Долгая Галина Альбертовна. Триптих о Великом Темуре

Триптих о Великом Темуре

Более шести веков по земле ходят легенды о Великом воине и полководце. Историки изучают жизнь и наследие Амира Темура, вникая в каждую строчку манускриптов, дошедших до нас из давних времен. Низам-ад-Дин Шами, Шараф ад-дин Али Йезди, Руи Гонсалес де Клавихо, Ибн Арабшах оставили для потомков воспоминания о битвах и победах Амира Темура, о его жизненном укладе, о его семье. В междустрочии сухих или восторженных повествований лишь намеком читается жизнь, которую великий человек проживает, как и любой другой - в заботах и мыслях о близких, в любви или сомнениях. Амир Темур почитал своих родителей, любил детей и внуков, хранил в сердце первую любовь. Об этом три новеллы, объединенные в единый триптих, как жизнь от рождения до смерти. В основе сюжетов - информация из трудов вышеназванных авторов: "Автобиография Амира Темура", "Уложения Амира Темура", "Зафар-наме".

Картина первая

Рождение

Амир Темур родился в ночь вторника в двадцать пятый день месяца шаабан 736 года (9 апреля 1336 года) в кишлаке Ходжа Илгар, близ Кеша (ныне город Шахрисабз в Узбекистане). Его родителями были предводитель племени барласов эмир Мухаммад Тарагай-бек и его первая жена Текина-Мех бегим.

Весенний ветер, залетев в шатер, принес запах молодой полыни. Тарагай-бек глубоко вздохнул, наслаждаясь терпким ароматом, допил пиалу чая с молоком и вышел наружу.

Несмотря на раннее утро, повсюду уже слышался людской говор, ржание коней. Люди суетились на земле, а высоко в небе щебетали птицы. Сколько ни вглядывался Тарагай-бек в синюю бездну, птиц не увидел. Только заливистый голос жаворонка говорил о том, что он там, в заоблачной выси.

"Живет на земле, парит в небе! - подумал Тарагай-бек. - Аллах велик, только ему ведомо, почему малая птаха может летать свободно, не имея ни перед кем зависимости".

Он вспомнил последний курултай у Хаджи-Барласа, правителя Кеша. Много знатных людей было приглашено тогда. И он в их числе. Предводитель барласов, прямой потомок самого Чингиз-Хана проявлял к нему личное благоволение. Но Тарагай-бек думал о будущем. Его мысли улетали далеко - туда, где, как жаворонок, он мог быть совершено свободным. Тарагай-бек любил свободу! Только в степи он чувствовал себя так, словно был один во всем мире. Но нельзя всю жизнь прожить в степи! Ханы, эмиры - все воюют за земли, за власть, приходится вставать на чью-то сторону. Это и тяготило эмира. Чтобы спокойно жить своим племенем, нужно служить сильному. Или самому быть сильнее всех.

Заложив руки за спину, эмир не спеша пошел в степь, оставив на время свое стойбище. Большая черепаха преградила дорогу. Она довольно-таки скоро ползла, усердно переставляя чешуйчатые лапы и высоко подняв змеиную голову. Эмир остановился, рассматривая замысловатый узор на ее панцире, и вдруг вспомнил свой сон.

Как и в этот момент, он стоял один посреди степи, окруженной снежными хребтами далеких гор, и... размахивал сияющим мечом во все стороны, да так, что воздух звенел от соприкосновения с острым лезвием! Меч, осветивший неземным блеском всю округу, ему дал юноша - статный, красивый лицом и с ласковым взглядом.

Сердце в груди Тарагай-бека взволнованно зачастило. "Это непростой сон!" - решил он и, вернувшись к шатру, приказал привести коня.

Ловко вскочив на тонконогого скакуна, эмир пришпорил его и рысью помчался к дому Святого Куляля. Десяток всадников догнали его и, держась поодаль, сопровождали, зорким взглядом замечая любое движение в степи.

Святость Куляль-ходжи была известна во всем Мавераннахре. Люди шли к нему за советом. Равные по положению не считали унижением спросить мнение мудреца, прежде чем отправиться в военный поход, или взять в жены дочь соседнего эмира. Кто как не он мог растолковать пророческий сон?! А то, что он - пророческий эмир не сомневался!

Куляль-ходжа встретил гостя с радостью. Уединившись в прозрачной тени цветущей урючины, Тарагай-бек рассказал духовному наставнику о своем сне.

Старец слушал, поглаживая при этом редкую седую бородку. Белая чалма украшала его голову, в которой хранилась кладезь мудрости, а задумчивое молчание придавало каждому произнесенному слову особое значение.

Когда Тарагай-бек попросил растолковать его сон. Куляль-ходжа ответил не сразу. Они не спеша прохаживались по дорожкам сада, наслаждаясь ароматом цветов, осыпающих лепестки им под ноги.

- У вас родится сын, благочестивый Тарагай-бек, - медленно, в такт шагам, сказал Святой эмир, - ему суждено владеть всем миром. Вестник от Бога вручил тебе меч, чтобы ты воспитал достойного сына, который освободит землю от мрака невежества и заблуждения. Да будет так! - ходжа провел руками по нижней части своего лица, поднимая глаза к небу.

Эмир Тарагай вторил ему, восхваляя Всевышнего, а в его груди бушевали страсти. Ведь его старшая жена беременна и скоро должна родить! Знал ли об этом Куляль-ходжа?..

Порыв степного ветра, внезапно влетевший в сад, осыпал на головы достойных мужей облако розовых лепестков.

- Да сбудутся пророчества ваши, - волнуясь, проговорил Тарагай-бек, - да ниспошлет Аллах вам и всему вашему роду благоденствие!

Радость от слов святого переполнила сердце воина. Он ощутил страстное желание вырваться на свободу, в родные просторы, где, пришпорив коня, он может мчаться как ветер и, наслаждаясь бешеной скачкой, чувствовать себя властелином земли. Но эмир Куляль пригласил его к своему дастархану, и Тарагай-бек с благодарностью принял приглашение к обеду, за которым правители туманов обсудили дела племен, вспомнили недавний курултай, и только к вечеру Мухаммад Тарагай вернулся в свой лагерь.

Огни костров освещали шатры, разбросанные по всему стойбищу. Люди веселились после трудового дня. Гортанный смех мужчин улетал далеко в степь, женщины вторили мужьям, отвечая на шутки. Где-то запел дутар, где-то заплакал младенец... Только стражники несли службу, охраняя племя со всеми его обитателями и добром.

Эмир Тарагай с аппетитом поел, выпил пиалу кумыса и, облокотившись на яркие подушки, во множестве лежавшие на курпаче, позвал:

- Эй, кто-нибудь там!

Юноша, стоявший у входа, мгновенно предстал перед ним.

- Пусть придет Текина, - приказал эмир.

Текина Мех-бегим не заставила себя долго ждать. Она вошла в шатер, пригнувшись. Высокий головной убор скользнул по бахроме, украшающей полог входа, звякнули серебряные подвески.

- Вы звали меня, муж?

Молодая женщина с длинными черными косами, извилистыми змеями лежавшими на ее полной груди, потупила взор. Большой живот округло выступал из-под плотной ткани просторного платья.

Тарагай подозвал жену и, усадив рядом, обнял. Текина прикрыла глаза и прижалась к нему.

- Ты родишь мне сына, джаным, сильного сына, он станет владыкой мира! Так сказал святой Куляль, - с гордостью произнес он, поглаживая черные косы Текины. - Наш сын будет царем всего света и триста семьдесят потомков его будут могущественны, а семьдесят потомков будут царствовать! Так сказал эмир Куляль, а он святой человек, хвала Всевышнему, он знает, что говорит!

Голос Тарагай-бека становился все тверже, и слова поднимались к потолку шатра, вместе с воздухом улетая через круглое отверстие в небо, украшенное звездами, как парадный халат эмира золотой вышивкой.

- Я научу нашего сына скакать на коне, стрелять из лука, он будет храбрым, отчаянным джигитом, равные ему попросят его стать их вождем!

Все более воодушевляясь, эмир встал. Глаза его сверкали в полумраке, отражая огонь факелов; Тарагай-бек говорил, глядя сквозь полог шатра далеко вперед, словно обращаясь к потомкам:

- Мой сын, женщина, станет рукой, держащей меч господа, ниспосланный на землю, чтобы судить от его имени неправедных за их деяния. Святой ангел пришел сегодня ко мне во сне и показал тот меч, вложив его в мои руки.

Текина Мех-бегим замерла в ногах мужа, не спуская с его лица восторженных глаз. Дитя в ее утробе отозвалось движением, резкая боль пронзила тело. Она вскрикнула.

Тарагай-бек опустился к ней. Страх увидел он в глазах жены. Она с мольбой посмотрела на своего повелителя и, потупив взгляд, дрожащим голосом сказала:

- Муж мой, отпустите меня, ребенок просится на волю, я должна уйти отсюда.

Эмир помог ей встать и бережно проводил до шатра, где женщины сразу же засуетились, готовясь к предстоящим родам.

Люди племени притихли у костров. Ветки трещали в языках пламени, искры летели в темное небо. Ночь звенела голосами цикад. Кони всхрапывали в стойлах...

Когда ночь пошла на убыль, но звезды еще ярко светили над головой, в стойбище раздался крик ребенка.

Старая женщина вынесла еще мокрого малыша, укутанного в теплую ткань, и эмир Тарагай, не спавший в ожидании, впервые увидел его. Свет факелов блуждал по крохотному личику, соперничая с тенями.

Малыш, почувствовав свежий воздух, притих и лишь вздрагивал. Женщина смотрела на него с нежностью в глазах. Она вытянула руки и, подавая младенца, произнесла:

- Аллах послал вам сына, повелитель!

Тарагай-бек прижал его к груди. Глаза, воспаленные от долгого бдения, увлажнились. За спиной эмира воины, обнажив клинки, с приветственными криками подняли их в небо. Лязгнуло железо, и Тарагай-бек принял это за особый знак.

- Темур! - нарек он сына. - Быть тебе крепким, как железо, и держать свой меч высоко! Так высоко, что никому не дотянуться!

Младенец заворочался и выпростал руку из-под покрывала. Крошечная ладошка была сжата в кулак.

Тарагай-бек рассмеялся.

- Настоящий воин! Подрасти только и будешь сжимать в своем кулаке меч!..

Картина вторая

Любовь по имени Ульджай

Ульджай-Туркан-ага (родилась, возможно, в 1340 г., умерла в 1366 г.) - вторая жена Амира Темура, мать его первенца - сына Джахангира, сыну которого - Пир-Мухаммаду - Темур-бек завещал свою империю.

Миниатюра к труду Шараф ад-дина Али Йезди ћЗафар-намеЋ []

...Она снова смеялась, отворачиваясь, пряча взгляд под пушистыми ресницами, но мельком поглядывая на него - молодого, смелого, красивого. Ее смех проникал в сердце, ее взгляд менял его музыку. Оно частило барабанной дробью.

- А-а, Ульджай, внучка, иди сюда, не стесняйся, - на языке старого эмира таяла халва, - смотри, кого к нам привел твой брат Хусейн! Это Темур, он славный воин...

Темур-бек заворочался. Заныла нога. Сон и явь вступили в борьбу за мысли. Нога ныла всегда, особенно на дождь, за многие годы он привык к этому, а Ульджай снилась не часто, и это были такие сны, которые он понимал без толкователей. Сейчас ему хотелось удержать в голове образ любимой жены, так рано покинувшей его.

Слуга, понимающий хозяина без слов, осторожно, чтобы не потревожить, подсунул под верблюжье одеяло горячий камень, пристроил его у ноги эмира, подоткнул одеяло, чтобы не дуло и тихо удалился в тень. Старая рана успокоилась. Явь отступила, сон, почти растворившийся в ночной мгле, вновь вернулся. Вновь веселое личико Ульджай улыбалось Властелину Благоприятных Созвездий из далекой дали - оттуда, куда ведет одна дорога, и обратной нет и никогда не будет.

...Две черные косы падали на грудь, прикрытую тонкой белой тканью, поверх которой, слегка натянув ее, висел треугольный бойтумар, украшенный гранатами и жемчугами. Оберег поблескивал серебром, красные камни ловили свет факелов, а Темур не мог отвести глаз от жемчужин, подрагивающих от частого дыхания. Тонкий смешок Ульджай снял наваждение. Она сидела на пышных одеялах, готовая принять его как мужа, и не боялась его, а ждала!

Ухватив кончик косы, она протянула к нему руку.

- Расплетай, и я укрою тебя, словно ворон крыльями, от всех...

И укрыла, и хранила его все годы, и он берег ее, как самую большую драгоценность своей жизни!

...Плечо к плечу, спина к спине... Темур слышит дыхание Ульджай. Ее выдох резок. Ее внимание, как и его, остро. Он шаг в сторону, она - за ним. Он назад - она отступает. Женщины настоящих воинов всегда рядом! В славе ли, в поражении - они разделяют с мужем его бремя. Нежные во дворцах, в степи они - истинные дочери кочевого народа.

Туркмены окружили кольцом. Не сладить с ними. Но рука еще крепко сжимает меч, и крошит Темур врага налево и направо. Пот застит глаза, волосы прилипли ко лбу, слух напряжен - как за ним Ульджай? Стоит еще? Не подобрался враг к его сокровищу?.. Нет! Дышит рядом, крепкими ногами упирается в землю, только и слышно, как шуршит песок под маленькими ступнями, облаченными в узконосые чарыки.

- Ульджай, - он окликает ее, с размаху опустив меч на голову осмелевшего туркмена, - Ульджай! - слова тонут в проклятиях, но жена понимает, что они не ей, понимает, что хочет сказать муж. Пусть не сомневается - живой она им не дастся!

И случилось чудо! Вперед вышел молодой туркмен, встал между своими и чужими, простер руки вперед.

- Стойте! Остановитесь! Я знаю его! - тычет назад мечом. - Это эмир Темур! Я служил у него! Он воспитал меня воином!

До туркменов не сразу доходят слова Саид Мухаммада, уважаемого ими за храбрость и силу. Но один за другим они опускают мечи. В тишине слышится только стон ветра, затерявшегося в сухих кустах, покрывающих такыр, и прерывистое дыхание воинов. Темур смотрит исподлобья, оглядывает всех, готовый сиюминутно отразить удар, если кто решит воспользоваться замешательством. Цепляется взглядом за Саида. Изучает, вспоминая. Да, был такой воин в его отряде! Память никогда не подводила Темура: всех помнил - и друзей, и врагов!

Ульджай откинула косы назад, одна хлестнула Темура по левой руке. Он раскрыл ладонь и маленькая ладошка легла в нее. Жена встала рядом. Темур отвлекся от туркмен, мельком взглянул на нее: скулы пылают румянцем, губы сжаты, раскосые глаза прищурены, ноздри приподнимаются, ловя воздух. Шапочка-кипчак упала с головы, валяется в пыли, полы халата изодраны, чарыки не разглядеть под пыльной коркой - сказались пешие дни пути по пустыне! Но живы! Живы!.. Не оставил Всевышний! Не обманул шагин, прилетавший во сне! Могущество, обещанное Высшими силами, замаячило перед Темуром, заиграло в черных глазах туркмен подчинением.

Но не так прост путь к вершине славы! Чего еще ждет от него Бог? Вновь испытания на пути! Не прошло и четырех дней, как снова враг, и снова в образе туркмен, и не кого-нибудь, а жалкого труса, по иронии судьбы - брата Саид Мухаммада - хана затерянного в песках тумана Махмуди на пути в вожделенный Хорезм!

Его люди пришли под покровом ночи, взяли их сонными; воины, данные Саид-Мухаммадом для охраны, тотчас разбежались, спасая свои шкуры. Темур надеялся, что Алибек-хан сам встретит их, спросит, зачем пожаловали на его земли. Но трус не соизволил выслушать, сразу объявил захватчиками, хотя знал, кто такой Темур - не чета ему! - эмир, к своим двадцати пяти годам уже покрывший себя славой храброго воина, а он их в яму...

- Господин мой, - слабый голос Ульджай отвлек от тяжелых дум.

- Да, душа моя...

- Зачем нас держат здесь? - голос любимой сорвался, ее кашель вобрал в себя всю горечь слов, от которых Темур только сжал кулаки, не в силах пока ничего изменить. Но план уже давно зрел в его голове. Ему бы только овладеть мечом!

Темур привлек к себе ослабевшую жену. Скудные подачки еды в виде куска черствого хлеба или вонючей бурды в грязном кувшине, тухлая вода делали свое дело: Ульджай страдала животом, в ее груди сипело от кашля, который мучил ее последние дни. Сколько их прошло бесконечной чередой надежд и безысходности?.. Пятьдесят?.. Шестьдесят?.. Темур стойко переносил невзгоды, но и его тело покрылось язвами, старые раны ныли, но он терпел боль молча и только утешал Ульджай, обещая, что они выберутся отсюда и все еще будет в их жизни хорошо!

- Не иначе, как поганый хан хочет продать нас в рабство. Караван ждет. Сын паршивой собаки!..

- Мой господин, - Ульджай приподняла голову с его колен. В ее увлажнившихся глазах стояла мольба, - не отдавайте меня никому, прошу... я все вытерплю от вас... пусть ваша рука вершит мою судьбу...

Темур скрипнул зубами. Его сердце переполнилось гневом и состраданием.

- Не отдам, любимая, никому не отдам. И мы вместе уйдем отсюда, мы поедем в наш дом, в наши земли, и ты снова обнимешь наших детей.

Ульджай припала к его груди. В ее глазах загорелся огонь.

- Если не дойду, если не выберусь отсюда, обещайте, муж мой, обещайте мне, что наш сын станет наследником. Только он, только он и его потомки... - страстный шепот жены перешел в бред.

Темур ласково провел по ее черным волосам, шепнул на ухо:

- Обещаю...

Она успокоилась во сне. Темур встал.

- Эй! - зло крикнул он. - Охрана!

Лицо стражника, появившегося в круглом зарешеченном проеме зиндана, обнадежило: это был тот самый воин, который согласился помочь. Слава Темура давно уже летела впереди него и многие воины Мавераннахра, Хорезма, Хорасана были наслышаны о его ратных подвигах и о его щедрости по отношению к преданным слугам.

- Вытащи меня отсюда и весь твой род будет жить в славе и богатстве!

Стражник помолчал и скрылся. Темур сплюнул.

- Трусы, все трусы! Каков хозяин - таковы и его псы!

Но тут лязгнула решетка, в открывшийся проем упала веревка. Ульджай отодвинулась, подтолкнула мужа, обретая уверенность в его словах об освобождении.

- Идите, мой господин, идите... я за вами...

Алибек-хан читал письмо от брата, когда к нему ворвался Темур и занес меч над его головой.

- Подождите, эмир, подождите, не вершите свой суд, - залепетал он, упав к ногам страшного в своем гневе пленника, - я не знал, что это вы, не знал, простите меня, простите... вот, Саид Мухаммад только что прислал письмо, открыл глаза, дары прислал богатые...

- Все ты знал! - слова Темура прозвучали приговором и он бы опустил меч на нечестивого хана, но тихий голос жены, стоявшей, как всегда, за его спиной, процитировал Коран:

- "Рай приготовлен тем, которые укрощают гнев и прощают людям". Оставьте его. Не марайте рук его кровью...

Ульджай едва держалась на ногах. Темур прижал ее к себе. Не спуская глаз с Алибек-хана, процедил:

- Ей ноги целуй, собака... зови табиба!

Серый рассвет прокрался в юрту сверху. Веки Темура задрожали. Там, во сне, Ульджай удалялась от него в сопровождении женщин. Темур простер руку, пытаясь удержать жену еще хоть на мгновение, чтобы смотреть в ее глаза, чтобы еще хоть раз поймать ее восхищенный взгляд! Но сон растворился, как туман; как тьма, растаял в свете. Только взгляд Ульджай спрятался в сердце...

Темур-бек плеснул в лицо пригоршню холодной воды. Сон ушел окончательно. Думы эмира обратились к делам насущным. Он вышел на студеный воздух, вздохнул полной грудью, оглядел стойбище: воины жгли костры у своих шатров; кони смачно жевали овес, изредка всхрапывая; суетились слуги; пахло едой. Довольный порядком, Темур огладил бородку и, заложив руку за спину, пошел в степь, навстречу розовеющему небу.

Птицы поднялись ввысь, готовые приветствовать восходящее солнце. В их щебете Темур вновь услышал задорный смех Ульджай, зовущий его за собой, как тогда, когда они мчались по степи - молодые, крепкие, влюбленные...

- Догоняй!..

Она пришпорила коня и полетела к солнцу!

- Догоню, придет час...

Картина третья

Уход в вечность

Великий Темур умер в среду в семнадцатый день месяца шаабан 807 года (18 февраля 1405 года) в Отраре по пути в Китай. Сахибкиран погребен в семейной усыпальнице темуридов Гур-эмир в Самарканде.

Дрова тревожно потрескивали в жаровнях, расставленных по всем покоям дворца Берды-бека. Его высокородные обитатели кутались в меха и одеяла, со страхом прислушиваясь к завыванию ветра, беснующегося за толстыми стенами.

Жестокий холод обрушился на степь в эту зиму: невиданный раннее мороз сковал все живое, бураны замели снегом дороги и перевалы так, что пешему не пройти, всаднику не проехать. Сайхун промерзла на метр - реку, бурную в другое время года, перешли как по земле и люди, и кони. Войско Амира Темура остановилось в Отраре, и было вынуждено оставаться там долее, чем планировалось. Стихия преградила путь, как никакое войско не могло сделать этого за тридцать лет его победоносного шествия по миру. Зачем он пошел в поход на зиму глядя? Что толкнуло великого стратега к завоеванию Китая именно в это время? Наглость китайского императора, осмелившегося в письме назвать его сыном, показав таким образом, что он выше по положению в мире? Стремление к совершению джихада неверных и утверждению законов правоверных там, где кланялись идолам? Или повела старого воина дорога судьбы, начертанная на листе его жизни самим Аллахом?..

Последние дни Темур-бек не мог встать с постели. Сильные боли терзали его тело. Но к тем болям он привык. Сколько он себя помнил, они всегда сопровождали его по жизни. Другой недуг, обосновавший в груди, жег его сердце, как огонь, который яростно пожирает дрова в жаровне. Именно он лишил Сахибкирана сил.

Эмир закашлял. Табиб, колдовавший над снадобьями рядом, склонился над ним.

- Пить дай, - прошептал Темур-бек.

Слуги приподняли повелителя, подложили еще несколько подушек под спину, подтянули к подбородку чуть сползшее одеяло. Золотой рисунок на нем таял в снежной белизне парчи, под которой скрывалась мягчайшая верблюжья шерсть - согревающая и облегчающая боли в старых ранах.

Табиб поднес ко рту повелителя пиалу терпкого травяного настоя. Отхлебнув пару глотков, Темур-бек откинулся на подушки. Его рыжеватая борода поднялась кверху. Лицо, обветренное тысячами ветров, выглядело осунувшимся. Темный лоб, расчерченный глубокими морщинами, покрылся испариной. Табиб приложил к нему прохладную ткань. Она вобрала в себя часть жара и в голове Сахибкирана прояснилось. Даже дышать стало легче. Но он уже понимал, что это временное облегчение. Болезнь жестоко взяла его в тиски, и выбраться из них ему уже вряд ли удастся.

Мысли эмира блуждали между явью и призраками прошлого, то погружая его в гущу былых сражений, то возвращая в этот дворец, где он доживал свои последние дни. Какую жизнь он прожил? Что он скажет Аллаху, оказавшись у его пресветлых ног? Что уповает на милость Его, несмотря на то, что грешен, многогрешен?.. Его гордая сущность кричала: "Все, что я делал, делал во славу Твою! Огнем и мечом карал неверных, возвышал благочестивых! С покорностью принимал волю Твою..." Разум искал оправданий, а душа смиренно ожидала, когда откроется клетка, и она подобно птице выпорхнет на волю. Но пока не наступил тот миг, АмирТемур оставался властителем земным, и мысли его обращались к делам насущным.

- Что войско? - неожиданно четкий вопрос в непонятном бреде Сахибкирана испугал собравшихся вокруг него беков.

- Замерзают, Повелитель... Сидят по домам. Буран не дает носа высунуть наружу.

Темур-бек сверкнул глазами, породив страх в сердце каждого, кто внимал ему.

- Вернулся посыльный? - жестко спросил он.

- Вернулся, господин... на перевале снега в два копья, не пройти...

Не пройти... Эмир закрыл глаза. Языки пламени замелькали перед его внутренним взором. Они становились все больше, все жарче, охватывая уже не только его самого, но и все вокруг, вовлекая в свою страшную пляску всех, кто окружал его в жизни, кто был дорог. Он слышал их голоса, не видя облика, или видел только лица - то улыбающиеся, то сосредоточенные, смотрящие глаза в глаза. Охваченные огнем, встали перед ним отец и мать, сын и внук, жена и сестра. Они взирали на него молча. Темур вглядывался в их глаза, пытаясь поймать взгляд - укоризненный или сострадательный, ласковый или осуждающий - не понять! Но вот улеглись всполохи огня, и потекла вдаль река - смелая, как Сайхун, с водой ржавой, какой бывает она в пору великого таяния снегов. Бурный поток унес всех близких, и не успел Темур закричать, как степь, шире которой он не видел, распростерлась под его ногами, заволновалась молодым ковылем, и от горизонта прямо к нему поплыли белоснежные облака. Остановившись по высочайшей воле над серебрящимся полем, они опустились к земле, и, погружаясь босыми ступнями в воздушный пух, по ним спустились благочестивые старцы. В белоснежных халатах, в высоких чалмах, они перебирали четки и, кивая и улыбаясь, ласково смотрели на Темура. Многих он узнал! То были его духовные наставники, святые имамы и саиды, которых он всегда привечал и доверял тайны своих пророческих снов.

"Поистине мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!" - говорил каждый из них, и их голоса звучали набатом в охваченной жаром голове эмира.

- Чего это вы надумали хоронить себя в этой норе! - смела Катта-ханым! Знает, что на ее дерзость он только поворчит.

Жарким вечером последнего лета он привел ее к пустой усыпальнице в Кеше, которую приказал соорудить для себя в священном месте, там, где погребен прах великого имама Мухаммад Шейбани. Здесь же покоится и любимый сын Джахангир. А чуть поодаль от них Темур-бек построил мавзолей для своего отца эмира Тарагая и его духовного наставника Шамсуддина Куляля, который с самого рождения пророчил Темуру великую славу.

- Рядом хочу лежать, - он кивнул на мавзолей Джахангира.

Сарай-Мульк ханум хмыкнула в ответ. Спустилась до входа в склеп, заглянула внутрь.

- Не дело вам здесь лежать, - вздохнув тяжело, посмотрела уже ласковее.

- Почему это? - все еще сердясь, с досадой спросил Темур.

- Подумайте сами! Люди будут приходить помолиться о вас, вспомнить, отдать должное вашему величию. И куда придут? Сюда? Великий завоеватель Турана, Моголистана, хозяин Мавераннахра, Хорезма, двух Иранов, Властитель Всех Созвездий, покоритель Индии, и где лежит? А что о ваших потомках подумают? Что пожалели для вас сокровищ вами же добытых, что не возвели красивого мавзолея, какие вы сами возводите? В Самарканде, вон, какой Мухаммад-султану строите! А себе?..

Темур отвернулся. При упоминании имени любимого внука - сына Джахангира, умершего недавно и так внезапно после победы над Баязидом, слезы навернулись на глаза. Сарай-Мульк ханум поняла. Замолчала. Поднялась по ступеням, встала рядом, тронула за руку.

- Пойдемте, господин мой. Оставьте заботу о себе другим. Да и не торопитесь! Разве все сделали, что задумано?

Темур взглянул на нее в прищуре. За тридцать с лишним лет она хорошо изучила своего мужа. И не говорил ничего еще о походе в Китай, а она уже догадалась.

- Готовься. Далеко пойдем. Пока не рассказывай никому. Рано еще. Но - готовься.

Ханум, улыбаясь, кивнула. С собой зовет. Нужна еще! Молодые жены для услады тела нужны, любую заменить можно, невелика важность! А она ему - и посоветоваться, и душу излить, и жизнь вспомнить...

Ненадолго снадобье табиба облегчило страдания больного. Вновь сильный жар объял его тело, и сердце дало сбой. Темур-бек еле-еле вздохнул и, как только кашель успокоился, приказал позвать своих жен и всех эмиров.

- Подлинно знаю, что сила духа собирается улететь из этой клетки, пойду под защиту Бога, вас оставляю Богу, - сказал он.

Сарай-Мульк ханум закачалась, зажав рот, младшие жены запричитали было, но она цыкнула на них и вся обратилась в слух, чтобы не пропустить ни единого слова мужа.

- За меня просите у Бога прощения моих грехов, возрадуйте мой дух молитвами, благословениями и чтением Корана... Я уповаю надежду на Господа Бога, что, несмотря на то, что у меня много грехов, он смилостивится надо мной, - Темур говорил быстро, с придыханием, торопясь высказать все, что хотел, что считал важным оставить потомкам в своем завещании, - Пир Мухаммад Джахангира я назначаю наследником, вместо меня он будет правителем, страна Самарканда будет принадлежать ему. Он должен править независимо и сильно, чтобы о государственных делах, положении войск и населения он всегда осведомлялся. Вы все должны подчиниться ему...

Беки переглянулись. Не Пир Мухаммада видели они наследником великой империи. Не было в нем и десятой доли силы его венценосного деда. Да и далеко он был в эту трагическую минуту - в Кабуле, до которого не один день пути от Отрара. Но воле Сахибкирана никто не осмелился перечить. Он же, зная своих подчиненных, с жаром потребовал:

- Поклянитесь все, что выполните все, что я сказал в своем завещании! А если кто станет поступать вопреки моей воле, то поверхность земли наполнится преступлением, и гибель найдет путь к государству и вере!

Услышав клятвы, он успокоился и потребовал, чтобы сделали несколько копий завещания и отправили их всем принцам и правителям империи.

Сарай-Мульк ханум, сдерживая рыдания, гладила мужа, не сводя глаз с его лица. Видел ли он ее? Чувствовал ли ее присутствие? По его рассеянному взгляду трудно было понять это. Ей хотелось услышать его слова, посвященные только ей. Всю жизнь он был добр к ней, ни словом, ни делом не обидел, одаривал истинно как императрицу, принося к ее ногам сокровища всего мира. Как теперь она будет без него? Кто защитит? Кто скрасит старость, уже наложившую печать на ее лик?

- Господин мой... Темур-бек... - ее дрожащий голос прозвучал над его ухом, - нет ли у вас еще каких желаний? - спросила она, ловя его последнее дыхание.

Темур взглянул на жену через полуприкрытые веки. Узнал! Увидел! Слезы потекли по напомаженным щекам Катта-Ханум. Многое он хотел бы сказать ей в утешение, но, увы! Времени мало и нет больше сил... Едва разомкнув губы, он облизнул их.

- Воды! Дайте воды Повелителю! - крикнула Сарай-Мульк ханум.

Приняв чашу, она поднесла ее мужу, осторожно влила в рот струйку теплого отвара. Темур проглотил, поблагодарил ласковым взглядом и, собрав последние силы, сказал, с трудом произнося каждое слово:

- ...сынка... Шахруха... сейчас хотел бы увидеть...

Имамы начали читать Коран. Катта-Ханум нашла в себе силы встать. В последний раз она взглянула на мужа, попрощалась с ним еще живым и увела всех женщин, дабы они своим плачем не мешали умирающему готовиться к встрече с Всевышним.

- Нет Аллаха, кроме Аллаха, - шептал Темур. Он, знающий святое писание наизусть, и на смертном одре помнил наставления Пророка о том, кто произнесет эти слова последними, войдет в Рай. - Нет Аллаха, кроме Ал...

...Истерзанное тело освободилось от боли и стало легким подобно пуху. Блаженство пришло на смену страданию, и душа поднялась, готовясь к дороге. Плач скорбящих незримым потоком поднимал свободную душу все выше и выше, и смиренно вошла она в златые чертоги держать ответ за пройденный путь.

Ташкент, ноябрь 2015 г.

Шагин - сокол

Туман - область

Зиндан - тюрьма в виде ямы

Табиб - врач

Сахибкиран - прозвище Темура, что означает "Властитель Счастливых Созвездий"

Сайхун - река Сыр-Дарья

Отрар - город на севере Мавераннахра. Ныне развалины неподалеку от казахского города Шымкент

Катта-ханым - главная императрица. Так величали старшую жену Амира Темура Сарай-Мульк ханум, в старости ласково называемую Биби-ханым - бабушка-императрица. Темур взял ее в жены в 1370 году из гарема эмира Хусейна. Будучи принцессой чингизидского рода, она дала своему мужу звание гургана - зятя хана.

Кеш - ныне Шахрисабз - родной город Амира Темура. Его близкие погребены там в мавзолеях Дорус- Сиадат и Дорут-тиловат.

Последние слова Сахибкирана переданы в труде Шараф ад-дина Али Йезди "Зафар-наме" ("Книга Побед"). Здесь приведены отрывки из того сочинения в переводе со староузбекского доктора исторических наук, профессора Ашрафа Ахмедова

Пир Мухаммад - внук Амира Темура от сына Джахангира. Родился в 1374 году, в 1406 был убит в результате заговора придворных

Шахрух - четвертый сын Амира Темура. Родился в 1377 году. Мать - Дильшад-ага. На момент смерти отца ему было двадцать восемь лет и находился он тогда в Хорезме. Шахрух правил Мавераннахром с 1409 по 1447 года. Похоронен в Самарканде, в семейной усыпальнице темуридов - мавзолее Гур-эмир.

Комментарии: 14, последний от 25/03/2018. © Copyright Долгая Галина Альбертовна (DolgayaGA@yandex.ru) Размещен: 25/11/2015, изменен: 24/01/2018. 35k. Статистика. Рассказ: Проза, История Проза Иллюстрации/приложения: 3 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: В сборник вошли три новеллы о жизни Амира Темура: "Рождение", "Любовь по имени Ульджай" и "Уход в вечность".

Долгая Галина Альбертовна : другие произведения.

Триптих о Великом Темуре