Во-первых, на Деймосе очень скучно. Даже кратеров толковых нет, всё реголитом засыпано. Дикий пляж, а не планета.
         Ну, пусть не планета — планетоид. Не надо придираться к словам.
         Конечно, я бы предпочёл нормальную планету. Нептун, Венеру. Или хотя бы крупный спутник, типа Титана или Энцелада. Всё-таки первичная колонизация перспективного объекта — это совсем не то же самое, что первичная колонизация обломка скалы с порядковым диаметром аж тринадцать километров. Когда дело дойдёт до полноценных внеземных городов, имена первопроходцев совсем по-другому зазвучат. Сейчас — «фанатики», «самоубийцы», «эти сумасшедшие русские». После... после будет совсем по-другому.
         Я не жлобствую, своё место на Аллее Пионеров и так заслужил. А в Отряде все парни — отличные друзья и настоящие товарищи; у нас каждый каждому уступит всё, что угодно, не задумываясь. Просто я, когда узнал, что рапорт подписали, на радостях пообещал Иринке, что назову в её честь будущий город...
         В наушнике запиликал зуммер. Я поморщился: опять второй квадрант... «ИФР-21», крупноформатный принтер. Из достоинств — малый вес, низкое электропотребление, высочайшая ремонтопригодность. Всё остальное — недостатки. Четыре перезапуска за последние сутки! Ладно бы на сложном грунте, как у Павлова на Меркурии. Или у Иванова на Ганимеде: ЦУКС передавал, у него там компенсаторы магнитосферы отвалились в первый же день — теперь Костик в ручном режиме спеканием управляет.
         Но там всё-таки Ганимед. Там не стыдно, если техника отказывает. А мне на Деймосе должно быть стыдно. Здесь условия практически полигонные, как в «песочнице». А я не справляюсь, валандаюсь уже в полтора раза дольше норматива. Как, как мечтать о внеземных городах, когда ты не в состоянии заставить эти чёртовы «ИФР» распечатать одну-единственную избушку?
         Хотя какой тут город, на этом осколке... Больше скажу, организация постоянного поселения Деймосу вообще не грозит — ибо делать тут просто нечего. Ни ресурсов, ни гравитации, ни смысла в качестве перевалочного пункта на внутрисистемных маршрутах.
         ЦУКС рассматривает спутник исключительно со стратегической точки зрения: вдруг какому-нибудь идиоту из командования «наших западных партнёров» взбредёт в голову разместить здесь нечто вроде «Айронсайда» или даже пачки «Сэйвьеров». Сомневаюсь, что после официального начала проекта «Станица» мы позволим американцам запустить хоть одну ракету сверх v1 [1], — но вдруг у них поблизости уже что-нибудь болтается? Идиоты бывают удивительно креативны. В принципе, для нанесения необратимого ущерба марсианскому поселению может быть достаточно грамотно попасть обыкновенным камешком — пристегнуть движки, сориентировать, разогнать, уронить с орбиты... Одна эта возможность, сколь бы ничтожной она ни казалась, на мой взгляд, полностью оправдывает паранойю ЦУКСа.
         Ну, и скрупулёзность, конечно, оправдывает. Принятые решения надо выполнять «до щелчка». Решил Советский Союз застолбить в Солнечной системе всё, до чего может дотянуться — будем столбить.
         Как там у Фёдора нашего Михайловича? «Широк человек, слишком даже широк, я бы сузил...»
         Только это ведь не сам Достоевский говорит, а Митя Карамазов, да и тот в полубреду. И не про именно русского человека — а про человека вообще.
         «Общечеловека», подумал я, ухмыляясь давно забытому мему.
         Хрен вам, общечеловеки, а не «сузил». Россия сама кого хочешь сузит — мало не покажется.
         Снова запиликал зуммер.
         - Иду, иду, скотина ленивая... — сказал я, подхватывая «лыжные палки».
         Сейчас у меня участился пульс — от раздражения и физической активности. А звук с микрофона превратился в кодированный радиоимпульс и ушёл на искусственный спутник Марса, который называется «Стрела-М41». А с него — к далёкой Земле. И через четырнадцать минут полста секунд мои слова долетят до ретрансляционной станции на орбите Земли. Оттуда — в ЦУКС. И ребята смены обязательно уточнят, что за «ленивая скотина» имеется в виду. И через полчаса я доложу, что принтер второго квадранта опять сбоил, но я уже справился с ситуацией. И ребята сопоставят мои слова с физиографиками — и успокоятся. Но в оперативном журнале произошедшее всё равно зафиксируют: так положено.
         И никто ничего не предпримет. Во-первых, раздражение — это нормальная психофизиологическая реакция на проблемы. ЦУКС начинает беспокоиться, когда космонавт демонстрирует либо превышение пороговых значений, либо, наоборот, отсутствие реакций.
         А во-вторых, сделать всё равно никто ничего не сможет. Я тут один, на двадцать три с половиной тысячи километров. Расстояние до Марса, где сейчас примерно так же впахивает Володя Ляпин.
         Точнее, он-то как раз впахивает по-настоящему: марсианская «Станица» — вопрос ближайшей перспективы. А я здесь так, обозначаю присутствие. От четырёх принтеров большего и не требуется. У Володи их двадцать, не шутки. Плюс пара запасных. А у меня даже резервирование не предусмотрено: вот сейчас второй квадрант окончательно сдохнет — придётся перенастраивать три оставшихся. В тутошнем пыльном реголите, я вам, скажу, товарищи...
         У Володи грунт совсем другой: кремнезём, железо... И атмосфера. И роботы-погрузчики для «Био-Марса» и смежных программ. И сила тяжести — можно нормально ходить, без ракетного ранца или «лыж».
         Я аккуратно установил левую «палку» по нормали к грунту и нажал кнопку. Чух! небольшое облачко пыли окутало наконечник и зависло, сохраняя форму. Камешки упадут через несколько часов, мелким пылинкам потребуются дни. Цепочками таких облаков сейчас расчерчена вся моя стройплощадка. Висят, как трассеры над каждой лыжнёй.
         Я поёрзал ногами — чесались у меня ноги. Противное такое ощущеньице, подленькое: словно жук по телу ползает, от щиколоток до бёдер — и, скотина, тут же обратно... Ну чему там чесаться-то — ан чешется.
         Ладно. В XX веке космонавтам гораздо хуже приходилось. Американцам, вон, вообще пришлось на Луну в подгузниках летать. Как представишь...
         Хорошо, что они туда не летали.
         Когда наши, — Попов и Смирнитский, — высаживались в Болоте Гниения [2] и Море Спокойствия [3], я ещё в школе учился. Трансляции с Луны смотрели всем классом. Спорили, смеялись... радовались, что всё-таки следов пребывания человека на Луне не обнаружено, и в истории многолетнего мошенничества поставлена жирная язвительная точка.
         Радовались, что, выходит, американцы просто в очередной раз обманули весь мир...
         Я тоже радовался. А потом, уже в институте, понял, что нечему было радоваться. Нельзя ликовать, когда на одной с тобой планете живёт целый народ таких немыслимых, невероятных подлецов.
         Ведь мы жилы рвали, чтобы выйти в Космос, чтобы подарить человечеству Вселенную! А эти твари скинули на Луну пару лазерных отражателей, сняли десяток нелепых роликов где-то в аризонском сарае — и тупо, нагло, бесстыдно объявили о своей «победе».
         Нам нужна Вселенная. Им — доминирование. Как у обезьян.
         Обезьян господа бога [4].
         В которого я, конечно, не верю. Потому что верю, что каждый человек на свете достоин, — и потому обязан! — стать богом. Верю — как верит в это весь мой народ. Верю, что люди либо превратятся в богов — либо опустятся обратно на четвереньки.
         А когда я это всё осознал, то заодно понял, что настоящим богом пусть и не стану — но жизнь отдам за право попытаться. Даже если вместо перспективных Марса или Венеры или Титана мне придётся строить форпост на маленьком никчёмном спутнике, почти астероиде.
         Не всем же быть настоящими, матёрыми богами. Надо кому-то и в мелких походить.
         Я наклонился, воткнул в грунт вторую «палку», зафиксировал наконечник. Оттолкнулся и побежал по дымному реголиту, перебирая «лыжами» и оставляя за спиной синусоиду зависших облачков.

--
[1] — первая космическая скорость — минимальная скорость, необходимая снаряду для выхода на круговую орбиту. Для Земли первая космическая скорость составляет примерно 7,9 км/с.
[2] — заявленное «место высадки» экспедиции «Аполлона-15».
[3] — «Аполлон-11», тоже якобы.
[4] — «Обезьяна Господа Бога» — христианское прозвание сатаны.


         Удивительно всё же скучная у Деймоса поверхность.
         Это во-первых.
         Всё остальное — это уже «во-вторых». Потому что от меня здесь, по большому счёту, мало что зависит. Даже во время полёта всё делает автоматика, от «ключ на старт» до «поверхность зафиксирована».
         Раньше, на первых двух этапах программы уточняли, что «зафиксирована поверхность» именно небесного тела имярек. Сейчас смысла в этом нет: почти всё унифицировано. Какая разница, чью конкретно поверхность фиксировать? Всё равно наша будет, Советская. И очень скоро — надо только построить хотя бы один дом.
         Уверен, автоматика отработана до такой степени, что вполне способна обходиться без человека. А вот человек без работы обходиться не может — особенно здесь, в Космосе.
         Космос — величайший фронтир человечества. Мы веками рвёмся в Космос: это инстинкт. Есть же у отдельных особей любого биологического вида инстинкт самосохранения — почему у всего вида не может быть чего-то подобного? Направить горящий самолёт в колонну немецких танков, накрыть грудью вражеский пулемёт — или сесть в ракету, зная, что обратного билета не будет... существует же некая сила, которая заставляет нас, людей, делать правильные, просто правильные вещи?..
         И существует некая противоположная сила, которая заставляет... других людей поступать неправильно, превращаться в обезьян. И пытаться всех вокруг превратить в таких же обезьян — только ещё более слабых, над которыми можно было бы всласть подоминировать.
         А ведь превращаться в обезьяну очень, очень приятно... И легко — если ни черта не делать.
         Я мысленно почесал левую щиколотку, — «жук» сейчас ёрзал с какой-то прямо садистской тщательностью, — и активней заработал «лыжами», обходя площадку по широкой дуге. Проверка работоспособности оборудования, внимание и постоянный контроль ситуации... Не буду двигаться, ребята в ЦУКСе зафиксируют психофизиологическую «вялость». И тут же принтер обязательно опять «забарахлит»...
         Эх, ребята. Почто космонавта тираните?..
         Строго говоря, ЦУКС мог бы просто сбрасывать на объекты автономные комплексы, и роботы сами строили бы города. Дома, улицы и проспекты, подземные бункеры и купола, стартовые позиции. Что угодно. И сколь угодно большое — потому что энергия реакторов почти бесплатна, а в качестве строительного материала используется местный грунт. При 0,5 g прессованный реголит ничем не уступает по прочности тиралебетону. А плавленный — превосходит. При любом g. Хотя кардинально проигрывает по хрупкости.
         Но трёхмерная печать плавленным грунтом — это только для стратегических позиций: планеты, крупные спутники, Церера, Веста, Паллада...
         Допустим, реголит-то есть не везде, кое-где вообще приходится глину изо льда вытапливать, буквально по крупицам. А как работает Ольховский на Юпитере или Влад Кузьмичёв на Сатурне — представить боюсь. У них, конечно, спецтехника, роботы, системы гравикомпенсации и прочее и прочее и прочее... Интересно, как оно — там, внизу? Вряд ли мы в этом веке дорастём до полноценного освоения газовых гигантов, так что первичная колонизация — единственный повод заглянуть в их глубину.
         Заодно уж. Проект «Станица» оказался настолько масштабен, что пара-тройка-десяток лишних запусков особой погоды не делали. Мы замахнулись на кое-что куда более серьёзное: создание постоянных поселений по всей Солнечной системе.
         Вернее, пока — условно-постоянных. Постоянных ровно до тех пор, пока в них не отпадёт потребность на данном историческом этапе. А на следующие этапы запланированы вторая, третья и четвёртая волны колонизации; система регулярных межпланетных сообщений... много интересного запланировано.
         Мы всерьёз собирались подарить человечеству Космос.
         Если для этого требовалось навсегда запереть на Земле Америку и её немногочисленных последних прихвостней — ну, что ж поделать. Мы ведь не звери, к простым людям претензий не имеем. Отказывайся от американского гражданства — и пожалуйста, все пути для тебя снова открыты.
         СССР не собирался мстить, насмехаться, унижать былого противника. Цель была совершенно иная: защитить нормальных людей от так называемого «американского образа жизни» и так называемой «американской мечты» — той самой, обезьяньей мечты: быть обезьяной, доминирующей над обезьянами.
         Мы намеревались изолировать Америку, как изолируют агрессивных душевнобольных.
         Замигал индикатор вызова.
         ЦУКС.
         Я кивнул, подтверждая связь.
         - Привет, Кирилл, — прозвучало в наушниках. — Приём.
         - Подтверждаю, — сказал я. — Здравствуйте, Сергей Александрович.
         Товарищ Козерюк. Руководитель «Первой ступени». Нервный, суматошный, грубый — но фантазии хоть отбавляй. За счёт неуёмной своей фантазии был Сергей Александрович и мудр, и горазд разбираться в людях. И отбирать людей. С него начинался наш отряд, с него начинались мы все — операторы первичной колонизации.
         - Приём, — сказал я.
         - Подтверждаю, — после секундной паузы отозвался Козерюк.
         Он меня, конечно, ещё не слышал: сигнал-то запаздывает. «Стрела» отрабатывала пакет, передавая фрагменты записанного в ЦУКСе монолога и анализируя паузы и ключевые слова.
         - Кирилл, ты как себя чувствуешь? — прозвучало в динамиках. — Приём.
         - Подтверждаю. Самочувствие отличное, настроение бодрое, работоспособность оцениваю как высокую. Приём.
         - Подтверждаю. Молодец, Кирилл, другого и не ждём от тебя. А с головкой как? Приём.
         - Психологическое состояние отличное, — сказал я, слегка сбивая шаг от внезапности вопроса. Пыль метнулась из-под полозьев лыж, как всегда при смене темпа. — Подтверждаю, приём.
         - Подтверждает он! — хрипло заорал Козерюк мне прямо в ухо. Курит Сергей Александрович — как паровоз дымит. — Подтверждаешь ведь, а, Кирилл? Приём.
         - Подтверждаю, ТТ [5], приём.
         - Подтверждает он... Кирилл, сынок, ты мне вот что скажи: если у тебя психологическое состояние такое, говоришь, отличное — какого чёрта ты своей лыжнёй на реголите неприличные слова выписываешь? Приём.
         Ох, как бы я покраснел, будь этот разговор лицом к лицу!..
         Ведь думал, никто в ЦУКСе и не заметит. Когда ещё пыль уляжется, когда надпись станет читаемой... Расшифровал, выходит, товарищ Козерюк мои «трассеры».
         - Подтверждаю, — довольно жалко пробормотал я. — Виноват. Приём.
         - Подтверждаю. Дай-ка подумаем: первое слово сверху, то самое, неприличное, по палочкам вижу. Посередине «избушка», красиво. И снизу — «США», так? Приём.
         - Подтверждаю, — сказал я. — ТТ. Приём...
         - Не подтверждай, — прохрипел Козерюк. — Я тебя всё равно не слышу. И слышать не желаю. Ты чем думал, Кирилл, сынок? Приём.
         В динамике щёлкнуло и прежде, чем я успел ответить, что думаю головой, просто не всегда успешно, снова заговорил Сергей Александрович:
         - Хотя стоп, не отвечай. Знаю тебя: виноватиться начнёшь, «тэтэкать», да? Не «тэтэкай», всё равно тебя не слышу. Кирилл, ты что думаешь, я сильней тебя Америку люблю? эту гниль? Да я ненавижу их, сынок! Ты и представить себе не можешь, насколько я этих тварей ненавижу.
         На заднем фоне что-то загудело, звук стих, словно говоривший накрыл микрофон рукой. «Нет», донеслось до меня приглушённое, «А вот так! А вот так и пойдёт! Что? Да хоть по открытому!..» Я непроизвольно улыбнулся: Козерюк опять воевал с комиссарами смены.
         Ни малейшего дела не было комиссарам до того, как Сергей Александрович общался с подопечными. Мы в Отряде все — одна большая семья: как хотим, так и общаемся. Главное, чтоб дело делалось. А Козерюк умел его делать. И нас заставлял. Просто старик любил повоевать — вот комиссары и подыгрывали.
         - Приём, — хрипло произнёс Козерюк в моих наушниках. — Хотя стоп, какой, к чертям, «приём»... В общем, Кирилл, мы в Космос пришли не для того, чтобы глумиться над Америкой. Глумятся над более-менее равным, понимаешь? А пиндосы нам не ровня. Ты не застал... или мелкий ты был, чтобы помнить. Сербия, Ирак, Ливия... Одесса, Луганск, Лозовая... Они вообще, по-моему, не люди, понимаешь?
         - Понимаю, ещё как, — тихо сказал я.
         - Да не слышу я тебя, сынок. Но верю, что понимаешь. Так что веди себя подобающе. Мы — не они. Мы — вежливые. Понял меня? Вот теперь приём.
         - Подтверждаю! ТТ, понял Вас. Приём.
         - Подтверждаю, — сказал Козерюк. — Да, забыл сказать: ранец ракетный тебе не для того даден, чтоб над площадкою скакать. А чтоб на поверхность вернуться, если вдруг в пространство унесёт. Ещё раз попробуешь втихаря прокатиться — запущу принудительную эвакуацию. А на твоё место перекину Вадика с транзитной. Понял меня? Ну ладно. Давай работай. Тебе выступать через двенадцать часов. Приём. То есть какой «приём»... Отбой.

--
[5] — «так точно», популярная аббревиатура, пришедшая на смену англоязычному «окей» в середине десятых годов XXI века.


         - Возвращение на Землю считаю невозможным. Принимаю решение о колонизации. Список колонистов и состав материально-технических средств и активов колонии Деймос передаю в приложении. Подпись: Каретников Кирилл Станиславович, бис, младший лейтенант ВКС СССР. Служу Советскому Союзу. Отбой.
         Я покачиваю головой, завершая передачу, и закрываю глаза.
         Вымотался. Ад и Майдан, как вымотался. Почему-то построить дом на чужой планете для меня гораздо легче, чем рассказать об этом на камеру. Вероятно, заниматься делом вообще легче, чем трындежом?..
         Глупости это всё, конечно. Можно было записать типовое обращение на Земле, а с точек передавать готовую запись. Нет, вот надо нашим, чтоб обязательно всё по-честному!
         «Мы не глумиться пришли» — угу, как же. Ясно ведь, что Америка воспримет происходящее именно как глум, причём предельно жестокий.
         Проект «Станица».
         В рамках проекта Советский Союз посылает космические корабли к объектам Солнечной системы. Много кораблей. Очень много. «Ангара-18» за один пуск выводит до четырёх автономных модулей. Это четыре пилотируемых корабля, способных самостоятельно маневрировать после ухода с земной орбиты.
         Да, медленно. Ненадёжно. С крайне малой полезной нагрузкой.
         В общем, дёшево и сердито.
         И самое главное — только в один конец.
         «Возвращение на Землю считаю невозможным». Эту формулу повторит каждый из операторов первичной колонизации — так называется наша военно-учётная специальность. Само наличие которой в каталоге ВУС подтверждает и без того, в общем-то, очевидный факт: одновременное создание Советских поселений практически на всех мало-мальски значимых объектах Солнечной системы — вовсе не случайность.
         Советскому Союзу нужен мир. Нам всегда был нужен только мир. Но вышло так, что нам приходится делить родную планету с кучкой агрессивного, ненасытного, психопатичного сброда. Вышло так, что вместе нам не жить — либо мы, либо они. Вышло так, что невозможно жить в мире, не получив мiръ.
         Нам нужен был мiръ. Желательно — весь.
         Именно поэтому каждый из Отряда сейчас смотрит в глазок теле и произносит: «Принимаю решение о колонизации».
         Три минуты на запись и отправку пакета.
         Пятнадцать минут до Земли. Если бы «Стрела» и земные ретрансляторы умели злиться — вот бы они, наверное, злились, что приходится передавать столько одинаковых обращений, слово в слово. Только названия колоний разные.
         А, ну и фамилии колонистов, конечно. Только фамилии наши не особенно важны. Павлов, Ляпин, Жданович, Костик Иванов — эти да, войдут в учебники. А моё место в истории ограничится бюстом на Аллее Пионеров. Тоже, в принципе, неплохо. Хотя Иринка города в свою честь и не получит.
         Зато сегодня я звезда. Не каждый день в Верховном Совете выступаешь, даже по теле.
         Прокрутить обращение перед парламентариями — три минуты.
         Поставить вопрос на повестку, откатать доклады и прения, — которых, разумеется, не будет, — минута.
         Провести голосование — минута.
         Ратифицировать — полторы.
         Опубликовать официальное правительственное сообщение на главной странице Информационного агентства «ВОТТ» — секунд пятнадцать.
         Всё: колонию Советского Союза на планетоиде Деймос считать официально основанной. Председателем колонии Деймос назначается товарищ Каретников Кирилл Станиславович, бис, младший лейтенант ВКС СССР. Поздравляю, товарищ Каретников. Служу Советскому Союзу, товарищ Председатель Совета Министров СССР.
         На всё про всё примерно час. Основные положения «Статуса 2021» [6] соблюдены:
         1. Моё пребывание на Деймосе носит вынужденный характер. У меня нет возможности вернуться, ведь Земля на данный момент не обладает космическим летательным аппаратом, способным забрать меня с этой скалы.
         2. У меня есть постоянное и единственное место проживания, не менее чем на 85% выстроенное из местных материалов — та самая избушка, отпечатанная из прессованного реголита.
         3. И я известил о намерении задержаться на Деймосе органы власти.
         4. Которые даже согласились предоставить мне запрошенные привилегии.
         Отныне Деймос официально является колонией СССР. Точнее, «автономной зависимой территорией». В русскоязычной среде подобные эвфемизмы не используются, это ЕСовские крючкотворы в своё время поизвивались.
         Теперь можно и отдохнуть, навернуть ещё пару кружков — когда ещё доведётся погонять на «лыжах» по реголиту. Спешки нет: Верховному Совету необходимо рассмотреть ещё примерно шестьдесят точно таких же обращений. Если за это время я умру, то статус «автономной зависимой территории» будет ликвидирован, и Деймос опять будет считаться необитаемым. Так что сейчас мы «лыжи»-то отстегнём, «палки» деактивируем и пойдём записывать следующий пакет — с провозглашением независимости.
         «Выражая свободную волю мононационального народа колонии Деймос», — в количестве одного гражданина, Каретникова К.С., — «я, председатель колонии Деймос Каретников К.С., бис, заявляю о желании мононационального народа колонии Деймос обрести независимость от СССР.»
         И результаты референдума: явка — 100%, за независимость — 100%.
         Дата, цифровая подпись, полный видеопротокол процедуры голосования. Час на передачу пакета, рассмотрение результатов, признание независимости бывшей колонии Деймос, агентство «ВОТТ»...
         Поздравления: Генеральный; Козерюк; ещё один Генеральный... надо же, сколько у нас Генеральных. Домо аригато годзаимас, товарищ О-Генеральный. Даже, наверное, «годзаимасита» — потому что поздравили-то Вы меня целых пятнадцать минут назад. И Вам спасибо, Виктор Александрович, обязательно приеду! Минск — мой любимый город. Особенно теперь, когда восстановили Библиотеку. Приём. То есть отбой.
         Теперь мой камень — не просто камень, а суверенное государство. А сам я — ещё один Генеральный.
         Жаль, некогда насладиться жизненным успехом. Пора играть эндшпиль.
         Мы от бабушки ушли... то есть от колониального статуса мы ушли. То есть обошли первую главу «Статуса». К сожалению, если суверенное население народно-демократической республики Деймос, — в моём угловатом лице, — сейчас вымрет, то спутник свою государственную модальность немедленно утратит.
         - Я, Каретников Кирилл Станиславович, — говорю я, дождавшись подтверждения начала записи, — бис, Генеральный секретарь народно-демократической...
         И я прошу Советский Союз принять республику Деймос в состав СССР на правах автономного округа. И прикрепляю к пакету видеозапись референдума: явка — 100%, за вхождение в состав СССР — 100%.
         Только идиот откажется жить в Союзе. А у нас на планетоиде идиотов нет. Поэтому я дважды киваю, отправляя пакет на «Стрелу».
         Вот, собственно, и всё. Осталось дождаться пакета с Земли и ответить на поздравления. Теперь, когда Деймос стал частью державы, наличие или отсутствие на нём жителей ничего не изменит — государственный статус всего СССР ликвидировать невозможно. Отторгнуть территорию — невозможно. Даже заявить протест, на который наши дипломаты хотя бы отреагировали — никому не по плечу.
         Как бы кое-кому об этом ни мечталось.
         Я знаю, что организм гораздо легче воспринимает гибель, когда находится в расслабленном состоянии. Но удержаться просто не могу. Невыносимо хочется хоть немного ещё побегать на «лыжах» по пыльному серому реголиту.
         Через полтора часа приходит пакет с подтверждением. У меня почти не осталось кислорода, и я ограничиваюсь очень коротким ответным посланием.
         А затем отстёгиваю крепления, деактивирую «палки» и отталкиваюсь от поверхности. На Деймосе почти нет гравитации; прыжок превращается в полёт.
         В трёхстах метрах от поверхности я включаю ракетный ранец. Нет, вторую космическую здесь набрать невозможно — скорее всего, моё тело превратится в спутник Марса... как Омар Юсуф ибн Хоттаб. Но я всё-таки выполняю манёвр расхождения и ориентируюсь на тусклую звёздочку Солнца.
         Кислорода больше нет. Пора возвращаться на Родину.
         Самое обидное, что ни одной торжественной мысли в голове. Крутится только нелепое — «товарищ Бендер скончался».

--
[6] — международный договор о правилах, — фактически, о запрете, — колонизации объектов Солнечной системы. Подписан странами-участниками ОНС 12 января 2021 года.


         Я раскрыл глаза.
         - Ну и как, сынок? — произнёс надо мной довольный голос Сергея Александровича. — Как, понравилось помирать-то?
         Я попробовал что-то просипеть в ответ, но связки не слушались. Эвакуация — нейротравмирующий процесс.
         - А говорил, не куришь, — сказал Козерюк. — Лежи, не дёргайся. У тебя там энцелопочка лёгкая на графике, так что не дёргайся пока. Чего тебя прыгать-то понесло? Да лежи, доходяга...
         Ну, а я что? Я и лежал, пока не восстановилась работа синапсов.
         Не до конца, к сожалению. Два пальца на левой руке так и не заработали. И полностью пропала чувствительность в зубах нижней челюсти. Через год, когда мы с Иринкой сидели в кафе-мороженом на Губарева, в Новом Минске, я сломал два моляра — попался ледяной орешек. И даже не почувствовал.
         Были и другие проблемы... после эвакуации адаптироваться сложно. Но я, в общем, знал, на что шёл. Помню, как мы в Отряде тогда веселились, читая в западной прессе: «сумасшедшие русские — жертвуют живыми людьми ради мёртвых камней в недостижимой пустоте!..»
         Мы жертвовали, это верно. Жертвовали от души — потому что дарить следует только от души, а мы дарили своей Родине всю Солнечную систему.
         Мы жертвовали. Только не людьми.
         20 марта 2014 года вице-премьер Российской Федерации Дмитрий Рогозин сделал заявление, которое не то чтобы осталось незамеченным вовсе, — а тогда, в начале «Крымской Весны» и накануне «Третьей обороны» Севастополя, очень многие важные вещи оставались незамеченными, — нет, скорее, было воспринято как очередной популистский ход известного склонностью к эпатажу политика.
         Но Дмитрий Олегович был предельно серьёзен. Он заявил о начале реализации проекта по созданию антропоморфной робототехнической платформы. Тема «Аватар», как в популярном некогда фантастическом фильме.
         Тогда никто не мог и предположить, насколько далеко продвинется тема. Но уже через три года был создан прототип заместительного нейроинтерфейса, который позволял переносить сознание людей-операторов непосредственно в «мозг» аватара. Сам оператор в это время находился в коме; первые опыты по эвакуации, — возвращению сознания в человеческий мозг, — закончились провалом...
         А ещё через пять лет группа из четырёх аватаров прошла прямо по дну Лоуэр-Бей и попыталась заложить заряд взрывчатки в основание Статуи Свободы. Всех повязали, экранировали телеуправление и стали судить.
         Сперва не получилось: непонятно, как судить фактически робота. Все знали, что данные аватары российского, — тогда ещё не советского, — производства, но Российская Федерация вежливо всё отрицала. Сами аватары от сотрудничества со следствием вежливо отказывались. И не менее вежливо игнорировали психологическое и физическое воздействие. Потому что хоть и были на сто процентов изготовлены из биологических материалов, — примитивные механические платформы тогда уже считались устаревшими, — но нервная система, включая болевые реакции, у них оказалась запросто отключаемой.
         Мировые СМИ выливали на Россию мегатонны дерьма, грозили санкциями и войной.
         Но к тому времени никто в мире уже не мог тягаться с нами всерьёз. Только гадить по мелочам.
         Пачками снимались пропагандистские фильмы и ролики. Шлюзы из Интернета в «Искру» блокировались тысячами; агентство «ВОТТ» ежедневно противостояло DDoS-атакам. Рогозин пережил три покушения; Поклонская — восемь; Чуркина — двенадцать. В датских зоопарках демонстративно казнили медведей.
         Но убийство медведей слабо успокаивает тех, кто привык убивать людей.
         Расстрелять аватаров? Да никаких проблем — но это стало бы всего лишь уничтожением инструмента. А Запад жаждал убивать людей. Как и всегда, впрочем. Запад мечтал наказать! наказать! наказать! «Обезьяны господа» мечтали подоминировать хоть в чём-нибудь.
         И американцы сделали ошибку: протащили через ОНС закон, согласно которому аватар с загруженным сознанием стал считаться полноценной личностью. Западу хотелось уничтожить не просто роботов — а именно людей, пусть даже людей «бис», в биоконструкционных телах.
         Так что незадачливых диверсантов в итоге действительно расстреляли. Двое из них потом работали у нас в Отряде консультантами. Нормальные ребята. Со своеобразным, правда, юмором; я такой юмор начал понимать только после собственной эвакуации с Деймоса.
         Мир побурлил-побурлил — да и успокоился. Насколько мир вообще способен успокоиться. Через полгода приняли «Статус 2021»; много всего происходило. Про движение «За равные сексуальные права аватаров» и прочую тогдашнюю джигурду рассказывать смысла нет, наверное. Очень надеюсь, что о таких вещах мои дети смогут прочитать только в учебниках — да и то, если решат учиться на психиатров.
         А Советский Союз, — тогда уже не Российская Федерация, — в глубокой тайне приступил к проекту «Станица».
         Мы твёрдо решили закрыть Западу дорогу к неисчерпаемым ресурсам Солнечной системы. Здесь, на Земле — пусть догнивают, пусть дожирают свой скукожившийся мирок. Пусть даже поднимаются на околоземную орбиту; на ракеты с первой космической ограничений мы не накладываем. Но металлы пояса астероидов, гелий Луны, углеводороды Титана... если отдать всё это на поживу капиталистам — пиршество людоедов не закончится никогда. Они и родную-то планету выскребли, как злобные дети, решившие поиграть в подпольный абортарий.
         Злобные дети с задержкой развития.
         Обезьяны. Просто обезьяны.
         Но и мы — обезьяны тоже. Только мы, в отличие от пиндосов и подпиндосской нечисти, хотя бы пытаемся стоять прямо.
         Это сложно — стоять прямо. Сложно для вчерашних обезьян. Как бы ни гордились мы своим умом и своей коммунистической моралью, но и мы слишком недалеко ушли от звериного. Слишком недалеко: немножко наркотика в термос, капельку пропаганды — и человек-формально-разумный превращается в скачущее на Майдане животное.
         Уверены, что сумеете вовремя отказаться от майдановского чайку?..
         Когда стоишь по-настоящему прямо — очень легко оступиться. Мы могли бы просто перемолоть Запад экономической, политической, военной силой. Но...
         Все люди на Земле произошли от одной матери — «митохондриальной Евы». Каждый из нас, — какой бы расы и национальности он ни был, — является родственником всех остальных представителей человечества.
         Буквально: все люди — братья. Хоть бы и только по крови.
         Готовы опуститься до братоубийства?
         Вот и я так думаю.
         Пусть живут. Мы закрыли обезьянам путь к звёздам. А лучших, — тех, кто проэволюционировал дальше остальных; тех, кто готов бороться за право быть человеком, — мы заберём. Эвакуируем. Предельно вежливо — но не снимая пальца со спускового крючка.
         Чтобы обезьяны видели и боялись.
         Потому что в обезьяньем мире нет закона, кроме силы.
         А для нас нет силы вне справедливости. Вот такой мы народ. Может быть, мы, Советские, и правда не с этой планеты. Прилетели когда-то давным-давно со звёзд, остались — да и забыли, кто мы есть на самом деле.
         А теперь медленно и тяжело вспоминаем. Вот такой мы народ.
         Не бывает народов без недостатков. Наш национальный недостаток, — болезненная тяга к справедливости, — ей-богу, не худший.


         Иногда я просыпаюсь по ночам и не могу понять, где очутился. В такие моменты мне кажется, будто надо затаиться и ждать ещё одной эвакуации — только уже окончательной. Будто меня выдернут из этого тела... этого аватара. И вернут в моё настоящее — где-то там, среди звёзд.
         Тогда я ворочаюсь в постели, чтобы почувствовать тепло Ириного тела. И задерживаю дыхание, чтобы услышать, как тонко сопят дети в соседней комнате.
         И через какое-то время снова начинаю дышать.
         В такие ночи я всё время вспоминаю прапрадеда, Василия Ефремовича Каретникова. Он служил в НКВД и погиб в Финскую, когда его лыжная рота попала в засаду где-то под Суомуссалми. Он был в собственном теле, конечно, не в аватаре.
         Я купил принтер, «ИФР» — только домашней серии. Стоит внизу, в мастерской. Я пока его не включал.
         Ноги у меня больше не чешутся, совсем. Эвакуация — нейротравмирующий процесс. Иногда я беру кошачью щётку и специально расчёсываю лодыжки или колени. Но всё равно ничего не чувствую.
         Безумно, до дрожи в неработающих пальцах хочется хотя бы ещё раз пробежаться на «лыжах» по дымящемуся серому реголиту.


         Да, эвакуация прошла успешно, вернулись все. Олег Корягин остался парализован ниже пояса. Павлов ослеп на один глаз. Володю Ляпина восстанавливали очень долго, почти два года, но всё-таки восстановили. У Мирошниченко случилось три инсульта подряд, он сейчас на пенсии.
         А так почти все остались в Отряде. Кто тренируется для новых заданий, кто инструктором, кто консультантом. Операторы первичной колонизации больше не нужны, зато другой работы полно.
         Козерюк через полгода умер. Вместо него сейчас Саночкин. Ну, тот самый, который колонизировал Солнце. Вот кто счастливчик: все были уверены, что уж он-то не вернётся. А он вернулся, и даже в полном объёме выполнил задание.
         Когда он выбросил первый ракетный буй, и в ЦУКС пришёл пакет с сообщением о колонизации, здесь все просто на ушах стояли. И всё равно до уверенности в успехе миссии было ещё далеко. Потом пришёл второй пакет, третий...
         Теперь, когда обезьяны особенно громко визжат из-за своей лужи, Советский Союз очень вежливо обещает ввести санкции на солнечный свет и тепло. И обезьяны понемногу успокаиваются.