Внутреннее спокойствие здания обеспечивала старая пыль. Она гнездилась во всех неподобающих местах, скапливалась удивительно быстро, была мягкой, пушистой, жадно поглощала любой звук, любое лишнее движение.
- Чтоб тебя...! - громко выругалась Тетя Груня - дородная женщина после пятидесяти, привычный глазу ком жира, завернутый в темный ситец одеяния уборщицы восьмидесятых.
Высокий коридор Фрунзенского райвоенокмата спал до утра. Стены, искорябаные творчеством призывников, не освещали лампы дневного освещения. Торцевые окна оставались слишком малы, и уютный полумрак заполнял пустоты длинного коридора. Пахло мочой и ожиданием чуда. Наверное, вчера какой-то подлец из призывников примостился в уголке и под широкий гогот сотоварищей справил малую нужду прямо в стенах государственного учреждения. Придурок.
Как всегда неожиданно, с гулом пушечного ядра распахнулась входная дверь, и в коридор протиснулся старлей Вася 150кг., по кличке Пузо. В общем безобидный малый, когда не дышал в твою сторону. Пить начинал Вася с утра, кончал поздно ночью, и именно тогда обильно закусывая жирным, порою несвежим мясом. Потому выхлоп из его рта напоминал выгребную яму, пополам с перегарно-бродильным цехом. Некоторые из неподготовленных посетительниц его кабинета падали в обморок. Но без Васи нельзя никак, и отмазать от армии сына может по полной программе, и до сборов военных мужа не допустить, и устроить на службу в нужное место.
На ходу разговаривал Пузо с Ириной, девушкой в целом приличной, но курящей театрально-длинные, дорогие сигареты.
- А хто ето такая?! - орал на весь коридор Вася.
- А х... его знает, - спокойно отвечала Ирина, лавируя за ним где-то сбоку - сзади, дабы попадать под газовую атаку с возможно меньшими потерями.
- Ты мне ее в кабинет веди, по дороге раздень. Поставь раком, пусть дожидается, счас в сортир схожу, потом пользовать буду!
Уборщица перекрестилась привычно, как от черта средней, но не самой похабной категории.
- Аксизь...
Где-то еще дальше в уже чистой тени коридора держась за сердце, слегка поойкивая, шла, тащилась за Ириной немая просительница. Ее бледное лицо, огромные вытаращенные глаза отображали и дикий ужас, и непомерную решимость одновременно. Как видно готовая за сына на все, она уже проигрывала в голове всю эту непотребную сцену.
- Женщина, да вы что?! - прошипела на нее Ирина, - он у нас тихий. Почти импотент, вы сами на него посмотрите. Откуда в такой куче жира полезные мышцы? Да у него зеркальная болезнь в последней стадии...
- Это как это?! - сдавлено заголосила просительница, подозревая самое худшее. - Как это?!
- Да он свое хозяйство уже в зеркале не видит, и мочится наугад, и вспоминает о нем только, когда хочет мочиться. Вы, женщина, лучше платочек свой не слезами, духами смочите. У него в кабинете такая вонь, что без противогаза выдерживают только кони, да и те регулярно дохнут...
А надо сказать, пили во фрунзенском военкомате буквально все. Кто от скуки, кто от великого нереализованного ума, или от малого продвижения по службе. Какая бы причина не находилась или отсутствовала вовсе, пили ежедневно, чаще все не сходя с рабочего места и дозами превышающими разумные пределы настолько, что сказки становились былью.
Последний военком и военкомом стал посредством хорошей пьянки, а не со зла. Прошлый начальник его дюже не взлюбил за стать офицерскую, выправку не от муштры, и прошлое от Афгана, которое не вытравить никаким тыловым душком. Вот и придирался начальник к заму по мелочам. То пуговица у подполковника не застегнута по уставу, то бумаги не по форме выправлены. А то у подчиненных не то, а это не у этих.
Боевой подполковник к инфаркту спешил, весь белый на взводе, на спусковом крючке, молчит, на придирки "Так точно!" отвечает, у самого давление под двести, боли под левым соском. А военкому доводить зама, будто к коллекционированию у филателиста блажь. С утра встал и к станку, подчиненного понужать, чем больше, тем слаще. Честь за Родину отдавал? Теперь отдавай жопу по службе.
Вот однажды, Васильевич после понужалова всю ночь пил напролет. А когда утро пришло, взял именное оружие, почистил, перезарядил и на работу. Зашел к начальнику в кабинет, достал дуло и говорит:
- Молись сука, пришел к тебе боевой офицер!
- Да ты что Васильевич! - визжит военком в ответ, - у меня жена, дети, теща на сносях, того и гляди, чем разразится. Это все от нее! Она меня понужает, а я тебе передаю. Но ведь мне то срамней, меня же трахает баба, старая, страшная.
А Василич:
- Плевать! Давай сука, прощайся с жизнью. Пять пуль тебе, остальные себе оставлю. Я под смертью семь лет проходил, неужели не притерпелся...
Для начала военком бухнулся на колени. Нет, это не было, как в ковбойских боевиках, - выхватил из под стола пистолет и давай шмалять в обидчика. Просто бухнулся, как перед иконкой, просто плакал и Бога молил, каялся во грехах и клятвенно заверял, что мальчик больше не будет.
А когда Василич пару пуль в потолок всадил, бравый военком насрал в штаны столько, сколько в желудке пришлось. Видать прошлый ужин был плотным и приятным, а с утра не успел...
Василича бабы увели. Та же Ирина. Ей бы на доты кидаться, когда она не в себе. Так Боевого офицера уструнила, руки скрутила, чуть не задушила девичей грудью, тот все обиды забыл. Увели, умыли, успокоили... Не военкома, а боевого офицера. Кому этот обосраный военком теперь нужен?
Начальство разобралось, сочло претензии зама частично обоснованными, а факт нападения непризнанным. И оно же перевело бывшего военкома, не снижая звания в тьму-таракань повышением по службе, ввиду несоответствия боевой и политической подготовке. Стоящий на коленях офицер, доверия и начальству не внушает. Вот и повысился Василич из замов в военкомы на прежнем месте, но кабинет себе оставил прежний, только табличку сменил. А то памятное помещение выделил Пузо. От него все одно воняет, просители и не разберут, то ли от места присутствия, то ли от хозяина.
А в тот раз он уже военкомом был. При нем и работа спорилась, и порядку куда больше стало, и дисциплина тверда, но пить по-прежнему продолжали. Прапорщика Пыльева "Веди себя прилично" неспроста назвали. Он по службе бумагами правильно и внятно шерудил. На работу опаздывал не чаще других, а если была в том необходимость, мог и выходные запросто посидеть. Уважали его в коллективе, да только не тогда, когда наливался в зюську и в таком положении пребывал по неделе. И выгнали бы его, если бы не из армии, но говорю же - бумагами лихо шерудил.
Так вот, в под корень налитом состоянии тянуло Пыльева на диктат, сильно тянуло, да не то звание прапорщик. Как говориться: курица - не птица, прапорщик не офицер. А до женщин он приставал. Подкрадется на цыпочках сзади, как ущипнет! Дама в голос, а он еще громче:
Напилась!? Веди себя прилично!
Так и прозвали его в полном соответствии с поведением и отвратительными к тому наклонностями. Начальству то что? Он же их не щипает, наоборот ходит по струночке, если не пьян.
Каждую весну и осень офицеры военкомата пили по необходимости. Вырванные с корнем из рук призывников, емкости со спиртным требовали определенного понятного действа. Иногда, для проформы разбивали одну из бутылок перед строем, с ужасом в глазах, с праведным назиданием в словах, но остальное употребляли по назначению.
Изумление, вызванное таким количеством спиртного, было столь велико, что деревья, окружающие военкомат, качались без ветра, а бетонированные, прямые, строгие на трезвяк дорожки превращались в лабиринты, выбраться из которых без посторонней помощи крайне затруднительно.
Сами призывники от сташих старались не отставать. Причем снабженные щедрой материнской рукой, информированные о том, что по приезду в часть, деньги все одно отберут, голодраные крезы на пару дней не останавливались ни перед какими ценами. Окрестные ларьки просто озолощались, просто становились живыми источниками процветания.
Но самое сложное было не в этом. После трех суток подобного жития, всю эту слизь предписывалось довезти до в\ч, т.е. до места будущей дислокации на два долгих два года праведной (иногда) войсковой жизни. Вот это последнее бабушка надвое сказала, деньги то кончались не у всех, только у прапорщиков. А вы видели, как эти бастрюки умеют уговаривать практически не пьющих с похмелья офицеров? Это же жуть с ружем!
Прапорщика "Веди себя прилично!" уговорили от души. До такой степени, что когда перепились сами, раздели бедного начальника до семейных трусов, забрали портфель с документами и уложили под кустами вечерить до утра. После этого команда за ном. 33 разбрелась по домам, честно решив, что служба для них на этом закончилась.
И вот через пару-тройку дней военкомату выдали запрос по поводу нахождения той самой злосчастной команды. Полковник Василич понял все удивительно быстро. Только спросил дам, что Пыльев говорил перед отправкой. Результат был налицо, и нужно действовать незамедлительно.
Для начала пробежались по адресам и разыскали нарушителей воинской дисциплины. Собрали всех нетрезвоподчиненных, команду в полном составе, а Пыльева нигде не нашли. Вся тяжесть и глубокая бездна положения проявилась именно тогда, когда под давлением обстоятельств и перегарных газов Пузо, один из бывших дезертиров выложил на стол табельное оружие пропавшего прапорщика.
Это был п-ец. О чем во всеуслышание с перемежением прочими междометиями Пузо доложил не только военкому, но и всему личному составу военкомата. С привычными уже криками - "Убью суку!" боевой военком наскочил сначала на Пузо, потом на команду 33, затем возжелал знать, где все-таки эта б... "Веди себя прилично!".
За отсутствием стрелочника как такового, призывников разогнали по территории военкомата. Выяснив подробности унижения боевого офицера, хотели раздеть до гола и учинить над ними суд Линча. Благо женщины удержали, а то бы уголовщина. Но искомые документы и местонахождение прапора никто из дрожащих, будущих дисбатовцев не выдавал.
В разгар потрясания табельным оружием и загибания всех и на все лады, в ленинскую комнату ворвалась все та же Ирина. Оказывается, за то время пока уроды мужики издевались и понужали ни в чем невинных мальчиков, ей предложили купить документы военной команды 33 извращенцы настоящие и всего-то за 1000 долларов наличными. Обещали перезвонить через пятнадцать минут.
- Ну, НАДО ЖЕ ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ?! - в последний раз взвизгнула Ирина и бухнулась на взвизгнувший под ней стул.
Водрузив пистолет Макарова в кобуру, удивительно белый и изощренно спокойный военком направился к телефону на предмет ожидаемого звонка. Тут же позвонивший извращенец нарвался на приятную, неторопливую любезность боевого офицера. Удивительно милым и хорошо поставленным голосом, глупый извращенец был информирован, что он беседует с самим фрунзенским военкомом. И что он - военком просто счастлив слышать столь восхитительно честного гражданина, который за такие небольшие деньги, так преданно служит Родине с большой буквы. На самом деле (так выразился сам военком), для нас это совершенно небольшие и даже мелкие деньги. (На этой фразе Ирину хватил обморок, и она сверзилась со стула). И если дорогой товарищ, немедленно привезет документы, ему не только заплатят наличными, но и выпишут грамоту от Министерства Обороны, лично за подписью самого военкома.
Через пол часа, Пузо и еще пара не менее тяжелых на вес офицеров вовсю выписывали грамоту прибывшему с документами извращенцу. В дело пыталась вмешиваться Ирина, но ее не пустили, удавила бы гада грудьми.
Нива, на которой прибыл извращенец, стояла у военкомата еще месяц. Для почина у нее сняли колеса, затем лобовое стекло и прочую, заботливо вкаченную мишуру. Детишки с окрестных домов играли в ней мирно то ли в домик в деревне, то ли в уличный туалет. А потом, тихой ночью, прибывший с долгих военных сборов по переподготовке, хозяин-извращенец оттащил ее в родной гараж. Он правил и латал Ниву долго заботливой, неунывающей рукой, стараясь не вспоминать ни фрунзенского военкомата, ни военкома, ни опухли своих гениталий, ни кастрации с конфискацией, которую там, в далекой части устроил ему местный военный авторитет по просьбе старых сослуживцев.
Прошло трое суток. В вышестоящие органы конечно никто не заявлял. Каждое утро, после второго стакана перевозбужденный военком с любимым криком - "Убью суку!", носился по дорожкам, преследуя воображаемого противника, а тот все не приходил.
Был правда момент, когда Ирине раздался звонок, и пропащий прапорщик глухим, дребезжащим голосом попросил вынесли документы и одежду.
- Он тебя убьет! - сказала Ирина, - третий день носится как оглашенный. Убьет точно!
Но прапорщик все вандонил и конючил, и доброе женское сердце не выдержало. Обмотав часть вокруг талии, частью сложив в дамскую сумочку, частью между обширных грудей, Ирина двинулась к проходной. И уже бы почти и вышла, как неизвестно откуда, из засады на нее выскочил боевой разведчик-командир.
Ирину не просто напугать, тем более вывезти из равновесия. На вопросы командира- что у нее между грудей, она отвечала достойно и даже с юмором. А в сумке у нее находились вещи на случай критических дней, куда соваться даже мужику ее не положено. А что потолстела? Так может прибавка населения...
К сожалению, командир был неумолим. Отобрали все от тапочек, до военного билета и чести, и совести, и хотя слово дала, что не скажу, где и когда.
Прапорщик - зверь пуганый и засаду почувствовал издалека, из кустов не выходил, махал жестами, чтобы Ирина сама к нему подгребала. Полковник вдолгую не стерпел и выстрелил первый, но опять дважды. На удивление трезвый Пузо кинулся вырывать оружие, и под этот шумок разбежались соратники в разные стороны.
Кончилось история практически тривиально, очередным звонком в адрес военкомата. Жаловались на военкома, самому же военкому у аппарата. На улице Джандосова возле речки в обычной пивной произошло мелкое недоразумение. Некий весьма оборванный и небритого вида забулдыга приставал к посетителям с просьбой налить, взамен обещая помощь в урегулировании дел с военным призывом и прочее. Когда непоседливо-надоедливого принялись было бить, выяснилось, что за поясом у него пистолет Макарова (где взял, так и не узнали). Далее забулдыга построил всю пивную с поварами и владельцем у передней стенки руками и ногами в размах. Поигрывая оружием, он принялся рассуждать о стабилизирующей о роли армии в делах ежедневно-мирного населения. Он клятвенно обещал, что все присутствующие здесь чудаки на букву "М", поедут на военные сборы надолго и без сохранения среднего заработка. Поедут так, что забудут их жены и даже дети, и сгниют они сердешные там от пяток и до макушки.
Залегший за стойкой официант, в поле зрения горе-военкому не попадал. А потому выбрался из пивнушки целым и невредимым. Имея в голове масла более, чем многие из нас, в милицию он не позвонил, а доложил сразу по телефонному справочнику, по месту службы, чтобы не найти большие неприятности лично для себя.
Военком сразу понял КТО. Машина стояла под парами. Табельного Макарова у него от греха выкрали накануне, и не возвращали ни под какими пытками. Уж как он его бил... Передние зубы вылетели от первого попадания, а тело бросало из стороны в сторону, а за колотую посуду никто претензий и не думал предъявлять. Иногда просто не понимаешь, как о голову прапорщика можно расколоть стол, а тот после этого какие-то извинения бормочет? Нет, лишнее это все. Уж лучше: