Но мне всегда была милее свобода. Ты ведь привязан к одному месту. А у нас весь мир под ногами. Сейчас мы здесь, завтра за сотни километров. А еще через неделю в одной из столиц. Хочешь в Александровске, хочешь в Вашингтоне. А там и этого пойла навалом и девочки чистые. Не то, что у вас.
- А я хочу построить столицу тут, и быть в ней хозяином.
- По одежке протягивай ножки.
- Убогие вы люди и желания у вас убогие. Но у меня к вам еще одно дельце.
- За ваше золото любой каприз.
Пастер Туров продолжил полушепотом, но от страха у Клэр так обострился слух, что она прекрасно слышала каждое слово и каждый вздох. Отчего она пришла в неописуемый ужас.
- Значит так ребята, есть в этом городе несколько любопытных людишек, которые знают про мою связь с лесозаготовителями и еще про кое-что. Надо бы отбить им всю память.
- Это мы мигом.
- Да погодите. В большинстве своем людишки тупые подлые и трусливые. Тут есть только один с яйцами. Некто кузнец Руди. Так вот надо этому кузницу яйца-то и отрезать, чтобы остальные бараны громко блеять не смели. Только времена нынче другие, все надо сделать тихо и так чтобы подумали на индейцев. Ну сбежала от вас пара дикарей в лес и решили отомстить. Эка невидаль.
На миг в комнате повисла тишина. "Дух" в задумчивости теребил свои патлы и смотрел под потолок. Ему никто не мешал. Авторитет "Духа" в банде был непререкаемый. И не, потому что он, не задумываясь, мог убить любого. Этим "усмирителей" не удивишь. Прежде всего, главарь во всех своих решениях руководствовался здравым смыслом. И каждое задание поручал тому, кто это выполнит лучше других. Потому решения "Духа" безропотно выполняли все члены их преступного сообщества. Главарь пробурчал что-то невразумительное, затем кивнул и сказал ровным и спокойным тоном.
- Дружище "Карман" мотанись-ка ты в стойбище и будь так добр, подбери там парочку индейских "фенечек". Уезжай из города не спеша, можешь заглянуть в местный салун и так чтобы тебя там запомнили. Затем двигайся по дороге в сторону Пальмиры. Там на развилке сделаешь резкий крюк и в лес. В лесу сделаешь свои дела и в Пальмиру, купи там чего-то. Чего у вас нету?
Обратился "Дух" к пастору.
- Трубочный табак закончился.
- Так я курю самокрутки, возразил "Карман".
- Ничего, перейдешь на трубку.
Вступил в разговор "Блондин" и протянул товарищу свою ясеневую трубку, со словами.
- Дарю.
- Вот и отлично, продолжил "Дух", спросишь в салуне трубочный табак, ответят "закончился" и предложат самосад. Скажешь, что лучше курить волосы из задницы дьявола. Можешь кому-то зубы выбить. И сказать, чтобы все слышали, что поедешь в Пальмиру за нормальным табаком. Только поспеши, немногим за полночь ты должен быть опять на развилке. Тебя встретит "След". Передашь ему все, что подберешь в стойбище. Ты там заночуешь, а утром вернешься с табаком. Ну а мы после полуночи наведаемся к этому кузницу Рудольфу и сделаем, что никто не усомниться в том, что на его семью напали разъяренные индейцы.
От услышанного Клэр всю трусило, но она боялась пошевелиться. Ей казалось, что еще миг и ее обнаружат. В тот раз все обошлось, но только лишь для служанки.
За час до рассвета в дом маленькой Киры ворвались незнакомцы. Она проснулась от резкого толчка. Открыв глаза, она увидела лезвие топора, которое торчало у нее из подушки. Девочка даже не успела испугаться, так как вмиг она взлетела в воздух вместе с детским одеяльцем. Кто-то чудовищно сильный держал ее за ногу и размахивал ею словно тряпкой. Вот она увидела перевернутый стол, и какое-то обезображенное окровавленное тело и уже через миг все в глазах замелькало, и стена стала стремительно приближаться. Девочка плотно зажмурила глаза, ожидая страшный удар. Но в самый последний миг окровавленное тело резко вскочило и врезалось в человека размахивающего Кирой. Далее был удар и чернота. Уже значительно позже девочка пришла в себя в доме доброго пастора. За ней ухаживали как за сокровищем, а в один из вечеров пастор Чин долго ее расспрашивал, что она помнит о нападении. Девочка честно рассказала, что могла вспомнить. От удара у нее сильно болела голова и слезились глаза, она не видела нападающих, но была уверена, что на их дом напали жуткие великаны. Кира постоянно спрашивала, что с ее родителями, но взрослые молчали и только отводили глаза в сторону. Она, конечно, догадывалась о том, что мама и папа погибли от рук великанов, но в сердце ее теплилась надежда и она продолжала расспросы. А однажды замолчала почти на год, прекратив все разговоры и не давая ответы, она только лишь кивала в ответ или отрицательно мотала головой. Пастор Чин оставил осиротевшую девочку у себя дома на правах приемной дочери. Все с ней были добры, и только служанка Клэр смотрела на нее косо и всячески избегала встречи.