На долю Николая Михайловича Гончарова выпало бед и страданий за десятерых. Жить бы ему, да творить дела добрые, но отчего-то случается так, что к таким людям средь бела дня врывается вдруг чудовищное горе, представить которое ещё накануне было невероятно. Как бывает Господь щедр на страдания и скуп на милость, он познал на себе в полной мере. Обычно, услышав историю такого человека, хочется обнять родных и детей с одной только мыслью: 'Слова Богу, что это случилось не со мной'. Глядя на его жизненный путь диву даёшься, как только человека не выворачивает жизнь, словно Бог собрал воедино все беды и одному ему на голову и обрушил.
Справедливости Николай Михайлович не искал с детства. Родился он спустя пять лет после войны в семье геолога. Жили плохо. Существование его сызмальства было полно лишений, особенно после рождения младшего брата. Частое отсутствие отца воспитало в нем крепкий характер и дисциплину. Упорство он впитал от родителя, который не щадя себя отправлялся в любую экспедицию, будь то в мерзлоту или под палящее солнце. После одной из таких поездок маме его сухо сообщили о трагической гибели отца, который сорвался со скалы. Николай остался старшим 'мужчиной' в семье и сразу после похорон, плача, обнимая мать и брата, клялся небом и землёй, оберегать их от всех невзгод.
Спустя полгода небо 'послало' Николаю новое испытание. Прямо под новый год заболел его одиннадцатилетний брат, который за две недели скончался от менингита. Вторая смерть была ударом, выдержать который мать не смогла и уже на похоронах младшего сына тронулась умом, а Николай узнал истинную цену своим зыбким клятвам. Долгие годы потом Николай помнил приход 1966 года, кода сидел он один за пустым новогодним столом, слыша стоны матери и смотря на часы в ожидании новогоднего чуда...
Удивительно, как смерть, порой, неудержимо заставляет двигаться жизнь. Состояние матери ухудшалось с каждым днем и многие из тех, кто сопереживал Николаю, теперь всё чаще отворачивались, а порой и хихикали над её поведением. Мать постоянно забывалась и Николай был вынужден привязать ей на руку ремешок с адресом, чтобы её могли вернуть, если она вдруг потеряется. Став опекуном, Николай поступил в Лесотехнический институт и получил отсрочку от призыва на военную службу.
Годы учёбы стали для него настоящим испытанием: днём он учился, вечером работал на мебельной фабрике, ночью мертвецки усталый он возвращался домой, почти не обращая внимания на бредившую мать. Единственным 'светлым' событием в его жизни стало знакомство с сокурсницей Екатериной, которая полюбила его всем сердцем и спустя пять лет стала ему женой.
Первые годы после института они вместе жили у Николая. Екатерине было непросто, так как часть обязанностей по уходу за его матерью легли на неё. К слову сказать, Екатерина выдержала это испытание достойно и Николаю даже показалось, что мать пошла на поправку.
В октябре 1980 года Екатерина и Николай решили пожениться, когда Екатерина уже была беременной. Подав заявление в ЗАГС, они, держась за руки, счастливые шли по улице, размышляя о том, как устроят свою жизнь и лишь подойдя к дому заметили машину милиции и суетливого участкового, который курил возле подъезда. Весть, ожидавшая их, оказалась печальной - мать Николая угодила под рейсовый автобус...
- Отмучалась, - со слезами на глазах произнес Николай и, взяв под руку Екатерину, отправился домой. - Одни мы с тобой теперь остались...
Мать схоронили тихо, да и пригласить на прощание с ней было некого. За годы болезни о ней, как водится, все позабыли. Хотели было собрать народ на свадьбу, но решили просто расписаться и жить дальше.
Николай со смертью матери смирился очень скоро, боясь себе признаться в том, что это случилось к лучшему, поскольку рождение ребёнка и её болезнь казались ему несовместимыми. Он с болью представлял, как Екатерина будет рваться меж ними, как тяжело ей будет ухаживать за чужой матерью и родным ребёнком.
На следующем круге ада Николая Михайловича, перспективного инженера крупной мебельной фабрики, ждало новое испытание. Беременность для тридцатилетней Екатерины проходила очень болезненно. Почти на протяжении всего срока она чувствовала себя плохо и будучи подверженной всяким несуразностям в которые впадают беременные девушки, решила, что их замужество и беременность омрачено смертью матери Николая. Она часто ловила себя на этой мысли, но делиться своими страхами с Николаем, который, наконец, воспрянул духом и ждал с нетерпением ребёнка, не решалась.
Срок появления ребёнка тем временем подходил и в один из дней счастливый Николай привез с фабрики белую кроватку с резной спинкой для дочери, которую уже решили назвать Полиной. Вечерами, пока Екатерина спала, он подходил к кроватке, поправлял белое одеяльце и аккуратно укладывал подушечку, представляя как уютно будет малышке.
Одним таким вечером он вдруг услышал возглас Екатерины.
- Что! Что случилось?! Катя, что с тобой! - Николай растерянно смотрел на изнеможённую Екатерину.
- Кажется, воды отходить начали!
- Как, ведь ещё почти месяц! - нервничал Николай.
- Вызывай скорую! Быстрее!
Николай мигом метнулся к телефону и позвонил в скорую помощь. Врачи приехали быстро, хотя фальшивая игривость врача, собиравшего Екатерину, его насторожила. Проводив бригаду, он вернулся в комнату и распахнул одеяло кровати, на которой лежала Екатерина. Вся простынь была в крови. Николай оцепенел от страха.
- Что же это? Что же это такое... - беспомощно бормотал Николай, чувствуя, как ужас сдавил ему грудь. - Катя! Катенька!
Наспех собравшись, он выскочил на улицу и отправился в родильный дом, где Екатерина уже начала рожать...
Всю дорогу с работы сегодня, он вспоминал этот день, который застыл в его памяти три с половиной десятка лет назад. Вернувшись около семи часов вечера и, скинув ботинки, Николай Михайлович достал бутылку холодного пива с которой уселся в кресло возле телевизора. Несколько жадных глотков 'освежили' его и он оглядел аккуратно убранную комнату в поисках пульта управления телевизором. Заметив его на комоде в углу комнаты, он выругался, не желая вставать из 'уютного' кресла и сделал ещё несколько глотков пива, искоса посматривая на пульт, словно тот намеревался 'улизнуть' от уставшего хозяина.
Николай Михайлович поднялся и почувствовал усталость вместе с лёгким опьянением.
- Вот чёрт! - выругался Николай Михайлович, - шестьдесят пять не тридцать. Не побегаешь уже...
Шурша тапками, он добрел до комода и в это мгновенье в дверь раздался звонок. Николай Михайлович на мгновение замер от неожиданности, затрудняясь вспомнить, когда в последний раз слышал этот звонок.
- Может, ошиблись дверью? - подумал Николай Михайлович, и, не двигаясь, прислушался к тишине, которую вновь разрушил многократный и назойливый звон. - Кто бы это мог быть?
Николай Михайлович отправился в коридор, который теперь был наполнен бесконечным и, видимо, последним отчаянным звонком незваного гостя.
- Привет, Николай Михайлович! Узнаёшь? - на пороге стоял крупный, высокого роста мужчина, чуть полноватого телосложения и с редеющими, взъерошенными волосами. Гость широко улыбался, ожидая от удивлённого Николая Михайловича теплого приема.
- Я... - смутился Николай Михайлович, рассматривая провинциальный костюм гостя, небрежно 'коротко' завязанный галстук и неестественно распухший портфель, который мужчина придерживал подмышкой в то время как в другой руке держал бутылку коньяка.
- Не мучься, Михалыч, - гость громко и раскатисто захохотал, - Александр Кулагин? Ну? Вспоминаешь?
- Сашка, - растерянно улыбнулся, Николай Михайлович. - Ну, ты даёшь! Сколько лет прошло... да тебя не узнать совсем!
- Пустишь? А то топчемся на пороге. Неудобно как-то.
- Конечно, давай проходи, - Николай Михайлович неловко обнял гостя. - Снимай-ка свой пиджак, а то душно у нас и проходи в комнату, а я пока что-нибудь на стол соберу.
Александр присел на кресло, осматривая квартиру Николая Михайловича, которая почти не изменилась с тех пор, как он был здесь последний раз более десяти лет назад. Он крутил головой, щурясь, и приглядываясь к фотографиям, которые были развешаны на каждой из четырех стен гостиной. Некоторые были черно-белые, а другие наоборот, цветные. Гость всё же не удержался от любопытства и встал с кресла, желая внимательнее разглядеть семейный фотоархив.
Николай Михайлович скрупулёзно разместил фотоснимки в определённой последовательности, создав из них настоящую хронологию своей жизни. Оригинальности в снимках Александр не нашёл, поскольку это были портреты или малохудожественные групповые снимки дорогие лишь для хозяина квартиру. На всех фото, как водится, блистали улыбки и всеобщая радость, которой так не хватало Николаю Михайловичу на протяжении всей жизни.
Александр остановил свой взгляд на лучезарном портрете супруги Николая Михайловича. Кулагин помнил рассказы о ней, которыми делился оказавшийся в отчаянии и с новорожденной дочкой на руках Николай Михайлович. Александр нехотя выслушивал эти истории с долей безразличия, свойственной всякому молодому человеку, оказавшемуся невольными слушателем бед другого человека. Многими годами позже, когда Александр сам стал отцом, он с ужасом представлял, как Николай Михайлович растил дочь один, хотя и не без помощи соседей и нянек.
Александр, впрочем, как и многие другие не знал и догадываться не мог о тех мучениях, что терзали Николая Михайловича, когда получил он свидетельство о смерти раньше свидетельства о рождении. Одному Богу было известно как в перепачканных на кладбище брюках, рыдал он возле белой детской кроватки с резной спинкой и клял Создателя на чём свет стоит, держа в руках портрет Екатерины и рассматривая спящую малышку. Как бессмысленно и тщетно вопрошал он стоная: 'За что?' и как безмолвен был в тот миг Создатель, внемля молитвам других. Никому не ведомо было, что стоило Николаю Михайловичу полюбить Полину, рождение которой прервало жизнь другого любимого человека. Какие только греховные мысли не посещали его, прежде чем стала Полина смыслом его и жизнью его...
Александр устроился на мебельную фабрику, когда Полине было уже семнадцать и она заканчивала школу. Увидев её фотографию Кулагин замер, едва узнавая знакомые черты высокой, нескладной девчонки в короткой школьной юбке. Он не сразу разобрал, какого года эта фотография, но она оказалась последней в череде семейных сюжетов.
- Михалыч, у тебя тут прям галерея. Это супруга твоя? - громко спросил гость, слыша, как Николай Михайлович возился на кухне.
- Да, это Катя, прямо перед свадьбой. Восьмидесятый год. Олимпиада.
- Красивая она у тебя.
- Да, - Николай Михайлович появился в комнате с большим блюдом в руках. - Красивая... только вот пожить не получилось. Как Полина родилась, так и ...
- Михалыч, ну что ты, ей Богу! - Александр выхватил блюдо с нарезанной колбасой и сыром из дрожащих рук Николая Михайловича и, поставив его на комод, усадил Фамилия в кресло. - Жизнь ведь продолжается, а ты... Ну, прости меня дурака. Я никак тебя обидеть не хотел, ну...
- Ладно, ты и ни причем тут, просто в последнее время вспоминаю её часто и чего-то нахлынуло вдруг, - Николай Михайлович шмыгнул носом. Не обращай внимания, сейчас все пройдет...
- Я вот коньяк привез. Давай по маленькой, а то я измотался в вашей Москве за сегодня.
- Давай, - согласился Николай Михайлович.
- Знаешь, Михалыч, а я часто тебя вспоминаю, особенно сейчас, когда сам людьми заправляю.
- Да, ладно, - улыбнулся Николай Михайлович. - Чего это вдруг?
- Ну, точно. И как же ты 'драл' меня тогда на фабрике? Страшно вспомнить, - Александр улыбнулся, расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке и ослабив галстук. - Помнишь, как ты меня с конвейера снял и из цеха взашей выгнал, когда я спинку кровати запорол? Мужики потом надо мной неделю издевались.
- Конечно, помню, а ты думал, что я тебя по головке поглажу, - улыбнулся Николай Михайлович. - За свои поступки надо отвечать.
- Знаю, Михалыч, знаю. Я уже давно твои нравоучения переосмыслил. Ты всегда прав был. Если бы не ты, то я и в институт учиться бы не пошел, инженером бы не стал и до начальника цеха не добрался бы. Я тебе Михалыч, правда, многим обязан и спасибо тебе сказать хочу. Если бы не ты, я бы так на конвейере и забивал бы шканты по сей день, да и спился бы, пожалуй.
- Ладно, тебе, - смутился Николай Михайлович. - Ты лучше расскажи, чем теперь занимаешься? Смотрю, без кольца-не женат, что ли? Ты же вроде в свой Красноярск тогда за юбкой убежал...
- Да, было дело, - Александр вытер ладонью лицо и, разлив коньяк по рюмкам, выпил, не дожидаясь собеседника, - да развелся я. Такой... оказалась, даже вспоминать не хочу. Как денег не было и я в долгах сидел, так она мне всю плешь проела и выгнала. А как зарабатывать стал, так проснулась. Звонит день и ночь.
- А дети то есть?
- Есть, дочка. Вот фотография, - Александр открыл бумажник и достал фото. - Она у меня красавица. Прямо принцесса маленькая.
- На тебя похожа.
- Похожа, - Александр поцеловал фотографию и бережно спрятал обратно в бумажник. - Михалыч, я юлить не хочу. Я ведь к тебе по делу приехал.
- По делу? - ухмыльнувшись, спросил Николай Михайлович. - По какому же?
- Я Михалыч, теперь директор большого производства в Красноярске, - Александр улыбнулся, - да, вот как...
- Молодец, - искренне порадовался Николай Михайлович.
- Да, - Александр игриво подтянул галстук. - Начальник я теперь.
- Вижу, что начальник, - Николай Михайлович засмеялся вместе с Александром.
- А теперь, вот, расширяем производство и деньги нужны. Я уже и оборудование присмотрел. Не поверишь, половину Европы объездил. Нашел! - Александр довольно улыбнулся. - И денег мне дадут. Обязательно дадут.
- Ты всё такой же упорный, как и был. Не свернуть тебя.
- Не свернуть, Михалыч, никак не свернуть. Теперь меня сам чёрт не свернет, -Александр принялся воодушевлённо рассказывать про завод. - Я уже три года там воюю. То один собственник, то другой, а полгода назад нас один местный 'барин' купил. Ну, думаю, пойду к нему да выложу всё как есть. Пусть увольняет! И знаешь... толковый мужик оказался, настоящий хозяйственник. Народ сокращать не стал и мне говорит, мол, развивай завод, продукцию новую предлагай. Доверие полное. Я ему сразу сказал, что цех надо с мягкой мебелью делать. Не выдержим конкуренции, говорю. Сожрут нас итальянцы! - Александр разлил коньяк и тут же выпил свою рюмку. - Да что там итальянцы! Китайцы!
- Ну, - с интересом слушал Николай Михайлович.
- Вот он и отправил меня в Москву за деньгами. У него тут связей полно и... - Александр вдруг прервал своё повествование. - Собственно, я к тебе чего пришёл то. Нужен ты мне Михалыч на фабрике. Не с кем мне новое производство поднимать. Я вот, знаешь, ехал и думал о тебе всю дорогу. Думаю, дадут денег, а кто у меня всем этим заниматься будет? А некому.
- Да уж прям и некому?
- Нет, специалисты, конечно, есть, но все молодежь нового пошиба. Мне, знаешь, опереться там не на кого. Спина мне нужна, крепкая спина. Понимаешь?
- Понимаю, - захмелел Николай Михайлович.
Александр встал из-за стола, нервно прошёлся по комнате и, остановившись прямо посередине, махнул рукой и заявил:
- Поехали ко мне. Главным инженером будешь!
- Я... - Николай Михайлович не нашёлся, что сказать и выпил коньяк. - Да, ты хоть бы предупредил, а то прямо вываливаешь вот так. Разве дела так делаются?
- Михалыч, я все обдумал, - Александр вновь сел за стол и внимательно посмотрел на Гончарова. - Там цех запустить на год, полтора работы. Деньги на цех будут. Квартиру я тебе от фабрики дам или сниму какую скажешь. Михалыч, прошу тебя!
- Мне надо всё обдумать. Я тебе вот так за две минуты не отвечу. Я же не могу все бросить. Работу, дочь...
- Какую работу Михалыч? Сторожить эти бараки ржавые? Там уже полфабрики поумирало, а оставшиеся спились. Там и цепляться не за что.
- Не говори так.
- Ну, хорошо. Не ржавые, - усмехнулся Александр, - один пень фабрика 'стоит'. Чего ты там делаешь-то? Штаны просиживаешь за двадцать тысяч? Ты же до мозга костей инженер, а дочь... Сколько ей лет уже?
- Тридцать пять
- Тридцать пять! Чай не девочка уже, - Александр закурил, не спрашивая разрешения. - Замужем?
- Нет, она...
Дверь в квартиру открылась и Александр с Николаем Михайловичем услышали приход Полины, которая, не подозревая о госте, повесила пиджак и расстегнула блузку, которую проносила весь изнурительный день.
Полина вошла в гостиную и увидела захмелевшего отца и Александра, который словно на производственном совещании стоял посреди комнаты со всклоченными волосами, держа сигарету в зубах.
- Здрасьте, - тихо сказала Полина, отвернувшись и застегивая блузку. - Пап, это что за дела?
- Это дочка Александр, мой ученик... друг ... приехал из Красноярска в гости.
- Александр Петрович, - гость поправил галстук и протянул руку Полине.
- А ты его совсем не узнаешь? Помнишь, он тебе велосипед сломал?
- Нет пап, я про велосипеды уже давно не помню, - она не стала пожимать руку Александру и прошла мимо, желая открыть дверь на балкон.
Александр проводил её взглядом и подмигнул Николаю Михайловичу.
- Полин, ты не смотри так на нас. Мы сейчас всё уберём.
- Полина, вы извините, что я без приглашения, - Александр пожал плечами, - так получилось и отца не ругайте. Знаете, какой он у вас человек...
- Знаю, - резко ответила Полина, собрав со стола остатки трапезы. - Сейчас сляжет с давлением и потом всю ночь умирать будем и в скорую названивать.
- Полина, не ругайте нас. Я уже ухожу. У меня самолёт через два часа, а мне ещё до аэропорта добраться надо, - Александр обратился к Николаю Михайловичу. -Михалыч, вот тебе визитка, подумай. Позвони мне обязательно. Решишь отказаться, все равно позвони и откажись, а я поеду. Бывай, рад был тебя видеть.
Александр некоторое время собирался и направился в коридор, где к нему подошла Полина. Наблюдая за тем как он возился с пиджаком и ботинками она улыбнулась и несколько сменила настроение.
- Полина, - Александр, наконец, оделся - мы, возможно, уже никогда больше не увидимся и вы извините меня за вот такой вот визит, просто... поддержите отца. До свиданья.
Александр быстро справился с замком и ушел. Полина некоторое время в растерянности смотрела на дверь, чувствуя неловкость от того, как повела себя.
- Пап, что случилось? - Полина вернулась в комнату и обратилась к отцу.
- Да все нормально, дочка, - Николай Михайлович глубоко вздохнул, - Александр пригласил меня в Красноярск на год, полтора. Там помочь ему надо на фабрике. Один, говорит, не справляется. Приезжал в Москву за кредитом и заехал ко мне.
- Куда пригласил?
- В Красноярск, а что? Что тут такого, - Николай Михайлович продолжал говорить
- Нет ничего, просто я ... - Полина отвлеклась на звонок мобильного телефона и протянула руку с указательным пальцем, попросив отца говорить тише - Да, да это я, Полина Гончарова...
- У вас завтра последнее собеседование с вашим руководителем Германом Сергеевичем Зиминым, - сухо продолжил мужской голос. - В двенадцать часов вам будет удобно.
- Конечно, - Полина нервничала и прикусывала нижнюю губу. - Ровно в двенадцать я буду у вас.
- Нет, к нам вам больше не надо обращаться. Вам следует вновь прийти в отдел кадров. Все указания относительно вас уже отданы и я официально подтверждаю ваше трудоустройство от имени Сергея Петровича. Осталось последнее формальное собеседование, а мы с вами свяжемся позже. Всего доброго.
- До сви... - вызывающий абонент отключился и Полина не успела попрощаться.
- Кто это, дочка? - спросил Николай Михайлович, заметив настороженность в лице Полины.
- Папа, - Полина широко улыбнулась и обняла отца. - Папа мне предложили работу...
- А Красноярск?
- Да какой Красноярск, пойдем, мое назначение отметим...
Полина прошла на кухню и включила чайник, пригласив отца пить чай.
- Дочка, ты выглядишь уставшей, - Николай Михайлович посмотрел на изнуренную поисками работы Полину.
- Как ты думаешь, ходить месяц по собеседованиям и выворачиваться там перед каждым? - Полина устало вздохнула. - Конечно, устанешь. Я уже выжатая как лимон. Слава Богу хоть чего-то нашла.
- Хорошее место?
- Не знаю ещё. Пап, да какая разница, где работать? Везде одно и тоже. Лишь бы платили, а остальное... - Полина на мгновение задумалась, прислушиваясь к бурлению воды в чайнике. - Прорвемся. Ты мне лучше расскажи, что ты придумал с этим Красноярском?
- Ты знаешь... - Николай Михайлович прервался и с досадой продолжил, - зря мы так прогнали Александра. Он ведь с чистым сердцем, а мы...
- Да нормально все, не переживай, - Полина выключила чайник и принялась возиться с чашками, заваривая чай. - Чего он хотел то от тебя?
- Зовет в Красноярск фабрику мебельную поднимать. Там новый цех строят и ... в общем, уеду я наверное...
- Пап, ты чего? Чего ты там один делать будешь?
- Работать и потом, - Николай Михайлович замолчал, пытаясь подобрать слова, - Полин, тебе свою жизнь надо устраивать. Квартиру мы ещё одну не купим, а жить тебе со стариком... не правильно это, совсем неправильно. Может, на новом месте найдешь себе...
- Папа, опять ты, - с укором произнесла Полина.
- А что? Я внуков хочу, - Николай Михайлович с натянутой улыбкой посмотрел на Полину.
- Папа.
- Тебе нормального мужика надо найти. Крепкого такого, который на ногах как на сваях стоит. Вот такого, - Николай Михайлович замешкался, пытаясь привести пример, - такого... такого как Сашка.
- Какой Сашка, папа? Ты о чем?
- А что? Уж он не хуже твоего этого последнего... чистоплюя женатого. Что ты всё с ним якшаешься? Как его... Валера?
- Да забудь ты про него. Нет его уже.
- Тоже мне, кобелёк хренов. Как я его тогда с лестницы только не спустил? Зря сдержался. Не мужик, а ... тьфу! Был бы я помоложе, так я бы ему эти цветы с шампанским засунул бы куда надо. Как ты с ним вообще могла...
- Папа! Перестань!
- Извини, дочка, - Николай Михайлович поднялся со стула и обнял Полину. - Просто я переживаю за тебя и ты все что у меня есть и было все эти годы после смерти мамы. Я ведь для тебя одной и жил всегда, а сейчас... сейчас, понимаешь, прав Сашка, сижу на ржавой фабрике, а зачем? Не знаю...
- Зря ты выпил.
- Да ладно тебе, - Николай Михайлович сел обратно за стол и решительно посмотрел на дочь. - Уеду я. У нас на работе дела все равно плохи, а новые хозяева и не заметят, что меня не стало. Плевать, теперь, всем на всех. И чего тут сидеть, если там хоть подзаработать можно. Ты же новую машину хотела... а я через год, полтора вернусь. А, как думаешь?
- Не знаю пап, решай сам. - Полина поставила чай на стол. - Только ты сейчас кого уговариваешь? Меня или может быть себя?
- Год пролетит и не заметишь, - Николай Михайлович говорил, не обращая внимания на вопрос Полины, - тут вон жизнь пролетела за миг, а я все чего-то жду... Решено, еду! Подниму производство и вернусь, обязательно вернусь...