Добровольская Юлия : другие произведения.

Мужчины и женщина. Роман

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Редко члены одной семьи вырастают под одной и той же крышей. Ричард Бах // Истину невозможно постичь, не воплотив ее в дела твоей жизни. Пол Феррини

  (...)
  
  20.10.2005. Четверг.
  Утром домработница передала мне записку:
  "Марина Андреевна!
  Очень прошу Вас приехать сегодня в мой офис в 16 часов. Мне нужно с Вами поговорить. Разговор отложить не могу. Вечером, не возвращаясь домой, улетаю на две недели.
  Спасибо.
  С."
  
  * * *
  Егор слушал музыку.
  Андрей вёл машину. Я поглядывала в зеркало, но почему-то оно оказалось повёрнутым таким образом, что глаз водителя не было видно, только губы и подбородок. Может быть, я сижу не так, как обычно?.. Да нет, место то же... Я попыталась чуть-чуть сгорбиться - выше носа водителя ничего увидеть не получалось.
  Поёрзав, я остановилась на губах Андрея: пусть будет. Зато можно смотреть на них, не отводя взгляда.
  Мне нравились его губы. В них виделось что-то... что-то французское. Особенно, когда он говорил. Впрочем, нет, вот так - сомкнутые - тоже...
  Я попыталась представить себе, как они целуют женщину. Ничего не получилось... Для того чтобы представлять себе такое, нужно уметь влюбляться. Нужно хотя бы уметь видеть в мужчине мужчину. А я давно уже стала... как выразилась моя Элка, гендерно нейтральной... Как арктическая пустыня...
  
  * * *
  Мы вышли вместе с Егором. Первый урок у него - мой.
  Прямо не знаю, что делать: на каждом уроке - и по русскому, и по литературе - начиная со вторника, мальчишка просится к доске. Других желающих нет, приходится вызывать его.
  Справилась в учительской: как по другим предметам? Общая тенденция роста оценок по гуманитарным дисциплинам. Математика, химия - средне, а вот по физике - пятёрки. Попытала физика, встретив его вчера в коридоре: не завышает ли он Егору оценки?
  Дело в том, что папа Егора - один из основных доноров школы, и я опасаюсь, что за материальные даяния ему будут платить завышенными оценками сына.
  Физик обрисовал картину так. У моего подопечного живой, экспериментаторский ум, расположенный к абстракции и парадоксу, но пониженная способность к точным наукам. Ставить по физике тройку за то, что парень не силён в формулах, но при этом изобретает новый опыт для определения теплопроводности жидкостей, он, Евгений Моисеевич, не может и не будет!
  - Вспомните двоечника Роберта Вуда! - Возбуждённо говорил он мне. - Да того же Эйнштейна!.. Он тоже не из отличников!
  И физик напомнил мне фразу великого учёного - её я знала очень хорошо. Эйнштейн сетовал на то, что современные - современные ему! - методики преподавания душат святой дух исследования, который нуждается в свободе, а не в принуждении, и что без свободы этот дух непременно зачахнет. Печально, что эти слова вот уже полвека остаются актуальными...
  Кроме всего прочего, Евгений Моисеевич заметил, что в этом году Егор стал прилежней относиться к учёбе вообще. В предыдущие годы он был более спонтанным: есть настроение или интерес - пятёрки, нет такового - ставьте двойки, мне чихать.
  Я поблагодарила учителя за информацию.
  Прочие подробности узнáю на родительском собрании.
  
  
  
  * * *
  После своего урока я решила побыть на воздухе - последние тёплые деньки. Скоро зима, которая вот уж не первый год стала нагонять на меня если не тоску, то грусть. Хотя с моей новой жизнью, похоже, не до мерехлюндий будет...
  
  Я спустилась к реке и побрела по набережной.
  Что там босс хочет мне сказать? Разговор, похоже серьёзный, а не просто указания на время отсутствия - в этом случае хозяину достаточно телефона или листа бумаги и ручки. Что-то случилось?.. О его отъезде я знала ещё во вторник, так что поездка запланированная. "Разговор отложить не могу". Значит, есть тема... Ладно, дождёмся шестнадцати часов.
  Егор. Он всё больше становится мне небезразличен... Нет. Не так... я не могу сформулировать это словами. У меня начинает болеть душа. Не за него, а о нём. Что это? Как это называется и что означает?.. Мой довольно богатый опыт психолога не способен подсказать ответ - и именно это и озадачивает.
  Андрей. Что за роль он играет в этой семье? Друг - понятно. Но друзья живут в своих домах, а навещают по случаю. Он, похоже, постоянно обитает в доме Сергея. Водителем работает - деньги зарабатывает у богатого приятеля?..
  
  * * *
  Андрей стоял на самом верху лестницы, по которой я поднималась в школьный сад, пребывая в размышлениях подобного рода. Он был совершенно спокоен, но у меня вырвался вопрос:
  - Что-то случилось?
  - Нет. Почему Вы решили?
  Я поднялась, и мы стояли рядом.
  - Потому, что Вы тут стоите и меня ждёте, - сказала я.
  - Я видел, что Вы пошли на набережную, и тоже захотел прогуляться. А потом не решился вторгаться в Ваше одиночество... Вы пребывали в серьёзных раздумьях.
  - С чего Вы взяли? - Я засмеялась. - У меня озабоченное чело?
  - Да нет, на Вашем челе заботы не отразились... Но Вы же всё-таки думали о чём-то?
  - Человек всегда о чём-то думает. - Я направилась к своей скамейке.
  - Смею Вас разубедить.
  - Вы имеете в виду медитацию?
  - Не только это... Но Вы сейчас не просто думали, Вы решали проблемы. Я прав?
  - Да. Вы правы. - Сказала я, и во мне поднялось что-то, не слишком присущее мне, хотя профессионально хорошо знакомое. - Не вздумайте убеждать меня в том, что вы провидец или экстрасенс... или как там это у вас называется...
  - У нас - это у кого? - Он улыбался.
  - У вас, у тибетцев. - Мне становилось стыдно за себя, и я засмеялась. - Простите, это так... нервы...
  - Вот-вот. - Сказал с улыбкой Андрей. - Я об этом. Что-то Вас выводит из равновесия.
  - Вам сказать? Или сами... прочитаете? - Я села на скамью и воззрилась на кладбищенский сад.
  - Я не люблю вторгаться в чужое.
  - Но умеете, правда?
  - Умею. - Очень серьёзно ответил он.
  Именно в этот момент мои интуитивные догадки обрели статус уверенности.
  - Можно отгадать, когда Вы впервые вторглись в моё?
  - Отгадайте. - Андрей повернулся ко мне лицом и закинул руку мне за спину, положив её на спинку скамьи.
  Это начинало походить на соревнование двух петушистых подростков.
  - В понедельник. - Сказала я так, словно озвучивала приговор партнёру по шахматам: "мат". - Когда я сидела вот на этом самом месте.
  Он улыбнулся. Мне показалось - удовлетворённо и снисходительно одновременно.
  - И в понедельник тоже. Но впервые это произошло гораздо раньше.
  - Но мы знакомы только с понедельника... - Я была в замешательстве и не сумела этого скрыть.
  - Это Вы со мной знакомы с понедельника.
  Андрей смотрел на меня с такой открытой улыбкой, словно говорил: ну, полно, хватит, оставим это, я сдаюсь.
  Я, не находя, что сказать, молчала и ждала.
  - Марина. - Сказал он серьёзно. - Когда Сергей передал мне ваш с ним разговор по видеосвязи, я тут же ответил ему: это то, что нужно... - Он осёкся и смущённо извинился: - Вы уж простите за такую формулировку... Дело в том, что мы давно искали воспитателя для Егора... Я присутствовал при всех беседах. А потом вот улетел. Когда появились Вы... Ну, короче, я сказал: это она. И не ошибся.
  - Это чутьё, опыт или что-то ещё?
  - И то, и другое, и третье.
  В кармане зазвонил телефон, напоминая о конце занятий Егора. Почти сразу раздался школьный звонок.
  Мы поднялись и направились к машине.
  - Вы свободны в районе четырёх? Меня босс в офис приглашает.
  - Я в курсе. Я отвезу Вас. - Сказал Андрей.
  
  * * *
  Без пяти четыре я вошла в приёмную. Секретарь предложил мне присесть и заглянул в кабинет директора.
  Сергей Егорович проводил меня к низкому столику с креслами, давая понять, что разговор будет не совсем деловой, и для него требуется более непринуждённая обстановка. Он сел напротив меня, опершись локтями о колени и сцепив пальцы, тем самым вольно или невольно выдав волнение и напряжение.
  Он молчал, я ждала.
  Вошёл секретарь и поставил перед нами по чашке горячего чая, блюдце с тонко нарезанным лимоном и вазу с конфетами. Я поблагодарила его, а Сергей сказал:
  - Виктор, пожалуйста, ни звонков, ни визитов. До семнадцати. И предупреди Сергея, что в семнадцать-пятнадцать мы выезжаем.
  - Хорошо. - Сказал Виктор и вышел.
  М-да, подумала я, час на беседу - это серьёзно.
  Сергей бросил кружок лимона в чай и слегка придавил его ложкой. Потом сделал маленький глоток. Поставил чашку и поднял на меня глаза. Он сидел всё в той же позе.
  - Марина Андреевна... - Начал он. - Я нервничаю, как Вы видите.
  - Я тоже. - Улыбнулась я. - Может быть, даже больше, чем Вы.
  Это была уловка.
  - Правда? - Усмехнулся он. - Вы-то что? Впрочем, понимаю... босс вызвал в офис, сам сидит, молчит, нервничает...
  Перебивка сделала своё дело: Сергей заговорил, хоть и волнуясь, но связно и делово. Иногда он делал долгие паузы - то ли для меня, чтобы я усвоила сказанное, то ли для себя, чтобы собраться.
  - Начну с того, что я Вам бесконечно благодарен за сына. Вы делаете чудеса... Не перебивайте меня. И не пытайтесь разубедить, результаты Вашей работы очевидны. Так вот, мой сын... Он рос без матери, им занимались бабушки-дедушки. Сам я занимался бизнесом. Когда я опомнился, что ребёнок - это не кошка или собака, которых можно отдать в добрые руки, ему было уже девять. Он был порой совершенно неуправляем. Наступали затяжные периоды, по неделе, по две... Тогда казалось, что это навсегда... Все его хорошие и просто редкие качества перечёркивались диким необузданным поведением, дерзостью... А ведь он очень чуток к чужим переживаниям, очень отзывчив и даже жертвенен...
  
  Сергей Егорович говорил, словно по писаному - в том смысле, что все черты характера Егора и его поведение укладывались в классическое описание тех самых, новых детей, которые с конца семидесятых, начала восьмидесятых годов стали появляться на всех континентах. Мы с мужем занимались этим феноменом вдвоём, и его диссертация, так и оставшаяся незащищённой, всё ещё не отпускает меня...
  
  - Я забрал Егора к себе, невзирая на вопли родителей. Аргументов против у них хватало, как Вы понимаете... Но у меня уже было крепкое дело, стало быть, деньги, был удобный дом... появилось какое ни какое свободное время. Но нам с Егором не хватало того контакта, который естественен в случае, если ребёнок растёт с отцом. Да, номинально я числился его родителем, но я не знал своего сына. Я, конечно, был в курсе, какое он любит мороженое, какие игрушки, какие одёжки, но не больше. - Сергей замолчал, отпил из чашки и, поставив её на место, откинулся на спинку кресла. - Вы можете спросить: почему я не женился, не привёл в дом женщину, которая смогла бы, если не стать матерью моему сыну, то хотя бы помочь в его воспитании.
  Он поднял взгляд, я смотрела на него очень внимательно.
  - С Вами удивительно легко... - Сергей улыбнулся и продолжил. - Вчера утром, за завтраком, Егор сказал мне вот что. - Он снова помолчал и отпил из чашки. - Егор сказал: папа, женись на Марине Андреевне, я хочу, чтобы она стала моей мамой.
  Я опустила глаза и едва сдерживала слёзы. Конечно, ещё до того, как Сергей закончил фразу, я знала, что услышу именно это. Передо мной пролетели события последних дней: не во всем понятное мне тогда поведение, взгляды, вопросы и просьбы Егора - и сложились в цельную картину, финалом и квинтэссенцией которой стали только что произнесённые его отцом слова.
  Сергей выждал, когда я справлюсь с собой.
  - Я женился бы на Вас... - Он осёкся. - Простите!.. Я хочу сказать, что так или иначе я сумел бы... или очень постарался бы сделать всё, чтобы завоевать Вашу любовь... Я полюбил бы Вас... не по просьбе сына, поверьте, Вы восхищаете меня... во всех отношениях... - Он смотрел мне в глаза. - Так вот...
  Его волнение стало слишком очевидным. А у меня вдруг возникло давно забытое состояние дежа-вю... Я знала, что сейчас скажет Сергей Егорович... Даже озноб пробежал под кожей...
  - Возможно, Вас шокирует моё признание... Но мне кажется, Вы должны понять... Насколько я Вас знаю... Я уверен. - Он сел в прежнюю позу: локти на коленях, пальцы сплетены. - Всё дело в том, что я... я гомосексуален. Да... Единственной - первой и последней - женщиной в моей жизни была мать Егора. Тогда я не вполне осознавал себя другим, хотя испытывал дискомфорт от непонятных мне устремлений. Думал, молодость, желание всё перепробовать... пройдёт... Потом понял, что это не блажь. - Пауза. - Но я жил один. Романов долгих не заводил... Ладно, это моя история, а я сейчас не об этом... - перебил он себя. - Я думал ночь и два дня, что же делать, что же сказать Егору... Первой мне пришла идея фиктивного брака. Впрочем, его не так волновал бы штамп в паспорте, конечно, ему нужно, чтобы мы стали семьёй. Да... ещё ему нужна наша свадьба... красивая, как в кино, сказал он, со множеством гостей. Тогда я бы объявил, говорит, в школе, что Марина Андреевна - моя мама... - Голос Сергея дрогнул. Он снова глотнул чаю. - Егор очень любит Вас... и гордится Вами... Вашей дружбой. Как-то он спросил меня: почему Марина Андреевна живёт отдельно? Я сказал, что так ей удобней. А почему она спит в своей комнате, когда остаётся у нас, а не в твоей спальне? Я сказал, что в одной спальне мужчина и женщина спят, только если они муж и жена... Вот он, видно, думал, думал, и придумал...
  Сергей вертел в руках чашку.
  Я была не в состоянии что-либо отвечать.
  - Но я не могу на это пойти... я имею в виду фиктивный брак. - Продолжил он. - Как минимум, по двум причинам. Во-первых, я не имею права связывать Вас, Вы же не обязаны бросать свою личную жизнь на алтарь интересов моего ребёнка. И второе... Скорее даже, первое и главное... - Он снова заволновался, сцепил пальцы так сильно, что они хрустнули. После довольно долгой паузы, подняв взгляд, он сказал, глядя мне прямо в глаза. - У меня есть любимый... Мы вместе почти четыре года. И хотим быть вместе. Без лжи... От общества, правда, пока приходится скрывать наши отношения. Вот и от сына тоже... Хотя они знакомы друг с другом. Вы тоже знаете его. Это наш семейный доктор, Герман Романович.
  
  Вот как!.. Я видела его в доме два раза - он приходил осмотреть Егора, когда тот простыл где-то в середине сентября. Я тогда подумала: именно таким должен быть доктор.
  
  - Меня посещала мысль... это ещё до Вас... привести моего... - Сергей подбирал слово, - ...привести Германа в дом под каким-нибудь предлогом... мол, моему другу негде жить или... или что-нибудь в этом роде. Но это было бы опасной ложью. Ведь когда мы с ним вдвоём, мы ведём себя, как любая нормальная пара: нам хочется порой поцеловаться, приласкать друг друга... выказать свою нежность... Нам пришлось бы контролировать себя... Где-то бы сорвалось, сын что-нибудь случайно увидел бы... С него достаточно трагедий. Я так решил, когда забрал Егора к себе... Кстати, тогда мы и познакомились с Германом.
  
  Родители Сергея были в отчаянии: они больше не в состоянии сладить с Егором и настаивали на том, чтобы показать его психиатру. Сергей навёл справки о негосударственных клиниках и выбрал одну из лучших. Там ему посоветовали начать с педиатра и записали на приём к доктору. Доктор, Герман Романович, выдал "диагноз": ребёнок-индиго. И рассказал Сергею об этом явлении. Если отец сомневается, добавил он, можно обратиться к консультантам. Отец не сомневался и для начала забрал сына к себе.
  Они с Андреем с головой ушли в поиски информации, Герман помогал наладить контакт с Егором. Со временем некоторые проблемы решались, но Егор нуждался в постоянной опеке, чего Сергей не мог ему обеспечить. У Егора и до меня были воспитатели. Каждый год они менялись - нужного контакта с подростком не получалось.
  
  Пока Сергей говорил о сыне, скованность ушла. Он сидел теперь, откинувшись на спинку кресла, положив руки на подлокотники.
  - И вот, появились Вы. Как благословение небес... - Он улыбнулся. - Правда, те вопросы, которые встали перед нами теперь, тоже не из простых.
  - Вы имеете в виду, что ответить Егору по поводу Вашей женитьбы на мне?
  - Не только... - Сергей снова подался вперёд и переплёл пальцы. - Я встретил настоящую любовь... Неужели придётся принести её в жертву?.. Я не знаю, как мне быть...
  Он замолчал, глядя на меня.
  Я поняла, что он сказал всё и теперь ждал от меня решения. Я должна придумать, как помочь всем.
  - Не преувеличиваете ли Вы мои...
  Меня перебил телефон, лежащий на столе рядом с чашкой Сергея.
  - Извините. - Сказал он мне, взял трубку, поднялся и отошёл к окну. - Да, милый... Я выезжаю через двадцать минут... да, хорошо.
  Он вернулся на место, посмотрел на меня.
  - Не преувеличиваю ли я Ваши способности?.. О, нет. Вас невозможно переоценить. С некоторых пор я уповаю на Вас, как на Всевышнего. - Сергей помолчал, отпил из почти пустой чашки и сменил тон и тему. - Мы летим вдвоём. Отдохнуть. Я на связи, так что звонить буду, как обычно... Вот ещё. - Он достал из внутреннего кармана пиджака два конверта. - Это Ваше жалованье. Я его повысил. А здесь деньги на неделю, на развлечения и на зимнюю одежду для Егора. Пожалуйста, просмотрите его гардероб и купите всё необходимое, он из многого вырос, по-моему. А те вещи, что ещё в приличном виде, соберите, пусть домработница отдаст в чистку. Андрей знает, что с ними делать дальше. - Он потёр лоб, словно вспоминая что-то. - Кстати, я просил Вас не экономить и не расходовать своих денег на сына, а Вы каждую неделю говорите мне, что не всё потратили... Да, что касается Андрея... У них с Егором взаимная привязанность... ну, да, конечно, Вы заметили. Так вот. Если у Вас нет возражений, вы могли бы проводить время втроём... Или просто давайте им возможность быть вместе. У Андрея есть идея съездить в воскресенье к морю. Хотите, поезжайте с ними, не хотите - отдыхайте. Опять же, если Вы не возражаете, Андрей будет жить с вами... в смысле, в моём доме. - Он посмотрел вопросительно на меня: - Не надумали ещё съехать от себя к нам? - И тут же осёкся: - Я не настаиваю! Как Вам удобно... - И повторил: - Как Вам удобно, Марина Андреевна.
  - Я подумаю. - Сказала я, хотя решила переехать уже до этого разговора, ещё в понедельник. - Сергей Егорович. Простите меня за вопрос, но это необходимо...
  - Да, конечно.
  - Скажите, мать Егора... она жива?
  - Нет. Он погибла, когда сыну было два года. Он почти не помнит её, а фотографий я не показываю. Не знаю, почему я не делаю этого... Может быть, я подсознательно надеялся когда-нибудь найти для него мать?.. Придумать какую-нибудь историю из области сказок... А для этого нужно, чтобы он не привязывался к какому-то образу. Сначала мы говорили Егору, что мама уехала очень далеко, по делам. Он что-то там себе фантазировал, рассказывал эти истории нам, всем вокруг... верил в это... Кстати, один реальный эпизод врезался ему в память. Его мать уходила из дому... кажется, в магазин, я держал Егора на руках... когда она оделась, он потянулся к ней, обнял, прижался крепко и долго не отпускал. Она была чем-то взвинчена и пыталась отдать ребёнка мне. Он вдруг отпустил руки, посмотрел на неё и спросил на своём детском языке: ты больше не придёшь? Она сказала нервно: приду, приду! - и вышла. На следующий день она... её не стало. Позже Егор рассказывал, как его мама надела красивые голубые сапожки, розовую пушистую куртку, полосатый шарф, такую же шапочку, крепко обняла его и ушла. И её похитили, рассказывал Егор, потому что она самая красивая на свете, и когда он вырастет, он отправится её искать... - Сергей замолчал, моё сердце разрывалось на клочки... - Вы ещё не сталкивались с его буйным воображением? - Сергей вскинул на меня взгляд и улыбнулся.
  Я мотнула головой:
  - Самой пока не довелось, хотя я, конечно, подозреваю и этот талант в Вашем сыне. А физик вот рассказывал кое-что...
  Моя реплика вызвала лишь короткое оживление во взгляде, похожее на знак вопроса, но Сергей отодвинул возникшую тему на следующий раз и продолжил.
   - Потом Егор перестал говорить о матери. Мы думали, всё, вопрос закрыт. Но, когда в школу пошёл, столкнулся с фактом, что у всех есть мамы, а у него нет... Он вдруг занервничал и всё просил: если она умерла, скажите мне честно. Он пытался застичь врасплох то меня, то деда с бабкой... так каверзно формулировал вопросы, что мы вынуждены были всегда быть начеку. - Сергей помолчал. Усмехнулся. - Даже не знаю, почему я так упорствовал, почему не говорил правду?.. Мы придумали, что она пропала без вести. Чем, разумеется, только подлили масла в огонь его фантазий. - Он снова усмехнулся. Потом посмотрел на меня серьёзно и по-деловому. - Последние года два тема стала затухать. И вот тут появились Вы.
  Я ничего не сказала. Выдержала паузу: не будет ли продолжения? - и спросила:
  - Сергей Егорович. Вы... Вы часто обнимаете сына?
  Он посмотрел на меня удивлённо.
  - М-м-м... я не знаю... как-то на этом не концентрировался... Ну, да, бывает иногда... Нет, это нельзя назвать часто.
  - Если Вы доверяете мне, послушайтесь моего совета... Нет, Сергей Егорович, это настоятельная просьба. При любом удобном... и неудобном случае обнимайте своего ребёнка. И не только ребёнка. Обнимайте своих родителей, друзей... любимого. Нужно как можно больше обниматься, прикасаться друг к другу. - Мой собеседник смотрел на меня с удивлённой улыбкой, не понимая, шучу я или всерьёз. - Вы мне не верите? Спросите у Германа Романовича, он как доктор... как продвинутый доктор должен знать это. По данным эксперимента в одном хосписе, дети, которых обнимали четыре раза в день, нуждались в меньшей дозе обезболивающих... а у тех, кого обнимали более десяти раз, наблюдались случаи ремиссии.
  - Вот это да! Никогда бы не подумал, что это может быть правдой. - Сергей Егорович улыбнулся. - Но Вам я верю! Спасибо, я положу все силы на выполнение Вашего наказа...
  Он поднялся с кресла, я последовала его примеру. Он обошёл стол, приблизился ко мне, протянул руку и задержал в ней мою.
  - Простите за нескромный вопрос... А Вас есть, кому обнимать?
  - Нет. - Я опустила голову. - Вы же брали на работу одинокую женщину.
  
  Правда, условия сохранять данный статус на протяжении деловых отношений мне не ставили. Во всяком случае, не оговорили дополнительно - ни письменно, ни устно. Возможно, это подразумевалось само собой? Или хозяин не стал оговаривать этого пункта, думая, что, если мне "за сорок" и я одинока, то это - уже навсегда?.. Когда-то и я думала - и вполне искренне! - что жизнь входит в колею где-то к двадцати двум годам, а после теряет привлекательность, новизну и превращается в обыденность и даже повинность.
  Иногда мне приходила мысль, что, возможно, деловые отношения с одинокой женщиной на почве воспитания ребёнка планировалось перевести в семейные. Но заявитель не задирал бы возрастную планку столь высоко - "старше сорока" - если он рассчитывал на роман, а впоследствии на брак, то и возраст заказал бы соответствующий...
  Теперь-то всё встало на свои места, подумала я, и мне показалось, что внутри возникло ощущение потери...
  
  - Тогда я пока этим займусь. Вы не возражаете? - И он обнял меня.
  - Нет, не возражаю, - сказала я и тоже обняла его.
  
  Я ощутила волнение. Но только на миг. Вдруг разом пришло ощущение тепла и покоя, словно эти руки обнимали меня всю мою жизнь, сколько я себя помнила...
  Я снова едва не расплакалась.
  Сергей подал мне плащ. Оделся сам, взял свой стильный портфель и зонт.
  Внизу он проводил меня к машине. Из неё вышел Андрей, они обнялись, и Сергей сказал:
  - Береги! Понял?
  - Понял. - Сказал Андрей и хлопнул его по плечу. - Отдыхайте.
  
  * * *
  Андрей предложил мне сесть рядом, впереди.
  Какое-то время мы ехали молча.
  Я искала ответ на вопрос: почему, для чего Сергей Егорович вызвал меня на разговор в офис, за час до своего отъезда?..
  Ничего сверхсрочного, о чём он не мог бы сказать в любое другое время после приезда, в нашем разговоре я не заметила... Поблагодарил меня... Поведал историю сына... Свою историю...
  Может, он рассказал мне столь деликатную правду о себе накануне долгого отсутствия с тем расчётом, что, если я не приму данного статус-кво, то у меня будет время подумать, и сформулировать причину ухода?..
  Нет, навряд ли он ожидает от меня такого - он же сразу сказал: я уверен, что Вы меня поймёте.
  Но понять - одно, а принять другое...
  Выдал деньги, сделал распоряжение о зимней одежде Егора... Но за всем этим не обязательно было вызывать меня в срочном порядке в офис...
  Как же я упустила!.. Сергей вызывал меня, чтобы рассказать о просьбе Егора! "Папа, женись на Марине Андреевне, я хочу, чтобы она стала моей мамой"...
  Вот что!.. Это уже после были детство Егора, юность Сергея и отчаянное: "я не знаю, как мне быть"...
  И тут я вспомнила! Сегодня снилась мама.
  
  Мама, словно ангел, всегда предупреждает меня о предстоящих значимых событиях. Я, правда, не сразу научилась распознавать эти сигналы, а когда научилась, то всякий раз благодарила её. Впрочем, об этом можно написать книгу. Что я когда-нибудь, возможно, и сделаю.
  Мама читала какое-то письмо и всё приговаривала: "ну надо же!.. ну надо же!.."
  
  Ну надо же!..
  
  * * *
  - Босс Вас чем-то озадачил? - Спросил Андрей.
  - Вы ведь давние друзья? - Ответила я вопросом.
  - Вы ведь знаете. - Сказал он с улыбкой.
  - Тогда, уверена, Вы в курсе, о чём мы говорили.
  Андрей засмеялся:
  - Да, психология - это серьёзно...
  Потом спросил:
  - Не хотите поговорить?
  - Хочу. - Сказала я. - Даже очень хочу. Только не сейчас, хорошо?
  - Хорошо, - сказал он. - У нас есть время?
  - К ужину нужно вернуться. Сейчас половина шестого... Час с лишним у нас есть.
  - Тогда поедем, проветримся. Не возражаете?
  - С удовольствием.
  
  Свернув с кольцевой невдалеке от поворота на наш посёлок, машина ехала среди леса по просёлочной дороге. Дорога вышла к озеру.
  Мы побрели по берегу. Стояла редкая тишина - ни ветерка, ни звука, ни малейшего бриза на воде. В полыхающие оранжевым тучи садилось расплывшееся от усталости солнце. Оно выглядывало в образовавшуюся в тучах брешь, словно желая удостовериться напоследок, всё ли в порядке на этой стороне планеты. Всё было в порядке. В мире был покой.
  Я старалась избавиться от всяких мыслей и просто расслабиться, чтобы впитать в себя это редкое состояние природы.
  Лишь один назойливый вопрос дятлом стучал в сознании: и Андрей тоже?.. И он?..
  Андрей поднял камешек и запустил его по воде.
  - Восемь. - Сосчитал он образовавшиеся на воде круги.
  Я бросила свой. Получилось пять.
  - Ого! - Сказал он. - Неплохо.
  Я подобрала несколько подходящих камешков и пустила их один за одним в разных направлениях. Получился веер из "блинов".
  Андрей присвистнул. Началось соревнование. Мы оба вошли в азарт, и скоро камешки закончились. Мы ворошили песок ногами, но ничего подходящего не попадалось. Тут я заметила идеальной формы плоский голыш и поддела его носком. Андрей тоже увидел его и попытался отшвырнуть от меня, я отстаивала находку, пока мы не упали оба на песок. Мы, смеясь, продолжали борьбу, и мне удалось завладеть сокровищем. Андрей не сдавался, пытаясь разжать мою руку. Потом я перестала сопротивляться и раскрыла ладонь, он накрыл её своей.
  Мне показалось...
  Но ничего не произошло.
  Мы поднялись, отряхнулись. Я протянула камень Андрею. Он вопросительно посмотрел на меня, я кивнула. Андрей размахнулся и запустил снаряд по воде. Тот едва ли не достиг противоположного берега, перерезав тёмную гладь пунктиром, тут же разошедшимся в обе стороны мелкой зыбью цвета червонного золота.
  - Вот это да! - Сказала я.
  Андрей улыбнулся:
  - Мы здесь соревнования устраиваем.
  - То-то камней подходящих совсем не осталось. - Я засмеялась от вдруг подступившей лёгкости, словно что-то, что тревожило своей неопределённостью, бесследно исчезло.
  - Не смейтесь, так оно и есть. - Он повернулся ко мне и, казалось, чего-то ждал. Или собирался сказать что-то?..
  Возможно, мне это только померещилось.
  Нас выручил дождь. Неожиданно с неба полило: мелкие и редкие капли резко перешли в ливень. Мы добежали до машины изрядно вымокшими.
  
  * * *
  За ужином Егор вдруг хлопнул себя по лбу:
  - Ой, вспомнил! Недавно звонил папа из аэропорта. Он сказал мне, что сегодня началась всемирная неделя обнимания!
  Я, разумеется, сразу всё поняла, а Андрей переспросил:
  - Чего-чего неделя?
  - Об-ни-ма-ни-я! - Повторил Егор. - Это значит, что всю неделю все должны обнимать друг друга. - Потом он огорчённо добавил: - А мы не знали... Целый день потеряли.
  - Кто сказал, что потеряли? - Воскликнул Андрей. - Если прямо сейчас начать, мы можем наверстать упущенное.
  - Ну, да... - Улыбнулся Егор. - Точно. - Он посмотрел на меня. - Правда же, Маринандревна?
  - Правда. - Сказала я и протянула к нему руки.
  Мы встали и обнялись. Егор очень добросовестно подошёл к теме.
  Потом он повисел на Андрее и уселся за свой ужин с чувством выполненного долга.
  - Теперь ваша очередь. - Сказал он и заскрёб вилкой по тарелке, парень был голоден.
  Мы с Андреем обнялись.
  - Я бы вот так и простоял всю неделю. А там, глядишь, и месячник объявили бы.
  - Ну да! - Сказал Егор, уплетая за обе щёки свою порцию. - С голоду помрёшь, так стоять.
  Мы засмеялись, я попыталась высвободиться, но Андрей удержал меня и, глядя на Егора, спросил:
  - А твой папа ничего не сказал, допускаются ли целования в неделю обнимания?
  - Не-а, не сказал, - серьёзно ответил отрок. - Я так думаю, можно.
  - И нам не влетит за это?
  - Да ну, скажешь!
  Тогда Андрей коснулся губами моей щеки. Я отстранилась, улыбнулась виновато, и мы продолжили ужин.
  
  Егор посвятил нас в школьные новости:
  - Завуч сегодня объявила, что историю теперь будет вести Маргоша... Ну, то есть, Маргарита Николаевна. Что Павел Леонидович уволился из школы. Так жалко! Он такой классный дядька, так интересно всё рассказывает... совсем, как Вы. - И посмотрел на меня.
  - И правда, жаль. - Сказала я.
  Это было неожиданностью. Довольно редкое явление - уход учителя в средине года, а уж тем более - в самом начале.
  Лишь с немногими коллегами я успела познакомиться достаточно близко, чтобы судить об их профессиональном уровне, и Павел Леонидович оказался одним из тех, кто сразу вызвал у меня доверие и уважение. В чём же дело?..
  Чтобы отвлечься, я спросила:
  - Егор, а какая у меня в школе кличка?
  - У Вас? У Вас хорошая: Мариандра, - живо отозвалась святая простота.
  Я улыбнулась:
  - Чем же это она хорошая?
  - Похоже на какое-то экзотическое растение.
  Мы с Андреем рассмеялись. А Егор вдруг смутился, оставил еду и закрыл лицо рукой.
  - Ты что, Егор? - Спросила я.
  - Простите меня, я кретин.
  - Перестань. Всё в порядке. Знаешь что?.. - Я даже не успела задуматься, насколько педагогично прозвучит моё предложение, но остановиться не смогла. - Если хочешь, можешь звать меня Марина... без отчества... Дома, в неофициальной обстановке.
  Егор удивлённо посмотрел на меня, потом опустил взгляд и вдруг пулей бросился из столовой.
  Мы с Андреем молчали, не глядя друг на друга. Если бы я была одна, я бы расплакалась.
  Преодолев критический момент, я поднялась и вышла.
  Постучала в комнату Егора. Тишина. Я повторила настойчивей.
  Из-за двери раздалось сдавленное: "да, можно".
  Я вошла. Парень лежал на спине, закрыв лицо согнутой в локте рукой. Я села на край кровати и положила ладонь ему на грудь.
  - Что случилось, Егор?.. Ты меня вовсе не обидел. Может, я обидела тебя? Прости, пожалуйста... и объясни, чтобы я больше не повторила ошибку.
  - Я не из-за этого... - Пробубнил он.
  - А из-за чего?.. Что-то случилось?
  - Так...
  - Ладно, не буду настаивать. Только помни, я ведь могу помочь.
  Он молчал. Я тоже.
  - Мне уйти? - Спросила я через какое-то время.
  - Марина... Андреевна... - Начал он.
  Я следила за его губами, и вдруг меня пронзило: да это те же самые губы, на которые я сегодня почти неотрывно смотрела всю дорогу до школы!..
  - Да, мой хороший. - Сказала я. - Я слушаю.
  - Скажите... - Он по-прежнему лежал с прикрытым рукой лицом, и я следила за его ртом. - А бывает так, что женщина не знает, что у неё есть ребёнок? - Он не дал мне ответить, а сразу пояснил: - Вот в кино показывают, что живёт мужчина, а потом выясняется, что у него давно-давно родился ребёночек, и вот он вырос... А у женщин так бывает? - Он открыл лицо и смотрел на меня широко раскрытыми глазами, в которых было одно: ожидание чуда.
  - Что тебе сказать?.. - Я уже понимала, к чему он клонит. - Как оказывается, на этом свете чего только не бывает... - Я улыбнулась. - Но ты же знаешь, что для того, чтобы родился ребёночек, женщина должна выносить его в себе целых девять месяцев... Я даже придумать не могу, как она могла бы этого не заметить... Разве что она провела в беспамятстве всё это время... - Взгляд Егора, всё такой же, напряжённо-испытующий, ждущий, впился в меня. - Или вот, может быть так: она благополучно выносила его, родила, а потом по какой-то причине потеряла память, забыла всё, что было с ней прежде, а ребёночка у неё забрали, вот она и не знает, что он где-то подрастает. Что ещё может случиться?.. А к чему ты это спросил?
  - Да, так. - Его лицо оживилось. - У меня был один друг... ну, давно очень, когда я ещё с бабушкой и дедушкой жил, а у него не было матери... ну, то есть, мама у него пропала без вести... а потом она нашлась... Правда, он не успел мне рассказать, что там такое с ней было... потому что я переехал сюда, к папе, а мой друг тоже уехал. Я не знаю, куда... Но куда-то очень далеко...
  
  Боже мой!.. Чем я держалась?! Ну что же за денёк-то такой?..
  Нет, реветь мне нельзя сейчас. Нет! Нельзя!
  
  Я поднялась, подошла к окну, чтобы поправить штору. Мне хватило пары минут.
  - Дождь. - Сказала я. Голос звучал вполне спокойно.
  Я вернулась к постели, потрепала Егора по волосам.
  - Ну, что, уроки все?
  - Все.
  - Что делать намерен?
  - Почитаю.
  - Воннегута?
  - Да. Мне нравится!
  - Хорошо. Я приду в десять. Уложу тебя спаюшки. - Я побаюкала Егора, как маленького.
  Он улыбнулся:
  - Ладно.
  Я поднялась и вышла.
  
  Андрей в столовой мыл посуду.
  Я тоже не люблю оставлять это дело на утро, на приходящую домработницу. Даже в посудомоечную машину не люблю складывать - тем более, когда это всего три тарелки...
  Мой недоеденный ужин дожидался на столе.
  - Что там? - Спросил Андрей.
  - Всё в порядке. - Ответила я.
  
  * * *
  Мы сели в гостиной в кресла. Андрей налил вина.
  - Мне сейчас показалось, что у Егора Ваши губы. - Я посмотрела на Андрея.
  Тот вскинул брови, улыбнулся одними глазами и отвёл взгляд.
  - Он копия матери: волосы, глаза, фигура... голос.
  - Расскажите мне про мать Егора. Надеюсь, Вы понимаете, что это не праздное любопытство?
  - Конечно, понимаю.
  И он рассказал.
  
  * * *
  Все трое познакомились на первом курсе в музыкальном училище.
  Ещё на вступительных экзаменах Андрей приметил девушку: красивая, высокая, стройная, с длинными светлыми волосами, она одевалась, как хиппи, и это очень шло ей. Её звали Вера. Точнее, имя её было Вероника, но она его не любила и представлялась Верой. Вера была сирота, из детдома, и жила в общежитии.
  Андрей и Сергей сошлись тоже на вступительных, после того, как однажды, в ожидании результатов экзамена, сидя в одном из классов, потренькивали на роялях известные джазовые "стандарты". Потом эта ленивая перекличка вылилась в такой затяжной эмоциональный сэшн, что посмотреть на исполнителей и послушать их сбежались едва ли не все, кто был в то время в училище. Андрей и Сергей виртуозно импровизировали в течение, наверно, минут тридцати, и буквально свалились со стульев в изнеможении. Зрители бешено аплодировали, музыканты валялись каждый под своим роялем. В этот момент вошла их будущий педагог по гармонии. Она оглядела класс и спросила:
  - Кто сейчас играл?
  Андрей и Сергей поднялись с пола. Зрители восхищённо указывали на них.
  Строгая дама сказала:
  - Ваши фамилии?
  Андрей и Сергей назвались.
  - Запомню, - сказала дама.
  Она запомнила их и до конца учёбы ставила в пример остальным студентам обоих своих любимцев.
  Так друзья стали друзьями. Неразлучными друзьями.
  Как-то Андрей пригласил Веру пойти с ними в кино. Потом они сидели втроём в кафе, потом гуляли, потом оба проводили её до общежития и с тех пор всегда и всюду появлялись втроём.
  Как выяснилось очень скоро, Вера была влюблена в Сергея, и тоже со вступительных экзаменов. Андрея это, конечно, прибило. Но пока их дружба была дружбой троих, и никто не пытался отделиться.
  Сергей вёл себя неопределённо: и на сближение с Верой не шёл, и не отталкивал её. Сегодня - да, завтра - нет. То он от неё на вечеринке не отходит, и на занятиях рядом сидит, то исчезает с той же вечеринки, а в училище избегает.
  Андрей пытался уговорить Сергея не играть с Верой в кошки-мышки, говорил, что любит Веру и сможет завоевать её любовь, если Сергей даст ей понять, что надеяться не на что.
  Сергей отвечал, что ничего не может с собой поделать, он Веру не любит, и не раз внушал ей это, но она говорит, что готова ждать его любви всю жизнь.
  Андрей сказал, что тогда будет действовать сам, и стал осаждать девушку, настаивая на том, что она должна поставить на Сергее крест и полюбить его, Андрея.
  Чтобы растормошить Сергея, Вера порой начинала разыгрывать охлаждение к нему и проявлять бурный интерес к Андрею. Андрей сначала ничего не понимал и верил, что наконец-то она сделала выбор. Это его окрыляло. Но потом Верино пренебрежение Андреем, переходило едва ли не в ненависть. Она снова буквально вешалась на Сергея, тот сдавался на какое-то время... Всё повторялось сначала, но ситуация не менялось, и была похожа на вялотекущую болезнь, поразившую всех троих.
  Иногда Сергей проявлял к Андрею странный интерес и говорил:
  - Полюби лучше меня, мужская любовь самая верная.
  Андрей принимал это за шутку, они целовались и обнимались, паясничая. Андрею казалось иногда, что Сергея это заводит по-настоящему, но он не вникал глубоко в тему, списывая это на фонтанирующий артистизм натуры своего друга и склонность к розыгрышам и куражу.
  Как-то, сдав весеннюю сессию, они втроём здорово набрались в пустой квартире Андрея, и Андрей стал решительно добиваться Веры. Она не стала сопротивляться, сказала только:
  - Пусть Сергей будет рядом.
  Она отдалась Андрею, целуя Сергея. Сергей в это время ласкал Андрея, и тот после Веры переключился на него.
  Им понравился этот опыт, встречи повторялись и стали нормой их общения. Андрей готов был платить Сергею собой ради того, чтобы быть с Верой, та знала, что таким образом сможет взять своё от Сергея, который, разумеется, тоже получал желаемое. Как ни странно, разом прекратились муки ревности, тяжбы и скандалы, и воцарилась взаимная любовь.
  
  После окончания училища, они сняли квартиру и жили втроём.
  Все трое занимались творчеством. Джаз, соул - вот был их конёк и всепоглощающая страсть. Вера писала стихи, ребята музыку. Её исполнительский дар называли феноменальным: белая девушка славянских кровей с низким бархатным голосом редкого диапазона - и поёт, как сама душа "чёрной" музыки. Выступали по приглашениям и зарабатывали неплохие деньги. Отношения внутри своего союза они скрывали и от родителей, и от друзей. Для окружающих - если кто и задумывался над этим вопросом - Вера и Сергей были мужем и женой, а Андрей их близким другом и соавтором.
  Потом Вера объявила друзьям, что беременна от Сергея. Они зарегистрировали брак и переехали к нему.
  Андрей не находил себе места. Он страдал и то осаждал Веру, убеждая её, что с Сергеем она не будет счастлива, то умолял Сергея совершить честный поступок и отказаться от неё.
  Я усыновлю твоего ребёнка, - увещевал Андрей, - и буду воспитывать как своего, он и не узнает никогда, что я ему не родной. А хочешь, наоборот, мы ему скажем всю правду, чтобы он знал, кто его настоящий отец. Но только отдай мне его мать, я не могу без неё!..
  Возможно, теперь Сергей и рад бы послушаться Андрея, но Вера не желала ничего менять. Теперь она запрещала Сергею видеться с Андреем, каждая отлучка мужа из дома влекла за собой скандал, музыка была заброшена, жизнь всех троих превратилась в перманентную драму.
  От отчаяния и безысходности Андрей пошёл в военкомат и упросил взять его в армию, несмотря на то, что числился в запасе из-за плохого зрения. Его взяли в музыкальный полк, в Германию.
  Незадолго до увольнения, он узнал от Сергея, что Вера покончила с собой. Андрей едва не повторил её шаг. Но пережил удар и вернулся домой. Егору шёл третий год.
  Сергей к тому времени оставил музыку и ушёл в бизнес - в кооператив, который занимался сперва поставкой и торговлей, а после сборкой компьютеров. Сын жил у его родителей. Андрей иногда виделся с Егором, испытывая к мальчику сильную привязанность - тот был удивительно похож на мать.
  Ребёнок оказался очень нервным, а потому избалованным. Андрей часто предупреждал Сергея, что, если не вмешаться в процесс воспитания, из Егора может вырасти монстр.
  Сергей говорил: ещё немного, мне нужно встать на ноги. Он набирал обороты теперь уже в своём деле.
  
  Смерть Вероники стала серьёзным испытанием отношений, через которое оба прошли, поняв, как много они значат друг для друга, и началом иного - осмысленного - отношения к жизни. Их интимные отношения прекратились с уходом Веры в дом Сергея, и больше никогда между двумя мужчинами не возникало и тени желания вернуться к прошлому. Их связывала глубокая дружба, и оба понимали, что такое родство душ - великий дар, который даётся далеко не каждому на этой земле.
  Андрей понял своё творческое предназначение, понял, что, только занимаясь музыкой, он сможет состояться как личность. К счастью, благодаря другу, ему не приходилось разрываться между добыванием хлеба насущного и творчеством. Хотя поначалу его коробило положение нахлебника, как он это расценивал, но со временем - по мере продвижения по тернистому духовному пути - всё встало на свои места.
  Ты талантлив, - говорил Сергей, - тебе нельзя бросать музыку, а моей десятины хватит, кроме всего прочего, и для того, чтобы ты не бедствовал. А ещё, - сказал Сергей, предлагая Андрею помощь, - это хорошая тренировка для искоренения у одного алчности и привязок к земному и тленному, а у другого - гордыни и самолюбия.
  Истины, открывающиеся тому, кто к ним стремится, преобразуют не только внутренний мир ищущего, но и - как это ни странным может показаться непосвящённому - внешние обстоятельства. Словно отменяются те законы бытия, в которые ты верил прежде, которые казались незыблемыми основами существования всего мироздания, и входят в силу новые - открытые, познанные и принятые тобой. К примеру, закон даяния: далеко не каждый способен поверить в то, что, отдавая, мы не теряем, а приобретаем. И решиться проверить этот закон не каждый готов. Друзья же приняли его раз и навсегда. Ещё во времена своей творческой юности они после каждого выступления отсчитывали десятую часть гонорара и раздавали её с таким азартом и радостью, что порой им самим казалось, что зарабатывают они именно ради этого момента. Став предпринимателем, Сергей с таким же энтузиазмом заполнял налоговые декларации и отдавал "кесарю кесарево", за что его не раз отмечали во всякого рода ежегодных "итогах предпринимательской деятельности", а от оставшейся суммы отделял и десятину. И по сию пору даяния словно питают реку материального благополучия двух друзей где-то там, в верховьях, и чаша их всегда полна до краёв.
  Порой Андрей выполняет серьёзные заказы, которые хорошо оплачиваются. Благодаря этому, он приобрёл высококлассное оборудование для композиции и звукозаписи, которое расположил в своей городской квартире, оборудовав там музыкальную студию.
  Сергей окончательно определил свою истинную сексуальную ориентацию и принял этот факт как данность. Возможно, кстати, и это обстоятельство не в последнюю очередь подвигло обоих на глубокие исследования в области духа: кто мы, зачем приходим в этот мир, почему, будучи такими одинаковыми, мы всё же такие разные, что такое хорошо и что такое плохо... Они прошли через христианство, которое приняли единодушно и горячо. И так же единодушно и горячо отвергли посягательство церкви на свободу духа и мысли, желание её лидеров манипулировать личностью в своих интересах путём запугивания и подавления. Очень скоро они поняли, что светлое учение Христа о любви и прощении было извращено и выродилось в учение о страхе и чувстве вины.
  
  В конце девяностых оба отправились в Тибет, в буддистский монастырь, где провели четыре месяца, серьёзно и последовательно вникая в духовные учения Востока.
  
  * * *
  - Вот такая история. - Сказал Андрей, поигрывая замысловатым браслетом белого металла на запястье.
  Я смотрела на эту игру, на руки Андрея, и поймала себя на мысли, что хотела бы увидеть, как эти пальцы извлекают звуки из чёрно-белых клавиш... Должно быть, это весьма чувственное зрелище...
  - Мне надо подняться к Егору, я обещала. - Сказала я, глянув на часы. - Вы ещё не ложитесь?
  - Нет. Я Вас подожду.
  
  Я вошла, постучавшись. Егор лежал в кровати, умытый, с влажными надо лбом волосами, и читал книгу.
  - Мой золотой! Ты уже готов! Я присяду?
  - Угу. - Сказал он и отложил чтение.
  - Нравится? - Я кивнула в сторону книги.
  - Угу. - Ответил Егор, но я поняла, что о прочитанном у него нет настроения говорить.
  - Ну, что обнимемся? А то первый день всемирной недели обнимания заканчивается. - Улыбнулась я.
  Он протянул ко мне руки, мы обнялись. Егор вдруг зашептал мне в ухо:
  - А можно мы будем обниматься не только в эту неделю?
  - Ну конечно. - Так же, шёпотом, ответила я. - Ты мой замечательный. Я тебя очень люблю. Я буду обнимать тебя, пока тебе не надоест.
  - Мне никогда не надоест. - Егор отпустил меня, прижал к себе своего слонёнка, и я накрыла их одеялом.
  Как бы мне хотелось сейчас лечь рядом, слушать его сопение, дышать его волосами... Сейчас - пока он ещё способен иногда становиться маленьким мальчиком...
  
  * * *
  Когда я вернулась и села в своё кресло, Андрей поглядел на меня так, словно хотел о чём-то спросить. Но промолчал.
  Я посмотрела в окно. Точнее, это была стеклянная стена, выходящая во двор, спланированный и засаженный в лучших традициях ландшафтного дизайна.
  Андрей, поймав мой взгляд, взял со стола пульт, нажал несколько кнопок. Свет в комнате погас, лёгкие прозрачные занавеси раздвинулись, а снаружи зажглись белые матовые шары, тут и там разложенные в траве. Гостиная освещалась теперь светом из сада. Ещё зелёная трава, покрытая опадающими листьями, ветви кустов и деревьев, колеблемые лёгким ветром - всё было влажным от моросящего дождя и беспрерывно искрилось. Двор казался таинственным, полным загадок и тайн, и в то же время очень романтичным...
  Я вдруг напомнила, как однажды мы с Егором устроили небольшой переполох в этом тихом уголке.
  Это случилось в...
  
  
  Воскресенье, 18.09.2005.
  Сегодня произошёл случай, после которого, меня вполне могли бы уволить без выходного пособия...
  
  Стояли совсем не сентябрьские жаркие дни. Чтобы отвлечь своего подопечного от видеоигрушек в кондиционированном доме, я придумала урок ботаники в саду. В ботанике, разумеется, я смыслила не больше любого среднестатистического гражданина, поскольку все приобретённые в далёкой школе знания, а потом вяло закреплённые в институте, благополучно выветрились за ненадобностью... Но в саду было так много разных растений, что одно разглядывание их становилось и удовольствием, и назиданием.
  К тому же, я недавно узнала от самого Егора о его личном агрономическом опыте. Весной он закопал в дальнем углу сада несколько картофелин, которые дали приличный урожай, и в середине августа внук гордо отвёз пакет свежего картофеля своему дедушке на день рождения. А ещё там же у него проросли две тыквенных семечки, и теперь в зелёной траве красовались среди огромных лопухообразных листьев целых восемь ярко-оранжевых тыкв.
  Мне никак не удавалось выманить Егора на свежий воздух - у отрока не было никакого желания выходить в сад. На мои призывы полить жаждущие тыквы он ответил, что домработница поливает их каждое утро.
  Тогда я взяла две большие лупы, которые они с отцом использовали для разглядывания марок, и приставила их к глазам в виде очков - отражение в зеркале впечатлило меня. Я вошла в гостиную и окликнула парня:
  - Егор!
  Он повернулся ко мне и рассмеялся.
  - Пошли на цветы и на букашек любоваться!
  Парень сдался.
  Больше часа мы ползали по траве, ходили, склонившись над альпийскими горками, и разглядывали всё, что попадалось пред наши вооружённые мощными линзами очи, то и дело подзывая друг друга, чтобы разделить свой восторг с товарищем. Нам открылся новый, удивительный мир, в который большинство людей не удосуживается заглянуть, если вообще помнит о его существовании.
  - Баста! - Сказала я. - У меня спина уже не гнётся, я полежу.
  И легла на густую стриженую траву.
  Егор отдал мне свою лупу и сказал:
  - Пойду, полью тыквы.
  Он открыл воду, взял шланг и пошёл в дальний угол сада. Я лежала, наслаждаясь теплом земли, запахами всё ещё свежей зелени и пением птиц в лесу, который начинался прямо за задней оградой двора.
  Вдруг меня накрыл сноп холодных брызг - я так и не поняла: случайно или нарочно мой подопечный направил на меня этот брандспойт.
  Я взвизгнула от неожиданности и вскочила на ноги.
  Егор стоял на расстоянии метров двадцати и смотрел на меня то ли испуганно, то ли выжидающе.
  - Ах, ты так! - Закричала я, встав в позу нападения.
  Егор оставил шланг и бросился наутёк.
  Тогда я включила оросительные фонтанчики, и принялась загонять его под пульсирующие струи воды.
  Мы оба вымокли, выдохлись и упали в высокую траву - её не выкашивали вдоль ограды, за густыми кустами.
  - А-ха-ха! - Заливался обессилевший Егор.
  - А-ха-ха! - Передразнивала я его.
  Потом мы стали соревноваться - кто кого перекричит. Мы вопили и визжали во всю мочь.
  Вдруг я услышала почти над ухом:
  - Ни с места!
  Из-за кустов появился Борис. Он стоял на полусогнутых ногах, а обе его руки были подняты к плечу в весьма характерном жесте. Мы с Егором опешили и уставились на Бориса.
  Когда тот понял, в чём дело, он резко отвернулся и незаметно спрятал пистолет под пиджак. Потом снова повернулся к нам и сказал:
  - Простите. Продолжайте. - И так же резко исчез, как и появился.
  Мы с Егором переглянулись и подавились смехом.
  - Ну и влетит же мне! - Сказала я, когда мы, успокоившись, лежали всё в той же траве и переводили дух.
  - Не, не влетит, - успокаивал меня Егор.
  - Ты что! Ещё как влетит... - настаивала я. - Меня, скорей всего, завтра же уволят.
  - Я тогда тоже уволюсь! - Сказал он.
  Я глянула на парня: шутит?
  Но он был абсолютно серьёзен.
  
  * * *
  Вечером, когда отец Егора позвонил, чтобы справиться, как наши дела, я рассказала ему об инциденте и искренне извинялась за свою несообразительность.
  Сергей Егорович рассмеялся и сказал, что он уже в курсе, ничего страшного, и что мы с Егором можем продолжать в том же духе, правда, желательно бы в следующий раз предупредить охрану, если мы решим побеситься.
  
  
  20.10.2005. Четверг.
  Гостиная освещалась теперь только светом из сада. Ещё зелёная трава, покрытая опадающими листьями, ветви кустов и деревьев, колеблемые лёгким ветром - всё было влажным от моросящего дождя и беспрерывно искрилось.
  
  Это воспоминание о забавном эпизоде, сблизившем нас тогда с Егором ещё на один... да нет, пожалуй, на целых два воробьиных шага, слегка пригасило мои расплескавшиеся, не до конца осознанные чувства.
  - Как красиво. - Сказала я, глядя на освещённый мерцающий сад.
  Но переключиться на светскую беседу никак не получалось...
  Андрей ничего не ответил.
  - Вам Сергей не говорил ничего в последние дни о Егоре? - Спросила я без перехода: в конце концов, это единственное, что меня по-настоящему занимает и волнует здесь и сейчас!..
  - Говорил.
  - Значит, Вы знаете всё и можете понять, что со мной происходит. - Я помолчала, по-прежнему безрезультатно пытаясь справиться с собой. - К тому же, чувство Егора взаимно. - Слёзы всё же навернулись на глаза и покатились по щекам. - И я не знаю, как с этим быть...
  Андрей поднялся, подошёл и протянул мне салфетку.
  - Спасибо. - Я принялась вытирать глаза. - Простите.
  Он ничего не ответил, только коротко провёл ладонью по моему плечу и вернулся в кресло.
  Я успокоилась.
  Мне стало легче. И от пролитых, наконец-то, слёз - а копились они ещё с разговора в кабинете Сергея, потом почему-то их прибавилось на озере, потом вот это обнимание с Егором на ночь... И оттого, что рядом сидел человек, которому ничего не нужно объяснять, можно говорить всё, что просится быть сказанным, и оставаться такой, какая я есть.
  - Наверное, Вы ждёте, чтобы я рассказала о себе? - Я посмотрела на Андрея.
  Его взгляд был устремлен прямо на меня и волновал влажным блеском глаз в вибрирующем свете.
  В один миг я ощутила и обволакивающее тепло - давно утерянное и забытое состояние общности с близким человеком - и острое сожаление о том, что мы не близки с тем, кто сидит сейчас напротив меня, а хочется мне, чтобы сидел здесь, на этом месте совсем другой мужчина... и болезненное, пронзительное моё одиночество...
  - Нет, не жду, - спокойно ответил Андрей. - Но буду рад узнать Вас ближе.
  Я осознавала... я просто знала, что внимание Андрея ко мне - вовсе не праздное любопытство. И не интерес, вызванный ответственностью за судьбу ребёнка близкого друга, к воспитателю, в руки которого этот ребёнок отдан. Это было понятное мне желание человека приблизиться к миру другого, небезразличного ему человека, выявить точки соприкосновения, просчитать частоту волны. Даже интерес мужчины к женщине сейчас уходил на задний план - это я тоже чувствовала. Да и что я ему за женщина! Восемь лет разницы, во-первых, во-вторых... не важно, что во-вторых.
  - Вы готовы стать моим исповедником?
  - Если доверите.
  - Я уже доверила, задав Вам этот вопрос. - Я улыбнулась. - Готовы ли Вы взвалить на себя то, что я доверю... нужно ли это Вам?
  - Ваш вопрос звучит как-то... слишком утилитарно: нужно ли мне? - Он тоже улыбнулся. - Вам не кажется, что он неуместен? Или я не сумел в достаточной степени дать Вам понять, что мой интерес к Вам - не досужее любопытство холостого мужчины, коротающего вечерок в обществе приятной женщины? И даже не просто интерес к воспитателю нечужого мне ребёнка, сына моего друга...
  Он словно озвучил мои мысли!.. И мягко ставил меня на место: неглупой женщине не подобает вот так тупо рефлексировать, если не сказать, кокетничать, имея дело с неглупым мужчиной, понимающим и принимающим её такой, какая она есть.
  Но почему я так вела себя?..
  - Простите. Вы правы. Мне нечем оправдаться... Кроме как одичалостью.
  Да. Именно, одичалостью. Я отреклась от близких отношений и перестала испытывать нужду в духовной, интеллектуальной... в какой бы то ни было близости. Я приняла как данность своё новое положение и старалась ему соответствовать и снаружи, и внутри: я одинокая женщина, в прошлом которой остались любовь и дружба, повторение которых в том же качестве невозможно по теории вероятности, и теперь у меня будет только работа, работа, работа... и, возможно, творчество.
  - И когда же вы успели так одичать? - Мягко спросил Андрей.
  - За последние четыре года.
  
  * * *
  Я довольно поздно осознала, что что-то в моей жизни не так, как у всех. Приятели и сокурсники уже имели семьи, а я так и не удосужилась влюбиться всерьёз. Я могла изредка что-то нафантазировать себе о ком-то, но все эти свидания, гуляния, разговоры - как мне казалось, пустые, ни о чём - казались мне непозволительной тратой драгоценного времени. Его и без того не хватало на любимые занятия, такие как чтение - мы с мамой выписывали кучу литературных журналов, которые я катастрофически не успевала прочитывать, или кино - на лучшие фильмы я попадала последней...
  В педагоги я пошла по призванию и любила свою работу. Я преподавала, вела факультативные занятия и изучала тенденции современной педагогики - всё это требовало долгой подготовки и постоянного самообразования. Беспокоящих меня позывов обзавестись мужем и детьми я не испытывала и жизнь свою неполноценной вовсе не считала. Я была натурой романтической и, если кого и ждала, о ком мечтала - так только о принце на белом коне... или под алыми парусами. Да и то, не слишком веря, что его появление реально - что, в свою очередь, хранило меня от переживаний по поводу отсутствия такового в моей жизни. Такая вот круговая оборона внутреннего мира и его устоявшегося покоя от внешних раздражителей...
  
  Как-то меня направили на семинары по повышению квалификации учителей в тогда ещё нашу общую столицу, Москву. На регистрации, перед началом семинаров, назвав свой город, я услышала за спиной:
  - Очень интересно, мы земляки, а я Вас не знаю.
  Мужчина, заговоривший со мной, оказался завучем школы и, как и я, преподавателем словесности. Жил и работал он в другом районе нашего несколькомиллионного города, поэтому мы и не были знакомы.
  На семинарах мы сели рядом, и как-то само собой получилось, что с того первого дня стали держаться друг друга: на обед, в общежитие, на занятия мы ходили вдвоём. Вдвоём мы проводили и всё свободное время: театры, музеи, прогулки. И разговоры, разговоры... Нас сближало бесконечное множество общих тем и интересов.
  Мне было тридцать один, ему тридцать пять - это мы выяснили сразу. Недолго мы подбирались и к теме семейного статуса каждого - прямолинейность была присуща нам в равной степени. Когда выяснилось, что оба одиноки, да ещё и по одной и той же причине - по причине ожидания несбыточного и почти невозможного счастья - нас ещё сильнее потянуло друг к другу.
  Вернувшись с курсов, мы продолжили встречи и скоро поняли, что есть одно большое неудобство в нашей дружбе: мы слишком далеко живём друг от друга и вынуждены преступно расточительно тратить драгоценное время на поездки по городу из конца в конец. Сам собой напрашивался выход - мы решили пожениться.
  Случалось несколько раз мне оставаться у него на ночь, а ему у меня, но речи о том, чтобы спать в одной постели не заходило. И не потому, что и он, и я жили при строгих мамах. Конечно, мы уже перешагнули рубеж бесполой интеллектуально-духовной дружбы, но продвинулись пока лишь до уровня поцелуев - сперва нежных, а потом и страстных.
  Опыта отношений с мужчинами я не имела, и, разумеется, всё происходящее приняла за ту самую любовь, которая ведёт под венец. Целомудренное поведение моего жениха не вызывало у меня никаких подозрений. Принцы - на коне они, или под парусами - именно такими мне и представлялись: без намёка на низменные, животные инстинкты, нивелирующие в моём понимании все остальные достоинства. Да и вообще - этим занимаются после свадьбы...
  Трудно сказать, которая из наших мам больше радовалась предстоящей свадьбе. Обе давно подозревали нас во взаимной любви. Мама моего жениха тут же объявила, что как только мы наденем друг другу кольца на безымянный палец, она наконец-то уедет к сестре своего покойного мужа - тётке моего жениха, с которой дружна с юности, - в Крым, на море, в огромный дом, куда мы будем привозить им на радость своих многочисленных детей.
  Мы сыграли свадьбу, собрали и проводили мою новоиспечённую свекровь, отремонтировали квартиру мужа и зажили семьёй.
  Тут стало выясняться, что кроме дружбы на почве общих интересов, существует ещё одна сторона бытия, и что оба мы в одинаковой степени не готовы к ней. Мой муж, как и я, прожил свою сознательную жизнь, не отвлекаясь на такую чепуху, как сексуальное самообразование. У него, правда, имелся опыт интимного общения, но недолгий и неудачный. Возможно, это обстоятельство и загнало тему секса в его иерархии жизненных ценностей на самый дальний план. Так что в постельной сфере жизни мы не стали помощниками друг другу, и постепенно наши интимные отношения обрели негласный статус одного из необходимых организму физиологических отправлений, целью которого ставилось нормализовать гормональный фон, и которое недостойно какого-либо особого внимания со стороны нас - цивилизованных, образованных и интеллигентных людей. Детей мы не стремились иметь - хватало забот с чужими отпрысками. Кроме того, именно они, чужие дети, и составляли наш общий жизненный интерес. Во избежание непредвиденностей, которые могли бы нарушить наши ясные планы, я приняла долгосрочные меры безопасности.
  
  Через пару лет семейной жизни у меня начались проблемы со здоровьем. Участковый доктор - мудрая пожилая женщина - сумела выудить из меня подробности моего супружества. В ответ на мои откровения она сдержанно, но эмоционально расписала все прелести последствий такого образа жизни, ожидающих меня в самом скором будущем. Она дала несколько советов, как попытаться раскачать мужа, дабы заинтересовать его этой стороной жизни, и порекомендовала найти кое-какую литературу, которую найти теперь не слишком сложно, и, если мне это всё же не удастся, обещала помочь.
  Когда я читала книгу об искусстве любви, полученную от доктора -перевод известного индийского трактата - в моём сознании происходила одна из первых революций, положившая начало его, сознания, дальнейшей эволюции. Но переворот этот затронул не только интеллектуальную сферу - моя чувственность разгоралась неукротимым огнём. Деликатные попытки склонить мужа к более частой и грамотной близости - для начала, хотя бы старым дедовским способом - натолкнулись на стену непонимания и даже осуждения. Я постаралась объяснить ему положение вещей с точки зрения медицины, но и это ничего не дало - лишь добавило раздражения.
  Тем не менее, огонь, горящий внутри меня, стал заметен окружающим. Особенно, разумеется, мужчинам. Мне делали комплименты и пытались заигрывать.
  Чувство вины за ещё несовершённую измену и надежда на то, что удастся расшевелить мужа, долго не позволяли мне ответить на ухаживания одного давнего приятеля.
  
  Мой сокурсник - с которым мы водили дружбу в институте, и который женился тогда, не сумев отбить меня у книг и жажды новых знаний, а потом развёлся, разочаровавшись в семейной жизни - ныне наслаждался невыносимой лёгкостью холостого бытия. Мы иногда виделись с ним на всяческих общегородских отдело-народно-образовательских мероприятиях, вроде семинаров, курсов, торжественных собраний и тому подобное, поэтому имели представление о жизни друг друга. Когда он узнал о моём скоропостижном романе, когда сопоставил даты моей женитьбы и своего развода, он взвыл и долго обзывал себя последними словами: развёлся он, оказывается, за два месяца до моего знакомства с мужем.
  И вот, во мне загорелся тот самый огонь, и приятель стал настойчив, как никогда доселе. Похоже, он напрочь забросил свою бурную личную жизнь и всё свободное время посвятил мне. Он то звонил в учительскую, то дожидался меня у школы, то обедал со мной, затащив таки куда-нибудь в укромное кафе. Мы целовались несколько раз, и это были совсем не те поцелуи, которыми изредка удостаивал меня муж.
  Как-то весной, в преддверии школьных каникул и разъезда по летним лагерям, проводились очередные добровольно-принудительные соревнования среди учителей средних школ по навыкам походной жизни. Я участвовала в них одна - муж уехал в командировку по делам районо на несколько дней.
  Дело происходило на загородном полигоне бывшего ДОСААФ, и весёлый народ племени наставников заблаговременно и со знанием дела подготовился к логическому перетеканию немилого рутинного мероприятия в посиделки у костра с шашлыками в соседнем лесу.
  Когда программа соревнований была исчерпана, приятель предложил отвезти меня домой, не желая оставаться на это самое продолжение, так гревшее сердца участников состязаний.
  Я с радостью согласилась, поскольку тоже не жаловала подобного рода времяпрепровождения. Было скучно слушать бородатые анекдоты и затасканные учительские байки, наблюдать хорошо скрываемые, но прорывающиеся, тем не менее, на поверхность подводные потоки страстей и страстишек, образующих то ламинарные, то турбулентные струи, а то и бурные водовороты. Ещё больше мне было жаль драгоценного времени.
  Пока мы ехали, приятель игриво увещевал меня:
  - Смотри, какая весна, это ж пора любви... Я один, ты одна, что ж мы будем скучать поодиночке... - И так далее, и в том же духе.
  Я молчала. Я едва держалась...
  Он вёл машину, лишь изредка поглядывая на меня. Я смотрела прямо перед собой, боясь повернуться к сидящему рядом мужчине. Скоро его шутливый тон сменился на серьезный:
  - Я же чувствую, ты тоже этого хочешь... мы же взрослые люди... - В голосе слышалось возбуждение. - Я всегда любил тебя, ты всегда меня любила... и не спорь, просто ты не знала этого... давай не будем идиотами, жизнь одна...
  На подъезде к городу он остановил автомобиль и повернулся ко мне, сделав вдох для новой тирады. Тут он и увидел моё лицо, мои глаза...
  Не произнеся больше ни слова, он довёз меня до дому. Он ждал в машине, пока я помылась и переоделась - подняться в квартиру я ему не позволила.
  Потом было три ночи и два дня. А потом - почти восемь лет. Благо - педагогу всегда можно найти оправдание своим отлучкам и задержкам...
  Подозревал ли что-нибудь муж, не знаю. В редкие моменты нашей с ним близости мне приходилось вспоминать прежний, целомудренный стиль поведения, дабы не быть осуждённой, а то и разоблачённой.
  Мама, конечно, замечала перемены в моём состоянии. Но мы никогда не были с ней близки до такой степени, чтобы я могла доверить ей свой женский секрет. Наши отношения с ней являли устоявшийся классический образец отношений ребёнок - родитель: в гости по праздникам, иногда мимоходом проведать. У меня всё хорошо, мама... нет, я не болею... с Петром тоже всё хорошо... да, много работаем, ты же знаешь, это вся наша жизнь... нет, о детях сейчас не думаем, некогда... И так далее, и тому подобное.
  Если бы не моя близкая подруга, меня расплющило бы этой тайной. Элка помогала мне справляться с периодически накатывавшим упадком духа, а то и депрессией. Не мудрено, что и то, и другое возникало на фоне раздвоения личности, которое стало образом моей жизни. Она успокаивала меня тем, что, всё произошедшее и происходящее со мной - с одной стороны, наказание за мою глупость, а с другой - спасение.
  - За какую глупость? - Недоумевала я.
  - За друзей замуж не выходят, идиотка! С друзьями дружат!
  - Но мы полюбили друг друга...
  - Вот и полюбили бы годик-другой, а там разобрались бы, любовь это или не любовь.
  - А от чего спасение?..
  - От онкологии, глупая! Или от психушки. А то и от одного, и от другого сразу!
  
  Конечно, я понимала, что она права. С мужем мы - друзья. Коллеги. Родственные души. Но для счастливого супружества, как оказалось, этого не вполне достаточно.
  Тем не менее, мне было хорошо с ним в нашей насыщенной общими интересами и творчеством жизни: помимо преподавания и работы на посту завуча школы он занимался наукой, которую поверял практикой, организовывая экспериментальные классы с обучением детей по новаторским программам. Я с интересом помогала ему, а потом поступила на заочно-вечернее отделение в университет, изучала детскую психологию, и муж тоже был рядом в моей учёбе.
  В отпуска мы ездили отдельно по его настоянию: даже очень близким людям необходим отдых друг от друга, считал он, и я искренне скучала по нему в моменты разлуки.
  С любовником нас связывали совершенно иные, хотя и не менее крепкие узы. Перейди наши отношения на уровень семейно-бытовых, неизвестно, чем закончился бы этот роман: в жизни, которая начиналась за границами постели, нас мало что объединяло, и общего набиралось ровно на эти бурные встречи под знамёнами страсти.
  Тогда я поняла, что такое двойная жизнь со всеми вытекающими из этого последствиями - напряжением нервов, чувством вины, страхом разоблачения. Но этой тяжёлой монетой я платила за обретённую полноту жизни, за радость быть женщиной.
  Первое время я, конечно, мучилась от такого раздвоения, но моя мудрая докторша, назвав всё своими именами и разложив по разным полочкам то, что до сих пор принято мешать в одну кучу, сумела вернуть мне какое-никакое внутреннее равновесие. А позже и полученные в области психологии знания сыграли свою умиротворяющую роль.
  
  Почему внезапную смерть мамы я восприняла как сигнал к приближению возмездия?.. Возмездия за грех. Я, выросшая в семье атеистов, откуда я взяла само это понятие - грех?..
  Не знаю. Не знаю, откуда взяла, и не знаю, с чего решила. Вероятно всё потому же: мои исконные устои хоть и пошатнулись, накренились под напором обретённых... обретаемых осознанности и права на собственный выбор, но позиций не сдали.
  Всё чаще я стала убеждать и себя, и любовника прекратить отношения. Но, сколько бы раз я ни зарекалась встречаться с ним, противостоять его напору и собственной страсти не могла. Он, почуяв зреющую во мне решимость, принялся уговаривать оставить мужа и уйти к нему. Нет-нет, да и я задумывалась о такой возможности. Потом, опомнившись, снова пыталась взять себя в руки и покончить с "грехом" - этот термин прочно прирос в моём сознании к определению тайной любовной связи.
  Мы отмечали моё сорокалетие в ресторане весёлой компанией. Возвращались с Петром домой пешком. Было поздно, и потому безлюдно. Погода стояла тихая, тёплая, мы не спешили. Недалеко от дома к нам подошла компания изрядно выпивших молодых людей. Они стали просить сигареты.
  Муж ответил, что мы не курим.
  - Тогда дайте денег.
  - С какой это стати?
  Разумеется, им не понравился отказ. Они принялись избивать мужа, я закричала "помогите!".
  Какой-то мужчина, выглянувший в окно, спугнул шайку, он же, похоже, и вызвал скорую помощь. Муж умер в реанимации через сутки от многочисленных гематом мозга.
  Это была не просто трагедия. Это был слом. Я восприняла произошедшее как кару небесную за моё окаянство. Земля уходила из-под ног. Разум, анализируя произошедшее и сопоставляя вложенную в меня воспитанием программу поведения с приобретёнными в последние годы знаниями, изворачивался в попытках примирить одно с другим, но сбоил и, казалось, вот-вот покинет своё обиталище.
  Тогда я и попала в церковь.
  Со мной беседовал молодой настоятель. Его внешность не вызвала у меня никакого доверия, если не сказать больше - я уже была психологом и с образованием, и с опытом - но искать другого я, конечно, не решилась.
  Батюшка, выслушав исповедь, подтвердил мои худшие опасения по поводу причинно-следственных связей произошедшего. Он добил и окончательно размазал меня, убедив, что ни здесь, ни, тем более, в мире ином, у меня нет ни малейшей надежды на прощение. А поэтому всю оставшуюся жизнь я должна замаливать в посте совершённое беззаконие, чтобы в аду мне выделили не слишком горячую сковородку для вечных мук.
  Впрочем, это сейчас я иронизирую, вспоминая свой религиозный опыт... Тогда мне было не до шуток. Я была в разобранном состоянии, меня ничто не могло утешить, ничто не могло вселить надежду избавиться от кошмара вины. Единственный вариант, который напрашивался сам собою, это казнь грешницы, совершённая собственноручно... Но добровольный уход из этой жизни лишь усугублял и без того жуткую перспективу жизни иной.
  Я так резко и таким тоном прекратила свои отношения с любовником, что позже, через пару недель после похорон, когда он позвонил, чтобы справиться о моём состоянии и предложить помощь, одного моего слова хватило, чтобы он не звонил ещё год. Но через год я была уже другая, и он был другим и с другими.
  
  А тогда, на счастье, прилетела из Австралии моя Элка, единственный по-настоящему близкий человек, которая знала обо мне всегда и всё - и знала от меня. Она решила навестить покинутую несколько лет тому назад Отчизну, а заодно забрать с собой оставшихся здесь родных.
  Она потратила на меня едва ли не всё своё время. Она вытряхивала из меня ту муть, которую внушала церковь, она взывала к моему сердцу, к интуиции и опыту. Она потрясала над моей головой некой книгой, которая перевернула её сознание и, как следствие, жизнь. К моему сожалению, книга была на английском.
  - Вспомни, - восклицала Элла, - вспомни всё, о чём мы с тобой говорили и спорили сутками на наших кухнях, вспомни наши интуитивные поиски Бога, смысла жизни, наши прозрения и откровения! Так вот тут... - она возносила книгу горе, - ...тут все ответы на наши вопросы, тут наши собственные ответы на наши собственные вопросы, мы всё знаем сами, только забыли то, что знали! А для того, чтобы мы не вспомнили забытое, и были придуманы церкви! Это они прибрали к рукам и спрятали истину, чтобы сделать нас рабами!
  Она говорила много чего ещё, не вполне понятного мне тогда, но вселявшего робкую надежду на то, что ни я не конченая грешница, ни жизнь моя не кончена.
  Улетая - на сей раз, похоже, безвозвратно - подруга обещала сделать выжимки из этой дивной книги и порциями пересылать мне их по электронной почте в собственном переводе.
  Ровно через три дня после её отъезда, бродя по одному из книжных базаров, я нашла эту самую книгу на русском языке. Я глотала страницу за страницей, и ко мне возвращалась жизнь: радость, истина, любовь, свобода. Я перелопачивала своё нутро и выгребала оттуда слежавшиеся шлаки внушённых в детстве стереотипов. Я выдавливала из себя раба предрассудков и страхов.
  Не сразу - и даже не очень скоро - моё психофизическое состояние подтянулось к духовному. Я оправилась от стресса и вернулась к прежней способности мыслить и поступать адекватно, не ожидая наказания за собственный выбор. И всё же я старалась не вспоминать об отставленном любовнике, чтобы не спровоцировать новый приступ самобичевания или - чего хуже - не впасть в новый соблазн, а на всякий случай отреклась и от будущих романов.
  Что бы ни являли собой перемены, происходившие во мне под влиянием новых знаний, вероятно, моя изначальная конституция всё же больше годилась для старорежимного, упорядоченного существования. Тот слом, который вызвала трагедия, вернул меня на исконное место - и это было сильнее меня. Я поклялась себе... нет, теперь это называлось сделать выбор - я сделала выбор в пользу одиночества.
  Конечно, в этом решении проглядывался, как шитый белыми нитками, страх повторения. А подобный выбор служил полной гарантией спокойствия моей дальнейшей жизни. Жизнь свою я заполню работой до отказа, а потом - когда-нибудь потом - начну писать: богатый опыт педагога и психолога нет-нет, да и просился быть излитым на бумагу.
  Через год с небольшим я продала мамину квартиру - вместе с антикварной мебелью - в родном городе и купила равноценную здесь. После чего у меня остался небольшой задел на ремонт и на возможность не заботиться какое-то время о хлебе насущном.
  Расстояние в две с небольшим тысячи километров оправдало все возлагавшиеся на него надежды: я обрубила канаты, сожгла мосты и начала с белого листа.
  И вот, четыре года как я живу в новом измерении, в новом отсчёте времени. Новый город, новые - незнакомые - люди, новая жизнь. И только одна тоненькая ниточка связывает меня нынешнюю со мной прежней - давняя подруга, с которой, вероятно, нам так и суждено отныне и навсегда общаться лишь в виртуале.
  
  * * *
  - Благослови, Господи, Интернет, дивное твоё творение! - Закончила я свой рассказ, чтобы как-то смягчить его драматизм.
  - И газету деловых объявлений благослови, Господи! - Подхватил Андрей.
  Не сговариваясь, мы подняли бокалы с забытым в них вином.
  В тот момент, когда мы поднесли их к губам, раздался тихий мелодичный бой. Напольные часы, стоявшие справа от нас у стены, показывали полночь.
  Мы молча улыбнулись друг другу. Произошедшее было весьма символично: поведав предельно откровенно один другому свою жизнь, мы перевернули последнюю станицу каждый своей истории, и теперь словно начинали всё с нуля и в новом состоянии - в состоянии соприкосновения.
  Вот и время начало свой отсчёт - с ноля часов.
  
  Это был ещё один длинный-длинный день...
  * * *
  (...)
   Роман вышел в 2008 году (ЦП, Москва).
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"