Дубов Дмитрий Валерьевич : другие произведения.

Шоу Должно Продолжаться. Часть 2. Тайнопись чувств

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Существует ли Истинная Любовь? А если да, то можно ли играть с чувствами, или стоит относиться к ним с полной серьёзностью? Шоу продолжается. И неизвестно, какие ещё испытания уготованы его участникам...

Часть II. Тайнопись чувств.

  

Глава девятая. Вера в любовь.

  

1.

  
   - Алло.
   - Алё, это Виктор Петрович?
   - Да.
   - Здравствуйте, это Пашка.
   - Какой Пашка?
   - Ну, Павел Стержнев, друг Андрея. Помните?
   - А-а. Что-то такое припоминаю. Андрея сейчас нет в городе, он уехал сниматься в какой-то передаче.
   - Знаю, знаю. Виктор Петрович, вообще-то я именно Вас хотел услышать. Это связано с Андреем и шоу, в котором он поехал сниматься.
   - С ним что-то случилось?
   - Нет, ничего серьёзного, просто... Не знаю, как Вам объяснить...
   - Объясняйте, как есть. Я, может быть, пожилой человек, далёкий от забот молодёжи, но я ж не из пещеры вылез.
   - Хорошо. Вы смотрели фильм "Игра"?
   - Конечно. Глубокая картина.
   - А программу "Розыгрыш"?
   - Один, или два выпуска.
   - Так вот, это новое реалити-шоу - нечто среднее между ними. О многих тонкостях шоу Андрей просто не догадывается.
   - А от меня-то что требуется?
   - Совсем чуть-чуть подыграть нам, чтобы иллюзия не была разрушена.
   - Играть против сына?
   - Шоу должно продолжаться, понимаете? Тем более что всё это не по-настоящему.
   - Хорошо, что от меня требуется?
   - Сейчас я Вам расскажу...
  

2.

   Какая глупая, по сути дела, смерть. - Думал Влад, собирая документы Германа. - А ведь ничего подобного не должно было случиться. Но кто мог подумать? Кто мог предположить, что из-за какой-то девчонки, которую он едва знал, молодой человек может покончить с собой? Хотя, может быть, всё так и должно быть? Что это? - Любовь? - Или всепожирающая страсть? Почему психологи не предугадали такой вариант развития событий? Почему, наконец, мы ничего не предприняли? Надеялись, что неудачная попытка с пистолетом его остановит?
   Едва все документы были собраны, в кабинет без стука вошла Маша.
   - Хелло. - Бросила она.
   - Здравствуй. Ты как? Почему не на работе?
   - А там по моей специальности всё равно ничего нет.
   - А у тебя есть специальность? - удивился Влад.
   - Да. - Ответила Маша и несколько раз взбугрила щёку языком.
   - Это не специальность, - спокойно проговорил врач, - это - хобби.
   - Ну не лежит у меня душа коров за сиськи дёргать, а к быку не подпускают.
   - И правильно делают; он нам ещё нужен.
   - Вредина ты. Да, ладно. Видала Сабурова.
   - И?..
   - Дала ему... один адресок.
   - Теперь мне ехать, его выручать?
   - Сам справится, если... - глаза Маши недобро сверкнули, а губы растянулись в плотоядной улыбке, - если поэта раньше не прибьёт.
   - Слушай, - Влад потерял всякое желание шутить, - что ты всё воду-то мутишь?
   - А то ты не знаешь!
   - Не знаю.
   - Мне обещали Андрея, понимаешь? - Мне! - А в итоге я осталась без парня на этом грёбанном шоу.
   - Я тебе обещал?
   - Не знаю. Не ты, кажется...
   - Тогда ко мне какие вопросы? Я - всего лишь врач.
   - Ой ли?
   - Можешь не верить.
   - И не поверю. Впрочем, мне всё равно, главное - деньги в моём кармане и Андрей в моей постели, остальное меня не волнует.
   - Насчёт денег - у нас договор, а с Андреем разбирайся сама.
   - Ясно. Пошла я.
   - Вот и иди.
  
   Влад выждал минут пять после ухода Маши, потом встал из-за стола, бросил взгляд на разбросанные на нём в беспорядке бумаги и вышел сам. Остановившись на крыльце, он несколько минут смотрел в сторону города, потом решительно повернулся и направился в сторону фермы и лесопилки.
  
   Чуть позже в его кабинете зазвонил телефон. Врач так и не узнал, что ему пытались дозвониться из отдела по насильственным преступлениям коллеги взорванного опера. Информация о подрыве его автомобиля распространилась со скоростью пули, и опера из убойного отдела решили разобраться, в чём дело.
  

3.

   Сашка Фёдоров ввалился в служебное здание фермы весь потный - денёк выдался жарким, - но довольный самим собой: он за три неполных рабочих дня выполнил недельную норму. Конечно, норма на этой ферме это не то, что в колхозе, но всё-таки...
   - Девчонки, молочка налейте кто-нибудь!
   Люба стрелой метнулась к бачку со свежим молоком, наполнила до краёв алюминиевую кружку и подошла к трактористу.
   - А волшебное слово?
   - Пажа-алста-а!
   - Угощайтесь на здоровье.
   Сашка принял кружку и жадно приник к ней. Все девушки, находившиеся здесь, смотрели на него, и ни одна из них не могла скрыть улыбку умиления.
   Непосредственно на ферме работали: Лена, Валя, Катя, Весна, Ксюша, Олеся, ну, и, конечно, Люба. Из парней были: Лёша - этот больше по сантехническому оборудованию, Олег - по электронике и "Свин". Последний годился только на то, чтобы сено подтаскивать. Остальные нашли себе интересные занятия на лесопилке. В том числе и Рита.
   Местный "казанова" опорожнил кружку в мгновение ока, и со словами:
   - Пасиба башое, - отдал её обратно Любе.
   - А творожку не желаешь? - Спросила девушка, заглядывая ему в глаза.
   - Творожку? Творожок - дело хорошее, правда, я сейчас и от слона-гриль не отказался бы.
   - Тогда пойдём со мной, работяга. - Сказала Люба и подмигнула, но так, чтобы кроме Сашки этого никто не увидел.
   - Пойдём.
  
   Пока Фёдоров расправлялся с миской творога, девушка любовалась им. По её мнению, мало что могло быть очаровательней, чем мужчина после работы на свежем воздухе, поглощающий пищу из её рук. Было в этом что-то по-домашнему уютное.
   - Жаль, что ночью у нас ничего не получилось. - Вздохнула она.
   - Да уж. - Ответил он. - Но жуть-то какая творилась!
   - Тебе страшно?
   - Ни капельки. - Ответил он. Сашка Фёдоров относился к тому типу людей, которых не пугают чужие страхи, а своих у них практически нет. Он всегда смеялся над ужастиками и над теми, кто боится, когда их смотрит. Жизнь для него была легка, а все проблемы - так, или иначе, разрешимы.
   - Смелый ты какой!
   - Угу.
   - Слушай, давно хотела тебя спросить... ну...
   - Спрашивай.
   - А чего это Рита прихрамывает?
   - Сильно заметно?
   - Да не то, чтобы... Иногда заметно, иногда почти нет... Извини, конечно, но меня интерес взял: от чего эта хромота?
   - Ничего. Она говорит, это у неё с детства. Толи упала откуда-то, толи ещё что-то, не знаю. Но вот, что странно: она категорически мне запретила ласкать её в том месте и ниже. Говорит, там шрам ужасный, и она не хочет, чтобы я к нему прикасался.
   - А ты сам видел этот шрам?
   - Честно говоря, - да. Она не знает.
   - Ну и как?
   - Ей не скажешь?
   - Нет, что ты!
   - Вид ужасный. Видать ей едва ногу не отфигачило.
   - Плохо выглядит?
   - Она пытается, чтобы выглядело не очень плохо, но эталоном красоты такую ножку уже не назовёшь. Но мне плевать.
   - А на меня?
   - Нет, на тебя мне не плевать. Ты дорога мне. - Сашка как раз закончил с творогом и притянул Любу к себе. Спустя мгновение он уже вкушал тепло её нежных и чувственных губ.
   - Я хочу тебя. - Выдохнул он.
   - И я тебя.
   - Иди ко мне. - Он стал стягивать с неё платье.
   - Не здесь. Сюда могут зайти.
   - А где?
   - Пойдём, я знаю одно место.
   Она взяла его за руку и повела через проходные комнаты и маленькие коридорчики. Замешкалась возле одной двери, открыла её. За дверью - запах скошенной травы и засушенных цветов.
   - Что это?
   - Современный сеновал.
   Они вошли внутрь и увидели аккуратные тюки сена, укрытые чистым брезентом.
   - Сюда-то никто не зайдёт? - Спросил он, как только дверь закрылась, оставив их в мягкой полутьме.
   - Не должны по идее.
   Молодой человек приник губами к губам девушки, а руками уже стягивал с неё платье. Она в свою очередь помогала раздеться ему.
   Он взял её обнажённую на руки - она казалась ему пушинкой - и отнёс на "современный сеновал". По опыту Сашка знал, что заниматься любовью на голом стоге сена - пренеприятнейшая вещь. Весь кайф обламывают соломинки, норовящие залезть куда-нибудь не туда, и всевозможные насекомые. А тут: чисто, уютно, обалденные запахи и (хотелось верить) никаких насекомых.
   Вдыхая запахи сельского лета, они любили друг друга почти до полного изнеможения.
  

4.

  
   На лесопилке царила атмосфера полного взаимопонимания и свободы. Наверно потому, что никто не лез в дела другого, а самозабвенно занимался любимым делом. Работа с деревом подразумевает проявление скрытых до этого в человеке чувств, помогающих ему понять себя и природу вокруг - факт.
  
   Лика выжигала различные фигурки на заготовках. Лёгкий дымок струился из-под её прибора. Рядом были сложены будущие разделочные доски, подставки под горячее, вешалки.
   Она и не заметила, как сзади к ней подошёл Миша.
   - Что это за урод такой? - Спросил он, разглядывая контуры, выходящие из-под машинки для выжигания.
   - Это не урод. - Серьёзно ответила Лика. - Это Буфомет, один из высших демонов.
   - Видок-то у него, прямо скажем, неважнецкий.
   - Эй, поосторожней, а не то он запишет тебя в разряд своих врагов.
   - А это страшно?
   - Ну, если ты не боишься вечных болей, то - нет.
   Миша болей боялся. Даже кратковременных, а, тем более, вечных. Так что моментально сменил тему.
   - Мне вот что интересно: ты такая симпатичная девушка, красивая даже, а держишься с подчёркнутой мрачностью. Почему?
   - Так надо. - Ответила Лика. - У меня договор с сатаной.
   - Ты серьёзно?
   - Конечно, нет. Таков мой стиль.
   - А ты можешь предвидеть будущее?
   - Не предвидеть, - девушка на мгновение задумалась, - скорее, предугадывать.
   - А в чём отличие? - Спросил Миша.
   - Трудно объяснить словами. Например, я не знаю в точности, что случится с тобой, или со мной, но почти уверена, - сегодня на нашей лесопилке произойдёт несчастный случай.
  
   Не успела она договорить, как ровное гудение циркулярной пилы прервалось, а вместо него раздались жалобные завывания боли. Человек, который их издавал, явно попал в весьма неприятную передрягу. Вскоре послышались вопли ошарашенных людей, находившихся поблизости.
  
   Никто так и не смог понять, каким образом нога Риты оказалась под диском циркулярной пилы - этого не видел ни один человек - зато все увидели отрезанную конечность и кровь, хлещущую из артерий культи.
   - Врача! Врача! Срочно нужен врач!!! - Вопили люди, но никто не спешил подойти к пострадавшей. Мужчины держались подальше, женщины - поближе, но все лишь плескали руками и закатывали глаза.
   Появилась Лика с двумя свёртками в руках. В свёртках находились необходимые материалы для оказания первой помощи: бинты, толстые куски ваты, марля, жгут, анестезия и тому подобное. Не глядя на впавших в ступор участников шоу, девушка подошла к пострадавшей, встала на колени и принялась распечатывать свёртки.
   Совершая все предписанные в таких случаях операции, Лика внимательно смотрела в глаза Рите. Со стороны можно было подумать, что она гипнотизирует несчастную, чтобы девушке было не так больно. На деле же в глазах Лики бегали весёлые искорки, а её рот искривился в едва заметной усмешке. Выглядело это, по меньшей мере, дико, если учесть, что руки оказывающей помощь были уже по локоть в крови. Но ещё более дико было то, что Рита смотрела на Лику примерно с таким же выражением, так не идущим человеку, только что потерявшему ногу.
   Никто из стоящих поодаль людей ничего этого не заметил, а внезапное успокоение Риты приписали действию обезболивающих.
  
   Как по мановению волшебной палочки на тропе, ведущей к лесопилке, показался знакомый силуэт. Влад в сопровождении Гены Васильева, первым делом кинувшегося не к пострадавшей, а за врачом, вышел на поляну.
   Не задавая глупых вопросов, типа: "что у вас тут случилось?", он прошёл к Рите и хлопочущей возле неё Лике. Осмотрел положение дел, поблагодарил девушку за оказание первой помощи, обернулся к людям, уже подошедшим ближе.
   - Носилки! Срочно! Двое пойдут со мной! Гена, пулей к Фёдорову, сообщишь, что произошло. Девушки, найдите мне чистую тряпку и лёд, если есть.
   Льда не оказалось, зато огромный лоскут холстины притащили через пару минут. В него врач завернул отрезанную ногу. Ткань тут же пропиталась кровью, но он спокойно нёс свёрток, будто это был обычный кусок мяса, купленный на рынке.
  
   Когда процессия скрылась за деревьями, Миша подошёл к Лике, старательно отмывавшей кровь с рук. Молодой человек не заметил в выражении её лица ни брезгливости, ни иных проявлений чувств. Девушка являла собой образчик непробиваемого, непоколебимого спокойствия.
   - Ну, что, - накаркала?
   - Не накаркала, а предугадала.
   - Но как?!
   - Секрет фирмы.
   - Мне кажется, ты что-то скрываешь.
   - А мне кажется, - тут она обернулась, и пристально посмотрела ему в глаза, - что тебе - пора.
   Чувствуя озноб под животом, Миша отпрянул и, опасливо оборачиваясь, пошёл прочь.
  

5.

   Выйдя из дверей почты, Андрей никого не заметил, - слишком уж он был поглощён своими мыслями. Шутка ли - идти туда, где произошло одно убийство? - И кто даст гарантию, что не произойдёт второе? Сабуров гнал эти мысли прочь от себя до тех пор, пока не разобрался с письмом. Но теперь тяжкие думы взяли его в оборот. Что за секта засела на Садовой? Что они сделали с Кирой? Откуда об этом знает Маша? Или это всё действительно часть шоу?
   Отправляться на поиски дома под номером четыре было страшно ещё и потому, что невозможно было рассчитать ситуацию заранее. Сплошные вопросы, и никаких ответов. Неопределённость всегда пугает сильнее, нежели определённость. Однако Андрей не имел права отдаться во власть страхов, потому что на кону стояла жизнь Киры, которая в последнее время стала ему дороже собственной.
   Андрей ни разу не подумал, что Кира бросила его добровольно.
  
   - Андрей. - Окликнули его с крыльца, когда он спускался по ступеням.
   Сабуров даже не оглянулся.
   - Мне нужно поговорить с тобой. - Сказал Дмитрий, догоняя Андрея.
   Но тот не обернулся, а только бросил через плечо:
   - Нам не о чём с тобой разговаривать.
   Дмитрий не обиделся. Вместо этого он спросил:
   - Тебе тоже показали снимок?
   Андрей, не отвечая, шёл вперёд.
   - Слушай, - Дмитрий догнал его и взял за плечо, - у нас нет времени на тупые обиды. Всё очень серьёзно, но, по-моему, я знаю, что надо делать. - Андрей молчал. - Вчера вечером я слышал ваш с Германом разговор, - продолжал поэт, - уверен, следует нанести визит на Садовую четыре - семнадцать. Да, кстати, возьми фотографию.
   Сабуров остановился, как вкопанный.
  
   - Слушай, - сказал Андрей, - зачем ты следил за мной?
   - Мне надо было убедиться, что ты не подставной. - Ответил Дмитрий.
   - Убедился?
   - Теперь - да.
   - А я - нет.
   - И что, - усмехнулся поэт, - тебя гложут смутные сомнения, а не я ли та самая паршивая овца в стаде?
   - Можно сказать и так.
   - Плохо дело. Они сделали так, чтобы мы потеряли доверие друг к другу.
   - Ты хочешь, чтобы я тебе доверял? - Спросил Андрей.
   - Было бы неплохо.
   - Хорошо. Что ты делал вчера вечером?
   - Шпионил за Германом, хотя первоначально хотел по-тихому свалить с этого грёбанного шоу. Увидел, как он среди ночи тащится в сторону города, и решил узнать, что это он задумал.
   - Узнал?
   - Узнал. Я уцепил его в последний момент, но не смог удержать. Вот, гляди. - С этими словами Дмитрий достал снимок.
   Сабуров сперва ограничился беглым взглядом, но тут же буквально впился в фотографию глазами.
   - Но как это можно было снять? - Спросил он с потрясённым видом.
   - Это нам ещё предстоит выяснить.
   - Нам? Что ж, возможно. Что ты знаешь о Кире?
   - О том, что её похитили, я узнал только утром. Но могу поклясться, что до тех пор, пока я не пошёл за Германом, к зданию никто не подъезжал, не подходил, не подлетал и не уходил из него.
   - Это точно?
   - Абсолютно.
   - Хорошо. Последний вопрос: это ты напичкал Лилю колёсами?
   - Нет. Мои на месте, обе упаковки. Я иногда принимаю их. Ты же знаешь, у меня - бессонница.
   - На всё-то у тебя ответы есть. Ладно, ты мне хотел какие-то фотографии отдать.
   - Ах, да, чуть не забыл.
   С этими словами Дмитрий полез во внутренний карман, достал оттуда несколько снимков, просмотрел их и отдал один Андрею.
  
   Сердце Сабурова замерло. С фотографии на него, лучезарно улыбаясь, смотрела Кира. Снимок был сделан между вторым и третьим таймами вчерашнего волейбольного поединка. Он запечатлел счастливую пару. Так было ещё вчера.
   Андрей смотрел на этот кусочек красочной глянцевой бумаги и не мог поверить, что с остановившегося мгновения не прошло ещё и суток. Казалось, что минули годы.
   Он всматривался в слегка склонённую набок голову девушки, в искрящиеся глаза, в пленительные волосы, загорелую кожу, крепенькие груди, скрытые тканью купальника. Сердце отказывалось поверить, что теперь он лишён всего этого.
   - Спасибо. - Сказал Андрей и с тяжёлым вздохом убрал снимок в барсетку.
  
   - Ну, что, идём на Садовую? - Спросил Дмитрий.
   Сабуров пристально оглядел поэта.
   - Идём. - Наконец, сказал он. - Но ты должен знать, что я не доверяю тебе на все сто процентов.
   - Пока это и не требуется.
  
   Через пару минут Андрей поймал себя на мысли, что вдвоём не так страшно идти навстречу опасности. Да, от поэта можно ожидать всего, чего угодно, но, тем не менее, его присутствие успокаивало.
   До Садовой молодые люди добрались довольно скоро. Улица выглядела именно так, как описал её Герман, - удручающе. Проблемы начались чуть позже, когда выяснилось, что дома по чётной стороне Садовой начинаются с двадцатого номера. Расспросы редких прохожих ничего не дали. Единственное, что удалось выяснить: вплоть по восемнадцатый номер включительно, раньше стояли частные дома. Но лет десять назад их снесли, а взамен пока ничего не построили.
   - Давай, вон у той бабушки спросим. - Предложил Дмитрий, указывая на сухощавую старушку лет семидесяти. - Она наверняка из местных, может быть, слышала что-нибудь. Хотя бы про секту.
   - Давай. - Согласился Андрей. - Бдительнее таких бабулек всё равно никого не найдёшь.
  
   - Простите, - сказал поэт, обращаясь к бабушке, - Вы не подскажете, где здесь может находиться дом под номером четыре?
   - Ой, милки, да ведь его ж снесли уж лет как десяток тому назад. - Ответствовала старушка.
   - Извините, - вмешался Андрей, - а Вы не видели в последнее время здесь каких-нибудь подозрительных людей не из местных жителей? Или, может быть, у вас тут организация какая-нибудь новая появилась?
   - Дорогие мои, а вы часом не шпиёны?
   - Нет, бабуль, мы - наши.
   - А-а. Вы знаете, вроде никто не мельтешил. Вчера, - Гавриловна говорила, - появлялись какие-то, но она их не запомнила. Так и сказала: неприметные дюже, - так-то. И вот, касатики, странность-то одна ещё приключилась. Дней пять уж тому назад.
   Андрей с Дмитрием превратились в сплошной слух. Старушка, смущённо улыбаясь, пыталась подобрать подходящие слова.
   - Какая странность, бабушка?
   - Так это, с сороковым домом, золотые мои. Развалина - развалиной, а тут в ночь ктой-то номер подновил, да только наполовину: четвёрку-то освежил, а нулёк так и остался заросший грязью.
   Старушка хотела сказать что-то ещё, но молодые люди, бросив на ходу:
   - Огромное-спасибо-бабушка-Вы-нам-очнь-пмгли, - поспешно удалились в сторону сорокового дома.
   Им многое стало ясно.
  
   Сороковой дом выглядел именно так, как его описывал Герман. Дом был покосившийся, обшарпанный. Свеженамалёванная четвёрка подтверждала подозрения молодых людей.
   Прежде, чем войти в нужный подъезд, Андрей и Дмитрий закурили.
   - Как ты думаешь, что нас ждёт внутри? - Спросил Дмитрий.
   - Не знаю, - ответил Андрей, - я не гадалка. Однако пусть уж лучше ждёт хоть что-нибудь, чем вообще ничего, иначе я свихнусь.
   - Я тебя понимаю. - Сочувственно вздохнул поэт.
   - Не думаю, что ты любил так, как люблю я. Не в укор тебе сказано.
   - Что ж, возможно, ты прав. Пойдём?
   - Пойдём.
   Они синхронно бросили окурки и начали подниматься по грязной, дурнопахнущей лестнице. Перед дверью под номером семнадцать оба замерли. Из-за двери лилась ритмичная религиозная музыка.
   Нужно было только постучать.
  

6.

   На переносном ноутбуке вследствие несложных манипуляций появилась часть текстового файла.
  
   Потеря веры в Любовь - вот, пожалуй, главная проблема современного общества. Если раньше, скажем, в рыцарские времена, духовная близость доминировала над физической, то сегодня приоритеты поменялись кардинально. На первом месте у наших современников стоит секс, другими словами - удовлетворение животных потребностей. Это может говорить, как о регрессе всего человечества, так и об усовершенствовании его в качестве придатка к собственным техническим изобретениям.
   Произошёл полнейший распад нравственных норм; душевные порывы упростились, либо сошли на нет. Не последнюю роль в этом сыграли телевидение и прочие средства массовой информации. Но поскольку они производные одного с нами общества, постольку представление их в качестве "козла отпущения" - это камень, брошенный в собственный огород.
  
   Как знать, возможно, если бы я родился во времена рыцарских турниров, то тоже верил бы в Любовь.
   В Истинную Любовь.
   Но я - дитя своего века и в этой главе хочу разобраться, почему общество с одной стороны почти полностью изжило само понятие "Любовь", а с другой - пользуется им на каждом шагу.
   По всей вероятности, говоря: "любовь, любовь", - люди пытаются скрыть тот факт, что ничегошеньки о ней не знают. Да, в определённой степени я пытаюсь поймать за хвост химеру, рассуждая о чувстве, которое никогда не испытывал сам, и не видел, чтобы оно - это чувство - владело кем-то, кто был рядом со мной.
   Партнёры по постели сродни актёрам в театре: и те, и другие играют. Я чувствую эту фальшь кругом.
  
   Вопрос напрашивается сам собой: что нужно изменить в современном обществе, чтобы Любовь вернулась? Я уверен, что должно измениться, в первую очередь, самосознание каждого человека. Когда индивидуум узнает скрытые потребности своего внутреннего "я", своей души, когда он перестанет прельщаться поверхностным, наносным, тогда он поймёт, что главное - увидеть в человеке, к которому его влечёт, не партнёра по постельным играм и отражение своих собственных фантазий, а отдельную личность, сформированную из своих собственных установок на жизнь. Как только это произойдёт, придёт уважение. Вместе с ним - искорки неведомого пока чувства, которое придётся взращивать, как весьма капризное растение, почти не приживающееся в нашем социальном климате.
   Если каждый из нас приложит все силы, чтобы вырастить его, то изменится всё общество. Пошлость, насилие и ложные ценности, пропагандируемые повсюду, перестанут быть столь привлекательными.
   Истинной Любви нет, но если каждый попробует научиться любить, научиться радоваться душевным излияниям ближнего, то, может быть, ещё удастся переломить сложившуюся ситуацию. Слишком много малодушия, слишком много слабости, а любовь не приемлет слабость.
  
   Что удручает особенно, так это то, что все уже позабыли, какую радость дарит Истинная Любовь. В том числе и Ваш покорный слуга. Возможно, поэтому мы все такие злые?
  

7.

   Впервые за несколько лет Люблинские оперативники столкнулись с настоящим делом. Был убит их коллега. Это вам не "травку" и патроны в карманы бомжей подкидывать, не "навешивать" труп на первого же подозреваемого путём увещеваний в печень и предоставлений неопровержимых улик сапогом в лицо, - тут работать надо. А как раскрываются убийства? Те, кто был постарше, уже успели забыть, а те, кто помладше, и вовсе никогда не знали.
   - С чего начнём? - Спросил Фёдор Павлович, начальник отдела по расследованию убийств.
   Ответом ему была дружная тишина. Из трёх оставшихся оперов ни один не мог сказать, с чего можно начать, как ни напрягал свои извилины.
   - Сейчас нас должен посетить человек из собственной безопасности, может, он, чем поможет?
   Подчинённые согласно закивали головами, пожимая при этом плечами.
   - А пока, - продолжал начальник, - Трофим и Иннокентий, поезжайте-ка на это реалити-шоу, разведайте, что там делал Виталий. Возможно, это как-то связано со взрывом его машины. Сергей, ты - пулей в экспертный отдел, узнай, что они там выяснили.
   - Фёдор Палыч, - подал голос Трофим, - а нас там не того?..
   - Чего "не того"?
   - Не взорвут?
   - Не должны бы. Остался же у них хоть какой-нибудь страх перед представителями закона!
   - А что, если - нет? - Это уже Иннокентий.
   - А если - нет, то действуйте по обстановке.
  
   - Что значит: действовать по обстановке? - Спросил Иннокентий у Трофима в машине.
   - А чёрт его знает! Может, пистолеты захватим?
   - И то - дело!
  

8.

   Услышав о том, что случилось с Ритой, Саша опрометью бросился к дому, как они теперь называли здание, в котором обрели пристанище на время проведения игры. По-другому его называли: "общага".
   Мысли в голове Фёдорова путались и больше всего напоминали сейчас винегрет. Мало того, что его вытащили из объятий одной девушки, так ещё и для того, чтобы сообщить, что с другой приключилась беда.
   Если жизнь начинает ставить западлянки, то она никогда не ограничивается одной-единственной. - Думал парень, пока бежал. - И не с кем-то другим произошёл несчастный случай, а именно с Ритой, хотя она ну, никак не похожа на неудачницу. И что же теперь делать? Как я спать-то с ней буду?! А что если она вообще с шоу уйдёт? Впрочем, пусть уходит; бортану Гришку, не хрена ему, пусть со своими пестиками-тычинками общается, а не с девушками.
   Как оказалось, бежал он зря, - Риту уже увезли в город. Влад поехал с нею, но попросил Ислана передать Саше, что есть надежда приживить ногу обратно, потому что срез ровный, и первая помощь была оказана оперативно.
   До обеда времени было ещё много, и Сашка уселся прямо на крылечке "общаги". Вскоре подоспела Люба. Она уже была в курсе случившегося с Ритой.
   - Ну, как ты, бедняжка? - Спросила она, присаживаясь рядом.
   - Чувствую себя подонком. - Ответил он.
   - Почему?
   - Да потому, что вряд ли смогу с ней быть.
   - Это из-за того, что она стала инвалидом?
   - Не только поэтому, но и поэтому тоже. Пойми, теперь на меня могут лечь обязательства по уходу за ней и по поддержанию в моральном плане, а я терпеть не могу никаких обязательств.
   - Ты решил её бросить?
   - Честно говоря, - да.
   - Что ж, она сама виновата, нечего было ноги совать, куда не попадя. А что до меня, то я тебя ничуть не осуждаю, а вечерком могу собрать шмотьё, да и перебраться к тебе.
   - Правда?!
   - Чистая правда. Меня этот нытик уже заел - сил нет. Да и в постели он больше напоминает медузу.
   - Тогда - решено!
  
   В это же время в двенадцатом номере происходил следующий разговор:
   - Костик, родной мой, давай уедем отсюда, мне страшно. - Говорила Весна. В её огромных восточных глазах легко читался испуг.
   - Да чё ты менжуешься, как курица глупая? Всё путём. - Отвечал Костя.
   - Но, милый, тут уже столько несчастных случаев произошло! Я боюсь, что с тобой, или со мной тоже может что-нибудь приключиться. Что-нибудь недоброе. Мне порою, кажется, что шайтан смотрит мне в спину.
   - Слышь, слазь с измены! Шайтаны уже все отъехали с билетом в один конец! А я в косую не въеду, потому что шкерюсь, в натуре, путёво. И ты под моей крышей, так что не очкуй.
   - Эх, Костя, Костя. Вот папа у меня был такой же. Тоже всё время уверял, что прорвётся, а потом на плёвом деле его мусора прищучили, и - кирдык - вперёд ногами из отдела вынесли.
   - Твой пахан блатным по жизни пёр?
   - Авторитетный был человек в ваших кругах, - согласилась девушка.
   - Он тебе должен был разложить, что ломиться нам не по понятиям.
   - А при шухере?
   - При шухере - можно, но я его пока не чую.
   - Потом поздно будет.
   - Если начнётся кипиш - слиняем, бля буду.
   - Ты обещал.
  
   Подобные разговоры велись в последнее время почти между всеми участниками шоу "На лоне природы". Один из партнёров желал уехать, второй его отговаривал. Те, кто жил поодиночке, пока никуда не торопились.
  

9.

   На стук отозвались. Внутри послышались мягкие, но уверенные шаги. В открывшем дверь Андрей сразу же узнал одного из парней-телохранителей, сопровождавших руководство проекта в первый игровой день. Странно, что Герман не узнал этих псевдо сектантов. Впрочем, учитывая его состояние, это немудрено. К тому же у него могла быть плохая память на лица.
   - О, - успел сказать парень, который был сейчас не в халате, а в заурядном спортивном костюме, - вот и наш голубок пожаловал.
   - Дмитрий в это время находился вне зоны видимости парня.
   Сабуров, ни слова не говоря, перешиб "сектанту" переносицу локтем и тут же отправил в нокдаун ударом в челюсть. Парень даже удивиться не успел, как уже лежал на полу, обливаясь кровью. Переступив через него, Андрей пережал ему сонную артерию. Пусть отдохнёт минуток двадцать. - Была последняя мысль молодого человека. После он действовал, как боевая машина. Поверхностное мышление заменили отработанные годами навыки боя.
   Он заглянул в одну комнату - никого. Музыка неслась из дальней. Во многом благодаря этой музыке собравшиеся в комнате не слышали, что происходит в прихожей. Андрей бесшумно приоткрыл дверь, сгруппировался и ринулся внутрь. Тело его в этот момент напоминало распрямляющуюся пружину.
   Дмитрий выждал, пока Андрей усыпит парня в спортивном костюме, открывшего им дверь, и тоже шагнул внутрь. Однако он не поспешил вслед за Сабуровым, а остановился возле распластанного на полу бесчувственного тела. Поэт глянул на себя в зеркало, висящее в прихожей, поправил выбившуюся из "хвоста" прядь волос, а затем склонился над одним из убийц Анжелы.
   Стоило Дмитрию перевернуть тело на живот, как он обнаружил то, что искал. Из-за пояса штанов торчала рукоять "Глок - 17". Пистолет держался довольно хитро, но вынулся легко.
   В то же время Сабуров открыл дверь в дальнюю комнату, и поэт понял, что музыка, заполнившая небольшой коридорчик не имеет никакого отношения к религии. "Era", или "Enigma" - что-то в этом духе.
   Значит, не секта, - подумал он, - впрочем, безопаснее от этого не становится. Он крепко сжал пистолет в руке и поспешил к комнате, где уже вовсю шла борьба, но, услышав, как начинает стонать парень сзади, вернулся.
   Хотя то, что произошло в комнате под расслабляющую музыку, трудно было назвать борьбой. Всё окончилось за считанные секунды.
   Сабуров кинулся на ближайший объект и успел вырубить его ещё до того, как кто-нибудь что-нибудь понял. Псевдо телохранители и псевдо сектанты играли в карты. Когда один из них склонился над своей взяткой, то остальные четверо подумали, что так и надо. А вот когда на столе в полный рост появилась фигура Андрея Сабурова, тогда они поняли, что к чему.
   Но было поздно.
   Ударом ноги Сабуров раздробил челюсть сидящему справа, выведя его из строя. Сидящему слева он обрушил на голову тяжёлую стеклянную пепельницу, стоявшую тут же на столе. Ещё один начал было подниматься из-за стола, но вместе со стулом отлетел к стене. Последний потянулся за своим пистолетом, но реакция Сабурова была стремительней. Наподобие дикой пумы он бросился на обалдевшего от такого напора парня. Ухватив за шею, Андрей опрокинул его на спину и тут же бросил через себя. Ещё мгновение, - и тот уснул "сладким" сном.
   Сабуров подошёл к парню, который ещё подавал признаки жизни. Тот пытался освободиться от обломков стула, развалившегося от удара об стену и теперь сковывающего движения. Андрей не дал ему ни одного шанса: надавил в грудь коленом, а горло передавил локтем.
   - Где она? - Прохрипел Сабуров.
   Несмотря на явно проигрышную позицию, парень ощерился, показывая окровавленные дёсны. Взгляд его был устремлён куда-то за спину Андрея.
   Сабуров оглянулся; на него с победоносным равнодушием в упор смотрел чёрный зрачок дула.
  
   Парень, которому Андрей раздробил челюсть ударом ноги, недолго отлёживался в нокдауне. Превознемогая боль, он достал пистолет и выпрямился, наставив оружие на противника. От того, чтобы нажать на спусковой крючок, его удерживало только одно: недвусмысленный приказ, ни в коем случае не убивать Сабурова. Однако подранить его не мешало бы, а то уж больно шустрый.
   - Я сверну ему шею. - Сказал Андрей, обращаясь к вооружённому.
   - Сворачивай. - Этот хрип пришёл снизу от придавленного. Второй по всей видимости, не мог говорить. Да и много ли наболтаешь с раздробленной челюстью.
   Дуло опустилось от лица к ногам; Андрей понимал, что оказался в позиции проигравшего.
   - Веселитесь, братцы? - Раздался вкрадчивый голос от двери.
  
   Дмитрий задержался в коридорчике для того, чтобы обмотать руки и ноги лежащего там парня случайно подвернувшимся скотчем. Покончив с этим, он двинулся в комнату, где застал ту самую не очень приятную для Андрея ситуацию.
   Держать оружие для поэта было не внове, так что он не комплексовал по этому поводу.
   - Веселитесь, братцы. - Сказал он, стремясь отвлечь внимание парня, целившегося в Андрея. Удалось. - Бросай игрушку, тушкан. Я за мокруху срок оттарабанил, так что мне терять нечего, и учиться не надо.
  
   В глазах вооружённого смешались: понимание, уважение и страх. Он опустил пистолет, а затем отбросил его от себя.
   Дмитрий, не обращая более внимания ни на него, ни на Андрея, вновь оказавшегося "на коне", подошёл к отброшенному пистолету, поднял его, не выпуская второй из рук, и небрежным движением заткнул за пояс. Обследовал остальные бесчувственные тела, нашёл ещё один "ствол". Итого: три. После, жестом фокусника извлёк из внутреннего кармана скотч, сказав перед тем:
   - Сколько боеприпасов! - Хоть на охоту собирайся! - Пауза. - А вас, господа, мы, пожалуй, стреножим и отдадим в зоопарк.
  
   Андрей не особо вдавался в мысли товарища, высказанные вслух, а немедля приступил к допросу.
   - Итак, где она? - Спросил он парня, бессильно замершего под ним.
  

10.

   Юра, развалившись на своей койке, как всегда мечтал о чём-то возвышенном. Возможно, о каких-то научных открытиях в области психиатрии, которые ему ещё только предстоит сделать. Катя - поджарая девушка с резкими чертами лица, вряд ли способными что-то сказать о её характере, как раз заканчивала протирать пыль. Её партнёр был помешан на чистоте и заставлял её протирать весь номер с пола до потолка каждый день.
   - Микробы, - не уставал твердить он, - являются наипервейшим источником всевозможных инфекционных и даже нервных заболеваний.
   И Катя каждый день исправно бралась за тряпку и тёрла, тёрла, тёрла...
   Закончив, она присела на койку в ногах у Юры.
   - Ох, что-то я утомилась.
   - Это только поначалу тяжело, но когда привыкнешь, не сможешь жить в грязи.
   - Да, да, милый. - Она устало улыбнулась ему. - До обеда времени ещё порядком, может, выпьем что-нибудь?
   - Я бы не отказался от красного сухого. Сбегай, как знать, а вдруг найдётся у этих неврастеников что-нибудь приличное?
   - Да, конечно, сейчас сбегаю.
  
   Она вернулась через восемь с половиной минут - Юра засёк время - с бутылкой красного сухого "Дом Периньон".
   - Что так долго? - Строго спросил психиатр, который никак не мог смириться с любым проявлением праздности у окружающих его людей.
   - Не сердись, языком с Ликой зацепилась.
   - Впредь попрошу не зацепляться нигде ни языком, ни прочими органами.
   - Как скажешь. - Катя, заискивающе улыбаясь, подала ему бутылку.
   - Штопор.
   Она подала штопор. Лихо ввернув его, Юра натренированным за годы практики движением извлёк пробку из бутылки.
   Последовали характерные звуки: лёгкий хлопок откупоренной бутылки, журчание сбегающего по стеклу напитка, звон соприкоснувшихся бокалов.
   - Твоё здоровье. - Сказала Катя.
   Юра тремя большими глотками осушил свой бокал и поднялся, желая включить подходящую моменту музыку. Катя едва пригубила вино; уровень напитка в её бокале остался на прежнем уровне.
   Психиатр наклонился к тумбочке, в которой лежали диски, а когда выпрямился, то почувствовал, что пол поплыл у него под ногами.
   - Что-то я неважно себя чувствую. - Пробормотал он, возвращаясь к кровати. - Голова кружится.
   Катя ничего на это не ответила, не вскочила, не принялась бегать вокруг него, рассыпаясь в вопросах, чем можно помочь, а просто сидела и пристально смотрела на своего партнёра. Добравшись до постели, он буквально упал в неё. В глазах окончательно почернело, а во рту стоял горький неприятный привкус.
   Некоторое время он ещё мог слышать, как открылась дверь, и кто-то произнёс:
   - Ну, как?
   И ответ Кати:
   - Всё по инструкции. - Но потом и слух изменил ему.
   Последнее, что запомнилось Юре, это ощущение, будто его куда-то несут на носилках.
  

Глава десятая. Тщета.

1.

   За обедом царило непривычное молчание. Возможно, виной тому стало неприличное количество пустых мест. Именно пустых, а не свободных. В столовой находились лишь девятнадцать человек.
   - Интересно, а куда делись Юра с Катей? - Шёпотом проговорила Люба, обращаясь к Саше.
   - А чёрт их знает, - ответил тот в сердцах, - може, на природу потянуло, а, може, свинтили от здешних чудес подальше.
  
   За первым столом сидели трое: Лена, чувствовавшая себя неуютно без весёлой компании, и Пашка-"Свин" с Исланом, сидевшие теперь рядом.
   Кавказец с презрительно-иронической улыбкой наблюдал, как его "поросёночек" заглатывает пищу, практически не пережёвывая её. "Свин" торопился, будто боялся, что тарелку с едой у него уведут прямо из-под носа.
   Отец бросил их с матерью, когда Пашка был ещё грудничком. С тех пор мать медленно, но верно спивалась. Как следствие - Пашка зачастую голодал в детстве, а когда подрос, стал поглощать всё съестное, что попадалось ему на глаза: синдром блокадника. К моменту полового созревания он был уже жирным, мало привлекательным внешне, и неприятным в общении. Девочки не хотели иметь с ним ничего общего. Но трудные жизненные обстоятельства научили "Свина" находить выход из любых затруднений. Лет с двенадцати он ловил кайф от того, что запихивал себе разные предметы в анальное отверстие. А как-то - в светлый день - до него дошло, что многие его сверстники мучаются от полового воздержания, потому что девчонки им не дают. Он решил совместить приятное с полезным и вскоре обслуживал в интимном плане всех своих одноклассников и знакомых сверстников, которые пожелали иметь с ним дело. Удовлетворял он их не бесплатно; за предоставленные услуги брал с них едой, а позже и сигаретами. К его - "Свина" - вящему тщеславию можно добавить, что он создал сильную конкуренцию многим девчонкам своего района.
   - А ты знаэшь пэрвые признаки СПИДа. - Спросил кавказец, которому надоело смотреть на это вечно жрущее создание.
   У "Свина" от неожиданности отвисла челюсть; еда как-то сразу позабылась; не проглоченная гречка вперемешку с кусочками котлет посыпалась обратно в тарелку.
   - Нет, не знаю.
   - Рэзкий зуд в заднице, и горячэе дыхание в спину. Ха-ха-ха!
   Звуки, которые после этой фразы издал "Свин", больше всего были похожи на хрюканье испуганной матки.
   - Ты это... не шути так! - Взвизгнул он.
   - А я нэ шучу.
   - Ты о чём?
   - Савсэм забыл сказат тэбэ, что болен. Тры года уже.
   - Да ты... ты... ты просто гад! Подонок! Ублюдок!
   - Нэ кыпятись.
   Куда там! "Свин" так разошёлся, что досталось практически всем. Буйство своё он завершил тем, что взял несколько тарелок с едой и кинул их в Ислана, а затем перевернул стол. Кавказец только смеялся. Красный от негодования толстый гомик выскочил из столовой, громко хлопнув дверью.
   - Шутка. - Ни к кому особо не обращаясь, сказал Ислан и с блаженной улыбкой принялся обедать: неторопливо, тщательно пережёвывая пищу.
   Остальные, восстановив порядок, последовали его примеру.
  

2.

   Влад вернулся уже после обеда и сразу позвал Сашу Фёдорова к себе в кабинет для разговора.
   - Саша, - сказал врач, - к моему величайшему сожалению, хороших новостей я тебе не привёз.
   - Ногу не удалось спасти. - Даже не вопрос - утверждение.
   - Увы. Два негативных фактора наложились друг на друга; мои коллеги оказались не в силах противостоять им. Во-первых, ни на лесопилке, ни тут не оказалось ни льда, ни спирта. Я использовал водку, но как оказалось, - напрасно. Во-вторых, ногу срезало почти по старому шраму, а там ткани были не совсем здоровыми, полумёртвыми.
   По мнению Влада, Саша держался слишком невозмутимо. Либо он хорошо умел управлять своими эмоциями, что вряд ли, либо его почти не волновало произошедшее с Ритой.
   - Она не вернётся на шоу? - Спросил недавний Ритин любовник равнодушным голосом.
   - А здесь я могу тебя порадовать. - Ответил Влад. - Кровь остановили почти сразу, никаких осложнений после операции, так что в скором времени она вернётся.
   - И кто за ней ухаживать будет, интересно?
   - Если тебе это не по силам, то - я, так как это - моя прямая обязанность. А потом тот, кто займёт моё место.
   - Ты собираешься нас покинуть?
   - Да. И уже ушёл бы, если бы не одно обстоятельство... Впрочем, это не важно. Да, Рита просила, чтобы ты приехал к ней.
   - Но, я...
   - Не будь сухарём, съезди. Всё необходимое я ей купил, только фруктов захвати.
   - А как...
   - Скоро приедут оперативники, они подкинут тебя в больницу.
   - Влад, - Саша глубоко вздохнул, - пойми, у меня с Ритой всё кончено.
   - Вот и скажешь ей сам об этом.
  

3.

   Трофим и Иннокентий подъехали к зданию реалити-шоу на старом, видавшем виды "козле" "совейского" ещё производства. В последние годы этой машиной (слово "машина", используя его применительно к этой развалюхе, тоже хочется взять в кавычки) пользовались крайне редко. Для выездов на оперативные вызовы вполне хватало и одной, но та лежала в кювете в нескольких километрах отсюда.
   Опера переживали. Да и как было не переживать, когда их коллегу, схватывающего всё на лету, "убрали". Если уж он не смог противостоять этой "мафии" то, что могут они?
   Их уже ждали. На пороге, сжимая пальцами наполовину выкуренную сигарету, стоял Влад. Опера козырнули и представились. Влад протянул руку и сказал:
   - Я ждал вас.
   - А откуда Вы узнали, что мы приедем? - спросил Трофим.
   - Странно было бы, если бы вы не приехали в ближайшие часы, ведь ваш коллега погиб, когда возвращался отсюда. На вашем месте я сразу решил бы, что это именно здесь его машину напичкали взрывчаткой.
   - Что Вы знаете об этом? - Спросил Иннокентий.
   Его сильно напрягало то обстоятельство, что инициатива в разговоре принадлежит не им.
   - Честно говоря, - ничего. - Ответил Влад. - Просто полчаса назад мне звонил Фёдор Павлович и просил принять меры, чтобы с вами ничего не произошло.
   Опера опешили. Это резко нарушало все правила ведения дела. Впрочем, и дело это было необычное.
   - Значит, Вы ничем не можете нам помочь.
   - Не могу. И вряд ли сможет кто-либо из участников шоу. И поверьте мне, скорее всего у машины, в которой ехал Виталий Валерьевич, просто взорвался бензобак. Такое бывает, когда за машиной не следят.
   - Ну, это Вы оставьте решать нам. - Вмешался Трофим. - Лучше скажите, зачем он приезжал сюда.
   - А вы не в курсе? Ну, наша милиция даёт! Один из участников погиб, точнее покончил жизнь самоубийством. Вот он и приезжал узнать: не мог ли кто из нас помочь этому бедняге.
   - А Вы что?
   - Я ни к чему противозаконному отношения не имею. Я всего лишь врач.
   - Ну, врачи-то в наше время - о-го-го какие бывают! - Заметил Иннокентий. - И среди вашего брата вредители попадаются.
   - В семье не без урода. - Согласился Влад. - У вас всё?
   - Ну, мы это...
   - Если хотите обыскать здание, то можете приступать прямо сейчас. Ордер вам не потребуется, а скрывать нам нечего.
   Опера совсем растерялись. Они-то хотели наседать, орать, "колоть", а тут... - полное понимание со стороны сознательных граждан.
   - Да нет, - сказал Трофим, - пока этого не требуется, но если что-то такое про вашу организацию выяснится, то я вам не позавидую.
   - У меня просьба к вам есть.
   - Какая? - Оба представителя власти насторожились.
   - Отвезите одного моего человека в город. И по возможности высадите возле хирургии.
   У-уф-ф. - Промелькнуло в голове Трофима.
   Значит, нас не взорвут. - Подумал Иннокентий.
   А вслух оба с нарочитой поспешностью и в один голос ответили:
   - Конечно, отвезём!
  

4.

   Риту поместили в отдельную палату и приставили к ней нянечку, несмотря на то, что девушка поправлялась очень быстро. По её виду нельзя было сказать, что только сегодня ей отрезало ногу. Выглядела она, как обычно, если не лучше.
   Когда Саша появился в дверях в белом халате, накинутом на лёгкую тёмную рубашку, с букетом цветов, купленным по дороге, в одной руке, и пакетом фруктов - в другой, нянечка поспешила скрыться с глаз.
   - Это тебе. - Проговорил Саша, поставив пакет на тумбочку и вручив букет Рите. Всё это время он старательно отводил глаза, пытаясь не встретиться с ней взглядом.
   - Спасибо! Я знала, что ты приедешь! Сашка, если бы ты только знал, как мне без тебя было плохо.
   - Рита, я...
   - Я и боль-то всю терпела, только представляя, что ты рядом. Жаль, что тебя не было поблизости. Но знаешь, твой образ придавал мне силы.
   - Больно было? - Спросил он, упорно разглядывая мыски своих запылённых туфель.
   Она даже улыбнулась.
   - Если бы здесь и сейчас проводился конкурс глупых вопросов, то ты, мой милый, занял бы первое место.
   - Прости.
   - Конечно, больно. Безумно больно; но твоя любовь была со мной и я не чувствовала боли.
   - А сейчас как?
   - Нормально. А вот у тебя, я гляжу, не всё в порядке. Что тебя гложет, любовь моя?
   - Понимаешь... не знаю, как выразиться-то... - Рита внимательно, с затаённой надеждой во взоре, смотрела на него. Саша покраснел. Он не мог сказать того, что решил оставить Риту. Всю дорогу на заднем сидении "козла" он тщательно подбирал слова, чтобы не обидеть девушку, но всё оказалось тщетно. Когда наступил момент, все слова куда-то запропастились, их, словно сквозняком выдуло. - Ты пойми... я очень переволновался... я не знал, что делать...
   - Но теперь-то всё позади. Что ты так разнервничался?
   - Да, позади. - Согласился Саша, оставив все попытки сказать о разрыве. - Я рад, что у тебя всё нормально. В смысле, это, конечно, не нормально, но ты жива - и это главное.
   - Да. Иди же ко мне любимый!
   Саша повиновался. Рита подалась к нему, и они слились в поцелуе. Молодому человеку показалось, что он понял чувства Иуды, целовавшего Христа.
  
   - Как всё случилось? - Спросил Саша чуть позже.
   - Глупо всё вышло. Я резала брус, и что-то у меня заело. Сначала я ничего не поняла; пила крутится, а брус не двигается, а потом гляжу - его клин держит. Как он туда попал? - До сих пор ума не приложу. Ну, я клин этот давай руками расшатывать, а он - ни в какую. И вот надо было мне, дурьей башке, догадаться ногой по нему двинуть. Я и двинула. Клин выскочил, а нога на брус соскользнула, да прямо перед пилой. Была бы это здоровая нога, то я успела бы её выдернуть, а эта двигалась плохо, тем более, когда я её так задрала. Ну, вот, - результат. - Она указала глазами на то место, где под простынёй угадывалась культя.
   - Да, жаль, что меня не было рядом в тот момент.
   - А, может, оно и к лучшему. - Проговорила Рита.
  
   Когда Саша вышел из палаты, то уже представлял себе, как скажет Любе, что он "подонок в кубе, кабы не похлеще". Внутри плавилась горечь от осознания собственной низости. Хотелось выть от слабости, и чтобы при этом кто-нибудь обязательно жалел его и приговаривал, что не такой уж он мерзавец, каким хочет казаться самому себе. Хотелось напиться, в конце концов.
   Конечно, он мог сделать это и дома в "общаге", причём, совершенно бесплатно, но сил не осталось ни капельки. Он не мог ждать.
   Купив в ближайшем ларьке бутылку водки, он залпом из горлышка осушил её наполовину, и лишь потом закусил поддельной крабовой палочкой. В таком виде он и направился обратно на шоу: в руке бутылка, к которой он постоянно прикладывался, в кармане упаковка с теми самыми крабовыми палочками.
   Постепенно мысли его приходили в сумбур, присущий опьянённому сознанию. Они не носились в голове, а ковыляли, будто хромые, или, вообще, безногие, сталкивались друг с другом, ругались меж собой, матерились.
   Водка закончилась. Пустая бутылка по дуге последовала в урну, но в урну не попала, а разбила стекло припаркованного рядом автомобиля. Однако Сашу это ничуть не тронуло. Казалось, что он даже не заметил этого обстоятельства.
   Одна-единственная мысль полностью завладела его сознанием. Кругом и всегда он считал себя положительным человеком. Если Саша читал какую-нибудь книгу, то отождествлял себя только с "хорошими парнями". Книга под названием "Парфюмер" не понравилась ему только тем, что он не нашёл в ней ни одного героя, на место которого мог бы поставить себя самого. Окружающие, по его мнению, тоже считали Сашу хорошим. Всё это слишком уж не вязалось с событиями сегодняшнего дня. Никогда он ещё не чувствовал себя так мерзко, потому что никогда не попадал в подобные ситуации. Да, он бросал девушек, но всегда они были на равных, а тут - инвалид.
   Водка усугубила это состояние вместо того, чтобы принести облегчение. А такие состояния для некоторых людей просто невыносимы, и они стремятся сделать всё, чтобы избавиться от них. Саша Фёдоров развернулся и, покачиваясь, но решительно двинулся назад.
  
   Рита по-прежнему лежала в кровати, но рядом с ней уже красовалось новёхонькое инвалидное кресло с электроприводом, доставленное по заказу Влада.
   Когда Саша появился в дверях палаты, в нём не осталось ни капли прежнего лоска. Ни цветов, ни фруктов, ни даже халата, лишь резкий дух спиртного изо рта.
   - Милый, ты... - Начала было Рита, но тут же запнулась, видя его состояние. - Что случилось?!
   - Паслушй, - заплетающимся языком сказал Саша, - я - урод. Но я не могу так... Я пишёл, шобы скзать тебе... шобы не осалось непоняток там всяких... шобы чусвовать ся лучше... короче, межу нами всё кончено!
   - Сашенька, но как же это? - Её большие, красивые глаза наполнились слезами.
   - А вот так. - Саша картинно развёл руками, покачнулся и издал неприличный звук, высунув язык и зажав его губами. - Я боше не люблю тя. Потому шо ты - ивалит.
   - Сашенька, ты пьян! Ты не соображаешь, что говоришь! - Девушка порывалась слезть с кровати, но Фёдоров остановил её жестом руки.
   - Соображаю, - сказал он, - слишком даже хорошо соображаю. Другого сообразить не могу: как я теперь мог бы трахать тя.
   - Но...
   - Аривудерчи, беби. - Он повернулся и пошёл прочь, едва не выломав дверной косяк, который случайно задел плечом.
  

5.

   - Итак, где она? - Повторил свой вопрос Андрей. Ему очень не нравилось, что он начинал терять терпение. Как истинный боец, он понимал, что легко может свернуть этому парню шею, как рождественскому гусю, но в таком случае - ничего не добьётся. А сдерживаться становилось всё труднее и труднее.
   - Кто "она"? - Прохрипел парень. Улыбочка не исчезла с его губ, но стала в высшей степени неуверенной.
   - Ты знаешь, о ком я говорю.
   - Нет.
   Сабуров сделал резкое движение левой рукой, и парень взвыл от боли. Всё ещё выводя замысловатую руладу, он попытался повернуть голову. Увидел он лишь то, что мизинец его левой руки болтается на одних жилах и коже с тыльной стороны ладони, и тут же получил тычок локтем в челюсть.
   - Я не садист, - сказал Андрей повествовательным тоном, - но приёмчикам обучен, так что лучше расскажи всё, как на духу, покайся, тебе же лучше будет, а я глядишь, и отпущу тебя вместе со всеми твоими грехами. Но упаси тебя Боже солгать мне! Ты узнаешь, как твоё сердце может биться в чужих руках, причём, без всяких там фигуральностей. - Этой проповедью Сабуров, прежде всего, пытался успокоить самого себя.
   - Ладно, ладно, - прохрипел парень, - пиши адрес.
   - Хороший мальчик. - Похвалил его Андрей.
   До этого момента Дмитрий не вникал в суть разговора. Поэт был занят тем, что методично обматывал скотчем начинающих ворочаться людей. Первым стал тот, который был в полном сознании, но со сломанной челюстью, затем настал черёд всех остальных.
   На последнем, если не считать того, которым плотно занимался Андрей, скотч кончился.
   - Тьфу ты, чёрт, - выругался Дмитрий, - а чем же рот заклеивать?
   Не долго думая, он снял носок с того, на которого не хватило клейкой ленты, и запихнул ему же в рот.
   - Вот теперь - полный порядок. - Произнёс он с удовлетворением в голосе.
   Когда же дело дошло до того, что "сломанный мизинец" согласился дать адрес, Дмитрий бесшумной тенью соткался рядом с Андреем со своими неизменными блокнотом и ручкой. Сейчас он походил на секретаря, который не путается под ногами, но как только шефу требуется что-то записать, он уже тут, как тут.
   С преувеличенным выражением серьёзности на лице он записывал.
   - Цветочный бульвар, восемьдесят три. - Парень уже не только хрипел, но и как-то странно булькал: по всей видимости, Сабуров слегка перестарался, но его вполне можно было понять. - Это офисное здание. Офис триста одиннадцать. Там сидит руководство.
   - А Кира где?
   - Я не знаю. Ай! Честно, не знаю! Мы её не трогали! Это скорей всего кто-то из ваших!
   - Брешешь, собака! - Не сдержался Андрей. - Щас я тебя!
   - Нет! - Взвизгнул парень совсем уж по-женски. - Ничего не знаю! Клянусь!
   - Лады, но помни, что я вернусь, если ты соврал мне. - Сказал Сабуров, освобождая жертву.
  
   Последующее развитие событий слегка сбило Андрея с толку.
   Дмитрий, убрав блокнот и ручку, уже шёл к двери. Сабуров последовал за ним. Внезапно поэт развернулся на каблуках и наставил пистолет Андрею в лицо. Времени, чтобы хоть как-то среагировать, не было.
   Сабуров, словно в замедленной съёмке видел, как из дула "Глока" вырывается пламя. Тут же в уши ворвался звук выстрела.
  

6.

   Сергей влетел в кабинет Фёдора Павловича, даже не постучав перед этим. Он был крайне взволнован и практически не мог говорить. Он был молодым, как принято говорить - "подающим большие надежды" сотрудником. Но он привык полагаться на "старших товарищей", всегда прислушиваться к их "авторитетному мнению", и никогда не брать инициативы на себя. Его любимыми фразочками были: "это от меня не зависит", или "это вне моей компетенции". Его просто трясло из-за того, что теперь что-то надо было сделать самому.
   - Серёжа, что ты всё дёргаешься? - Строго спросил Фёдор Павлович. - Ты выяснил что-нибудь в лаборатории?
   - Фёдор Палыч, это наказание какое-то! Там - ничего, но это от меня уже не зависит!
   - Да говори ты толком!
   - Да я и говорю. Пришёл я в эту ихнюю лабораторию, а они мне говорят, что ждать надо. Я говорю, чего ждать-то, дело ж ведь стоит без результатов экспертизы! А они мне в том плане отвечают, что время, мол, нужно. Ну, я им и выдал по полной программе. А они: "Не забывайтесь, молодой человек, не с преступниками, чай разговариваете". Ждал, ждал, и лишь для того, чтобы они мне сказали, что ничего нет.
   - Как так - нет?! - Удивился начальник.
   - А вот так! Вышел ко мне один хмырь и говорит: "Передайте Фёдору Павловичу, что никаких следов взрывчатки не обнаружено. Если таковая и была, то не оставила следов, то бишь полностью самоуничтожилась". Я возразил, что такого не бывает, а он - хмырь лупоглазый - начал укорять меня в непрофессионализме, что я не на своём месте, а взрывчатка такая, мол, давно уже изобретена. И я пулей к Вам.
   - Да-а, - протянул Фёдор Павлович, - невесёлые дела. Что ж будем ждать Трофима с Иннокентием, может, они что-то накопают. Не могу поверить, что всё тщетно.
   Сергей только развёл руками. Он никак не мог оправиться от произошедшего в лаборатории. Он-то привык чувствовать в себе силу, которую давали ему погоны, а тут даже она переставала быть авторитетом. Куда катится мир?
  

7.

   У Дмитрия был очень чуткий слух. И он не был так взведён, как Андрей, поэтому услышал то, что не услышал Сабуров. А именно, как поднялся оставленный несвязанным парень, как сделал пару шагов.
   Поэт резко развернулся, одновременно поднимая пистолет. Положение его было очень неудобным, но выбирать не приходилось, потому что "кровавый мальчик" уже извлёк откуда-то стилет, которым не сумел воспользоваться ранее. Он целил в спину Андрея, находящегося как раз между ним и Дмитрием.
   Нажимая спусковой крючок, поэт увидел в глазах Сабурова непонимание, тут же сменившееся обвинением в предательстве.
   Ствол выплюнул кусочек свинца.
  
   Андрей не сразу всё понял. Однако начал понимать, когда выстрелом ему всего лишь опалило щёку, а через мгновение сзади что-то грузно рухнуло на пол, как мешок картошки. Обвинение в его глазах сменилось благодарностью. Он обернулся.
   В шаге от него лежал парень, которого он считал покорным, всё ещё судорожно сжимая стилет в не покалеченной руке.
   - Спасибо. - Сказал Андрей Дмитрию.
   - Не за что. Бешенных собак надо пристреливать, а то, не приведи Господь, покусают ещё кого-нибудь.
   - С телом-то, что будем делать?
   - Ну-ка, пособи. - Сказал на это поэт.
   Вдвоём они отволокли тело в комнату, где держали Германа. Андрей не мог не восхититься Дмитрием - пуля вошла точно в глаз; убитый не испытывал особенных страданий. Гуманное убийство, если можно так выразиться.
   - Теперь, - выходи. - Скомандовал Дмитрий.
   Сам он вернулся в комнату, где произошла схватка, нажал неведомую Андрею кнопку, и на глазах Сабурова пол в комнате начал расходиться. Трещина в полу расширилась до подходящей ширины, после чего поглотила тело. Пол вновь начал сходиться.
   - Ну, вот и всё. - Сказал поэт, чуть ли не весёлым тоном. - Нету тела - нету дела.
   - Какой ты хладнокровный. - Сказал Андрей.
   - В каждом из нас живут: зверь и циник, - ответил Дмитрий, - наша задача: держать на цепи первого и не особенно поощрять второго, иначе можно стать безжалостным убийцей.
  
   Они поспешили на Цветочный бульвар, оставив на Садовой всё, как есть. Минут через пять после их ухода парень со сломанной челюстью начал методом гусеницы продвигаться в сторону стилета, оброненного мёртвой рукой сообщника. Спустя ещё несколько минут он уже полностью освободился от пут, но не поспешил освободить других, а сразу схватился за телефон. Кое-как выговаривая слова и морщась от жестокой боли, он поведал собеседнику о произошедшем. Когда он закончил, с того конца ему стали диктовать инструкции, что делать дальше.
  
   - Твою мать!!! - Кричал Андрей. - Я же сейчас вернусь и порву их всех к чёртовой матери! Уроды! Пидорасы! Козлы вонючие!
   - Успокойся. - Тихо сказал Дмитрий. - Этого следовало ожидать.
   Дом по данному им адресу действительно оказался офисным зданием. Но триста одиннадцатого там не было. Точнее, была дверь под этим номером, но за ней Дмитрия и Андрея ждали лишь толчки да писсуары, плюс, перекошенная и треснувшая раковина.
   От досады Сабуров со всей силы двинул кулаком по кафельной облицовке. Одна из плиток треснула; на кулаке Андрея появилась кровь, но он не замечал её, а разорялся по поводу тех, кто их сюда послал.
   Дмитрий хранил спокойствие и лучше ориентировался в обстановке. Он понимал, что после всего того, что произошло, худшее, что они могут сделать - это привлечь к себе ненужное внимание.
   - Успокойся, говорю! Матом делу не поможешь.
   Андрей нехотя внимал увещеваниям поэта.
   - Неужели ты думал, что всё будет так просто? - Продолжал Дмитрий.
   - Дело не в этом, - ответил, наконец, Сабуров, - но я не могу поверить, что человек может солгать при такой боли.
   - Эти ребята вымуштрованы не хуже тебя, просто мы застали их врасплох. Организаторы шоу предвидят все наши шаги и всегда успевают сделать ход раньше.
   - Надо вернуться на Садовую. - Решил Андрей.
   - Вряд ли нам это чем-то поможет. - Сказал Дмитрий. - Скорей всего, именно этого от нас и ждут.
   - Я должен туда вернуться!
   - Что ж, я с тобой, должен же тебя кто-нибудь прикрывать.
  
   Как и ожидал Дмитрий, на Садовой уже было пусто. Найдя дверь запертой, Андрей хотел выбить её, но поэт отстранил его и достал из кармана металлический цилиндрик неизвестного назначения. Через считанные секунды дверь поддалась.
   - Ловко ты это, - одобряюще проговорил Андрей, - где научился?
   - Да так, близкие выучили. На всякий случай.
   Внутри - никого. Только кровавые следы, поломанная мебель, да обрывки скотча говорили о том, что здесь произошло меньше часа назад.
   Андрей обессилено рухнул в кресло.
   - И что теперь?
   - Для начала - поскорее убраться отсюда. Милицию они, конечно, вряд ли вызовут, но чем чёрт не шутит. Я предлагаю вернуться на шоу, потому что все события всё равно завязаны на нём.
   - Это верно. Что ж, пойдём.
   Отойдя на достаточное расстояние от "четвёртого - сорокового" дома по улице Садовой, они пошли медленнее. Адреналин постепенно выходил из крови; Андрей понял, что сегодня он точно напьётся.
   Они проходили под окнами одного из зданий, когда сверху, казалось, прямо с самого неба на плечо Дмитрия спланировал глянцевый лист бумаги. Поэт подумал, что это обычный лист, слетевший с ветви, и хотел стряхнуть его, но Андрей, опередив товарища, взял бумажный прямоугольник в руки.
   - Смотри-ка, - фотография. - Удивлённо проговорил Сабуров, отдавая его Дмитрию.
   Тот вгляделся: на снимке была запечатлена красивая улыбающаяся мулаточка на фоне детской площадки.
   Надпись на обороте гласила:
  
   "С любовью. Евгения".
  
   Поэт только хмыкнул и отдал фотографию Андрею.
   - Возьми себе.
   - На кой она мне? - Впрочем... - С этими словами он положил снимок к тому, на котором они были изображены с Кирой.
  

8.

   К "общаге" Дмитрий и Андрей подошли уже с трофеем.
   - Что это? - Спросила Олеся, с интересом разглядывая предмет, который Дмитрий нёс в руках.
   - За ужином мы всем всё расскажем. - Ответил он.
  
   А дело было вот как:
   Молодые люди возвращались из города. Андрей всё больше погружался в хандру. Он даже не заметил, что с просёлка, ведущего к их жилищу, вырулила милицейская машина.
   - Чего это к нам милиция зачастила? - Проговорил Дмитрий.
   - А? - Отозвался Андрей.
   - Я говорю, опять от нас милицейская машина выехала. К чему бы?
   - Видать, опять чего-нибудь не слава Богу. - Сабуров снова погрузился в свои мысли.
   - Наверное, я знаю, за каким делом пожаловали эти архаровцы. - Проронил поэт себе под нос. Его спутник не отреагировал.
   Они вновь шли короткой дорогой, потому не смогли увидеть последствий взрыва. Дмитрий всё чаще оборачивался и смотрел куда-то вверх. Андрей уже ничего не замечал вокруг себя. Его постепенно накрывала депрессия липкой чёрной волной отчаяния.
   Внезапно поэт остановился, выхватил пистолет и пальнул куда-то над головой. По отточенности его движений становилось ясно: с оружием он на "ты". В нескольких метрах от них что-то упало. Андрей, пришедший в себя от звука выстрела, поспешил вслед за Дмитрием к упавшему предмету.
   Их глазам предстало техническое устройство, сплошь напичканное электроникой, из которого сейчас тонкой струйкой курился дымок. У этого странного электронного недоразумения имелись небольшие лопасти, как у игрушечного вертолёта. Впрочем, больше всего устройство напоминало птицу.
   - Ну и "куропатку" ты подстрелил. - С уважением в голосе сказал Андрей.
   - Это скорее - недоношенный вертолёт, озабоченный вуайеризмом. - Ответил Дмитрий. - Смотри!
   Сабуров пригляделся и понял, что имел в виду его товарищ. На том месте, где, скажем, у боевой машины мог крепиться пулемёт, у этой модели торчал объектив видеокамеры. Он был встроен так, что мог вращаться, настраиваясь на нужный объект.
   - Хитрая штуковина, - ухмыльнулся Андрей, - интересно, а на чём она работает?
   Но разбирать "чудо-птицу" они не стали, решив не рисковать.
  
   Эту самую "штуковину" Дмитрий и внёс на руках в лагерь участников шоу. Они с Андреем решили показать её за ужином всем и объяснить, что надзор продолжается даже вне "общаги", а также помещений фермы и лесопилки.
   Но до ужина было ещё далеко.
   Андрея и Дмитрия пригласил к себе в кабинет Влад. Для начала он поинтересовался у Сабурова, всё ли у него в порядке?
   - Как сказать... - Замялся Андрей.
   - А то тут ко мне приходила Маша Светлова, сказала, что отправила тебя на Садовую.
   - Да, я был там.
   - Мы вместе там были. - Вмешался Дмитрий.
   - Ну и как? Нашли что-нибудь?
   Не открывая всей правды, они общих чертах рассказали Владу о своих приключениях.
   - Занятно. - Проговорил тот. - Остаётся надеяться, что мне не придётся ещё и вас перед ментами отмазывать.
   - Кстати, а эти-то, зачем приезжали?
   - Да, коллега их взорвался.
   Андрей имел удовольствие лицезреть его утром.
   - Так вот, что за взрыв я слышал!
   Дмитрий тоже хотел что-то сказать, но осёкся.
   - Уж не знаю, что и думать. А тут ещё Юра с Катей пропали.
   - Как пропали?
   - Так. На обеде их не было, а за полчаса до этого видели, как они шли в сторону леса.
   - "Гнилые болотца". - В один голос выдохнули Андрей и Дмитрий.
   - Ничего не знаю ещё.
   - А кто их видел? - Спросил поэт.
   - Мне Ислан сказал. Надо бы сходить, поискать что ли.
   - Мы с Андреем сходим.
   Сабуров поднял удивлённые глаза на Дмитрия, но тот всем своим видом словно говорил: "так надо".
   - Хорошо, я дам вам снаряжение.
   - Можно ещё один вопрос?
   - Спрашивай, Дмитрий.
   - А почему бы Вам не позвонить руководству и просто-напросто не попросить их вернуть Киру?
   - Я уже звонил.
   - Значит, отказали.
   - Да. Сказали, что меня это не касается, а шоу должно продолжаться.
   - Так я и думал.
  
   Когда молодые люди, снабжённые снаряжением, вышли на крыльцо, Дмитрий наклонился к Андрею и сказал:
   - Я знаю, почему тот мусор на воздух взлетел.
   Андрей вопросительно махнул головой; поэт продолжал:
   - Вы втроём поднялись в кабинет, а Макс всё возле машины крутился.
   - Макс?
   - Ага.
   - Так он же ещё утром уехал, я сам видел!
   - Значит, не уехал.
   - Подставной.
   - Скорей всего.
   - Слушай, а почему ты эту летающую камеру у Влада оставил, а не в номере? - Спросил Андрей.
   - Потому что из номера она скорее пропадёт, а так... Даже если он замешан, не мог же я её с собой взять!
   - Зачем тогда пошёл?
   - Давно хотел наведаться на болото, а тут - предлог.
  

9.

   Никакое снаряжение Андрею и Дмитрию так и не понадобилось, хотя они, конечно, ничего не могли об этом знать.
   Произошли перемены.
   Молодые люди шли и на ходу пытались выстроить свои предположения и догадки в стройную систему. Но карточный домик постоянно рушился. То одна, то другая деталь не находила себе места в общем объяснении. Что-то всегда выбивалось из ряда вон. К тому же ребята говорили тихо и, по большей части, односложно, чтобы нельзя было уловить суть их разговора. Однако из-за этого они и сами понимали друг друга с трудом.
   - Опа! Гляди! - Воскликнул Дмитрий.
   0x08 graphic
Там, где раньше висела табличка, предупреждающая о "Гнилых болотцах", теперь красовалась другая, выполненная в том же стиле, но надпись на ней была иной:

0x01 graphic

  
   гласила она.
   - Вот это фокусы! - Отозвался Андрей. - Но не смогут же они просто так... - И замолчал на середине фразы.
   Вторую табличку тоже поменяли. На ней было написано:
  

"Ответов здесь нет".

   - Они точно решили задурить нам головы. - Сказал Сабуров, имея в виду организаторов проекта.
   И надо заметить, что им это прекрасно удаётся. - Констатировал поэт.
   - Да уж...
  
   Почва в преддверии болота была такой же мягкой, как и тогда, когда Андрей ходил сюда с Владом во второй игровой день. Но...
   Болота не было.
   В тот раз было, а спустя двое суток - его и след простыл. Если бы Сабуров собственными глазами не видел топи, то, возможно, и не поверил бы, что она здесь вообще была.
   - Ну, и где болото? Где трясина, что всосала одного из нас? - Вопрошал Дмитрий.
   - Ещё бы дёрном заложили.
   Но дёрном землю не заложили. Так бывает только в США, когда правительство хочет что-то скрыть от честных граждан, а тут, соответственно табличке, - кругом лежала нормальная земля.
   Андрей даже прошёл по ней, в надежде, что где-нибудь под ногой вспузырится жижа. Но ничего подобного - земля рыхловатая, но вполне устойчивая.
   - Ты представляешь, сколько работы тут потребовалось произвести? - Спросил Дмитрий. - Спустить воду, засыпать землёй, притрамбовать...
   - Либо всё это затеял сумасшедший миллионер, либо организаторы рассчитывают возместить все затраты на нас.
   - Затраты "на нас", или на нас (в смысле - за наш счёт) возместить?
   - Скорей всего, и то и другое.
   - Одно могу сказать - капитал вложен приличный, и это ввергает меня в уныние.
   - Почему?
   - Потому что людям противостоять ещё можно, а вот капиталу, по крайней мере, - в нашей стране - противостоять невозможно.
   Дмитрий ещё немного потоптался на том месте, где двое суток назад было болото.
   - Здесь действительно ответов нет. Пойдём.
   - Пойдём. - Согласился Андрей.
  
   Возвращаясь домой, они узрели не очень приятную картину перед крыльцом "общаги". Подъехала машина, и из неё вывалилось тело, при ближайшем рассмотрении оказавшееся Сашкой Фёдоровым. Водитель машины задавал канонический вопрос:
   - А платить кто будет?
   Задавал грубо, с матом, но Андрей, опознав тело, потянулся за бумажником. Наткнулся на фотографии и вспомнил старую добрую комедию: "На его месте должен был быть я!" - "Напьёшься - будешь!". Он расплатился с водителем, после чего тот, подняв шлейф пыли, укатил обратно.
   Андрей и Дмитрий взяли Сашку, как тяжелораненого, под руки и бережно отнесли в номер.
  
   Погода портилась. Впервые за последние четыре дня.
  

10.

   Юра пришёл в себя не сразу.
   Пробуждение от тяжкого забытья, вызванного сильнодействующим снотворным, происходило рывками. Перво-наперво доктор понял, что он жив. Это утешало, но не достаточно, так как перед глазами по-прежнему висела тёмная пелена.
   В следующий раз пелена осталась, но стала светло-молочной, хотя и по-прежнему непрозрачной.
   В третье своё пробуждение Юра уже мог разглядеть некоторые предметы обстановки комнаты, в которой он находился: лампочку под давно не белёным потолком, крашенные стены, железную дверь. Сбоку стояла металлическая койка - такая же, по всей видимости, как и та, на которой лежал он. Из-за дикой слабости он не мог разглядеть что-либо ещё. Потихоньку стали приходить воспоминания о том, как он здесь оказался. Жгучая ярость на Катю переполнила его, и он снова отключился.
   Придя в себя в четвёртый раз, он расценил своё самочувствие, как удовлетворительное и захотел сесть. Но, лишь слегка оторвав голову от подушки, уронил её обратно. Снова накатила слабость.
  
   Снаружи - за дверью - произошло вполне явственное движение: вставили ключ, заскрежетал замок. За годы врачебной практики Юра успел наслушаться подобных звуков, но он всегда находился с другой стороны.
   Дверь отворилась.
   В палату (а это была именно палата) вошёл крепкий дородный мужчина в белом халате - санитар. Следом за ним - маленький, седенький старичок в изящных очочках - без сомнения врач. Замыкал группу ещё один санитар: рукава халата закатаны по локоть, чуть выше ощутимо бугрятся мышцы.
   - Я смотрю, Юрий Владленович, сегодня Вы чувствуете себя лучше.
   - Почему я здесь? - Спросил Юра, голос его ещё был слабым. - Что произошло?
   Старичок лучезарно улыбнулся.
   Ещё смеет улыбаться, - подумал Юра, - ну, я с ним сейчас поговорю.
   - Конечно же, я Вам объясню, что произошло. Только не волнуйтесь, Вам это вредно. От волнения у Вас может возникнуть рецидив болезни.
   - Какой такой болезни?
   - Голубчик, да у Вас же буйное помешательство, перемежающееся с бредом и бредоподобными фантазиями, воспринимаемыми Вашим сознанием, как реальность.
   Юра рассвирепел. Даже слабость перестала быть ему помехой.
   - Да вы что! - За больного меня держите?! - Да я сам - психиатр!
   - Плюс, навязчивые идеи. - Продолжал плюгавенький старичок. - Так что не обижайтесь на то, что нам пришлось Вас уколоть. Я уверен, что отдалённым краем сознания Вы понимаете, что тяжело больны, а мы всеми силами стараемся Вам помочь.
   - Это заговор! - Выплюнул Юра.
   - Вас это беспокоит?
   - Конечно, беспокоит. Я приехал участвовать в реалити-шоу, чтобы получить деньги, а не участвовать в этом дешёвом фарсе.
   - Вы хотите поговорить об этом?
   - Да чего тут говорить?! Выпускайте меня, и всё!
   - Юрий Владленович, будь Вы в добром здравии, Вы бы понимали, что в таком состоянии Вы опасны для окружающих.
   - А-а! Понял! Организаторы проекта "Мастера и Маргариты" обчитались!
   - Какого проекта? - Удивился врач.
   - Хватит комедию ломать! Вы прекрасно обо всём осведомлены.
   - Пока что комедию тут ломаете только Вы. И если бы в первый раз.
   - Что значит: "если бы в первый раз"? Я получил письмо с приглашением на реалити-шоу. Неделю назад.
   - Ну, и где же это письмо?
   - У меня дома. Правда, остался чистый лист, а краска неизвестным мне образом испарилась.
   - Как же так?
   - А вот так! Прибыл я на шоу, а там странности всякие творятся.
   - Что Вам показалось странным?
   - Там один парень в болоте утонул, одной девушке ногу отрезало, другую девушку вроде бы изнасиловали и убили...
   - Хоть бы что-нибудь новое придумали. - С откровенной тоской проговорил коротышка в халате. - А то Ваша болезнь тянет Вас по замкнутому кругу.
   - Я Вас отказываюсь понимать.
   - А что тут понимать? Только на прошлой неделе Вы утверждали, что письмо Вам прислал сам Жуков, и чернила исчезли. В болоте утонул, но не парень, а немецкий танк. А изнасиловали и убили Вашу радистку, когда Вы были в глубоком тылу.
   - Да что Вы городите?! Какая прошлая неделя?! На прошлой неделе я ещё работал в своей больнице!
   - Вы уже рассказывали, как были психиатром, с полгода назад примерно.
   - По-моему, это у Вас не все дома. - Усмехнулся Юра. - Я-то точно помню, что со мной было.
   - А я и говорю: бредоподобные фантазии. - Согласился врач. - Вы уверены, что это было на самом деле.
   - Да что Вы из меня дурака-то делаете?! - Я знаю, кто я!
   - Конечно, конечно. Третий год Вы мне это говорите, и третий год просите выпустить Вас, забывая при этом, что было вчера. Частичная амнезия.
   - Как третий год?! - Да, я в Ваш Люблинск четыре дня назад приехал.
   - Какой ещё Люблинск? - Удивился в свою очередь врач. - Я и названия-то такого что-то не припомню. Впрочем, Вы находитесь в психиатрической больнице, в городе Казани. Сто раз уже говорил Вам.
   - Как в Казани?!
   - Ну, ладно, хватит разговоры разговаривать, я убедился, что Вы нуждаетесь ещё в одном курсе нейролептиков. Думал, что можно обойтись без химии, но...
   - Как нейролептиков?!
   - А так, очень просто! Потому что только нейролептики могут помочь психически больному человеку избавиться от болезни, а беседы наши - пустая трата времени.
   - Прекращайте издеваться надо мной!!! - Выкрикнул Юра.
   - А мы не издеваемся над Вами, мы Вас лечим.
   - Но, доктор!..
   - Всё никак не можете запомнить, как меня зовут? - Лев Вениаминович.
   - Но, Лев Вениаминович, ведь это всё - правда!
   Доктор сверкнул глазами из-под очков и прохладно-сочувственным голосом сказал:
   - Для Вас - правда.
   - Что происходит? - Еле слышно проговорил участник шоу.
   - Скорее всего - осень действует. - Спокойно ответил врач. - У Вас явная смена состояния. Вот даже соседа Вашего, - он кивком головы указал на пустующую койку, - пришлось убрать, потому что Вы едва не задушили его ночью. Кричали, что он агент Малдер из ЦРУ и пытается продать Российские военные технологии маленьким зелёненьким человечкам.
   - Но сейчас же лето. - С надеждой в голосе проговорил Юра. - Самое начало.
   - Вот видите, Вы даже во времени не ориентируетесь.
   Всем своим видом показывая, что им больше не о чем говорить, доктор покинул палату. Двое санитаров по очереди последовали за ним.
   Юра подумал, что в них чувствуется "дурдомовская" выучка. Затем его мысли перекинулись на более насущное.
   И что теперь делать? - Думал он. - Мало того, что в психушку запихнули, да ещё и лечить собираются. Но они же не имеют никакого права! Или имеют? К своему величайшему сожалению Юра по роду деятельности прекрасно знал, что в России абсолютно любого можно уличить в умопомешательстве и залечить до состояния растения. Так уж у нас в стране поставлена психиатрия, которая ещё в советское время являлась орудием борьбы с инакомыслием.
   Он понял, что попал в западню, из которой практически невозможно выбраться.
   Много времени на размышления ему не дали; вновь заскрежетал замок.
  
   Глава одиннадцатая. Бал имени Зелёного Змия.

1.

   Трофим и Иннокентий из отдела по расследованию убийств города Люблинска, не теряя ни секунды, направились в кабинет своего начальника.
   - Ну, что? - Сухо спросил Фёдор Павлович. - Выяснили хоть что-нибудь?
   - Там у них какой-то врач за главного, - начал Трофим, - он клянётся, что ничего не знает.
   - Вроде не врёт. - Подтвердил Иннокентий.
   - Но это не главное. - Вновь Трофим. - Фёдор Палыч, помните, с утра труп безымянный образовался?
   - Конечно, помню. Я сам Виталика на него посылал.
   - Так вот, труп этот, в своём досмертном прошлом, есть никто иной, как участник того самого шоу, куда мы ездили. Видимо, Виталик это как-то по своим каналам выяснил, и решил сам туда наведаться и разъяснить, что к чему.
   - Вот и наведался. - Невесело усмехнулся Иннокентий.
   - Странно, - проговорил начальник, - мне он ничего не сказал, а ведь был здесь после выезда.
   - Надо как-то узнать, что он там накопал, может, и мы приблизимся к ответу. - Предложил Трофим.
   - Сейчас мы вскроем сейф Виталика и посмотрим, что там есть. - Сказал Фёдор Павлович.
   Так и сделали. А когда открыли сейф, то были весьма озадачены.
   На верхней полке лежал завёрнутый в целлофан конверт с деньгами. Он был влажным, грязным, дурнопахнущим и почти расклеившимся. Деньги тоже были влажными, но выглядели получше - конверт защитил их от основного пагубного воздействия.
   - Взятки ведь такими не дают? - Пролепетал Иннокентий.
   - Не дают, - согласился начальник, - скорее всего, это он у покойника утрешнего вытащил.
   Рядом нашлась ещё одна бумажка, разительно отличавшаяся от предыдущей находки - она была чистая и не мятая.
   - Что это? - Спросил Трофим, заглядывая через плечо начальника.
   - Не знаю. - Ответил Фёдор Павлович. - На ней ничего не написано. Лист абсолютно чист.
   - Что за чудеса? - Воскликнул Иннокентий.
  
   В эту минуту к ним в кабинет забежала Олечка из экспертного отдела.
   - Слышала, у вас траур. - Прощебетала она. - Ой, а что это вы тут делаете?
   - Ольга Петровна, Вы очень кстати. - Фёдор Павлович сделал значительное выражение лица. - Вы нам можете помочь.
   - Чем же?
   - Поколдуйте над этим, может быть, что-нибудь наколдуете. - Он протянул ей прямоугольный листок бумаги.
   - Хорошо.
   Она вышла, а через полчаса раздался звонок телефона.
   Фёдор Павлович поднял трубку.
   - Да... конечно, знаю!.. И вы думаете, что... я понял, что Вы не думаете... да... да... уверены. Хорошо! Я сейчас же этим займусь!.. На ура пойдёт!.. Да не дура пойдёт, а я говорю: на ура пойдёт! Понял!
   Повесив трубку, он сказал:
   - Ну и дерьмовая же связь, ни хрена не слышно. - Перевёл дух. - Короче так: бумажка эта - ни что иное, как банковский чек, но напечатан он был исчезающей краской. Версия такая: руководство шоу одурачило парня, расплатившись с ним этой хреновиной. Он с горя сиганул с эстакады. Виталик обо всём узнал, и его убрали. Сейчас по коням. Едем арестовывать всю эту шайку-лейку. Санкцию от прокурора...
   Его вдохновенную речь прервал ещё один телефонный звонок.
  
   Фёдор Павлович поднял трубку, думая, что это Оля решила что-то добавить к сказанному, но после первых же секунд разговора, точнее, - монолога с другого конца, лицо его вытянулось, а челюсть отвисла.
   - Да, то есть, так точно! Так точно, товарищ генерал! Так точно! Всё будет сделано в лучшем виде, господин генерал! Так точно! Никак нет! Всё понял, господин товарищ!.. - Бросал он в трубку.
   А когда опасливо, будто ядовитую змею, клал трубку обратно на аппарат, подчинённые увидели бисеринки пота, выступившие на его лбу. Минуты две он не говорил ни слова, тупо уставившись в пространство.
   - Из Москвы звонили, - сказал он наконец, - приказали оставить шоу в покое. Так-то вот. - И тут он взорвался. Полученный от разговора стресс выплёскивался на подчинённых. - Ну что расселись?! Найдите кого-нибудь, на кого можно Виталика списать! Что вам, впервой что ли?! И оприходуйте его, как следует, чтобы не отнекивался!!!
   Ошарашенные опера поспешили покинуть кабинет начальника, и поскорее выполнить приказание.
   В порыве служебного энтузиазма они в этот вечер забили одного бедолагу насмерть.
  

2.

   - "Сивый", что конкретно произошло? Где тело "Кенора"?
   - Я уже докладывал "Принцу", он приказал передислоцироваться временно к тебе. Мы потерпели фиаско. Но кто ожидал такой прыти от нашего голубка?.. у-ух.
   - "Сивый", как челюсть?
   - "Штопор" сделал, что мог. Обезболивающего вкатили. Я сейчас ко Льву Вениаминовичу вместе с "Трезором" и "Винником". "Штопор" и "Ноль" вроде ничего. Задал он нам трёпку. А "Кенор" теперь в туннелях. Мы его тело не доставали.
   - Ясно. "Первый" недоволен будет.
   - Знаю. Может, этого Сабурова того?.. в смысле тоже в туннели отправить? - Поплавать.
   - Нельзя.
   - За "Кенора"-то?
   - А я говорю: нельзя! Приказ! И держитесь от него подальше. Вас не для того наняли, чтобы вы личные счёты тут сводили! А "Кенор" сам виноват! Нехрена было на рожон лезть.
   - Твоя правда. Но он мне, как брат был. А до этого горе-любовника я после шоу всё равно доберусь. И до поэтишки тоже.
   - Ну, это уже, как знаешь, хотя думаю, что "Первый" тебя по головке за это не погладит.
   - Почему?
   - Да потому, что ниточки все к нему тянутся.
   - Об этом я не подумал.
   - Ладно, хватит болтать, у вас сегодня тяжкий день был, дуйте к врачу.
  

3.

   Дмитрия и Андрея вновь вызвал Влад.
   - Как сходили?
   - Никак. - Отозвался Сабуров.
   - То есть?
   - То - есть, - пояснил Дмитрий, - а болота - нет.
   Влад смутился, будто ожидал какой-нибудь гадости, но не такой масштабной. Затем он снова поднял глаза.
   - Звонил Вальцман. - Он многозначительно замолчал.
   Андрей сперва хотел спросить, кто это такой, но вспомнил, что Семён Вальцман - один из организаторов проекта.
   - Чего ему нужно?
   - Чтобы вы отдали камеру. Говорит, - она бешеных денег стоит и даже аналогов не имеет. Какие-то секретные шпионские разработки.
   - Передайте ему, что я верну камеру только в обмен на Киру.
   - Он предвидел это требование, и просил также передать, что вы можете просить всё, что угодно, только не это, потому что это - часть шоу.
   - Часть шоу! - Взорвался Андрей. - Да грёб я ваше шоу во все щели.
   - Андрей, успокойся, - вмешался Дмитрий, - у нас есть более насущные проблемы.
   И Влад, и Сабуров уставились на поэта.
   - Мы не всё тебе рассказали. - Сказал Дмитрий, обращаясь к Владу. - Дело в том, что там - на Садовой - мы грохнули одного из этих телохранителей-извращенцев.
   - А вот это уже серьёзно. - Проговорил Влад всё тем же бесстрастным тоном.
   - Точнее, хлопнул его я, - признался поэт, - но камеру тоже я подстрелил, поэтому, думаю, и условия выдвигать мне.
   Андрей уставился в пол и покраснел.
   - Так вот, я хочу, чтобы нас не преследовали за это убийство. Впрочем, это была самооборона, и любая камера, из установленных в той квартире, докажет мои слова.
   - Что ж, я передам Ваши условия руководству, а пока примите в качестве задатка.
   - Что это?
   - Банковский чек на предъявителя на три тысячи евро.
   - Нам подачки не нужны.
   - Андрей, - сказал Дмитрий, - поверь, что деньги эти нам очень пригодятся, возможно, уже завтра.
   - А что будет завтра? - В один голос спросили Влад и Андрей.
   - А завтра будет - завтра. - Ответил Дмитрий. - Есть у меня кое-какие соображения. И если они подтвердятся... хотя пока рано об этом говорить. Всё завтра.
  

4.

   Сашку Фёдорова оказалось не так-то просто свалить с ног. По крайней мере, на ужин он явился походкой бывалого моряка.
   Здесь же - за ужином - прошла презентация подстреленной "птички". Участникам шоу объяснили, что все они находятся "под колпаком" двадцать четыре часа в сутки. Однако Андрею с Дмитрием показалось, что те остались равнодушны к такому повороту событий. Только Олеся выказала некоторое беспокойство.
  
   После ужина Андрей поднялся в бар. Нет, он пока не собирался сдаваться, но за сегодняшний день и предыдущую ночь произошло столько всего, что нервной системе необходима была разрядка.
   В баре он нашёл уже налившего себе водки Сашку. Тот явно обрадовался, что не придётся пить в одиночку, и, в довершение всего, чувствовать себя ещё и алкоголиком.
   - О, Андрюха! - вскричал он. - Присоединяйся!
   - А тебе плохо не будет? - Поинтересовался Сабуров.
   - Мне? Мне будет плохо, если я не нажрусь сегодня. Мне уже плохо. - Язык его заплетался, но выглядел он довольно сносно. - Понимаешь, я чувствую себя полной сволочью. Я просто мерзавец, понимаешь.
   - Нет, - ответил Андрей, - пока что не понимаю, но, - он взглянул на содержимое бара, - думаю, что скоро начну.
   - Я ж у Риты был, - сказал Сашка и смешался, - да что об этом? - Это в прошлом.
   - Что в прошлом?
  
   Андрей долго не пьянел. Когда Сашка добрался до: "ты меня уважаешь?", - он ещё был не в том состоянии. Сделал ерша - помогло. По крайней мере, уважения к Сашке, которому, казалось, ни ёрш, ни отвертка, ни по чём, заметно прибавилось.
  
   Потом подошёл Дмитрий. Зачем-то попросил фотографию мулатки. Андрей полез за снимком в карман, и в этот момент понял, что "лектор готов", но "бобик-то ещё не сдох", поэтому он продолжал пить.
  
   Подсела Маша Светлова. Куда-то запропастился Сашка Фёдоров, вышедший "отлить". Всё это происходило в пьяном угаре. Алкоголь делал своё дело, тщательно очищая голову от мыслей. Андрей чувствовал и лёгкость, и тяжесть, сладость и горечь.
   Он не понимал, о чём беседует с Машей. Слова, вылетавшие изо рта, не имели, на его взгляд, никакого смысла. Но Маша улыбалась, и вроде бы даже смеялась.
   После очередной рюмки водки силуэт её совсем размылся. Поспешно подступало беспамятство.
   Вроде бы были объятия, или не было? Может быть, Кира вернулась? - Нет, это не она... Впрочем, какая теперь разница?
   Как мог он пытался отвечать на ласки.
  
   В этот вечер пили вообще все, кроме, разве что Влада, но он не в счёт. Да ещё поэт отказывался от всех предложений "быть третьим", ссылаясь на то, что он вшит. Конечно, это не являлось правдой, но отговорка была действенная - сразу отставали.
   Даже тихоня Лиза в этот день позволила себе "сто грамм", потому что она понимала: без этого не уснуть после того, как утром она проснулась не в своём номере, неизвестно каким образом оказавшись там.
  
   С Дмитрием же творилось нечто странное. В голове его занозой засело имя Евгения. Заметил он это не сразу, а лишь тогда, когда про себя начал на все лады склонять это имя: "Женя, Женечка, Жен, Дженна, Женулёк..."
   Может быть, я схожу с ума? - Подумал он, но потом вспомнил слова одного своего знакомого, что люди вряд ли могут почувствовать, а точнее, - понять, что сходят с ума, - и успокоился.
   Но имя не шло из головы. К нему добавился образ с фотографии, и поэт понял, что сердце бьётся не так, как обычно. Всё это происходило постепенно. Имя Евгения стало для Дмитрия "Заиром", как в романе Пауло Коэльо. Он даже вспомнил три слова, написанные на обороте.
  
   "С любовью. Евгения".
  
   Интересно, кому они были адресованы?
   Дошло до того, что привыкший во всех ситуациях оставаться хладнокровным поэт просто потерял покой. Он почти бегал взад-вперёд по номеру.
   В конце концов, он не выдержал, поднялся в бар и попросил у Андрея снимок. Он бережно донёс фотографию до своего номера, и там, чувствуя себя полным идиотом, поставил её на самое видное место. Но не прошло и пяти минут, как он вновь схватил фотографию и принялся жадно рассматривать её, впитывая всем своим существом черты лица девушки, изображённой на снимке. Выражение глаз, улыбку, локоны волнистых волос, каждую складочку на одежде... Ему казалось, что фотография эманирует особую манящую энергетику, которая с каждой секундой захватывает и притягивает всё больше и больше.
   Ему даже показалось, что снимок хочет всосать его в себя, в тот мир, где живёт эта девушка, или сама девушка звала его к себе.
   Он поймал себя на том, что нет-нет повторяет:
   - Принцесса Евгения... Принцесса Евгения...
   Да что со мной? - Мысленно выругался на себя Дмитрий. - Так совсем нюни распущу!
   Он решительно убрал снимок в ящик тумбочки. Но ни о чём другом думать просто не мог, хотя на эту ночь у него имелись большие планы.
   Поэт достал фотографию, прикоснулся к лицу девушки пальцем, будто лаская её, и убрал снимок в нагрудный карман - поближе к сердцу.
   Стало легче.
  

5.

   Но вернёмся к Юре.
   Вновь заскрежетал замок, и психиатр решил, что "эти идиоты" одумались и пришли его выпустить. Где это видано, чтобы здорового человека удерживали в психушке?
   Вошла Катя.
   Почему-то одетая, как медсестра, но Юра не обратил на это никакого внимания. Он даже забыл, что сердился на неё. Сейчас она являлась ангелом-избавителем.
   - Катенька, - настороженно проговорил он, всё ещё боясь поверить своему счастью, - я рад, что ты пришла.
   Выражение её лица осталось им не понято. В нём были и лёгкое презрение, и разочарование, и усмешка, приправленные долей равнодушия.
   - Ну, что же ты молчишь?
   - А что сказать? Чуть ли не каждый день я Вам уколы делаю, а Вы даже не удосужились запомнить, как меня зовут. То "бедной Настей" обзываете, до этого - "просто Марией", ещё раньше, и вообще - радисткой какой-то. Теперь вот - Катенькой. Тоже мне - джентльмен.
   - Ты что, ополоумела совсем?! Хотя, нет! Как же я мог забыть: ты же заодно с ними!
   - Вы знаете, мне Ваш бред уже поперёк горла. - С этими словами она сделала знак рукой, и из коридора вошёл санитар с металлическим подносиком в руках. На подносике лежал десятикубовый шприц, почти полностью наполненный зеленоватой жидкостью.
   Переворачивайтесь на живот. - Строго сказала медсестра-Катя.
   - Я не позволю себя колоть. - Почти спокойно ответил Юра. - Можете звать своего Льва Вениаминовича.
   - Он нам не понадобится. - Холодно проговорила она, слегка надавливая на поршень. Убедившись в отсутствии воздуха внутри шприца, добавила: - Вы сами подписали бумагу, где соглашаетесь на лечение.
   - Это ложь! Наглая ложь! - Из его рта брызнула слюна.
   - О-ох, - вздохнула медсестра, - да кабы это в первый раз было! - С этими словами она полезла в карман и достала оттуда замусоленный бланк.
   Юра прекрасно знал эти бланки. Ему сделалось по-настоящему страшно, но самое ужасное заключалось в том, что на этом действительно стояла его подпись, и, насколько он мог судить на расстоянии почти в метр, она была настоящей.
   - Но это же невозможно!
   - Переворачивайтесь на живот, больной. - Повторила "Катя".
   - Как же Вас зовут на самом деле? - Не унимался Юра.
   - Лукошкина Светлана Николаевна. Довольны? - Ответила та.
   - Да, то есть - нет. Я всё равно не дам себя колоть!
   - Что ж, пеняйте на себя.
   Она сделала ещё один знак в коридор. Вошёл второй санитар. Вдвоём - первый санитар поставил поднос прямо на пол - они лихо заломали Юру. Он мог только смотреть в подушку, бессильно материться и чувствовать, как в его ягодицу после ощутимого шлепка входит игла. Хорошо, хоть спиртом протёрли. - Ни с того, ни с сего пронеслось в его голове.
   Наконец, игла покинула его тело. Юру отпустили. С трудом, так как всё ещё чувствовал слабость, он перевернулся на спину.
   - Скоты! - Выдохнул он.
   - А знаете, - с презрительной улыбкой проговорила "Катя", стоя уже на пороге, - я рада, что Вам запретили смотреть телевизор. Никогда не забуду, как Вы сигали с койки на койку после "Матрицы", и ещё с месяц, наверное, всех сестёр обзывали - "Тринити", а Льва Вениаминовича - "агентом Смитом".
   С тем и ушла.
   Юра ждал, когда же начнёт действовать "галоперидол", который ему вкололи. Много лет он имел дело с этим препаратом, но никогда не знал, что чувствуют пациенты, получая его. Теперь пришло время испробовать действие дьявольского препарата на себе.
  

6.

   - Может быть, мы, как цивилизованные люди, обойдёмся сегодня без всех этих цепей, плетей, свечей и наручников? - Проговорила Лика. - Если честно, то мне начинает надоедать.
   - Ну, что ты! - Воскликнул Гена. - Я же только начал входить во вкус! К тому же я видел, что тебе это тоже нравится.
   - Я терплю. Но только ради тебя.
   - Не обламывай кайф, прошу тебя.
   Гена Васильев был таким человеком, что, встретив его на улице, Вы вряд ли смогли бы подумать о нём что-нибудь плохое. Возможно, самый наблюдательный уловил бы некие странные движения в глубине его серых глаз, но у кого их не бывает? Дома Гена тоже был почти образцовым человеком. Однако у него были мечты. Мечты, надо сразу заметить, не совсем ординарные; и все они касались интимной стороны его жизни. Он любил брать девушку, прикованную наручниками к кровати, представляя, что насилует её. Но он не был обычным садо-мазохистом, совсем нет. Он был латентным шизофреником, поэтому в постели должна была разыграться целая театральная постановка, иначе он ничего не мог, как мужчина.
   Обычно, по сценарию, девушка освобождалась от наручников, благодаря "забытым" неподалёку ключам. Но она не спешила убегать, а принималась "мстить" насильнику: обматывала верёвками, стегала плетьми, садилась на лицо и начинала ёрзать по нему своим сокровенным...
   Иногда девушка оказывалась жрицей чёрного сатанинского культа, тогда она зажигала свечи, садилась на Гену сверху и ногтями на его груди выцарапывала пентаграмму. При этом он экстатически рычал и испытывал оргазм. Если же девушка изображала дикарку из каннибальского племени, то он просил прикусывать его половой орган... Психологи сказали бы, что у него проблемы...
   Восторг Гены, когда он узнал, что Лика, как никто подходит ему для всех этих постельно-театральных постановок, трудно описать словами. Он чуть было не забился в конвульсиях. Он просто намекнул ей, что можно бы разнообразить секс, а она возьми, да спроси: "как?". Он объяснил, она согласилась. Однако теперь она почему-то отказывалась, и это было весьма неприятно для Васильева; он-то уже чуть не на месяц вперёд напридумывал острых сюжетов.
   - Я очень устала от твоих пьесок, - ответила Лика, - хочется хоть раз заняться нормальным человеческим сексом.
   На лице Гены выступило брезгливое выражение.
   - Каким, каким?
   - Че-ло-ве-чес-ким. - По слогам повторила девушка и мотнула головой так, что её роскошные волосы шёлком разлились по плечам.
   Гена почувствовал движение внутри и, в особенности, внизу живота. Ум уже начинал работать в постановочном направлении.
   - Слушай, дьяволица ты моя дорогая, так же гораздо интереснее. Ну, что тебе в этом пустом тыркании, а тут - искусство. Коитус арт эст, так сказать.
   - Ты ещё на иврите заговори. - Хмыкнула на это Лика. - Не знаю, как ты, а я выпить хочу.
   - Мешомем, мешоем... да Бог с ним, с ивритом, что пить будем?
   - О-о! - Лика сделала загадочное лицо, улыбнулась так, что у Гены "в зобу дыханье спёрло". - Есть у меня одно зелье, думаю, что тебе понравится, милый!
   На слове "милый" свет погас, номер осветился отблеском молнии. Тени сделали лицо Лики совершенно сатанинским. Тут же свет включился. Гена понял, что "завёлся" и отвлечение на выпивку стало совсем не желательно.
  
   Погода испортилась окончательно. Небо, чтобы остаться слепым призвало тучи. Но оно продолжало слышать. Это оказалось слишком для него. Тогда оно столкнуло два фронта, дабы оглохнуть от грома и окончательно ослепнуть от молний. Озеро возомнило себя морем, выплёскиваясь на пустынный пляж. Деревья сминало мощными порывами ветра. Складывалось впечатление, что они молились и, достигая экзальтации, пытались поцеловать землю...
  
   Мартини "Бьянко" наполняло бокалы под перестук дождевых капель в оконное стекло и стену, переходящий под порывами ветра в сплошной гул. Свет более не погасал, но постоянно то тускнел, то разгорался вновь.
   - Люблю я такую погоду. - Мечтательно проговорила Лика, доставая из-за пазухи маленький серебряный флакончик, покоящийся обычно на цепочке, которую она снимала только на время интимных игр.
   - Что это, бесёнок мой?
   - Это? - Лика накапала несколько капель себе в бокал. - Это, чтобы я лучше исполнила свою сегодняшнюю роль. - И, не дав ему сказать ни слова, добавила: - Проверь, заперта ли дверь.
   Гена послушно поднялся и подошёл к двери. В ту же секунду Лика молниеносно поменяла бокалы местами, не издав при этом ни единого шороха.
   Васильев вернулся.
   - Порядок. - И слегка помедлив. - Ведьмочка моя, а мне не накапаешь?
   - А тебе это нужно? Ты знаешь, снадобье это... несколько возбуждает... и не только плоть, но и разум.
   - Мне это и нужно!
   - А я думала, что у тебя и так котелок варит не хило.
   - Да. Но так интересней.
   - Как знаешь. - Пожала плечами девушка и накапала несколько капель ему в бокал.
   - Ещё! - Выдохнул он.
   - Достаточно. - Улыбнулась она, но просьбу исполнила.
   - Так-то лучше.
   Они выпили.
   Вся обстановка сегодняшнего вечера привела Гену в совершеннейший кураж. Он опустил порожний бокал на стол, и тут же, рыча, как дикий зверь (так ему казалось), ринулся на Лику. Девушка изобразила растерянность на лице. Тем временем Васильев уже срывал с неё платье.
   Осторожнее, не порви! - Хотелось шикнуть ей, но она смолчала и постаралась сделать этот процесс, как можно более безопасным для одежды.
   Гена, по всей видимости, изображал тигра. На разорённой им постели она встала на четвереньки. Он принялся лизать и покусывать её загривок.
   Свет отрубился.
   Гена прошёлся языком по позвоночнику девушки до самого копчика. В этот момент снова ударила молния. Васильеву показалось, что в углу, на кресле сидит средневековый монах в глухом капюшоне. Но его уже сложно было чем-либо отвлечь. Он прихватил девушку зубами за ягодицу. Она застонала от притворного страха. Тогда он накрыл её своим телом, взяв упругие груди в ладони.
   Лика почувствовала его плоть, тыкающуюся не совсем туда, куда надо. Вздохнув с некоторой досадой, она нащупала крем и тщательно смазала то место, куда желал её Гена. Васильев уже мало, что соображал; похоть завладела всем его существом. Он лишь почувствовал лёгкое, зовущее прикосновение её пальцев, сразу же слегка раздвинувших отверстие, совсем для того не предназначенное, и принялся порывисто совершать содомский грех, покусывая девушку за шею.
   Понимая, что Гена начинает мелко содрогаться в преддверии оргазма, девушка напряглась и приподнялась, обхватывая его шею руками. Нашла мочку его уха и слегка прикусила, но тут же принялась тревожить ушную раковину языком. Потом перенесла центр тяжести и оказалась сверху лицом к потолку.
   Его "парень" мокро "высказался".
   Лика приподнялась, взяла салфетку и тщательно протёрла слегка подёргивающегося "малыша", а затем села на него, спиной к Гене.
   Но, как говорилось выше, у Васильева имелись проблемы. Его абсолютно не возбуждал традиционный секс.
   Девушка ощутила, как его плоть внутри неё начинает поникать. Тогда она подалась вперёд и вытянула ноги. В этой позе обеспечивается самое глубокое проникновение. Но соль тут не в этом. Гена увидел миниатюрные Ликины ступни возле своего лица и тут же ухватился за одну из них.
   Лика вовсю работала бёдрами. Она пыталась успеть получить удовольствие самой, "пока у этого "шизика" контачит". "Шизик" тем временем снова возбудился. Он поочерёдно приник к её ступням губами и языком, а потом принялся исследовать ложбинки между пальчиков.
   Извращенец. - Думала она, а сама тем временем всё ускорялась. Наконец, она подошла вплотную к оргазму. Но наслаждения не последовало, впрочем, как и обычно. Для неё стало навязчивой идеей - заняться сексом с любимым человеком.
  

7.

   Они быстренько ополоснулись под душем и лежали теперь на постели, тесно прижавшись, друг к другу. Гена чувствовал себя несколько странно. Восприятие его обострилось, цвета стали различаться более отчетливо, (свет восстановили), звуки производили эхо, а движения казались резче, чем обычно. Кожа девушки на ощупь стала необычно-упругой, как поверхность мяча. Ему нравилось находиться в таком состоянии.
   Мне очень понравилось, - сказал он, а в голове его звучало: - Понравилось... нравилось... лось... - Придумаем ещё что-нибудь?
   - Гена, - абсолютно серьёзно сказала девушка, - а ты не боишься, что нас разлучат?
   - Когда?! - он понимал, что задал вопрос не в тему, но никакого другого на ум не приходило.
   - Да хоть сейчас. - Лика встала с кровати, надела длинный плащ с капюшоном на голое тело, подошла к балконной двери, и открыла её.
   Всё, что случилось дальше... Гена так и не смог понять: привиделось ему это, или случилось на самом деле. В последнее верить очень не хотелось, потому что...
   Стоило Лике открыть дверь, как в номер ворвался яростный порыв свирепого ветра, напитанный каплями влаги. Этот порыв подхватил девушку и унёс прочь.
   Гена наспех оделся и ринулся вслед. В его ушах стояли мольбы девушки спасти её, но он, хоть убей, не мог понять, слышит ли он сами мольбы, или только их эхо.
   Хляби небесные открылись, как во времена Ноя, а то и похлеще. В ботинках на босу ногу он бежал по мокрой траве и перепрыгивал через бурные ручейки, стихийно образовавшиеся буквально повсюду.
   Мольбы и стоны стихли. Гена вгляделся в сплошную пелену мрака.
   Впереди что-то блеснуло. Один огонёк... три... десяток... Васильев кинулся туда.
   Почва под ногами стала вести себя весьма странно: пружинила и откидывала его в совершенно ненужном направлении. Огоньки приблизились. Мелькнула длинная шеренга фигур в белых балахонах и высоких колпаках с зажжёнными факелами. И всё исчезло.
   Васильев остался один под хлещущим дождём в незнакомом лесу. Порывами ветра его сбивало с ног. Кругом валились деревья. Ботинки до краёв наполнились водой. Его обуял страх, и он развернулся, собираясь бежать назад.
   Метрах в десяти от него стоял давешний монах, который привиделся ему сидящим в кресле. Не разбирая дороги, Гена ринулся вперёд, рискуя впотьмах на полной скорости столкнуться с каким-нибудь деревом и сломать себе шею. Сердце отбивало тарантеллу, после перешло в нижний брейк.
   Ударила молния. В свете вспышки он увидел монаха выходящим из-за ближайшего дерева. Повернул направо, но тут же споткнулся и упал лицом в жидкую грязь. Едва не захлебнулся, но страх заставлял его подняться.
   Он уже стоял на четвереньках, когда ему на спину легла тяжёлая рука. Гена почувствовал, как тёплая влага стала стекать по его ногам. Прощаясь с жизнью, он обернулся. Но это была всего лишь Лика.
   Она как-то странно смотрит на него, и чему-то улыбается. Он раскрывает рот. Желание сказать что-либо девушке забывается тут же, как только он видит, что из его рта высовывается длинный раздвоенный язык. Он закрывает лицо руками.
   Спустя несколько секунд он решился пощупать язык. Нормальный язык. Он снова взглянул на девушку.
   Она стояла, выпрямившись, во весь рост, и всё так же улыбалась. Жуть пробирала до костей от её улыбки. Да и от аккомпанемента тоже. Васильев понял, что стало светлее. Ненамного, но настолько, что все силуэты различались довольно чётко.
   Внезапное желание овладело им. Он выбрался из овражка и подошёл к девушке. Та не двигалась, изображая восковую фигуру. Плащ её был расстёгнут. Между его бортами была видна ложбинка меж грудей и частично сами манящие окружности.
   Гена подошёл к Лике вплотную, отогнул материю с одной стороны, потом - с другой. Дождевая вода стекала с волос и омывала её бархатистые холмики, призывно набухшие соски, и устремлялась вниз - по животу - туда, где терялся мужской покой.
   Он прильнул губами к одной груди, ощутил вкус небесной влаги, прикусил сосок зубами, а затем принялся ласкать его языком. То же самое он проделал и со второй грудью. Девушка не двигалась. Тогда он попытался приложить ладонь к гладко выбритому лобку... но тут же получил сильнейший, как ему показалось, тычок в грудь.
   После этого был, как будто бы перелёт, в заключение которого он был прижат спиной к дереву, но удара об ствол он не почувствовал.
   Лика находилась прямо перед ним. Она встала на колени, рукой взяла набухший "стержень любви", немного поиграла с ним и отправила в рот.
   Гену никогда так не проглатывали. Никогда.
   До сегодняшнего дня.
   Она заглотила его плоть и сжала своими связками, продолжая всасывать всё глубже и глубже. Но и этого ей оказалось мало. Языком она несколько раз лизнула кожаный мешочек с двумя хранящимися в нём "шариками жизни", потом заглотила и его. Васильеву показалось в один страшный миг, что сейчас она заглотит его полностью. Это может показаться странным, но эти мгновения казались ему в то же время и восхитительными. Он не мог более держаться и излился в неё.
   Почувствовав это, девушка выпустила его из себя, резко встала и тут же повернула его лицом к дереву, вокруг которого, как оказалось, были обмотаны ужасного вида цепи, изъетые ржой, но, тем не менее ещё весьма крепкие. Два конца цепи кончались кандалами. Васильев не понял, как это получилось, но вот уже эти самые кандалы надёжно держат его руки.
   Он обернулся. Женщина, стоящая за его спиной, уже не была Ликой. Нет, - тело было её, знакомое, но вот голова...
   Голова была птичьей: острый клюв, глаза, расставленные по разным сторонам головы. Жуткий взгляд. Гена опустил глаза и увидел, что с телом тоже произошли метаморфозы: там, где у Лики было очень уж сладенькое местечко, теперь дыбом стоял член.
   В руках этой женщины-птицы появился предмет, напоминавший младенца (Гена не мог уже верить своим глазам, и не верил, что это - действительно младенец). Вроде бы она вырвала у него сердце. Вроде бы была кровь... вроде бы много... на раскрытой ладони - она показала ему это - бьющееся ещё сердце. Потом кровью смазала парню задний проход и вошла в него, как он совсем недавно в Лику.
   Он застонал от боли, потом - закричал. Рукой она вцепилась в его "корень", почему-то снова поднявшийся, и из того хлестнула отвратительная жижа мерзкого зелёного цвета. Затем цвет её стал фиолетовым. Внутренности пылали огнём.
  
   Но вот он уже бежит. Каким-то чудом он высвободился из кандалов и бежит. Какое счастье! Задний проход горит. Из него, кажется, идёт кровь. Хотя, может быть, это и не его кровь. Он бежит по мокрой траве. Дождь почти перестал.
   Впереди гена увидел две фигуры, заходящие в накренившуюся хибарку. Несмотря на то, что фигуры эти дружно покачивали хвостами, он ринулся к ним. Но тут из земли повылезали корни и опутали его ноги. Она растянулся во весь рост.
   Поднял голову на небо. Там - среди расходящихся туч - гордо плавали три луны. Он обернулся. Сзади на него надвигалось, выставив факелы, как пики, шествие в белом. Васильев вскочил и понёсся вперёд.
   Внутри у него всё переворачивалось. Мысли спутались, срослись корнями. Он плохо понимал, кто он и где он. Щемящий ужас и экстатический восторг слились воедино.
   Деревья пытались схватить его ветвями, но он увёртывался. С одной из лун слетел ворон, который сел ему на голову и хотел выклевать глаза. Или это была Лика?
   Тряхнув головой, Гена продолжал свой марафон. Ворон куда-то исчез.
   Васильев был почти у самой хибарки, когда из неё выскочили две фигуры с раззявленными от ужаса ртами и сбили его с ног.
   Раздался взрыв.
   Гену накрыл горячий, но влажный мрак.
  

8.

   Человек тяжело опустился в кресло, включил ноутбук, открыл нужный файл и принялся набирать текст.
  
   Откуда вообще берётся образ Любви? Я уверен, что мы выносим его из детства, когда сознание ещё чисто от штампов, а также социальных предрассудков и стереотипов. Тогда, в этом возрасте, всё кажется чистым и загадочным. Жизнь представляется вечной. Отсюда и мысли о вечной любви...
   Когда мы вырастаем, клянёмся партнёру любить вечно, но... Лиле был представлен шанс, проявить любовь к уже умершему человеку, которому при жизни она обещала вечность этого чувства. Результат плачевен: женщина помутилась рассудком.
  
   Детство. О, счастливое детство! Девочки мечтают о принце на белом коне, или, в крайнем случае, на белом "Мерседесе". Мальчики о принцессах, вместе с которыми ещё полцарства в придачу дают. Это всё сказки, рассказанные на ночь!
   Люди уже многие века воспитываются на подобных меркантильных побасенках, однако же, раньше была любовь... если, конечно, это не очередная сказочка.
   "Ох, уж эти сказки, ох, уж эти сказочники!" - говоря словами персонажа известного мультфильма.
  
   Мой друг, писатель, кстати, говорит, что по сравнению хотя бы с позапрошлым веком народец наш шибко измельчал. Были люди, стали - людишки. "Почему?" - спрашиваю его. На что он ответил примерно так: "Нас, современных писателей часто обвиняют в том, что, в отличие от писателей прошлого, мы плохо прописываем характеры персонажей, и оттого они у нас получаются "картонными" и одинаковыми. Говорят и думают все - одно и то же. Но писатели - это лишь зеркало. Что ж на него пенять-то? Возьмите с самой дальней полки любой роман Достоевского и посмотрите, как он описывает людей: с характером, со статью, все слова которых наполнены смыслом, и индивидуальной особенностью. А в наше время люди больше похожи на молекулы, упивающиеся своим броуновским движением. Они все идентичны друг другу, а амбиции измеряются только размером счёта в банке. Сказываются семьдесят с лишком лет ига равности. Говорят же эти люди словами из сериалов. Как же их описывать прикажете?"
  
   Кстати, о сериалах: искусство кинематографии мы сменяли на дешёвую пропаганду секса и насилия. Например: "Бригада" по рейтингам на голову разбила "Идиота" и "Мастера и Маргариту" вместе взятые. Она только за первый год раза три была в прокате. О какой вообще Истинной Любви тут можно говорить? Никому это не нужно! Вперёд - к скорейшему удовлетворению всех наших молекулярных потребностей! - Вот наш лозунг сегодня.
  
   А в детстве ещё ничего этого нет. Едва оперившимся птенцам кажется, что должно быть нечто такое: великое, высокое, вечное... Как жестоко они разочаровываются вырастая.
  

9.

   Лиза забрела в бар в поисках белого вина, так любимого ею. Там сегодняшним вечером собрались многие: Миша с Валей, Олеся с Олегом, Весна с Костей, Андрей с Машей. Лёша, Лена и Люба - поодиночке.
   А я-то всё гадала, - думала Лиза, - почему здание, будто бы вымерло. Она зашла за стойку и стала читать этикетки. Её посетило чувство, похожее на "dИjЮ-vu": так же порою она проходила мимо полок в родной библиотеке и рассматривала корешки книг.
   - Что ищете, Лизонька? - Поинтересовался Лёша.
   - Вы, молодой человек, как я вижу, так до сих пор и не поняли, что Вы мне совершенно не интересны, - ответила девушка, гордо вздёрнув подбородок.
   - Какая отповедь, - восхитился Лёша. - Так я ж к Вам, Лиза, и не лез никогда, но, зная, что Вы человек образованный, хотел найти в Вашем лице приятного собеседника.
   Лиза не поняла, издевается он над ней, говоря таким выспренним слогом, или нет.
   - Странно, при прошлом нашем разговоре мне так не показалось.
   - Вы уж простите, Лизонька, но тогда я был немного на взводе.
   За их спинами упало что-то тяжёлое. Они обернулись. На полу, сверзившись со своего места, во весь свой немалый рост растянулся Андрей Сабуров.
   - Бедняжка, - вздохнула Лиза, - как он мучается из-за этой девочки.
   - Ну, он-то без сочувствующих не останется, - усмехнулся Лёша, поглядывая, как над пьяным в усмерть парнем уже суетится Маша Светлова.
   - Да, - согласилась Лиза, переводя глаза обратно на полки. - Что-то не вижу тут ничего на свой вкус.
   - О, позвольте, я Вам помогу, - сказал Лёша. - Там - в задней комнатке - есть ещё. Вы какое предпочитаете?
   - "Арбатское" белое.
   - Думаю, там найдётся и что-нибудь поизысканнее.
   Он исчез за полочками бара и появился через минуту с победоносной улыбкой и бутылкой французского белого вина.
   - Ап!
   Взяв штопор, он откупорил бутылку и налил искрящийся в лучах света напиток в заранее приготовленный бокал.
   - Прошу Вас. - И он пододвинул бокал девушке.
   - А Вы? - Спросила она.
   - Предпочитаю джин с тоником.
   - Пила как-то - такая гадость! - Редкостная.
   - Не тогда, когда смешиваешь качественные продукты и - сам, только сам.
   - Может быть, может быть, - проговорила она, отпивая небольшой глоток.
   Вино оказалось божественным на вкус. Она плохо разбиралась в букетах, но осталась очень довольна выбором Лёши. Странно, но она почувствовала признательность к этому человеку. За что? - она не знала, однако ей стало неловко, что при прошлом разговоре вела себя достаточно грубо.
   Отпила ещё глоток, смакуя нюансы вкуса, которые смогла уловить.
   - Лёша.
   - Да?
   - Должна попросить у Вас прощения за прошлый раз.
   - Да, что Вы? - Прекратите! Я и не обиделся, зная, что Вы человек крайне тонкой душевной организации.
   - Вы решили меня комплиментами сегодня засыпать?! Спасибо! И давай на "ты" - так гораздо проще.
   Надо заметить, что Лиза крайне редко говорила с подобным восхищением в голосе, и никогда не предлагала перейти на "ты" первой. И вообще, по-настоящему на "ты" она была только с книгами.
   - Конечно, не вопрос, - отозвался Лёша. - А комплиментов ты и вправду заслуживаешь. Ты и душой красива и выглядишь, как богиня.
   Лиза заметила, что пьёт уже второй бокал вина, подлитого заботливой рукой, а ведь не прошло и пятнадцати минут. Она оглядела комнату отдыха. Андрея уже увели в номер. Маша тоже куда-то исчезла. Впрочем, это Лизу почти не интересовало. Вся окружающая обстановка стала необычной, чарующе-восхитительной. Захотелось смеяться, радоваться жизни, совершить какую-нибудь шалость.
   Девушка посмотрела на сидевшего так близко, почти вплотную, Лёшу. Что-то в нём есть. Он почти красив. А почему бы не уподобиться разок приматам?
   Нет! О чём это таком я думаю?! - промелькнула мысль в её голове. Промелькнула и почти сразу исчезла, вытесненная очередным глотком вина.
   - Лёша, а ты не женат?
   - Нет. Всё собираюсь, собираюсь, но подходящей кандидатуры всё не находится.
   - А какая для тебя подходящая?
   - Честно?
   - Угу.
   - Такая, как ты.
   Лизу, словно загипнотизировали. Она, не отрываясь, смотрела на Лёшу, как страдающие аутизмом смотрят на экран компьютера. Внутри неё происходила революция. Сейчас ею двигали такие желания, о наличии которых у себя она просто не подозревала.
   Голова наполнилась необычной лёгкостью, а волна жгуче-терзающего чувства, зародившаяся где-то в груди, спускалась всё ниже и ниже. Эту волну надо было, во что бы то ни стало, остановить, но как? Странно, но она стала ощущать свои половые органы. Волна прилила к ним. Лоно её увлажнилось. Пришлось даже слегка раздвинуть ноги, чтобы плотское желание не так ударяло в голову. Не помогло. Лизу охватило радостное возбуждение. Она почти не замечала, что творится вокруг неё, а видела только Лёшу. Какой же он всё-таки симпатичный!
   Она сделала то, что от неё не ожидал никто, и, в первую очередь, она сама. Девушка бросилась на шею парню, и тут же запихала ему в рот свой язык.
   Где-то далеко в дебрях сознания пылал сигнал опасности, но она уже не обращала на него никакого внимания.
  
   Те, кто оставался в баре к тому времени, были ошарашены. Лиза ("тихоня Лиза", как её тут все называли) вдруг бросилась на Лёшу. Продолжая целоваться, он вынес её из комнаты отдыха, направляясь в свой номер.
   Уже там - на его койке - Лизу охватила совершенно бешенная страсть. Она сама сорвала с него всю одежду, и в мгновение ока скинула свою. После этого завалила его на спину, села сверху и с невообразимым вожделением принялась елозить на нём, пытаясь вогнать его отвердевшую плоть поглубже в себя. Она развила такую скорость, что происходящее трудно было назвать сексом. Скорее это было порнобезумие.
   Изо рта девушки стекала слюна. Глаза горели желанием диких, необузданных любовных утех.
   Никогда, никогда с ней не происходило ничего подобного.
  

10.

   Влад мерил шагами свой кабинет, тонущий в сумраке. Горела только настольная лампа, но абажур её был склонён к самому столу, поэтому света было едва-едва.
   Когда лицо врача освещалось скудными лучами, то можно было видеть испарину, выступившую у него на лбу, углубившиеся морщины, запавшие и выражающие некое помешательство глаза. С волосами тоже было не всё в порядке: они стояли торчком, но почти каждый вихор в своём собственном направлении. Походка его была дёрганной.
   На стук в дверь он ответил:
   - Уходите! Мне некогда!
   Дверь отворилась. В освещённом проёме появилась тёмная тень.
   Влад нахмурился, разглядывая тень, узнал и безо всякого интереса отвернулся к своему рабочему столу.
   - А-а, это ты, - сказал он. - Всё равно уходи.
   С его голосом тоже творилось что-то неладное. Он дрожал и срывался.
   - Влад, - сказал пришедший, продолжая стоять на пороге, - ты устал, тебе не здоровится.
   - Уходи! - вскрикнул врач, и сразу же тихо-тихо добавил: - Впрочем, возможно, ты прав. Я не совсем здоров.
   Тыльной стороной ладони он вытер испарину со лба и принялся пристально рассматривать её.
   - Тебе лучше уйти, - сказал силуэт. - Отдохни. Тебя сменят.
   - Да, - ответил Влад, - наверное, так будет лучше всего.
   С видимым сожалением он окинул свой кабинет прощальным взглядом. Не говоря ни слова, прошёл мимо стоящего в дверях и покинул здание, в котором жили участники реалити-шоу.
   "На лоне природы" - называлось оно.
  
   Глава двенадцатая. Твоя единственная Муза.
  

1.

   Дмитрий стоял на балкончике, курил и любовался буйством разыгравшейся стихии. Частые вспышки озаряли его задумчивое лицо. Оно разительно изменилось за последний час. Осталась некая доля печали во взгляде, но почти полностью разгладились наметившиеся ранее горестные складки. Во взоре появилось мечтательное выражение, лицо в целом окутывало едва заметное сияние. Поэт довольно жмурился, когда капли дождя холодили его кожу. Не только лицо, но и всё существо его стало своеобразным полем боя, на котором боролись угнетающее и холодное прошлое со светлым, наполненным счастливыми надеждами и мечтами будущим.
   Сердце его пело от жаркого прикосновения снимка с изображённой на нём девушкой со смуглой кожей. У неё - он уже наизусть знал каждую деталь - была удивительная улыбка: беззащитная и в то же время пленяющая сознание. Дмитрий и не знал, что люди могут так улыбаться.
   Он смотрел в бушующую тьму, раз от раза разрываемую электрическими разрядами, но перед его глазами стояла только Евгения. И улыбалась она исключительно ему. Для него сейчас не существовало ничего и никого вокруг. Казалось, что даже если бы он находился с другой стороны здания, где дождь лупил прямо в стёкла тем же Лике и Гене, то поэт продолжал бы стоять, орошаемый упругими струями, и улыбался бы, просто не замечая того.
  
   Внезапно его пронзила вдохновенная мысль. Дмитрий выбросил недокуренную сигарету в миниатюрную урночку и стремительно вошёл в номер. Там он схватился за блокнот, и сел за стол, чего не делал никогда, набрасывая свои стихи. По большей части черновики делались в самых необычных местах и в весьма неудобных позах.
   Но сейчас, как говорилось выше, его поразила мысль. В стихах. Фактически ему пришло целое стихотворение от начала и до конца, так что оставалось только записать его. Он положил блокнот на стол, занёс ручку и замер, соображая, что же он забыл. Вспомнил, достал из кармана снимок и принялся писать.
  
   Запечатлев на бумаге своё новое творение, Дмитрий достал лист бумаги побольше, и принялся писать письмо, начинающееся словами: "Милая моя Принцесса Евгения...". Дописав же, аккуратно сложил его и запечатал в конверт. Знал бы он адрес девушки, пренепременнейше отправил бы ей письмо. Но адреса он не знал, а потому запечатанное письмо до поры осталось лежать на столе.
   Поэт перечитал своё последнее стихотворение. Оно ему понравилось, что бывало крайне редко, - ему казалось, что иные мысли смутны, а иные он и вообще не смог выразить. Однако в этих виршах всё было до предела органично.
   Это потому, - думал Дмитрий, - что мною руководило чувство. Я обрёл свою Музу, и ко мне вернулось вдохновение.
   Теперь он не жалел, что оказался на этом реалити-шоу. Его жизнь менялась, и надо было быть слепцом, чтобы не заметить этого.
   - По-моему, я влюбился, - вслух сказал поэт и тут же усмехнулся, вспомнив рекламу "M&M`s".
  
   Он положил блокнот на конверт, прикрыл фотографией, проверил: надёжно ли держится пистолет за поясом, и вышел из номера, прихватив фонарик.
   Сегодняшняя ночь, по его мнению, как никакая подходила для того, что он задумал.
  

2.

   В это время в "общаге" подходил к концу "бал имени Зелёного Змия". На ногах держались уже немногие.
   Кроме Гены, Лики и Дмитрия, о которых было упомянуто выше, более-менее в сознании находились: Маша Светлова, Гриша, Ксюша и Коля, но о них чуть позже.
   Олеся и Олег тоже знали меру в спиртном. Сейчас они предавались любовным утехам и не думали ни о чём другом. Они даже смогли бы стать самой гармоничной парой на шоу, если бы не Андрей с Кирой. Эта пара поражала ещё и тем, что в их отношениях не происходило никаких неожиданностей. Жили они тихо, мирно и почти незаметно для окружающих.
   С тем их и оставим.
  
   Коля с Ксюшей тоже жили, вроде бы, душа в душу. Когда они смотрели друг на друга, то почти всегда улыбались. Но стороннему наблюдателю, возможно, показалось бы, что за этими улыбочками кроется ненависть, и что они готовы при удобном случае сожрать друг друга. Впрочем, это только казалось бы. Отношения их были ровными. Во всяком случае, пока...
   А улыбки... Коля просто никогда не умел улыбаться, потому что он привык командовать и подчиняться приказам. В армии нет места улыбкам. А Ксюша... Лживость и лицемерие были у неё в крови, оттого и казалось, что она растягивает губы, показывая зубы, а не улыбается. Впрочем, и ей не чужда была привязанность.
   - Ну, как ты? - спросил Коля.
   - Мы не на плацу, - в который раз говорила Ксюша. - Когда ты мне что-то говоришь - ужас, я чувствую себя солдатом.
   - Извини. - У Коли действительно все фразы выходили короткими, словно разрубленными под определённый размер. Но он пытался исправиться.
   - Что ты хотел спросить, дорогуша?
   - Не называй меня так, сколько раз просил!
   - Ладно, ладно. Ты такой нервный, прям ужас.
   - Вино устраивает?
   - Честно говоря, - нет. Вино вроде хорошее, но оно меня ужас, как не устраивает. Может быть, у них найдётся что-нибудь получше?
   - Я думаю. На складе наверняка есть, а нам не дают.
   - И что ты предлагаешь?
   - Разведку боем. На склад.
   - Ужас! Но мне нравится!
   На том и порешили. Дождались, пока дождь поутихнет и вышли из номера.
  

3.

   Первым делом Дмитрий проник в четвёртый (бывший Лилин, а ныне - пустующий) номер. Свет он зажигать не стал, а двинулся к кровати на ощупь.
   В его мозгу прочно засел тот факт, что Лиза утром проснулась не в своём номере. Перетащить койку из номера в номер да ещё так, чтобы этого не заметил спящий на ней человек, представлялось ему невозможным. Плюс ко всему ширина дверного проёма позволяла внести койку либо в разобранном виде, либо поставив на ребро и никак иначе. Значит должен быть другой способ переместить спящую женщину вместе с кроватью. Дмитрий искренне надеялся на то, что тут обошлось без мистики и телепортации. Должно быть разумное объяснение всему.
   Он забрался под одну из кроватей и включил фонарик. На первый взгляд - ничего особенного он не увидел. Он уже собрался отругать себя, когда заметил тонюсенькую, едва различимую трещинку в полу, идущую по всей длине кровати.
   Его осенило; он вылез из-под кровати, вышел из чужого номера, запер дверь и вернулся к себе. У себя в номере он снова залез под кровать - то же самое - тонкая нитка трещины между пластиковыми "под дерево" панелями пола.
   Всё ясно, - подумал поэт, - это, как на Садовой. Принцип общий, назначение - иное.
   Теперь ему во что бы то ни стало, нужно было проникнуть вниз. Там наверняка крылись ответы на многие вопросы. Только теперь Дмитрий начал осознавать масштабность проекта, показавшегося ему на первый взгляд полной ерундой.
   Нельзя забывать, что за мной наблюдают, - подумал он. Выбрался из-под кровати, сел за стол, достал жвачку и принялся активно работать челюстями, оглядываясь по сторонам.
   Увиденное должно заставить их решить, что я сейчас же примусь взламывать пол. - Дмитрий задумался. В его голове зрела идея "череды непредвиденных поступков". - Но для того, чтобы поступать непредвиденно для наблюдателей, надо и самому действовать чисто интуитивно, не задумываясь. Это как в шахматах - как можно явственнее проводишь ложный манёвр, и тут же щупаешь оборону с другой стороны.
   Первый и двадцать первый номера - на запоре. Наверняка система управления в одной из них. Но в каком именно? - Он надул большой пузырь из жвачки. - Что ж, пора действовать.
  
   Сохраняя невозмутимый вид, Дмитрий проследовал к углу своего номера. Туда, где он в первую же ночь нашёл замаскированный зеркальной панелью объектив видеокамеры. Не делая резких движений, он снял панель, залепил объектив жвачкой и поставил панель обратно.
   Теперь времени оставалось в обрез. Спрыгнув с тумбочки, он быстрым шагом направился вон из номера. В коридоре было пусто. "Общага" будто бы вымерла.
   Поэт наискось пересёк коридор и оказался у двери двадцать первого. Логичнее было бы предположить, что он попробует пробраться в первый номер. Именно поэтому он и выбрал противоположный. Делать непредсказуемые шаги, - вот каким стало его кредо в эту ночь.
   Он вынул свою универсальную отмычку и набрал нужную комбинацию сегментов. Замок отщёлкнул, но дверь по-прежнему оставалась непоколебимой, сколь он не налегал на неё своим весом. Дело в том, что все двери в здании открывались вовнутрь. И тут Дмитрий вспомнил, как почти так же ломился в магазин канцтоваров, который по всем признакам был открыт. Пока он пытался справиться с дверью, собралась небольшая толпа; один подвыпивший весельчак сжалился над бедолагой и прокричал: "На себя! На! Себя!". Дмитрий с благодарностью кивнул ему, открыл дверь и беспрепятственно вошёл в магазин.
   Сейчас эта история всплыла в его памяти в мельчайших подробностях. Он потянул дверь на себя; та подалась, но не открылась - изнутри её держала щеколда.
   Без шума не обойтись, - промелькнуло у него в голове в тот момент, когда он изо всех сил дёрнул дверь. Ручка осталась у него в руке, но задвижка тоже не выдержала. Все шурупы, на которых она держалась, были вырваны с корнем.
   Дмитрий открыл дверь, подхватив отвалившуюся щеколду, проник внутрь и затворился в двадцать первом. Включив фонарик, он понял, что интуиция его не подвела: все стены номера были заставлены различной аппаратурой, которая ровными штабелями громоздилась от пола и почти до потолка. Тысячи кнопочек, релюшек, рубильничков усеивали её поверхность. То тут, то там мелькали огоньки: красные, зелёные, оранжевые, фиолетовые.
   - Это я удачно зашёл, - вслух сказал поэт, но тут же спохватился.
   Всё под носом, - думал он, - и никто ни о чём не догадался за прошедшие четыре дня. Впрочем, не догадались бы и за месяц.
  
   Дмитрий принялся искать устройство, открывающее пол в его номере, но через несколько секунд стукнул себя по лбу за тупость. Если это пульт управления, то тут наверняка должно быть прямое сообщение с машинным залом.
   Так и оказалось. За одним из штабелей металлических коробов нашлась ещё одна дверь. Замок на ней был электронным, но уж с ними-то поэт разбирался быстрее, чем с механическими, потому как у всех электронных замков есть одна слабость: им нужно питание. А в девяноста девяти процентах случаев его очень легко блокировать.
   За дверью Дмитрия ждала тёмная винтовая лестница, уходящая вниз. Он переложил фонарик в левую руку, а правой крепко сжал рукоять пистолета. Мало ли что может таиться в этой тьме.
  
   Внизу он случайно задел плечом какой-то выступ, оказавшийся при ближайшем рассмотрении в свете фонарика рубильником дежурного освещения. Он не преминул включить его. Теперь фонарик стал фактически не нужен.
   То, что предстало его глазам, поражало воображение и многое объясняло. Подо всем зданием тянулся подвал, буквально напичканный техникой. Прямо под номерами проходил монорельс без единого стыка, по которому двигались платформы, сейчас находящиеся в покое. Все стены были опутаны разноцветными проводами.
   Дмитрий двинулся по периметру. По крайней мере, стало ясно, каким образом Лиза попала в Лилин номер, - подумал он. Поэт стал прикидывать, что ещё можно сотворить, имея под рукой такое оборудование, но тут его воображение спасовало. Да всё, что угодно, - говорило оно.
   На первую дверь он наткнулся почти сразу.
  
   "Выход в город", -
  
   гласила лаконичная табличка на ней, выполненная в классическом стиле метрополитена. Тут же было ещё несколько дверей с такими же краткими табличками.
  
   "Пляж",
  
   "Ферма и лесопилка",
  
   "Склад", -
  
   и последняя, возле которой поэт остановился в задумчивости:
  
   "Болото".
  
   Значит, болото всё-таки было, - успел подумать Дмитрий. В следующее мгновение свет погас. Раздался характерный щелчок, и тут же послышалось мерное гудение - это заработал генератор. Свет зажёгся вновь.
   Поэт толкнул дверь. Та оказалась не заперта, но он не успел сделать и шагу, только увидел скудно освещённый туннель, уходящий вдаль; трубы и кабели, тянущиеся вдоль его стен.
   - Тебе там делать нечего, - раздался голос прямо за его спиной.
  

4.

   Дождь ещё накрапывал, когда Коля и Ксюша вышли из "общаги". Под ногами хлюпало, а тропинка превратилась в грязное месиво. Где-то вдалеке громыхнуло.
   - Ужас! - сказала Ксюша. - Я уже жалею, что попалась на эту удочку! Здесь же просто потоп! Я обязательно утону! А если и не утону, то обязательно перепачкаюсь в грязи!
   - Не бойся, - отрезал Коля. - Иди след в след. Я знаю дорогу.
   - Он знает дорогу! Ужас! Я и не знала, что ты такой авантюрист!
   Он пристально посмотрел ей в глаза.
   - Не привлекай внимания. Могут засечь.
   - О чём ты говоришь?! У них же летающие камеры! Ужас... Они и так всё знают.
   - Погода не лётная. Потому и пошли. Молчи.
   - Ужас, - выдохнула женщина, но замолчала.
   Ей не хотелось потерять Колю. Причина тому была одна: десять лет Ксюша жила в одиночестве. И вот, наконец, хотя бы один мужик обратил на неё внимание. С её комплекцией трудно будет найти ему замену, а точнее - невозможно. Так что она хоть и могла показать своё недовольство, но на рожон не лезла, предпочитая вовремя уступить.
   Перед ними выросло металлическое строение склада.
   - Времянка, - выдохнул Коля.
   - Господи, ужас, - прошептала Ксюша. - А тут ничего не испортится? А то потравят нас всех, да и дело с концом. Всё экономят на нас и экономят, а мы, шутка ли сказать - будущие звёзды!
   - Заткнись.
   - Ужас.
   - И прекрати говорить это слово.
   - Какое?
   - "Ужас".
   - У... Кошмар!
   Он глянул на неё презрительным взглядом; она не выдержав, стушевалась.
   - Прости, больше не буду.
   Он кивнул.
  
   Внутри склада было темно. Коля пошарил по стенам с обеих сторон от входа, но выключателя так и не нашёл. Сделал шаг внутрь и споткнулся о коробки, сложенные повсюду. Внутри что-то зазвенело.
   Коля интеллигентно выматерился. Полез в карман и достал бензиновую зажигалку - дешёвую подделку под "Zippo".
   При вздрагивающем свете пламени двигаться стало проще. Коля присвистнул: склад под завязку был забит продуктами и медикаментами.
   - На случай войны, что ли? - вслух удивился он.
   - А? Чего? - не расслышала Ксюша.
   - Ничего. Хотя, - он принюхался, - пахнет чем-то. Не чувствуешь?
   - Нет, ничего не чувствую, - охала Ксюша.
   Надо заметить, что она уже долгие годы не чувствовала никаких запахов. Её обоняние было испорчено и забито литрами духов и туалетной воды, вылитыми на себя за эти годы. Ей казалось, что так она станет привлекательнее. Откуда ей было знать древний женский секрет, что чем естественнее аромат, исходящий от тебя, тем соблазнительнее ты для противоположного пола. (Это отнюдь не значит, что надо перестать мыться и пользоваться парфюмерией, но во всём необходимо знать меру).
   - Горючее, - проговорил Коля.
   Он направлялся в самый дальний конец склада, где, по его словам, должны были храниться самые редкие и дорогие вина.
   - А это что?
   Они наткнулись на ровные ряды двухсотлитровых бочек.
   - Ксюша.
   - Ая?
   - А ты не знаешь... Тут написано: "фламмабле"... Что это значит?
   - Нет, не знаю.
   Ещё несколько шагов, и что-то плескануло у Коли под ногой.
   - Разлито что-то, - хмыкнул он.
   Ксюша тем временем склонилась, силясь прочитать название на коробках с импортным и очень дорогим мылом.
   - Гли... гли... глист...
   - Какие глисты?! - Тут...
   Он не смог договорить. Дело в том, что он как раз наклонился над лужей, в которую наступил до этого. Проследил, откуда она натекла, и уже начал понимать, что хранится в бочках, от которых вился тонкий ручеёк. Но тут Ксюша, распрямляясь, неловко повела своим массивным бедром, задела Колину руку, и горящая зажигалка упала прямо в жидкость, не замедлившую воспламениться.
   Коля схватил женщину за руку, и изо всех сил дёрнул за собой.
   - Бежим!
   - Ужас!!! - выдохнула она, забыв обо всех обещаниях.
  
   Из двери склада они выбежали как раз в тот момент, когда дорожка пламени добралась до бочек. Их счастье, что ручеёк протёкшего топлива делал внушительный крюк, в противном случае ближайшее утро они встречали бы в качестве жаркого.
   Не успели они выбежать, как под ноги им метнулась неясная тень. Тут же сзади прогремел взрыв. И Ксюша, и Коля упали в жидкую грязь, придавив своими телами того, кто бросился им наперерез.
   Во второй раз за эту ночь им повезло: их не опалило, не стукнуло ни обо что, не контузило, не придавило отлетевшей от стены, или крыши частью. Когда опасность миновала, Коля поднялся на ноги.
   - Ну, артиллерия даёт, - процедил он сквозь зубы и поднял на ноги Ксюшу.
   Та ничего не говорила: от перенесённого стресса у неё отнялся язык, но это и к лучшему.
   Человек, лежащий на земле был без сознания. Коля склонился над ним и перевернул на спину, желая узнать, кто таков. Ксюша в это время ощупывала себя, силясь понять: цела она, или нет. Её организм не привык к таким встряскам.
   Склад разгорался всё сильнее. Стало светло почти как днём. Однако ни Коля, ни Ксюша не увидели, как к ним приблизилась ещё одна тень.
  

5.

  
   Дмитрий развернулся почти тем же движением, что и днём на Садовой, одновременно выхватывая пистолет.
   Перед поэтом, взирая на него спокойным взглядом, стоял абсолютно незнакомый ему человек. Одет он был в обычные брюки и рубашку, а вот поза его в данной ситуации была не столь уж обычной. Человек был совершенно расслаблен, руки сложены на груди, и в них - ни пистолета, ни базуки.
   - Передо мной рисоваться ни к чему, Дамиан, - сказал "Мистер Само Спокойствие".
   Поэт продолжал целить в сердце незваного гостя.
   - Брось ствол, - продолжал тот тем же невозмутимым тоном.
   Дуло пистолета в руках Дмитрия опустилось в пол. Понимая, что, во-первых, - он никогда не выстрелит в безоружного человека, а во-вторых, - противник действительно сильнее него, поэт отбросил "ствол".
   - Хороший мальчик, - похвалил незнакомец.
   - Не ёрничай, - холодно произнёс Дмитрий. - Если потребуется, то я тебя голыми руками задушу.
   - Что ж, - сказал человек, - зная твою биографию, не могу не поверить. Но ты заблуждаешься, думая, что я тебе желаю зла.
   - Добра от вашей компашки ждать не приходится, господин...
   - Можешь звать меня: "Голова". На проекте я отвечаю за техническое обеспечение.
   - Что же Вам надо, господин "Голова"?
   - Довольно пикироваться, Дамиан. Я уважаю твоё творчество, уважаю тебя, как человека. Пригласить тебя на это шоу в качестве наживки было большой ошибкой, признаю это. Но ты - молодец, не дал подцепить себя. Хотя... - человек замолчал, задумавшись.
   - Продолжай, очень уж сладко ты поёшь.
   - Короче, я предлагаю тебе забрать деньги и уехать отсюда.
   - Не могу. Теперь не могу.
   - Почему? - удивился "Голова".
   - Это не связано с проектом, можете мне поверить.
   - Ты умён, Дамиан, очень умён, но если бы тебя не интересовали секреты проекта, мы никогда не встретились бы в этом месте. Возьми деньги, прошу тебя.
   - Если ты действительно знаком с моей биографией, то должен знать, что деньги меня не интересуют.
   - Тогда что?
   - У меня имеются и свои секреты.
   - Не хотел до этого доводить, - вздохнул "Голова", - но, видимо, другого выхода у меня нет. - Он вытащил из кармана рубашки лист бумаги, при ближайшем рассмотрении оказавшийся точной копией снимка, обнаруженного Дмитрием утром на своём столе. Того самого, где он держит Германа за руки.
   - Ну и что? - спросил поэт.
   - Ты знаешь, неприятно тебе говорить, но местные менты не верят, что Рудштейн сам свёл счёты с жизнью. Если они заполучат этот снимок, то тебе ничего хорошего не светит. К тому же погиб их коллега, расследовавший это дело. Припишут тоже тебе. А там, глядишь, и тело "Кенора", которого ты пришил на Садовой, всплывёт; а на стволе твои отпечатки. Одним словом, семёрой ты уже не обойдёшься. Тут "ПЖ" светит. Это если после допросов живым останешься.
   - Да, крепко Вы меня за жабры взяли.
   - Дамиан, повторяю: из уважения к тебе я предлагаю - уехать. К тому же я точно знаю, что Рудштейн прыгнул сам; "Кенор" - это самооборона, а к менту ты вообще никакого отношения не имеешь.
   - Если ты думаешь, что запугал меня, то глубоко ошибаешься, - в задумчивости проговорил Дмитрий. - Однако я действительно уеду.
   - Вот и молодец.
   - Но - завтра.
   - Почему?
   - Так надо.
   - Снова начнёшь искать ненужных приключений?
   - В ваши дела больше не полезу. Слово чести.
   - Верю, что она у тебя есть. Но заинтриговал ты меня, братец.
   Дмитрий вынул платок из кармана брюк, демонстративно подошёл к пистолету и тщательно стёр отпечатки с рукояти "Глока".
   - Могу ещё до полутора суток кантоваться в городе, - сказал поэт, - но вам же сподручней, если я буду тут, под полным вашим надзором.
   Кто бы уж говорил про надзор, - хотел сказать "Голова", но тут прогремел взрыв.
   Он посмотрел на часы, а потом на подобравшегося поэта.
   - Шоу продолжается, - сказал он, картинно разводя руки.
   - Обещайте, что меня и Сабурова больше не тронут, - проговорил вдруг Дмитрий.
   - Дамиан, ты не в том положении, чтобы диктовать условия.
   - Не важно.
   - Твою безопасность гарантирую. Насчёт Сабурова ничего сказать не могу.
   - Хорошо: мою и моей девушки.
   - Лены?
   - Не Лены, а Евгении. Впрочем, Вы вскрыли ещё одного подставного игрока.
   - Пройдоха! Но у нас на шоу нет Евгении.
   - Она вне шоу.
   - О`кей, только о Лене ни слова.
   - По рукам.
  
   Дмитрий собрался уходить. "Голова" остался на месте, и вдруг окликнул поэта.
   - Дамиан, а ещё два пистолета?
   - Я их выкинул.
   - Так и знал, что не отдашь. Будет жалко, если выстрелят в кого-нибудь не того.
   - Жалко у пчёлки, - отозвался Дмитрий.
   - А пчёлка на ёлке. Знаю, знаю. Удачи!
   Не могу пожелать тебе того же, - подумал поэт, поднимаясь по винтовой лестнице.
  

6.

  
   - Это мой, - сказала Лика, подходя к Коле и Ксюше. - Перебрал слегка.
   - Бывает, - согласился Коля.
   - А у вас тут что за фейерверк?
   Коля разом помрачнел.
   - Склад взорвался.
   - Вижу, что не школа. Сам взорвался?
   Коля помрачнел ещё больше.
   - Нет, не сам. Это я его... по неосторожности.
   - Бывает, - согласилась Лика. - Ксюша, а ты что не жива, не мертва? Задело что ли?
   - Вроде, нет! Но я так перепугалась! Так перепугалась! Думала: всё - каюк! Но - нет, вроде - цела.
   - Ну, и, слава Богу.
   Из уст Лики это звучало, по крайней мере, странно, но в данном случае никто ничего не заметил.
   - Помогите мне, пожалуйста, это бревно до номера дотащить.
   - Но он же, ужас, какой грязный! - воскликнула Ксюша.
   - Конечно, поможем, - сказал Коля и уничтожающим взглядом посмотрел на свою любовницу. Однако тут же гнев в глазах переменился на скрытое пока, но всё же проглядывающее заискивание. Ксюша не могла не заметить этого и, хотя ещё не знала, чем это вызвано, сразу же победоносно вскинула голову.
  
   Гена Васильев весил шестьдесят два килограмма, так что до тринадцатого, который они делили с Ликой, его дотащили без особых проблем. Коля не боялся испачкаться, так как уже был покрыт грязью с головы до пят. Лика тоже не особо переживала за свой плащ. А вот Ксюша, гордо шествующая рядом с видом королевы, но тоже по уши в грязи выглядела довольно комично.
  
   Когда Коля с Ксюшей остались вдвоём в своём семнадцатом, женщина тихо, но с гневом сказала:
   - Зачем ты признался этой девчонке, что это ты склад взорвал?
   - И так бы все узнали.
   - Но как? Ты же говорил, что летающие каме...
   - Говорил, но ошибся. Я видел одну.
   - У... то есть, что же теперь будет?
   - С тобой - ничего. Я же тебя отмазал.
   - То есть как?! Не хочешь ли ты сказать, что это я виновата?! Ну, знаешь ли!
   - Помолчи, пожалуйста. Я тебя не виню. Надо подумать.
   - Да, что думать-то?! - воскликнула женщина. - Сваливать надо!
   - Нет.
   - Почему?
   - Они нас найдут. Будет хуже. Пусть сразу решится. Здесь.
   - Я тебя не понимаю!
   - Можешь ехать. Если хочешь.
   - Нет, я останусь с тобой.
   - Хорошо.
  

7.

  
   Дмитрий снова, не отрываясь, смотрел на фотографию Евгении и думал о любви. Об Истинной Любви. Поэт был совершенно уверен: он нашёл то, что искал всю свою сознательную жизнь, даже не подозревая об этом.
   Он просил у девушки прощения за то, что поздно узнал её, за то, что ради неё пошёл на предательство друга. Он вбил себе в голову, что своим поступком предал Сабурова, а вместе с ним и Киру, и их Любовь.
   Может ли одна Любовь существовать за счёт другой, - спрашивал он сам себя, и тут же отвечал: - нет, не может. Значит, наша Любовь обречена? - Надеюсь, что - нет.
   А что ему оставалось, кроме надежды? - Только вера, основанная исключительно на внутренних убеждениях.
   Когда Дмитрий разговаривал с "Головой", он внезапно, всем существом поверил, что они с Евгенией будут вместе. А ведь - смешно сказать - он даже не знал, где её искать.
   Поэты - натуры загадочные и романтичные, хотя порой видят реальность чётче, чем другие люди. Дмитрий был убеждён, что уже завтра увидит свою принцессу, и не просто увидит, но и обретёт в ней свою Истинную Любовь.
   Это, верно, выглядело высшей глупостью с его стороны, но дело обстояло именно так. Он чувствовал, как его сердце тянется к её сердцу, его мысли - к её мыслям. Он также был твёрдо уверен в том, что нечто подобное творится и с ней. Евгения ещё не знает, что её судьба спешит к ней на крыльях любви, но предчувствует это.
  
   С такими мыслями поэт лёг спать, и впервые за много лет ему приснился сон.
  

8.

  
   Сумрачная комната без окон.
   В ней беседуют двое. Голоса у них спокойные, движения тоже, но в самой атмосфере комнаты чувствуется постоянно усиливающееся напряжение.
   - "Принц", "Сапёр" задание выполнил.
   - Как?
   - С блеском.
   - Ты видел?
   - Нет, овцу заблудшую на путь истинный наставлял.
   - Наставилась?
   - Я применил все методы убеждения.
   - Все?
   - Да. Уважаю я этого поэта, что поделать, а "Первый", хотя ладно...
   - Что с "Первым"?
   - В ауте.
   - В полном?
   - Не знаю, но думаю, что проект надо сворачивать.
   - По варианту "D".
   - Нет, по "D" - слишком круто; давай по "C". В конце концов, решать тебе, пока ты за главного.
   - Господь тебя упаси! По "C", так - по "C". В любом случае теперь, если что, - за неделю расконсервировать можем.
   - Да, опыт-то останется. А первый блин, как известно, всегда комом.
   - Слушай, "Голова", как там наш "спецназ" себя чувствует?
   - Я их, когда увидел, подумал, что они всей бригадой под бульдозер угодили. Оказалось, всего лишь - Сабурову под горячую руку.
   - Мы его сильно недооценили.
   - Немудрено, тем более, когда его "Факир" играючи выключил. Одним словом, - "Штопор" и "Ноль" отделались ушибами и лёгким испугом, "Трезор" и "Винник" уже завтра выходят, а по поводу "Сивого" сам Лев Вениаминович звонил, сказал, что собирал его челюсть, как конструктор "Сделай сам". Впрочем, состояние его удовлетворительное. А "Кенор" - в "туннелях", земля ему пухом.
   - Да, не повезло парню.
   - Сам виноват. Как говорится: "Не буди спящую собаку", тем более, если она бешеная.
   - Как действовать будем, "Голова"?
   - Тебе, "Принц", полагаю, лучше пока остаться в подполье.
   - А место врача?
   - Разберусь.
  

9.

  
   Дмитрий спал, и ему снилось, что он идёт по тёмному длинному туннелю. Из стен туннеля к нему со всех сторон тянутся костистые руки с когтями, и каждая норовит вцепиться в него и выдрать из его тела кусок мяса. Однако он остаётся неуязвим, возможно, потому, что не боится.
   Впереди маячит пятно света, переливающееся всеми цветами радуги. К нему-то, к этому великолепию красок и тянет поэта. Всё существо его радуется, и в душе просто не остаётся места для страха.
   Перед самым выходом из туннеля его окружают призраки. Он безропотно встаёт на колени, и просит у них прощения за всё, потому, что это - призраки прошлого, и с ними необходимо примириться, чтобы следовать дальше Своим Путём. Призраки исчезают. Путь свободен.
   Он встаёт с колен и выходит из тьмы. Его взору предстаёт дивный сад. (Хотя "сад" - это лишь слово, и оно не может передать всего, что он видит, а, самое главное, чувствует, придя в это место. Ни в одном языке мира нет ещё подходящих слов для его описания. Самое близкое по смыслу, наверное, будет: "Эдем"). В этом Саду всё живёт, с упоением вдыхает счастье и любит, источая радость.
   Дмитрию кажется, что он здесь совсем один. Он проходит мимо красивейших деревьев, усыпанных плодами ликования, благоухающих трав, аромат которых вселяет веру в безоблачное и вековечное будущее, и никого не замечает. Но стоило ему задуматься о своём одиночестве, как он видит повсюду неясные контуры фигур. Он хочет разглядеть их получше, и фигуры тут же материализуются.
   Он видит людей, таких же, как он сам, и множество существ, которых не мог себе даже вообразить, но все они бесконечно красивы. Все держатся парами и с теплыми братскими улыбками взирают на поэта. Он чувствует, чем все они - даже люди - отличаются от него, - все они счастливы, все без исключения покорились Истинной Любви.
   Не грусти, - раздаётся у него в голове многоголосый, слаженный и сладкий хор. - Ты уже близок.
   Он склоняет голову в знак благодарности, и тут за его спиной раздаётся радостно звенящий голосок:
   - Любимый, вот ты где!
   Он оборачивается: к нему навстречу, босиком по бархатистой траве бежит его принцесса, подставляя смуглую кожу теплу здешней радуги. Одежда в этой обители Любви не требовалась.
   Дмитрий раскрывает объятия, принимая в них свою избранницу, и... просыпается. Чувство опустошённости охватило его, но по мере того, как приближался рассвет, опустошённость заменялась надеждой.
  

10.

  
   Почти такой же по содержанию сон приснился девушке по имени Евгения, живущей в городе Люблинске.
   Вечером она долго не могла уснуть от греющего сердце предчувствия, что что-то должно случиться. Что-то очень хорошее, что перевернёт всю её жизнь.
   Нельзя сказать, что она была несчастлива, но ей постоянно не доставало главного: она не чувствовала, что по-настоящему нужна кому-то.
   Уснула она глубоко за полночь, и непередаваемая улыбка свершившегося чуда озаряла её лицо. Едва заметное радужное сияние струилось по комнате.
  

Глава тринадцатая. Пробуждение.

1.

  
   Гена Васильев проснулся утром пятого дня игры в полной уверенности, что его медленно, но верно прокручивают в мясорубке. Все кости ломило. Очень болел задний проход.
   Молодой человек перевернулся на спину и увидел пару глаз, внимательно разглядывающую его из-под чёрных бровей.
   - Лика, колдунья моя, ты уже проснулась? - Девушка молчала. - Ну и напугала же ты меня, - продолжал лепетать он. - Слушай, а чего вчера-то было? Я помню немного, но всё как-то смутно.
   - А я тебе говорила, - ответила, наконец, Лика, - что не стоит борщить с этим зельем.
   - Я... я чудил?
   - Ещё как! Всё порывался куда-то бежать, кого-то спасать, насилу спать тебя уложила. - В памяти Лики пронеслись картинки из вчерашнего вечера. Больше всего её заботило то, что когда они с Колей принесли Васильева в номер, Лике пришлось подменить флакончики. Она очень надеялась, что камеры наблюдения не засекли этого, правда надежда была очень слабой. Но без жидкости из второго флакончика (очень похожего на первый) Гена мог бы не выжить. По сути, она спасла ему жизнь.
   - А-а, - протянул он и попытался улыбнуться. Улыбка вышла столь жалкой и растерянной, что Лике даже захотелось хохотнуть, но она сдержала себя. - А это... - он никак не мог решиться что-то спросить. Девушка решила не помогать ему, пусть сам "жуёт свои сопли". - Я вот чего хотел спросить... у меня что-то это, болит всё... и это... ну, как его... короче, задница побаливает, не знаешь из-за чего?
   - Ах, задница?! Ну, это верно, от этого. - Откуда-то из-за спины она извлекла фаллоимитатор. - Тебе, видишь ли, захотелось вчера острых ощущений, вот я и позаимствовала эту штуку в номере, где жили Таня и Аня. Им-то он всё равно теперь без надобности.
   - Как?! - Глаза Васильева стали рублей по десять, если не дороже. - И ты тыкала этой штукой в меня?!
   - Я? - Избавь меня Асмодей, от такого! Ты сам.
   - Сам?!
   - Ну, да. И ещё приговаривал, что это лучший друг одиноких женщин, но в равной степени латентных геев.
   - Я теперь что, педераст, что ли?!
   - А я почём знаю?
   - Больше не давай мне твоего зелья.
   - Не дам.
   - И никому не говори про это. - Он указал на фаллоимитатор.
   - Хорошо. Тем более, если ты будешь продолжать в том же духе, то он мне самой пригодится.
   - Да я не про это.
   - А про что?
   - Про то, что я... в смысле... ну, это... что я его себе в задницу... запихивал. Вот.
   - Ах, это. Не скажу, не бойся. Мне же ещё жить с тобой, и мне будет неприятно, если над тобой смеяться будут.
   - Спасибо. Пойду, душ приму.
  
   Гена забрался под воду и стал внимательно осматривать себя. На теле никаких следов вчерашнего загула не осталось.
   Значит, и вправду примерещилось, - подумал он.
   Под напором тёплых струй он почувствовал себя лучше, во всяком случае, кости ломить перестало. А вот неприятные ощущения в заднем проходе остались.
  

2.

  
   Андрей Сабуров проснулся с жесточайшим похмельем. Он открыл глаза, и свет лезвием резанул по сетчатке. Во рту нашла себе приют пустыня; если и не Сахара, то Гоби - это и к Лике не ходи. Пустыня эта вдобавок ко всему оказалась зловоннейшей клоакой.
   Рядом с ним кто-то лежал. Андрей, закрыв глаза, пощупал тело, находящееся рядом. Вроде, женское, хотя с твёрдой уверенностью он этого сказать не мог. Мысли ещё не отошли от вчерашнего, и не спешили наполнить голову Андрея.
   Но вот вяло, нехотя, одна из них шевельнулась.
   Может быть, Кира вернулась?
   С тем он и впал в новое забытьё.
  
   Второе его пробуждение было абсолютно иным. Тяжесть в голове и сухость с неприятным привкусом во рту остались, но Андрей ещё с закрытыми глазами почувствовал, что кто-то оседлал его и страстно желает, чтобы он проявил себя, как мужчина.
   Желания в Сабурове не было ни капельки, но старания женщины, примостившейся сверху, не пропали втуне: кровь прилила к нужному месту. Он протянул руки и ухватился за нежную попку. Кожа на ней была бархатистой и приятной на ощупь. Ни о чём, собственно, не думая, он прижал её к своим чреслам и вошёл так глубоко, как только мог.
   - А-ах, - раздался вздох - воплощение эротизма для тех, кто любит ушами.
   Андрей повторил.
   - А ты совсем уже проснулся, мой милый, - раздался голос Маши Светловой.
   Сабуров резко открыл глаза и, жмурясь, приподнялся на локтях. Жгучая брюнеточка со смазливым личиком усиленно работала бёдрами и пыталась улыбнуться Андрею, однако, по всей видимости, она уже начинала "плыть", поэтому улыбка эта плавно переходила в выражение удовлетворения.
   Ни капельки не церемонясь, Сабуров взял её за ногу и скинул с себя.
   - Андрей! Ты что?! Я почти кончила! А ты... ты... впрочем, пиво на тумбочке.
   По-прежнему храня молчание, он встал с кровати и, в чём мать родила, подошёл к тумбочке. Взяв бутылку "Сибирской короны", он пальцами откупорил её и залпом осушил до донышка.
   - А прибор-то у тебя и вправду - о-го-го! - продолжала Маша. - Я теперь Кирке ещё больше завидую.
   У Сабурова в голове после выпитого пива начали понемногу ворочаться мысли.
   - Что ты тут делаешь?
   - Как это что?! - опешила Маша. - Ты что, не видел что ли?! Ты теперь мой, чему я...
   - Как ты сюда попала? - продолжал Андрей. И тут до него, наконец, дошло, что случилось. Он набросился на неё: - Ах ты, шалава! Шлюха подзаборная! воспользовалась тем, что я в отрубе и... и... - Он покраснел, и не мог сказать ни слова. Маша стояла молча и с ехидной улыбочкой наблюдала за его бешенством. - Убирайся! - выдохнул он, когда смог совладать с собой. - Убирайся прочь! И не приходи ко мне больше! Никогда!
   - Вообще-то, - сказала Маша, отправляя в рот жвачку, - это мой номер, дорогой.
   Андрей огляделся. Его ввело в заблуждение то, что с виду все номера выглядели идентично, но, присмотревшись, он убедился, что это не его номер.
   Кляня себя мысленно, на чём свет стоит, он направился к выходу.
   - Эй, ковбой, а одежду?!
   Сабуров спохватился. Он до сих пор был абсолютно голым, как тот король. Раздражаясь пуще прежнего, он принялся напяливать на себя одежду, аккуратно повешенную на спинку стула.
   Маша присела рядом с ним. В её глазах уже не было издёвки, а одна только искренняя забота.
   - Андрюш, ну, не сердись на меня. Пожалуйста. Да, дура я полоумная, что так поступила, но я ведь люблю тебя.
   - Маш, отстань, а.
   - Ты и сам вчера вроде не против был. А сердечко-то моё ноет.
   - У тебя в другом месте ноет.
   - И там тоже, но дело не в этом. Я хочу, чтобы ты понял, - это я - настоящее, а она к тебе больше не вернётся.
   - Опять?
   - Нет-нет, - поспешно замотала головой девушка. - Андрюшенька, останься! Прошу тебя, Христом Богом заклинаю, побудь со мной. Я же тоже человек, мне тоже может быть плохо. В конце концов, мы провели такую ночь...
   Сабуров, направившийся было к выходу, остановился и посмотрел на Машу. Он почти пришёл в себя. Агрессия исчезла; взгляд его был мягким.
   - Я ничего не помню.
   - Это неважно; мы можем повторить.
   - Нет. Я же говорил, что люблю другую.
   Маша закрыла лицо ладонями.
   - Дура я, дура! Надеялась, что... что... - Рыдания перехватывали её горло, не давая сказать ни слова. - Что ты полю-юбишь!
   Андрей подошёл к ней, обнял за плечи и прижал к себе.
   - Убирайся! Видеть тебя не хочу! - сквозь слёзы кричала Маша.
   - Не могу видеть женщин в истерике, а тем более таких хорошеньких, как ты. - Потом Андрей раскается за эти несколько минут слабости. Но сейчас он был уверен, что поступает правильно. Он почти поверил Маше. И страстно возжелал её (может быть, тут сыграло свою роль выпитое пиво). Сабуров на самом деле терпеть не мог женских истерик и всегда пытался найти способ успокоить их. Не снимая с себя ответственности за содеянное, Андрей всё же решил, что слишком много факторов сошлись вдруг воедино. Да и Маша нравилась ему до безумия.
   - Вот и убирайся, - прохныкала она, обхватывая его тем временем за шею.
   Он принялся укачивать её, как маленькую девочку.
   - Тихо-тихо. Не плачь. Всё будет хорошо.
   - Не будет, - отозвалась девушка почти спокойно.
   - Почему?
   - Потому что ты любишь другую. - Она подняла голову и прижала свои губы к его губам. Помедлив некоторое время, он ответил на поцелуй.
   Насладившись им сполна, Маша толкнула Андрея на кровать и раздела в мгновение ока. Самой ей требовалось лишь сбросить халатик, после чего она легла на него сверху и принялась ласкать, немного грубовато, но всё же не без приятности.
   Потом она скатилась вниз, и он накрыл её своим телом, подумав только: Господи, что же я делаю. Однако её требовательные бёдра, вздымающиеся под его чреслами, наподобие необъезженной лошадки, выбили все оставшиеся мысли.
   Она стонала и вздыхала, заводя Андрея всё сильнее, а он уже не мог остановиться и с каждым разом забирался всё глубже в грех. Её стройные и длинные ноги обвили его тело, отрезая последние возможности побега. Руки с длинными ногтями сомкнулись на спине и подбадривали. Он тонул в ней, забывая самого себя. Даже небольшие, но спелые грудки сводили его с ума. Она таяла под ним, а он возбуждался всё сильнее, пока не хлынуло это напряжение вон. Маша конвульсивно повела бёдрами, тоже достигнув оргазма, и вцепилась зубами в плечо, а ногтями в спину Сабурова, после чего принялась покрывать приторными поцелуями его тело.
   - Ну, вот видишь, - сказала она, - это же довольно просто.
   Он лежал, откинувшись на спину, разглядывая потолок, и не отвечал ей. Однако Маша уже переключилась.
   - А как там чувствует себя наш малыш? Ой, совсем поник. Ну, я тебя сейчас подниму! - И накрыла его губами.
   Андрей не чувствовал удовольствия, его всё сильнее захватывала горечь раскаяния.
  

3.

  
   Лиза проснулась мгновенно. Ей показалось (страшно подумать!), что к её правой груди кто-то прикасается. Оказалось, что не показалось. Рядом с ней лежал парень по имени Лёша, которого она терпеть не могла, и трогал (какой ужас!) её грудь.
   - Что Вы делаете? - взвизгнула девушка.
   - Как "что"? Бужу тебя так, как ты и просила. - С этими словами он навалился на неё всем своим весом. Она ничего не успела сделать.
   - Прекратите это немедленно! - прошипела она.
   - Странно, вчера ты меня сама умоляла так сделать после того, как практически изнасиловала меня.
   - Я сейчас закричу!
   - Кричи, мне-то что, плёнки всё зафиксировали.
   К Лизе начала приходить память о вчерашнем вечере. Вспомнила она далеко не всё, но и этого хватило, чтобы девушка застонала от бессилия.
   - Но я не хочу, - прошептала она, чувствуя, как что-то твёрдое тыкается ей между ног, - не хочу.
   - Ты предупреждала вчера, что можешь так говорить утром, - тихо произнёс Алексей, - и очень просила не обращать на это внимания.
   Она попыталась сжать ноги и отпихнуть его руками, но молодой человек был силён физически, а она уступала в силе любой девятикласснице.
   Он играючи перехватил обе её руки своей левой и намертво прижал к подушке. Правой же он раздвинул её ноги, смочив при этом ей промежность своей слюной, так как лоно её было сухо, как земля без дождя, и ткнулся в неё.
   Она зажмурилась. Из-под сжатых век выкатывались хрустальные слезинки и скатывались ей на уши. Девушке было мерзко и противно. Было бы гораздо лучше, - думала она, - если бы окунули в канализацию. Первый раз в жизни её насиловали, а она не смела даже крикнуть.
   Лёше было всё равно, что она чувствует. Гораздо важнее, что чувствует он. А ему впервые выпало брать сопротивляющуюся и плачущую девушку. Осознание этого факта более, нежели сам факт, приносило ему несказанное удовлетворение. Его зад двигался сверху - вниз всё быстрее и быстрее до тех пор, пока он не достиг полного физического упоения своей властью.
  

4.

  
   Не успел Сабуров войти в свой номер, пытаясь разобраться в буре чувств, разрывающей его душу, как раздался звонок мобильного телефона. Кипелов: "Я свободен".
  
   - Привет, Андрей. Это папа. Получил твоё письмо. Как дела?
   - Пока не очень плохо. Как с моей просьбой?
   - Проверил я твою тряпочку. Она пропитана кровью. Вторая отрицательная.
   - Так я и думал.
   - А чья это кровь? Может на вирусы проверить?
   - Не стоит, пап. Я просто пытаюсь разобраться, что здесь происходит.
   - А каким образом тебе может помочь эта тряпочка?
   - Я должен понять, где тут обман, а где - правда.
   - Что, сын, сильно они тебя запутали?
   - Если честно, - да. Так, что подчас теряю ориентацию.
   - Сын!!!
   - Эмоциональную. Я уже не знаю, чему надо радоваться, чему огорчаться. Я ничего не понимаю и с каждой минутой запутываюсь всё больше и больше.
   - Но ты же знал, во что ввязываешься, когда согласился участвовать в этом шоу.
   - В том-то и дело, что не знал, а если б знал, то ни в жизнь... хотя, ты знаешь, пап, по-моему, я встретил тут свою настоящую любовь. Но проблема в том, что они прячут её от меня.
   - У вас взаимное?
   - Да, пап. Мы друг в друге души не чаем, как говорили в старые времена.
   - Так борись за неё. В конце концов, это только шоу, ты просто должен с честью пройти все испытания. Вот и всё.
   Андрея неприятно кольнула последняя фраза отца. Но не может же он знать о том, что произошло всего лишь несколько минут назад. Снова накатила горечь раскаяния.
   - Слишком много соблазнов, - ответил он.
   - Сын, ты же у меня сильный. После того, что ты прошёл, все эти игровые соблазны ты должен щёлкать, как семечки. Тем более что ты заранее знаешь, что всё это лишь игра.
   - Тут весь смысл и заключается в том, что абсолютно не знаешь, где заканчивается игра, и начинается реальность.
   - Андрей, я всё равно не верю, что им удастся тебя обдурить. И подумай, если шоу должно продолжаться, то оно только принимает на себя личину реальности, а на самом-то деле игра не заканчивается.
   - Надеюсь, что ты прав.
   - Верь мне, сын.
  
   Они проговорили минут десять, после чего Андрей положил телефон на стол, и принялся обшаривать карманы в поисках сигарет. Вместо сигарет ему вдруг попалась фотография.
   Он вынул её из кармана и положил на стол перед собой.
   Кира была счастлива, когда их фотографировали. Он тоже. И отношения между ними ещё не были отравлены ядом измены. Хотя от этого мучился только Андрей.
   Девушка смотрела не в объектив, а несколько вбок.
   - Что, отвернулась? - вслух спросил он у фотографии. - Я бы на твоём месте тоже отвернулся. Нет, я вообще ушёл бы с этого снимка. Я тебе изменил, девочка моя, так-то. Причём, изменил совершенно сознательно. Но если ты думаешь, что я получил от этого какое-нибудь удовольствие, то глубоко ошибаешься. Да, в тот момент мне не было противно, но мне гадко сейчас из-за того, что я чувствую себя полным дерьмом. Суток не прошло, как нас разлучили, а я уже осквернён. Простишь ли ты меня когда-нибудь? - Не знаю. А вот я себя прощу вряд ли.
   Он понимал, что распускает нюни, но ему нужно было выговориться хотя бы этому глянцевому листу.
   Тут ему показалось, что Кира на снимке слегка повернула голову и через глаза заглянула прямо внутрь его души.
   - Ну, что уставилась? - пробормотал Андрей и с досадой перевернул фотографию.
   Надпись на обороте снимка заставила его обомлеть. Он точно помнил, что ещё вчера там не было надписи. Но самым ошеломляющим было то, что почерк без сомнения принадлежал Кире (Андрей потом несколько раз сверялся с её записной книжкой).
  
   "Любимый,
   я верю, что ты
   найдёшь меня!
   И ты верь!
  
   Твоя Кира", -
   гласила надпись.
  

5.

  
   Юра пришёл в себя от не очень нежного, а точнее, совсем не нежного, но и не особо сильного тычка в бок.
   - Переворачивайся на живот, укол делать будем, - раздался над самым ухом голос Кати.
   Препарат, введённый ему накануне, был на пике своего действия. Психиатр чувствовал слабость во всех своих членах, но если он хотел действовать, то делать это нужно не медля, потому что дальше будет только хуже.
   Он открыл глаза и осмотрелся, оценивая ситуацию. Катя была одна; дверь открыта. Правда, там - за дверью - обязательно дежурит санитар, а то и два. Но если использовать эффект неожиданности, то всё может получиться. По-хорошему его отсюда не отпустят, это точно.
   Юра вскользь глянул на тумбочку. На ней лежала его пачка "Marlboro". Это хорошо, потому что внутри неё, под боковыми картонками спрятаны две таблетки "акинитона". Они помогут ему восстановить функции центральной нервной системы, которую "тормозит" "галоперидол".
   - Ну что, сам перевернёшься, аль санитаров звать? - спросила Катя.
   - Мне нужен корректор, - проговорил Юра, расправляя затёкшие члены. - "Акинитон", или хотя бы "циклодол".
   - Из корректоров у нас только "аминазин".
   - Вы издеваетесь?
   - Да это Вы всё больше над персоналом издеваетесь: то ему самолёт на Канары, то подводную лодку, то космический корабль на Тау Кита, а теперь вот - корректоров захотелось. Переворачивайся! - Она грозно занесла шприц.
   Он начал переворачиваться на живот. Медсестра расслабилась, приготовившись делать укол, но ему только того и надо было. Он сбил её с ног, навис сверху и схватил за горло, пресекая любую возможность позвать на помощь. Глаза Кати округлились и стали понемногу вылезать из орбит. Лицо от недостатка кислорода приобрело зеленоватый оттенок; губы посинели.
   Она никак не ожидала подобной прыти, от человека, которому двенадцать часов назад ввели четыре кубика "галоперидола" и шесть - "аминазина", за что и поплатилась. Просто она ещё не знала, что делает с человеком ненависть, особенно выдержанная и накипевшая. Юра даже о побеге забыл. Его целью стала эта женщина, вырядившаяся ради издевательства над ним в халат медсестры.
   Он пережал ей сонные артерии. Она отключилась, но он продолжал давить. Сил хватило только на этот отчаянный рывок. Юра уже не понимал, на что надеялся. Даже месть, даже выплеск накопившейся ярости не приносили облегчения.
   Психиатр окинул взглядом бывшую подругу: асфиксия сделала своё дело. Женщина, изредка взбулькивая, лежала на полу. Ей могло помочь только искусственное дыхание. Но Юра не собирался возвращать её к жизни, так как пора раскаяний ещё не пришла.
   Он поднялся на ноги и, шатаясь, проковылял к тумбочке. Там он схватил сигаретную пачку и принялся раздирать её в поисках таблеток.
   Обеспокоенные долгим отсутствием Кати санитары вбежали в палату.
   Юра взглядом обиженного ребёнка, узнавшего, что Деда Мороза не существует, взирал на размётанные по поверхности тумбочки клочки бумаги.
   Таблеток не было.
   Санитары набросились на своего пациента и скрутили его в мгновение ока.
   Они покалечили бы его, если не надо было бы спасать женщину. Один остался прикручивать Юру к койке специальными вязками, другой же занялся Катей. Как только она смогла сделать первый самостоятельный вдох, он легко подхватил её на руки, словно она и не весила ничегошеньки, и выскочил вон из палаты.
   - Дайте корректор, суки, - хрипел Юра. Вся его былая осанистость и высокомерность обе разом куда-то запропастились. - Меня сводит.
   Санитар глянул на него из-под бровей.
   - Ща "циклодол" принесу, - пробасил он, - а если синяки останутся, скажем, что сам по буйству набил.
   - Врача! Врача! Срочно врача! - продолжал голосить Юра.
   Санитар не удержался и треснул ему под дых. Дыхание психиатра пресеклось.
   Спустя минут десять ему сделали укол, причём доза препаратов была вдвое больше против предыдущего раза.
   Ещё через полчаса к нему ввели парня в пижаме и с матрасом. Очень сложно было определить, сколько ему лет: в нём смешались черты ребёнка и старика. Это характерно для некоторых типов нервных заболеваний.
   Взгляд новенького пылал.
   - А ты часом, не биорг ли? - первым делом спросил он у Юры.
   В бытность свою психиатром, он применял бы к соседу те же способы лечения, которые теперь вынужден был испытывать на себе.
  

6.

  
   Андрей метался по номеру, словно раненый лев. Он абсолютно не знал, что делать. Древняя мудрость гласила, что в таком случае не надо делать ничего. Но ничего не делать он тоже не мог, потому что на него тут же накатывали самые мрачные мысли, грозя снова погрузить его в апатию, а там уж пол шага останется до депрессии. Однако Кира нуждается в его помощи, и он просто не имеет права на такую роскошь, как впадение в депрессию.
   Несколько раз он пытался понять, каким образом текст появился на фотографии, но так ни до чего и не додумался. Снимок всё время оставался у него. Правда, если учесть его вчерашнее состояние... Ещё оставался вариант, что это Маша Светлова подделала Кирин почерк. Хотя к чему бы это ей? - Она-то всеми силами пытается заставить его забыть Киру. Впрочем, сам чёрт не разберёт этих гадов; сплелись хвостами и только и делают, что чего-то там замышляют.
   Поразмыслив некоторое время, Сабуров отбросил версию подделки: нелогичный получился бы ход со стороны организаторов шоу, а поскольку других удобоваримых версий у него не вызрело, он решил на время отложить это, и всецело отдаться поискам Киры.
   Раздался сигнал, возвещающий завтрак. Андрей сунул фотографию обратно в карман, и поспешил в столовую. Войдя, он оказался очевидцем не очень красивой и совершенно непонятной перебранки между Дмитрием и Костей.
  
   А дело обстояло так.
   Дмитрий вошёл в столовую на пару минут раньше Андрея. В обеденном зале собралась добрая половина оставшихся участников шоу. Перед многими стояли початые бутылки пива. Некоторые предпочитали напитки и покрепче. Перед тем же Костей стояла бутылка водки.
   Когда вошёл поэт, "блатной" окинул его презрительным взглядом и заявил во весь голос:
   - А вот этот пассажир явно чё-то кумекает, а братву в курс поставить ему в западло.
   Дмитрий до этого ни разу не разговаривал с Костей и не давал повода так с собой фамильярничать. Впрочем, сейчас его голова была занята совершенно иными мыслями. Молодой человек ничего не ответил, а, молча, прошёл к своему месту за столом.
   - Слышь, дятел, я с кем базарю? - не унимался Костя.
   Поэт понял, что так просто от него не отделаться, и заговорил. Заговорил так, как от него никто не ожидал, в особенности Костя. Все рты пораскрывали.
   - Во-первых, - не "слышь", а "послушай", во-вторых, - люди не "базарят", а разговаривают и, в-третьих, - гребень я тебе и сам не в кипиш приделаю. Ясность полная?
   Костя быстро отошёл от напора Дмитрия.
   По правилам "рамса" "буксовать" не стоило, а то и вправду "по рогам" получить можно было.
   - Ты кого во мне увидел? Языку-то, чё волю даёшь? Да я - бродяга, я таких людей знаю...
   - А люди-то тебя знают? - усмехнулся поэт. - Да ни один бродяга не назовётся так, потому что его люди знают, и скажут о нём, что он бродяга.
   - Да ты кто по жизни?
   - Мужик. А ты?
   - Я... я...
   - Ну, чего забуксовал? - То-то же, а то "я", да "я"; тьфу, головка от патефона, конь шахматный, бродяга тоже выискался. Да ты на понтореза дешёвого похож, и тусовался, верно, возле дальняка, если вообще у хозяина был.
   Костя сник окончательно.
   - Был, - сказал он, - полгода.
   - И что, за полгода речь человеческую позабыл, зимагор? Я вон за семилетку не забыл. И запомни: феня не для того, чтобы ею козырять, - это наш шифр, наш код.
   - Понял. Извини, не знал, что ты сидел.
   - Гривой теперь киваешь? Стыдно? Зато понты порожние перед вольными колотить не будешь.
   Костя как-то странно косился на свою девушку.
   - Не буду.
  
   Андрей всё это время простоявший возле двери, наконец, занял своё место рядом с Дмитрием.
   - Клёво ты его уделал.
   - Какой бы не был бык крутой, на банке, один хрен, "тушёнка" - написано, - усмехнулся поэт. - А вообще я рамсить не люблю; хлопотно это. Да и к тому же все уважаемые Люди разговаривают нормальным языком, а не так, как будто они полтора понедельника назад с малолетки откинулись.
   - Сколько ты...
   - Семь.
   - За что?
   - Мокруха.
   - В смысле - убийство?
   - Да, сто пятая, первая. Молод был, горяч, кровушка так и кипела.
   - Кого?
   - Андрей, давай оставим это, у нас и другие темы для разговора есть.
   - Это - да, - согласился Андрей.
  
   Разговаривали они тихо. Рядом Ислан вовсю третировал "Свина". Он подшучивал и издевался над толстым гомиком, от чего тот поминутно терял терпение. На них с самого начала почти никто не обращал внимания. Проблемы гомосексуалистов пока не очень заботят русскую душу. Пусть будут, только не лезут никуда, кроме трибун и сцен. Даже усиленное продвижение "голубой" идеи служителями квазикультуры ни к чему не приводит.
  

7.

   Дверь в столовую открылась, и вошёл одетый в строгий костюм человек с волосами цвета соломы. На всех тут же повеяло запахом дорогих мужских духов. Только двое изо всех участников знали его, причём, в разных ипостасях.
  
   Андрей буквально прикипел к своему стулу, когда увидел вошедшего. Тот раздвинул губы в тысячедолларовой улыбке, обратился к присутствующим.
   - Здравствуйте, господа. Меня зовут Павел. Фамилия моя Стержнев. Я уполномочен сделать несколько заявлений. Вообще-то это должен был сделать Андрей Сабуров, но он что-то в последнее время слишком занят собой и пренебрегает общественной деятельностью.
   Итак, по пунктам. Первое: Влад отстранён от участия в проекте. В основном по собственному желанию, хотя были и другие нюансы. Теперь вместо него - я. Второе: сегодня ночью двое из Вас умышленно или по неосторожности взорвали продовольственный склад. Мы постараемся, чтобы перебоев с продуктами и медикаментами не было, однако из-за кризиса в стране могут возникнуть определённые трудности с чаем и сахаром. Готовьтесь. - Всё это произносилось им ровным тоном без тени эмоций. Ксюша при упоминании о складе покраснела и упёрлась взглядом в пространство под столом. Коля сидел прямо и невозмутимо. - Третье, - продолжал Стержнев, - одной паре с сегодняшнего дня предлагается пройти отдельное от остальных испытание. Наш выбор пал на Мишу и Валю. - Все взгляды упёрлись в вышеназванных парня и девушку. - Им предлагается сожительство в отдельной квартире, но без выхода из неё, в течение одной недели. Согласны?
   - Да, - неуверенно сказали Миша и Валя.
   - Ну, вот и чудненько, - сказал Павел. - После завтрака прошу зайти ко мне Андрея Сабурова, а так же Николая Безменова и Ксению Онищенко. Вопросы? Предложения? Нет? - Тогда всё пока. Приятного аппетита.
   С тем он и вышел, оставив всех присутствующих в растерянности.
   На завтрак сахара хватило.
  
   Дмитрий во всё время Стержневского монолога не сводил глаз с этого человека. Но тот даже не глянул на него, никоим образом не показав, что они знакомы.
   На выходе поэт сказал Андрею:
   - Пойдём, прогуляемся, тема есть.
  

8.

  
   - О чём ты хотел поговорить? - спросил Сабуров. - Что-то серьёзное?
   - О многом, - вздохнул поэт. - Даже не знаю, с чего начать.
   - Начинай с начала.
   Дмитрий вкратце пересказал Андрею то, что случилось с ним предыдущей ночью.
   - И что же ты решил? - спросил Андрей.
   - Извини, друг, но я умываю руки.
   - Боишься?
   - Да, но не за себя.
   - А за кого?
   - За неё. - Поэт задумчиво смотрел вдаль. - За принцессу.
   - Жаль, - сказал Сабуров, - вдвоём бы мы задали им перцу.
   - В том-то и дело, что - нет. У них в руках тот канат, по которому мы идём. Лёгкое движение - и нас придётся собирать по косточкам по всей площади.
   - Но это же всего лишь игра.
   - Вся наша жизнь - игра, - ответил на это Дмитрий. - Пойми, что они знают правила, потому что сами их написали, а мы - нет.
   - Да уж. Вот, к примеру, появился мой давний дружок - Пашка Стержнев, - заметил Андрей.
   - Кстати, вчерашний "Голова" - это именно он и есть.
   - Ничего не понимаю. Это что получается, шоу началось ещё раньше, чем мы о нём узнали?
   - Как знать, как знать, - отозвался поэт. - Хочу попросить у тебя прощения за то, что бросаю тебя в такую минуту. Надеюсь, что ты меня поймёшь. А когда-нибудь, может быть, и простишь.
   - О чём ты говоришь?! - Это твоя жизнь, и ты волен распоряжаться ею, как пожелаешь! Что дальше-то делать будешь?
   - Найду Евгению, поговорю с ней, и мы уедем ко мне.
   - Ты думаешь, она поедет?
   - Да. Ты знаешь, я видел во сне Сад.
   - Сад?
   - Да, как в песне поётся, - и Дмитрий напел:
  

А в городе том сад:

Всё травы да цветы;

Гуляют там животные

Невиданной красы.

  
   - Я что-то не совсем понимаю, что ты мне хочешь сказать, - проговорил Андрей.
   - Пойми, это трудно объяснить словами даже мне, хотя я и считаюсь мастером слова, но я попытаюсь. Мы создания не только и не столько физические, сколько духовные. У всех у нас есть своя Любовь, то бишь та или тот, с кем мы были когда-то единым целым. Эти две половинки стремятся воссоединиться, но на их пути встают различные испытания.
   - Для чего они нужны?
   - Пока не знаю, но суть не в этом, а в том, что когда мы воссоединяемся, то отправляемся в этот эдемский Сад. Это место всеобщего счастья, где все уже обрели то, к чему стремились и теперь наслаждаются Истинной Любовью. Там пропадают все желания, кроме желания доставить ближнему добрую радость.
   - А как выглядит этот сад?
   - Я запомнил только то, что мне там было божественно хорошо. Но, ты знаешь, я нахожусь в полной уверенности, что Сад этот будет таким, каким ты захочешь его увидеть. Это не есть что-то законченное и определённое, а нечто постоянно изменяющееся и неуловимое, как сама Любовь. В конце концов, - он же Её детище.
   - Да, мозги ты мне запудрил окончательно. Но что-то есть в твоих словах. Я воспринимаю их не умом - тот не хочет верить, - а сердцем. Хотел бы я с Кирой очутиться в этом Саду.
   - Ты будешь там, - с уверенностью проговорил поэт.
   - Откуда знаешь?
   - Вы любите друг друга.
   - А как мне её отыскать?
   - Доверься сердцу, Андрей; оно укажет тебе верный путь. Мне думается, что вчера мы были близки к разгадке всего, что здесь творится, но где-то ошиблись.
   - Да уж.
   - На, - сказал Дмитрий и протянул Андрею два оставшихся пистолета. - Тебе нужнее.
   - Ух, ты! Но я привык действовать другими способами.
   - Ты же сам знаешь, что это, - он кивнул на "стволы", - в довесок к доброму слову всегда лучше, чем доброе слово само по себе.
   - Да, читал где-то. Но собственное тело - надёжнее. Однако, - он запихнул пистолеты за пояс, - спасибо. Может, и пригодятся. Ты сейчас куда?
   - В город.
   - А я к дружку забегу, узнаю, как он там, на новом месте.
   - Будь поосторожнее с ним, он не так прост, как хочет казаться.
   - Да я его тыщу лет знаю, - уже на бегу крикнул Андрей и влетел в "общагу".
  

9.

  
   Сабуров ногой распахнул дверь в бывший кабинет Влада, где ныне обосновался Пашка Стержнев.
   - Зачем хотел видеть, дружбан? - спросил он с порога. - Может, хочешь поделиться информацией, где находится моя девушка?
   - А ты изменился за последнюю неделю, - вместо ответа сказал Стержнев. - Агрессия откуда-то появилась.
   - Ты со мной не играй, предатель, - вскипел Андрей, - отвечай, где она?
   - Сейчас пистолетом начнёшь махать? - осведомился Павел. Причём, тон его оставался всё таким же спокойным и невозмутимым. - Потом пальцы ломать? Или что-то новенькое успел выдумать?
   - А вы действительно на несколько ходов вперёд мыслите, - констатировал Сабуров. - Прав был Дмитрий. А ты меня давно дружкам своим на глумление приготовил, да? Отвечай!
   - О твоём участии в проекте действительно было решено давно. Но ты сам виноват во всех своих несчастьях. Это ты спутал карты! Тебе отводилась совсем иная роль - роль лидера, наблюдающего за всем свысока. Ты же решил присвоить себе то, что по условиям игры было не твоим. Да ты садись, - он указал на кресло, - в ногах правды нет.
   - Это ты про Киру так, подонок! - вскинулся Андрей, пропустив последние слова Стержнева мимо ушей. - Да я тебя сейчас порву, как туалетную бумагу! - Он подался вперёд.
   - Тихо, тихо. - В глазах Стержнева впервые промелькнуло некое подобие страха, - если со мной что-нибудь случится, даже если ты меня просто покалечишь, то не видать тебе Киры, как белым медведям пингвинов.
   Андрей остановился. Нерешительность овладела им. Угроза Кире - это единственное, что могло его сейчас сдержать от решительных действий. Он уселся в предложенное кресло.
   - Кстати, - продолжал, как ни в чём не бывало, Павел, - показать ей твои подвиги в постели Светловой? - Или не надо?
   Сабуров стиснул зубы до скрежета.
   - Мразь ты, Стержнев, - выплюнул он.
   - Вот ты меня всё оскорбляешь, Андрей, а не знаешь, сколько я для тебя сделал.
   - Поссорил меня с Ириной?
   - Не без этого, но это было нужно, чтобы ты согласился принять участие в шоу. Я ей, кстати, потом всё объяснил, и она ждёт - не дождётся тебя, чтобы приползти на коленях и умолять о прощении.
   - Меня это не интересует. Меня интересует только Кира.
   - Ты меня перебил, а это, кстати, невежливо. Так вот, по моему настоянию ты стал лидером, кои обязанности ты попросту похерил. Далее: я отговорил головорезов, которым ты задал трёпку, мстить тебе, - это два.
   - Где Кира?
   - Ищи. От меня ты всё равно ничего не добьёшься. Подсказки для тебя оставлены, а уж сумеешь ты их понять, или нет - не моё дело.
   - За что ты издеваешься надо мной? - спросил Сабуров.
   - За что? - Стержнев закусил нижнюю губу. - Да за то, что ты всегда и во всём был лучше меня. Ты всегда срывал бонус, а я оставался в твоей тени. Теперь я хочу понять, что значит - быть первым.
   - И всё-таки, ты - гнида, - сказал Андрей. - А головорезов твоих я не боюсь.
   Павел порывался что-то ответить, но Сабуров уже повернулся к нему спиной.
   - Если тебя не затруднит, - услышал Андрей, уже выходя, - позови Безменова.
   - И чтоб золотая рыбка на посылках, - не оборачиваясь, ответил Сабуров и в сердцах хлопнул дверью.
  

10.

  
   Однако Андрей выполнил просьбу Стержнева, после чего тут же схватился за мобильный телефон.
   - Алё, девушка, мне нужен телефон ФСБ, или кто там занимается похищениями.
   - Я Вас сейчас соединю.
   - Спасибо Вам большое.
   Раздалась лёгкая музычка, почти сразу прервавшаяся мужским голосом, чем-то смутно знакомым Сабурову.
   - Вас слушают.
   - Да, я хочу заявить о похищении человека.
   - Это Вы Киру Александровну имеете в виду?
   - Да! Но откуда Вы...
   - Молодой человек! Вас, если не ошибаюсь, Андреем зовут?
   - Да, - чуть дыша, молвил он.
   - Так вот, Андрей, - нет, этот голос он точно где-то слышал, - работа у нас такая: всё про всех знать. А с Кирой Александровной всё в порядке. Она жива и здорова, и шлёт Вам, Андрей, пламенный привет.
   - Да чтоб вы все провалились, - плюнул Сабуров в трубку и в порыве ярости швырнул её оземь.
   Кусочки пластика и микросхем разлетелись в разные стороны.
   - Суки, - выдохнул он, - даже это продумали.
   Он быстрым шагом двинулся в город.
  
   Глава четырнадцатая. Принцесса Евгения.

1.

  
   Дмитрий ступил в черту города Люблинска и тут же остановился. Достав фотографию, он стал внимательно её рассматривать. Поэт пытался понять, откуда ему следует начинать поиски, но на снимке никаких подсказок не обнаружилось. Виднелся угол многоквартирного дома, даже был виден его номер: двадцать два, но название улицы загораживала ветка липы.
   Евгения, где же ты?! - мысленно воззвал Дмитрий.
   Тишина. Нет ответа.
   Он вспомнил, что в одной очень любимой им книге было написано примерно следующее: "Всем нам посылаются знаки, мы их просто не замечаем".
   Рука с зажатой в ней фотографией опустилась. Поэт смотрел прямо перед собой. Он увидел первый знак: по мостовой, которую он только что перешёл, тянулась целая цепочка белых стрелок...
  
   Он шёл уже почти полчаса, и ни разу не сбился за это время. Когда кончились стрелки на асфальте, то он увидел дорожный знак, указывающий, куда двигаться дальше. Потом были ещё стрелочки, указатели, надписи: "сюда", "выход". Попалась даже одна на английском: "entrance is here". Дмитрий искал подсказки во всём: в рельсах, в проводах, в отблесках солнца на стёклах, в номерах проезжающих машин, и находил их. Всё окружающее обрело второй смысл, все предметы вокруг стали знаками.
   Но вот он пришёл на перекрёсток и задумался, куда двинуться дальше. Он оглядывался по сторонам, но не видел ни единой подсказки.
   Простояв так минут пятнадцать, Дмитрий закурил, закрыл глаза, сосредотачиваясь, а когда открыл их, то первое, что он увидел, - была струйка сигаретного дыма, уходящая прямо в небо. Он поднял голову, и ему на мгновение показалось, что все облака выстроились в одну линию (ну как тут не вспомнить старину Кинга с его Путями Лучей?). Поэт зажмурился снова.
   Открыв глаза, он нашёл облака в полном творческом беспорядке разбросанными по небу, но там, где он, как будто видел указующую линию, небольшим клинышком летели три быстрокрылые птицы.
   Значит, верно, - решил Дмитрий и пошёл в указанном птицами направлении.
   Вскоре он набрёл на улицу, где дома были весьма схожи с тем, край которого виднелся на снимке. Сердце поэта забилось быстрее и с особым смыслом. Оно уже не хотело биться просто так. Оно просило бежать, лететь, нестись со скоростью света, и как можно быстрее - к ней. Только к ней.
   Он побежал. Слева мелькали номера домов: шесть, десять, четырнадцать, шестнадцать... Он пробегал двадцатый, когда, не заметив вышедшего из-за угла человека, слегка толкнул его. Посыпались тетрадки, ручки, книжки... Негодуя на свою неловкость, Дмитрий кинулся подбирать всю эту канцелярскую россыпь, даже не глянув на того, кого толкнул. Второпях он бормотал невнятные извинения.
   Собрав всё в одну стопку, и так же, не глядя, подал её незнаком... (В его поле зрения попали тонкие девичьи ручки, кожа на них была смугла, нежна и бархатиста.) ...ке.
   Только тут Дмитрий глянул в лицо своей визави. Это было то самое лицо, которое он столько часов кряду рассматривал, взирая с замиранием сердца на фотографию.
   Руки его внезапно ослабели, и вся стопка под аккомпанемент Жениного "спасибо", вновь рассыпалась по тротуару.
   - Что... что с Вами? - проговорила девушка, понимая в этот же самый момент, что она знает ответы на все свои вопросы. Знает и он - этот человек с внимательными, растерянными сейчас глазами, острыми чертами лица и длинными волосами, собранными сзади в хвост.
   - Нет - нет, ничего, - опомнился он и, нагнувшись, принялся во второй раз собирать её канцтовары.
  

2.

   Они шли рядом. Он нёс её сумку, а она держала его за руку. До её подъезда идти было не дольше минуты, но можно целыми часами рассказывать об их чувствах в эту минуту.
   Когда что-то, или кого-то ищешь, то всегда знаешь, что именно, или кого именно ты ищешь. А бывает и так, что встречаешь человека и понимаешь, что искал его всю свою жизнь, а, может быть, и гораздо дольше.
   Он успел сказать только:
   - Ну, здравствуй, Принцесса Евгения.
   А она - ответить:
   - Здравствуй, благородный рыцарь.
  
   Евгения зашла домой, положила сумку, слегка прихорошилась и выбежала на улицу.
   - Я ждал тебя, - сказал Дмитрий.
   - Долго? - спросила она.
   - Долго. Очень долго. Кстати, принцесса, Вам письмо.
   - Да?! От кого?
   - По всей видимости, от поклонника. - Он извлёк из кармана запечатанный конверт и протянул ей.
   Слегка дрожащими пальчиками она вскрыла его, вынула сложенный лист бумаги и прочитала вслух:
  
   "Милая моя Принцесса Евгения!
   Мы с Вами почти не знакомы (к моему величайшему сожалению), но... Ко мне совершенно случайно попала Ваша фотография, и я понял, что на самом деле мы давным-давно знакомы, просто не виделись в течение последней сотни лет. Я благодарен Провидению за то, что вновь свело с Вами, и надеюсь на Вашу благосклонность, потому что нахожусь в полной уверенности, что Вы чувствуете примерно то же самое.
   Не сочтите моё послание за бред; рассматривая Ваше изображение, я тону в своих чувствах. Можете быть уверены, что оно надёжно отпечаталось в моём сердце.
  

С теплом и Любовью к Вам,

Ваш покорный слуга

Дамиан".

   - А мне-то как тебя величать, благородный рыцарь? - улыбнулась Евгения, пряча лист в конверт, а конверт в кармашек.
   - Как пожелаешь, Принцесса, - ответил Дмитрий.
   Если бы его сейчас видел Андрей, то был бы немало удивлён. На всегда задумчивом лице молодого человека разгоралась улыбка. Причём, улыбка настоящая, не из набора вежливого прохиндея.
   Евгения же вся так и сияла. Её сердечко пело.
   - Тогда я буду звать тебя Пегасом.
   - Почему именно Пегасом?
   - Не знаю. По-моему, ты похож на поэта.
   - Я?!
   - Ага.
   - Вообще-то я и есть поэт. Точнее меня считают поэтом, а я так до сих пор в этом не уверился.
   - А в чём ты уверен?
   - В том, что всё не случайно.
   - Что "всё"?
   - Наша встреча...
   - А у тебя есть моя фотка?
   - Да.
   - А откуда?
   Дмитрий пожал плечами.
   - Её мне послало небо. А если тебя интересует, где именно это произошло, то это случилось между Садовой и Цветочным.
   Девушка звонко засмеялась и взяла поэта под руку.
   - Там живёт мой парень, - Дмитрий изменился, а она, глядя на него, снова прыснула. - Бывший. На днях мы расстались.
   - Фу-уф.
   - Страшно?
   - Да, особенно из-за того, что кому-то может придти в голову - выбросить твою фотографию из окна.
   - Если это комплимент, то - спасибо. Слушай, я же очень тяжело схожусь с людьми, с тобой же знакома пять минут, а болтаю, как с дружком закадычным.
   - Мы же знаем, почему так, - ответил ей Дмитрий и подмигнул.
   - Да. Но так не честно.
   - Что?
   - Я не знаю, как мне тебя называть.
   - Меня зовут Дмитрий, но...
   - Но ты не любишь, когда тебя зовут Димой.
   - Откуда ты знаешь? Впрочем...
   - Догадалась.
   Они шли вперёд и вперёд, и солнышко на безоблачном небе освещало им путь.
  

3.

  
   - Что с нами происходит? - спросила Женя.
   - Ты знаешь. Просто не до конца веришь себе. А я - себе.
   - А как поверить? Столько уже было ошибок, предательств! Каждый раз уверяешь себя, что это твоё, что это - на всю жизнь, но проходит время и понимаешь, что рядом с тобой совершенно чужой человек, которого ты совсем не знаешь. Ты не можешь предугадать его поступки, и всегда страдаешь, когда он делает тебе больно. И, главное, осознаёшь, что пришло время расстаться и - не можешь. Извини, я сбивчиво объясняю, но во мне что-то происходит... Я не знаю что, но прошлое желает освободиться. С той минуты, как я тебя встретила, я живу в другом, новом для себя измерении, и... оно мне нравится.
   - Я никогда не сделаю тебе больно.
   - Я знаю. И это несмотря на то, что мы знакомы всего полчаса. Или целую вечность?
   - Этого мало для того, чтобы изжить из себя сомнения?
   - Нет. Но натура человеческая такова, что он продолжает сомневаться и ждать подвоха, даже чувствуя сердцем, что его нет. И наоборот: видя очевидный обман, до самого краха своих надежд, пытается уверить самого себя, что всё по-честному.
   - А мои сомнения иссякли.
   - Каким образом?
   - Я прислушался, о чём пела моя душа.
   - И о чём же она пела? - с открытой улыбкой спросила Евгения.
   - Вот послушай:
  

Во тьме, предшествующей свету,

Я шёл, слагая гимны Ей;

И, словно подчиняясь бреду,

Я не искал простых путей.

Пугался вспышек звёзд далёких,

Что разрывали мрак на миг,

И всей немалой силой лёгких

Кричал, что я хочу любви.

Но нет её. Печаль и Скука

Наполнили собой мой дом,

А злая, колющая мука

Сильней и жгучей с каждым днём.

И я пытался сдаться разом

Слепящим хладным миражам,

Но замерзало сердце сразу,

Ступая кровью по ножам...

Во тьме, предшествующей свету

Я отрекался от неё,

Менял на мелкую монету

Дары блудниц с пустой душой.

Пытался всё забыть о боли,

Что неизменно ходит вслед

Земной любви... И стал я болен,

Как вытершийся старый плед.

Во тьме, предшествующей свету,

Мелькнёт вдруг лучик золотой,

И призовёт меня к ответу:

Зачем я бросил Правый Бой?

Любовь близка, и надо верить,

Что окунёшься ты в неё,

И холодом не станешь мерить

Столь долгожданное тепло.

  
   - Здорово! - восхитилась Евгения.
   - Посвящается тебе, Принцесса, - несколько смущаясь, проговорил Дмитрий.
   Девушка захлопала в ладоши.
   - Мне ещё никто и никогда не посвящал стихов! - воскликнула она. - Ты... Спасибо тебе огромное! - И поцеловала его в щёчку.
   Поэт смешался окончательно. Он понял, что близок к тому, чтобы самому начать молоть нежную чепуху. В этом не было ничего предосудительного, но он хотел, чтобы девушка с первых минут видела в нём опору и защиту каменной стены, а не мальчика, нюни распускающего из-за поцелуя.
   Впрочем, от ошибки он не уберёгся.
   - А поедем ко мне, - сказал он ни с того, ни с сего.
   Смуглое личико вмиг стало серьёзным, внимательные глаза пытливо всматривались в лицо Дмитрия.
   - Хочешь меня в свою постель затащить?
   Он понял, что допустил оплошность, но отступать было некуда.
   - Да, - ответил он, - только не в свою, а - в нашу, и не затащить, а уложить. Пойми, теперь без тебя я не обрету покоя. Засыпать и просыпаться я хочу только рядом с тобой. Всё время, пока я дышу.
   - Ещё никто мне так не предлагал заняться любовью, - призналась Евгения. Взгляд её смягчился, но не до конца. Разум подкидывал ей старую, как мир, идейку, что всем мужикам только одно и нужно.
   - А я не предлагаю заниматься любовью, - сказал поэт, - я говорю, что хочу жить в Ней, дышать Ею. Но только вместе с тобой.
   - Ты действительно особенный.
   - Ты тоже. Так что же говорит тебе твоё сердце?
   - Ты знаешь, - она нашла его ладонь и сжала своею, - оно говорит, что я отправлюсь за тобой на край света, хоть сейчас.
   - А ведь я позову тебя!
   - Я жду этого.
  

4.

  
   Они проходили по каким-то улицам, дворикам, скверам, паркам. Мимо сновали безликие в своей озабоченности люди, грязные машины, бездомные животные. Пару раз Дмитрий увидел летающую видеокамеру и подумал при этом: денёк перетерпеть осталось.
   Не видел он другого: собаки, кошки, даже птицы смотрели им вслед и улыбались, если можно животным приписать человеческую мимику. Оборачивались и люди. На мгновение они забывали обо всех делах, заботах, немытой посуде, сердечных ранах, некормленых детях и любовались проходящей мимо них парой. И вроде бы не было в них ничего особенного, но окружающие ощущали радость, будто этих двоих окружал ореол счастья. И лица людей менялись: разглаживались морщинки, прояснялся взгляд. Многие из тех, кто встретил в этот день на своём пути Дмитрия и Евгению, долго ещё хранили эти чувства в своих сердцах и делились ими с близкими. Кое-кто из них стал по-настоящему счастлив.
   Но молодые люди ни о чём этом не знали. Они шли, никого не замечая. Для него в целом мире существовала лишь она одна, для неё - он.
   - И кажется мне, - говорил поэт, - что сейчас не лето, а зима...
   - Да-да, - подхватывала девушка, - и сверху, кружась, падает мягкий, пушистый снег.
   - Он ложится на твои ресницы и тут же тает.
   - Но мне не холодно. Я согрета твоей любовью, а ты - моей.
   - Мы идём по бульвару Москвы...
   - Или Рима...
   - Мимо проносятся огоньки машин...
   - Но нам нет до них никакого дела...
   - Мы никуда не спешим...
   - Потому, что нам некуда спешить, ведь мы уже нашли друг друга.
   - Мы разговариваем обо всём на свете...
   - Или молчим, но знаем друг о друге всё...
   - Потому, что ты - это я...
   - Да, и ты знаешь, что я буду согревать твоё сердце всегда.
   - Я беру тебя на руки...
   - А я нежно целую тебя...
   Тут она и вправду обернулась к нему. Глаза встретили глаза и продолжили мечтать, а губы соприкоснулись и не хотели более расставаться. Так они стояли и целовались на виду у всех.
  
   - Мне нужно собрать кое-какие вещи, - сказала Евгения, когда они возвращались.
   - Бери только дорогое тебе, остальное - купим. Я человек... точнее, мы с тобой - люди не бедные.
   - Это радует.
   - Поедем завтра с утра, так что переночевать можешь у себя, а я вернусь на шоу.
   - Да ты что, дурачок! - Я ж без тебя теперь и пяти минут не проживу!
   - Я тоже. Что делать будем?
   - Тебе ко мне нельзя. - Девушка пожала плечами. - Не поймут. Так что остаётся один выход: я отправлюсь с тобой.
   - Принцесса, я же говорил, что там может быть опасно.
   - С тобой, мой поэт, мне ничего не страшно.
  
   Она поднялась к себе, но не прошло и десяти минут, когда она выбежала обратно, ни слова не говоря, бросилась ему на шею и принялась покрывать его лицо жаркими поцелуями.
   - Ты что? Что-нибудь случилось? - спросил он её, снедаемый беспокойством.
   - Да, - кивнула она, - я соскучилась.
   - Ты собралась? - Дмитрий с подозрением поглядывал на её миниатюрную сумочку.
   - Ага. Видишь, сколько добра нажила? - Насилу всё упаковала!
   - Ты же сбегаешь из дому!
   - Ну и что? - Я им потом открытку пришлю!
   Оба захихикали и рука в руке пошли в "общагу", где тем временем продолжалось шоу. По пути они зашли в небольшой ресторанчик, так как абсолютно незамеченным миновало время обеда.
  

Глава пятнадцатая. От любви до ненависти.

1.

  
   Андрей шёл в город, где - он чувствовал это - держали Киру. Его мучил вопрос: откуда лучше начать поиски? Он не знал ничего, что могло бы ему хоть как-то помочь. Его состояние сейчас напоминало прыжок в неизвестность.
   Стержнев сказал, что они оставили для меня подсказки, - думал Сабуров. - Но как их увидеть? Куда идти? К кому обращаться?
   Есть люди, которых до нервических припадков доводит любая негативная новость. Таких стараются подольше не вводить в курс истинного положения дел. Андрей же относился к тому типу людей, для которых лучше определённость с любым знаком, чем полная неопределённость.
   Пока шёл, он думал. Думал о многом: о Кире, о словах на фотографии, написанных её почерком, об утре с Машей Светловой, об Ире, о Пашке Стержневе, о том, как развивались события на этом безумном шоу. Он чувствовал себя собирателем мозаики, которому не хватает основных частей, и поэтому уже имеющиеся не желают вставать на свои места.
  
   Полностью отдавшись во власть своих мыслей, он даже не заметил, как оказался на Садовой улице возле сорокового дома (ноль, кстати, уже подрисовали). Вытащив из-за пояса пистолет, по знакомой лестнице он поднялся к семнадцатой квартире.
   Постучал.
   За дверью послышались шаги.
   Андрей никак не ожидал такого поворота событий, но среагировал мгновенно, подняв "ствол". Не успел щёлкнуть замок, как Сабуров с "Глоком" наперевес ворвался в квартиру и наставил дуло на человека, открывшего дверь.
   Он уже хотел выплюнуть свой вопрос: "Где она?" в остекленевшие от страха глаза паренька, стоящего перед ним, когда тот до боли знакомым голосом сказал:
   - Андрюха, ты чего? Это же я - Миша!
   Только тут Сабуров опомнился: перед ним действительно стоял его коллега по игре, и колени его заметно дрожали.
   - Извини, Миш, - сказал он, убирая пистолет. - Я ошибся. А ты-то что здесь делаешь?
   Не успел он договорить, как из дальней комнаты вышла Валя.
   - Да ты чего, Андрюха? - удивился Миша. - За завтраком же этот новый, что вместо Влада, объявил, что мы будем участвовать в отдельном проекте. Ну, нас сразу после завтрака сюда и привезли.
   - А-а, понятно! Извините, что потревожил. Я, пожалуй, пойду.
   - Может, чайку, Андрей? - спросила Валя.
   - Нет - нет, я тороплюсь.
   С удивлением Миша и Валя проводили Сабурова из квартиры, потом переглянулись и оба, не сговариваясь, покрутили пальцем у виска.
  
   Выйдя из подъезда, Андрей заметил, что его уже дожидаются. Он сразу пожалел, что не сможет на этот раз никому набить морду, потому что это была всего лишь летающая видео камера - передатчик.
   Он хотел пальнуть в неё для острастки, но она издала такой жалобно-просительный писк, что ему стало жалко её. Носишься, носишься весь день, сломя объектив, а в благодарность лишь пули летят.
   Тем временем камера пискнула во второй раз и пролетела несколько метров на уровне глаз Андрея, после чего вернулась к нему.
   - Ты хочешь, чтобы я пошёл за тобой, крошка? - вслух спросил Сабуров.
   Камера задвигалась в воздухе. Так человек мог бы кивнуть в знак согласия.
   - Ну, пойдём, - вздохнул Андрей, а про себя подумал: Так: с фотографиями разговаривал, с видеокамерами летающими - тоже; кто на очереди? - Если это будет тарелка, или мой пистолет, то лучше самому обратиться за помощью к психиатру.
  
   Камера летела с хорошей скоростью, слегка набрав высоту, чтобы не доводить до сердечного приступа встречных прохожих, так что молодому человеку приходилось зачастую переходить на бег, задрав при этом голову.
   Минут через пятнадцать такой гонки камера резко исчезла из поля зрения. Завернула за угол дома и... пропала.
   Андрей остановился. Ему надо было отдышаться. Так что он не сразу заметил нищего, сидящего поблизости и обращающегося к нему:
   - Пожертвуйте денежкой, сделайте милость.
   - А?
   - Подайте, ради Христа, и Он надоумит Вас, как найти то, что Вы ищете.
   - Я Вас не совсем понимаю, - сказал Андрей. Он никак не мог сориентироваться в столь быстро меняющейся обстановке.
   - А что тут понимать? - Нищий кардинально поменял тон. - Отдай мне все свои деньги, и я скажу, где искать Киру.
   Сабуров тут же полез за бумажником, но на полпути его рука остановилась.
   - Что? - усмехнулся нищий. - Жаль денег? А ведь расставшись с ними, ты можешь вернуть свою Любовь!
   - Мне денег не жалко! Что за вздор?! - вскинулся Андрей. - Но где гарантии?
   - Какие такие гарантии?
   - Послушай меня, гнида бородатая: я не верю тебе ни на грош, поэтому мне нужны гарантии, что информация твоя не окажется лажей. Усёк?
   - Молодой человек, - "нищий" с укором покачал головой, - дерзость не есть проявление силы, дерзость - это слабость, пора бы Вам это знать. А рисковать может лишь сильный. Если ты сильный... - он специально замолк, давая возможность собеседнику ответить.
   - Сильный, сильный, - выдохнул тот, сгорая от нетерпения.
   - Так вот, если ты действительно сильный, - "нищий" нарочно протягивал слова, издеваясь над Сабуровым, - то я предлагаю тебе рискнуть: ты мне - деньги, я тебе - информацию, и никаких гарантий. Иначе никак.
   - На! На, подавись своими деньгами! - сказал Андрей и бросил бумажник в заботливо подставленную шапку. Там - в бумажнике - лежал и трёхтысячный чек.
   - Если видишь льва в клетке, на которой написано: "осёл", то не верь глазам своим.
   - Что?!
   - Всё, - сказал "нищий", и тут же обратился к проходящей мимо даме: - Пожертвуйте денежкой, сделайте милость.
   - Говори же! - прорычал Андрей.
   Но "нищий" уже не обращал на него никакого внимания, точно и не разговаривал с ним только что. Сабурову захотелось выбить у этого клоуна информацию. Возможно, ногами. Возможно по голове. Но он прекрасно понимал, что здесь - на виду у прохожих - он не сможет этого сделать.
   Он отошёл на несколько шагов, и тут его осенило:
   - Цветочный, - бросил он "нищему".
   Тот кивнул головой в знак согласия и даже улыбнулся, точно учитель - внезапному озарению способного ученика.
   Сабуров опрометью бросился на Цветочный бульвар.
  
   Он не мог точно определить, что за мысль заставила его вернуться в офисное здание на Цветочном. То было неясное расплывчатое воспоминание, забытое в череде разочарований и мыслей, казавшихся почему-то более важными. Одним словом - нечто вытесненное из сознания на второй план.
   Он поднялся на третий этаж и подошёл к туалету. Вспомнился фильм "Отчаянный", где дверь в "офис" наркоторговцев находилась в туалетной кабинке. Но здесь было нечто иное.
   Три. Один. Один. Вроде бы всё верно, но вот из-под последней единички выглядывает более светлое место - след от прежней цифры. Он смог разглядеть, что раньше вместо единицы там была тройка. Но сейчас это не имело значения.
   Парень не солгал. Желание говорить правду - прямопропорционально боли. А отломанный мизинец - это очень больно. Дмитрий оказался прав, когда говорил, что они были близки к цели, но... камеры в квартире, или один из находящихся в тот момент в комнате передали информацию раньше, чем они с Дмитрием добрались сюда. Из-за отсутствия времени решили огород не городить, а поменять одну-единственную циферку на двери, да так и оставили.
   Всё это просто здорово, но зачем им сейчас показывать, как ловко они его провели? Зачем приводить в своё гнездо? Или, может быть, они действительно хотят вернуть ему Киру? Или крепко подготовились?
   Узнать это можно было лишь одним способом. Сабуров отправился на поиски триста тринадцатого.
  
   Он - офис - отыскался тут же: через дверь напротив. Ни глазка, ни звонка, - номер да ручка - вот и всё.
   Андрей только потом понял, что совершил непростительную ошибку, достав пистолет. В невооружённого человека стреляют только полные отморозки, к коим организаторов проекта и их прихвостней Сабуров отнести пока не мог. А вот с вооружённым, как правило, не церемонятся.
   Он нажал на ручку; та поддалась легко и мягко. Дверь приоткрылась, являя полоску непроглядной темноты. Андрей раскрыл дверь пошире, но разглядеть что-либо внутри не представлялось возможным. Понимая, что затягивает удавку на своей шее, он шагнул внутрь.
   Ничего.
   Темнота в триста тринадцатом (а точнее, - в триста одиннадцатом) казалась материальной, будто бы она была не отсутствием света, а сотканной из мельчайших чёрных нитей паутиной.
   Он сделал ещё шаг внутрь.
   По-прежнему - ничего.
   Ещё шаг.
   Дверь сзади закрылась, отрезая его от прямоугольника спасительного света.
   Драться в темноте Сабуров мог, стрелять - нет.
   Но драться с ним уже не хотели. Слишком болезненный урок он преподал на Садовой.
   Включился свет.
   Андрей увидел, что находится в довольно широком коридоре, а вокруг, направив на него пистолеты, стоят шесть человек. Пятерых он смутно припоминал ещё со стычки на Садовой. У одного из них была загипсована челюсть. А вот шестого он знал очень хорошо.
   - И ты, Макс?
   - И я, Андрей. - А ты чего ждал? - Киру с бантиком на талии?
   Андрей прикинул расстановку сил. Если бы он был в матрице, то шансы ещё оставались бы, а так - никаких.
   - Почему Вы не хотите, чтобы мы были вместе.
   - Ты знаешь ответ, - сухо проговорил Макс.
   - Шоу должно продолжаться. Угадал?
   - Да.
   - И что вы теперь намерены со мной делать?
   Парень с загипсованной челюстью словно ждал этого вопроса. Свободной рукой он достал что-то из кармана и сделал два шага в направлении Андрея.
   Сабуров всё понял лишь тогда, когда огненно-ледяная сталь вошла в его левое плечо.
   - Это за нас. Меня и моих товарищей, - прошамкал парень, вынимая стилет.
   Андрей зажал рану рукой; кровь сочилась меж его пальцев.
   - А теперь - уходи, - сказал Макс, - и забудь дорогу сюда.
   - Не уйду, - сквозь сжатые зубы, превознемогая боль, ответил Андрей.
   - Уходи, иначе Кире не поздоровится. Да тебе и самому вскоре понадобится помощь.
   Пришлось повиноваться. А так хотелось перегрызть им глотки! Но Сабуров понимал, что мёртвый он Кире ничем не поможет.
   Дверь открыл один из парней; Андрей вышел.
   Уже на выходе из здания он почувствовал слабость.
   До "общаги" мне не дотянуть, - мелькнула мысль.
   Машину поймать в таком виде он тоже не мог, да и денег на проезд у него не было. Силы покидали его, как вода из прохудившегося резервуара.
   Внезапно на его пути возникла фигура. Андрей не мог понять, кто это, а видел только длинные развивающиеся на ветру волосы.
   Кира? - подумал он. - Нет, не она. У Киры - светлые волосы, а у этой - чёрные, как смоль.
   В нескольких шагах от Андрея, расставив ноги на ширину плеч, в позе ожидания стояла Лика.
  

2.

  
   Коля вошёл в номер хмурый и явно подавленный разговором с Павлом Стержневым.
   - Ну, что там? Что он там тебе наговорил? - взвилась Ксюша. - Мне идти?
   - Нет. Я взял вину на себя. Нам надо порознь.
   - Что "порознь"? То есть как "порознь"?! О чём ты таком говоришь?!
   - Ты не всё знаешь.
   - Так ты же ничего не говоришь, как я могу что-то узнать?! Рассказывай всё!
   - Всё?
   - Да - да, всё, - подтвердила Ксюша. - Ты же мне не безразличен, я не могу бросить тебя в беде, - продолжала лопотать она.
   - Они забирают у меня деньги. За участие. Это почти покроет ущерб. Остальное - простят.
   - И всё?! - Да, это, конечно, очень грустно, но это же не повод так отчаиваться. Останутся ещё мои деньги.
   - Ты не знаешь. Я азартен.
   - То есть?
   - Я не говорил тебе. Я приехал сюда - получить деньги. Мне нужно отдать долг. Дома я проигрался.
   - Большой долг?
   - Я бы смог его покрыть. Деньгами за участие.
   - А кредиторы эти серьёзные?
   - Очень. Я не отдам деньги. У меня их нет. Они включат счётчик. Сумма набежит приличная. Меня убьют. В лучшем случае.
   Никогда ещё на Ксюшиной памяти Коля не говорил так много. Она поняла, что всё действительно очень серьёзно. Она не хотела пустить свои деньги на ветер, но тут, пусть и за приличную сумму, она получала этого мужчину в своё полное распоряжение. Она рассуждала так: Коля - военный, а, значит, человек чести, и вот эта самая честь не позволит ему бросить даму, оплатившую его долги, и спасшую его шкуру. Мысль показалась ей замечательной и гениальной в своей простоте.
   - О чём таком ты говоришь? - снова всполошилась она, но на этот раз уже больше для виду, так как задача была ею разрешена. - Какие убийства?! - Ответственно заявляю, что не будет никаких убийств.
   - Может, и не будет, - согласился Коля. - Но тогда я умру сам. Не могу жить с позором.
   - Коленька, дорогуша, - Ксюша уже рисовалась себе ангелом-избавителем, вот только крыльев не хватало, хотя спина уже начинала почёсываться, - сказать по правде, ведь я не меньше тебя виновата во всём этом ужасе. - Мысленно она поставила себе очередной плюсик за этот ход. По-другому он мог не согласиться. - Так что и расплачиваться мы должны вместе. Что скажешь?
   - Не знаю. Ты ставишь меня в неловкое положение. Я не могу принять денег.
   - Да что же ты?! Я же люблю тебя! - Она хотела брякнуть: мне будет плохо без тебя, - но вовремя опомнилась. - Я не могу видеть, что тебе плохо! Моё сердце разрывается на части от боли.
   - Ну, если так, - сказал Коля. - Будем бороться вместе.
   - Так-то лучше! - проговорила Ксюша. В её сознании уже мелькали лучезарные картины, как она перед своими товарками будет хвастаться этим "своим мужчиной с выправкой". Будет шептать на ухо той самой, которой завидовала больше, чем всем остальным: "Ох, а в постели-то он! Ах, ах! Ты даже не представляешь себе, что он может! Мы с ним иногда всю ночь!..". И она уже видела, как та скрежещет зубами, потому что у её мужа-бизнесмена дома стоит только параболическая антенна, да бутылка пива на столе. - Давай сейчас немного отвлечёмся, - проговорила она, расстёгивая на нём рубашку.
   - Я бы поспал. Всю ночь глаз не сомкнул. - Он мягко, но властно отстранил её руки и принялся раздеваться сам. - Извини.
   За такие деньги мог бы меня и трахнуть, - в обиде подумала женщина. - Впрочем, всё ещё впереди.
  

3.

  
   Павел Стержнев сидел в кабинете, вперясь в монитор компьютера. Ему передавали занимательный фильм про похождения Андрея Сабурова в режиме реального времени. Сейчас там как раз вовсю действовало новое лицо. Так интересней, не правда ли?
   В дверь постучали.
   - Войдите, - буркнул Павел, нажимая кнопку на клавиатуре.
   Жеманно улыбаясь, но несколько скособочено в кабинет вошёл Гена Васильев. В каждом его движении сквозила неловкость.
   - Звали?
   - Да. Проходи, садись.
   Воцарилась минутная тишина, во время которой Павел пристально разглядывал Васильева, а тот в свою очередь старательно отводил глаза. Гена понял, что Стержневу всё известно о его ночных похождениях. И сколь бы малая часть из привидевшегося Гене не оказалась правдой, этого было вполне достаточно, чтобы новый шеф начал презирать его.
   - По моим данным с тобой не очень хорошо обошлись этой ночью, - сказал, наконец, Стержнев.
   - То есть? Нет - нет, я сам виноват, Лика тут ни при чём. Захотелось острых ощущений, вот и... - Васильев со страдальческим выражением лица развёл руками.
   - А я думаю, что всё было совсем не так, и Лика Вас одурачила.
   - Лика?!
   - Да. Не знаю, за что она Вам мстила, но посмотрите на это. - Павел повернул монитор таким образом, чтобы Гене было видно экран, и нажал несколько клавиш.
   То, что он увидел, заставило его не только усомниться в любви Лики к нему, но и возненавидеть девушку всем своим извращённым сердцем. Гена увидел своими глазами, как "эта тварь" послала его проверить: заперта ли дверь, а сама тем временем подменила бокалы. Потом последовало ещё несколько омерзительнейших картин, но ему и так всё было ясно: его Гену Васильева - использовали, чтобы поднять рейтинг шоу. Лика бесспорно оказалась подставной, потому что за что же ей мстить ему? - Не за то же, что он пытался хоть как-то разнообразить их постельную жизнь! Хорошо хоть этот Стержнев на его стороне. Мужская солидарность.
   - В это трудно поверить! - воскликнул Гена. - Почему она сделала это?
   - По нашим сведениям она специально внедрена, с целью саботировать шоу.
   - Вот это да! И что Вы с ней сделаете? - Выгоните из проекта?
   - Мы не можем этого сделать, у нас нет никаких доказательств.
   - А то, что она сделала со мной?! - Это не доказательство?!
   - Нет, это Ваши личные дела.
   Васильев растерялся. После увиденного ему всё больше и больше становилось не по себе.
   - Но я теперь боюсь её! - вскричал он в исступлённом негодовании, сменившем растерянность. - Вдруг она опять что-нибудь со мной сделает! У меня до сих пор зад... - Он осёкся, но тут же нашёлся. - А зачем Вы тогда позвали меня? Показать всё это?
   - Чтобы Вы знали правду.
   - Чтобы я теперь всего опасался?! Но как же?! Помогите мне укротить эту бестию! Помогите хоть чем-нибудь!
   Павел Стержнев внимательно рассматривал посетителя. По его глазам нельзя было догадаться, о чём он думает. Гена Васильев затих под этим взглядом и весь сжался в кресле. Он понимал, что Стержнев - единственный, кто может ему помочь в данной ситуации.
   - Хорошо, - сказал Павел и достал из ящика стола маленький пакетик с бурым порошком внутри. Порошка было чуть-чуть.
   - Как? Опять?! - воскликнул Гена, чувствуя, что теряет сознание.
   - Нет, это не совсем то, о чём Вы подумали.
   - Героин? Кокаин? - воспрял духом Васильев.
   - Опять же - нет. Это сильнодействующий яд, вызывающий временный паралич и частичную амнезию, но он предназначен не Вам.
   - Лике?
   - Да. Главное, чтобы раствор из этого порошка начал взаимодействовать с кровью. Как Вы его введёте - это Ваше дело. По крайней мере, Вы убьёте минимум двух зайцев: докажете ей свою главенствующую роль и отомстите. А там, глядишь, она и признается, зачем всё это сделала.
   - Спасибо! Спасибо Вам! - прокричал Гена, забрал из рук Павла пакетик и помчался к выходу.
   - Куда же Вы?
   - А что?
   - Подождите, я расскажу Вам, как делать раствор.
   В глазах Васильева бегали злобные вспышки. В уме он уже представлял, что сделает с "мерзавкой, которая..." (далее следовало перечисление всех её прегрешений).
  
   Стоило Гене уйти, как Стержнев взялся за телефон. Взгляд его, при этом, был прикован к монитору.
   - Говорите.
   - Алло, "Принц", - проговорил Стержнев, - это "Голова".
   - Слушаю тебя.
   - Я хотел узнать: кто знает о том, что "Сапёр" подорвал склад, напичканный бутафорией?
   На том конце возникла секундная пауза.
   - Я, ты, "Первый", сам "Сапёр" и подставной, - всё.
   - Эт-то хорошо.
   - Почему?
   - Да потому, что у нас тут прелюбопытнейшая ситуация вырисовывается.
   - Не с тринадцатой ли "уткой"?
   - Точно, с ней!
   - Ну, так мы это предполагали. Ты что-то предпринял?
   - Да. План "C", подпункт двадцать семь.
   - Отлично, будем ждать. Это всё?
   - Да, пока всё. До связи.
  
   Павел отложил телефон и поудобнее устроился в кресле, предвкушая острые моменты. Внезапно картинка "поплыла", появились помехи, звук исчез.
  

4.

  
   Юра лежал на койке в полном изнеможении. Ему хотелось закрыть уши руками, но его руки были накрепко прикручены вязками к специальным креплениям на койке.
   Сосед напротив не унимался уже много часов подряд. Так, по крайней мере, казалось Юре. Часы у него отобрали, а время, когда вынужден лежать неподвижно, чувствуя, как внутренности сковывает и терзает "галоперидол", как утекают мысли из головы, оставляя взамен пустоту, - время изменяет своей прямолинейности и движется так, как ему заблагорассудится.
   - Так знаете, что рассказали саннивалы корпургам, когда те прилетели на солнце? - продолжал куражиться сосед.
   Отстаньте, - промычал Юра.
   - А я Вам расскажу. Они сказали, что солнце скоро взорвётся.
   Юра только что впал в пограничное состояние между дрёмой и реальностью, но при последнем слове встрепенулся.
   - Взорвалось - что?!
   - Да не взорвалось, а взорвётся - солнце, конечно. И тогда технорги решили...
   - Какие ещё технорги? Что Вы меня с ума-то сводите?
   - Так Вы ничего не знаете о техноргах? - А я Вам сейчас расскажу!
   - Не надо!
   - Надо, иначе Вы не сможете спастись!
   - Спасение?
   - Вот именно! Первый технорг появился ещё между две тысячи сотым и две тысячи двухсотым годами. Потом технорги родили (в переносном смысле, естественно): толстотронов, плазметр, корпургов, химподов и, наконец, биоргов. Биорги подняли бунт и начали развиваться самостоятельно. Технорги затеяли с ними войну, но выиграть её не смогли, потому что...
   - Достаточно, - плакал Юра.
   - Да, да, знаю, - не умолкал сосед, - всё это очень печально. И те, и другие были неплохими по сути своей существами, хотя технорги уничтожили почти всё человечество, а биорги...
   - Не-ет, - стонал Юра.
   Психиатр, наконец, понял истинную сущность психиатрии, которую не замечал, в будущность свою врачом. Для него критерием здравости человека всегда служил диагноз. Философствуешь без диагноза - философ, с диагнозом - шизофреник. Плохое настроение без диагноза - просто плохое настроение, с диагнозом - депрессия и т.д. и т.п. В целом же для психиатрии здоровых людей не существует. В каждом есть какое-нибудь отклонение.
   Юре вменили бредоподобные фантазии. Теперь всё, что он ни скажет, будет рассматриваться, как проявление болезни, и спасения из этой паутины - нет.
   Предположим, - думал он, - я говорю:
   Я был доктором.
   Они: бред
   Я: я участвовал в реалити-шоу.
   Они: обострение болезни.
   Я: парень утонул в болоте.
   Они: это Вам привиделось.
   Чтобы я ни говорил, жрецы психиатрии всё подведут к тому, что я сумасшедший, и говорю, собственно, даже не я, а моя болезнь.
   Я: я здоров.
   Они: Вам только так кажется.
   Я: я не причиню никому вреда.
   Они: Вы не можете отвечать за себя, потому что больны.
   Я: но я же всё осознаю.
   Они: у Вас временная ремиссия, которая отнюдь не означает выздоровления. В любой момент Вы можете вновь начать кидаться на окружающих.
   И так до бесконечности.
   Такие вот невесёлые мысли поедали Юру.
   Поскольку он сам был психиатром, постольку досконально знал одну сторону. Теперь узнал и другую. Он не тешил себя более бесполезными надеждами, потому что твёрдо знал, - выхода нет.
   Разум его встал на замкнутый круг, пытаясь понять, как такое могло произойти с ним.
   - А Вы знаете, - напомнил о себе сосед, о котором Юра почти уже забыл, - каким образом плезирверостный фокитус вагранил Землю?
   - Нет, не знаю, - отозвался Юра. Ему вдруг стало стыдно, что он понятия не имеет, каким именно образом пресловутый плезирверостный фокитус вагранил эту самую Землю.
  
   Два слова о дальнейшей судьбе Юры. Его кололи в течение месяца, после чего в полурастительном состоянии отпустили на все четыре стороны. Этот человекоподобный кактус не смог более работать по специальности. Он начал пить, едва "отошёл" от "галочки". Пару раз попадал в качестве пациента в ту самую больницу, где раньше работал сам, но прежние коллеги весьма снисходительно относились к нему и быстро выпускали.
   Спустя три года после описываемых событий Юре поставили диагноз: цирроз печени.
  

5.

  
   - Саша, у меня есть мечта, - призналась Люба.
   - Что за мечта? - поинтересовался Фёдоров.
   - Не знаю, как и сказать-то, - замялась девушка, - это даже и не мечта в полном смысле, а, скорее, сексуальная фантазия.
   - Какая же?
   Они сидели в номере, который Саша раньше делил с Ритой, но теперь сюда переехала Люба, а Ритины вещи собрали и попросту перенесли в пятнадцатый - к Грише. Сперва хотели в один из пустующих ныне номеров, но мало ли, что с ними может случиться, а тут вроде бы и под присмотром.
   - Очень сокровенная. - Люба даже отвела глаза и слегка покраснела.
   - Ну, говори же, не томи, - заинтриговался Саша. Уж он-то был всегда готов исполнить женскую прихоть, особенно, если это касалось секса, но только без каких-либо извращений. Это для него было табу.
   - В общем... Короче, я завожусь от одной мысли, что не сама отдаюсь, а меня берут...
   - Не понял.
   - Силой. Понимаешь, я хочу посопротивляться, и чтобы меня всё равно взяли силой.
   - Хочешь, чтобы я тебя изнасиловал?
   - Типа того, только понарошку.
   - Ну, ты даёшь, подруга.
   - В том-то и дело, что всё даю и даю. Сама. А хочется каких-нибудь острых ощущений.
   - И что ты предлагаешь?
   - Так ты согласен?
   - Да. Хотя и не вижу принципиального отличия.
   - Увидишь, я тебе обещаю, - проговорила Люба, довольно зажмурившись. Толи от предвкушения предстоящей игры, толи от чего-то ещё. - Время до обеда ещё есть, успеем добежать до леса, всё сделать и вернуться.
   - Добежать?
   - Да. Ты же будешь меня преследовать! - проговорила она с жеманностью.
   - Ах, вот как!
   - Ага. - Она поманила его пальчиком, стремительно чмокнула в губы и, выбежав сквозь балконную дверь, легко перемахнула через перильца.
   Саша немного замешкался, а миниатюрная Любина фигурка стремглав двигалась в сторону леса. Он поспешил за ней.
   Догнать девушку ему не составило никакого труда, но он продолжал держать дистанцию, чтобы сыграть свою роль в лесу, а не на опушке.
   Стоило им удалиться на достаточное расстояние, как Люба начала издавать стоны преследуемой жертвы, а потом и выкрикивать, но не в полный голос:
   - Помогите! Прошу Вас не надо! Не надо, пожалуйста! Люди, помогите!
   Слушая её, Саша чуть было сам не поверил, что является всамделишным насильником, так натурально она кричала.
   Но вот и лес. Саша позволил ей забежать немного вглубь, и тут же настиг одним рывком на ускорение. Люба продолжала бежать. Значит, - подумал Фёдоров, - всё должно выглядеть, как можно реальнее.
   Бережно, насколько мог, он уронил её на ковёр из хвои и перевернул на спину. Из глаз девушки текли слёзы.
   - Не надо! Прошу! Умоляю! Пощади меня! Я не хочу! Ну, не надо!
   Саша замер. Он никак не ожидал наличия таких актёрских способностей в этой недалёкой, по большому счёту, девушке.
   А она тем временем вырывалась, била его руками (не сильно, но чувствительно), пыталась оцарапать. Саша придавил её своим весом к земле, стараясь случайно не причинить ей боли. Одной рукой он справился с её руками, а второй раздвигал ей ноги и оттягивал трусики, ощущая их влажность. Любу действительно заводил такой оборот дела.
   Она пыталась не дать ему проникнуть в себя, сжимая ноги и катаясь по земле, и получалось у неё, надо сказать, отменно. Почти десять минут он подбирался к её "лодочке страсти". За это время он понял, что и сам заводится: его "воин" рвался в бой. Саша слегка приостановил напор, и Люба чуть-чуть расслабилась. Этого вполне хватило, чтобы он вошёл в неё на всю длину. Она продолжила сопротивление, но уже ничего не могла сделать. Внутри неё ходил плотский "поршень", будя центры наслаждений и заставляя забыть об освобождении. Она полностью отдалась любовной неге, и лишь для вида слабенько отмахивалась руками. Что и говорить, Сашка мог доставить удовольствие. В экстазе она выгнулась, согнув ноги в коленях, и сделала несколько резких движений. Саша тоже был близок к удовлетворению. Она дождалась его и расслабленно растянулась на хвое.
   - Понравилось? - спросил Саша.
   - Ещё как! Это как раз то, что мне было нужно! Спасибо тебе огромное! Ты, кстати, первый, кому я сумела доверить свою фантазию.
   - А я как-то... Мне, в общем-то, и по нормальному неплохо.
   - Ничего, ничего. Такие вещи не сразу понимаешь.
   - То есть?
   - Надо войти во вкус, - проговорила Люба, поднимаясь и отряхиваясь.
  

6.

  
   У Сабурова всё плыло в глазах, а окружающий мир подёрнулся мутной пеленой. Жгучая боль прорывала заслоны, воздвигнутые его волей, при каждом движении и грозила обрушиться водопадом. Удар пришёлся под ключицу, и левая рука обездвижила.
   Несмотря на своё состояние, Андрей всё-таки узнал Лику.
   - Что ты здесь делаешь? - спросил он, чувствуя, что ещё немного, и ноги его подогнутся.
   - Пришла поговорить с тобой. Но вижу, что тебе сейчас не до разговоров.
   - Какая проницательность, Шерлок! Ты тоже на них работаешь?
   - Об этом я и хотела поговорить. Но позволь для начала помочь тебе.
   - Давай! Авось не угробишь.
   Она подошла вплотную и отвела его правую руку от раны. Кровь выходила толчками. Андрей начал оседать.
   Следующие несколько минут почти не оставили следа в памяти Сабурова. Он видел какие-то тряпочки, а, может, бинты. Пару раз острая боль прокалывала предплечье. Потом стало немного лучше.
   Он пришёл в себя от резкого запаха нашатыря.
   - Ну, вот и всё, - улыбнулась Лика.
   Чувствуя горечь, осевшую на губах, он склонил голову, осматривая рану. Та была туго перебинтована; кровь сквозь неё не проступала. Ещё он успел заметить, что лишился рукава рубашки.
   - А ты неплохо оказываешь первую помощь.
   - Это входит в обязательную программу обучения.
   - Это где же такие программы обучения?! - удивился Андрей.
   - Об этом позже. Как ты себя чувствуешь?
   - Как ни странно - нормально, даже хорошо. Но где ты взяла лекарства? Либо мне придётся поверить, что ты и в самом деле ведьма, либо тебя послали с набором необходимых медикаментов, чтобы легче было втереться ко мне в доверие.
   - Ни то, ни другое. Идти можешь?
   - Могу.
   - Извини, что пришлось вкатить тебе дозу "торена" и ещё кое-какие препараты из служебной аптечки.
   - Ничего. По крайней мере, я не лежу в центре города, где никому ни до кого нет никакого дела, и не истекаю кровью.
   - Я хочу, чтобы ты выслушал меня.
   - Что ж, это ты заслужила, а там - посмотрим.
  
   Девушка показала Андрею непонятное устройство на раскрытой ладони.
   - Что это?
   - Глушитель.
   - Что-то не похож. - Андрей чувствовал не только физический подъём, значительно улучшилось и настроение.
   - Это глушитель сигналов. Нас никто не сможет подслушать или снять на плёнку.
   - Он глушит сигналы на всех частотах?
   - Почти.
   - Что значит "почти"?
   - Он не глушит стандартную и нашу служебную частоты.
   - Ха! - сказал Сабуров. - Не знаю, как насчёт "вашей служебной", но вот на стандартной они нас точно подслушают.
   - Нет, - с уверенностью в голосе сказала Лика. - Они сами себя перехитрили.
   - То есть?
   - Опасаясь за конфиденциальность шоу, они используют аппаратуру, работающую на иных частотах.
   - Так. - Андрей остановился (до этого они шли бок о бок по Цветочному бульвару). - По-моему пришло время, поведать мне о себе. Кто ты? На кого работаешь? И что это за служебные аптечки и частоты?
  
   - Начну с конца, так проще, - сказала Лика. - Я действительно подставной игрок, и работаю на руководителей проекта.
   - А это у вас мода такая - сознаваться в нечестной игре? - спросил Андрей. - Или так только со мной действуют?
   - Не гоношись, Андрей. Выслушай сперва.
   - Слушаю.
   - Так вот: в мои обязанности входило влюбить в себя Гену и составить с ним пару.
   - С другими - то же самое?
   - Да. В этом-то и заключается суть шоу.
   - Я сейчас что-то плохо соображаю, - признался Андрей. - У меня эйфория что ли.
   - Это от лекарств. Пройдёт.
   - Скажи, каким образом так удачно для организаторов сложились все пары? Могли же не подставные сойтись с не подставными?
   - Очень серьёзно поработали психологи, они подобрали каждому участнику такого партнёра, на которого он точно клюнет. Плюс, подставные не сидели, сложа руки, а начали действовать в первый же день.
   - То-то я и думаю: в первую же ночь почти все перетрахались. Где это видано такое?
   - У руководства много козырных тузов в рукаве припасено.
   - А Кира?! - спросил Андрей, нащупав нить рассуждения.
   - Кира вроде бы не подставная.
   - Вроде бы?
   - В нашей группе её не было, - это раз. Светлова нам все уши прожужжала, что ей предназначен красавец по имени Андрей Сабуров, - это два. Скорее всего, вы с Кирой стали исключением, поэтому вас и разлучили.
   - Ясно, - проговорил Андрей и прикрыл глаза. - Что-то я себя как-то непонятно чувствую. Давай присядем.
   - Тебе бы поспать сейчас. Слушай, давай лучше поедем в "общагу". Отдохнёшь, и мы вместе придумаем, что делать дальше.
   - У меня нет ни копейки. Я сегодня милостыню подал в три с лишним тысячи евро.
   - Ого! Впрочем, об этом не беспокойся, - сказала Лика. - У меня есть деньги.
  
   В машине Сабурова окончательно разморило, но он внимательно прислушивался к тому, что говорит девушка, почти не прерывая её.
   - С тобой я решила поговорить не потому, что мне надоело обманывать участников. Мной движет не жалость к партнёру (честно говоря, он мне опротивел), не тяга к тебе, или что-то подобное. Нет. Исключительно - служебная необходимость заставила меня обратиться к тебе.
   - Не понимаю.
   - Сейчас всё объясню. - Лика глянула на водителя, делавшего вид, что вовсе не замечает своих пассажиров, и склонилась к самому уху Андрея. - Я работаю на одну государственную спецслужбу. Какую, - пока не скажу, удостоверения у меня всё равно при себе нет. Так что прошу поверить на слово. Наш отдел занимается преступлениями против личности. С недавних пор в круг нашего внимания попали вообще все реалити-шоу из-за ряда нарушений прав человека, имевших место на одном из них. Меня специально внедрили в группу подставных игроков, чтобы я следила за всеми нарушениями и докладывала в центр, в случае обнаружения таковых. Теперь понял?
   - А я-то тебе зачем?
   - Дело в том, что руководители проекта оказались тоже не лыком шиты и пресекли любую возможность связи с центром. Я оказалась одна и без поддержки.
   - Так беги к своим.
   - Тогда я раскрою себя, и они свернут всю свою деятельность до того, как сюда прибудут мои коллеги.
   - А нарушений много?
   - Сам что ли не видишь? - Это не реалити-шоу, а сплошное издевательство над людьми. Никогда не забуду, что мне пришлось сделать с Геной. Он, конечно, сволочь, но такого всё равно не заслужил.
   - Кто у них главный на шоу?
   - Не знаю. Слышала лишь, что между собой его называют: "Первый".
   - Это кто-то из участников?
   - Вполне возможно, но, пойми, я ведь и сама далеко не всё знаю. Организация эта многоступенчатая. Есть главарь, он же - "Первый". Рядом с ним люди, компетентные во всех вопросах. Ниже стоят подручные, в том числе, группа из шести человек для особых поручений. Они знают гораздо меньше. Может быть, даже не знают реального имени своего нанимателя.
   - Тех уже пятеро, - заметил Андрей.
   - Слышала. Последняя ступень - это мы, так называемые "утки", которым платят за выполнение поставленных задач и молчание. Многие из "уток" - проститутки, или мальчики по вызову. Сам понимаешь, в таком положении сложно узнать всю схему. Хотя кое-что я вызнала. Даже Лилю пыталась предупредить, но - не вышло.
   - Я запутываюсь всё больше и больше, - признался Андрей. - Кто подставной, а кто - нет? Ну, со Светловой и с тобой всё ясно, а ещё? Например: Саша Фёдоров обрёк Риту на страдания, значит он тоже - "утка"?
   - Не-а, - отозвалась Лика. - "Утка" - Рита.
   - Как это? - Ведь это же ей ногу отрезало! - изумился Андрей.
   - На этом и построено шоу. А ноги у Риты не было. Циркулярной пилой ей отрезало протез, внутрь которого был вставлен капсюль с кровью.
   - Как же Сашка не догадался?
   - Всё было очень натурально. Кстати, мы уже подъезжаем.
   - Но у меня ещё столько вопросов. Прям голова кругом идёт от того, что ты мне рассказала.
   - У нас ещё будет время поговорить, когда ты себя получше будешь чувствовать. Главное для меня в данный момент, чтобы ты мне помог связаться с центром.
   - Согласен. Но чем я могу тебе помочь?
   Машина остановилась у крыльца "общаги". Лика расплатилась с водителем и помогла вылезти Сабурову.
   - Сейчас ты пойдёшь и хорошенько выспишься. А потом я тебе во всех подробностях изложу свой план. Идёт?
   - Идёт.
   Тут из здания вышел Ислан.
   - Лика, Вас Стэржнэв завёт.
   - Сейчас иду. - Девушка выключила глушитель, кивнула Андрею и легко взбежала на крыльцо. Потом остановилась, обернулась и, обращаясь к кавказцу, сказала:
   - Отведи его в номер, пожалуйста. Он не очень хорошо себя чувствует.
   Ислан молча кивнул и подхватил Сабурова под здоровую руку.
  

7.

  
   Гена Васильев был весьма неглупым человеком. Подобно многим участникам шоу он догадывался, что игра, в которую они ввязались, - с двойным дном. Однако он никак не ожидал, что это может хоть как-то сказаться на нём самом, потому что он не мог предположить в Лике подставного игрока. Когда же ему была раскрыта её истинная сущность, то он сильно осерчал. Никому бы он не позволил так издеваться над собой, тем более - безнаказанно. Лика должна ответить за содеянное.
   Не совсем ясно было, почему это Стержнев вдруг вызвался помочь ему. Впрочем, какое это сейчас имело значение? Главное - месть!
   Васильев, войдя в номер, плотно притворил за собой дверь. Потом, подумав, придвинул к ней койку. Это на случай, если неожиданно вернётся Лика, хотя она сказала, что до обеда её можно не ждать.
   Он зашёл в ванную комнату, взял мыльницу, вытряхнул из неё мыло, тщательно вымыл и вытер тряпкой. После поставил мыльницу на стол и налил на донышко мартини.
   - Так, - приговаривал он, - будешь знать, как мужиков оскорблять и всякую фигню им в выпивку подмешивать.
   От всей процедуры подготовки к своей вендетте он испытывал почти такое же эротическое наслаждение, как и от своих постельных постановок.
   Порывшись в рюкзаке, Гена достал пачку лезвий. Он никогда не думал, что пустит их в ход по такому назначению, - они нужны были лишь как атрибут к одной из сцен. Вытащив одно лезвие, он аккуратно провёл языком по его плоскости и почувствовал, как напрягается его мужское достоинство.
   Люблю я остренькое, - думал он.
   Настал главный момент подготовки. Васильев извлёк из кармана маленький полиэтиленовый пакетик с пластиковой защёлкой. Там - на дне его - лежали бурые крупицы Гениной сатисфакции.
   Аккуратно, едва дыша, он раскрыл пакетик и высыпал его содержимое в мыльницу. Мартини вспенилось и забурлило. Теперь следовало вымочить лезвие в получившемся растворе. Васильев помнил, что Павел строго-настрого запретил ему делать это пальцами. Яд мог попасть в микротрещины и всё - адью.
   Пинцета у Гены не было. Он решил воспользоваться двумя чайными ложками, наподобие китайских палочек, зажав лезвие между их черенками.
   Получилось.
   Он окунул лезвие в раствор, и оно почти сразу стало ядовито-жёлтого цвета с багровыми разводами.
   - Вот это зелье, так зелье, - восхищённо выдохнул он, а потом добавил; обращаясь, по всей видимости, к Лике: - Любишь морок, люби и ядок.
   Вынув лезвие, он осторожно опустил его в пакетик, где раньше хранился порошок, а пакетик до поры положил в кармашек своего рюкзака. После этого он взял мыльницу и, напевая: "Ты ж мене пидманула...", - направился с ней на балкончик. Там он выплеснул её содержимое прямо на траву за перилами. Он не заметил, что трава, на которую попал раствор, тут же приняла неестественный фиолетовый окрас.
   Мыльницу он хотел вымыть, но, вспомнив предостережения Стержнева, бросил её в мусорное ведро.
   Выкурив сигарету, Васильев разбаррикадировал дверь и сел в кресло. Теперь оставалось только ждать.
   Две чайные ложки с разводами на черенках остались лежать на столе...
  

8.

  
   - Вызывали? - с порога спросила Лика.
   - Да, - кивнул Стержнев. - Проходи, садись.
   - Претензии? - поинтересовалась девушка.
   - Почему же сразу - претензии? - Отнюдь. Пока только вопросы.
   - Задавайте.
   - Чем ты вчера отпаивала этого Васильева? Я просмотрел запись ваших... хм... игр, посмеялся от души, но меня интересует препарат.
   - Я же разговаривала на этот счёт с кем-то из ваших.
   - Да?
   - Да. Мне разрешили.
   - Дальше.
   - Это сильное вещество, помогающее преодолевать наркотическое и алкогольное опьянение на любых стадиях.
   - Ух, ты! А откуда он у тебя?
   - Один благодарный клиент подарил.
   - Ясно. И для чего применяется, тоже из благодарности рассказал?
   - Вы меня в чём-то подозреваете?
   - Ты сама дала повод, встретившись с Сабуровым, и имея при этом весь необходимый набор для оказания первой помощи.
   - Ах, это? Здесь всё очень просто.
   - Вот и объясни.
   - После завтрака Андрей пошёл в город на поиски Киры...
   - Это я и так знаю, - прервал Лику Павел, - говори по существу.
   - Зная политику партии, точнее, - организаторов шоу, я поняла, что в городе он точно нарвётся, поэтому и прихватила с собой всё необходимое. А почему я вообще поспешила ему на помощь? - Так это женское: слишком уж привлекательный он малый, вот и решила, что таким образом смогу привлечь его внимание, и хоть разок переспать с ним.
   Лицо Стержнева исказила гримаса затаённой злобной зависти, прорывающейся наружу.
   - Что? - Глупо на Ваш взгляд? Так ведь сердцу не прикажешь.
   - У тебя другой объект.
   - Я о том и не говорю: с Васильевым я по необходимости, а Сабурову хотелось дать от души.
   - Сколько лет живу, всё никак не могу понять женщин и научиться с ними разговаривать, - посетовал Павел. - Что-то я ещё хотел спросить.
   - Спрашивайте.
   - Ах, да! Сабуров ничего такого тебе не говорил?
   - Чего "такого"?
   - Ну, про руководителей там, или про то, что он собирается делать?
   - А Вы разве не записали нашу встречу?
   Глаза Стержнева недобро блеснули.
   - Нет, - сказал он, - у нас возникли технические неполадки, но мы с ними уже справились.
   - Ничего такого он не говорил. Он вообще не в том состоянии, чтобы здраво о чём-то рассуждать.
   - Несмотря на твою помощь?
   - Да. Ранение у него не тяжёлое, но с осложнениями.
   - Может, врачу его показать?
   - Дело Ваше. Если позволите, я его сама выхожу.
   - Уверена?
   - Да. Я училась в медучилище.
   - Тогда тебе и карты в руки.
   - Спасибо Вам. - Лика решила, что смогла внушить Стержневу, что питает к Сабурову чувства исключительно интимного характера.
   - Ещё просьба есть, - сказал Павел, когда девушка уже поднялась с кресла.
   - Слушаю.
   - Не отказывай Гене в его прихотях. Нам важны рейтинги, сама понимаешь.
   - Понимаю, - кивнула Лика и вышла.
   Стержнев тут же сел за компьютер и вывел на монитор картинку из их тринадцатого номера.
  

9.

   На обед собралось шестнадцать человек. Отсутствовали: Лика, Гена и Лиза, зато негаданно нежданно в обеденный зал на новенькой и дорогущей инвалидной коляске вкатила Рита. Она широко улыбалась, и все спешили поздравить её с такой скорой поправкой.
   Все, кроме Саши и Любы. Фёдоров краснел, прятал глаза и ругался вполголоса. Рита лишь искоса посматривала на него, больше отвечая своей великолепной улыбкой надменному взгляду Любы.
   Наконец, Саша не выдержал, встал и подошёл к Андрею, который, несмотря на все перипетии утра, решил обедать вместе со всеми.
   - Андрюх, ты не против, если мы с Любой переберёмся за ваш стол, а то... сам понимаешь.
   - Да как хотите, - ответил Сабуров, - мне уже всё равно, что здесь творится.
   - Так мы пересядем?
   - Угу.
   Фёдоров подошёл к Любе и шепнул ей, что они переходят за другой стол. Рита уже заняла своё место, отодвинув стул и подогнав свою коляску вплотную к столу.
   - Сматываетесь? - спросила она. - Со мной вам сидеть невмоготу?
   Ни Саша, ни Люба не ответили, просто встали и перешли на новые места.
  
   Следующей с той же просьбой подошла Маша Светлова.
   - Если ты сядешь за этот стол, - ответил Сабуров, - то я пересяду за другой.
   - Почему?! - Мы же вроде как вместе.
   - Все говорят, что мы вместе, но не многие знают, в каком, - процитировал он Виктора Цоя.
   - Ты такой переменчивый: утром - одно, в обед - совсем другое. Может, пора определиться?
   - А я определился.
   - И что? - Я по боку?! - вскричала Маша в негодовании.
   - Ты - нет, - произнёс Андрей уставшим и отрешённым голосом, - это я за бортом.
   - Только я могу тебе помочь, понимаешь? - не унималась Маша.
   Сабуров поднял на неё глаза.
   - Там, - проговорил он, - мне не только плечо проткнули, меня ещё и стерилизовали.
   - Урод, - бросила Светлова и, обиженно надув губы, вернулась на своё место, где схватила ложку, подвернувшуюся ей под руку, и в ярости швырнула ею в Андрея.
  
   Тот вспомнил, что пока ещё является лидером, хотя звание это чисто номинальное; но не хотелось ударять в грязь лицом перед остальными участниками.
   - Алексей, где Лиза?
   - А она уехала домой.
   - Как так?
   - А вот так: взяла, да уехала.
   - Странно, - вслух проговорил Сабуров.
   - Ничего странного, - отозвался Лёша. - Она вчера напилась в зюзю, ну и давай приставать ко мне с неприличными предложениями. А я вообще слаб по части женского пола: ни одной отказать не могу. Взял, да и обслужил её по первому классу. А она с утра проснулась, увидела себя в моих умелых руках, и ну давай визжать. Кто ж знал, что ей так колпак от бухалова сносит? Что она сама не помнит, как просила перепихнуться? Короче, утром очнулась, посчитала себя обесчещенной, ну и смылась обратно к своим книжкам.
   - А за собой вины никакой не чувствуешь? - поинтересовался Сабуров.
   - Не-а. Я ж говорю: она сама.
   - Это так. Точно, - раздались нестройные голоса тех, кто видел вчерашнюю сцену в баре.
   - А может и к лучшему, - вздохнул Андрей.
  
   Всё время в течение этого диалога, напротив Сабурова кавказец едко шутил над "Свином". Тот хотя и краснел, но ничего не отвечал. Но стоило Андрею высказать последнюю фразу, как Ислан обратился к нему.
   - Стэржнэв сказал, что сахара и чая мало. Выдават будут пайкой. Будэш распрэдэлят. Маю долю атдавай этому. - Он указал на "Свина". - За чай всё равно он атвэчает.
   Андрей лишь кивнул. Он чувствовал, что силы у него на исходе, и даже на то, чтобы поесть, не хватит. По всей видимости, заканчивалось действие лекарств, которые ему ввела Лика. А её, как назло, нет. Надо будет разыскать её, - думал он. - Но не сейчас, чуть позже.
   Ему становилось всё хуже и хуже. К горлу подкатил тошнотворный ком. Пришлось отодвинуть от себя суп, несмотря на то, что тот пах весьма аппетитно.
   - Ты что? - спросил Саша.
   - Не хочу, - отозвался Сабуров.
   - Так нельзя, - поучительным голосом начал Фёдоров. - Я тебе, как повар говорю, что бульон просто необходим для желудка.
   Андрей едва сдержал желание обматерить этого горе-повара.
   - Вон, китайцы никогда не едят суп, - сказал он вместо этого, - и ничего - все живы - здоровы.
   - Китайцы? - задумался Саша. - Едят, почему не едят?
   - Чем? Палочками?
   - Ну, я не знаю... так, прям через край и отхлёбывают.
   - Сань, кончай. Не хочу я жрать, и всё тут.
   - Нет, просто... - Фёдоров затих. Он увидел, что левый рукав Сабуровской рубашки начинает промокать. Сквозь него проникала кровь. Рана на самом деле оказалась тяжёлой. - Андрюх, по-моему, тебе лучше сейчас пойти и лечь.
   - Я сам знаю, что лучше, - взвился Андрей, но тут же обмяк. - Впрочем, наверное, ты прав.
   Саша осторожно приподнял Сабурова, стараясь не потревожить рану, и повёл его в третий номер.
  

10.

  
   После обеда Костя развалился на кровати, а Весна села в кресло и стала смотреть в окно. С самого завтрака они не перемолвились и словечком. Девушка очень тяжело переносила ложь своего партнёра, потому что ей казалось, что она любит его всей душой. Любовь не исчезла, но появилось что-то такое в её отношении к нему, о чём она даже боялась подумать. Она готова была возненавидеть его ещё сильнее, чем любила.
   - Дуешься на меня, кисонька моя? - спросил вдруг Костя.
   Весна обернулась и посмотрела на него так, будто бы впервые видела. Восточная кровь брала своё. Она была приучена не перечить мужчинам. Но ложь - есть ложь.
   - Ты знаешь, - сказала она своим мягким голосом с едва заметным акцентом, больше похожим на скругливание острых углов в русском языке. - Я полюбила тебя таким, каким ты был, когда мы встретились: грубым и неотёсанным, но таким: униженным и заискивающим, я люблю тебя даже сильнее, хоть это и может принести бесчестье нашему роду.
   - Солнышко моё, ну, о чём таком ты говоришь? - Поиграл я роль, да проиграл.
   - А зачем? - Ответь мне.
   - Да не знаю я. В тюрьме нахватался верхушек, вот и хотелось поставить себя здесь как-то по-особому.
   - Всегда будь тем, кто ты есть, - это первое правило любого арестанта, - проговорила Весна. - То, что произошло, останется раной здесь. - Она приложила руку к сердцу. - Но не покинет мои уста. Мы будем вместе. Я познакомлю тебя со своей роднёй, и никто из них не узнает, что ты лжец. Это будет срамом твоим и моим, а на мне ещё грех утаивания, но это ничего, потому что я люблю. Но ни в коем случае не натвори новой беды, иначе я стану твоим злейшим врагом, и буду преследовать тебя даже после смерти. Неважно: твоей, или моей.
   - Девочка моя дорогая, да о чём ты таком говоришь?! - вскричал Костя. - Я же никогда, никогда...
   Его прервал звонок мобильного телефона.
   Весна взяла трубку.
   - Да, да, я слушаю.
   - Алло, Весна? - Это дядя твой, Вахрам, узнаёшь?
   - Конечно, да! Как я рада! Слушай, я по всем по вам так соскучилась! Жду-недождусь, когда это шоу кончится!
   - А в чём дело? Прилетай, хоть сегодня! Мы тоже соскучились: и мама твоя, и мы с Надин, и твои бабушки с дедушками тоже. Мы же так любим тебя!
   - Обязательно, но немножко обожду ещё.
   - Хорошо. Слушай, племяшка моя дорогая, я ж по делу звоню.
   - По какому делу, дядя?
   - Дошёл до братвы слух, что на вашем шоу есть некий Костя Иванов.
   - Есть такой, - с замиранием сердца проговорила Весна.
   - Так вот, племяшка, скрысил он общак у Людей и засухарился. Сходка постановила порешить. Сможешь задержать его?
   - Об этом не беспокойтесь, - сказала девушка. Тон её остался тем же, но душа уже покрылась ледяной коркой. - Время ещё есть.
   - Ты у меня всегда была умницей. Жди. Скоро приедет наш человек.
   - Да, я привезу с собой фотографии! - Она нарочно говорила так, чтобы Костя, лежащий рядом на диване, не мог ничего понять. - Посмотрите, как я отдохнула.
   - Девочка наша дорогая, мы все с нетерпением ждём тебя. Будь мудра, как змея. Удачи.
   - До свидания, дядя, - сказала Весна и, отключив телефон, положила на столик.
   - Родня? - спросил Костя. - Дома всё нормально?
   Девушка не отвечала. Она подошла к своей сумке, вынула оттуда какой-то предмет, стоя к партнёру так, чтобы он ничего не мог увидеть, и вернулась к кровати.
   - Что-то случилось?
   - Пойдём, прогуляемся, - сказала Весна спокойным голосом, будто и вправду приглашала его на лёгкую прогулку, но он-то уже кожей чувствовал острую сталь, холодящую его горло, а вместе с ним и все внутренности. Одно движение и всё будет кончено. Навеки.
  
   Глава шестнадцатая. Казнить нельзя помиловать.

1.

  
   В пятнадцатом номере происходила немая сцена: Рита, не слезая с инвалидного кресла, пыталась проверить свои вещи, сложенные в углу в одну кучу, а Гриша смотрел на неё сквозь толстые стёкла очков.
   Наконец, "ботаник" одолел свою стеснительность и тихим голосом спросил:
   - Тебе помочь?
   - Да, спасибо. - Он подошёл. - Я, в принципе всё просмотрела, сложи, пожалуйста, вещи в одну кучу, как было.
   - Почему в кучу?
   - Чтобы удобней перетаскивать было, или... может быть, ты не против, если я останусь у тебя?
   - Конечно, не против, я только за; и мечтать о таком не мог. Давай, я всё разложу, развешу по местам.
   - Благодарю тебя, Гриша, ты такой заботливый.
   - Да, не за что, - смутился парень. - Я всегда стремлюсь помочь, правда, обычно некому.
   Покончив с Ритиным скарбом, Гриша занялся чаем. Спустя несколько минут они попивали горячий напиток вприкуску со свежими сдобными булочками, купленными Ритой по пути в "общагу".
   - Так ты хочешь обо мне заботиться? - спросила она.
   - Да, буду заботиться, сделаю всё, чтобы ты не чувствовала себя несчастной, - ответил он.
   - И на сколько тебя хватит? - На день? На два? На неделю?
   Гриша стянул с себя очки и, близоруко щурясь, принялся протирать стёкла. При этом руки его немного дрожали. Он заметно нервничал. Рита смотрела на него. Когда он снял очки, она разглядела, что он не дурён собой, но к его мужской красоте ещё надо пробиваться сквозь стены приобретённого комплекса нерешительности, вынужденной замкнутости, а также робости и застенчивости. Она разглядела в нём куколку, из которой может выбраться бабочка изумительной красоты.
   - Я готов заботиться о тебе всю свою жизнь, - наконец, проговорил он.
   Рита поверила. Гриша был из тех, кому нужна лишь малая толика внимания, лишь уверенность во взаимности, пускай даже не полной, и человеку, давшему ему это чувство нужности, он может посвятить всю свою жизнь безо всяких условий.
   - Помоги мне перебраться на кровать, - попросила Рита. Она не особо нуждалась в посторонней помощи, но ей было интересно, как именно Гриша будет делать это.
   Он подвёз кресло к самой кровати, расстелил её, потом взял Риту на руки и положил, как хрупкую драгоценность, на ложе. Оказалось, что он достаточно силён, хоть и хилый с виду.
   Повинуясь внезапному порыву, Рита обхватила руками его шею, и притянула Гришу к себе. Он был неловок при этом первом поцелуе, и даже не знал, куда деть очки; они так и остались у него в руке. Но постепенно неумелость вместе с робостью облетали с него, как листья с деревьев по осени. Рита знала, как пробудить в нём истинного мужчину, и из забитого жизнью "ботаника" превратить в преданного красавца, другим на зависть. Женская поддержка - самое главное в этом процессе.
   Есть такие трогательные пары, в которых на виду мужчина заботится о женщине, но настоящее главенство принадлежит супруге. Она заботится о своей половинке тайно, чтобы никто ни о чём не догадался. Как ни странно, подобные браки одни из самых долговечных.
  
   Секс вышел просто изумительным, по мнению обоих партнёров. Оставив Гришу в дрёме, Рита, накинув халатик, выехала в своём кресле на балкончик и, передвинувшись на некоторое расстояние от номера, достала телефон.
   - Алло, это Стержнев?
   - Да, это я.
   - Это Рита.
   - А, понял. Что ты хотела?
   - Я отказываюсь обманывать Гришу.
   - Но ты же не можешь не выполнить задачу и подвести всех людей, делающих это шоу, - разразился Павел.
   - Могу. Я люблю Гришу и мне плевать на ваши задачи и на ваши деньги. Завтра же мы покидаем шоу, - спокойно проговорила девушка.
   - Ты что? Хочешь променять великое на жалкое?
   - Я меняю игру на жизнь. На счастливую жизнь. Прощайте.
   - Если передумаешь, позвони!
   Она отключила телефон и вернулась в номер. Там она сняла халатик и забралась под одеяло. Гриша, сонно мыча какие-то нежности, обнял её, и ей стало тепло. Здесь и сейчас не существовало более никаких проблем.
  

2.

  
   Лика, войдя в номер, застала Васильева с глупой улыбочкой, блуждающей по его лицу.
   - А-а! Колдунья моя, вот и ты! - сказал он с неестественным воодушевлением. - Я ждал тебя.
   - Зачем? - спросила девушка, почти не обращая внимания на Гену, а составляя в мозгу план дальнейших действий.
   Недаром говорят: "Устремляя взор вдаль, не забывай о том, что творится у тебя под носом".
   - Я хочу доставить тебе удовольствие.
   - Каким образом?
   - Хочу заняться с тобой человеческим сексом, как ты и просила.
   Нельзя, чтобы он о чём-нибудь догадался, - думала про себя Лика, - поэтому придётся удовлетворить его похоть. Надеюсь, что это будет в последний раз.
   - Когда?
   - Да сейчас же! - просиял Гена.
   - Но сейчас время обеда.
   - Да хрен с ним, с обедом! Мне главное, чтобы тебе хорошо было.
   - Ну, ладно. - Девушка принялась раздеваться.
   Гена сам принёс ей прозрачную накидку, но она отказалась. Полная обнажённость приносила ей чувство лёгкой эйфории и радостного возбуждения.
   - А давай, на балкончике, - предложил Васильев.
   - Пожалуй, - согласилась Лика и, как была, вышла на балкончик, сейчас пустой.
   Она опёрлась на перильца, немного отставив бёдра, чтобы Гене было легче проникнуть в неё. Молодой человек подошёл сзади, обхватил своими ладонями её груди и квело потёрся об ягодицы.
   Он не мог. Так он не мог.
   Васильев отстранился, лизнул её попку и сказал:
   - Я сейчас. Подготовлю себя немножко. - С тем и исчез в номере.
  
   Вынув лезвие, Васильев почувствовал подкатывающее возбуждение. Оно, правда, было несколько иного рода, нежели требовалось Лике, но Гену это волновало меньше всего.
   Обмотав кусочек отравленной стали носовым платком, он возвратился на балкончик. Лика по-прежнему стояла к нему спиной и, казалось, даже не заметила его возвращения. В её симпатичной головке созрел план, который она теперь подвергала скептическому рассмотрению, дабы избежать ненужных неожиданностей, не подозревая о том, что главная неожиданность стоит прямо у неё за спиной.
   Васильев ткнулся в её ягодицы своей набухшей плотью, но тут же отстранился и с возгласом:
   - Получай, сука! - полоснул по одной из них лезвием.
   Лика даже вскрикнуть не успела: настолько быстродействующим оказался яд. Сознание её тут же помутнело; ноги подкосились; и она рухнула на пол балкончика.
   Кровь, текущая из её ягодицы темнела прямо на глазах.
   У Гены стояло колом.
   Он выбросил использованное лезвие за ограждение, взял девушку за ноги и втащил в номер волоком, не обращая внимания на то, что порожком ей разбило нос. Внутри он подхватил её на руки и уложил на кровать.
   Очень хотелось лизнуть рану. Очень... Но Васильев вовремя вспомнил, что яд пока активен, и, если он слижет эту кровь, то с ним случится то же, что и с ней.
   Негодуя на это обстоятельство, он перевернул Лику на спину. Рот её был приоткрыт. Упиваясь мщением и собственной безнаказанностью (он напрочь забыл о камерах), Гена засунул туда свой вспухший отросток и принялся дёргаться, пока не достиг эякуляции.
   Но и этого ему оказалось мало. Он решил взять бесчувственное тело девушки в классической позе.
   - По-человечески, - бормотал он. - По-че-ло-ве-чес-ки. Наслаждайся же, тварь!
   В самый интересный момент распахнулась балконная дверь.
  

3.

  
   Саша видел, что Сабурову срочно требовалась перевязка. Но его как будто что-то сковало, и он не знал, что предпринять, к кому бежать.
   - Андрей, что делать-то? - наконец, не выдержал он.
   Сабурову почему-то стало всё безразлично, даже то, умрёт он или нет. У него начинался жар, а вместе с ним и бред, но он ещё не утратил способность рассуждать здраво.
   - В первую очередь возьми чай, сахар и распредели.
   - Но...
   - Я бы и сам этим занялся, но что-то не очень хорошо себя чувствую.
   - Может, за Стержневым сбегать?
   - Нет, Павла не надо. Не хочу его видеть. Лучше - Лику, но это - потом, а, прежде всего, нужно раздать пайки.
   Понимая, что здесь он ничем помочь не сможет, Фёдоров схватил в охапку чай с сахаром и помчался по номерам. В голове его происходило что-то жуткое: привычная, во всём понятная жизнь становилась с ног на голову. Он уже почти ничего не понимал, и смятение царило в его душе.
  
   Он постучал в восьмой, который делили между собой Ислан и "Свин". Дверь открыл "жирдяйчик" (как называл его Саша).
   - Вот ваш сахар и чай, - выдохнул Фёдоров.
   - А Ислана нет, он куда-то вышел, - неизвестно к чему сказал "Свин".
   - Слушай ты, нравственный обмылок, мне до звезды, что там с твоим хахалем, забирай паёк, я спешу.
   Ничуть не обидевшись, "Свин" принял свёртки и исчез в номере.
   Саша поспешил дальше.
  
   Девятый - Маша, десятый - Олег, в одиннадцатом - тишина, Лиза уехала ещё утром. В двенадцатом - тоже: Весна и Костя куда-то запропастились. В тринадцатом - не отвечают, в четырнадцатом - никого, в пятнадцатом - снова не отвечают.
   Да что же это такое? - думал Саша, входя в собственный шестнадцатый. - Куда они все подевались?
   - Возьми чай и сахар, - сказал он Любе, - а я побегу дальше.
   - Нет, подожди, - сказала девушка на удивление холодным тоном, - я тебе кое-что показать хочу.
  

4.

  
   - Потом покажешь, - взмолился Фёдоров. - У меня - дела, никак не могу.
   - Нет, сейчас, - упёрлась Люба.
   Саша умоляющим взглядом посмотрел ей в глаза, но она осталась непреклонна.
   - Там Андрею плохо, ему помощь нужна, а я и так неизвестно чем занимаюсь, - пролепетал он.
   - Плевать, - отрезала девушка. - Плевать на Андрея, плевать на всё.
   - То есть как это: "плевать"?
   - А вот так. Мы сегодня же уезжаем отсюда, и ты сразу же на мне женишься.
   - Женюсь? - Слишком резко последовала смена декораций, и Фёдоров ещё не совсем понимал, о чём говорит его подруга. - С чего ты решила, что я женюсь на тебе?
   - А вот с чего. - Она подошла к телевизору, под которым примостился видеомагнитофон, и нажала несколько кнопок. Экран телевизора осветился и стал показывать недавний эпизод, в котором Саша сначала гнался за Любой, а потом притворно насиловал её.
   - Что? На память записала? - всё ещё недопонимал Саша. Он спешил, и всё смешивалось в его голове. - Молодец! Но я-то здесь причём? Милая, я спешу!
   - На какую память?! - Люба разозлилась на тупость своего партнёра. - В суде это называется улика! Короче так, или ты женишься на мне, или садишься по очень нехорошей статье. А я вовсю расстараюсь, чтобы в тюрьме тебя опустили! Будешь тогда знать, как честных девушек насиловать.
   - Люба, ты что?! Рехнулась что ли?!
   - Я?!! - вскричала та уже в абсолютной истерике. - Да я, знаешь, что сейчас сделаю?! Я сейчас с этой вот кассетой в милицию пойду! Тогда увидишь, кто из нас рехнулся.
   - Делай, что хочешь! - крикнул Саша и в полном смятении выбежал из номера.
  

5.

  
   Вместо того чтобы искать остальных, он ринулся к лестнице, находившейся прямо напротив его номера. Он хотел срочно увидеть Павла Стержнева, потому что тот представлялся ему единственным оставшимся звеном, связующим его с реальностью. С той тихой реальностью, которая была до того, как начался весь этот кошмар, это извивающееся безумие.
   Его остановил отдалённый грохот в одном из номеров. Как будто что-то упало (уже после он узнает, что это упал "Свин" от удара Ислана). В номерах падать было особо нечему. Фёдоров прошёл в направлении звука и замер между восьмым и тринадцатым. Он нутром чувствовал, что в одном из номеров что-то происходит (происходило-то в обоих), но не мог понять, в каком именно. На стук не отозвались ни в том, ни в другом.
   Мозги варили туго. Но спустя пару секунд он рванул обратно в свой номер.
   - Что, опомнился, милый? - встретила его Люба.
   - Пошла на х... - беззлобно отозвался он, пробегая на балкончик.
   Там он свернул по направлению к тринадцатому и вдруг встал, как вкопанный. Люба, вылетевшая вслед за ним, ткнулась в его спину, и едва не сбила Сашу с ног.
   - Ах ты... - начала она, но тут же осеклась. - Что тут?.. Боже!
   На балкончике растекалась лужа почерневшей крови, а размазанная дорожка того же цвета вела прямо в номер.
   Люба перегнулась через перила; её стошнило.
   Саша толкнул дверь; та оказалась не заперта.
   Андрей просил позвать Лику, - крутилось в его мозгу, когда он заходил в номер.
   Сперва Фёдоров даже отказался поверить в то, что увидел: Гена лежал на Лике, но простыня под девушкой была в чёрных пятнах.
   - Что... - произнёс Фёдоров и запнулся. - Что здесь происходит?
   Гена обернулся на звук голоса и оскалил зубы. В глазах его переливалось безумие маньяка.
   - Тебе тоже остренького? - осведомился он и зарычал.
   Васильев забыл даже о том, что кровь Лики опасна для него, но по чистой случайности он не вляпался в неё.
   - Вот, сволочуга! - только и выдохнул Саша, и тут же бросился на Васильева.
   Но маньяк, да ещё и в возбуждённом состоянии, оказался сильнее. Гена припечатал Сашу к полу и принялся лихорадочно соображать, куда же он дел лезвие.
   - А-ах! Ликушка! - Этот возглас принадлежал Любе, вставшей в дверях.
   Гена поднял на неё глаза. Саша воспользовался моментом и сбросил Васильева с себя и тут же придавил его своим весом. Гена трепыхался, как мог, но вырваться не получалось.
   - Люба, дай что-нибудь, - выдохнул Фёдоров.
   Люба обвела взглядом номер, ничего не увидела, подбежала к тумбочке, выдвинула ящик. Внутри что-то блеснуло. Это оказался обычный столовый нож. Она вложила его Саше в руку.
   Фёдоров замахнулся. В глазах Васильева промелькнуло понимание, что живёт он последние секунды, но унижаться и молить о спасении он не стал.
   Саша целил в горло.
   - Стойте! - На пороге - теперь уже со стороны коридора - появилось новое действующее лицо, сжимавшее в руке пистолет. - Прекратите!
   - Паша, Пашенька! - ринулась к вошедшему Люба. - Посмотри, что эта сволочь сделала с Ликушкой!
   Стержнев навёл дуло на неё. Девушка остановилась.
   - За это он ответит, - спокойно проговорил Павел.
   - Как это я отвечу?! - всхрипел Гена.
   - А ты слезь с него. - Стержнев качнул пистолетом.
   Фёдоров нехотя повиновался.
   - Жаль, не успел, - сказал он, подходя к Любе, забыв даже, что несколько минут назад она шантажировала его.
   - Сядь в кресло. - Это - Гене, тоже сопровождаемое взмахом пистолета.
   Васильев повиновался. С того момента, как появился Павел, он верил, что всё ещё обойдётся.
   Стержнев подошёл к Лике, осмотрел, прощупал пульс, после чего вызвал вертолёт по телефону.
   - Так, - сказал Павел, оглядывая номер, - вы созываете общее собрание, - сказал Любе и Саше. Дождавшись, пока они выйдут, добавил: - Ты, подонок, оставайся здесь и жди, что решит общее собрание. Думаю, не стоит предупреждать, что убежать тебе не удастся, даже если очень захочешь.
   - А как же наш договор?! - в удивлении вскричал Гена, который три минуты назад готов был умереть.
   - Какой договор? - вскинул брови Стержнев. - Ты бредишь! - И вышел, оставив Васильева наедине с бесчувственным телом девушки, которое, впрочем, забрали минут через пять.
  

6.

  
   Оставшись один, Гена принялся ходить по номеру от одной стены до другой. Он никак не мог понять, каким образом так грубо попал впросак. Вроде бы всё шло нормально, и тут: на тебе здрасьте. Его мозг был полностью занят восстановлением событий с того самого момента, когда утром его позвали к Стержневу, поэтому он абсолютно не замечал, что его окружает.
   На автомате он вскипятил чайник, налил кипяток в кружку и кинул туда четыре кусочка рафинада.
   Тут надо напомнить, что у Васильева с детства была привычка мешать сахар черенком ложки.
   Так он сделал и в этот раз, взяв одну из двух ложек, лежащих на столе. Кофе слегка изменил свой цвет, приняв буроватый оттенок, но Гена этого попросту не заметил.
   Он делает глоток.
   Он чувствует, что кофе обжигает ему гортань.
   Внутри колет и жжёт.
   Кружка вырывается из ослабевшей руки и, разливаясь, падает Гене на колени.
   Но Гена уже ничего не чувствует.
   Дыхание его слабеет.
   Из ноздри вытекает струйка чёрной крови, но сразу останавливается.
   Голова Васильева валится на бок, руки срываются с подлокотников и безвольно обвисают.
   Со стороны можно подумать, что он спит в неудобной позе, или убит. Ни то, ни другое не верно.
   Он в коме.
  

7.

  
   Температура у Сабурова поднялась под сорок, лоб горел и покрывался липкой плёнкой пота, но при этом молодой человек был в сознании.
   Когда вошёл Павел, то не мог не удивиться тому, что Андрей не отключился. Более того, он отчаянно противостоял бреду и понимал всё, что происходит.
   - Позови Лику, - еле слышно произнёс Сабуров
   - Андрей, я принёс всё необходимое. Я сам сделаю тебе перевязку.
   - От тебя не нужно... Лику...
   - Боюсь, что это невозможно.
   - Почему? - Андрей даже приподнялся на локтях, но тут же, сморщившись, упал обратно.
   - С ней случилось несчастие.
   - Не без твоей помощи.
   - Андрей, я клянусь, что ни при чём. Это всё Васильев.
   - Не верю.
   - Не верь. Но помочь-то тебе можно?
   - Валяй, - неожиданно согласился Андрей, - мне силы ещё нужны... Для одного дельца.
   - Только, Андрей, предупреждаю сразу: я введу тебе один препарат, после которого ты будешь чувствовать себя очень хорошо примерно в течение часа - полутора, потом тебя сморит сон, возможно, до самого утра.
   - Мне всё равно.
  
   Павел Стержнев не знал (и не узнает никогда), что случилось перед самым его приходом.
   Предчувствуя горячечный бред и предполагая, что уже не выкарабкается из него, Андрей взмолился. Но не к Богу он обращался, а к Кире.
   Прости меня, если сможешь, - мысленно говорил он ей, - я не смог найти тебя, я изменил тебе. Если бы я только мог, то обязательно искупил бы свою вину, но, кажется, меня оставили умирать.
   И вдруг ему пришёл ответ.
   Я всё знаю, - сказала ему Кира предельно нежным голосом. - Я чувствую тебя. Ни о чём не беспокойся, ты не умрёшь, я поделюсь с тобой своей силой, хоть её и немного, но ты обязательно поправишься.
   Кира, я изменил тебе.
   И про это знаю, и прощаю тебя, потому что бесконечно люблю тебя.
   Кира, где ты? Как тебя отыскать?!
   Меня держат в помещении, где - не знаю. Кормят хорошо, не издеваются. Не оставляй поисков, и мы обязательно будем вместе.
   Кира! Кира!
   Но девушка больше не отвечала. Всё это бесспорно можно было счесть за галлюцинации, но, во-первых, - она общалась с ним так же, как и Голос, к которому он иногда обращался за помощью, а во-вторых, - он сразу же полностью пришёл в себя и почувствовал, как его организм борется с болезнью, благодарно впитывая энергию, идущую извне.
  
   - Ну, вот и всё, - проговорил Стержнев, делая последний узел на перевязи. - Как ты себя чувствуешь?
   - Уже лучше, - сказал Андрей. - Гораздо лучше.
   - Тогда слушай: у нас на реалити-шоу произошло мерзейшее преступление. Васильев где-то раздобыл яд и отравил Лику.
   - Ты уже говорил, что с Ликой беда. Мне жаль эту девушку, - искренне проговорил Андрей. - Она была хорошим человеком...
   - Она ещё жива, - заметил Стержнев. - В клинике сделают всё необходимое.
   - Пусть так, но зачем вам снова понадобился я?
   - Андрей, ты до сих пор - лидер, - проговорил Павел, продумывая каждое слово. - Сейчас будет общее собрание. Я прошу тебя выступить на нём.
   - И с чем я буду выступать?
   - Ты покажешь всем, что Васильев сделал с Ликой, и вы все вместе примете решение, что с ним теперь делать.
   - О-ох, - вздохнул Андрей. - Если бы ты только знал, как мне всё это надоело.
   - Возможно, очень скоро всё закончится, - сказал вдруг Павел.
   - А Кира?! - встрепенулся Сабуров.
   - У нас будет ещё время поговорить об этом. Так ты согласен исполнить принятые на себя обязанности?
   - Согласен, - ответил Андрей, почти не раздумывая.
   - Лады.
  
   К тому моменту, когда в третий номер вбежал Саша Фёдоров, Андрей уже был полностью одет и готов к общему собранию. Он действительно прекрасно себя чувствовал, и ничто не выдавало, что ещё четверть часа тому назад он лежал в своей кровати, почти в бреду.
   - Андрей, как ты? - спросил Саша, но тут же увидел сидящего в углу Стержнева. - Тебе уже лучше? - А то у нас собрание... вот. Будешь присутствовать?
   - Да. Что с явкой? - спросил Андрей.
   - Почти все уже в столовой, не хватает Весны, Кости, Ислана и Дмитрия.
   - Ясно. Присоединяйся ко всем, скажи, что мы с Павлом сейчас будем.
   Саша вышел, недоумевая, как удалось так скоро поставить Сабурова на ноги. Он таких лекарств не знал. Откуда ему было знать, что, кроме лекарств, Андрею помогают его воля и подпитывающая сила извне.
  
   Андрей Сабуров вошёл в столовую в сопровождении Павла Стержнева с ноутбуком подмышкой и окинул всех собравшихся суровым взглядом.
   Боже, - пронеслось в его голове, - как мало нас осталось. Не считая его и Стержнева, в столовой было лишь двенадцать человек, хмуро смотревших на него. Это всё, что осталось от тридцати двух преисполненных надеждами и счастьем, что выбрали именно их, человек.
   Вот так шоу, - подумал Сабуров, - всем шоум шоу.
   "Свин" сидел на своём месте и старался ни на кого не смотреть. Когда вошёл Андрей, он всё-таки не удержался и повернулся в его сторону, явив всем участникам свою синюю физиономию.
  

8.

  
   Со "Свином" случилось несчастье.
   Случилось, впрочем, только по его вине, да такой, что "Свина" вполне могли тоже "разобрать" на общем собрании... если бы успели.
  
   "Нравственный обмылок" сидел на корточках и чуть ли не пускал слюни от удовольствия, заглядывая в свой баул. Отвлёк его стук в дверь: это Саша Фёдоров принёс чай и сахар.
   Проводив его, "Свин" тут же развернул кульки.
   - И что, это на двоих? - вслух удивился толстяк. - Да тут и на одного-то маловато будет!
   Не задумываясь о последствиях, он ссыпал весь чай себе в глотку и принялся жевать, строя такие гримасы, будто разом заглотил ящик лимонных червей.
   Прожевал, запил водичкой. Затошнило. Вслед за чаем отправился сахар. Полегчало.
   Вошёл Ислан.
   - Что дэлаэшь, свинюшка?
   - Да так, ничего.
   - Ничэго? - Тогда завари чаю.
   - А чаю нету.
   - Как нету?!
   - Так склад же...
   - А паёк?
   - Ещё не приносили.
   После этой фразы Ислан как-то странно замер, разглядывая свои руки. И вдруг коротко, без замаха, но резко ударил "Свина" по лицу.
   - Врёшь! Сам видэл, как Саша раздавал.
   "Свин" держался за щёку, из его глаз текли слёзы.
   - Да не обманываю я, правду говорю, чистую правду, - заревел он.
   На Ислана это не подействовало. Он встал, подошёл к гомику вплотную и занёс руку для очередного удара.
   - Гдэ пайка, пидар?
   - Сам ты "пидар", - отозвался "Свин" и тут же получил в глаз, потом по губам. Ещё и ещё. - Исланчик, не бей меня! - визжал он. - Сожрал я, всё сожрал!
   Ислан помутузил его от души, а, когда остановился, сказал:
   - Хоть бы чай с губ вытер, шакал брэхливый.
   "Свин" принялся рукавом смахивать с кровоточащих губ "следы преступления".
   - Ты что, - продолжал Ислан, - думал, я нэ знаю, что ты тут крысой по всэму зданию шаришь? - с этими словами он подошёл к баулу, от которого совсем недавно оторвался "Свин", и, схватив за бока, вытряхнул всё его содержимое на пол.
   Был тут и Юрин портсигар, которым психиатр почти не пользовался, и Лилина расчёска с зеркальцем, и Танин брелок для ключей в виде мышонка, и ещё много-много всякой всячины, похищенной "Свином" из пустующих номеров. - Ты ответишь за это.
   - Исланчик! Исланчик!
   - Не подходи ко мне, дырявый.
   - Но Исланчик, им-то вся эта мишура всё равно ни к чему, а мне хоть какая-то радость. У меня ж таких вещичек с детства не было!
   - Будэш объяснят это всэм, - уже спокойней сказал кавказец. - А мнэ сэйчас уйти надо.
   Но перед тем как выйти из номера, Ислан ещё раз хорошенько "пригладил" "Свина" с левой.
  
   Теперь этот толстяк сидел в столовой и дрожал. Он-то думал, что собрание готовится по его душу, что это Ислан всех пригласил. Ему было удивительно, что на него никто не обращает никакого внимания. Как обычно.
   Между тем атмосфера в зале накалилась до предела. Все чего-то ждали.
   Когда дверь открылась, и вошёл Андрей со Стержневым, "Свин" почувствовал неприятный холодок, пробежавший по спине, и обернулся. Сабуров внимательно посмотрел на него, и толстяк побледнел. Он чувствовал, что теряет сознание. Таким уязвимым перед сложившимися обстоятельствами он себя ещё никогда не чувствовал. Хоть беги, да ноги нейдут.
  

9.

  
   Андрей оторвался, наконец, от разукрашенной физиономии гомика, и обратился к участникам шоу, взирающим на него, казалось с мольбой, которую почти нельзя выразить словами.
   - Друзья, - сказал Сабуров, - вас всех здесь собрали потому...
   его прервало движение, произошедшее за его спиной. Он обернулся. То же сделал и Павел, стаявший рядом. Дверь открылась, явив напряжённым взглядам смуглую девушку небесной красоты, входящую в столовую в сопровождении Дмитрия.
   - Кажется, мы вовремя, - проговорил поэт. - Привет, Андрюх, как ты?
   - У нас тут продолжается, - ответил Сабуров. - А я вроде ничего.
   - А мы завтра сваливаем, - сказал Дмитрий, кивнув на девушку. - Я уже и билеты купил.
   - Когда?
   - С утра.
   - Может, ей не стоит... - Андрей замялся. - Тут такое!..
   - Ничего, ничего, - впервые подала голос Евгения, - нервы у меня крепкие.
   У меня тоже были крепкие, - подумал Андрей, а вслух сказал:
   - Проходите, присаживайтесь, очень рад, что вы с нами.
   Дмитрий занял своё обычное место, а Евгения никого, кроме него, не замечая, примостилась у него на коленях.
   Андрей никак не мог оторвать от них глаз. От этой пары исходило сияние, невидимое глазу, но заставлявшее любоваться и любоваться ими. Наконец, он опомнился.
  
   - Друзья, совершено страшное преступление. Один из участников шоу покусился на жизнь и честь другого. Сейчас вы увидите все подробности, а потом нам надлежит решить, какого наказания заслуживает преступник перед тем, как предстанет перед уголовным судом.
   Андрей установил ноутбук на ближайший стол так, чтобы все могли видеть происходящее на экране.
   Пятнадцать человек, включая самого Андрея, с замиранием сердца следили за действиями Гены Васильева. Многие со страхом думали о том, что в течение почти пяти дней жили с этим чудовищем бок о бок, и даже не догадывались, на какие мерзости оно способно.
   - Это поэтому ты сказал, что у вас тут может быть не безопасно? - шёпотом спросила Евгения.
   - И поэтому тоже, - ответил ей Дмитрий.
   - Какой ужас! - причитал Гриша.
   - Завтра мы избавимся от него навсегда, - успокаивала его Рита.
   - Ликушка говорила, что он её так любит, так любит! - не могла успокоиться Люба.
   - Любовь придумали, чтоб денег не платить, - отозвался Саша.
   - Мы, оказывается, тоже под угрозой, - обратилась Маша Светлова к Лёше.
   - А гарантировали полную безопасность, - поддакнул тот.
   Остальные смотрели молча. Смотрели и ужасались.
  
   - Ну, что скажете? - спросил Андрей, когда запись оборвалась на том месте, где в номер входит Стержнев.
   - А что с Ликой? Она жива? - спросила Олеся.
   Ей ответил Павел.
   - Да, она жива, но в коме. Специальным вертолётом я отправил её в клинику, - он глянул на часы. - Ей уже чистят кровь. Если бы что-нибудь случилось, то мне позвонили бы.
   - Под суд подлеца! - высказался Коля.
   - Это и так ясно, - сказал Андрей. - Вопрос в другом: пускать ли эту плёнку на публику, или нет.
   - Да!
   - Да!
   - Конечно!
   - Ни в коем случае! - раздались нестройные голоса.
   - Предлагаю голосовать, - сказал Сабуров. - Кто "за"? - Поднимите руки. Теперь те, кто против. Остальные воздержались? - Ясно. Итак, большинством голосов решено показать аудитории все эти зверства. Вы хоть понимаете, что теперь Васильеву даже после положенного срока не будет жизни?
   - Да, понимаем! - На этот раз хор голосов был слаженным.
   - Вот вроде бы и всё. Осталось поставить в известность Ислана, Весну и Костю. Кстати, никто не знает, куда они запропастились?
   Словно отвечая на его вопрос, в столовую вбежал запыхавшийся от быстрого бега Ислан. Было видно, что он потрясён до глубины души: глаза на выкате, волосы торчком, руки - так и летают туда-сюда. Когда он заговорил, то даже акцент его куда-то пропал.
   - Скорее! Скорее! Там Весна Костю убивает!
   Все повскакивали с мест и кинулись вслед за Исланом. Стержнев и Сабуров впереди, остальные за ними.
  
   В столовой остались только Дмитрий и Евгения. На столе мерцал экраном забытый ноутбук.
   - А мы что? - спросила девушка.
   - А нам там делать нечего, - ответил поэт. - Помочь мы всё равно ничем не сможем, а тупо глазеть на чужое несчастье - низко.
  

10.

  
   - Девочка моя, что ты делаешь?! Что... - лепетал Костя.
   - Где общак, крыса? - всё тем же ровным тоном проговорила Весна. Только в самой глубине её огромных восточных глаз затаилась боль.
   - Я не знаю ничего! Ты меня с кем-то путаешь!
   - Вставай. - Костя повиновался. - Иди к выходу.
   Сердце Кости трепетало от одной формы команд, звучащих из таких близких ему уст. Его словно парализовало. Он был в том состоянии, когда не сопротивляются, даже если могут.
   Весна чувствовала это, поэтому безбоязненно подошла к своей сумке и достала оттуда приготовленный и лежащий на поверхности пояс с набором метательных ножей.
   - Учти, - сказала она, застёгивая пояс на бёдрах, - по метанию ножей я была лучшей даже среди мальчиков. - Она махнула внушительным кинжалом, который до этого приставляла к Костиному горлу.
   - Кто тебе звонил?! Что тебе сказали?!
   - Неважно.
   - Знай, это неправда! Это какая-то ошибка!
   - Хватит болтать! Выходи! Через балкон!
   Он снова повиновался. Они направлялись в сторону леса. Путь их пролегал мимо обгоревшего склада. По всей видимости, до того момента, пока они не поравнялись с местом пожарища, Весна и сама не знала, каким образом будет действовать дальше. Но тут ей на глаза попалась почерневшая, но вполне пригодная штыковая лопата, валяющаяся на земле.
   - Возьми, - скомандовала она.
   Костя подобрал лопату. Холод, пробиравший его внутренности, теперь сжал их, точно тисками.
   Лопата же оказалась на их пути совершенно случайно. Ею работал "Сапёр", когда минировал склад. Потом прислонил к стеночке и забыл о ней. Когда склад взорвался, лопата целёхонькой отлетела в сторону, чтобы на утро совершить ещё одну гадость.
  
   Они углублялись в лес всё дальше и дальше. Костя плохо ориентировался на местности, но чувствовал, что они сильно забирают в сторону. Весна выбирала землю помягче.
   Пройдя под тем местом, где раньше висела первая табличка, девушка остановилась.
   - Копай.
   - Но, дорогая, я же ничего не сделал, - запротестовал было Костя.
   Вместо ответа, Весна приблизилась, выставив перед собой кинжал.
  
   Ислан заметил их издали, и пошёл по следам. У него был недвусмысленный приказ: следить за этой парой и немедленно сообщать, если что.
   Кавказец увидел это "если что" и ему стало не по себе: Костя сам себе копал могилу, а Весна стояла над ним с клинком и, молча, взирала на труд своего бывшего партнёра.
   Ислан схватился за телефон, но тот, коротко пискнув, отрубился - сел аккумулятор. Времени на раздумья не было; кавказец ринулся к "общаге".
  
   - Давай поговорим, - сказал Костя, втыкая лопату в грунт. Пот градом лил с его уставшего и испуганного лица.
   - Давай, - согласилась девушка. - Где общак?
   - Да не знаю я ни про какой общак!
   - Копай.
   Он снова начал копать.
   Наконец, яма достигла достаточных размеров, чтобы он мог в ней уместиться.
   - Довольно, - сказала Весна. - Даю тебе последний шанс: скажешь, где общак, - выйдешь из этой ямы, нет - останешься в ней навсегда. Ясность полная?
   - Да! Да! Я всё понял! Но скажи мне, как быть, если я действительно ничего не знаю?! - взмолился Костя.
   - Ты решил умереть молодым и красивым, как я понимаю. Что ж, не буду препятствовать. Лопату.
  
   Сзади раздались крики и вопли. Это участники шоу, ведомые Исланом, спешили предотвратить убийство.
   Весна на секунду отвернулась.
   Костя бросил лопату. Прямо в неё.
   Краем глаза девушка уловила опасность. Её реакции мог бы позавидовать любой каратист: она с лёгкостью увернулась от летящей лопаты и перехватила её за черенок.
   То, что она сделала дальше, явилось полной неожиданностью для Кости: она подошла к краю ямы, в которой он до сих пор находился, и встала перед ним на колени.
   - Костенька, я очень тебя люблю, но убью. Я восхищаюсь твоей стойкостью, но прошу тебя: не дай мне взять грех на душу, сознайся!
   - Я не знаю! Я ничего не брал!
  
   Крики раздавались уже совсем рядом. Можно было даже различить отдельные возгласы:
   - Весна, остановись!
   - Это розыгрыш! Только розыгрыш!
   - Не убивай его!
  
   - Не скажешь? - спросила Весна совсем мягко. В глазах её стояли слёзы.
   - Да поверь ты мне, наконец! - вскричал Костя.
   - Прости, - прошептала девушка.
   Одно грациозное движение - и она оказалась в яме, схватила Костю за плечи и повернула вокруг собственной оси.
  
   Ислан, Андрей и Павел уже выбежали на полянку, на краю которой раной зияла яма с двумя копошащимися в ней людьми.
  
   Костя снова почувствовал леденящий холод стали на своём горле, но на этот раз он тут же превратился в огонь. Что-то очень горячее брызнуло вперёд, обливая грудь.
  
   Весна недрогнувшей рукой полосонула лезвием кинжала по горлу своего возлюбленного, и тут же отпустила его. Он осел на колени, как только что она перед ним, и руками пытался остановить хлынувшую кровь, как будто это было возможным. Он что-то пробулькал, судорожно сдавил шею руками и упал ничком на дно собственноручно вырытого последнего пристанища.
  
   Весна обернулась. На неё в упор смотрели пятнадцать пар глаз. Что ты наделала?! - говорили они.
   - Так было надо, - ответила девушка на немой вопрос. - Это было дело чести.
   - Какой чести? - спросил Павел. - За что ты его убила?
   - Мне позвонил дядя и рассказал, что этот человек взял то, к чему не должен был прикасаться. Они попросили придержать его, но я не могла дать им расправиться с ним, потому что люблю.
   - Это наверняка ошибка, - сказал Стержнев.
   - Розыгрыш, - мёртвым голосом проговорил Сабуров.
  
   Раздался звонок. Весна взяла трубку.
   - Алё, племяшка, дорогая моя, не злись на меня, пожалуйста, но я ошибся. А всё - эти русские фамилии и обилие реалити-шоу. Фамилия крысы - не Иванов, а Иванцов, и участвует он в реалити-шоу: "Под крышей".
   Телефон выпал из обессилевшей руки. Девушка грохнулась рядом с ещё тёплым трупом, обняла его и зарыдала во весь голос.
  
   Участники шоу не могли отвести глаз от этой картины. Глядя, как сырая земля жадно впитывает льющуюся на неё кровь, все думали о том, о чём во всеуслышание будет заявлено только завтра.

Дмитрий Дубов.

  

Шоу должно продолжаться.

  
   96
  
  
   97
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"