Аннотация: ...Войдя под арку, он, вытащив "ПСМ" с глушителем из-под плаща и чуть приподняв правую руку, трижды нажал на курок, мысленно меняя направление ствола. Три выстрела слились в один и три стреляные гильзы укатились к противоположной стене.
Владимир Перевалов
Киллера БРАТЬ живым!
Детектив
...Войдя под арку, он, вытащив "ПСМ" с глушителем из-под плаща и чуть приподняв правую руку, трижды нажал на курок, мысленно меняя направление ствола. Три выстрела слились в один и три стреляные гильзы укатились к противоположной стене.
От автора
Только при взаимодействии всех силовых структур государство может результативно организовать борьбу с преступностью. Естественно, для этого нужно не только от случая к случаю, исходя из сиюминутных политических интересов, провозглашать лозунги о таких действиях. Для этого нужна сила, воля и желание высших эшелонов власти покончить с преступностью. И у тех, кто желает принять такие Законы, и у тех, кто их подписывает. Причем, на постоянной основе. В противном случае будем иметь то, что имеем.
"Все герои романа, как и их действия - вымышлены"
1. Странное послание.
Вишневая "девятка" выдерживая скорость "зеленой волны", проскочила перекресток и, не доезжая метров тридцать до горбатого моста, несколько раз мигнув правым указателем поворота, прижалась к бордюру.
Областной центр с миллионным населением медленно просыпался. Возле некоторых трех-, четырех- и пятиэтажек важно прохаживались дворники, держа кто наперевес, а кто и во "фрунт" свой рабочий инструмент. Они оценивающим взглядом проверяли закрепленную территорию, прикидывая в уме объем предстоящей работы.
Все стекла "девятки" были тонированы. В салоне "девятки" находились двое. Водитель и пассажир, сидевший посередине заднего сидения.
- Я пошел. Если меня ровно в восемь не будет, уезжай на дачу и жди меня там, - сказал пассажир, надевая на глаза очки с большими затемненными линзами.
На вид пассажиру было за пятьдесят, хотя он всего год тому отметил свое тридцатипятилетие. Только хорошо присмотревшись, можно было заметить, что густая тронутая на висках сединой шевелюра, как и усы, и густые бакенбарды, тоненькой полоской переходящие в бородку клинышком, такая себе бородка типа "аля профессор" - это всего лишь парик.
Открыв правую дверку, пассажир вышел на тротуар. Возле многих домов кое-где у тротуара, а, в основном, на тротуаре стояли припаркованными разношерстные легковые автомобили. Иногда, как просветление между иномарок выглядывала и родная "Таврия", прозванная в народе "хохломерседесом".
Пассажир секунды две постоял возле "девятки", будто прислушиваясь к шуму, доносившемуся из-под горбатого моста, развернулся и медленно направился в сторону перекрестка. Пройдя с полквартала, вошел под арку дворика. В глубине еле просматривались перекошенные одно-, двухэтажные домики. Там, в таких домиках, в большинстве своем как раз и проживал тот самый электорат, от решения которого в ближайшее время зависело, кто станет хозяином и займет кресло мэра города Южный.
Напротив, чуть наискосок от арки, стоял девятиэтажный дом на два подъезда. Один из подъездов и служил для пассажира конечной целью. Вообще-то неконечной, а как раз на оборот, от этого подъезда и начиналась его главная работа.
За последнюю неделю он третий раз приходил сюда. Правда, под эту арку он зашел первый раз. Два прошлых раза он заходил в другие дворики, из которых хорошо просматривался нужный подъезд девятиэтажки. Через минуту он пожалел, что свернул под эту арку. Было такое впечатление, будто попал в открытый общественный туалет. "И как тут люди живут? Скинулись бы на металлическую решетку и вся недолга. Но мужики - скоты, тоже хороши. Не можешь терпеть - дуй в штаны. Так нет, поливают ближайшие стены как из брандспойта, - чихвостя всех подряд, думал пассажир, забывая при этом, что он тоже относится к этому виду двуногих, и сам иногда грешит такими же действиями. - А власти тоже хороши! Нашли где дать разрешение на открытие такого питейного заведения. Если вам так хочется получить за выданное разрешение негласно установленную таксу в баксах, то постарайтесь чтобы этот хренов бизнесмен оборудовал свое заведение приличным и главное вместительным сортиром. Тоже мне, хозяева", - продолжал рассуждать он, имея в виду стоявший недалеко пивбар.
Прошло минут пять-шесть. Вдруг тело пассажира самопроизвольно напряглось, а глаза, автоматически регулируя фокус, сузились, устремившись в сторону подъезда. Из подъезда вышел мужчина. Роста - чуть выше среднего, косая сажень в плечах, одет по сезону. Без головного убора, рубашка и брюки однотонные, а в руках объемная кожаная папка.
Не останавливаясь, мужчина направился в сторону перекрестка, который несколько минут тому преодолел пассажир. Разница была только в том, что пассажир двигался в сторону девятиэтажки, а мужчина - в обратном направлении.
Пассажир посмотрел на часы. Вообще-то он мог этого не делать. Он мог поспорить на какую угодно сумму, что как раз в это время стрелки часов будут показывать ровно семь. Выйдя из подъезда, не задерживаясь ни на секунду, уверенным, отработанным за долгие годы шагом, он направился к перекрестку. Пассажир "девятки" не стал его сопровождать. На этом этапе его работы главное было определить и убедиться именно в постоянстве выхода мужчины из подъезда. Делать скидку на ошибку пассажир не имел права. Вот уже третий раз на выходе из девятиэтажки он встречал именно того, который был нужен. За две предыдущие недели пассажир, досконально изучив лицо человека по полученной фотографии и зная из сообщения о месте его работы, только в первый раз негласно сопроводил его до дома. "Светиться" ему не было никакого резона и даже было опасно. Рассчитать время движения от дома до работы он мог самостоятельно, в любое время суток, не боясь попасть под подозрение. Согласно полученного заказа и условий договора - времени у пассажира было навалом.
Подождав, когда мужчина скроется за перекрестком, пассажир вышел из-под арки, полной грудью вздохнул свежего воздуха и, со злостью плюнув в сторону арки, быстрым шагом направился в противоположную от перекрестка сторону. Откуда-то снизу доносился грохот подъезжающего трамвая. Пассажир спешил на остановку трамвая.
...Дмитрий Иосифович Василенко, заслуженный журналист Украины, заместитель главного редактора газеты "Южные новости" подошел к троллейбусной остановке. В ожидании троллейбуса там уже стояли две женщины и двое мужчин. Почти сразу из-за поворота появился троллейбус. Василенко прошел в первую половину салона и сел в кресло ближе к проходу. Зашипев, двери троллейбуса закрылись, и его моментально прижало к спинке сидения.
Подозрительно скрипя всем своим скелетом на поворотах, угрожающе раскачиваясь из стороны в сторону, троллейбус вопреки своему состоянию и внешнему виду, продолжил движение. Денег в городской казне, тем более в транспортном хозяйстве, для приобретения новых троллейбусов из года в год катастрофически не хватало. Решение о бесплатном проезде в трамваях и троллейбусах города Южного, как и в других городах Украины себя не оправдали. Этим видом транспорта пользовались и нищие, и бедные, и совсем даже не бедные. Но обещания мэра, баллотировавшегося на прежних выборах, надо было выполнять. Хотя от такого популистского обещания практически никто не выигрывал.
Дмитрий Иосифович занудой никогда не был и такие мелочи даже не фиксировал в своих извилинах. Правда, критические заметки об этом на страницах его газеты иногда появлялись. Вот уже более десяти лет он повторял этот маршрут. "Да нет! Пожалуй, лет двенадцать будет. Точно, лет двенадцать. После трех лет общаги, пяти - в малосемейке, вот уже двенадцать владею собственными апартаментами в этом районе", - подумал Василенко, наблюдая через окно знакомый маршрут. Закончив факультет журналистики в университете одного из областных центров Украины, Дмитрий Иосифович, тогда еще просто Дима, молодой специалист, был направлен в этот город, в редакцию "Южные новости". Много воды утекло за двадцать лет. Из молодого журналиста, собиравшего информацию и освещавшего на страницах родной газеты выдающиеся успехи новой общности на земле - "советского человека", во всяком случае, так гласили и требовали фолианты того времени, Дима превратился в Дмитрия Иосифовича - зубра журналистики и вырос от простого журналиста до заместителя главного редактора.
Сказать, что этот путь дался ему легко - так это вообще соврать.
"Все в жизни дается легко только дуракам", - улыбнувшись, подумал он, хватаясь за спинку переднего сидения на очередном из поворотов.
В троллейбусе пассажиров заметно прибавилось.
На остановке, недалеко от обновленного православного собора, он вышел. Чтобы доехать до редакции, надо было пересаживаться на трамвай. И вот тут можно было простоять в ожидании от нескольких минут до часа и более. Трамваи со своей музыкально-исторической внешностью ездили из рук вон плохо. Вдобавок ко всему, конечной остановкой этого маршрута был рынок со всеми вытекающими из этого последствиями. Вагоны трамвая брались штурмом и были всегда заполнены под завязку. Даже если трамвай и появлялся вовремя, попасть в него сразу было практически не возможно. Чаще всего приходилось ждать следующего.
Сколько он себя помнил, общественный транспорт всегда находился на острие критики. Но если раньше можно было кому-то пожаловаться, и меры партийного воздействия худо-бедно иногда всё же принимались, то теперь, с головой шагнув в рыночную экономику, жаловаться можно было только Всевышнему. И Он, в лице своих представителей - наместников храмов, церквей и других божественных заведений, добросовестно принимал все жалобы наказывая зачастую совсем не тех, кого полагалось. Видимо, те другие, по своему сословию, состоянию и прочих возможностях, были к Нему ближе. "А ведь, правда! К Богу обращаются только тогда, когда плохо. По нынешним меркам раньше жили хорошо и к молитве приходили одни старики, старухи и инвалиды, а как жить стало хуже - все потянулись к Всевышнему. Одни - чтоб помог прожить, а другие - чтобы сохранил все что имеется, неважно каким путем нажитое. Парадокс", - подумал Василенко, поднимаясь на второй этаж редакции.
В кабинете, освободившись от папки, Дмитрий Иосифович первым делом приготовил чашку крепкого черного кофе. С чашкой дымящегося напитка в одной руке, наслаждаясь тонизирующим запахом жареных зерен и пепельницей - в другой, он оседлал вертящийся рабочий стул.
Сделав пару обжигающих губы глотков горячего, будто расплавленный металл, кофе, и чувствуя, как последние клетки наполняются бодрящим тонусом, Василенко закурил. Из головы не выходил полученный вчера около двенадцати ночи странный конверт. Он сидел на кухне и готовил статью в газету. Почти весь день пришлось просидеть на сессии городского совета, записывая на диктофон все, что озвучивал мэр и депутаты. Вопросы на сессию выносились, в общем-то, рядовые и принятые по ним решения на сенсацию не претендовали. Вместе с тем, из всего хаоса записанных голосов, надо было выбрать то зерно или ту соль, что могло заинтересовать обывателя, потратившего свои кровные на очередной номер газеты. И делать это с каждым днем становилось труднее и труднее. Тираж газеты, как будто наткнувшись на невидимый барьер, никак не хотел продвигаться в сторону увеличения. Политические новости и так называемые трудовые успехи, простой люд интересовали все меньше и меньше. И сенсационным заверениям Президента и Правительства о трудовых успехах и увеличении производства на столько-то процентов - верили с трудом, если вообще еще верили. А вот сенсациям о политических, мафиозных и прочих заказных убийствах, раскрытых валютных преступлениях высокопоставленных чиновников, появление в печати которых само по себе являлось музыкальной редкостью - народ еще верил. Во всяком случае, делал вид, что верит.
И вот вчера, когда он, сидя на кухне в наушниках, пытался отыскать в восьмичасовом словоблудии какое-нибудь интересное звено, в дверь квартиры позвонили. Звонка Василенко, естественно не слышал. В кухню вошла жена Аннушка и, положив на край стола конверт, шутя, с легким кавказским акцентом изображая услышанный где-то солдатский анекдот, сказала: "Тебе пакет, дарагой! Наверно, от очередной поклонницы любовное послание, а может, от новоиспеченной поэтессы ее душещипательные стихи?"
За последние годы не только на работу, но даже и домой (и откуда только узнавали адрес) приходили пухлые конверты с рассказами, стихами, баснями и прочей писательской макулатурой. Как правило, ничего толкового в таких пакетах не наблюдалось. При полном отсутствии всякого смысла каждый листок был, как будто нашпигован орфографическими ошибками.
- Какой-то паренек передал, - продолжила жена уже на выходе. - Ты еще долго?
С таким же успехом она могла спросить у него про что угодно. Например, когда он собирается вылететь на Марс или на Луну...
Дмитрий Иосифович вскрыл конверт. На стол выпал листок тетради первоклассника с косо наклеенными типографскими буквами: "Хочешь узнать правду, набери А-787 ячейки 1531 автоматических камер хранения на железнодорожном вокзале. Доброжелатель" - гласил крупный черный шрифт, вырезанный довольно грамотно, может даже из родной газеты.
Прочитав записку несколько раз, Василенко, на всякий случай даже обнюхал ее со всех сторон. Вопреки предположениям жены нежного запаха поклонниц или поэтесс он не почувствовал. Отложив записку, Василенко продолжил работу над статьей. Где-то через час с небольшим ему все же удалось из восьмичасовой сессии наскрести примерно сто пятьдесят строк и довольный проделанной работой, он снял наушники и выключил диктофон.
Допив кофе и потушив окурок сигареты в пепельнице (эта процедура почему-то всегда заканчивалась одновременно, как будто на табачной фабрике, так и было задумано), Дмитрий Иосифович открыв папку, достал из нее рабочий материал статьи. Предстояло этот "гигантский" труд набрать на компьютере, потом снять на дискетку и передать секретарю. Дальнейший путь материала - корректорская и уже в полосах на стол главного редактора.
Только к одиннадцати дня он смог вернуться к полученной ночью записке. "Странное послание. Если это шутка, то, во-первых, не очень умная, тем более что сегодня не первое апреля. А во-вторых, я уже давно вышел из того возраста, когда по первому звонку или записке сломя голову мчался, черт знает куда. Торчал там под одиноким деревом или под часами, напоминающими огромный блин земного шарика, чуть ли не до скончания века стоял в ожидании чуда, а в это время кто-то невидимый, естественно в юбке, хихикал до коликов в желудке, притаившись в стороне".
Отложив записку в сторону, Василенко задумался.
- Нет! В этом что-то есть загадочное! - прокручивая своими извилинами сложившуюся в связи с предстоящими выборами ситуацию в городе и страсти-мордасти, все больше и больше накаляющиеся между кандидатами в мэры, он все же решил тряхнуть стариной. Точнее - вспомнить молодость.
Из всех кандидатов, а их в списках числилось двадцать три, шансы занять кресло мэра, как казалось Василенко, а его прогнозы - прогнозы зубра журналистики в этом городе кое-чего стоили, были только у троих. Он мог бы сократить это количество и до одного - того, кто на протяжении четырех предыдущих лет худо-бедно исполнял эту должность. Но, как говорят футболисты, "мяч круглый", так и здесь, каждому жителю города, представителю так называемого электората в мозги не заглянешь даже с использованием лучших мировых достижений в области электроники. Славянский народ, тем более украинский - хитер и сам себе на уме. В последние минуты может такое выкинуть - что аж страшно подумать.
"Все эти кандидаты так и рвутся к "корыту". Быть хозяином, в смысле "хозяйничать" - очень заманчиво со всеми вытекающими отсюда последствиями. Набить карманы, "прихватизировать" что выгодней, пожить в свое удовольствие, а там - хоть трава не расти. А крохи - тому самому электорату, если они ему еще достанутся", - продолжал размышлять журналист.
О записке он пока решил никому не говорить. Зачем лишний раз будоражить великие умы своих коллег.
...Быстро перешагивая через блестящие, как зеркало, рельсы трамвайных путей, пассажир "девятки" успел-таки почти на ходу вскочить в одинокий вагон. Сидячие места в вагоне были заняты, и ему пришлось довольствоваться местом у поручней, чуть наискосок против задних дверей. Войдя в вагон, он сразу уставился в заднее окно, будто прощаясь с воспоминаниями о бурно проведенной ночи.
Трамвай бегал по кольцу, и одна из его остановок была железнодорожный вокзал. На этой остановке он и вышел. Тут же у остановки махнул рукой проезжавшей мимо иномарке. "Тачка" остановилась, и пассажир, пошептавшись с водителем, уселся на переднее сидение. "Сегодня я даже раньше, чем прошлые дни", - подумал он, поглядывая на массивные часы с браслетом, плотно сидевшие на его руке.
Возле небольшого здания дорожного кафе, пристроившегося метрах в тридцати-сорока от шикарной заправочной станции с громким названием "Лукойл", пассажир вышел. И заправка, и кафе принадлежали одному и тому же хозяину, который рассудил так: если есть блок питания для железных коней, то почему бы ни построить рядом еще один блок для питания седоков, то бишь пассажиров заправляемых машин. И он правильно рассудил, потому что его доход увеличился если не вдвое то, во всяком случае, очень существенно.
Пассажир зашел в кафе. Взяв бутылку кока-колы и разовый стакан, он пристроился у стоящего круглого стола рядом с витринным, на всю стенку, окном. Отсюда хорошо просматривался и перекресток, и трамвайная остановка, и панорама высотных домов. Прямо напротив кафе, зажатое с двух сторон жилыми шестнадцатиэтажными домами, как памятник архитектуры середины семидесятых годов находилось здание редакции газеты "Южные новости". Вход с фасада в связи с ремонтом, продолжавшимся уже более месяца, был закрыт. Желающие попасть во чрево редакции, вынуждены были пройти под аркой, соединяющей жилой дом и редакцию, во двор, и уже оттуда, с тыльной стороны, через дверь, в лучшие времена используемую только для хозяйственных и погрузочно-разгрузочных работ, путешествовать по этажам в поисках нужного кабинета. На фасаде красовалась приклеенная с внутренней стороны окна бумажная табличка. Набранная на компьютере большая стрелка с такого же размера буквами гласила: "Вход со двора". Видимо, этот указатель считался и как один из пунктов сервисного обслуживания, и как указатель, и как вежливое извинение перед посетителями за вынужденные неудобства.
Пассажир "девятки" как раз допивал кока-колу, когда на остановке остановился очередной трамвай. В одном из вышедших он увидел того, кто ему был нужен. Тот, кто вышел из трамвая, направился через дорогу прямо к зданию редакции. Это был знакомый уже читателю Василенко Дмитрий Иосифович, заместитель главного редактора газеты "Южные новости".
Проглотив на ходу кока-колу, пассажир "девятки" вышел из кафе и медленно направился вслед за Василенком. Не теряя из виду "объект" наблюдения, пассажир боковым зрением четко фиксировал в памяти все происходящее в радиусе видимости.
Василенко прошел под арку. Пассажир постоял секунду на тротуаре и как только "объект" скрылся во дворе - нырнул туда же. Он должен был еще раз убедиться, что "объект" направится именно в здание редакции, что у него не может быть других маршрутов и побочных интересов. Убедившись, что "объект" проследовал в редакцию, пассажир вернулся на улицу. Было семь часов сорок пять минут. Рабочий день в редакции, пассажир это знал точно, начинался с восьми утра. "Теперь уже можно приступать к заключительному этапу операции", - подумал пассажир, медленно шагая по тротуару в сторону перекрестка.
2. Продан, Туз и братья Саломахи.
Прошло более десяти минут, после того как заместитель главного редактора газеты "Южные новости" покинул кабинет второго лица города, а тот все сидел в одном и том же положении, не в состоянии прийти в себя.
Удар был нанесен ниже пояса и нанесен грамотно, по всем правилам верхнего образования. После таких ударов сгибаются в запятую, зажимая ладонями то, что осталось от хозяйства, которое в ближайшем обозримом будущем, как и сам носитель этого хозяйства, может быть никому не нужным.
Ближе к четырем часам дня к нему в кабинет вошла секретарша, которую он всегда величал не иначе как Зайчик, и сообщила, что звонит из газеты некто Василенко и убедительно просит соединить его срочно с Василием Васильевичем Проданом. Это, мол, в интересах ее патрона.
От услышанного у Продана глаза сузились, будто в кабинет вошла не Зайчик, а вкатилось круглое огнедышащее солнышко. Он сразу понял о ком идет речь. Этот великий правдоискатель надоел ему хуже редьки. Особенно с началом предвыборной компании. Роет и роет своим шнобелем под него - второго человека в городе. Как будто он, Продан, главный виновник всего, что творится не только в городе, но и во всей Украине. И эта обоюдная неприязнь у них началась почти сразу с утверждением Продана первым заместителем мэра города Южный.
Кандидатуру Василия Васильевича на должность первого заместителя предложил сам мэр, Игнат Макарович и, естественно, вопросов к нему со стороны депутатского корпуса почти не было. Утверждение прошло быстро и главное почти единогласно. Как-никак Продан был ближайшим помощником и одним из доверенных лиц кандидата в мэры. Работал, как говорится, в его предвыборном штабе. Но это официально, а на самом деле Продан являлся главным распорядителем финансов всей предвыборной компании Игната Макаровича.
- Ну и что желает этот "член-корреспондент"? - через какое-то мгновение, когда глаза второго лица города убедились, что в кабинете кроме Зайки никакого солнышка нет, спросил Продан. - Он так и сказал: "патрона"?
- Так и сказал. Я на всякий случай ответила, что вас в кабинете нет. Но звонивший, правда, оставил свой номер телефона и предупредил, что будет ждать вашего звонка и очень надеется в ближайшие десять-пятнадцать минут услышать ваш голос, - ответила с улыбкой Зайка.
- У меня нет никакого желания не только разговаривать с ним, но и сидеть рядом. Так ты говоришь, Зайка, что это в моих интересах? - продолжил Продан. - Спасибо, Зайка. Как освобожусь, так и свяжусь с ним.
Не успела, Зайка закрыть за собой двухдверный тамбур, как Продан, моментально схватил трубку мобильника и набрал номер Василенко.
После разговора с журналистом у Продана совсем пропало настроение. "У этого правдоискателя, видите ли, появился какой-то новый материал и прежде чем давать его на страницы своей дерьмовой газеты он хочет что-то у него, у Продана, уточнить. Явно что-то опять раскопал из моего прошлого, черт бы тебя унес вместе с твоей газетой", - подумал Василий Васильевич, набирая на мобильнике новый номер телефона.
- Это я, - сказал он тихо в трубку.
- Откуда звонишь, из кабинета?
- Да! Но у меня нет другого выхода, - полушепотом ответил Продан. - Тем более - я с мобильника.
- Хоть по космической связи! Включи хотя бы телевизор на полную громкость!
Через минуту в кабинете, видимо в записи, слышался звонкий голос Светланы Сорокиной с известной на все СНГ ее телевизионной передачи.
- Мы же с тобой договорились, Василий Васильевич, кабинетные разговоры прекратить навсегда. Выйди на улицу, подыши свежим воздухом, - слышался из мобильника приятный спокойный баритон. - Что у тебя опять случилось?
- У меня опять проблемы с газетой, - тоже успокоившись, ответил Продан. - Он должен ко мне прийти с каким-то новым материалом.
- После разговора - сразу сюда. Постарайся взять материал. Тут все и обсудим. Позвони. Только Бога ради не с кабинета. Тебя как всегда встретят.
В мобильнике раздались короткие гудки. С экрана телевизора, почти на всю громкость, Светлана Сорокина в студии Останкино все пыталась примирить какие-то партии. Продан, выключил телевизор.
Минут через сорок в кабинете появился Василенко. Прослушанная магнитофонная запись перечеркивала не только весь труд, вложенный в предвыборную компанию, но и грозила выкинуть Продана из кресла заместителя мэра, если и того не хуже.
"И откуда этот сукин сын достает такие материалы? Не иначе как у него есть свои информаторы не только в моем предвыборном штабе. Но и во всех сферах моей деятельности. Как официальной, так и в очень даже не официальной. Но ведь свидетелей того разговора было всего несколько человек. Неужели кто-то из них? А зачем им это? В случае чего они все, в том числе и я, теряют очень многое".
На пленке речь шла о продаже государственной собственности, бывшей одной из лучших в городе, а в последствии не без помощи Продана резко обанкротившейся гостинице "Салют". Даже в натяжку назвать продажей эту сделку было не возможно. Гостиница была оформлена на подставное лицо и почти за бесценок перешла в собственность Владу Иванычу по кличке Туз, вору в законе, авторитету всего криминального элемента города, руководителю самой мощной преступной группировки Курортного и Северного районов города.
То, что Влад Иваныч (такое имя и отчество Туз придумал себе сам, и оно ему очень нравилось) и вор в законе Туз одно и то же лицо, Продан, узнал, чуть ли не через год после их первого знакомства. До этого у него и в мыслях никогда не было, что такой обходительный, солидный, с довольно приятной внешностью человек и есть тот самый Туз, о котором по городу гуляли легенды. Ходили слухи, что Туз после отсидки короновался сходняком здесь же в городе. В ту пору всеобщего беспредела, он пообещал на сходе разобраться со всеми отморозками не признающими понятия, не желающими подчиняться воровским законам и доставшими своим беспределом всех уважаемых людей города. Нахватавшись волын и "калашей", отморозки стали добираться и до авторитетов. После бесследного исчезновения двух авторитетов Паука и Филина, уважаемые люди собрали сход и, выслушав Туза, поручили ему разобраться с этими отморозками. Поговаривали так же, что за эту работу сход назначил Туза смотрящим в этом регионе и поручил ему общак.
"Конечно, голоса Туза на пленке нет. Хитрый жук. В той сделке его интересы представляло доверенное лицо. Открыто он себя нигде не афишировал, и о том, что гостиница переходит в его собственность, знали только два человека, не считая Туза. Я и его доверенное лицо. Нет! Никто из участников той сделки сексотом быть не мог. Тогда откуда у этого члена эта пленка? Помнится, разговор тогда шел в сауне одного из участников сделки. Хозяин той сауны в купле-продаже играл не последнюю скрипку. Его интересы выражались приличным процентом. А может, мы все или кто в отдельности давно уже под колпаком у ментов и это они всучили в помещение сауны жучка? Но тогда зачем столько ждать? Купля-продажа состоялась давным-давно. Полгода тому. Ребятам из МВД или из бывшей Конторы ничего не стоило, имея на руках такую информацию, "посадить" мне на "хвост" своих филеров из "наружки", выйти на все мои связи и, в конце концов, обеспечить отдых на нарах у параши в одной из колоний строгого режима. Вдобавок с конфискацией всего нажитого за годы самостийности. Эти мальчики быстро докопались бы до всех моих грязных делишек, проделанных за последние годы. Поковырявшись в моей "трудовой" деятельности, можно запросто лет на пятнадцать наскрести. Благо "вышку" отменили. С ума можно сойти, - медленно возвращаясь в нормальное состояние, прошептал Продан. - Надо срочно ехать к Тузу. У того своя служба безопасности и пусть принимает меры. В конечном счете, это его идея была вначале посадить меня, Продана, в кресло заместителя мэра, а теперь и в кресло мэра", - продолжал рассуждать Продан, направляясь на выход.
Заместитель мэра и не догадывался, что его рассуждения в отношении Туза и его глобальных планов были реальностью и составляли часть хитрого плана некоторых бывших и настоящих высокопоставленных лиц города щупальца к которым тянулись из самой столицы.
- Что-то ты, Василий Васильевич, сегодня очень возбужден! - сказал Туз Продану, вошедшему в его апартаменты в сопровождении личного охранника. - Скажи там пусть приготовят легкую закуску, - махнул он охраннику.
Личный охранник кивнул головой и молча вышел из просторной комнаты, расположенной на втором этаже особняка.
- Ну, что там у тебя опять стряслось? - продолжил Туз, наливая по чуть-чуть в большие хрустальные фужеры из фирменной фигурной бутылки такой же фирменный напиток.
Было такое ощущение, будто они находятся не в Украине с ее всенародными возможностями выпить, а в какой-нибудь развитой европейской стране. Рядом, на откидной дверке зеркального бара стояла хрустальная "розетка" с тоненько нарезанными дольками лимона, расположенными по кругу в виде ромашки.
- Давай, Василий Васильевич, по глоточку. Так сказать, для наведения равновесия во всей мозговой системе, - приглашая к бару Продана, улыбнулся Туз.
Сделав пару глотков приятного на вкус и на запах настоящего французского коньяка, Продан взял с "розетки" дольку лимона. "Хоть бери да в гадалки играй, посадят или не посадят", - подумал он, глядя на дольку лимона.
Туз трижды прослушал кассету, причем последний раз - через наушники. "Тоже мне великий специалист из из ментовской экспертно-криминалистической лаборатории", - подумал Продан, наблюдая за его манипуляциями с наушниками. Он понял, что тот пытается узнать фальшивка это или настоящий компромат.
- Если это и фальшивка - то сработана мастерски. Но не похоже. Разговор не в растяжку, да и ведется по смыслу. Нет! Не похоже! Ты посиди пока один, можешь себе налить, я скоро, - сказал Туз, выходя с кассетой из комнаты.
- Срочно свяжись с Особистом! Сегодня же! В течение двух часов! Передай, что с фраером нужно заканчивать не позже завтрашнего утра. Точнее - до начала рабочего дня, понял?
- Туз! Так о сроках речи не было! Он, может, не готов еще, - ответила груда мышц.
- Он как получил заказ, должен быть всегда готов. А мы ведь не только сроки не обговаривали, мы даже процедуру окончательного варианта не обговаривали. Ему что было поручено? До тонкостей изучить все маршруты передвижения этого фраера и быть готовым к любым конечным вариантам. Он должен был выбрать подходящее место и при получении команды, если в этом возникнет необходимость, сделать дело, получить вторую часть бабок и слинять в свое новоиспеченное государство. Кстати о бабках, ту часть он получил?
- Обижаешь, Туз.
- Так вот передай ему, если все будет сделано чисто и до начала завтрашнего рабочего дня, то он получит в десять раз больше.
Услышав какую сумму Туз собирается отстегнуть Особисту, груда мышц захлопала веками и чуть не уронила челюсть на пол.
- Закрой хлебальник, Амбал. Муха залетит. Скажи ему, пусть только вовремя сообщит, где и во сколько передать бабки. Сам и передашь. И смотри, чтоб без глупостей, - сверля глазами Амбала, прошипел Туз.
- Да ты что, Туз? За кого ты меня принимаешь? - прикрыв кое-как челюсть но, все еще продолжая хлопать веками, возмутился Амбал. - Мы же с тобой столько лет вместе? Неужели ты мог подумать, что я скурвлюсь и стану крысятничать?
- Я ничего не думаю. Сделаешь, как я сказал. И смотри, не спугни этого стрелка. Он нам еще сгодится.
- А начальника своей контрразведки потерять не боишься? Особиста может "наружка" "пасти", и после всего нас обоих могут залашкать тепленькими, да еще и с поличняком.. А париться снова в зоне под охраной вышкарей у меня нет ни малейшего желания. Тем более - попасть в лапы мальчиков из бывшей Конторы. Сам знаешь, как они работают?
- Поэтому тебя и посылаю, что только тебе верю. Ты ведь сделаешь все, чтобы не попасть в лапы хмырей, и первым делом, в случае чего, Особиста хлопнешь. А твои ребята тебя даже от хмырей отобьют. Ну ладно! Хватит за упокой базарить! Все будет нормально, - закончил Туз, возвращаясь к Продану.
После прослушанной кассеты Туз отказывался верить всем. На кон было поставлено многое. "Столько лет упорного труда и все коту под хвост. Нет. Я на такой вариант не подписывался", - рассуждал он. Чтобы достичь того, что Туз имел на сегодня, пришлось подмять под себя тех, кто хотел самостоятельно хозяйничать в этих двух районах. Вначале в одном Курортном, а потом и в Северном. Не только отморозков и бакланов, но и некоторых более солидных бывших зеков, руководителей небольших преступных группировок, действовавших стихийно в этих районах, не долго пришлось уговаривать перейти в подчинение Туза. Его правая рука - начальник контрразведки и охраны, руководитель боевиков, настоящий корешь по последней отсидке, бывший кандидат в мастера спорта по боксу, Амбал со своими ребятами такие беседы начинал культурно. Многие, увидев Амбала с его мордоворотами, или добровольно переходили в подчинение Туза, или перебирались в другие районы и даже города. Разговор всегда начинался с предложений, обещаний и уговоров, а совсем непонятливых - в харю, а лучше по почкам, естественно ногами. Именно так выражался сам Амбал. Пару кафешек и мелких торговых точек, принадлежащих особо упорным тугодумам и находящихся под "крышей" отморозков, пожелавших называть себя на Вы и не иначе как законниками, неизвестно где и каким сходом коронованными, пришлось поднять на воздух, а отморозков - отправить к праотцам. В ход шли и гранаты, и гранатометы, и взрывчатка, и автоматные очереди, и прочие технические средства ранее, при Союзе, считавшиеся достоянием только компетентных органов и Вооруженных Сил. В первые годы самостийности время было очень веселым.
Планы у Туза действительно были глобальными. Как один из промежуточных этапов - выиграть выборную компанию и посадить в кресло мэра своего человека. Кстати эта идея родилась отнюдь не в голове Туза. Этому его надоумил один очень влиятельный человек - представитель из Центра. Этому человеку Туз был обязан всем. Но об этом человеке чуть позже. За четыре года, пользуясь депутатской неприкосновенностью мэра, Туз рассчитывал сколотить приличный капитал и попытать счастье прорваться в Верховный Совет Украины. Там, конечно, Туз покажет, как надо работать. "Уж я бы там постарался. Обеспечил бы и себя, и всех близких на всю жизнь. Прикарманил бы зелени побольше и за бугор. Подальше от этих ежедневных кошмаров, что его прошлое будет в один день раскрыто, и свои же посадят его на перо. Скоро здесь вообще делать будет нечего. Ребята из ментуры и СБУ с каждым годом все серьезней относятся к своему делу. Все независимее. И стрельбы и трупов поменьше. Случается, конечно, грохнут иногда кое-кого, но это уже профессионально. Такое даже спецам - "важнякам" не всегда раскрыть удается". Но эту свою тайну Туз и не собирался афишировать.
- Так ты, дорогой Василий Васильевич, говоришь, что этот писака от тебя прямо домой уехал?
- А куда еще? Мой водитель его домой и отвез.
- Что, он сам попросил?
- Ну, ты даешь, Влад Иваныч! - ответил Продан. - Я сам и предложил.
- Думаешь, он ни с кем до тебя про кассету не базарил? А копию он у себя в сейфе случайно не оставил? Ты что, серьезно пообещал за нее снять свою кандидатуру на выборах?
- Пришлось. Мало того, я даже пообещал серьезно разобраться с продажей гостиницы и весь материал передать в его газету.
- Но-но! Будем надеяться, что твоих обещаний для него достаточно хотя бы до утра. А как твои успехи в предвыборной компании? Как ты сам оцениваешь свои шансы?
- По всем данным из всех двадцати трех кандидатов шансы на успех имеются только у моего шефа и у меня. У него, правда, намного больше.
- И зря ты так думаешь. Это мы еще посмотрим, - сотворив на лице скептическую улыбку, ответил Туз. - Мы за последнюю неделю такую компанию проведем - весь город ахнет. Все избиратели будут наши. Молодежи деньжат подкинем, старикам - идеи, обещания и продуктов бесплатно. Нет, дорогой Василий Васильевич, я на ветер бабки не бросаю. Давай-ка мы с тобой еще по глоточку на посошок. И не переживай ты так о всякой мелочи! Как говорил кто-то из мудрых: "Все болячки от нервов". А нам нужны твои крепкие нервы. Так что будь здоров и, как говорится, не кашляй, хэ-хэ-хэ! - зашелся он в гомерическом смехе.
"Тебе, Влад Иваныч, хорошо говорить "не переживай". Попробуй, не переживай, когда каждый мой шаг по твоей милости зоной пахнет. Тебе легче. Ты привычен, да и в зоне навряд ли простым зеком будешь"? - рассуждал Продан, лежа в кровати своих хоромов. О прошлом Туза он мог только догадываться.
Прямо из особняка Туза под охраной его водителя на одной из довольно крутых его тачек Василий Васильевич был доставлен домой в полной целости и сохранности. Имеющаяся пятикомнатная квартира в сто сорок квадратных метров в престижном многоэтажном доме досталась ему недавно, год тому. Какой-то бывший генерал из канувшего в лету Политуправления военного округа решил со своим семейством перебраться на родину предков, в Курскую губернию. Обошлась она Продану в приличную сумму в у.е., то бишь в баксах. Но знакомые Продана, знавшие толк в оценке недвижимости, называли цифру в два раза больше, хотя истинной суммы, кроме него самого, не знал никто. Даже его жена.
Если бы не связи Василия Васильевича, бывшего в то время уже заместителем мэра, за квартиру действительно пришлось бы отстегнуть сумму в два раза больше. Продан вовремя подсуетился и оказал генералу услугу не только в беспошлинном вывозе с Украины всего генеральского добра, а было его прилично, но и без всякого таможенного досмотра. Лишних денег у прижимистого Продана не было. Даже эту сумму пришлось взять в долг у Туза. Правда, тогда они уже были компаньонами, и уважаемый Влад Иваныч сразу согласившись на просьбу Продана выделил требуемые у.е. даже без всяких процентов. Он даже срок возврата не установил. До сих пор должок висит в воздухе. "Надо потихоньку отдавать, а то потребует Туз отдать долг в один присест, а я не смогу. Включит счетчик - считай гостиница его. Но мое жилище по сравнению с его особняком - это шалаш в Разливе. Хоть и Великий человек жил в нем, но все же это всего лишь шалаш", - улыбнулся Продан, считая, что удачно выбрал сравнение.
В таких случаях он всегда почему-то забывал, что помимо официального "шалаша" в пятиэтажном доме, государственному мужу неофициально принадлежать две прекрасные дачи площадью с половину хорошего квартала, плюс особняк родителей, кафе, небольшая, на десять рабочих мест, СТО и шикарная гостиница с полным комплектом услуг. Обе дачи он своевременно оформил на дальних родственников. "А вообще-то, действительно, что я паникую? Если Влад Иваныч по своим каналам каким-нибудь путем утихомирит этого писаку, может, действительно мне улыбнется фортуна и я займу кресло мэра. А что ему стоит? Он и не таких ретивых прибирал к рукам. Вон тех двух братьев - Саломах как "раскрутил"? И бабки почти все прибрал к рукам и с братьями-акробатами в один присест покончил, - его аж передернуло от тех воспоминаний. Ведь доля вины в смерти братьев лежала и на нем. - А так все хорошо у них получалось вначале, хотя трагический конец всей их задумки я предвидел в первый же день встречи. Но братья тоже хороши. Стали зарываться. Видите ли, города им стало мало и они втихаря решили расширить свою трастовую компанию и стали открывать дочерние фирмы в других городах. Знаем мы эти дочерние предприятия. Рассовал бабки на их счета и гуляй, Вася. Основная фирма закрылась - бабки исчезли и ищи-свищи. Мы же так с ними не договаривались. Вовремя я тогда шепнул Тузу про их химию. Не только мои бабки были вложены в их трастовую компанию. Бабки Туза тоже там крутились. Проценты, правда, шли разные. Да! Плохо закончили братья, а какое прекрасное было начало. Сколько они продержались? Меньше года", - воспоминания вернули Продана в тот январский день.
А случилось это почти за полтора года до описываемых событий.
Во второй декаде января первый заместитель мэра города Южного Продан Василий Васильевич проводил, как и положено второму лицу города, прием посетителей.
- ... Я постараюсь вам чем-то помочь, - успокаивал он очередного посетителя.
У приставного стола сидела женщина в возрасте.
- Вы понимаете, Василий Васильевич, я ничего не могу добиться. Начальник нашего ЖЭО меня уже избегает. Сколько я обращалась, сколько писала, а крыша так и течет. Когда идет дождь - лучше на улице мокнуть, чем в квартире. Там хоть не видишь той убогости, в которую превращается моя квартира. В конце концов, это не частный дом - многоэтажка. Беда в том, что моя квартира на последнем этаже и вдобавок угловая, - со слезами на глазах объяснила женщина.
- Я же вам сказал, что разберусь и постараюсь помочь. Видите, записываю: на завтра вызвать начальника вашего ЖЭО. Если потребуется, я вместе с ним выеду к вам, - как можно спокойнее объяснял женщине Продан, одновременно нажимая кнопку вызова секретарши.
Увидев вошедшую секретаршу, женщина поднялась и направилась к двери.
- Я очень надеюсь на вас и спасибо вам, - встретившись почти посередине кабинета с вошедшей, сказала на прощание женщина.
- До свидания! - многообещающе ответил заместитель мэра, откинувшись на спинку высокого кожаного кресла.
Он прекрасно знал, что помочь женщине вряд ли сможет. Ну, вызовет он начальника ЖЭО, ну устроит ему разнос, а в ответ начальник потребует денег. И откуда он их возьмет? Конечно, заместитель мэра в структурах власти был очень даже не пешкой и прекрасно знал, куда деваются деньги и от приватизации, и от продажи госимущества, и от сбора налогов, причем той, неизмеримо большей части налогов, которые идут мимо официального учета, и от прочих доходов.
- Я слушаю вас, Василий Васильевич, - нежным голосом прервала его мысли секретарша.
Близко к столу она не приближалась. Стояла на расстоянии нескольких шагов, как будто специально представляя своему шефу возможность обозреть не только свою прическу, бюст и бедра (находясь рядом со столом, все остальное скрывала столешница), но и короткую, короче некуда, юбку и ровные, стыдливо выглядывающие откуда-то из-под ушей ноги, обутые в элегантные лодочки.
Остановившись, она загадочно, даже очень загадочно улыбнулась.
- Зайчик! Много там еще желающих пообщаться со вторым человеком города?
- Лучше бы с первым, - открыв в небольшой улыбке прекрасные, ровные и ослепительные белые зубы, ответила Зайчик.
- Ну, Зайчик! Москва ведь тоже не сразу строилась. Не будем торопить время. Может, когда-нибудь и до этого доживем, - загадочно ответил, Продан, не спуская глаз с бюста и бедер секретарши.
- В приемной еще двое посетителей. И оба по одному и тому же делу. Интеллигентные, приятной внешности и очень вежливые, - продолжая улыбаться, ответила Зайчик.
Причину ее улыбки и загадочного настроения Василий Васильевич расценил правильно. Раз в неделю после работы, если позволяли обстоятельства, а он все старался сделать так, чтобы обстоятельства позволяли, вот уже несколько месяцев они вдвоем выезжали на одну из дач Продана. Причем на ту, о которой знал только он, и в течение всей ночи предавались изысканным ласкам, обмениваясь при этом настоящими любовными нежностями. Семнадцатилетняя Тая была в этих делах почти профессионалом. Тем более зная, как это удовольствие оценивается со стороны партнера.
Сегодня был как раз тот день, когда они незадолго до обеда во время визирования почты тонкими намеками на приятные обстоятельства договорились провести ночь вместе. Да и намеков как таковых почти не было. Василий Васильевич, будто совсем ненароком, достал из ящика рабочего стола такую себе маленькую безделушку в красной сафьяновой коробке: мол, полюбуйся, Зайка, на эту безделушку. Зайка своими тонкими длинными пальцами с накладными, покрытыми тонким сиреневым лаком ногтями открыла коробочку и достала оттуда перстень с красивым камнем.
- Какая прелесть, - примеряя перстень на один из еще свободных пальцев, восхищенно воскликнула Зайка.
Несколько пальцев ее рук уже были оккупированы похожими безделушками. Видимо, за время совместной работы, а точнее - за время, проведенное после работы, Василий Васильевич досконально изучил не только анатомическое построение ее тела, но и доступные для измерения его части.
- Это тебе, Зайка. Нравится?
- Очень!
- Тогда после работы и отметим, если не возражаешь, это торжество?
Зайка не возражала. "Сегодняшний подарок потянет не меньше чем на мою официальную годовую зарплату. Уж я сегодня для тебя расстараюсь! Тебе будет очень приятно", - в который раз за послеобеденное время подумала она, а в слух сказала:
- Может, сказать этим интеллигентам, что вы себя плохо чувствует или что-то в этом роде?
- Зачем, Зайка, будить зверя у народа? Закончим прием, тем более что дело движется к концу рабочего дня, а там как всегда. Приглашай, Зайка.
Зайка направилась на выход. "Как всегда", это означало довольно хитрые манипуляции встречи. Секретарша выходила из здания мэрии первой, ловила любую тачку и выезжала в конец города. Там, на одной из более-менее ухоженных остановок городского транспорта отпускала тачку, оплачивая проезд естественно из бюджета второго лица города, и ждала минут десять. К тому времени к остановке подъезжала машина Продана. По такому случаю он, как правило, отпускал личного водителя и садился за руль сам. На заднее сидение, как птичка в скворечник, втискивалась Тая, и они мчались в прекрасное будущее. Стекла служебной легковушки были не просто тонированы, они были зеркально темными. С такими стеклами да вдобавок еще и под всякие запрещающие знаки ездили единицы. Власть предержащие чиновники, ментура от полковника и выше с легко запоминающимися номерными знаками и уж на самый последок некоторые штатские разжившиеся какими-нибудь толковыми "корочками". Естественно - бизнесмены с пачками зелени в лопатниках да "отморозки" со стволами. Такая как говорят "се ля ви" и ее производная - "демократия".
Дверь открылась и в кабинет вошли очередные и последние в этот день посетители.
- Проходите! Присаживайтесь! - поздоровавшись, прикуривая сигарету и меняя мечтательную внешность на вполне серьезную, деловую, предложил Продан.
- Спасибо! - как будто всю жизнь тренируясь, хором ответили вошедшие, присаживаясь по обе стороны приставного стола.
- Я слушаю, вас!
- Василий Васильевич, у нас есть одно деловое предложение, - начал тот, который сидел справа от заместителя мэра.
- Переложение - это не просьба и уже хорошо. Если предложение деловое, то это уже "хорошо" в квадрате, а если оно еще и не требует затрат, то такому предложению цены нет, - улыбаясь ответил Продан усиленно пытаясь вспомнить откуда он знает этих двоих. - Давайте сначала познакомимся. Меня, как я понял, вы знаете, а кто вы?
- Мы - Саломахи! Я - Иван, а это мой брат, Петро. Да мы с вами давно знакомы. Польшу, Югославию помните?
Теперь Василий Васильевич вспомнил, откуда он знает этих посетителей. Разницы в возрасте между ним и этими двумя братьями-акробатами почти не было. "Со старшим Иваном мы кажись одногодки, - добираясь даже до таких мелочей, вспомнил Продан. - Это же, сколько лет прошло?"
- Как не помнить, - вслух ответил хозяин кабинета. - Где вы сейчас? В какой отрасли трудитесь?
- Промышляли, как вы знаете "челноками", а последний год трудились в России, - ответил все тот же Иван.
"Петро, помнится, и тогда был немногословен, - подумал Василий Васильевич, внимательно рассматривая неожиданно свалившихся на его голову давних знакомых. Что они хотят? Может, денег? Так я по вторникам не подаю. За последние годы Продан стал сильно суеверным и очень придерживался выработанных привычек. Где-то он вычитал умную мысль, что вторники - очень плохие дни для одалживания денег. - Лучше бы вся неделя. Хотя грешно было бы в какой-нибудь мелочи отказать. Помнится, несколько раз эти два брата-акробата крепко его выручали. Может, за тем и пришли к нему, чтобы напомнить о тех долгах, естественно, не денежных. А что, узнали, какую я должность занимаю, и решили попытать счастье. Чем, мол, черт не шутит, когда Всевышний отдыхает? Хотя по-ихнему виду не скажешь, что они нуждаются в каких-нибудь мелочах".
- Наша идея разместилась на двух листочках, - доставая из папки два отпечатанных на принтере листочка, продолжил Иван.
- А если в двух словах? - забирая листочки, спросил Продан.
- В двух словах не получится. Если уж совсем кратко, то мы хотим, на манер наших соседей, помочь гражданам нашего города стать богатыми. Но чтобы нашу идею доступно развить - потребуется время. Да и не кабинетный это разговор.
При упоминании о деньгах, Василий Васильевич прекратил читать и внимательно посмотрел на Ивана. Он понял, что в этой великой "двоице", Иван - это мозг.
- Так-таки и всем? - с хитро улыбающимися глазами переспросил Продан.
- Конечно не всем, а только тем, у кого появится для этого желание.
Продан, перевернул страничку.
- Это что, наподобие какой-то трастовой компании?
- Вы правильно мыслите, Василий Васильевич. Наше предложение такое. Мы сейчас едем в лучший ресторан, заказываем столик, а где-то часам к восьми подъезжаете вы. К этому времени, может и у вас появится какое-нибудь толковое предложение. Там и обсудим все вопросы.
Продан, дочитав второй листок до конца, для чего-то вернулся снова к первому листу и, делая вид, что усиленно изучает предложение по второму разу, уткнулся глазами в лист. Если честно, то теперь он не видел ни фига. Ни букв, ни строчек. Автоматически водил глазами и головой слева на право. Но мозг у него работал с исключительной скоростью. Почти на пределе возможного. "Нет уж дудки, ребята-демократы. В ресторан мы не пойдем. Я с вами еще там не "светился"? Тем более, если придется вашу идею превращать в реальность. Мы, как говорил один из Великих, пойдем другим путем. Правда, на кон придется бросить Зайчика и всю такую желанную ночь. Но Зайчик никуда не денется. Она будет и завтра и всегда. Во всяком случае, долго, а вот вы со своей идеей можете пойти тоже другим путем. Но тот другой путь для меня очень даже не выгоден".
- У меня есть, как говорил артист в каком-то фильме, встречное предложение. Жена с детьми у родителей, так что я временно холостой. Поедем ко мне на дачу, посидим, вспомним те давние времена, а за одно и обсудим ваше предложение. Вы к кому-нибудь уже обращались с этим вопросом?
- Да мы только на днях приехали. Немного отдохнули и сюда, в областной центр. А тут к вам. Да и знаем мы только вас. А начинать мы всегда привыкли с официального шага.
- Ну и как вам мое предложение?
- Мы согласны, - ответил за двоих Иван. - Сгоняем в ваш ближайший супермаркет, отоваримся и будем ждать вас там, где прикажете, Василий Васильевич.
"Да! Братья Саломахи тогда постарались! Мигом на даче стол накрыли. Не поскупились ни на выпивку, ни на закуску, естественно фирменную и последней свежести, - поднимаясь с кровати, надевая мягкие шлепанцы и направляясь по причине резкого увеличения мочевого пузыря в сортир, продолжал вспоминать Продан события полутора годичной давности. - Сервировкой стола, помнится, всегда больше занимался Петро. Из них двоих - Иван был мозговым центром, а младший Петро - его тыловое прикрытие. И тогда, в бытность челночных путешествий, когда опустошенные желудки отказывались подчиняться ногам и они втроем, независимо где это случилось: в вагоне или на заграничных базарчиках, сваливали на импровизированный столик свои тормозки в кучу, Петро всегда принимался за его сервировку. И получалось это у него культурно и красиво".
Вот тогда, в одном из купейных вагонов скорого поезда направляющегося в столицу Польши и набитого "челноками" всех возрастных категорий до предела, Продан и познакомился с братьями, обеспечивавшими свое существование, как и он, челночными путешествиями вначале по Польше, а потом и по Югославии. Челночный труд давался нелегко, но при этом обеспечивал не только хлеб - хлеб с маслом.
А что ему оставалось делать? Оставаться уважаемым человеком в штатном расписании завода? Уважаемым может и да, но богатым при той зарплате и ценах на дефицитные товары - нет.
К концу Горбачевского правления тоталитарным режимом, вовсю легализовавшего "Великую перестройку" Продан, стал освобожденным секретарем комсомольской организации крупного завода имеющего в своем штате номерные цеха по производству электронной аппаратуры для подводных лодок. Освобожденным - он стал чисто случайно. Будучи комсгруппоргом молодежь завода на своем форуме, не без помощи компетентных органов (наличие номерных цехов давало право мальчикам в кожанках совать свой нос во все структуры завода) избрала Продана своим вожаком, теперь уже освобожденным. На форуме его кандидатуру предложил сам Вербицкий Игнат Макарович, руководивший и направлявший в то время всю сознательную молодежь области. Это теперь он мэр города, а тогда - всего лишь первый секретарь обкома комсомола. Но комсомол, как известно, всегда был младшим братом партии руководившей государством. С тех пор у них и завязалась дружба. Первый, хоть и руководил молодежной организацией, был на пятнадцать лет старше Продана - сорокалетним, в расцвете сил, мужчиной. Устав молодежной организации допускал такое несоответствие возрастных категорий руководителя и самой организации.
Потом, несколько вполне приличных дядей под руководством настоящего алкоголика (во всяком случае, с экрана телевизора он выглядел только так), тоже бывшего в обойме комсомольских вожаков целой страны, решили сыграть в ГКЧП. "Как любит часто повторять наш бывший Президент: из этого вышло то, что вышло", - Продан, снова улыбнулся своей изобретательности и эрудиции. Да! Вышло то, что вышло и по велению того же Горбачева комсомол, как и вся КП, приказали долго жить. В один присест закрылись и как будто растворились в многомиллионном обществе и обкомы, и горкомы, и райкомы как Коммунистической партии, так и Ленинского комсомола. Вместе с ними растворились и многомиллиардные счета от поступающих годами партийных и комсомольских взносов, ежемесячно собираемых доверенными лицами у тех же многомиллионных членов.
Народ, в том числе и бывшие простые и очень даже не простые коммунисты и комсомольцы, ринулись в открытые ворота границ и, стал за бесценок вывозить за бугор все то, что годами создавалось народом теперь уже преклонного возраста и считалось ценным за бугром. От шоколадок до нержавейки. От простых электрических приборов до сложных, военного предназначения систем. От серебряных и золотых сережек, перстней, колец до золотых и серебреных слитков. Последним богатством владела только партийная верхушка.
Продан то же перестроился и, благодаря связям, быстро сварганил себе заграничный паспорт во все страны Европы. При помощи коллег, руководивших в недалеком прошлом молодежью на торговых базах и складах, он, приобретя партию "безделушек" из высококачественной нержавейки, совершил свое первое заграничное турне. В то время для граждан Украины и не только лучшим торговым центром Европы была Польша, а ее граждане - лучшие купи-продай в той же Европе. Там всю эту "мелочевку" можно было обменять на настоящие доллары и беспрепятственно привезти их домой. Да! Да! Беспрепятственно, ибо фирма, рожденная Великим Феликсом, тоже стала давать сбой. Потом "бедный" народ огромной страны ринулся в Югославию. В этой, почти что нищей теперь стране, "великие" бизнесмены в течение одного дня становились миллионерами в динарной денежной единице. Изголодавшийся по всему тому, что в развитых странах давно стало почти, что семейной необходимостью, народ тащил в свою страну магнитолы, видики, компьютеры и, естественно, машины-развалюхи.
Продан тоже не отставал от всех, но при этом смотрел в будущее и основное внимание уделял приобретению наличности в долларах. Слово "бакс" галопом вошло в повседневную речь немного позже.
На этих поездках он сколотил приличный по тем меркам капитал и, как только в самостийной Украине стало возможным заниматься частным бизнесом - приобрел подальше от центра небольшое кафе, купил лицензию (тогда это стоило не Бог весть какие деньги) и стал предпринимателем. Чуть раскрутившись, он взял в долгосрочную аренду рядом с кафе небольшой участок земли, построил примитивные, гаражного типа, помещения, оборудовал их таким же примитивным оборудованием и открыл несколько цехов по ремонту легковых машин. А дальше - больше. Вскоре рядом с кафе была построена небольшая в два уровня гостиница на десяток двухместных номеров с громким названием "Четырехзвездочный отель".
Расширенный бизнес Продана, естественно, не мог уйти от пристального внимания "отморозков"-рэкетиров, размножающихся прямо пропорционально с предпринимательской деятельностью. Когда контрибуция, наложенная этими "отморозками", стала непомерной, Продан, мыкаясь во все стороны, не знал даже, как сохранить свое детище. Он уже подумывал: не бросить ли к черту все это дело, но тут пришла помощь. Помощь пришла в лице не тех, кто по Закону должен оберегать граждан от всякого рода посягательств - пришли бритоголовые, с бычьими шеями ребята. Они ничего не требовали и ничего не обещали, просто предложили ему поехать к их хозяину. Вот тогда-то Продан и познакомился с Владом Иванычем. В тот день он впервые побывал за высоким бетонным забором частного владения Туза.
- Я давно наблюдаю за вами, Василий Васильевич. У вас есть шестое чувство к бизнесу. Вы нутром чувствуете, где и на чем можно прилично увеличить свой капитал, - с долей лести в голосе сказал хозяин особняка.
- Я что? Я как все! Если бы рэкет не мешал - можно было бы существенно расширить свой бизнес, - ответил Продан.
Хозяин особняка показался ему приятным, в меру эрудированным собеседником. "Интересно, в какую отрасль вложен его капитал? Не иначе как из бывших крупных партаппаратчиков или Комитетчиков", - подумал Продан. Он кое-что слыхал и о деньгах партии, которые исчезли неизвестно куда, и о силе власти бывших крупных начальников из бывшего Комитета.
- А в каких отношениях вы с Законом? С налоговыми органами?
- Тут я чист, как младенец, - чувствуя, что Влад Иваныч что-то замышляет, быстро ответил Продан. - И законы чту, и налоги плачу.
- Да вы не подумайте чего плохого, - с улыбкой продолжил хозяин. - Это я так, чтобы разговор продолжить. Неплохо у вас получилось: "и Закон чту, и налог плачу". Почти как в песне. Не поймите меня превратно, но народная мудрость, если мне не изменяет память, гласит, что "закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло", - приятно улыбаясь, продолжил Влад Иваныч.
- Да! Вы правы! Любую статью наших законов можно не только трактовать по-разному, но и свой ключик к ней подобрать. Особенно в это смутное время.
- Не будем юлить, Василий Васильевич! Я человек деловой и к долгим базарам не расположен. Предлагаю не только оградить вас от всякого рода "отморозков", но и оказать вам финансовую помощь в расширении вашего бизнеса. Я имею в виду "Четырехзвездочный отель", скажем так, - в глазах хозяина при упоминании названия отеля промелькнула искра то ли ехидства, то ли лукавства.
"Вот она где собака зарыта. А ты, Влад, не так прост, как кажешься! Мягко стелешь да жестко спать", - подумал, Продан, а в слух сказал:
- А что взамен вы попросите, Влад Иваныч?
- А ничего! - заметив в глазах Продана резкую перемену и напряженность, ответил хозяин. - То есть, почти ничего. Оценим ваш гостиничный комплекс и процент от моей финансовой помощи, принятой вами и вложенный в его расширение, и будет той суммой, которая должна будет причитаться мне от общего дохода. При этом никаких официальных бумаг. Да! Чуть не забыл! Как маленький довесок к этим процентам - на должность бухгалтера всего гостиничного бизнеса, заметьте - только гостиничного, вы должны будете назначить моего человека. Будьте спокойны, он специалист своего дела и вас не подведет. А мне, согласитесь, будет спокойнее. Ну, как, договорились?
"Твой бухгалтер будет у меня твоими глазами и ушами. А куда деваться? Этот вариант все же лучше чем контрибуция "отморозков"-рэкетиров", - подумал Василий Васильевич, а вслух сказал:
- Будем считать, что с сегодняшнего дня мы в какой-то степени стали компаньонами.
Вот так и закончилась та первая встреча Туза и Продана. Это была действительно первая и единственная встреча, которая не была замешана на крови и после которой на этой грешной земле не остались остывать трупы.
Идея у братьев была до обидного простая. Создать свою кредитно-финансовую, так называемую трастовую компанию, за счет "бедных" вкладчиков.
- И вы считаете, что население нашего города вытащит свои кровные из "чулка" и понесет к вам? - спросил у братьев Продан, когда закончились приятные воспоминания и после очередного тоста за будущие успехи разговор перешел в деловое русло.
- Они не просто принесут их нам, они сделают это дружно и аж бегом, - нанизывая на вилку, как в захудалом безрозрядном кабаке ломтик брюшины копченой Горбуши, сказал Иван.
- И какими такими молитвами вы их в этом убедите?
- А для этого, Василий Васильевич, существует реклама. Благо, вместе с самостийностью, она крепко входит в наш быт и довольно существенно и настойчиво ворошит наши извилины. Сами знаете, как наш народ, благодаря рекламе, взялся освобождать свои зубы от кариеса, употреблять "сникерсы" и сладкие парочки, пользоваться "тампоксами" и прочими европейскими и заморскими новинками. И все это, заметьте, поверив рекламе. Не только в России, но и во многих наших городах, в том числе и в столице, существуют уже такие финансово-кредитные компании. Слышали про "МММ", "Русский дом Селенга". И они, между прочим, процветают.
- И как вы себе это мыслите? - спросил Василий Васильевич, еще в кабинете раскусивший разместившуюся на двух листочках идею. - Сколько процентов вы собираетесь пообещать своим вкладчикам за то, что будете "крутить" их кровные?
- Мы посоветовались с Петром и считаем, что четыреста процентов годовых, для начала, будет в самый раз, - посмотрев на брата, ответил Иван.
- Это что у вас получается? Более трехсот тысяч прибыли в месяц с миллиона? Круто, круто! А что вы будете делать через месяц, через два, когда не просто отдавать придется, но отдавать с процентами? Народ, ведь, захочет пощупать увеличенную таким легким путем свою наличность?
- Единицы - да! И это нам на руку будет. А чтобы все - так нет. Для этого человеку голова и дана, чтобы думать.
- Ну и какие такие мысли в этой голове могут еще появиться?
- А мы для тех, кто деньги вложил на полгода, год - проценты увеличим.
- И как долго это может продолжаться? Это, во-первых, а во-вторых, куда вы собираетесь вкладывать эти деньги? Не станут ведь они размножаться самопроизвольно?
- Кредиты на сегодня всем нужны. Будем выдавать тем, кто согласен брать под приличный процент и на не большой срок. Кроме начисления процентов, у нас еще и прибыль должна быть. Не в убыток же себе работать? Кое-какие наработки у нас уже есть. Благо, государственные банки не в состоянии обеспечить кредитами всех желающих.
- На счет прибыли - резонно. Но даже для начала, на так называемый организационный период, да и чтобы создать уставный фонд - нужно иметь немало. Вы располагаете такими финансами?
- Вот мы и обращаемся к вам, чтобы вы узнали все. И какие документы, и какая сумма, и кто дает разрешение? В общем, все, что для этого нужно. Помогите нам открыть это дело, а мы в долгу не останемся, Василий Васильевич, - в очередной раз, наполняя рюмки приятной жидкостью, сказал Иван.
И Василий Васильевич помог. Лицензия Национального банка и решение горисполкома были получены. Город, естественно не без усилий Продана, выделил подходящее помещение в длинном пятиэтажном здании на одном из проспектов. Помещение было, как в шутку сказал потом на неофициальной презентации Продан, в два уровня. Один из которых - был подвальным.
На оформление всего пакета документов деньги у братьев были, а вот на уставной фонд, без которого вся эта затея грозила так и остаться в мечтах, и на ремонт - увы, не было. Братья тогда попросили Продана подыскать им доброго дядю. То есть, сначала они попросили стать спонсором самого Василия Васильевича. Но у того, как раз на то время, свободных денег не было. То есть, деньги были и не малые, но свободными он их не считал. И вообще, до знакомства с Тузом их у него всегда катастрофически не хватало. То, что оставалось от уплаты драконовских налогов за кафе, СТО и отель - снимал отмороженный рэкет. Это потом он перестал считать копейку, и его собственный лопатник был постоянно нашпигован зеленью, миллионными да полумиллионными купюрами купонов заморского изготовления, считающихся высшим достижением мудрых правителей Центробанка и государства. Так что вкладывать их в подозрительную аферу Продан не спешил. Он всегда выбирал другой путь. Василий Васильевич поговорил с Тузом и обрисовал ему идею братьев во всех красках радуги.
Туз за идею братьев вцепился, как клещ. Он поручил Амбалу встретиться с ними и обстряпать это дело. Амбал когда-то, как он сам выражался "давным-давно", закончил целых три курса нархоза, но по воле случая, сменивший беззаботную студенческую жизнь и свободу на угловую камеру с одним окошком в наморднике из металлических прутьев, считался образованным. Встреча была организована, и братья под давлением Амбала и главного казначея-финансиста Туза согласились с предложением негласного соучредительства. Так нашлись деньги и для уставного фонда, и для евроремонта офиса в два уровня, и для приобретения компьютеров и других технических средств новой трастовой финансово-кредитной компании.
- Да! Братья в долгу не остались. Дела у них, что самое интересное, быстро пошли вверх. Народ толпой повалил сдавать свои кровные. Как будто его кнутом гнали. Да! В долгу они не остались, - пробормотал Василий Васильевич, с легкой улыбкой поворачиваясь на бок. - Приятное прошлое всегда вспомнить приятно, а вот жить сегодняшней жизнью - хорошо только в постели с Зайкой. И деньги Тузу отдавать надо, чем быстрее, тем лучше, - последнее, что зафиксировал в своей памяти, засыпающий Продан.
3. Пассажир вишневой "девятки".
В восемь часов вечера бывший капитан и бывший опер особого отдела одного из тоже бывших военных округов некогда великого государства Кмитько Панас Григорьевич, он же пассажир вишневой "девятки", сидел в подвальном помещении небольшого дачного домика. Это был второй из двух домиков, предоставленных ему в полное распоряжение вместе с "ВАЗ-2109" и ее водителем. Домики находились в диаметрально противоположных дачных районах областного центра и о наличии этого водитель "девятки" не знал. Так, во всяком случае, был проинформирован Кмитько при получении задачи, конверта с фотографией и задатка в пятьсот баксов.
Проводив "объект" наблюдения к месту работы, он не вернулся к вишневой "девятке", а поехал снова на железнодорожный вокзал. Покрутившись с полчаса у вокзальных касс, Кмитько вышел в сквер и около часа просидел на скамейке, изображая пассажира, с трудом доставшего билет и ожидающего свой поезд и свой вагон.
Поднявшись со скамейки, он снова вернулся в здание вокзала. Прислонившись к угловой стене возле справочных автоматов, напичканных информацией, в которой, чтобы разобраться, нужно было иметь как минимум законченное высшее образование, простоял еще минут десять. Мимо него взад и вперед сновали разношерстные как по одежке, так и по возрасту озабоченные предстоящим путешествием гости и жители города. Ни примелькавшихся, ни подозрительных личностей, оказывающих ему повышенное внимание, он не обнаружил. Все было чисто.
Выйдя на привокзальную площадь, Кмитько, остановив первую попавшуюся тачку, поехал на дачу. Вишневая "девятка", как и ее водитель, были уже там.
Водителем был молчаливый, мрачноватый тип с дебильной внешностью, татуированными без всякого смысла кистями волосатых, с бугристыми мышцами рук и короткой стрижкой "ежиком". Ни имени, ни погоняла водителя он не знал. И был уверен, что тот о нем знает еще меньше. Но город и пригород водитель знал, как свои татуированные конечности. Кмитько не сомневался, что любитель татуировок, если его раздеть, будет смахивать на картинную ходячую галерею. Что его ноги, грудь и спина разукрашены не меньше, чем кисти рук.
Прокантовавшись с "картинной галереей" до обеда и до тонкостей отработав на бумаге варианты предстоящей совместной работы, Кмитько, обязав водителя неотлучно находиться на даче и ждать его телефонного звонка, уехал.
- При зачатии этого отпрыска родители, если они все же были, в чем Кмитько за последние дни резко стал сомневаться, наверно долго и упорно трудились над созданием каждого кусочка его тела и характера. И своим упорным трудом они своего-таки добились, - улыбнулся Кмитько, выгоняя из гаража собственные, правда, не первой свежести, но ухоженные "Жигули" шестой модели.
Приехав на эту, вторую дачу, Кмитько первым делом включил в ванной комнате электрический бойлер. Высшим наслаждением для него было окунуть свое издерганное тело в ванну с горячей водой, обогащенной запахом и пеной натуральных заморских шампуней. Тем более что резервуар в ванной комнате больше смахивал на небольшой бассейн, чем на ванну.
Приняв после ванны контрастный душ, накинув на мокрое тело халат и сунув ноги в мягкие шлепанцы, Кмитько направился к холодильнику. Оба дачных домика были полностью укомплектованы хозяином. Своими продовольственными, в том числе и ликероводочными, запасами были рассчитаны на довольно длительный период, тем более не на одного человека. Открыв дверку, он долго смотрел на батарею бутылок с разноцветными наклейками. Ни пить, ни есть не хотелось. Закрыв холодильник, Кмитько, не одевая даже трусов, прямо в халате, улегся на диван.
- Четыре часа тридцать минут, - прощебетали приятным женским голосом часы на буфете.
"Неужели создатели этого говорящего чуда не могли научить его делать маленькое уточнение: это время дня или ночи?" - подумал он, уже засыпая.
Проспав ровно два часа, Кмитько поднялся свежим, отдохнувшим и в приподнятом настроении. Уже минут через десять на сковородке приятно шкварчало нарезанное большими по размеру, но тонкими по объему ломтиками сало и пять освобожденных от панциря яиц. Это было его любимое блюдо. При виде поджаренных краев белка с закрученными хрустящими ломтиками сала, у Кмитько потекла слюна.
Ровно в семь часов вечера, убрав со стола пустую сковородку с подставкой, предварительно смахнув в нее остатки крошек, Кмитько сидел на том же диване в ожидании телефонного звонка.
То, что звонок будет сегодня, Кмитько чувствовал, как говорил великий юморист, спинным мозгом. К выполнению поставленной задачи он, как и приставленный к нему водитель с вишневой "девятки", был готов. И звонок действительно был. Разговор состоялся, но совсем не такой, какой он ожидал.
Спустившись в подвал, Кмитько достал из тайника сверток и, оседлав вертящийся стул, стоящий рядом с металлическим слесарным столом с множеством таких же металлических ящиков, положил его справа от себя.
Первоначально задача ему была поставлена до обидного простая, хотя и с тонким намеком на толстые обстоятельства. Это Кмитько понял только сейчас, после недавнего телефонного разговора. Надо было всего лишь в течение недели-двух до тонкостей изучить все передвижения "объекта" наблюдения и быть готовым в подходящем месте, желательно недалеко от места работы "объекта", после соответствующего телефонного звонка, начистить этому вахлаку "чайник". Начистить основательно, но без мокрого дела. "Фонари", переломы конечностей и ребер входили в обязательную программу.
Добросовестно и главное не "засветившись", так, во всяком случае, считал сам Кмитько, он отработал филером две недели и к сегодняшнему дню был готов приступить к выполнению той "обязательной программы". Ждал только сигнала. И место, и время, по его мнению, были выбраны удачно. Место - выход из-под арки во двор редакции, а время - с шести до восьми утра. Арка его устраивала тем, что все подъезды многоэтажек по обе стороны здания редакции выходили не во двор, а на улицу. И бояться встречи со случайными жителями, выходящими из подъездов, было нечего. Тем более, что двор редакции был проходным и имел три выхода в разные кварталы.
Диспозицию Кмитько мысленно отработал до тонкостей. Он сопровождает вахлака от трамвайной остановки до выхода из-под арки во двор, а водитель, к этому времени, появляется навстречу. Там, за углом арки, они одновременно набрасываются на вахлака, подручными средствами вырубают его, валят на землю и в течение не больше минуты дружно обхаживают. Так же дружно расходятся в разные стороны. В квартале от арки садятся в "девятку" и смываются на дачу. В течение последующих двух часов Кмитько оставалось получить оставшуюся сумму и умотать в свою никем непризнанную республику. Кмитько и тут выигрывал. Он все время оставался за спиной жертвы, исключая всякую возможность запомнить его лицо. Он считал себя великим мудрецом.
Но ситуация, как говорят военные, за последние несколько часов на этом участке фронта резко ухудшилась и грозится выйти из-под контроля. Поэтому, возникла необходимость в принятии экстренных неординарных мер.
- Просто чистить "чайник" хозяина уже не устраивает. Ему, видите ли, уже нужен труп. И не просто труп, а трупп в указанном месте и в указанное время. Ничего себе заявочки, - размышлял вслух Кмитько, осматривая подвал. - Я мог бы ответить Амбалу по телефону, что на мокрое не подписывался, отказаться от этого дела и вернуть бабки. Но, во-первых, бабки уже почти все тю-тю. Осталось "детишкам на молочишко". Шикарно жить не запретишь. И, во-вторых, - он развернул сверток и достал из него "ПСМ", два полных магазина патронов 5,45 и насадку глушитель, - Амбал крепко держит меня на крючке.
Закончив неполную разборку пистолета, достав тряпку, масленку с оружейным маслом, подержав все это в руках и отложив в сторону, Кмитько, уставившись невидящими глазами в стенку подвала, медленно поплыл в свое прошлое.
...Вначале восьмидесятых, незадолго до горбачевской перестройки новоиспеченный лейтенант Кмитько Панас Григорьевич, успешно окончивший Новосибирскую "ВыШКу" (Высшая школа контрразведки), при полном параде убыл в скромный провинциальный - городок. Во внутреннем кармане парадного мундира, вместе с удостоверением личности обычного армейского образца лежали и удостоверение сотрудника Конторы, и общесоюзный гражданский паспорт. Такой, на все случаи жизни комплект ксив мог себе позволить только сотрудник фирмы, рожденной Великим Феликсом.
Став оперуполномоченным особого отдела дивизии сокращенного состава, молодой лейтенант рьяно взялся за порученное дело.
Надо признаться, что к этому времени дела в вооруженных силах, как и во всем огромном некогда всесильном государстве шли из рук вон плохо. При отпущенных вожжах, отсутствии толкового кучера лошади неслись вскачь и вдобавок, в разные стороны. Приструнить их уже было невозможно. С приходом к власти Горбачева эра вседозволенности, как эйфория, окутала умы всех слоев населения. В государстве и за его пределами набирало силу великое разграбление всего того, что создавалось десятилетиями. Неважно, было это ненавистное прошлое, от которого в самом деле не мешало бы откреститься, или то доброе, с трудом нажитое и обильно политое кровью, которое не помешало бы и в будущем.
Вооруженные Силы СССР к своему эпилогу пришли в том составе, имеется в виду рядовых и сержантов, который они имели при своем зачатии. Стали воистину рабоче-крестьянскими. И призывать в армию стали даже с двумя судимостями. Вот и кочевала молодежь с одной зоны в другую. А некоторые, особо шустрые из неблагоприятных семей, ухитрялись за счет дисбатов продлевать срок своей службы на два-три года. Армия стала приблатненная со своими тюремными законами. В армейский быт крепко вошла "дедовщина". "Дедов" почитали и некоторые офицеры взводно-ротного звена. Если бы этого не было - "дедовщина" умерла бы в своем зародыше. Ведь с помощью "дедов" управлять "толпой" казалось легче. Но это до поры до времени. Обычно при таком раскладе ситуация, в конце концов, всегда выходит из-под контроля.
Армия стала богатой на "ЧП". Прибавилось работы не только офицерам военной прокуратуры, но и представителям особых отделов. Ведь, как правило, первоначальное расследование, чтобы не выносить сор из избы, проводились своими офицерами или на худой конец представителями особых отделов. И уж потом, если дело выходило за рамки сокрытий, им занимались работники военной прокуратуры.
Свое первое служебное несоответствие Кмитько заработал, имея за спиной шесть лет службы, погоны капитана и приличное денежное содержание.
После удачного и главное быстрого раскрытия дела по хищению автомата Калашникова в одной из частей своей дивизии молодого лейтенанта приметил начальник особого отдела военного округа генерал Максюта. Он решил сыграть в судьбе Кмитько роль отца-наставника. Особые отделы были в подчинении Третьего Главного управления КГБ, которое вело работу по пресечению подрывной деятельности иностранных спецслужб в отношении Советских Вооруженных Сил и руководило их работой. Генерал считал себя великим психологом-контрразведчиком.
Став опером особого отдела округа, Кмитько от радости чуть не хлопал в ладошки. Ему так и хотелось кричать на каждом углу: я великий, умный и незаменимый. Он тут же на бумаге быстро рассчитал точные сроки получения своих будущих очередных воинский званий. Не забывая при этом периодически подниматься по служебной лестнице. В обозримом будущем, лет так к сорока, он уже видел себя в кресле своего теперешнего шефа, и быть может, даже в лампасах. "Чем черт не шутит", - рассуждал тогда Панас. Естественно у шефа даже в мыслях не могло появиться то, что его потихоньку, пока только в мыслях, подсиживает не кто иной, как новоиспеченный протеже.
Но надо отдать ему должное, старался он во всю. За четыре года службы под покровительством своего Патрона, Кмитько многого достиг. Но, увы! Видимо перестарался. А может, выскочил из колеи времени? За своим усердием и не заметил, что времена существенно изменились?
Кмитько находился по служебным делам в одной из частей округа. Командование воинской части уже несколько дней ходило, будто в штаны наложив. Все старались замять события связанные с "дедовщиной". Группа старослужащих солдат под предводительством одного, имевшего до призыва, благодаря предкам чисто символическую, в один год, ходку к Хозяину, избили нескольких молодых солдат. "Деды" до разборки с молодыми выкурили не одну мастырку дури. А анаша, как известно, пробирается в мозги почти мгновенно, вот и одурели, перестав контролировать свои действия. Оно бы ничего, обошлось бы гауптвахтой и все дела, да один из молодых через пару дней попал в местный госпиталь, где ему пришлось удалить разбитое яичко. Стало ясно, что замять этот инцидент командованию части не удастся.
Побеседовав в госпитале с пострадавшим, Кмитько направился на гауптвахту. Там, под сильным впечатлением услышанного в госпитале, капитан пообещал упрятать предводителя второй раз в зону, причем на максимальный срок.
"Дед" был наглый, с дебильной мордой, но физически накачанный малый и париться в зоне у него не было ни малейшего желания. Он всячески извивался, отказываясь не только от роли организатора, но и от поставщика коричневых, остро пахнущих шариков анаши размером со сливу. Мало того, в беседе с Кмитько, он в прямом смысле издевался над капитаном, провоцируя того на непредсказуемые действия. "Дед" знал, что делает и, своего таки добился. Капитан не сдержался и съездил наглецу по физиономии. У оперативников это называется: применил меры устрашения. Но то ли от злости, то ли капитан действительно не рассчитал своего профессионального удара, только после таких "мер устрашения" челюсть "деда" надолго упаковали в панцирь из тоненькой проволоки, и единственной пищей для него стала каша в самом жидком виде. А в место ложки - трубочка. "Дед" после этого удара моментально скис и во всем сознался.
В прошлые времена о такой мелочи никто бы и не вспомнил, и капитан самое большее, на что мог рассчитывать, так это на пятиминутную не очень лицеприятную беседу у начальства. Но времена изменились. Благодаря перестройке общественность получила максимальный доступ и влияние на освещение темных пятен армейской жизни, о чем раньше широкие слои населения не могли и мечтать. Такие возможности для СМИ стали настоящим Эльдорадо. Вдобавок ко всему, у главных партийных руководителей страны в который раз появилась идея проведения операции "Чистые руки" во всех силовых структурах, в том числе и в КГБ. По иронии судьбы операция носила название одной из трех составных в лозунге Великого Феликса: "Холодный ум, горячее сердце и чистые руки". Уже потом капитан узнал, что родители "деда" были известными партийными работниками областного масштаба.
- И как он с такими родителями в армию попал? Видит Бог, заслужил, наверное. А вот родители ронять свою партийную честь не пожелали и подняли кипишь. Оно мне надо было влезать в то дело? Тем более что этого от меня не только никто не требовал - даже не просил. И вроде не салага, пора было бы к тому времени уже и уму набраться. Недаром говорили, что инициатива наказуема, вот я и получил по заслугам, чтобы не выпендривался и не лез со своими инициативами, - смазывая тонким слоем оружейной смазки каждую деталь пистолета, вслух высказался Кмитько. - Все равно того урода родители от зоны спасли, и даже если бы посадили - у пострадавшего парнишки удаленное яичко все равно не выросло бы. Зря я только старался!
И действительно, родители того "деда", пользуясь привилегиями, во второй раз вытащили своего отпрыска из зоны и мысленно благодарили Кмитько, который им в этом здорово помог. Благодаря капитану с их любимого чада было снято всякое обвинение, как с пострадавшего от произвола представителя силовых структур. Бедняга с одним яичком оказался еще и виноватым во всей этой истории. А на Кмитько, по настоянию тех же партийных правдолюбцев, было заведено дело и началось служебное и партийное расследование. По окончании расследования, капитан получил "служебное несоответствие", а от него, как известно, до пенсии раз плюнуть.
Как и следовало ожидать, "служебным несоответствием" дело не закончилось, и Кмитько, в угоду очередной пропагандистской идее был с позором, без пенсии и в назидание другим, уволен из рядов доблестных контрразведчиков. Имея за спиной, с учетом учебы в училище чуть больше десяти лет выслуги, однокомнатную квартиру в общаге, считавшуюся служебной, не имея ни семьи, ни пенсионной выслуги бывший капитан-контрразведчик очутился за бортом и от безделья пристрастился к спиртному. Может, от безделья, употребления спиртного и душевных переживаний за свою неудавшуюся жизнь, Кмитько и нашел бы свой печальный конец где-нибудь под забором? Но кто-то в одной из застольных компаний посоветовал ему вступить в добровольческую армию одной из бывших республик СССР, на территории которой разгорался очаг второго этапа освободительного движения. Первый этап, в результате развала Союза, прошел почти бескровно. Но потом, когда некоторые губернии, автономии и республики решили идти дальше по пути распада, а это новых правителей уже совсем не устраивало, начиналась заварушка с применением стрелкового и не только оружия. Оказывается, в таких добровольческих армиях неплохо платили, если, конечно, ты оставался живым. Так и путешествовал бывший капитан из одной добровольческой в другую аж до тех пор, пока не очутился в Приднестровье. Там он и обосновался после того, как генерал Лебедь своим командирским голосом поставил точку в неожиданном освободительно-захватническом движении.
Кмитько был прекрасным стрелком, почти снайпером. Впервые он стрелял из охотничьего ружья в шестилетнем возрасте. В десятом классе он уже участвовал в соревнованиях на первенство области по стрельбе из "Марголина" и занял второе место. В "ВыШКе он продолжал заниматься стрельбой из пистолета. Теперь уже с боевого. Очень нравилась ему стрельба по-македонски. На ходу, из двух стволов по мишеням, причем еще и на время. Хотя он и не достиг вершин в этом деле, все же считался большим мастером в стрельбе из пистолета. Единственно на что он мог рассчитывать, так это на "вооруженку" (чемпионат Вооруженных Сил СССР). Все остальные чемпионаты и олимпиады были не для него. У него не было к соревнованиям никакого интереса, да и жизнь свою он посвящал не спорту.
Любимым упражнением в стрельбе из пистолета для него было поражение ростовых фигур на время, причем в классическом варианте. Когда все три пулевые пробоины в мишени изображают правильный треугольник, где нижние углы размещаются прямо под воображаемыми сосками на груди, а вершина - на лбу фигуры.
- И чем этот вахлак-писака не угодил хозяину, что тот решил его замочить? - окончательно выплывая со своего прошлого, прошептал Кмитько. - Хватит витать в облаках. Философствовать можно тогда, когда лопатник постоянно полный зелени, приличная лачуга с высоким забором да с десяток быков с "калашами" в охране. А у меня - две фигуры с трех пальцев и те в карманах брюк держу, чтоб случайно ни свои, ни чужие не увидели. Все же, что ни говори, а пять тысяч баксов просто так не дают. Значит, здорово писатель насолил хозяину. Вообще-то мне надо было об этом в самом начале догадаться. Хозяин "мокрое" еще тогда предвидел, когда полштуки в виде аванса за "обязательную" программу выложил. Такие бабки за простую чистку "чайника" не отстегивают. Да и "мокруха" на такую сумму не тянет. Видимо, у хозяина в отношении меня какие-то стратегические планы, - заканчивая сборку "ПСМ", мысленно продолжил рассуждать Кмитько. - Ничего! Шлепну этого писаку, заберу бабки и ищи-свищи.
Подвальное помещение занимало весь нулевой цикл дачи. Кмитько открыл дверь в соседнее помещение, предназначавшееся под гараж на две тачки, включил свет и установил у противоположной стены деревянный щит из доски-двадцатки с квадратом белой бумаги прикрепленной кнопками. Смазанный после неполной разборки-сборки пистолет самозарядный малогабаритный необходимо было проверить в работе и пристрелять. Насадив на ствол глушитель, вставив в рукоятку магазин с патронами и передернув затвор, Кмитько отошел к стене. Расстояние до мишени сквозь открытую дверь было около двадцати метров.
"Достаточно", - подумал бывший особист и по привычке, навскидку, трижды нажал на курок. Раздались три хлопка, похожих на удары мухобойки. Подвал наполнился кисло-пахнущими пороховыми газами. Опустив руку с "ПСМ", Кмитько подошел к белому квадрату. Три пробоины на белом фоне изображали почти правильный треугольник. Произведя еще два тренировочных подхода и убедившись, что пистолет, рука и глаза работают в унисон, а попадания в цель по кучности не меняются - Кмитько наполнил патронами все четыре имеющихся магазина и, не снимая со ствола глушитель, поднялся в комнату. Надо было еще раз, а может, и не один, мысленно пройтись по всему маршруту предстоящего дела. Отработать все действия до мелочей. Упущенные мелочи в таких делах играли, как правило, роковую роль. Как- никак четыре года учебы в "ВыШКе" и шесть лет практической работы опером, для него даром не прошли. Лично он в этом был абсолютно уверен. А там, под аркой, могли возникнуть тысяча и одна неожиданность, и к ним надо было быть готовым.
... "Объект" Кмитько заметил сразу, как только тот вышел из вагона трамвая, и не торопясь, направился в сторону редакции. Стараясь не попадаться ему на глаза, Кмитько чуть подождал и направился за ним. Увидев, что тот вошел под арку, он ускорил шаг. Пешеходов на близком расстоянии не наблюдалось. Перекресток остался в стороне. Войдя под арку, он, вытащив "ПСМ" с глушителем из-под плаща и чуть приподняв правую руку, трижды нажал на курок, мысленно меняя направление ствола. Три выстрела слились в один и три стреляные гильзы укатились к противоположной стене. Оглушительных выстрелов в общепринятом понятии не было. Прозвучало три негромких хлопка. Не останавливаясь и не обращая внимания на сползающее по стене тело, Кмитько быстро прошел сквозь арку и скрылся в одном из сквозных проходов. На ходу он поднял две стреляные гильзы. Третья куда-то закатилась, а искать ее, у него не было времени. Да и делал он это скорее автоматически, чем сознательно. Сказывалась еще армейская привычка: "После стрельбы обязательно собери гильзы за собой".
Первая пуля вошла Василенко под левую лопатку, когда ему оставалось сделать последний шаг к выходу из-под арки. Выстрелов он не слышал. Все свершилось мгновенно. Ему показалось, что в спину ужалила одна, а потом и другая оса. "Откуда они здесь и почему набросились на меня", - пытался понять он. Но закончить свою мысль и тем более получить на нее ответ - не успел. Третья пуля вошла в затылок, разрушая то серое вещество, которое отличает человека от животного. Разрушенный мозг перестал управлять телом и Василенко, вскинув руки к груди и, пытаясь сдержать усиливающуюся боль, из последних сил, подчиняясь только рефлексам, левым плечом прислонился к стене. Но это ему уже не помогло. Ноги в коленках подломились и он, пачкая костюм о стенку арки, опустился на колени, а потом ткнулся головой об асфальт. Со стороны могло показаться вроде пьяный, израсходовав свои последние силы но, так и не добравшись до дома, решил часик-другой отдохнуть.
Пролежал он долго. Первыми его обнаружили дети. Заметив кровь, они с криком выбежали на улицу. Через секунду под аркой собралась толпа. Каждый что-то кому-то советовал, суетился, но при этом самостоятельно не принимал никаких мер. Все же кто-то сообразил вызвать скорую и милицию. Те, как всегда в таких случаях, приехали с приличным опозданием, имея в загашнике тысячу и одну причину. Скорая, правда, приехала раньше, хотя Василенко в ее помощи уже давно не нуждался. Узнав, что мужчина мертв, толпа моментально усохла и к приезду милиции, возле трупа стояли только врачи скорой да в стороне толпилась детвора. Асфальтированный проход под аркой и вокруг тела, все было изрядно утрамбовано следами зевак. Вызывать кинолога с собакой не имело смысла. Да и времени прошло изрядно.