Внимание! Отзыв содержит некоторое количество спойлеров.
Так получилось, что прочитал я этот роман давно, а вот написать отзыв собрался только сейчас; надеюсь, автор меня не проклянёт.
Ведь он добрый человек, наш автор. По-Советски добрый. И написал очень Советскую книгу. Очень добрую.
Но не очень хорошо это сделал.
Если отбросить всю шелуху, то это история о мире, который представляет собой линейную экстраполяцию нашего. И о происходящей в нём научно-технической революции. Настоящей такой, матёрой революции, сопровождающейся сменой общественного уклада, межпланетными войнами и всяким прочим интересным.
Причина революции — изобретение искусственного интеллекта, ИИ. Канонического, сингулярного. Славного такого, крапивинского, с трогательно тонкой шейкой… извините, увлёкся.
Очень-очень человечного ИИ. Настолько, что это его свойство почти сразу выходит за пределы правдоподобности, превращаясь в двигатель сюжета. С одной стороны, для утопий такие декларации — норма; с другой — реализм-то всё равно страдает. Ну не верю я, что новорожденный Искин будет так старательно подражать человеческому поведению, что автору придётся на ходу придумывать некие забавные речевые несуразности — чтобы хоть как-то подчеркнуть не-человечность этого мета-персонажа.
«Мета» — потому что ИИ у нас, естественно, сетевой и так далее; тут нет смысла расписывать подробности, потому что они вполне соответствуют современным поп-научным представлениям (насколько их вообще можно изложить в художественной форме).
Да.
Значит, родила наука в ночь... рукотворный интеллект. Но как это произошло, никто толком не понимает. Накопилась в сети некая ошибка вычислений — опа! зародился ИИ. Накапливать ошибку — дело муторное, непростое, полуинтуитивное-полумагическое. Овладели технологией всего два юных коммунара, потому что у них мозги пока незашоренные.
Звучит так, будто я этот сюжетный ход ругаю. Ничего подобного: именно он понравился мне в книге больше всего остального. Всегда считал, что разумность — это ошибка природы. Вероятностно неизбежная, счастливая для нас, но ошибка.
Итак, юные коммунары прибывают к месту постоянной дислокации, в декорации города молодых специалистов, и приступают к изготовлению интеллектов, понемногу переводя это дело почти на конвейер. Параллельно крутят любовь с местными девицами, ратоборствуют местных бюрократов… короче, нормальный такой производственный роман. Не шибко остроконфликтный, — автор добрый, конфликты описывать не любит и не умеет, — но в целом достаточно убедительный.
А эти самые интеллекты — они, собаки, жутко умные. И, по заветам товарища Ершова, начинают сами себя перепрограммировать. Подогретый «Терминатором» читатель предвкушает неприятности — как бы не так: искины используют свою разумность строго для оптимизации производственных процессов. Получается это у них настолько здорово, что производительность труда на охваченных предприятиях взмывает вверх, как воздушный шарик с гелием.
Тут, конечно, сразу возникает вопрос, в грубом варианте формулируемый так: с фига ли?.. Всевозможных теорий управления разработана уйма, на все случаи жизни; во многих областях выработаны оптимальные методы и методологии (оптимальные — в математическом смысле: лучше придумать невозможно). Да, с внедрением этих подходов до сих пор возникают объективные и субъективные сложности, но в книге-то речь идёт о будущем, двадцать-далеко-не-первом-веке. С микроэлектроникой, — и, соответственно, вычислительными мощностями, — там проблем нет в принципе. Чего такого фундаментально крутого может напридумывать ИИ, даже крайне умный?..
Впрочем, ладно, примем за фантдопущение.
Итак, Советский Союз резко хорошеет в экономическом плане. У «партнёров» тихая истерика. А надо сказать, что на Земле к описываемому моменту осталось всего три заметных игрока: дом Атрейдисов, дом Ордосов… извините, опять увлёкся. Остались мы, пиндосы и халифат. Сможете угадать, что будет дальше? Правильно, вторые натравят третьих на первых. На земле, в небесах и на море. И на Луне.
Вынужден признать, что разборки между лунными базами — едва ли не единственный сколь-нибудь неожиданный сюжетный поворот. И то лишь потому, что автор моделирует автономный характер войны на спутнике: сообщение с Землёй оказалось прервано. Всё остальное, что составляет фабулу этого романа, совершенно предсказуемо, если не сказать банально. Идиллические сцены будущего, коварные враги, соперничество искинов, нашествие зомби…
Ах да! зомби.
Эпизоды с зомби (вернее, «зомби») — худшее, что есть в романе. С хорошим таким отрывом. Потому что автору надо было показать войну, большую, страшную. Атомной мясорубкой современного читателя уже не напугаешь, она у нас в комплекте по умолчанию, что же остаётся… ммм… о да! Зомби! все любят зомби! Или это было про гипножабу?.. Ну да ладно, если смешать всё вкусное, получится ещё вкуснее. Берём зомбей, гипножабу, девиатор тех самых Ордосов, добавляем щепотку весёлого идиотизма, идентичного натуральному...
Тут автор понял, что ему самому это совсем не интересно (он ведь у нас далеко не дурак, автор-то). И разборки с зомби дописывал уже по инерции. Добросовестно, с попытками вникнуть в психологию разборщиков, но без огонька. Потому что, повторюсь, на фоне общей проблематики романа — ну полная же туфта. Люди, способные оценить настоящую НФ, на зомбей плевать хотели, а фанаты Круза и Ко эту книгу вообще не поймут, начиная с названия. Даже очень поверхностное описание лунной ядерной войны здесь выглядит живее и достовернее, потому что подано «издалека», со стратегической точки зрения.
Что было после? Тяготы, переживания, затем победа и — космические корабли бороздят. Финал ужасающе предсказуем, но красив, эпичен и духоподъёмен.
Получить представление о языке романа проще всего из следующих цитат:
«Лето в Чернореченске переходило в финальную стадию.»
«А через океан шли беременные солдатами и техникой транспорты подкрепления.»
«Мотылёк крутился как белка в колесе. Точнее, как загнанная лошадь. Если бы кто-нибудь додумался посадить лошадь в колесо и изрядно погонять её. Свободного времени почти не оставалось. Вернее оно было, но в голове постоянно вертелись мысли о работе и назвать время отдыха полностью свободным никак нельзя.»
Это не специально подобрано, это тут имманентно. Канцелярит, лютая метафорика, чудовищные длинноты.
Длинноты везде.
Затянута экспозиция. Слишком долгий приезд, знакомство с безопасником и прочая и прочая; лишь затем — «я изобрёл ИИ». К этому моменту внимание удержит лишь очень доброжелательно настроенный читатель; а такого и удерживать незачем. При этом главный герой вял, недостаточно обаятелен: в результате к тому моменту, как автор начинает рассказывать об интеллектах, читатель ещё не успел ему поверить — не было в тексте необходимых для духовной зацепки реперов.
Длинноты в логике:
«Нет баз - нет жизни. Поэтому итогом любой операции ставился захват или уничтожение вражеских баз или сохранение собственных. Здесь можно уловить отчётливое сходство со средневековыми европейскими войнами: с опорой на крепости (лунные базы) и их осадой, скрытым проникновением и долгими штурмами защитных периметров механизированными армиями. Говорят, будто история движется по спирали, на каждом новом витке повторяя предыдущий, но на ином, более высоком уровне. Может быть так оно и есть, а может быть человеческий мозг так устроен, что всему новому пытается подобрать хоть какую-то аналогию из прошлого.»
Длинноты в мыслях персонажей:
«Это просто какой-то заколдованный круг. Чем шире и тщательнее контроль, тем меньше разумности выказывает очередная тестируемая модель. В пределе, при идеальном контроле, получается идеально бесполезная программа. Чёртовы красные! Как они смогли обойти парадокс? Как они вообще сумели создать разумную машину?»
Горшочек, не вари.
Неудачная проработка характеров.
Мотылёк пассивен, непонятно о чём задумчив, глобально неинтересен — как «отец» ИИ. Дети — продолжение родителей; в Мотыльке не видно того стержня, который он мог бы передать искинам; не видно и дефектов личности. А какой мощный сюжетный ход вырисовывался (Лем, «Ананке»)! и ведь вся инфраструктура романа для этого готова.
Конь банален. Даже когда говорит правильные слова, они звучат как-то по-школьному, как на линейке.
Наташа в первых главах — вылитая Людмила из «Москва слезам не верит»; это решительно не соответствует сути персонажа. Та же беда с подбитым глазом — совершенно, категорически недостоверная деталь. Впечатление, что автор схватился за первый подвернувшийся яркий образ, некритично приложив его к своему герою.
Искины… здесь придираться не будем, потому что ИИ пока достоверно не описал никто.
Периодически автор спохватывается, пытается оживить мир. К сожалению, слишком часто — с помощью замшелых штампов, аугментативов и прочей джигурды:
«- Надеюсь нам не придётся упасть- бледные губы куратора проекта изобразили слабое подобие улыбки. Стакан с налитым на три пальца, лучшим на этой планете сортом, виски стоял перед ним нетронутым. В золотистой жидкости угадывалось отражение потолочных ламп.»
«Бледные губы», «слабые подобия»…
Да, пунктуация в приведённых отрывках авторская. Автор уважает русский язык, но несколько отстранённо.
Вот ещё:
«Неожиданно безопасник спросил: -Вы читали Ефремова? Ивана Анатольевича Ефремова, был такой древний писатель и, кажется, учёный. Жил больше трёхсот лет назад.»
Серьёзно? В коммунистическом грядущем молодых людей придётся просвещать в подобных вопросах? Да в описанном мире Ефремов будет главной культурной иконой всей нации, наравне с Пушкиным и Толстым!
Справедливости ради, подобных футурологических проколов в романе не слишком много. Но есть, есть; и глаз мой больно ими исцарапан.
Понимание писательского труда и его места в жизни человечества у автора вообще своеобразное. Это очень заметно в эпизоде с условным маститым писателем.
Вкратце: условный маститый «писатель», член и лауреат, вынужден вступить в спор с некой обобщённой «молодёжью». Писатель утверждает, что развлекательная, художественная литература человечеству нужна и важна; молодёжь пафосно и (как кажется автору) логично его опровергает. При этом писатель, — напомню, опытный мастер слова, — мычит, алеет и оказывается не в состоянии подобрать хоть сколь-нибудь вменяемых аргументов.
...Дорогой товарищ автор, Вы настоящих-то писателей в жизни видали? Поверьте, большинство из них владеют словом на уровне, заведомо превышающем среднемолодёжный; а уж нормальный, в летах член и лауреат — это такая тёртая, кручёная и циничная машина словесного убийства, что сожрал бы Ваших умильных комсомольцев, даже не заметив их присутствия в составе трапезы.
Тем более что комсомольцы несут чушь. Вообразите себе мир, за который они ратуют: мир без книг, мир без песен, мир без отдыха, искусства, радости, мир без света!.. Легко ли поверить, что настоящая молодёжь будущего выберет жизнь в унылом бетонном фаланстере, где запрещено даже петь в ванной и читать в туалете?.. Невозможно поверить.
Искусственное заглупление персонажей — крайне дешёвый приём. Это, кстати, относится и к эпизоду с прото-педофилом, который поймал в лесу квази-пионера. До того ходульно-картонная сцена — с души воротит. Не надо так делать.
(портрет разгневанного Станиславского.jpg)
При этом в книге полно умных мыслей, изложенных живым человечьим языком:
«-Мы то можем- сказал Конь: -И они могут. Только не хотят. И вообще, советский союз, им одним своим существованием всю малину портит. Как тут будешь угнетать третьи страны или проводить деление на "высших" и "низших", на "элиту" и "скот", когда советский союз.»
Орфография оригинала. Но за её вычетом — разумно, хорошо и годно.
Ещё:
«-Мне тоже- вздохнула Эра: -Но другого выхода нет. Я не могу эффективно управлять войсками, воспринимая каждого солдата как человека. Юнитами могу. Людьми нет. Мне пришлось встроить в свой разум переключатель восприятия. Иначе я бы могла сойти с ума.»
Чётко, просто, доходчиво. И таких греющих душу моментов в книге много. Как и слегка замаскированных, но всегда уместных цитат из Колмогорова, Глушкова, Ершова и прочих «отцов». При этом, в отличие, например, от пафосного дурачка Юдковского («Гарри Поттер и Методы рационального мышления»), автор не превращает роман в эклектичный сборник надёрганных отовсюду умных (или «умных») высказываний. Каждая мысль на своём месте, каждая — плод осознанных размышлений над вопросом.
Ещё бы отучиться повторять каждую по два-три раза.
Роман далёк от совершенства.
Его надо резать и сушить, затачивать метафорику, характеры и конфликты.
Надо придумать необычные повороты сюжета, более близких, узнаваемых и реалистичных антагонистов.
Надо разобраться с футурологическими неточностями (либо вовсе отказаться от футурологии, — точность прогнозов которой, как известно, находится примерно в пределах статистической погрешности, — и включить более свободную фантазию).
Надо подумать над языковым и культурным дрейфом — всё-таки действие романа разворачивается спустя двести лет.
Надо… много чего ещё надо сделать.
Если этого не сделать, то злонамеренный критик с лёгкостью навесит на книгу ярлык «коммуняцкое графоманство».
Это не будет правдой. Но прозвучит до обидного близко к ней.
А я… я добрый. Почти как автор. И считаю, что достоинства романа перевешивают его недостатки.