Он появился на свет хорошо прорумяненным малышом, готовым к употреблению света, окружавшего его и его мать. Как в капусте, скрывающей детёнышей под широкими листьями, он кормился под водопадом волос, словно маленький котёнок на несколько лет успевший спрятаться в сладком гроте младенчества. И эта сладость вела его из младенчества в детство с ароматом канд-чоя и чала, в отрочество - с горьким вкусом обнимающей все внутренности и рассыпающейся ореховым послевкусием зиры, подстерегающей в плове средь золочёного куркумой риса, и, наконец, вплелась в юность взрывами тысяч источаемых ароматов: от кыздырмы до кара-кума.
Так вот, здравствуйте: героя вкусов и ароматов зовут Каракет, автохтонец из Серкетли. Теперь о его возрасте и месте рождения свидетельствует хорошо прожаренная под южным каракумским солнцем кожа. Молодое сердце его так и не воспылало пламенной взаимностью к газовым земным недрам, что привело, по окончанию пищевых классов горького чёрно-пепельного Серхетабада, к непреодолимому желанию податься в город кулинарной мечты - в молочно-белый Ашхабад.
И пока соль желаний не превратилась в дорожный прах, он уже стоит на перроне перед окошком, из которого выглядывает копна вероники, обогащённая сверху табличкой: "Вас облуживает: старший кассир Вероника Полива".
Небо в день отъезда - бурое, беспросветно ватное, похожее на облитый мясным соусом капустный пирог. Чёрный дым из труб плывёт по нему, как огромный фрегат сильно прожаренного стейка.
- Я продам тебе билет, молодой батыр, но лишь при одном условии: Вы непременно заберёте багаж предыдущего пассажира!
Огромный баул лежит на самом краю перрона. Из-под него, как будто, виднеются останки владельца.
- А что с ним случилось? Он уехал в лучший мир, но забыл багаж? - искренне удивляется Каракет.
Кассирша, наконец, поднимает глаза, глубоко вздыхает.
- Нет, он был такой же наивный, но не дождался поезда.
- Разве это наивность - ждать, что ашхабадский поезд пройдёт через Серкетли?
Женщина глубоко возмутилась небрежными юношескими словами: "Если бы поезд не прибывал, то не было бы кассирш! Вы намекаете, что я тут для удовольствия сижу? У меня ответственность, а вы - тунеядец и наркоман, ждущий паровоза". Окошко хлопнуло, попытавшись откусить вытянутую за билетом руку, но заветный квиток успел выпорхнуть, случайно охваченный порывом лукового дыхания. Кассирша Полива посмотрела с презрением, ткнула перстом в баул на перроне и исчезла в тумане технического перерыва. Каракет сложил лапы и, в ожидании поезда, свернулся на коврике рядом с тем баулом.
Томатный соус уже начал выплескиваться из-за горизонта, когда чёрной копчёной колбасой из-под него вынырнул паровоз, гарни́рованный вагоном салатного цвета. На перрон спрыгнул коренастый мужичок в оливковой куртке с топпингом в виде оранжевой кепки. Схватив баул, он ловко закинул его на крышу вагона, а потом, вдруг почесав голову, заметил:
- Баул-то не с пассажиром?
- Да, да, я с ним... - мяукнул, потягиваясь Каракет.
- Не-е, ты не понял! Внутри тама никого нету?
- Нет, вроде.
- Ну, слава богу, - сказал мужичок. И любезно подсадил юношу на крышу. А следом залез сам. Поезд зашипел и покатился к мечте.
- А раньше не внутри вагонов ездили? - спросил Каракет у пристроившегося рядом мужичка.
- Раньше-то, да... Токмо сейчас он полный.
- Так много людей в Ашхабад едут?
- Не-е, ты не понял! Раньше вагон был полый, а сейчас - полный. Формы на заводе ноне токмо две, и те полуформы. Хотя нет, - вдруг задумался сосед, - чего-то я? Есть же ещё футбольная. Вона ноне и паровоз только по одному полному вагону тянуть могёт.
- Магтымкулы на них нет, - тут же возмутился кто-то из оседлавших вагон пассажиров.
Мужичок достаёт из-за пазухи сигаретку и, спрятав её конец меж тонких губ, пожёвывает его, одновременно похлопывая себя по карманам. Поезд трогается, постепенно набирая ход сквозь бескрайние Каракумы. Море барханов, кое-где посыпанных неаппетитной древовидной зеленью, иногда вскипает, подкидывая паровоз вместе с гарниром. В опасные моменты Каракет делает так же как и пара других пассажиров: цепляется за рельс и, оттолкнувшись от него, вновь устраивается на прежнем месте. Мужичок в оливковой куртке кажется более опытный: он словно приклеен к салатной крыше. Тот, не обращая на кипение пустыни никакого внимания, продолжает поиски. Закончив со своими карманами, он похлопал по карманам Каракета, затем обыскал поочерёдно каждый баул. Вскоре показалась следующая станция. Перед глазами пробегает платформа, мелькает табличка "Зелёный Уран", поезд было замедляется, но, засияв гранями, скачет дальше по полотну среди вырастающих лунных роз. Юный путешественник погружается в сладкий сонный молочно-медовый коктейль.
"Ветер, ветер, ты в чужих краях пел в ушах, вздымал дорожный прах..." - задумчиво нараспев бормочет мужичок.
Сквозь сон раздался скрежет тормозов, и Каракета резко бросило вперёд, на тюки.
- Странники, взгляните на меня, - раздалось из темноты. - Рад вас приветствовать в Каракадаге на празднике-маскараде.
- И тебя приветствуем, Каракал-башы, - ответил мужичок.
- Сходи́те - вы сегодня отпразднуете возвращение моего сына... - неожиданно Каркал-башы нахмурил брови и добавил: - Если, конечно, вы к нему подготовились?
Мужичок раскидал тюки, растолкал Каракета и зашептал ему на ухо: "Быстрее, Серкетли, открывай баул и раздавай всё - надо преобразиться". Каракет нехотя потянулся к баулу, открыл его и обнаружил пачки карнавальных масок: одинаковые маски каракалов с чёрными ушами, искрящимися столь же чёрными кисточками. Руки других пассажиров потянулись, быстро растаскивая маски и оставив в конце лишь одну, которую Каракет надел на себя.
- Идём же к праздному блаженству, дорогие гости.
Недоехавшие пассажиры спустились и потянулись вереницей вслед за Каракал-башы, отходя всё дальше от путей.
- Добро пожаловать к моей счастливой столице. Увидьте Каракадаг и восхититесь, - торжественно произнёс Каракал-башы.
Впереди горели всё ярче тысячи огней и, когда Каракет приблизился ещё, он разглядел на фоне города, блистающего золотистыми отблесками сотен высоких крыш, отсветы множества раскиданных по равнине тамдыров. Вокруг них извивались в кошачьей пластике фигуры людей... или не совсем людей: кисточки на их ушах будто горели чёрным пламенем. Степной ветер обдувал путников, принося ароматы с этого гигантского пикника.
Дорога, которой вели Каракета и остальных, перешла в гигантский достархан, укрытый ахальскими, иомудскими и текинскими коврами. На них стояла снедь в мервском и хорезмском фарфоре, ни описать, ни приготовить которую в столь большом количестве Каракет не смог бы за всю свою жизнь. Каракал-башы отошёл от вновь пришедших и громогласно провозгласил.
- Мои каракалы, подойдите к столу и слушайте меня.
Чёрные фигуры выстроились с обеих сторон достархана. Пассажиры растворились среди них. Лишь мужичок в маске каракала с ушами, спрятанными под оранжевой кепкой, слился с тенью Каракета.
- В честь кого наш праздник?! - продолжил Каракал-башы. - Сегодня возвращается возлюбленный мой сын - Каракал-огул. И светлый приход моего сына мы будем праздновать от Нового года до Нового дня. Пусть наш праздник будет счастливым! Р-р-р.
Сотни голосов зарычали в ответ. Р-р-р-раздавалось всё дальше, дальше и проревело в ответ из города. Каракет тоже попытался зарычать, а получилось лишь заурчать. Каракал-башы резко повернулся и вперил в него взгляд своих миндалевидных глаз.
- Не двигайся, батыр, - он подошёл к Каракету, почесал его за ухом, понюхал кисточки на его ушах и произнёс. - Здравствуй же, сын мой. Спасибо, что пришёл.
- Слава богу, что пришёл, - отозвался мужичок из-за спины юноши.
- Каракал-баты́ры, - обратился Каракал-башы ко всем гостям, - я пойду со своим сыном, посмотрю, как там готовится мой кумелек.
Каракал-башы и Каракет отходят в пустыню вдаль от путей, гостей и города. Отец бесшумно ступает чуть впереди, позади - названный сын.
- Я буду обучать тебя многому, - стал говорить старший Каракал. - Забудь об Ашхабаде, пустынном городе, где среди мрамора не осталось ни людей, ни каракалов. Я подарю тебе мой царский садник. Бери Каракадаг, нашу новую огненную столицу, благоухающую жаркими ароматами масел, плова и шашлыка.
- Любо-овника огня, - завывает кто-то за спиной Каракета.
- Запоминай заповеди нашего народа, сын мой.
Каракет молчит, боясь мяукнуть невпопад.
- Не обижай тех, кто не может дать сдачи.
- Потому что если ты бьёшь в стену, то больно тебе, - добавляет мужичок.
- Всегда говори правду, вкладывай смысл во всё, что излагаешь.
- Ведь южный ветер всегда дует на север, - вторит мужичок.
- Наши страдания - всё, что у нас есть. Вытерпи боль и получишь то, о чём можно только мечтать.
- А холодильнику нельзя заглянуть в глаза, потому что он циклоп... - суфлирует мужичок.
- Теперь обернись.
Каракет оборачивается и видит, что отец-каракал стоит перед ним, держа в руках огромный садник.
- Сейчас ты становишься настоящим каракалом, и тебе не понадобится больше снимать маску, - отец опускает лопату перед ногами сына. - Отныне ты Каракал-башы-огул, хозяин Каракадага.
Кто-то сзади хохочет всё громче и громче. Песок Каракума зреет и томится под тысячами зажжённых тамдыров. "Время перевернуть ишлекли", - понимает сын Каракал-башы.
Каракал-огул поднимает садник, подсаживает его под Каракадаг и переверачивает мир. Затем присаживается в облако, созерцая, как золотые башни и блистательные шпили Каракадага осыпают сверкающей куркумой кара-кум небес.