Долог был твой путь домой. Роман о сэре Гае Гизборне. Часть первая. Глава двенадцатая.
По лесной дороге шагом двигался конный отряд. Впереди - молодой Роберт Хантингдон, сын и наследник графа Дэвида Хантингдона. Рядом с ним - темнолицый сарацин с двумя кривыми мечами за спиной.
- Мы навестим де Вессе... Вскоре, думаю. Хотя торопиться особо некуда, он сейчас в Лондоне. При короле. Действовать будем осторожно, потому что нам нужно знать точно, чью сторону он держит, короля или... нашу. Но говорить ли с ним и что именно ему говорить - это я только там решу, - вполголоса произнес Роберт. - А так, для всех, мы поедем с поручением отца.
Назир согласно кивнул.
Некоторое время оба молчали, думая каждый о своем, как вдруг за поворотом послышался лязг мечей и крики сражающихся.
Роберт и Назир переглянулись. Это еще что такое происходит почти рядом с домом?
- Глянем! - Роберт повернулся к слугам и резко взмахнул рукой, приказывая живее следовать за собой. Лошади, почуяв шпоры, перешли с шага на галоп, и через минуту двенадцать всадников вынеслись на поляну.
Бой, по всему, заканчивался в пользу нападавших. Вдоль дороги и подальше, на опушке леса, лежали тела убитых. Трое вооруженных оборванцев окружили одного, похоже, что рыцаря.
С лошади они его стащили еще до того, как подоспел Хантингдон с людьми. И отбивался рыцарь уже с большим трудом - по правой руке с мечом вполне заметно текла кровь. Да и одежда на груди была располосована наискось. Рыцаря мотало, в любую секунду он мог споткнуться и упасть - и тогда за его жизнь никто б и гроша не дал. Хотя и сейчас, стоя на ногах, он был уже почти неопасен. Сил его хватало только на то, чтобы с грехом пополам обороняться, а о нападении он, судя по всему, даже не помышлял. И один из разбойников, с кинжалом в руке, почуяв, что рыцарь слабеет, явно примеривался подобраться, наконец, поближе. Чуть поодаль рыцарев вороной бился, молотил копытами воздух, но на его узде цепко висел еще один грабитель.
Увидев за собственными спинами вооруженный отряд, оборванцы бросились врассыпную, предоставив рыцарю медленно оседать в грязь и терять сознание. И тот, что держал Фьюри, тоже - бросил удила и кинулся бежать, догоняя своих.
Фьюри? Смерть Христова, да это ж точно вороной фриз Гизборна! Но тогда...
Хантингдон спешился и подбежал к упавшему рыцарю. Осторожный Назир прикрывал вожака, а слуги осматривали убитых. Роберт перевернул лежащего и тихо выругался. Ну да, вот он... Человек, много лет гонявшийся за Робин Гудом. За Робертом Хантигдоном. И при том - его, Роберта, единокровный брат. Спрашивается, какого дьявола он ехал без доспеха? Идиот легкомысленный... Все время ведь таскал, а тут снял почему-то... Хотя, да, сорок фунтов железа в такой холод, да в дождь... Хантингдон и сам поежился.
- Что будешь делать? - спросил Назир вроде бы равнодушно.
- Что-что... с собой брать придется, - хмуро отмахнулся Роберт, - Нельзя же его здесь бросить.
- Он был хорошим врагом, - согласился сарацин. - Добить - не будет славы.
Пусть так. Не рассказывать же ему сейчас...
- Сэр Роберт! - крикнул ему Эндрю-Копейщик. - Тут один, видать, живой. Стонет. Кажись, оглушили его всего-навсего.
- Ну, раз живой, пристрой его на лошадь - дома разберемся, чей он там, - из разбойников или из людей Гизборна.
Вместе с Назиром они на скорую руку перевязали Гизборна. Но кровотечение удалось остановить, а это сейчас было главное.
- Довезти бы, - Роберт был сильно обеспокоен и даже слегка раздражен, - Если на носилках его тащить, доберемся домой только к завтрашнему вечеру.
Он посмотрел на Фьюри. К счастью, вороной успокоился, стоял смирно. И похоже было, что даст себя изловить.
- Ладно! Назир, поймай его коня. А то ж этот - удавится, если жеребца потеряем.
Сарацин довольно цокнул и подошел к вороному, что-то приговаривая по-арабски. А Роберт сел на своего Харди и с огромным трудом, с помощью слуг, втащил неприподъемного братца на коня перед собой.
- Ор-рясина! - пробормотал он услышанное однажды от Тука словцо и хмыкнул. - Поедем теперь как тамплиеры, вдвоем на одной лошади.
В ответ дождался только стона.
Назир тем временем поймал-таки Фьюри. Удивительно, но конь слушался и шел в поводу. Второго выжившего Эндрю-Копейщик взвалил, уже не церемонясь, поперек седла на свою лошадь. Двинулись.
Роберт, придерживая впереди себя Гизборна и вручив поводья своего Харди Назиру, думал о том, что так и не решился заговорить с отцом о брате. И граф Хантингдон до сих пор не знает, что сыновей у него - двое... А еще Роберту было интересно, что же он теперь скажет Мэриан... и что скажет она.
***
К вечеру отряд въезжал во двор дома, где Роберт поселил жену. В замке Хантингдон ей, после привольной жизни, не слишком нравилось. Да и свекор... В общем, в Брамптоне ей было лучше.
Оглушенный парень еще в дороге пришел в себя. Выяснилось, что он - человек Гизборна и вместе со своим хозяином двигался в замок Нортгемптон. Там сэр Гай должен был возглавить отряд рыцарей, отбывавших вскоре в Палестину - таково было условие королевского прощения. Хантингтон ничего об этом не знал.
- Что ж делать-то теперь? Господин мой ранен, а ведь его ждут - сокрушался малый, назвавшийся Джеком, - граф Нортгемптон приказал быть на месте к Рождеству.
Граф Вильям Нортгемптон? Этот тут причем?
- Ну, так поедешь завтра, если сможешь. Отвезешь письмо Нортгемптону, - отмахнулся Роберт.
Бесчувственного Гизборна сняли с Робертова коня, внесли его в зал, уложили на широкую лавку поближе к очагу.
- Раны надо перевязать заново, - озабоченно проговорил Хантингдон, стоя над беспомощным бывшим шерифским помощником.
- Роберт! Вернулся!
Сверху, со второго этажа, торопилась радостная Мэриан в сопровождении Тука. Хантингдон улыбнулся, подняв глаза на жену. Она ждала ребенка и платье уже носила свободное, но двигалась все еще легко и порывисто. За ней Тук одышливо поспешал по лестнице вниз.
Мэриан весело, почти бегом, но уже немножко осторожничая, спустилась наконец на первый этаж. Впопыхах, смеясь, кивнула Назиру и кинулась в объятия мужа.
И вдруг заметила раненого.
- А это кто? Что случилось? На вас напали?
Леди Хантингдон вгляделась в лицо лежащего. Роберт увидел, что улыбка медленно сползает с ее лица, а ясные глаза изумленно распахиваются.
- Мэриан...
Жена отстранилась и посмотрела на него так, как будто видела впервые.
- У вас тут раненый, что ли? Ты чего замолчала, Цветочек? - наконец подоспел и Тук.
- У нас тут Гизборн, - пояснил Назир.
Монах тоже застыл, как неохватный соляной столб.
- Роберт, - шепотом произнесла Мэриан. - Это ты его?..
- Нет...
- Тогда... Тогда зачем ты его привез?
Хантингдон встретил понимающий взгляд Тука. Делать нечего, придется рассказать жене... Иначе как объяснить ей, зачем муж подобрал и привез к себе домой давнего врага. Назир... он тоже имеет право знать.
- Я расскажу, - вздохнул Роберт.
Тук кашлянул, но ничего не возразил. А Роберт в душе порадовался, что в доме нынче нет Скарлета... Убить Гизборна он, конечно, не убил бы, но вопли Уилла слушать лишний раз именно сегодня не хотелось.
- Ну, ты рассказывай... Я укрою его, что ли, нельзя беспамятному лежать в холоде - горячка откроется. - И Тук бочком, безуспешно пытаясь стать маленьким и незаметным, отправился на поиски одеяла.
Роберт помолчал, собираясь с мыслями. Мэриан не торопила его, глядя серьезно и строго. Назир же спокойно ждал, когда все прояснится - он никогда не спешил и верил командиру безоговорочно.
Непросто... Очень сложно - рассказать о тайне, связывающей покойную леди Маргарет, его отца ... и Гизборна.
- Мэриан, помнишь, как мы однажды спасли леди Гизборн?
- Помню, - кивнула жена.
- Ну вот... Леди Маргарет тогда в храме сказала мне: "Ты так похож на своего отца. Отца, который дал сына и мне". И я догадался. Тук, исповедовавший ее той ночью, тоже знал. Сэр Гай Гизборн - мой брат, по отцу... Если бы Эдмунд Гизборн, объявленный погибшим, не вернулся домой, то вот он, - Роберт кивнул на раненого, - был бы сейчас наследником графа Хантингдона.
Мэриан высвободилась из рук мужа, с тревогой заглянула ему в глаза.
- Так вот почему ты не хотел его убивать? И не дал это сделать Уиллу?
- Самое сложное было - уговорить вас, - чуть улыбнувшись, подтвердил Роберт.
Мэриан задумчиво перевела взгляд на бледное лицо Гизборна, только сейчас замечая неявное, но все же - сходство.
- И он... не знает? - молодая женщина бессознательно, извечным жестом защиты сцепила руки на животе.
- Нет, не знает. Леди Маргарет ни ему, ни нашему с ним отцу ничего не сказала.
- А ты? - обеспокоенно спросила Мэриан. - Кто он для тебя теперь?
- Не знаю, не могу объяснить, - покачал Роберт головой. - Одно только знаю точно - я не должен был оставить его умирать.
Он посмотрел на сарацина, невозмутимого и сумрачного, как всегда.
- Назир. Разве я не прав?
Сарацин вдруг шагнул к Хантингдону, положил ему руку на плечо.
- Семья, - сказал он, и волнение его можно было уловить лишь потому, что резко усилился давно привычный акцент. - У меня - нет и никогда не было. У тебя - есть.
- Вот он - семья?! - воскликнула Мэриан громко и, спохватившись, зажала себе рот рукой, заметив, что раненый дернулся и снова застонал. - О Господи! Надо мне все-таки осмотреть его раны, а то еще умрет он у нас... Тук-то где?!
Роберт облегченно вздохнул. Раз уж жена занялась лечением, то приняла его решение, хотя, может, так и не поняла до конца. Ну, по совести если, он и сам пока не понял толком...
Мэриан позвала свою служанку, девчонку Пегги, и они вместе с Туком, подоспевшим с одеялами, захлопотали над раненым, промывая травяным отваром раны, закладывая их паутиной и перевязывая уже как следует. Назир остался помогать. А Роберт отправился сочинять письмо графу Нортгемптону.
***
- Роберт, ты не мог бы в другой раз спасти кого-нибудь полегче? Да что ж ты какой тяжелый, зараза, не свернешь... Подопри его, Роберт... Так. Всё, держим. Мэриан, попробуй сменить повязку. Ах ты, чтоб тебя! Да не барахтайся ты, чучело! Ничего ж ведь не соображает. Всё, держим, давай, Цветочек!
Несмотря на заявление монаха, раненый успел дернуться, так что покачнувшийся Роберт едва не толкнул Пегги, державшую миску с настоем корней окопника.
- Да что ж это такое! - воскликнула Мэриан. - Когда бы еще новое-то настоялось...
- Долго везли, слишком, так вот и результат - пожалуйста, бредит.
- По-моему, обычное его состояние, - буркнула Мэриан.
Пегги хихикнула, не удержавшись, миска с отваром снова колыхнулась в ее руках. А на помощь Роберту и Туку поспешил Назир.
- У нас больного поят датурой, чтобы не чувствовал боли, - поделился он.
- Нет у меня датуры, - промывая рану на груди, сказала молодая женщина. - Вот чем есть, тем и лечим.
- А еще я слышал, что ваших рыцарей оглушают, чтобы не вырывались, когда вправляют кости или раны прижигают, - добавил сарацин.
Роберт только вздохнул, разглядев в глазах Тука и Мэриан явное согласие. Удерживать Гизборна неподвижно, и правда, было тяжело.
Мэриан наложила на края раны красную тисовую смолу и перевязала.
- Эс.. Эсси... - Гизборн впервые сказал нечто внятное и все удивились с непривычки.
- Какая еще Эсси? Да руку другую ему держите, чтоб не махал так граблями... Ох, горе луковое, а не храбрый рыцарь. Гизборн, ты меня видишь? А?
- Мало ли... Что, в Ноттингеме баб недостает? О нем, знаешь, какая слава по городу ходила? Да бредит он, только-то.
- Держите ему правую руку, - велела Мэриан. - С ней хлопот больше.
Гизборн явно ничего вокруг не воспринимал, но как только молодая женщина принялась за рану на руке, взвыл дурным голосом. Ему тоненько вторила перепуганная Пегги.
- Лады, кладем его на постель, тихонько. Да, а завтра всё по новой. Он же опять повязки за ночь свезет. Мэриан, Цветочек, завари мака, что ли. Он хоть спит с того мака и не орёт так громко.
- Ты б тоже орал, Тук, - Роберт укоризненно глянул на расходившегося монаха. - Рана в руку - это очень тяжко, молчать никто не сможет. Сам не знаешь? И вот это, через всю грудь - тоже радости мало. Да лихорадка. Он себя не помнит. Гизборн? Нет, он нас даже и не видит. И не слышит. Что, может, и к лучшему...
Последние слова Хантингдон пробормотал почти про себя. Назир похлопал его по плечу и тихонько отошел к окну, чтобы не помешать заканчивающей перевязку Мэриан.
- Все. Сейчас сделаю маковый отвар, - спокойно сказала она. - Хоть немного поспит. Отдохнем.
Раненый стонал, кашлял, метался в жару, и Мэриан с сомнением покачала головой - выживет ли.
***
То ли травы Мэриан помогли, то ли истовые молитвы Тука святому Антонию, но горячка постепенно спадала. Уже можно было надеяться на то, что скоро рыцарь пойдет на поправку.
***
Ворох одеял на лавке заворочался.
За два месяца, что Гизборн пролежал в лихорадке, солнце стало ярче светить во дворе, начала пробиваться зелень. Дожди пошли на убыль, а положение леди Хантингдон было уже заметно окружающим. Сейчас она наверху с молоденькой Пегги, наверное, шила или вязала что-нибудь крохотное, как стало привычным за последнее время.
Роберт, глядя на эти тряпочки, недоумевал и улыбался. Недоумевал, не смея верить своему счастью, а улыбался, потому что ему чудным казалось, что человек может убираться в такие вот одежки - как на куклу шитые. Он оглянулся от окна на шорох, опасаясь, что раненый упадет с лавки, как уже и бывало не раз. Встал и подошел, чтоб придержать Гизборна при необходимости.
От того остались уже только кости, по большому счету. Ставшие серыми патлы сбились в колтуны, скулы обтянуло пергаментно-землистой кожей, на здоровой руке, лежащей поверх шкур, можно было спокойно пересчитать все суставы. Но взгляд был неожиданно осмысленный.
Рыцарь попытался приподняться на локте левой руки. Зашипел от боли сквозь стиснутые зубы и все-таки сел, почти прямо.
- Ты... Зачем?
Роберт отошел от постели, отвернулся к окну. Он долгие дни думал, - что и как скажет, как это будет. И вот теперь вдруг оказалось, что сказать-то и нечего. Все слова куда-то подевались с языка, а в горле стоял комок. Хантингдон на секунду крепко зажмурился, потом открыл глаза, повернулся к рыцарю и тихо сказал:
- Ты - мой брат.
- Что?! - Гизборн дернулся встать, не рассчитал усилие и повалился на постель, задыхаясь, на лбу выступила испарина, - Как ты смеешь, Хантингдон?!
Роберт шагнул к лавке, наклонился, прижал Гизборна за плечи к лежанке. На скулах выступили желваки, он и сам не знал, что сделает в следующую секунду. Рявкнул в лицо раненому:
- Ты - мой брат! Старший! Зеркало дать тебе?! - отпустил плечи Гизборна, сказал уже мягче, спокойнее:
- Лежи. Не бесись. Это правда - то, что я тебе говорю. И нам обоим придется с этим жить.
***
Трудно было не морщиться от боли при каждом движении. Очень трудно было научиться держать ложку в левой руке. Но труднее всего было привыкнуть к тому, что вот эта рыжая баба трижды в день подает тебе кружку с какой-то отравой, от которой, несмотря на мерзкий вкус, делается легче. Да еще и следит, чтоб выпил... Н-да, вот уж нашел себе будущий граф счастье...
Первое, о чем спросил Гизборн у Хантингдона после того, как немного пришел в себя от неожиданного известия о родстве и начал соображать, это: "Где мой конь?" Второе: "Где мои люди?" Узнав, что в живых остался лишь Джек, чуть пожал плечами, и только. Всего лишь воины, для того и нужны, чтоб когда-то погибнуть... Мэриан возмущенно подумала: "Вот же бревно бессердечное!"
А как только рыцарь понял, что наконец-то может ходить, на кого-нибудь опираясь, потребовал отвести себя к коню. И сколько не уговаривал его Роберт, что, мол, не надо б по холоду шарахаться, остался непреклонен и таки поперся в конюшню, подпираемый с двух сторон Хантингдоном и Туком.
Увидев живого, здорового и вполне себе жизнерадостного жеребца, с лоснящейся шкурой, с полными яслями, шатнулся от провожатых вперед, зашел в стойло сам. Добыл из-за пазухи сухарь и тихо забормотал что-то... Фьюри пофыркивал, хрустел сухарем. Тук и Роберт переглянулись и вышли. Удивительно, но назад Гизборн вернулся уже вполне самостоятельно, перехватываясь здоровой рукой за стену.
Время шло медленно. По большому счету, особо ничего не изменилось, когда Гизборн очнулся. У каждого был свой угол, и никто никому не мешал. Да и разговаривал рыцарь мало и только вынужденно. Однако беспамятный - он был менее заметен, разумеется. А теперь с его молчаливым присутствием приходилось считаться. И это приводило и Мэриан, и даже Тука в состояние тревожной, напряженной готовности.
Правда, Тук освоился с новым положением вещей быстрее - у него и дел было побольше, некогда особо задумываться. То он с чем-то хлопотал в крохотной часовенке, то, сидя у окна за самодельным верстачком, возился с крючками для рыбной ловли или с оперением для новых стрел. Много молился, пользуясь случаем. А то - просто сидел и что-то вспоминал, глядя в окно на туманы, дожди, да на иней на голых деревьях. В общем, ему было с Гизборном проще. Да и обращение его, как таковое, ничуть не изменилось: "Гизборн", - и все тут.
Мэриан же постоянно пребывала в растрепанных чувствах по сему поводу. С одной стороны - Господи, сколько ж лет она его ненавидела? С этими высокомерными ухмылочками, издевками, холодноглазый, надменный и жестокий - он казался ей глупым и злобным мальчишкой, все на свете готовым отдать, лишь бы добиться своего. Однако... Лично он ведь в убийстве Робина не участвовал, верно? Не было его там... Знать бы, почему.
А теперь - новое и чудное дело - вот это чудище белобрысое оказалось братом Роберта! Роберт... Мэриан чуть улыбнулась про себя и глянула привычно на живот.
Сначала она Хантингдона и не понимала, и не любила. А потом... Потом из приязни, из сочувствия, из вдруг случившегося осознания того, что они одинаково думают и ощущают что бы то ни было - однажды родилась любовь. Не страсть, как было с первым мужем, а удивительная нежность и всеприятие. Мэриан знала, что, стоит ей о чем-то подумать - об этом же подумает и Роберт. Они понимали друг друга без слов. И даже на расстоянии. Она однажды, набравшись смелости, спросила об этом Тука, опасаясь, не мерещится ли ей и может ли вообще такое быть, не обольщение ли это дьявольское? Тук возвел глаза к потолку, подумал и ответил, что это - благодать Божья. И надо ее ценить, пока она есть. И Мэриан приняла и это. А сейчас она носила дитя. Дитя Роберта. Как бы ей хотелось, чтоб это был мальчик. Нет, девочке, конечно ж, она тоже будет рада, и Роберт будет счастлив. Но все-таки, пожалуйста, пусть родится сын...
Спохватившись, Мэриан глянула на постель у очага - ничего? Нет, ничего, сидит себе, на огонь смотрит, не на нее, слава богу. Ну и глаза у него стали... Страдальчески-синие, огромные из-за черных кругов вокруг. Гизборн тихонько покачивался, баюкая руку. Что ж делать, придется терпеть... Как там: "Любишь меня, люби мою собаку"? Мэриан чуть слышно хмыкнула, помешивая отвар. Да уж, собачка...
- Пейте. Пора, - она протягивала кружку с заваренным чабрецом, глядя чуть в сторону, не в лицо. Рыцарь взял сосуд левой, неловко, явно боясь разлить. Она стояла над ним, ждала. И заметила, что повязки опять свезены на сторону. Да чего он, как маленький-то? Ну, чешется, понятно, заживает потому что. Наклонилась и гневным жестом подтянула повязку на груди, не больно, но крепко. Гизборн вздрогнул и вскинул на нее глаза, нечаянно. И в глазах была тоска и обида - столько, что аж плескалось. Мэриан смутилась и продолжала хлопотать над ним, поправляя, подтягивая и суетясь уже лишнего, просто, чтоб движением скрыть возникшую неловкость. Ей вдруг, неожиданно для себя самой, стало его жаль...
***
Гизборн смотрел в огонь и думал, думал. Это тоже было трудно.
"Смерть Христова, что же я не сдох-то? Спасли - наверное, из долга, а теперь жалеют и смеются, суки! Дьявол, чтоб мне... и чего я не помер там, на дороге, Хантингдон, кто тебя просил?! Они... они же все теперь знают! Никто, никогда... Да в голову никому не приходило. Эдмунд до самой смерти не обмолвился ни словом. А теперь - знает этот толстый монах, знает Хантингдон, знает леди Волчья Голова. Клуша, а не Волчья Голова, того гляди, яйцо снесет... Даже сарацин - и тот знает!
Ну, мамаша... Это я - чудовище?! А кто спутался с Дэвидом Хантингдоном при живом Эдмунде? Ах, ты получила известие о смерти любимого мужа? И бегом выскочила замуж за другого, не иначе, что от большой печали...
Как бы побыстрее свалить отсюда к чертям собачьим? Ничего, я скоро смогу уехать. Вот хоть сейчас... Ох, черт! Нет, прямо сейчас еще не выйдет...
Ладно, Хантингдон, сквитаемся. Ты у нас такой благородный, не дал мне помереть! Мотается чуть не каждую неделю туда-сюда: "Ах, еду я к отцу..." И смотрит, и смотрит, проклятье... К какому еще отцу?! Нет у меня отца. Нет, и никогда не было ... Ничего, я с тобой сочтусь когда-нибудь. Где-нибудь, когда-нибудь - я тебя вытащу из грязной ямы и оставлю жить!"
***
Однажды Роберт приехал с неожиданным подарком. Зимой дом в Брамптоне одолели мыши, всё на свете пришлось прятать повыше и подальше. По верхним полкам на стенах, по коробам и корзинам, подвешенным к потолочным балкам. Это-то бы ладно - но мелкие твари еще и шумели, как черти в пекле. Ночи напролет они носились и пищали, то ли празднуя свои мышьи свадьбы, то ли осваивая новые "земли". Да и попортили они немало...
И вот Хантингдон весело вытряхнул на пол из-за пазухи крохотное белое существо с коротким хвостиком-морковкой и громадными молочно-голубыми глазищами.
Существо пискнуло и поковыляло на тонких ножках по полу к Мэриан. Котенок! Всего-то с женскую ладонь, пушистый, смешной. Тук произнес прочувствованную речь о пользе редкого животного, Мэриан и юная Пегги из-за ее спины - хором умилялись, Роберт привязал к нитке тряпку и повез ее по полу на потеху жене и себе самому, потому что котенок немедленно кинулся тряпку ловить, как взаправдашнюю мышь. Рос он быстро. И так же быстро осваивался, через неделю его уже обнаружили наверху, на втором этаже, в корзинке с клубками.
Единственный, кто остался в стороне от котенкиного житья, был Гизборн. Нет, кошек он видел и раньше, конечно. Но они, по его мнению, слишком тихо ходили и слишком громко орали. Поэтому он только смотрел со своей лавки у очага, как кошачье дитя гоняет по полу стыренный клубок. Мэриан была наверху, не видала кошачьих проказ, поэтому можно было не вмешиваться. Тук дремал у окошка.
А котенок меж тем, наигравшись, решил, что неплохо было б и отдохнуть. А на лавке у очага - тепло, и одеяла там лежат. А человек - ну так ведь он не возражает, правда? И прыгнул прямо на грудь лежавшему. На повязку.
Гизборн мгновенно сел, рявкнул что-то гневное и замахнулся. Котенок отскочил, выгнул спину дугой и тоже замахнулся. Правой передней лапкой. И зашипел. Гизборну стало смешно: он, взрослый шестифутовый с гаком мужик, воюет с котенком весом с ломоть хлеба. Рыцарь хмыкнул себе под нос и протянул к котенку палец. Котенок подумал, посмотрел и потянулся обнюхать, доверчиво и совсем бесстрашно.
Потом подобрался поближе, походил вокруг вновь улегшегося рыцаря по постели, благо был маленьким и умудрялся ходить там, где и мышь бы не убралась. И, наконец, выбрал место - ничтоже сумняшеся плюхнулся аккурат поверх правой руки. Гизборн ахнул и дернулся было убрать руку. Но, странное дело, от кошачьего живота, мягкого и пушистого, по руке шло необычное чувство. Не просто тепло стало, а как будто чуть приутихла боль. И Гизборн застыл, боясь пошевелиться и спугнуть нежданное чудо.
Спустившаяся к вечеру Мэриан застала их спящими, обоих, и рыцаря, и котенка на его руке. Посмотрела. В сущности, вот лежат двое детей...
***
Когда Гизборн понял, что ходить он уже может почти нормально, а вот двигать правой рукой - еще нет, он приуныл и задумался. Что-то надо было делать с этим. Но ведь, собственно, все остальное он научился делать левой, почему бы не взять в левую - меч? И вот он стал уходить в конюшню. Там, под задумчивыми взглядами лошадей, Гизборн становился в зеркальную привычной позицию и воевал с невидимым врагом. Получалось плохо. Когда двадцать с лишним лет делаешь нечто правой, на которой даже запястье было мощнее, как у всех воинов, перейти на левую - сложно. Но вдруг правая рука так никогда и не вернется полностью? Что тогда? И рыцарь продолжал тренироваться, злясь, ругаясь под нос, но никому ничего не говоря.
И однажды за этим делом его застал Назир. То, что упрямый сэр не сдается, барахтается, пытается что-то сделать, вызывало у сарацина чувство, близкое к уважению. А кроме того, Назир давным-давно разучился ненавидеть вообще кого бы то ни было. Куда там Гизборну... Мальчишка.
Молча сарацин подошел, вытянул из-за спины один из мечей. Левый. А правую руку заложил за спину. Гизборн, кривя рот в неловкой усмешке, спросил: "Что, наконец-то решился меня убить?" Назир недобро улыбнулся в ответ: "Там, куда поедешь, без меня убьют. А тебе там понадобятся обе руки. Давай!"
И с тех пор, как только выдавался случай, они уходили или в конюшню - когда было холодно, или просто во двор.
Каждый день Гизборн садился на вороного и уезжал. Сначала недалеко, но с каждым днем он все явственнее ощущал, что уже может позволить себе рисковать. Заставлял Фьюри прыгать через заборы и канавы, мчаться галопом по полям, по берегам речки, что текла неподалеку. Возвращался почти счастливый. А во дворе его уже ждал сарацин.
- Мастером, конечно, ты не станешь. Но учиться - полезно. Работай! - и Назир то перехватывал меч из руки в руку, а то и вынимал оба меча из ножен. Тело быстро и, казалось, охотно вспоминало былые навыки. А поскольку Гизборн в душе рвался уехать как можно быстрей, то наконец-то разум и тело пришли в некое согласие. И совместные тренировки с сарацином давали о себе знать. Каким-то магическим образом Назир, не говоря и трех слов за день, умудрялся действовать на окружающих, как хорошая доза помянутой им датуры. Сам никогда не терял головы и другим помогал удержать ее на плечах. Рыцарь становился все уверенней в себе, все чаще перекладывал меч в почти здоровую правую - все-таки навыки, полученные в детстве - самые прочные, да и успешные. К марту Гизборн уже мог работать правой рукой почти совершенно как раньше. Да и мастерство наездника никуда не делось, оказывается.
***
Как-то под вечер входная дверь распахнулась, грохнув о притолоку, и некто, замотанный до глаз, ввалился в залу, фыркая и отряхиваясь. Дойдя до освещенного пространства, он откинул капюшон, размотал тряпки, укрывавшие от дождя плечи, и радостно заорал: "Роберт, вот наконец-то я добрался! Дождь на дворе такой, что собаку не выгонишь, а я, между прочим, галопом коня гнал, письма тебе срочные вез от... - вошедший запнулся и резко сменил тон, заметив нового человека среди домочадцев Хантингтона, - Эт-то еще кто?" Пришелец шагнул к очагу, где, глядя в огонь по всегдашнему своему обыкновению за последнее время, молча сидел рыцарь.
"Да не будь я Скарлет - пробормотал в изумлении человек, и вправду оказавшийся Уиллом, - это что же? Это ж кто, Гизборн? Да чтоб мне лопнуть, чтоб мне сгореть, Роберт, что эта собака шерифская тут делает? Ты спятил, Роберт? Да он... Он же всех вас во сне зарежет! А сам не сможет, так сдаст королевским ищейкам! Чтоб себе прощение короля Джона обеспечить. Даром, что рука замотана, как я погляжу, на подлости у него всегда силенки найдутся! Что ты дергаешься, Волчья Шкура!? Иди сюда, я тебя сейчас порешу, раз уж в тот раз не вышло! Забыл, как детей воровал?!"
Хантингтон, успевший повиснуть на локтях Гизборна сзади, не давал тому вскочить с лавки, одновременно пытаясь урезонить Скарлета: "Король Джон помиловал Гизборна, уймись, Уилл! Граф Нортгемптон..."
"Плевал я на вашего графа! И на королевское помилование - плевал! Конечно, как же, ворон ворону глаз не выклюет! Всегда я говорил, вы все одним миром мазаны, все вы одинаковы! И тогда не дал мне с ним расквитаться, графский сынок, а теперь еще и сюда его притащил, к Мэриан? Он уже ее чуть не убил же однажды! Да тебе плевать, тебя тогда с нами и не было... Меня, значит, посылаешь с письмами к северным баронам, к родне своей шотландской, я жизнью рискую, а ты тут этого гаденыша пригрел?! Да он и сейчас Мэриан убьет, докончит то, что начал! А ты и защитить не сможешь, куда тебе, что ты его все за руки-то хватаешь, он тебе что - брат родной?!"
На этом месте монолог Уилла был прерван - побелевший от ярости Гизборн все-таки умудрился выкрутиться из Робертова захвата и ринулся на давнего врага. Рычащий, оскаленный, с горящими глазами, Гизборн сшиб Скарлета с ног одним ударом и прыгнул по-волчьи тому на грудь. Забыв, где он, кто он, не помня себя от гнева, он просто хотел убить. И убил бы, если б на помощь Скарлету не подоспели Роберт и Назир. Роберт повис на Гизборне всем телом, оттаскивая его от Уилла. Назир одним точным ударом дал все еще живому Скарлету понять, что его речи были, мягко говоря, неуместны.
Все это время Тук пытался мягко оттеснить Мэриан наверх, в ее покои, откуда она выбежала на вопли Уилла. "Уже все хорошо, Цветочек, ты только не волнуйся, - пытался он уговорить Мэриан, животом заслоняя ей дорогу. - Это просто Уилл приехал, только-то, ничего страшного. Ну, уже все кончилось, гляди - все живы, все в порядке".
- Пусти меня, Тук! Роберт, что случилось? Ты цел? Да что у вас тут происходит!?
Роберт пытался одновременно успокаивать жену и не дать Гизборну снова кинуться. Того трясло крупной дрожью, и глаза его были глазами безумца.
Назир, уволокший Скарлета в угол у дверей, что-то тихо и угрожающе говорил, крепко держа Уилла за плечи. А потом и вовсе оба вышли за дверь.
Немного опомнившийся Гизборн отстранил Роберта и вдруг почувствовал, что сейчас упадет. Лицо его посерело, взгляд стал пустым и бессмысленным. С трудом пройдя несколько шагов до своей лавки, он сел и закрыл лицо ладонями.
С уходом Скарлета и Назира не стало причины больше удерживать Мэриан и та, сбежав, наконец, по оставшимся трём ступенькам, вцепилась в мужа, заглядывая в лицо, осматривая и ощупывая - цел ли? Роберт обнял Мэриан и зашептал ей в волосы что-то тихое и нежное, гладя по плечу, успокаивая и уговаривая.
Через некоторое время на дворе послышался цокот копыт, а в дом вернулся только Назир. Хантингтон обернулся к нему: "Что ты сказал Скарлету, Наз?" Сарацин усмехнулся: "Только то, что он дурак. - И, пристально глядя на Гизборна, продолжил, четко и ясно выговаривая слова - Больше - ничего".
***
Наутро Роберту снова надо было уехать, причем срочно. Вчера вечером Назир, попозже, когда все улеглись, отдал Хантингтону привезенные Скарлетом письма. И из них следовало, что Роберт должен был уезжать немедленно. Куда он мотался и зачем, он не объяснял никому и никогда. Да никто и не спрашивал. Но Мэриан стала такой беспомощной, слабой, медлительной... Хантингдону совершенно не улыбалось оставить ее дома только с Пегги и Туком. Ну, двое латников, которых Роберт собирался оставить здесь для охраны. Правда, они - всего лишь солдаты, ничего больше... Тук - он, конечно, поможет, но... Но ему б самому кто помог.
Чуть не с рассвета Тук ходил за Робертом по дому, всю ночь монах не спал - думал, оказывается. И вот теперь он тихо, шепотом, чтоб не тревожить ни дремлющего рыцаря, ни Мэриан наверху, втолковывал Роберту, что так дальше продолжаться не может. Что Гизборн несет в себе угрозу их благополучию, что он опасен, что нельзя забывать, что, хоть он и рыцарь, их давняя вражда никуда не делась. Что вчерашняя выходка Уилла только подлила масла в огонь, и, хоть Скарлет и дурак, но он, возможно, прав. Гизборн вообще может решиться причинить вред кому-нибудь и хорошо, если только себе... Наконец Роберт не выдержал Туковых причитаний и тихо, но жестко отрезал: "Нет. Я хочу, чтобы все оставалось так, как есть. Я хочу и буду ему верить. У каждого должен быть шанс", - и отошел подальше, к столу, давая понять, что разговор окончен. Тук огорченно и недоуменно почесал в затылке и от расстройства побрел на огород - любимое дело всегда действовало на него благотворно.
А проснувшийся Гизборн явно все наступившее утро порывался что-то сказать, и Хантингдон догадывался - что. Рыцарь рвется прочь, считает, что сам уже справится. Да и не может он больше здесь оставаться после вчерашнего, это все чувствуют. Надо его остановить, опередить, чтоб не успел сказать ничего. "Потому что я не хочу, чтоб Мэриан была здесь только с Туком и девчонкой..."
- Гизборн, я знаю, что ты собрался уезжать. Знаю, что торопишься, что тебя ждут. И что тебе здесь не слишком хорошо, тоже знаю. Но я хочу попросить тебя... Мэриан. Мне надо съездить к де Вессе в Нортумберленд. Это недели две, от силы. Тебя они не задержат, до корабля есть еще время. Прошу тебя, Гай...
- Гай?!
Хантингдон не успел увернуться от летящего в лицо кулака. В кои-то веки братец оказался быстрей. И не собирался останавливаться, похоже. От его следующего удара Роберт впечатался в стену всем телом, а тот прижал его за горло, под подбородок, и уже снова замахивался. И вдруг заметил, что Хантингдон не сопротивляется. Руки его опущены. Ноздри у Гизборна побелели, лицо было перекошено от ярости, но он задержал руку, может быть, впервые в жизни. Не ударил. Выдохнул, рывком отпустил Роберта и стремительно вылетел за дверь, во двор. Хантингдон отлепился от стены, потирая горло, пошел следом, опасаясь неведомо чего. Гизборн стоял, вцепившись в забор так, что побелели костяшки. Подождав минутку, Роберт вернулся в дом, сел у стола в каком-то отупении. Спустя полчаса вошел Гизборн и тихо, ровно произнес: "Я останусь".
***
Гизборн видел, как они прощались - Роберт и Мэриан. Леди Хантингдон теперь совсем не такая, как та внезаконница в лесу, которую он помнил... Ну да, и шрам между лопаток тоже помнил. Она будто светилась изнутри и улыбалась нежно и ласково. Она теперь часто так улыбалась. И Хантингдон. Мальчишкой его никто бы уже не назвал. "Будь осторожен", - попросила она. "Не бойся, я очень скоро вернусь", - ответил он и осторожно ее обнял.
Гизборн отвернулся: подобные сцены его раздражали.
***
Опять потянулись пустые дни.
"Но это ж ненадолго, только дождаться Хантингдона - и свободен. Свободен от их взглядов, от их разговоров... Правда, останется за мной Хантингдону долг... Ну, когда-нибудь это решится.
Спрашивается, почему он попросил? Право он имеет, это да. Спаситель хренов... Но, стоп, просто так вот, чужого, - не просят остаться при брюхатой жене, хоть обспасайся... Это что же, Хантингдон взаправду держит меня за... - Слово "брат" Гизборн даже мысленно выговорить не мог - за своего? Но... Но тогда, выходит, он и там, на поляне, поволок меня с собой не из чувства чести? Не как один рыцарь - другого? Всё, сейчас у меня мозги закипят, надо выйти, проехаться, что ли..."
В дом вошла Мэриан, по-утреннему веселая, как жаворонок, улыбалась чему-то своему и тащила кувшин с молоком. Козы недавно окотились, Пегги исправно их доила - сама-то Мэриан умела, но сейчас ей было уже тяжеловато - и в доме появились молоко и козий сыр. Мэриан поставила кувшин на стол, подошла к очагу и потянулась на полку за кружкой.
- Сейчас налью Вам молока, Вам полезно, не морщите нос! Ох... - и стала оседать на пол, медленно, как в кошмаре, глаза в мгновение сделались огромными и бездонными от страха, с лица ушла краска.
Хорошо, что от лавки до очага было так близко. Гизборну даже не понадобилось прыгать, чтоб ее поймать - просто один широкий шаг и уверенный хват под локти. И вот тут рыцарю неожиданно открылось то, от чего он так старательно прятал голову в песок. Мэриан была живая. Не абстрактная леди Хантингдон, как он приучил себя ее называть, и уже давно не леди Волчья Голова... Теплая, мягкая, испуганная, с острыми локотками, живая. Рыцарь моргнул и заорал во всю глотку, тоже неожиданно испугавшись: "Тук! Да где же ты, чертов монах?! Сюда, быстро!"
Вдвоем с метнувшимся с огорода, где он с чем-то копошился, побледневшим от волнения монахом они втащили Мэриан наверх, на второй этаж. Прибежавшая на крик Пегги помогла уложить хозяйку, захлопотала. Мэриан немного морщилась, но была, по ее собственным уверениям, уже в порядке, просто голова закружилась, так бывает, совершенно не о чем беспокоиться.
Ну, раз так, то Гизборну тем более надо было срочно проехаться. И он потряс головой, наверное, чтоб мысли улеглись... И коню надо двигаться, ему нельзя без движения, да.
***
Беда пришла после полудня. Гизборн возвратился с поездки на Фьюри по обычным тропинкам, поставил вороного в стойло, сделал все, что полагалось, позаботившись сперва о коне. А затем он решил позаботиться и о себе и вошел в дом, рассчитывая на обед, к которому как раз время приспело. И наткнулся на зареванную девчонку-служанку. Соплячка дрожала в углу зала, заламывала руки и, кажется, молилась. Больше никого здесь не было. Пришлось спросить:
- Где леди Хантингдон?
Пегги протянула дрожащую руку, указывая наверх. И оттуда, словно в ответ, раздался протяжный стон, нежданно перешедший в громкий и долгий крик. Девчонка зажала уши и закрыла глаза, повторяя:
- Ой, госпожа! Ой, госпожа!
- Дура! - бросил в сердцах Гизборн. - Сдается мне, что твоя госпожа просто рожает.
- У нее не получается, - в отчаянии зашептала Пегги. - Леди старается, но ребенок никак не выходит.
Не хватало только выслушивать о женских несчастьях Мэриан...
И вновь раздался тот же тягучий крик, словно кто-то раненый пытался сдерживаться, но не мог совладать с болью.
Гизборн влепил ей пощечину, чтоб заткнулась, и бросился наверх, прыгая через две ступеньки. Распахнул дверь и сразу налетел на Тука.
- Что тут?! - гаркнул рыцарь.
По широкому лицу монаха градом катился пот.
- Она рожает, - выговорил Тук испуганно и пояснил: - Но не должна. Слишком рано, мы ждали месяца через два. А воды отошли...
Сама Мэриан, тяжело дыша, стояла у постели. В ее маленьких кулачках был зажат платок. Живот какой-то опавший, а губы искусаны и безобразно распухли. Она с усилием повернула голову на голоса.
- Повитуху, - произнесла молодая женщина внятно. - Что-то... не так... Живот больно.
- Сейчас-сейчас, Цветочек, - забормотал Тук и заоглядывался растерянно, пытаясь сообразить, куда и кому следует бежать.
- Ты почему не лежишь? - грубо спросил Гизборн.
Мэриан что-то еле слышно пробормотала о слабых потугах. Рыцарь все равно мало что понял, плюнул в сердцах и вышел. Кажется, сейчас Хантингдон останется без наследника... и без жены. Снова в памяти непрошено всплыло, что однажды он чуть не убил будущую леди Хантингдон. Помотал головой, отгоняя незваные воспоминания. Чего сейчас думать-то? Сейчас надо действовать!
Гизборн сбежал вниз, рванул Пегги за плечо.
- В твоей деревне повитуха есть?
- Да-да. - Она закивала головой. - Это Одда. Привезите ее, добрый господин.
Девчонка чуть не в ноги ему кинулась, но рыцарь оттолкнул ее. Что ж они сами-то не сообразили?
- За водой беги! Грей ту воду, идиотка! - рявкнул он. - Что там еще надо?
Пегги помчалась исполнять. А Гизборн кинулся обратно на конюшню.
***
Деревенька притулилась у самой реки чуть ниже по течению, чем дом Хантингдонов. Выметнувшись диким галопом на пространство посреди хижин, что-то вроде маленькой площади, Гизборн заорал:
- Повитуху, быстро!
Несколько ребятишек бросились врассыпную. Из дверей осторожно выглянули жители. Гизборну неожиданно вспомнился Уикем.
Деревенские скоро привели крепкую, статную женщину.
- Что случилось, господин? - спросила она, спокойно глядя на него.
- Роды преждевременные, кажется, - буркнул он, хотя хотелось втащить эту Одду в седло и скакать обратно. - Воды отошли...
- А схватки?
Гизборн вытаращил глаза, и женщина махнула рукой.
- Мужчины никогда ничего не знают, - вздохнула она. - Едем, только травы захвачу.
Как назло, начался дождь. Капли летели в лицо, от холода залеченную руку дергало болью.
***
Рыцарь почти бегом притащил Одду в покои к Мэриан. Измученная, она теперь лежала на постели, глядя в потолок. Гизборн старался в ее сторону не смотреть, потому что роженица стонала уже тихо, но непрерывно.
- Сейчас поглядим, миледи, - заговорила с Мэриан Одда ласково. - Торопится дитя малое на свет Божий. Ну, так пусть идет.
- Не... не получается, - с трудом услышал рыцарь виноватый, жалобный ответ молодой женщины.
Гизборн вылетел за дверь, за ним протиснулся Тук. Монах всхлипывал, закрыв лицо ладонями. Рыцарь злился и метался по залу. Ну какая ему разница, выживет ли отпрыск Роберта или нет? Какая разница, что будет с Мэриан? Это Хантингдон должен сейчас здесь вышагивать, переживать, бояться... Однако он оставался у лестницы на второй этаж, как привязанный. Очень хотелось что-нибудь разбить...
Время шло. Тук плакал и тихонько молился. Гизборн бесился. По крыше стучал дождь.
***
Наконец, когда почти стемнело, вместо уже ставших почти привычными стонов раздался громкий и негодующий плач. Детский плач. Тук грохнулся на колени, а Гизборн с маху сел на ступеньки лестницы. Отпустило. Теперь все будет хорошо...
После некой малослышимой суеты наверху по лестнице зашлепали шаги. Гизборн встал навстречу вестям. К нему осторожно спускалась повитуха, держась за перила одной рукой и прижимая другой к груди туго спеленутый кулек. Кулек кряхтел. Наконец сошла, помедлила секунду, резким движением сунула Гизборну на руки кулек и повалилась в ноги, обхватив его колени и голося жалобно и громко: "Ваш сын, мой господин. У вас сын родился! Он слабенький, это правда, но я сделала, что могла. Ни я, ни госпожа - мы не виноваты! А сама-то госпожа сейчас в порядке, намучилась, бедная... Посмотрите, какой красивый мальчик, он поправится, он обязательно поправится, господин! Пощадите..." Опешивший рыцарь открыл рот и захлопал глазами, от изумления потеряв дар речи.
Видимо, надолго, решил Тук и счел нужным вмешаться, благо сам-то он уже вполне пришел в себя. Мало того, именно в это мгновение в голове Тука созрел некий хитроумный, но очень многообещающий замысел. Есть шанс одним махом и обезопасить себя и семью от Гизборна, и самого Гизборна сделать вполне признанным, законным родственником! Господи, благослови!
- Ты немного ошиблась, добрая женщина. Сей славный рыцарь не отец ребенка, но он - его дядя. Ты правду говоришь, что дитя столь слабо? Говори, как на духу, есть ли угроза смерти младенца?
Одда мелко закивала в ответ: "Да, да, святой отец, младенчик слишком рано родился, на все воля Божья..."
- Мы, и прежде всего Вы, сэр, не можем, не должны допустить, чтоб дитя сэра Роберта скончалось, не приведи Господь, некрещеным. В таких печальных обстоятельствах младенца следует крестить немедленно. Дабы обезопасить его душу... Вы ведь не откажетесь, сэр Гай, стать крестным отцом мальчика? По праву благородного человека и ближайшего родственника младенца из здесь присутствующих - эта честь, несомненно, принадлежит Вам!
Рыцарь стоял с новорожденным на руках, как некая статуя в церковном приделе, деревянная - и потому говорить неспособная. Всё, что он сумел - это кивнуть.
Одда, радуясь тому, что все обошлось и хоть и не отец, а только дядя, но взял ребенка на руки, признал, тихонько высвободила дитя из рук Гизборна и унесла наверх, воркуя что-то ласковое ему в макушку.
Вскоре монах заторопил домочадцев, собирайтесь, мол, готово. Правда, не было купели. Но вода-то была! Воодушевленный Тук, будто всю жизнь только и занимался крестинами, принялся распоряжаться. На притащенный в часовню стол водрузили корыто усилиями двоих солдат из привратницкой, Пегги нагрела очередной котел воды - и вот, ничуть не хуже, чем серебряная купель в баптистерии какого-нибудь богатого храма. Мэриан осталась наверху, сил ее, чтобы сойти вниз, явно было недостаточно. Одда хлопотала над нею, возясь с отварами и тряпками.
Тук громко и напевно произносил полагающиеся слова, мерцали, трепетали на сквозняке огоньки свечей... Все, что потом Гизборн мог толком вспомнить - это свой страх уронить младенца. Рядом топтались солдаты, которым тоже дозволили присутствовать, Пегги шептала что-то сочувственное. То ли рыцарю, то ли новорожденному. Как ни странно, мальчик не кричал, только кряхтел тихонько и вертел головой. Рыцарь послушно повторял за Туком, что было велено, начертил вслед за монахом большим пальцем крест на лбу ребенка и старательно держал малыша над самодельной купелью, пока Тук поливал голову дитяти водой. Тут пришлось напрячься, потому что младенцу эта процедура не слишком понравилась и он засучил ножками и захныкал. Однако дальше хныканья дело не пошло, к счастью.
- Какое имя вы дадите младенцу, сэр?
Гизборн даже и подумать-то ничего не успел, а услышал свой ответ со стороны: "Роберт".
Наконец обряд закончился, Тук перестал восторженно бубнить. Пегги забрала дитя у рыцаря и отнесла наверх. Новоиспеченный крестный повалился на свою постель. "Вроде, крохотный совсем, а руки устали", - подумал Гизборн, проваливаясь в сон.