Аннотация: Совесть, реликт человека разумного, давным-давно оказалась выброшена на помойку. Успешно развивающемуся обществу нужны верные - ему, начальству, мироустройству. Что же должно произойти, чтобы человек отринул налет общественной цивилизованности и стал все тем же слабо социализированным животным?
Чердак этого многоэтажного дома представлял собой настоящую помойку, в которые по обыкновению и превращают свои чердаки жильцы бесчисленных квартирок в подобных зданиях. Взгляд любого человека, привыкшего к полумраку, мог бы различить в грудах мусора обрезки пластика, давным-давно пришедшую в негодность бытовую технику и веселенький разноцветный детский велосипед из клееной бумаги и с плюшевым медвежонком на руле.
По чердаку со звонким гулом гулял ветер, гоняя клубы пыли из стороны в сторону. Пылинки мерцали в лучах света, пробивавшихся в дыры в крыше. Взгляд любого человека, привыкшего к полумраку, мог бы заметить не только вездесущую грязь, но и торчащий из-под замызганного брезента армейский сапог, изредка шевелящийся. А заодно - и проглядывавший с другой стороны ствол винтовки с толстым набалдашником глушителя, смотревший в один из проломов.
Витер отодвинулся от снайперского прицела и вновь зажал переносицу. Казалось бы, за три дня можно было и привыкнуть к вездесущей пыли или, на худой конец, каждые шесть часов послушно глотать таблетки от аллергии, но ничего не помогало. Измученный организм то и дело пытался чихнуть, а постоянные попытки подавления этого делали только хуже. К концу первого дня нос оказался забит и дышать пришлось ртом, точно загнанному волку.
Однако ни пыль, ни другие проблемы не помешали ему подойти к вопросу с максимальным профессионализмом. Наблюдательный пост, вчера превратившийся в огневую позицию, был оборудован по всем правилам: расположен в глубине помещения, тщательно замаскирован под окружающую помойку, а ведомый объект находился под прицелом крупнокалиберной снайперской винтовки каждую секунду своего нахождения перед окнами.
Впрочем, цель отличалась редким для прожигателей богатых состояний педантичностью и к концу третьего дня Витер мог с легкостью сказать, где тот будет в 4:32 утра, в каком кресле встретит полночь перед телевизором и какой ром будет пить за обедом в 10:02. "Свободный Реар", семь лет выдержки. Одиннадцатый буквально ощущал во рту его вкус, аромат дубовой бочки, запах колониальных плантаций сахарного тростника и щедрого солнца, дарящего свои лучи этой не затронутой Войнами Преображений земле. Он чертыхнулся, посмотрел на наручные часы и затем приник к окуляру прицела. 4:15. Зеленоокая Линара вот-вот будет укрыта покровом Мораниары, Владычицы Мрака, на небесный свод выйдет Фератисс в своей золотой повозке, запряженной четверкой лошадей... Говорят, когда-то они были богами. Теперь, стараниями астрономов, они превратились в самые обычные небесные светила, однако Цель почему-то выходила на балкон за минуту до Сокрытия и любовалась рассветом, словно бы это было священнодействие, как и встарь, а не рядовая смена дня и ночи.
Витер приник к прицелу, аккуратно выцеливая балкон. Еще семнадцать минут... Шестнадцать минут... Пятнадцать минут... Счет шел на какие-то жалкие четыреста секунд, четыре крошечные минуты, когда события приняли неправильный оборот. Сначала в упорядоченный свист воздуха в проломах чердака ворвались новые звуки...
Их было немного. Человек семь-восемь, одетых в серые рабочие комбинезоны фабрики "Серваль". Их глаза сверкают ненавистью, из их ртов льются оскорбительные крики. Они вваливаются на старую детскую площадку, от которой время оставило только ржавые качели и невысокую стенку, и становятся кругом, выталкивая в центр невысокого побитого мужчину, нанося ему удары ногами и всячески понося.
Витер отстранился от прицела и напряг свои длинные уши, в очередной раз благодаря богов пополам с эволюцией за прекрасный слух. По двору шли восемь человек. Семеро из них разговаривали исключительно матом и тащили за собой восьмого, чьи шаги были редкими, но тяжелыми.
Эльф сместился чуть правее, открывая себе вид на детскую площадку, и вновь приник к прицелу, наводя его на сгрудившихся у стенки рабочих в комбинезонах. Ветер задул в другую сторону, а потому обрывки фраз перестали долетать до его остроконечных ушей, но тарленская оптика позволяла разглядеть "общение" в самых мельчайших подробностях. А этих подробностей хватало.
Семеро в замызганных комбинезонах встали полукругом и вытолкнули в центр мужчину в грязно-черной одежде. Следом ему в лицо полетел предварительно старательно потоптанный берет. "Военный!" - пришло в голову остроухого запоздалое осознание происходящего. "Черт! Черт!" - корил он себя за недогадливость и одновременно прекрасно понимал то, что сейчас произойдет. Линчевание. Бессудная казнь ветерана, виновного лишь в том, что он осмелился выжить в горниле тридцатилетних боев и вернуться домой.
Витер быстро извлек из нагрудного кармана чувствительный мини-микрофон и, кое-как распутав провода, прикрепил магнитом к дулу винтовки, а наушник вставил в ухо. Завывания ветра тотчас стали еще громче, однако сквозь них все же удавалось разбирать отдельные слова и целые фразы, каждая из которых усугубляла ситуацию все дальше.
Рабочие не прекращали материться и изредка пинали ветерана, который даже не защищался и лишь покорно стоял, поднимаясь с земли после особо сильных толчков или ударов. А семерка заводилась все сильнее от ощущения своего собственного превосходства, от беззащитности своей жертвы и возможности поглумиться. Кулаки и ноги мелькали все сильнее, мат становился все более грязным, ветер постепенно затихал.
На левой руке тихонько запищали часы. Витер отодвинулся от прицела и взглянул на циферблат. 4:31. Пора! Цель вот-вот появится в окне. Эльф сумел, отыскав где-то в глубине души долю профессионального равнодушия, прицелиться на балкон, однако через несколько секунд прицел уже упрямо смотрел на развивающиеся на площадке события.
- Все, Буфер, пошли уже! Еще поесть надо! - произнес один из рабочих, очевидно, наименее кровожадный. Ну или самый голодный.
- Отстань, Кемр!
- Ну правда же, Буфер! - вторил другой. - Позабавились - и хватит! Дай ему по мозгам напоследок, чтобы думал, да пошли!
Но Буфер был неумолим в своей злобе.
- Ну уж нет! Пусть отрекается от своей армии и своего придурка на троне! Слышишь, военный? Отрекайся!
Этот самый военный, на мундире которого Одиннадцатый только сейчас заметил "два гроба", петлицы Имперских танковых войск, кое-как поднялся с земли и встал по стойке "смирно", смотря куда-то вверх. Витеру казалось, что человек смотрит прямо на него.
- Слышишь, военный, отрекайся, ну!
В руке у Буфера откуда-то появился игольник, смотревший танкисту в грудь. Стоявшие рядом рабочие медленно отстранились от своего вооруженного предводителя.
- Давай быстрее, ну! Пять! Четыре!
Ответом ему стали лишь прижатый к груди кулак и древний, как стены Старого Города марш имперской пехоты:
Всадникам наши пики,
Копьеносцу прострелим башку!
Единый грехи нам отпустит,
Наша кровь защитит страну!..
- Сука, заткнись! - взвыл Буфер и нажал на спусковой крючок. Игла, вылетевшая на сверхзвуковой скорости, пробила человеческое тело словно лист бумаги, испарив из него кусок груди и покрыв перекладины стенки равномерной красной взвесью.
Но не успело еще тело танкиста осесть на землю, как неизвестная сила лягнула Буфера, толкнув его, уже безголового, в объятья матушки земли, орошая ее кровавым фонтаном из разорванных артерий. Следом за ним отправился другой, третий... Кто-то стоял, в шоке наблюдая за происходящим и приманивая свою собственную смерть. Кто-то пытался от нее убежать, но она неизменно нагоняла и всаживала свои смертоносные сорок три грамма в ногу, отрывая конечность к ламеррам. Через десять секунд все было кончено - детская площадка была в буквальном смысле залита кровью убитых мучителей, часть из которых еще даже шевелилась, ощущая, как с каждым стуком сердца жизнь покидает их сильным толчком. А в центре всей этой бойни с кулаком у сердца и спокойствием в глазах сидело у стенки тело неизвестного военного, нашедшего свою смерть не на поле брани, а в своем доме.
Витер вытер пот. Три дня подготовки, три дня тщательного изучения пошли ламерру под хвост из-за обычной несдержанности. Он должен был сдержаться, дождаться появления цели и сделать один-единственный бесшумный выстрел. Но нет же, в нем взыграла солидарность, сентиментальность и идиотская человечность. И теперь задание провалено, а его собственная жизнь находится под угрозой точно такой же иглы в живот, какую несколько секунд назад получил этот "певец". Полный самых скверных предчувствий, снайпер навел винтовку на балкон. Как ни странно, но цель никуда не делась. Этот невысокий мужчина, судя по всему, видел всю бойню от начала и до конца, но прятаться не стал и лишь смотрел на получившийся натюрморт. Так продолжалось секунд пять, в течение которых эльф боролся между необходимостью выполнить работу и мучительным желанием наплевать на все. Затем Цель подняла взгляд и посмотрела прямо на ту дыру в крыше многоэтажного дома, откуда Одиннадцатый вел огонь, отсалютовал бокалом с ромом и медленно ушел обратно в апартаменты.
Снайпер тихонько выругался. "Такой момент упустил!" - клял он себя. - "А и тифар с ним! Целее сам буду! Бежать из города надо! Видать, на роду написано тому выжить". Приняв таким образом решение, от тщательно стер со снайперской винтовки все отпечатки, вставил в затвор патрон с "сюрпризом" и пополз из-под брезента на выход в специально проделанный лаз...
Апартаменты на двадцать восьмом этаже элитного комплекса "Гевор Торенц", названного так в честь их строителя, финансиста нескромных аппетитов и раздутого самомнения, потрясали воображение даже подготовленного зрителя своим великолепием. Позолота, хрусталь, пушистые раллийские ковры, в которых тонули ноги посетителей, мебель ручной работы из фаирлонской зорены давили своим огромным тяжелым богатством на посетителя. И чем праздный глаз замечал больше богатства, тем более удивительно для них выглядела художественно-криминалистическая композиция из владельца этих апартаментов в форме лейтенанта Горных Егерей с пистолетом в руке и пулей в мозгу. Как высокомудро заверил всех посетителей врач комплекса, это было самоубийство, явно вызванное депрессией и алкоголизмом.