Зорька, бедная моя...

  

   Случилось это сразу после Нового года. На праздники мороз изрядно прихватил землю, белейшим снегом завалил дворы и улицы, высушил городской промозглый воздух. А к Рождеству вдруг потеплело, посыпался мелкий, а затем и вполне приличный дождь. Падающая с неба вода быстро смыла все снежное великолепие, и городское население зашлепало по совершенно осенней грязи, скользя по мокрому льду и ругая синоптиков. В это самое время, да еще и к вечеру, одному моему приятелю приспичило срочно чинить телевизор. Приятель позвонил мне, я собрал нехитрые пожитки самодеятельного радиомастера, вымок дорогой под дождем и с радостью вскочил в теплый, сухой вагон метро.

   Надо сказать, что приятель мой жил на самом краю города. Дом его стоял в трех автобусных остановках от метро, но туда можно было попасть пешком через большой пустырь, по которому вилась хорошо протоптанная дорожка. "Тропа Хо-Ши-Мина" шутил мой приятель. Дорожку эту вечно то перекапывали, то заваливали какими-то плитами, но жизнь всякий раз брала свое и, заезжая по тем или иным делам в эти места, я всегда находил тропу в рабочем состоянии, хотя и с новыми петлями вокруг очередной кучи мусора.

   На этот раз на пустыре взялись что-то строить, затем, видно, дело застопорилось, но здоровенный котлован остался. Котлован обнесли высоким забором, и угол этого сооружения преградил путь граждан к метро. Естественно, скоро в металлическом заборе обнаружилось две изрядные дыры, дорожка благополучно нырнула в эти дыры, и "тропа Хо-Ши-Мина" была восстановлена.

   Дорогу я хорошо знал, бывал там уже не раз, и приехав на место, решил не ждать автобуса, а потопал по скользкой полутемной дорожке, засунув поглубже руки в карманы и отплевываясь от надоедливого дождя. Подойдя к забору, я обнаружил, что дыра в нем меньше моего роста, нагнулся, переступил через какую-то трубу и... Все произошло на счет "три". "Раз" - я опускаю ногу на землю, "два" - я стремительно еду на "пятой точке" куда-то вниз, в темень, "три" - лежу в огромной луже на дне котлована, в рукава, за пазуху, в ботинки мне ползет отвратительная холодная грязь, на лицо из серых туч сыпет мелкий дождь, а вокруг зловеще нависают черные стенки котлована. Картину дополняет стрела какого-то крана или экскаватора, едва видимая из-за серой пелены дождя.

   Я не сразу осознал ситуацию. Сначала бросился забираться на глинистый мокрый склон, много раз соскальзывал обратно, копал руками ступени, извозюкался с ног до головы, цеплялся за какие-то корни, выворачивал камни, ругался и опять падал вниз. Исчерпав первоначальный запас сил и злости и скатившись в очередной раз, я решил оглядеться. Анализ обстановки оказался неутешительным. Я стоял по колено в глинистой жиже на дне большого котлована, котлован был глубиной метра четыре, с обрывистыми, скользкими от воды и глины стенками. Дождь прекратился, но сверху по стенкам низвергался настоящий водопад вперемежку с кусками льда и всяким мусором. По-видимому, котлован стоял в небольшой низине, и в него стекала талая и дождевая вода со всей округи. По скопившейся на дне жидкой грязи практически нельзя было ни плыть, ни сколько-нибудь быстро передвигаться, такая она была вязкая и скользкая. И я видел, что уровень этой жижи на глазах повышается, а я погружаюсь все глубже и становлюсь все более скован в движениях. Я попробовал кричать, звать на помощь, но никто не откликался. Лишь откуда-то сверху доносилась чуть слышная музыка. Эта музыка как-то подвела черту. Я почувствовал, что очень устал и очень хочу спать...

   И тут пришло полное спокойствие. Я понял, что настало мое последнее приключение. Ну что ж, подумал я. Жизнь была достаточна длинная и интересная. Довелось побывать в разных местах, многое увидеть. Друзья будут обо мне хорошо вспоминать. Умру я не в мучениях, просто сейчас лягу на спину, обхвачу себя руками, закрою глаза, усну - и все.

   В этом спокойном оцепенелом состоянии я все же принял решение последний раз без паники попробовать забраться наверх. Если ничего не получится - смириться с судьбой. Недалеко от себя я приметил в полутьме небольшой холмик на стенке котлована и, тяжело выворачивая ноги из жижи, поплелся к нему. Надеялся, что там может быть какое-то сооружение, или просто железяка, или еще что-нибудь такое, что поможет, наконец, выкарабкаться.

   Когда я подобрался поближе, сонливость моя слетела в одно мгновенье. Похоже, в этот несчастный вечер, не я один решил сэкономить на автобусном билете. Прислонившись к стенке котлована, накинув на голову какой-то капюшон, почти полностью залитый грязью, совершенно неподвижно сидел человек. С немалыми трудами я отлепил его от полужидкого ложа, приподнял на ноги, откинул капюшон и стал бить по щекам, пытаясь привести в чувство. Бил не жалея сил и после нескольких ударов понял, что бью женщину. Я стал тереть ей щеки, уши, трясти, кричать, даже обзывал по-всякому. Минут через пять я полностью вымотался, остановился, обхватил ее, чтоб не упала, руками и начал тупо думать, что делать. И тут заметил, что моя подруга по несчастью пришла в себя. То есть не совсем пришла, но глаза чуть приоткрыла и сонно так на меня смотрит. Я стал ее снова тормошить, спрашивать, что-то объяснять. Короче, еще минут через десять (а жижа все прибывала!) мы смогли кое-как общаться. Говорить ей было трудно, но я разобрал, что она живет здесь неподалеку, выбежала за покупками в магазин у метро, не заметила, что дождь размыл край котлована, упала и даже не пыталась выбраться, так, покричала немного, а затем села и, по-видимому, заснула. Я стал уговаривать ее стать мне на плечи и попытаться дотянуться до чего-нибудь на краю котлована, но она сильно ослабла и подобные акробатические трюки ей оказались не по силам. Да и я уже был совсем не в лучшей форме. Короче, я стал подумывать, что зря ее растормошил...

   В этот момент шум грязи на краю котлована слегка изменился, и я с ужасом увидел, что в наше болото медленно сползает громада подъемного крана. Видно вода подмыла основание, и несчастный механизм последовал по проторенному людьми пути. Ну вот, подумал я, сейчас он нас убьет, в этой жиже даже не увернешься. Однако кран промазал, расплескав грязь он уперся стрелой в дно и застрял, медленно ворочаясь. И вот тут моя новая спутница проявила чудо воли к жизни и находчивости. Видимо женщины все-таки сделаны из какого-то особенного материала. Выкрикивая редко употребляемую гласную: "ЫЫЫЫ....", - она мотнула головой в сторону упавшего железа и по-кошачьи, на четырех, быстро-быстро взобралась по стреле, как по лестнице, наверх. Тут дошло и до меня, я вырвал ноги из грязи и стал карабкаться вслед. Нужно сказать, что делом это оказалась совсем не простым, ноги и руки были в скользкой глине, замерзли, стрела - это вовсе не лестница, кроме того, кран продолжал медленно поворачиваться под напором грязевого потока. Однако через минуту и я оказался наверху, около полулежащей от усталости женщины. Я помог ей встать, подхватил за руки и мы вместе отбрели от опасного края. В этот момент кран, наконец, сдался и с отвратительным чмокающим звуком целиком увалился в темную яму.

   Женщина опять ожила и стала сбивчиво говорить, что дом ее совсем рядом, и что мне совершенно необходимо с ней туда пойти, чтобы обсушиться. Мы выбрались через дыру в заборе, кое-как забросали ее от греха какими-то досками и быстрым шагом, почти бегом, она впереди, я за руку с ней позади, двинулись к ее дому. И - вот ведь как устроена жизнь! Пять минут назад я смирился с, казалось, неизбежной смертью, уже почти умер, а сейчас - чуть согрелся на бегу, почувствовал замерзшей рукой такую же замерзшую руку моей неожиданной спутницы, представил ее теплую светлую квартиру - и в голове сами собой зароились, побежали всякие романтические мысли.

   Очень скоро мы оказались у подъезда ее дома, поднялись по лестнице на второй этаж - и она забарабанила в дверь. Темные подозрения зашевелились в моей заляпанной глиной голове. Дверь распахнулась и я понял, что дела мои совсем плохи. На пороге с мрачным выражением лица стоял крепкий высокий мужчина, в правой, чуть согнутой руке у него блестел металл...

   Здесь следует остановиться и отметить, что я несколько близорук и обычно ношу очки, очки я, естественно, потерял, когда свалился в эту проклятую яму. Поэтому весь мир тогда был для меня слегка расплывчатым и нечетким. Встречавший же нас мужчина видел прекрасно и сразу оценил, что его подруга, уйдя в магазин, была неизвестно где и неизвестно с кем, занималась неизвестно чем и вернулась домой, с ног до головы заляпанная бурой глиной, да еще за руку с такого же вида проходимцем. Короче, моя судьба была по всем меркам незавидна.

   Я сделал судорожный шаг в сторону мужчины, пытаясь получше разглядеть его лицо. Видно что-то промелькнуло в его взгляде, потому что женщина быстро заслонила меня собой и крикнула: "Коля, я упала на стройке в яму, а он мне жизнь спас!".

   И вот тут, вдруг, что-то произошло в мире. Как-то чуть-чуть изменились свет, шум улицы, окраска стен, расположение предметов. На всех нас снизошла, окутала и поглотила какая-то воистину вселенская любовь и благодать. Мужчина широко и ласково улыбнулся, шепнул своей подруге: "Бедная, Зорька моя". Мне, громче: "Проходите в дом, сейчас добуду сухой одежды". И я увидел, наконец, что в руке он держит никелированный штопор, а в глубине квартиры проглядывается слабо освещенный накрытый стол с цветами и горящими свечами.

   Через полчаса я, вслед за моей новой знакомой, принял горячий душ, и мне с улыбчивого согласия ее спутника был выделен махровый халат и меховые шлепанцы. Еще через пятнадцать минут мы сидели за столом и пили горячий грог, срочно сваренный по этому случаю. Женщина, захлебываясь, рассказывала детали нашего приключения, я был обнят и расцелован, прихлебывал вино и закусывал каким-то необыкновенным салатом. Из разговора я понял, что мужчина и женщина - давние приятели, собрались вместе поужинать, женщине не хватило каких-то приправ к кушанью - остальное вы знаете.

   Мы сидели вместе несколько часов, рассказывали друг другу разные истории из жизни, нашли даже каких-то общих знакомых, Николай играл на гитаре, женщина очень неплохо пела. И тут я заметил, как они смотрят друг на друга. Не просто стреляя друг в друга глазками - в этом нет ничего удивительного. Нет. Но на каждый его взгляд она отвечала своим - и улыбкой. На каждый ее взгляд он отвечал улыбкой. И они не пропустили ни одного взгляда. Когда он смотрел ей в спину, она оборачивалась, когда она смотрела на него сбоку - он поворачивал голову. И еще - как они двигались! Они перемещались удивительно согласованно и красиво. Когда он что-то уронил на пол и нагнулся поднимать, она, не вставая с места, в каком-то восхитительном изгибе дополнила его движение. Нет-нет, они не просто двигались. Они танцевали друг с другом. Да! Именно танцевали. Но не синхронный танец механических кукол, а согласованный, грациозный и божественно прекрасный танец влюбленных существ. И весь мир крутился вокруг них, потому что были - только они, и они так жили, танцуя и любя. И мелкие брызги, тонкая аура их любви достались и мне, и я видел, что я не в тягость этим двоим, любовь переливалась у них через край, они не испытывали недостатка ни в материи, ни в материале любви.

   Они уговаривали меня остаться ночевать, тем более что моя одежда была полностью испорчена. Однако я наконец вспомнил, что нахожусь совсем рядом с домом моего приятеля, к которому, собственно, и собирался. Меня проводили к телефону. Телефонный аппарат оказался особенным, светлого узловатого дерева. Николай объяснил, что он сам вырезал и обработал корпус из карельской березы. Я позвонил приятелю и рассказал о случившемся. Договорились, что при случае, я смогу переночевать у него.

   Несмотря на мои протесты мне было велено одеть брюки и свитер Николая, в довершение выдали меховые ботинки и какую-то замечательную теплую кожаную куртку с капюшоном. Теперь, наверное, я мог без опасений спать на снегу. Еще пара улыбок, поцелуев, рукопожатий - и я на улице. В новой теплой одежде, с большим узлом, в котором лежат наспех почищенные и слегка подсушенные мои вещи.

   Была уже поздняя ночь, дождь совсем прекратился, небо прояснилось, заметно подморозило. Из какой-то открытой форточки по-прежнему доносилась музыка. Я решил не идти к приятелю и направился к метро. Далеко обогнув злополучный забор, вышел на "тропу Хо-Ши-Мина". В свете единственного фонаря тропа выглядела как невысокая насыпь с лужами по бокам. Морозец прихватил поверхность, и она блестела как стекло. Я взвалил узел на плечо и тронулся в путь. Идти по тропе было трудно. Я, в общем-то, довольно много выпил, хотя и за приличное время. Я все время соскальзывал с гребня, пробивал толстыми ботинками лед луж и снова забирался на тропу. Несколько раз даже упал. Но в ушах моих звенели золотые колокола чужой любви, сердце переполняло ощущение близкого счастья. Я шел, поскальзывался, падал и вставал снова, и снова шел.

   Шел я на удивление долго. Обычно от дома приятеля до метро я дохожу за пятнадцать-двадцать минут. А тут шел и шел. Но я снова вспоминал моих новых друзей, размышлял о вечных тайнах жизни и смерти, о непостижимости женского существа, о том, как же на самом деле зовут женщину, ну не Зорька же, не корова ведь. А вроде и женских имен подходящих нет.

   Примерно через час ходьбы, изрядно протрезвев на свежем морозце, я заметил, что яркий фонарь иногда светит слева от меня, а иногда справа. И до меня дошла причина длительности моего пути. Я шел, поскальзывался и падал, вставал и снова шел. Но каждый раз, вставая, я по-видимому шел в новом направлении! Я сориентировался по фонарю и через десять минут был у метро, оно, естественно, уже закрылось, пришлось идти к приятелю...

   Дела на службе не отпускали меня, я совсем замотался и пришел возвращать вещи только через две недели. Мне открыл пожилой мужчина, он был в курсе дела, взял одежду и объяснил, что Николай уехал по контракту за границу и оставил квартиру ему на попечение. По-видимому надолго, на год или даже больше.

   Телефона той женщины у меня не было. Уехала ли она с Николаем, осталась ли в городе, мне не известно. И я так и не узнал тайну ее имени. Как он тогда сказал? "Зорька, бедная моя...".