Аннотация: 4-5 января 1995-го года. Город. Продолжение штурма переходит в позиционное сидение со всеми сопутствующими этому сидению проблемами.
Наступившая ночь была, кажется, одной из самых тихих в Городе, словно бы человечество внезапно одумалось, посмотрело на творение своих рук и ужаснулось увиденному. Тут и там вспыхивали спорадические перестрелки, свистели пули и рвались снаряды, однако ни один из этих инцидентов так и не перешел даже и в полноценную перестрелку, так и угасая на уровне энтузиазма отдельных личностей. Стороны отдыхали, приходя в себя после произошедшего за день. Слишком много потерь и сумбура. Высоким недоговорившимся сторонам было необходимо привести в порядок свои силы и подытожить совершенное, наказывая невиновных и награждая непричастных, благо, обе стороны в известной мере предприняли нечеловеческие усилия для достижения своих собственных целей, получили то, что получили и теперь, подобно двум пьяным идиотам, дерущимся на дискотеке, нуждались в дополнительных попытках позиционирования себя во времени, пространстве и смысле жизни.
Для наших это позиционирование заключалось для начала в банальном определении живых и мертвых. Добрый час в темноте во всех корпусах комплекса шла перекличка. Офицеры искали свой проебавшийся и отбившийся в кутерьме боя личный состав, солдаты разыскивали товарищей и чего-нибудь пожрать, а командование устраивало разбор полетов и пыталось хоть сколько-нибудь разобраться в текущем положении дел. А дела были не сказать чтобы сильно хорошие. Библиотеку "единым могучим ударом" все же удалось отбить, при этом потеряв большую часть разведбата. Военный колледж, за которым все чаще и сильнее закреплялось название Пентагон, так и остался в руках у чеченцев, битком-набитый детскими трупами учащихся, посланных в последнюю атаку впереди более экономически и воинственно ценных взрослых. В разных местах площади пронзительным черным могильным дымом чадили в небо остатки танковой роты, а тела в песочных и камуфлированных бушлатах раскинулись на ней некрасивым конфетти. Изредка то или иное тело начинало дергаться, точно изломанная кукла-автоматон Жака де Вокансона, и когда на это обращали внимание, то в окна тотчас летели дымовые шашки, а самые разнообразные добровольцы выпрыгивали на улицу и тащили раненых в больничный комплекс. Иногда это не удавалось и рядом с раненым образовывался в лучшем случае труп, а в худшем - еще один такой же. И тогда приходилось уже другим людям заталкивать страх глубоко внутрь себя и идти площадь за ними.
Ты выпрыгиваешь наружу, в холодное ночное липкое марево и изо всех сил стараешься держаться самых густых клубов дыма. Пусть он ест тебе глаза, пусть легкие буквально разрывает кашлем, но нужно идти дальше и как можно тише, потому что на той стороне, всего в какой-то сотне-двух-трех метров от тебя сидит очень злобная нохча и только и мечтает, чтобы прошить тебя очередью. Комплекс у него такой, у козлопаса, неполноценностный. Его оторвали от выпаса баранов, от любимой овцы с нежной шерсткой, с успехом ему заменяющую в холодных горах ласковую и податливую жену, сунули сюда, в этот Город, и дали в руки автомат, сказав "убей!". И он охотно убивает, потому что он теперь не какой-то сраный овцееб, а человек с автоматом, а человек с автоматом может сделать что угодно, потому что уже не тварь дрожащая, а право имеет. Правда, в их куцых тупых мозгах не помещается больше двух мыслей, к сожалению, сформулированных весьма четко: "отними у русского" и "убей русского". Но даже такой пароксизм мышления уже ставит их на ступеньку выше, нежели остальных. Подумать только, Раскольникову для обоснования своего собственного "я" пришлось пройти через муки, через убийство, через угрызение совести. Для чеченца все разрешается куда быстрее и проще. Если ему дали автомат, он уже право имеет всех остальных. Хватило бы боеприпасов.
И вот ты выпрыгиваешь наружу, скрываясь в темноте и клубах дыма, пытаясь стать самым маленьким и самым незаметным гномиком Васей. После этого, где перебежками, где на четвереньках, где совсем ползком, цепляясь бронежилетом за куски асфальта и вымазываясь в грязи, добираешься до раненого и только тогда начинаешь лихорадочно соображать, а как же его, черт побери, вытаскивать с простреливаемого всеми розами ветров пространства? А может, и не соображаешь, а просто и бесхитростно принимаешься тащить назад, к своим, в больничный комплекс, это тяжелое, практически неподъемное тело. А раненого кантовать особо нельзя, у него, блять, дырка в теле. И бронежилет с него сейчас снимать тоже нельзя, потому что если чеченцы обратят на нас свое внимание, то для раненого останется хоть какой-то призрачный шанс, что следующий посыльный найдет не его мертвую тушку. И ты тащишь эти как минимум восемьдесят проклятых килограмм, ощущая, как броник с треском шуршит по битому асфальту, по замерзшей грязи, по твоим собственным нервам, которым этот шум кажется оглушающим и постоянно ждущим, как тишину пронзит своим ярким стаккато автоматная очередь. Но вот ты преодолеваешь площадь со своим нелегким грузом и теперь должен каким-то образом затащить раненого внутрь. Повезет, если внизу спокойные разумные товарищи, прекрасно понимающие сложности подъемов тяжестей, а потому готовые рискнуть своими тушками ради благой цели спасения жизни неблизкого своего. А если нет? И тогда ты, кряхтя и виляя задницей, как последнее ракообразное, перемазываясь в крови чудом дожившего товарища, пытаешься всунуть его тело в окно до его трагической кончины от кровопотери и до собственного свинцового отравления. И если все удалось, получилось и по пути в корпус никто из вас двоих не сдох, то внутри будут встречать твои радостные и переживающие товарищи, а также мрачные санитары с перевязочными, обезболивающими и вагоном мата на тему того, какого хуя ты, тупорогий баран, не снял с него бронежилет и всю остальную снарягу, которая чуть не стоила ему жизни от кровопотери и какого-нибудь сепсиса. После чего раненого утаскивают в положенный ему теплый подвал, а ты приваливаешься к стенке и смотришь вокруг невидящими глазами, радуясь и охуевая от того, что еще жив. А твои товарищи стоят вокруг и мнутся, переступая с ноги на ногу. Им неловко и стыдно от того, что они не смогли. Тащить раненого с улицы - занятие сугубо добровольное. Приказать совершить подобное никому нельзя, потому что отдавший приказ будет послан нахуй совершать его сам, без прикрытия и поддержки, всем построившимся подразделением. И солдаты будут совершенно правы. Но никто не запрещает отправиться туда самому, без приказов. И тогда оставшиеся внутри займут место у окон и бойниц, готовые в любой момент обрущить на чеченцев волну огня, помочь подхватить, затащить, дать подогретую банку с ложкой или флягу с чем-нибудь запрещенным Уставом к употреблению. Потому что страшно, но хочется помочь, загладить свою вину перед другим, растворившимся в ночи. Я сходил туда дважды. Больше не хотелось. А потому спокойно сидел и наворачивал тушняк, наблюдая, как уже другие корячатся и вытаскивают людей.
Правда, во всем этом бытии оказались и сугубо положительные моменты. Например, в себя пришел Сержант. Как и каждый новорожденный, он огласил свое появление отборным матом, от которого у несведущего человека нежные человеческие ушки скрутились бы в трубочку. Однако, так как перед ним стояли не люди, а суровая и озлобленная "махра", покрытая грязью и специфическими запахами, мы только заржали и потом еще минут пять искали по карманам ключи от наручников, пока Витя ревел белугой, костеря нас чем свет стоит. Ничего, ключи нашлись. И даже не пришлось отстреливать цепочки между кандалами.
Не знаю уж, что ему тут вкололи и на чем держали, но Сержант пришел в свое обычное состояние сразу же, целиком, без каких-либо "разгонов" и "времен на обдумывание". Он просто сел на кровати, потер запястья, натертые наручниками, и осведомился:
- Как личный состав?
- Херово, братан, херово, - пожал плечами Митрич.
- Кто? - спокойно и бесхитростно спросил Носов.
Мы вкратце пересказали события всего того временного отрезка, пока он пускал слюни в промедоловом приходе. Новости Носов выслушал в своем спокойно-равнодушном стиле, без капли эмоций.
- Ясно, - подытожил Сержант и тут же добавил. - Пошли работу делать.
А вот работы-то как раз и не было. Обе стороны решили продолжить свое неформальное перемирие и возобновили так называемые контакты третьей степени, заключавшиеся в прицельном и неприцельном закидывании своего противника всяким дерьмом с помощью артиллерийско-минометных систем. Поэтому вместо того, чтобы заниматься подготовкой в великим свершениям и совершенстванием собственных навыков владения вверенным нам неизвестной родиной вооружения и военной техники, мы безрассудно ударились в то, что называется саботажем и подрывом боевой готовности. Проще говоря, мы пошли воровать воду.
Это только в кино про войну все солдатики чистенькие и благоухают парфюмом с иногда специально снятыми сценами утреннего туалета офицерского состава. Но только офицерского. Простой пехотной скотинке ни-ни об этом даже и подумать, чтобы на фоне увлажняющего щеки пеной офицера себе что-нибудь поскрести. Для таких целей существует целый дух товарищества и верности Партии и Родине, чтобы, значит, у солдат щеки щетиной не покрывались. И Заветы Ильича на ночь, опять же, пользительная для этого вещь. Словом, от одной только от социалистической сознательности личный состав уже и брит, и сыт, и к бою готов. Вперед, за Родину, за Сталина, ура.
Увы, реальность оказывается куда более сурова. Конечно, по идее существуют в авторотах полков специальные машины, которые позволяют личному составу в положенный раз за неделю помыться и сменить нижнее белье, а заодно и специальные умывальники для дваразвдневного умывания и зубочищения. Если вы думаете, что это все выехало из Толстой-Юрта, вы си-и-и-и-ильно заблуждаетесь. Нихуя не приехало, из-за чего вся дивизия выглядела так, словно бы ее на неделю забросили в тайгу. Учитывая, что и кальсоны с рубахами мы меняли дай бог в прошлом году двадцать восьмого числа, по всем раскладам уже получалась необходимость в помывке и переодевании. Но, разумеется, никто и не собирался выводить из Города роты ради таких глупостей, отчего все ходили заросшие и грязные, как последние бомжи, испытывая невероятное смущение от своего собственного вида. Пытался тут давеча один залетный корреспондент меня с Геродотом снять, так был послан нахер так оперативно, что испарился с места раньше, чем я успел дослать патрон в патронник. А то еще как в газету какую-нибудь вставят, так позору же дома не оберешься. Мол, посмотрите, какие у нас в армии чушки. А то, что эти чушки, мать его ети, в окружении уже неделю, так никого не ебет. Гражданские - они такие, они туповатые. Верят только тому, что сказано в телевизоре. Критики ноль. Им же, блять, сам Чумак воду через телевизор заряжал. Им сказано, в армии свиньи - они и гогочут над тупыми военными. Пидарасы. А матери потом как в глаза соседям смотреть? Ведь ее же сын на фото, грязный, как сволочь. Братик-то в своем дембельском альбоме весь красивый, загорелый, радостный, счастливый. А тут - рожа опухшая, грязь с бронежилета сыпется, с бушлата ее можно ножом срезать, щетина как у кактуса. Вот, дивись, русский народ, твой воин, краса и гордость, защитник отечества, мля.
А так как ходить, как чушкан, через какое-то время основательно обрыдывает, то проблему было постановлено решить самым обычным для военного человека путем - с помощью "нахождения" всего необходимого методами поиска и уговоров защитников этого самого необходимого, в том числе и силой руко- и прикладоприкладства. Взоры наши тут же обратились на полевые кухни, старательно готовившие пищу для всего личного состава, поскольку больше горячей воды в требуемых количествах найти было просто неоткуда. Но и в этом вопросе нужно было подходить с умом и сноровкой, а не радостно загребая себе все, до чего удастся дотянуться. Разумеется, пехотные кухни в качестве источника ценного ресурса мы практически не рассматривали. Конечно, у них можно стянуть котелок-другой водички, но это не спасло бы нас, детей расейской демократии. Поэтому был придуман и реализован более комплексный подход, включавший в себя приемы и методы психологической борьбы, тактики боевого применения мотострелковых войск, маскировки и рукопашного боя. Проше говоря, украсть воду мы намеревались с полевой кухни для офицеров.
Конечно, это только кажется, что нужно было всего лишь прийти, путем угроз жизни и здоровью отобрать требуемое и спокойно раствориться в солдатском море. Вот только единственная более-менее офицерская кухня наблюдалась разве что в районе штаба корпуса, где корпел над картой сам Генерал и его замы, пытаясь найти решение из проблемы, в которою нас загнал сраный Паша-Мерседес. Кроме того, необходимо было пересечь местность, обильно поливаемую артиллерийским и минометным огнем с обеих сторон, то есть каким-то раком перебраться через внутренний двор больницы, в котором то и дело что-то бухает и взрывается, причем авторство этих бухов и бабахов иногда даже не представляется возможным узнать. Достаточно сказать и того, что в девять утра по нам отбомбились собственные же бомбардировщики, развалив окончательно котельную и родильное отделение, бывшее отдельной пристройкой к хирургии. Попытка добиться того, чтобы самоходчики обработали "свечку", с крыши которой по нам с завидной регулярностью стреляли из СПГ, обернулась двумя залпами, один из которых лег на площади в "нейтралке", а второй ударил по территории, подбив танк, БТР и уничтожив "Шишигу" с трупами. Как говорится, точность потрясающая все воображения. А потому на улице никто старался лишний раз не появляться. Дошло до того, что завтрак нам развозили в бачках внутри БРМ разведроты, которую для этого задействовали личным приказом комполка. Весь личный состав, не задействованный в прямом наблюдении за противником, отправлялся в подвалы, прятаться от своих и чужих, причем было даже непонятно, а кто, собственно, хуже. И вот в таких вот стрессовых ситуациях нам предстояло идти добывать воду.
Собственно, на выполнение этого почетного и ответственного задания командования вызвались идти я, Хоббит и Комлень. Желание последнего отправиться на совершение одного из смертных грехов вызвало у нас такое удивление, что даже Сержант не нашелся, что сказать и просто кивком отправил его в строй. Впрочем, он же послужит нам прекрасным оправданием и алиби в случае чего, благо его набожность стала известна уже чуть ли не всей дивизии. Не станет же самый верующий человек воровать? Или станет? Черт, вопрос из области софистики и покоящихся каждый миг стрел. Так или иначе, решение этого самого вопроса сейчас было справа от меня, сжимало в своих ручищах по ведру и тихонько сопело в поднятый воротник.
- Боязно! - прошептал он, испуганно выпучив глаза, как котенок, мимо которого впервые в жизни пронесся шуршащий фантик на резиночке.
- Чего тебе боязно? - съязвил Хоббит. - За водой же идем, а не в город выходим.
- Боязно...
- Хорош Ваньку валять, мля! - пробурчал я, оглядывая небо, которое сегодня вновь было все таким же серым и бездушным. - Не хочешь идти - так не иди! Вали в подвал, спать!
- Ну так ведь идти-то надо! - ответил Федя грустно.
- Тогда засунь свой страх себе в одно место и пошли! Чего ты боишься? Что осколок попадет? А бронежилет с каской тебе зачем?
- За душу свою переживаю... Я и так сколько народу убил... А если еще и воровство... Как мне на Страшном Суде на Господа глаза поднять сметь? Ведь стыд и ужас же!
- Ты, блядь, сначала до Страшного Суда доживи! - брякнул Хоббит.
- А ну заткнулись, оба, живо! - рявкаю на них, разворачиваясь к ним лицом и пресекая опасные разговоры на корню.
О боге теоретизировать надо дома, желательно в тепле и уюте. С кружечкой чая. Вот самое подходящее время для философских размышлений о смысле жизни, природы и вообще. Сорок два, блядь. А эти гнилые мысли, где здесь на войне бог, почему он от нас отвернулся и прочие интеллигентные сопельки нужно высморкать в тряпочку, свернуть ее и сжечь нахуй. Веруешь - молись. Но только тихо, про себя, под одеялом и желательно даже про себя. Господь не обидится, что ты не крестишься или не бьешься башкой о положенный коврик. Подозреваю, что Ему вообще начхать на ваши обрядовые экзорцизмы с омовениями конечностей и воскурениями ладанов, а тихую мысль Он спокойно услышит и посреди концерта рок-групп Slayer и Anthrax вместе взятых. А вот жалость к самому себе может появиться в процессе показных занятий религиозной деятельностью неимоверная. Подобная же жалость приведет лишь к тому, что твой товарищ будет с омерзением смывать твои мозги со своей формы и снаряжения.
- Свои сраные религиозно-душевные проблемы будете решать после смерти! Ты, Комлень, делаешь то, что тебе приказано. Если хочешь возразить, то можешь пойти к офицеру. Кажется, у нас еще один ротный где-то оставался. Если нет, затни хлеборезку и не ссы. Теперь ты! - тыкаю пальцем в бронежилет питерского толкиниста. - Ебаный ты Винни-Пух, если ты еще позволишь себе подшучивать над религиозностью Комленя, я тебя лично, такого пидараса, изуродую так, что ни один сраный Мандос не узнает вернувшегося к нему мохноногого сына. Ты понял?
- Угу!
- Тогда ждем очередного налета! - буркнул я, смотря на часы.
По данным, любезно предоставленным всезнающим Семьоном, в районе полудня должна будет состояться очередная артиллерийская подготовка по позициям нохчей в Пентагоне и рядом с ним. Учитывая фееричную меткость артиллерии, все особо важные и знающие товарищи заблаговременно спрячутся по подвалам, включая и поваров. А потому можно будет спокойно и безбоязненно (наверное) подобраться к кухне и с удовольствием слить оттуда кипяточку. Конечно, читатель, наверное, уже обалдел от жизни и мается вопросом из серии "А какого хуя мы сами не подогреем себе хотя бы и питьевой воды вместо того, чтобы страдать херней?". Подогреть-то конечно не проблема, но все упиралось в одну-единственную проблему, а именно топливную. На территории больничного комплекса банально не было дров. Конечно, можно было пойти и натаскать угля из котельной, вот только делать угольный костер - это еще та идейка, не лишенная возможной кандидатуры на премию Дарвина. Дерева же не было ни кусочка. Раньше из положения выходили с помощью вымоченной в бензине вате, однако это средство было чрезвычайно быстросгорающим, а потому быстро стало дефицитом. Больше никаких особенных способов разогрева не было, разве что только от рабочего движка техники, да только там нужно постоянно смотреть в оба, чтобы не уперли другие такие же, как ты, желающие хоть в чем-то почувствовать себя людьми, а не дикими животными. К тому же на решетке греть долго, не интересно, самому холодно, да и мало ли артналет невовремя случится? Тут, конечно, тоже налет, только по времени куда быстрее, активно-подвижнее, а следовательно согревательнее, да и ждать много не надо. Главное в этом деле - заиметь чистое ведро, чтобы содержимое водной среды землей и прочей дрянью не запачкать.
Наступил полдень. За ним прошло еще десять секунд и земля послушно содрогнулась, принимая в себя многокилограммовые "чемоданы" стали и прочих примесей. Я выглянул в проем и огляделся. Вроде бы на этот раз лупят не по нам, а по цели. Что ж, тем лучше для нас, потому что из страха, что следующим залпом точно по нам влупят все станут прятаться и укрываться только активнее, а потому вряд ли заметят три фигуры с двумя ведрами. И мы выскочили из подвала...
Честно говоря, было очень страшно. Но это была не опасность того, что мы попадем под осколки своих же собственных снарядов или лихую пулю, а банальный страх перед Генералом. В конце концов, мы сейчас собирались раскулачить полевую кухню своего собственного командующего, что вряд ли можно назвать хорошим поступком, особенно если учесть то, сколько он для нас сделал. Если он нас заметит... Черт побери, стыда ведь не оберешься! Так, хватит соплежуйничать. Только что выговаривал излишне громко верующих, а сам чем лучше? Или, думаешь, совесть тебе сейчас правильный путь подскажет? Ну уж нет, в этом деле совесть - дело совершенно лишнее, потому что никакого участия в твоем выживании она не принимает, лишь только громко верещит о том, что такое хорошо и что такое плохо по мнению ее сугубого воспитания, безумно относительного. Так что яйца в кулак и на рывок к котлу на колесиках!
Всего за несколько секунд мы, позвякивая автоматами, ведрами и прочим снаряжением добрались до кухни, после чего я откинул крышку и тут же откинулся назад, зажмурив глаза. В лицо мне ударило целое облако горячего пара.
- Давай ведро! - шиплю Комленю.
Тот осторожно протянул мне емкость.
- Понеслась!
Сжав края обеими руками, я опустил ведро в воду и надавил. Жидкость с бурчанием устремилась внутрь, с хлюпом послушания занимая весь позволяемый ей объем. Взяв за ручку, кое как поднимаю тару за ручку и, покачиваясь, отдаю ее сибиряку. Тот недоверчиво посмотрел на содержимое и произнес:
- Володимир, так это же чай!
- Твою мать... - только и прошептал Хоббит.
У меня ушло пять секунд на осознание произнесенного и сопоставления цветов жидкости, после чего я в послушном ужасе упал с подножки. Ебаный папенгут! Ограбить Генерала на ведро чая! Да это же пиздец! Да я себя, блядь, лучше сам расстреляю!
- Я лучше обратно солью! - торопливо сказал Федя и полез на кухню.
- Чуть-чуть оставь! - хриплю вполне натурально умирающим голосом, чему способствовали основательно отбитые бронежилетом легкие. - Нашим хоть чуть-чуть!
На удивление, Комлень послушался и пара литров чаю все же осталась в ведре. Все остальное было возвращено в котел, аккуратно закрытый. После этого сибиряк всучил емкость Хоббиту, а сам подхватил меня и потащил в подвал, к нашим.
Честно говоря, чай был воспринят на ура даже несмотря на провал миссии. А воду мы все же согрели. На костре из больничной картотеки и библиотеки.
Все же вся большая человеческая жизнь состоит из мелочей. Казалось бы, человек слишком велик, а его внимание слишком расфокусировано, чтобы зацикливаться на одной-единственной вещи, а потому взгляд должен стать всеобъемлющим, ан нет, все происходит ровно наоборот. Именно эта расфокусация неумолимо вынуждает нас обращать внимание на что-то слишком яркое, слишком заметное, слишком выделяющееся среди ряда примерно таких же, но не таких, причем неважно, плоха она, или хороша. Что нужно солдату, чтобы почувствовать себя человеком посреди всего окружающего нас дерьма, смерти и бытовой антисанитарии? Да ничего особенного, просто побриться. И мир как-то станет чище, веселее, спокойнее. И похуй, что наверху рвутся снаряды, ты чумазый, как последний золотарь, а пузо крутит так, что ковбои со своими лассами удавятся от зависти. Главное - хоть в чем-то почувствовать себя человеком, а не сраной единицей личного состава или кусочком из горы пушечного мяса.
Кстати о пушечном мясе. Уж не знаю, кто там в штабе группировки включил голову и выключил мозг одновременно, однако полки нашей 20-й дивизии получили неожиданное пополнение, тем более существенно многочисленное на фоне наших собственных потерь, общей численностью больше трехсот человек, из которых 130 достались 33-му полку, а 184 бойца - нам. И, разумеется, Ресурсная Федерация не была бы Ресурсной Федерацией, если бы к этой ложке меда не прилагалась такая охуенно огромная бочка дерьма. Во-первых, среди них не было ни одного офицера. Ни одного, мать его, сраного офицера. И это в тот исторический момент времени, когда у нас ротой попеременно командуют взводный и старшина. Дальше - больше. Попутно вместе с отсутствием офицеров выяснилось полное отсутствие практических навыков мотострелкового боя. Проще говоря, всю эту толпу прислали нам сразу из ТРЕХ расформируемых танковых полков, то есть вместо практически полноценного (допустим) мотострелкового батальона мы получили сотню с хуем танковых экипажей. Только без танков, с явно неудобными для них автоматами, гранатами и прочей сбруей, смотревшейся на них, как на корове седло. Ну а хули, тоже ведь личный состав, опытный, как минимум год прослужил каждый, а это два периода обучения. Оглядев все это воинство в подвальное окошко и расспросив торопливо жевавшего кашу Семьона, Сержант емко резюмировал:
- Жопа. Целенаправленная жопа.
И на самом деле, эта ситуация нихуя не была из ряда вон выходящей, случайным происшествием конвульсивно дергающегося Генштаба. Как раз наоборот, это все делалось специально и методично, с далеко идущим умыслом по развалу всего и вся, причем при радостном до повизгивания согласия большинства наших доблестных генералов, помышлявших разве что о боевых операциях по набиванию собственных кошельков. Правительству воров и грабителей нашей дьяволом-в-виде-бога-хранимой Ресурсной Федерации срочно требовалось уничтожить огромный массив танковых и общевойсковых армий, дивизий и полков из числа тех, что стояли в Европе, поскольку от этого напрямую зависела их власть и срок нахождения у нее. В этих частях была наилучшим образом поставлена боевая подготовка, в них были новейшая техника и вооружения, исправленные пусть и не на 100, но на 85 положенных процентов точно, а также достаточно подготовленные и инициативные, а многие еще и искренне преданные стране, командиры. Эта боевая сила даже в случае массовых сокращений все равно обладала определенной волей и стремлениями для того, чтобы заниматься своим личным составом в плане боевой подготовки, а затем, услышав какой-нибудь сигнал "Над всей Испанией безоблачная погода", плюнуть на все, пристрелить особиста, выгнать технику из боксов, выдать на руки боеприпасы и идти штурмовать что скажут. Представите себе лицо сотрудников ФСК, когда на их ебаный пентагон наведутся орудия не прикормленных "таманцев" и "кантемировцев", которые боевую подготовку в подсобных свинарниках проходят, а какого-нибудь 172-го гвардейского Гнезненского Краснознаменного, орденов Суворова и Кутузова, мотострелкового полка с его 31 танком Т-80 на полном ходу. Думаете, это было невозможно? Отнюдь. Лишь бы командующий военным переворотом попался достаточно целеустремленный, а не эти трусливые престарелые пидарасы погорелого цирка из ГКЧП. Какой-нибудь хотя бы Варенников. Или хоть бы и наш Генерал. Иначе бы для чего властям срочно понадобилось создавать отряды ОМОН чуть ли не в каждом городе? А все для того же, на случай попытки военных устроить небольшой диалог с властью методом Пиночета. Или те же части внутренних войск? Пока армию секвестировали, препарировали и пускали на препараты, "гоблины" из ВВ спокойно и благодушно цвели и пахли. Вполне себе на случай попытки какого-нибудь не в меру ретивого командира препарированного полка побузить. Огневая мощь, говорите, у него будет больше? В стране нет ни одной дивизии полного штата, 30% максимум. Кому давать в руки автомат? Кого сажать за рычаги управления и наводки? И даже если вывести всю технику из боксов, то кто будет всю эту колесно-гусеничную колобратию прикрывать своими тушками? В то же время против этого пусть даже и танкового полка встанет полк внутренних войск, полнокровный, по штату, со всеми положенными средствами усиления. И похуй, что у него нет танков, а из артиллерии одни минометы. И этих минометов хватит, чтобы хорошенько прочесать наступающие порядки. А техника без пехоты в принципе является консервированной шашлычатиной. Вот и все, вот и весь ваш военный переворот.
Нет, конечно, целиком армию никто сокращать и не намеревался. Все же олигархи, дергающие болванчиками в правительствах Ресурсной, не настолько тупы, чтобы совсем остаться безоружными перед лицом возможных внутренних осложнений, примерно таких же, как сейчас. Им нужны громкие игрушки, умеющие громко лязгать гусянкой, пердеть выхлопными газами и очень громко рявкать огнем в нужном направлении. И им нужны люди, обслуживающие все это хозяйство. Без нас им Город не взять, как не взять и любой другой из городов, который им еще придется штурмовать. Их нарядные мальчики, конечно, обладают определенным шармом и умением пиздить людей, вот только на подобные задачи их одних отпускать нельзя - попросту не хватит пресловутой огневой мощи. Нужна артиллерия, авиация, немного танков... Впрочем, их и не пустили. Стоят, пидарасы, на блоках в полнокровном составе, пока мы тут охуеваем мрачно от бытия. Армия им была нужна априори. Вот только эта армия не предполагалась качественной и профессиональной. Нет, она должна была быть именно такой: погрязшей в бытовухе, неопытной, выполняющей абсолютно тупые приказы и несущей огромные потери, с убитой годами техникой без ремонта и военнослужащими вместо солдат. Чтобы офицеры от окружающего их пиздеца пили водку, бултыхались в семейных проблемах и думать не думали, чтобы участвовать там в каком-то военном перевороте. Чтобы солдат и знать не знал, куда направить свой автомат. Сколько тогда от личного состава недоукомлектованных частей уцелеет в этом аду? А сколько из них сможет поднять голову? Потому и расформировывались танковые армии, чтобы оставшиеся внутри Ресурсной Федерации дивизии оставались беззубыми калеками. Потому и сейчас в пополнение отправили каких-то танкистов из когда-то краснознаменных частей, сокращая поголовье потенциально умеющих и желающих что-нибудь сделать людей. Гражданин России должен стремиться к капитализму, который в этой стране выражается в стремительном разворовывании всего и вся, оставшегося еще от советской экономики, по кирпичику. А вот мощные вооруженные силы, как и прочие глупости в виде социального равенства, льгот, обязательств государства перед населением - все вот это можете взять в горсть и засунуть себе в жопу, да еще и провернуть резким фистингом, чтобы до печенок и почек дошло, что это все бесполезные ненужности для истинных граждан и патриотов России. Потому что РФ не занимается тем, что не может продать за рубеж. Ну а раз армию нельзя продать за рубеж, то она должна быть максимально безопасной для конечного безидеологического пользователя. Сборищем инвалидов, неудачников и неумех.
Впрочем, вряд ли это убийство продлится долго. Армия уже находится рядом с той гранью, за которой она окончательно превратится в банду ландскнехтов, которые станут добывать себе пропитание и горючее методом, не сильно отличающимся от методов бандитов. Вот только у бандитов редко когда РПГ-18 есть, а разваливающиеся вооруженные силы могут снабдить своих сынов чем угодно, включая 240-мм самоходный миномет артиллерии резерва Верховного Главнокомандования 2С4 "Тюльпан" с его возможностью стрельбы ядерными боеприпасами на дальность что-то около до 20 километров. Думаю, такая банда могла бы себе даже цельное королевство захватить посреди России, не то, что горючку или пожрать. И если на мятеж армия будет мотивирована разве что в лице своего командования с опорой на внезапность и машинальное повиновение подчиненных, то мотивация кочующих военных банд будет куда как более велика и основана на взаимовыгодном желании финансового процветания и благополучия. Такого ни эрэфия, ни ее европейское руководство позволить себе не могли, поскольку монополия на благополучие является одной из стержневых их идей. А потому будет сохраняться пока что такая ситуация, как сейчас, без дальнейших усугублений. Даже, возможно, она со временем и улучшится. Немного. Просто потому что даже остановка процесса все равно будет вызывать неизбежное падение в пропасть. Следовательно, необходимо делать маленькие шажки от нее. Но не слишком сильные, а то еще военные опять поверят, что они могут. Готов поспорить, ее даже лет через 15-20 модернизируют, чтобы она не выглядела совсем уж убого. Из говна и палок ей сделают красивую форму, докупят новеньких игрушек и разных примочек из не самых современных и начнут радоваться жизни. И все совершенно спокойно проглядят тот факт, что армия станет еще более небоеспособной и годной только стоять с автоматом по стойке "смирно", возвращая ее к современному, на 1995 год, состоянию...
И все же для нас это была жопа. Сотня танковых экипажей без танков, без навыков даже и разборки-сборки автоматов, присланная в качестве пополнения - это вам, блядь, не батальон мотопехоты. Это даже не рота и не взвод мотопехоты. Это, ебаный в рот, три сотни сраных гробов и похоронок. Если кто-то из Города вообще станет вывозить тела, а не ограничится обычным бытовым "Пропал, такая блядь, без вести". И правда блядь. Нет, чтобы культурно сдохнуть от пули любимых нашими либералами овцеебов.
Тем временем чеченцы явно решили оторваться от своих любимых овечек и принять посильное участие в организации боевой подготовки пополнения. Узнать о прибытии пополнения было несложно. В конце концов, сложно же не заметить десяток с лишним машин, битком набитых ошалевшим от происходящего личным составом. Дальнейшее сопоставление фактов вместе с доступной даже идиоту простейшей математикой быстро должна была натолкнуть на мысль о соответствующей приемке новоприбывших. Для этого им понадобилась всего-то батарея 120-мм минометов и примерно десяток ящиков минометных мин. Из этих ингредиентов был приготовлен соответствующий случаю супчик из артиллерийского налета, совершенного, если нам не изменяло зрение, чуть ли не с крыши военного колледжа. Судя по всему, на этот раз нохчи добыли квалифицированного наводчика, потому что первый же залп лег прямо в больничный двор.
"Бдаумс!"
- Ох бля! - выдохнул Хоббит, смотревший в этот момент в окно.
Прямо перед ним, в десятке сантиметров от носа, в кирпич врезался осколок, подняв в воздух фонтанчик мелкой и уже безопасной кирпичной пыли.
- Что там? - спросил сонный Геродот, предпочитавший коротать время за сном.
- Обстрел, - емко резюмировал Сержант. - Все от окон.
Я быстро пересел с лежанки к стене. От прямого попадания защитит точно, все же подвал, а если рикошет, то там уже мало чего может помочь в принципе.
"Бдамс! Баум! Бданг!" - рвались за окном мины.
- Бля, вовремя они начали! - проворчал Митрич.
- Не бухти! - тут же ответил Фима. - И рот закрой, а то рикошет залетит.
Бывший каптер Фима за эту неделю потерял весь свой внешний лоск. Схуднув и извозившись в грязи вместе с нами, он потерял килограммов пятнадцать точно, а еще стал куда более нахрапистым и свойским. По крайней мере, хамить начал совершенно очаровательно. И ведь не подкопаешься, рикошет и правда может залететь.
- Иди ты! - добродушно пробурчал наш Ворчун.
- Святый в помощи Вышняго... - привычно зашептал молитву Комлень. Впрочем, шептал он ее так оглушительно, что расслышать ее можно было даже сквозь взрывы.
- Во, бля, заблажил! - откомментировал это Дрон и тут же получил прикладом по голове.
- Ты чего?! - взревел он белугой, поднимаясь и хватая автомат.
Второй удар он уже получил по челюсти, после чего "поплыл" и рухнул на землю.
- Нечего над верой смеяться, - резюмировал Сержант, потирая костяшки. - Еще остряки есть?
- Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни... - продолжил молиться Федя, не обращая внимания на творящуюся вокруг катавасию.
А тем временем за окном продолжали рваться мины, мешая все вокруг себя с землей и засыпая щедрые горсти осколков всем желающим и непричастным. Раздался взрыв, одним своим краем воздушной волный затекший в подвал и сильно ударивший по ушам.
- Ебаный папенгут! - выматерился я и выглянул в дверь на случай непредвиденных эксцессов.
Бывает все же разное. В прошлый налет случайная и отчетливо бесприцельная авиабомба попала в БМП-2 74-й бригады, в это время разгружаемую и потому заехавшую чуть ли не впритык к подвалу. Силой взрыва машину поставило набок, отчего она полностью перекрыла лестницу. Бронемашину пришлось вытаскивать с помощью танка и такой-то матери, а мы теперь при каждом взрыве чего-то рядом то и дело бежали к лестнице, чтобы оценить, нас завалило или еще нет. А то всякие случаи бывают. Забудут еще, что у них тут, блядь, батальон по подвалу рассажен, с командования станется.
- Что там, Хрящ? - спросил Сержант, присев у стенки.
- "Шишигу" какую-то ебнуло... - отвечаю и практически тут же меня сшибает с ног камуфлированное людское море, откидывая к стене волной человеческих тел, паники и ужаса.
Всего в подвал залетело человек тридцать. Все они были в чистых "афганках", без какого-либо оружия или амуниции, а печать страха превратила совершенно разные лица в абсолютно одинаковые зеркальные копии, бледные, с трясущимися руками и огромными глазами без капли хоть какой-то осмысленности в глазах.
- А ну смирно, нахуй! - гаркнул Носов, оглядев эту кучку перепуганных сусликов, разбегающихся по подвалу и пытающихся забиться в самые темные уголки. - Смирно, блядь!
Но куда там. Сейчас ими руководил один-единственный инстинкт, доставшийся нам в наследство от тяжелых времен пращуров каменного века, а именно забиться и спрятаться куда подальше, куда темнее, и не шевелиться, как ма-а-а-ахонькая такая мышка. И свернуться в клубок, притворяясь ветошкой и вообще всячески отрицая свое собственное существование.
- Слышь, воин, ты охуел?! - рявкнул Митрич, наблюдая, как один из паникующих беглецов пытается забиться под раскладушку.
Под его ЛИЧНУЮ раскладушку, которую он с таким трудом извлек из развалин разбитого минами склада и регулярно прятал от всевидящего ока офицеров, вечно нуждающихся в более комфортном отдыхе, чем их подчиненная скотинка. Достаточно сказать, что даже Сержант каждый раз спрашивал разрешения, собираясь сесть или лечь на это без сомнения чудо спально-бытовой техники. А тут какой-то мазута настолько охренел, что заваливается как под свою?! Разъяренный Дима тут же снял с бушлата свой солдатский ремень, откинул раскладушку в сторону и с силой врезал наглецу бляхой по заднице. Сила удара оказалась такова, что его проняло даже сквозь вату бушлата и штанов.
- Уа-а-а-а-а! - взывал пострадавший, схватившись руками за больное место.
Этот удар и крик стали для нас командой "фас!". Вооруженные ремнями и прикладами, мы набросились на прячущихся и с помощью этих подручных предметов начали выколачивать из них дурь. Человек такая сволочь, что все иррациональное быстро отступает перед натиском простых и понятных проблем, таких, например, как болевые ощущения в районе шеи или вблизи от драгоценных органов размножения. Где-то на втором или третьем ударе в безумии индивидуалистически-выживательных взглядов начинает проявляться нормальная пролетарская сознательность и осознательность бытия в контексте примата материальности предметов окружения над духовно-душевными ощущениями и переживаниями хрупкости собственного индивидуального "я". На четвертый или пятый удар начинаются нормальные и обычные такие крики боли, позволяющие понять, что клиент уже не просто осознал свое место на этом свете, но и вообще абсолютно готов к употреблению сырым. С ором, матами и подстегивающими ударами по особо заблуждающимся и упорным, мы быстро согнали этих овечек в одну отару, вздрагивающую при каждом взрыве снаружи.
- Че, мля, войны, совсем страх потеряли?! - зарычал Сержант. - С тылу, блять! С тылу, уебки!
Щелчок ремня о бетонную стену - и солдаты посыпались на землю послушным горохом. Просто послушное стадо коров на выпасе какое-то, а не армия.
- Встать!
Кряхтение, шуршание одежды, сдавленные всхлипы людей с отдавленным чем-нибудь.
- С тылу, блядь!
Очередное падение, сопровождаемое стонами, криками боли и нелицеприятными комментариями.
- Где твое оружие, падла? - заорал Витя, приложив одного из лежащих сапогом. - Куда свой автомат проебал, чмо белоглазое?! Мудозвон недоебанный, а? Где ствол, мать твою?!
- По... Потерял! - донеслось из-под накрывших голову рук.
- Что ты сделал, сучара?!
На этот раз Сержант начал бить его уже кулаком. Мы стояли, смотрели и не вмешивались. Несмотря на весь свой крикливый запал, Носов оставался абсолютно спокойным и все свои действия соотносил с текущим требованием момента. Например, бил солдата не по голове, а по рукам. Так куда больнее, но зато единственное, что можно сделать с ними, так это самому себе выбить пальцы. А вот удары конкретно по голове могут закончиться весьма печальными последствиями для обоих. А что кричит и матерится, так сами виноваты, ослы. Нечего было оружием раскидываться на больничных дворах. Что гласит статья тринадцать сраного устава внутренней службы ВС РФ образца 1993 года? "Военнослужащий обязан... знать и содержать в постоянной готовности к применению вверенные ему вооружение и военную технику, беречь военное имущество;". А что мы видим? Налицо полная неготовность к применению и полное несбережение. Соответственно, раз накосячил, так принимай наказание. Да, может быть, они бы сейчас все с удовольствием приняли свои недели гауптвахты и месяцы дисбата, лишь бы оказаться подальше от места, где с неба сыпятся мины, а свои же собственные товарищи по оружию имеют свойство распускать руки и подручные предметы, вот только кто за них тут помирать будет? Да, звучит безумно цинично, но какого, спрашивается, хуя, эти детки будут нам тут истерики закатывать? Никто цацкаться и возиться с ними здесь не собирается. Разумеется, это не значит полного пренебрежения своими же боевыми товарищами, вот только и сопельки подтирать тут не станут, а спросят, как с полноценного солдата. Жестоко? Конечно, жестоко. Вот только Крест разве имел время втянуться, когда погибал на переправе? А Антилоп, уже обстрелянный парень, который догадался встать прямо под огнем? А вриротного, убитый абсолютно случайной пулей, пока его замполит тряс? Где было их право на жизнь и истерики? Так что прав Сержант и все это баранье стадо нужно срочно превращать обратно в солдат.
- Встать! - рявкнул он, мотивировав свой приказ тычком кулака.
Стадо оказалось на удивление сообразительным. Из всех развалившихся на бетоне тел поднялся только искомый проштрафившийся.
- А ну, сука, бегом за автоматом.
- Но, товарищ сержант...
- МУХОЙ! Ты че, ушлепок, не понял?!
Боец понял, что препираться бесполезно, что перед ним безумный и пропащий человек и перевел взгляды на нас. Но и мы оставались неумолимы. Никому не хотело подставлять голову под минометы нохчей. Но желания часто никого не волнуют. А потому он тяжело вздохнул и медленно пошел в сторону выхода. Ускорению не способствовал даже хороший и смачный пинок под зад, полученный от Дрона. Солдат медленно шел, словно бы поднимался на эшафот Конвента к улыбчивому чеширской улыбкой изобретению доктора Гильотена.
- Бегом, боец! БЕГОМ!
Подстегиваемый криками Сержанта, он вывалился наружу. Несколько секунд, два донесшихся с улицы взрыва - а жертва воспитательных методов уже стоит перед нами, сжимающий в руках автомат.
- Вот теперь я, блядь, вижу перед собой не сраных мандавошек, а хоть что-то напоминающее солдата. Следующий!
Тишина.
- Я че, блядь, неясно объясняю?! Следующий! - Носов на пятках развернулся к скучковавшимся, словно овечья отара, машам-растеряшам. - Следующий, а то сейчас сам выберу!
Из строя так никто и не вышел. Тогда Витя взял руководство в свои руки.
- Ты! - ткнул он в какого-то невысокого и тощенького паренька, на котором "афганка" болталась, как на вешалке. - Иди за оружием!
- А почему я?! - пробурчал тот возмущенно.
Ответом ему был стремительный удар в живот.
- Потому что, сучара, - зашипел Сержант. - Ты где-то проебал свой сраный ствол! И пока ты его не найдешь и не встанешь в строй, ты не солдат, ты мышь навозная, с которой я могу делать что захочу и как захочу!
Еще один удар, на этот раз в грудь.
- Или ты думаешь, мудила гороховый, что эти суки с тобой церемониться будут?! Да им в радость русского зарезать! У них в головах одна мысль, как тебя убить! А ты знаешь, как они солдат убивают, а?! Знаешь?
Носов рывком поставил танкиста на колени и дернул за воротник. Верхние пуговицы с шелестом разлетелись по подвалу. Скучковавшаяся отара смотрела на происходящую перед их глазами сцену с ужасом, мы - с равнодушием.
- Они берут нож! Вот так вот, берут! - он рванул из ножен штык и приставил тупой стороной к горлу этого любителя покачать права, апочемуяка.
Сам апочемуяк, похоже, этого не заметил и физически ощущал, как его шею колет острое лезвие, извиваясь всем телом и пытаясь хотя бы на миллиметр отдалиться от этой угрозы.
- Они, понимаешь, берут его и режут! Режут, блядь, от уха до уха! Режут! И ты, пидарас такой, чувствуешь эту боль! У тебя легкие кровью захлебываются, которая затекает в трахеи и ты ей дышишь! Ты понимаешь! Тебя режут, как режут барана, овцу режут! И ты, пидарас такой, ты дохнешь! Дохнешь! А почему ты сучара, дохнешь?! Потому что ты, сука, автомат свой бросил!
С этими словами Сержант убрал штык и с силой врезал ему сапогом по заднице, отчего этот танкист врезался лбом в землю. На его штанах невооруженным глазом было видно расплывающееся мокрое пятно.
- Потому что каждый из вас, кто бросил оружие, не солдат, не военнослужащий. Он мясо! Мясо, которое эти овцеебы будут резать! Не убивать, а уничтожать, как скотину, как животных! А пока у тебя есть автомат, ты можешь защищаться. И должен защищаться! Ты можешь отступать, можешь менять свое место дислокации, можешь, сука, хоть ужом на сковородке скакать, но только с оружием! Вам все ясно, сволочи?!
- Так точно! - заголосили вразнобой одетые в афганки овечки.
- А тебе ясно?! - пнул Носов почемуяка.
- По-по... Понятно! - провыл он.
Тем временем, пока Сержант железной рукой наводил порядок внутри отдельно взятого подвала, снаружи перестали доноситься звуки взрывов. Собственно, первым на это обратил внимание чрезвычайно чуткий на слух Хоббит. Размотавший ремень и набивший трубку, он чиркнул спичкой, прикурил и произнес:
- Че-то стрелять перестали.
Тут уже обратились в слух все. И в самом деле, в больничном дворике царило необычайное оживление. Ревели разнокалиберные двигатели, доносились крики, на все лады выяснявшие целостность или наличие той или иной вещи (включая и людей), хрустели ящики, туда-сюда сновали строем и без оного люди в форме. Словом, велась полноценная жизнедеятельность, не ограниченная необходимостью ютиться в небольших и скрытых от всего помещениях в непрестанной мольбе к силам небесным и земным о выдерживающих прямые попадания бетонных перекрытиях.
- Че замерли, клоуны?! - рявкнул Сержант. - Бегом оружие собирать! БЕГОМ, мать вашу!