"Ах ты старый саксонский кабан, - тихонько бормотала про себя Гвен-валлийка, прозрачным, неоформленным - лень ей было принимать определенную форму - клочком тумана скользя по краю тени на полу Этелредовой комнатенки. Она вообще, не так давно - Бог весть, чьим соизволением - возникнув из небытия в привычном для себя месте, призраком вышла ленивым и немного рассеянным. Правда, она всегда была чуть безумна... Но сейчас ей это совсем не мешало, отнюдь. Она и появилась-то из некоей старой, давней своей привязанности к хозяину манора. Он вернулся - и Гвен-валлийка вернулась. Да, присмотреть... Никого не пугала, разве шелестела в пучках сухих трав, развешанных под потолками, да играла с детишками...
Из крохотного оконца на пол падал золотой солнечный лучик, в нем кружились пылинки, а грузный седовласый Этелред мирно похрапывал на лавке, уютно подоткнутый с боков подушками. Бренда позаботилась, кто ж еще... Хоть ей и прибавилось хлопот теперь, а не забывает старика, хорошая девка... Разумная и молчаливая. Накормила старого своего дядьку кашей - святый Боже, ведь чуть не с ложки кормит! - и по делам поспешила, молодец. И муж ейный - вот уж кто болтун! - Этелреда ценит, советуется... А тот, гляди-тко, снова заснул! Ну, вот ведь как: дело стариковское - есть да спать... - Экий ты стал ветхий, вовсе развалина... И пузо вон отрастил, и волосы совсем белые... А бывалоча-то, какой видный мужик, эх... на волка один ходил... правда, то давно было, аж и не упомню, когда... Спи-спи, не вскидывайся, ты меня не видишь! - Старуха погрозила спящему пальцем. - Меня теперь мало кто видит... И это славно! - Призрак беззлобно хихикнул в кулачок, проходя сквозь потолочное перекрытие и просачиваясь во второй этаж, - А я вижу всех! И присмотрю тут немножко, пригляжу... За детьми приглядывать нужно... дети, дети, как вас теперь тут много! От чернявых тех дурачков нездешних народились пара пацанят, горластые, ух! И кушают хорошо... И Бренда ждет дитя, правда, нескоро... И голубка моя разрешилась сыночком, красивым и здоровеньким, парнишке моему на радость... Ах вы, мои золотки... еще так рано, а вы уже устали? Мальчик мой хороший, похудел, осунулся... Ну ничего, ничего... Не переживай. Привыкнешь..."
Призрак легонечко, ласковым старушечьим невесомым прикосновением сухой ладошки, погладил Гизборна по голове и растаял в стене, утомившись немножко пребывать среди живых и решив погулять по саду. Лето почти уже, в саду много теней... Можно скользить из тени в тень, быстро, легко... Так хорошо...
***
Гизборн сидел с ногами на кровати, прислонившись к спинке и свесив руки меж колен, и смотрел, чуть смущенно улыбаясь, на то, как Эс кормит малыша. Улыбка была малость кривоватая.
Да, Эсси точно знала, что муж счастлив. И горд. И собой доволен непомерно, как всякий муж, зачавший сына. Но вот не умел Гизборн улыбаться во весь рот, хоть ты тресни, когда кто-то его видел, пусть даже и собственная обожаемая жена. "Хорошо, что у нас есть ночи. - Эзелинда про себя ласково усмехнулась, искоса глянув на мужа, - Ночью лица не видно... По крайней мере, он так думает. И улыбается мне нежно и открыто, и целует меня, и ничто его не сковывает, как при свете дня... Он и впрямь осунулся за эту неделю после моих родов, да. Ой, это я кому ответила-то? А, неважно..."
Первые дни, когда суета вокруг Эсси и младенца еще не утряслась, хозяин манора приходил в спальню разве только ночевать. Приходил, ложился рядом - огромный, теплый - и Эсси становилось гораздо спокойней, хоть и волноваться-то особо было не о чем... Все было в порядке, и дитя здоровое, и она здорова, но вот все же... тревожно как-то, с непривычки, что ли... Боязно, когда нянька Деора, переселившаяся в манор из Риверхэма по приказу Джека-управляющего, чтоб баюкать маленького лорда, берет моего сыночка на руки, хотя она отличная нянька, лучше не найти, веселая и крепкая, и внимательная, и сильная... А уж если Тильда суётся помогать, ой, мамочки... Да нет, что это я... Никто не собирается ронять моё дитя. Никто не хочет ему вреда, что за глупости? Правда, повитуха говорила, что те, кто первый раз родил ребеночка, всегда тревожатся лишнего, а потом это пройдет... Прошло бы уже, что ли...
Жизнь Эзелинды стала нескончаемой чередой кормления, купания, пеленания и сна. И еды... Кушайте кашу, леди Эс, вкусная кашка, с маслом, а то молоко будет жидкое, коли не поедите на славу! И сыру немножко съешьте, хоть кусочек... И орешков вот... Кушайте хорошенько!... Да ем я, ем, чуть не в три горла ем, куда уж больше-то...
Чуть не каждый день Гизборн мотался с ловчими птицами и собаками по окрестным лесам и болотам, чтоб на обед у жены было свежее мясо. Сам-то он вполне бы и солониной обошелся... Правда, что кролики, что куропатки - по весне тоже тощие. Ведь весной всем тяжело, не выросло еще ничего толком, разве крапива...
А престарелая коза, проживающая в маноре в счастливом браке с обязательным конюшенным козлом, как на грех, окотилась аж двумя козлятами сразу. Радоваться бы, но вот молока-то ей еле-еле на козлят хватает... Но Эсси, как говорит нянька Деора, прям позарез нужно пить молоко. Чтоб доиться, стало быть... А чтоб доиться, надобно пить молоко. Коровье молоко Вам нельзя пить сейчас, понос может открыться у дитяти, да и у Вас, не приведи Господь... Тьфу-тьфу... А вот козье - в сам раз, не сказать, как отлично! Значит, леди Эс, вы тут уж как-нибудь без меня денёк перемогитесь, ничо, тут вон у Вас Бренда есть, да бабка Тильда Ваша, а я за своей козочкой слетаю! А ведь и верно-тко, славно сладится - так-то мне жалко было её, козу-от, оставлять золовке! Хозяйство-то наше с мужем - оно-то ладно ещё, присмотрит... хоть и дура. А коза токмо меня любит и слушается, а то я б мужа за ей послала... Ну авось, к вечеру обернусь, чай, не за тридевять земель, а токмо за реку. Вот приведу свою Фанни1, она у меня таково много молока даст - всем манором не выпить! Ну, уж всяко, Вам и дитятку хватит... Ладно, Вы спите тут ужо-тко, а я пошла, агась?
Да иди уже... Вот язык без костей. Никогда б не подумала, что она Бренде сестра. Правда, троюродная... Но все-таки.
Эсси поглядела на мужа. Гизборн, похоже, клевал носом. Ну да, сегодня воскресенье. Особо делать ничего нельзя. Вот и расслабился. А устал, верно. За неделю набегался, как не бегал со свадьбы, точно...
Когда подошел Эссин срок, муж сам вспомнил про ореховую колыбельку, ту, что в приданом была. И сам приволок в спальню, никому не доверил. И долго устраивал так, чтоб и рядом с кроватью, и чтоб не светило из окна солнце, и чтоб не дуло... И все это с очень грозным видом.
А за дня три-четыре до ожидаемых родов старая Тильда, сама Эсси, Бренда и приглашенный в качестве консультанта Джек - да-да, Джон из Крэйнхилла, управляющий манором, конечно, и муж Бренды, если кто забыл, и оруженосец сэра Гая, если кто совсем забыл - решили, что повитухой надо звать тетку Адальхильту. Она роды принимала у всех соседок, ещё когда помянутый Джек бегал без порток по Крэйнхиллу.
И вот прибыла Адальхильта - верхом на ослике и в сопровождении молоденькой племянницы-ассистентки, шедшей пешочком и нёсшей рогожку со всякими припасами: травами в мешочках, мазями в горшочках, чудодейными амулетами и прочей дребеденью. Шуму в маноре враз прибавилось, потому что, в силу опыта и возраста, Адальхильта не стеснялась ни в требованиях, ни в выражениях. Мгновенно, хоть и со скандалом, две кретинки-служанки Этти и Бетти были выдворены из комнаты слуг, где взяли моду толочься беспрерывно и бездельничать, и оказались на кухне. Где им, собственно, и надлежало б находиться и работать, если б не нежелание леди Эзелинды скандалить с нерадивыми дурами, поскольку и так у неё сил нет никаких. Ясно, конечно, что их трехмесячные младенцы требуют забот, но бабы совсем обнаглели... Так вот Адальхильта их усмирила вполне лихо и быстро, что главное.
Да что там, повитуха вообще никого не боялась. Самого Гизборна вполне добродушно, но четко, как на плацу, выставила из спальни, как только у жены его отошли воды. Вокруг Эсси захлопотали Тильда, которой пошел уже седьмой десяток, а также безмолвная и всегдашне невозмутимая Бренда, сама, к слову, тоже не так давно понёсшая дитя во чреве, да тетка Адальхильта с племянницей. Этти и Бетти шустро вёдрами таскали из кухни теплую воду, втихомолку жалуясь друг дружке, кряхтя и причитая.
А сэр Гай, хмуро почесав в затылке перед закрытой дверью, отправился найти себе дело. И судя по рассказам слуг, дело он нашел отнюдь не одно в тот раз.
Гизборн исхитрился чуть не весь манор поставить с ног на голову тем днем: сперва он докопался до мужиков, которые под руководством Мыша - в смысле, отца Елизария - рыли ров. Да, некоторое время тому сэр Гай озаботился наличием рва. Положено.
Наоравшись вдоволь и отправив самого Мыша молиться святой Бригитте в недостроенной пока часовне, то есть с глаз долой, аж в Крэйнхилл, Гизборн чуть не бегом взлетел на верхний ярус башни, проверить, как там эйнарм - любимый камнемет, и не спит ли часовой Идверд. Идверд, правда, бдительно не спал...
Затем сэр Гай пронесся ураганом по конюшням, раздавая тумаки направо и налево, поскольку не обнаружил у конюхов должного рвения по уходу за его, Гизборновскими, драгоценными флемишскими кобылами.
И уж совсем потом, ополоумев от беспокойства за рожающую жену и разогнав поместную челядь трястись по углам, сэр Гай три часа кряду рубил во дворе мечом учебное чучело в наряде сарацина. От чучела, по правде, остались к концу третьего часа только щепки, тряпки и клочки соломы.
Об этих подвигах сэра Гая Эзелинде поведал Джек, возникший однажды утром, день на пятый после родов, в хозяйской спальне, чтоб торжественно вручить леди Эзелинде Гизборн заячью лапку для новорожденного лорда Роберта Гизборна. В колыбельку положить чтоб, значит. От сглазу, да и вообще...
После приснопамятной истории с расколоченной дверью между хозяйкой манора и управляющим установились вполне доверительные, даже чуть заговорщические отношения. У Джека Эс не боялась спрашивать почти о чем угодно. Правда, не сразу... Так и узнала потихоньку и о явной нелюбви покойных сэра Эдмунда и леди Маргарет к сыну - ну, чай, люди ж не слепые и не глухие, моя госпожа, это все слуги знали, да и обе-две деревни в придачу - и о том, что была на свете такая Гвен-валлийка... И о лихих приключениях сэра Гая в Ноттингеме и после, в Святой Земле... И даже, шёпотом, о том, что кто-то из ребятни в маноре - то ли конюшонок, то ли девчонка, которая птичнице помогает - видел призрак... И уж вот не покойной ли валлийки? Говорят, маленькая старушка в веночке из трав, видно ее только в тени, и то чуть-чуть... Но это уж совсем чепуха и бабьи сказки, леди Эс. Откуда призрак в только что построенном дому?
***
Гизборн смотрел. И вспоминал. И дремал немножко.
Вот Эс кормит мальца. Такая трогательная, мягкая, круги синие под глазами... Говорит, здорова, только спать хочет все время... Говорит, и малыш здоров. Ну, судя по тому, сколько он ест... Н-да, я б тоже был здоров, если б столько ел... Тётки хором меня уверяют, что у жены много молока и это, мол, замечательно. Ясен пень, это даже мне понятно... Я было дернулся вспомнить про кормилицу, а уже не надо. Няньку вон без меня нашли. Джек теперь везде будет родственников своей Бренды пристраивать... Вон, мол, Деора, Брендина кузина, чем плоха? Ага, и баба она добрая и дочка у ней здоровая... И муж работящий, здесь, в маноре, пригодится, сэр Гай, - нам еще конюх нужен! Кобылы-ж жеребиться будут, да, хоть и нескоро, но всё ж таки, мы одни не потянем... А дочку ихнюю на кухню, повару помогать. Раньше ж Бренда помогала, а теперь она госпоже нашей нужна, и вообще... Уболтал. Да черт с ними, правы, в принципе... Так что теперь еще и Деора эта здесь, вместе со своей девчонкой и вечно сонным, а ни хрена не работящим, мужем...
Ладно, хоть повитуха эта убралась уже... Хоть и правильная, и знающая, но так мне хотелось ее пришибить... Иногда. Как вспомню...
***
- Сэр Гай! Сэр Гай, оставьте Ваше чучело басурманское в покое, идемте со мной скорей!
- Да что там такое-то?!
- Поторопитесь, мой лорд! У Вас родился сын! И снимите рубашку!
- А????
- Не копайтесь, мой лорд, давайте сюда рубаху... Вот так.
И скрылась проклятая баба за дверью. Что, зачем - ничего не понятно...
Наконец дверь в спальню отворилась, и стоящая за ней Бренда торжественно поклонилась своему лорду, приглашая зайти. Гизборн, вполне понимая, насколько он нелеп полуголым, но при мече у пояса, и как-то внезапно оробев, переступил через порог. Тетка Адальхильта шагнула ему навстречу и протянула тщательно спелёнутое отцовой одёжей дитя. Дитя имело немножко светлых волосиков на головенке и пару круглых голубых глаз. И было тёплое... И сопело тихонько. Гай осторожно держал сына на руках и про себя поражался тому, что почти не ощущает веса. Ну, правильно, чего там, каких-то восемь фунтов... Пушинка, считай. Ты весишь немножко больше моего меча, малец...
Повитуха тем временем обстоятельно разъясняла, что первой дитячьей пеленкой, по обычаю, непременно должна быть отцова рубаха. Причем только что с тела снятая, согретая, а не стираная и не новая. Тогда младенчик будет лучше спать, а отец будет любить дитя.
- Да?... А я что? ...я и так, вроде... Чего? Меч? А это-то зачем?
- Это тоже обычай, сэр Гай, а как же, еще ж деды-прадеды наши так поступали, мой лорд. - Повитуха приосанилась и нараспев произнесла: - Надлежит дитяти мужеска полу первым делом в руку вложить меч, дабы могучим и смелым воином тот младенец вырос... - Адальхильта кивнула сама себе: - Так еще бабка моя говаривала. Она тож повитухой была. И прабабка, и её прабабка... - И уже не так торжественно закончила: - А девочке веретенце дают подержать... Вот смотрите-ка... Сейчас я сыночку Вашему ручку выпростаю, а Вы в ту ручку вложите рукоять меча. Вооот, таааак... Ой, крепко-то как вцепился... И не отдает, гляди-ка! А разжимать-то не надо бы... Расплачется еще. Вот ведь командир какой нашелся...
- Мэйджер.2 Командир... - Гизборн усмехнулся: - Мне что, так теперь с ним и ходить?
- Да что Вы, мой лорд! Ступайте-ка к жене своей, вон она, душенька, на Вас с сыночком смотрит... Сейчас я вот что сделаю...
Гизборн с сыном, всё так же крепко держащимся за рукоять меча, подошел к кровати. Эсси счастливо и устало улыбалась ему с подушек. Повитуха умелым жестом поводила пальцем по щечке малыша, и тот разом позабыл держаться, замахал ручкой и завертел головкой, ища сосок. Гай положил малыша жене на руки и присел рядом. И стал смотреть.
***
Малыш наелся и уснул. Нынче ему неделя. Нет, честно, он вырос... А я... А я такая страшная стала, наверное, за эту неделю, и мне везде свербит. И волосы грязные, ой, не могу. Бренда, конечно, мне помогает малость обтереться, но голову-то, голову как помыть охота... И куда она, горничная называется, подевалась? Тильда вон, вижу, у окна пеленки свежевыстиранные стопочкой раскладывает, щурится подслеповато, ладонью выравнивает складочки. А Бренда где? Ох, да я ж сама ее отпустила. Ей нехорошо, на третьем месяце она. Наверняка, рвёт ее сейчас. И Деора ушла... Да что ж такое-то?! Не могу так больше! Пусть хоть эти две идиотки помогут, что ли... Я ж не спущусь сама еще вниз...
- Гай! Гай...
- Ммм?
Задремавший было Гизборн встрепенулся и внимательно уставился на жену. Выражение лица у Эс было жалобное.
- Что такое?
- Милый, а не мог бы ты... Я устала, мне голову помыть хочется. Пожалуйста, не мог бы ты велеть, чтоб мне спуститься помогли и воды принесли? - Эс почти шептала: - Только, видишь ли... Деоры нету и Бренды нету, а Тильда старая, я боюсь ей сына на руки давать. Я знаю, что не уронит, но вот боюсь - и всё тут! Я глупая, да?
- Тихо. Сейчас всё будет.
Гизборн поднялся, потянулся, помотал головой, вышел за дверь и рявкнул что-то грозное в глубину дома. В глубине незамедлительно поднялись шебуршание и беготня.
- Ну, так. Я вас обоих с Мэйджером вниз отнесу, а Тильда твоя следом пойдет. Тильда! Давай, шевелись!
Гизборн подхватил жену вместе малышом на руки и легко снес по крутой каменной лесенке на один этаж вниз, где, стенка в стенку с кухней, в маленькой комнатке была устроена мыльня. Там всегда было тепло, и там стояла деревянная, весьма поместительная дубовая бадейка. Да, Гизборн постарался устроить дом с наивозможным комфортом. Пол застелен свежим тростником, широкие деревянные лавки добела отскоблены и на них стопками сложены чистые простыни. На резном столике стоят Эссины, привезенные еще из Нортгемптона, коробочки и баночки. А пахнет здесь дымом, мылом и травами... Гизборн потянул носом: лаванда... и розмарин. И череда, точно, вон на столике кувшин с отваром, малыша купать. А жаровня в углу пышет жаром... Гай велел сам себе не хлопать ушами, а собраться, потому что не время сейчас думать о всякой ерунде. Ну, не то, чтоб о совсем ерунде, но всё равно не время.
На дно бадейки Этти и Бетти установили табуретку и покрыли ее чистой простынкой, потому что сидеть в ванне леди Эс было еще рано, нельзя, Адальхильта не велела. А вот и вода приспела... Полезайте, госпожа, аккуратненько...
Эсси снова растерялась, беспомощно заозиравшись и прижав сына к груди. Старая Тильда сунулась было взять дитя у неё с рук, но сэр Гай, грозно нахмурив светлые брови, чуть не в голос рявкнул на нее: - Я сам! - и подхватил малыша на руки. Тильда обиженно поджала губы и отошла в уголок, раскладывать чистую сорочку леди Эзелинды, гребешок, новую ленту... И сердито бормотать себе под нос, что она, де, из ума еще не выжила и руки у ней не дырявые.
А Гизборн гордо воздвигся у стены с сыном на руках, сам себе показавшись и дураком, и вполне правым одновременно. Впрочем, чёрт с ней, со старой бабкой Тильдой, главное, чтоб Эс была спокойна... Да, малой?
Мэйджер зачмокал губами во сне. Экий смешной...
Эсси уютно сидела на табуреточке в бадейке, совсем нагая, розовая и слегка располневшая за девять последних месяцев. Грудь у нее стала такая восхитительно круглая... Этти и Бетти, позабыв ворчать, старательно терли хозяйку привезенной аж из Палестины губкой с мылом. И скоро Эс уже сидела, как в сугробе, только сугроб был теплый и душистый, а из него чуть просвечивали локти и коленки. Тильда принялась распутывать пряди Эзелиндиных темных волос и поливать ей голову отваром вербены, и Эс тихонько пищала, ойкала иногда, когда уж слишком сильно дергала волосы подслеповатая старая нянька.
Гизборн прикрыл глаза. Вербена... Да, малой, у тебя очень красивая мама. И я её люблю, чтоб ты знал. И мы с ней... ну, хорош о всяких глупостях думать. Вон она уже вылазит из бадейки. Сейчас я тебя ей на руки положу... Оппааа... Поехали наверх, держись крепче.
***
Дня через три, слегка после полудня Гизборн думал о том, что надо б ехать уже за крестным. Пора... Вон в кровати сидит жена, счастливая и веселая, вон малыш бодро таращит глаза, разгулявшись... Пора. Они все решили давным-давно, еще зимой. И что, если родится сын, то Гизборн желает назвать его Робертом. И что, если Эс не против, то в крёстные он позовет Адальбера де Кордса... А чего? - Он добрый малый, мы с ним много эээ... беседовали, когда я ездил осенью на их с Триш свадьбу в Хальтон. Ну, тебе же нравится леди Беатрис, разве нет? И вообще, Адальбер - младший брат Лиса... А Лис - в Палестине...
Эзелинда не рискнула спросить, почему муж не попросил стать крёстным отцом их сына Роберта Хантингдона. Хотя догадывалась... Гай попросту боялся, что ему могут отказать. А граф Хантингдон, хоть и видевший ее в положении, когда на Рождество заехал всего лишь на денёк в Гизборн-манор, оговорившись "спешными делами", явно опасался сам предложить такой расклад. Вот два дурака-то... Хотела б я знать, что у них на уме.
По какой такой спешной надобности граф Роберт мотается по Северу страны зимой, когда не только добрый лорд, но и самый бедный поселянин смирно посиживает у огонька с кружкой горячего эля?
В чью, как не графа Хантингдона, честь - Гай хочет назвать сына Робертом? Насколько я помню, отца моего мужа звали Эдмундом, деда - Стефаном... Моего отца - Лайонелом, деда зовут Вильямом. Так что явно в честь того, кто спас Гаю жизнь, в честь графа Роберта. И какого лешего тогда прямо ему об этом не сказать? Ну да ладно, пусть делает, как считает нужным. Адальбер де Кордс - вполне надежный человек. И добрый.
На этой мысли ей и пришлось остановиться, потому что Гизборн, который, как оказалось, думал о том же самом, вслух объявил, что едет в Хальтон прямо завтра. Потому что не дело, что сыну уж чуть не две недели отроду, а он всё не крещён. А пока в Хальтон, пока назад, пока там Адальбер утрясет дела, чтоб поехать - если согласится, конечно...
- Конечно, согласится, о чём ты? Это ж честь большая... Даже и для сэра Адальбера де Кордса - он хоть и начальник Хальтонского гарнизона, но сам без владения, своей земли нет у него. А у тебя - есть. И вообще...
- Просто ехать далеко. Неохота. Вы тут одни останетесь. Но надо.
В спальню, тихо ступая, вошла Бренда. Она чуть поправилась на третьем месяце, а в лице ее, раньше казавшимся излишне суровым, появилась свойственная многим беременным мягкость.
- Леди Эзелинда, хозяйка... Груши Ваши зацвели. В саду.
- Правда?! Ой, как здорово! И солнышко на дворе, смотрите, распогодилось... Сэр Гай, муж мой, - Эсси расшалилась и руками изобразила формальный поклон, сидя на кровати с младенцем на коленях, - ты поедешь завтра. Да, завтра! А сегодня мы все пойдем в сад, вместе! Мэйджеру полезно бывать на солнышке. И мне полезно, - она рассмеялась, - И тебе полезно, мой лорд! Идемте! Правда, тебе снова придется нас тащить...
- Ну, уж отнесу как-нибудь.
Гизборн совершенно не мог противостоять такому напору. Да и не хотел, если по совести.
И вот снова поднялась кутерьма, Этти и Бетти забегали с табуретками, подушками и ткаными ковриками, Тильда запричитала, что может начаться дождь, Бренда молча собрала пару-другую теплых пледов для маленького лорда... Все суетились в меру сил и способностей, как умели. Иногда у Гизборна в этом бабьем царстве кружилась голова. Но он терпел. Зубы стискивал с досады на дурацкий болтливый курятник, но терпел. По сравнению с тем, как он жил тридцать с гаком лет до этого... Можно и потерпеть.
По лестнице Гай снова сволок жену вместе с сыном на руках, ухватив обоих в охапку. Дальше Эсси пошла сама, тихонько, опираясь на мужа и держа младенца у груди. И с каждым шагом делалась не просто веселей, а прямо светиться начала, оживая на глазах. Ну, правда, красиво же...
Даже мне ясно, что красиво, хотя я в жизни на это всё внимания не обращал. А ей, видать, важно.
Груши казались облитыми сливочной пеной, пышной, сияющей, искрящейся радужными бликами, на ветру кружились осыпающиеся лепестки, трава зеленела, как никогда...
Эсси радостно плюхнулась на расстеленный на лужайке плед, покачала сына, но не смогла усидеть на месте. Потянула мужа за руку вниз, сесть рядом с собой, заглянула ему в лицо, положила распеленутое дитя ему на колени и упорхнула к молодым деревцам. Откуда и силы взялись... Запах грушевого цвета, тонкий, еле уловимый, сладкий и свежий, запах листьев, зеленой травы на круглых старых холмах, запах летнего ветра... Эзелинда обняла молодой стволик и обернулась посмотреть, как там сын и муж. И замерла...
На лицо малышу прилетел крошечный, полупрозрачный грушевый лепесток. Мэйджер завертелся, маша ручками и дрыгая ножками на коленях у Гая. И Гизборн осторожно-осторожно, чуть касаясь пальцем, убрал лепесток со щечки сына. И широко улыбнулся.
- Сэр Гай! Мой лорд!
На лужайку бегом примчался запыхавшийся Джек. Мельком глянул на Бренду, убедился, что с нею все хорошо, чуть отдышался и выпалил:
- В маноре гости, мой лорд. Сэр Адальбер де Кордс с женой.
А по тропинке уже шел к хозяевам манора и сам де Кордс-самый-младший. Вид имея величавый, но при этом слегка ошарашенный, прямо скажем. На левой руке сэра Адальбера, одетой в расшитую сокольничью перчатку, сидел большой, прямо-таки огромный, и необычно яркой окраски ястреб-перепелятник в клобучке. Гизборн про себя отметил, что, вообще-то, ястребов клобучат редко... Но, видать, надо... А из-за широкой спины де Кордса выглядывала, привстав на цыпочки, невеличка-жена - рыжая леди Триш. Слегка смущенная, что для нее нехарактерно.
Адальбер неловко взмахнул руками, попытавшись сочинить приличествующий случаю жест в адрес хозяев дома, птица чуть не сверзилась с перчатки и гневно заклекотала. Де Кордс восстановил равновесие сил, поправил каштановые кудри, сделал торжественное лицо и изрек:
- А меня уволили! Эээээ... Я хотел сказать: "Приветствую вас, сэр Гай и леди Эзелинда!"
Гизборн давно поднялся с травы, положил сына на руки жене и сейчас стоял, уперев руки в бока, и ждал продолжения.
- Нет, Вы представляете, сэр Гай?! - Птица снова возмущенно крикнула, и Адальбер немедленно заворковал, чуть вороша ястребу перышки на шейке, - Ах ты, моя красавица! Хорошая, хорошая птичка... - Воодушевленно обернулся к Гизборну и продолжил, как ни в чем не бывало, - Мне ее чуть не в последний день люди Хальтонские принесли. Взяли гнездаря, еще даже пушинки были кое-где заметны! Смотрите, мол, сэр Адальбер, необычно редкой окраски, ярко-рыжий, считай, ястреб! Совсем, как Ваша жена! Это добрый знак... О да, сэр Гай, она такая здоровенная, я уверен, это самка! Глядите, какие лапы мощные. Я зову ее Сквош2...
Леди Триш легонько ткнула мужа под ребра, призывая к спокойствию и умеренности.
- Но, милая, она ведь так похожа на тебя! Она такая же красивая... А, ну да, вспомнил, верно, я собирался рассказать... Так вот... Неделю назад приезжает в Хальтон хозяин, Хьюберт д'Авранш, барон, сами знаете, Хальтонский, и говорит, что мне отказано от места! Вот так вот, с бухты-барахты... Правда, он потом объяснил, что, де, жена на него насела. Мол, восемь лет назад3 король Джон, когда был в Хальтоне, умилился на малолетнего сына ее сестры и сказал, что быть, мол, ему управляющим, когда подрастет. Вот, подрос малый - и теперь леди д'Авранш с живого мужа не слезет, пока тот не назначит племянничка начальником гарнизона Хальтона. Вуаля, я свободен - и вперед... С песней. Так что, Гизборн... И далеко, и она, моя жена... того... О, я вижу, у вас наследник! Поздравляю!
Леди Беатрис утомилась степенно стоять у мужа за спиной. Вышла вперед, небольшого росточка, но очень решительная, вскинула такой знакомый Сиуэлловский подбородок, весело сверкнула ясными светло-голубыми глазами, низко присела перед Гизборном, как всегда, немножко оторопевшим от бурного потока эмоций де Кордса, и бегом кинулась обнимать Эсси и малыша.
Гизборн почесал в затылке. У леди Беатрис тоже явно намечался наследник славного рода де Кордсов. И не менее славного рода Сиуэллов. Примерно, пятый месяц... Да что они, сговорились все, что ли?!
***
Ну, что же, примерно через полчаса, сложив два и два, Гизборн получил-таки четыре. Из смущенного мычания сэра Адальбера следовало, что, хоть старый Ангерран де Кордс и будет искренне рад невестке, и матушка Адальберова, будущая бабушка, ждет не дождется очередного прибавления в семействе, сам де Кордс-самый-младший ехать домой не хочет. И жену в тягости туда везти - тоже. В поместье сейчас всем заправляет, как и положено, их с Лисом старший брат, Кристоф. Давно женатый и вполне успешный. И вряд ли он оставит без насмешек явление младшенького братца под родительское крылышко. Да нет, он добрый малый, Кристоф, но фамильная декордовская язвительность досталась ему в полной мере - даже хлеще, чем Лис, может оборжать. А Адальберу совсем неохота становиться не только нахлебником, но и мишенью для насмешек... Да еще и вместе с женой. В нежном возрасте хватило, сэр Гай, знаете ли... шуточки у де Кордсов-старших были не всегда безобидные.
И вот потому сэр Адальбер надеется, что ему возможно оставить жену погостить пока у Гизборнов. И ястреба тоже. Сам же он станет незамедлительно искать себе службу, авось, удастся найти какое-то приличное место. Или в Йорк податься, или в Нортгемптон... А может, и в Лондон...
Пока сэр Адальбер, по-детски хлопая карими очами и взъерошивая то и дело фамильные кудри, всё это излагал, Гизборн под сурдинку начал отдавать распоряжения. Тихо, но четко велел Джеку устроить гостей со всеми возможными удобствами, отвести лошадей, куда следует, и позаботиться о них, показать слугам всё, что нужно... А также позвать сюда Брайта, сокольничего. И Мыша, в смысле, брата Кормака Луха. Или уже целого отца Елизария - Эс смущается именовать старого монаха прозвищем и зовет, как положено.
- Значит, так. - Гизборн жестом пресек поток красноречия Адальбера, - Леди Триш, разумеется, пусть живет у нас. И моей Эзелинде помощь, и тебе спокойней. Сам-то не хочешь остаться ненадолго?
Адальбер решительно замотал головой. Ну, в общем-то, Гизборн понимал такую поспешность. Очень противно, когда тебе отказывают от места. Это мы проходили... И очень противно просить о помощи. Хоть бы и у друзей. И очень хочется по-быстрому что-нибудь решить, не быть никому должным.
- Ладно. Найдешь место - приедешь и заберешь свою жену, не дрейфь. - Гизборн обернулся на своих подошедших тем временем людей. - Это вот Брайт, мой мастер-сокольничий, отдай, наконец, свою Сквош, хорош таскать. - Высокий, сухопарый, седой сакс, только чуть поклонившись, бережно принял перепелятника и понес в кречатню, сердито бормоча себе под нос, что замучили птицу совсем, не дело это, да клобук стянут слишком, перья на затылке замялись вот, да и на кой вообще на ястреба клобук-то, сроду такого не водилось никогда...
- Ты не думай, - заверил Адальбера Гизборн, - он отличный мастер, опытный. Хоть и вздорный малость. Как раз тоже недавно гнездаря словил, жалел, что одного только сумел достать. А так, глядишь, птицы вместе облетаются... А это уже известный тебе брат Кормак, или, по-правильному-то, отец Елизарий. - Мыш, на взгляд Адальбера, еще немного усохший с прошлого лета, обрадованно заулыбался знакомому рыцарю, лучась всеми морщинками на востроносой физиономии, перекрестился, бормоча благодарствие святой Бригитте, и поклонился де Кордсу. - Наш гость торопится, брат Кормак. Значит, в Крэйнхилл мы не поедем. Что хочешь делай, но Мэйджера мы крестим завтра. Здесь. Вы ж, сэр Адальбер, не откажете стать крёстным отцом моему сыну?
Адальбер с перепугу вытаращил глаза и лишь кивнуть сумел в силу переполнявших его чувств. И от сердца отлегло, что жена останется у друзей, в удобстве и довольстве, и не чаял, прямо сказать, такой чести. Он же всего лишь младший сын, а у Гизборна на свадьбе аж целых два графа гуляло... Открыл было рот, чтоб спросить, а почему, мол, не Хантингдон, это ж логично, были б кумовья... Но быстренько заткнулся, осознав неуместность своих сентенций. И еще разок кивнул, чтоб уж его точно поняли.
***
Назавтра, прямо спозаранку, чтоб не откладывать дело в долгий ящик, маленький лорд Мэйджер Гизборн был крещен Робертом, получив в покровители святого Роберта Ньюминстерского, день памяти которого отмечается в начале июня. А раз Крэйнхиллская часовня была уже почти закончена, оставались только отделочные работы, резьба там, то-сё по мелочи, сэр Гай возложил на Мыша новую обязанность - возвести часовню и прямо в маноре тоже. Чтоб было. Во имя Пресвятой Пречистой Девы Марии.
Не стали, однако, по сему случаю сочинять преогромных торжеств, а просто сэр Гай велел выкатить бочку эля во двор, зажарить пару барашков, и разрешил тем, кому возможно, после обеда уж больше не работать, а праздновать.
Леди Эзелинда и леди Беатрис, вполне довольные обществом друг друга и младенца, удалились наверх - любоваться крошечными кожаными туфельками для маленького лорда, которые соорудил, как ни странно, старый Брайт-сокольничий. Хотя чего тут удивляться: поди-ка сшей столько клобучков, чай, научишься и швы прятать, и кожу подбирать специально, помягче. А в маноре, почитай, всякий сейчас был рад что-то сделать для малыша. Два десятка лет для хозяйства - это много. Два десятка лет не знало имение хозяйской руки. И люди не знали каждый вечер, ложась спать, что их ждет назавтра... А теперь - есть в маноре лорд. А у лорда есть жена. И сын! Значит, надолго всё это, можно немножко выдохнуть. И вот несли: вырезанных из деревяшек лошадок, собранные нарочно по такому случаю цветы и травы - и целебные, и волшебные, и чистой воды из источника святого Верстана с Молвернских холмов, в маленьком расписном глиняном кувшинчике...
А благородные лорды, позвав с собою Мыша, как человека, близкого к ним рангом, отправились в каминную залу. Отмечать.
***
- Нет, Вы предштав-вьте, Гиж-жборн, он меня прош-што выгнал! Меня! А этт-тому шопляку всего шемнадцать годиков, чего он им там навоюет? А я ж-жнаю Хальтон, как свои пять пальцев! - На секунду Адальбер даже протрезвел от негодования, - Там двойная, заметьте, сэр Гай, двойная норманнская кладка! - Тут де Кордс-самый-младший снова пригорюнился, отчего язык у него опять стал заплетаться - Ч-чертовы д'Авранши, бароны, штоб их, Хальтоншкие... И на што я теперь буду жену содерж-жать? И уж-же вот совсем шкоро не только ж-жену... Да мне даже яштреба содерж-жать не на что! П-пусть пока у Вас пож-живут, ладно? А потом, когда я найду меш-што, я их ж-жаберу...
- Да решили ж уж-же... Слушь...те, Аддаль...берт...
- П-просто Берт, сэр Гай, п-прошу Вас...
- Ладно... Б-берт... Так что, собсно, - Гизборн очень сильно постарался говорить внятно и свести глаза в кучу, - Что. Вы. Собираетесь делать?
- Я? А што я... А, ну да, я поеду к сюж-жерену. Вдруг помож-жет...
- Ну. Дело. Пральна...
- Ш-шер Гай... М-мышь.
- Чего Мыш? Мыш - вон он, под скатертью. Устал.
Мыш, и правда, уже, в силу почтенного возраста, не мог равняться в выпивке ни с многоопытным Гизборном, ни даже с более молодым де Кордсом. После третьего кувшина монаха пришлось осторожно сгрузить в уголок и укрыть скатёркой, чтоб видом торчащих из-под стола сандалий не смущать могущих войти слуг.
- Н-нет. Мышь... Мыш-шка-норушка, в-вон, ак-курат у Вас п-под носом...
Гизборн помотал головой и посмотрел на стол прямо перед собой. А и верно, посреди стола, в блюде с хлебными и сырными корками уютно устроился нахальный мышонок. Маленький. Сидел и тихо-мирно грыз корочку. То ли глупый совсем, то ли оголодавший вусмерть... А может, наоборот, сильно умный - понимал, что людям, принявшим на грудь столько эля, так сразу с места не встать и его не поймать... И даже запустить в него нечем, потому что лень тянуться.
Настроение у сэра Гая было сегодня мирное, ради праздничка.
- А что? Закусвает... Мож, ты и выпить хочешь? - и Гизборн, недолго думая, плеснул в блюдо эля из кубка. Мышонок принюхался и, к немалому удивлению обоих рыцарей, принялся лакать растекшуюся перед его носом лужицу.
- От. Выпил. За здоровье...
После этой столь многотрудной тирады Гизборн уже больше ничего не говорил и не делал, потому что спал.
Рано утром, продрав глаза, Гизборн понял, что разбудил его храп. И вовсе не сэра Адальбера, коий предпочёл, чтоб его именовали попросту Бертом - это Гизборн запомнил. Сэр Адальбер де Кордс спал тихонько, свернувшись на лавке в немаленький клубочек. А вот давешний мышонок спал громко. Выводил носом прямо-таки рулады... Рядом с Гизборном на столе сидел и недоуменно таращил на мышонка глаза Сталки - здоровенный белый котище с несколькими рыжими отметинами на морде и с рыжим же хвостом. Подарок от маленькой Мэри Хантингдон, Робертовой дочки, на свадьбу... Вторая часть подарка - серая Китти - как раз сейчас, наверняка, уже погнала свой выводок на лужайку во дворе манора, на солнце, играть. Солнце-то уж высоко... Однако, отпраздновали мы вчера...
Кот протянул лапу и стал подгребать мышонка к себе.
- Э-э, стой! - Гизборн шугнул кота, взял серого пьяницу за тоненький хвостик, встал из-за стола и назидательно произнес - Нельзя есть того, кто ел твой хлеб! Ну, или пил твой эль... - И, открыв ставень, выкинул зверька за окошко, под стену, благо невысоко и травка. Трезветь.
1 Фанни - веселая.
2 Мэйджер - major - старший, главный, командир
3 В 1207 году король Джон был в Хальтоне с визитом.