Танец над вечностью
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Пятая часть приключений безумной вояжны Хризоколы, которую ищет обманутый инквизитор, преследует Орден Пяти, охотится тайный сыск великого князя, и кое-кто еще не прочь познакомиться ближе. Скоро сытая и беззаботная жизнь в городе вечного праздника закончится, потому что загнанная в угол безумица начнет собственную охоту. А пока танцуйте и веселитесь, глупцы... ВЫКЛАДКА: среда-воскресенье, в комментариях. Если пропустили продолжение, всегда можно прочитать на продамане. Здесь я все равно не мелькаю в бороде на главной странице(
|
Безумный мир-5
Танец над вечностью
Пятая часть приключений безумной вояжны Хризоколы, которую ищет обманутый инквизитор, преследует Орден Пяти, охотится тайный сыск великого князя, и кое-кто еще не прочь познакомиться ближе. Скоро сытая и беззаботная жизнь в городе вечного праздника закончится, потому что загнанная в угол безумица начнет собственную охоту. А пока танцуйте и веселитесь, глупцы...
Глава 1. Хризокола. 949 год от Великого Акта
Под веками плескался жидкий огонь, как бывает, когда долго жмуришься на яркое солнце. Пульсирующий жар подчинялся странному завораживающему ритму. Кровавая клякса танцевала и тикала, рассыпаясь цокающими брызгами, кружилась метелью, сыпала иглами в глаза, становясь все больше и больше... а потом взорвалась. Я открыла глаза, задыхаясь от подкатившей к горлу тошноты. На меня смотрели остекленевшие мертвые глаза, а на перекошенных губах и бороде запеклась кровь. Память ворочалась разбуженным недовольным зверем. Я столкнула с себя тушу купца, вывернулась и попыталась встать на ноги. Понемногу возвращались чувства, в нос ударил тяжелый запах смерти. Пол все еще не обрел равновесия и уплывал, скользкий от застывшей крови. Я упала на колени и попыталась отползти от трупа. Изодранное до бедра платье примерзло к ногам и путало движения. Приступ... После него всегда болела голова, а сейчас она раскалывалась на множество крошечных осколков боли, впивающихся в сознание. Слух вернулся вместе с ощущением кошмарного холода. Снаружи выл ветер, доносились звуки проснувшегося обоза, ржание лошадей, перекличка дежурного разъезда и тревожные возгласы. Купца хватились, и к его шатру уже направлялись. Демон! Я бросила взгляд на убитого. Из бока торчала рукоять кинжала, вогнанного до упора, но память упорно отказывалась прояснить что-либо. Меня вырвало горькой голодной желчью, и тут полог купеческого шатра откинули...
- Убила! - тонко завизжала какая-то девица, и от ее крика сознание милосердно рассыпалось и погасло.
Я очнулась в клетке. Было темно и тихо, но сквозь толстые прутья вдалеке у лагеря виднелся огонек костра. Тень испуганно зашептала:
- Госпожа, проснитесь, госпожа!..
- Уже не сплю, - пробормотала я, пытаясь сесть. - Что случилось?
Служанка всхлипнула и схватилась за прутья.
- Купец Рокош! Его убили, зарезали, а вас нашли в крови рядом с ним и... Вы же защищались, скажите им, госпожа! Они хотят вас повесить!
Я зажмурилась и затрясла головой, но багровая клякса перед глазами продолжила безумную пляску. Надо вспомнить все с самого начала. Нам удачно подвернулся торговый обоз, следующий в Гарлегию. Деньги были на исходе, но мне удалось сторговаться с воеводой на место в хвосте обоза. Так себе местечко, пыль глотать, но выбирать не приходилось, тем более, что себярский тракт был вне основных путей, хотя и хорошо охранялся мелкими помчиками, которые брали пошлину с каждого перехожего. Единственное, что доставляло некоторые неудобства, это изредка появлявшиеся дозоры княжьих войск, но к двум скромным монашкам, совершающим паломничество к Соляному чуду, никто особо не присматривался. Вот только купец Рокош сразу положил на меня взгляд. Хоть убейте, я не понимала, что можно было найти в тощей и бледной монахине, огрызающейся на любой чих, но факт оставался фактом. Купец был видным мужчиной, слегка погрузневшим, русобородым, опрятным, резким, даже несдержанным, но без излишней жестокости. Его приставания мне быстро надоели, и я разразилась гневной отповедью, до отвращения напомнив себе этого придурошного... Нет-нет-нет, вот уж о нем точно не стоило вспоминать.
Но в тот последний в моей памяти вечер меня так скрутило, что я была готова на стенку лезть. Пустота разъедала изнутри, а символ на груди пульсировал болью, поэтому желание утолить плотский голод в грубоватых объятиях купца пересилило доводы разума про осторожность. Я намекнула Рокошу о спасении души, и бедняга обрадовано пригласил меня к себе в шатер, чтобы покаяться в некоторых грехах... после их совершения, разумеется. Демон, а я ведь еще распиналась о любви Единого к грешникам, которая творит чудеса и бывает особо горяча, если пожертвовать на нужды приюта при монастыре заступницы Милагрос. Купец так проникся моей речью, что отомкнул дорожный сундук и достал кошель с золотом... Стоп, стоп, стоп!
- Тень, а золото нашли?
- Госпожа! - охнула служанка. - Все наши вещи обыскали...
Я напряглась. Реликвия заступницы была надежно спрятана, но все же...
- И?
- Ничего не нашли! Я воеводе так сразу и сказала, что вы ничего не брали, но он и слушать не захотел. Вы же не брали? У того купца была выручка всей Гильдии...
- Демон! - не сдержалась я, стукнув кулаком по прутьям клетки. - Значит, будут обыскивать весь лагерь.
- Воевода словно с ума сошел. Сказал, что пока не найдем, с места не двинемся. А вас грозился пытать, если не скажете, куда золото дели...
Воевода Даугав был из северян, убелен сединами, но все еще крепок в бою и умен. Опытный и осторожный командир, он знал себярский тракт, как свои пять пальцев. Крупный обоз, везущий в богатую Гарлегию пряности, воск, мед, табак с побережья и прочий дорогой товар, был лакомой добычей для разбойничьих банд. Но когда бойцы Ингвара легко отбили пару мелких нападений, стало ясно, что воевода не зря ел свой хлеб. И тут убийство и исчезновение выручки, всего в двух днях пути до города! Ничего странного, что Даугав был в бешенстве и готов меня живьем сожрать.
Я застонала от бессильной злости и со всей дури приложилась затылком о прутья клетки. Самое ужасное было то, что я не помнила, что произошло. Воспоминания обрывались на том, как купец всучил мне кошель с золотом и полез под юбку, не слишком церемонясь. Могла я его убить? Могла. А забрать все золото? Вряд ли. Слишком осмысленное действие для приступа. Да и куда бы я его спрятала? В сущности, какая разница, убила или нет, все равно повесят на меня... Я невольно припомнила бездыханное тело младенца, в которое меня тыкала, словно нашкодившую кошку, обезумевшая от горя и гнева бабка, обвиняя в убийстве ее любимого внука. Тогда у меня не хватило ума все отрицать, тем более, что я ничего не помнила и вполне могла бы и в самом деле убить, но... В безумной ярости приступа я скорее бы напала и задушила Ингрид, чем ее выродка. Меня посадили на цепь, словно бешеную собаку, а потом пришел дядя Карл и пообещал бабке, что я больше не доставлю неприятностей. Только я доставила... Меня охватило холодное бешенство.
- Тень, слушай внимательно. Разузнай для меня следующее. Сколько точно золота пропало? Или выручка была в каменьях? Чьим кинжалом убили Рокоша? Куда делись охранники возле шатра? Почему они ничего не слышали?
Ночь была морозной и тихой, если не считать завываний поземки. Кто-то сердобольный бросил на пол шкуру, в которую я завернулась и монотонно раскачивалась, раздумывая, что делать. Вариантов было немного, и ни один мне не нравился. Помолиться, что ли? Бесполезные слова легко ложились, вплетаясь в пульсирующий ритм боли, очищая разум от всяких глупостей и оставляя лишь веру. Она мне понадобится. Паскудник мог бы мной гордиться. Я выругалась и открыла глаза. За мной уже пришли, а Тень так и не появилась. Хотя хорошо, что солнце еще не встало, ибо тьма была сейчас моим единственным союзником.
- Эй, ты! Вставай! - приказал мне боец Даугава и вытащил за шкирку из клетки.
Возле кострища уже собралось несколько купцов, охрана, обозничий и воевода. Судя по разукрашенным лицам двух связанных балбесов, которые дежурили вчера у шатра Рокоша, с ними уже успели побеседовать. Наши с Тенью вещи были беспорядочно вывалены и распотрошены, а саму служанку тоже связали и усадили рядом, прямо в снег. Я отвела взгляд от большой обетной свечи, выглядывающей из котомки. Меня швырнули под ноги воеводе, и пара бойцов ощерилась мечами, готовая изрубить при любом неосторожном движении.
- Ты ограбила и убила купца Рокоша. Говори, куда спрятала украденное, - голос воеводы был обманчиво спокоен, - и я сохраню тебе жизнь. Будешь запираться - отдам своим орлам, чтобы развязать тебе язык.
Тень всхлипнула и запричитала:
- Да не брала она ничего!
- Замолчи... сестра! Не унижайся! - я вскинула голову и уставилась на Даугава. - А ты, воевода, осмелишься поднять руку на слугу божью?
- Не смеши меня. Ты пошла с купцом в шатер сама, тебя никто силой не тащил. Эти два растяпы, - кивнул он на несчастных охранников, - тебя видели. Ты обычная воровка, напялившая на себя рясу. Говори, куда дела украденное!
Голос мужчины сорвался, выдавая легкую панику. Сколько же было украдено? Я покачала головой и сложила руки на груди, зашептав молитву, чем привела его в ярость. Воевода ударил меня наотмашь, и я упала на землю. Что ж, придется рискнуть. Даугав озверел и схватил меня за шкирку, вздернув на ноги. Я выставила вперед руку и крикнула:
- Именем Единого и властью Пяти! Приказываю остановиться!
- Что? - оторопел он.
- Я - глава Ордена Пяти! Шестая! - и я дернула на себе платье, обнажая символ на груди.
Воевода споткнулся и замер, уставившись на меня. Остальные недоверчиво перешептывались, все громче и громче, пока кто-то не выкрикнул:
- Да врет она все! Виданное ли дело, баба!
Даугав шагнул ко мне, схватил за волосы и развернул к остальным, выставляя напоказ.
- Мерзавка посмела выдать себя за...
Я двинула его локтем в бок и вывернулась, бросившись к костру.
- Боже Единый! - воскликнула я. - Яви знак этим еретикам, посмевшим отрицать власть Пяти!
Голой рукой я щедро зачерпнула из кострища алых углей и плеснула их на обетную свечу, зажигая ее. Тень громко охнула, а у меня потемнело в глазах от боли. Звуки отдалились, и мир сузился до пламени свечи. Ее воск уже плавился и стекал призрачным зеленым свечением, пока незаметным в отсветах пламени. Я выставила вперед обожженную ладонь, а второй рукой ударила себя в грудь, молясь, чтобы небольшой примеси фосфора в воске хватило для моего фокуса, отступая в темноту с каждый ударом и выкрикивая:
- В священной бесконечности! орден Пяти! черпает силу! чтобы нести свет! и наказание еретикам!
Я была уже за пределами света костра, в темноте, и призрачное свечение символа на моей груди наконец стало заметным. Среди сгрудившихся купцов раздались возгласы изумления, а на лице воеводы впервые появилось сомнение пополам с легкой досадой, но спустя секунду пропало.
- Кончай этот цирк! Вздумала провести нас дешевыми трюками? - он шагнул ко мне, намереваясь схватить, и я зажмурилась.
Демон, как же больно! Почему от этого клятого символа нет никакого толка! Я вдруг так ясно представила, как бесконечность распускается пламенным цветком, как изливается моя боль, как безжалостно слизывает окружающий мир, как сгорает реальность и пеплом осыпается в бездну... От лютой ненависти стало невозможно дышать.
Раздались крики суеверного ужаса. Мне в лицо дохнуло жаром, мощный порыв сбил с ног. Воевода тоже не удержал равновесия и упал рядом, изумленно оглядываясь на обетную свечу, вернее на то, что от нее осталось. Она взорвалась огненной вспышкой, от которой сделалось светло, словно днем. В расплавленной лужице воска сияла непорочной белизной реликвия святой Милагрос, паря над землей. Я выругалась от неожиданности, но поспешила встать на ноги и крикнуть остальным:
- Падите ниц, безбожники! Единый явил вам спасение заступницы и вернул реликвию! Покайтесь и примите Его волю!
Я сидела в палатке настороженного воеводы, успев переодеться, перебинтовать обожженную руку и привести себя в порядок, а также обдумать дальнейшие действия. Почему взорвалась свеча с вплавленной в нее гравюрой? Неизвестная мне алхимическая реакция? Или же это влияние символа, как тогда, с зеркалом?.. Даугав был напуган, но хватки не утратил.
- И как мне теперь к тебе... к вам обращаться? - в его вопросе слышался едва заметный вызов.
- Ваше святейшество, - не моргнув глазом, заявила я. - И изволь распорядиться, чтобы принесли завтрак.
- Как? - переспросил он. - Но это же... обращение к Папе!
- Папа - там, - махнула я в неопределенном направлении, плохо представляя, где осталась столица, - а я - здесь.
- Но почему Шестая? Если Орден Пяти...
- Потому и Шестая, что глава Пяти, что непонятного, - пожала я плечами, набрасываясь на горячую еду и почти не чувствуя ее вкуса. - Рассказывай, что пропало. Помогу найти убийцу. Не люблю, когда кто-то пытается меня подставить. Но ты, - я угрожающе вперила в воеводу обглоданную куриную косточку, - головой ответишь за то, что поднял руку на Святой Престол!
Воеводу мои угрозы не слишком испугали, он даже не попытался оправдаться.
- Отвечу, если вы и в самом деле... ваше святейшество. Путешествовали налегке, под чужим именем, а потом еще и в шатер к купцу пошли... блудить.
Я отодвинула пустую тарелку и схватила Даугава за грудки, притянув к себе и глядя прямо в глаза.
- А ты так много знаешь об Ордене Пяти? Как они путешествуют, как себя ведут, как блудят, да? Нет? То-то же! А вот Орден Пяти много о тебе знает. Рассказать? Рассказать, что ты везешь контрабандные кофейные зерна? Они запрещены для вывоза за пределы Кераимского княжества! Или ты их везешь их в Винден, но почему-то забыл об этом сообщить торговому разъезду? А еще Ордену интересно, кого ты прячешь на последней подводе. Кто он? Каторжник?
В лице Даугава что-то изменилось, он побледнел при последних словах и поник.
- Хотя Святому Престолу нет дела до твоих мелких грешков... - поспешила я успокоить воеводу, понимая, что перестаралась. - Разумеется, если они не касаются вопросов веры. Так что давай, рассказывай, что пропало и почему так много шума. Пропало ведь не золото?
Тщательно скрытый испуг и опущенный взгляд. Воевода Даугав заговорил, осторожно подбирая слова.
- Пропала часть выручки Инженерной гильдии с ярмарки в Зевастале. Две тысячи золотых.
- Не такая уж и большая сумма. В чем она была? Только не ври, что в золоте. Столько монет унести непросто, не то что спрятать, уже давно бы нашли. Или лагерь кто-то покидал?
- Нет, все на месте, - покачал головой Даугав, нервно оглаживая седую бороду. - Я сразу же выставил охрану и всех проверил. Выручка была в драгоценных камнях, уместилась в небольшую шкатулку. Рокош при мне ее проверил и запер на ключ, а после положил в сундук, который тоже закрывался на замок. Когда мы наши тебя, то есть, вас, ваше святейшество, сундук стоял открытым, а пустая шкатулка валялась рядом.
- Сундук он сам открыл, когда решил сделать пожертвование приюту при монастыре... - пробормотала я.
- Что? - не поверил ушам воевода. - Рокош - и пожертвование? Простите, но я вам не верю...
- Не верь, но когда я найду пропажу, пожертвование придется вернуть. Думаю, одной пятой части суммы будет как раз достаточно бедным деткам в приюте.
- Что? Одной пятой? - возмутился он. - С какой стати? И почему пятая часть, если вы - Шестая?
- Хорошо, - легко согласилась я. - Тогда пусть будет пять шестых от суммы. Раз я Шестая из Ордена Пяти... Хотя нет, тогда получается шесть пятых...
- Да ты обалде... тьфу! - сплюнул он в сердцах на пол. - Хорошо, пусть будет одна шестая.
- Одна пятая, - стояла я на своем.
- А разве главе могущественного ордена пристало торговаться, словно рыночной торговке?
- Истинное могущество ордена определяется сердцами людей, которые ему служат, однако редко кто будет служить бесплатно, - выдала я одно из немногих в своей практичности высказываний магистра Солмира.
- Ладно, хорошо-хорошо, одна пятая так одна пятая, - сдался воевода. - Вы только найдите пропажу.
- Итак, Рокош сам открыл сундук. Ключи висели у него на поясе, - припомнила я. - Он достал кошель... А шкатулка? Да, я ее видела. Она была внутри. Кажется, из малахита, с изображением сторон света.
- Она, - кивнул Даугав, подавшись вперед и жадно слушая. - А дальше что случилось?
- А я не помню, - пожала я плечами. - Рокош повернулся ко мне, полез обниматься, я его оттолкнула, а потом кто-то ударил меня по голове. Демон, до сих пор болит...
На всякий случай я опустила голову, демонстрируя шишку на затылке и слипшиеся от крови волосы. Зря, что ли, разбивала себе голову в клетке?.. Воевода не удержался и вытянул шею, разглядывая следы удара, потом тяжело вздохнул.
- Простите, ваше святейшество, но если в шатре был кто-то третий, то почему вы его не заметили? Ни вы, ни Рокош?
- Меня больше интересует, почему его не заметили твои орлы, которые дежурили на входе.
- Заснули они на посту. Вряд ли в сговоре были, потому что друг друга почти не знают, а твердят одно и то же, мол, сморило их.
- Вот как... - протянула я, сосредоточенно соскребая остатки каши с миски. Меня знобило, несмотря на душное тепло палатки, еще до жути хотелось жрать, как обычно бывало после приступа. - Где тело купца? И кинжал, которым его убили? Он чей?
- Его собственный, - ответил воевода и встал. - А тело оставили там, в шатре. Земля промерзла, не похоронить, повезем до Ихтинборка. Я только распорядился прикрыть Рокоша, а то как-то не по-людски все. Если хотите взглянуть...
- Хочу. Пойдем.
Костерок в центре шатра давным-давно погас. Купца не переодели, тело успело окоченеть и застыть, поэтому его лишь стыдливо прикрыли. Остальное было убрано и приведено в порядок, кроме подмерзшей крови, впитавшейся в земляной пол. Я обошла походную кровать, направляясь к сундуку, в котором сложили вещи Рокоша. Малахитовая шкатулка зияла удручающей пустотой, рядом лежал начисто вытертый от крови кинжал с костяной рукоятью. Я ненадолго задумалась. Был большой соблазн вызвать мару купца, но не хотелось так рисковать сразу после приступа. Придется обходиться своими силами. Я покрутила в руках кинжал, примерилась, замахнулась им, потом взяла шкатулку, разглядывая крошечный искусный замок, вырезанный прямо в камне. Ни царапин, ни следов взлома. Открыли ключом.
- А где Рокош держал ключ от шкатулки?
Воевода нахмурился, припоминая, потом кивнул на мертвое тело.
- Он на шее его носил, никогда не снимал.
Откинув край рогожи, который был укрыт убитый, я заметила короткую цепочку, порванную и запутавшуюся в рубашке.
- То есть убийца сорвал ключ с цепочки? А пояс с ключами к сундуку где лежал?
- Валялся рядом с сундуком.
Интересная получалась картина. Очевидно, когда у меня начался приступ, купца это не остановило, а лишь воодушевило. Он начал раздеваться, бросил пояс на сундук, вместе с ключами и кинжалом, потом повалил меня на кровать, возможно, что-то даже успел, хотя это вряд ли, штаны на месте... А дальше кто-то воспользовался ситуацией в свою пользу. Скверно, что убийца видел мой приступ. Душегуб схватил кинжал с сундука и всадил купцу в печень... В печень? Кровь была темной, венозной, но лучше проверить. Под хмурым взглядом воеводы я сдернула рогожу, осмотрела Рокоша и убедилась, что не ошиблась. Приложив лезвие кинжала к ране, показала Даугаву вероятный угол, под которым наносился удар, а потом кивнула на кровавые следы, ведущие от кровати до сундука.
- Думаю, что убийца сначала взял ключи от сундука, отпер его, вытащил шкатулку, обнаружил, что она заперта, стал искать ключ. Он спешил. Здесь ведь было все перерыто?
Воевода кивнул, жадно меня слушая.
- В вещах он ключ не нашел и сообразил поискать его на теле. Подошел к кровати, вступил в лужу крови, вон следы остались, потом вернулся к сундуку, оттер обувь, открыл шкатулку, забрал камни и... В чем они были, кстати?
- В тряпицу были завернуты.
- Много камней? И какие?
Мужчина равнодушно пожал плечами.
- Рокош вез рубины для часовщиков Виндена под заказ Инженерной гильдии. Два крупных камня и десять средних.
- И все? - прищурилась я.
- Все, - утверждение прозвучало слишком поспешно и твердо.
- Ну-ну... А теперь подумай, Даугав, как могли твои охранники ничего не заметить? Они или были в сговоре с убийцей, или...
- Болваны они!..
- Или их опоили сонным зельем, что мне кажется более вероятным.
- Думал об этом, но нет. В моем варде кашеварят и питаются отдельно от обоза.
- Тогда что охранники ели и пили еще, кроме этого?
- Ничего, я запрещаю, во избежание, так сказать, - уверенно мотнул головой воевода. - У меня железная дисциплина.
- Пошли, поговорим с вардовым кашеваром.
Густой аромат перловой каши клубился теплым паром над котлом. Желудок предательски заныл, я все еще была голодна. Рослый и какой-то неуклюжий на первый взгляд рыжий парень колдовал над котлом, но при виде хмурого воеводы сразу же отложил черпак и ссутулился.
- Стефка! - подозвал его Даугав. - Поди сюда.
Тот сплеснул руками и подошел к нам, заметно волнуясь.
- Повтори для... - замешкался мужчина, не зная, как меня представить.
- Для сестры Софии, - подсказала я.
- Повтори для сестры Софии все то, что ты говорил мне.
- Я это... все как обычно было. Мик и Лась ели из общего котла, как обычно. А что пили, то я не знаю. Свои у них были фляги! А больше я ничего не знаю. Как обычно все было. Больше ничего не знаю!
Непрямой бегающий взгляд, повторение слов, излишняя горячность - все это вполне могло объясняться волнением, но... Чутье подсказывало, что с кашеваром что-то нечисто. Придется бить наугад.
- Ничего страшного, воевода, - улыбнулась я. - Мы и так найдем убийцу. Мощь Святого Престола позволит выявить кровь на руках... ну вернее, на сапогах убийцы... - я намеренно понизила голос и взяла растерявшегося Даугава под руку. - А вы пока велите собрать всех и согреть пару котлов горячей воды. Еще мне понадобится мыло и...
Я тащила воеводу прочь от парня, который весь обратился в слух и даже вытянул шею, пытаясь расслышать мои слова. Наживка проглочена, осталось немного подождать.
- Да подожди! - заупрямился Даугав. - Да разве ж можно так кровь определить? А если просто пятно? А если кровь старая или животного...
Я цыкнула на воеводу и подмигнула.
- Не глупи! Главное, чтоб твой Стефка в это поверил. Он-то нас к убийце и выведет.
- Ааа... - понимающе протянул воевода, оглянулся на испуганного кашевара и тут же возмутился. - Опять дешевые трюки! Одного только понять не могу, как тебе... как вам удалось... Ладно, свечение, я и не такие фокусы видал, пока воевал в Алавийских горах, ладно, свеча взорвалась, уж не знаю, чем ее там начинили, но как? Как, демон раздери, символ вдруг стал живым?
Глава 2. Инквизитор Тиффано
Тьма перед глазами поселилась и в сердце. Но разве мне было на что смотреть? Или ради чего биться сердцу? Стены камеры? Бесстрастные лица тюремщиков? Отчаяние отца Георга? Горше всего было знать, что из-за моей преступной самонадеянности погибла Юля.
- Послушай меня, Кысей, ты теряешь зрение... - голос наставника доносился как будто издалека, из другой реальности. - Не глупи! Это поможет тебе.
Он взял меня за руку и силой вложил пузырек грибного эликсира.
- Не надо, отец Георг, заберите. Никакого колдовства.
Вместо его лица было лишь смазанное пятно. Яркий свет причинял боль глазам, и я закрыл их. В темноте лучше.
- Мальчик мой, прекрати себя корить. Ты должен защищаться. Князь Тимофей требует твоей головы, обвиняя в том, что ты и есть Серый Ангел. Я поднял все свои старые связи, но... После переворота в княжестве Святой Престол вынужден считаться с новой властью, тем более, что северяне грозят войной из-за Густава. Кардинал пока выжидает, как и советник, а великий князь...
- То есть моим словам о том, кем оказался Серый Ангел, никто не поверил? - удивился я.
- Я поверил. Орден Пяти тоже принял твои слова ко вниманию, хотя и...
- Принял ко вниманию?!? Проклятая Шестая разгуливает на свободе! Колдунья! Хризокола Ланстикун! Густав ее узнал! Вы хотите сказать, что эту дрянь все еще не объявили в розыск?!?
- Нет, вернее, не так... - замялся отец Георг.
- А как?!? - вспылил я, повышая голос.
- Кысей, пока ты не докажешь свою невиновность, никто ее искать не будет. Сам подумай. Тебя нашли на месте преступления, со следами царапин на лице и груди, меч в крови, все свидетельствует против тебя. Ты был влюблен в княжну, как и она в тебя...
- Это неправда! - стукнул я кулаком по стене. - Я любил Юлю как сестру и виноват лишь в том, что познакомил ее с этой... этой... этой гадиной подколодной!
- Не горячись. Хризокола Ланстикун считается мертвой, как и весь ее род. Кроме того, нет никаких подтверждений тому, что она и в самом деле Шестая. Твои выводы слишком поспешны и ничем не подтверждены. К сожалению, вояг Густав тоже не может прояснить ситуацию. Он полностью парализован, и лекари даже не уверены, выживет ли он. Яд этой гадюки, как ее...
- Цветочной, - подсказал я. - По крайней мере, так она ее назвала.
- Да-да, цветочной. Лекари просто не знают, как с ним бороться. У нас такие змеи не водятся. Если вояг умрет, то Мелкундская уния вновь начнет посягать на спорные земли на границе Мертвых краев, которые были приданым княжны. Сейчас непонятно, кому они принадлежат...
- Да к демону земли! Отец Георг, как вы не понимаете, надо срочно объявлять Ланстикун в розыск!
Я заметался по камере, но наставник неожиданно крепко ухватил меня за руку и силой усадил на койку.
- Сядь и успокойся. Чтобы ее объявили в розыск, тебя надо взять себя в руки. Скоро суд. Мне удалось добиться, чтобы тебя судили по церковному праву. Соберись мыслями и докажи свою невиновность. И выпей уже эту клятую гадость, иначе ослепнешь!
Бессильное ожидание сводило с ума. Сумасшедшая колдунья разгуливала на свободе, наверняка, уже сбежала из города в поисках новой добычи, а я был вынужден сидеть и ждать суда. Но чем больше я размышлял и сопоставлял факты, тем больше странностей находил. Хриз проворачивала свои дела не одна, скорей всего, ей помогал Антон. Но он никак не мог быть ее братом, потому что у Хризоколы Ланстикун не было родни. Единственного сводного брата безумица задушила в младенчестве. Так кем же ей приходился Антон? Он тоже из проклятого рода? Но юноша был абсолютно нормален, ни капли безумия, хотя я уже ни за что не мог ручаться. Вторая странность заключалась в том, что вояг Густав не узнал убийцу своей сестры Ингрид, хотя в записях Ордена утверждалось, что именно он покончил с колдуньей. Он же видел ее на приеме, на свадьбе, общался с ней куда более тесно, чем положено... Хотя неважно! Главное, что он узнал ее потом, перед расправой.
Зачем мне зрение, если я был так преступно слеп! Я же мог догадаться, кто она. Высохшая Ясная купель, зримое колдовство, откровенные намеки, остановленная стихия в Кльечи... Кстати, а почему она ее остановила, если могла уничтожить город? Вполне в духе ее печально известной прабабки Хризолит Проклятой. Из-за той началась Синяя война, погрузившая страны во тьму безумия и проросшая уродливой проплешиной Мертвых земель. Даже спустя двести лет эти земли пустуют. Но самым страшным для меня были кошмары. Каждую ночь я видел во сне Юлю. Она печально вздыхала, улыбалась и уходила прочь, исчезая в огне, сколько я ни молил ее остаться и простить меня. На ладони оставалось лишь ее тонкое обручальное кольцо, которое плавилось в пламени пожара и насквозь прожигало мне руку, и я просыпался, крича от невыносимой боли. Княжна погибла по моей вине. Но почему Хриз убила ее? К чему была нужна эта звериная жестокость, если целью безумицы был Густав? Чтобы побольнее ударить меня? И почему она оставила в живых меня? Как колдунье удалось подгадать свою месть под дворцовый переворот, ведь нанятые ею наемники пробрались в посольское крыло, как будто ждали сигнала... От страшной догадки я сел на койке, задыхаясь от ужаса. Внезапное помешательство великого князя Олега было слишком похоже на симптомы отравления спорыньей, которой Хриз напоила Густава. А что, если она?.. Да нет, это невозможно, просто совпадение, дворцовый переворот был подготовлен дедом княжны! А если безумица была с ним в сговоре? Тогда получается, что он знал... Да нет, не мог же он отдать собственную внучку на растерзание безумице! Но Хриз точно знала, в какой момент нанести удар, а значит, она либо прознала каким-то образом о готовящемся перевороте, либо сама в нем участвовала, обманув заговорщиков. Почти наверняка второе. У нее была возможность потчевать покойного князя этим клятым шоколадом, который легко скрыл вкус отравы, она влезла в свадебную свиту невесты, она пронесла гадюк в опочивальню молодых, она искалечила Густава и убила Юлю... Господи, и вот этой бездушной твари я отдал символ бесконечности? Слепой глупец! Пустота в груди тянула невыносимой тяжестью вины. Мне нет прощения, и я должен ответить за свои ошибки. Раз эти глупцы даже не потрудились объявить Ланстикун в розыск, то я сам найду проклятую колдунью и отправлю на костер, чтобы больше ни одна живая душа не пострадала от ее рук. Это мой долг перед всеми безвинными жертвами Шестой.
Несмотря на уговоры отца Георга, колдовскую гадость я пить не стал, ограничившись усердной молитвой и медитацией. Если Единому будет угодно вернуть мне зрение, значит, так тому и быть. А если нет, то... В общем, наставник перед судом передал для меня через тюремщика специально изготовленные очки. Было непривычно видеть себя в зеркале с побритой наголо головой и подбородком, заросшим недельной щетиной. Даже стражник, сопровождающий меня на судебное заседание, укоризненно покачал головой и сказал:
- Вы бы побрились, святой отец, а то глядеть страшно, ну точно, бандитская рожа...
- Я больше не в сане, - резко ответил я. - Поэтому не следует ко мне так обращаться.
Мое прошение о расстрижении, поданное еще перед отъездом в Керекеш, наконец-то приняли. Инквизитора Тиффано больше не было.
Глаза болели и слезились от яркого весеннего солнца. Площадь перед зданием судебной палаты была полностью заполнена людьми. Как только меня вывели из тюремного фургона, раздались свист, улюлюканье, гневные выкрики. В меня полетели камни и протухшие яйца, один из камней попал в плечо, отозвавшееся резкой болью, но я и не подумал закрыться. Стражники оттеснили толпу, расчистив проход, но на ступеньках меня ждала еще одна встреча. Князь Тимофей. Он застыл скорбным изваянием перед дверями в сопровождение свиты, не сводя с меня полного ненависти взгляда.
- Будь ты проклят, - тихо сказал он, и его осунувшееся от горя лицо исказилось болью.
- Простите меня, - ответил я, не смея поднять головы. - Я не убивал Юлю, но виноват в том, что...
- Не смей пачкать ее имя своим грязным ртом! Убийца!
- Пусть вы мне не верите, но знайте, что я найду ее настоящего убийцу. Клянусь в этом.
- Ты отправишься на костер и будешь гореть в огне. Как горела она!
Он резко развернулся и вошел внутрь. Тюремщик втолкнул меня следом. Я не боялся смерти, но мысль, что проклятая убийца останется безнаказанной, приводила в отчаяние.
Липкий кошмар судебного заседания превратился в нелепый фарс. Лица, знакомые и неизвестные, смешались в одно месиво, из которого я выхватывал отдельные фрагменты. Обеспокоенное лицо Эмиля, который ободряюще кивнул мне и неуверенно оглянулся на свою семью в трауре... Рядом с ним заплаканная Софи, которой сделалось дурно, когда профессор Вальтер свидетельствовал о результатах вскрытия княжны... Напряженный отец Георг, крепко сжавший кулаки, когда магистр Лоренц обвинил меня в домогательствах к княжне... Неугодные показания профессора Адриани, которого грубо оборвал обвинитель... Офицер Матий, растерявший обычную развязность и упрямо твердящий про подозрительное поведение госпожи Хризштайн... Запальчивая в своей искренности Нишка, которую председательствующий кардинал Яжинский за пререкания едва не выгнал из зала... Чета Остенберг, советник, стражники... Темная тень великого князя Севастьяна, взирающего на происходящее из верхней ложи... И ненавидящий взгляд отца Юли, от которого хотелось провалиться сквозь землю, а слова застревали в горле. Я начал говорить, а потом осекся и замолчал, поняв, что бесполезно, никто меня не слушал.
- Высший церковный суд города Зевасталя постановил: признать обвиняемого Кысея Тиффано виновным в преступлениях против веры, а именно в нападении на посольство светлого вояга Густава, покушении на его жизнь, убийстве сиятельной княжны Ярижич, а также...
Я снял очки и потер переносицу. Все кончено. Великий князь Севастьян был в сговоре с колдуньей, но никогда не признается в этом. Они все плясали под ее дудку... и пляшут до сих пор. Так же слепы, как и я когда-то был... Господи Единый, прости им слепоту, убереги детей своих от беды, защити от демона в женском обличье и даруй мне прощение за грехи мои, за то, что не смог исполнить должное.
- ... Посему, суд приговаривает обвиняемого к отлучению от Святой Церкви и казни в очищающем пламени костра.
В зале сделалось очень тихо. А потом в напряженной тишине раздался звенящий голос князя Тимофея:
- И пусть горит долго.
С места медленно поднялся отец Георг и сказал:
- Не допущу. Любой может выступить в защиту обвиняемого. Если это окончательное решение суда, то я вынужден обнародовать...
- Думаю, не стоит этого делать.
Знакомый голос принадлежал отцу Павлу, который стремительным серым пятном пересек зал и оказался возле судьи. Сослепу глава Ордена Пяти вдруг показался мне тощим стервятником, спикировавшим на мою будущую могилу. Хотя ее-то как раз не будет, прах просто развеют по ветру. Как же все бессмысленно!
- Орден Пяти заявляет о новых открывшихся фактах, неоспоримо свидетельствующих о невиновности обвиняемого Кысея Тиффано, а посему высшей церковной властью настоятельно рекомендует суду пересмотреть приговор.
Я торопливо надел очки и посмотрел на отца Павла. Его лицо ничего не выражало и не дрогнуло, когда в зале поднялся шум. Кардинал Яжинский с облегчением кивнул, снимая с себя ответственность в суде по откровенно надуманному обвинению. Но внезапно все стихло, взоры присутствующих обратились к великому князю, который тяжело поднялся в ложе. Однако он не успел что-либо сказать, отец Павел продолжил, как будто специально дожидался изумленной тишины:
- Подозрительная смерть придворного поверенного Шратта чрезвычайно обеспокоила Орден. Нами было проведено собственное расследование, и получен некий документ, позволяющий предположить, что именно госпожа Хризштайн причастна к нападению на посольство северян, что в частности подтверждается так и не найденной реликвией святой Милагрос. Подлинность документа не вызывает сомнения, однако его законность может быть оспорена, если признать Антона Хризштайн и его сестру еретиками и объявить в розыск. Орден Пяти смиренно предлагает свою помощь в этом, - отец Павел наконец повернулся к ложе великого князя и почтительно поклонился. - Или ваше сиятельство желает обнародования документа, чтобы пресечь территориальные притязания Мелкундской унии на земли княжны Юлии в связи с недействительностью ее брака?
У меня вдруг возникло дурацкое чувство, что проклятая колдунья сидит где-то в зале и тихонечко веселится, глядя на поставленный ею спектакль. Я ничего не понимал. Зато, похоже, что великий князь Севастьян все понял. Он холодно произнес:
- Нет. Мы признаем власть Единого и следуем воле Пяти, - потом развернулся и скрылся в темноте ложи.
Меня освободили тут же, в зале суда, после скоропалительного оправдательного решения. На князя Тимофея было страшно смотреть, но я должен был с ним объясниться.
- Не надо, Кысей, - остановил меня Эмиль, удержав за локоть. - Поехали с нами. Тебе надо привести себя в порядок.
- Я должен убедить его в том, что...
- Ты ни в чем его сейчас не убедишь. Да и поздно уже...
Действительно, князь Тимофей решительно направился к главе Ордена, который вполголоса что-то обсуждал с отцом Георгом. Наставник горячился, даже стукнул палкой по полу, что никак не отразилось на бесстрастном лице его собеседника.
- Поехали, Кысей, - друг уже увлекал меня прочь, не давая времени придти в себя.
- Вели ехать туда, или я выйду и пойду пешком!
- Господи, Кысей, что за упрямство! Ладно, ладно, - поторопился согласиться Эмиль, видя, что я взялся за дверцу экипажа. - Поедем на кладбище. Только тебя все равно не пустят в княжескую усыпальницу.
Софи судорожно хлебнула воздух, ее лицо приобрело нездоровый оттенок.
- Дорогая, тебе нехорошо? - участливо спросил ее муж.
- Нет, нет, все нормально, - выдохнула она. - Я потерплю.
- Прости меня, Софи, - сказал я. - Но мне надо к Юле. Я виноват перед ней. И перед тобой виноват, подверг твою жизнь опасности, сведя с этой...
- Кысей, - девушка взяла меня за руку, - ты ни в чем не виноват. И я хочу, чтобы ты знал... - она переглянулась с мужем. - Мы вернулись в столицу, но никому из родни еще не говорили. Ты первый. Мы ждем ребенка.
- Что? - я потрясенно уставился на Софи. - Я рад за вас, но...
- Но я очень боюсь. Скажи мне... Она колдунья? Лидия - колдунья? Она могла заколдовать дитя?.. Ведь ты тогда говорил про ребенка и мой дар... Но ведь это были ее слова, верно? Она хотела, чтобы я забеременела?
Я похолодел, глядя в полные слез и страха глаза девушки, но постарался не выдать сомнений.
- Не бери дурного в голову. Ребенок и есть дар Единого двум любящим сердцам, а Лидия здесь ни при чем...
- Просто ответь! Она колдунья или нет?
Сила колдуна крепнет с каждым сердцем, в котором поселяется страх перед ним. Я вдруг сообразил, почему глава Ордена Пяти избегал упоминать настоящее имя Хриз. Паника и ужас перед Шестой дадут ей еще больше власти. Пусть ее ищут как Лидию Хризштайн или как Серого Ангела. И я малодушно солгал Софи, чтобы защитить ее покой, ибо правда ничего не изменит, а только навредит:
- Нет. Лидия - убийца, воровка и безумная еретичка, но не колдунья.
Наградой мне были счастливая улыбка Софи и вздох облегчения Эмиля, с которым он привлек жену к себе, обнимая и защищая еще нерожденного ребенка. Но я все-таки не удержался и уточнил:
- А когда ожидать рождения вашего первенца? Хочу знать, сколько у меня времени, чтобы помочь вам придумать ему имя...
- Вот еще! - с нервным смешком стукнула меня по колену Софи. - Шустрый какой! Еще семь месяцев впереди, сами справимся. И не говори пока никому, хорошо?
Я облегченно кивнул. Значит, она зачала два месяца назад, когда Шестая была в столице и не могла осквернить своим безумием невинный плод. Или могла?..
Юлю похоронили в княжеской усыпальнице на Вороньем кладбище. После тьмы и сырости камеры было странно вдыхать теплый весенний воздух, наполненный жизнью, и осознавать, что Юли больше нет, а мир живет себе дальше, как будто ничего и не произошло. Я попросил Эмиля подождать у экипажа вместе с женой и двинулся к усыпальнице. Но, увидев до боли знакомый силуэт, темнеющий на фоне неба, я споткнулся и замер. Мраморная Юли казалась живой. Девушка застыла на обрыве, устремив печальный взгляд в голубую даль моря. Тяжелый ком застрял в горле. У ног статуи сидел, закрыв лицо руками, князь Тимофей, его плечи сотрясались от неслышных рыданий. Я хотел отступить и уйти, но неловко оступился на гравии, и безутешный отец поднял голову.
- Простите, - выдохнул я. - Простите, я уйду, не буду мешать...
- Это ты... - сдавленная пауза, - из-за тебя Юля... Она не хотела замуж, словно чувствовала, а я... Лучше бы я отпустил ее в море...
- Клянусь вам Единым, я не убивал ее.
- Я знаю, - вдруг отозвался он, вновь обретая страшное холодное отчуждение. - Но это ты привел к ней смерть.
- Простите, - только и смог, что сказать я. - Я клянусь вам, что найду ее убийцу и...
- Сначала жена, потом дочь, а теперь и отец... Я всех потерял из-за клятого престола, - князь Тимофей взглянул на меня прозрачными зелеными глазами Юли, в которых плескалась ядовитая ненависть. - Я сам позабочусь об убийце! А ты... Прочь с дороги!
Он оттолкнул меня и ушел, а я остался смотреть в безмятежную синеву, чувствуя на себе грустный взгляд каменной статуи и не смея обернуться к ней.
Я вернулся в дом Остенбергов, которые на время моего отсутствия полностью взяли на себя заботы о Йоране, за что я был им безмерно благодарен и сразу же, не мешкая, подписал необходимые бумаги, передав им мальчика. И не меньшим было мое удивление, когда выяснилось, что старики приютили в своем доме и его непутевую мать, Катаржину Бергман. Разлука с сыном подействовала на женщину отрезвляюще в прямом смысле этого слова. Она бросила пить и клялась, что больше никогда не подымет руку на Йорана. В любом случае, госпожа Остенберг присматривала за обоими, и мое сердце было спокойно.
Лешуа отказался от места княжьего повара и уехал из города, продав перед этим все, что у него было, включая и рецепт "Крови демона", доставшийся от безумицы. У меня в голове не укладывалось, как кто-то может пить эту гадость, зная о произошедшей трагедии, но... Что и говорить, человеческая память коротка, а любопытство неизмеримо. Ида Остенберг, очевидно, из сострадания, пыталась уверить меня, что это она изобрела рецепт шоколада, но я-то знал, чей воспаленный колдовским безумием разум мог додуматься до такого извращения. Моему возмущению не было предела, когда я узнал, что и в аптеке Остенбергов продается эта мерзость! Мало того, успешно продается! Не ведающие страха глупцы покупали отраву, нахваливали ее и приводили все новых покупателей! Как могут люди покупать шоколад только потому, что это модно?!?
Не успел я придти в себя и решить, что делать дальше, как ко мне с визитом пожаловал сам глава Ордена Пяти. Это был сухой, даже немного костлявый старик, который, казалось, навсегда утратил возможность удивляться. Его охрана, двое братьев Ордена, молчаливыми тенями слились с обстановкой в комнате, и спустя несколько минут разговора я начисто забыл об их существовании. Что мне нравилось в отце Павле, так это деловитость, с которой он сразу переходил к сути.
- Господин Тиффано, - начал он, отказываясь от предложения сесть, - вы расстрижены из сана инквизитора, однако все еще являетесь духовным лицом, посему я хочу сделать вам предложение.
- Какое? - осторожно спросил я.
- Вступить в Орден, - церковник остановился напротив стола, разглядывая деревянный кораблик, который я делал для Йорана.
Признаться, я растерялся. Орден Пяти был самым закрытым и могущественным в Святой Инквизиции, и на суде у меня была возможность убедиться в его власти. Чем же я заслужил такую честь? Или, наоборот, наказание?
- В Орден Пяти? - уточнил я на всякий случай.
- Именно, - отец Павел повернулся в мою сторону, отстраненно разглядывая меня и думая о чем-то своем.
- Это слишком неожиданно, я не понимаю... и должен подумать...
- От наших предложений не отказываются, - равнодушно оборвал меня церковник и сел в кресло. - Мне надо объяснять, почему?
- Надо! - неожиданно резко отозвался я, возмущенный подобной постановкой вопроса. - У меня нет ни малейшего желания играть в политику.
- В политику не играют, господин Тиффано, это политика играет в нас. У вас нет выбора, потому что вы позволили себе недопустимо глубоко влезть в секреты Ордена, заявить о Шестом отступнике и...
- Но она действительно!..
- Не перебивайте меня, - он сказал это тихо, но таким ледяным тоном, что мне стало не по себе. - Само существование Шестого отвергается, запрещены любые его упоминания, а распространение подобной ереси карается смертью. Вы можете отказаться от вступления в Орден и отправиться на костер, как еретик. Выбирать вам.
- А если я вступлю в Орден, то что? Факт того, что у вас под носом разгуливала Шестая, перестанет быть ересью?
К моему изумлению, отец Павел улыбнулся. Это было все равно, как если бы гранитная глыба вдруг разверзла уста, так же странно и жутко.
- Совершенно верно, это перестанет быть ересью {для вас}. Члены Ордена Пяти стоят на страже спокойствия, принимая на себя всю тяжесть запретного еретического знания. Если госпожа Хризштайн действительно окажется Шестой, то... - улыбка стала еще шире, - то мы обязательно заставим ее искупить грехи...
- Для начала поймайте ее! - разозлился я. - Объявите, демон раздери, в розыск, разошлите голубиной почтой ее описание, выставьте дозоры! Как вы собираетесь ее ловить, если не сделали ничего из этого?!?
- Для ее поисков мы делаем беспрецедентное исключение, принимая в Орден {вас}, господин Тиффано, - былая невозмутимость вернулась сановнику, - вопреки всем сложившимся традициям и минуя долгую процедуру инициации. Разумеется, вы будете всего лишь послушником, однако ваши полномочия даже на этом уровне будут несравнимо больше, чем у любого кардинала...
- Что было в том документе? - перебил я его.
Отец Павел выдержал небольшую паузу, потом отрицательно покачал головой.
- Некоторые знания опасны, а некоторые и вовсе смертельны. Вы и так знаете больше, чем допустимо.
- То есть вы предлагаете мне ловить Шестую, зная меньше, чем она? Забавно получается. Я готов руку дать на отсечение, что этот документ к вам попал не просто так, а с ее подачи. Это она играет с вами! Что в нем было? Почему вы упомянули, что брак Юли может быть признан недействительным? Я хочу знать, иначе дела не будет!
- Вы ставите условия? - бесстрастно поинтересовался отец Павел. - Орден не ведет переговоров и не торгуется. Вам будет предъявлено обвинение в соучастии в преступлениях Серого Ангела, и вы отправитесь на костер.
Он встал и направился к двери. Я спокойно смотрел ему вслед, неожиданно поняв, что это всего лишь блеф. Это было сродни озарению, когда кусочки мозаики складываются воедино, открывая небольшой фрагмент общей картины. Колдунья меня не убила, значит, моя жизнь была ей для чего-то нужна. А теперь выясняется, что для Ордена я тоже превратился в ценную пешку. Или наживку? Или в опасного свидетеля? Церковник открыл дверь и оглянулся:
- Будет жаль, если вы повторите судьбу своего отца...