Вакуров Владимир Дмитриевич : другие произведения.

Рассказы о войне

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
   Эту книгу я посвящаю моему отцу -
   Вакурову Владимиру Дмитриевичу
  
  

Дочь Светлана

СОДЕРЖАНИЕ

  
   Алексей, Алешенька
   Не ушли
   Заветная песня
   Зов сердца
   Клепка
   Эхо салюта
  

АЛЕКСЕЙ, АЛЕШЕНЬКА

  
   В последней четверти девятнадцатого века в шестидесяти верстах от губернского города Воронежа, города - степняка, города дворян, разночинцев, ремесленников и нищих, на селе в семье бедного крестья-нина Бородовицина росло четверо дочерей. Старшую звали Прасковья, за ней шла Варвара, затем Анна и самой младшей была моя мать - Анастасия.
   О старшей сестре Прасковье, моей тетке, и пойдет рассказ.
   Паша рано познала тяжелый крестьянский труд. С раннего утра и до позднего вечера гнула она вместе с отцом, матерью и сестрами спину на обширном поле помещика. Отец был безземельный, крестьянином -у него ведь все дети - дочери. Барщина - вот каким был удел этой семьи.
   Когда Пане минуло шестнадцать, родители выдали ее замуж за сына скорняка. Правда, вышла замуж Паша по любви, что было редкостью в те годы. Алексей Никульшин, муж Паши, по уличному именовался за род своих занятий Овчинников, поэтому и Паша стала прозываться Овчинниковой.
   Хлеб добывали с любимым Алексеем тяжелым скорняцким трудом. Весь процесс изготовления овчин в то время производился вручную. Молодая и стройная Паша наравне с мужчинами мяла кожу ...
   Одна за другой родились у них две дочери Ефросинья и Анна, а накануне Первой мировой войны родился сын Константин.
   Грянул 1914-ый год. Алексей, любимый муж и добрый отец своих троих детей, ушел на войну с германцами. Ушел и надолго оставил моло-дую жену и малолетних детей.
   ... В те времена известия приходили через третьи уста. Вот так пришла и к солдатке Паше недобрая весть. Кто-то из странниц, пришедших издалека, рассказал соседям о том, что будто погиб Алек-сей Никульшин на полях Галиции во время знаменитого Брусиловского прорыва ...
   Паша не опустила рук, а поднимала детей: не верила она слухам, ждала своего Алексея так, как может ждать русская женщина - мать. И дождалась ... Лишь через четыре года после ухода из родного дома, когда в село пришла советская власть, израненный и больной из дале-кой неметчины из плена пешком пришел ее Алексей ...
   В двадцатые года у Паши с Алексеем родился сын, которого наз-вали Алешенька. Позже началась коллективизация. Семья Никулъшиных одна из первых вступила в трудовую Коммуну. Трудились в Коммуне всей семьей, помогали советской власти крепче стать на ноги. Вскоре умер от болезней и старых ран Алексей.
   Увеличенная сельским фотографом фотография Алексея висит на стене избы тетки до сих пор. На нас смотрит смелый веселый с открытым взглядом с усами вразлет этакий гусар начала двадцатого века ... А с ним рядом фотограф по просьбе тетки сумел поместить в форме офицера Советской Армии их сына Алешеньку.
   Алешенька был на два года старше меня, но росли мы вместе. Шли годы. Рос Алешенька. Я помнил этого светловолосого мальчишку, моего двоюродного брата, душевного и сердечного друга.
   В начале тридцатых годов Анна, дочь тетки, становится одной из первых девушек-трактористок на селе, не уступая своему брату Константину, работавшему также трактористом.
   Однажды зимой, когда мне было лет восемь, в трескучий январский мороз к нам домой пришла одетая в ветхий жупан и покрытая ог-ромной шалью поседевшая тетка и попросила у нашей семьи помощи. Кулаки в злобе подожгли избу вдовы Прасковьи. Вместе с избой сго-рел почти весь немудреный домашний скарб, птица, кормилица - ко-рова ... На стене избы висела застекленная рама с фотографиями родных и близких, которые и поныне можно встретить на селе. Несмот-ря на глубокую ночь и большой огонь, охвативший внезапно избу из-нутри и снаружи, тетка, рискуя жизнью, вбежала в горящий дом и спасла эту дорогую ей и ее детям реликвию.
   Наша семья дала им кров и пищу. Они прожили у нас зиму и лето. А к следующей зиме из самана сообща слепили им небольшую избу.
   В конце тридцатых годов на селе появилось звуковое кино. Я помню, как в народный дом (так именовался сельский клуб) через снега и метели по бездорожью на повозках и пешком из дальних де-ревень шли и шли и стар, и млад взглянуть на Ленина, созданного в кино артистом Щукиным.
   В то время все считали, что увидели живого Ленина. Так счи-тала и моя тетка. Сколько было неподдельного негодования в зале, когда показывали врагов советской власти, творивших разные козни против вождя пролетарской революции и его сподвижников. Каждое слово вождя, произнесенное с экрана, люди запоминали как молитву.
   Незаметно подошли сороковые годы. В Европе полыхала Вторая мировая война.
   В 1940 году ушел на войну с белофиннами сын тетки Константин, ушел и задержался на службе. А в 1941 году в Карелии, в боях под Кандалакшей, далеко от родных мест, он пропал без вести ...
   Вместе с моей тяжело больной матерью тетка проводила ушедше-го добровольцем в 1941 году на фронт моего среднего брата Виктора. Он тоже пропал без вести в тяжелейших боях за Сталинград в октябре 1942 года, защищая Тракторный завод ...
   В 1942 году тетка провожает на войну своего младшего сына семнадцатилетнего Алешеньку. Кратковременные курсы в Поволжье, и младший лейтенант, командир пулеметного взвода Никульшин Алексей выезжает на фронт. Где-то в Белоруссии, под Витебском пропадает без вести и Алешенька.
   В конце 1941 года на дальних подступах к Москве шли тяжелей-шие бои. Из-под Ельца через наше село днем и ночью шли на перефор-мирование потрепанные части Красной Армии. Были среди отступавших и такие семнадцатилетние, как мой брат Виктор и сын тетки Алешень-ка. Тяжело даже теперь передать внешний вид и состояние бойцов тех роковых первых месяцев войны . Каждый вечер осени и начала зимы 1941 года моя мать и тетка, все женщины села готовили немудреный ужин, состоявший из большого чу-гуна картошки, и кормили останавливавшихся на ночлег бойцов и ко-мандиров нашей армии.
   Надо было видеть наших женщин, когда враг подошел к родному Воронежу, когда в селе не стало органов советской власти (были и такие месяцы). Только благодаря трезвому рассудку наших женщин и матерей морально и физически никто не пал в это смутное время.
   Считалось, что тетка верила и верит в бога. Но тверже всего она верила и верит в дела земные. Даже в самые тяжелые месяцы войны она говорила, что мы победим. И народ верил этим простым, но умудренным жизненным опытом людям, настоящим патриотам, которых не смогли сломить ни царизм, ни фашизм.
   Тетка помнит, как на Руси начиналось строительство железных дорог, помнит этот тяжкий, многолетний труд сотен, тысяч простых крестьян, помнит, будучи артельной поварихой, как кормила она этих тружеников "чугунной" дороги, помнит первый поезд, прогромыхавший и разбудивший глухое степное село.
   Она помнит лихие годы гражданской войны, когда на селе встре-чали красных конников Буденного, как она украсила попоной коня ле-гендарного полководца после изгнания из села банд Мамонтова ...
   Как-то в январе 1943 года в боях под Воронежем были взяты в плен солдаты из испанской "Голубой дивизии". В трескучий мороз рус-ский солдат, одетый в добротный полушубок и обутый в валенки, вывел из вагона пришедшего поезда нескольких легко одетых испанцев и повел их под конвоем в здание железнодорожной станции. Тетка была свиде-тельницей всего этого. Она долго и внимательно рассматривала врагов, их одежду, обувь, выражение лиц. При первой же встрече со мной она спросила меня:
   - Скажи мне, племянник, зачем эти хорошо снаряженные и, прямо сказать, красивые враги пришли к нам? Они сыты, обуты-одеты как на парад, а полезли к нам в лапотную Русь?
   И сама себе ответила:
   - Им, видно, хотелось, чтоб мы вновь работали не на себя, а на них ... А раз мы не сдаемся, они и убили моих сыновей. Но этому не бывать! Правда, племянник?
   Я кивнул головой в знак согласия.
   Весной 1943 года умирает моя мать. Ее заменит мне моя тетка. Осенью этого же года она снаряжает и меня на войну, благословляя на ратный подвиг.
   Военные пути-дороги далеко и надолго разлучили меня с родными. Мне довелось освобождать братскую Польшу, а затем, находясь за гра-ницей в послевоенные годы охранять безопасность нашей Родины. Я семь лет не был дома. Вернулся я на Родину и был встречен теткой как родной сын. И сам я считаю ее второй матерью ...
   Тетка от сыновей своих получила с фронта одно, два письма, а затем наступила неизвестность в судьбе их. Никто не прислал на ее сыновей похоронок, никто не сообщил ей обстоятельств их гибели. А она ждет детей своих все эти долгие годы.
   В пятидесятые годы, когда появились на селе первые телевизоры, тетка, живя у дочери, попросила приобрести это чудо 20-го века, внесла посильную сумму денег из мизерной пенсии за погибших сыновей. У тетки прекрасное зрение сохранилось до сих пор, сохранились все зубы, она никогда не бывала у врачей.
   Приезжал я как-то к ней в гости, а она мне и говорит:
   - Видела я недавно своего Алешеньку ... Видела, как он клялся вместе с товарищами своими в верности народу нашему, видела, как под-ходил он к Знамени красному и целовал его. Видела, как затем всту-пил в бой, как ловко бил врагов из пулемета. Видела, как солдаты пошли в наступление, а Алешенька исчез ... Это был он, мой роднень-кий: я хорошо его рассмотрела ... Только куда вот он запропастился, когда бойцы поднялись во весь рост и побежали вперед на врага? Мог затеряться из виду, ведь он небольшой ростом ...
   Многим матерям хотелось бы даже теперь, спустя много лет, уз-нать об обстоятельствах гибели своих сыновей. И если бы это случалось, было бы для них не столько пыткой, сколько утешением и избавлением от накопившегося многолетнего горя.
   Тетка всегда гово-рила о том, что сейчас для народа наступила жизнь такая, за которую стоило прожить такую продолжительную жизнь, как ее. Это говорил чело-век, который не имел ни одного класса образования, человек, который жил в девятнадцатом, в двадцатом веке, испытавший на себе более чем девяностолетний путь развития России ... Жизнь этой женщины убедительна для всех, кто ее знал.
   В день 30-летия Победы над фашизмом тетке, как самой пожилой в селе женщине и матери, потерявшей двух сыновей в боях с коричневой чумой, народ поручил зажечь Вечный огонь у памятника, открытого в честь погибших сотен односельчан в годы Великой Отечественной войны.
   При словах Родина и Мать у меня перед глазами всегда возникает светлый и живой образ этой Женщины с большой буквы !
  

НЕ УШЛИ

  
  
   Осенью 1941 года при военном комиссариате нашего районного центра (село Верхняя Хава) из числа ребят 15-17-летнего возраста был создан истребительный отряд. Истребительные подраз-деления в прифронтовых районах занимались вылавливанием немец-ких парашютистов, диверсантов, дезертиров, одним словом, всякого рода элементов, вредившим нашему тылу, а также помогали нашим солдатам, когда они попадали в беду.
   Летом 1943 года с тяжелыми боями отступала наша армия. После захвата немцами Касторной, бои завязались южнее Воронежа, а в июле месяце враги ворвались в город. И лишь вовремя подо-спевшие свежие сибирские полки успели уцепиться за его левобереж-ную часть и удержать рвущуюся на восток лавину коричневой чумы. На семь месяцев был остановлен здесь враг. 25 января 1943 годя нашими войсками был освобожден родной Воронеж.
   Февраль в наших местах зачастую бывает снежным с большими ветрами месяцем. В один из таких дней, где-то в первой его поло-вине, над нашим селом на высоте 50-100 метров, ревя моторами, пронесся немецкий пикирующий бомбардировщик ME-I09. Коротко в те годы наши люди эти самолеты называли мессерами. В это время я находился у товарища по отряду односельчанина Михаила Крутских. Когда мы услышали этот рев, то оба выбежали из избы и успели лишь разглядеть свастики на крыльях удалявшегося в сторону железно-дородной станции самолета. Самолет вел себя как-то странно. Обычно мессера, прежде чем начать свое черное дело, заходят на цель на высоте, а уж оттуда, зачастую дополнительно включив сирену, пикируют на цель, производят бомбометание, затем летают над объектом и поливают из пушек и пулеметов ничем не защищенную свою жертву ...
   Этот же стервятник прошел над ж.д.станцией, водокачкой, ж.д.мостом, но нигде ничего не сделал.
   Минут через пять пocлe пролета вражеского самолета из снежной пелены неба вынырнул наш истребитель K-I6, быстро сориентировался и произвел посадку на поле перед селом, вырулил по поле и подкатил к крайним избам улицы.
   Мы с Михаилом захватили с собой оружие, боеприпасы и быстро направились к самолету, чтобы узнать, в чем дело. Из кабины под-нялся совсем еще молодой летчик. И первое, о чем он спросил нас, не видели ли мы фашистский самолет ?
   В эти февральские дни 1943 года части Воронежского фронта развивали наступление в направлении Курска. Враг, отступая, ока-зывал огромное сопротивление как на земле, так и в воздухе. Этот вражеский самолет участвовал в боевом вылете против наступавших наших войск, но их боевая группа была рассеяна нашими истребите-лями. По словам нашего летчика, пролетевший только что через село вражеский самолет попал под преследование нашего истребителя, но, умело маневрируя и используя плохую видимость, скрылся из вида. Летчик очень просил нас, чтоб мы тщательно осмотрели степь вокруг села, ибо, по его предположению, самолет далеко не мог улететь. Как было установлено позже, летчик был прав: у самолета горючее было на исходе и он совершил вынужденную посадку.
   Мы быстро распрощались с нашим соколом, так как ему срочно было нужно возвращаться на свой аэродром. Получив боевое задание, мы направились вначале на ж.д.станцию, вышли на окраину своего села, затем по железной дороге пришли к мосту. Миновали мост, дошли дальше по колее железной дороги. Тихо вокруг, идет большими хлопьями мокрый снег, уже скоро покажется соседнее село Раевка, что в пяти километрах от нашего села. Мы уж хотели было прекратить розыски самолета из-за плохой видимости, когда, не доходя одного километра до Раевки, заметили невдалеке от железнодорожного полотна сидящий на снежном поле вражеский самолет ...
   Лихорадочно забились наши сердца, головы тревожила, одна мысль: что-то надо срочно предпринимать, чтоб враг не ушел... Решение было принято, исходя из обстановки: вдоль железной дороги шла кабельно-шестовая телефонная линия связи, соединявшая какие-то воинские части. По линии на всех участках через определенное ко-личество километров денно и нощно курсировали линейные надсмотр-щики. Михаил дождется на линии связиста и с его помощью сообщит о случившемся по линии, я же побегу в свое село и соберу народ.
   Злыми были люди на врага после того, как уже во многих семьях дети лишились отцов, жены мужей, после многочислен-ных бомбежек, которыми потчевали нас фашисты за эти семь месяцев прифронтовой жизни. Свеж был в памяти жителей села совсем недавний налет врага.
   Около восьми часов в один из декабрьских вечеров 1943 года на нашу ж.д.станцию из полной темноты спикировал такой же, как и этот стервятник, сбросил одновременно несколько фугасных и осколочных бомб. Бомбы угодили в склад с зерном, где в это время шла разгрузка приехавшего из колхоза обоза, а также в избы жителей села, расположенные неподалеку от железной дороги. Я помню, как мы вытаскивали из вороха зерна, вернее, из каши из ядреной пшеницы, замешанной на человеческой крови, разорванные на части тела женщин колхозниц. Помню молодую женщину с белым бескровным лицом, которой оторвало нижнюю часть тела до живота. Она истекала кровью, но была еще жива, когда ее извлекли из хлеба, и губы ее о чем-то бессвязно шептали ... Все это происходило на наших глазах и останется в памяти нашей, пока мы будем живы.
   Не прошло и двух часов, как я привел женщин и детей - под-ростков. Группа насчитывала около 50 человек. Люди вдохновились, когда узнали, что пришло время самим свести счеты с врагом, при-хватили с собой, кто вилы, кто металлические крюки, которыми в мирное время для коров дергали сено из домашней скирды.
   В условленном месте оставался Михаил. Когда я привел народ, рядом с Михаилом стоял наш боец с карабином за плечами. А вскоре прикатил армейский джип с майором и двумя автоматчиками.
   Разбились на три группы. Майор взял с собой этих двух бойцов. Вторую группу, куда входили Михаил и я, возглавил связист. Третью возглавила бригадир колхоза "Большевик" Татьяна Медведева, эта группа должна была незаметно выйти в район приземления самолета и из-за насыпи железной дороги отвлекать немцев. Две наших группы с разных направлений должны были своими действиями вначале выяс-нить, какую оборонительную позицию выбрали немецкие летчики успели ли снять пулеметы с турели и перенести это оружие на землю. Говоря армейским языком, вначале нужно было произвести разведку боем, а затем уж попытаться совершить захват вражеского самолета и пленение экипажа.
   За полгода своего пребывания в истребительном отряде мы с Михаилом были уже обстрелянными бойцами и способны были участво-вать в этой нелегкой операции.
   Более двух часов наши группы по нескольку раз с разных сто-рон выходили на сближение с врагом и вызывали огонь на себя. Зары-ваясь в снег, делая невероятные по быстроте короткие перебежки, мы вновь и вновь то придвигались к врагу, то отходили в более бе-зопасные места. Правда, в условиях степи где-то укрыться и закре-питься на позиции сложно, практически невозможно: на это не было ни средств, ни времени.
   Из поведения немцев было установлено, что успели они снять и задействовать на земле пулемет. А пулеметы на самолете скорострельные крупнокалиберные. И когда враг открыл по нам огонь, то степь буквально загудела на километры вокруг.
   Уже на заснеженные поля незаметно подкрались ранние вечерние сумерки, когда перестал действовать немецкий огнедышащий ствол. Еще одна одновременная вылазка-разведка обеих групп, и мы двинулись на непосредственное сближение с врагом.
   У самолета нашим взорам открылось следующее: двое летчиков волокли третьего к трапу (он был, очевидно, нами тяжело ранен в перестрелке). Немцы хотели использовать последнее укрытие - свой самолет. До сих пор не забыть перекошенные то ли от страха, то ли от злобы лица врагов.
   Но сейчас нужно было любым путем преградить отход врагов в самолет. Мы почти одновременно открыли отсекающий огонь по пути к боковой двери самолета, куда стремились летчики. Поняв, что сопротивление бесполезно, немцы стали разоружаться. Огромного роста немецкий летчик первым нехотя выбросил свой парабеллум к нашим ногам. Двух других разоружили силой.
   Вдруг один из немцев кого-то окликнул. Мы сразу не поняли, кого он зовет. Видимо кто-то укрылся в самолете.
   - Вилли! - немец вновь окликнул укрывшегося в самолете и что-то пояснил ему, очевидно, предлагая выйти.
   Вдруг глухо прогремел выстрел и наступила тишина. Так еще один враг нашел свою смерть среди безмолвных заснеженных русских полей ...
   Трех фашистов и труп самоубийцы мы отправили в джипе под конвоем майора и двух автоматчиков в их часть.
   Шла священная народная война. До дня Победы оставалось еще более двух лет.
  

ЗАВЕТНАЯ ПЕСНЯ

  
  
   В начале 1945 года к нам в узел связи телефонисткой на полевой коммутатор пришла рядовая Кристина Пендзел. Узел связи штаба 2-ой польской армии Войска Польского состоял из нескольких десятков чело-век, и почти каждому из нас сразу понравилась эта кареглазая девушка за свой веселый, бойкий характер, за душевное отношение к окружающим, за трудолюбие и исполнительность. Она была наша ровесница: было ей восемнадцать лет.
   В одно из ночных дежурств мне пришлось по делу зайти на комму-татор во время пересменки телефонисток. Кристина передала смену и уже было направилась к выходу из блиндажа, но узнав у меня, что ей по пути со мной, попросила проводить ее в расположение своего под-разделения. Мы вместе двинулись к землянкам роты управления, где располагался женский взвод.
   Но дороге Кристина тихонько напевала какую-то незнакомую мне песню. Вначале я не обратил внимания на саму песню. Но прислушавшись, я начал понимать отдельные слова, улавливать мелодию и общий смысл этой песни. Тем более, видя, с каким старанием Кристина исполняла песню, я сразу понял, что это та песня, которую услышишь не часто в жизни, что это - ТВОЯ песня ... Слова и мелодия лились из уст польс-кой девушки на ломаном русском языке, но исполнялись они душевно и красиво. Мотив был залихватским, но слова песни были проникнуты го-речью чего-то неосуществимого и почти навек утерянного:
  
   Есть одна заветная песня у соловушки
   Песня справедливая о моей головушке ...
  
   Позже я узнал, что это был один из песенных самородков Сергея Есенина.
   К Кристине эта песня пришла из лагеря смерти Майданек.
   В 1943 году подростком вместе с матерью и другими польскими женщинами за скудную пайку работала она в прачечной одной из тыловых частей немецкой армии, расквартированной в городе Люблине. В эту прачечную привозили группы военнопленных для выполнения подсобных работ. Пленные эти были из известного ныне всему миру концентрацион-ного лагеря Майданек.
   И вот однажды привезли такую группу. Военнопленные нарубили дров, натаскали в достатке воды, разожгли топки, женщины же произве-ли закладку белья в котлы, военнопленные на какое-то время расположились здесь же у котлов отдохнуть. Кристина тоже присела на полен-ницу дров и внимательно смотрела на изможденные лица, на одетые в лохмотья фигуры людей.
   И вот один из них (позже она слышала, как пленные называли его "капитан", а иные "Пятибрат") костлявый, с горящими как в лихо-радке глазами, хрипя и кашляя, попросил кого-то :
   - Лешка, сыграй !
   Лешка, совсем молодой еще парнишка, распахнул на груди мала-хай и достал из-за рубахи аккуратно завернутую в белую тряпку губ-ную гармонику и тихонько исполнил незнакомую Кристине, но затро-нувшую сразу все ее существо мелодию ...
   Костлявый попросил еще раз исполнить эту мелодию.
   Потом все пленные сошлись вместе, встали в круг, сомкнулись руками, положив их друг другу на плечи, немного наклонились и, плавно раскачиваясь, тихонько запели:
  
   Где отцвел, не знаю я, в горе или в славе,
   Раньше все любили, а теперь оставили,
   Пойте, пойте в юности, бейте в жизнь без промаха,
   Все равно любимая отцветет черемуха ...
  
   Никто из певших сразу не заметил, как зорко следила за ними эта славянская девчушка, как ловила мелодию, каждый звук ее, а слова этой песни запоминала как молитву ...
   Такое происходило не раз на глазах Кристины.
   Эти люди знали, какая их ожидала участь. В момент соверше-ние такого ритуала, они жили единым духом, который вселяла в них эта песня. Они тем самым помогали друг другу достойно встретить предстоящую смерть...
   Рассталась Кристина с русскими военнопленными также внезапно, как и произошла эта неожиданная встреча. По словам Кристины, партии пленных, работавших в прачечной, заменяли каждые две недели.
   Звенела ли позже эта песня из уст красноармейца Лешки и капитана Пятибратова,- Кристина так и не узнала.
  -- Это TЕ хлопцы научили меня петь по-русски.
  -- Но где ОНИ теперь? Где ? Они так просили не забывать ИХ и эту песню. я поклялась петь ее пока буду жива и помнить их вечно ...
   Услышав от Кристины той памятной ночью эту песню, я хорошо запомнил ее слова и мелодию. А Кристине обещал, что буду петь эту песню, пока бьется мое сердце ...
   Позже, после возращения в ряды Советской Армии, я продолжал находиться за границей, неся службу по охране безопасности своей Отчизны. Мои сослуживцы с моей помощью разучили эту песню. Несколько лет подряд наша рота после вечерней поверки, проходя по мирным улицам засыпающего немецкого городка, четко чеканя шаг, стройно пела:
  
   Есть одна заветная песня у соловушки
   Песня справедливая о моей головушке ....
  
   Хоть голос мой сейчас не такой уж звонкий, как у того рот-ного запевалы, каким я был много лет назад, но тихо напевая зна-комый мне мотив, я вспоминаю слова этой заветной песни, нашу далекую-далекую юность и тех, чей прах лежит в польской земле, а память о них остается в моем сердце самой светлой и вечной ...
  
  
  

ЗОВ СЕРДЦА

  
   Произошло это немногим более, чем через год после окончания второй мировой войны - в начале лета 1946 года в Польше, на тер-ритории, отошедшей от фашистской Германии, вернее, отвоеванной нашей армией совместно с солдатами Войска Польского в кровопролит-ных боях против армии вермахта. Командованием нашей части было решено совершить посещение мест, связанных с именем русского пол-ководца фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова.
   Наши машины ехали мирными нераспаханными полями. Леса напол-нены были гомоном птиц и различной даже экзотической дичью. Вся природа ждала своих законных хозяев: поляки со всего света возвра-щались на исконно польские земли своей многострадальной отчизны.
   Дорога, по которой мы ехали, была выстлана добротным бетоном, по обочинам справа и слева нам кивали ветки фруктовых деревьев, прогибающиеся под тяжестью поспевающей черешни и ранних сортов яблок. Места эти называют Силезской Швейцарией, расположены они у отрогов Карпат. Они сказочно красивы своим ландшафтом, славны прозрачным горным воздухом летом и солнечными с легким морозцем днями и звездными ночами зимой. Лежит в этих местах городок Бунцлау, ныне польский Болеславец, вошедший после 1813 года в мировую и русскую историю, как последний пункт в славных делах и долгом пути нашего неповторимого и великого земляка Михаила Илларионовича Кутузова. Здесь более века назад, в Отечественную войну 1812 года с боями прошла славная русская армия, а в Великую Отечественную войну, в 1945 году, - прошла также с боями Советская Армия.
   Еще не въезжая в город, издалека виден шпиль городской ратуши, а на нем блестит в любую погоду весело вращающийся даже при легком дуновении ветра золотой петух-флюгер. На площади у ратуши высится огромный четырехгранный обелиск. На гранях его на славянском и немецком языках написано : "Князю Голенищеву-Кутузову--Смоленскому - освободителю Европы от тирана".
   История рассказывает, что комендант города Бунцлау фон Дермарк любезно предоставил в распоряжение Кутузова ранней весной 1813 года двухэтажный дом, где провел свои последние дай и часы полководец. Примечательно то, что несколько поколений простых немецких людей свято хранило все эти годы, более столетия, памят-ники тех далеких и славных времен, все, что связано с именем Кутузова. Жители Бунцлау из поколения в поколение передавали из уст в уста память сердца благодарных предков об освободителе Европы от тирана, о славном русском полководце и его армии.
   К приходу Советской Армии в городе сохранился в целости и полной сохранности дом, в котором скончался Кутузов, в городе сохранен обелиск, о котором шла речь выше, а у дороги, ведущей на Берлин, - самая дорогая реликвия - могила с сердцем великого полководца.
   Места эти освобождал Первый Украинский фронт под командова-нием маршала Конева. Политическое управление фронта еще перед наступлением поставило командиров частей в известность, что в районе города Бунцлау, где-то в его окрестностях должно быть захоронено сердце Кутузова. Мартовской ночью 1945 года развед-чики-танкисты под светом фар боевых машин обнаружили в бурьяне у Саксонского тракта одинокий серый обелиск. Остановили машину, вышли к обелиску и на надгробной плите прочитали следующее: "До сих пор князь Кутузов Смоленский довел победоносные россий-ские войска, но здесь смерть положила предел славным делам его. Он спас Отечество свое, он открыл путь к избавлению народов. Да будет благословенна память героя".
   Сам обелиск высотой примерно немногим меньше человеческого роста представляет собой символический пушечный ствол, изготов-ленный из серого гранита и нацеленный в небо как бы для салюта; на срезе ствола - пушечное ядро с языком пламени. Дожди и ветры сделали свое дело: во весь шпиль проходит продольная трещина. Обелиск был возведен в 1820 году.
   В предчувствии своей кончины Кутузов выразил свою послед-нюю волю: он просил перевезти его тело на Родину, а сердце по-хоронить на месте, на Саксонском тракте, дабы видели солдаты-сыны России, что сердцем он остается с ними навечно.
   28 апреля 1813 года Кутузов скончался, а 9 мая забальзамиро-ванное тело его было доставлено в Петербург. Как указывается в исторических источниках, последние пять верст пути до Казанского собора гроб с телом фельдмаршала несли на руках его родные и друзья.
   Лишь спустя много лет, и нам стала понятной просьба Кутузова сердцем своим остаться со своими ратными товарищами. Русский пол-ководец, в силу своей прозорливости, как будто бы видел на столетия вперед: пойдут его соотечественники этим путем вновь и пусть похо-роненное здесь сердце его встречает нас как кусочек плоти их зем-ляка, как крупинка их Родины ...
   Прошли десятилетия, минул век с лишним. Советские солдаты по этой дороге с боями шли на Берлин в 1945 году. Много пало наших солдат, освобождая исконно польские земли. Солдаты шли на Запад, их звало к себе сердце великого патриота России, славного полковод-ца прапрадедушки Кутузова.
   104 воина, павшие при освобождении Болеславецкой земли от гитлеризма, лежат рядом с сердцем Кутузова, среди них 32 Героя Советского Союза, в том числе снайпер сержант Зайцев, повторивший при форсировании реки Одер подвиг Александра Матросова. Его могила находится с левой стороны от обелиска.
   Сразу же после освобождения города, маршал Конев дал приказ войскам Первого Украинского фронта организовать музей Кутузова. Город был освобожден 7-го марта 1945 года, а уже 28-го апреля, в 132-ю годовщину со дня смерти М.И.Кутузова, был открыт музей.
   В 1946 году, когда мы посетили музей, он был еще в стадии своего развития. Несмотря на это, посещение музея оставило в моем сердце память на всю жизнь, о чем свидетельствуют эти воспоминания спустя более полувека с тех пор.
   Музей расположен в обычном двухэтажном немецком доме с про-смоленным деревянным каркасом, которых в Германии десятки тысяч. До прихода Советской Армии в этом доме жила немецкая семья. Все взрослые члены семьи знали, что здесь, в их доме, более века назад жил и скончался русский полководец. И когда встал вопрос о создания музея в их городе, эта семья сама предложила создать его в их доме.
   На первом этаже находится зал, где собраны документы и мате-риалы об увековечении памяти Кутузова и его славной армии. В шкафу за стеклом висит парадный солдатский мундир тех времен. Зеленое сукно мундира истлело, как говорится, в прах. Даже трудно себе представить, что этот мундир сидел на чьих-то плечах и в нем за-ключалась живая человеческая плоть ... Здесь же - громадные гладкоствольные ружья с круглым штыком, пушечные ядра времен 1812 года. Здесь же последние приказы фельдмаршала, последние его письма. Здесь Кутузов узнал, что русские войска овладели Дрезденом и французской крепостью Тур. Вот выдержка из последнего письма Кутузова жене, отправленного из Бунцлау с нарочным: "Я тебе, мой друг, пишу в первый раз чужою рукою, чему ты удивишься, а может быть и испугаешься ..."
   Но особенно впечатляюще выглядит смертное одро Кутузова. Очевидно, все дело в простоте и скромности обстановки это святого места.
   ... Затаив дыхание, по деревянной лестнице поднимаемся мы, безусые солдаты, на второй этаж, в комнату, где провел свои послед-ние дни и часы жизни этот великий Человек.
   Огромная комната совершенно пуста, вокруг стоит какая-то великая и оглушающая тишина. Комната очень светлая, но в правом углу ее невольно останавливается взгляд каждого из нас на толстом зо-лоченом канате, который определил смертное одро Кутузова. Канат вместе с клотиком под прямым углом огородил это святое место ...
   В долгом молчании замирает каждый из нас, как бы становится в почетный караул, и какие-то невидимые нити связывают нас с именем Кутузова, с теми далекими событиями. Связь времен совершает вся многолетняя история государства нашего.
   Всем людям на земле известно, как горячо любил Кутузов свой народ, свою Родину, как бережно прививал эти качества своим сол-датам. Любовь и преданность нашей Родине пронесли и мы, правнуки тех солдат России, через все испытания войны и принесли, как и они в свое время, на своих знаменах слова и дела свободы для по-рабощенных народов Европы.
   0x08 graphic
В музее уже в то время была заведена книга отзывов посети-телей. В этой книге оставили свои отзывы маршал Конев, генерал Рыбалко, полковник Покрышкин, генерал Коротеев. Расписались и мы.
  
  
  
  

КЛЕПКА

  
  
   На дорогах войны мне довелось встречать многих людей.
   И что ни человек, то своя равная судьба, хотя ходили мы в те суровые годы под одним небом, закрытом пороховым дымом. Одним из их людей суждено было умереть за честь и свободу родной земли, другим - остаться в живых.
   Среди воевавших была особая категория людей, о которых и пойдет речь. Их к концу войны в войсках было можно перечесть по пальцам. Но на долю одного такого человека выпало столь много горя и пришлось побороть такие трудности, которых за глаза хватило чтобы сломить его морально и физически окончательно.
   Зачастую люди эти были мало заметными среди тысяч и тысяч несущих на своих плечах нелегкое бремя войны. Не было у них ни особых наград, ни высоких званий, но они являлись своеобразным цементом, скреплявшим огромное и сложное сооружение, носившее короткое название Действующая Армия.
   В одной из частей Войска Польского служила маленькая дев-чонка с редкой фамилией Клепка.
   С гладко и замысловато причесанными белокурыми волосами, в огромной не по росту солдатской шинели, измученная бесконечными бессонными ночами тяжелой армейской службы, в четырехугольной конфедератке, из-под которой торчал лишь носик этого существа - таков портрет человека, о котором пойдет речь.
   Это был обычный труженик войны, на чьих плечах держалась вся мощь наступающей армии-освободительницы. Никто и никогда не слышал ни смеха, ни громкого голоса этого человека, тем более, что девушка эта была очень замкнутой. Исправно несла она нелегкую военную службу, честно и добросовестно выполняла все приказы ко-мандования. Работала она на центральном коммутаторе телефонисткой, обеспечивая надежную и своевременную связь. Но ратная судьба каж-дого солдата безжалостно и довольно часто преподносит ему все новые и новые испытания.
   Было это зимой 1945 года, где-то около двенадцати ночи, мне срочно позвонили с коммутатора и сообщили, что дежурная телефонист-ка Янина Клепка самовольно оставила рабочее место и убежала в неиз-вестном направлений.
   Сам факт самовольного ухода с рабочего места дежурной теле-фонистки носил чрезвычайный характер и мог быть расценен по всей строгости законов военного времени.
   Я срочно прибыл с резервной телефонисткой на коммутатор, восстановил его работу и уж потом стал выяснять причину, по кото-рой произошло служившееся.
   Выделенной для розыска группе быстро удалось разыскать про-павшую телефонистку. Она оказалась в подвале полуразрушенного дома. Сжавшись в комочек, она вся в слезах колотилась в припадке. Мы, как могли приводили ее в чувство. Лишь под утро нам удалось успо-коить Янину и доставить ее в роту управления.
   В это время я не стал добиваться от нее, что же с нею произошло во время дежурства. Лишь спустя несколько дней, я зашел в женский взвод, имея поручение командования части тщательно разо-браться в происшедшем.
   А произошло следующее. Случилось так, что во время дежурства телефонистки Клепки позвонил полковник Погодин и отчитал ее за незначительную задержку в работе. В одной из фраз полковник резко спросил, что есть ли у телефонистки уши?... Каждый из абонентов в этом вопросе видел собственный смысл, о чем я узнал позже. Весь разговор велся на смешанном языке, состоявшем из набора русских и польских фраз и отдельных слов.
   Когда я попросил Янину рассказать обо всем подробнее, она сразу с тревогой спросила меня:
   - Скажи, откуда знает меня пан полковник ?
   И опять, внимательно смотря мне в глаза, задала тот же самый вопрос.
   - Полковнику нужна была быстрая я надежная связь, - ответил я, ничего не подозревая.
   - Не врешь ? А?
   - Нет ! Ей богу !
  
   Клепка подскочила ко мне и крепко по-мужски расцеловала меня.
   - Пан сержант ! Поклянись, что не расскажешь никому то, что я поведаю тебе лишь одному? Ведь если командование части узнает всю правду обо мне, то вряд ли я смогу дальше воевать ...
   Как мог, я успокоил Клепку и заверил ее никому не выдавать эту тайну.
   Мы уселись под крышей полуразвалившейся теплицы. Клепка, не говоря ни слова, тщательно разобрала свою сложную прическу, затем обеими руками отодвинула назад распавшуюся копну волос: на месте ушей у нее зияли обезображенные дыры, а ушных раковин не было ...
   - Видишь, пан сержант, это ? А это ?
   Она закатала рукав мундира, затем слегка приподняла край юбки. На руке и ноге ее синела татуировка : это был лагерный номер.
   - Все это на вечную память оставили мне швабы !
   Сколько ненависти было в это время в ее голубых молодых глазах. Это передать трудно.
   Позже я видел, как люди, побывавшие в концлагерях, тщательно скрывали от окружающих эти странные и страшные знаки. Особенно - польские женщины.
   Дальше Клепка рассказала о своей жизни в годы немецкой окку-пации. Ведь вся Польша с начала сентября 1939 года была растоптана фашистским сапогом. И судьба Клепки это судьба, постигшая весь польский народ.
   Клепки жили в железнодорожной казарме на станции Красныстав, где отец Янины работал путевым рабочим. Сразу, как эти места были оккупированы немцами, отец и мать ее вступили в Польское Движение Сопротивления. Они собирали сведения о воинских частях, расположенных в округе, и о воинских эшелонах, проходивших в сторону Львова и Люблина, передавая их польским партизанам, участвовали в дивер-сиях.
   В сороковые годы, когда подросла их единственная дочь, роди-тели Янины привлекли и ее к этому опасному, но благородному делу : Янина стала связной в системе разведки партизан.
   С приближением линии фронта польские партизаны, действовав-шие на территории Люблинского воеводства, активизировались. Немцы в ответ на это провели ряд карательных операций. Они сотнями хватали людей даже по малейшему подозрению.
   Вся семья Клепок была отправлена в известный ныне всему миру лагерь смерти Майданек. Отец и мать Янины ушли в печь крематория; их пеплом фашисты удобрили капустное поле на территории лагеря.
   От Янины фашисты долго добивались признания своей подлинной деятельности, но так ничего и не добились. Они стойко держалась на многочисленных допросах. На одном из таких допросов немецкий следо-ватель в припадке бешенства произвел над девушкой казнь: он оторвал сначала одно, а затем и второе ухо у своей жертвы ... Полумертвой ее приволокли в лагерный барак, но польская патриотка выжила ...
   В иоле 1944 года советские войска вместе с воинами Войска Польского освободили Майданек. Среди оставшихся в живых была и наша Янина. Стремительное наступление армии-освободительницы спасло ей жизнь. Янине в то время шел восемнадцатый год.
   Временным Правительством демократической Польша было сделано обращение к населению Польши с призывом принять активное участие в деле освобождения своей Отчизны. В числе других польская девуш-ка по фамилии Клепка пришла в военный комиссариат и добровольно попросилась на войну.
   На медицинской комиссия она скрыла свой физический недостаток и была зачислена связисткой в воинскую часть, где по решению Со-ветского Правительства служил и я.
   Теперь, когда решалась судьба Янины Клепки, по моему ходатайству, командование части смягчило степень наказания провинившей-ся телефонистке. Правда, всю ответственность за дальнейшее поведение Клепки возложили на меня.
   А в конце зимы 1945 года в нашу часть прибыло пополнение из нескольких офицеров. Среди них был худой и вертлявый человечек, зубной врач. Он сразу обратил на себя внимание своей любезной услужливостью.
   Самым неожиданным оказалось то, что этого зубного врача Клепка видела не раз в Майданеке среди карателей. Она признала в нем лагерного зубного врача в особом секторе, где происходило препарирование трупов перед сожжением.
   Клепка долго молчала, затем пришла к уполномоченному контрразведки части и все рассказала. При этом сокрушенно недоумевала и спрашивала, почему этот человек на свободе.
   Уполномоченный контрразведки капитан Бунин произвел предвари-тельный допрос этого "врача". Правда, тот пытался все отрицать. Под конвоем этого "врача" отправили в Люблин, где в окружной тюрь-ме было установлено, что будучи лагерным врачом, он по заданию коменданта лагеря Майданек выдирал золото изо рта умерщвленных перед сожжением трупов. Позже, в числе других преступников из лагеря Майданек, он предстал перед судом польского народа. Янина Клепка выступала на суде свидетельницей.
   Вскоре после войны всех польских девушек военнослужащих демобилизовали. Я в это время находился после контузил и тяжелей-ших ожогов в госпитале имени святых Винцентия и Павла в Люблине.
   Как говорят в Польше : если ты жива, Янина, то живи сто лет !
  
  

ЭХО САЛЮТА

(СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ЮРИЯ ЗАЛЕССКОГО ПОСВЯЩАЕТСЯ)

  
   Его зарыли в шар земной,
   А был он лишь солдат,
   Всего, друзья, солдат простой,
   Без звании и наград.
   Ему как мавзолей земля -
   На миллион веков.
   И Млечные Пути пылят
   Вокруг его с боков.
  
   Сергей Орлов "Белое озеро"
  
   В тринадцатом веке немецкие солдаты разбойничали по Европе, порабощая целые государства. Так в те далекие годы у Речи Посполитой были отняты западные земли по рекам Одре и Нысе Лужицкой. Много славянских племен оказалось порабощенными на этих землях.
   Согласно решения Ялтинской конференции глав правительств государств антигитлеровской коалиции, Польше в 1945 году были возвращены эти земли.
   В сказочном уголке земли, почти на стыке границ трех госу-дарств Польши, Чехословакии и Германии, в предгорий Карпат рас-положен польский город Злоторыя. Летом город утопает в зелени садов; не менее привлекательны эти места своим горным климатом и ландшафтом зимой. На окраине этого города располагалась наша воинская часть в первый год после окончания второй мировой войны.
   Сразу же после войны всеми воинскими частями, расположен-ными на территории братской Польши, был получен приказ Командующего Северной Группой войск о розыске одиночных могил и перенесе-нии останков советских и польских солдат в определенные пункты, где они подвергались захоронению в братские кладбища.
   Нам, солдатам, прошедшим дорогами войны и хоронившим после ожесточенных боев своих товарищей, был очень понятен этот приказ. Розыск таких одиночных могил был нашим священным долгом. Судьба отпустила нам жизнь, а память о лежащих в земле солдатах кто, как не мы, должны сохранить вечно.
   Вся восточная Европа лежала в развалинах. Большие террито-рии были превращены в безжизненные пространства. К примеру, такой крупный город как Вроцлав к осени 1945 года среди своих развалин, поросших бурьяном в человеческий рост, кишмя кишел голодными и жестокими волками ... Большая территория в нижнем течении реки Нысы Лужицкой до 1947 года оставалась еще заминированной, и пройти ее можно было лишь единственным путем - по железной дороге, связывающей Польшу с Германией.
   Поэтому розыск могил наших солдат велся с большим трудом и был зачастую связан с риском для жизни : враг мог оставить где угодно и какие угодно сюрпризы.
   Обычно все обнаруживаемые останки были безымянны. Расскажу лишь о некоторых из них.
   ... Вот стоит огромный помещичий дом с колоннами и лепкой изнутри и снаружи, наверху башенка с часами. По фронтону здания высечено черными готическими буквами латинское изречение о смысле жизни на земле. Черед особняком на постаменте скачущий конь с сидящей на нем женщиной-воином с копьем в руке, занесенным на барса, вцепившегося в шею коня.
   В двадцати шагах от этой символической скульптуры насыпан малозаметный продолговатый холмик земли. Детально изучаем это место, устанавливаем, что это могила. Бережно срываем этот хол-мик, углубляемся. Земля тяжелая, неродная ... Продолжаем копать: показывается утолок серой грубой шинели - значит свой. Руками разрываем слипшиеся комья земли. Аккуратно извлекаем останки. За голенищем левого кирзового сапога погибшего два пустых рожка-кассеты от автомата. Карманы одежды пусты, фельдепешника нет. По всему видно, что солдат не жалел патронов. А смысл жизни понимал по-своему: чем быстрее он выкурит вороньё, засевшее в этой великолепном гнезде, тем скорее наступит мир, ради которого он и пришел сюда. Останки солдата мы увезли на машине для захо-ронения на братском кладбище.
   Не раз и не два в походном порядке ходила наша рота мимо небольшого хуторка, состоявшего из нескольких домов. Однажды небольшой группой возвращались мы после стрельб в часть. Подошли к хуторку, миновали один, затем другой дом. Один из солдат случайно заглянул через ограду и увидел под раскидистой яблоней могилу. В этот же день мы побывали вновь на этом месте. Постучались в дом. Дом оказался уже заселенным. Вышел хозяин с изъеденным оспой и покрытым глубокими морщинами лицом. Поляк по национальнос-ти, участник первой мировой войны, недавно возвратившийся в Польшу из Латинской Америки, - вот кто оказался хозяином этого дома. Живя в панской Польше, в поисках куска насущного хлеба тысячи поляков покидали свою Родину. Уехал и он в двадцатые годы за океан. Когда закончилась вторая мировая война народным Правительством было сделано приглашение ко всем полякам, живущим вне Родины, на воз-вращение домой, чтобы строить независимую демократическую Польшу. Родина дала и этому поляку кров и землю. Земля, которая веками стонала под пятой Германии и была возвращена народной Польше в результате совместных боевых действий Советской Армии и Войска Польского.
   Мы объясняем хозяину дома о цели своего визита. Получаем разрешение осмотреть могилу. По всему видно, что хозяин заботливо ухаживает за ней. На могиле деревянный обелиск со звездочкой, вы-резанной из жести. Хозяин говорит, что это один из тех тысяч, по-гибших при освобождении его Родины и принесших ему возможность вновь обрести ее.
   Через несколько дней мы пришли на могилу вновь и начали из-влечение останков. Когда начали извлекать эти останки, то увидели, что воин была женщиной, о чем говорила ее одежда. Ничего не было обнаружено у похороненной. Лишь томик чьих-то стихов был кем-то любовно положен в эту могилу...
   Кто ты? Медицинская сестра или телефонистка, повар или портной? Дожди и ветры стерли с шершавой дощечки фиолетовую надпись, в спешке сделанную кем-то химическим карандашом. Бережно перено-сим останки в покрытый красно-черным крепом гроб. Обелиск кладем у предполагаемых ног погибшей ...
   Все время, пока мы занимались раскопкой могилы и извлечением останков, поляк в глубоком молчании держал на левой руке внучонка, как бы давая возможность малышу запомнить все это на будущее. А когда машина с гробом медленно тронулась, вышла вся многочисленная семья этого дома и долго провожала погибшую, а хозяин дома, приложив два пальца пpaвой руки к головному убору, по-польски отдавал последнюю почесть советскому воину ...
   Во время работ по снятию кабеля немецкой правительственной связи между городами Бреслау и Берлином я был старшим в одной из групп, работавших на демонтаже. Работы велись на местности, которая могла быть заминирована, поэтому все тщательно вокруг осматривалось, а уже после этого начинались земляные работы.
   - Товарищ старший сержант ! Сюда, скорее сюда ! - слышу голос одного из солдат.
   Подхожу и вижу: из земли торчит черенок ивы, уже укоренившие-ся и пустивший первые липкие листки. Рядом с черенком высовывается кусок гимнастерки пепельного цвета. Очевидно, это могила. Бои здесь проходили около года назад. А этот черенок воткнул кто-то из хоро-нивших, как примету. На большее, видимо, не было ни времени, ни возможностей.
   Шанцевыми лопатами осторожно начинаем копать. Убитый был по-хоронен неглубоко, поэтому сразу же обрисовываются останки. Потяну-ли за гимнастерку, загремели кости ... На гимнастерке различается нашивка желтого цвета: значит убитый еще до гибели имел когда-то тяжелое ранение, по позже продолжал воевать. За ремнем заткнута пилотка, звездочка снята. Осматриваем карманы. В кармане брюк нахо-дим потускневшую алюминиевую ложку. На ложке нацарапано: "Сталин-град Х-42". Видимо, это октябрь 1942 года.
   Так вот откуда ты притопал, наш герой ! Теперь в числе других безвестных героев ты будешь лежать на братском кладбище. А честь тебе воздадим мы - твои сограждане. И имя дадим тебе. Имя тебе одно - ОСВОБОДИТЕЛЬ.
   Здесь мне приходит на память другой случай. Было это недалеко от крупного польского города и железнодорожного узла Познань. Его товарная станция носит название Франово, которая связывает Польшу с западом и востоком, севером и югом Восточной Европы. В феврале 1945 года в группе польской разведки я находился в тылу врага в районе этого железнодорожного узла. Здесь мы вели наблюдение за проходившими вражескими транспортами, покидавшими Польшу под напором наступающей Советской Армии и Войска Польского. Очень медленно-медленно движется санитарный поезд, битком набитый большей частью не ранеными, а удирающими фашистами. И вот что я вижу: немцы на ходу, немного приоткрыв дверь товарного вагона, выталкивают умершего в пути солдата. Труп по высокой насыпи железнодорожного полотна, медленно переваливаясь, скатывается вниз, к кустам, где искусно замаскировались мы. Никто из врагов даже взглядом не про-водил выброшенного, а лишь со скрежетом быстро была задвинута дверь вагона. Рука невольно тянется за гранатой, но делать этого нельзя. За спиной слышу взволнованное дыхание поляка Ярослава Кадия, а затем - с ненавистью выдавленное лишь одно слово: "Звери !" Да, метко сказано, добавить нечего.
   В первую годовщину победы над гитлеровской чумой командова-нием части было решено устроить салют всем советским и польским воинам, кто был перенесен нами из разных близлежащих мест и похо-ронен на братском кладбище.
   Помню теплый майский вечер 9-го Мая 1946 года. В части состоялось торжественное построение. Все выделенные для салюта люди (а нас было ровно тридцать) тщательно обмундированы, на всех все пригнано, оружие блестит зеркальной чистотой. У всех припод-нятое настроение. Командир взвода салюта лейтенант Залесский четко командует группе:
   - На плечо !
   Мы ловко вскидываем карабины.
   - Шагом-марш !
   Взвод салюта, четко чеканя шаг, направляется к контрольно-пропускному пункту части, далее следует по городу. Весь город знает о предстоящем салюте: все спешат к кладбищу. Когда мы при-близились к кладбищу, жители, сотнями собравшиеся на его террито-рии, расступились и дали нам свободный проход к месту салюта. Заместитель командира по политической части майор Рукавишников произносит торжественно-траурную речь. Затем лейтенант Залесский командует:
   - Заряжай !
   Все вокруг замирает, я мельком вижу: стоят девушки, польс-кие горделивые пани, стоят пожилые люди, очень много детей. И все, не стыдясь, плачут, не вытирая слез. Люди находятся от нас на небольшом расстоянии: я хорошо слышу их всхлипывания, они не стесняются нас. В эти минуты каждый из нас проникается к ним и друг к другу глубоким человеческим уважением. Я чувствую, что наши сердца бьются в ритме с их сердцами.
   - Пли !
   - Пли !
   - Пли !
   Гремит троекратный салют.
   Когда прогремел последний выстрел, эхо долго перекатывалось в горах, как бы не желая погаснуть и дольше сохранить в этом тор-жественном звуке бессмертие ушедших ...
   Много мирных салютов услышал я за эти послевоенные годы: наши люди каждый год в День Победы отдают почесть советским солдатам и братьям по оружию. Но этот салют до сих пор отдается тем далеким эхом в моем сердце !

0x01 graphic

   Владимир Вакуров

ЭПИЛОГ

  
  
  
  
   Мой отец умер 28.07.2009 г. у меня на руках. Врачи не захотели ничего сделать для того, чтобы он остался жить.
   Отец до последнего шага пытался делать все сам. Он был уже немощен, все основные жизненные функции прекращали свою деятельность. Мы общались с ним на пальцах, понимая друг-друга с полуслова, с полувзгляда. Он смотрел на меня спокойно-печальными глазами. Последний вздох - и душа его отлетела в небытие !

Царство тебе небесное, отец ! Я тебя люблю !

  
  
   0x08 graphic
  
  
   После похорон пошел теплый летний дождь. Природа прощалась с моим отцом.
  
  
  
   32
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
   В. Д. ВАКУРОВ
  

РАССКАЗЫ О ВОЙНЕ

  

2009

  
   0x01 graphic
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"