Аннотация: Его разбудил гром, еще далекий, но уже ощутимый, сильными порывами ветра бьющий в лицо. За спиной полуразрушенная колонна, остатками арматуры тянется к темно-серому небу, под ногами мокрый песок, оставляющий на себе следы странного рисунка подошвы. Он сидел лицом к приближающемуся шторму. Из чувств только странная пустота, будто после глубокого сна и понимание, что нужно куда-то идти. Была ли жизнь, или только сон? А может вся жизнь только приснилась? Но что же будет после? После страданий - покой, после скитаний - приют, после страсти - любовь. После сна - пробуждение. А после с...смерти? Жизнь?
Пустой заброшенный пляж перед грозой, небо цвета мокрого бетона сравнялось на горизонте с морем, как будто плавно переходит в него, бьется о блекло-серебристый песок на берегу. Острые изломы молний раз за разом вбиваются в невидимую грань воды и неба.
Его разбудил гром, еще далекий, но уже ощутимый, сильными порывами ветра бьющий в лицо. За спиной полуразрушенная колонна, остатками арматуры тянется к темно-серому небу, под ногами мокрый песок, оставляющий на себе следы странного рисунка подошвы. Он сидел лицом к приближающемуся шторму. Из чувств только странная пустота, будто после глубокого сна и понимание, что нужно куда-то идти. Солено-свежий аромат близкой грозы и моря возвращает ясность, побуждает подняться. Медленно, побеждая заснувшие мышцы, опираясь плечом о крошащийся бетон колонны, он встает. Ясность приходит быстрее. Он одет, экипирован: тяжелая защитная обувь на ногах, руки в перчатках, позволяющих ощутить текстуру, но достаточно прочных сверху. Одежда - комбинезон со множеством твердых, негнущихся вставок. На груди, предплечьях, выше колен и на голени - щитки, как панцири каких-то насекомых, укрывают уязвимые зоны. На правой руке опоясывающий обруч с прикрепленным удлиненным предметом. Оружие.
Вокруг -тишина, кроме шелеста волн и отдаленного гула грозы звуков нет. Серый песок пляжа тянется в обе стороны бесконечно, без единого ориентира. Стальная вода и небо. За спиной - стена из гигантских каменных блоков, вся в темных подтеках и порослях зелени. Нужно крикнуть, позвать кого-нибудь, спросить где он. Но не получается. Рот залеплен. Рука тянется туда. Углубляется больше чем нужно.
Невозможно. Пальцы движутся выше - глаза, переносица с легкой горбинкой, узкие крылья носа. А дальше ...ничего, гладкий участок сразу переходящий к шее. Минимальные знания анатомии подсказывают - здесь должен быть рот и подбородок. Но отсутствует и то и другое. Вся нижняя челюсть. Он чувствовал, что что-то не так. Или нет? Только теперь память стала подсказывать недостающее. Он привык, но теперь будто очнулся от привычки. Но страха нет, только понимание этого.
Из оцепенения выводит гул все приближающегося раската. Ветер почти сбивает с ног своим порывом. Нужно идти. На юг, навстречу шторму.
Идти по сырому песку легко, как по хорошо утоптанной земле, высокие ботинки оставляют в нем глубокие следы, но не увязают. Кромка воды продвигается все выше в ленивых накатах странно спокойных волн. Ветер же все сильнее и раскаты тяжелым молотом бьют уже над головой. Все кажется почти застывшим, и если не оглядываться назад, на уже едва заметный обломок колонны, может показаться, что стоишь на месте.
Кто я? Что это за место? Куда иду? Даже нет намека на ответ. Наоборот, мысли будто скованны сонным безразличием. Но усталости нет. Мозг как послушное дитя на руках заботливого тела, принимает все что происходит непротивясь. Слишком тяжело думать в мягкой пелене полусна. Бесконечное море с одной стороны, неприступная стена с другой не дают иной альтернативы, как движение вперед.
Темнота неба наваливается, приминая своей тяжестью. Разряды все более явственно освещают пустынный берег. И уже под первыми тяжелыми каплями линия берега резко уходит в сторону, открывая небольшой залив с полуразрушенной башней у самой воды. Прилив уже захлестнул первые, зияющие пустотой этажи. Всего их больше двадцати, смотрящих наружу редкими бойницами, по спирали идущих вверх. Кое-где стены проломлены, выступая зубами ржавых остовов. Все здание, возможно маяк, покосилось, сильно сдав в сторону бьющихся волн, будто преклоняясь перед их силой. Но это единственное укрытие от близящейся грозы.
Внутри маяк почти цел. Стены местами даже сохранили элементы отделки из некогда белого, теперь серого покрытия. Войти в здание можно со второго этажа, через пролом, примерно в метре над песком, взобравшись по крупным осколкам. Там где вода добралась, остались только несущие колонны, покрытые зеленым налетом, но выше было сухо. И почти уютно. Лестница с пролетами вьется вверх по стенам.
На уровне каждого этажа есть бетонный карман. Наверно смотровая площадка или даже жилая комната. В большинстве из них большое, трехстворчатое окно выбито, оставлено хищными осколками в проеме или тусклой россыпью на полу. На самой высоте лестница обрушена как и вершина, стеклом осыпавшая последний доступный этаж, будто неведомая сила обезглавила маяк, оставив коленопреклонным остовом смотреть на водную пустыню слепыми окнами. На верхних этажах окна целы и выходят на берег. Неприступная стена отступила от воды, уйдя резко вглубь. Все пространство до нее усеяно крупными осколками железа и бетона.
В наступающей пелене дождя берег теряется уже на ста метрах вперед. Шторм наступает, низким ревом обрушивающийся на безмолвные обломки.
****
Город, неприветливый и холодный встретил безразличием и мелким дождем. Но надежду терять не хотелось. Где-нибудь за этими серыми стенами и тускло светящимися в утренней мгле окнами теплится мысль, что хотя бы здесь можно найти приют.
Побродив почти до полудня по однообразным дворам с такими же однообразными людьми, редкими прохожими и частыми недоверчивыми стариками провожающими его взглядом, скиталец задумывается о ночлеге. Денег, презренного манипулятора благами, нет. Все его имущество - теплая одежда с капюшоном и длинными рукавами греющими тело, ноги же путаются где-то в широких штанинах, плотно заправленных в берцы, на пару размеров больше собственных ступней. Руки спрятаны в карманы.
Желудок предательски напоминает о бренной сущности тела, когда он проходит мимо низкого здания за бетонной оградой. Аромат свежего хлеба, пряный и теплый, напоминающий о доме, когда все было так легко и спокойно. Поесть удалось больше суток назад. То была плата за тяжелый труд - половина черствой буханки и обжигающий прозрачный алкоголь. На этом топливе он прошел почти пол сотни километров до ближайшего города. Теперь тело начало понимать обман и требовало отдыха. И хорошей еды.
Чем можно заработать существу, лишенному личности. В юридическом понимании. Нет документов, он сам их сжег. Нет знакомых, он сам бежал от них. Нужно лечь и отдать себя на волю давно определившей все судьбы - стать безымянным номером в списке неопознанных несчастных. Но глупое тело требует еды, отдыха, жизни.
Взгляд выхватывает пару помятых, выделяющихся из числа нормальных фигуры. Изуродованные тяжелой жизнью и высокоградусным питьем они тащат звенящий и грохочущий скарб. Куда? Озарение. Тут же он начинает выхватывать взглядом нужные объекты. Вот жестяная коробка -мусорный бак, остров сокровищ, если знаешь что искать. Если погибаешь от голода. В первом ничего, потом битые осколки. Но дальше он извлекает серебристый цилиндр, поставив на асфальт с силой наступает на него, под веселый хруст сминаемой фольги смеется - "живем" - складывает металлический блин в тут же добытый пакет. Наивно полагая наполнить его весь.
То вовсе не легкий труд, с презрением воспринимаемый прохожими. Но ему давно нет дела до чужого мнения. Примерно к шести вечера грязная белая "майка" в руках приятно оттягивает своим весом.
Женщина у ровно сложенных черных ящиков со стеклотарой, привыкшая по роду деятельности видеть множество разного сброда, оценивающе смотрит на него, только потом на его принесения. Он не похож на тех, кто обычно является с пустыми бутылками и мятым алюминием, пахнущие мочой и перегаром. От этого и возникает недоверие. Первый заработок собирательством крайне скромен, учитывая что на сей нелегкий труд ушло половина дня. " Не пропей" - хмурой женщины отяжеляет руку двумя бумажными прямоугольниками и россыпью тусклых кругляшков. Он рад и этому. В привокзальной лавке хватает на хлеб и бутыль молока. Провиант мгновенно исчезает наполовину, остальное ждет празднования новоселья.
Здесь можно найти приют, даже не привлекая внимания, не говоря ни слова. Пищащая дверь открывается за неподозревающим выходящим, он не медля заходит внутрь. Пешком на самый верх, плотную решетку держит замок. Дальше чердак, необитаемая территория, ждущая изгнанников в своей тайной неприступности. Уступ, универсальное оружие бродяги делает свою работу под умелыми руками, путь открыт. Никому нет дела до нежилых тайников. Узкое окошко, а за ним низкий, в метр высотой потолок. Под ногами керамзит и слуховое окно сбоку. Уйдя за вентиляционный короб он наконец ложится, вытянув ноги, гудящие от нетерпения. Отложив провиант по ближе к прохладе окна засыпает, почти счастливый от невыносимой усталости.
***
Снова гром. Раскат еще слишком далеко, но на открытой местности шторм настигает быстро. Здесь тепло и сон незаметно подкрался, навещая бессвязными образами. Где он? Почему-то кажется, что засыпал он в ином месте. В запыленное окно бьет серебристый свет, слабые отголоски солнца. Сон отпускает с нежеланием, но встать приходится. Тело размять не просто, когда на тебе какая-то жесткая чешуя. И совсем не просто побороть панику, когда понимаешь, что нет нижний части лица. Хочется закричать и заплакать, но только глухие спазмы проходят по основанию шеи. В одной из комнат, ниже его ночлега висит зеркало со стертой местами амальгамой. Наверно у него нет и желудка, потому, что кажется, что его должно тошнить.
Три глубоких вдоха и пальцы привычно поправляют черную копну волос, заглаживая назад вдоль металлических скоб на висках. У противоположной от зеркала стены комнаты на полу сидит детская игрушка. Грязный ком меха когда-то изображал кролика, теперь похож на неправильной формы мохнатую морскую звезду. Сжавшуюся в предсмертном спазме. Он берет и отряхивает ее, затыкает за пояс комбинезона.
Берег теперь не узкая полоса между темно-серой водой и стеной. Широкая бесцветная пустыня с выброшенными останками арматуры. Идти лучше пока не далеко от воды, снова примирившей с собой небо в подступающей темноте шторма.
Начинает появляться растительность. То там, то здесь из песка видна жесткая трава. Скоро на горизонте показывается темно-зеленая полоса деревьев, подступающих к воде. Уже с первыми близкими всполохами песок начинает уступать место камням. Высокие волнорезы поднимаются к почти черному небу на несколько человеческих ростов, и волны оправдывают их высоту. Воздух наполнен шелестом камней, и гулом разбивающихся волн. Вместо стены справа высится склон с темными кронами деревьев где-то на вершине. Он не сразу замечает услужливо выстланную дорогу среди камней, так надоевшим уставшим ногам. Тропа из подогнанных каменных плит поднимается от пляжа, но не уходит круто вверх. Просто через некоторое время становится понятно, что до воды вниз с десяток метров. Раскаты, уже ставшие чем-то привычным вдруг обрушиваются с необычайной силой. Снова нужно укрытие.
В склоне впереди что-то меняется, странная симметрия и упорядоченность, не свойственная природе. Деревья уже обступают его путь, неведомой силой цепляясь за выщербленный камень. Гул штормового ветра останавливает его у каменной лестницы, ведущей вверх. Высокий бордюр по обеим краям украшен изваяниями, потерявшими свои черты от времени. Что- то на подобие лица выбито на колонне с вазоном, который лестница огибает чуть выше. Все это высечено из того же камня, что и склон, утопает в буйной зелени.
Вверх по ступеням, то расходящихся веером, то разветвляющейся, огибая очередной архитектурный отголосок, он наконец видит финал этого пути. Дом, или дворец, изысканность отделки слегка пострадала от времени, но не изменила ни плавным линиям, ни мелким элементам узора. Слегка нарушена симметрия от круглого фронтального окна из-за обломанного шпиля, но это не мешает домыслить недостающее. Место подходящее для укрытия.
Как раз вовремя он заходит под обветшалый портал, галереей впускающий внутрь. За его пределом стихия набирает силу.
Коридор тянется недалеко, открывая просторный холл. В его центре, под блеклым пятном света из окна стоит каменный трон. Не рассуждая о приличиях и гостеприимстве, от усталости он опускается туда. В далеком проходе и в круглом окне лишь мгла, прерываемая вспышками.
В этот раз он просыпается от тишины, а точнее, чего-то несвойственного в ней. Гул шторма уже затих, но отовсюду, от стен, пола, купола здания идет странная пульсация. Почти инфразвук.
Нужно вслушаться, определить источник. Тело замирает, превращаясь в один большой приемник. Слева, за еще одним порталом. У ионической колонны снова рассеялось. Снова остановиться и прислушаться. Вперед, затем снова налево - статуя с простертой вверх рукой, лицо обращено назад. Нужно сконцентрироваться. Вперед. Галерея, похожая на ту, что на входе, по обеим сторонам статуи. Бледные, будто мертвые тела в изысканных позах, как насмешка над живыми. Вперед. Пульсация почти как гром, непрерывный, равномерный. Амплитуда такая знакомая как...Рука приложена к груди - там все еще что-то бьется. Такое же впереди, но сильнее, размереннее, будто во сне. Во сне гиганта.
Дверь - массивный камень. Железный узор растительным орнаментам оплетает ее плоскость. Легко поддается внутрь. Свет. Его так много. Откуда только в этой мрачной пустыне. Источник - наверху - стеклянный купол с множеством граней. Блеклое свечение усилено множеством зеркал под разным углом ловящими его. Глаза привыкают. Перед ним фреска. Пугающая в своей детальности и реализме. И поражающая в своем уродстве.
Краска не свежее, чем все в этом доме, но яркость претило бы тому, что запечатлено в ней. Переливы алого, багрового, сизого. Благородная белизна костей и сплетение голубых вен. Разверстая плоть во всем своем великолепии. А в центре...неясное перемешнние частей и цвета. Взгляд концентрируется именно на этом, выхватывая элементы, отдаленно напоминающие части тела. Что-то распято в небольшой нише, разведено в стороны, оставив открытым то, что у живого человека не предстает взору, а здесь будто выставлено для большей доступности. Нервы, мозг, вены и артерии странным букетом расцветают над всем остальным. И сердце. Оно еще сокращается, редко, но с огромной силой. Оно на много больше, чем другие органы, несоразмерно. Существо спит, или умирает. Одна рука безжизненно свисает с металлических поручней, анатомически верной поддержкой, оплетающей хрупкое тело. Нужно осмотреться, может еще не поздно помочь.
Рука, вероятно пытавшаяся дотянуться до чего-то, оставив свое гнездо в стене, указывает источник спасения - несколько прозрачных и зеркальных трубок свисает, выходя из отверстий меж плит фрески. По странной интуиции, он знает, куда их следует направить. Две серебристые в основание оголенного спинного мозга, прозрачные к шее, сгибам рук и ног, в центр живота, там, где есть специальные клапаны. Тело совсем маленькое, хрупкое, но мозг и сердце превосходят его по размерам. Лицо рассмотреть не возможно, не приподняв и тем самым не нарушив баланс положения прикованного. Остается заставить работать напорный механизм, включив подачу веществ по тонким трубкам. Для этого, рядом с гнездами в стене небольшой рычаг, так искусно подогнанный к фреске, что кажется продолжением узора. Он опускается вниз с натягом, туго передвигаясь в полукруглом гнезде. Гул нарастает и глохнет, становясь мерным дыханием автоматики. С телом ничего не происходит. Возможно, необратимые изменения уже убили его, оставив единственный орган автоматически сокращаться. Но стоит протянуть руку, что бы приподнять голову, как судорога проходит по ожившим мышцам. Сердце просыпается, начиная биться быстрее. Существо вздрагивает, метнувшись медленно поднимает голову. Испуганные, тусклые глаза находят его и, прежде чем он успевает хоть что-то сделать, искаженный болью рот открывается в жутком крике. Зажав уши, не в силах вынести заключенной в вопле муки, он выбегает из проклятого святилища. Прочь от существа, понявшего то, в чем он еще не мог себе признаться. В том, что уже и сам мертв.
Бежать подальше из этого жуткого лабиринта, в разгар грозы и неистовство ливня. Не чувствуя ни холода, ни усталости, но омытый дочиста от наваждения. Поскальзываясь на бесчисленных ступенях, он возвращается к приведшей его туда тропе, бежит пока ливневые потоки не начинают сбивать с ног, останавливается, хватаясь за надежный ствол дерева, не доверяя уже своим ногам. Позади яркая вспышка, в глазах опечатывает зеленым на сетчатке очертания предметов вокруг. И сразу грохот, оглушительнее прежнего, так, что земля вздрагивает. Что-то с гулом обрушивается впереди, мелькает, приминая темнеющую во мгле зелень. Затем ближе. У ног осыпается каменное крошево, потоком набегает еще. Оползень или сель. Нужно двигаться, уходить быстрее. Так же держась за крепкую поросль он идет так быстро, как может.
В наступающей тишине ночи его путь пролегает по размытой дороге, всей в каменных и грязевых наносах, скопившихся не за один такой шторм. Последний отдаленными всполохами еще напоминает о себе за спиной. Надежды увидеть звезды нет. Взамен этому далекие зарницы на самом горизонте впереди.
Зеленая полоса заканчивается так же резко, как появилось. Склон снова превращается в равнину, скрываясь за возникшей стеной. Радует пока только мысль, что его не мучает голод. В ночной мгле нет звуков, кроме уже привычных далеких раскатов. Стеклянный шелест камней под ставшими беспокойными волнами.
В сером приближении рассвета впереди появляется одинокая фигура, неподвижно стоящая далеко впереди. Он начинает махать руками, за неимением иначе привлечь к себе внимание, даже пытается активировать продолговатый ствол на руке, бежит навстречу, видя явное движение в застывшем силуэте. Но стоит ему приблизиться достаточно, что бы разглядеть получше, существо быстро уходит куда-то в сторону от темной перед грозой воды. Добежав до места, где стояла тень, он видит участок стены и металлические прутья, сваренные между собой. Подобие пожарной лестницы, но только отодвинутый от точки опоры на два десятка метров. И зависшей в двух над галькой пляжа. Значит тот, кого он видел ушел туда.
Не с первой попытки все же удается зацепиться, повиснув на нижней перекладине. Теперь уже не выпуская свою цель из рук, он находит в себе силы подтянуться, закинуть локти затем, дотянуться до следующей ступени. Дальше - проще, колени потягиваются к первой перекладине. Только стоя на ней он понимает, с какой амплитудой колеблется непрочный металлический мост. Тем, не менее подъем оказывается довольно простым, поскольку лестница идет под большим углом к вершине стены. Дыхание уже слегка сбивается, когда пальцы опираются о камень. Кромка исполинского строения шириной с хорошую дорогу, а по другую сторону - хаотическое месиво из арматуры и обломков бетона. За ним естественная скалистая преграда. Куда ушел виденный становится ясно по еле заметным площадкам подобно островам дымящихся в море искореженного металла. Вот только направление выяснить сложно. Выждав некоторое время остается только спуститься, отметив для себя тот факт, что он не один на этом берегу.
Риск идти по вершине стены, не зная, будет ли возможность спуститься, он оставляет, спускаясь обратно. Но, ступив уже на пятую ступень вниз, в далеком, ярком всполохе, где-то на неразличимом горизонте, он видит отражение света в гранях, прямотой и гладкостью говорящих о том, что они не созданы природой, в своей колоссальности и множестве ловящие небесный свет. Плодовое тело некой человеческой грибницы, ведьминым кругом скопившемся в одном месте. Магнитом притянувшем ослабленное сознание пониманием цели своей пути. Туда ему нужно идти.
Следующую грозу он встречает в пути, не прикрываясь и не пытаясь спрятаться. Бьющие в лицо струи и разряды, впивающиеся в металлические выросты на стене и рядом с ней не пугают. Ему безразлична опасность, потому, что теперь знает за чем идет.
В последнем свете дня он уже различимо видит шесть башен, поднимающихся к темнеющим ночным небесам на трех разных высотах. Каждая из гигантских антенн сияет изнутри подобием огня небесного.
Сам пляж впереди меняется. Все больше смесь камня и металла усеивают не только берег. Исполинские бесформенные острова вздымаются и из воды. К запаху прибавляется смрад гниющей органики, водорослей, разрушающегося бетона.
Когда ноги уже подкашиваются и грозят не выдержать, если им не обеспечат должный отдых, приходится искать убежище. Новая гроза на подходе, но, судя по отдаленности грома, ждать ее следует только к утру. Он засыпает на плоской вершине одного из обломков лицом к месиву из некогда жилых строений, окруживших гигантские башни.
Утро серым дождем пробуждает ото сна. Сумрак ночи еще не совсем оставил мрачные окраины, черными тенями прячась среди обломков. Но только стоит ему спуститься, оставят свой ночлег, как несколько этих теней бросаются в стороны, открыв полуразложившийся остов большой рыбы. В нос бьет запах гнили и другой, едкий до рези в глазах. Неприятное открытие толкает быстрее покинуть это место.
Дождь с раскатами все крепнет, когда невидимое из-за облаков солнце дает достаточно света рассмотреть разрушенный городской пейзаж. Здания просевшие, покосившееся, съехавшие к земле целыми ярусами, но еще сохранившие свой прежний облик теснятся высотой от двух до тридцати этажей. Серые громады на фоне серой пустоты. Сотни черных провалов кажется, каждый нерв дрожит от окон-глазниц как глаза жутких насекомых глядят на путника. И среди этой разрухи высятся шесть глянцевых стержня, отражая собой мрак земли и сияя тьмой небес.
Металлическая сетка преграждает путь к этому изуродованному саду железа и бетона. Прочная, но выжженная неестественным огнем, за собой являет хаос и геенну непроходимых дебрей искореженной арматуры. Нет смысла искать обход или пробиваться в редкие черные ходы, не зная тайных лазеек, потому он идет вдоль зыбкой преграды. Наконец, появляются первые врата во вместилище цивилизации - размытые и разошедшиеся в своих креплениях ступени направляют вниз.
Инстинкт и какая-то программа поведения заставляет его жаться к выщербленной стене, боком опускаясь к неведомому. Темный коридор, затопленный по правому, просевшему краю тянется, кажется, на сотни метров. Тьма не пугает, но что-то подсказывает, что скрывается в ней нечто опасное. Запах, катализатор инстинктов, только подтверждает догадку. Оружие, защита панцирей, скорость реакции - вот оплот его безопасности. Каждый нейрон звенит в предвкушении атаки, пускового механизма рефлексов охотника, почти экстатической фабулой переполняя сознание. Но коридор пуст, только фосфорический свет призраком теплится в углах. Тем не менее он осторожно идет, просчитывая каждый шаг, соизмеряя любое движение. Наконец, брезжит тусклый свет выхода. Ступени, просевшие у самого верха, приходится перепрыгивать, подтягиваясь на руках о скользкую кромку камня. А наверху уже набирает силу шторм, земля же усеяна разломанными каменными исполинами, кое-где видны искореженные рельсы и сгоревшие остовы вагонов. Пройти будет очень трудно, но чуть дальше за расчищенным участком очередной провал под землю. Это лучше, чем пробираться под проливным дождем среди руин.
В этот раз холод обступает стоит только опуститься на половину сохранившейся лестницы. Туннель гораздо глубже предыдущего. И темнее. Фосфорический свет блекло выхватывает обломки стен и осыпавшийся потолок, местами вздыбленный неимоверной силой пол. Но что более опасно - странный шорох, отличимый от журчания воды. И запах. Тот, который заставил бы вывернуться на изнанку, если бы было возможно. Ближе и сильнее, значит нужно бежать. Гул собственных шагов поначалу заглушают шепчущую тьму, но вскоре она перекрикивает их. Впереди слабый свет. Ближе, быстрее. Но выход слишком высоко, остается рискнуть - в одном прыжке с разбега зацепиться за наклонные балки. Гул за спиной только придает уверенности. Упор, краткий полет, руки на крошащейся поверхности. Инерция толкает ноги вперед, грозя потерей опоры, но мышцы компенсируют ненужную энергию. Подтягиваясь, поймав момент, когда маятник тела качнется назад, он обхватывает колонну, положив на нее локти. Шорох тьмы остается глубоко внизу, горьким смрадом обдав беглеца, который уже видит продолжение своего пути.