Долженков Анатолий Филиппович : другие произведения.

Жертвы искусства

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:

  
  Говорят, искусство требует жертв. Хочу подтвердить - это не выдумка, а чистейшая правда. Знаю не понаслышке. На собственной шкуре пришлось испытать. И самое интересное, что случай этот, буквально на пустом месте вызрел. Просто из ничего возник.
  
  А дело было так. У нас на производстве билеты распространяли для посещения картинной передвижной выставки или галереи, точно не знаю. В прежние времена такие мероприятия по широкому приобщению простого народа к культуре и искусству практиковались довольно часто и повсеместно. Вероятно, многим из вас приходилось не только наблюдать, но и быть, так сказать, участником подобных акций. Делалось это не только и не столько для поднятия культурного уровня населения, насколько это возможно, а, чтобы придать прогрессивному, на первый, взгляд движению массовый характер. Чтобы, как говорится, все как один и в ногу желательно.
  
  Чувствую, ситуация вам знакома. Зачем это было надо нашему тогдашнему партийному руководству - никому неизвестно и по сей день, вероятно, даже им самим. Надо и всё. Естественно, такое неуёмное желание власть держащих вызывало у народа пассивное сопротивление. Нет, никто не кричал, что он не согласен или категорически отказывается посещать очаги культуры по принуждению, не топал ногами и не писал жалобы. Этого не было, несмотря на оголтелые вопли западных средств массовой информации о нарушении в Союзе демократических свобод и насильственном прививании прекрасного и вечного народу, не считаясь с его мнением. Советский человек, склонный к решению проблем любой сложности простыми и эффективными методами, всегда поступал мудро и рассудительно.
  
  Навязываемые пять - семь билетов на производственный цех, участок или студенческую группу скупались всем коллективом в складчину и, здесь же, разыгрывался жребий, кому, так сказать, в добровольно-принудительном порядке выпала честь посетить мероприятие в очередной раз. Не ходить вообще - было нельзя, поскольку посещение контролировалось ответственными лицами и стукачами - добровольцами. Подобная ситуация устраивала всех. Случалось, правда, находились желающие посетить мероприятие не по принуждению, но крайне редко. В массе своей ими были влюблённые, предпочитающие посидеть в тепле, альтернативе бродить по холодным зимним улицам или просто энтузиасты, справедливо полагавшие, что из двух зол надо выбирать меньшее. Просмотреть балет или оперу справедливо считалось менее противным, чем в очередной раз выслушивать надоевший до чёртиков монолог жены, посвящаемый, как правило, двум темам - зарплате и выпивке.
  
  На нашем металлургическом комбинате такие мероприятия организовывались с пугающей регулярностью. То, смотришь, на оперу эти билеты распространяют, то на балет. Туда, куда нормальные люди по своей воле и за собственные деньги в жизни не пойдут. На аркане не затащишь. А почти бесплатно, почему бы и не поддержать искусство? Пожалуйста, мы люди не гордые. Причём здесь гордость, если всё оплачено трудовым коллективом? Почему бы не сходить? Тем более на передвижную выставку картин кистей великих мастеров. Или копии этих кистей. Не знаю. Живопись - искусство разноцветное. Любуйся картинами и радуйся, что не дальтоник или, сохрани Господь, не слепой. Скажу откровенно, мне с этими мероприятиями не везло постоянно.
  
  По жребию всегда выпадали самые неинтересные и, прямо скажем, откровенно скучные посещения. В прошлый раз попался мне фильм "Ленин в октябре". Такая, помню, меня обида взяла. Что же вы, говорю активистам-распространителям, варвары, мне билет на конец сериала подсовываете. Я же не видел прежние десять серий, ни в январе, ни в феврале, ни, даже, в сентябре. Как же я разберусь, о чём в этом высокоидейном фильме речь идёт? В позапрошлый раз сунули меня на фотовыставку. Ничего интересного. Расклеили на стенах фотокарточки, ходи, любуйся. Я, дома-то, свой семейный альбом - и то раз в два года пролистываю - разве что от скуки, а здесь...
  
  Правда, одна фотография мне понравилась. На ней был изображён передовик - комбайнёр, карабкающийся на свой комбайн по узкой лестнице и с тоской во взгляде обозревавший бескрайнее пшеничное поле. Оно и понятно. Он, наверное, уже несколько суток сидел на этом участке трудового фронта безвылазно и сколько ещё сидеть придётся неизвестно. У нас с урожайностью с гектара всегда плоховато выходило. Мы всегда количеством этих самых гектаров брали. Так что, фотограф, которого, видно, тоже не по своей воле загнали в "тьму-таракань" с коварством, присущим работникам искусства, тонко оценил суть и подловил подходящий момент.
  
  И в этот раз билет на выставку картин мне достался совершенно случайно. Вначале, сгоряча, супругу свою направить хотел. Ничего, думаю, хорошего меня там не ждёт, а она пусть посетит мероприятие, облагородится смеха ради. Потом, правда, передумал. Еще привыкание к этому самому искусству возникнет, хлопот с нею после не оберешься. Пусть лучше дома на кухне привыкает. Опять же для семьи больше пользы и спокойствия. Пошел сам, когда выяснилось, что билетов в этот раз выделили много и планируется побригадное посещение мероприятия. Приобщусь, думаю, к высокому искусству одним глазом, небось, не окривею.
  
  Забежал после работы домой. Костюмчик свеженький на себя накинул. Рубашечку напялил, галстук - удавочку покрепче затянул на шейке и потрусил пешим ходом навстречу с прекрасным. Благо - бежать было недалеко. В нашем заводском дворце культуры, это мероприятие и происходило.
  
  Народу набилось прилично. У входа толкалась очередь, словно за дефицитным товаром. Бесплатно ведь, не за деньги. Чего не прийти, если есть время? Ходят с умным видом. Ботинками от местной обувной фабрики шаркают, лак с паркета сдирают. Знатоки искусств периферийного пошиба. А во всех помещениях на стенах картины развешаны. Красота необыкновенная. Много картин. Я столько в одном месте никогда не встречал. И возле каждой люди трутся. Смотрят, искусством наслаждаются. Где один наслаждается, где по два, а где и целая группа с открытыми ртами стоит.
  
  Потолкался я-то тут, то там. Народ вокруг незнакомый, озабоченный. На картины смотрят молча и недоверчиво. Покалякать про искусство буквально не с кем. Дай, думаю, своих поищу, заводских. С ними проще будет по этой самой живописи пройтись.
  Протиснулся в соседнюю залу. Вижу, личность у картины вроде знакомая вертится. Никодимыч, мастер из соседнего цеха. И замечаю, не так он как-то искусством наслаждается. Не так, как остальная масса, а по-особенному. То вплотную к полотну подойдет, то пятится от него метров пять - шесть и таращится мутным взором, словно тещу свою покойную увидел. Что за черт, думаю. Может быть, картина свежими красками писана. Толковый мужик - до чего додумался! И к искусству приобщается и токсикоманит помаленьку. А прежде замечен не был.
  
  Подхожу, говорю.
  - Надо же, как тебя искусство проняло, Никодимыч. Смотрю, горным козлом скачешь в свои неполные шестьдесят.
  - Ты знаешь, Василий, - отвечает он. А меня Василием зовут. - Я только сейчас уразумел тайну великих мастеров кисти. Всего полчаса у этой картины кручусь, а уже понял, в чем здесь закавыка. Озарение накатило. Почувствовал, как творятся гениальные полотна.
  
  - Это, - говорю, - Никодимыч в тебе скрытый талант пробудился. Пора в искусствоведы подаваться. Может быть, и меня, темного, просветишь. Я смеяться не буду.
  - Что же, просвещу. Потрачу время впустую. Да, кстати, ты, сколько книжек за свою жизнь прочел? С десяток наберется?
  - Четыре.
  - Значит, зрение испортить не успел. Тогда объясняю популярно. Подходишь к картине как можно ближе.
  
  Подошли так близко, что носами в раму уперлись. Одна дама даже замечание сделала.
  - Что, - говорит, - мужики. - Решили искусство на зуб попробовать?
  Мы отмахнулись. Не мешай, мол, если не соображаешь в искусстве.
  - Что видишь? - интересуется Никодимыч.
  - Муть какая-то. Грязь разноцветная. В прошлом году моему соседу маляр также безобразно стену покрасил. Когда из травматологии вышел, решил сменить профессию. Осознал, что не может в ногу со временем идти, поскольку очень сильно хромал после обсуждения качества его работы с заказчиком.
  
  - Это вблизи такие мутные пейзажи. Закрой глаза и сделай пять шагов назад. А теперь смотри. Ну как эффект? Впечатляет?
  Открыл я братцы глаза. Мама дорогая. Фантастика! Деревья на картине, словно живые стоят, кронами качают. И воздухом чистым лесным повеяло.
  - Ну что, - интересуется Никодимыч? - прочувствовал гениальность великого мастера? Вот как надо понимать искусство по-настоящему. А теперь свободен. Прекрасное познается в одиночку. Здесь не суд, свидетелей не требуется. Тем более твоя физиономия не к месту как-то в этом храме живописи. У меня творческое восприятие снижается.
  
  Отошел от него на всякий случай. От человека с таким душевным надрывом любой пакости ожидать можно. Не буду, думаю, судьбу испытывать. Пойду лучше бригаду свою поищу. Преподам искусство по Никодимычу. Нашел быстро. По перегару. Я запах своей бригады всегда от любого другого отличить могу. Непередаваемый аромат. Сочный. Вижу, они отдельным косяком держатся, с остальным табуном не смешиваются. Прижались к какой-то картине, гомонят. Пальцем в гениальное произведение тычут, волнуются. Не одного, думаю, меня искусство сразило. Этих толстолобиков, видно, тоже достало. Как переживают, больно глазам смотреть.
  
  - Что, - спрашиваю, - мужики так расстраиваетесь? Не сперли у кого, не дай Бог, пальтишко из гардероба?
  - О! Еще один знаток изящных искусств обнаружился, - обрадовался наш бригадир Петр Иванович.
  - Ну, знаток не знаток, а картину от фотографии уже отличу. Причем с первой попытки.
  - Раз ты такой крупный эксперт, - говорят, - и почти что критик Белинский, скажи, кого узнаешь на этой картине?
  
  - Эх вы, - говорю, - периферия тёмная. Кто же так искусством наслаждается? В начале просмотра необходимо носом в раму упереться, а потом закрыть глаза и отпрыгнуть метров на пять. Тогда и откроется удивительная ценность изделия.
  - Ты, - интересуются, - когда сюда шел головой не ударялся обо что-нибудь твердое? Если ударялся, скажи. Мы травмированный мозг беспокоить не будем. Не варвары, имеем сочувствие.
  - Да вы что, мужики! Это меня Никодимыч просветил, как надо понимать искусство по-настоящему.
  
  - Значит у нас двое пострадавших, - обрадовались они. - Но ты все-таки присмотрись внимательнее к этому портрету. Узнаешь, кто изображен?
  - Баба какая-то, - говорю. - Правда, не в полный рост изображение. До пояса. Дальше не видно. Почему-то не дорисовано. Думаю, что найти бабу, целиком соответствующую высокохудожественному стандарту, было тяжеловато даже в те далекие века. Вот художник и отсек лишнее гениальной кистью, чтобы не огорчать потомство ненужными подробностями. А может быть, просто краски закончились посреди картины, а купить негде было. Вот дефицит и образовался. Много причин. Пойди, разберись сейчас, спустя столько десятилетий.
  
  - Слышали, мужики? Ему не нравится, что до пояса. А зачем тебе дальше-то? Это же картина, а не живая баба. Ты на личность ее внимательней присмотрись, а не шарь по всему телу бесстыжими глазами. На "фейс", как говорят англичане. Узнаешь?
  - Личность вроде знакомая. Где-то я, кажется, ее видел. Совсем недавно видел. Не вспоминается где.
  - Недавно видел, - самодовольно ухмыльнулся Пётр Иванович. - Так ты и маму родную не признаешь, одень ее побогаче. Даю наводку. Представь эту бабу в замызганном фартуке с пивными бокалами в руках.
  
  - Опознал. Теперь точно опознал. Это же Лизка-барменша из пивнушки "Три соска". Правда, там сейчас из двух пиво качают. Третий сосок уже полгода как не работает. Засорился, что ли. Нет, вы посмотрите какое изумительное сходство. Прямо близнецы-сестры.
  - Да не близнецы они. Это и есть Лизка-барменша в натуральную величину.
  - Ты что, Иваныч? Господь с тобой. Это же все картины старых мастеров. Когда это рисовалось, не только Лизка, но и прабабка ее в проекте сметой не была предусмотрена.
  - Ну, насчет старых мастеров - это еще надо посмотреть вооруженным глазом. А вдруг устроители нам вклеивают. Думают - город, мол, периферийный. Кроме спичечных этикеток никаких других великих произведений искусства и в глаза не видели. Вот и гонят, что попало за старых мастеров. Мол, проглотят, не подавятся. Еще пищать будут от восторга, что к искусству приобщились, балбесы.
  
  - Да нет, Иваныч. Протрезвись маленько. Что-то ты не того. Тоже мне специалист выискался. Художник-реставратор уголка и швеллера. Никому не говори, засмеют. Зачем тебе такая реклама к концу жизни?
  - Засмеют, говоришь? А если я доказательства приведу, тогда как?
  - Какие доказательства?
  - Неопровержимые.
  - Приводи, рассмотрим.
  - Смотри. Вот здесь внизу табличка с названием имеется. Прочти, если грамотный.
  Надпись на табличке гласила: " Мона Лиза. Леонардо да Винчи".
  
  - Ну и что? - интересуюсь.
  - Нет, - говорит Иваныч. - Я просто умираю со смеху, наблюдая этого идиота со стороны. Ты что, читать не умеешь? Я же помню, как ты бегал в школу с портфелем. Что ты там делал? Тут русским языком написано "Лиза".
  - Не Лиза, а Мона Лиза.
  - Своей душевной простотой он доведет меня до инсульта. Ты, Василий, когда со старшими товарищами беседуешь, старайся думать не только спинным мозгом. Иногда к этому процессу головной подключай, если он у тебя в исправном состоянии и не на ремонте. Вот ответь мне как родному папе, ты когда "Три соска" регулярно посещать стал?
  
  - Три года ни одного пропуска.
  - Тогда, что с тебя взять. Молодо - зелено. Тебя возле елки поставь, видно не будет, доллар ты наш фальшивый. А теперь объясняю, как ветеран с гепатитом начинающему сосунку без явных признаков цирроза. Лет пять тому, сосками керувал Эммануил Львович Кальценбоген. Где-то в это же время или чуть позже он соскользнул в Канаду или какую-то другую Америку и осел в районе между Торонто и Нью-Йорком, как пострадавший от коммунистического террора за спекуляцию и разбавление пива водой. Короче за то, что сейчас называют бизнесом. Теперь дошло до тебя тугодума, откуда переднее слово образовалось. Эммануил. Для своих Моня. И получается, как ни верти Монина Лиза, раз она у него работала. Соображаешь?
  
  - Да, что ты, Иваныч, Господь с тобой? Как сто пятьдесят в организм впрыснешь натощак, такие теории двигаешь, куда там тому Марксу. Тут же ясно написано Мона Лиза, а не Монина Лиза.
  - Вот чудак человек. Ему одно говоришь, а он свое долдонит, что твой попугай. Да ты знаешь, что у этих импортных ребят, чьи картины, всегда с русским языком проблемы были. Они матом и то с акцентом ругаются. А уж, казалось, чего проще. Взять, к примеру, тебя. Как ты вчера крановщика крыл, когда он тебе кусок рельсы на ногу уронил? Приятно было слышать это соло. Ты же без акцента загибал?
  
  - Я - без!
  - Вот видишь, а у них с этим проблема.
  Тут Серега вмешался.
  - Василий, - говорит, - конечно, не прав. Иваныч дело говорит. Ты, Вася, внимательнее к этой кобре присмотрись. Что за взгляд! У тигра ласковей. Я раз у нее в долг попросил до получки. Она на меня глянула, как здесь нарисовано. Не мигая. Только яд у нее изо рта не капал. Мне и пить, и есть, сразу перехотелось. После такого стресса я эту язву на любом фоне разгляжу и в любом обличье узнаю.
  
  - Не знаю, Серега, что тебе там с пьяных глаз мерещится. Только про ее взгляд на табличке совсем иное написано: "Взгляд у Моны Лизы загадочный, устремлен вдаль. Этот взгляд - загадка не для одного поколения потомков". Понял? Тебе с твоим ущемленным интеллектом эту загадку в жизни не разгадать.
  Тут опять бригадир Петр Иванович завелся.
  
  - Эх, Василий! Это для ущербной нынешней молодёжи, травмированной перестройкой, ее взгляд загадка. А что касается лично меня, то я никакой загадки здесь не обнаруживаю. Подумай сам, какой взгляд должен быть у этого, с позволения сказать, работника прилавка, если она одновременно три действия выполняет. Во-первых, физическое, - принялся считать он, загибая пальцы - недолив пива. Во-вторых, химическое - разбавление его водой и, в-третьих, математическое - обсчет клиента на глазах у всей очереди. Да еще глазом по сторонам стреляет, чтобы кто бокал не спер. Вот и вся загадка с небольшим налетом ядовитости.
  
  Вновь выразил сомнение Серега.
  - Это все понятно, Иваныч. Мы твое мнение по холсту поддерживаем всей бригадой. Но скажи, кто ее так натурально изобразил, что мне аж сюда пивом пахнет? Откуда в нашей забегаловке мог оказаться такой шустрый мастер кисти? Я в районе только одного знаменитого художника знаю - Гаврилыча. Тот, что названия на магазинах рисует. Вывески разные. Хлеб, водка, селедка..., другие колониальные товары. Но я могу спорить на что хочешь, что он и трезвым такой отрицательный образ создать не сможет. Не тот профиль. Я же не уверен, что кто-либо может похвастаться, что встречал нашего живописца трезвым в этих краях.
  
  Я говорю.
  - Что вы, мужики, голову морочите? Автора ищите? Автор тут вон написан внизу. Леонардо да Винчи. Правда, я мужика с такой фамилией в нашем городе, что-то не вспоминаю. Кофман есть - спорить не буду. Да еще Чиколатис имеется в наличии, частный предприниматель. А Леонардо, как его там дальше, не помню. Что скажешь, Иваныч?
  
  - Да, пожалуй, и я не припоминаю такого. Только сдается мне, что не один это человек. Леонардо да Винчи. Двойная какая-то фамилия получается у этого мужика. А может быть, имя или два имени. Все-таки, как ни крути, двое их было. Леонардо да Винчи. Это как Иван да Марья получается. Тут уж точно не скажешь, что один. Куры засмеют. Я вот, вспоминаю, крутились здесь лет семь назад пару аферистов. Работниками культпросвета себя называли. Может быть, они расстарались за ящик пива. По цене за эту мазню - вполне нормально.
  
  - А что, - оживился Серега. - За ящик пива и не такое начертить можно.
  Все это общение с прекрасным, может быть, и неплохо закончилось, если бы не возник один незапланированный момент. Как-то так случилось, что, увлекшись разговором об искусстве, мы не сразу обнаружили вокруг себя посторонних людей. Оказалось, что народа у этой картины стало намного больше. Получилась уже не бригада, а целых три. Мало того, они приперлись со своим бригадиром. Такой, знаете ли, интеллигент с бородкой. И оптика у него на носу болтается. То ли очки, то ли пенсне - не разобрать простому человеку. Я почему-то, сразу подумал - неприятный тип. С такой мордой в революционных фильмах заслуженные артисты меньшевиков играли в прежние времена. Вспоминаете, наверное, когда такой высокоидейный фильм показывали по телевизору или в кинотеатре общего пользования, сразу всем было понятно, кто есть, кто.
  
  Если, к примеру, у героя лицо, как из одного куска гранита высечено, косоворотка на нем на выпуск а-ля "красный металлист", да и сам он все время правильные слова произносит и благородные поступки делает - это большевик. К бабке не ходи. Любой дурак определит даже с середины фильма. А если маленький и тощий, как глист в обмороке, да еще при этом бородёнка торчит клином и пенсне на носу - точно меньшевик или эсер недобитый. Тут не перепутаешь. У нынешних меньшевиков рыла хоть поросят бей. Нынешних по внешнему образу никак не отличить, кто в какой партии числится. Все ребята мордастые, веселые, здоровые и языкастые. Как малосольные огурчики из одного бутыля. Один к одному, отборные. А этот все больше на прежних персонажей смахивал. Прямо Троцкий в разрезе. И вот этот несостоявшийся ученый с физиономией политика начала прошлого века обращается к нам. Интеллигентно так обращается. На ноги никому не наступает и от картины не отталкивает.
  
  - Вы, - говорит, - товарищи, отодвиньтесь чуть-чуть в сторонку. Я группу веду. Но если желаете послушать, можете остаться.
  Мы люди с пониманием. Сдвинулись чуток в сторону. Не жалко. Не пивнушка, в конце концов, долго место занимать не будут. Тем более их раза в два больше, чем нас. Мужик подошел к картине, стал в пол-оборота и, ткнув указкой в Лизкину левую грудь, начал объяснять.
  
  - Перед вами, господа, портрет, написанный известным итальянским живописцем эпохи возрождения Леонардо да Винчи. Принятые названия произведения "Мона Лиза" или "Джоконда". Считается, что этот портрет, оконченный великим мастером в 1503 году, предположительно изображает флорентийку Мону Лизу дель Джокондо. Перед нами возвышенный идеал женственности соединяется здесь с интимным обаянием и выразительностью неуловимой улыбки..."
  
  Слушая гида, я случайно взглянул на своих ребят и понял: сейчас в искусстве произойдет незапланированная смена сюжета. Господи, лучше бы ему, гиду этому, вообще рот не открывать. Или не касаться всуе этого конкретного полотна. Мужики перемигивались, словно семафоры на железнодорожном переезде, подталкивая друг друга локтями и хихикая, как умалишённые. Но особенно мне не понравился Серега. Он не принимал участия в общем веселье, а стоял растерянный, приоткрыв от удивления рот, и не отрывал взгляда от говорящего. Отягощенный уже полученной ранее информацией от людей, которым доверял как себе, причем абсолютно не стыкующейся с тем, что говорилось сейчас, он пребывал в состоянии близком к шоковому.
  
  Получился такой небольшой психологический нокаут. Обида усугублялась тем, что дурили прямо на глазах у родного коллектива. Положение становилось критическим. В воздухе запахло грозой. Вот-вот должна была сверкнуть молния. Та плотина, что сдерживала поток серегиного красноречия, наконец, дала трещину. Но, то ли искусство благотворно подействовало, то ли что-то другое притупило его агрессивность, но хамить он начал издалека.
  
  - Я, конечно, извиняюсь, что встряю в разговор, профессор, но ответьте мне, по чести, на один вопрос. Вот эта баба, что здесь нарисована, она точно в 1503 году жила или у науки есть сомнения по этому вопросу?
  - Молодой человек, - снисходительно улыбнулся искусствовед. - Этой картине пять веков. Какие могут быть сомнения?
  
  - У науки сомнений нет, - подвел черту Серега. - А меня они грызут, как только я увидел это, с позволения сказать, произведение искусства. Нет, граждане, не подумайте, что я сомневаюсь в словах уважаемого академика от искусств. Ни, Боже мой! Но хочу обратить внимание почтенной публики на тот факт, что городок у нас заводской. Маленький, тихий. Каждая собака друг друга знает. Только подумаешь "доветру" сходить, а тебя уже все с облегчением поздравляют. Так что вы уж извините меня за прямолинейность и любовь к истине, но не узнать в этой древней бабе флорентийской национальности Лизку из "Трех сосков" может или не местный житель, или слепой инвалид.
  
  В рядах народа, пришедшего на встречу с прекрасным, произошло некоторое волнение и замешательство. Было видно невооруженным глазом, что зерно сомнения упало на благодатную почву и обещало дать неплохие всходы. Дело в том, что "Три соска" - единственное питейное заведение, где побывало практически все мужское население города из тех, кто еще в состоянии держать в руках пивную кружку. Неудивительно, что лицо, изображенное на портрете, все присутствующие знали лично. Интерес к художественному произведению рос на глазах. Шум вокруг спорного вопроса поднялся неимоверный. Одни говорят, что похожа, другие сомневаются. А тут, как на грех, из соседних залов набежало экспертов человек сорок. И каждая сволочь лезет и пихается, чтобы, значит, к портрету поближе подобраться. Искусствоведа, который, как понимаете, не самым могучим в толпе был, оттерли куда-то в сторону.
  
  Слушать его уже никто не желал. Сходство портрета и оригинала по памяти было налицо. Но, все же, для восстановления истины этого было маловато. Назрела острая необходимость срочно сличить портрет с оригиналом. По этому поводу мгновенно стали поступать предложения одно кошмарнее другого. Кто-то советовал, не теряя времени даром, немедленно сорвать картину со стены и бежать с ней в пивной бар, где на месте и произвести научную экспертизу или на крайний случай простое опознание. А чтобы своей беготней не создавать в городе напряжения и суматохи, предлагалось выбрать человек семь делегатов. Оппозиция резонно возражала, упирая на то, что легче и дешевле притащить саму Лизку. При этом советовали обращаться с ней аккуратнее. Как-никак бабе пятьсот лет. Не развалилась бы по дороге, сохрани Господь.
  
  В то время, как народ обсуждал и дискутировал возникший исторический парадокс, оставшийся без присмотра искусствовед, осознав, какая печальная судьба ожидает копию великого произведения, срочно послал за милиционером. Но эффект оказался прямо противоположным ожидаемому. Не в силах оторвать взгляд от портрета несчастный представитель силовых структур побледнел и расстроено простонал.
  - Господи! А я ее вчера на полтинник оштрафовал. За торговлю водкой на разлив в недозволенном месте. - И обращаясь к толпе, пояснил. - Торговля водкой на разлив в общественном месте запрещена решением исполкома. Я здесь ни при чем. А она что - героиня социалистического труда? Нет? Надо же. Тогда почему её портрет нарисовали?
  
  - Ага! Злорадствовала толпа. - Теперь ты старшина войдешь в учебник по истории. Пятьсот лет эта бессмертная баба торговала и ничего. А на пятьсот первом на тебя, варвара, нарвалась. История тебе этого не простит. Слышь, искусствовед, надо рисовать новую картину "Мона Лиза в разливе" или второе общепринятое название "Королева " Трех сосков". Еще через пятьсот лет потомки будут смотреть две серии сразу. Но самое веселье пошло, когда Лизку привели. Наши бабы за нею смотались, не поленились.
  - Иди, - говорят, - быстрее. Там тебя на картинной выставке показывают.
  
  Вот, когда потеха-то, началась. Наш искусствовед едва ее увидев, дар речи утратил. Глаза у него, подлеца, вперед очков вылезли, и бороденка вздыбилась.
  - Невероятно, - говорит. - Поразительное сходство!
  - Нет, Вы слышали? - не унимался Серега, обращаясь к толпе. Он и сейчас не кается. Сначала эти, с позволения сказать, работники кисти и холста рисуют Лизку, потом картину проталкивают за старых мастеров, а когда, как говорится, на горячем, когда за руку с поличным прихватили, про какое-то невероятное сходство бормочет. С этим надо разобраться, мужики. Вы пока этого бородатого афериста придержите, чтобы никуда не делся, а мы фотомодель допросим.
  
  Ну, поднялось. Шум, гам. Крики всякие, смех не к месту. А тут еще, как назло, Лизкин муж приперся или сожитель. Кто их сейчас разберет. В наше время семейные ячейки такие уродливые формы принимать стали, что не сразу сообразишь, кто кому и кем приходится. И вижу, физиономия у него не так, чтобы сильно радостная, я бы даже сказал совсем наоборот. Имел место некоторый налет грусти на его роже. Да и народ к нему с дурацкими вопросами пристает.
  - Ты что, мужик, - говорят, - моложе себе жену найти не мог? Рисковый парень с пятисотлетней бабой в одной постели кувыркаться. Это же, как любить надо, а?
  
  Однако тот в разговоры и пререкания вступать не стал. Молча протиснулся к картине и долго на нее смотрел. Только смотрел и цвет лица менял от бледно-зеленого до красно-фиолетового. Затем развернулся резко и своей натруженной пролетарской рукой со всего размаха по идеалу женственности, соединенному с интимным обаянием в лице его собственной супруги. И в крик.
  - Ты где это, стерва, развлекалась? Ты каким это художникам-передвижникам глазки строила? Нет, люди добрые, вы только гляньте на эту натурщицу, недоделанную?
  
  Видно намекал на то, что картина не в полный рост нарисована. Конечно, после такого воспитательного момента, сходство между оригиналом и портретом стало не столь заметным. Народ одобрил реакцию супруга, однако экскурсовод пришел в негодование.
  - Как Вы смеете бить женщину, негодяй! - закричал он.
  - Кто негодяй? Я - негодяй? - поинтересовался рогатый супруг. - Так может ты и есть это да Винчи недобитое? Сейчас добьем.
  
  И в атаку на экскурсовода. Остальные заинтересованные лица, как вы понимаете, тоже в стороне не остались. Участие в битве приняли все любители искусства. Короче говоря, ни с того ни с сего, случился коллективный мордобой. И, как раз, посреди выставки. Ну и, конечно, не без того, во всей этой неразберихе несколько полотен пострадало. Но никто по этому поводу особенно не расстраивался, поскольку их художественная ценность была никакая. Людей пострадало намного больше. Правда, самое противное случилось на следующий день.
  
  Как нам потом разъяснили в отделении милиции, куда призвали всех местных знатоков искусства, принявших участие в дискуссии, портрет был действительно кистей старого мастера Леонардо да Винчи, итальянца по национальности и художника по профессии. И все поверили сразу и без сомнений, потому что по таким пустякам, как искусство, в конторе врать не станут. Тоже нам и экскурсовод подтвердил, когда мы его в травматологии проведывали. И очень много хорошего про этого художника рассказывал и про его картину "Мона Лиза". А то, что эта стерва Лизка оказалась так замечательно на нее похожа, ну что же, бывает. Говорят, на ошибках учатся.
  
  Другие произведения этого автора читайте на https://anatdolzhenkov52.blogspot.com
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"