СЛОЖЕННАЯ В 1761 ГОДУ О ТОМ, ЧТО КОНЦОМ ЖИЗНИ НАШЕЙ ЕСТЬ МИР, А ВОЖДЬ К НЕМУ БОГ, И О ЛЮДСКИХ РАЗНОПУТИЯХ
О жизнь беспечная! О дорогой покой!
Ты дороже мне всяких вещей.
На тебя смотрит везде компас мой.
Ты край и гавань жизни моей.
Мне одна в свете тишина нравна:
И безмятежный, неславный путь.
Вот моя мера в житии главна.
Весь да кончится мой циркуль тут!
Ты, святый Боже и веков творец,
Утверди всё, что сам создал.
При Тебе может всё в благой конец
Так попасть, как к магниту сталь.
Если ж не право зрит мое око,
Ты меня, Отче, настави здесь.
Ты людских видишь, сидя высоко,
Разных столь мнений бессчетну смесь.
Один в восточной, те в вечерний край
Плывут по счастье со всех ветрил.
Иной в полночной стране видит рай,
Иной на полдень путь свой открыл.
Один говорит: "Вот кто-то косит!"
А другой спорит: "Вот кто-то стрижет!"
Иной: "У воза пять колёс" - голосит.
Скажи, какой бес нам эту мысль сечет?
Inveni portum Jesum.
Саго, munde, valete!
Sat me jactaslis.
Nunc mihi certa quies.
Прощай, стихийный потоп! -
Вещала Ноева голубица. -
Я почиваю на холмах вечности,
Обретши ветку блаженства.
Милостивому государю Владимиру Степановичу, его благородию Тевяшову
Милостивый государь!
Один "Разговор" уже к Вам пришел. Вот нашёл Вас и брат первого. Если мне симпатизируете, примите милостиво и этого и положите братнюю двоицу перед лицом уважаемого Вашего родителя, как образ и память усердного моего почитания. В обоих написано то, что говорено в беседах со здешними персонажами. Они беседующими лицами поставлены в обоих. Первый испытывает с Давидом небесные круги, исповедающие славу Вечного: "Лета вечные помянул..." - и назван "Кольцом", а второй, узнав безначальное начало из нетрудных начатков, будто из алфавита, Богу последовать побуждает и назван "Букварем". Древнейшее слово - ????? ???????, nosce te ipsum - Познай себя самого". И теперь оно у всех на устах, но не многим по вкусу. Думаю, что первым эти слова изрёк древнейший мудрец Фалес. Верю. Кто что нашел и любит, за своё почитает, а истина безначальна. Пишет Плутарх, что на Аполлоновом Дельфийском храме было написано: "Познай себя". Древние египтяне слово это высоко почитали. Что значит сфинкс, изъяснено в первом "Разговоре". Имя его значит связь или узел. Отгадка этого урода утаивало ту же силу: "Познай себя". Не развязать этого узла была смерть мучительная, убийство душе, лишение мира. Египтяне статуи урода устанавливали по улицам, чтобы, как многочисленные зеркала, везде в очи попадая, утаивающий узел ценнейшего знания на память приводили.
Потомки их стали не такими. Отнялась от них глава мудрости; долой пала чистая часть богочтения; остались одни художества с физическими волшебствами и суеверием. Монумент, напоенный всеполезнейшим для каждого советом, обратился в кумир, уста имеющий, но не говорящий, а только улицы украшающий, и превратившийся в источник луж.
Так и все богословские тайны превращаются в смешные вздоры и суеверные сказки. Во времена авраамские опошляли истину филистимляне, а ныне это делают не знающие себя и Бога. В божественном мраке моисеевых книг почти 20 раз повторяется: "Внимай себе", "Внемли себе" - это тот же самый ключ, что "познай себя".
И не диво, что древние египтяне, евреи и эллины высоко почитали это слово. От познания себя самого входит в душу свет ведения Божия, а с ним мирный путь счастья. Что компас в корабле, то Бог в человеке. Компасная стрела корабельном сердце есть тайный язык, закон, глава, око и царство корабельное.
Библия тоже именуется стрелою, как начертанная тень вечного закона и тьма Божия. Не тот знаток на корабле, кто пересчитал и перемерил каюты и веревки, но кто познал силу и природу корабля; тот разумеет путь его и все аксессуары.
А что есть Бог, если не вечная глава и тайный закон в тварях? Истину сказывает Павел: "Закон духовный есть".
Закон же этот - не подверженная тлению господственная природа, названная у древних отцов: ????????? ????? ??? ????? - "трисолнечное единство и естество". Эта безначальная единица всему глава, ни временем, ни местом, ни полом, ни именем не ограниченная
Эти-то Мать и Отец отвечают Моисею, что ей имени нет. Кто-де ищет Моего имени, тот не видит естества Моего. Вот имя и естество Моё: "Я сущий". Я тот, кто везде, всегда, во всем, и не видимый, а что видимое, то ничто. "Плоть ничто же..." Я - древо жизни, а другое все - тень моя. И не напрасно эллины к обоему полу прилагали слово сие - ????. И не зря у некоторых христиан дают имя мужчине с мужским и женское, например: Юзеф-Мария. Сюда-то смотрит острое павловское слово: "Ни мужеский пол, ни женский..." Итак, не прекрасный Нарцисс, не хиромант и не анатом, но увидевший внутри себя главный машины пункт - царствие Божие, - этот познал себя, нашедши в мертвом живое, во тьме свет, как алмаз в грязи, и как евангельская жена империал в горничном соре. "Радуйтесь со мною..." Этот точно узнал человека и может похвалиться: "Знаю человека". Вот вам несколько знатоков:
Авраам: "Видел и возрадовался".
Навин: "Видел человека стоящего".
Иов: "Ныне же око мое видело тебя".
Давид: "Возвел очи мои в гору".
Исайя: "Видел славу его".
Даниил: "Видел и се муж один".
Захария: "Воздвиг очи мои и видел, и се муж, и в руке его..." Вот еще дюжина. Взгляните на гору Галилейскую!
11 апостолов: "Видевшие его поклонилися..." И Стефан: "Се вижу небеса открыты..." А как "мудрого очи его во главе его", так "очи безумных на концах земли".
С лица человека примечать должно, но не с подошвы. "Те пяту мою соблюдят".
Сколь о многих можно сказать: "Вы кланяетесь, Его же не знаете". О всех, подло ползущих, написано: "Блюсти будешь его пяту". Вся Библия дышит этим вкусом: "Познай себя".
Разве ж Бог в человеке только? Никак! Но кто слеп дома, тот и в гостях, и, не имея в себе, не найдет и в пище вкуса. А тогда можно смело отважиться и на глубину библейскую с тем, кого слушает ветер и море.
Узнать его есть чувство премудрости. Любить и слушать - дух веры и благочестия.
Руководством блаженной природы свою мудрость считает Катон Цицеронов. Но ключ к этому чертогу вот где: "Внимай себе". Чем более кто себя познает, тем выше восходит на Сион мира.
Нет ничего легче последовать Богу, как в пище, в дружбе, в звании. Тут приобучившийся может подняться и на крутые выси, пока не сбудется: "Положу трудное их в гладкое". И я желаю вам идти от силы в силу! Половину сделал, кто хорошо начал.
Окончу речь любезного моего Фалеса словом: ????? ??????? ??? ????? ????? ???? - "началом и концом во всем тебе будь Бог".
И пребуду, милостивый государь,
Вашего благородия нижайший слуга, любитель священной Библии, Григорий Сковорода.
Григорий. Слава Богу, собрались наши собеседники! Что слышно? Нет ли вестей?
Яков. Вчера сделался пожар. Довелось быть в гостях и напасть на шайку ученых.
Л о н г и н. Был ли пожар?
Яков. При бутылках и стаканах ужасный загорелся диспут. Иной величал механику; иной превозносил химию; иной ублажал геометрию; иной пришивал человеческое счастье врачебной науке; иной похвальными песнями венчал историю; иной возвышал грамматику с языками; иной - политику. Потом был спор, какая пища здоровее, какое вино полезнее. Наконец, великий пламень загудел о причине, погубившей республику Афинскую, плодородную мать ученых людей. Много врали и о богине Минерве, которой посвящен был город Афинский. Однако я не мог ничего понять и остался равнодушен. А в любезной моей книжечке, которую всегда с собой ношу, недавно вычитал, что счастье ни от наук, ни от чинов, ни от богатства, но единственно зависит оттого, чтоб охотно положиться на волю Божию. Вот что может успокоить душу.
Григорий. Как называются те ученые?
Яков. Первый Навал (Плавающий), второй Сомнас (Сонный), третий Пификов (Обезьяничающий), прославленные ученые, а прочих не знаю.
Григорий. Как же ты не мог ничего понять?
Яков. Да я и сам удивляюсь. Одно только знаю, что слушать их меня вовсе не влекло.
Григорий. Разве они о Минерве говорили без Минервы? Так побеседуем же сами о драгоценнейшем нашем мире согласно и дружелюбно. Раскусим немного слово это: "Положиться на волю Божию". А милосердная мать наша блаженная природа любителей своих, не оставит, руководствуя нашу беседу. Вспомните сказанное мною слово: "Чем согласнее с Богом, тем мирнее и счастливее". Это значит: "жить по природе". Кто только не говорит: жить по природе! Пагубная ошибка, если кто, смешав рабскую и господственную природу в одно тождество, вместо прозорливой и божественной избирает путеводительницею скотскую и слепую природу. Это врождённое нечестие, неведение о Боге, непознание пути мирного, шествие путем несчастья, ведущим в царство тьмы, в жилище духов беспокойных.
Само слово - несчастье - оттуда родилось, что прельщенный человек, пошедший за руководством слепой природы, ухватился за хвост, минуя голову и высочайшую часть: "Часть моя ты, Господи". Сколько же мы должны матери нашей Библии! Она непрестанно кладет нам в уши иное высочайшее естество, называя его началом, оком, Отцом, сильным, Господом, царем, ангелом совета, духом владычным, страхом путеводным, вторым человеком, светом, радостью, веселием, миром и прочее. На скольких местах вопиет нам: "Внемли себе". "Внимай себе крепче..." "Войдите в храмину вашу..." "Возвратись в дом твой". "Дух Божий живет в вас". "Второй человек Господь с небес..." Благовестить мир, возвещать путь счастья, отворять ворота к благоденствию, открывать путеводное и недремлющее око, дабы, тайному мановению блаженного внутри себя Духа повинуясь, всякий мог получать наставление, просвещение, радость и совершенство в каждом своем деле, а без Его дозволения не начинать даже малого действия и самого маленького шага не ступать. Счастлив живущий по воле благого Духа! "Господь будет на всех путях твоих". Бедная душа, своими похотями водимая! "Путь нечестивых погиб". Парадное крыльцо и преддверие, вводящее в пагубу, и самая начальная замашка, будто букварь, обучающий нас быть супостатами Богу, есть такая:
A. Входить в несродную стать.
Б. Нести должность, природе противную.
B. Обучаться, к чему не рожден.
Г. Дружить с теми, к кому не рожден.
Такие дорожки - врождённый путь несчастья.
Афанасий. А если кто к воровству рожден?
Григорий. Убирайся прочь! Моя речь единственно только касается человеколюбивых душ, честных званий и благословенных видов промысла, которых Божий и человеческий закон вон из сожительства не изгонит, а составляют они церкви и общества плодоносный сад, так, как часовой механизм свои части. Он продолжает запланированное течение, когда каждый член не только добр, но и сродную, определённую функцию своей должности справляет. Это и есть быть счастливым, познать себя и свою природу, взяться за свою долю и пребывать частью, себе сродною, во всеобщем механизме. Эти должности участия - благодеяние и услуга. И не дивно, что у древних римлян как должность, так и благодеяние обозначалось словом - officium. Самая добрая душа тем беспокойнее и несчастливее живет, если ответственнейшую должность несет, к которой не рождена. Да и как ей не быть несчастною, если потеряла дагоценнейшее сокровище: "Веселие сердца - жизнь человеку, и радость мужа (есть то) долгоденствие"? (Сирах). Как же не потерять, если вместо услуг обижает друзей и родственников, ближних и дальних, однородных и чужестранных? Как не обижать, если вред приносит обществу? Как не повреждать, если плохо исполнять должность? Как не плохо, если нет упорной старательности и неутомимого труда? Откуда же уродится труд, если нет охоты и усердия? Где ж возьмешь охоту без природы? Природа есть первоначальная всему причина и самодвижущаяся пружина. Она есть мать охоты.
Охота есть разожжение, склонность и движение. Охота сильнее неволи, по пословице. Она стремится к труду и радуется им, как сыном своим. Труд есть живой и отлаженный ход механизма, пока не породит совершенное дело, сплетающее творцу своему венец радости. Кратко сказать, природа зажигает к делу и укрепляет в труде, делая труд сладким.
А что же таковая природа, если не блаженный в человеке Дух, о котором Бог говорит к Моисею: "Се я посылаю ангела Моего перед лицом твоим... Внимай себе и послушай его. Не усомнись, ибо имя Мое на нем есть". Великое дело: "Имя Мое на нём есть". Божие имя и естество Его. Того ради велит вникнуть внутрь себя и внимать наставнику, ясно все нужное показывающему. Как можно догадаться, это тот, кто говорит: "Без Меня не можете творить ничего". И это значит - с Богом счастливо вступить в звание, когда человек не по своим прихотям и не по чужим советам, но, вникнув в самого себя и вняв живущему внутри и зовущему его Святому Духу, последуя тайному его мановению, принимается и придерживается той должности, для которой он в мире родился, самим Вышним к тому предопределенный.
Не везде ли присносущного Божиего естества исполнение? Есть он во всяком человеке. Есть и в тебе, и с тобою. Что ж он делает? Послушай Соломона: "Нетленный дух твой во всех есть. Им же заблуждающих обличаешь, и если согрешили, вспоминая, учишь, да переменившись от злобы, веруют в тебя, Господи". Видишь, что живущее в тебе блаженное естество управляет, будто скотом, твоею природою. Слепая же природа ты сам, с прихотями своими. И это значит: "Царствие Божие внутри вас есть". Оно не ошибается и лучшим путем поведет тебя, разумей, к тому, к чему ты рожден, да будешь для себя и для братии твоей полезным, нежели чужие советы и собственные твои стремления, о которых написано: "Враги человеку домашние его". А теперь осмотрись, зачем торопишься? Куда бежит твоя необузданность? Зачем хватаешься за должность, не ведая, будешь ли в ней счастливым? Как можно тебе исполнить [её] удачно, не к ней рожденному? Кто может подписаться, что хорошая эта пища будет в пользу твоего желудка? Не лучше ли самому об этом осведомиться? Справься у себя самого. Узнай себя. Внемли себе и послушай Господа своего. Есть в тебе Царь твой, Отец и Наставник. Внимай себе, сыщи Его и послушай Его. Он один знает, что тебе сродное, то есть полезное. Сам Он и поведет к тому, зажжёт охоту, закуражит к труду, увенчает венцом и благословением главу твою. Пожалуйста, друг мой, не начинай ничего без Царя в жизни твоей! Чудо, что доселе не могут тебя тронуть слова: "Ищите прежде царствия Божиего". Ищи и день, и ночь, вопи: "Да придет царствие Твое". А без того наплюй на все дела твои, сколько ни хороши они и славны. Всё для тебя худая пища, что не сродная, хотя бы она и царская. Ах! Где ты мне сыщешь человека, чтоб, избирая стать, сказал: "Да будет воля Твоя!" Небесный отец, приводя нас по святой своей воле к тому, к чему нас родил, сам и советами утверждает сердце наше, ежедневно их, как пищу, в душу нашу посылая. И тогда-то дело нашей должности имеет свое существо и силу. Если постигло уже тебя царствие Божие, взгляни на таковое и ужаснись. Проси о оставлении долгов твоих за то, что, пренебрегши высочайшую власть, доселе правил житием твоим по советам слепой природы, не по руководству царственного естества. Это врождённое искушение, разумей, мучение твое, рождаемое от лукавого духа, в скотской твоей природе царствующего.
Не думай никто, будто от нашей воли зависит избрать стать или должность. Владеет Вышний царством человеческим, и блажен истинному Царю следующий. Хорошо быть в царствии Божием и в счастливой стране твердого мира.
Пришло мне на ум изобильное множество мучащихся тоскою, скукою, горестью. Они просят у Бога богатства, а не удовольствия, великолепного стола, но не аппетита, мягкой постели, но не сладкого сна, нежной одежды, но не сердечного куража, чина, но не сладчайшей кесаря Тита забавы: "О друзья мои! Потерял я день..." Ах, друг мой! Не проси дождя, по пословице, проси урожаю: бывает, что и дождь вредит плодоношению.
? ? м о л а й. А я вспомнил тех совопросников века сего: "Богословская наука, к чему она? Я-де не священник и не монах..." Будто не всем нужно душевное спасение и будто спасение и спокойствие сердечное не то же есть.
Яков. А я не могу надивиться ужасному множеству грешащих против неписанного божественного закона.
Не сыщешь столь подлой души нигде, которая не рада бы хоть сегодня взойти на самое высокое звание, нимало не рассуждая о сродности своей. Неведение царствия Божиего невежество все сердца помрачило. Без сомнения они уверены, будто счастье наше к какому-то званию или стати привязано, хотя сто раз слышали о царствии Божием, которое, если кто сыскал и повиновался, принявшись за природное звание, тому легко все прочее присовокупляется. А без этого и звание не звание. И как быть может званием, если я к тому не зван вышним царством? Как же зван, если не к тому рожден? Божие царство везде присутствует, и счастье во всякой стати живет, если входишь в него под руководством твоего создателя, на то самое тебя в мир произведшего, и во сто раз блаженнее пастух, овец или свиней с природою пасущий, нежели священник, брань против Бога имеющий .
Почему нам столь подлым кажется хлебопашество, что все его избегаем? Счастлив, кто родился к медицине, к живописи, к архитектуре, к книгам... Я их благословенную, как природную, школу (разумей: праздность, упражнение) благословляю и поздравляю. Радуюсь, если и сам в одной из наук, только бы с Богом, упражняюсь.
Но чем несчастнее земледел, если с природою землю пашет? Признаюсь, друзья мои, перед Богом и перед вами, что в самую сию минуту, в которую с вами беседую, брошу нынешнюю мою стать, хотя в ней состарился, и стану последнейшим горшечником, как только почувствую, что доселе находился в ней без природы, имея сродность к гончарному делу. Поверьте, что с Богом будет мне во сто раз и веселее, и удачнее лепить глиняные сковороды, нежели писать без природы. Но чувствую, что удерживает меня в этом состоянии нетленная рука Вечного. Целую её и ей последую. Презираю бессовестность и некомпетентность всех посторонних советников. Если бы я их слушал, давно бы сделался врагом Господу моему. А ныне раб Его есмь.
Лонгин. Я, напротив того, с удовольствием удивляюсь, сколь сладок трудящемуся труд, если он природный. С каким весельем гонит зайца борзая собака! Какой восторг, как только дан сигнал к ловле! Как услаждается трудом пчела в собирании меда! За мед ее умерщвляют, но она трудиться не перестанет, пока жива. Сладок ей, как мед, и слаще сотов труд. К нему она родилась. О Боже мой! Сколь сладкий самый горький труд с Тобою!
Григорий. Некоторый молодчик был моим учеником. Детина подлинно рожден к человеколюбию и дружбе, рожден всё честное слышать и делать. Но не рожден быть студентом. С удивлением сожалел я о его остолбенелости. Но как только он переметнулся к механике, так вдруг всех удивил своим понятием без всякого руководителя.
Мертвая душа человеческая, не реализованная к природному своему делу, подобна мутной и смердящей воде, в тесноте заключенной. Внушал я это непрестанно молодцам, дабы испытывали свою природу. Жалко, что своевременно отцы не закладывают этого в сердце сыновьям своим. Отсюда бывает, что воинскую роту ведет тот, кто должен сидеть в оркестре.
Афанасий. Как же достичь благородного звания и сберечь имение?
Григорий. Хватаешься за хвост, не за голову. Сказываю, если хочешь, чтоб сын твой с настроением и удачно исполнял должность, ты должен ему способствовать в выборе сродного его качествам звания. Сто сродностей, сто званий, а все почтенные, как законные.
Разве не знаешь, что имение от честно исполняемой должности - не она от имения зависит? И не видишь, что низкое звание часто приобретает имение, а высшее теряет?
Не смотри, что выше и ниже, что знатнее и попроще, богаче и беднее, но смотри то, что тебе сродное. Раз уже сказано, что без сродности все ничто...
Если кто владеющий имением живет счастливо - не потому счастлив, что владеет им: счастие к имению не привязано.
Но что владеет по природности, то же разуметь должно о всех внешних родах. Все ж то внешность, что находится вне человека: имение, фамилия, чин и прочее. Чего хочешь, ищи, но не потеряй мира. Список благородных званий вне тебя находится, а ты вне его быть можешь счастливым.
Он без мира ничто, а мир без него нечто, без чего нельзя быть счастливым и в самом эдемском рае. Разве чаешь сыскать рай вне Бога, а Бога вне души твоей? Счастье твое, и мир твой, и рай твой, и Бог - внутри тебя. Он о тебе, в тебе же находясь, помышляет, наставляя к тому, что прежде для самого тебя полезное, разумей: честное и благоприличное. А ты смотри, чтоб Бог твой был всегда с тобою. Будет же с тобою, если ты с Ним будешь. А конечно, будешь с Ним, если, примирившись, задружишь с пресладким и блаженным Духом. Дружба и дальнего сопрягает. Вражда и ближнего удаляет. С природою жить и с Богом быть - одно; жизнь и дело - одно.
Слыхал я мальчиком, что на европейские берега выбросила буря дикого человека, оленьею кожею обшитого, с такою же лодочкою. Окружил чудо народ. Удивляется, соболезнует, проявляет симпатию. Предлагает немому гостю разные роды изрядной пищи, но он ничего не касается, сидит, будто мертв. А как только усмотрел знакомые плоды, тотчас затрепетал и воскрес. Здесь образ верной Господу души в выборе звания.
Л о н г и н. Живо мне представляются два человека, одно и то же дело делающие. Но от этой души родится приятное, а от той неприятное дело. Один ничтожною услугою радует, другой дорогим подарком огорчает. От одной персоны досада, насмешка и устрашение некоторую в себе утаивают симпатию, а от другой - вежливость дышит неприязнью. Этого ругань вкуснее того хвалы...
Чудо! Шило, как в поговорке, бреет, а бритва не берет. Что за чудо? Это чудо Божие. Он один тайная пружина всему. Все действительным, всё приятным, всё благоприличным делает одно только повиновение сокровенной Его в человеке силе. А противление Святому действующему Духу все уничтожает. По этой причине искусный врач неудачно лечит. Знающий учитель без успеха учит. Ученый проповедник без вкуса говорит. С приписью подьячий без правды правду пишет. Перевравший Библию семинарист без соли вкушает. Посвятивший живописи век без природы лишь обезъянничает. Во всех недостает нечто. Но это нечто - всему глава и конечная красота десницы Божией, всякое дело совершающей. Кратко притчею сказать: " Телега без колес". И не без толку сделали лаконцы. Они полезнейший для общества вымысел, из уст плутовских происшедший, отбросили, а приняли из уст добропорядочного гражданина, который, по просьбе парламента, то же самое своим языком высказал.
Самое изрядное дело, без сродности затеянное, теряет свою честь и цену так, как хорошая пища, принимаемая в сортире, делается гадкою. Это внушает предревняя старинных веков пословица: "От врагов и дары - не дары". И слаще меда русская притча: "Где был? - У друга.- Что пил? - Воду, слаще неприятельского меду". И подлинно, самая мелкая услуга есть милая и чувствительная, от природы, как от неисчерпаемого родника сердечного, исходящая. Вспомните поселянина, поднесшего горстью из источника воду проезжающему персидскому монарху! Вспомните, чему мы недавно смеялись, - репе мужичка Конона, принесенной в дар Людовику XII, королю французскому! Как монархи веселились грубою, но усердною простотою! Зачем же охаеваешь себя, о маловерная душа, когда твой Отец небесный родил тебя или земледелом, или горшечником, или бандуристом? Зачем уклоняешься в высшее звание, но не тебе сродное? Конечно, не разумеешь, что для тебя в тысячу раз счастливее в незнатной низкости жить с Богом твоим, нежели без Него находиться в числе военачальников или первосвященников? Неужель ты доселе не приметил, счастье твое где живет? Нет его нигде, но везде оно есть. Пожалуйста, чувствуй, что разумным и добрым сердцам гораздо милее и почтеннее природный и честный сапожник, нежели бесталанный статский советник. Какая польза, если имя твое в тленном списке напечатано, а дух истины, сидящий и судящий во внутренностях твоих, не одобряет и не зрит на лицо, но на твое сердце?
Останься ж в природном твоем звании, сколько оно ни подлое. Лучше тебе попрощаться с огромными хоромами, с пространными грунтами, с великолепными названиями, нежели расстаться с душевным миром, сделав через упрямство твоё внутренним неприятелем чудного, сильного и непобедимого Духа, высокие ливанские кедры стирающего.
НЕСКОЛЬКО КРОХ И КРУПИЦ ИЗ ЯЗЫЧЕСКОГО БОГОСЛОВИЯ
Яков. Позволите ли нечто предложить на стол из языческих закромов?
Григорий. Представь, только бы не было идоложертвенное.
Лонгин. Смотри, чтоб не смердело духом, Христовому благовонию противным. У Павла это означает бесовскую трапезу.
Афанасий. Возможно ли, чтоб пища не была скверная, если она с языческого стола?
??молай. А я верую, что она перестанет быть скверною, если Господь освятить её соблаговолит. Все святое, что доброе. Все то доброе, что Господу приносится. Все то Господне, что духу страха Божиего и царствию Его не противостоящее. Если же сам Господь освятил, то кто дерзнет сквернить? Давай сюда! Я прежде всех начну кушать с Господом и перед Господом, нимало не боясь Моисеевой угрозы. "Истина есть Господня, не бесовская".
Яков. Предлагаемое мною не только не восстает против Господа, но сверх того стоит за Ним.
Лонгин. Разве ж ты позабыл, что всяк, кто не против нас, нам способствует? - сказывает истина. И кто дает быть пророками?.. "Разве иудеев только Бог?" "Ей, и язычников". Дышит везде живущий во всех Дух Господень, и блажен слушающий Его. Это значит похищенное у язычников золото посвящать в храм Господу. И не меньше любезен Богу римский капитан Корнилий, как тот же иудей, втайне обрезан по сердцу, омыт по смыслу.
Яков. Мне кажется, что божественная в человеке сила, побуждающая его к сродности, называлась у древних египтян Изида, Isis, у эллинов-?????, Athena, у римлян - Minerva, то есть природа. Природа называлася ??????, genius - ангел природы, назывался тоже ????- бог.
Афанасий. А почему называлась Минервою?
Яков. Не знаю, а только думаю потому, что Минерва был человек (мужчина или женщина) к тому рожден, чтоб мог для себя и для своей братии возвестить знание, где обитает счастье. Этому научившийся назывался у эллинов ????????, eudemon, то есть хорошо знающий, а благополучие - ??????????. Противное ж сему - какодемон, какодемонна, у римлян хорошо знающий, кажется, назывался divini juris peritus, то есть хорошо знающий Божие право. Что же присносущное величие Божие его именем означалось, думаю, сделано из любви к нему и почтения, дабы через имя любезного человека означить вселюбезнейшего, приводящего к счастью и таящегося в каждом человеке Божиего Духа, который собственного имени для себя не имеет и с которым неразрывная была дружба Минервы. Если кто, не слушая Духа, принимался за дело, об этом у язычников была пословица: Invita Minerva - "без благоволения Минервы", а у нас говорят: "Без Бога", безголовый. И перво-наперво так говорится о науках, потом о всяком, даже самом мелочном деле. Если кто без природы сунулся во врачебную науку или в музыку, говорили: Invito Apollone; iratis Musis - "без благоволения Аполлонова", "без милости Муз".
Если кто обращался в купечестве - "без дозволения Меркуриевого".
Если обитал в прекрасных рощах, на полях, на холмах и горах, при чистых реках и прозрачных источниках, уединяясь в лесах, и в шумящих птичьим пением садах, избегая человеческого сожительства и брачного союза, но без Бога, говорили: "Без благословения Дианы".
Сколько должностей, столько сродностей. Эти разные к различным должностям божественные побуждения означались у них разными именами, своими сродностями прославившихся. Однако во всех столь различных дарованиях один и тот же Дух Святой действует. Так, как, например, в музыкальном органе один воздух через различные трубки звуки производит или как в человеческом теле один ум, однако разно по членам тела действует.
Афанасий. По моему мнению, не очень плохо из языческого навоза собираешь золото. Часто загребается в горничном соре монета царская, а родник здоровейшей воды грязью затягивает.
Яков. Ведь басня о титанах, воздвигших брань против Бога, всем знакома. Но она перстом показывает не на всех ли смельчаков, которые дерзко и упрямо Духу божественному сопротивляются, устремляясь с отчаянным упорством к великому, но совсем природе их не благоприличному званию?
Сколько это смердит богомерзостью и нечестием, столько, напротив, благословенное Господом дело, будто раскрытая роза и благовонный ландыш, сокровенною дышит красотою.
Эта красота называлась у древних - decorum, то есть благолепие, благоприличностъ, всю тварь и всякое дело осуществляющая, но человеческим правилам не подлежащая, а единственно от царствия Божиего зависящая. И кто может человека наставить к тому, к чему сам Бог преградил ему путь?
Отсюда, думаю, родился у них чудный философский догмат: " ??? ????? ???&?? ?? ?????, то есть "Доброта живет в одной красоте". Отсюда у них же следующая пословица: " ?????? -??? ?????? ???? ???? - "подобного к подобному ведет Бог". Она учит, что не только звания, но и высокостепенной дружбы избрание не от нас, а зависит от вышнего определения. Наше только дело узнать себя и справиться, в какую должность и с кем общение иметь мы родились. И как сродность к званию, так и склонность к дружбе ни куплею, ни просьбою, не насилием не достается, но сей дар Духа Святого, все по своему благоволению разделяющего; и последующий благому духу человек каждое звание хвалит, но принимается за сродное; всякому доброжелательствует, но дружит с теми, к кому особое Святого Духа чувствует влечение. Этому верному наставнику столь усердно последовал Сократ, что и в мелочах Его советов придерживался. Я вам недавно рассказывал, каким образом этот муж, выйдя из гостей, вернулся из переулка и пошел домой другою улицею, по одному только внутреннему мановению, ничего не предвидя.
Афанасий. А если бы не воротился, тогда что такое?..
Яков. То же, что другим, за ним не последовавшим. Нечаянно навстречу гонимое стадо свиное всех их перемарало, как видно из книги Плутарховой об ангеле-хранителе Сократовом. И нельзя поверить, чтоб этот муж, находясь в беседах, не беседовал в основном о премудром наставнике и главе счастья. Оттуда и у нас премудрая пословица: "Без Бога не до порога, а с Богом хоть за море". А когда таких собеседников не стало в Афинах, тогда источник, напоевающий сад общества, и родник мудрости совсем стал затаскан и забит стадами свиными. Стада являли собой сборища обезьян философских, которые, кроме обычной маски (разумей: философскую епанчу и бороду), ничего существенного от истинной мудрости не имели. Они извращением испортили самое основание афинского юношества. И подумать не могли, чтобы заглянуть внутрь себя к божественному своему предводителю. Беспутно стремились вслед безумных замыслов, будто олень, которого крыльями бьет по очам сидящий на рогах его орел, чтобы пробраться к благородным званиям, нимало не рассуждая, сродны ли им те звания и будут ли таковыми обществу, а во-первых, сами для себя полезными. Только бы достичь блистательного имени или обогатиться!
Судите, какое множество там было пожаловано ослов мулами, а мулов лошаками. Тогда-то богочтение превратилось в яд, раздоры - в суеверие и лицемерие, правление - в мучительство, судейство - в хищение, воинство - в грабление, а науки - в орудие злобы. Таким образом, воинствуя против Минервы, сделали себе защитницу свою враждебною, а республику погибельною.
Афанасий. Или я ошибся, или ты твою языческую деву Минерву не беззаконно обрезал, но так, как велит обряд обрезания, чтобы непорочно посвятить её Господу Богу нашему. Она перестает быть идолослужительною, не знаменуя тленную плоть и кровь, но служит являющемуся под именем, будто под одеянием ее, тому, о ком написано: "Вы есть храм Бога живого, и Дух Божий живет в вас". Кратко скажу: ныне египетская Изида и именем, и естеством есть то же, что павловский Иисус: "Знаю человека..." (2 коринфянам 12:2) Но скажи мне, каковы были афиняне в то время, когда Павел к ним пришел, мудрые ли?
Яков. Если бы ты уяснил все твои телесные члены, минуя голову, и от самого рождения твоего не веруя о пребывании её, можно ли почесть тебя за знатока или за порядочного анатома?
Афанасий. Фу!.. В то время был бы я самое изрядненькое чучело.
Яков. Вот таким же был Павловых времен афинянин. Скажи мне, какая мудрость быть может в непознавших естества Божиего? Одно тленное естество в сердцах их царствовало. Они не механизм мироустройства созерцали, но одну только глинку в нём видели: глинку мерили, глинку считали, глинку сутью называли, так и неискушённый зритель взирает на картину, погрузив телесный взор в одну красочную грязь, но не ум в невещественный образ носящего краски рисунка или как неграмотный, вперивший тленное око в бумагу и в чернила букв, но не разум в разумение сокровенной под буквами силы. Им и на ум не приходило нетленного нашего человека чудное слово: "Плоть - ничто, дух животворит". У них только одно было истиною, что ощупать можно. Глиняные статуэтки - те их защитники. Каждое мненьице - их божок, а каждый божок - их утешеньице. Собачьей охотою чествовали Диану, математикою - Юпитера, или Дия, мореплаванием - Нептуна. Иного бога чтили оружейным бряцанием, иных великолепными пирами и уборами и прочее.
Одно только осязаемое было у них природою или физикою, физика - философиею, а все неосязаемое - пустою фантазией, безместными враками, чепухою, вздором, суеверием и ничтожностью. Короче, всё имели и разумели.., кроме нефизического, нетленного Бога, и без Него потеряли нечто, разумей: "мир душевный".
И хотя чувствовали, что-то тайным ядом жжет мятежное сердце, но оно неосязаемо и презираемо было до тех пор, пока искра не выросла в пожар неугасаемый. Это же аксиома: если даже весь мир приобретёшь, однако невысказанными вздыханиями сердце вопиет о том, что еще недостает нечто и странная и ненатуральная у больного жажда не утоляется.
То же сделалось и с афинянами: они чувствовали, что вся вселенская мудрость их прославляет, которою как богатыми товарами род человеческий снабжают. Но при всем том принуждены внимать тайному сердечному воплю. Начали догадываться, что не все-на-все перезнали и что, конечно, нужны еще какие-то колеса для коляски.
Из-за недостатка своего хвального-прехвального непонимающего разума Иезекиилевских колес вечности (Иеззекииль, гл 1) стали чтить статуи и монументы. Кроме любезнейших своих богов, которые всю их мудрость по частям составляли, будто ложные камни столп, построили храм тому богу, которого сияния, как очи, кровью играющие, солнечного света понять и снести не могли. Храм тот был с надписью: "Неведомому богу" (Деяния 17:23).
Павел наш, между множеством кумирниц храм приметив, ухватился за желанный повод к благовестию. Начал предисловие, что афинской элиты мудрость по всему видна, но что еще нечто к совершенной их мудрости недостает, что благородной надписью самой в себе признаётся. Его же вам благовествую. Стал странник разгребать физический пепел, находить в нём божественную искру и то господственное естество, которое им, кроме пепельной натуры, понятно не было; показывать, что пепельное или глиняное естество, в котором сердце их обитало, есть идол, разумей: видимость и одно ничто, тьма и тень, свидетельствующая о живой природе, нетленным словом своим века сотворившей, и что это слово есть второй человек в земном теле нашем, жизнь и спасение наше... Это слово благовестит нетление воскресения. Но можно ли излечить больного, почитающего себя в здоровых? Нет ничего труднее, как вперить истину в глупое, гордое сердце. Проповедь воскресения сделала Павла нашего буйством у афинян и игралищем у их мудрецов. Отсюда-то породились его речи: "Мнящие мудрыми быть, обезумели". "Где премудрый? Где книжник?.." Вот сколь мудрые были афиняне во время Павла!
Григорий. Видно, что они любомудрствовали так, как медведь пляшет, наученый в цирке.
Афанасий. Конечно, пляшет по науке своей; и есть пословица: "Медведя да учат".
Григорий. Учат, но вовеки ему не уметь.
Афанасий. Почему?
Григорий. Потому, что это дело человеческое, не медвежье.
Афанасий. Однако же он пляшет.
Григорий. И волк в баснях играет на флейте козленку.
Афанасий. А почему не играть, если научился?
Григорий. Каков капельмейстер, такой твой танцмейстер.
Афанасий. Иное дело басня, а медведь пляшет действительно.
Григорий. Если ты так действительно кушаешь, как он пляшет, и сам заохотишься танцевать.
Афанасий. Как же недействительное то, что осуществилось?
Григорий. Без вкуса пища, без очей взор, без кормила корабль, без толку речь, без природы дело, без Бога жизнь есть то же, что без плана строить, без закроя шить, без рисунка писать, а без такта плясать... Спросишь опять, почему недействительное, если осуществилось?
Афанасий. Но смешно же, когда он танцует?
Г ? и г о ? и й. А смешно потому, что не сродно и неприлично. Итак, нет бестолковее и вреднее, как медвежья твоя пословица. Будь волк гурманом, медведь мясником, а жеребец под седоком. Это дело честное. Если ж волк играет на свирелке, медведь пляшет, а жеребчик носит поноску, нельзя не смеяться. (Поноска - то, что в пасти носит дрессированная собака). Всякая безвредная неприличность смешит. А когда уже стал волк пастухом, медведь монахом, а жеребчик советником, это не шутка, но беда. О, когда б мы проникли, сколь обществу такое вредно! Но кто может пектись о пользе других, презрев собственную? И если для себя зол, кому добр будет? Самим себе убийцы, борющиеся с природою. Какое мучение трудиться в несродном деле! Само пиршество без желания тяжелое. Напротив того, в природности не только труд сладок, но даже смерть приятна.
И здесь причина тому, что во всяком звании находятся счастливые и несчастливые, спокойные и беспокойные, куражные и унылые. Запри несродного в уединение, оно ему смерть, а с природою - рай. "Уединение для меня - рай,- вопиет блаженный Иероним,- а город - темница". "О уединение! - кричит другой, ему подобный,- умерщвление порокам, оживление добродетелям!.." Для таковых сердец внутренняя созерцательная пустыня тем многолюднее, чем уединеннее, а деловая тем, что досугом богата; будто виноградная ягода сладкой своей силой богатеет, когда жарит и укрощает ее солнце в полудне.
Афанасий. Зачем же люди суются в звания без природы?
Григорий. Самих их спроси.
Афанасий. Конечно, охота влечет их.
Григорий. Конечно, те не виноваты, которых принуждают к этому.
А ? а н а с и й. А если охота, зачем им мучиться? С охотою все приятно. А где охота, там и природа. Охота по твоим же постулатам родная дочь природы. Как же?..
Григорий. О крючкотворная тварь! Как прехитрый змий, вьешься, развиваешься в разные свертки.
Афанасий. Пожалуйста, не сердись! "Как льстецы и истинны".
Григорий. Хорошо: выслушай же прежде басенку.
БАСНЯ О КОТАХ
Кот из пчельника по давнему знакомству пришел в деревню к своему товарищу и был принят великолепно. Удивлялся во время ужина изобилию.
- Бог мне дал должность,- сказал хозяин,- она приносит в мой дом по двадцать туш самых жирных мышей в сутки. Смею сказать, что я в деревне чувствую себя великим Катоном.
- Для того-то я пришел повидаться с вами,- говорил гость,- и осведомиться о счастье вашем, притом и ловлею позабавиться. Слух идёт, что у вас хорошие появились крысы.
После ужина легли спать. Хозяин во сне стал кричать и разбудил гостя.
- Конечно, вам страшное нечто во сне явилось?
- Ох, братец! Казалось, будто я утоп в водной бездне.
- А я ловлею веселился. Казалось, будто поймал отменную сибирскую крысу.
Гость опять уснул, выспался и проснулся. Услышал вздыхающего хозяина.
- Господин Катон! Ужель вы не выспались?
- Нет! Я после сонного страшилища не спал.
- Ба! А почему?
- Такая моя натура, что, раз проснувшись, уснуть больше не могу.
- Что за причина?
- Тут есть тайна... Ах, друг мой! Не знаешь, что я обязался быть рыболовом для всех котов в этом селении. Ужасно меня беспокоит, когда вспомню лодку, сеть, воду...
- Зачем же ты взялся за рыболовство?
- Как же, братец? Без пропитания в свете не проживешь. Сверх того и сам я к рыбе большой охотник.
Гость, пошатав головою, сказал:
- О государь! Не знаю, в каком смысле понимаешь имя это: бог. Но если бы ты придержался твоей природы, которую безвинно обвиняешь, был бы лучше одною в сутки мышкой быть довольным. Прощай с твоим счастьем! Моя нищета лучше.
И возвратился в свой лесок.
Отсюда родилась притча сия: Catus amat pisces, simul odit flumen aquarum - "кот охотник к рыбе, да воды боится". Это несчастье постигает всех охотников не по призванию, но по выгоде. Не несчастное ли рассуждение - желать от хозяина платы, а виноград обихаживать не быть охотником? Конечно, тот не охотник, кто не природный. Природному охотнику больше веселья приносит сама ловля и труд, нежели поставленный на стол жареный заяц. В искусной живописи картину смотреть всякому мило, но в живописи только тот охотник, кто любит день и ночь погружать мысли свои в её содержание, примечая пропорцию, рисуя и подражая природе.
Никто не пожнет твердой славы от какого-либо художества, если труд не почтет за сладчайшую радость, которая дороже славы. И тот наиверный друг званию своему, если и сама доходов убыль, нищета, хула, гонение любви его угасить не могут. Без природы труд сладок быть никак не может.
Многие, презрев природу, избирают для себя ремесло самое модное и прибыльное, но вовсе обманываются. Прибыль не есть радость, но исполнение нужности телесной, и если радость, то не внутренняя; радость сердечная обитает в делании сродном. Тем оно слаще, чем сроднее. Если бы блаженство в изобилии жило, - разве мало изобильных? Но счастливых мало.
Изобилием снабжается одно только тело, а душу веселит сродное делание. Вот где зала сладчайшего пиршества! Тут-то она, будто хитрая машина, на полном своем ходу обращаясь, радуется и, находясь при одном ржаном хлебе и воде, царским чертогам не завидует.
КАРТИНА ИЗОБРАЖЁННОГО БЕСА, НАЗЫВАЕМОГО ГРУСТЬ, ТОСКА, СКУКА
Если же отнять от неё сродное действие, тогда-то ей смертная мука. Грустит и мечется, будто пчела, закрытая в горнице, а солнечный светлейший луч, окошко пронзающий, зовет ее на цветоносные луга. Эта мука лишает душу здравия, разумей, мира, отнимает радость и приводит в оцепенение. Тогда она ничем не довольна, раздражена и состоянием, и селением, где находится. Гнусны кажутся соседи, невкусны забавы, постылы разговоры, неприятны горничные стены, немилы все домашние; ночь скучна, а день досадный; летом хвалит зиму, а зимою лето; ностальгирует по прошедшим авраамским векам, или сатурновым; хотела бы возвратиться из старости в молодость, из молодости в отрочество, из отрочества в мужество; хулит народ свой и своей страны обычаи, порочит природу, ропщет на Бога и сама на себя гневается. То только сладкое, что невозможное; вожделенное - что минувшее; завидное - что отдаленное. Там только хорошо, где её нет, и тогда, когда её нет. Больному всякая пища горькая, услуга противная, а постель жесткая. Жить не может и умереть не хочет.
Тоска, печаль, уныние, скука у врачей считаются предводителями всех телесных болезней и возмущений. А душевное неудовольствие - дверь всем сердечным страстям и внутренним обуреваниям.
Не виден воздух, пенящий море, не видна и скука, волнующая душу; не видна - и мучит; мучит - и не видна.
Она есть дух мучительный, мысль нечистая, буря лютая.
Ломает все и возмущает, летает и садится на золоченых крышах, проницает сквозь светлые чертоги, сидит у престолов сильных, нападает на воинские станы, достает в кораблях, находит на Канарских островах, внедряется в глубокую пустыню, гнездится в душевной тоске...
Ведь тоска везде летает,
На земле и на воде;
Сей дух молний всех быстрее
Может нас сыскать везде.
Один вышний Отец бурю в тишину обратить, направить к гавани, а душу сродным деланием удержать может, будто браздами и уздою буйную скотину.
Афанасий. О брат! Странное влагаешь в уши мои... А народ скуку ни во что ставит и к изгнанию незванного гостя достаточным оружием считает деньги, вино, сады, музыку, шутки, карты, поездки...
Григорий. О друг мой! Не пустяк то, что возрастает в великое. Не почитай малым то, что ведет за собою немелкое. Малая в корабле пробоина впускает внутрь страшную течь. Не думай, что невидное и бессильное одно и то же. И народ, за суть почитая, что в кулак схватить удаётся, там боится, где нет страха, и наоборот.
Вексель не бумагою и чернилами страшен, но содержащимся там обязательством. Бомба не чугуном опасна, но порохом и потенциальном в порохе огнем.
Все невидное сильнее своего видного и от неприметного зависит видное.
Скука у древних христианских писателей названа бесом уныния. Чего эта ожившая искра не делает? Всё в треск и мятеж обращает, вводит в душу всё змеиное порождение нечистых духов. Грызущая мысль не червь ли неусыпающий и не ехидна ли? Палящая печаль или зависть не лютый ли дух и не лютая мысль? А мысль злая не тайный и лютый язык, о котором сын Сирахов говорит: "Зубы его - зубы льва, убивающие душу" (Сирах 21:3).
Очень тяжело, когда душа в несродном и вредном бродит, от природного дела устранена.
Отсюда всех безобразных дел страшилища и даже суициды.
А когда апостол Иаков говорит, что маленькая частица -- язык, (Иаков 3:6) но будто штурвал корабля, владеет телом - так не мысль ли движет и правит нами? Мелкая языка частица - одна видная тень и будто шумящий часобойный молоточек, а сама пружина и существо есть мысль. Мысль - невидная глава языка, семя делу, корень телу. Мысль есть язык неумолчный, неослабная пружина, движимость непрерывная, движущая и носящая на себе, будто обветшающую ризу, тленную телесную грязь, прильнувшую к своей мысли и исчезающую, как тень при яблоне.
Видишь ли, друг мой Афанасий, что невидное сильнее своего видного и от невидного зависит видное.
К этому хору пристраивается Иеремия, называя человеком не телесный вид, но сердце, как неисчерпаемое сокровище мысленных тайн. "Глубоко сердце человека... и человек есть..." (глава 17).
Если сердечное око - семя злое, тогда все тело злое и всякое дело приносит плоды горести. Горестному источнику грустное течение.
Афанасий. Ты заврался, дружище... Я слыхал и уверен, что Иеремиино слово касается Библии. В ней тлен образов подобен телу, а сокровенное в образах Божие ведение подобно утаенным в теле сердечным мыслям. Яснее пересказать слово его так. Библия есть будто один человек или Адам. Глину и тело его всяк видит, а сердце закрыто, и дух жизни в нём не виден. То же и у Павла: "Кто разумеет ум Господен?"
Григорий. Познай же прежде самого себя, тогда познаешь и Адама с Евою. Разве нельзя мне библейского слова речь уподобить человеку, когда вся Библия уподобляется человеку? Поэтому сделал пророк человека образом двоестественной Библии, что одно в нём видное, второе невидное, как пучина морская и тончайшая вода в облаке, из моря исходящая.
Афанасий. По крайней мере ты, братец, не туда заехал. "Ехал в Казань, да заехал в Рязань". Течение нашей речи было о природных упражнениях, о веселии и мире, а теперь дело дошло до сокровищ мысленных, потом докатится до сокровищ снежных, что в Иове...
Григорий. Пожалуйста, не печалься! Не очень в сторону заехали. Веселие и радость недалеко от сердца, а сердце всегда при своих мыслях, как источник при своем течении.
Афанасий. Ну, добро, если так. Скажи же мне: для чего иной сроднее к низшей должности и к низкому ремеслу?
Григорий. А ты мне скажи: почему иному пища простая здоровее?
Афанасий. Конечно, потому, что сроднее.
Григорий. Так и сроднее иной к заурядному ремеслу потому, что для него оно полезнее.
Афанасий. Для чего же, скажи мне, и почему пелезнее?
Григорий. Потому, что куражнее, забавнее и веселее.
Афанасий. Так ты мне скажи, почему веселее?
Григорий. Потому, что с Богом. Без Бога ничто не веселит. О чудной ты почемучка!.. Ведь когда сродно, тогда и с Богом. Чего ж тебя далее спрашивать? Довольно только спросить: сродно ли, то есть хочет ли Бог? Воля Божия - верх и закон законов; не ходи далее. А ты спрашиваешь, почему сродно? То есть почему так Бог хочет? А если должен Он тебе дать отчет в делах своих, у Его и требуй в ответ: почему Он землю и воду сделал прилежащими долу, а воздух и огонь устремляющимися вверх? Для чего огонь всё съедает, кроме виссона, а каменного льва обратить в пепел не может? Почему малая рыба, названная у римлян remora, имеет сродность добиться скорости корабля, прильнувши к его брюху? Почему природа дельфинов горячо любит человека, но змеиная ненавидит, а львиная трепещет из-за поющего петуха?.. Природа и сродность значит врожденное Божие благоволение и тайный Его закон, всю тварь управляющий; знать то, что есть подобие в душе и в том деле, к которому она стремится, как общение между другом и другом, и сходство между пищею и желудком. "Подобное течет к подобному". Царствие Божие и правда Его внутри тварей есть. Никого Он не обижает, вливая закон сродностей. Счастлив, если устремляется с Богом, один к одному, другой к другому, сотый к сотому, хоть и к низкому званию или ремеслу, но не к бесчестному, а для него забавному и полезному.
Что тогда было бы, когда Бог блаженство наше заключил в одном каком-либо звании? Тогда бы счастье ограничено было теснотою одной стороны и одного только времени. Тогда мог ли Бог в одной стороне и в одном времени поместить весь род человеческий, когда каждому счастье нужно? Возможно ль, чтоб в одном роде пищи или в двух заключилось здравие? Всемирная Божия экономия бесчисленную тварь и дыхание троих только сортов пищею пропитать может ли?
Все то одно: невозможно и бесполезно. Если бы было полезно, было бы и можно. А не мочь бесполезного сделать - неизреченная сила Его и власть.
Сколь же теперь премудро делается, что одной твари бывает ядом и смертью, то для другой едой и здравием. Сколько родов твари, столько родов пищи, и всякое дыхание имеет внутренний позыв к сродной себе. Когда ж Отец наш небесный столько заботится о теле, тогда о душе много больше.
ПРИМЕТЫ НЕКОТОРЫХ СПОСОБНОСТЕЙ
Афанасий. Трудно узнать свою природу, а чужую познать и того труднее. Узнаешь, да поздно. Черепаха ошибку почувствовала, как начала лететь.
Г ? и г о ? и й. Не упоминай мне про трудности в нужном деле. Нельзя никак, чтоб природа нужное сделала трудным. Не нужно, то есть не полезно, а потому и трудно лететь черепахе, но не соколу. Трудно-де узнать... Да где ж он, охотник узнать? Даже орлу, сложившему крылья, трудно лететь. Знаешь ли, что землемеры узнают высоту превысокого Фарийского терема по одной его тени?
Всякая тайна имеет свою обличительную тень. Трудно распознать между дружеским и льстивым сердцем, но наружная тень, будто изъяснительное стекло, самые сердечные закоулки ставит на виду острым блюстителям.
Смотри, когда мальчик, сделав для игрушки воловье ярмо, налагает его щенкам или котикам,- не это ли тень хлебопашеской в нем души? И не позыв ли к земледеланию?.. Если припоясывает саблю, - не аппетит ли к воинствованию?..
Когда трехлетний отрок самовольною наслышкою перенимает божественные песни, любит заглядывать в священные книги, перекидывать листы, смотреть то на таинственных образов картинки, то на буквы,- не это ли обличает тайную искру природы, родившей и зовущей его в упражнение богословское? Невидимая Его сила в нас и божество, беспритворными этими задатками разумеемая, ясно изображается.
Зачем же блаженство ограничивать в одном жития роде или в двоих?
Бог везде есть, и счастье во всяком состоянии, если с Богом в него входим. Нужно только узнать себя, куда кто рожден. Лучше быть природным котом, нежели с ослиною природою львом.
Гоняться в звании за доходами есть неложный знак несродности. Не лишишься доходов, если будет в тебе царствие Божие в силе своей.
Не чудо ли, что один в изобилии считает себя недостаточным, а другой в скудости доволен? Видно, что природа больше прилагает хитрости, вылепливая фигуру мурашки, нежели слона, и дивнейший царствия Божия смысл можно видеть в пчелиных роях, нежели в овечьих и воловых стадах.
Бог богатому подобен фонтану, наполняющему различные сосуды по их вместимости. Над фонтаном надпись: "Неравное всем равенство".
Льются из разных трубок разные струи в разные сосуды, вокруг фонтана стоящие. Меньший сосуд менее имеет, но в том равен большему, что тоже полный. И что глупее, как равное равенство, которое глупцы в мир ввести тщетно покушаются? Как глупое все то, что противно блаженной природе!.. Боимся голода, не помня, что гораздо множайшие умирают от пресыщения. Глупая грусть сама не знает, чего желает. Само пресыщение не от скуки ли? Лучше умереть, нежели всю жизнь тосковать в несродностях. Несродность всякой праздности тяжелее. И легче не ползать, нежели летать для черепахи. Не ползая, лишается только сродной забавы, а летая, стонет кроме того под несродным бременем.
Яков. Слушай, Афанасий! Слыхал ли ты басню о дворовом псе и осле, что...
Афанасий. Да, довольно мы третьего дня смеялись, как он, завидуя собачьим ласкам, спятился копытами на брюхо хозяину. Как черепахе не бывать орлом, так ослу придворным человеком.
??молай. А скажи, которую награду получил осел, встретивший хозяина ласкою?
Афанасий. Ту, что служитель, снявший с королевского платья в его присутствии блоху.