Довгай Николай Иванович : другие произведения.

Люси

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


ЛЮСИ

1

  
   Шурша колесами по влажному асфальту, к подъезду подкатил фургон трансагенства. Из каби­ны вылезли двое: Андрей, живущий на седьмом этаже панельного дома и шо­фер. Было около одиннадцати часов утра, и во дворе во всю играли дети.
   Девочка в сиреневой кофточке, одетой поверх корич­не­во­го школьного платья, подняла вверх худое веснуш­ча­тое лицо и, зажмурив глаза, осторожно ступила в клас­си­ки.
   - Мак? - спросила девочка.
   - Мак,- откликнулись чистые звонкие го­ло­са.
   Девочка перешагнула в следующую клеточку:
   - Мак?
   - Мак...
   Обогнув машину, мужчины приблизились к заднему борту фургона, и шофер открыл дверцу. Девочка в сирене­вой коф­­точке наступила на линию.
   - Мак?
   - Дурак! - радостно завопила детвора.
   "Чему они так радуются? - подумала Люси. - Вот не­нор­­­мальные!"
   Она стояла на балконе своей квартиры, опустив на пери­ла холеную белую руку, и попыхивала сигаретой. С улицы долетал разноголосый шум автомашин; пахло вес­ной. На тополях уже проклюнулись первые ярко-зеленые листочки. С высоты своего балкона Люси было хорошо вид­но, как мужчины выгружают небольшой блестящий сервант. К ним подбежал сын Андрея -- бойкий, упитан­ный мальчуган -- и звонко закричал:
   - Это наше? Это нам привезли?
   "Еще один чокнутый,- решила Люси. - Кругом одни ненормальные".
   Она жадно глотнула душистого дымку и, сощурив гла­за, подставила лицо весеннему солнышку. К муж­чинам подошла жена Андрея. Молодые супруги о чем-то ласково заговорили, и Люси вдруг почув­ст­вовала, как злое, неприязненное чувство к ним за­ки­пает в ее груди.
   "Интересно, что он в ней нашел? - с раздражением подумала она. - Маленькая, щупленькая - типичная насе­д­ка. Стоит и лыбится. Вот дура! Неужели она и впрямь рада этому барахлу?"
   ... За желтой будкой фургона гомонит детвора. Дугой провисла веревка с развешанным на ней бельем. Шофер - невысокий, флег­ма­­тич­ный мужчина лет 35 (впро­чем, этот тип мужчин не в ее вкусе) - ухватился за ножки серванта. С другой стороны пятится к подъезду со своей покупкой Андрей. Сбоку радостно скачет его кри­к­ливый отпрыск. Впере­ди, кудахча от счастья, семенит мать семейства! Ну и картина! И как, однако, мало нужно этим людям для счастья!
   Настроение у Люси - скверное. Этот яркий солнеч­ный день не приносит ей никакой радости. Да и чему ей радоваться? Скажите, чему?

2

   Оленька с наслаждением стучала крышкой по алюми­ние­­вой кастрюльке. Услышав шум в прихожей, сопровож­дае­­мый радостным повизгиванием Тимки, она бросила крышку и, ухватив­шись за деревянные прутья решетки, упруго вскочила на ножки.
   - Ма-ма! Ма-ма! - позвало дитя, держась за перильца кроватки и нетерпеливо вздрагивая всем тельцем.
   - Что, моя девонька? Что, моя ласточка? - грудным, напевным голосом пропела Наташа, войдя в комнату. Она подошла к дочери и прижала светлую пушистую голов­ку ребенка к своему животу. Следом за мамой в комнату вплыл орехового дерева, с зеркалами, сервант. Его не­с папа с каким-то дядей. Сбоку приплясывал братец. Собачка Тимка, огненно-рыжая, с короткой шерсткой и остренькой симпатичной мордашкой, радостно кружила у них под ногами.
   Мужчины осторожно опустили сервант на выц­вет­шее рядно
   - Ах ты, разбойница! - звонким голосом восклик­нул отец и, оттеснив локтем жену, протянул руки к дочери. - Ну-ка, поди, сюда!
   Подняв дочь над головой, Андрей смешно наморщил нос и рассмеялся. Залилась серебристым смехом и Олень­ка, обнажив два крохотных беленьких зуба. С сияющим лицом отец подбросил ребенка, и дочь, испуганно округлив глазенки, взмыла вверх, и потом, с радостным хо­хо­­том, опустилась в сильные отцовские руки. Эти заба­вы, впрочем, продолжались не более полуминуты, после чего Анд­рей поставил ребенка в кроватку, и Оленька захны­кала, протягивая руки к отцу.
   - Займись дитем,- деловито распорядился Андрей, делая соответствующую отмашку рукой.
   Жена посматрела на мужа с иронической улыбкой. Ей так и не удалось удержаться от вполне справедливого замечания о том, что он, как всег­да, раздразнил дитя, а ей теперь приходится успокаивать его. После этого она взяла ребенка на руки.
   - И убери это тряпье,- повелительным тоном пресек ее говорильню муж, давая таким образом понять шоферу, кто в этом доме хозяин.
   Свои слова он подкрепил небрежным манием руки в направлении белья, возвышающегося живопис­ной горкой на двух стоящих рядом стульях.
   - Возьми и убери сам,- дерзко ответила жена. - Ты же видишь, что я держу ребенка.
   Андрей бросил на супругу суровый взгляд и, укоризненно покачав головой, пробормотал:
   - Эх, женщины, женщины! Совсем уже нас осед­лали!
   Затем самолично передвинул стулья с бельем!
   - Ага! Вас оседлаешь, как же! - улыбнулась жена.
   Вдвоем с шофером Андрей поставил сервант на осво­бо­­ди­в­­­шееся место, и новая мебель прекрасно вписалась в скром­ный интерьер комнатушки. Какое-то время хозяе­ва, с разных точек, обозревают покупку - с таким видом, словно перед ними стоит редкостный раритет. После ухода шофера отец обратился к сыну:
   - Дима! Ты знаешь, где лежат мои старые рваные тапоч­ки, которые мама вот уже третью неделю грозится выбросить в мусоропровод?
   - Знаю,- ответил сын.
   - Тащи их сюда.
   - Зачем?
   - Так, давай-ка без лишних вопросов.
   Когда сын принес тапочки, Андрей вырезал из их подошв несколько прокладок и подложил под ножки серванта.
   - Ну, как? - спросил он у жены, окидывая до­во­ль­­ным взглядом покупку. - Сойдет?
   - Сойдет, сойдет,- сказала жена и задала вопрос, уже давно вертевшийся у нее на языке.
   - Сколько ж он стоит?
   - Угадай!
   - Рублей сто, наверное?
   Муж отрицательно качает головой.
   - Сто десять?
   - Уже теплее...
   - Сто двадцать? - изумилась Наташа.
   - Накинь еще червончик,- беззаботно улыбнулся Андрей. - Плюс четыре рэ за доставку. И еще трояк шоферу.
   - Ого! Да ты что, Андрюша! - жена удивленно вскинула на него большие, небесной синевы глаза.
   - Ничего, ничего,- улыбнулся Андрей, довольно поти­рая руки. - Знаешь, что говорят по этому поводу англи­чане? "Мы недостаточно богатые люди, чтобы покупать дешевые вещи". Ты посмотри, какой красавец! Сто лет про­с­тоит, и еще детям нашим останется!
   И он пустился в пространный рассказ о том, как шел домой и, заглянув по пути в комиссион­ку, увидел этот сервант. Он сразу же загорелся идеей купить его, да вот только не знал, придется ли эта идея по вкусу его ненаглядной женушке. Сгоряча, он даже попытался обсудить вопрос о покупке серванта с продав­цами, рассчитывая на их утонченный женский вкус. И лишь когда они, с окаменелыми лицами, повернули к нему свои стройные спины, опомнился.
   - Так что? Будем казнить, или миловать? - загляды­вая жене в глаза, ласково спрашивал Андрей.
   - Миловать, миловать,- улыбалась Наташа.
   Мысленно она уже складывала в сервант самые разнообразные вещи.

3

   Вечер... Темный тоскливый вечер...
   Как одиноко, как пусто на душе!
   Как тягостен день, и как не хочется возвращаться в унылый дом, где нет ни любимого, ни детей, ни добрых, ми­лых родителей. Пусто и одиноко. И как страшно оста­вать­ся на­ед­ине с собой.
   Их не ждешь - но почему-то именно в такие безыс­ход­­ные вечера тебя все чаще обступают вопросы: отчего все так скверно? Где взять силы на то, чтобы и дальше шагать по жизни, продолжая лицемерить и совершать свои маленькие подлости? Ради чего вообще стоит жить?
   Вот, она вернулась домой после пустого тягостного дня, попила чаю с вишневым вареньем, выкурила тради­ци­он­ную вечернюю сигарету, посмотрела по телевизору кино (как всегда, ерунда несусветная: погони, драки без всякого смысла, вперемежку с эротическими сценками) и улеглась спать.
   Она лежала на тахте и долго не могла уснуть... Поба­ли­ва­ла голова... В груди, казалось, застыл камень. И на душе было так скверно! И ей вдруг стало так жаль себя, что захотелось реветь, и она действительно заплакала, уткнув­шись в подуш­ку.
   Ну почему, почему? Отчего так ноет сердце? Что ему нужно, глупому?
   Прошел еще один день... Отлетел, как листок календа­ря... Что принес он ей? Как, зачем прожит?
   Медленно "раскручиваются кадры" минувшего дня - усталый мозг заторможено перелопачивает дневную информацию. В ней - не за что уцепиться, нечему вско­лы­х­­нуть, нет ни одного впечатления, способного озарить душу.
   Люси протянула руку к настольной лампе, что стояла на тумбе, в изголовье тахты, нащупала выключатель и нажала на кнопку. Неяркая полоса света упала на лежа­щую в постели женщину. Свет пробивался сквозь разрез синей кофточки, накинутой на круглый металлический колпак и застегнутой на верхнюю пуговицу.
   Перевалившись на бок, Люси опустила руку, пошари­ла по полу и подняла книгу. Это был роман Сименона. Она начала читать детектив - а мысли ее витали далеко-далеко...
   Вот она за прилавком в торговом зале - этакая улыб­чивая беззаботная молодка: посмотрите, как ей весело жить!
   В зале снуют толпы людей. Красивые лица. Веселые лица. Угрюмые лица. Море, море лиц! И всех их объеди­няет одно: они ей чужие. Здесь нет никого, с кем можно было бы провести праздник. Ведь праздник - это не то, ко­гда ты приготавливаешь сытный обед к какой-то опре­де­лен­ной дате, к тебе в дом приходят гости, вы напи­вае­тесь, наедаетесь до отвала, а потом, когда все уходят, и твои хлопоты почти завершены - ведь надо еще пере­мыть посуду и прибраться - ты, усталая и безрадостная, заваливаешься спать.
   Нет. Праздник - это радость, которую ты можешь раз­де­­лить с близкими тебе по духу людьми. Это - когда ты спе­шишь на свидание к любимому человеку. Или читаешь пре­крас­ную книгу. Это чувство, которое ты ис­пы­­ты­ваешь, глядя на своего ребенка...
   Люси закрыла глаза, и перед ее сердечными очами вдруг всплыла девочка, шагавшая сегодня утром по клас­сикам с поднятым кверху лицом... По щекам Люси потек­ли слезы. "За что, Боже! - взмолилась она. - За что?"
   Она отшвырнула книгу и обреченно вздохнула. Отбросив край одеяла, спустила ноги с постели, нащупала тапочки, встала, накинула халат и вышла на кухню. Здесь, в обществе дремавшей в клетке канарейки, Люси выпила чашечку чая с медом (говорят, мед хорошо помогает от бессон­ницы) и, снова вернувшись в комнату, включила свет.
   По левую руку от Люси - двуспальная тахта со смя­той постелью. Напротив отсвечивает шоколадным блеском стенка импортного мебельного гарнитура. На полках теснятся то­ма Диккенса, Льва Толстого, Достоев­с­кого (сейчас пре­стижно собирать классику). Корешки книг прекрасно гармо­нируют с полировкой, посуда не уступает литературе: фарфор, фаянс, имеется и хрусталь! У окна, завешанного палевыми гардинами, красуется инкрустированный журналь­ный сто­лик, и возле него стоят два элегантных кресла. Под леп­ным по­­тол­ком висит люстра за полторы тысячи рублей!
   Утопая ступнями ног в мягком ворсе, Люси прошлась по тол­с­тому ковру и застыла перед резным трюмо.
   С зеркальной поверхности на нее смотрела ладная бело­курая женщина с красивым холеным лицом. Полные, слов­но зо­ву­щие к поцелуям, губы изогнулись в высоко­мер­ной улыб­ке, темно-синие, с зеленоватым отливом глаза - холодны, как сталь.
   Люси убрала со щек шелковистые пряди волос и от­бро­си­ла их за шею. Взглянула на себя с одной стороны, с другой...
   Хороша... Все еще хороша! Кожа до сих пор сохраняет свежесть и белизну (конечно, не как у семнадцатилетней девочки...) хотя шея (увы!) уже слегка заплыла жирком. Чуть пониже мочки уха, на правой щечке, видна пикант­ная родинка. Люси провела ладонями по груди, по животу, потянулась, как кошка и призывно подмигнула кому-то. Небрежными движениями пальчиков, она развя­зала пояс халата, отбросила ворот с плеч, отвела руки, как бы гото­вясь взлететь - и халат бесшумно скользнул к ее ногам, обнажив немножко тяжеловатое тело тридцати­летней женщины. Люси оценивающе осматривала себя с разных сторон.
   Переступив халат и любуясь своим отражением в зеркале, она сделала на ковре несколько грациозных танце­валь­ных движений, резко подняла колено и, вскинув руки с растопы­рен­ными пальцами, круто развернулась. Приняла еще несколько эффектных поз и... из ее гор­де­ливых глаз хлы­нули слезы... Снова в душе ее задули осенние ветра. Уголки губ нервно надломились, изогну­лись, как у обиженного ребенка.
   Ведь ты же создана для любви! Да стоит тебе только па­ль­чи­ком поманить - и толпы, толпы мужчин ринуться за тобой!
   Разве не видит, разве не понимает она, как они смотрят на нее, как оборачиваются в ее сторону, когда она плывет по улицам города, словно пава! А сегодня вечером, когда она стояла за прилавком магазина, разве не оказыва­ли они ей повышенные знаки внимания? И один из мужчин, со жгучими восточными глазами и чеканным орли­ным носом, даже купил у нее безделицу, которая была ему совсем не нужна.
   "Боже, какие страсти! - самодовольно подумала тог­да Люси. - Прямо как в кино!"
   Этот кавказский дон Жуан улыбался ей как кот и расточал обольстительные комплименты, приглашая скоро­тать вечерок в каком-нибудь уютном кафе, но она горделиво отказала ему.
   Так почему же Люси не спится? Отчего она так раз­дра­жи­­тель­­на, так зла? Откуда эта осень в душе?
   Больше всего ей хотелось забыться, уснуть, но сон не приходит. И вот она, обнаженная, стоит темной ночью перед резным трюмо.
   Горькие мысли роятся в белокурой головке...
   Бог мой, неужели пройдет еще немного време­ни, и это прекрасное тело одряхлеет?
   Нет, нет! Не может быть! Она не хочет, не желает ста­реть!
   Конечно, она могла бы уступить этому змию-искуси­те­лю, закружиться, завертеться с ним в бесшабашном разгуле! Хранить свою честь? Ради чего? Быть верной? Но, простите, ко­му?
   Нет, дело не в том... Просто все это уже давно надое­ло... нет, опротивело ей!
   Как там поется в той старой песенке? "Сегодня с этим, а завтра с третьим?"
   Надоело! Надоело замещать чужих жен, чувствовать себя пустышкой в чьих-то бесстыжих руках! Все, все они смотрят на нее как на иг­руш­ку, с которой можно поразвлечься и отбро­сить в сто­ро­ну, как толь­ко она надоест!
   Неужели она и в самом деле не может вызывать ника­ких иных эмоций, кроме животного желания овладеть ею? Неужели она по-настоящему никому не нужна?
   Маленькие кулачки гневно взметнулись у зеркала, лицо исказила гримаса отчаяния и полудетской мольбы.
   "Все мужики - скоты! - злобно подумала Люси. - Под­лые твари. У них у всех лишь одно на уме!"
   В ту ночь ей так хотелось хотя бы капельку простого чело­ве­ческого тепла.

4

   Если на свете и существуют сказки, то эта ночь, несомнен­но, была ночью из сказки.
   Волшебная майская ночь!
   В воздухе разлита свежесть пробудившейся весны, акации еще не отцвели, и звездное небо казалось таким бездонным!
   Дощатый забор отбрасывал черную тень. Ей стало зябко, и он накинул ей пиджак на плечи. В кронах деревь­ев шелестел ветер, из дома Мари долетали звуки музыки, а в окнах двига­лись тени танцующих пар.
   Он стоял перед ней в белоснежной рубахе, немного осмелевший от выпитого вина и ее благосклонных улы­бок. По­­том музыка смолкла, зазвенела гитара, и Мари запела песенку приятным звонким голосом:
   Мой милый мальчик, к чему грустить?
   Ведь нас, девчонок, нельзя любить
   Сегодня с этим, а завтра с третьим,
   И так проходит вся молодая жизнь.
   Там, у забора, он впервые поцеловал ее, и теперь вос­поминание об этом поцелуе жгло ее сердце.
   Вскоре он сделал ей предложение. Она честно призна­лась ему, что он уже не сумеет стать для нее первым мужчиной. Но он сказал, что любит ее и что "это" - не имеет значения.
   Прошло несколько недель после свадьбы, и она стала изменять ему.
   Зачем она это делала? Зачем? Тогда она не задумыва­лась об этом. Просто полагала, что каждый, если он толь­ко не дурак, волен устраивать свою жизнь так, как сам того желает.
   Наверное, он чувствовал, что она ему неверна, хотя доказательств у него не было - ведь она так ловко заметала следы!
   А последнее время ему все хотелось ребенка. Но она сказала: "Нет. Пока молодые - надо пожить для себя".
   Потом стало поздно. Случилось так, что она уже не смогла ро­­жать. Он ушел от нее. Поначалу она не слишком-то горева­ла. (Подумаешь, какой-то электришка, зарплата мизер, и со стороны никакого навара. Да стоит ей только ногой топнуть - и у нее в ногах будут валяться еще и не такие тузы!)
   И вот теперь ей все чаще вспоминались разные мело­чи из той, ушедшей жизни. Раньше она никогда не думала, что так может быть. Что эти мелочи, пустячки, которым она не придавала значения и которые, казалось, были напрочь забыты ею, могут вдруг так отчетливо выступить из мрака забвения и растревожить ее.
   Это случалось в самые неожиданные минуты. На нее могло "накатить", когда она смотрела на играющих детей, или вдруг слышала знакомую песенку из "тех" времен. Это случалось, когда она проводила время с каким-то мужчиной... Он целовал ее, а она вдруг посмотрит на него пустыми равнодушными глазами, и на душе станет так тяжко...
   Вдруг вспомнится, как однажды они с Валеркой сиде­ли в своем уютном гнездышке, обняв друг друга за плечи, а за окном шелестел дождь. И им было так хорошо вместе. Каза­лось, есть только они на всем белом свете. Все оста­ль­ное не имело значения. Это было настоящее чувство. Сейчас она ни к кому не испытывает подобных чувств.
   А однажды он подарил ей пушистого игрушечного коз­леночка. Козленочек был таким смешным и хорошень­ким. И она так радовалась ему! Совсем как маленькая девочка... Гос­по­ди, если бы она умела так радоваться теперь!
   С тяжелым вздохом перевалившись на бок, Люси зары­лась лицом в подушку... Наревевшись, она решила отклю­чи­ть­ся от тоскливых мыслей и попыталась предста­вить себе ко­ров, пасущихся на лугу. Сперва - одну, потом - вторую, третью. Так дошла она до восьми коров.
   А как они ссорились! Боже, как чудесно они ссори­лись! Бывало, она упадет на тахту, схватившись рукой за сердце, другая театрально свесится к полу, как плеть. Халатик-то на ней и задерется, обнажив крепкие, молоч­но-белые ноги. Лежит, соблазнительная и несчастная, и тихо стонет. Муж пе­ред ней и запляшет вприсядку: "Люсенька, девонька ты моя милая, что с тобой, тебе пло­хо?" В мокрые глазки целует, стакан с валерьяновыми каплями тычет: "На, выпей, мое сол­нышко, моя красави­ца, пусть все будет по-твоему, ты только не плачь!"
   Как он любил ее! Ах, как он ее любил.... А когда они рас­ставались, была такая трогательная сцена!
   Он ей сказал: "Прощай, Люся. Будь счастлива, если мо­жешь".
   Она подумала: "Смотри-ка, какой рыцарь! Ей-то чего горевать? Квартира, вещи - все осталось ей".
   И вот теперь, в этой долгой, долгой ночи, в ней шевель­нулся червь сомнения...
   А, может быть, все-таки не стоило себя так вести? Может быть, надо было поступать как-то иначе? Быть не такой воинственной, жестокой? А быть покорной, уступ­чи­вой, ЖЕНСТВЕННОЙ? Ах, как это, должно быть, прият­но, уметь прощать близкому человеку. Тем более, что и прощать-то, если по совести, нечего. Разве что свое собственное чванство, свои амбиции?
   Ах, если бы можно было все вернуть назад! И ту вол­шеб­ную ночь, когда они стояли у забора, и она кокет­нича­ла с ним, а он нашептывал ей на ушко разные ласко­вые словечки, и тот дождливый осенний вечер...
   А что, если бы она стала теперь совсем другой - лас­ко­вой, заботливой, нежной? Что, если бы она, гордяч­ка, на коленях поползла бы за ним, только бы он простил, только бы они снова были вместе?
   Ведь все, все можно наладить, стоит только захотеть... Взять ребеночка из детдома (а что, многие ведь берут) никогда уже не ссориться (разве это так уж трудно?) жить дружно, ве­­се­ло, любя друг друга...
   Как медленно, медленно тянется время! Как тяжело, как тоскливо на сердце!
   Где ты, мое прибежище, моя тихая светлая гавань, мой близ­кий, любимый человек?
   Приди, приди к своей глупой, взбалмошной жене! Прости ее, будь милосерд, увидь, как она несчастна, сжаль­ся, сжалься!
   Боже, какие глупые мысли лезут в голову в черной ночи!

5

   Выйдя из подъезда, Андрей пошел по асфальтирован­ной дорожке. Затем, на какое-то время, скрылся из виду и показал­ся снова уже за верхушками деревьев на трол­лейбус­ной ос­та­новке.
   Этот Андрей - как раз во вкусе Люси: высокий, строй­­­ный, с приятной внешностью и мягкими манерами. Когда она проплывала мимо него, плавно покачивая бедрами,- то всегда чувствовала на себе его взгляд. Этот взгляд волновал ее, он впивался ей в спину, в ноги. Но, лишь только она поворачивала голову в его сторону - он тотчас отводил глаза.
   "Скромный..." - думала в такие минуты Люси, и непо­нят­но было, чего больше в этой мысли - досады, или удовольствия.
   На асфальтированном пятачке - ребячья возня, гам, крики. Женщина в цветастом платке, повязанном поверх бигуди, постукивает о край мусорного ящика переверну­тым вверх дном ведром. К остановке подходит троллей­бус, и Люси ви­дит, как Андрей входит в заднюю дверь. Стрельнув окурок вниз, она уходит с балкона.
  
   ... Наташа стояла у серванта и задумчиво пела: "Ой, дубок, дубок, дубок, скоро Оленьке годок..."
   - Ди-ди-ди,-- лепетала малышка.
   В оранжевой кофточке и желтых ползунках, с боль­шим наклад­ным карманом на груди, она напоминала экзотичную птичку.
   "Птичка" стояла, держась пухленькими ручонками за перильца кроватки. Она грозно ры­чала, выпятив живот и надув губки - требовала, чтобы ее взя­ли на руки.
   - Сейчас, сейчас... Да погоди ты! Ух, какие мы стра­ш­­ные! - сказала мама и строго подняла палец. - Тише, Оля, не реветь - заберет тебя медведь!
   А мысли ее - далеко, далеко...
   Так как же, все-таки, втиснуть в сервант побольше вещей?
   В верхнюю часть, на стеклянные полочки, она поста­вит посуду - это, конечно, ясно. Две нижние полки уйдут на пол­зун­ки, пеленки, распашонки. Еще одну она пустит под занавески, одеяльца и всякую мелочь. Таким образом, раз­мышля­ет Наташа, если все как следует уплотнить, можно выкроить полочку для журналов - а то вечно они раскиданы, где попало, стеллаж битком набит.
   Плавное течение мыслей прерывает звонок, и она слышит, как в прихожей зло лает Тимка.
   Отогнав собаку, Наташа отворила дверь, вышла на площадку и увидела перед собой улыбающуюся соседку.
   - Здравствуй, Наташечка,- проворковала Люси.
   - Здравствуй,- сказала Наташа.
   - Наташенька, лапонька,- защебетала Люси, зака­ты­вая глаза и притрагиваясь кончиками пальцев ко лбу,- у тебя, случайно, пирамидону не найдется? А то, знаешь, у меня что-то так голова разболелась - прям мочи нет.
   - Сейчас посмотрю,- сказала Наташа.
   Она приоткрыла дверь.
   Тимка, настроенный весьма агрессивно, предосте­ре­га­ю­­ще зарычал и, и едва лишь перед его черноносой мордашкой возникла щель величиной в куриную лапу - с яростным лаем ринулся в бой.
   - На место! - вскричала Наташа, округляя глаза и отбра­сывая Тимку ногой в глубь прихожей.
   Она закрыла за собой дверь, оставив на время Люси на площадке. Тимка резво вскочил на ноги, сжался в комо­чек и, словно стрела, спущенная с тетивы, вновь устре­мил­ся к двери.
   - Ах ты, собака! - гневно воскликнула Наташа, когда песик, вир­ту­оз­но проскочив мимо ее ног и заливчато лая, стал наска­ки­вать на дверное полотно.
   Она оглянулась в поисках подходящего предмета и увидела авоську, висевшую на вешалке. Наташа схватила сетку и, используя ее как плеть, замахнулась на Тимку.
   - На место, тебе говорят! Не ясно, что ли?
   Но прежде, чем "плеть" успела опуститься на много­стра­даль­­ную Тимкину спину, песик выскользнул из-под удара, отскочил и зарычал. Наташа надвигалась на него, грозно по­ма­хивая авоськой.
   - Сейчас я тебя убью,- пообещала она Тимке.
   Песик не поверил. Продолжая сердито ворчать, он внима­тель­но глядел на хозяйку черными бусинками глаз, однако, видя, что дело принимает нешуточный оборот, опустил уши, угодливо изогнул спину и попятился на подгибающихся лапах. Наташа распахнула перед ним дверь в ванную: милости просим! Посматривая на Наташу сбоку вверх и елозя по полу животом, Тимка нехотя от­ступал. Наташа нетерпеливо притопнула: "Ну!" и замахну­лась на собачку авоськой. Тонко взвизгнув, песик опустил мордочку, завилял хвостом и юркнул в дверь. Наташа закрыла ее и впустила Люси в при­хожую.
   - Проходи,- сказала она соседке. - Я его заперла.
   С медовой улыбочкой на устах, Люси сделала не­сколь­ко шагов и остановилась, чтобы снять тапочки. На­та­ша зашла в комнату. Идя следом за ней, Люси услышала глухое ворчание в ванной и зашипела в ответ: "Ах, ты, придуренная! Чтоб ты сдохла, сволочь такая! Гав, гав!"
   Заглянув в комнату, она увидела, что соседка стоит у сто­ла, скло­нившись над шкатулкой. В кроватке сидел ребенок и теребил пальчиками красную ленту. Люси при­ветливо заулы­балась, зацокала языком:
   - Ах мы, такие манюнечки, тьфу тьфу! Ах мы, такие красот­улечки, тьфу тьфу! А как нас зовут? Что, испугались не­знакомой тети?
   Восхищен­но поплевывая через левое плечо и прихлопывая в ладони, Люси на цыпочках вплывала в комнату. При ее появлении лицо Оленьки задрожало, губки горько изогнулись и затряслись. Дитя закричало. Наташа подскочила к ребенку и, взяв его на руки, прижала к груди. Обвив рученками мамину шею, Оленька судорож­но всхли­пы­вала, и из ее глаз градом катились слезы. Люси уми­лен­но всплес­ну­ла руками:
   - Ах, какие мы пугливые! А сколько вам годиков? Один? Два?
   Покрывшись пунцовыми пятнами, Оленька истери­чес­ки закричала.
   - Ах, мы такие красотулечеки! - радостно восклик­нула Люси. - Что, еще не знаем, сколько нам годиков?
   - Люся... пойди, пожалуйста, пока на кухню,- сказа­ла Наташа. - Я сейчас приду.
   Люси всплеснула руками:
   - Все, все! Тетя уходит! Тетя уходит!
   Жеманно улыбаясь, она попятилась к порогу, а глаза ее так и "стреляла" по сторонам: на зеленые обои, старень­кий теле­визор, самодельный стеллаж для книг и, конечно же, на толь­ко что купленный сервант.
   Одарив, напоследок, Оленьку улыб­кой (от которой с той едва не случился нервный припадок) Люси ретировалась в коридор. Заслышав ее шаги, Тимка грозно зарычал из ванной, давая знать, что он на страже.
   - Сиди, дурак,- тихо проворчала Люси,- и не гавкай.
   На кухне - ничего выдающегося: стены почти голые, гар­­ни­­тур­чик местного производства... Мрак! За столом сидит пацан и уплетает за обе щеки бутерброд с вареной кол­ба­сой. Люси дружески заулыбалась, подмигнула пацану:
   - Ну, как дела, казак?
   - Нормально,- хмуро ответил пацан.
   Ему показалось, что улыбка у соседки была как бы при­­клеен­ной. Люси присела на стул.
   - И сколько же тебе лет?
   - Семь.
   - В школу ходишь?
   - Нет,- сказал мальчишка. - Осенью пойду.
   - А мамке помогаешь?
   - Помогаю.
   - А как?
   Мальчуган сдвинул плечами:
   - Да так... За сестрой присматриваю... Хожу в магазин.
   - Ну, молодец? Ай, молодец! - похвалила Люси. - А невеста у тебя уже есть?
   - Нет,- сказал мальчик.
   - Почему?
   - Рано еще.
   - А папка мамку обижает? - спросила Люси, заго­вор­­щиц­­ки прищуривая глаз.
   - Дима! - долетел из комнаты голос Наташи.
   Мальчик ушел на зов матери, так и не утолив жгучего любо­пытст­ва тети. Было слышно, как, всхлипывая, успо­ка­ива­ется Оленька и как Наташа говорит сыну: "Я сейчас приду. А ты посмотри за дитем".
   Вскоре Наташа пришла на кухню и протянула скучаю­щей соседке упаковку пирамидона:
   - Вот, возьми.
   - Ну что ты! Что ты! - Люси вскочила со стула, за­ма­хала руками. - Мне ж только таблеточку! Одну таб­леточку!
   - Бери, бери,- сказала Наташа. - У меня еще есть.
   - Ну, спасибо, спасибо, Наташенька...- заворковала Люси, пряча таблетки в карман халата.- А вы что, сер­ван­тик купили?
   - Да.
   - Красивый! Ой, красивый! - Люси восторженно при­­хло­п­нула в ладони. - Наверное, импортный?
   - Нет, советский.
   - Да? И не скажешь!
   Из комнаты долетел строгий голое Димы: "Тише, Оля, не реветь, заберет тебя медведь!"
   - И сколько ж дали?
   - Сто тридцать.
   - Ты смотри! И не дорого! Ха-рошая вещь... Навер­ное, но блату достали? - Люси хитро подмигнула.
   - Нет,- сказала Наташа. - Андрей в комиссионке купил.
   Соседка одобрительно закивала:
   - Молодцы! Умнички! Можно и пеленочки сложить, и распашоночки... - ее губы как-то странно задрожали. - Как раз то, что вам надо!
   Раздался голос мальчика, декламирующего стихи Корнея Чуковского:
   Тили-тили-тили-бом!
   Загорелся кошкин дом!
   - А где же Андрей? - поинтересовалась Люси.
   - На работу ушел,- сказала Наташа.
   Бежит курица с ведром,
   А за нею, во весь дух,
   С помелом бежит петух.
   - А что ж у него за работа такая? - спросила Люси.
   - Да по ремонту квартир.
   Бом, бом...
   - Так он же у тебя, вроде, инженером работал? - сказала Люси с недоумевающим видом.
   - Да. Главным сварщиком завода! - гордо сказала На­таша. - А теперь вот ушел...
   - Что ж так? - Люси сокрушенно вздохнула. - Ведь инженер - это, как-никак, не какой-нибудь там маля­ришко?
   - Зарплата маленькая.
   - И сколько?
   - Сто тридцать.
   - Ай-яй! Кошмар! Кошмар! - сочувственно запела Люси.- Да разве ж на такие деньги сейчас прожить можно? Сейчас же на базаре десяток яичек семьдесят копеек стоит!
   - Вот и мой то же директору говорит,- поддалась на разговор Ната­ша. - Или, мол, повышайте зарплату - или я ухожу. Уж директор перед ним и так и сяк! Чуть ли не на коленях ползал! Потерпи, дорогой, вот будем в следующем году штатное рас­пи­сание пересматривать - тогда и тебе что-нибудь подкинем, а пока ничем помочь не могу. А мой - нет, и баста! У меня, го­во­рит, семья, и мне надо ее кормить!
   - И что же теперь? - осведомилась Люси. - Нор­маль­но получает?
   - Да,- простодушно брякнула Наташа.
   - И сколько?
   - Когда как... Когда триста, когда четыреста. А быва­ет, что даже и пятьсот!
   - Ты погляди! Молодец! - Люси обрадовано прихлоп­ну­ла в ладони. - Но все-таки, наверное, и устает, бедня­жечка?
   - Конечно! - не подозревая подвоха, сказала Ната­ша. - В особенности в первое время. Бывало, как придет с работы - так и валится, как сноп, на кровать. Ни рук, ни ног с непривычки не чует.
   - Ай-яй! Ай-яй! Вот бедненький! Вот бедненький! Так он что же, и по вечерам у тебя работает? - вкрадчиво осведо­милась Люси, лукаво поблескивая глазами.
   - Да.
   Соседка двусмысленно заулыбалась.
   - Так много заказов?
   - Очень много,- серьезно сказала Наташа. - Руки-то него золотые.
   - Ну да, ну да... И допоздна, поди, задерживается?
   - Бывает, что и допоздна.
   - А, может быть, он там того... - Люси с игривой улыбочкой повертела в воздухе пальцами,- с какой-нибудь молодухой шухры-мухры водит? Ведь знаешь, какие сейчас моло­ди­цы? Мужи­кам сами на шею цепляю­тся. А мужику-то что? Увидел красивые коленки, и позабыл обо всем на свете - и про же­ну, и про детей.
   - Нет, мой не такой,- сказала Наташа с улыбкой.- Я своему мужу верю.
   Люси с сомнением покачала головой:
   - Смотри! Ой, подруга, смотри! Как бы потом не при­шлось локти кусать - да поздно будет! Я своему, дуреха такая, тоже верила, как святому. А потом осталась у разбитого корыта. И я тебе скажу так: мужики все одина­ко­вы. Все! И твой, если на то пошло, тоже такой.
   - Какой такой?
   - А вот такой. Тебе-то, небось, наплел, что пошел на рабо­ту? А сам-то того... тю-тю! Умотал к Мари.
   - К какой Мари? - опешила Наташа.
   - Да так... Ничего потаскушечка... - не без удоволь­ст­вия разъяснила Люси. -- Рыжеволосая, кудрявая, двад­цать шесть лет. Уж нее этих мужиков было-перебыло! Но с твоим-то, говорят, у нее серьезно.
   - Да кто ж такое говорит, о господи!
   - А все болтают. Уже весь дом, как улей, гудит. А ты что, и не знала? Ай-яй! Ай-яй! Да что с тобой, Наташечка? Ой, что с тобой?
   Люси злорадно улыбнулась, но тут же поспешила скромно опус­тить ресницы, скрыть пляшущие в глазах веселыми черти­ками огоньки. Мягкими, кошачьими шажками она подскочила к соседке, бережно подхватила ее под локоть.
   - Да что с тобой, Наташенька, родная? Ты что, и впрямь ничего не знала? - Люси с хорошо разыгранным сожалением прикрыла ладошкой рот. - Ай-яй! Что ж это я натворила, а? Что ж я такое натворила! Но я то хотела как лучше. Ведь я то ду­­ма­­ла, ты и сама все знаешь. Об этом же все знают, все жужжат!
   Наташа нащупала рукой край стола. Она была бледна и у нее подгибались колени.
   - Тебе что, плохо? Может, выпьешь водички? - услуж­ли­­во предложила Люси.
   - Не надо.
   - Сейчас, сейчас,- Люси взяла со стола стакан и воз­буж­ден­но кинулась к водопроводному крану.
   - И вечно я со своим дурным языком влезу! - набирая воду в стакан, болтала она. - И надо ж мне было взять, да и ляпнуть такое! Но я ведь хотела как луч­ше! Хотела помочь тебе по-соседски, предостеречь! Ведь ты мне так нравишься, Ната­шень­ка, так нравишься! Нет, честное слово! Ты знаешь, я в тебя просто влюблена! Та­кая ж комашечка! Такая же золушка! Вечно сумки с базара тянет! В доме всегда все выстирано, выглажено! Все для мужа, для деток ста­рается!
   Не в силах более сдер­живать буйной радости, Люси чмокнула соседку в щеку:
   - На, зайка, выпей!
   Наташа отри­цательно качнула головой. Казалось, ей только что вы­стре­­лили в грудь из пистолета.
   - Ну, выпей, золотая моя, выпей! - прашивала Люси.
   - Не надо.
   - Вот мужики, а? Вот сволочи! - с наслаждением болтала Люси,- Двое деточек, так хорошо жили! - И променять жену на какую-то тварь! Не знаю как ты - а я бы ни за что не простила.
   Она все еще держала стакан в протянутой руке.
   - Ой, зайка, ой! - на ее лице вдруг как бы промельк­нул след от неприятной догадки. - Ты ж только не подумай! Ты, может быть, думаешь, я вру? Так я сама видела! Своими собственными глазами. У меня-то балкон угловой, мне с балкона все, как в бинокль видно. Подкати­ли синие "Жигули", твой-то в них и шмыгнул. А за рулем Мари сидела. Да я и адрес ее могу тебе дать, как раз застука­ешь, голубков, на горяченьком!
   - Ладно, Люся! - застонала Наташа. - Иди! Про­шу тебя! Уходи!
   - Да что ж так сердце рвать? - удивленно повела пле­ча­ми соседка. - И! Да и не стоят они того, кобели про­кля­тые? Погоди, еще придет, на коленях ползать будет. У шалав-то как не хорошо - а дома лучше. Вот, выпей, золо­тая моя, а?
   - О, Боже! - застонала Наташа. - Неужели тебе все это приносит удовольствие?
   - Ну, что ты, что ты! Я же понимаю. Я все пони­маю. Ладно, бегу,- Люси игриво подтолкнула локтем в бок соседку. - Бегу! Считай, что меня уже тут нет! Испари­лась! И не бери в голову: переме­лет­ся - мука будет. Ага. Ну, так я полетела. А-то у меня на плите борщ кипит,- зачем-то еще раз солгала она.

6

   Отчего-то припомнился далекий вечер... Улица Суво­ро­­ва. Смелые декольте обнажают загорелые спины, потертые джинсы соперничают с вечерними платьями. Округлые женские плечи освещены приглушенным блес­ком неоновых ламп...
   Осанистая, длинноногая, неотразимо красивая, Люси шагает в пестрой толпе гуляющей молодежи, ловя восхи­щенные взгляды парней. В этот вечер красавицу ждут сразу в трех местах. Один вздыхатель нетерпеливо проха­жи­ва­ется у башни с часами. Прошло уже сорок минут - а ее все нет. Второй прогуливается у кинотеатра "Украи­на". Он меняет подружек, как перчатки, придержива­ясь твердого правила: никогда не ожидать девчонку, как бы хороша она ни была, более пяти минут. И вот, несмотря на свои принципы, он под­жи­дает Люси уже битых полчаса.
   А вон и третий!
   Он нервно топчется у кафе "Дружба", то и дело погля­ды­вая на часы!
   Не ждите, парни, свою мадонну! Сегодня она не придет ни к одному из вас!
   Что ей ваши волнения, вздохи, если она опьянена внима­нием многим? Все, все вы должны пасть к ее ногам!
   Но куда направляет свои стопы эта белокурая короле­ва? Ради чего (или, быть может, кого?) она пренебрегла всеми вами? Где она, девушка ваших юношеских грез?
   Старый городской парк... Сгустились сумерки, на танц­­пло­щадке музыка играет. Она стоит неподалеку от эстрады, где собирается самая цветущая молодежь.
   Успех - невероятный! От приглашений нет отбоя. И Люси хочется, чтобы танцы никогда не кончались, чтобы она была свободна, молода и красива всю жизнь.
   В полночь Люси стоит у калит­ки своего дома с моло­день­­ким курсантом мореходного училища. Он нежно держит ее руку в своей руке и, осмелев, срывает с ее пре­крас­ных губ роб­кий поцелуй.
   Сколько уж лет прошло, господи! А, кажется, будто все это было только вчера, что не было этих грустных двенад­цати лет, и она до сих пор помнит, как горели той ночью звезды, и как празднично было у нее на душе.
   Где ты теперь, тот далекий курсант в синей бескозыр­ке? На каких качает тебя морях? Помнишь ли ты юную девушку, и ее глаза, сиявшие той ночью, словно звезды?
   Мама говорила (господи, тогда еще была жива мама!) "Люся, не дури! Попался хороший парень - встречайся. Смотря, будешь крутить хвостом - останешься у разби­то­го корыта". А она лишь смеялась в ответ: "Чтобы потом выскочить замуж? Стирать пеленки? Мыть полы? Фи!" Лишь только попади в это колесо - и прощай все: воля, веселье, танцы! А что взамен? А, мама? Что?
   Придет, среди ночи, пьяный муж, даст тебе кулаком в ухо и завалится спать на чистую постель в грязных ботин­ках. А утром ты ползи на карачках на работу, и улыбайся соседям жалкой вымученной улыбкой, чтобы они, не дай бог, не догадались, как ты несчастна, а детям рас­ска­зы­вай, что папа - хороший! И это называется - жить для семьи?
   Ну, нет! Благодарю покорно! Пока молодая, красивая - надо пожить для себя. Горшки, пеленки, распашонки,- они ведь никуда не уйдут.
   Она жаждет блеска, веселья. И чтобы вокруг нее, как мо­­тыль­­ки, кружили мальчики...
   Люси тяжко всхлипнула, обнимая подушку, и вдруг отчетливо услышала детский крик: "Это наше? Это нам при­везли?"
   Кто это кричит? Ах, да... Соседям привезли сервант...
   Она поднялась с тахты, накинула халат на плечи и вышла на балкон.
   Черная безлунная ночь...
   "Какой сервант, господи! - подумала Люси.- Что это я, с ума схожу?"
   Шепчущая, одинокая тишина... Из углов выползают неяс­ные тени, во мраке затаились лохматые бесы; одино­че­ст­во скольз­кой змеей вползло в грудь, стало сосать сердце.
   Нет, нет! Все нормально! Все в полном ажуре! Просто нервы развинтились... Она переутомилась, закисла в че­тырех стенах. Конечно! Просто надо переменить обста­нов­ку, поча­ще бывать на людях! Быть может, поехать куда-нибудь по турпутевке? А что? Это идея! Ей нужна смена впечатлений, вот в чем вся суть! За чем же дело стало? Деньги у нее есть, отпуск на подходе! Все просто! Она раздобудет путевку - и укатит в Сочи. И там прой­дет все - и эта одуряющая головная боль, и эта тяжесть в груди. Эти черные минуты - они пройдут, ведь все проходит! Надо только уметь переждать, пережить эту черную полосу. Она еще встретит своего... ну, пусть не принца, а просто человека, обыкновенного прагма­тич­­ного человека...
   За ее спиной зашелестел тихий, словно дуновение ветер­ка, голос:
   - Люся... Люся...
   "А? Муж пришел? - встрепенулась Люси. - При­шел! Зовет!"
   Она порывисто обернулась. По ее щекам катились слезы.
   "Пришел! Слава тебе, господи, пришел!"
   Люси бросилась в прихожую. Но в ней не было никого.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"