Время шло, Милен Фармович в эфире не объявлялся. Муся, устав ожидать у моря погоды, решила выйти на контакт сама. Тишина и покой. "Связь не может быть установлена" - проговорил вежливый, но какой-то металлический женский голос. Изображение на экране рябило, упорно показывая лишь оранжевую муть.
Рябинкина, все еще не унывая, обратилась в приемную генерального директора, надеясь выяснить хоть там, куда делся последний. Без результата. Также не дали нужного эффекта пламенные воззвания к кадровой службе и отделу безопасности. Офис будто вымер, и это казалось чрезвычайно подозрительным. Личный коммуникатор господина Стрелецкого также не желал общаться со знакомой своего хозяина.
Но Муся была порою необычайно упорна, и потому, после тщательного исследования собственного ежедневника, ей удалось отыскать домашний номер секретарши господина Стрелецкого. Это был последний шанс, и Мусе повезло - Фенечка находилась дома.
Однако, увидев на экране ее чрезвычайно расстроенное лицо без признаков декоративной косметики, Муся всерьез забеспокоилась. Фенечка дамой была очень женственной и чрезмерно следящей за собой, а потому даже ее лишенные туши ресницы сами собой наводили на мысль о вселенской катастрофе.
- Где Милен Фармович? Он обещал мне позвонить. Не могу его найти.
- А он уехал, - тихо пробормотала Фенечка, кусая губы и боязливо оглядываясь.
- Куда?! - удивилась Муся.
- Улетел на Землю. Восемнадцатого, утром.
- Да?! А что у Вас там случилось вообще, почему на работе никого нет?
- Вы не в курсе? - лицо секретаря выразило крайнюю степень изумления, - У нас военное положение. Милен Фармович смог вылететь с большим трудом. Я прошу прощения, но мне тоже нужно собираться. Так что пока.
Новости-то она видела о беспорядках на Аргомеде. Но вот связать эти беспорядки и господина Стрелецкого отчего-то ей в голову не пришло. А зря. Стремление его скрыться куда подальше с мятежной планеты было вполне понятным. Смущало несколько направление: Земля - не единственная планета, куда он мог отправиться. И между тем, он понесся именно туда. Впрочем, возможно, он решил навестить родителей. Хотя где-то в глубине души Муся надеялась на то, что господин директор настолько загорелся желанием ей помочь, что просто не в силах был усидеть на месте. Эта мысль грела сердцем, но особым правдоподобием не отличалась.
Следовало поделиться информацией с Натахелью. Та тут же предложила план мероприятий. Сначала нужно выяснить, а был ли мальчик, то есть прилетал ли на родную планету господин Стрелецкий, а уж затем начинать этого мальчика вылавливать в окружающей природной среде.
В Ключах, как и во всяком уважающем себя городе, был космопорт. Небольшой, конечно, но суда из Аргомеда на нем время от времени приземлялись. А, поскольку в порту тоже работали люди, было бы просто удивительным, если бы среди них не завелось одного-двух знакомых наших дам. И, конечно, они там были. Одна не очень юная, но милая леди имела счастье работать когда-то с Натахелью в некой мелкой конторе типа "Рога и копыта". Фирма, не выдержав неумеренных расходов директората, развалилась, но связи между ее бывшими работниками, естественно, сохранились. Следовало лишь позвонить. И делов-то.
- Ах, здравствуйте, дорогая Антавита Риповна, как жизнь!
- Ой, Наташечка, сто лет тебя не слышала, где же ты запропала?!
- Вы не представляете....
Муся, присутствующая при разговоре незримой тенью, с трудом дождалась, когда Натахель перейдет собственно к просьбе. Случилось это минут через пятнадцать.
- Дорогая, - немедленно отозвалась собеседница, - чем смогу, помогу.
- Очень нужно проверить, вылетел ли с Аргомеда один господин и прибыл ли он на Землю. А если прибыл, то в какой порт. Если Вас это не затруднит.
- Да что ты! Конечно, это не проблема. Скажи мне его данные, я все тебе сообщу.
Через полчаса дамы уже знали, что интересующий их гражданин, действительно, сел в рейсовый космолет, направляющийся на Землю, а именно, в порт г.Ключи, по дороге не сходил, но на Земле, почему-то, зарегистрирован не был. И все же Ключи... Все это казалось чрезвычайно подозрительным. Требовалось вмешательство профессионалов определенного рода. Связи с такими специалистами были лишь у одной знакомой девушки.
- Девки, вы что, конечно, я вам помогу, - легкомысленно отозвалась Алиса на просьбу найти кого-нибудь, кто мог бы оказать содействие. Она всегда с готовностью отзывалась на предложение поучаствовать в какой-нибудь авантюре.
Стрелецкий открыл глаза. Пол, на котором он лежал, не мыли, вероятно, со времени постройки здания. Песчинки неприятно кололи щеку. Болели плечи, да и все тело как-то неприятно ныло. Судя по всему, причиной такого дискомфорта являлись скованные за спиной наручниками запястья. Впрочем, и ноги совершенно не слушались подаваемых мозгом команд. Стрелецкий был озадачен.
Со второй попытки ему удалось сесть и оглядеться. Комната размерами где-то пять на шесть метров служила, вероятно, складом инвентаря. Во всяком случае, сваленные в углу использованные флаконы из-под синтетических моющих средств наводили именно на эту мысль. Стены, окрашенные грязно-желтой краской, вызывали уныние и тоску. На потолке висела горящая голая лампочка образца прошлого века, которая и дарила неровный свет этому лишенному окон помещению. Где-то внизу чуть слышно играла музыка.
У двери, на табуреточке с газеткой в руках устроился невысокий квадратный мужичок. Грибочек такой боровичок с плоским румяным лицом, на котором вполне уверенно размещались нос картошкой, кустистые короткие брови, пухлые розовые губы и глазки - маленькие и красные, как у свинки. Внешность его в целом признаками выдающегося интеллекта отягощена не была, как, впрочем, и элементами вкуса. Одетая на нем куртка, вроде и подходящая по размеру, казалось снятой с чужого плеча. Брюки были коротковаты. И весь он в целом выглядел каким-то несуразным, хотя при этом, надо признать, даже не двигаясь, умудрялся излучать агрессивность и напор. То есть, Стрелецкому, практически беспомощному и весьма смущенному данным фактом, казалось именно так.
- Вы кто? - Стрелецкий прищурился.
Боровичок аккуратно свернул газету и положил ее на пол.
- Ты узнаешь меня? - поинтересовался он.
- Нет.
Стрелецкий искренне удивился. Он не грешил на память и твердо был уверен в том, что эту физиономию он видит впервые.
- Конечно, - с сарказмом заявил боровичок, - где уж нам, барам, знать в лицо всякую шелупонь вроде меня!
- А что случилось?- осторожно поинтересовался Милен Фармович.
- Узнаешь! Так ты меня не помнишь?
Боровичок медленно поднялся с табурета и приблизился к Милену, получив возможность рассматривать пленника сверху вниз. Тот покачал головой.
- Точно не помнишь?
- Да нет же!
- А я, между прочем, электриком работал у тебя на Аргомеде. В "Металлкомплексе" твоем паршивом. Моя фамилия Гроув. Я-то тебя помню.
- У нас много было электриков, - растерялся Стрелецкий, пытаясь уловить нить повествования. Пока тщетно.
- Вот-вот! - рассердился боровичок Гроув, - ты электриков и за людей-то не считаешь!
- Почему не считаю? - недоумевал Стрелецкий, - считаю.
Гроув зафыркал и отвернулся.
- А я вообще где? - осторожно поинтересовался Стрелецкий.
- В ...де, - невежливо отозвался Гроув.
Разговор явно зашел в тупик. Между тем пальцы рук гендира Металлкомплекса уже почти не слушались своего хозяина. Милен понял, что нужно что-то предпринять, чтобы не остаться без верхних конечностей.
- А что вы со мной собрались делать? - счел необходимым поинтересоваться он.
От Гроува тут же поступило подробное описание того, что он лично или с помощью своих друзей намеревался сделать с бедным Миленом Фармовичем. Ряд предложенных позиций сделал бы честь какому-нибудь модному порнографическому изданию с садомазохистским уклоном. Но отчего-то Стрелецкого подобная перспектива не устраивала.
Поскольку господин Стрелецкий на связь выходить отказывался, а вопрос о привлечении к общему делу позитивно настроенного руководства Ключнефтегаза оставался все еще актуальным, следовало начать изыскивать какие-то иные способы решения проблемы.
- Вот бы с Вороновым поговорить, - тоскливо и как-то безнадежно произнес Укропкин.
- С первым замом? - постаралась уточнить Натахель. И отчего-то голос ее отчетливо попахивал сарказмом, - а с папой Римским я тебе встречу не должна устроить?
Воронов не был, собственно говоря, руководителем нужной организации. По крайней мере, на бумаге таковым он не числился. Но вместе с тем, поскольку генеральный директор предпочитал решать вопросы мирового и не очень значения где-нибудь поближе к теплым краям, все текущее руководство оставалось на Аркадии Симановиче. И все знали, что даже мышь по территории Ключнефтегаза не проползет, не испросив разрешения на это у первого зама.
Укропкин глубоко вздохнул. Свои ресурсы он давно уже исчерпал. Ему эту встречу даже обещали организовать. Пару раз. И в оба эти раза что-то происходило непонятное, что категорически мешало Воронову иметь честь пообщаться с потенциальным главой города - то нефть разлилась, то секретарша уволилась.
- Воронов... - задумчиво проговорила Муся, поднимая растерянный взгляд от листа с корректируемой в очередной раз предвыборной программой кандидата, - что-то фамилия знакомая.
- Что? - возопил несколько раздраженный Укропкин, - конечно, знакомая, ты что, не знаешь руководителей градообразующих предприятий?!
- А оно мне надо? - спокойно возразила Муся, - я в этих кругах не общаюсь. Юристы у них свои есть. Но фамилия эту я где-то недавно слышала. Надо поискать.
Она меланхолично взяла в руки свой коммуникатор, щелкнула по нему пальцем, и в воздухе, прямо над столом всплыл перечень содержащихся в нем фамилий абонентов. Количество фамилий переваливало за пять сотен, и далеко не о каждом из них Муся имела хоть какое-то представление. Но именно там ей и высветилась визитка. Воронов Аркадий Симанович, заместитель генерального директора ОАО "Ключнефтегаз". И изображение тоже было. Некоего удлиненного сухого лица. Смутно о чем-то напоминающего, между прочем.
- О-па, - удивилась Натахель, - а откуда у тебя номер его личного коммуникатора?
Муся пожала плечами.
- Он дал, наверное...
- Когда?! - хором закричали кандидат и госпожа Швыдченко, с изумлением переводя взгляд с визитки на ее счастливую (по их мнению) обладательницу.
- Ну, - растерянно произнесла Рябинкина, - наверное, когда мы с ним коньяк пили. На звездолете.
Если бы тяжесть в укоряющих взорах, которыми наградили безответственную Мусю Укропкин и Натахель, могла сделаться материальной, от Рябинкиной осталась бы лишь некая мутная субстанция, медленно впитывающаяся в половое покрытие. К счастью, этого не произошло.
- Дорогая, - осторожно произнесла Натахель, - а ты, случайно, не могла бы с ним созвониться?
Муся на всякий случай отодвинулась в сторону.
- Зачем? - тихо спросила она и покосилась в сторону Укропкина. Взгляд ее упал сразу же на его плотно сжатые кулаки, в голове всплыло воспоминание о том, что кандидат в детстве боксом увлекался, а потому Муся была вынуждена вновь уставиться в пылающие негодованием очи Швыдченко.
- Не, ну если вы настаиваете, - быстро сдалась Муся, - то я, конечно, хотя мне неудобно...
Воронов не особо удивился звонку. И даже как-то подозрительно быстро согласился на встречу. Но не с кандидатом (Муся пока на эту тему пока даже не заикалась), а с самой Рябинкиной. Последняя слегка нервничала.
Их судьбоносная встреча состоялась в машине. В его внушительного вида представительном транспорте - черном, блестящем и солидном. Воронов сам сидел за баранкой, мотивируя это тем, что с юности любит рулить сам.
Встречаться с Укропкиным большой босс отказался наотрез.
- Маруся, поверьте, - втолковывал он угрюмо насупленной Рябинкиной, - этот мальчик бесперспективен. Шансов у него нет и не будет. Он мне совершенно неинтересен. Я не хочу напрасно тратить свое время.
- Ну, на меня-то Вы его тратите, - недовольно пробурчала Муся.
- Вы - другое дело, - заулыбался Воронов, - с Вами я отдыхаю. Вы - забавная.
- Ага, - пробормотала Муся, - смех один.
Она была раздражена. Миссия провалилась. И Воронов, видимо, считал слово "забавная" наиболее подходящим к ней эпитетом. Не прекрасная, умная, замечательная, восхитительная, на худой конец, милая, а забавная. В смысле, смешная. Клоунесса, блин!
Воронов фыркнул, понаблюдав за сменой выражений на Мусиной физиономии - от недоумения через обиду до крайнего раздражения.
- Маруся, - произнес он медленно и терпеливо, - Вы, если захотите время хорошо провести, обращайтесь. Но помогать Вам в вопросе с Вашим этим, как его там, Укропкиным, я не буду. И обращаться к кому-либо тоже не советую. А сейчас, Вы уж извините, у меня встреча.
Он открыл дверь джипа, и недовольная Муся выскользнула из салона машины. Она чувствовала себя униженной и обозленной и еще, как будто она маленькая девочка, и ей сделали пальчиком "ай-ай-ай!". Мысленно Рябинкина пообещала себе никогда больше этому Воронову не звонить. И время свое хорошо она проведет как-нибудь без этой персоны.
Укропкин от известия о том, что представители Ключ-НГ общаться с ним не желают, в восторг, конечно, не пришел, но и унывать особо не стал.
- Вот, где все они у меня будут! - воскликнул он, показывая консультантам плотно сжатый кулак. Натахель посмотрела на него абсолютно серьезно, Муся, отвернувшись, зафыркала.
Один из неформальных лидеров теневой власти Винт, то есть господин Зайчиков, являющийся по совместительству владельцем частной детективно-охранной фирмы "Слон", отказать Алисе в ее маленькой просьбе не посмел. Он сам не понимал, почему считает возможным быть на посылках у этой изнеженной блондинки, однако сама Алиса ничего странного в этой ситуации не находила.
На вторые сутки он уже докладывал, что Стрелецкий летел один, знакомств во время полета не завязал, держался особняком. Сошел в порту Ключей, ворота 17. Перед таможней зашел в туалет. И все, после этого его уже не видели. Формально границу он не пересекал. После проведения розыскных мероприятий было выявлено, что господина Стрелецкого, предварительно усыпив и сложив буквой "зю", вывезла на тележке уборщица, замаскировав генерального директора межпланетной корпорации "Металлкомплекс" под уборочный реквизит. Далее она получила обещанную ей сумму в размере 300 кредиток и больше ничего не знает. Уборщица дамой была крупной, в молодости борьбой увлекалась. Деньги она потратила на конфеты внукам.
Охранник на стоянке пояснил, что видел, как тележку уборщицы закатывают в фургон цвета серый металлик. Номера машины не помнит.
В электронной системе слежения на стоянке нашлись номера четырех серебристых фургонов, отбывших от космопорта в то утро. Троих владельцев проверили. Вроде чисто. С четвертым возникли проблемы. Информационная база бубликов, доступа к которой не имел только ленивый, показала, что искомый объект зарегистрирован за казино "Виктория".
- Ну и в чем проблема? - с напором заявила Алиса, когда Винт задумчиво ей об этом доложил, - его что, нельзя оттуда забрать?
- Увы, сестренка, не могу, - развел руками Винт, - не моя территория.
- А чья?
- Некого Воронова Аркадия Симановича знаешь?
- Ну, и причем здесь он?
- Это его казино, - терпеливо, как человеку с ограниченными умственными способностями, пояснил Зайчиков, - Если я, или кто-то из моих ребят туда сунется, он мне, прости за выражение, яйца вокруг шеи обмотает. Так что, извини, не могу.
- Значит, и людей не дашь?
- Своих не дам.
- А план казино?
- Это как раз не проблема. Только зачем? Что, твои девахи сами туда полезут?
- Эти - полезут, - вздохнула Алиса, - ладно, поговорю с ними, может, что придумаем.
Муся, услышав, где именно содержится Стрелецкий, только пожала плечами и пробурчала что-то о том, что от Воронова и не то можно ожидать. На робкое предложение Натахели вновь связаться с "большим боссом" с целью прояснения ситуации, ответила категорическим отказом, изложив его в несколько нецензурной форме.
- Справимся, - заявила она.
Спорить с ней было уже бесполезно.
И все же Винт, несмотря на высказанное им ранее явное нежелание вмешиваться в конфликт с замом Самого, взял на себя смелость напроситься на встречу с Вороновым.
- Аркадий Симанович, - сказал он, войдя в похожий по величине на ангар для космолетов кабинет, - я точно знаю, что в одном из Ваших казино, в "Виктории", содержится мой человек.
Воронов улыбнулся. Он сегодня был в хорошем настроении, партнеры подписали-таки сделку, над которой его предприятие билось не один месяц.
- Неужели, - с иронией в голосе проговорил он, - и как такое могло произойти?
Воронова не представлял себе, о чем идет речь, все же директору казино была предоставлено определенная самостоятельность, если считает нужным держать у себя кого-то - на здоровье. Но его забавляла наглость Винта, осмелившегося припереться к нему с какими-то странными вопросами. Впрочем, последний вел себя достаточно почтительно, да и настроение, опять-таки хорошее.
- Аркадий Симанович, зачем он Вам нужен? - с напором проговорил Винт, внутренне при этом содрогаясь, - Может, я смогу Вам чем-то помочь?
- А он мне не нужен. Винт, только потому, что я тебя очень уважаю, я не прошу тебя сейчас же покинуть мой кабинет. Я понятия не имею, о ком идет речь, и мне это совершенно неинтересно. Тебе ясно?
Винт серьезно кивнул. Воронову, надо признать, портить отношения с неформальной властью тоже не очень-то хотелось. Мало ли как карты лягут, а потому он спросил:
- Это, действительно, твой человек?
Винт снова закивал. Ситуация его расстроила.
- Мой клиент, - пояснил он. Это была почти правда. Не обремененные лишними финансами девчонки пояснили, что жертва похищения рассчитается за его услуги сама.
Винт вздохнул, залез во внутренний карман своего пиджака, достал и выложил на стол перед Вороновым поэтажный план здания.
- А Вы, случайно, - предложил он, - не подскажете, в каком из помещений Вашего здания находится тот, о ком Вы и понятия не имеете?
Воронов, пораженный степенью нахальства собеседника, весело расхохотался и ткнул наманикюренным ногтем в квадрат, расположенный, судя по схеме, на втором этаже.
- Вероятнее всего, здесь, - сказал он, - иди. Я тебя не слышал и не видел.
Винт вежливо удалился.
- Но наручники-то можно снять? - спросил Милен Фармович, практически не надеясь на положительное решение вопроса.
- Наручники? Думаю, можно. Почему бы, в самом деле, нам их не снять. А то, того и гляди и документы подписать не сможешь. Если надо будет. Только не дергайся.
Гроув достал из кармана пульт, нажал на кнопочку, и запястья Стрелецкого освободились сами собой. Бедный Милен Фармович сразу же ощутил, как в кистях рук возобновляется кровообращение. Вызванные этим не совсем приятные ощущения настроение большого босса не улучшили.
Гроув посмотрел на пленника внимательно и передал ему бутылку с водой. Стрелецкий быстро отпил несколько глотков и призывно уставился на своего экс-электрика.
- Чего ты пялишься! - возмутился тот, - кормить мне тебя не велели.
Милен тяжело вздохнул. Он бы чего-нибудь перекусил.
- Что у меня с ногами? - спросил он.
- А ты что хотел?! - возмутился Гроув, - чтобы мы тебе позволили бегать туда-сюда?! Это наркотик. Не боись, привыкания не вызывает. Применяют в медицине. Будешь хорошо себя вести, пройдет.
Гроув, увлеченный разгадыванием кроссворда, не обращал на него внимания, сил подняться и что-либо предпринять, не было, а потому Стрелецкий счел за благо вытянуться вдоль стенки и уснуть. Когда он очнулся от тяжелого, наполненного кошмарами, сна, Гроува рядом не было. Стрелецкий, особо не надеясь на успех, попытался пошевелить пальцами ног. Он обрадовался, был эффект, попытался встать хотя бы на четвереньки. Ноги, хоть и дрожали, но держали тяжелое тело. Тогда Стрелецкий, не вставая, целеустремленно направился к двери с целью изучения конструкции замка и определения на глаз, чем бы таким его сковырнуть.
Икры ног покалывало, паралич проходил. Жизнь, казалось, налаживается, но только Стрелецкий дотащился до двери, как та открылась сама. Милен Фармович поднял голову и обнаружил перед собой снова Гроува и какого-то неприятного тощего и лысого типа, одетого в дешевенький серый костюм. Гроув уставился на Стрелецкого с неподдельным негодованием. "Скотина ты неблагодарная" - казалось, говорил его взгляд. Из кобуры под мышкой Гроува выглядывала рукоять пистолета. Подготовился к общению.
Тощий господин глядел с испугом.
- Слышь, ты, ползи обратно, - порекомендовал он с угрозой в голосе. Но и угроза была какая-то пугливая.
- Спасибо, - вежливо, но с достоинством, отозвался Стрелецкий, - а мне и здесь хорошо.
- Вы это, - занервничал лысый господин, - пожалуйста, идите обратно, а то мы, это, Вас заставим. Ясно?
Стрелецкий обреченно кивнул, развернулся на месте и гордо, насколько ему позволяла принятая им весьма специфическая поза, вернулся в облюбованный им угол комнаты.
Попытка бегства, если, конечно, это была она, не удалась.
Настроение у Стрелецкого оказалось безнадежно испорченным. Желание общаться отпало само собой. Меж тем, последнее проявилось у киднепперов.
- Меня зовут, скажем, Пэ, - слегка подрагивая от волнения, сказал тощий господин, - я - представитель Ревсовета республики Аргомед.
- Поздравляю, - сухо отозвался Стрелецкий.
- Мне поручено от имени республики содействовать получению от Вас информации. Вы на протяжении долгого времени осуществляли грабительскую политику по отношению к ее свободным гражданам. Будет справедливо, если Вы вернете имеющиеся в Вашем распоряжении полученные неправедным путем денежные средства.
Беспорядки на Аргомеде начались как-то внезапно. Одна из крупных компаний, занимающихся производством и реализацией пляжных зонтов, объявила о своем банкротстве и сократила, в связи с этим, почти весь штат. По странному стечению обстоятельств денежных средств для выплат работникам пособий по увольнению на счетах компании не оказалось. Работники восприняли данный факт чрезвычайно болезненно. Осложняло ситуацию то, что на Аргомед надвигалась большая праздничная дата - сто лет со дня освоения его людьми. По этому случаю правительство планеты объявило заблаговременно о праздничных десятидневных каникулах. А проводить каникулы без денег... Это грустно.
И тут, надо же было такому случиться, прямо в день увольнения один из работников компании-банкрота, собирая зонтик, ткнул нечаянно фирменной пумпочкой, которая крепилась на верхушке изделия, себе в глаз. И остался без больничного.
Это оказалось очень символично, что на пумпочке был логотип фирмы. Это означало практически, что руководство компании лично повредило зрение своему работнику, теперь уже бывшему. Можно сказать, плевок в душу на прощание.
Информация по системе ОБС (одна бабка сказала) распространилась гораздо быстрее, чем по сети Старнет. Люди и без того были взволнованы, а тут - жертва. Жертва охотно демонстрировала всем желающим повязку на пол-лица и жалобно стонала. Тут же из числа сочувствующих образовалась инициативная группа, с помощью которой руководству фирмы была составлена гневная петиция с требованием продать хоть что-то, но зарплата чтоб была. А чтобы эта петиция не затерялась где-то в недрах бюрократической системы, инициативная группа взялась доставить ее бывшему боссу лично.
В группу входили трое рабочих, мастер участка и молодая бухгалтерша, которая уверяла народ, что еще недавно, но денег хватало. Эти товарищи впятером почти с боем прорвались в кабинет с директором и предъявили ему ультиматум. Директор был очень занят уничтожением компрометирующих его бумаг, и потому не отнесся к требованиям своих бывших сотрудников с должным уважением. Более того, он даже позволил себе высказать ряд нелестных замечаний в адрес бухгалтерши. После чего один из рабочих, питавший видимо, к оскорбленной особе теплые чувства, стал наступать на директора, требуя объяснений. Тот подался назад, оступился и выпал из окна своего офиса, находящегося, кстати, на четырнадцатом этаже. По крайней мере, так эта история звучала из уст переживших ее участников. Так появилась первая жертва с другой стороны.
Представитель курортной полиции, дежуривший на улице, обнаружив некие уклонения от привычного порядка вещей, счел нужным сообщить об этом своему начальству. Было вызвано подкрепление.
Тем временем рабочие решили поискать затерявшуюся зарплату по зданию. Представители службы безопасности, которых руководство также не сочло нужным поощрить перед развалом компании за их долгую и безупречную службу, не только не стали противодействовать расшумевшемуся пролетариату, но, напротив, взяли на себя роль экскурсоводов, безошибочно угадывая, что где плохо лежит, и сколько оно может стоить.
Именно безопасники, часть которых относительно недавно уволилась из рядов полиции, и убедили многих своих прибывших для ликвидации беспорядков бывших коллег, что дело вершится справедливое, и мешать ему не стоит. Те из коллег, которых подобные доводы не убедили, были вскоре увезены кстати подоспевшими скорыми. Бунт нарастал. К сожалению, фабрика по производству зонтиков, как производство невредное для окружающих, находилась в достаточно людном районе. А народ на Аргомеде - любопытный. В итоге количество мятежников неуклонно росло. Первыми это поняли отдыхающие, которые, отчаянно ругая своих турагентов, быстро тронулись в сторону космопортов. Билеты были проданы моментально. Мест хватало не всем. Испуганные граждане стали атаковать грузовые транспортники, упрашивая капитанов последних довезти их хоть куда-нибудь, но отсюда подальше.
Одна из местных спейс-компаний смогла выделить еще один только пришедший с ремонта и еще не протестированный космолет. Билеты были выброшены в кассу. В итоге образовалась давка. Люди ломились по головам друг друга, стремясь урвать долгожданный пропуск в безопасность. В результате погибла полуторагодовалая девочка. Это была жертва с третьей стороны.
И вот тут очнулось правительство Аргомеда. Но, пока оно принимало решение о привлечении к подавлению мятежа войск, среди последних тоже началось брожение.
Служба новостей в эфире прокомментировала происходящее очень сдержанно, выпустив в эфир что-то вроде: "На одном из заводов Аргомеда забастовка. Привлечены полицейские. Пара дней и все будет о,кей". О,кей не спешило наступать.
Как-то само собой в неорганизованной, крушащей все подряд толпе, зародились революционные лозунги. И вот уже все руководители крупных компаний были объявлены злодеями номер один, а их имущество подлежало быстрому и эффективному раскулачиванию.
Введенное на территории планеты военное положение ситуацию не исправило. В итоге спустя десять дней после начала мятежа руководство планетой перешло в руки революционному совету рабочих. Законное правительство разбежалось по норам, а Ревсовет первым делом узаконил практику отъема капиталов у владеющих ими лиц и принял декрет об освобождении тюрем. На свободу вышло десять тысяч мошенников, грабителей и убийц. Первым министром иностранных дел Народной республики Аргомед стал Уриус Швивальди.
Муся казалась какой-то потерянной. Муся в потерянном состоянии становилась опасной для общества, поскольку последнее даже предположить не могло, что ему от Муси ожидать.
- Что случилось? - тихо спросила Натахель.
- У нас проблемы, - шепнула Муся, осторожно приблизившись.
- Большие?
- Достаточно.
- А почему мы шепчем?
- Страшно.
- Не, ну слушай, говори уже, что случилось, а то у меня инфаркт сейчас будет!
- Инфаркт? Запросто. У нашего мальчика-зайчика любовница. Несовершеннолетняя. Она беременна.
Натахель открыла рот и замерла в таком положении. В ее кудрявой голове факт подобного предательства просто не укладывался. Мало того, что она сама имела на Укропкина кое-какие не вполне связанные с политическими процессами виды, так еще и такой удар по их совместной деятельности на ниве выборов.
- Нат, - закрой рот, - вежливо предложила Муся.
- Как так? Почему ты так решила?
- У нас маленький город. Захожу в кафе. Сидит наше чудо с какой-то цацей. Мурлыкает. Она в туалет. Ее, видите ли, тошнит. На весь зал об этом объявила. Я - к нему. Спрашиваю, кто это? А он краснеет, представь себе, и начинает какую-то пургу нести про двоюродную сестру. Это мне-то! Да я всех его родственников наперечет знаю. Спрашиваю его: она что, беременна? Он кивнул. На морде ни грамма сожаления. В общем, я ушла и к тебе.
- Я его убью, - прошептала Натахель.
- Не убьешь! - горестно возразила Муся.
- Это почему?
- А он из кафе сбежал и на связь теперь не выходит. Я ему звонила, когда ко мне дар речи вернулся.
- Она хоть симпатичная?
Тоска в голосе Натахели могла довести до разрыва сердца от сочувствия. Взгляд ее, казалось, молил: ну скажи, что она страшненькая! Однако Рябинкина на провокацию не поддалась.
- Да, вполне, - честно заявила она, - Не звезда, конечно, но ничего. Невысокая, стройная, мордашка чистенькая, волосики светленькие. Одета так интересно. Розовенькие брючки, рубашечка...
- И что мы теперь делать будем? - возопила Натахель, театрально разводя руки в стороны.
- Что? Элементарно. Для начала, выясним, что это такое и откуда взялось. А потом придумаем что-нибудь коварное, чтоб оно куда-нибудь делось.
Против этого шикарного плана Натахели нечего было возразить.
Стрелецкий с шумом выдохнул. Когда-то он считал себя безмерно терпеливым человеком, сейчас его уверенность в себе несколько пошатнулась. Отдать кому-то деньги - какая глупость! Борясь с раздражением и нежеланием подвергнуться всяким там мерам силового воздействия, Милен Фармович заявил:
- Да не могу я дать Вам номера счетов! Смысла в этом нет! Они все на мое имя. Я, только я, могу снять с них деньги. И только лично! Морда моя там нужна.
Подобное заявление весьма озадачило сторонников радикального отъема денег у капиталистов.
- Я даже и не знаю теперь, что делать, - признался Пэ.
- Врет! - убежденно отозвался Гроув, - точно врет!
- А если нет? - засомневался Пэ.
- Слышь, буржуй, - обратился Пэ к взъерошенному Стрелецкому, - где у тебя бабло-то?
"А вот так я тебе и сказал" - подумал Стрелецкий, но тут же решил, что подобный ответ в данной ситуации не пройдет.
- В Первом Континентальном, - с готовностью отозвался он.
Один из руководителей банка "Первый Континентальный" был его приятелем. Финансы, конечно, Стрелецкий там не держал, твердо памятуя о том, что дружба-дружбой, а денежки врозь, но был уверен, что если кто заявится туда с вопросом о наличии у Милена Фармовича каких-либо счетов, этот кто-то тут же попадет под подозрение. В общем, мелочь, а приятно.
- Вот что, - после непродолжительного раздумья сказал Пэ, - ты посторожи пока этого, а я пойду, позвоню нужным людям. Проверю. Может, кто что скажет.
Он пошел было к двери, глаза Стрелецкого с надеждой смотрели ему в спину, но остановился.
- Подожди, - озадаченно произнес он, - он на вид сильный. Действие наркотика закончилось. У тебя там пертонала не осталось? Нет? Жаль, кто же знал, что на Земле им не пользуются. Я опасаюсь тебя здесь оставлять с ним один на один. Хотя...я знаю, что предпринять.
Он выскочил из комнаты. Охранять пленника остался угрюмый Гроув.
Минут через десять Пэ вернулся в сопровождении четырех крупных и очень серьезно настроенных парней.
- Вот он, - сказал Пэ своим противным высоким голосом, нам нужно, чтобы он не мог сопротивляться. Вторую дозу наркотика... в общем, у нас ее нет, а он вдруг сбежит. Ребята, нам нужно помочь. Ваш шеф обещал, если что.
Ребята угрюмо закивали.
Когда Стрелецкого взяли за шиворот и поставили лицом к стене, велев закинуть руки за голову, мысли его поневоле понеслись в сторону данных недавно обещаний Гроува. Но, к счастью, насиловать Милена Фармовича пока никто не собирался. Его деловито обработали резиновыми "демократизаторами", а потом, когда он все же упал, не выдержав издевательств над собственным, старательно до этого холимым и лелеемым организмом, слегка попинали ногами. Лицо, впрочем, старались не задевать. Но его это мало утешило. Заметив, что пленник еще подает признаки жизни, но делает это весьма неуверенно, специалисты удалились с чувством выполненного долга.
Пэ был прав. Подобная форма контроля над передвижением жертвы напрочь отбивала у последней желание куда-либо передвигаться. Стрелецкому, во всяком случае, хотелось лишь, чтоб его никто не трогал, чтобы он мог лежать и дальше на холодном полу и мечтать о чем-нибудь светлом и добром.
Но именно тогда лишенный иного общества и вынужденный мириться с присутствием рядом классово чуждого элемента Гроув решил объяснить Стрелецкому политику партии. Суть его длительных разглагольствований сводилась к тому, что живется на Аргомеде простым работягам очень даже плохо. Денег им не платят, отпуска большие не дают, а жилье дорогое, продукты тоже по бешеным ценам. И не уважают их там вообще, за людей не считают. Особенно курортники эти. Ходят, купюр полные карманы, не знают, куда потратить, а тут дети с голоду пухнут. Мало, чем можно было исправить ситуацию, и тогда гордый аргомедский народ поднял священное восстание против зажравшихся буржуинов, и поработил их всех. А вот Стрелецкий один из последних, недобитых.
Поняв, что от него требуют участия в полемике, Милен Фармович болезненно вздохнул и сел, несмотря на сопротивление нуждающегося в покое тела.
- Хорошо, Гроув, я согласен. Вам на Аргомеде живется плохо. Вам нужно было что-то предпринять. Но, одного не понимаю, я-то тебе что сделал? Моя совесть по отношению к тебе чиста! У меня в организации не было задержек в оплате, я глубоко, конечно, не вникал, но и отпуска давались... Я... не понимаю. Я не помню тебя, но уверен, что... Раньше, может быть, но последний год... Гроув, я не понимаю.
Гроув посмотрел в искренне изумленные глаза своего бывшего босса и занес руку для удара.
- Молчи, буржуазная сволочь! - воскликнул он угрожающе.
"Буржуазная сволочь" отшатнулась в сторону и замерла. Сволочь задумалась о том, насколько надежен ее дом-крепость на Кубышке. Впервые Милен Фармович столкнулся с людьми, мыслящими недоступными для него категориями. Ему, воспитанному в духе индивидуализма, была глубоко чужда идея всеобщего блага. Он, наивный, считал, что должен держать в поле зрения лишь тех, кому сознательно или бессознательно навредил, а также тех, кто хотел бы навредить ему из материальных, так сказать, соображений. Пламенные революционеры ни в одну из этих групп не входили.
Поиски кандидата неожиданно быстро увенчались успехом. Укропкин сидел у себя в кабинете и пил. Почетную миссию по приведению господина кандидата в нужное состояние души и тела взяла на себя Натахель.
- В чем дело? - спросила она, входя в офис и бросая на кресло шубу, - ты же вроде водку не употребляешь.
Укропкин согласно кивнул.
- Гадость! - решительно подтвердил он и влил в себя еще одну рюмку.
Его лицо выглядело грустно-озадаченным. Лоб, прыщи на котором почти уже вывелись, пересекала глубокая горизонтальная морщина, которая делала кандидата старше и гораздо несчастнее на вид, чем обычно.
- Гадость, - задумчиво повторила Натахель, - а еще емкости у тебя есть?
- В т-тумбочке.
- Отлично. Я составлю тебе компанию. И что у нас еще случилось ужасного?
- Все!
- Все... согласна, но, может, что-то свеженькое?
- Да, Кыся она...
- Что она?
- Она тяжело больна!
- Чем это?
- Она сказала, что она.... Что у нее... Воспаление яичников!
- Слушай, зая, я могу ошибаться, - осторожно проговорила недоумевающая Натахель, - но, по-моему, от этого не умирают. Она так не считает?
- Это очень опасно. Она ходила к какому-то доктору, и он сказал. Вот.
- И что теперь?
- Ну, не могу же я ее бросить в таком состоянии! - в отчаянии выкрикнул Укропкин.
- Солнце, - нежно произнесла Натахель, наклонившись к кандидату и легонько похлопав ладонью по его предплечью, - ты что, совсем не знаешь, что там у девочек внутри?
Укропкин обиженно засопел и одернул руку.
Натахель откинулась на спинку кресла. Только этого ей сейчас не хватало для полного счастья - чтобы Укропкин в разгар предвыборной кампании бросил свою почти умирающую супругу. Тем более ради какой-то там малолетки. Даже если Кыся не так уж и больна, никто не помешает ей рассказывать на каждом углу страшные подробности своего болезненного состояния.
- Ты хоть что-то о ней знаешь? - устало спросила она, не надеясь особо на положительный ответ.
- О ком?
- О девочке, с которой тебя недавно видели в кафе.
- Я не обязан тебе отчитываться.
- Не обязан, хорошо, - терпеливо повторила Натахель, - ты у нас мальчик самостоятельный. И все же, хоть какая-то информация у тебя о ней есть?
- Она очень похожа на девочку из моей школы. Я в старших классах так ее любил...
Укропкин закрыл глаза и погрузился в воспоминания.
- Эй, - попыталась его растормошить Натахель, - а ты откуда ее взял?
Из сумбурных пояснений Укропкина стало ясно. Когда-то он оказывал спонсорскую помощь женской университетской команде по волейболу. Вспомнив об этом, он решил попросить тренера поддержать его в качестве кандидата, если Укропкину вдруг в голову придет такая бредовая идея. Тренер был не против. Укропкин уже прощался с ним, пожимая руку, когда вошла она - такая вся беленькая, хорошенькая и взгляд точь-в-точь как у той, из детства. И зовут ее так же - Светлана. Укропкин пал к ее ногам, выражаясь фигурально, еще до того, как девица произнесла хотя бы слово. Ее не пришлось долго уговаривать на свидание. Несмотря на то, что вроде бы, физиологически она была девственна, волейболистка Светлана отдалась кандидату в первый же совместно проведенный вечер. И практически сразу забеременела.
- Это было давно? - тихо спросила Натахель, мысленно возвращаясь к началу предвыборной компании.
- Она на третьем месяце, - ответил Укропкин.
- И ты от нас это скрыл...
- Я о ребенке узнал вот только, неделю как! Я с ней просто встречался! Изредка!
- Познакомишь?
- Зачем?
- Ну, должна же я знать, на чем сломалась твоя карьера главы города!
От Натахели, казалось, летели искры. Она не терпела, когда от нее скрывали важную информацию, и готова была теперь порвать Леодея на британский флаг не за всю эту историю с любовницей, но за то, что она оказалась к подобным событиям неподготовленной. Это чрезвычайно раздражало.
- Хорошо, - испуганно проговорил Укропкин, - конечно. Можно прямо сейчас. Здесь недалеко. Я ей квартиру снял.
Натахель с шумом выдохнула и закрыла глаза. Она понимала, что, если пойдет знакомиться с нарушительницей своего спокойствия прямо сейчас, Укропкину точно не стать мэром. Трудно будет избираться человеку, чей консультант замешан в убийстве с особой жестокостью.
До утра Укропкин рассказывал Натахели о своей непутевой жизни, о том, как воспрянул он, встретив свою старую любовь. Он поведал о том, что, несмотря на давно прошедшую любовь к супруге, он намеревался прожить с ней всю оставшуюся жизнь. Его все устраивало, а тут такое...
Натахель, подняв бровь, слушала, кивала, говорила "угу" время от времени, не забывая подставлять рюмку.
На улице перестал идти снег. Температура воздуха постепенно понижалась.
К восьми часам утра мысль о посещении Светланы возникла сама собой, причем у обоих одновременно.