Дюгованец Ирина Ивановна : другие произведения.

Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Часть II.
  
  Глава первая
  
  - Мадемуазель Диана не желает меня слушать, мессир граф! Она своенравна и делает, что ей вздумается! - плакала мадемуазель Николь, остановив у подъезда только что возвратившегося домой графа. Он едва успел спешиться, как няня Дианы подбежала к нему со слезами на глазах. В руках она держала два почти настоящих лука и колчан со стрелами. Она говорила, еле сдерживая рыдания: - Диана стала просто несносной! Особенно после того, как появился этот ужасный дикий мальчишка!
  - Что же она натворила на этот раз? - спросил граф, пряча улыбку.
   - Всё утро они занимались стрельбой из луков, а потом затеяли игру в лесных разбойников! Мадемуазель Диана и этот шалопай залезли на дерево в парке и не думают оттуда слезать! Они там играют вот уже второй час! Она пропустила время занятий, а теперь я не могу заставить ее спуститься, чтобы она успела хотя бы переодеться к обеду! Мессир граф, вы должны запретить вашей дочери играть с кем попало!..
  - Идите за мной, мадемуазель! - весело сказал граф, взбегая на крыльцо так быстро, что мадемуазель Николь едва за ним успевала.
  Он стремительно взлетел по лестнице, вошел в кабинет, быстро взял лист бумаги, перо, и написал крупными ровными буквами:
  "Странствующий Рыцарь прибыл в Ваш замок, синьорина! Окажите ему гостеприимство, и
  он расскажет Вам о своих приключениях в чужих землях!".
  - Отдайте мне это оружие, мадемуазель, - жестом он показал на луки и стрелы. Мадемуазель Николь положила оружие на стол. Граф выбрал стрелу, плотно обернул вокруг нее записку и перевязал золотым шнурком для опечатывания официальных бумаг. Потом растопил палочку красного воска на концы шнура и приложил свой перстень-печатку. Мадемуазель Николь изумленно смотрела на его действия, чуть приоткрыв рот. Она была растеряна, но досада брала в ней свое.
  Тем временем граф взял стрелу и один из луков.
  - Покажите мне, где они засели.
   Раскидистый дуб за хозяйственными постройками стал убежищем "лесных разбойников". Он рос как раз за углом конюшен. В его широкой кроне среди листвы белело платье Дианы. Босые пятки ее друга, Жана-Лисенка, попеременно качались - он болтал ногами, сидя на толстой ветке.
  Граф выбрал удобную позицию, не подходя слишком близко, и натянул лук со стрелой, на которой была прикреплена записка.
   - Что вы делаете, сударь! - невольно воскликнула мадемуазель Николь. - Вы можете попасть в детей!
  Граф опустил лук и недовольно проговорил:
  - Если вы будете ахать мне под руку, Николь, такое может и сучится. Лучше отойдите за угол, чтобы они нас не заметили!
  Питер снова прицелился и выпустил стрелу. Она пролетела с легким свистом и воткнулась в ствол чуть выше того места, где сидели дети. Они тут же ее заметили, и Жан полез ее доставать. Граф, улыбаясь, быстро зашагал к дому.
  - Теперь они слезут. Но прошу вас, мадемуазель, не ругайте Диану. Она слишком увлекается игрой и своими фантазиями.
  - Мне казалось, что это вы как отец должны ее поругать, господин граф!
  Он ничего не ответил и поднялся к себе, чтобы переодеться с дороги.
  
  ...Как только они приехали в Монтель, граф был занят с раннего утра до позднего вечера. Управляющий знал свое дело, но Питеру хотелось везде побывать самому - и на небольших плантациях эфиромасличных и лекарственных растений под открытым небом и в оранжереях, и на серебряном руднике Аржантель, и в лаборатории Зеленого павильона, и в своей мастерской, где он рисовал и лепил. О, у него было столько занятий, что ему не хватало дня, чтобы сделать все, что хотелось!
  ...После обеда Диана прямо в столовой стала прыгать вокруг отца и просить его поскорее начать обещанные "истории Странствующего Рыцаря". Граф рассказывал ей старинные легенды времен крестовых походов, пел баллады трубадуров, подыгрывая себе на гитаре, а иногда вспоминал то, что когда-то случилось с ним самим. Но сейчас
  Присев, чтобы видеть ее глаза, он негромко сказал:
   - После обеда ты отдохнешь, моя девочка. И я тоже - ведь ты знаешь, что я уехал на рудник Аржантель на рассвете, а горная дорога трудна: острые камни, пыль, беспощадное солнце, от которого негде укрыться - и так не один час!.. Отдохнем немного, а когда ты проснешься, я расскажу тебе, как на побережье острова Эспаньола мы с Алехандро ловили морских черепах!
  - А вы привезете мне морскую черепаху для моего аквариума, сеньор?
  - Нет, моя милая. Она не проживет здесь долго. Ей нужно чистое море и свежая еда. У тебя же есть рыбки и Пастор - или они тебе уже надоели?
  - Нет-нет, не надоели! Таких красивых рыбок нет ни у кого! Вот только я не могу показать их Лисёнку
  - Почему?
  - Мадлен не позволяет ему появляться даже на кухне! Там так вкусно пахло бриошами!.. а когда мы забежали туда, она его просто выгнала! Мне пришлось стащить для него две булочки...
  Граф расхохотался.
  - Ну, может быть, Мадлен и права - на кухне вам делать нечего - вы носитесь, воруете бриоши, еще опрокинете на себя что-нибудь.
  - О, мессир, кухня - это же самое лучшее место! - воскликнула Диана. - Вы ведь тоже любите иногда там посидеть с Марселой у большого очага!
  - Это правда, - улыбнулся граф. - Однако с Мадлен вам лучше не спорить. Но вот показать Жану свой аквариум ты можешь, я ее уговорю. А теперь отдыхаем!
  В детской, напротив кроватки Дианы, располагалась большая прямоугольная колонна, часть которой было из стекла, заполнена водой и населена разноцветными тропическими рыбками, кораллами, водорослями и разными моллюсками. Внутри колонна была полой и открывалась сзади, давая доступ специальному слуге ухаживать за аквариумом.
  Весь этот необыкновенный подводный мир моря просвечивался днем солнечными лучами и играл всеми цветами радуги, а вечером - светом голубой свечи, помещенной сзади. Диана обожала свой аквариум и засыпала, наблюдая плавные движения рыбок и еле заметные колыхания водорослей. А на песчаном дне лежала большая двустворчатая раковина, немного приоткрытая, и в ней нежно переливалась таинственным светом настоящая огромная жемчужина...
  ...Когда Диана отправилась в свою спальню, Маргарита с улыбкой подошла к мужу:
  - Странно, сеньор, - вы не выглядите настолько утомленным, чтобы устраивать сейчас сиесту! Или вы действительно так устали, как представили это Диане?
  - Я немного лукавил - иначе как угомонить этого бесенка?
  - По-моему, только вас она и слушается!
   - И еще мою Каэтану. Маргарита, сердце моё, вы произнесли сейчас чарующее слово "сиеста", и я подумал...
  - О, нет, Питер, - она, смеясь, ускользнула от его объятий. - Ваши сиесты обычно заканчиваются ближе к утру, и назавтра я весь день хожу полусонная.
  - Напомните мне, сеньора, когда такое случалось в последний раз? Я не припомню!
  - Последний раз - в Риме, в самом начале прошлого лета. Тогда еще вы делали мне платье из душистых глициний...
  - Бог мой, неужели так давно?! В платье из глициний вы были обворожительны! Нежно-сиреневый и лиловый очень идут к вашим глазам и оттенку кожи, - усыпив ее бдительность, Питер все же обнял ее за талию, повернул к себе и заглянул в глаза. - Сейчас я не стану вас уговаривать, дорогая, но вечером вас ждет небольшой сюрприз.
  - Вы, кажется, собирались устроить праздник?
  - Собирался, но позже. Нужно немного разобраться с делами. Сегодня праздник у нас будет другого рода.
  - Я догадываюсь, - Маргарита, улыбаясь, смущенно опустила глаза.- А когда мы сможем пригласить гостей? По правде сказать, мне иногда бывает скучно, когда вы уезжаете, занимаетесь делами или закрываетесь в своей мастерской... Что вы там делаете, сеньор, можно узнать?
  - Скоро вы все узнаете, немного терпения! А если вы скучаете, навестите госпожу де Фуа или госпожу де Келюс.
  - Лучше я приглашу их к нам! Они в таком восторге от нашего дома...
  - А вы? - тихо спросил он.
  - И я тоже! Признаться, я еще не всё смогла здесь осмотреть, особенно подземную часть...
  - Мне кажется, что вы не испытываете здесь особой радости. Скажите, дорогая, может быть, вам что-то не нравится?
  - Просто я еще не привыкла. Я не могу поверить, что это чудо принадлежит мне!
  - Оно ваше, любовь моя.
  
  Дворец графа де Монтель в предместье Тулузы вызывал восхищение и зависть. Те, кому довелось побывать внутри, долго ходили под впечатлением от увиденного, но когда пытались описать интерьер хотя бы одной только гостиной или кабинета хозяина, то у них просто не хватало слов. Там каждая комната или зал были продуманы до мельчайших деталей и отделаны в соответствии со вкусом хозяина и по его эскизам. Трудно было определить стиль этого дворца - разные комнаты были выполнены в разных стилях. Это создавало необычный эффект разнообразия. Можно было за миг перейти из кабинета европейского стиля в курительную комнату рядом, обставленную по-восточному, с низким диваном и множеством подушек, серебряным кальяном и персидским ковром на полу, низкими турецкими столиками, но с мягкими креслами, обитыми узорчатым шелком, - для тех, кто не привык к восточной неге на шелковых подушках. Однако всё это разнообразие неуловимым образом соединялось в целое и ничуть не противоречило общему замыслу, потому что было выполнено с безукоризненным вкусом.
  Дворец не казался большим, и от въездных ворот парка выглядел легкой и воздушной готической бонбоньеркой. Три пологих мраморных лестницы вели на эспланаду , выложенную белыми мраморными плитами. Лестничные марши обрамляли вазоны с экзотическими растениями и два ряда небольших фонтанов, вокруг которых были высажены пышно цветущие розы.
  Два больших римских фонтана располагались на эспланаде по обе стороны от подъезда, и два - еще ниже. Они были окружены цветущими растениями и мраморными скамьями. На уровне первого этажа по всему фасаду тянулась открытая галерея со стройными колоннами и стрельчатыми арками. Второй этаж состоял из высоких арочных окон с изящными архивольтами .
  Два симметричных крыла по обе стороны фасада в плане образовывали две буквы "Т", соединенные основаниями. В этих четырех флигелях, украшенных башенками и арками, жила многочисленная дворцовая прислуга. Итам же теперь обитал музыкальный итальянский театр - труппа синьора Грассини, высланная королем из Парижа.
  Центральную часть фасада занимал полукруглый подъезд с колоннами и такими же стрельчатыми арками, продолжающими открытую галерею. Над подъездом, на уровне венецианских окон, располагался бальный зал и гостиная, украшенная фонарем с такими же окнами от пола до потолка. Этаж опоясывал открытый балкон с балюстрадой и перилами тонкой причудливой ковки.
  Третий этаж состоял из трех башен - круглой в центре, как продолжение стеклянного фонаря, и двух квадратных по бокам, но повернутых углом и казавшихся прозрачными из-за высоких стрельчатых окон, занимавших почти целиком все их грани. Башенки соединялись короткими галереями и венчались тремя неоготическими шпилями.
  Изящество и удивительная легкость соединяли разные архитектурные элементы в единое гармоничное целое.
  Когда у графа спрашивали, как ему удалось придумать такое чудо, он, смеясь, отвечал, что дворец приснился ему во сне.
  Но гостям де Монтеля казалось, что внутри было гораздо интереснее, чем снаружи. На первом этаже, за галереей, располагались обширные залы - фехтовальный, украшенный коллекцией оружия и огромными зеркалами, зал с бассейном из розового и черного мрамора, напоминающий покои Альгамбры, с ажурными арками и причудливыми арабесками. В нишах по стенам там стояли мавританские светильники, столики для напитков и низкие диваны, обитые молочно-белой кожей с золотым тиснением. В одной из ниш открывалась дверь в комнату поменьше, где стояла большая ванна, казавшаяся отлитой из серебра, гладкого внутри, а снаружи изукрашенного тонкими арабесками. Вода, налитая в эту чашу, искрилась и переливалась серебряными и золотыми бликами. Эта комната, более интимная, была отделана в том же арабском стиле и была одним из любимых мест графа - он обожал горячие ванны, и оборудовал это место новейшими изобретениями техники. Слуги не наливали ванну ведрами, как обычно, а только открывали кран, соединенный трубами с высоким бронзовым цилиндром с двойными стенками, заполненным водой. Под ним была устроена печь, и в цилиндре, как в котле нагревалась вода, подающаяся из кухни. Там был вырыт такой глубокий колодец, что вода подавалась наверх с помощью насоса и по трубам поступала везде, где это требовалась.
  К залу с бассейном примыкала мастерская графа, где он рисовал, лепил из воска и глины, а потом с помощью слуги-флорентинца отливал некоторые вещи в бронзе или серебре. В эту мастерскую посторонние не допускались. Даже Маргарите не всегда удавалось посмотреть, над чем сейчас работает ее муж! Однако это место вызывало особый интерес у всех.
  Потом следовал зал, в который люди, наоборот, боялись заглядывать. Этот зал имел отдельный вход из парка и был отделан темным мрамором со светлыми пилястрами, на которых сияли хрустальные венецианские светильники. Сразу у входа там стоял небольшой диван и два кресла вокруг круглого столика черного дерева. Это была приемная. Из нее широкие двери вели в зал, где в центре стоял высокий длинный стол с мраморной столешницей, а у стены между пилястрами - столы поменьше. На одном из них лежали книги, анатомические атласы, тетради для записей, помещался микроскоп, - а на другом, закрытом стеклянными дверцами, на серебряном подносе были разложены хирургические инструменты. В нишах стен, на полках, хранились всевозможные снадобья в склянках, флаконах и бутылях. Время то времени кто-то из слуг или местных жителей обращались к графу с жалобами на здоровье, и он осматривал их в этой роскошной комнате, полной света. Граф никому не отказывал, ничего не обещал, не брал платы и мягко отклонял проявления благодарности. Главное условие, которое он ставил пациенту - чтобы тот держал язык за зубами и не болтал про то, кто его лечил и что он здесь видел.
  
  *
  Граф пригласил мадемуазель Николь к себе в кабинет и, встав ей навстречу, жестом указал на кресло.
  - Присядьте, мадемуазель, - он был подчеркнуто вежлив и сдержан, но в движениях прорывалась стремительность. - Прошу вас, ознакомьтесь с этим документом, - он протянул ей какую-то бумагу. Мадемуазель взяла ее, с минуту читала, потом перевела недоуменный взгляд на графа.
  - Простите, сударь, но я ничего не могу здесь понять...
  - Что же именно вы не понимаете, мадемуазель? Этот документ говорит о том, что на ваше имя открыт счет в Тулузском банке. Вы видите написанную здесь сумму? Это ваше приданое. На проценты от этой суммы вы сможете жить вполне достойно. К сожалению, я вынужден отказать вам от дома, мадемуазель. Уверен, что с вашими неоспоримыми достоинствами - и с этими деньгами - вы легко найдете себе мужа.
  Николь ошеломленно захлопала глазами.
  - Но... господин граф!..
  - Вас не устраивает сумма?
  - О, нет!.. Да... но я ничего не понимаю...- пролепетала она.
  - Так "да" или "нет"?
  - О, дело не в этом!.. Вы прогоняете меня, господин граф? Скажите, в чем я провинилась?
  - Ни в чем, абсолютно. Вы просто не подходите для моей дочери.
  - Но как же рекомендации госпожи де Фуа?..
  - Мои решения не обсуждаются, мадемуазель. Всего наилучшего!
  
  ...Позднее Маргарита с удивлением узнала, что няня уволена, и вошла в кабинет к мужу.
  - Почему, Питер? Что случилось? Такая благонравная и образованная девица - и вдруг вы выгоняете ее без объяснения причин!
  - О, я вполне объяснил ей причину, дорогая. И потом, я дал ей приличную сумму, - согласитесь, это не просто взять и выгнать! Вам я могу объяснить мои претензии к ней более подробно: у мадемуазель напрочь отсутствует воображение! Меня не устраивает ее мышиный характер. Она вообще никак себя не проявила! Может быть, я слеп и не разглядел скрытых сокровищ ее души?! Но она так тщательно их скрывала, что было бы чудом обнаружить хоть что-нибудь ценное! Если она до сих пор на могла найти подход к нашей дочери, не смогла понять ее, то что же в таком случае она здесь делает?!
  - Оказывается, вы можете быть беспощадным в своих оценках, - тихо проговорила Маргарита. Она довольно редко наблюдала мужа в роли господина и хозяина дома. Все разборки со слугами происходили как-то незаметно, она даже и не задумывалась о таких вещах. Но сейчас дело касалось их дочери!
  - По крайней мере, сеньор, вы могли бы предупредить меня!
  - Что бы это изменило, моя дорогая?
  - Кто же теперь будет заниматься Дианой? Эта ее неграмотная кормилица?!
  - Да, пока присматривать за ней будет Каэтана. И мы с вами, моя сеньора.
  - Вы целыми днями пропадаете в своем Зеленом павильоне или в своей мастерской, или бог знает, где еще!..
  - Но все же мне удаётся иногда уделить ей время. У вас же для этого гораздо больше возможностей, дорогая. Вы могли бы посвящать ее в тайны женских нарядов, воспитывать ее вкус. И пора взять для нее учителя танцев - она прекрасно двигается.
  - Пока что вашу дочь больше интересуют фехтование, стрельба из лука и верховая езда! И это благодаря вашим стараниям, сеньор!
  - Не вижу в этом ничего плохого, Марго. Она, слава богу, здорова и физически развита не по годам. Мне кажется, Каэтана справится с воспитанием Дианы гораздо лучше, чем эта постная Николь! И девочка к ней привязана. У Каэтаны пылкий нрав и большая душа - как раз то, что нужно нашей маленькой воительнице. Кроме того, она еще достаточно молода, чтобы поиграть с ней, и я не хочу брать в дом другую няню.
  - Ну, как угодно... У меня к вас еще один вопрос, сеньор. Почему вы позволяете вашей дочери играть с детьми прислуги?
  - Но с кем же ей еще играть, дорогая сеньора? У нас с вами для игр были, по крайней мере, братья и сестры, - он обнял ее за плечи, чтобы смягчить жесткость своих слов. - Не волнуйтесь, душа моя, ничего страшного нет. Этот мальчик относится к нашей дочери с благоговением и нежностью, а она командует им, как хочет. Но он ее единственный друг, она его любит и покровительствует, как настоящая королева.
  - Откуда вы всё это знаете? - удивилась Маргарита.
  - Достаточно немного понаблюдать за ними, душа моя. Это сразу видно! Однако совсем скоро жизнь всё расставит по своим местам, не беспокойтесь. А для серьезных занятий Диане пора подыскать достойного и знающего наставника. Я сейчас же займусь этим.
  - Неужели ради этого вы покинете свой Зеленый павильон и своих волооких арабских помощниц? - спросила Маргарита с ядовитой усмешкой.
  - О, сеньора, кажется, ревнует? - на лице Питера появилась лукавая и нежная улыбка. Он привлек ее к себе. - Когда-нибудь навестите меня там, я покажу вам интересные вещи!..
  Этот небольшой двухэтажный павильон стоял в их парке недалеко от дома. Снаружи он выглядел нарядно, как изящная бонбоньерка, - со стенами и крышей изумрудно-зеленого цвета, белыми арочными окнами и витыми колоннами, придававшими легкости всему сооружению. Граф устроил там алхимическую лабораторию, место для своих исследований и отдыха.
  На первом этаже и в подвале располагалась собственно сама лаборатория, и когда речь заходила о Зеленом павильоне, то имелась в виду именно она. Там стояли перегонные кубы и реторты, стеклянные сосуды всех форм и размеров, большие бутыли с ароматическими спиртами, всевозможные склянки с эфирными маслами и вытяжками из целебных растений, витали пряные, терпкие, необычные ароматы...
  Внутри колдовали столь же необычные помощники графа - старый араб Абу эль Фариджи, сведущий в восточной медицине, и его сын Хамат. Они варили там ароматические мыла и целебные снадобья, составляли духи и легкие туалетные воды.
  Маргарита уже не раз бывала в Зеленом павильоне, и, хотя муж показал ей там всё, по-прежнему для неё он был окутан какой-то мистической тайной и вызывал тревожащие чувства. Особенно это касалось второго этажа, отделанного под жилые помещения, с отдельным выходом в парк.
  Там жили три арабские девушки - служанки, которых граф вывез из своего путешествия на Североафриканское побережье в те времена, когда был там с дипломатической миссией. Как он туда попал и почему - это отдельная драматическая история...
  ...Герцог Медина-Коэли, адмирал флота Испании, отправил тогда юного лейтенанта Питера Гальтон с явно провальной миссией добиваться договоренностей о якорных стоянках на побережье между Алжиром и Бизертой. Адмирал знал, что в тех краях идет бесконечная война за власть между мелкими эмирами, которые были заинтересованы в заключении сделок и получении денег на свои войны. Герцог был вполне уверен, что юный красавчик-лейтенант не вернётся из этой экспедиции, а его молодая прелестная жена в скором времени останется вдовой. Герцог имел на нее самые серьезные виды.
  В самом деле, для Испании обладание стратегически выгодными бухтами и стоянками для военных кораблей было крайне важно. Но испанские идальго слишком презирали весь этот "мавританский сброд", чтобы снизойти до переговоров с ними. Пестрая смесь из турок, берберов, контрабандистов, пиратов всех наций и местных эмиров боролись там за своё место под солнцем. Даже османская власть там была почти бессильна!
  За семь с половиной месяцев Питеру удалось добиться успеха в этом непростом деле. Видимо, здесь сказался его двухлетний опыт бурной жизни на пиратских Карибах.
  Секрет его был прост: он неукоснительно уважал местные обычаи и с неистощимым интересом изучал каждого, с кем ему доводилось встречаться и договариваться. Кроме того, у лейтенанта была какая-то врожденная интуиция, свойственная тонко чувствующим натурам. Он старался понять этих людей. И скоро уяснил для себя, что честь и благородство здесь, среди мусульман, не были пустым звуком! Он не скупился на подарки. Подарки здесь были символом уважения, почитания, признанием заслуг.
  Молодой лейтенант с острым взглядом не по возрасту внимательных глаз не был похож ни на высокомерных испанцев, ни на коварных османов, ни на лицемерных представителей Рима, ни на и хитрых местных эмиров, которые боролись каждый за свои интересы. То достоинство и благородство, с которым он держался перед лицом местных правителей, те испытания и провокации, которым они его подвергали и из которых он умудрялся выходить без ущерба для своей чести, снискали ему их уважение.
  Первым Питер нанес визит эмиру Банжии и еще двум-трем повелителям этих мест. С эмиром они скоро подружились, и во многом благодаря его покровительству Питеру удалось добиться успеха своей миссии. Не прошло и года, как порты Аннаба, Беджа́я и Арзев были готовы принять испанские корабли для пополнения запасов пресной воды и провианта, ремонта и укрытия, подобно Сеуте и Мелилье, которых было катастрофически мало для многократно выросшего испанского флота.
  Скоро эмир Банжии стал называть Питера Эль Раат, и с тех пор лейтенанта испанского флота знали там под этим прозвищем. Питер, тогда вовсе не владевший арабским, сначала не знал, что означает это прозвище, а когда узнал, оно ему польстило. В переводе оно означало "знающий ".
  К слову сказать, за эту миссию лейтенант Гальтон получил от короля Карлоса Второго неслыханную для его тогдашнего положения награду - орден Золотого руна. Питер подозревал, что тут не обошлось без влияния одной весьма могущественно знатной дамы. Но, весьма щепетильный в подобных вопросах, в данном случае он резонно полагал, что вполне заслужил награду, много раз рискуя жизнью ради блага Испании.
  
  Во время одного из переездов по североафриканскому побережью отряд Питера стал свидетелем настоящей бойни между двумя враждующими кланами местных воинственных правителей. Один из этих отрядов сопровождал пленных арабов, среди которых были и женщины. Испанцы, которыми командовал Питер, были лучше вооружены, и им удалось отбить пленников и обратить в бегство остатки конвоя. Второй отряд был уничтожен полностью.
  Питер не знал, что делать с бывшими пленниками и предоставил им самим распорядиться своей судьбой. Большинство из них тут же исчезло. Но каково же было его удивление, когда один человек почтенного возраста, юноша и три девушки, закутанные в покрывала с головы до ног, подошли к нему и попросили взять их под свое покровительство. Иначе "их жизни обратятся в песок", по образному выражению стрика, говорившего по-испански. Все они в прошлом жили на берегах Красного моря и были чужими на этой земле. Вернуться на родину они не могли - оказалось, что все их родные вырезаны врагами, а дома сожжены дотла. Питеру ничего не оставалось, как взять их с собой.
  Абу эль Фариджи, невысокий старик с тонкими чертами лица, говоривший по-испански, оказался лекарем местного эмира, и стал его переводчиком. Хамат, его сын, хорошо сложенный, крепкий, красивый юноша с шапкой вьющихся мелкими кольцами волос, был и хорошим воином, и преемником своего отца в лекарском искусстве.
  С девушками дело обстояло куда как сложнее! Питер не мог привезти их в надменный, высокомерный в своей нетерпимости Мадрид. Да и как отнеслась бы к такому приобретению его молодая жена? Уж точно она не была бы в восторге. И граф решил поселить их в Монтеле, в своем строящемся дворце.
  Одна из девушек носила имя Сумар. Ей было около семнадцати лет, и по некоторым признакам она явно принадлежала к знатному роду. Её уже вполне зрелая красота, округлые формы, тонкая талия и подведенные бархатные черные глаза, таинственно мерцающие из-под тонкой фередже , смущали Питера. Он ощущал легкое головокружение в ее присутствии.
  Вторая девушка, почти подросток, была служанкой Сумар. Тоненькая, хрупкая, живая и веселая, с желтовато-золотистой кожей, длинными черными волосами, спускавшимися почти до колен, и огромными, как у олененка, черными глазами. Звали ее Хадиджа. Третья, Джинан, лет двадцати, была самой старшей и отличалась своеобразной красотой, хотя и не такой роскошной, как у Сумар, но все же яркой и привлекательной. Тонкий нос с изящно вырезанными ноздрями, изысканно очерченный рисунок ярких губ, почти всегда потупленный взор, но гордая посадка головы и движения, исполненные достоинства, - чувствовалось, что у этой нежной девушки сильный характер. Джинан тоже немного знала испанский, и во время обратного плавания они с Питером часто беседовали на палубе корабля. Джинан была очень деятельная и ни минуты не сидела без дела. Питер сразу привлек ее к своим изысканиям в области запахов, и девушке очень это понравилось. Она могла часами следить за процессом длительной перегонки, раскладывать цветы для ферментации, растирать траву для приготовления лекарства и даже готовить и смешивать краски для творческих опытов своего нового господина.
  Все девушки были на удивление образованны, прекрасно играли на музыкальных инструментах, танцевали и пели. Кроме того, они искусно вышивали шелком и бисером, пряли и ткали, прекрасно готовили и, вероятно, так же владели искусством любви, но Питер никогда не делал ни малейших попыток это узнать. Просто ему иногда нравилось бывать в их обществе. Он отвел им отдельные покои в Зеленом павильоне, чтобы они могли жить там согласно своим обычаям, и предоставил полную свободу.
  Маргарита была слишком горда, чтобы опуститься до признания своего беспокойства по поводу присутствия в доме этих красивых служанок. Иногда кто-то из них появлялся во дворце, чтобы служить Маргарите, приносил ей ароматическое масло для ванны, новое саше, нежные румяна или крем с миндальным молочком, благоухающий вербеной, умащал ее тело и волосы новыми ароматами и незаметно исчезал, не привлекая к себе внимания. Маргарита ощущала смутную тревогу, потому что для нее эти девушки были полной загадкой. Она не пыталась с ними сблизиться, чувствуя непонятную робость. Но вот ее муж!.. Он удивительно быстро нашел с ними общий язык. Нет, он не уделял им слишком много внимания и не часто посещал их покои в Зеленом павильоне. Но Маргарита видела, как непринужденно и весело говорит он с этими странными женщинами, как расцветают их лица, такие бесстрастные, при одном только звуке его голоса! И к ней в душу закрадывалось ядовитое сомнение. Нет, она не допускала, что Питер мог опуститься до связи со служанкой. Чтобы так ее унизить?! Нет, он слишком ее любит!
  Конечно, Маргарита не могла чувствовать себя спокойно. Однако постепенно она перестала так уж волноваться, особенно когда муж был рядом, неизменно внимательный и нежный.
  Часто они катались верхом по живописным окрестностям или в лодке по таинственным тихим водам прудов своего парка, где плавали белые и черные лебеди и на глади воды распускались розовые лотосы и белые лилии. Они гуляли по большому парку, и Питер показывал ей свои любимые уголки. Воссозданные умелой рукой кусочки итальянской природы с руинами античной аркады, увитой диким виноградом; китайский сад с горбатым мостиком через каменистый ручей, с большими замшелыми валунами по его берегам, где весной расцветают нежные сиреневые и желтые ирисы и зеленеют прямые, стройные стволы бамбука...
  - Пейзажные парки мне нравятся гораздо больше, чем регулярные французские, - говорил граф. - Красота упорядоченной симметрии, возможно, и заслуживает восхищения, но слишком уж она холодна и безжизненна. Как вы полагаете, душа моя?
  Маргарита сразу вспомнила роскошный партер Версальского парка, которым она любовалась из окна галереи, и содрогнулась...
  
  ...Граф снова где-то пропал весь день. Он часто ездил по делам то в Тулузу, то на виноградники, то на плантации эфироносных растений, то на свой горный рудник.
  Рудник Аржантель, который граф купил за смехотворную сумму семь лет назад, когда решил жениться, пятьдесят лет назад принадлежал последнему из графов Тулузских. После скандальной опалы владетельного сеньора, бывшего почти королем в своей провинции, и чего истинный король Людовик не мог потерпеть, его земли были конфискованы в пользу короны. Потом король подарил их принцу Конде, но тот был солдатом, а не дельцом, и проиграл в карты часть этих земель. Так они переходили из рук в руки, пока не были приобретены Питером Гальтоном, графом де Монтель. Почему он купил именно эту каменистую бесплодную землю, никто понять не мог. Однако еще раньше к нему в руки попали бумаги, где описывался способ добычи драгоценных металлов из горных руд. Это документы были переданные ему отцом Домеником, магистром тайного ордена катаров.
  - Еще древним египтянам был известен этот способ извлечения серебра и золота из пород с помощью ртути. Царица Савская обладала этим секретом. Описано, какие именно дары она поднесла царю Соломону - кроме всего прочего, золото в слитках! И это не было фантазией автора, - говорил тогда отец Доменик. - Ты будешь богат, сын мой, но это не страшно. Золото не имеет над тобой власти. Оно вызывает у большинства людей неодолимое пристрастие, подобно вину и наркотику, но ты природой избавлен от этого порока. Ты не имеешь слабости к золоту, и потому я отдаю тебе власть над ним. Думаю, ты сумеешь им распорядиться, как должно - у тебя большое сердце.
  Питер пригласил специалистов горного дела из Германии, чтобы те взяли пробы породы в заброшенном руднике. Они получили там среброносный штейн . Рудник оказался далеко не выработанным. Скоро он был приведен в порядок, и работы возобновились. Но для получения серебра одной руды было недостаточно - нужна была ртуть и некоторые другие вещества. Их Питер обнаружил в Эстремадуре и наладил поставку через Кадис - морем, и через Пиренеи - по суше.
  Про рудник Аржантель знали, но никто даже не предполагал, что он может приносить хозяину какой-то доход. Некоторые помнили еще о баснословно богатом последнем из графов Тулузских, который слыл колдуном и обладал философским камнем, чтобы делать золото. Но его судьба была печальна, и о нем забыли - с тех пор прошло целых пятьдесят лет!
  Люди до сих пор не могли себе представить, что из простых камней, размолотых в пыль, можно получить блестящие серебряные или золотые слитки.
  
  *
  Вечером, когда солнце уже село, но мрак еще не сгустился, Маргарита, изнывая от одиночества и скуки, вышла на балкон из своей спальни - и вдруг увидела там мужа. Он стоял у балюстрады, чуть откинув голову, и смотрел на звездное небо. Теплый воздух нагретой за день земли, напоенный ароматами листвы и цветов, поднимался вверх, и он с наслаждением вдыхал его полной грудью. Маргарита невольно замерла. Странно было видеть, как он стоит, погруженный в свои мысли, будто за день укротил свою энергию, и теперь его движения приобрели мягкость и упругость сдержанной силы, а подвижное лицо, обращенное к звездам, умиротворенно и ясно. Она не решалась ни подойти, ни окликнуть его.
  Тут он медленно повернулся и протянул ей руку.
  - Идите же ко мне, любовь моя. Давайте вместе полюбуемся этим дивным вечером, - проговорил он тихо. Она подошла, и он слегка обнял ее талию.
  - Как вы узнали, что я здесь? - смущенно улыбнулась Маргарита.
  - Просто почувствовал.
  - Я не хотела мешать вашим раздумьям...
  - Вы никогда не можете мне помешать, сердце моё. Я хочу, чтобы вы всегда были рядом. Хотя мне в этом случае пришлось бы нелегко!
  - Почему же?
  - Трудно сохранять спокойствие, когда рядом женщина, один взгляд на которую вызывает желание. Вот, вы опять смущены! Дорогая, ведь я ваш муж, - он смеялся и в то же время досадовал. - Не забывайте, моя прелесть, что я имею на вас определенные права, и, разумеется, право говорить то, что думаю! Почему же вы ощущаете себя чуть ли не преступницей, когда я говорю вам о своих чувствах?
  - Я не знаю... Кто сейчас из мужей говорит такие вещи своей жене?! Да никто! Все имеют любовниц и любовников, это считается хорошим тоном, и никто даже не собирается этого скрывать...
  - Нет уж, давайте не будем заводить любовников, мадам! - рассмеялся Питер. - В таком случае мне пришлось бы кого-то убить, а я не люблю этого делать. Лучше подумаем о нас, душа моя. Сегодня звезды как никогда благоприятны нам...
  Он наклонился и припал губами к ее обнаженному плечу. Его волосы едва уловимо пахли гвоздикой и приятно щекотали ей щеку. Маргарите хотелось ответить на его ласку, ее переполняла нежность, но она почему-то порой не могла на это решиться. Монастырское воспитание до сих пор не позволяло ей быть такой, как он - раскованным и щедрым на чувства. Может быть, и потому, что он был красив, как бог, и в глубине души она считала себя недостойной его? Или потому, что он всегда казался ей гораздо старше, умнее и опытнее? Но когда Питер говорил ей о своих чувствах, она терялась, не зная, как отвечать на это. И Маргарита сдержанно и скромно опускала глаза...
  Он выпрямился и положил руки на золоченые перила, разглядывая ее из-под полуопущенных ресниц. Когда он заговорил, тон его был совсем иным - чуть ироничным, но с оттенком грусти.
  - Мне кажется, дорогая, вы скучаете без блестящего светского общества, без толпы поклонников и зависти женщин, не наделенных столь совершенной и обольстительной красотой. Я не хочу запирать вас в доме, подобно ревнивым испанцам. Но провинциальный высший свет весьма проигрывает в сравнении с парижским, там можно просто умереть от скуки.
  Маргарита улыбнулась.
  - Ничего страшного! Мне хотелось бы все же иногда появляться в свете. А то я уже начала бояться, что мои драгоценности и новые туалеты так никто и не увидит, корме вас....
  Граф рассмеялся.
  - Вполне веский аргумент! Что ж, согласен иногда терять время на пустые разговоры в салонах, чтобы доставить вам удовольствие.
  - Какая жертва! - она тоже не могла удержаться от иронии. Но потом стала серьезна. - И вот еще что, Питер: нам надо хотя бы время от времени появляться в церкви!
  - Мне вполне хватает нашей домашней часовни.
  - Вы же понимаете, сеньор, что я имею ввиду. За каждым вашим шагом следят сотни глаз!..
  - К этому я уже привык. Но, ели хотите, в воскресенье мы пойдем в собор на мессу. Вы довольны?
  Маргарита посмотрела на мужа. Как он может так легкомысленно относиться к этому? Он не хотел терять времени на демонстрацию своего благочестия! Он был увлечен множеством дел, ни минуты не сидел на месте, и ему не интересно было ни парижское светское общество, ни тулузское. Непостижимо!..
  - Пойдемте, я что-то покажу вам, - вдруг сказал он.
  - Обещанный сюрприз?
  - Да!
  Он повел ее в спальню и усадил возле резного столика с напитками и фруктами. Потом присел на подлокотник ее кресла и показал небольшое растение размером с ладонь, с широкими опушенными листьями, издающими приятный аромат.
  - Знаете, что это, дорогая? Пачули!
  - Живое растение? Откуда? - удивилась она.
  - Из нашей оранжереи.
  - О! Это же целое богатство!
  - Ну, о богатстве говорить еще рано, однако первые результаты уже есть! Мне приходится закупать небольшие партии драгоценного сырья в Грассе и Марселе - и не только пачули. Но в прошлом году удалось договориться с одним капитаном, и он привез мне семена этого растения с Цейлона. Наш садовник Сантарио - бесценный человек! Это он вырастил пачули из семян. И нам удалось сделать первые несколько капель драгоценного масла. Процесс изготовления не слишком сложен, но требует времени. А масло, подобно вину, становится с возрастом богаче тонкими оттенками. Сначала чувствуется его основной аромат - горьковатый, сырых корней и земли, смолисто-дымный и теплый, потом проявляется еще по крайней мере четыре тона... В чистом виде его почти не используют - лишь добавляют в композиции для придания стойкости духам. Но главное достоинство этого глубокого, чувственного и терпкого аромата заключается в том, что он излечивает половую холодность, дарует яркость и богатство ощущениям, пробуждает творческую энергию, любовную щедрость, обостряет чувства, дает бодрость уставшему телу...
  Маргарита слушала мужа с любопытством и некоторым замешательством. Он увлечённо продолжал:
  - Кроме того, это масло целебное. В Индии им лечат укусы змей и ядовитых насекомых. Но, честно говоря, я бы не рискнул использовать его в подобных случаях. Однако в масле пачули содержатся те же вещества, что и в гвоздичном масле, а оно прекрасно снимает воспаление, помогает заживлять раны. К счастью, мы здоровы, и можем думать о более приятных вещах. Давайте попробуем?
  Он хотел встать, но Маргарита его удержала.
  - Я немного опасаюсь действия этого волшебного масла, - сказала она тихо, опустив глаза. - Это правда, что оно так действует?
  - На меня - именно так. Но чего вы опасаетесь, любовь моя? Что оно позволит вашим потаенным чувствам вырваться наружу? Что вы сможете, наконец, освободиться от сковывающего вас целомудренного смущения? Так я буду этому только рад!
  - О, нет, Питер...
  Рассмеявшись, он поднялся.
  - Ничего не бойтесь, моя дорогая. Вот если бы я предложил вам вдыхать дым каннабиса - индийской конопли, тогда бы вы почувствовали опьянение, иногда не совсем приятное, и только в этом случае могли бы потерять контроль над собой.
  - Вы и такое пробовали?!
  - Да. И я видел людей, которые пристрастились к этому зелью. Один их вид вызывал отвращение - это были уже не люди! К счастью, я давно понял, что не испытываю неодолимого пристрастия ни к табаку, ни к вину, ни к этому зелью - и вполне могу обходиться без всего этого.
  - Тогда почему же вы иногда курите сигары?
  - Они немного помогают снять напряжение, собраться с мыслями, расслабиться и подумать. Наверное, просто ритуал...
  - А все эти возбуждающие ароматы - по-моему, они вам вообще не нужны, - она с лукавой улыбкой посмотрела ему в лицо. - Это сейчас вы на удивление спокойны, но чаще всего...
  Он улыбнулся:
  - Вы заметили? Да, сегодня я приложил некоторые усилия, чтобы обуздать свои страсти. Как же иначе мне провести вас через жгучее пламя к вратам рая - и не сгореть самому! Мне хочется, чтобы вы полнее раскрыли свои чувства и получили новое наслаждение. Но, вполне возможно, ничего особенного и не произойдет, так что не волнуйтесь заранее, душа моя.
  Он подошел к небольшой серебряной чаше, украшенной тонким позолоченным узором и укрепленной на треножнике. Чаша была наполнена водой. Граф зажег короткую толстую свечу, укрепленную под чашей, и капнул в воду по две капли масла из трех маленьких флакончиков темного стекла.
  - Эта композиция совсем проста - масло пачули, жасмина, лимона - совсем немного... Сейчас вы почувствуете ее аромат. В сочетании с этим легким вином, что здесь приготовлено для нас, он обогатит наше воображение и подарит прекрасные образы...
  
  ...Маргарита сквозь сон услышала тихие и печальные звуки гитары. Она открыла глаза и, сладко потянувшись, отодвинула легкий полог. За окном розовым светом сияла заря. Питер сидел на подоконнике в своей любимой позе и, обняв гитару, перебирал струны. Увидев, что она проснулась, он улыбнулся, подошел, опустился возле постели, нежной рукой погладила ее волосы, плечи. Он смотрел на нее таким обжигающим взглядом, что она слегка задохнулась и опустила глаза.
  - Как вам спалось, моя прелесть? - спросил он тихо.
  - Мне кажется, что я только что задремала и не спала вовсе! Однако позвольте узнать, зачем вы меня разбудили, сеньор? - с очаровательной улыбкой спросила она, делая вид, что сердится. Обычно после ночи любви муж покидал ее спальню. Он объяснял, смеясь, что не может спать, когда она рядом. Но сегодня Маргарита с радостью увидела, что он остался. И ответил на ее вопрос:
  - Я не мог больше ждать, когда проснется моя спящая красавица. И не мог спать сам!
  Он снова взял гитару и опять устроился на подоконнике. Маргарита, немного утомленная, нежилась под его горячим и ласковым взглядом в упоительном блаженстве этого утра.
  - Пока вы спали, моя прелесть, меня совершенно неожиданно посетила волшебная дева Эрато - муза любовной поэзии, - проговорил он, смеясь. - Мне в голову пришли несколько строф. Я подобрал к ним мелодию - в духе провансальских трубадуров. Получился и не сонет - и не альба Как всегда, я нарушаю установленные жесткие правила!
  Он улыбнулся ей и заиграл, склонившись к гитаре. Маргарита, приподнявшись на локте, слушала прихотливую и страстную мелодию струн. Но когда присоединился его негромкий бархатный и низкий голос, у нее внутри всё задрожало. Этот его неповторимый волнующий и обжигающий тембр, переворачивающий душу!.. Он пел:
  
  Уже рассвет! Как быстро ночь минула,
  Благословенная и сладостная ночь!
  День наступающий хочу прогнать я прочь -
  Моя любимая еще не отдохнула...
  Светило лучезарное, к чему
  Ты так спешишь? Луну
  Зажги опять и потуши зарю!..
  Я не остыл еще, желанием горю
  Любимую в объятьях снова сжать.
  Ах, глупое, не можешь ты понять!..
  
  Нам нежный, сладкий сумрак ночи мил.
  Хочу, чтоб тьма ночная длилась вечно!
  Но время слишком быстротечно,
  И вот уже час смены двух светил
  Настал, и я шепчу напрасно:
  "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!"
  
  
  
  
  Она замерла, ловя последний отзвук струн. Ее сердце взволнованно билось, наполненное жгучим очарованием его голоса - и любовью... Но она ясно видела, что ее муж облекает свои чувства в изящную форму изысканной культуры Аквитании с некоторой долей иронии - времена трубадуров давно прошли! Что это - только его игра в куртуазную любовь? Или он так чувствует на самом деле? Сейчас, у нее на глазах, он легко и непринужденно создал эту "песню рассвета", потому что не мог иначе выразить переполнявшие его чувства? Или, виртуозно владея словом, он просто развлекается? Или, вероятно, он так изысканно выражал ей свою благодарность за эту ночь? Маргарита терялась в догадках.
  Но её размышления были прерваны его нежным поцелуем...
  
  Глава вторая
  
  Большим хозяйством поместья Монтель управлял Алехандро Роблес, ловкий, хитрый, сообразительный парень, которого судьба свела с Питером на островах Нового Света. За два года, что они провели там вместе, и позже, когда прибыли в Севилью на торговом судне простыми матросами, они делили все опасности и приключения, выпавшие на их долю, и их дружба превратилась в нечто большее - она стала почти братством. Но Алехандро - или Санчо, как называл его Питер, - признавал графа своим сеньором и старшим - не только по годам. Он был обязан ему всем, в том числе свободой.
  Обширные оранжереи, конюшни, кузница, мастерские, птичник, прачечная, голубятня, парковое хозяйство - всё подчинялись Роблесу. Несмотря на молодость и погрешности в образовании, он обладал ценной способностью найти и поставить нужного человека в нужное место. И твердой рукой пресекал малейший беспорядок в деле.
  Прислугой в доме руководил англичанин Самюэль Говард, еще мальчишкой служивший отцу Питера. Этот старый джентльмен прекрасно говорил не только по-английски, но и еще на четырех языках, был строг, немногословен, проницателен и требователен к исполнению своего долга. Он остался одним из немногих, кого Питер в свое время привез из своего родового поместья в Англии.
  На кухне дворца де Монтель распоряжался провансалец мэтр Брюно. Он был невысоким худым, подвижным как ртуть, желчным, раздражительным и порой невоздержанным на язык. Мэтр повязывал голову красным платком на манер какого-нибудь лихого флибустьера, был не дурак выпить, но дело свое знал отлично.
  Мадлен, как только что поступившей на службу, рассказали, что Огюст Брюно несколько лет назад служил одному князю церкви в Риме. Граф де Монтель был приглашен к кардиналу на обед, и ему особенно понравилось какое-то блюдо, названия которого Мадлен не запомнила. Граф похвалил хозяину его повара. Более того, Питер попросил пригласить его в столовую, чтобы он мог лично его поблагодарить. Кардинал был весьма удивлен - но и польщен. Надо сказать, у него собрались весьма высокопоставленные особы, и когда граф при всех пожал руку повару, все были просто поражены. И больше всех - Огюст Брюно! Он дождался окончания вечера, и, когда граф садился в карету, подошел и предложил ему свои услуги. Граф согласился взять его к себе на службу и тут же увез в своей карете.
  Теперь мэтр Брюно был полновластным хозяином на кухне де Монтеля. Он же ведал винным погребом, холодными кладовыми и пекарней. У него было пятеро помощников - накормить без малого двести человек, живущих во дворце, было делом хлопотным.
  Мадлен оторопела от увиденной роскоши. Она пришла в восторг от кухни, отделанной полированным зеленым гранитом с широким белым карнизом поверху, где были нарисованы, как живые, гроздья винограда, персики и сливы, ветви оливы с плодами и цветы, вплетенные в повторяющийся узор. Она восхищалась яркими светильниками, укрепленными на стенах, всякими хитрыми приспособлениями вроде того, что подавало чистейшую воду из глубокого колодца или специальных подъемников, с виду ничем не отличавшихся от простого шкафа, только без верхней и нижней стенки, где по блокам плавно скользил вверх и вниз глубокий поднос или столик, на котором доставляли горячие кушанья прямо в столовую или любую другую комнату по желанию хозяина. Дворец не шел ни в какое сравнение даже с самыми красивыми особняками парижской знати, которые доводилось видеть Мадлен, когда она доставляла туда мясо и колбасы из своей лавки.
  Первое время она присматривалась к людям и помалкивала. От добродушной Каэтаны, кормилицы дочери графа, она получила доверительные инструкции, как себя вести и как следует выглядеть, чтобы хозяин был доволен.
  - Мессир не обращает внимания на мелочи, он слишком занят. А вот Говард, его дворецкий, такой дотошный, приметит каждую мелочь! Но все знают, чего мессир не терпит, - так этого и не допускают.
  - Чего же мессир не терпит?
  - Да самое простое - не может видеть грязную одежду, плохой запах, пятна и грязь. А когда видит у кого-то грязные волосы, его просто тошнит! Ну, вроде понятно, грязь, - вытер, вымыл и все. Но нет! Мессиру нравится, чтобы всё блестело и сияло. Он говорит, что где чисто, там меньше болезней.
  - А как здесь насчет воровства, сеньора Каэтана? В таком богатом хозяйстве у прислуги большой соблазн что-нибудь стащить.
  - Вот о таких вещах я пока не слыхала. Надо сказать, мессир граф легко относится ко всяким драгоценностям и деньгам. Не то чтобы он их транжирил, но, похоже, они как-то мало его занимают. А вот, кстати, свои книги он лелеет, словно малых детей. И не позволяет их трогать без его разрешения, запомни.
  - А сеньора Каэтана думает, что меня интересую книги графа? - язвительно усмехнулась Мадлен.
  - Здесь раньше многие ничем не интересовались, была одна забота - только бы набить брюхо. А со временем кое-кого теперь и не узнать! Взять хоть того же Санчо Роблеса!..
  
  *
  В Монтеле работали в основном южане - много испанцев, итальянцев и местных. У каждого было своё дело, но часто работали они без особого рвения. Люди в большинстве своем были беззаботны, шумны и веселы, порой легкомысленны, как и все южане. Мадлен смотрела на них с легким презрением: ну, что с них взять - они же как дети! И зачем граф набрал себе таких слуг? По некоторым невзначай оброненным фразам, которые она здесь услышала, Мадлен поняла, что многие из этих людей связаны с графом общим прошлым. Однако ее больше интересовали дела на кухне. Она до поры до времени молча присматривалась, но скоро поняла, что желчный мэтр Брюно в глубине души сентиментален, раним и добр. И Мадлен решила, что они поладят.
  
  Вечером на обширной кухне слуги и работники собрались за длинным столом на ужин. Там без того было шумно, но теперь стало просто невыносимо от их гвалта. Мадлен морщилась и готова была заткнуть уши. Но вот появился сеньор Алехандро. Его уважали и немного побаивались. Он был справедлив - и неумолим. Коренастый, крепкий, со скуластым лицом, прямыми черными волосами, падающими ему на лоб короткими прядями, он производил впечатление скорее солдата, кондотьера, чем управляющего.
  Однако шутки и задорные перепалки только немного поутихли, но совсем не прекратились. Причем редко кто сидел в молчании - разговаривали все разом. Мадлен, вытирая и расставляя посуду, слышала обрывки шуток и разговоров сидящих за столом. Ей уже был почти понятен язык, и, главное, понятны симпатии и привязанности мужчин и женщин, парней и девушек, и она про себя иронически усмехалась. Но тут разговор поодаль заставил ее насторожиться:
  - Только сеньор Алехандро знает, как мессир граф попал на Ямайку - говорил немолодой уже голос, принадлежавший, кажется, корабельному плотнику по имени Луис. - Да еще, пожалуй, Говард, служивший его отцу. Это потом уже мы плавали с ним на "Сан-Сальваторе" у Фернандеса и занимались контрабандой, пока не встретили прославленного капитана Жана Бара. А сам дон Педро никогда не рассказывал о том, как оказался на Островах. Хотя его люди часто расспрашивали. Я в первый раз его увидел в таверне Сан-Хуана . И было сразу понятно, кто перед тобой.
  - Как же это?
  - Когда он садился, то так откидывал плащ, так клал руку на эфес своей ободранной шпаги и так вскидывал голову, что сразу становилось понятно - это дворянин. Хотя был еще мальчишка совсем! А он и секунды не задумывался, что и как делает. И на марсе работал, и со секстаном управлялся, и на абордаж ходил. Парню не было и пятнадцати лет. Я поначалу даже не верил - рослый, на голову меня выше...И отчаянный был, как чертенок!.. А потом, когда он решил вернуться, взял к себе на службу всех, кто захотел пойти с ним. Кто думал бросить морскую вахту - теперь работают здесь, а молодые крепкие ребята, что остались, теперь каперствуют на его кораблях. Конечно, золотишка у них побольше, но зато там не знаешь, что тебя ждет завтра...
  Голос замолк. Что же за человек этот граф де Монтель? Или дон Педро, как называл его этот испанец. Мадлен просто умирала то любопытства. Среди всех шуток и разговоров, порой язвительных и далеких от невинности, она не услышала ни одного хоть сколько-нибудь неуважительного слова, произнесенного в его адрес. Мадлен смерть как хотелось узнать о нем побольше. Этот необычный сеньор с виду был так прост, вел себя так непосредственно, однако чувствовалось в нем что-то такое, чего она понять не могла.
  Мессир граф и в своем дворце оставался всё тем же, каким видела его Мадлен в Париже. Он не изменил своих привычек и все так же любил заглянуть на кухню, чтобы ранним утром выпить чашечку кофе, приготовленного Марселой. Он не желал ждать, пока слуги подадут ему то, чего он хочет, и по вечерам, возвращаясь верхом из какой-нибудь поездки, он снова заходил, мучимый жаждой, и ему подносили серебряный кубок с охлажденным вином, разбавленным водой. Граф всегда задерживался на несколько минут, чтобы расспросить камеристку Марселину о том, как проводила время его жена, а когда ожидали гостей, граф лично обсуждал меню с мэтром Брюно. Конечно, сеньор чаще всего спешил, но у Мадлен была возможность улучить момент и подойти к нему. Вдруг у него будет время и желание поговорить, как тогда, в Париже...
  
  ...За длинным столом на кухне задержалось после ужина человек десять. Они весело балагурили, у кого-то в руках негромко бренчала гитара. В тот момент, когда граф вошел, кто-то заметил его и поднялся, кланяясь. В ответ он, улыбнувшись, сделал всем приветственный жест и подошел к другому столу, где стоял запотевший кувшин с вином. Мадлен хотела налить ему бокал, но ее опередили, оттеснили, захлопотали вокруг, и сам мэтр Брюно подошел узнать, не желает ли чего сеньор. Граф покачал головой, взял прохладный серебряный кубок и, даже не присев, стал о чем-то говорить со своим поваром, попивая вино. Мадлен незаметно наблюдала за ним. Сеньор был весел и шутил, даже когда обсуждал меню завтрашнего обеда.
  Вдруг на всю кухню раздался звонкий девичий голос:
  - Мессир граф, идите к нам!
  - Посидите минутку с нами, сеньор!
  Он взглянул на смелую девушку, сверкнув белозубой улыбкой.
  - Марикита, я боюсь гнева твоего жениха!
  За столом засмеялись.
  - О-о, сеньор! - с сожалением протянула дерзкая Марикита. - Вы же ничего не боитесь!
  А вторая крикнула парню с гитарой:
  - Энрико, сыграй что-нибудь, повесели сеньора! Может быть, он окажет нам честь и посидит с нами!
  Молодой парень по имени Энрико ударил по струнам и заиграл какую-то простенькую деревенскую песенку. Не прошло и минуты, как смелая Мария-Марикита крикнула гитаристу:
  - Тебя только на похороны приглашать! Да и лады ты путаешь! Ты еще новичок, сначала научись!
  Парень залился краской и пытался оправдаться, защищаясь от дерзкой девицы. Тут чей-то голос постарше сказал негромко:
  - Попроси сыграть сеньора графа, Марикита. Ты же еще ни разу не слышала, как играет сеньор.
  Все головы снова повернулись к хозяину. Он секунду поколебался, потом сделал знак Энрико - тот принес гитару. Граф поставил одну ногу на табурет, тронул струны, подкрутил колки и настроил ее, перебирая струны. Наконец они зазвучали в полную силу, ожившие под искусной рукой. Испанская сарабанда , зажигательная и страстная, будто порыв ветра подхватила всех с мест и понесла в танце. Марикита потянула за собой сидевшего рядом парня, выскочила на середину и взвила свои юбки...
  Гитара звучала мощно, горячо и величественно, и можно было подумать, что звучит не один инструмент. Сильные изящные пальцы, казалось, так непринужденно и легко перебирали струны - только сверкал радужными искрами бриллиантовый перстень...
  ...Граф прижал струны ладонью. Все заговорили разом, выражая восторг, кто-то едва успел отдышаться, усаживаясь на свое место.
  И тут же он заиграл снова, но уже по-другому. Все разговоры моментально стихли. Он извлекал из простого инструмента звуки, будто пронизанные ослепительным солнечным светом и радостью, восторгом любви и неистовой силой жизни. Он играл с упоением, то склоняясь к гитаре и нежно обнимая ее, как женщину, то, откинувшись назад, брал несколько мощных аккордов, так, что ее тело содрогалось - а потом снова из-под его пальцев переборами лилась дивная, нежная, завораживающая мелодия...
  Мадлен почувствовала, что у нее сжимается горло, и слезы подступают к глазам. Как же он играл! Он переворачивал ей душу! Казалось, ему нужно было выплеснуть переполнившие его чувства.
  Граф играл для своих слуг - с таким искусством и темпераментом, как будто у себя в салоне, для своих гостей - или для своей возлюбленной... Мадлен видела глаза, устремленные на него. Кто же мог остаться равнодушным! Похоже, все здесь его боготворили...
  Но почему граф приходит сюда? Зачем он так щедро раздаривает себя, свои силы, чувства и время, - просто так, играючи? Кто они такие, чтобы он удостаивал их такой чести? Взять хотя бы ее, Мадлен. До недавнего времени он и знать не знал о ее существовании и бедах. А потом, как будто шутя, сотворил настоящее чудо... Она до сих пор не могла понять, что такое он сделал, чтобы она снова смогла ходить? Она боялась у него об этом спросить из какого-то суеверного чувства. Может быть, сейчас?..
  ...Когда люди расходились, Мадлен набралась смелости и остановила графа. Внимательные темные глаза посмотрели на нее вопросительно.
  - Мадлен?
  - Уже уходите, господин граф? - спросила она и вдруг смутилась. Она сама не ожидала, что ее голос так предательски задрожит. Граф удивился не меньше.
  - Что случилось?
  - Ничего, простите... Спасибо вам, сеньор! - и она убежала.
  
  *
  Тулузское общество, еще весной познакомившееся с очаровательной графиней де Монтель, было покорено ею сразу. Пылкие южане расточали ей комплименты, выражали восторги, восхищаясь ее красотой. Графиню приятно удивляли их красноречивые, пламенные взгляды и галантные речи. Но дальше этого никто не смел заходить, поскольку граф де Монтель был здесь известен уже давно. Кто-то считал его чужаком, кто-то попросту завидовал, а кто-то стал ему другом, и таких было немало. Его яркая и независимая персона притягивала, никто не мог остаться равнодушным - и друзья, и недруги.
  Часто у них бывали гости из ближайших соседей - две-три пары, или только мужчины, если графу нужно было обсудить с ними какие-то серьезные дела. Питер не любил многолюдных и шумных приемов.
  Нередко их навещал молодой аббат Легаль, секретарь архиепископа Тулузского, заинтересованный работами графа, чего бы они ни касались. Порой аббат и граф вели долгие дискуссии на различные темы,- от богословия до хирургических опытов графа, о которых всем стало известно после его поездки с Париж.
  Аббат Легаль по поручению архиепископа пытался выяснить для себя образ мыслей этого не совсем обычного сеньора - и сам попался в ловушку его обаяния и ума.
  Постоянными гостями особняка де Монтель были и его друзья, живущие в Тулузе, - чета маркизов де Келюс с их старшей дочерью, еще одна пара - Жанна-Мария де Фуа и Арман де Фонтенак, ее давний друг и возлюбленный. Им было не менее пятидесяти лет, и Маргариту, как и Питера, восхищали их теплые многолетние отношения. Госпожа де Фуа, умная, спокойная, умудренная жизненным опытом, все еще красивая и обладающая потрясающим обаянием, порой вызывала у Маргариты смешанное чувство какой-то странной зависти и ревности: Питер мог часами разговаривать с ней обо всем на свете. Он глубоко уважал эту даму, отдавая ей предпочтение в беседе перед всеми другими женщинами, даже перед собственной женой! Госпожа де Фуа была очень доброжелательна и нежна с Маргаритой, и скоро стала ее старшей подругой и наперсницей.
  
  В следующее воскресенье, как и обещал граф, они поехали в Тулузу, в кафедральный собор Сень-Этьен на воскресную мессу.
  Граф любил этот старый розово-красный собор не только потому, что был там крещен в младенчестве. Его восхищала удивительная гармония в смешении его стилей - романского и готического. Нарушая всякую симметрию, с течением веков туда добавлялись разные формы и пристройки, но это не нарушало общей стройности, наоборот, создавало оригинальную связь чистых и строгих линий, чем-то напоминая ему флорентинские сооружения Возрождения, с их четырёхгранными колокольнями и стрельчатыми окнами, устремленными в небо.
  Светлая торжественность внутреннего убранства тоже была гармонична душе Питера и не угнетала аляповатостью пышных деталей, как, например, в венецианской базилике Сан-Марко. Византийскую кичливую пышность граф просто не выносил.
  По случаю недавнего прибытия в город маршала де Виллара, которому был поручено подавить восстание этих грязных смутьянов-гугенотов, называющих себя камизарами, соборные колокола звонили торжественно и весело.
  Маршал со свитой уже прибыл н мессу, когда чета де Монтель входила под светлые прохладные своды собора. Высокая фигура графа в темных одеждах, под руку с Маргаритой, закутанной в мантилью, смешалась со входящей толпой. Они заняли места как раз позади многочисленной армейской свиты маршала де Виллара, который восседал на почетном месте впереди.
  В ожидании начала Маргарита откинула мантилью с лица и раскрыла свой маленький молитвенник. Граф погрузился в свои мысли, задумчиво перебирая темно-красные зерна своих коралловых четок. Он рассеяно любовался прихотливой деревянной резьбой лож для почетных граждан, по обеим стенам обширного пространства, обрамленного белыми летящими арками и колоннами. Все места были почти заполнены. Чета де Монтель сидела на простых скамьях как раз за многочисленной свитой де Виллара, состоявшей из офицеров гвардии и его драгун. Офицеры балагурили и смеялись, словом, вели себя не очень-то благочестиво в этом священном месте.
   Раздались величественные и в буквальном смысле возвышенные звуки органа, висевшего высоко над собравшимися как большая причудливая шкатулка орехового дерева. Служил мессу сам архиепископ Тулузский.
  Граф был отвлечен от своих мыслей тем, что Маргарита внезапно судорожно сжала ему руку. Он повернул голову и был изумлен, увидев ее побледневшее лицо и страх в ее глазах.
  - Что случилось, Марго? - наклонившись к ней, тихо спросил он. Она глазами показала на офицера, сидящего впереди.
  - Это он!..- прошептала Маргарита побелевшими губами. Питер понял сразу. Охватившее его смятение не помешало с сомнением взглянуть на бравого капитана гвардейцев, смиренно сидевшего на передней скамье, чуть сбоку. Роскошные усы, чисто выбритый волевой подбородок с маленьким розовым шрамом внизу, гордая посадка головы и безмятежные светлые глаза. Капитан не производил впечатления грязного насильника.
   - Вы совершенно уверены, дорогая?
  - Да!..- прошептала Маргарита. - Я узнала голос. И видите ту отметину у него на подбородке? Это я тогда его укусила...
  Граф бросил на жену восхищенный взгляд. Потом его глаза сузились и рот исказила презрительная гримаса.
  - Теперь не уйдет, - произнес он холодно. - Что сеньора прикажет с ним сделать?
  Она в замешательстве молчала. Питер овладел собой. Тогда, в Версале, он в ярости просто убил бы этого подлеца, не задумываясь. Но теперь... Маргарита по-прежнему молчала, жалобно взглянув на него и снова спрятав глаза. Он ласково сжал ей руку и шепнул:
  - Кажется, я придумал, как его наказать. Но прежде - хотите его извинений?
  - О, нет, нет! Какой позор!.. Только бы он меня не узнал!..
  Питер почувствовал, как у него болезненно сжалось сердце, и одновременно поднимается и закипает гнев...
  
  ...Когда этим же вечером в тулузской таверне "Три волхва" собрались на ужин офицеры свиты маршала де Виллара, туда же явился граф де Монтель со своими с друзьями.
  Как случилось, что между тулузскими дворянами и офицерами де Виллара произошла ссора, никто так и не понял. Сейчас же в парке через дорогу состоялись сразу три дуэли, в том числе между графом и гвардейским капитаном Жюлем де Кальвэ. Дрались еще секунданты графа - с секундантами капитана.
  Поединок продолжался больше часа, и закончились тем, что один удар графа кольпо фенденте поразил гвардейского капитана прямо в пах. Де Калвэ потерял сознание и был отправлен друзьями под опеку полкового лекаря.
  Некоторое время спустя стали шептаться, что рана его оказалась настолько серьезна, что капитан, по сути, остался оскоплен, как каплун .
  
  Глава третья
  
  Диана, одетая в мавританский наряд нежно-голубого цвета, танцевала в большой гостиной, многократно отражаясь во множестве зеркал. Приподнимаясь на носочках босых ног, свивая тоненькие руки над головой, она кружилась, склоняясь в разные стороны и напевая протяжную арабскую мелодию. Маргарита вошла и чуть не открыла рот от удивления.
  - Что это, Диана?! - воскликнула она. Девочка замерла и тут же бросилась к матери.
  - Посмотрите, как красиво, сеньора! - она потрогала украшение из монет, камней и бисера у себя на лбу. - Это Хадиджа мне подарила! Она своими руками это сделала, и сшила мне такой же наряд, как у Сумар! Вам нравится, мама?
  Маргарита была в легком смятении: как отнестись к этой новой фантазии Дианы? Ведь недопустимо, чтобы ее дочь наряжалась как одалиска и танцевала перед зеркалами танцы, смысла которых она еще не понимает... Нет, разумеется, это все детские игры, но...
  - Неужели вам не нравиться? - спрашивала девочка, подбегая к зеркалу. - Хадиджа обещала научить меня танцевать по-настоящему, как Сумар и Джинан! И еще она рассказала мне, что ее имя - Хадиджа - носила первая жена пророка Мухаммеда, а этот пророк у них почти как наш Господь. А Иисуса они называют Иса и почитают так же, как и мы! И его непорочную мать Мариам почитают, - Диана продолжала вертеться перед зеркалом, не замолкая ни на минуту.
  Маргарита была в растерянности, смятении и гневе. Как посмели эти служанки даже подходить к ее дочери, тем более рассказывать ей о своей вере?.. Диана продолжала щебетать:
  - О, вы бы видели, как танцует Сумар! Я случайно забежала в Зеленый павильон, когда искала Пастора. Сумар подвела глаза черным, накрасила веки пудрой из зеленого камня малахит и надушила свое тело сладкими пряными духами. На ней было зеленое тонкое покрывало, на руках - браслеты, звенящие как нежные колокольчики, а вот здесь - она показала на свои худенькие бедра - длинная бахрома из шелковых кисточек и бисера. Я видела, Сумар сейчас танцевала перед отцом. Ему понравилось!
  Маргарита вздрогнула. Внутри у нее все похолодело.
  - И что он?
  - Что?- немного удивилась Диана. - Ничего. Просто стоял вот так, - она слегка раздвинула ноги, сложила руки на груди, чуть откинула голову назад - и стала точной копией своего отца, даже выражение лица такое же! Маргарита невольно улыбнулась. Но потом она оставила Диану и побежала в Зеленый павильон, кипя от гнева.
  
  ...Упругим движением хорошо тренированного тела граф поднялся с мягких подушек ей навстречу.
  - Как хорошо, что вы пришли, моя прелесть! - в его глазах она не прочла ничего, кроме искренней и безмятежной радости. - Я сейчас попросил девушек показать свое искусство. Мне нравится слушать их сазандари .
  Граф усадил жену на низкий диван, и она утонула в мягких подушках. Ей было неудобно, она предпочла бы стул или кресло. Маргарита была вся напряжена, и это только усиливало ее раздражение. Но Питер, казалось, ничего не замечал. Он непринужденно опустился возле нее, согнув одну ногу и обхватив колено руками. Девушки расселись, взяв инструменты. Он объяснил:
  - Джинан будет играть на таре. Вот этот инструмент, похожий не маленькую гитару с длинным грифом. У Хадиджи - смычковая каманча, у Сумар - даф, бубен. Бубен всегда в руках у певца - ханенде, чтобы задавать ритм. Вы только послушайте, душа моя, что за необыкновенное и волнующее звучание!
  По его знаку девушки начали. Зазвучала протяжная, причудливая и томительная мелодия, похожая на бесконечный прихотливый узор, сотканный из звуков. Тихий ритмичный рокот бубна напоминал отдаленный шум морского прибоя. От чуть хрипловатого звучания тара веяло знойным дыханием пустыни... Голос Сумар, высокий, чистый и нежный, сначала вступил тихо, едва слышно, но потом окреп и зазвучал в полную силу с такими прихотливыми и страстными модуляциями, что у Маргариты мороз пробегал по коже! Этот голос вел разговор с незримым возлюбленным и был исполнен чувственной неги и желания. Будто девушка вспоминала, как бархат далекой южной ночи дарил ей пряные ароматы драгоценных благовоний, окутывал сладостными и пьянящими мужскими ласками... Этот голос околдовывал!
  Маргарита взглянула на мужа и похолодела. Затуманенный взгляд из-под полуопущенных ресниц, взволнованное дыхание, слегка приоткрыт выразительный чувственный рот... Её охватило безумное волнение - и гнев!.. Как он может - при ней так предаваться сладострастию, глядя на другую женщину!..
  - Довольно! - воскликнула она в отчаянии.
  - Вам не нравится, моя дорогая? - спросил он, повернувшись. - По-моему, несравненно!
  Девушки вспорхнули и исчезли, повинуясь его знаку. Маргарита молчала, задыхаясь. Он внимательно посмотрел на нее и тихо продолжил:
  - В этой музыке есть очарование, волнующее и томительное, как ожидание любви весенней ночью, когда луна стоит в зените, и поет соловей, и пряно пахнет гвоздика, и любовная тоска сводит с ума... а возлюбленная далека и неприступна! Вы никогда не испытывали подобного, мой ангел? А я - много раз! Это чувство страшнее пытки...
  Он склонился и нежно обнял ее плечи. Маргарита отвернулась от его губ и хотела встать, но он с улыбкой мягко опрокинул ее на ворох шелковых подушек и снова склонился над ней. Она подумала, что, должно быть, вот так же он поступил бы с одной из этих девушек, не явись сюда она! Маргарита бросила на него яростный, гневный взгляд. И его голос дрогнул, когда он спросил:
  - Любовь моя, неужели пение Сумар не пробудило в вашей душе ничего, кроме гнева? Я не могу в это поверить!
  Маргарита тяжело дышала и тщетно пыталась подняться с мягких подушек, слегка удерживаемая его рукой.
  - Не все же столь пылки и сладострастны, как вы, сеньор! Отпустите меня! - вскричала она.
  - Что с вами, сердце мое? Почему вы сердитесь?
  Она молча отвернулась. Он подал ей руку и помог подняться. Графиня оправила складки своего платья и ушла, не сказав ни слова. Питер не стал ее удерживать.
  Тут он заметил кота Пастора, осторожно пробирающегося между разбросанных подушек.
  - А ты что здесь делаешь? - спросил он, подхватывая кота на руки. - Подглядывал, да? Ах ты, плут! - он поднял кота высоко на вытянутых руках и слегка потрепал в воздухе. У Пастора смешно болтались задние лапы и хвост, но он с полнейшим равнодушием перенес это испытание и только лениво жмурил свои зеленые глаза. Питер опустил его на подушку, задумчиво погладил по спине и спросил:
  - Ты видел, как со мной обошлась твоя хозяйка? Она меня отвергла - и уже не впервые! - Питер вздохнул. - Что ж, ее можно понять. Но все же это больно...
  
  ...Когда позже Питер вошел в будуар к жене, та встретила его сурово. Он присел на подлокотник кресла и попытался взять ее руку, но она не позволила.
  - Почему же вы сердитесь, моя дорогая? - спросил он мягко и весело. - Разве я сделал что-то дурное?
  - Вы сделали бы это!
  - Сеньора так уверена в порочности своего мужа? - он смеялся. - Вы несправедливы ко мне, сердце мое!
  Он еще и смеется! Какая циничность! Маргарита взорвалась:
  - Зачем вы пришли сюда? Разве я еще нужна вам? Разве мало здесь женщин, готовых явиться по первому вашему зову и готовых на все за один ваш благосклонный взгляд? Уходите!
  Питер выпрямился, чуть побледнев, проговорил тихо:
  - Ну, зачем же так, дорогая.
  - Уходите к вашим одалискам!
  - Вы полагаете, что я способен унизить вас? Вы не оставляете мне и капли достоинства? Вот уж не ожидал...
  - Я видела, какими глазами вы на них смотрели! Они ведь так соблазнительны, так доступны! И будут просто счастливы удостоиться вашего внимания! Да здесь все до последней кухарки влюблены в вас!
  Он грустно рассмеялся.
  - Уверяю вас, вы преувеличиваете, сеньора! Если я восхищаюсь красотой этих девушек, это еще не значит, что я готов приглашать их в постель.
  - Именно этого вы и желали! Я видела, как вы смотрели на Сумар!
  - Вы уже говорили это, сеньора, - он стал серьезен. - Если я невольно оскорбил вас - извините, я этого не хотел. Но ваши подозрения не имеют оснований. Ваша гордость может быть совершенно спокойна.
  Слегка поклонившись, он вышел.
  
  Этим же вечером граф с управляющим Алехандро Роблесом появились на кухне, чтобы "промочить горло". Они нашли там только трех девушек, домывающих посуду, и двух женщин, перебирающих бобы к завтрашнему обеду. Мэтр Брюно, заперев кладовые, уже отправился на покой.
  Марселина, как обычно, ждала, когда вернется сеньор. Она услышала, как подъехали всадники, и стала быстро спускаться на кухню. На лестнице она столкнулась с Мадлен, идущей туда же. Они обменялись красноречивыми взглядами. Первой заговорила Марсела:
  - Не спится, госпожа Колючка? Твой Жан, бедняга, все страдает - никак не может избавиться от твоих шипов! Иди, приласкай его хоть немножко!
  - А ты не указывай, что мне делать, красавица. Не съем я твоего сеньора, не бойся! Пора бы тебе задуматься, чем все это кончится. Останешься ты старой девой, могу поклясться!
  - Не твое дело!
  Они вошли вместе.
  Мужчины сидели за столом, пили и негромко разговаривали. Одного взгляда на графа было достаточно, чтобы понять, что он расстроен. Заметив Марселину, он жестом остановил друга и подозвал девушку.
  - Что сеньора?
  - Донья Маргарита долго молилась в часовне.
  - Сейчас она спит?
  - Еще нет, сеньор, она читает.
  Он сделал едва заметное движение, чтобы подняться, но остался на месте, остановив сам себя.
  - Хорошо, можешь идти.
  - Позвольте мне остаться, сеньор!
  - Как хочешь...
  Его голос был усталым и равнодушным...
  Мадлен схватила Марселину за руку, отвела в сторону и быстро прошептала:
  - Ты знаешь, есть здесь то вино, ну, сицилийское, крепкое и сладкое?
  - Марсала? Не знаю. Наверное, есть.
  - Быстро найди его и неси сюда.
  - Зачем? Сеньор редко его пьет. У него здесь есть и более тонкие вина - целый погреб!
  - Слушай, что я тебе говорю! Это вино благотворно на него действует. Есть у тебя глаза или нет? Видишь - он сам не свой. Быстро неси!
  Пока Марселина бегала за вином, Мадлен поставила на стол блюдо с запеченной телятиной, зелень, фрукты, жареный миндаль и острый голубой сыр. Она заметила, что граф любит эти лакомства.
  Мужчины поели с аппетитом, а крепкая марсала развязала язык сеньору Алехандро. Он подозвал Марселину и попросил ее сесть рядом. Взяв ее за руку, он нежно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на сеньора.
  - Дон Педро, что скажешь, хороша невеста?
  - Да, Санчо, - в уголках его губ блуждала едва заметная улыбка.
  - Отдай ее за меня, сеньор! - Марсела вспыхнула и вскочила. Алехандро удержал ее и привлек к себе. - Я давно ее люблю, она знает...
  Граф стал серьезен.
  - Послушай, Алехандро, почему ты просишь ее руки у меня? Я ей не отец и не брат.
  - Ты ее господин.
  - Марсела не рабыня, она вольна сама распоряжаться своей жизнью.
  - Отпусти ее!.
  - Я ее не держу, Санчо, - граф пожал плечами. Марсела умоляюще смотрела на него, но сеньор задумчиво поворачивал в пальцах бокал с вином и любовался игрой малиновых искр на хрустальных гранях.
  - Как ты думаешь, сможет она полюбить меня? - глухим голосом спросил Алехандро у графа, глядя на пунцовую Марселину.
  - Это как ты будешь стараться ей понравиться.
  - Научи меня, ты ведь знаток в любовных делах. Ты всё про это знаешь!
  - Да что ты, дружище! Женское сердце - великая тайна.
  - Тебя любят женщины - и не только потому, что ты красив, как дьявол. Ты знаешь секрет!
  - Если бы я знал секрет, сейчас не сидел бы тут с вами!
  - Выходит, я был не прав? Постой, постой-ка, а ведь верно! Это только на моей памяти их было трое - тех, что плюнули тебе в душу, когда ты был так влюблен... Хотя в те времена ты был еще совсем мальчишкой, но внешне не хуже. Дай-ка вспомнить... Первая - та девчонка в Сан-Хуане, что таскалась, как собачонка, за капитаном Риккардо - как ее звали?
  - Джованна, - граф слегка улыбнулся, его глаза были спокойными и усталыми. Для него сейчас, похоже, это не имело никакого значения. Он подлил вина другу и себе. Санчо продолжал:
  - Ты помнишь ее имя, потому что мучился все плавание от Сан-Хуана до Севильи, а она видела только Риккардо, этого бешеного зверя... А потом, уже в Севилье, ты влюбился в знаменитую танцовщицу Луиситу. Смертельно влюбился - иначе ты не умеешь.
  - Прекрати, Санчо, что-то ты разболтался.
  - Ага, ты до сих пор не можешь слышать это имя! Сердечные раны оставляют глубокий след - или же вовсе не заживают. Ну, Луисита была та еще чертовка! Но хороша, ничего не скажешь! Огонь! Сколько у нее было кортехо - ходили за ней толпами...
  - А она любила только одного - но не меня.
  - Да она была настоящая стерва! - еще и посмеялась!.. Хотя тебе было только шестнадцать, а ей - все двадцать, пожалуй... А третья! Та знатная дама, что сбежала после первой же ночи. И как ты мог искать ее повсюду после такого оскорбления!..
  - Ну, довольно, Санчо! - граф хлопнул ладонью по столу. Но захмелевший Алехандро не внял, пораженный пришедшей ему вдруг мыслью:
  - Послушай, сеньор мой, что же это выходит?! Ты был просто несчастлив в любви?! А ведь все считают, что женщины сами вешаются тебе на шею!
  Граф усмехнулся с горькой иронией:
  - Как бы не так! Мое сердце похоже на решето от ядовитых стрел Амура - в сердечных делах я тебе не советчик. Так что постарайся завоевать Марселину сам.
  Алехандро, все еще под впечатлением только что осознанной новости, задумчиво покачал головой.
  Мадлен осторожно кашлянула. Нужно было как-то увести разговор от щекотливой темы.
  - Господин граф, а можно спросить? Я здесь то и дело слышу - Ямайка, Сан-Хуан, Пуэрто-Рико, Эспаньола... А где это? Вы там жили?
  Питер и Алехандро переглянулись.
  - Ну, если можно назвать это жизнью - мы там жили два года, вернее, плавали между Антильскими островами в Карибском море.
  - Как же вы туда попали?
  - Лучше не вспоминать об этом.
  - Но почему, сеньор?
  - Не хочу заново переживать то, что пережил тогда... Такого ужаса и такой боли я больше никогда в жизни не испытывал.
  Женщины переглянулись, округлив глаза. Чтобы граф говорил подобное, не считаясь с мужским самолюбием?!.. Но он сделал знак, чтобы Мадлен и Марсела присели за стол и наполнили бокалы.
  - Я вижу, вам любопытно, мои милые? Что ж, сегодня вечер, когда расстаются с иллюзиями, - глаза его грустно улыбались. - К тому же, вы меня подпоили, плутовки. Вы хотели мне помочь, ведь верно? В благодарность я расскажу вам в двух словах, как меня забросило в Новый Свет. Все было очень просто...- он вдруг замолчал. Было похоже, что слова не желают слетать с его языка. По его лицу пробежала тень. Тем не менее, он продолжил: - Обстоятельства сложились так, что я был вынужден отправиться морем из Англии в Италию на шхуне, принадлежавшей моему отцу. Недалеко от побережья Португалии на нас обрушился жестокий шторм...
  
  ...Дэвид Ланд, капитан шхуны "Сильфида", присел за стол в своей каюте и задумался. Небо на юго-юго-западе подозрительно краснело. Они только что прошли мыс Финестерре , позади остался неспокойный, коварный Гасконский залив . И вот теперь, когда ничего, казалось бы, не предвещало неприятностей, и ветер устойчивый - надвигается этот шторм. Капитан не придал бы этому событию никакого значения - мало ли он перевидал штормов! Но на борту "Сильфиды" - сын лорда Гальтона, его покойного друга, и капитан должен доставить его в Ливорно живого и здорового. К тому же, упрямый мальчишка не желал быть просто пассажиром - он нес вахту наравне с остальными. Он давно мечтал о море, и теперь никто не мог удержать его.
  После неожиданной смерти его матери, а потом - через короткое время - гибели отца, он оставил учебу в привилегированном Итоне и отправился в Италию. Что ему там понадобилось - капитан не знал, но подозревал, что это как-то связано с постигшими его трагическими событиями. Мальчик сам на себя не был похож, когда узнал, какой смертью умерла его мать...
  Его наставник, старый адвокат Роберт Джеймсуэлл, отпустил его, хотя юному лорду Гальтону еще не исполнилось и четырнадцати. Джеймсуэлл стал опекуном троих детей покойного лорда, своего друга, и взял на себя заботу о двух сестрах Питера, старшая из которых недавно поступила в Харроу , а младшей едва исполнилось семь лет.
  
  Это плавание не предвещало никаких неприятностей - погода стояла хорошая. Питер поднялся на палубу посмотреть, что же не понравилось капитану на небе. Солнце только миновало зенит, и небо будто выцвело, стало белесым. Горизонт затягивало мутное марево, обычное в эти часы, но как будто сгущавшееся и краснеющее на юго-западе.
  Через час ветер посвежел и переменил направление. Теперь уже ни у кого не возникало сомнений, что будет шторм. ...Питер помогал убирать оставшиеся паруса на фок-мачте . Пока он был занят делом, ему было легче. Ливень хлестал по лицу, заливая глаза и рот...
  Он поднялся на марс еще до того, как внезапно усилился ветер. Стало понятно: надвигается ураган, оставаться там опасно. Но стоило только мальчику поднять голову от своего паруса и оглядеться по сторонам, как его охватывал ужас. Далеко внизу поднимались и опускались огромные валы в клочьях пены. Прямо перед ним, в пляске воды и темных туч с неба спускался в море вихрь, похожий на огромный столб с воронкой на конце. Этот вихрь был в постоянном движении и приближался, вырастая на глазах. Питер судорожно вцепился в салинг . Его срывало ветром, но непонятно откуда взялись силы... Ветер свистел в ушах, превращаясь в рев; палуба исчезла. Остановившимися от ужаса глазами он смотрел на живой черный столб. Это был гигантских размеров смерч, вращающийся со страшной скоростью и втягивающий в себя чудовищные количества воды...
  Внезапно раздался ужасающий треск, тут же заглушенный ревом ветра, и Питер почувствовал, как вместе с мачтой падает в беснующуюся бездну!.. Ураганный ветер подхватил оборванные снасти, сплетая и расплетая их вокруг обломка мачты. Мальчик не сорвался в воду лишь потому, что обрывок вантов ветер захлестнул вокруг него и накрепко запутал. Обломок, падая, ударился о борт и тут же исчез, смытый волнами.
  ...Торговый бриг "Дэвид", принадлежавший Джорджу Уолсолу, счастливо избежал тропического урагана, который пронесся над океаном и обрушился на Азорские острова, достигнув побережья Португалии менее чем за день до того, как бриг пришел в эти воды. Волнение и ветер утихли не сразу, но постепенно ослабевали, так что капитан и хозяин "Дэвида", встречая на пути обломки потерпевших крушение судов, мог благодарить бога за то, что хоть на этот раз ему повезло. Он постарался извлечь выгоду из этого шторма, вылавливая и поднимая на борт более или мене пригодный рангоут и прочие полезные предметы, которые иногда встречались, потому что ураган одним своим крылом задел португальские порты и разметал стоявшие на рейде корабли, не говоря уже о тех, кого он застиг в открытом море.
  Все люди, бывшие на бриге, толпились у бортов, всматриваясь в волны в надежде что-нибудь урвать для себя. Рассказывали, что одному матросу повезло: он первым заметил в море среди остатков кораблекрушения сундучок, в котором оказались очень важные бумаги. Благодаря им он чудом обрел целое состояние! Каждый мечтал о подобном чуде, но на воде лишь изредка показывались мелкие обломки рангоута, щепки, мусор да зеленые ветки деревьев, унесенных ветром и волнами далеко от берегов. Вдруг кто-то крикнул: "Вижу человека по правому борту!"
  
  ...Питер помнил лишь то, как он вместе с мачтой бесконечно долго падал в бездну среди рева ветра и волн, а в следующий момент мир опрокинулся, воздух и вода смешались... Сколько времени он провел в воде - неизвестно.
  Мальчик пришел в себя, когда его отвязывали от обломка мачты на палубе какого-то судна. Яркое солнце слепило глаза. С недоумением глядя на окружившие его незнакомые физиономии, он плохо понимал, что произошло и что ему говорят.
  - Да он еще не очухался! Дайте ему глоток джина.
  Ему влили в рот крепкой можжевеловой водки. Он задохнулся, огнем обожгло все внутри, на глазах выступили слезы. Он закашлялся и попытался подняться на ноги.
  - Смотрите-ка, на нем бархатные штаны! - сказал кто-то. - Никак нам попалась знатная птица?
  - Скорее, птенец. Однако нечасто мне приходится вылавливать из моря таких щёголей!..
  
  *
  Джордж Уолсол, предприимчивый, но не слишком везучий в делах, оставил службу и купил табачную плантацию на Ямайке. Он был не так богат, чтобы позволить себе доверить дело управляющему, а самому жить в столице в свое удовольствие. Он занимался делами сам, не доверяя никому.
  Когда выяснилось, что он поднял на борт своего брига юного лорда, Уолсол от души порадовался - можно будет назначить приличное вознаграждение за его спасение. Но поскольку возвращаться в Англию сейчас не имело смысла - они были почти на полпути к Островам - капитан решил продолжить путь и уже с Ямайки послать уведомление родным мальчишки об условиях выкупа. А пока юный лорд немного поработает у него на плантации - лишние руки всегда нужны, а рабы так дороги!..
  
  ...Мадлен, потрясенная, слушала, приоткрыв рот. Алехандро, молчавший до этого, с усмешкой сказал:
  - Но Уолсол не долго радовался! Милорд через десять дней сбежал, прихватив с собой и меня. А прежде ухитрился поджечь тюки с табаком на складе, чтобы отвлечь внимание!..
  Граф поднялся.
  - Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство, милые дамы? А теперь мне пора. Всем доброй ночи.
  Он ушел, и Мадлен показалось, что кухня опустела.
  - А зачем, все же, сеньор в таком юном возрасте отправился в путешествие? И что такое случилось с его родителями?
  - Вот этого граф никогда не расскажет, - задумчиво произнес Алехандро. - Когда он говорил об ужасе, который пережил, он имел в виду вовсе не ураган и смерч. Хотя это тоже трудно себе представить без содрогания... Он имел в виду гибель своей матери.
  - А как она умерла?
  - Этого я не знаю. Но не своей смертью...
  
  
  Глава четвертая
  
  ...В спальне еще витал аромат пачули, жасмина и лимона. Маргарита лежала без сна. Перед ее глазами снова и снова вставало лицо мужа, когда он смотрел на поющую Сумар. Его взволнованное дыхание, влажно блестевшие глаза, слегка вздрагивающие губы... Он пьянел от наслаждения, глядя на другую!..
  Маргарита металась, как в лихорадке. Она кусала губы от бессильного гнева... и желания. Но он не придет сегодня. Она сама оттолкнула его. Она его прогнала! Что с ней происходит? Определенно, она сошла с ума! Но почему он заставляет ее так мучится? Нет, просто его таким создал Господь. Создал горячим и пылким... Он любит красоту во всех ее проявлениях - ей же это хорошо известно! Но почему он не настоял на своем?.. Ведь ему ничего не стоило сломить ее глупое упрямство! Он слишком легко отнесся к этой ссоре, он смеялся... Впрочем, ее претензии для него не новость - всегда одно и тоже! И как ему не надоест это выслушивать? Может быть, он сегодня все-таки нашел утешение в объятьях Сумар? О нет, только не это!..
  Маргарита вскочила. Она не находила себе места, постель будто жгла ее нежными прикосновениями шелковых простынь. Она открыла окно и вдохнула свежий ночной воздух, пропитанный ароматом цветущих роз. Ее лицо пылало, и она, закрыв глаза, подставила его легкому ветерку. Почему бы ей самой сейчас не пойти к нему? Конечно, он простит ее, как всегда. А если нет? Ведь она была так груба с ним!.. Господи, ну что у нее за характер! Как только у Питера хватает терпения? Он даже извинился перед ней - и он в этом весь! Но что же делать? Это невыносимо! Надо его увидеть, и немедленно...
  Маргарита рванулась к двери - и замерла. Питер стоял в дверях со сложенными на груди руками, небрежно прислонившись плечом к косяку. Его глаза улыбались.
  - Вам тоже не спиться, сердце мое? - спросил он с мягкой иронией. - Хотите, составлю вам компанию? Может быть, мы вместе придумаем, как скоротать эту ночь.
  Она счастливо рассмеялась, подбежала и спрятала лицо у него на груди...
  
  ...Маргарита проснулась от стука в дверь. Она открыла глаза и в испуге прислушалась. Вероятно, она недавно задремала, усыпленная ласками мужа. Питер был еще здесь. Он быстро оделся и открыл дверь. Послышались встревоженные голоса. Что-то случилось? Она никак не могла проснуться... Питер тут же ушел. И ничего ей не сказал! Подумал, что она спит?
  Из парка доносился неясный шум, крики, какое-то движение. Маргарита ничего не могла понять. Она посмотрела в окно и увидела странный багряный отсвет, как будто собиралась гроза. Откуда-то сбоку, от тихих прудов, медленно надвигалось темное низкое облако, с краями, окрашенными светящейся красной каймой. Вдруг Маргариту охватила тревога. Случилось что-то страшное. Она распахнула окно. Вместо свежего ночного воздуха в комнату вполз удушливый запах гари. Облако черного дыма приближалось, как будто отражая багровые отсветы пламени... И тут Маргарита с ужасом вспомнила черное зеркало парижской колдуньи. Она видела это там! У нее бешено заколотилось сердце. Она вспомнила, что видела в этом зеркале своего мужа, охваченного пламенем!.. Где он? Где сейчас Питер? Она должна найти его, во что бы то ни стало!
  Маргарита бросилась к лестнице, потом вспомнила про потайной коридор, который показывал ей муж - так можно было спуститься в парк быстрее. Этот коридор соединял все комнаты, спускался в подвал, имел несколько выходов и оттуда вел в подземный ход, заканчивающийся на берегу Гаронны.
  Хотя графиня еще не достаточно хорошо знала свой замок, она быстро пробежала по мягкому ковру, спустилась по винтовой лестнице и, приближаясь к кухне, услышала взволнованные голоса, гудящие, как потревоженный улей. Босыми ногами она ступила на каменные плиты подземной галереи. Справа была кухня, рядом - большой колодец, еще ниже - погреба, а с другой стороны - ход в Зеленый павильон. Оттуда тянуло дымом. Именно там толпились люди. Она увидела высокую фигуру мужа - без камзола, в тонкой белой сорочке с распахнутым воротом. Его лицо было встревожено и бледно. Двое его людей что-то говорили ему, а он слушал, сдвинув брови.
  Маргарита подбежала к ним, чтобы узнать, что случилось.
  Горел Зеленый павильон. Люди цепочкой выстроились от колодца ко входу и быстро передавали ведра с водой. Едкий дым тонкой пеленой заволакивал подвал, от него щипало глаза и першило в горле. Женщины обливали водой тех, кто нырял в дым с ведрами. Бледный управляющий говорил графу:
  - Окна были закрыты деревянными ставнями с жалюзи, но, сеньор, они оказались забиты снаружи! Женщинам не под силу их открыть... Дьявольщина! Отсюда в павильон уже не пройти - там полыхает вовсю! В парке люди тушат из пруда. Похоже, загорелось-то с двух сторон!..
  - Санчо, там кто-то остался?
  - Я уже послал людей проверить. Выход в парк тоже был заперт, они пошли через крышу.
  Питер уже не слушал. Он рванулся к двери в павильон. Неподалеку Маргарита увидела араба Хамата и Сумар, черных от копоти. Граф тоже их увидел, что-то быстро спросил. Сумар что-то ответила и показала рукой в дым. Он схватил у кого-то суконный плащ, накинул его на голову, завернулся в него и шагнул в раскрытую дверь хода. Последнее, что видела Маргарита, как его окатили водой из ведра...
  Она отчаянно закричала и кинулась за ним. Чьи-то сильные руки удержали ее, решительно оттолкнули, увели в сторону. Она вырвалась и побежала к другому выходу в парк. Бегом поднялась по лестнице, обогнула галерею, пробежала по садовой дорожке туда, где все было освещено красно-оранжевым светом, будто там устраивали грандиозный праздничный фейерверк. Если бы не тяжелый черный дым и удушливый запах гари...
  Зеленый павильон был почти весь охвачен пламенем, только до крыши огонь еще не добрался. Маргарита увидела, как кто-то наверху вышибает окна, и чьи-то руки выбрасывают какие-то вещи... Особенно яростно огонь бушевал внизу, где была лаборатория. Оттуда фонтаном брызгали белые колючие искры и со свистом взвивалось из окон белое пламя. Самый воздух там был пропитан эфирными маслами и спиртами. Что-то взрывалось оглушительными хлопками, и пламя окрашивалось в разные оттенки от голубовато-сиреневого до густо-оранжевого... Ночью это было даже красиво...
  Маргарита вздрогнула. Там, в огне, ей вдруг почудилась темная фигура, завернутая в плащ! Огненные языки и спирали взметались в туче дыма, рассыпались вокруг миллионы искр. Или ей показалось? Это было видение из черного зеркала!
  Как завороженная она смотрела на пламя и не могла отвести взгляд. У нее стучали зубы и подкашивались ноги, она хотела бежать, но не могла. Она медленно подняла руки, закрыла ими лицо и с удивлением почувствовала, что она мокрое от слез...
  Маргарита не помнила, как снова оказалась возле той двери, куда вышел Питер. Там суетились люди. Возле чана с водой, налитой из колодца, женщины кружками раздавали воду тем, кто хотел напиться. Подходили усталые люди в прожженной одежде, с лицами, почерневшими от копоти.
  Вдруг она увидела, как кто-то несет на руках худенькое, почти детское тело, накрытое легким плащом. Ей в глаза бросилась свесившаяся из-под плаща маленькая почерневшвая рука... Маргарита с трудом могла осознать, что это.
  Потом она увидела мужа - и не узнала его. Рубашка черная от сажи, разорванная и прожженная, серое, в разводах копоти лицо с побелевшими губами, а в глазах такая боль!.. Он смотрел на хрупкое тело под плащом и ничего больше не видел.
  Рядом кто-то сказал:
  - Это Хадиджа, самая молодая из них... Она хотела что-то спасти от огня в лаборатории.
  - Она вспыхнула, как факел...
  - Бог милостив, сеньор, может, она еще и поднимется. Они ведь знают чудодейственные средства!
  Граф только медленно покачал головой. Маргарита остановилась, потрясенная. В его глазах блестели слезы. Она впервые видела его слезы! Он шагнул к чану, плеснул водой себе в лицо, отер лицо рукой... К нему уже подходили люди, что-то спрашивали, что-то приказывал. Граф сейчас был хладнокровен и сдержан.
  Голоса раздавались как во сне, откуда-то издалека... Маргарита силилась что-то разобрать, но не могла. В голове у нее гудело, мутило от неотвязного запаха гари. Сон, это кошмарный сон! Ей казалось, что она сейчас проснется, и солнце будет светить в окно ее спальни, и будет пахнуть розами из сада... Но она слышала только встревоженные голоса, гулко отдающиеся под каменными сводами, видела перепачканные сажей, возбужденные и перепуганные лица людей; женщин, разливающих по кружкам вино, чтобы поддержать силы мужчин...
  Поодаль, у лестницы, старый араб Абу эль Фариджи осматривал раны и ожоги тех, кто пострадал, а Сумар каждому давала выпить несколько глотков какой-то темной жидкости. Маргарита увидела Жана с обожженными руками и Джинанн, присевшую в ожидании своей очереди. Наверное, она тоже пострадала? Граф жестом показал арабу, чтобы всех раненых отвели в его приемную, в зал с белыми пилястрами.
  Повернувшись, Питер, наконец, увидел Маргариту и удивленно вскинул брови. Под его взглядом она вдруг поняла, что была в одной ночной рубашке, отделанной шелковым шитьем. Она вспыхнула и растерянно посмотрела на мужа. Он подошел и вдруг легко подхватил ее на руки, поднялся по лестнице, донес до спальни и уложил в постель.
  - Не волнуйтесь, все уже позади, - проговорил он и тут же ушел.
  
  ...Питер вернулся в свою комнату, когда уже рассвело. Он чувствовал себя опустошенным, разбитым, почти мертвым, как тот черный обугленный остов, что остался стоять в парке среди таких же черных, обгоревших деревьев. Это все, что осталось от нарядного Зеленого павильона...
  Поскольку Жан пострадал от ожогов, Марселина заменила его и подала сеньору чистое белье, приготовила постель и остановилась в ожидании приказаний.
  - Марсела, почему ты сегодня не позаботилась о своей госпоже? - спросил граф, даже не взглянув на нее.
  - Я думала, что сеньора спит, и даже не заметила, как она ушла!.. А потом я помогала внизу...
  - Твое место рядом с сеньорой, запомни это! Больше повторять я не буду.
  - Да, сеньор.
  От его жесткого тона девушку бросило в жар. Она опустила голову. Перспектива участи Николь приводила ее в ужас.
  - Позови Хамата, - приказал граф. - И пусть захватит свой бальзам.
  - Сеньор ранен?
  - Черт возьми, Марсела, делай, что тебе говорят!
  Ее как ветром сдуло.
  Питер, морщась от боли, снял рубашку и подошел к зеркалу. Повернувшись спиной, посмотрел через плечо и выругался сквозь зубы. Теперь еще неделю невозможно будет нормально двигаться...
  Когда он вошел в горящий Зеленый павильон и поднялся наверх, внизу уже все горело. Слава богу, наверху никого не оказалось. Лестница уже загоралась, когда он спускался вниз. В дыму, совсем рядом, он услышал ужасный крик. Из лаборатории вбежала пылающая как факел хрупкая фигурка и стала метаться по комнате. Он сбросил с себя плащ, накинул на нее, плотно закутал и понес к выходу, но сверху вдруг обрушилась лестница. Он успел немного отпрянуть, но упал на колени, прижимая к себе свою ношу, и все же принял горячий удар на плечо и спину...
  Хамат пришел не один. Сумар, закутанная в легкие покрывала, несла за ним на подносе какие-то флаконы и свернутую ленту тонкого шелка. Увидев спину своего господина с длинной раной в ожогах, девушка горестно воскликнула что-то по-арабски.
  - А что здесь делает Сумар? - резко спросил граф, поворачиваясь.
  - Позволь мне помочь Хамату, мой господин. Я умею.
  Граф посмотрел на нее и невесело усмехнулся.
   - Зачем чувствительной девушке смотреть на безобразные раны мужчин? У нее другое предназначение - услаждать их зрение и слух.
  - Единственное желание Сумар - быть полезной моему господину...
  - У Сумар легкая рука, - сказал Хамат. - И она умеет успокаивать боль одним прикосновением.
  - Просто волшебница! - с легким раздражением проговорил граф. Он злился на себя. Он не мог себе простить, что из-за него пострадала невинная душа, маленькая Хадиджа... Сейчас единственное, что он мог сделать, - приказать старому арабу не отходить от неё ни на минуту и сделать все, чтобы она не страдала. Питер подавил вздох.
  - Рана - пустяк. Сильнее болит душа, а от этой боли я не знаю лекарства. Хадидже мы помочь не сможем ...
   - На все воля Аллаха, - буднично сказал Хамат, готовя повязку. Сумар бросила на графа умоляющий взгляд.
  - Если господин позволит, я раскурю ему нергиле и добавлю туда траву, которая снимает боль и успокаивает душу. Тебе необходим покой и отдых.
  - Сейчас не время. Вечером я сделаю это сам.
  Граф все же дал молчаливое согласие на то, чтобы ловкие и нежные пальцы Сумар промыли его рану. Он только шипел сквозь стиснутые зубы, но не шелохнулся. Тонкий шелк, пропитанный целебным бальзамом, закрыл обожженные участки кожи.
  Когда все было закончено, он встал и рассеянно, скорее по привычке, поцеловал пальчики Сумар.
  - Спасибо, моя милая. У тебя и в самом деле легкая рука...
  - Если мой господин позволит, вечером я приду раскурить ему нергиле.
  - О, нет, Сумар, - он чуть улыбнулся. - Дым кальяна с той травой опасен - он снимает не только боль, но и все запреты. Ты сама сказала, что мне нужен покой, а разве можно обрести покой рядом с красивой девушкой?
  - Мужчина всегда остается мужчиной, - невозмутимо сказала она. - Долг женщины угадывать желания своего господина, дать ему умиротворение и радость, потому что его жизнь полна опасностей и врагов.
  - Да, Сумар, я знаю, что ты думаешь о своем долге. А мне следует исполнить свой и заняться делами.
  *
   Граф, его управляющий и Жан тщательно осмотрели пожарище и еще раз убедились, что павильон был подожжен с двух сторон. Остались только каменные стены подвала - лаборатория выгорела полностью.
   - Через три дня и следа не останется от пожарища, - говорил управляющий Алехандро Роблес.- Но как найти того, кто поджог?! Дьявольщина! Никогда бы не подумал, что здесь найдется хоть один человек, способный тебя предать! Надо собрать всех. Может, кто-то видел что-нибудь подозрительное накануне вечером или слышал разговор...
   - Займись этим.
   Сейчас Питер с трудом мог заставить себя думать о чем-то еще, кроме Хадиджи. Эта девочка искала у него защиты, он взял на себя ответственность за ее судьбу, и вот... Граф знал, что она умрет, и ничем не мог помочь!
   - Ты послал человека в Марсель?
   - Да, дон Педро. Он привезет, кого надо. - Алехандро видел, что хозяина сейчас мало интересовало что-то другое, кроме этой несчастной девчонки. - Я соберу людей - вы сами их допросите? - спросил он.
   - Допросить? Пусть сначала сами расскажут, что видели.
   Сразу обнаружилось, что исчез один из молодых помощников садовника, который ухаживал за растениями в парке. В тот день его видели работающим около Зеленого павильона. Его искали и в городе, и в окрестностях, но этот человек пропал бесследно.
  
   ...Три дня Маргарита почти не видела мужа, а когда он появился ненадолго за столом, у нее болезненно сжалось сердце: он выглядел таким осунувшимся и расстроенным, с горькой складкой у рта... Граф почти ничего не ел, а потом и вовсе перестал появляться в столовой. Маргарита не решалась подойти к мужу. Питер был постоянно в окружении своих людей, почти не выходил из кабинета - там образовался своего рода штаб, туда приходили с донесениями, он выслушивал их и отдавал распоряжения. Его слуги быстро уничтожали страшные следы огня, расчищали землю от обломков обугленного дерева и уже готовились строить новый павильон. Молодая графиня старалась не смотреть в ту сторону парка, на эту пугающую черноту земли и деревьев вокруг...
  
  Госпожа де Фуа приехала навестить ее. Маргарита горестно рассказывала своей старшей подруге:
  - Мне больно видеть, как граф переживает. И не из-за того даже, что уничтожена его лаборатория, а потому, что пострадала его служанка, молоденькая девушка. Он считает, что в чем-то виноват! Кажется, он совсем не спит и не ест...
  - Ваш муж принимает все слишком близко к сердцу, дорогая. Однако он никогда не впадал в отчаяние, насколько я знаю. Граф сильный человек, но мужчины всегда легче переносят беды, если рядом любящая женщина. Вы можете поддержать его свой нежностью, сочувствием и любовью - для чего же мы тогда созданы, как не для этого? Только на первый взгляд женщина кажется слабой - на самом деле она может выдержать очень многое и поддержать мужчину в трудную минуту, утешить его в его печалях.
   - Мне кажется, граф меня как будто избегает, я его почти не вижу. А когда вижу, даже не знаю, как подойти к нему и что сказать...Такое впечатление, что сейчас он просто забыл обо мне. Он не посвящает меня в свои дела и молчит. Во всяком случае, никому не придет в голову, что он во мне нуждается!
   - Это только так кажется на первый взгляд. Ах, моя дорогая, каждый человек, даже очень сильный, нуждается в утешении. Он ищет его повсюду - в друзьях, в любви, в Боге, в вине, наконец! Конечно, не каждый выставляет напоказ свои горести, но все равно душа его ищет утешения, а тело - покоя и умиротворения. Мужчины обычно не хотят показывать, как им тяжело, они уверены, что должны казаться сильными при любых обстоятельствах! Но мы-то знаем, что это не так. Попробуйте выбрать момент и сделать то, что подскажет вам сердце.
  
   ...Поздно вечером Маргарита решилась войти в спальню мужа. Он уже спал. Поверх простынь, обнаженным, на животе, обняв подушку... Она подошла и ахнула. На плече и спине у него темнела рана, заклеенная прозрачным лоскутом тонкого шелка. Опустившись рядом, Маргарита нежно погладила порыжевшие на концах, опаленные волосы мужа. Прижавшись щекой к его руке, она почувствовала, какая она горячая. Да у него жар! Он целыми днями на ногах - и ни слова не сказал ей!.. У нее сжалось сердце. Она осторожно и пылко поцеловала его руку.
   - Нет, Сумар... оставь, - он беспокойно пошевелился и сонно вздохнул.
   Маргарита вздрогнула. Так все-таки Сумар! Она резко поднялась и хотела уйти. В эту минуту Питер открыл глаза. Он сделал мягкое и быстрое движение, как кот, ловящий бабочку, поймал ее за руку и притянул к себе.
   - Не уходи...
   - Здесь с вами была Сумар? - сдвинув брови, спросила Маргарита.
   - Она перевязала мне рану.
   - Почему вы вспоминали ее во сне? Она тоже целовала вас?
   - Женские сердца полны сострадания к раненым, - улыбнулся он. - Она тоже меня жалела...
   Маргарита хотела освободить свою руку, но он не отпустил ее.
   - Останься!..
  *
   ...На четвертый день после пожара умерла Хадиджа. Еще раньше из Марселя, ставшего прибежищем всех народов средиземноморья, из его арабского квартала по просьбе графа тайно приехал мусульманский священник - имам, глава марсельской общины. Ни Абу эль Фариджи, ни арабские девушки не ожидали такой чести. Мало того, что Хадиджа была похоронена по обычаям ислама, но сопровождаемая молитвами самого уважаемого хаджи!..
  
  - ...Она была самая добрая и веселая! - рыдала Диана, сидя на коленях у отца и размазывая слезы по щекам. - Хадиджа подарила мне украшение из бисера и драгоценных камней, она сама его сделала - такое красивое!
   Граф не пытался ее утешить. Только сказал:
  - Значит, у тебя навсегда останется память о ней. И еще... Пойдем, я что-то тебе покажу!
  Он поднялся, взял ее за руку и повел по лестнице вниз, в то заветное место, куда никто не допускался - в свою мастерскую. Когда девочка вошла туда и остановилась на пороге "запретного" зала, ее слезы моментально высохли. В светлом солнечном помещении по стенам были развешены картины, там стоял мольберт, стол с кистями и красками, бронзовые и серебряные фигуры и множество других интересных и не очень понятных ей вещей. Но внимание девочки сразу привлекло что-то большое, почти в человеческий рост, стоявшее на полу и покрытое светлой драпировкой. Диана сразу захотела узнать, что там скрывается, и подбежала, чтобы поднять покрывало, но отец остановил ее:
  - Подожди, эта работа еще не готова. Иди сюда.
   Он подошел к широкому столу, взял большую папку и раскрыл ее. В ней было много листов с карандашными эскизами. Граф выбрал один из них, достал и показал дочери. Диана взглянула и тихо ахнула. С рисунка на нее смотрела Хадиджа - хрупкая, весёлая и нежная, с глазами, как у испуганного олененка...
   - Это ее душа? - шепотом спросила девочка.
   - Может быть!..
  
  ...Недели две спустя, однажды вечером Маргарита, наконец, застала мужа одного в курительной комнате, в клубах ароматного дыма нергиле . Он сидел, откинувшись в кресле и положив скрещенные ноги на низкий пуф.
   Маргарита опустилась на мягкий ковер у его ног и положила голову ему на колени. Его рука медленно погладила ее щеку, окунулась в блестящий водопад волос, распущенных по плечам. Эта ласка наполнила ее душу покоем и умиротворением. Ей ничего не было страшно, пока она чувствовала эту ласкающую руку, ощущала ее тепло, нежность и силу. Маргарита подняла лицо, посмотрела на мужа и увидела в его глазах странное выражение отрешенности и тоски.
   - Питер, что с вами? Вы до сих пор переживаете этот пожар? Мне больно видеть вас таким... Слава богу, не случилось самого страшного!
   - Да... Но, боюсь, нас не оставят в покое.
   - Вы что-то узнали?
   - Почти ничего. В основном, мои догадки. Нужно все проверить, а это не так скоро...
   Он не мог сказать ей всего, о чем догадывался. Маргарита пришла бы в ужас, и ее жизнь превратилась бы в ад в вечном ожидании беды.
   - Расскажите мне, прошу вас.
   - Что я могу сказать, моя дорогая? Вы вышли замуж за человека, которого прокляли еще в колыбели. По крайней мере, так говорила мне моя кормилица, - он невесело улыбнулся.
   - Я вас не узнаю, Питер! Раньше ни превратности судьбы, ни враги не могли сломить ваш дух.
   - Теперь я более уязвим - у меня есть вы и наша дочь. Я должен защитить вас. А это, выходит, непростая задача - даже в нашем доме становится небезопасно. Вот это больше всего меня тревожит. Как бы мне хотелось укрыть вас где-нибудь на краю света, вдали от завистливых и злобных глаз...
   - При условии, что вы будете рядом - тогда я согласна!
   Он снова улыбнулся и бросил на нее короткий взгляд.
   - Я вам быстро надоем, красавица моя...
   - Такое просто невозможно!
   - Вполне возможно. Я знаю. Вы любите развлечения, изысканное общество... Согласитесь ли вы жить там, где не будет ни больших городов, ни театров, ни королевского двора, ни даже светского круга? Например, на островах Нового Света.
   - О, зачем же так далеко! - испуганно воскликнула Маргарита. - И что вы будете там делать?
   - Для меня нашлось бы немало дел - например, война с пиратами. Увлекательнейшее занятие! А вот для вас... Нет, положим, небольшая вилла, увитая виноградом, на горе, с видом на море, залитое солнцем, где-то на юге Италии вас устроит? И белый люгер в синей бухточке... Иногда я об этом просто мечтаю! Рисовать там пейзажи, играть для вас на гитаре, сочинять стихи - море всегда меня вдохновляло...
   - Мне кажется, при вашей деятельной натуре вы недолго смогли бы выдержать такую жизнь. А женщины? Как же вы сможете обойтись без красивых, умных женщин, которые всегда вас привлекали? Впрочем, как и вы их!
   - Хотите еще раз услышать, что мне никто не нужен, кроме вас? - со спокойной улыбкой спросил он. Маргарита с удовольствием заметила, что Питер, в каком бы настроении он ни был, оставался самим собой: в его глазах постепенно зажигались веселые, ироничные искорки. Он продолжил:
   - Это действительно так, но...
   - Есть еще "но"? - насторожилась Маргарита.
   - Да, моя радость. И, на мой взгляд, "но" весьма серьёзное: у нас с вами никогда не было достаточно времени, чтобы серьезно заняться любовной наукой - или искусством, если угодно.
   - В самом деле?! - изумилась она. - А мне казалось, что вы уделяете этому предмету слишком много времени!
  - Вот видите, мы с вами до сих пор не совпадаем в этом вопросе! - и он процитировал: - "Любовь - это искусство, которому можно научиться и в котором можно совершенствоваться, только познав его законы". Наверное, вы не раз слышали эту знаменитую фразу Овидия Назона ? Им, Ле Шапленом и многими другими эта наука подробно изучена, и вы не пожалеете, моя прелесть, если станете их прилежной ученицей.
   - С таким учителем - непременно! Но почему вы заговорили об этом? - с легким беспокойством спросила Маргарита. - Вас что-то не устраивает, сеньор?
   - Вы хотите обсудить это прямо сейчас? - улыбнулся он. - С большим удовольствием!
   Она смутилась и постаралась скрыть свое замешательство за очаровательной улыбкой.
   - Может быть, позже... Поговорите со мной, Питер. Мы целых две недели почти не виделись!
   - Тем более!..
   - Нет, сначала скажите, сеньор, откуда вам всё известно... об этом?
   - О чем?
   - Вы прекрасно поняли, о чем!
   - Солнце мое, вы даже боитесь произнести это слово? - он тихо рассмеялся. - Неужели нас подслушивает испанская инквизиция? И разве любовь между мужем и женой - это грех?
   - Вы просто невыносимы! Вам доставляет удовольствие смущать меня?
   - Знали бы вы, как обворожительны сейчас и как волнуете меня!.. Ну, хорошо, поговорим. Так что же вас интересует?
   - Я спросила, откуда вы всё знаете о любовных наслаждениях.
   - Ну, всего знать невозможно, дорогая. Тем не менее, у меня были хорошие учителя - и недурные природные способности. И потом, я рано приступил к изучению этого предмета.
   - Насколько же рано?
   - В десять лет.
   - Мадонна! Как такое возможно?
   - Очень просто. Когда мне исполнилось десять, отец решил, что пора его наследнику приобрести полезные знакомства при дворе, тем самым обеспечив себе некоторые преимущества в дальнейшем. Как раз в то время на трон взошел Вильгельм Оранский. Отцу пришлось бывать при дворе, чтобы показать свою лояльность новой власти. Он брал меня с собой, и скоро я даже был представлен королю. Но это событие было пустяком в сравнении с теми переживаниями, что я испытывал в то время. Как раз тогда меня постигла первая влюбленность - разумеется, чистейшая и целомудренная. Однако девочка, поразившая мое воображение, была воспитана при дворе и, казалось, не имела собственной души! Она играла во взрослую, подражая окружавшим ее придворным. И сама была игрушкой в руках более умудренных и развращенных дам. Тогда-то я впервые узнал всю гамму чувств, сопутствующих любви - от восторга до отчаяния. И в это самое время одна весьма знатная и опытная дама занялась моим "обучением"...
  ...Семья лорда Аллен Гальтона несколько месяцев жила в имении леди Марии, недалеко от Флоренции, когда в Англии началось восстание под предводительством незаконного сына Карла II герцога Монмута. Лорд Гальтон возвращаться на родину не спешил. Старшая их дочь Джулия тогда была просватана за молодого князя Фаэнца, с семьей которого Гальтон имели давние связи. Милорд не хотел, чтобы его дочь оставалась в Англии, где "паписты", вызывали стойкую неприязнь, несмотря на все законы, изданные королем-католиком. "Декларация о веротерпимости" только подлила масла в огонь и возбудила настоящую ненависть у ревнителей англиканской церкви...
  Скоро король Яков был низложен, и парламент постановил призвать на трон мужа его старшей дочери - Вильгельма Оранского.
  Рано или поздно вернуться в Англию пришлось. Лорд Гальтон должен был позаботиться о судьбе своего сына и наследника, обеспечить его будущее - и не в роли изгнанника, а облеченного всеми принадлежавшими ему правами лорда и пэра. ...Лорд Аллен Гальтон вернулся в свое поместье не один. С ним был его старый приятель, Генри Дерри-Мойр, адмирал флота Его Величества. В расшитом золотом пышном мундире, при шпаге и шляпе, украшенной перьями и кокардой, он произвёл на Питера сильное впечатление. Мужчины сразу уединились в кабинете хозяина.
  - Что-то случилось, - сказала леди Мария. И оказалась права. Как выяснилось из разговоров за ужином, Вильгельм Оранский со своей армией высадился в Портсмуте и двинулся на Лондон.
  - Оранжисты встречают его цветами и флагами, народ в полном восторге! - с долей иронии говорил сэр Генри. - Виги ликуют. Они теперь легко возьмут верх...
  - Как это повлияет на нашу жизнь, милорд? - вдруг спросил Питер звенящим от волнения голосом.
  - Я полагаю, Яков вынужден будет покинуть не только трон, но и Англию...
  - Я не политик, мой мальчик, но думаю, что вам лучше держаться ближе к новому двору.
  ...Через несколько дней они с отцом собирались в Сент-Джеймский дворец.
  Питера так нарядно ещё никогда не одевали! В их родовом замке под Кройдоном он вечно лазал по деревьям, чердакам и подвалам, и носил самую простую одежду. А сейчас он был похож на подростка-пажа: в коротком белом плаще с темно-красной атласной подкладкой и белом камзоле с золотой вышивкой. На боку у него сверкала маленькая золотая шпага, и ему приятно было сознавать, что она самая настоящая, и в случае необходимости он может пустить её в ход с ловкостью, которой в тайне гордился. Белый цвет его наряда, черные кудри до плеч и смуглый цвет кожи создавали великолепный эффект. Но что особенно привлекало внимание, так это его черные глаза, сияющие и дерзкие, с длинными, как у девочки, загнутыми ресницами. Однако Питер очень мало интересовался своей внешностью. Его волновало совсем другое!
  Выслушав сэра Роберта Джеймсуэлла, своего наставника, о том, как следует себя держать во дворце, Питер спросил, понизив голос:
  - А когда мы пойдем в порт?
  - Когда вам будет угодно, милорд. Но что за странная прихоть? Что вам там делать?
  - Вы же обещали показать мне настоящие военные корабли! В будущем я хотел бы стать моряком, как сэр Генри.
  - Поговорим об этом позже, Питер. Сейчас вам предстоит очень важный визит. Это может быть полезно для вашего будущего, милорд. Ваш отец хочет представить вас некоторым влиятельным людям при дворе.
  - Еще более влиятельным, чем он сам?
  - Поскольку лорд Гальтон не имеет придворной должности, его положение просто несколько иное, чем у придворных...
  
  ...Королевский дворец встретил их холодно и неприветливо. Все держали себя настороженно, не зная, чего можно ожидать от нового короля, новых министров, оппозиции и парламента. Лорд Гальтон встретился с некоторыми своими знакомыми - более или менее значительными лицами при дворе - и представил им своего сына. Наконец, он остановился в одной из галерей, выходившей окнами в парк, и сказал:
  - Питер, вы подождёте меня здесь. Не знаю, как долго я задержусь, но наберитесь терпения и никуда не уходите.
  Питер остался один. Галерея оказалась не такой оживленной. Только иногда по ней пробегали лакеи в разноцветных ливреях и озабоченные камеристки в белых пышных чепцах. Раза два показывались какие-то таинственные люди в черном, и один раз - оживленная группа дворян - вероятно, чья-то свита.
  Мальчик подошел к окну. Он снял свою шляпу с белыми и красными перьями и положил её на подоконник рядом, чтобы не снимать её всякий раз, если кто-то захочет к нему обратиться.
  От созерцания парка Питера отвлекла пышная процессия, появившаяся в начале галереи. Несколько нарядно одетых важных дам в сопровождении целой армии разодетых в пух и прах пажей неторопливо шествовали мимо и о чем-то оживленно спорили. Вернее, спорили только дамы. Они даже остановились неподалеку, чтобы, вероятно, обсудить нечто важное. Один из пажей, на вид немного старше Питера и, несомненно, во много раз нахальнее, подошёл к нему и от нечего делать вдруг сбросил его шляпу с подоконника. От изумления Питер онемел, потом вспыхнул и гневно произнес:
  - Вы невежа, сударь! Немедленно поднимите!
  Паж прищурился, злорадно улыбаясь, скрестил руки на груди и молча наблюдал, что будет дальше. В следующую же секунду Питер выхватил из ножен свою шпагу и приставил её к груди наглого пажа. Тот с усмешкой оттолкнул от своей груди короткий клинок, но тот в мгновение ока описал полукруг и сбил пышное сооружение, украшавшее голову пажа. Его шляпа отлетела далеко в угол. Пока он подбирал ее и поворачивался, обнажая свою шпагу, Питер успел надеть шляпу и приготовиться к обороне, встав в боевую стойку.
  - Браво, браво, забияки, - послышался насмешливый женский голос сзади. - Миледи, вы только взгляните, ваш Оливер опять дерется, а ведь ему было строго-настрого запрещено!..
  - Да, я давно за ними наблюдаю, дорогая... А кто этот красивый мальчик в белом? Он сейчас воспроизвёл знаменитую фразу полковника шотландских алебардщиков, с которой тот обратился к своим храбрым солдатам:" Господа! Наденьте поплотнее шляпы, мы будем иметь честь пойти в атаку!" - дамы засмеялись.
  - Леди Деверс, напрасно вы поощряете драки между мальчишками. Ваш своевольный паж уже поплатился за это!
  - Пустяки! Оставьте его в покое, - сказала дама, которую назвали леди Деверс. Её внимание было приковано к новому персонажу в белом. Она с интересом рассматривала Питера с головы до ног. Но он почти не замечал ничего вокруг, потому что прямо перед ним остановилась еще одна юная особа. Казавшаяся взрослой из-за своего парадного наряда девочка, почти его ровесница, с пышными каштановыми волосами, уложенными в сложную прическу, с глазами цвета вод Темзы и маленьким, как вишенка, ротиком - она тоже с интересом разглядывала его и чуть-чуть улыбалась. Питер не мог оторвать от нее глаз. Он учтиво поклонился ей, сняв шляпу, но не произнес ни слова...
  ...Леди Деверс, герцогиня Шрусбери, яркая блондинка с белой, как снег кожей, славилась не только красотой, но и своими странными наклонностями. Она подошла к Питеру очень близко и заглянула ему в глаза. Он почувствовал сладкий аромат её духов, и его охватило непонятное беспокойство. На него смотрели серо-зеленые, чуть прищуренные, как у кошки мерцающие глаза. Их выражение приводило мальчика в полное замешательство. Другая дама тоже подошла поближе и тихо проговорила:
  - Как ты его находишь? Правда прелесть? Ты думаешь, следует...
  - Нет-нет! Просто я хочу, чтобы он не достался принцу. Спрячем его в моих покоях!
  - А если его увидит твой Мортимер? Он не потерпит... Уступи его мне! Вместо моего пажа?..
  - Нет уж, дорогая. Ты же знаешь, я терпеть не могу твоих смазливых белокурых "ангелочков" с пустыми водянистыми глазами. А здесь, ты только взгляни - эти глаза не просто пленительны. Какой живой и пламенный взгляд! О, ты и представить себе не можешь, что получится из мальчика с такими глазами...
  Питер не понимал, что происходит. Речь шла о нем? Дамы говорили так, будто он был неодушевленным предметом или не понимал их языка? Он был в замешательстве. Леди Деверс таинственно улыбнулась и, повернувшись к своей свите, громко сказала:
  - Я больше не задерживаю вас, леди! Ступайте, я догоню вас в скором времени.
  Дамы и пажи отправились дальше. Только девочка с вишневым ротиком осталась. Она всё внимательно слушала.
  - Как вас зовут, мой мальчик? - леди снова повернулась к Питеру. - Я не видела вас раньше.
  Питер поклонился и назвал себя.
  - Гальтон? Неужели? Сын сэра Алена? Совершенно не похож! Ах, простите меня, мой ангел. Я хорошо знаю вашего отца и... ну, это не важно. Хотите стать моим пажом?
  - Нет, миледи.
  Леди Деверс на секунду опешила. Знатные молодые люди делали всё возможное и невозможное, чтобы только добиться такой чести, а этот отказывается?! Маленький глупый провинциал! Миледи сладко улыбнулась:
  - Какой неучтивый ответ! Слышишь, Анна? - обратилась она к девочке. - Этого молодого человека, вероятно, еще не учили обхождению с дамами.
  Девочка тоже улыбнулась, но не просто, а с лёгкой насмешкой. Она тут же вступила в игру, причем, конечно, не на стороне Питера.
  - Думаю, нам следует заняться его образованием, - сказала она. - Это наш долг, миледи.
  - Истинная правда! Вот вам первый урок, юный герой: истинный мужчина ни в чем не может отказать даме, пусть даже это стоило бы ему жизни!
  - Я запомню, миледи,- слегка поклонился Питер. - Особенно если буду не лишком дорожить своей жизнью.
  Это было сказано не без доли иронии - и довольно дерзко. Вероятно, он и не задумывался, как именно прозвучал его ответ.
  - Вы подаёте большие надежды, мой мальчик, - задумчиво протянула леди Деверс. - Нам надо познакомиться поближе. Сегодня я приглашаю вас на ужин. Анна тоже там будет. Ровно в девять за вами пришлют мою карету. До вечера!
  Дамы с достоинством удалились, оставив Питера в полной растерянности.
  Вскоре появился чем-то озабоченный сэр Ален, и Питер решил подождать с рассказом о дамах.
  Позднее отец должен был уехать по делам, и когда у подъезда их лондонского дома остановилась роскошная карета с гербами герцогини Шрусбери, слуги с удивлением доложили об этом сэру Роберту. Тот был озадачен.
  - Почему вы ничего не сказали о своем новом знакомстве, Питер? Я должен был вам кое-что сообщить по поводу... Но, боюсь, теперь уже слишком поздно. Думаю, вам все же не следует ехать. Вы можете принести свои извинения леди Деверс.
  - Но почему?
  - Потому что вы еще слишком молоды, милорд.
  - Это не объяснение, сударь.
  - Ну, может быть... вы правы. Но, говоря по чести, у меня язык не поворачивается сказать... Ваш отец был бы недоволен, что я отпустил вас туда.
  - Значит, вы меня отпускаете! По крайней мере, я удовлетворю своё любопытство, - сказал Питер, сбегая по лестнице. Вслед ему Джеймсуэлл произнес только одну фразу:
  - Сегодня вечером я хотел посетить одну из портовых таверн...
  - О! - Питер приостановился. - Во сколько я должен вернуться, чтобы пойти с вами?
  - Не позднее одиннадцати.
  - Я буду раньше, сударь!
  Джеймсуэлл знал, что Питер давно мечтал хоть одним глазком заглянуть в таверну, куда приходят бывалые моряки, послушать их рассказы о путешествиях к южным островам с их диковинными растениями и животными, о битвах в колониях с жестокими испанцами и сражениях с пиратами. Однако сэр Роберт хотел повести своего воспитанника во вполне приличный паб, где бывали даже офицеры королевского флота. И это событие было для Питера гораздо важнее и интереснее любого дамского общества!
   Красивый ужин в покоях леди Деверс явился для него неожиданным и незабываемым впечатлением. Он ближе познакомился с очаровательной племянницей леди, Анной Сен-Джон, и в первый раз влюбился, ещё не осознав толком, что с ним происходит. Однако ему не могло прийти в голову, что маленькая леди Анна служила только приманкой! Своим обострённым чутьем леди Деверс угадала в Питере нечто такое, чего не было в ее хорошеньких пажах, и что она повсюду напрасно искала - искренность и непосредственную страстность натуры.
   Многоопытная герцогиня Шрусбери деликатно и нежно открыла Питеру тайны его собственного тела и поделилась некоторыми женскими секретами, которые в будущем весьма ему пригодились...
  
  - Вы как всегда смущены, моя прелесть, - смеялся граф. - Я не рассказывал вам этого раньше - вы были слишком молоды и так чисты и целомудренны! Вы и без того считали меня ужасным развратником, ведь правда? Ваше слишком строгое воспитание приводило меня в отчаяние!
  Маргарита смутилась еще больше и встала. Ее муж был сегодня просто невыносим! Она спросила:
  - Неужели вы смогли бы жениться на порочной женщине?
  - Ну, разумеется! Если бы полюбил так, как вас. Но что значит "порочная женщина"? А если у нее прекрасная любящая душа? Мария Магдалина тоже была порочной в глазах окружающих. Впрочем, для кого-то достоинства - это пороки, и наоборот. Вероятно, жить с ангелом - ужасная скука! Всегда хочется немного перчика...
  - Наверное, только мужчинам!
  Он с улыбкой покачал головой.
  - Ну, довольно отвлеченных дискуссий, мой ангел. Тема эта бесконечна и увлекательна, но я предпочитаю практику. Знаете, о чем я думал здесь до вашего прихода? - на минуту он стал серьезен. - В который раз я осознал бренность человеческой жизни. Надо пользоваться каждым ее мгновением, а мы откладываем самые чарующие моменты на "потом", как будто надеемся жить бесконечно и при этом оставаться молодыми! Представьте только - всего через несколько лет я превращусь в старика - мышцы начнут слабеть, кожа станет дряблой и морщинистой, а уж обо всём остальном даже страшно и подумать!..
  Он опять смеялся! И совершенно не верилось, что он так уж огорчен мыслями о старости.
  - Я не могу представить вас стариком, - улыбнулась Маргарита.
  - Я тоже! Впрочем, еще надо дожить...
  Он привлек ее к себе, усадил на колени и обнял.
  - Давайте сейчас не будем думать о старости, сердце мое! Она придет незаметно и в своё время... Мы еще многое должны успеть!
  В его объятиях было так уютно и тепло... Маргарита положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Она наслаждалась охватившим ее умиротворением и счастьем. И это только оттого, что она просто видела своего мужа, и он снова разговаривал с ней, как прежде, до пожара... О, действительность не дает ей покоя!
  - Питер, вы и в самом деле собираетесь спрятать нас где-то на островах?
  - Не знаю, моя дорогая, не хочу зря вас пугать. Пока не совсем ясно, чего от меня хотят. И кто? Мне сообщили, что завтра нам нанесет визит аббат Легаль. Примите его вместе со мной - ваше очарование может усмирить даже дракона, и, я надеюсь, избавит меня от некоторых неудобных вопросов, на которые мне не хотелось бы отвечать. Вы поможете мне усыпить бдительность аббата? Уж на него-то ваши чары действую неотразимо!
  - Почему вы так думаете? - удивилась Маргарита.
  - Это легко заметить. Он тоже мужчина, хоть и в сутане!
  
  Глава пятая
  
  Барон Жан-Рене де Легаль стал секретарем архиепископа Тулузского по протекции из Парижа. Он блестяще закончил теологический факультет Сорбонны и, имея высоких покровителей при дворе, однако не был оставлен в столице, поскольку его наставники-иезуиты вполне справедливо полагали, что умному молодому человеку следует применить свои способности на деле и набраться опыта в суровых условиях извечной войны гугенотов с католиками на Юге Франции. Аббат уже третий год служил архиепископу Тулузскому. Хотя он со смирением выполнял возложенные на него обязанности, но его душа страдала. Дело в том, что барон не выносил гасконцев, беарнцев и прочих слишком темпераментных и невоздержанных жителей этих краёв. Да, они слыли храбрецами. Но что из того? Когда речь не шла о войне, с ними просто невозможно было иметь дело! Они возмущали его своими пустыми амбициями, бахвальством, глупой бравадой, напыщенностью, отсутствием здравого смысла и часто - абсолютным невежеством!
  Кроме очень немногих дворян из высшей знати, в их епархии приятным исключением явился граф де Монтель. Впрочем, он и не был гасконцем, а внешне больше походил на испанца. Непринужденная учтивость, разносторонние знания и, порой парадоксальные занятия и мысли делали графа занимательным собеседником.
  Аббат проникся к нему симпатией и уважением, но долг призывал его узнать некоторые подробности кипучей деятельности графа де Монтель в их провинции. Как стало известно, сеньор граф был как-то связан с тайной сектой альбигойцев, негласно действующей в этих краях. Недавно в Париже шпионам иезуитов удалось выследили их большое собрание и даже арестовать несколько человек, в том числе и графа де Монтель. Но оказалось, что по закону он не может быть арестован обычным способом, поскольку является английским лордом и пэром, а лорда и пэра могут судить только равные. Кроме того, к большому удивлению аббата, граф оказался кавалером ордена Золотого руна, а по статуту этого ордена кавалер его "мог быть арестован только по приказу, подписанному по меньшей мере шестью другими рыцарями, а содержаться такой арестованный должен был не в тюрьме, а в гостях у своих братьев"...
  Тем не менее, следовало пресекать последние крупицы альбигойской ереси повсеместно. Но, честно говоря, аббат де Легаль не верил, что граф исповедует изжившую себя доктрину катаров. Наоборот, из его бесед с ним явствовало, что он просто не терпит косности, архаики и фанатизма.
  Был еще один немаловажный повод для тревоги. Восстание камизаров в Севеннах, как полагали, не обошлось без поддержки знатных протестантских фамилий де Роган, де Ту, де Боннак и прочих. А все они были друзьями графа. Аббату следовало выяснить в непринужденной беседе, насколько глубоки были эти его связи.
  Де Легаль мечтал бы сблизиться с таким человеком, как граф де Монтель и для себя лично. К тому же они почти ровесники - граф всего на два года его старше.
  И еще одно обстоятельство, по которому молодой аббат с трепетом и радостью приезжал в дом графа, что он скрывал в самой глубине своего сердца - это воспоминание о глазах графини де Монтель. Разумеется, никто и не подозревал, что они снились ему по ночам...
  В этот день дворец де Монтель принимал гостей. В числе прочих приехали господин и госпожа де Келюс со своей старшей дочерью Шарлотой, недавно закончившей обучение у кармелиток. Их сопровождал её предполагаемый жених, молодой офицер виконт де Роклер, на которого девушка смотрела порой с возмутительным пренебрежением. Шарлота была слегка безрассудной и своенравной шестнадцатилетней особой с колючим взглядом красивых карих глаз, всегда готовой бросить вызов любому, кто по какой-то причине был ей не по душе. Мадемуазель была недовольной своей субтильной внешностью и, наверное, вследствие этого - всем окружающим миром.
  Этой весной мадемуазель Шарлота познакомилась с графом де Монтель у него на празднике и возненавидела его всем сердцем. Во-первых, потому, что ни один из ее поклонников не был так блистателен, как он. Во-вторых, граф подавлял её своим умом, утонченными манерами и той омерзительной нежной иронией, от которой внутри у нее все кипело от бешенства! Потому что она видела - граф не принимает ее всерьез, считает сущим ребенком и в разговоре с ее родителями ласково именует "маленькая Шарлин". Но главным и самым страшным недостатком графа являлось то, что он был уже женат!..
  Позже, как всегда неожиданно, приехала Жозефина, герцогиня д`Арбонтес. Изящная, но не красавица, изысканно одетая, с кокетливым прищуром серых умных глаз, ироничной складкой рта, она, не смотря ни не что, неуловимо притягивала Питера. Он вполне осознавал, что именно привлекает его в ней - она была противоположностью его жены. Порочный демон и чистый ангел. Он сказал как-то Маргарите, что иногда "хочется перчика". Так вот этой самой острой приправой в полной мере и была Жозефина. Герцогиню, как всегда, сопровождал виконт де Сен-Поль. Вот уж кому граф был не рад!..
  Аббат де Легаль с удивлением застал в гостиной де Монтеля целое общество и понял, что вряд ли сегодня ему удастся побеседовать с графом.
  После обеда все отправились на прогулку в парк. Погода стояла чудесная, и цветники благоухали розами и жасмином.
  Де Келюсы и де Фуа сразу исчезли в боковой аллее, чтобы не мешать молодежи веселиться. Впереди Шарлота презрительно фыркала на шутки де Роклера. Виконт де Сен-Поль отстал и задержал Маргариту, чтобы не маячить перед глазами у графа, и теперь безбоязненно шептал на ушко его жене разные милые глупости, которые та снисходительно выслушивала.
  Герцогиня д`Арбонтес непринужденно взяла графа под руку и мановением веера решительно отстранила аббата Легаля, который намеревался продолжить интересную беседу, начатую за столом. Аббату ничего не оставалось, как тоже отстать. Питер надеялся, что тот присоединится к Сен-Полю и Маргарите - тогда графиня не останется наедине с этим наглым виконтом. Постоянно оглядываться на жену было бы просто смешно!..
  Жозефина слегка сжала ему локоть - граф думал о чем угодно, только не о ней!
  - Сударь, я приехала сразу, как только узнала о произошедшем несчастье, - проговорила она. - Мне известно о ваших потерях. Как ваши раны? Нельзя было так ужасно рисковать!.. Но вижу, вы веселы и полны жизни и не нуждаетесь в утешении. Меня это радует!
  - Благодарю за участие, мадам. На самом деле, этот удар было для меня весьма серьезен, не говоря уже о гибели девочки... Но что пользы лить слезы, когда ничего изменить невозможно?
  Жозефина кивнула и снова слегка сжала его локоть:
  - Граф, мы можем где-нибудь уединиться и поговорить?
  - А как же мои гости, мадам?
  - Бог с ними! Говорят, здесь у вас есть необыкновенный грот с секретом - покажите мне его!
  - Вы знаете абсолютно все, герцогиня! Кто рассказал вам про грот?
  - Какое это имеет значение? Факт тот, что он есть, и я очень хочу его увидеть.
  - Хорошо, я покажу, - это вовсе не тайна.
  Они пошли по каштановой аллее мимо каменистого ручейка, живописно заросшего зеленой осокой и шпажником с белыми и оранжевыми цветами. Перейдя ручей по горбатому мостику, сложенному из больших грубо отесанных камней, они приблизились к густым зарослям рододендронов у каменистого склона. Немного свернув в сторону, граф повел Жозефину к небольшому просвету в зарослях. Перед ними открылся скалистый, увитый виноградом вход в небольшую пещеру.
  - Идеальное убежище для влюбленных, - улыбнулась герцогиня. - А что же внутри?
  - Войдите и увидите.
  - А вдруг эта пещера захлопнется за мной, как в той арабской сказке? - засмеялась она. - От вас всего можно ожидать, сударь! Лучше первым войдите вы.
  Питер с улыбкой подал ей руку.
  - В таком случае, войдем вместе.
  Просторный грот был облицован розовыми мрамором и украшен резными пиллерсами черного мрамора. Высокие своды, пропускающие таинственный свет, отраженный светлым камнем, удобные скамьи у стен, сбоку - мраморный стол, а в нише, прямо у входа, журчал небольшой фонтан, бивший из стены - вода серебристыми струйками стекала в мраморную чашу в виде розетки.
  - О, как здесь красиво, - проговорила Жозефина, оглядываясь. - Прохладно, но не сыро. - Она провела рукой по гладкой поверхности стены, любуясь прожилками оттенков розового на камне. - Мне здесь нравится. Хотя ваш грот и не столь пышен, как в парке Версаля.
  - Но ведь и я не король, - улыбнулся граф. - Что же вы ожидали здесь увидеть, дорогая герцогиня? В самом деле пещеру Али-Бабы? Или будуар с ложем, подобный тем, какие Людовик устраивал в гротах для своих любовниц?
  - Ну, да, что-нибудь в этом духе. Неужели вы не последовали его примеру?
  - Возможно, - уклончиво ответил граф, смеясь.- Но и Людовик не оригинален в этой идее. Еще Артемида устраивала свои покои в гротах. Чтобы совсем вас не разочаровать, мадам, могу предложить бокал вина или сорбетто.
  Граф произнес эти слова, и в стене открылась еще одна ниша. Жозефина увидела стеллаж с аккуратно уложенными бутылками вина, выше на полках - хрусталь и стекло бокалов. Она подошла поближе и уселась на скамью.
  - Замечательный погребок! Пожалуй, налейте мне чего-нибудь - на свой вкус, граф.
   - Тут у меня коллекция местного вина. Здешние края - роскошная по разнообразию земля. Попробуйте вот этот мускат - он должен вам понравится.
  Граф достал и откупорил одну бутылку. Потом неспеша, осторожно перелил часть вина из бутылки в стеклянный графин.
  В этот момент в проеме входа показалась милая головка Шарлоты де Келюс. Девушка потихоньку заглянула в грот, где было достаточно светло, чтобы рассмотреть все внутри. Граф колдовал над вином и не видел ее, а Жозефина не могла оторвать взгляда от его изящных рук...
  - Сейчас вино насытится воздухом, и мы его попробуем, - говорил он. - Это удовольствие не терпит спешки и суеты.
  - О, граф де Монтель всегда обстоятельно подходит к своим удовольствиям! - лукаво заметила Жозефина. - Но, кажется, вы отдаёте предпочтение не этому!..
  - Вы правы, дорогая герцогиня.
  - Ах, ради бога, Питер, перестаньте меня так называть! - в сердцах воскликнула она. - Мы сто лет знакомы! Всего четыре месяца назад я принадлежала вам - и вы по-прежнему держите со мной такую церемонную дистанцию! Можно подумать, вы забыли мое имя!
  - Мадам, вы - самая разумная из всех известных мне женщин, - спокойно произнес граф. - Не требуйте от меня больше, чем это возможно. Я уже покаялся в своих грехах.
  - Неужели? Хотела бы я услышать вашу исповедь!
  Граф повернулся, чтобы передать ей бокал и заметил Шарлоту.
  - Вот и очаровательная мадемуазель де Келюс! Входите же, не стесняйтесь.
  - Извините, я не хотела помешать вашей интимной беседе, - со скрытым злорадством проговорила девушка.
  - Вы ничуть не помешали, милое дитя, - с напускной лаской промолвила герцогиня. - Вы тоже интересуетесь винами? Боюсь, арманьяки слишком крепки для вашего нежного горлышка!
  Жозефина была готова кусать губы от досады. Какой дьявол принес сюда эту девчонку?! Однако граф оставался совершенно невозмутим.
  - Для мадемуазель есть восхитительный клубничный sorbetto . Я его обожаю! Хотите попробовать?
  - С удовольствием! Сегодня так жарко. И еще я хочу шампанского! - и Шарлота устроилась на мраморной скамье напротив герцогини.
  - А где же ваш кавалер, мадемуазель? - спросила Жозефина.
  - Не знаю! Он мне надоел. Я от него сбежала и решила спрятаться. И совершенно случайно набрела на это чудесное местечко.
  - Вы спрятались весьма удачно! - желчно произнесла герцогиня. Граф лукаво взглянул на юную Шарлоту.
  - Стоит прятаться так, чтобы тебя обязательно нашли - какой же тогда интерес в этой игре! - он уже достал со стеллажа еще одну бутылку и собирался ее открыть, как у входа показалась черная сутана аббата Легаля.
  - О, да здесь уютный уголок! - сказал он, осматриваясь. - Я заметил сквозь листву белое платье мадемуазель Шарлоты, а потом она пропала, и я ломал голову, куда бы это она могла подеваться?..
  - Может быть, черный цвет вашей сутаны привлечет сюда еще кого-нибудь - едко произнесла Жозефина. - Постойте, граф. Стоит ли откупоривать бутылку ради одного бокала!
  - О, здесь недалеко я видел виконта с госпожой графиней, - сказал аббат. - Я могу сходить за ними, и тогда бутылка не пропадет!
  - Великолепно. Зовите уж всех, чтобы никому не было обидно!
  Скоро все действительно собрались в гроте. Не было только Сен-Поля и Маргариты.
  - Я не нашел их, - развёл руками аббат.
   Граф обвел взглядом своих гостей, ничем не выдавая своего беспокойства.
  - Вкусы большинства присутствующих мне известны, а что предпочитает пить господин аббат?
  - Признаться, я пью очень мало, и еще меньше разбираюсь в винах!
  - О, этот недостаток легко исправить, - произнесла Жозефина. - Мессир граф знает всё о здешних винах и землях.
  - Госпожа герцогиня, безусловно, преувеличивает. У меня нет виноградников, и я не занимаюсь производством вина. Просто я люблю этот край. Он похож на Тоскану, где родилась моя мать - те же холмы, виноградники, дубовые рощи... Конечно, местное вино ничем не похоже на кьянти , оно своеобразно и отличается даже в пределах одного апеллясьона .
  - Вы говорите, что земли Арманьяка похож на Тоскану? - колко спросила юная Шарлотта. - А почему же тогда вино получается не одинаковое?
  - Все дело в почвах и сортах винограда, мадемуазель, - вполне серьезно ответил ей граф. - Если вам действительно интересно, я расскажу подробнее.
  - Разумеется, интересно! Кто бы еще мог рассказать мне нечто подобное! - она бросила пренебрежительный взгляд на молодого де Роклера. - К тому же, вы рассказываете весьма занимательно.
  Пряча улыбку, граф легким поклоном поблагодарил ее и продолжил:
  - Дело в том, что в Тоскане для производства кьянти используют виноград "Сан-Джовезе", "Треббьяно Тоскана" и "Мальвазия дель Кьянти". Потом уже к готовому вину добавляют сусло из подвяленного винограда. Брожение возобновляется, и только после этого у вина появляется своеобразный вкус и аромат фиалки. В Арманьяке же совсем другие сорта: "Мозак","Турский глаз", "Клеретт Гасконская", Жюрансон" и другие. Кроме того, и большое разнообразие почв! В Нижнем Арманьяке почва песчаная, ее называют "рыжие пески" из-за железистых вкраплений. А рядом расположен участок с глинисто-кремнистыми почвами, так называемый "бульбен". Эти почвы дают богатые и маслянистые вина. А Верхний Арманьяк называют белым из-за известняковых почв. И там влажно. Вина Верхнего Арманьяка отличаются живым характером, поэтому их нужно пить относительно молодыми.
  - Ну, что я говорила? Просто живой научный трактат! - улыбнулась герцогиня, когда граф стал наполнять бокалы гостей. - К слову, мне вспомнилась одна история: однажды в Риме с меня хотели взять плату за молодое кьянти как за старое - в три раза больше! Тогда господин граф сберег мои деньги - он определил возраст вина только по его цвету!
   - Как раз это не сложно,- живо откликнулся Питер. - В молодом возрасте кьянти рубиново- красное, но после 27 месяцев выдержки оно темнеет и приобретает гранатово-красный оттенок. Однако всё же лучше попробовать это на вкус, друзья мои, - с этими словами он поднял свой бокал. - Как говорил Овидий, "от выпитого в большом количестве неразбавленного вина бегут, исчезая, заботы. Тогда на сцену является смех, тогда проходят грусть и морщины на лбу, тогда намерения становятся искренними, что так редко в наш век..."
  Неожиданно его прервал вбежавший в грот запыхавшийся мальчишка-слуга и с порога выпалил, глотая слова:
  - Мессир граф! Сеньор Роблес послал за вами!
  - Что случилось?
  - Эрнико ранен! Они с Луиджи сейчас дрались на ножах!..
  - Понятно, - граф спокойно поставил бокал на стол.- Извините, милые дамы, и не пугайтесь - мои слуги любят не в меру темпераментные развлечения. Я скоро вернусь.
  
  Драка произошла из-за Марикиты, дразнившей молодого грума Энрико. А жених Марикиты, конюший графа по имени Луиджи, был ужасно ревнив. Они не в первый раз вздорили, и пылкий нрав обоих доставлял немало хлопот управляющему. Обычно Роблес быстро справлялся с буйными парнями, не прибегая к вмешательству сеньора, но на этот раз он испугался, увидев Энрико с лицом, залитым кровью.
  Рана на голове оказалась не опасной. Граф попросил Хамата заняться парнем и пообещал позже разобраться с драчунами.
  Прежде чем вернуться к гостям, Питер подумал, что неплохо было бы найти Маргариту - ее отсутствие не давало ему покоя. Сен-Поль явно желал подольше оставаться с ней наедине. Но парк велик - сейчас ее разыскивать самому было бы смешно. Особенно в том случае, когда найтись они не спешили... В конце концов, она не ребенок и должна понимать, в какое положение ставит себя и его!.. Борьба ревности, гордости и досады разрушали его душу и лишали самообладания. Но послать слуг на поиски он тоже не мог - вдруг они увидят нечто, компрометирующее его жену.
  Граф подозвал верную Марселину и приказал ей найти сеньору.
  - Передай сеньоре, что все ждут ее в гроте.
  - Да, мессир, - девушка кивнула. Она поняла больше, чем ему бы хотелось... Ничего не поделаешь, без доверенных слуг не обойтись. Но на Марселину можно было положиться.
  
  Граф вернулся к гостям и спокойно улыбнулся на посыпавшиеся вопросы.
  - Ничего страшного не случилось, господа. Из-за красавиц разбиваются не только сердца, но и головы. К счастью, обошлось лишь царапиной, паника была совершенно напрасна. Просто люди почему-то ужасно боятся вида крови... Друзья, на чем мы остановились?
  - Вы цитировали Овидия, мессир, и прервались на самом интересном месте,- смеясь, сказала мадам де Келюс, и продолжила: - "...Вино уничтожает всякую искусственность. Здесь красавицы часто пленяли сердца молодых людей, и любовь в вине оказывалась огнем в огне..."
  -" Вино располагает к нежностям и разжигает..."
  - Без сомнения, это весьма пикантно, - поспешил перебить аббат Легаль. - Но некоторым юным душам опасно слышать подобные речи! Не угодно ли продолжить ту тему, что мы обсуждали за обедом? Меня интересует мнение господина графа по поводу беспорядков в Севеннах.
  - Что же именно хочет у меня узнать дорогой господин аббат? Сочувствую ли я повстанцам, беспощадно вырезающим священников и королевских драгун, которые охотятся на них, как на диких зверей и подвергают нечеловеческим пыткам?
  Юный аббат опешил от такого поворота и тона графа. Но он быстро нашелся:
  - Война есть война! Но восстание грозит не только нашему спокойствию, но - главное - колеблет веру простых людей!..
  - Никакого восстания бы не было, если бы король не отменил Нантский эдикт!
  Тут тень снова заслонила вход, и в грот вошла графиня де Монтель - полная достоинства, с гордо поднятой головой и каким-то сдержанно-торжествующим выражением лица. Вслед за ней появился виконт де Сен-Поль, похоже, несколько менее уверенный в себе, чем обычно, если не сказать обескураженный. При внимательном взгляде это почти явно читалось, хотя виконт делал вид, будто ровным счетом ничего не произошло. Жозефина перехватила напряженный взгляд графа, брошенный на жену. И в ту же минуту увидела, как потеплели и заискрились радостью его глаза. Герцогиня поняла, что Сен-Полю ничего не удалось добиться от Маргариты - и граф это увидел. Он налил жене шампанского и подошел, чтобы передать ей бокал. Жозефина подвинулась, освобождая место графине подле себя, и сказала:
   - Насколько мне известно, мессир граф ненавидит протестантские учения. Не правда ли?
   - Это слишком сильно сказано, мадам. Но я из семьи политического эмигранта, гонимого за веру именно протестантами! - не смотря на нелегкую тему, в глазах графа плясали веселые искорки. Он налил вина виконту, жестом пригласил его взять бокал и продолжил:
   - Юности присуще бросаться в крайности - я тоже в свое время отдал должное духовным поискам, метаниям и крайностям - кто же не прошел через это! Но я никогда не был согласен с Кальвином и Лютером. И это никак не мешает мне водить дружбу со славными гугенотами. Однако мы с ними никогда не спорим о религии! - улыбнулся граф. Но, по мере развития своей мысли, он становился всё более и более серьёзен:
  - Сам Господь дал человеку свободу выбора. Но каждый может искренне заблуждаться - нельзя же винить его в этом! Другое дело, когда он в силу своих убеждений причиняет безусловное и абсолютное зло - идет на убийство, разрушение, уничтожение духовный ценностей. Я помню, в детстве, когда наставник рассказывал мне о пожаре в Александрии, где погибла большая часть древнегреческих пергаментов и египетских папирусов великой Александрийской библиотеки, у меня в глазах стояли слезы и душил бессильный гнев. Но когда уже при христианском правителе храм Сераписа в Александрии, где находилась восстановленная и пополненная библиотека, был варварски разграблен христианскими фанатиками, это вызывает у меня просто ужас и негодование. Что для них значили труды Аристотеля, Эвклида, Архимеда, Эсхила, Софокла и Еврипида, с таким трудом добытые Птолемеями в Афинах?! Для них это были только письмена нечестивых язычников! Мне действительно больно от сознания невосполнимой потери этого духовного богатства...
   - Так вот почему вы осмелились выступить против мадам де Ментенон, когда она приказала сжечь картины! - тихо произнес юный аббат с нескрываемым трепетом.
   - Она возомнила себя вторым Савонаролой! - воскликнул де Келюс, оторвавшись от своего бокала.
   - Бороться за чистоту нравов сожжением картин?! - граф с горькой усмешкой покачал головой. - Причина всегда кроется глубже, чем на поверхности, и история этого фанатика тому подтверждение! Когда жители Флоренции, под впечатлением страстных проповедей Савонаролы жгли на площадях предметы роскоши, светские книги картины и дорогую одежду, мало кто знал, что послужило толчком к его монашескому призванию и той миссии, которую он на себя возложил. Оказалось, в юности Джироламо, блестяще образованного, подающего большие надежды в медицине и литературе, постигла любовная неудача. И он ушел в монастырь, вступил в доминиканский орден, отдав в пользу монастыря всё своё имущество. Кстати, известно, что Великий Инквизитор Торквемада, ужасный в своей жестокости, по той же самой причине стал тем, кем он стал. И можно вспомнить достаточно таких примеров. Ранимые юношеские души не всегда выдерживают несчастную любовь или измену возлюбленной. Какой вывод можно сделать из всего этого? Женщина всему причиной! Хотя и не всегда это очевидно на первый взгляд. Женщина - вот главный двигатель мужских деяний. Не секрет, что из-за любви мужчина способен на любые на безумства. Недаром сказано мудрым Соломоном: "ибо сильна, как смерть, любовь, и люта, как преисподняя, ревность - ее уголья - уголья самого яростного пламени. Никакие водопады не смогут погасить любви, и никакие реки не зальют ее..."
   Озадаченный аббат Легаль восхищенно воскликнул:
   - Каким это чудом, граф, вам удается любую тему свести только лишь к одной?! Рассказ о вине свелся к цитате из порочного Овидия. Даже разговор о восставших протестантах свелся у вас опять всё к тому же - любви!
   Все дружно рассмеялись. Граф с улыбкой развел руками:
   - "Любовь, что движет солнце и светила", воспел и великий Данте, и царь Соломон, и многие, многие другие - мы только учимся на примере мудрых!..
  
   ...Аббат Легаль, захмелевший и от вина, и от поистине волшебный обстановки, царившей в гроте, не мог заставить себя отвести взгляд от пленительно прекрасной графини де Монтель. Маргарита действительно была особенно хороша сегодня - c нежным румянцем на щеках, сияющими глазами и такой чарующей улыбкой, что она могла свести с ума кого угодно, не только юного аббата. В гроте всё чаще раздавался звонкий смех, гости оживленно говорили теперь уже все вместе, и граф, конечно же, принимал участие в общем разговоре, но он видел, как барон де Легаль невольно бросает нежные взгляды на его жену. Питер подошел к нему. Его глаза насмешливо блестели, когда он спросил:
   - Вы не скучаете, дорогой аббат? Как вам понравился мой арманьяк?
   - Я не большой знаток, мессир, тут дело привычки...
   - Почему бы вам не сказать прямо, что на ваш вкус он слишком крепок, - улыбнулся граф с мягкой иронией. - Но зато ощущения вызывает не самые плохие, ведь правда? - юный аббат утвердительно кивнул. Граф продолжал: - Думаю, сейчас мы с вами вполне можем поговорить наедине. Господин архиепископ будет недоволен, если вы не выполните его поручения.
   Де Легаль вспыхнул.
   - О чем это вы?
   Граф взял его под руку и повел из грота, говоря:
   - Не стоит смущаться, господин аббат, вы среди друзей. Будем говорить начистоту - терпеть не могу недомолвок! Надеюсь, вам несложно будет выполнить волю вашего патрона - я готов помочь вам в этом прямо сейчас и отвечу на все ваши вопросы, ведь это же и в моих интересах! Представляю, какая недобрая слава обо мне проникла сюда через Пиренеи. Да и в Париже не все мною довольны... Что больше всего занимает господина архиепископа из того, что ему обо мне уже донесли?
  Мягкий, полный иронии голос графа не вполне соответствовал острому взгляду его насмешливых глаз. Легаль почувствовал, что этот человек видит его насквозь, он словно читает его мысли. Но удивительно - граф не вызывал в нем ни опасения, ни предубеждения, а его легкая ирония не казалась аббату оскорбительной.
  Они вышли из грота под ажурный полог листвы и неспеша зашагали по садовой дорожке. Легаль не был готов к такой откровенности, с которой говорил граф и, немного помолчав, спросил, слегка запнувшись:
  - Вы... в самом деле готовы раскрыть мне свои тайны?
  - У меня нет никаких тайн, дорогой аббат! - живо возразил граф. - Можете поверить, обо мне всё давно и подробно известно старательным братьям-иезуитам.
  - Но ведь их интерес к вам был оправдан, не так ли? - язвительно заметил де Легаль. - Говорят, на вашей совести убийство самого кардинала Манчиолли, Генерала ордена!
  Ему показалось, что граф слегка вздрогнул. И в самом деле, он остановился, посмотрев перед собой странным, невидящим взором. Потом, сорвав веточку с дерева, стал крутить ее в пальцах и, продолжив путь, сказал глухим голосом:
  - Я этого не отрицаю.
  Де Легаль всплеснул руками
  - Как я надеялся, что вы опровергнете это обвинение! Я не верил, что вы могли совершить столь тяжкий грех!
  Граф коротко взглянул на него
  - Господин де Легаль, вы благородный человек, и, я уверен, не будете болтать о том, что я сейчас скажу. Вы поймете, почему.
   - Так все-таки у вас есть тайны, мессир! - торжествующе воскликнул аббат.- Одна из них - обстоятельства смерти синьора Манчиолли?
  - Манчиолли умер от ран, полученных в поединке. И у меня были очень веские основания желать его смерти!
  - Какие бы ни были причины - вы совершили смертный грех!
  Граф резко остановился и отбросил сорванную ветку. Его глаза гневно сверкнули.
  - У меня были достаточно веские причины! - воскликнул он. Обычно низкий бархатный голос графа стал глухим и будто охрипшим. Он помолчал секунду и сдержанно продолжил:
  - Однако я не намерен ни перед кем оправдываться. Слушайте внимательно, я расскажу вам... Манчиолли в молодые годы был безумно влюблен в мою мать. И он сам был безумен, потому что только помешанный способен на то, что сделал он! - граф замолчал. Легаль был поражен, увидев его потемневшее, мрачное лицо. - Подтверждение моих слов вы можете найти у мадам д`Арбонтес - она охотно расскажет вам о Манчиолли, поскольку была близка с ним и хорошо его знала, - продолжил граф все так же сдержанно и глухо. - Моя мать, Мария де Лоретто, была его единственной страстью. Этот человек внушал ей ужас. Он преследовал ее пятнадцать лет, даже тогда, когда она вышла замуж!.. Ее камеристка рассказала мне, сколько его писем она отправила в камин, не распечатав, какие мольбы и проклятия он обрушивал на нее, когда приезжал, сметая все запреты... Однажды Манчиолли приехал в Кройдон, в наше поместье под Лондоном, когда отец был в отъезде. Мне тогда шел двенадцатый год, я учился далеко от дома. Мать оставалась одна с моей младшей сестрой и слугами. С тех пор живой я ее не видел... Разумеется, тогда я не был посвящен в страшные детали ее убийства, но позже, уже после смерти отца, мне все рассказали. И я поклялся убить этого зверя.
  
  ...На дороге в Лондон его ждала карета и слуги. Манчиолли вышел из ворот парка и нетвердой походкой пошел к карете. Его высокая фигура в черном почти сливалась со сгущавшимися сумерками. В изнеможении опустившись на сиденье экипажа, он глубоко вздохнул и закрыл глаза. И тут же перед ним встало прекрасное лицо женщины, которая погубила его душу... Все эти пятнадцать лет одна мысль о ней сводила его с ума, разъедала душу и мучила плоть хуже адского огня. Он мечтал о ней - и хотел избавиться от этой пытки. Он уже ненавидел ее, но не мог забыть!.. Он достиг в этой жизни высшей власти - он стал генералом самого могущественного Ордена. Его тайная власть была выше, чем власть папы и всех королей. Он был вторым после Бога на земле - и все же не мог получить ее любовь!.. Сейчас он пришел и взял то, что хотел. Не любовь, но ее тело... На одно мгновение ему показалось, что он и в самом деле стал богом! Это было именно то восхитительное ощущение победы и сладостной боли высшего наслаждения, которого он так жаждал. Теперь можно и умереть... Он все-таки получил ее! В первый и последний раз. Он не мог позволить еще кому-то любоваться ее прекрасным телом. Он положил этому конец...
  Со стороны могло показаться, что господин или пьян, или болен. Его лихорадило, лицо было бледно, взгляд блуждал, на лбу блестели капли пота, а зубы стучали...
  
  ...Когда Франческа пошла разыскивать свою госпожу, солнце уже село. Она обежала весь парк - синьоры нигде не было. Камеристка подумала даже, что ее увез этот знатный итальянец, что время от времени появлялся и исчезал так внезапно. Но донна Мария была так спокойна, и отправила ее в дом, пока они с этим господином гуляли по парку... Франческа не могла себе простить, что оставила свою госпожу одну! Но все слезы были уже напрасны...
  ...Быстро темнело. Слуги с фонарями еще раз обошли весь парк и, наконец, увидели свою госпожу - бездыханной, в растерзанном платье, с окровавленными губами и грудью. Рядом нашли золотой медальон с ее портретом...
  *
  ...Питер был увлечен подготовкой к публичным испытаниям, которые должны были состояться через неделю, а потом их отпускали на каникулы. Ему предстояло столько интересного!
  На публичные испытания были приглашены известные ученые, богословы, вельможи-покровители; ждали самого профессора Ньютона, ученика покойного Барроу . Питер пригласил Анну Сен-Джон послушать его выступление.
  - Для дам отводятся специальные ложи, скрытые жалюзи, но если я буду знать, что вы там, это вдохновило бы меня.
  Маленькая кокетка скривила свой хорошенький ротик.
  - Ах, Питер, там будет ужасная скука! Вы склонны горячо увлекаться самыми неинтересными вещами - даже иногда каким-то чудом вам удается увлечь и меня. Но нет, я не приду. У вас достанет вдохновения выдержать любые испытания и без моего присутствия! Уверена, что с вашими знаниями это легко сделать. А я должна еще позаботиться о своем новом костюме для верховой езды - скоро двор отправится на охоту...
  ...Неожиданно приехал его наставник сэр Роберт Джеймсуэлл - как всегда, сдержанный и невозмутимый, весь в черном. Его вид встревожил мальчика.
  - Вы приехали послушать мое выступление?
  - Нет, милорд, - Джеймсуэлл покачал головой. - Я приехал за вами.
  Питер с недоумением посмотрел на наставника. Тот отвел глаза и сказал тихо, с серьезным и строгим видом:
  - Будьте тверды, Питер. Ваша мать скончалась.
  Всю дорогу до Кройдона Питер не произнес ни слова. Он был словно оглушен, не мог осознать, что ему сказали. Он даже не мог вообразить себе это... Разве такое возможно?! Разве мама не выйдет навстречу, он не побежит к ней с радостным смехом и не покроет поцелуями ее руки, не зароется в ее шуршащие душистые юбки, а она не обнимет его и не расцелует, как всегда, не потреплет его волосы нежной рукой?.. Никогда еще у Питера так не сжималось сердце. Он не мог себе представить, что ее больше нет...
  ...Когда он увидел ее, лежавшую под полупрозрачным покрывалом, неподвижную, непохожую на себя, чужую - он не узнал ее, он не поверил, что это его мать... Огоньки свечей вдруг стали расплываться перед его глазами, высокий свод зала поплыл, опрокинулся, и Питер без чувств упал на каменные плиты пола.
  ...Потом, два года спустя, умер отец. От болезни, причины которой никто не знал. За это время Питер вдруг как-то сразу вырос и повзрослел. Он больше не носился верхом по лугам, как делал это раньше, и не срывал лесных цветов и фарфоровых лилий в пруду, чтобы подарить их матери, как обычно делал это, когда она была жива...
  Теперь Джеймсуэлл взял на себя управление их поместьем и учил его разбираться со счетами и разными другими деловыми бумагами, поскольку Питер стал единственным наследником и хозяином не очень богатого, но и не малого имения. На его плечи легла забота и о сестрах.
  Камеристка Франческа показала Питеру тот золотой медальон, что нашли рядом с телом его матери. Все считали, что его обронил убийца. Франческа, не сдерживая слез, рассказала ему, как умерла ее дорогая госпожа...
  ...Питер не мог придти в себя от отчаяния и ужаса. Он задыхался от рыданий в небольшой молельне замка. На коленях перед изображением Мадонны он поклялся отомстить убийце. Он решил бросить учебу и ехать в Рим, стать тенью Манчиолли и, в конце концов, выбрать момент, чтобы его прикончить. Питер обдумывал тысячи разных способов - о, у него было богатое воображение! Но его мудрый наставник только покачал головой.
  - Нет, Питер. Ты не сможешь сделать ничего. Этот человек заслуживает самой худшей из смертей, но ты еще слишком мал, чтобы тягаться с ним, а я уже слишком стар... Тебе даже трудно представить, насколько могуществен твой враг. Люди Ордена повсюду. Ты не сделаешь и шага, чтоб это не стало известно Манчиолли. Стоит только тебе приблизиться к нему, как тебя тут же схватят.
  - Я буду действовать осторожно. Я уже все обдумал.
  - Нет, мой мальчик, у тебя ничего не выйдет. Для того чтобы победить этого человека, нужно нечто большее, чем сила и ловкость. Определенного рода познания могут быть сильнее самого лучшего оружия в самых ловких руках... Орден потому и могуч, что обладает сакральным знанием, помимо прочего. Чтобы его победить, нужно обрести знание не меньшее!
  - Что для этого нужно сделать?
  - Для начала хотя бы закончить университет. От тебя потребуется много терпения, Питер. Но я уверен, Господь приведет тебя в нужное место в нужное время...
  
  - Но я не хотел ждать, - медленно и глухо говорил граф. - Сдав экзамены, я все же отправился в Италию, чтобы найти своего врага. Однако судьба распорядилась иначе. Наша шхуна потерпела крушение, и я был единственным, кто остался в живых. Меня забросило в Новый Свет, и пока я добирался до Европы, утекло немало воды.... У меня не было ничего - ни денег, ни крыши над головой, ни даже имени - все считали меня погибшим. Потребовалось еще какое-то время, прежде чем я смог восстановить свои права - в Англии это сделать не так-то просто!.. Потом я, наконец, приехал в Италию и поступил в Болонский университет. К тому времени мне исполнилось шестнадцать, но я пережил так много, что стал понимать: человеческое правосудие - ничто в сравнении с Высшим судом. Однако я не оставил мысли о мести... Как раз тогда я заметил, что привлекаю внимание отцов-иезуитов. Впрочем, мое поведение в университете нельзя было назвать тихим и скромным...
  За это время Манчиолли стал еще более могущественным, чем прежде, он стал Генералом ордена. Но что-то сломалось в его душе - или в голове. Он мог бы приказать сто раз меня убить, было бы достаточно одного его слова! Однако по какой-то причине он этого не делал. Он следил за мной, ему докладывали о каждом моем шаге. И он бледнел при звуке имени Лоретто, его охватывал какой-то мистический страх...
  - Откуда вам это известно?
  - Всё от той же мадам д`Арбонтес. Это она была приставлена ко мне в качестве соглядатая. С тех пор мы с ней так привыкли друг к другу, что даже почти подружились...
  Прошло несколько лет, прежде чем я встретил Манчиолли лицом к лицу. В то время я был на службе при французском дворе, и однажды мне поручили доставить секретное послание из Парижа в Мадрид. Я скакал днем и ночью, спеша выполнить поручение. Уже почти у самых городских ворот, ночью, меня нагнала чья-то карета. Ее сопровождало множество слуг с факелами. Они меня окружили. Я подумал, что эти люди охотятся за той секретной депешей, что я вез, и был готов защищаться. Но из кареты вышел один человек, закутанный в плащ. Он велел слугам отойти подальше и не вмешиваться. Потом человек приказал мне спешиться и подойти. Было еще темно, я не мог видеть его лица под тенью шляпы. Но то, что он сказал...
  Голос графа неожиданно пресекся. Легаль замер, затаив дыхание.
  - Что же было дальше? - нетерпеливо спросил он.
  - Этот человек назвал себя и сбросил шляпу и плащ на землю. И я увидел Джузеппе Манчиолли, могущественного генерала ордена иезуитов. От волнения и неожиданности я немного растерялся, но по его речи сразу понял, что он не в себе. Манчиолли потребовал, чтобы я вернул ему его медальон с портретом моей матери. Он стал рассказывать мельчайшие детали...ужасные подробности их последнего свидания... Вынести это было невозможно!.. Я выхватил шпагу. Он будто даже обрадовался и тоже обнажил оружие. Я нанес удар первым. Казалось, Манчиолли хотел, мечтал умереть.. Но, уже раненый, он приказал своим слугам прикончить меня и отнять медальон. Я видел, как его уносили в карету... а его люди напали на меня. Не знаю, сколько их было. Я защищался, пока не потерял сознание от ран. Они бросили меня на дороге, посчитав, что убили. Только чудо помогло мне выжить...- Граф помолчал немного и медленно улыбнулся, вспоминая. - А когда я пришел в себя, то увидел перед собой чудесного черноволосого ангела с сияющими глазами и прекрасным нежным лицом. Потом я понял, что в образе ангела мне явилась юная хрупкая девушка с золотистой кожей, высокой грудью, тонкой талией и смуглым румянцем на щеках. Нет, она была прекрасней, чем ангел. И это был знак, поданный небом. Зачем было воскресать из мертвых, если не для того, чтобы влюбиться!
  Он замолчал. Аббат Легаль прерывисто вздохнул.
  - И вы еще можете шутить? Удивительно... Провидение хранит вас! Это ведь уже второй случай, когда вы чудом избежали гибели?
  - Второй? О нет, может быть, четвертый. А впрочем, я не считал... Дорогой аббат, давайте вернемся в грот - что-то у меня пересохло в горле. Необходимо еще выпить, чтобы тени прошлого не тревожили наше воображение!
  
  Аббат, потрясенный рассказом, даже не вспомнил, что хотел выяснить у графа де Монтель, какое тот имеет отношение к еретической секте катаров...
  
  Глава шестая
  
  Вечером итальянцы синьора Грассини устроили концерт для гостей графа. Даже малышка Шарлота перестала фыркать на своего кавалера и сменила гнев на милость. Все были очарованы прекрасной музыкой и чувствовали прилив любви и умиротворения. Только заполночь разъехались гости-южане вместе с необыкновенно молчаливым и задумчивым аббатом Легалем. Герцогиню д`Арбонтес и виконта де Сен-Поля поселили в роскошных комнатах для гостей.
  Жозефина без церемоний вошла к виконту и, скрестив руки на груди, скривила губы в саркастической усмешке:
  - Ну, что, друг мой, вы проиграли! Впрочем, ничего другого я и не ожидала. Тысяча золотых экю - неплохие деньги!
  - Моя обожаемая королева, не будьте жестоки! Вы не определили мне срок! О, вы не знаете еще, что произошло!
  - Ничего не хочу знать! Все ваши успехи у княгини Орсини и племянницы кардинала Барберини ничего не стоят - эти шлюхи любому готовы броситься на шею. Другое дело графиня де Монтель. Зачем ей вы, мой бедный виконт, если у нее есть такой муж! Вам далеко до графа. Она никогда в жизни ему не изменит - для этого у нее просто нет причины.
  - Да в Париже она почти уже была моей - оставалось совсем немного! Если бы она приняла меня, когда ее муж сидел в тюрьме, дело было бы сделано! А сейчас ее просто не узнать! Моя бесценная госпожа, графиню будто подменили. Как только я подступился к ней поближе, она выхватила из-за корсажа кинжал!
  Жозефина расхохоталась.
  - Представляю, как вы испугались! А вы проверили, насколько хорошо сеньора владеет этим "грозным оружием"? Конечно же, не догадались, потому что болван! Вам не повезло, мой дорогой, вы проиграли. У вас было предостаточно времени и возможностей, но вы ленивы, как кастрированный кот. У меня руки чешутся вздуть вас как следует!
  - О, моя госпожа, сделай это - и ты меня осчастливишь!
  Лицо герцогини исказила презрительная гримаса.
  - С вас тысяча экю, виконт!
  - Несравненная моя, вы же знаете, у меня нет и ста франков, не то что тысячи!
  - Так добудьте их!
  - Но как?!
  - Это меня не волнует. Но учтите: долго ждать я не намерена!
  С этими словами Жозефина покинула безутешного Сен-Поля.
  Она осмотрела предоставленный ей будуар, отделанный в модном китайском стиле. Стены, затянутые шелком нежно-персикового оттенка с узором из тонких ветвей и пестрых птиц, такого же шелка полог над ложем, лаковые миниатюры, мебель черного дерева, инкрустированная перламутром, на столике - китайская ваза с большим букетом роз в тон шелка... Она вздохнула. Печально оставаться одной в такой изумительной декорации!
  Вдруг откуда-то послышался тихий мелодичный звук колокольчика.Герцогиня прислушалась и открыла створки шкафа, встроенного в стену. Колокольчик звучал оттуда. В нише на подносе она увидела туалетные принадлежности и кувшин с теплой водой. В ту же минуту вошла горничная, чтобы помочь ей переодеться - граф был внимателен к своим гостям. Жозефина отправила горничную. Спать ей совершенно не хотелось, и она решила посмотреть и на другие комнаты - проходя мимо, она видела много интересного.
  Спустившись на первый этаж и пройдя широким коридором, освещенным бронзовыми жирандолями , она оказалась перед арабским залом с бассейном. Там не было ни души, но где-то рядом плескалась вода и слышались голоса. Водная гладь отражала два мавританских светильника, зажженных у входа - освещен был только бассейн, а остальное тонуло в полумраке. Герцогиня вошла и огляделась. По стенам - ажурные арки, в нишах - низкие диваны, обитые светлой тисненой кожей. Где-то журчал фонтан...
  Голоса приближались, и она отошла в глубокую тень арки. Из соседней комнаты вышли граф и его управляющий. Они смеялись и о чем-то оживленно говорили - вроде бы по-испански. Жозефина знала испанский, но никак не могла понять, о чем говорят мужчины. У них был свой особый язык, состоящий большей частью из морского жаргона, междометий и крепких словечек. Было понятно, что оба порядком выпили. Они вели себя словно беззаботные подростки, иногда играючи пуская в ход кулаки и хохоча во все горло. Жозефина невольно улыбнулась. Обычно граф держался вполне непринужденно, но чтоб так! Да еще со слугой...
  Мужчины затеяли шутливую потасовку на краю бассейна. Один из них потерял равновесие, ухватился за другого, и оба с шумом и криками упали в воду. Чуть вынырнув, они разразились еще более неудержимым смехом и начали тузить друг друга в воде. Наконец Питер выбрался из бассейна и стал снимать мокрую одежду - благо, ее было совсем не много - штаны и рубаха. То же самое проделал и его приятель, вылезши из воды вслед за ним. Герцогиня окинула молодых мужчин оценивающим взглядом. Оба широкоплечие, мускулистые, смуглые - только один коренастый, небольшого роста, а другой длинноногий, с идеально пропорциональной фигурой, но с не менее рельефными мышцами. Жозефина любовалась графом. Она еще раз с удовольствием убедилась, что сделала правильный выбор. Еще ни один мужчина никогда в жизни так ее не волновал. Надо найти способ поскорее избавить его от уз брака - а там будет видно...
  
  Рано утром, так и не сомкнув глаз, Жозефина накинула темную шелковую накидку поверх жемчужно-пепельного платья с вышивкой серебром и жемчугом. Она обладала неяркой внешностью и выбирала тона, подчеркивающие ее свежий цвет лица и серые глаза. Ее туалеты всегда были безупречны, но в это утро герцогиня хотела выглядеть особенно привлекательно. Она вышла в парк, потом побродила по дому. Ей было известно, что граф просыпается очень рано - она надеялась где-нибудь его встретить... случайно.
  Из кухни уже доносились приятные запахи свежей выпечки и кофе, там суетились поварята и кухарки, и Жозефина повернула в другую сторону, не желая привлекать внимание прислуги.
  Дойдя до противоположного крыла дома, она обнаружила там вход в часовню в виде арки с решетчатой дверью прекрасной тонкой работы. Ажурная решетка не была заперта. Любопытства ради Жозефина вошла - и остолбенела. Перед изображением Мадонны, склонив голову, на коленях стоял граф. На нем был строгий черный камзол без украшений. Он перекрестился, встал и повернулся к ней с молчаливым поклоном.
  - Извините, я не хотела вам помешать, мессир, - немного растерянно произнесла Жозефина. - Кто бы мог подумать - граф де Монтель на коленях! Я вижу такое впервые. Впрочем, в Испании говорят: "мужчине не грешно вставать на колени перед Богом и женщиной". Но, кажется, вы никогда не были особенно набожны, дорогой граф?
  - Вам ли этого не знать, мадам!
  - Что же случилось?
  - Сегодня исполнилось двадцать дней, как умерла от ожогов одна невинная девочка...
  - Вы удивляете меня все больше и больше, сеньор! Эта ваша служанка была магометанкой, насколько мне известно! И вы молились о ее душе?! Вы, христианин?!
  - Не будем устраивать теологического диспута, мадам, - едва заметно поморщился граф. - Они еще в Испании мне надоели. Вы заглянули сюда из любопытства или по велению души?
  - И то, и другое, - улыбнулась Жозефина. - И моя душа безошибочно нашла то, что искала - вас! Я надеялась, что вы покажете мне свой изумительный дом.
  - Разумеется, мадам. Только, если позволите, немного позже. Сейчас у меня урок фехтования.
  - Бог мой! Вы еще берете уроки фехтования?!
  - Нет, я их даю.
  Жозефина изумленно посмотрела на него и не нашла слов. Питер улыбнулся:
  - Хотите взглянуть на моих учеников?
  - О, конечно! Я обожаю смотреть, как вы фехтуете.
  - Не обещаю захватывающего зрелища - мой обычный партнер сейчас в отъезде. Но через час я к вашим услугам.
  С этими словами граф подал ей руку и повел по длинному коридору.
  Еще издали они услышали звон скрещивающихся клинков и азартные детские крики. У настежь распахнутых дверей в фехтовальный зал граф остановился. Диана и Жан-младший уже вовсю орудовали своими короткими рапирами. Там же был и тот самый коренастый испанец, которого Жозефина видела в бассейне вместе с Питером. Граф с порога минуты две наблюдал за детьми, следя за их движениями острым взглядом.
  - Опять одна и та же ошибка! - проговорил он и стремительно вошел, на ходу расстегивая камзол. - Мадемуазель, остановитесь!
  Жан и Диана повернулись и дружно отсалютовали графу своим оружием. Он поздоровался с ними и показал Диане правильное положения кисти, говоря:
  - Нельзя допускать, мадемуазель, чтобы ваша рука отставала от мысли вашего противника. Но и атаковать, не думая - большая ошибка! Жан гораздо спокойнее и сосредоточеннее во время атаки - поэтому он легко побеждает!
  - Он же просто сильнее! - резонно заметила девочка, переводя дыхание.
  - А какой же интерес сражаться со слабым противником, моя дорогая? И потом, ты же сама хотела научиться владеть рапирой. Никогда не поверю, чтобы моя дочь отступила!
  - Нет! Никогда! - и пылкая Диана встала в позицию, звонко крикнув своему другу: - Защищайтесь, сеньор!
  Жану не надо было повторять дважды. Тем временем граф за руку поздоровался с испанцем и представил его Жозефине:
  - Алехандро Роблес, мой друг и управляющий. Предпочитает шпаге абордажную саблю или палаш . Вот сейчас вы увидите, мадам, как дерутся пираты во время абордажного боя.
  Жозефина пришла в восторг такой удачи!
  Граф снял камзол и надел колет из толстой воловьей кожи. Грудь Роблеса уже защищал точно такой же колет. Переодеваясь, Питер не переставал краем глаза следить за упражнениями детей. Он подошел к ним еще раз, поправляя стойку Жана и говоря:
  - Здесь лучше использовать стокката - "быстрый удар". Вспомни, я вам показывал.
  - Рука опущена вниз, "ленивая рука"...
  - Ладонь внутрь, боевым лезвием вниз - поднимаешь его под защиту противника и пробиваешь ее! Этим движением можно его разоружить, обведя оружие противника вокруг своего - только надо действовать молниеносно и с достаточной силой. Теперь внимательно следи за мною и сеньором Алехандро. Сейчас мы будем биться тяжелым оружием - как раз для таких приемов!
  Граф выбрал из своей коллекции широкий шотландский палаш, скромно украшенный стальной насечкой.
  - Отдыхайте, вояки. Теперь наша очередь!
  Дети отошли в сторону, а мужчины вышли на середину зала и скрестили свое оружие. Это совсем не было похоже на изящные и быстрые движения во время фехтования на легких рапирах! Мужчины немного походили на молотобойцев в кузнице. Жозефине казалось, что если палаш только чуть-чуть заденет грудь или плечо кого-то из мужчин, то под собственной тяжестью он рассечет его тело пополам. И какой же силой надо было обладать, чтобы управляться с этим мечом как с игрушкой! У герцогини замирало сердце, когда граф уворачивался от сокрушительных ударов своего друга, в свою очередь нападая и нанося удары с не меньшей силой. От волнения у Жозефины разгорелись щеки и блестели глаза, губы приоткрылись, грудь вздымалась от частого дыхания. Она слабела и таяла от одного только вида сражающихся мужчин.
  ...Когда они опустили мечи, Диана захлопала в ладоши и подбежала к отцу, что-то щебеча. Он подхватил ее на руки, покружил и опустил на пол.
  - Встретимся за завтраком, моя девочка
  Дети убежали.
  - Это было великолепно, господа! - сказала Жозефина. - Такое не часто увидишь! Я получила истинное удовольствие, глядя на вас.
  Оба мужчины ответили ей молчаливым поклоном. Пока Роблес убирал оружие и расшнуровывал колет, граф сказал Жозефине:
  - Еще пять минут, мадам. Мы переоденемся, - и он открыл двери в соседний зал, где плескался бассейн...
  
  Питер повел герцогиню по своему дворцу, показывая разные залы. Она с любопытством рассматривала изящную обстановку и декор.
  - Я слышала, мессир, здесь есть одно место, куда вы никому не позволяете заглядывать, - проговорила она. - Мне тоже это не будет позволено?
  - Иметь от вас секреты просто бессмысленно, мадам. Вы все равно узнаете, - улыбнулся граф, но какая-то тень промелькнула на его лице. - Собственно, секрета никакого нет. Я просил не беспокоить меня в мастерской. Объяснение простое: бывают сложные моменты - например, отливки, когда прервать процесс и отвлечься невозможно, иначе погубишь работу, и все придется начинать заново.
  - Вы покажете мне свою мастерскую?
  - Если вы этого желаете.
  - Разумеется! Кто же не мечтал полюбоваться вашими работами!
  - Мадам, не надо мне льстить. Вы видели их в моих гостиных много раз.
  - Я знаю только, что портрет графини Маргариты - ваша работа, но что касается остального...
  - Это просто безделушки.
  Граф открыл перед ней массивные двери своей мастерской. Жалюзи были опущены, и в зале царил прохладный полумрак, пронизанный узкими полосками света, пробивающегося сквозь жалюзи. У противоположной стены, куда не попадал свет, на низком постаменте белела обнаженная женская фигура. Жозефина невольно вздрогнула, приняв ее за живую женщину. Она приковывала к себе внимание. Герцогиня подошла ближе и онемела. Фигура была вылеплена из золотистого воска и, казалось, дышала. Изображенная женщина возлежала в пленительной позе, будто пробуждаясь от сна, вся еще во власти сладких грез. Ее почти детские губы, легкая полуулыбка, непринужденно закинутая за голову рука, округлая девическая грудь, растрепавшиеся во сне кудрявые волосы - весь ее облик дышал неизъяснимым очарованием, сравнимым только с тем, что возникает при взгляде на спящего ребенка. Но это была взрослая женщина, чувственная и невыразимо притягательная, роскошная, хрупкая и потрясающе прекрасная! Это была Маргарита.
  Несколько минут Жозефина не могла вымолвить ни слова. Ей стало трудно дышать. Самые разные чувства - далеко не добрые! - захлестнули ее душу. Главными были зависть и ревность. И в тоже время она чувствовала себя польщенной - он показал ей это потрясающее изображение, тем самым позволяя проникнуть в свое самое сокровенное! Он настолько доверяет ей? Или дает понять, что надеяться не на что?..
  Тем временем граф открывал ставни на одном из окон и говорил:
  - Я закончил ее только два дня назад. Солнце теперь здесь нежеланный гость - от жары воск оплывает. Но чтобы отлить скульптуру в бронзе, потребуется много времени, а у меня его всегда мало!..
  Жозефина молча на него посмотрела. Он говорил так, будто речь шла о чем-то обыденном, повседневном... Граф повернулся от окна, увидел ее лицо и слегка приподнял бровь. Наверное, она не смогла скрыть всех своих чувств. Но он понял это иначе.
  - Вероятно, вы можете осуждать меня за подобную откровенность, мадам, однако во Франции еще не запретили изображение обнаженного женского тела, - сказал он, улыбнувшись. - Поэтому-то я и обосновался здесь, а не в Испании.
  - Да, в Испании художникам всегда было нелегко, - тихо проговорила Жозефина, чтобы сказать хоть что-нибудь и справиться с собой. - Даже обласканный судьбой Веласкес, получив разрешение, все равно боялся и изобразил свою "Обнаженную" только со спины. А вы ничего не боитесь, граф?
  Он улыбнулся:
  - Нужно быть ненормальным, чтобы ничего не бояться! Однако я вижу, мадам, у вас эта скульптура вызвала странные чувства. Вы ничего не скажете?
   - Что же тут скажешь? Это воплощение Любви - и вашей души!.. Я не ожидала это увидеть, и благодарна вам...
  Жозефина резко отвернулась от восковой богини и подошла к столу, рассматривая стоявшие там уже готовые вещицы. Бронзовый письменный прибор с изящной серебряной змеей, в открытый рот которой наливались чернила и макалось перо, а ее хвост обвивал серебряную полураскрытую чашечку лилии, куда ставились перья; пепельница в виде листа кувшинки, на котором сидела, как живая, бронзовая лягушка; подсвечник - серебряный олень, увенчанный великолепными позолоченными рогами; несколько хрустальных флаконов для духов в серебряной оплетке-кружеве миниатюрных узоров и настольное зеркало в красивой бронзовой раме, которое держал в лапах лукавый бронзовый кот с умными человеческими глазами. Жозефина восхищенно вздохнула.
  - Так живо, изысканно и неожиданно - и так мастерски выполнено! В этих вещах чувствуется ваша улыбка... О, мессир, вы настоящий художник!
  - Это просто забава - не более.
  - Мне хотелось бы иметь у себя все эти вещи, - она взяла в руки флакон для духов в серебряной оплетке из листьев и стеблей с маленькими драгоценными камнями цветков, и повертела его в пальцах, любуясь. - Что за чудо! И второго такого ведь нет! Я не смею просить вас продать мне хотя бы вот эту вещицу!
  - Бог с вами, герцогиня! - рассмеялся Питер. - С удовольствием подарю ее вам.
  - Благодарю, мессир! Я ужасно рада... Мне в ответ тоже хотелось бы сделать вам что-то приятное. Все, что пожелаете!
  - Вы лишаете меня удовольствия сделать вам крошечный подарок? Что за женщина! Ну, вы сами предложили сделку. Слишком многого я не потребую, однако, у меня есть одно желание.
  - Какое же? - спросила Жозефина. Ее вдруг охватило волнение. Граф помолчал секунду, потом сказал:
  - Я больше не хочу видеть виконта де Сен-Поля. Никогда и нигде!
  - Он сегодня же уедет, обещаю вам, граф. Мне самой он смертельно надоел.
  Они вышли из мастерской.
  - Мы встретимся за завтраком. Вы найдете обратную дорогу, мадам?
  - Разумеется, я скажу, что боюсь заблудиться, - лукаво блеснула глазами Жозефина. Граф рассмеялся и подал ей руку.
  Проходя мимо приоткрытых дверей одной из комнат, они услышали там какое-то движение. Питер остановился и посмотрел внутрь.
  То, что он увидел, заставило его побледнеть. Сен-Поль прижимал к стене Маргариту. Не возникало никаких сомнений в его намерениях - он действовал решительно и быстро, пытаясь стиснуть графиню в объятиях.
  - Виконт, вы сошли с ума! - испуганно и гневно говорила она, отчаянно вырываясь. - Да я прикажу слугам выгнать вас!
  Молодая женщина не могла с ним справиться, но старалась не кричать, боясь поднимать шум. Виконт что-то горячо шептал ей, будто распаленный страстью. Он даже не слышал, как распахнулась дверь, и вздрогнул от звенящего звука вылетающей из ножен шпаги. Острие клинка прижалось к его шее.
  - Я даже не буду драться с тобой, мерзавец, - сквозь зубы прошипел Питер, бледный от ярости. - Просто перережу тебе артерию вот здесь - и ты испустишь дух в луже крови!
  Виконт повернулся к нему с кривой усмешкой:
  - О нет, сеньор, это не ваш стиль! Хоть вы и были знакомы с пиратами, но не способны хладнокровно убить человека таким способом. Вы призваны исцелять! Да и, собственно, в чем я виновен?! Графиня не имеет ко мне претензий. Ведь правда, сударыня?
  Граф выругался так, что Маргарита вздрогнула, как от удара хлыста.
  - Сначала застегни штаны, ублюдок! - Питер едва владел собой. У него темнело в глазах от гнева. В следующую секунду виконт отскочил в сторону, выхватывая шпагу. Но шпага графа стремительно описала дугу и пригвоздила его руку к деревянной шпалере на стене. Сен-Поль взвыл от боли и выронил оружие.
  - Марго, приведи сюда кого-нибудь из мужчин! - приказал граф. - Я не могу убить этого подонка без свидетелей.
  - Нет, ради бога, Питер!.. - взмолилась она.
  - Быстро!
  - Не надо, прошу тебя! Он и в самом деле ничего не сделал!
  - Ах, вот как?! - граф резко выдернул шпагу, освобождая виконта, и позволил ему подобрать оружие. - В таком случае, вам достанется тот, кто останется в живых!
  - Граф, зачем вам неприятности из-за этого ничтожества! - воскликнула Жозефина, входя.
  Не успела она сказать это, как вдруг виконт пошатнулся - и упал без чувств.
  Граф, чертыхнувшись, отбросил шпагу. Он заметил, что Маргарита наклонилась и дрожащей рукой что-то подняла с пола. Это был небольшой тонкий стилет с золотой рукояткой. Питер подошел к жене и взял ее руку с кинжалом в свою.
  - Держи его крепко, зажав в кулаке, спрячь в складках платья. Опусти руку вниз - замах сверху годится только для сильных мужчин. Он дает противнику шанс избежать удара. Тут нужна внезапность. Ничего не бойся! Наноси удар снизу, быстро - в бедро или пах - и сразу уходи. - Питер повернул стилет в пальцах, - лезвие, блеснув, скользнуло вдоль его кисти и исчезло. - Жаль, что я раньше не научил тебя обращаться с этим оружием. Успокойся, ты вся дрожишь...
  Он вдруг властно привлек ее к себе и поцеловал так, что у Жозефины перехватило дыхание. Она стояла в дверях и мысленно проклинала виконта, все еще лежавшего на полу без чувств.
  - Граф, ради бога, простите! Вы больше никогда его не увидите, клянусь вам!..
  Но Питер ничего не ответил - он вышел из комнаты вместе с женой. Жозефина подошла, наклонилась к Сен-Полю и закатила ему такую пощечину, что он вскрикнул.
  - Полегче, моя дорогая! Я же только делал вид, что потерял сознание!.. О, моя рука! Вы видели, как он ее продырявил? Настоящий варвар! Я и глазом не успел моргнуть...
  - Какой же вы болван! Убирайтесь отсюда, пока живы!
  - Не волнуйтесь, дорогая. Граф меня не убьет. И де Шевриера он не убил, хоть серьезно дрался с ним. Последним, кто погиб от его руки, был тот испанец, маркиз де Гарсиа. Но потом с ним что-то случилось - он перестал убивать. А ведь граф слыл лучшей шпагой Мадрида! Что-то с ним не так, с вашим любимчиком, моя драгоценная! Вам ведь всё про него известно, почему он не убивает своих врагов? Скажите мне!
  - Вам этого не понять, виконт, потому что вы идиот! Спросите у Шевриера, он вам расскажет! Теперь ему только остается наняться евнухом в гарем какого-нибудь паши! - Жозефина стремительно ходила по комнате, вне себя от гнева. - Что вы наделали?! Кто просил вас действовать так грубо? Я просто не узнаю вас, виконт!
   - Черт возьми, графиня была так соблазнительна! Я не мог устоять. Тем более, вы сами мне приказали!
  - Вы просто безмозглая скотина! О, за что мне такое наказание! Теперь и мне придется уехать, - простонала она в бешенстве. Виконт спокойно перевязывал себе руку носовым платком.
  - Ну, зачем же вы так, моя королева! Я не так уж и плох. Смотрите!
  Он достал из кармана кошелек и извлек из него довольно крупную жемчужину прекрасной формы. Она нежно переливалась у него на ладони.
  - Где вы ее взяли, Сен-Поль? - сурово спросила Жозефина.
  - Вы не поверите, моя дорогая! На дне морском!
  - Что за бред вы несете?
  - Да нет же, прекрасная моя госпожа! В одной из комнат я увидел стеклянный водоем с рыбами и всякими морскими тварями - небольшой стеклянный водоем прямо в колонне! Я подошел посмотреть и заметил на дне раковину с жемчужиной. Настоящей! Я осмотрел колонну и нашел дверцу с другой стороны. Она открывалась как шкаф, и я залез внутрь, опустил руку в воду...
  - Так вы ее украли?!
   - А где мне было взять тысячу экю, чтобы отдать вам долг? Я человек чести!
   Жозефина застонала от бессильного гнева. Она протянула руку и взяла жемчужину.
   - Убирайтесь! Немедленно!
   - Но как же...
   - Вы хотите, чтобы граф узнал о краже и уж точно вас прибил?! Я все улажу, только исчезните!
   - Повинуюсь моей госпоже!..
  *
   Питер допоздна засиделся в своем кабинете. Маргарита, не выдержав ожидания, заглянула туда и увидела мужа, погруженного в чтение каких-то бумаг. Она нерешительно остановилась на пороге.
   - Входите, дорогая, смелее, - подняв голову, с улыбкой проговорил он, отодвинулся от стола и встал ей навстречу. - Я не успел сегодня просмотреть всю почту, а несколько писем оказались важными.
   - Но уже так поздно! Нельзя ли оставить их до завтра?
   - Завтра утром мне предстоит визит к архиепископу Тулузскому. Его секретарь передал, что монсеньор желает меня видеть.
   - Надеюсь, у монсеньора не будет к вам слишком много претензий?
   - Я тоже на это надеюсь, но, думаю, ничего интересного он не скажет. - Питер взял со стола какое-то письмо. - А вот это действительно интересно. Взгляните! Эта зеленая печать с соколом и надписью арабской вязью принадлежит шейху Мансуру эль Ракмалю. Я слышал кое-что об обладателе этого герба. Ракмаль в свое время получил европейское образование, что само по себе удивительно. Обширные торговые связи сделали его одним из самых известных и богатых людей на всем средиземноморском побережье. Его флот может по численности и оснащению поспорить со флотом какого-нибудь маленького государства. Флаг шейха уважают и позволяют его судам проходить повсюду от Рабата до Стамбула. Ракмаль соблюдает нейтралитет, а выгодная торговля нужна всем. Честно говоря, я удивлен оказанной мне честью получить его личное послание.
   Он развернул письмо с кудрявыми арабскими письменами и показал жене. Маргарита заметила, как муж глазами пробегает по строчкам витиеватой вязи справа налево.
  - Вы читаете по-арабски?
  - К сожалению, недостаточно, чтобы понять детали. Слог у шейха весьма замысловатый. Но Сейчас мне переведут его дословно. Однако я понял, что речь идет о Сумар. Шейх Ракмаль предлагает мне встретиться с ним в Марселе, на его судне "Золотая галера", чтобы сообщить нечто важное. Так что нам предстоит небольшое путешествие, моя дорогая!
  - Да вы просто светитесь от радости!
  - Я обожаю Марсель. И потом, встреча с таким человеком, как шейх Ракмаль, бывает не каждый день!
   - Меня больше волнует ваш визит к архиепископу. Что ему от вас нужно?
   - Не знаю. У меня много грехов, дорогая, вам это известно. Посмотрим, за который из них меня хотят наказать.
  *
   На следующее утро, одевшись с особой тщательностью, граф вышел, чтобы сесть в карету. Слуга уже открыл перед ним дверцу, как вдруг какой-то маленький щуплый человек в широкополой шляпе, надвинутой на глаза, подошел к нему и что-то тихо сказал. Граф внимательно посмотрел на подошедшего, любезным жестом пригласил его в карету и сел следом.
   Питер с немалым удивлением узнал этого человека, одетого как простой горожанин. Это был не кто иной, как аббат Дюбуа, секретарь и правая рука герцога Филиппа Орлеанского. Маленькое подвижное лицо аббата было оживленно и даже весело. Он тут же заговорил, не теряя ни минуты:
   - Не сомневаюсь, дорогой граф, что вы догадываетесь о цели моего не совсем обычного визита.
   - Ни в малейшей степени.
   - В таком случае, я сразу приступлю к делу, если позволите.
   - К сожалению, господин аббат, я не имею достаточно времени, чтобы выслушать вас - сейчас меня ждет господин архиепископ.
   - Дорогой граф, мое дело не терпит отлагательств и напрямую связано с вашим визитом к архиепископу!
   - У нас двадцать минут, чтобы доехать. Я вас слушаю.
   - Постараюсь быть кратким. Как вы, вероятно, знаете, монсеньор архиепископ Тулузский весьма строг в исполнении своего пасторского долга, поскольку сам искренне и горячо верует и весьма набожен. К тому же, он человек по натуре очень мягкий и впечатлительный. Он был просто потрясен, когда узнал, что произошло недавно в поместье де Монтель.
   Дюбуа сделал многозначительную паузу. Граф вопросительно молчал. Слегка поёрзав на мягком сидении, аббат не мог скрыть своего нетерпения и спросил дружелюбным, вкрадчивым тоном:
   - Хотите знать, что именно потрясло его преосвященство?
   - Теряюсь в догадках! Вряд ли архиепископа мог взволновать ущерб, причиненный моему имуществу.
   - Вижу, дорогой граф, что вы и не подозреваете об истинной причине потрясения его преосвященства. Открою вам глаза: вы совершили ужасное кощунство.
  - Неужели? Какое же на сей раз?
  - Боюсь, и не одно! Во-первых, вы поселили в своем доме мавританских слуг, не принявших христианство, и позволяли им читать свои нечестивые, богомерзкие молитвы. Хуже того! Вы осквернили христианскую землю, позволив похоронить свою арабскую служанку на кладбище, да еще с исполнением исламских обрядов!
  Лицо графа выразило предельное изумление.
  - По-вашему, выходит, я должен был бы закопать ее в своем парке, как котенка?! Как вы это себе представляете, господин аббат, чисто в христианском смысле?
  Дюбуа помолчал, потом заговорил снова:
  - Это еще не все, граф. Стало известно о вашей недавней дуэли. Хоть и считают, что это была всего лишь обычная ссора горячих молодых людей, перебравших лишнего, но мне-то хорошо известно, что вы не такой человек, чтобы ввязываться в тривиальные пьяные драки!
  - Будьте уверены, дорогой аббат, на исповеди я искренне покаюсь и в этом грехе. Кстати, а каким образом все мои "святотатства" касается вас, а не только моей погибшей души?
  - Я могу быть вам очень полезен, любезный граф.
  - В качестве моего духовника? - в голосе Питера звучала едкая ирония. Дюбуа покачал головой, скрывая досаду, и веско сказал:
  - Сейчас на вас обрушится праведный гнев его преосвященства - а, возможно, и не его одного!.. Это случится через каких-нибудь четверть часа. Вы можете представить, что вас ожидает? Мне не хотелось бы рисовать мрачные картины, но вам-то хорошо известно, как церковь относится к еретикам и отступникам от истинной веры. К тому же, припомнят и прошлые ваши грехи: и крамольную пьеску, что вы поставили в Севилье, и ваши сомнительные знакомства с учеными, и слишком откровенные картины, что вы рисовали в Мадриде, и то, что дали приют в своем доме актерам, изгнанным самим королем. Можно вспомнить еще кое-что, любезный господин граф! Его преосвященство архиепископ собирается объяснит вам не одну вашу ужасную ошибку. И намерен прибегнуть к весьма суровому наказанию! Однако с моей помощью вы можете избежать его.
  - Увы, я не сумею стать ангелом за каких-нибудь четверть часа, - весело улыбнулся граф.
  - Вы можете не утруждать себя этим, еще некоторое время пребывая в образе приспешника Сатаны. Но при одном условии.
  - Ну, наконец-то вы перешли к делу, дорогой аббат! Должно быть, это условие для меня весьма жёсткое, если вы сначала постарались запугать меня гневом церкви.
  - Вы сами знаете, что я не погрешил против истины.
  - Так каковы же условия, господин аббат?
  Дюбуа помолчал, чтобы придать веса своим словам, потом заговорил:
  - Я приведу в действие нужные рычаги, нажму на соответствующие пружины моих обширных связей там, в высших кругах - и серьезное наказание сменится небольшой проповедью в самых отеческих тонах. Вам только погрозят пальцем вместо того, чтобы отдать в руки более жестоких судей. Кое-кто об этом уже давно мечтает, кстати сказать! То обстоятельство, что вы остаётесь подданным Испанской короны, только отягчает вашу вину, - аббат на секунду остановился, чтобы перевести дух. - Так вот. После того, как граф де Монтель выслушает проповедь господина архиепископа, он в знак благодарности за спасение передаст своему искреннему другу Дюбуа некое полотно кисти великого Веласкеса. Да-да, именно "Обнаженную с зеркалом"!
   - Но я уже говорил, картина мне не принадлежит, господин аббат, и вам это хорошо известно. Как я могу распоряжаться чужой собственностью?
   - Позвольте мне взять на себя все объяснения с хозяйкой этого полотна, выкупившего его для вас. Клянусь, ваша честь не пострадает, ваша дама не будет на вас обижена. Я понимаю всю щекотливость вашего положения, граф - но, увы, вам нужно сделать выбор, причем немедленно - мы подъезжаем.
  Граф молчал, устремив неподвижный взгляд в окно. Карета неспешно двигалась по узким улицам мимо домов из красного-розового кирпича, приближаясь к дворцу архиепископа Тулузского. Вот уже показались из-за крыш красная колокольня собора. Неподалеку от него располагалась резиденция его преосвященства.
  Поскольку молчание графа затягивалось, Дюбуа снова нервно поерзал на сидении. Наконец он не выдержал и, теряя терпение, воскликнул:
   - Вы еще раздумываете?! Просто удивительный человек! Подумайте, наконец, о вашей семье!
  Питер посмотрел на этого страстного охотника до живописи и улыбнулся.
  - А как бы на моем месте поступили вы, господин Дюбуа? Уверен, вы сто раз бы рискнули собственным благополучием ради этого полотна, не правда ли? И я выбрал бы "Венеру", это божественное золотистое чудо...
  Аббат даже побледнел. И в следующую секунду в его глазах зажегся недобрый огонек.
  - Как! Вы готовы пойти на конфликт с самой церковью?! Из-за какой-то картины?!
  Граф расхохотался. Аббат Дюбуа, самоотверженный любитель живописи, почти фанатик, с лицом, искаженным гневом и недоумением, вызывал у него даже симпатию.
  - Успокойтесь, дорогой аббат, я еще не сошел с ума. Вы получите "Венеру"! Но только при одном условии, - граф стал серьезен.
  - Каком же?
  - Вы честно ответите на один вопрос: имеете ли вы отношение к поджогу моей лаборатории? Я не собираюсь мстить или как-то вас преследовать, хотя в огне погибла невинная девочка - грех ляжет на людей, совершивших это, и будет им тяжелее любой человеческой мести. Но я хочу знать правду.
  Дюбуа посмотрел на графа и отвел глаза.
  - Вы знаете, ради картины я способен на многое... Но нет, я всего десять дней назад узнал о случившемся пожаре - и лишь воспользовался моментом...
  - Что ж, я вам верю.
  Граф протянул руку к противоположной стенке кареты и откинул встроенный в нее столик. Там же открылась ниша с письменными принадлежностями. Он взял чистый лист бумаги, написал несколько строк и поставил свою подпись.
  - Вот распоряжение относительно картины. Вы получите его после моего визита к архиепископу, - с этими словами граф сложил листок и спрятал его себе в карман.
  - Это разумно. Соблаговолите подождать меня здесь, господин граф. Когда я вернусь, все будет улажено!
  
  Экипаж уже стоял у ворот резиденции архиепископа. Дюбуа проворно выскочил из кареты и решительным шагом направился к парадному крыльцу, как был, в одежде простого горожанина. Глядя ему вслед, Питер поймал себя на том, что улыбается: "Чертов пройдоха! Он далеко пойдет с такой хваткой!"
  
  ...Потом они долго сидели в "Колесе Фортуны" за бутылкой старого арманьяка и беседовали исключительно о живописи. Граф говорил:
  - Я хотел сделать с нее копию, а оригинал вернуть хозяйке. Но где найдешь достойного художника!
   - Вы могли бы сделать копию сами, дорогой мой, вы прекрасно владеете кистью!
   - Однако я не Веласкес.
   - Не скромничайте, граф, у вас несомненный талант, которому позавидовали бы многие! Портрет графини де Монтель, что висит в вашей гостиной - бесспорное тому подтверждение. Он волнует не меньше, чем обнаженная "Венера", хотя на портрете ваша жена полностью одета.
   Граф пропустил этот комплимент мимо ушей, о чем-то задумавшись, потом сказал:
   - Да, времена Рубенса и Веласкеса прошли...
   - Вы правы, друг мой. Я ненавижу модные теперь сладенькие пасторали, белые изнеженные тела бесполых существ - эти мишурные декорации на стенах дворцов! Настоящие герои остались в прошлом, как и достойные их мастера! Но ничего, подобного "Обнаженной" Веласкеса, ни сейчас, ни тогда найти невозможно! Почему он взял эту натурщицу с утонченными, изысканными линиями тела, когда идеалом красоты считались пышные белые формы? Истинный аристократизм ее позы, и в то же время скрытый огонь и безумно обольстительное тело - эта картина сводит меня с ума!.. Но, будь она живой женщиной, возможно, все очарование исчезло бы...
   Граф заметил, как горят глаза Дюбуа, как слегка дрожит его рука, когда он наливает себе еще вина. Да, Питер понимал его, он чувствовал то же самое. Наверное, это ясно читалась на его лице, потому что Дюбуа неожиданно улыбнулся и, наклонившись к нему поближе, проговорил:
   - Я вижу, вы тоже влюблены в эту прекрасную золотистую богиню? А? Признайтесь, граф!
   - Да, вы правы... Но я счастливее многих, потому что видел ее живую.
   Острое личико аббата вытянулось, а глаза стали совершенно круглыми.
   - Это невозможно!
   - Говорю вам, я знаю женщину, как две капли воды похожую на "Обнаженную" Веласкеса.
   - И вы можете показать мне ее?
   - Да. Только не обнаженной.
   - Вы шутите, мой милый граф! Может быть, вы еще скажете, что обладали этой женщиной?
   - И не раз. Мне повезло вдвойне!
   Дюбуа облегченно рассмеялся.
   - Ах, дорогой граф, я чуть было вам не поверил! В мечтах или во сне все возможно, даже обладать богиней, когда она сходит с полотна в ваших грезах!
   - Конечно, мы с вами хорошо выпили, Дюбуа, но я не настолько пьян, чтобы нести бред! Если еще жива женщина, позировавшая великому Веласкесу, ей сейчас было бы лет пятьдесят. Возможно, у нее была дочь или племянница, или другая родственница - но только сходство с ней просто поразительное. Даме, о которой я говорю, сейчас двадцать два, она испанка и моя возлюбленная.
   Дюбуа вытаращил глаза.
   - Но кто же эта женщина?
   - Моя жена.
   Аббат внимательно посмотрел на графа и несколько минут молчал. Потом проговорил глухим голосом:
   - В таком случае, вы ничего не теряете... и вам не нужна копия...
  
  Глава седьмая
  
  Граф де Монтель завершал неотложные дела и готовился отправиться в Марсель. Он перечислил, кого собирается взять с собой, и графиня с удивлением заметила, какая получилась внушительная свита.
   Они гуляли по парку, наслаждаясь вечерней прохладой, и, против обыкновения, говорили о делах.
   - Почему вы берете с собой так много слуг? - спрашивала Маргарита. - Даже в Париже мы обходились малым, а тут...
   - Своего рода дипломатический протокол обязывает явиться на эту встречу соответственно нашему положению, Марго. В Париже я мог этим пренебречь, но в данном случае такое недопустимо. Вы сами увидите, почему. Возьмите самые красивые свои драгоценности и самые лучшие туалеты - хотя бы один раз они вам пригодятся.
   - Я должна буду покорить шейха Ракмаля? - насмешливо спросила она.
   - Вы, несомненно, покорите его и без помощи драгоценностей, сердце мое. Но для мусульманина чужая жена запретна. Они строго соблюдают этот закон, в отличие от христиан. Так что вы можете предстать перед ним во всем своем блеске - это будет случить только вашей и моей чести.
   - Как же я смогу выбрать самые красивые драгоценности? Это невозможно! - смеялась молодая женщина. - Я готова взять их все. Вы должны мне помочь!
   - Непременно. Но все их брать необязательно. Те, что останутся, я отправлю в банк на хранение. Мне не полностью удалось расплатиться с долгами - возможно, они еще пригодятся, - отвечал Питер с улыбкой.
   - Как! Вы собираетесь продавать мои драгоценности?!
   - Не сейчас, моя прелесть, не сейчас, - рассмеялся он неподдельному ужасу жены. - Может быть, обойдемся и без таких жертв. Все-таки нам повезло, что большая часть готовых лекарств и духов находилась не в лаборатории, а на складе. Но если придется отказаться от партии флаконов муранского стекла, то постоянные наши покупатели могут счесть духи подделкой. Стиль де Монтель уже известен! Пока мне удается выполнять заказы друзей и здесь, и в Париже и Мадриде. Диана де Лафоре, Дениза де Бофор, Марион де Лорси, герцогиня Мэнская, Мануэла да Коста, Инес де Альба, герцогиня д `Арбонтес - всем уже послано то, что они заказывали. Кавалеры тоже не в обиде, - и он перечислил своих заказчиков-мужчин. Их было никак не меньше, чем женщин.
  Маргарита слегка поморщилась, когда муж называл по именам своих знакомых дам. В его устах эти имена звучали как музыка. Или просто у него такие выразительные интонации, что простое имя кажется исполненным тайного, почти интимного смысла?..
   " Лучше об этом не думать", - решила она про себя и ответила не без иронии:
  - Главное - они готовы платить любые деньги, чтобы только получить то, что им нравится!
  Граф рассмеялся.
  - Браво, дорогая! Вы начинаете говорить как делец. Вас уже не коробит от этих разговоров? Вот и славно! Кстати, напомните мне - герцогиня д`Эстре требует, чтобы я прислал ей какой-то чудодейственный эликсир по восточному рецепту, будто я ее личный парфюмер! Не помню, чтобы я что-то ей обещал.
  - О, я совсем забыла, Питер! Когда мы встречались с герцогиней в Версале, она умоляла меня уговорить вас продать ей какое-то необыкновенное средство для улучшения бюста. Она была уверена, что вы его знаете!
  - Боюсь, ей уже никакое средство не поможет, - с ироническим вздохом проговорил граф.
  - А вы можете быть злым, сеньор, - укоризненно покачала головой Маргарита, впрочем, не сумев скрыть улыбки. - Герцогиня просила это средство не для себя, а для своей дочери.
  Питер слегка прищурился, вспоминая.
  - Что-то я весьма смутно представляю ее дочь. Ведь она, кажется, фрейлина принцессы? Я ее совсем не запомнил.
  - Поэтому-то герцогиня и беспокоится! Вот если бы у нее был роскошный бюст, вы бы точно ее заметили! - смеялась Маргарита. - А вы и в самом деле знаете такое средство?
  В полумраке сверкнула его белозубая улыбка.
  - Пожалуй, знаю одно... Только эликсиры и кремы тут ни при чем. Не хочу произносить вслух свои рекомендации, чтобы пощадить вашу скромность, дорогая, но герцогине обязательно напишу об этом. Впрочем, раз уж она так верит в чудодейственное средство, надо подумать, что бы ей послать - не буду упускать такого случая. Всё же лучше, чем если бы она купила нечто подобное у какого-нибудь шарлатана! Во всяком случае, вреда ей не будет, а мы закупим десяток-другой лишних муранских флаконов. Хотя это лишь капля в море - их нужно гораздо больше, и как можно скорее! - граф на минуту замолчал, раздумывая, потом продолжал:
  - Есть три варианта: мне самому поехать в Венецию договариваться о рассрочке и скидках или найти стекло в другом месте и заказывать их там - но поиски потребуют много времени. Или взять флаконы попроще и сделать их огранку серебром? Что вы мне посоветуете, дорогая?
   - Питер, я совершенно не разбираюсь в этих делах, но разве ваши флаконы в серебряной и золотой оправе не стоят дороже тех, что из венецианского стекла?
  - Да, но их мало. Мой Джованни работает так быстро, как только может. Я оставлю ему эскизы, но того, что он сделает, все равно будет не достаточно. Флакон вмещает одну - две унции , а нужно продать около шести пинт . Все же придется использовать все три варианта...
  - Вы поедете в Венецию? - тихо спросила Маргарита. Как только муж упомянул о возможной поездке, у нее совершенно неожиданно возникла мысль: "Может быть, он только ищет предлог, чтобы повидать Амалию?"
  Между тем Питер продолжал, раздумывая вслух:
  - Можно, конечно, послать кого-нибудь из моих людей, хотя было бы замечательно нам поехать туда вместе! Но, пока я буду заниматься делами, вы там заскучаете в одиночестве, сердце мое. Лучше нам посетить Венецию в конце зимы, чтобы попасть на карнавал. Однако ждать полгода невозможно! Придется все-таки послать Жана...
  Они уже подходили к дому, как вдруг на дорожке появилась темная женская фигурка и бросилась к ногам графа. Он остановился и холодно спросил по-испански:
  - Что тебе, Марикита?
  Дерзкая арагонка подняла на него сверкающие глаза.
  - Сеньор, умоляю, выпустите Луиджи! Накажите меня, сеньор, это я во всем виновата!
  - Мне это известно, - в голосе графа звучали стальные нотки. - Но он останется в карцере до тех пор, пока не остудит свою горячую голову.
  - Он сидит уже три дня! Сеньор, вы же знаете его, он и мухи не обидит! Что на него нашло в этот раз, понять не могу...
  - А я могу его понять. Ты отлично знаешь, что всему есть предел, тем более мужскому терпению! Пусть поразмыслит как следует, будешь ли ты ему хорошей женой.
  Граф хотел идти дальше, но она уцепилась за полы его камзола.
  - Ради всего святого, сеньор, прошу вас, выпустите его! Клянусь, такого больше не повторится!
  - Ну, еще бы! Второго раза я не потерплю. А это наказание и для тебя тоже. С любовью не шутят, красавица моя. Пора тебе это понять и, наконец, сделать выбор!
  Он решительно отстранил девушку с дороги и пошел дальше. Марикита вскочила и убежала так же быстро, как и появилась.
  Удивленная Маргарита спросила:
  - Почему вы не сжалились над ней, Питер? Она такая гордая, а унизилась до того, что умоляла вас на коленях! Значит, она в самом деле любит своего жениха?
  Граф с сомнением покачал головой.
  - Возможно...Но дело не только в этом. Она не в силах терпеть и трех дней без своего дружка, ее сжигает желание. Луиджи, наверное, единственный, кто может ее удовлетворить. Насколько мне известно, она перепробовала здесь всех.
  Маргарита в изумлении остановилась и всмотрелась в лицо мужа.
  - Никогда не думала, что сеньор так хорошо осведомлен о любовных похождений своих слуг!..
  - Увы, не из праздного любопытства, моя дорогая. Я несу за них ответственность. Энрико чуть не остался без глаза, а виновата во всем эта красотка! Но не мог же я посадить в карцер ее! Хотя высечь стоило бы!
  Графиня усмехнулась.
  - В таком случае, вы слишком мягко с ней обошлись.
  - Не думаю. Иначе что бы ее, такую гордую, заставило так унижаться?
  - Неужели... только желание?
  - Вы не можете поверить в его могучую силу? К счастью, вы никогда не испытывали подобных мучений. Следует поженить их поскорее, а то она может такого натворить!..
  Они вошли в просторный вестибюль, украшенный цветами в больших напольных вазах. Тут же к ним подбежал слуга.
  - Сеньор, прибыл курьер из Мадрида, и с ним еще один господин. Жан проводил их в библиотеку.
  - Когда они приехали?
  - Не больше десяти минут назад.
  Питер уже взлетал по лестнице.
  - Маргарита, пожалуйста, распорядитесь, чтобы подавали ужин! Надеюсь, вы присоединитесь к нам за столом?
  - Разумеется, сеньор!
  
  Графиня нетерпеливо переодевалась к ужину. Какие новости привезли им из Мадрида? Внезапно она почувствовала, что соскучилась по двору и своим прежним подругам, по той беспокойной жизни, которую они там вели...
  Марсела, поправляя прическу сеньоре, сказала будто невзначай:
  - Донья Маргарита, я видела курьера, что приехал. Это капитан Нивельяно.
  Графиня сдвинула брови. Дон Густаво Нивельяно был племянником герцогини Фуэнтодос, о которой она не хотела бы вспоминать никогда. И, в особенности, не желала, чтобы ее мужу напоминали о ней. Но не только это взволновало Маргариту. Капитан Нивельяно был одним из адъютантов адмирала Медина-Коэли. Адмирал командовал эскадрой, куда входил линейный корабль "Эскуриал", в составе экипажа которого числился капитан-лейтенант Гальтон, граф де Монтель. Не привез ли адъютант нового назначения для графа? Может быть, его призывают занять свое место на корабле? Не отправится ли "Эскуриал" в боевой поход?
  - А кто второй, Марселина?
  - Второго господина я не знаю.
  
  ...Эмиссар кардинала Альберони, дон Себастьян Альмадо, граф де Фоскона, солидный сеньор лет сорока пяти, был послан в Париж, чтобы максимально точно выяснить дипломатические и военные планы союзников, и - главное - подробно доложить обо всем кардиналу. У короля были свои дипломаты, шпионы и эмиссары, а у кардинала - свои. Дон Себастьян был озабочен и суров - он получил строгие указания сделать все возможное, чтобы добиться помощи от короля Франции. Число кораблей союзников - Англии и Голландии - превосходило военный флот Испании и Франции вместе взятых, и это вызывало немалое беспокойство. Но сейчас все силы и средства Испании были брошены на содержание и пополнение сухопутной армии. Граф де Монтель упорно доказывал необходимость усиливать именно флот, о чем и писал кардиналу в своих донесениях.
  - Потеря одного только Гибралтара грозит Испании потерей всего Средиземного моря! - энергично повторял он свое мнение дону Себастьяну за ужином.
  - Вы преувеличиваете, дон Педро, - с некоторым высокомерием возразил де Фоскона. - Судьба войны решится на суше! Что может сделать флот, когда речь идет о внутренних областях Германии и Австрии?
  Об этом, и о военных действиях в Италии и Германии они говорили на протяжении всего ужина. Маргарита сначала внимательно слушала рассуждения дона Себастьяна и графа о неудачном весеннем наступлении маршала де Виллара в Верхней Германии, о том, что не увенчались успехом его усилия овладеть укреплениями под Раштаттом, но в мае ему, наконец, удалось соединиться с Максимилианом-Иммануилом Баварским. И это поначалу принесло успех - франко-баварское войско вошло в Тироль и заняло Куфштейн, Раттенберг и Инсбрук. Однако вскоре они вынуждены были отступить в Баварию - тирольцы были настроены враждебно. Новый главнокомандующий, герцог Вандомский , вот теперь, в августе, снова попытался прорваться в Тироль, теперь с юга, из Италии, но снова безуспешно. Однако победа курфюрста над австрийским генералом Стирумом при Гохштедте на Дунае и захват им Аугсбурга сорвали наступление маркграфа Баденского на Баварию...
   Маргарита уже запуталась в этих странных названиях, которые ей ни о чем не говорили. А муж произносил их с легкостью, так, будто беседовал с дамами о духах или вине. Де Фоскона хмурился, он был озабочен:
   - В прошлом году положение было еще более угрожающим, когда принц Евгений под Кремоной разбил маршала Вильруа и взял его в плен.
   - Жаль, что его быстро выпустили! - язвительно заметил граф де Монтель. - Любимец Людовика XIV и во Фландрии, куда его перевели, не стал способнее. Тем более что ему предстоит сражаться с самим Мальборо ! Военный талант, как и любой другой талант, даётся свыше, а не по воле короля. Маршал Катина побеждал Евгения Савойского! Он и дальше действовал бы успешно, если бы его не стесняли жесткими инструкциями из Парижа. Только за одно-единственное поражение его заменили. С той поры главнокомандующие сменились уже трижды! А ведь Катина, пожалуй, единственный, кто пользуется уважением и авторитетом в войсках, и это несмотря на свой крутой нрав. А Вильруа презирают - и не только из-за его пристрастия к мужчинам... Впрочем, у короля Людовика нет недостатка в маршалах - похоже, скоро их будет больше, чем солдат!
   Дон Себастьян смотрел на своего собеседника почти испуганно и не знал, куда девать глаза. Граф де Монтель или еще слишком молод или слишком дерзок, что осмеливается говорить вслух такие вещи!..
  - Слава богу, герцогу Вандомскому удалось остановить австрийцев. Битва при Луццаре позволила ему удержать Милан и Мантую, - сказал дон Себастьян, сделав вид, что не слышал язвительных слов графа. Тот отвечал:
  - Успехи герцога неоспоримы, но Савойский - блестящий стратег. Если бы он остался служить Франции, вероятность нашей победы была бы во много раз больше. При всем моем уважении к герцогу Вандомскому, нельзя недооценивать противника! Маршал все же не смог соединиться с курфюрстом Баварским и дошел только до Триента. А тем временем на сторону императора Леопольда перешел герцог Моденский!
  - Положение императора осложняется еще тем, что какой-то там Ракоци поднял восстание, - продолжал дон Себастьян, хмуря брови. - Да и во Франции, у самых границ, камизары причиняют немало беспокойства...
  - Вполне разделяю вашу озабоченность, дон Себастьян! - с колкой иронией произнес граф. - И думаю, королевским войскам во главе с Монревелем не потребуется много времени, чтобы навести там порядок - солдаты действуют весьма решительно, как будто сражаются с врагом, а не со своими соотечественниками!
  - Вы сочувствуете этим протестантам, граф?!
  - Я говорю только о жестоких методах, которые против них применяют!
  - Но как же еще с ними справиться? Разве сами они не убивают и грабят?
  - А что им остается делать? Их задавили непосильными налогами, отнимают последнее, не дают отправлять церковные службы согласно их вере... Нет, я не сочувствую камизарам, дон Себастьян. Но одними налогами с крестьян казну наполнить невозможно! Надо в первую очередь развивать торговлю. А для этого нужен сильный флот. Я уверен, что в первую очередь следует укреплять флот, спускать на воду мощные линейные корабли, чтобы контролировать торговлю как в Средиземном море, так и в колониях. Это главное! И как можно лучше охранять ключевые порты - в первую очередь Гибралтар, Картахену, Тулон, порт Маон - нашу единственную безопасную зимнюю стоянку! Без этих баз для ремонта, пополнения запасов пресной воды и провизии обойтись невозможно, иначе можно потерять всё! Мощный флот заставит наших противников уважать наши интересы, позволит нашим торговым судам беспрепятственно и без потерь добираться до колоний в Америке, развивать торговлю на Востоке!..
   Питер говорил горячо и убежденно. Он знал, о чем говорил, много думал об этом, собирал сведения и видел собственными глазами строящиеся корабли в Плимуте... Маргарита подумала, что ее муж, должно быть, прав. Но дон Себастьян только небрежно махнул рукой:
  - Строить и содержать флот - слишком дорогое удовольствие! А в большинстве случаев он не может быть полезен, когда речь идет о внутренних территориях.
  Граф горько усмехнулся - его будто не слышали! Де Фоскона продолжал рассуждать, но Маргарита перестала вникать в речи мужчин. Она чувствовала, что у нее начинает болеть голова. "Поскорее бы они закончили эти разговоры, - думала она. - Иначе этот ужин затянется до утра!"
  Питер, будто прочитав ее мысли, в пять минут свернул разговор.
  - Сеньоры, должно быть, устали с дороги, им уже приготовлены удобные комнаты наверху, - граф сделал знак слуге показать дорогу. - Мы продолжим нашу беседу утром. Доброй ночи, господа!
  Сеньоры поблагодарили гостеприимного хозяина и отправились отдыхать. Питер подал руку жене.
  - Как утомительны эти разговоры о войне, - да, моя дорогая? Пойдемте, я провожу вас.
  - Вы спасли меня от неминуемой мигрени, Питер! - улыбнулась Маргарита. - Вы раньше знали графа де Фоскона?
  - Нет, мы встретились впервые.
  - Вам следовало быть осторожнее в своих высказываниях. Я видела, как граф был смущен и напуган, когда вы говорили о де Вильруа, и вообще были довольно резки... Он явно не привык к таким откровенным речам.
   - Но то, о чем я говорил - ни для кого не секрет, моя дорогая. Дон Себастьян производит впечатление неглупого человека. Мне показалось, он явно тяготиться возложенной на него миссией и с большей радостью исполнил бы свой долг на поле боя. А вместо этого он вынужден много дней трястись в карете из Мадрида в Париж, изнывая от жары и глотая дорожную пыль, - а в конечном итоге получить лишь любезные уверения и обещания, которые никогда не будут исполнены!
  - Почему же?
  - Объяснение простое - в государственной казне Франции нет денег!
  - О, эта вечная проблема. Но меня больше всего волнует, не пошлют ли воевать вас, мой дорогой супруг. При одной только мысли об этом меня бросает в дрожь!
  - Кардинал по-прежнему считает, что я полезнее ему в своей теперешней роли. Но, по правде сказать, она мне не по душе. С большим удовольствием я вернулся бы на "Эскуриал"!
  - Вот-вот, я так и знала! Вы готовы сбежать на войну при любом удобном случае. Я вижу, как блестят ваши глаза! Все мужчины одинаковы! Война унесла двух моих братьев - я не хочу потерять и мужа!
  - Успокойтесь, сердце мое, - он ласково потрепал ее по руке. - К сожалению или к счастью, но пока мне не позволяют проявить себя на военном поприще.
  - Вы уже проявили себя достаточно - и у берегов Берберии, и в Эль-Ферроле, и еще раньше, в Вест-Индии! Неужели вам не достаточно?!
  - Замечательные были времена! Но не о чем спорить, моя дорогая. Вы помните, при каких обстоятельствах мне пришлось согласиться служить Альберони - у меня не было выбора! Меня загнали в угол, и единственным достойным выходом было принять предложение кардинала. Или поступить под начало герцога де Фуэнтодос. Но, во-первых, мне пришлось бы служить на суше, и, во-вторых, быть обязанным донье Исабель! А этого я не хотел - вы знаете почему.
   О, прошу вас, не будем об этом!.. Чего бы вы желали для себя в настоящий момент? Пойти воевать?
  - Для себя? Ничего. Но я могу быть полезным Испании и Франции в другом качестве. Вот если бы под моей командой был военный корабль!.. - мечтательно произнес он. - Ну, тут говорить не о чем, - он тряхнул кудрями и продолжил уже другим тоном: - Нивельяно привез целую кипу бумаг, мне надо срочно просмотреть их. Но я не прощаюсь, дорогая.
  
   ...Жан вслух читал одну за другой депеши и бумаги, присев на край туалетного столика, пока граф брился и принимал ванну, совершая свой обычный вечерний туалет. Не успел он накинуть халат, как в комнату вбежала Диана. У нее было такое растерянное и огорченное лицо, что было ясно - что-то случилось. Жан прервал чтение. Девочка бросилась к отцу, но тот твердой рукой удержал ее, приподнял ее личико за подбородок и посмотрел в глаза.
   - Мадемуазель, что бы ни произошло, не следует без разрешения входить в чью-либо спальню - запомните это!
   - Простите, сеньор... Я забыла...
   - Что случилось, Диана?
   - Она исчезла! Моя жемчужина!
   - Какая жемчужина?
   - Ну, что была на дне аквариума. Она пропала! Каэтана говорит, что ее могла проглотить какая-нибудь рыбка. Правда могла?
   - Не думаю. Обычно рыбы не глотают жемчуг, насколько мне известно.
   - Жалко, что рыбы не умеют говорить!..
   - Ты спрашивала у Паоло? Может быть, когда он чистил аквариум, забыл положить ее не место?
   - После этого она была на месте! Паоло ничего не знает. Я только сейчас увидела, что она пропала...
   Граф задумался. Он присел у туалетного столика, плеснул в ладонь несколько капель какой-то жидкости с приятным ароматом гвоздичного и персикового масла и потер щеки и подбородок, горящие после бритья. Эту процедуру граф не доверял цирюльникам.
   - Вот что, девочка моя, - наконец сказал он. - Сегодня уже слишком поздно - всем давно пора спать. А завтра мы подумаем, куда же делась твоя жемчужина. Мне кажется, рано или поздно она отыщется. Во всяком случае, не стоит из-за этого расстраиваться.
  - А я и не очень расстроилась. Просто боялась, что какая-нибудь глупая рыбка может умереть, если съест жемчужину!..
  - Нет, моя милая, рыбки не так глупы. Они бывают очень хитрыми, особенно если вздумаешь их ловить... Иди в постель, моя милая, уже очень поздно. Если ты не выспишься, завтра утром Жан-Лисенок легко сможет тебя победить.
  - Это мы еще посмотрим!.. А вы разве не собираетесь спать? - Диана посмотрела на Жана и отца. - Вы куда-то уходите?
  - Нет. С чего ты взяла?
  - А почему вы бреетесь, перед тем как пойти в постель?
  Мужчины в замешательстве переглянулись. Жан ответил сквозь смех:
  Чтобы не колоть подушки, мадемуазель!
  *
  После отъезда Сен-Поля Жозефина некоторое время не покидала своих комнат во дворце де Монтель. Она старалась не показываться на глаза графу. Но ей нужно было вернуть злополучную жемчужину, и она не могла придумать, как это лучше сделать, чтобы окончательно не рассориться с графом. Вызвать его раздражение и гнев - это было единственное, чего она больше всего опасалась. Пока она не придумала, как вернуть жемчужину, герцогиня носила ее за корсажем, завернутой в носовой платок.
  Только когда совсем стемнело, Жозефина вышла прогуляться в парке.Теперь она медленным шагом возвращалась к себе по тихим коридорам дворца, где уже были притушены свечи. Ей было грустно. Чего она ищет, чего добивается? Призрачные надежды давным-давно перестали занимать ее воображение. Теперь она ставила себе вполне реальные цели. И что же? Она сидит здесь, словно привязанная, а рядом - может быть, вот за этой стеной! - граф де Монтель сжимает в объятиях свою жену... Он и думать забыл о ее существовании - у него нет и минуты свободной, чтобы помнить еще и о ней. Как это ни печально, приходится признаться самой себе, что граф нисколько не интересуется ею. Но это не имеет значения. Скоро все изменится... Правда, она еще и сама не знает точно, когда это случится, но случится непременно!..
  Жозефина прошла мимо полутемного зеркала в простенке между дверями и слегка вздрогнула, неожиданно увидев свое отражение. Она остановилась и с некоторым удивлением посмотрела на себя как бы со стороны: вдохновенно сверкающие глаза, нежный овал тонкого аристократического лица, гордая, почти королевская осанка, белые плечи в нежной пене кружев... Впрочем, плечи слишком худые, чтобы быть соблазнительными, как и грудь, но это всё мелочи! Кто бы мог теперь узнать в ней простую девушку из Гавра, дочь состоятельного адвоката, мэтра Потюэля и девицы де Шенье из разорившегося дворянского рода, бесприданницы и дурнушки, но зато умницы, сумевшей женить на себе самого завидного жениха в городе. Ей поначалу пришлось ох как нелегко!.. Жозефина взяла фамилию матери, чтобы иметь возможность проникнуть в высшее общество. Но ее успехи и не снились ее бедной матери! Вот только сердце, к сожалению, не подвластно ее воле. Она влюблена безответно и безнадежно. Но она добьется своего - в этом нет никаких сомнений!..
  Вдруг дверь справа от нее отворилась, и в коридор вышел граф - в черном шелковом халате до пят, схваченным в талии широким поясом. В неярком свете ночных ламп шелк струился и поблескивал при малейшем его движении. Повернувшись, граф заметил Жозефину.
  - Добрый вечер, сударыня, - рассеянно произнес он и двинулся дальше, но герцогиня не могла допустить такого пренебрежения к себе. Она окликнула его:
  - Я слышала, вы собираетесь уезжать, сударь. Это правда?
  Граф был вынужден остановиться и ответить.
  - Да, мы едем в Марсель.
  - Когда же?
  - Через неделю.
  - У вас там дела?
  - Да, пожалуй...
  - Обожаю Марсель. Лес мачт в порту, запах моря, кофе и жареной рыбы на набережной...
  Граф взглянул на нее внимательнее, но ничего не ответил и сделал движение идти.
  - Могли бы вы уделить мне минуту, сударь?
  - Простите меня, мадам. Уже поздно - и я не одет...
  - Какие пустяки! Вы прекрасно выглядите в этом черном шелке! - она протянула руку и потрогала тонкую ткань у него на груди, нежно разгладила упругие складки... Он мягко перехватил ее руку у запястья и слегка отвел в сторону.
  - Не стоит, мадам... Доброй ночи!
  Жозефина рассмеялась.
  - Похоже, вы боитесь меня, сударь! - проговорила она. - Я только хотела сообщить вам, что нашла прекрасную жемчужину на пороге одной из комнат. Вы, без сомнения, богаты, но вряд ли думаете мостить полы жемчугом!
  С этими словами она достала из-за корсажа свой платочек и развернула его. Питер узнал ту самую жемчужину с редким голубоватым блеском, которую он сам нашел когда-то на берегу Пуэрто-Рико, когда вскрывал раковины, чтобы утолить голод. Были времена, когда он закладывал ее, но не продал - единственную из шести... А потом подарил Диане, когда она только родилась.
  - Удивительно, - произнес он задумчиво. - Как она могла оказаться там, где вы ее нашли?.. Впрочем, не важно. Благодарю вас, мадам. Эта жемчужина принадлежит моей дочери. Она будет очень рада получить ее обратно.
  
  ...Маргарита думала, что этой ночью муж будет заниматься исключительно бумагами из Мадрида и у него вряд ли найдется время для нее. Однако она ошиблась. Не прошло и полутора часов, как Питер вошел в ее спальню с серебряным ведерком для льда, полным кремовых роз. Из ведерка вместе с цветами выглядывало горлышко винной бутылки.
  При этом лицо графа было таким мрачным, что Маргарита встревожилась.
   - Что случилось, милый? Плохие новости?
  - Ничего, заслуживающего внимания. Оставим до утра все новости - я хочу, наконец, отдохнуть от них! Вы поможете мне в этом, дорогая?
  - Если смогу...
  - Выпейте со мной, моя красавица, - он поставил ведерко на стол и достал бутылку.
  - Но чем вы так расстроены?
  - Милостью короля. Но прошу вас, душа моя, не задавайте больше вопросов, хотя бы этой ночью!..
  
  ...Утром, не застав мужа в спальне, Маргарита заглянула в его кабинет. Там его тоже не оказалось. Она заметила кипу писем на его столе. Графиня стала перебирать их, надеясь увидеть знакомые имена. Да, их было много: доктор Фронтера, маркиз д`Овьедо, герцог Осуна... И среди прочих, конечно, Исабель Фуэнтодос - графиня сразу узнала ее герб. Ну, разумеется, эта дама не упустит случая напомнить о се6е! Однако ее письмо еще не было распечатано... И вдруг Маргарита заметила небрежно брошенный среди бумаг официальный документ с королевскими печатями. Она взяла его в руки... и оторопела. Это был приказ о пожаловании графу де Монтель чина капитана второго ранга флота Его Католического Величества короля Испании!.. Рядом так же небрежно валялся развязанный бархатный кошелек с гербами Альберони. Из кошелька на стол были просыпаны золотые дублоны...
  Не успела Маргарита прийти в себя от удивления и радости, как в кабинет вошел граф в сопровождении своего секретаря.
  - Позвольте вас поздравить, сеньор! - воскликнула Маргарита, улыбаясь.- Вы ничего не сказали мне о своем повышении!
  - Я тоже считаю, что это следует отметить, - тут же откликнулся Жан. Граф поморщился, как от зубной боли.
  - Поздравлять не с чем. Я скорее счел бы это повышение насмешкой. Говорить тут не о чем, отмечать - тем более!
  - Нет, это надо же! - возмутился Жан. - Мессир граф, похоже, хочет отказаться от повышения по службе! И от причитающегося жалования тоже?
  - Если бы я получил все это за настоящее дело!
  - А разве нет?! За дело в Эль-Ферроле вы не получили ничего, и так и остались капитан-лейтенантом! А ведь там вы рисковали жизнью, и провели остроумнейшую операцию! А сколько неприятностей свалилось на вашу голову с тех пор, как вы служите Альберони?! Наконец-то он оценил ваши заслуги. Нет, это определенно стоит отметить! Если уж вы не рады, сударь, то позвольте хоть порадоваться вашим друзьям!
   - Чему тут радоваться? - недовольно пожал плечами граф.
   - Ну, как же! Теперь есть чем погасить кредит. И останется еще целая куча золота!
   - Постой-ка, постой, - остановил его граф. - Как у тебя дела с Мадлен?
   - Уже гораздо лучше, сударь. Она теперь не такая дикая, как прежде. Даже иногда бывает ласковой...
   - Тебе пора действовать, Жан. Сыграть две свадьбы в один день было бы намного удобнее и выгоднее!
   - Ох, уж не знаю, согласится ли она... А вы думаете поженить Мари и Луиджи? Давно пора, девка просто бесится. Простите, госпожа графиня...
   Граф кинул кошелек с дублонами Жану.
   - Это мой свадебный подарок. Пять тысяч отдай Луиджи и его чертовке, остальное тебе с Мадлен.
   - Тридцать тысяч?! Что вы, сударь! На эти деньги можно купить неплохое судно вместе с экипажем! Я не могу взять столько!
   - Покончим с этим, у нас много дел, - сказал граф с некоторым раздражением. Он поймал полный недоумения взгляд жены. - Сеньора, вы хотите что-то спросить?
   - Жан, оставь нас на минуту, - решительно произнесла графиня.
   Как только за секретарем закрылась дверь, она воскликнула:
   - Питер, это неразумно, по меньшей мере! Что за неумеренная щедрость? Вы только вчера говорили, что под угрозой заказ...
   - Сеньора, позвольте мне самому решать, как употребить мои деньги. Если вам нужна какая-то сумма, я с удовольствием дам ее вам.
   - Не понимаю, Питер! В чем дело? Вы злитесь - почему? Можно подумать, что вы оскорблены очередным чином и золотом кардинала!
   - Так оно и есть.
   - Объясните мне, я этого не понимаю! Вы их честно заслужили!
   - Хотелось бы надеяться... Но вы многого не знаете, Марго. Впрочем, правильно - это лишняя головная боль, вам она ни к чему, - он помолчал немного. - Дело вот в чем: от меня теперь требуют сведений не столько политических и стратегических, сколько компрометирующих конкретных людей. Этим заниматься я не собираюсь. Кардинал не дает мне возможности проявить себя в настоящем деле - не далее как вчера мы с вами говорили об этом...
   - О, сеньор, вы знаете и любите так много дел - без какого-то одного из них вполне можно обойтись, согласитесь? Ради бога, подумайте о моем спокойствии!
   В ответ он только глубоко вздохнул...
  
  ...Жан поджидал в коридоре, и как только Маргарита вышла из кабинета, он подошел к ней и заговорил, понизив голос:
  - Мадам, ваш супруг слишком щедр - и слишком горд. Он точно не возьмет этих денег обратно, и не вложит их в дело. А уж поскольку я вправе ими распоряжаться по своему усмотрению, то хочу попросить господина графа взять меня в партнеры.
  - Прекрасно, Жан. Но как же со свадьбой?
  - О, у меня есть кое-какие сбережения - их вполне хватит! Говорю же, господин граф всегда хорошо мне платил. Дело за Мадлен!.. Вот только... вдруг граф не согласиться, чтобы я стал его компаньоном? Мадам, вам ничего не стоит уговорить его!
  - Почему ты думаешь, что граф будет против?
  - Ну, все дело в этих деньгах... Он не хотел их брать, но де Фоскона заявил, что у него приказ. Кардинал собирался поручить господину графу какое-то дело, а тот отказывается. Он считает, что это значило бы пойти против чести, вступить в сделку со своей совестью - по крайней мере, так он говорил, когда прочел сопровождающее письмо. Он думает, что его хотят просто купить.
  - Вот оно что!.. Но ты же здесь ни при чем. Ты хочешь вложить свои деньги! Если граф сочтет это уловкой, то ничьи уговоры тут не помогут, даже мои. Все же надеюсь, что сеньор будет благоразумен...
  ...Раздумывая над всеми этими событиями, Маргарита медленно спускалась по лестнице. На нижней ее площадке взад и вперед прогуливался капитан Нивельяно.
  - Доброе утро, сеньора, - учтиво поклонился он. - Мне не удалось сказать вам вчера и двух слов, чтобы выразить свое нижайшее почтение...
  Графиня спустилась на площадку и приветствовала его, очаровательно улыбаясь. Капитан приблизился и церемонно поцеловал ее протянутую руку. Он рассматривал Маргариту с нескрываемым восхищением и говорил:
  - За то время, что мы не виделись, вы стали еще прекраснее, сеньора, хотя трудно себе представить красоту более совершенную!
  - Вы очень любезны, дон Густаво. Надеюсь, у нас будет время побеседовать. Мне хотелось расспросить вас о Мадриде, дворе, о наших общих знакомых...
  - О, разумеется, сеньора! Когда вам только будет угодно. Хочу сказать лишь одно: Мадрид без вас опустел. Но ваши истинные друзья вас не забыли! Каждый день вас вспоминает тот, кто навсегда покорен вашей красотой, тот, кто предан вам всей душой. Теперь у него не осталось надежды. Но его душу терзают горькие воспоминания, и в знак того, что вы забыли прошлое и не держите на него зла, он просит вас его простить. И передает свой нижайший поклон, - молодой человек низко склонился к ее ногам.
  - Ради бога, поднимитесь, сеньор! - в смятении проговорила Маргарита. Холодок пробежал у нее по спине. - Вы говорите о...
  - Да, графиня. Тот благородный сеньор, о котором я говорю - дон Алонсо, герцог Медина-Коэли.
  Маргарита вздрогнула при звуке этого имени, хотя и ожидала его услышать. Она сдвинула брови и гневно посмотрела в глаза капитану Нивельяно.
  - Не трудитесь, дон Густаво! Вы прекрасно справились с ролью "посланника", если не назвать ее хуже. Но эта роль вас недостойна!
  И, гордо вскинув голову, графиня удалилась.
  Она ничего не сказала мужу об этом разговоре.
  На следующий день посланники покинули де Монтель и продолжили свой путь в Париж.
  
  Глава восьмая
  
  Аббат Легаль трудился над очередной проповедью для господина архиепископа в его обширном кабинете. Из соседней библиотеки через открытую дверь доносились голоса архиепископа и губернатора де Шевриера, маркиза де Сен-Шомон, приехавшего накануне.
  Эти два человека всегда хорошо понимали друг друга, с тех пор как поделили между собой власть над провинцией - власть духовную и светскую. Тем не менее, некоторое соперничество между ними все же было: каждому казалось, что его власть хотят каким-то образом умалить. Но до сих пор владыка духовный в силу своей особой роли в этой мятежной провинции одерживал верх. С виду мягкий и беззлобный, как подобает доброму пастырю, на самом деле барон де Кадиньян, архиепископ Тулузский, стремился не только укрепить свою власть в Лангедоке, но и расширить свои земли - или по милости короля, или собственными усилиями. А для этого нужно было так много трудиться!.. И без дружественных отношений с губернатором ему трудно справиться с этим делом.
   Сейчас маркиз де Сен-Шомон, обычно полнокровный и энергичный, выглядел побледневшим, осунувшимся и удрученным. Впрочем, его состояние можно было понять - обстановка в провинции накалялась день ото дня - восстание полыхало у самых границ.
   Архиепископ с болью в голосе рассказывал, как камизары жгут католические церкви, замки, дома священников, грабят откупщиков и сборщиков налогов, требуя свободы вероисповедания и отмены тяжких налогов, увеличенных в связи с войной.
   - Вы не можете себе представить, что происходит, маркиз! - говорил архиепископ. - Они заняли уже Виваре, Веле и Оранж! Королевские войска не могут с ними справиться! Маршал Монревель бессилен что-либо сделать... Папа Климент XI провозгласил против них новый крестовый поход!
   - Ну, это понятно: у его святейшества владения на том берегу Роны... Но меня интересует другое. Скажите, господин архиепископ, граф де Монтель как-то связан с Пьером Лапортом и другими главарями этого восстания?
   - Насколько мне известно - нет. Я получил ваше послание из Парижа и по вашей просьбе навел справки. За графом есть грехи - но только не этот.
   - Жаль! У меня был бы отличный козырь... А если хорошо поискать? Впрочем, есть неопровержимые доказательства его сношений с английскими протестантами! Представьте, он под видом покупки книг передает секретные сведения через одного книгопродавца в Лондоне! Я доложил об этом господину де Круасси, госсекретарю по иностранным делам, но тот ответил так уклончиво, что я понял: король теперь милостив к де Монтелю. И это несмотря на то, что он оскорбил саму госпожу де Ментенон!
   - Да-да, я читал этот его памфлет. Он слишком дерзок. Но после граф был прощен, ко всеобщему удивлению! Вероятно, он смог чем-то угодить королю. Из Беарна дошел слух, будто граф экипировал на свои деньги полк легкой кавалерии. Если это правда, то король, несомненно, оценил этот щедрый жест!
   - Интересно, откуда у этого выскочки такие деньги?
   - Нам известны источники его доходов, господин маркиз: каперство против наших врагов, торговля продуктами собственного производства, добыча серебра на собственных землях - все это законно. Кстати, он платит весьма и весьма солидный налог в нашу казну.
   - Черт бы побрал этого англичанина! Не может быть, чтоб за ним ничего не водилось!.. А его родня? Что вам известно?
   - Сын мой, прошу вас быть более сдержанным! Поминание нечистого пагубно для вашей души - и моего слуха... Нам известно, что его родителей нет в живых уже давно, его старшая сестра, в замужестве княгиня Фаэнца, десять лет назад умерла от оспы. У графа осталась только младшая сестра, которая воспитывается у урсулинок близ Флоренции. Как мне докладывали, наставницы довольны ее успехами, однако сетуют на ее характер, лишенный смирения и кротости. Но мне не совсем понятен ваш интерес, господин маркиз. Чего вы хотите?
  - Я хочу найти какую-то зацепку, чтобы держать в руках этого мерзавца! Вы его еще не знаете, ваше преосвященство! Но он себя покажет, я уверен. Что-то такое было у него в Мадриде, не зря же он оттуда сбежал! Что вам об этом известно?
   - Немногое. Граф оказывал некоторые услуги двору и пользуется покровительством кардинала Альберони. Среди высшей знати у него там достаточно недоброжелателей, но есть и друзья. Вспоминаю, что мне докладывали об одной нашумевшей там истории: граф де Монтель убил на дуэли весьма знатного дворянина, и в наказание его отправили сражаться с англичанами, которые заняли в то время испанский порт Эль-Ферроль. Ну, об этой победе много говорили в свое время - должно быть, вы слышали.
  - Да, там командовал адмирал де Вильехо, я читал реляции.
  - Граф де Монтель не был упомянут в официальных реляциях, поскольку был наказан. Но доподлинно известно, что благодаря ему удалось захватить два английских фрегата и отбить форт Эль-Ферроль. Деталями я не интересовался, поскольку военное дело - это ваша прерогатива, господин маркиз.
  Де Шевриер взволнованно и напряженно думал.
  - Если правда то, что вы говорите, ваше преосвященство, это лишний раз доказывает, что ему помогает нечистый! Каким чудом ему это удалось? Только с помощью дьявола!
  - Прошу вас, маркиз! - поморщился архиепископ. - Отец Остеда, исповедовавший графа в Мадриде, считает, что он, конечно, не праведник, но, по сравнению с господами его положения, погрязшими в разврате...
  - Он чудовище! - гневно перебил де Шевриер. - То, что граф сделал со мной - это просто бесовское наваждение! Он навел на меня порчу, как настоящий колдун! Не удивлюсь, если он служит черные мессы и поклоняется дьяволу!
  - Бог с вами, маркиз, что вы такое говорите! Граф иногда ведет себя вызывающе, но чтобы поклоняться дьяволу!.. Я почти каждое воскресенье вижу его в соборе вместе с женой и дочерью.
  - Уверен, это лишь для отвода глаз! Если бы вы знали, сударь, что он сделал со мной, вы отлучили бы его от церкви, Богом клянусь!
   - Не клянитесь, сын мой, это грех... Что же такое он сделал?
   - Я скажу вам это на исповеди. Это ужасно! Такими вещами не шутят!..
  
  Юный аббат Легаль, забыв про перо, слушал этот диалог, приоткрыв рот от изумления и любопытства.
  *
  После того, как архиепископ лично принял исповедь маркиза де Сен-Шомон, его преосвященство глубоко задумался. То, что рассказал ему маркиз, было и в самом деле удивительно и непостижимо. В Париже у него с графом состоялась дуэль - тот вызвал его, приревновав к жене. Казалось бы, обычное дело, ничего особенного. Но с самого начала маркиз чувствовал какое-то смутное беспокойство. Де Монтель угрожал ему еще в таверне, где его вызвал. Маркиз думал, что тот угрожает ему смертью, когда с издевательской улыбкой советовал проститься со своей любовницей. Но во время дуэли граф не причинил ему серьезного вреда, он даже отказался продолжать бой, хотя перевес был на его стороне - это надо было признать. Граф отбросил шпагу, спокойно заявив, что маркиз уже наказан за то, что посягнул на чужую жену и будет лишен своего мужского достоинства по заповеди Всевышнего: "не желай жены ближнего своего". Де Шевриер поначалу не нашелся, что ответить, а потом счел за лучшее молча удалиться.
  Но после дуэли произошла катастрофа. Случилось именно так, как сказал граф! Маркиз де Сен-Шомон, слывший одним из самых известных и искусных любовников Парижа, стал импотентом! Ничего страшнее он себе вообразить не мог. Его любовница, великолепная госпожа де Люинь, которой он добивался почти два года и потратил на нее целое состояние, бросила его на второй же день!..
  Де Шевриер чувствовал себя ужасно. Его побледневшие щеки обвисли, в поблекших глазах читалась тоска и тревога. Он говорил архиепископу:
  - Как он это сделал - непонятно!. Но только он один может вернуть все, как было! Однако граф не захочет сделать это по доброй воле - он меня ненавидит. Значит, надо его заставить! Любыми средствами!
  - Маркиз, не было ли у вас какой-то болезни за это время? Может быть, вы превратно толкуете следствие и причину?
  - Да нет же, господин архиепископ! Это случилось сразу после дуэли, внезапно! Он точно применил какое-то колдовство!
  Архиепископ тяжело вздохнул:
  - Разбирательство потребует много времени...
  - Ка-ко-е разбирательство? - взревел губернатор. Его прямо перекосило от гнева. - Я открылся вам на исповеди, сударь, а вы думаете сделать из меня посмешище?!
  - Но, что же вы предлагаете в таком случае?
  - Это же ясно! Прижать графа покрепче, обвинить в каких-нибудь неприглядных делишках - ничего сложного! Наверняка у него есть хоть какие-то грязные тайны!
  - Не лучше ли сначала попробовать договориться с ним по-хорошему? Я недавно встречался с графом - он весьма разумен и любезен, и вряд ли в его планы входит наживать себе врагов.
  - Ваше преосвященство, говорю вам, он себя еще покажет! Кроме того, он меня ненавидит. Единственный способ - поймать его на чем-нибудь предосудительном или противозаконном.
  - В этом я вряд ли смогу вам помочь, господин губернатор, - сухо произнес архиепископ, замолчал и задумался. Ему не так давно уже предлагали найти что-нибудь против графа де Монтель. Говорили даже, что в случае успеха архиепископа ждет слава ревнителя истинной веры, поддержка Рима и солидное вознаграждение. Но у графа, видимо, есть друзья или покровители при французском дворе. Первое же обвинение его в симпатии к магометанам, выдвинутое архиепископом, натолкнулось на неудовольствие со стороны неких лиц, близких брату короля. Сам аббат Дюбуа, правая рука Месье , недвусмысленно дал ему это понять. Архиепископ ни в коем случае не хотел ссориться со вторым двором, поскольку был осторожен и смотрел в будущее! А в будущем - кто знает, сколько еще отпущено великому Людовику XIV? Он уже не молод. И кто придет ему на смену? Будет ли новый король так же милостив к нему? Чтобы барон де Кадиньян, архиепископ Тулузский, смог дожить свою жизнь в довольстве, роскоши и покое...
  Однако его преосвященство лишний раз убедился в том, что полезно иметь свои глаза и уши в лице молодого аббата де Легаль, принятого в доме графа.
  
  *
  Маргарита заметила, что Сумар стала появляться в ее покоях гораздо чаще, чем обычно. Она тихо приходила, готовила ароматную ванну для своей госпожи, приносила ей новое саше или душистую воду для умывания, и так же тихо исчезала. Она была похожа на легкую, стройную, молчаливую тень, печальную и бледную. Графиня почему-то не решалась заговорить с Сумар, чувствуя странную неловкость. Эта девушка по-прежнему оставалась для нее загадкой и смущала ее. Маргарита смутно чувствовала, догадывалась, что Сумар искала предлог и надеялась встретить в ее покоях своего господина...
   Маргариту занимал вопрос, что было в том арабском письме, которое показывал ей муж. Она до сих пор оставалась в неведении, а Питер и не вспоминал о нем. Он в последнее время был рассеян и молчалив, и не делился с ней своими заботами.
   Теперь арабские девушки жили в одном из флигелей, и стоило только пройти несколькими коридорами... Маргарита знала, что граф часто беседовал со старым Абу эль Фариджи и его сыном Хаматом, но заходил ли он на половину Джинан и Сумар, чтобы послушать их пение или посмотреть, как они танцуют?..
  
  ...Ранним утром на кухне только и разговоров было, что о предстоящей свадьбе конюшего Луиджи и прачки Марикиты. Но день был еще не назначен.
  - Мадлен, что же ты решила? - задорно спрашивала Марселина свою подругу, размалывая кофейные зерна в деревянной мельнице. - Осчастливишь ты Жана сейчас, или подождешь, когда у тебя родятся внуки и выпадут все зубы?
  - А какая мне разница? Или ты думаешь, что я так уж нуждаюсь в муже? Мне уже не о чем беспокоиться - я родила детей, и они почти выросли. Это тебе следует поспешить, моя милочка, пока еще твои грудки и щечки похожи на яблочки. Но учти, такими они будут не вечно!
  - Ох, ты меня напугала! Все равно я не стану страшнее, чем ты.
  - Как видно, Господь не вложил в твою голову и капли мозгов, моя красотка...
  Появление графа заставило женщин прикусить язык. Сеньор рассеянно поздоровался с ними и спросил, готов ли кофе.
  - Еще две минуты, мессир! Вы сегодня поднялись как никогда рано,- торопливо ответила Марсела, раздувая угли в жаровне. Граф присел за общий стол. Он был сегодня задумчив.
  - Сеньор, тут только и разговором, что о свадьбе! Когда же она состоится? - спросила Мадлен.
  - Как только вы будете готовы.
  - Закупить продукты и приготовить угощение не сложно, но все же на это потребуется время. А Жан говорит, что уже почти сложены вещи и вы уезжаете...
   - Да, скоро.
   - Так вы не останетесь на праздник?!
   - Меня ждут в Марселе. Но что ты решила, Мадлен? Выйдешь за Жана?
   - Выйду, что с ним делать... Только у нас все будет тихо и скромно. Я же не молоденькая девушка, чтобы надевать белое платье! Вдове и фаты-то не полагается... Было бы лучше, если б священник нас обвенчал в домашней часовне, а не в соборе.
   - Хорошо. Что ж, готовьтесь, я договорюсь с аббатом. Трех дней, надеюсь, вам хватит?
   - Да, вполне! А мы поедем с вами в Марсель, сударь?
   - Разумеется. Жан - моя правая рука.
  Тут Марселина подала графу кофе. Пока он пил, девушка наблюдала за ним украдкой, потом спросила тихо:
   - Мессир не весел эти дни... Что-нибудь случилось?
   - Нет, ничего.
  Не добавив ни слова, он ушел. Даже не посмотрел на неё! Марселина вздохнула. Мадлен тут же передразнила её нарочито насмешливым вздохом.
   - Какая же ты все-таки бестолковая, Марсела! Зачем ты спрашиваешь, если и так все понятно!
   - Что же тебе понятно, моя умница? - язвительно спросила девушка.
   - Ну как же! Помнишь, зачем графу понадобилось ехать в Марсель? Он получил письмо от какого-то знатного арабского шейха, и оно касается его драгоценной Сумар! Жан сказал, что в Марселе они встретятся с этим арабом. Он узнал, где теперь Сумар и хочет выкупить ее у графа! Ты думаешь, почему сеньор был так печален? Да ему жаль с ней расставаться! Сеньор в ней просто души не чает! Ни с кем из прислуги он не бывает так нежен, как с Сумар! А уж про нее-то и говорить нечего - она любит его всем сердцем! Теперь вот ходит как в воду опущенная...
   Марселина молчала, нахмурив брови. Она, конечно, тоже это заметила, но даже себе не хотела в этом признаться...
  *
   ...Не было и пяти часов утра, когда молоденькая горничная Жюли тихонько проскользнула в маленькую садовую калитку, ведущую на задний двор Монтеля. Здесь не было ни привратника, ни охраны, и никто не спросил ее, зачем она покидала свою красивую и уютную комнату и где провела ночь. Пробежав через весь двор, Жюли открыла дверь черного хода и оказалась на кухне. Она надеялась, что успела до того времени, когда проснутся кухарки, и вздрогнула, когда услышала голос Мадлен:
   - Ага, красотка! Где же это ты гуляла, интересно мне знать? И такая нарядная!
   - А твое какое дело? Не тебе одной позволено иметь мужчину! Может быть, у меня тоже скоро будет жених - не хуже твоего!
   - Ну-ну... А чего же ты так кралась и так напугалась, увидев меня? И что-то лицо у тебя не такое счастливое, как после ночи любви!
   - Да ты меня испугала! Я думала, здесь еще никого нет... Вот, смотри, что подарил мне мой возлюбленный!
   Жюли достала из-за корсажа маленькую коробочку и открыла его. Мадлен увидела лежащие на бархате золотые серьги. На первый взгляд они казались довольно скромными, но стоили не дешево.
   - Ну, ты молодец, - похвалила она горничную. - У твоего любовника хороший вкус и, видать, много денег! А как у него насчет... - и задала такой непристойный вопрос, что Жюли стала пунцовой, смущенно засмеялась и ничего не отвечала. Она старалась поскорее выскользнуть из кухни, но Мадлен с грубоватыми шутками и смехом оттесняла ее от двери и засыпала вопросами:
   - И где же ты нашла такого богатого парня? Кто он такой? Не иначе, банкир! А где живет? Ну, скажи, скажи, сколько раз он может за ночь?..
  Жюли краснела и молча вырывалась. Наконец ей удалось ускользнуть от Мадлен и убежать к себе.
  Скоро на кухне появились работницы и Марселина, встававшая рано, чтобы приготовить кофе своему сеньору. Женщины перекидывались короткими фразами, шутили и проворно делали свою привычную работу. Мадлен подошла к Марселе и, облокотившись на стол, тихо спросила:
   - Ты знаешь, что у Жюли есть богатый любовник? Она тебе рассказывала?
   - Нет. Первый раз слышу! В Париже вроде бы она кого-то встретила, а здесь... не слыхала. А что? Ее ты тоже хочешь выдать замуж?
   - Погоди, Марсела. Послушай меня. Сегодня Жюли, похоже, не ночевала в замке. Или потихоньку выходила до света. Я сейчас тут ее встретила. Говорит, что была с мужчиной, но это вранье! Она выглядела испуганной, а не счастливой. Уж поверь мне, я-то могу отличить такие вещи - это по глазам видно! Она показала мне сережки, которые якобы любовник ей подарил. Но лицо у нее при этом было такое, будто она их украла и боится, что ее поймают! Ни радости, ни гордости, ни удовольствия! Да я, помню, когда первый раз получила простенькое серебряное колечко от Жана, две недели летала от счастья, как на крыльях! Ну, это бы ладно... А вот когда я начала расспрашивать про ее дружка и прочие его достоинства, она и отшутиться-то не сумела - так растерялась! А ведь эта девчонка за словом в карман не полезет, не такая уж она и скромница! Короче, похвастать ей нечем. Или дружка никакого у нее нету.
   - И что же?
   - А то! Надо бы узнать, куда это она ночью ходила. Тут что-то не так!..
  
  ...День свадьбы Луиджи и Марикиты был назначен, и всем прибавилось работы, особенно мэтру Брюно и его помощникам. Да и все слуги с удовольствием участвовали в подготовке праздника. Все были оживленны и довольны, предвкушая веселье и вкусное угощение. Мадлен и Жан были на особом положении - их церемония должна была проходить в дворцовой часовне, и посажённым отцом невесты был сам граф де Монтель.
  Дворецкий Самюэль Говард выделил в помощь на кухню служанок из дома, но сам не касался участия в подготовке, поскольку это была, так сказать, "не его епархия". Он распоряжался только слугами в доме.
  Старому англичанину, служившему еще отцу нынешнего хозяина, было уже немало лет. Его мучила бессонница. Иногда он целыми ночами не мог сомкнуть глаз. Тогда он выходил подышать свежим воздухом на балкон второго этажа, где устраивался в покойном кресле с книгой, потягивая шерри, наслаждаясь теплом и мыслью, что Всевышний так милостив к нему, что бессонница - это просто возможность лишний раз воздать Ему хвалу.
  Окна комнаты дворецкого выходили на задний двор. Он сам выбрал себе эту комнату, чтобы было чем развлечься, наблюдая за работой людей в мастерских, на конюшне, в кузне и в прачечной...
  И вот под утро, когда еще не совсем рассвело, Говард увидел со своего балкона, как одна из служанок, накинув темный плащ, потихоньку открыла дверь черного хода и быстро и бесшумно пересекла двор. Она направилась к задней калитке садовой ограды...
   Самюэль Говард любил скромность и порядок. Он не мог допустить, чтобы его подчиненные вели себя столь непристойно! Куда направилась эта девица в столь неурочный час? Дворецкий вернулся в комнату и позвонил в колокольчик. Через минуту на пороге появился немного заспанный парень, бывший его доверенным помощником.
   - Поль, сын мой, одна из служанок только что покинула дом. Проследи аккуратно, куда это ее черти носят. Только без шума! Доложишь - я сам с ней разберусь. После случая с поджогом надо держать ухо востро...
  
  ...В гостиной обсуждали предстоящий день. Графиня де Монтель недовольно хмурила брови. Муж уговаривал ее принять участие в празднике слуг. Он говорил:
  - У меня самого сейчас, поверьте, не то настроение, чтобы веселиться. Но я не могу им отказать, Марго. Наше присутствие они считают для себя честью.
  - Бог мой, Питер! Как вы можете сидеть за одним столом с конюшим и прачкой!
  - О, моя дорогая, знали бы вы, с кем мне доводилось сидеть за одним столом! Это было такое отребье, что чертовка Марикита и Луиджи в сравнении с ними сущие ангелы!
  - Ну, разумеется, сеньор, вы всегда найдете, что ответить! Но я не представляю себя в таком обществе!
  - Ваше достоинство ничуть не пострадает, сеньора. И мое тоже, уверяю вас.
  - Вот тут вы ошибаетесь! Это значит равнять себя с ними!
  Питер устало вздохнул. Не то чтобы у него иссякли аргументы, просто ему не хотелось спорить. Он сменил тактику:
  - Сеньора, что вам мешает воспринимать это как развлечение, просто концерт? Итальянская труппа будет выступать в полном составе. Даже я надеюсь, что божественное пение Белинды поднимет мне настроение. А когда вы услышите золотой тенор Аморатти, то забудете обо всем на свете, поверьте мне, дорогая!
  Он приблизился к жене, нежно обнял ее талию и, чуть склонившись, тихо проговорил своим бархатным голосом:
  - Что вам стоит посидеть рядом со мной какой-то час-полтора? Сделайте это для меня, мой ангел...
  В эту минуту в гостиную стремительно вошла герцогиня д`Абронтес и оживленно воскликнула:
  - Какие грандиозные приготовления идут в парке! Уже накрывают столы и развешивают цветочные гирлянды. А еще мне сказали по секрету, что вечером будет фейерверк! - она весело улыбнулась. - Надеюсь, меня пригласят на этот замечательный праздник?
  - Разумеется, герцогиня!
  - О, я хочу забыть мой титул! Мне даже пришло в голову переодеться в костюм служанки и потанцевать вволю, чтобы не стесняли корсет и длинная юбка, - засмеялась Жозефина. - А вы, Маргарита? Не составите мне компанию? Неужели вы не рады возможности немного отдохнуть от светских приличий и повеселиться от души?
   В ответ графиня только вежливо улыбнулась.
  
  ...Перед завтраком старый дворецкий доложил графу, что сегодня рано утром горничная Жюли посещала дом губернатора де Шевриера в Тулузе и встречалась там с одним из его людей, с которым познакомилась еще в Париже. Она пробыла в доме не более десяти минут и быстро вернулась.
  Граф молча выслушал старого слугу, поблагодарил и занялся делами.
  И когда вместе с чашкой кофе Марсела и Мадлен хором преподнесли ему новость о таинственных визитах Жюли в дом губернатора, он кивнул:
  - Мне это известно.
  Женщины с недоумением переглянулись и посмотрели на графа.
  - Может быть, сеньору известно и то, зачем она туда ходит?
  - Нет, вот этого я не знаю. Но ничего хорошего ждать не приходится. Де Шевриер так зол на меня, что способен на все. Однако вы не должны беспокоиться на этот счет, сегодня у вас и так много забот. Я приказал занять Жюли работой в доме. За ней присмотрят.
  
   В дворцовой часовне по просьбе графа аббат Легаль совершил обряд венчания между Жаном и Мадлен, в то время как в городе, в приходской церкви венчались Луиджи и Мария. Потом обе пары соединились в парке де Монтеля, где всё уже было готово к празднику. На большой площадке, недалеко от римского фонтана, поставили столы в виде арки. На двух концах восседали молодые, а в середине стола на почетное место пригласили графа. По правую руку от него сидела Маргарита, по левую - Жозефина. Герцогиня исполнила свой каприз и надела платье своей служанки. Граф внимательным взглядом окинул ее черный сатиновый корсаж, тонкую белую сорочку со скромной отделкой, кружевную шейную косынку, прикрывающую худые ключицы, пепельные волосы, распущенные по плечам и украшенные цветами. Он заметил также хорошенькие красные туфельки и кружева, выглядывающие из-под юбки - гораздо короче той, что обычно носят знатные дамы и открывающей изящные лодыжки. Граф подумал, что Жозефина в этом наряде, пожалуй, только выигрывает. Причем, держалась она совершенно непринужденно и естественно, веселясь от души, и, наклонившись к нему, прошептала, лукаво блестя глазами:
  - Сеньор будет пользоваться правом первой ночи? Или удовольствуется только денежным подарком?
  - Увы, мадам. К сожалению, невесты не девственницы, - в тон ей прошептал граф с шутливым вздохом. - Потому это право теряет всё своё очарование...
  - Но вы не ответили прямо!
  Граф смеялся.
  После обычных поздравлений молодых начались поздравления музыкальные. Бьянка Тенцони, примадонна труппы Грассини, блондинка со вздернутым носиком и божественным голосом, носившая сценическое имя Белинда, пела так вдохновенно и упоительно, что привела в восторг всех. Даже поварята замирали с подносами в руках, слушая ее. Тенор Аморатти покорил женскую половину гостей своим нежным и чистым голосом, воспевая гимны влюбленным.
   Две группы музыкантов - специально приглашенные из числа местных жителей, и артисты труппы - тешили слух гостей музыкой на любой вкус. Квинтет Грассини расположился у фонтана, а гитаристы, пользующиеся успехом на деревенских праздниках и ярмарках, воспламеняли слушателей зажигательными мелодиями, от которых ноги сами просились танцевать.
   Ровно в пять музыканты возвестили начало свадебного пира. Под звонкий смех и веселую музыку на столы подавали блюда горячих пирогов с голубятиной, сочную ветчину и ароматные пряные колбасы, копченые окорока и жареных цыплят с золотистой хрустящей корочкой, груды фруктов, сладостей и, конечно же, кувшины с вином.
   В разгар веселья к графу подбежал привратник и что-то сказал ему на ухо, потому что из-за музыки и шума ничего не было слышно. Через три минуты на подъездной аллее показался небольшой отряд солдат во главе с офицером полицейской службы. Увидев их, Маргарита слегка побледнела, посмотрела на мужа и хотела встать. Питер слегка сжал ее руку.
   - Не волнуйтесь, Марго, - тихо сказал он. - Оставайтесь на месте.
   Жозефина перехватила взгляд графа, брошенный камеристке Марселине. Та увидела незваных гостей и на секунду застыла. Но потом быстро переглянулась с Мадлен и что-то с улыбкой прошептала своей соседке по столу, задорно блеснув глазами. Та повторила ее слова другим девушкам рядом, а те передали дальше. Марсела поймала понимающий взгляд Жозефины, до которой тоже донесся этот заговорщицкий шепот. Граф видел, что они что-то задумали, и едва заметно покачал головой, сделав знак оставаться на месте. Но Марсела уже вскочила. За ней проворно поднялись Марикита, Жозефина, Мадлен и другие девушки и молодые женщины. Они дружной хохочущей стайкой подбежали к солдатам и, подхватив их под руки, потащили к столам. Солдаты изумленно принимали настойчивые знаки внимания и отличное вино, которым их угощали. Немного смущаясь, они позволили усадить себя за столы, следуя примеру своего начальника. Офицер, ошеломленный нежным шепотом красивой девицы с одной стороны и игривыми замечаниями не менее симпатичной мадемуазель - с другой, был просто очарован таким приемом. В довершение ко всему учтивый поклон графа и приглашение присоединиться к их празднику совершенно сразили его.
  - Лейтенант, для нас большая честь, что вы и ваши люди почтили наше торжество своим присутствием, - любезно проговорил граф. Однако лейтенант оставался верен своему долгу и, прежде чем осушить предложенный бокал, сказал:
  - У меня приказ, господин граф! В вашем доме скрываются люди, высланные из страны указом короля!
  - Неужели? - граф с веселой улыбкой поднял свой бокал. - Мне об этом ничего неизвестно. Всех моих людей вы видите за этим столом, и, думаю, они намерены оставаться здесь, по крайней мере, до утра! Думаю, среди них нет никого, кто мог бы прогневить короля. Вы можете это проверить прямо сейчас, господин...
  - ...Де Совеньяк,- представился лейтенант. Он все же вынужден был осушить бокал, поскольку граф ждал его, держа на весу свой. В то время как он пил, Питер что-то шепнул слуге, подававшему блюдо ароматного жаркого из барашка, обложенного овощами и зеленью. Слуга коротко кивнул, поставил блюдо на стол и исчез. Осушив бокал, лейтенант твердо произнес:
  - Я должен осмотреть дом!
  - О, разумеется, господин де Совеньяк. Вы можете приступать прямо сейчас! Только будет жаль, если это замечательное жаркое остынет. Дом довольно велик, потребуется время, чтобы осмотреть его весь.
  Лейтенант с сожалением покосился на аппетитное блюдо и боролся с желанием остаться или идти исполнять свой долг. Граф охотно пришел ему на помощь:
  - Поручите своим людям пока начать проверку здесь. А потом, если потребуется, вы осмотрите дом - мой дворецкий откроет вам все двери.
  Лейтенант бросил на графа подозрительный взгляд.
  - У меня приказ! Мои люди сначала осмотрят дом!
  - Никто не смеет им помешать, господин лейтенант, - серьезно ответил граф и сделал знак, чтобы их проводили. Лейтенант остался. Пока он был занят барашком и вином, музыканты Грассини, сидевшие у фонтана, по одному ушли на кухню за слугой, никем незамеченные. Оттуда подземным коридором они прошли в грот в парке. Граф приказал проводить туда всю труппу.
   Как раз в этот момент гитаристы, встав полукругом, ударили по струнам. Арагонка Марикита, невеста в белом платье с красной розой в черных волосах, взвила свои юбки и, откинув голову и опустив глаза, понеслась в огненной пляске так, что захватывало дух! Господин де Совеньяк, как и прочие мужчины, не мог оторвать взгляда от танцующей девушки. Ему подливали вина, и Жозефина, очаровательно улыбаясь, составляла офицеру компанию.
   В это время грум Энрико потихоньку вывел актеров-итальянцев из-за стола под видом слуг. Они прихватили кувшины вина, подносы с пирогами и жареным мясом, и скрылись по одному в аллеях парка, чтобы встретиться в гроте. Некоторое время спустя там появился и сам граф. Актеры сидели и стояли в тревожном ожидании. Девушки-хористки, обнявшись, устроились на скамьях. Импресарио труппы Филиппе Грассини, в волнении ходивший по мраморным плитам взад и вперед, увидев графа, кинулся к нему.
   - Что же теперь будет, дон Пьетро? - быстро заговорил он. - У вас произведут обыск? Мы навлекли неприятности на вашу голову! Нам давно следовало покинуть ваш дом!
  - Успокойтесь, Филиппе. Сейчас главное для вас - не попасть им в руки. Тогда и против меня они ничего не будут иметь. У нас есть еще немного времени,- улыбнулся он и повернул какой-то выступ на поверхности пилястра. В стене открылся темный туннель с арочными сводами. Граф продолжил:
  - Этим коридором вы достигните берега реки. Ваши вещи я приказал доставить в баркас, что ждет вас на Гаронне. Мои люди проводят вас и помогут погрузиться в лодку.
  - Но куда же нам ехать? Вернуться в Рим? Не имеет никакого смысла - театры там запрещены. Там женщины на улице уже не смеют обнажить локоть или плечо - вот до чего дошло! ... Если двинуться на север - там война!.. А остановиться в каком-нибудь маленьком городке или деревне - мы там просто умрем с голоду. Это все равно, что заживо себя похоронить...
  - Не лучше ли вам отправиться в Марсель? Там легко можно получить место на судне, если вы решите покинуть Францию, как и легко затеряться среди пестрых обитателей портового города.
  С этими словами Питер вложил в руку синьора Грассини свой кошелек.
  - Этого вам хватит на первое время. Будьте осторожны, друзья - и удачи!
  Все восемнадцать человек труппы по очереди прощались с графом, говоря искренние слова благодарности.
  - Да пребудет с вами Пресвятая Дева! Вы столько сделали для нас, синьор,- говорили они.
  - Как еще я могу отблагодарить вас всех за ваш талант? Надеюсь, мы еще встретимся...
  
  ...Разумеется, солдаты ничего не нашли ни во дворце, ни в поместье де Монтель, хотя сведения у маркиза были самые точные. Де Шевриер не достиг своей цели поймать графа на укрывательстве лиц, высланных из страны, и в неповиновении королевской воле. Граф де Монтель, как ему доложили, во время обыска был сама любезность! Он, похоже, снова посмеялся над ним! Маркиз приходил в бешенство от одной только мысли о графе. Ведь только утром ему доподлинно донесли, что во дворце де Монтель действительно скрываются неугодные королю люди! Так где же они, черт возьми?! Впрочем, теперь это уже не имеет никакого значения...
  Де Шевриер был готов применить грубую силу, не камуфлируя ее какими-то официальными причинами и обвинениями. Как было бы просто: схватить этого мерзавца, связать и бросить в обычную городскую тюрьму, в камеру без окна, и не кормить день, два, пять! Проще некуда! Тогда-то от него можно будет добиться чего угодно! И незачем выдумывать какие-то причины...
  Однако маркиз не успел исполнить свое намерение - граф де Монтель покинул Тулузу.
  
  Глава девятая
  
  В Марселе сияло солнце. Под ярко-синим небом блистало ослепительно-синее и золотое море. В открытые окна гостиницы, где они остановились, ветер приносил соленый бриз, запахи смолы, рыбы и молодого вина.
  Из окон их комнат открывался прекрасный вид на бухту, форт св. Иоанна и набережную. Неподалеку поднимался целый лес мачт у причалов порта. Пестрая толпа заполняла набережную - матросы, торговки, рыбаки, контрабандисты, солдаты, негоцианты - люди всех национальностей и оттенков кожи сновали в нескончаемом водовороте своей привычной жизни.
  Питер стоял у окна и смотрел сверху на эту разношерстную толпу, мачты кораблей, паруса рыбачьих лодок, веселые компании недавно сошедших на берег моряков, появляющихся внизу у дверей таверны - и не мог отказать себе в удовольствии тут же спуститься вниз и окунуться в эту толпу.
  - Я скоро вернусь, Марго,- улыбнулся он жене, уходя. В его глазах она заметила веселый огонек, пробудившийся вкус к жизни, почему-то несколько притупившийся в последние дни. Маргарита очень хорошо почувствовала это некоторое время назад, и связывала плохое настроение мужа с визитом эмиссара Альберони. Питер был внешне спокоен, и даже вторжение солдат в его дом не вывело его из равновесия - наоборот, казалось, что ему доставляет удовольствие идти наперекор власти короля и губернатора. С каким-то мальчишеским азартом он играл в довольно опасную игру - и все это ни мало его не заботило.
  Прощание с актерами Грассини, а потом и с Жозефиной, тоже не особенно его огорчило, хотя судьба труппы не была ему безразлична, раз он так рисковал, спасая их от преследования. Однако делал он это как бы между прочим, не придавая особого значения. Но что-то не давало ему покоя, и Маргарита терялась в догадках, что же именно.
  Они приехали в Марсель с известной пышностью - в трех дорогих экипажах, с эскортом вооруженных слуг в красивых темно-синих ливреях с серебряными галунами, в сопровождении грумов, лакеев и горничных. Белые султаны и золотые кисти-фьорки на лошадях, запряженных в кареты, отделанная серебром упряжь на лошадях всадников, изысканный вид всего кортежа напоминал официальный дипломатический выезд посла или вице-губернатора. Сам граф, как всегда элегантный, в темно-синем бархатном плаще с золотой отделкой, на великолепном вороном жеребце - и с маленькой дочерью в его седле - произвёл неизгладимое впечатление на хозяина гостиницы, одной из лучших в городе. Арабские девушки, закутанные в дорогие шелковые покрывала, врач - почтенный араб в белых одеждах; молодой араб-переводчик и секретарь, одетый как вельможа, довершали свиту графа де Монтель. Он снял весь второй этаж гостиницы, на первом этаже которой помещалась таверна "Рог изобилия", прямо сказать, не для бедных моряков.
  
  ...Вернувшись, Питер сообщил, что видел "Золотую галеру" шейха Ракмаля, послал к нему человека с известием о своем прибытии и что завтра утром они поднимутся на борт этого прекрасного корабля.
  Весь день был занят обустройством на новом месте и суетой слуг. После позднего ужина Маргарита, усталая, ушла к себе. Питер задержался в гостиной, чтобы выкурить сигару. Присев на подоконник открытого окна, он задумчиво смотрел на море и мачты. Быстро спускались сумерки; как светлячки зажигались кормовые фонари на кораблях, отражаясь в темной воде...
  Услышав какое-то движение у себя за спиной, он повернул голову и увидел в дверях Сумар. Девушка стояла неподвижно и молчала. Он медленно поднялся и подошел к ней, не говоря ни слова. Сумар откинула покрывало, скрывавшее ее лицо, и подняла на него глаза, полные слез. И удивительно - она встретила взгляд своего господина, полный такой же печали. Наконец она произнесла дрожащим голосом:
  - Что решил мой господин?
  - Все решится завтра, - глухо ответил он. - Иди к себе, милая. Тебе нужно хорошо отдохнуть.
  Но девушка не двинулась с места. Она стояла, как воплощение скорби, умоляюще глядя ему в глаза и сжав тонкие руки. Вдруг она опустилась к его ногам и, закрыв лицо руками, тихо заплакала.
  - Не надо, Сумар. Ты разрываешь мне душу!..
  Вдруг он порывисто поднял ее сильными руками и прижал к своей груди. Сумар задохнулась от счастья. Она услышала, как часто и гулко бьется его сердце!.. Но он тут же отпустил ее и отвернулся к окну.
  - Иди к себе.
  Девушка не уходила. Ее душили рыдания.
  - Мой господин видит свою Сумар в последний раз? - тихо спросила она.
  - Все решится завтра, - повторил он, упорно глядя на темнеющее море.
  Немного поколебавшись, Сумар коснулась его плеча, потом вдруг прильнула к нему всем телом, обвила руками его плечи. Он слегка откинул голову назад и глубоко вздохнул. И этот вздох был похож на мучительный стон. Потом он повернулся к ней, взял в ладони ее тонкое лицо и поцеловал дрожащие нежные губы.
  - Вот мы и простились, - проговорил он, едва переводя дыхание, и тут же быстро вышел.
  Сумар, оглушенная и потрясенная этим коротким поцелуем, еще долго чувствовала его горячие губы, и медленно умирала от счастья и горя одновременно...
  *
  Корвет "Золотая галера" шейха Ракмаля был действительно золотой и по форме напоминал настоящую галеру с острым носом, украшенным изображением сокола, сверкающего в лучах солнца. Пушечные порты, перила, фальшборт , даже стены палубных надстроек были пышно украшены золочеными арабесками. Над квартердеком был натянут большой шелковый полог, горящий пурпуром. Вымпелы и штандарт шейха Ракмаля с изображением золотого сокола лениво полоскались на легком ветру, извещая всех, что это великолепное сверкающее судно, похожее на большую сказочную птицу, является сейчас резиденцией светлейшего шейха и его флагманом. На причал с борта был спущен широкий парадный трап, застеленный пестрым дорогим ковром, и люди со смуглыми лицами в желтых тюрбанах и белых шелковых шальварах, с изогнутыми саблями у пояса, выстроились в ряд по обе стороны трапа и у бортов. Они встречали небольшую процессию. Граф и графиня де Монтель, сияющие блеском и элегантностью своих парадных туалетов, в сопровождении секретаря графа, арабских служанок, закутанных в драгоценные ткани, почтенного врача-араба и смуглого юноши в белых одеждах. Замыкала шествие вооруженная охрана графа.
  Сумар шла, опираясь на руку Абу-эль-Фереджи, не видя ничего вокруг, кроме высокой статной фигуры своего господина, одетого в малиновый бархат.
  У края борта появился сам шейх Ракмаль. В джеллабе , белом бурнусе из тонкой верблюжьей шерсти, украшенной роскошной вышивкой, он напоминал персонажа какой-то восточной сказки. Шейх ожидал гостей со сдержанным спокойствием и величием. Он сделал шаг навстречу графу, ступившему на палубу. Это было знаком уважения, как и скупая улыбка, осветившая очень смуглое, сухое лицо шейха. Он был еще не стар, - графу показалось, что Ракмалю не больше сорока пяти-семи лет.
  Для обмена приветствиями расстояние было слишком велико, и пока граф и графиня делали еще несколько шагов, взгляд шейха впился в открытое лицо молодой дамы, европейский наряд которой открывал достаточно прелестей для самого изысканного и взыскательного вкуса. Граф не мог не заметить этот взгляд, выходящий за рамки дипломатического протокола, но никакая тень не затмила его ответной улыбки. Маргарита держалась непринужденно и с достоинством, как истинная придворная дама. Они приблизились. И вдруг графиня заметила, что глаза у шейха Ракмаля голубые! Как бледные сапфиры, оправленные в старую бронзу, как кусочки голубоватого льда под ярким солнцем!.. Она поспешила отвести взгляд, чтобы ее удивление не было превратно истолковано.
  Приветствия были произнесены по-испански, и это все упростило. Граф представил свою жену, и шейх Ракмаль сказал, что красота графини ослепляет, как солнце, и превращает мужские сердца в пепел. Поблагодарив шейха в изысканных выражениях, граф повернулся к Сумар и протянул ей руку. Девушка вложила свои дрожащие пальчики в раскрытую ладонь своего господина, и граф вывел ее вперед.
  - Великий шейх выразил желание увидеть прекрасную Сумар, девушку, которую мне довелось отбить у врагов на побережье Туниса несколько лет назад,- вот она! - сказал граф с поклоном, и отступил на два шага назад.
  Сумар, опустив глаза, откинула покрывало, но осталась в полупрозрачном никабе.
  Несколько мгновений шейх молча всматривался в глаза Сумар.
  - Да, это она! - наконец произнес он. В его звучном голосе слышалось скрытое волнение. Он заговорил о том, что день превратился в ночь, и солнце погасло, когда истребили семью его дяди и похитили его дочь и еще десятки женщин и девушек их рода и увезли прочь, а всех мужчин их города предали жестокой смерти. Его не было тогда в городе, он учился далеко на севере. Но с тех пор не может найти покоя. Мрак покрыл его душу, и глаза иссохли от слез! Он думал, что никого из семьи уже нет в живых. Или женщины заперты в гареме, откуда нет выхода. Но небо сжалилось над ним! Аллах подверг его шестилетнему испытанию, и, наконец, по Его Благому Соизволению, поиски увенчались успехом! Благодаря почтенному имаму Давару, живущему в Марселе, шейху стало известно о благородном сердце и высокой душе сиятельного графа де Монтель. Граф совершил праведный поступок - да благословит его всемогущий Аллах! - Он позаботился о душе своей рабыни, никогда не имевшей надежды обрести покой без милости Всевышнего... Имам Давар, попав во дворец светлейшего графа, увидел Сумар, говорил с ней и понял, что она именно та, которую ее брат безутешно оплакивает уже шесть лет. И вот теперь высокочтимый граф, известный у нас под именем Раат, снова явил благородство своей души, когда согласился привезти сюда эту девушку, чтобы ее брат смог, наконец, заключить ее в свои объятия!
  И шейх Ракамаль проделал это с величайшей радостью.
  Маргарита с удивлением посмотрела на мужа.
  - Я предполагал нечто подобное, - тихо ответил он на ее взгляд. - Сумар была воспитана как принцесса.
  Под пурпурным навесом стояли мягкие узорчатые диваны со множеством подушек, куда шейх Ракмаль пригласил своих гостей. Мавры в желтых тюрбанах подали ароматный кофе, сладости и фрукты на низкий длинный стол возле диванов. Шафх попросил позволения у графа переговорить с сестрой наедине всего несколько минут.
  Их беседа и в самом деле продолжалась недолго, и когда шейх снова появился на палубе, его лицо сияло. Казалось, его радость усилилась стократ! Движением руки удалив всех слуг и поклонившись графине, он обратился к графу с такой пламенной и восторженной речью, что сначала Маргарита ничего не могла понять. Но постепенно до нее начал доходить смысл витиеватых и пышных оборотов речи шейха, расцвеченных яркими образами и притчами. Оказывается, шейх не находил подходящих слов, чтобы достойно выразить ту благодарность, которую он испытывает к исполненному великих достоинств высокородному графу за то, что его сестра, почти пять лет находившаяся в его доме, до сих пор сохранила свою чистоту и девственность! По их закону даже ее лица никто не должен был видеть, кроме мужа и родных! Для мусульманки нет позора страшнее. Ну, разумеется, это не касается ее благородного спасителя, ставшего ей вторым отцом... Слава Аллаху, и будет благословен Он вовеки! Его сестра за эти годы не стала наложницей или женой христианина, не подверглась позору, не погубила свою душу!..
  Сохраняя полную невозмутимость, граф отвечал, что достоинства черноокой Сумар, ее восхитительный голос, который услаждает слух, ее очарование и красота могут свести с ума любого мужчину, какой бы веры он ни был. Но христианину положено иметь только одну жену, и если Бог вознаградил его женщиной, в прелести которой великий шейх может убедиться воочию, то было бы грешно желать большего!
   Маргарита с удовольствием слушала эти слова. Но глаза Сумар наполнились слезами. Она ничего не могла с собой поделать.
  Шейх Ракмаль продолжал говорить, что нет ничего, что могло бы сравниться с благородным сердцем сиятельного графа, увенчанного многими добродетелями, и что тот скромный дар, который шейх осмеливается преподнести ему, слишком ничтожен, чтобы вознаградить его по достоинству!
   С этими словами Ракмаль сделал знак, и черный слуга поднес графу небольшую шкатулку, украшенную золотыми арабесками. Он поставил ее на низкий стол и открыл крышку. И тут глаза графа де Монтель расширились от изумления. В шкатулке на алом бархате сверкал искусно ограненный, округлой формы бриллиант размером с небольшую сливу. Маргарита взглянула и задохнулась от восторга. Никогда в жизни ей не приходилось видеть ничего подобного! Шейх говорил еще что-то, но она уже ничего не понимала, потрясенная, и не могла отвести взгляд от чудесного камня. Графиня видела только, как муж с достоинством поклонился, принимая подарок...
  Потом мужчины долго говорили наедине, предоставив женщинам лакомиться сладостями, горьковатым сиамским напитком и шербетом, любоваться морем и наслаждаться приятным бризом.
  Граф интересовался торговыми судами, принадлежавшими Ракмалю, их тоннажностью, маршрутами, рынками и портами, которые они посещают, и рассказывал о своих занятиях, объясняя свой интерес желанием сотрудничать с процветающим судовладельцем и торговцем, легендой Средиземного моря. Шейх с интересом слушал молодого аристократа-христианина, не пытаясь скрыть своего удивления. Граф де Монтель говорил со знанием дела, и те занятия, о которых он упоминал, повергли шейха в немалое изумление.
   Потом они вернулись к женщинам под пурпурный полог. Шейх подошел к Сумар и отвел покрывало от ее лица.
  - Ты печальна, как сорванный цветок, дорогая сестра. Что с тобой? Вместо радости в твоих глазах уныние и тоска. Что печалит твое сердце? Или оно уже не принадлежит тебе? Скажи!
  Девушка ничего не ответила, только взглянула на графа, стоявшего у борта. Ракмаль с улыбкой вздохнул, переведя взгляд с сестры на гостя, и сказал:
  - Нет ничего удивительного в твоем выборе, сестра. Трудно найти человека более достойного! - он снова вздохнул и, возвысив голос, обратился к графу. - Как же нам быть, мой сиятельный друг? Как вернуть радость ее душе и свет глазам? Я думаю, что моей драгоценной сестре пора найти мужа, который ее утешит!
  Сумар вскочила как ужаленная, но, сделав над собой усилие, промолчала, опустив голову.
  - Успокойся, дорогая, никто не будет торопить тебя с выбором, - сказал Ракмаль. - Но запомни: бесплодная мечта не приносит счастья.
  - Я буду счастлива, если мой господин позволит мне остаться у него и быть его служанкой, - едва слышно произнесла Сумар.
  - Это не твоя судьба! - воскликнул шейх. Девушка обратила умоляющий взор на подошедшего графа. Тот грустно покачал головой.
  - Мне больно расставаться с тобой, Сумар. Ты стала частью моего сердца. Но твой брат прав: бесплодная мечта не приносит счастья. Ты молода и красива, господь благословит тебя любовью и многочисленным потомством. Ты будешь счастлива!
  С этими словами он склонился к ее руке и поцеловал ледяные пальцы. Слезы полились из черных глаз Сумар. Она прошептала одними губами:
  - Без тебя мне незачем жить!..
  Лицо графа дрогнуло. Он повернулся к шейху, чтобы попрощаться с ним, и вскоре покинул "Золотую галеру".
  ***
  Бриллиант, подаренный шейхом, носил поэтичное имя "Звезда Магриба" и имел длинную историю. Маргарита не могла оторвать глаз от завораживающего сияния его бесчисленных граней, вспыхивающих всеми цветами радуги. Питер, как ни странно, остался равнодушен к изумительному камню. Он задумчиво молчал, глядя на море через открытое окно.
  В глубине души Маргарита радовалась, что теперь избавлена от опасной красоты Сумар, но уже второй день мрачное, подавленное настроение мужа вызывало у нее досаду. Будто и в самом деле у него вырвали кусочек сердца!
  Наконец она не выдержала и спросила с горькой иронией:
  - Сколько должно пройти времени, чтобы залечились ваши сердечные раны, сеньор? Вы перестали замечать свою жену! Пышные славословия перед шейхом Ракмалем в мой адрес - это не более чем фигура речи, дань восточному слогу? Неужели эта Сумар так много для вас значила?
  В ответ он лишь неопределенно пожал плечами. Маргарита поняла, что он не хочет говорить об этом. Она сменила тему.
  - Как вам понравился шейх? Конечно, вы заметили, какие у него необычные глаза? Признаться, он меня очаровал.
  - Да, он удивительно интересный человек, и разносторонне образованный к тому же. А его голубые глаза не могут оставить равнодушной ни одну женщину.
  - О, поревнуйте хоть немного! - воскликнула она насмешливо.
  - Нет причины.
  - Жаль. Мне надо было посмелее вести себя с ним!
  - Вот как? Что ж, его корвет еще стоит на якоре.
  - Я же пошутила, Питер! Вы просто невыносимо серьезны. Это совсем на вас не похоже! Интересно, о чем вы так долго беседовали с шейхом?
  - О делах. Я вижу неплохую возможность получить надежное средство перевозки моих грузов. Шейх готов предоставить в мое распоряжение суда, трюмы которых будут соответствующим образом переоборудованы для перевозки руды из Италии и Испании сюда, в Марсель. К тому же, он намерен предоставить мне настолько выгодные условия фрахтования , что лучшего и желать невозможно. Так что я продал Сумар с максимальной выгодой! - его чувственный рот сардонически покривился. Маргарита была неприятно поражена той болью, которая слышалась в его голосе.
  - Вы же сами приняли такое решение, Питер. Или уже о нем сожалеете? Вы заставляете меня тревожиться. Ну, улыбнитесь же! Взгляните только, какая красота! - она не могла налюбоваться "Звездой Магриба". - Скажите, что можно сделать с этим чудесным камнем?
  Граф посмотрел на бриллиант чуть ли не с отвращением.
  - Он слишком велик. Если сделать с ним колье, оно будет слишком тяжело смотреться на вашей нежной шейке. И для перстня он не подойдет, даже для мужской руки... Единственное, пожалуй, так это брошь, приколотая на плече.
   - О, замечательно! Пожалуйста, Питер, нарисуйте эскизы! Мы оба сможем носить его.
  - Это не мой стиль. Вообще я предпочел бы выбросить этот камень в море.
  - Вы сошли с ума! Нет, вы определенно потеряли голову из-за этой Сумар! - рассердилась Маргарита.
   Питер ничего не ответил.
  *
  Граф подолгу пропадал в городе то один, то вместе с Жаном, иногда возвращаясь в гостиницу заполночь. Вот и теперь вернулись они очень поздно.
  Маргарита спала урывками, возбужденная то ли запахом близкого моря, его постоянным неумолчным шумом, то ли последними событиями. У нее перед глазами часто возникал сверкающий золотой корабль, сияющее под солнцем море, голубые глаза шейха Ркмаля и огромный бриллиант, подаренный им...
  Она вздрогнула и проснулась, когда в соседней спальне что-то громыхнуло и кто-то чертыхнулся сквозь зубы. Маргарита вскочила, подбежала к двери и заглянула в комнату. Питер зажигал свечу, прикрывая ладонью разгорающийся огонек. Увидев жену, он поставил подсвечник на стол.
  - Я разбудил вас, дорогая? Простите. В темноте наткнулся на стул...
  Только по его замедленной речи и движениям Маргарита поняла, что он много выпил. Такое случалось не часто. Неужели всё из-за этой злополучной Сумар?!
  - Уже так поздно! Где вы были? - спросила Маргарита недовольно.
  - Хотел узнать последние новости. А где можно их узнать, как не в тавернах! Мы с Жаном обошли их все. И новости, прямо сказать, невеселые...
  Он двинулся было к ней, но Маргарита невольно отстранилась, поспешно сделала шаг назад, в свою спальню.
  - Вы расскажете утром. А сейчас я хотела бы поспать! - отрезала она и закрыла дверь.
  
  Но когда она проснулась, Питера уже не было. Он снова куда-то ушел. В кабинете Жан разбирал свежую почту. Маргарита спросила, о каких плохих известиях говорил вчера граф.
  - Их много, сударыня, слишком много плохих новостей. Англичане разгромили французский торговый караван, следовавший в Вест-Индию. Это раз. С марсельской каторги сбежали четверо узников - вся полиция поднята на ноги. Это два. Третье и самое неприятное - в стычке с английскими корсарами серьезно пострадали три военных корабля из эскадры адмирала Альмеридо, патрулирующей Гибралтарский пролив. А еще пишут, что эрцгерцог Карл провозгласил себя испанским королем Карлом Третьим! Потом...
  - Довольно, Жан! Вполне достаточно. Где граф?
  - Я точно не знаю, сударыня. Должно быть, в порту.
  
  ... Маленькая Диана проснулась очень рано. Жалюзи еще были закрыты, няня спала в соседней комнате. Девочка потихоньку выскользнула из постели и на цыпочках вышла из спальни в гостиничный коридор. Здесь тоже все было тихо. Диана уже успела изучить новый дом, где они теперь жили, и смело пошла по коридору, миновала две закрытые двери и прислушалась около следующей. Из комнаты отца слышался звук льющейся воды. Она тихонько постучала и приоткрыла дверь. Граф умывался. Он был уже почти одет - рядом на стуле лежали камзол, шляпа и шпага. Вешая полотенце, он повернулся, заметил наблюдающую за ним дочь и улыбнулся.
  - Доброе утро, моя красавица! Ты опять забыла постучать? - он присел и раскрыл ей объятия. Девочка бросилась к нему.
  - Я стучала, но вы не услышали из-за плеска воды!
  - Ну, хорошо. Почему ты так рано поднялась, моя дорогая? Тебе неуютно в твоей постельке?
  - Нет, просто я уже выспалась! - она обвила его шею руками, и он с нежностью прижал дочь к себе. Потом Диана осмотрела отца ревнивым взглядом и провела пальчиком по его гладко выбритой щеке.
  - Вы опять куда-то уходите, да? А я так соскучилась...
  Он тихо засмеялся и снова обнял ее.
  - Ты мой маленький пушистый птенчик... Хочешь пойти со мной? Я иду любоваться морем. Оно такое красивое, когда встаёт солнце. И еще мне нужно кое с кем встретиться в порту.
  - О, вы правда возьмете меня с собой? - в восторге воскликнула девочка. - Вот только Каэтана еще спит...
  - Пусть себе спит. Мы справимся без нее. Тут еще осталась вода, наклонись, я тебя умою.
  Диана с готовностью наклонила лицо над тазом, и теплая душистая ладонь отца уверенно и нежно умыла ее.
  - Теперь принеси свою одежду. Я помогу тебе.
  Через три минуты она уже вернулась с одеждой, а еще через десять была почти готова. Глядя в зеркало, она с горестным вздохом тряхнула своими длинными пышными волосами и сказала:
  - Вот уж с этим нам никогда не справиться!
  Граф улыбнулся и взял свою щетку для волос. Диана зажмурилась. Даже Каэтана никогда не могла причесать ее густые непослушные кудри так, чтобы не сделать больно! Но сейчас она почувствовала, что отец уверенной рукой придерживает прядь, которую расчесывает, и делает это аккуратно и бережно. Не прошло и пяти минут, как пышная шевелюра Дианы была усмирена и заплетена в две толстые шелковистые косы с веселыми колечками кудряшек на концах. Посмотрев в зеркало, девочка ахнула:
  - Откуда вы это умеете? - выдохнула она, во все глаза глядя на отца. Он рассмеялся ее изумлению.
  - Когда-то я был подмастерьем у цирюльника в Севилье. Правда, недолго.
  - Вы шутите?..
  - Нет, это истинная правда! Можешь спросить у сеньора Роблеса - он тебе расскажет эту историю. А теперь поспешим - солнце поднимается. Море сейчас самое красивое...
  На лестнице они встретили Марселину с кувшинчиком сливок в руках. Она изумленно посмотрела на них и присела в поклоне перед графом.
  - Сеньор не будет пить кофе?
  - Позже, Марсела, - ответил он, вместо приветствия мимоходом погладив ее по круглой щечке. - Сеньора еще спит? Передай ей, что мы пошли на прогулку.
  
  Море и в самом деле было прекрасно в этот час. Золото бликов на воде переливалось и вспыхивало миллионами ослепительных искр. Сиреневое и розовое марево окутывало горизонт. Волны были синие-палевые вдалеке, и совершенно прозрачные, когда накатывались на берег, оставляя пенный след. Соленый запах моря и смолы смешивался с запахом жареной рыбы и дымком жаровен на набережной, где готовили и продавали только что пойманный улов. Тут же в раскаленном песке над жаровнями смуглые люди в белых тюрбанах варили кофе в небольших медных сосудах с длинными ручками. Диана с любопытством оглядывалась по сторонам. Они как раз поравнялись с одной из таких жаровен. Чудесный аромат кофе заставил графа остановиться. Он кивнул продавцу-арабу, и тот моментально наполнил тонко смолотым кофейным порошком свою джезву, плеснул туда воды из высокого кувшина и быстро сунул ее в раскаленный песок. Через две или три минуты Диана увидела, как из сосуда медленно поднимается светло-коричневая пена. Продавец кофе в ту же секунду выхватил джезву из песка, быстро налил густую черную жидкость в маленькую чашечку, и подал графу. Потом влил в чашку несколько капель холодной воды из прозрачного сосуда, чтобы осела гуща. Питер с наслаждением вдохнул волшебный аромат и попробовал напиток.
  - Они знают какой-то секрет обжарки зерен, - проговорил он, обращаясь к дочери. - Великолепно!
  - Можно мне попробовать?
  - Попробуй, но вряд ли тебе понравиться, моя милая.
  Девочка осторожно попробовала напиток на язык.
  - Как горько!
  - Ну да, без сахара и сливок... А какой аромат!
  Диана тронула отца за руку и тихо спросила:
  - Почему эти люди носят свертки материи на голове?
  - Свертки?.. Тюрбан, чалма - ты права, это и в самом деле свертки ткани. По ним можно узнать, откуда человек родом, его положение и даже ремесло. А если мусульманин неожиданно умирал где-нибудь в пустыне или вдали от дома, его тело заворачивали в тот кусок ткани, что он носил на голове. Так что они каждую минуту готовы к смерти...
  Граф допил кофе и положил монету в раскрытую ладонь продавца. - Как называется этот сорт кофе? Откуда его привезли? - спросил он.
  - Аравия! - махнул продавец в сторону моря. Он наклонился и достал из мешка горсть зерен. - Ходейда! - он взял горсть из другого мешка. - А это - матари. Это все мокко, мессир! Мокко! - говорил продавец. Граф спрашивал еще что-то, а Диана тем временем наблюдала, как рядом мальчишка жарил над углями нанизанных на палочки креветок. Она тронула отца за руку и покосилась на румяно-розовых, уже готовых рачков.
  - Тебе и этого хочется попробовать? - спросил граф, улыбнувшись. - Я и сам бы не отказался от такого лакомства, моя дорогая!
  И они с аппетитом съели жареных креветок, сбрызнутых лимонным соком. Девочке казалось, что ничего вкуснее она никогда в жизни не ела.
  - А теперь посмотрим на корабли в порту. Я должен там кое с кем поговорить.
  Граф взял дочь за руку, и они пошли к причалам. Пройдя почти половину пути, он остановился, следя за маневрами одного отплывающего судна.
  - Смотри, моя девочка, вот ставит паруса красивый двухмачтовый корабль с красно-желтым флагом на мачте. Это бриг. Он идет в Испанию с курьерской почтой. Я тоже отправил с ним свои письма. Почему же он задержался?.. И ветер благоприятный... Долго ли продержится такая хорошая погода! - граф был немного озабочен. Диана мечтательно проговорила:
  - Я хочу поплыть на таком корабле! Он как большая птица... А он сможет улететь на парусах, когда сильный ветер?
  Граф улыбнулся.
  - Он может лететь по волнам. Бриг - самый быстрый, поэтому на нем отправляют курьерскую почту. У него лишь один недостаток - он не может идти против ветра, потому что все паруса у него прямые, кроме одного. Видишь?
  Но девочка не очень интересовалась типом парусов этого прекрасного корабля, ее интересовало другое.
  - Когда вы поплывёте на таком корабле, вы возьмете меня с собой, отец?
  - Я пока никуда не собираюсь, моя девочка. Но мы можем все вместе совершить небольшую морскую прогулку - может быть, завтра.
  Они подошли к одному причалу, где разгружалось торговое судно.
  - А куда мы идем? - спросила Диана.
  - Мы поднимемся на борт одной шхуны. Мне нужно поговорить с ее капитаном. А ты немного подождешь меня на палубе.
  ...Граф беседовал с капитаном итальянской шхуны "Роза" в его каюте, а непоседливая Диана оставалась на палубе, где сновали матросы. Она смотрела, как они работают, болтала с ними по-итальянски, ей даже позволили потрогать рулевое колесо и блестящий корабельный колокол-рынду, отмеряющий время. Она облазила вдоль и поперек всю палубу, любовалась морем, следила за крикливыми толстыми чайками, садящимися на мачты, и даже хотела попробовать влезь на ванты, но тут из каюты вышел отец и капитан, с которым они, прощаясь, обменялись рукопожатием.
  - Ты не соскучилась, дорогая?
  - Нет, сеньор, здесь так интересно! Я хотела бы пожить на таком корабле.
  - Наши вкусы совпадают, - улыбнулся граф. - Мне тоже нравиться жить на корабле.
  Когда они спустились на берег, Диана спросила:
  - А мы еще вернемся на "Розу"?
  - Да, когда захочешь. Теперь эта шхуна в нашем распоряжении, - рассеянно ответил граф.
  - Вы ее купили? - обрадовалась девочка.
  - О нет, просто нанял.
  Диана вздохнула, заметив, что отец погружен в свои мысли.
  - Ну вот, я теперь одна!
  Питер остановился и присел, чтобы заглянуть в глаза дочери.
  - Почему ты так говоришь? - спросил он.
  - Потому что ваши мысли далеко! - она надула губки.
  - Ничего не поделаешь, ты права, моя девочка. Извини. Еще несколько минут я могу себе позволить не думать о делах, - он выпрямился, придержав шпагу. Диана повеселела и бодро заявила:
  - Мне хочется пить! Давайте зайдем туда, сеньор, - и она показала на двери кофейни неподалеку.
  - Хорошо, мадемуазель. Там, наверное, смогут сделать тебе сок.
  Из дверей пахнуло ароматом сдобных булочек и шоколада. В кофейне было чисто и уютно. Молоденькая девушка в белом переднике с интересом посмотрела на красивого статного господина с прелестным ребенком. Они уселись за столик. К ним подошла пожилая хозяйка.
  - Что угодно мессиру? - спросила она на местном окситанском наречии.
  - Чашку шоколада, булочки и апельсиновый сок для мадемуазель, - ответил граф на том же языке.
  - Сию минуту, мессир!
  Хозяйка сама принесла заказ, выказывая тем самым свое почтение посетителю. Граф поговорил с ней, заказав еще шоколад и булочки в ту гостиницу, где они остановились. Диана спросила:
  - Почему они все тут называют вас "мессир"?
  - Ты же знаешь, это все равно что "сеньор", или "господин". На Юге так называли владетельных дворян. Они имели обширные земли и замки и были здесь хозяевами, не подчиняясь никому, даже королю. И люди почитали их, как своих сеньоров. Если обращение к королю во Франции - "сир", то здесь - "мессир" - "мой король", "мой сюзерен".
  - Тогда я тоже буду называть вас "мессир"!
  Граф улыбнулся.
  - Надеюсь, что когда-нибудь стану твоим другом, а не господином.
  - Вы и так мой друг, мессир граф, - заявила девочка. - Но и мой король тоже! Мне нравится это слово.
  - Хорошо, называй, как тебе будет угодно. Однако нам уже пора, мама будет беспокоиться.
  - Но я же с вами, мессир!
  
  ...Маргарита была удивлена, когда услышала, что муж с дочерью рано утром отправились на прогулку, не сказав ей ни слова, не предупредив заранее. Но когда они не появились к завтраку, она не знала, что и думать.
  
  ...Диана, совершенно счастливая, щебетала без умолку, пока они шли до гостиницы. Она забегала по справа, то слева и заглядывала в лицо отцу, чтобы видеть его глаза, улыбающиеся ей. Граф только успевал придерживать шпагу, чтобы не зацепить ею девочку. Она двумя руками взялась за ее рукоятку.
  - Какая тяжелая! Вы никогда не выходите без шпаги? Наверное, это трудно, всегда носить ее с собой?
  - Я уже так привык, дорогая, что совсем не замечаю этой тяжести. А вот без нее - как будто чего-то не хватает!..
   В гостиной их встретила расстроенная Марселина.
  - Донья Маргарита отказалась завтракать, хотя только что принесли свежие булочки и горячий шоколад...
  - Это мы ей послали из кофейни на набережной! - весело сказала Диана.- Я пойду, скажу маме, как это все вкусно!
  - Пойдем вместе, дорогая. Мы еще не пожелали маме доброго утра.
  Диана все-таки не выдержала и первая побежала к матери, начала взахлеб рассказывать ей об их утренней прогулке. Маргарита подняла глаза на входившего мужа.
  - Разумеется, сеньор может гулять, где сочтет нужным, но зачем таскать с собой ребенка?! - возмущенно проговорила она. - Это правда, что вы ели у уличных торговцев и сидели в портовой кофейне?
  Питер остановился, снимая перчатки и внимательно глядя на жену.
  - Не вижу тут ничего особенного.
  Он подошел, чтобы поцеловать ее руку, но она не позволила.
  - Вы считаете, сеньор, что вашей дочери подобает появляться в подобных местах? - продолжала она тем же раздраженным тоном. - Могу себе представить, что такое портовая таверна!
  Граф присел возле Дианы и весело посмотрел ей в глаза.
  - Правда, мы замечательно провели время, моя девочка?
  - О, конечно, мессир! - воскликнула она. - Было так интересно!
  Он слегка потрепал ее по щечке.
  - А теперь иди к себе, милая. Наверное, Каэтана заждалась тебя!
  Девочка кивнула и убежала. Ей было что рассказать своей няне.
  Питер встал и повернулся к жене. Он заговорил спокойным, мягким тоном, но она сразу поняла: то, что он хочет сказать - очень серьезно.
  - Маргарита, послушайте меня, моя дорогая. Прошу вас, если вы в чем-то не согласны со мной, скажите это, когда мы одни! Не стоит высказывать своего неудовольствия при дочери. Она что-то может понять неправильно, будет переживать любой разлад между нами... Она была так счастлива провести эти часы со мной - где угодно! Я так мало уделяю ей времени, а она растет, и ей уже никогда не будет шесть лет!.. Наша дочь не по годам рассудительна и умна, но кто ответит на все ее вопросы, кто объяснит ей суть вещей и событий, если не мы? До сих пор она жила в своем мирке, окруженная заботой и любовью, но этого ей уже мало! Если она не увидит и не узнает другой жизни вокруг, эта жизнь может преподнести ей не самые приятные сюрпризы, поверьте мне.
  - Не слишком ли рано для нее такие науки?
  Его ответ прозвучал для неё неожиданно:
  - Кто знает, что будет с нами завтра!..
  - Вы меня пугаете, сеньор. Что это значит?
  - Только то, что неисповедимы пути Господни. Но почему вам страшно, моя радость? Разве вас некому защитить? - и он улыбнулся ей. Потом бросил взгляд на накрытый к завтраку стол.
  - О, ваш шоколад остывает! Хорошо, что его принесли в керамическом кувшине, - и, открыв дверь в смежную комнату, позвал: - Марсела! Где же мой кофе? И скажи Жану, чтобы принес почту!
  Граф снял перевязь и бросил ее на диван.
  - Вы позволите немного посидеть с вами, сеньора?
  - Какая неслыханная честь! - саркастически усмехнулась она. - Похоже, вы намерены это сделать и без моего разрешения! И заниматься делами, а не болтать со мной.
  - Маргарита, что случилось? Почему вы так злитесь на меня?
  - Нет, вам показалось, - но голос ее был холоден. Тут Марселина принесла кофе, а Жан - почту.
  Питер присел за стол и быстро просмотрел корреспонденцию, выбрав самое важное.
   - Откуда так много? - спросила графиня, кивнув на внушительную стопу газет и писем. - Ведь мы совсем недавно в Марселе - и уже все знают ваш адрес?
  - Мне удалось наладить эстафету - мою личную. Это бесперебойная связь с Парижем и Тулузой, куда стекается вся интересующая меня информация, а оттуда она приходит в любое место, где бы я ни находился - конечно, в пределах разумного. Это очень удобно.
  Он распечатал какую-то депешу и углубился в чтение. Но сосредоточиться ему не удавалось. Он чувствовал напряженность жены, ее дурное настроение. Что происходит с Маргаритой? Почему она стала так раздражительна? В последние дни она под предлогом недомогания или усталости закрывала перед ним дверь своей спальни. Впрочем, он и сам был в последнее время не в ладу с собой и предпочел заняться делами. Шейх Ракмаль и граф де Монтель в эти дни подписали взаимовыгодный договор, который включал в себя, помимо прочего, позволение графу поднимать на своих кораблях личный флаг шейха. Это было хорошим прикрытием на случай непредвиденных обстоятельств. Обстановка накаляется день ото дня, каждый день приходят тревожные известия из Италии и Фландрии... И теперь два его капера уже прибыли в Валенсию - скоро они будут в Марселе. Ему нужно повидать своих капитанов, чтобы дать им новые инструкции, поскольку англичане готовят целый флот, чтобы атаковать порты союзников...
  Питер отложил депешу - все равно он читал механически, не улавливая сути, и мысли его были далеко. Присутствие Маргариты волновало его, выводило из равновесия. Он, как всегда, не мог смотреть на нее равнодушно.
   Графиня, наконец, принялась за завтрак. Питер любовался ее грациозными движениями, изгибом стройной шеи, упоительной линией плеч и груди - и чувствовал, как горячая волна поднимается и затопляет его, сбивая дыхание и заставляя сердце учащенно биться. Это всегда было так, и так будет, потому что он до сих пор не мог насытиться этой восхитительной женщиной - его женой, его любовью... Он на секунду прикрыл глаза и постарался успокоиться.
  - Я не сказал еще о наших планах на вечер - проговорил он слегка севшим голосом. - Мы приглашены сегодня на ужин к вице-губернатору, графу де Гриньяну.
  - И вы до сих пор молчали?! - вскричала Маргарита. - У меня почти не остаётся времени приготовиться! Нужно привести в порядок платья - половина вещей еще не разобрано! Здесь все так неудобно и неприспособленно!..
  - Вы недовольны вашими горничными, мадам? Придется сделать им внушение. Но не беспокойтесь, у нас есть еще время.
  Он поднялся, подошел к ней сзади и медленно погладил ее плечи.
  - Не волнуйтесь, сердце мое, я помогу вам с выбором туалета. Почему-то этим вечером я вижу вас в темно-голубом. В диадеме и колье из жемчуга, и обязательно - жемчужные браслеты. На вашей золотистой коже жемчуг выглядит великолепно! Вы будете подобны морской богине...
  Его руки становились всё смелее. Он целовал ее волосы, едва сдерживая дыхание... Маргарита повела плечами и встала, отстраняясь.
  - Перестаньте, сейчас войдет служанка...
  Он обнял ее за талию и с улыбкой привлек к себе.
  - Я не могу престать, моя радость... Если вы боитесь служанки, тогда пойдемте в спальню.
  - Только не сейчас, нет! Уже полдень, я ничего не успею!
  - Мы все успеем, дорогая.
  - Нет, не сейчас! - она решительно высвободилась и привела в порядок лиф платья.
  У него кружилась голова от ее близости. Он готов был схватить ее в объятья, зацеловать, заласкать до полусмерти, сломить ее сопротивление... Но он не мог позволить себе подобное.
  Прихватив корреспонденцию, он молча вышел из комнаты.
  
  ...Когда служанка убирала со стола, Марселина пришла ей помочь и заметила перевязь и шпагу графа на диване. Она тут же забыла о посуде. Девушка немедленно взяла вещи сеньора, чтобы отнести их в его комнаты. Графиня остановила ее.
  - Марсела, ты мне нужна. Вечером прием у губернатора, а мои туалеты еще не приведены в порядок. Скорее убери все это и возвращайся, чтобы заняться делами!
  - Да, сеньора!
  Девушка убежала, прижимая к груди приятно пахнущую кожей портупею...
  
  Марселина не появлялась уже более четверти часа, и Маргарита потеряла терпение. Она вышла в коридор с намерением найти свою камеристку и хорошенько отругать ее. Тут открылась дверь в кабинет графа и появилась Марсела - с пылающими щеками и сияющими глазами. Увидев графиню, она заметно смутилась и опустила глаза.
  - В чем дело, Марсела? - холодно спросила Маргарита. - Что ты делала там так долго?
  - Ничего... Просто сеньор граф говорил со мной.
  - О чем же это? Не похоже, чтобы сеньор отчитал тебя, как обещал!
  - Отчитал? За что? Сеньор... говорил о многом... К примеру, о том, что мне пора выходить замуж... - Марсела еще больше покраснела.
  - Мы после это обсудим! - воскликнула графиня холодно. - Займись, наконец, делами!
  И Маргарита решительно открыла дверь в кабинет мужа. Он стоял, склонившись над разложенной на столе картой, и что-то отмечал там карандашом.
  - Я вижу, вы заигрываете с Марселой, сударь? - с порога вскричала она. - На что это похоже?!
  Питер медленно выпрямился и бросил карандаш на стол.
  - А если бы это было и так, что вас удивляет, сеньора? - спокойно произнес он без тени улыбки. В его тоне звучал сарказм. - Если моя прелестная жена отказывает мне в простой ласке, скоро мне действительно придется воспользоваться услугами Марселы - или кого-нибудь еще!
  Маргарита задохнулась от гнева. Никогда еще она не слышала от него таких речей! Она не могла найти слов, чтобы выразить свое негодование. Но он уже подходил, улыбаясь:
  - Ваше лицо так красноречиво мне всё сказало, дорогая! Успокойтесь, прошу вас. Не стоит ссориться из-за того, чего нет. Простите мне мою резкость. Но все же подумайте над моими словами...
  - Я хочу, чтобы вы немедленно отправили Марселу обратно в Тулузу! Я не желаю ее здесь видеть!
  Питер пожал плечами.
  - Воля ваша, сеньора. Но как же вы будете обходиться без своей камеристки? Кто оденет и причешет вас лучше Марселы? Она умеет делать абсолютно все, поэтому-то я с самого начала и поручил ей заботу о вас, моя прелесть - и вы были довольны!
  Маргарита с досадой сверкнула на него глазами, развернулась и выбежала из кабинета.
  На этот раз Питер пошел за ней и застал ее рыдающей в спальне. Его даже немного испугали эти горькие, отчаянные слезы. Он осторожно обнял ее, шептал ей нежные слова, успокаивал, целовал ее холодные руки, мокрые глаза и щеки... Наконец она постепенно успокоилась, приникнув к его плечу, только иногда судорожно вздыхая. У него от боли разрывалось сердце. Неужели это он стал причиной ее страданий? Но что он сделал такого ужасного?..
  *
  
  Все было исполнено, как пожелала сеньора графиня. Марселина была сослана на кухню, чтобы не показываться ей на глаза, другие служанки суетились, приводя в порядок и без того безупречно выглаженные белье и туалеты. Но с прической возникли проблемы. У сорокалетней Жаклин, заменившей Марселину, не было опыта создания изысканных причесок для вечера - она всё больше занималась отделкой белья. Промучившись полтора часа, она опустила руки. Маргарита со слезами на глазах попросила позвать графа.
  - А сеньора нет, - ответили ей. - Он сказал, что вернется часа через два.
  Этот ответ поверг молодую графиню в полное отчаяние.
  
  Питер появился, как и обещал, через два часа, когда до назначенного приема оставалось совсем немного времени.
  Увидев в коридоре заплаканную Жаклин, он сразу все понял.
  Маргарита встретила его с отрешенным горестным спокойствием.
  - Я никуда не еду.
  - Посмотрите, что я вам принес, - проговорил Питер, подходя. Он положил перед ней бархатный фермуар и открыл его. На черном атласе переливался великолепный жемчужный гарнитур с вкраплениями бриллиантовых искр, вспыхивающих в угасающем солнечном свете.
  Не сразу, но все же ее глаза залучились от удовольствия.
  - Вам нравиться? - спросил Питер.
  - О, да, конечно! - воскликнула она, поворачиваясь к зеркалу, чтобы примерить убор. Питер склонился, чтобы застегнуть ей колье, и по пути запечатлел нежный поцелуй на ее обнаженном плече.
  Уложить роскошные волосы Маргариты в простую, но изысканную прическу не составило для него большого труда. Пожалуй, он даже получал удовольствие от этого как ваятель и художник. Он наслаждался ее красотой.
  - Сеньор, вы просто волшебник, - сияла Маргарита. - Так легко, будто играючи, у вас все это выходит! Ваши руки - просто чудо...
  -Увы, моя прелесть, я не смогу стать вашей камеристкой, - шутил он, подавая ей перчатки. - Кто же тогда займется моими делами?
  
  ...Чета де Монтель, как всегда, произвела впечатление. Неотразимая прелесть юной графини, учтивость и обаяние ее мужа привлекали симпатии как мужской, так и женской половины достойного собрания высшего общества, собравшегося у вице-губернатора. Молодые офицеры марсельского гарнизона, и не только они, соревновались в галантности, чтобы добиться улыбки и благосклонного взгляда очаровательной графини де Монтель. Тем более что ее муж почти весь вечер был занят серьезной беседой с вице-губернатором, графом де Гриньяном. Они говорили о политике - что может быть важнее! - и отвлекались только на время ужина и карточной игры, да и то разговор постоянно возвращался к недавним событиям войны и восстания камизаров.Между делом граф де Монтель выиграл у губернатора изрядную сумму, показав себя искусным игроком, которому сопутствует Фортуна.
  Дамы, присутствовавшие на приеме, показались Маргарите слишком заурядными и пресными. Она даже не запомнила их имен и лиц. Ей нравилось внимание мужчин, она получала удовольствие от комплиментов и восхищенных взглядов, обращенных на нее, но держалась с достоинством и простотой, достойной королевы.
  Каково же было ее удивление, когда, вернувшись в гостиницу поздно вечером, муж в разговоре упомянул об одной из дам с одобрением и явным интересом. Он заметил, что у госпожи де Круа, жены начальника гарнизона, доброе сердце и хороший вкус. Оказывается, ее муж был занят не только политикой и карточной игрой!
  - Странно, как это вы успели заменить? - проговорила Маргарита. - Я не припомню в этой даме ничего особенного.
  - Зато вы прекрасно заметили восторженные глаза лейтенанта де Торнеля и шевалье д`Анье, - с улыбкой сказал Питер, снимая перчатки. - И еще некоторых господ, вившихся возле вас весь вечер. А с моей стороны было бы непростительно не заметить столь же заинтересованные взгляды, обращенные на меня.
  - Вот как! В таком случае, мы квиты. Но меня удивляет, как это вы сразу запоминаете имена всех этих господ?
  - Приходится быть начеку и запоминать имена своих возможных соперников1
  - И имена всех дам, тающих от вашего взгляда?
  - Непременно!
  Маргарита рассмеялась. Теперь она была не в том настроении, чтобы сердиться на мужа. Ее глаза сияли, щеки покрылись нежным румянцем, она сама потянулась к мужу, чтобы спрятать разгоряченное лицо у него на груди. Он с улыбкой обнял ее и неспеша стал распускать шнуровку ее корсажа, покрывая поцелуями ее лицо и волосы.
  И тут в дверь постучали. Граф со вздохом разжал объятия и открыл дверь. Посыльный передал ему запечатанную записку.
  - Что там? - спросила Маргарита встревожено.
  Питер прочел, поднес записку к свече и поджег уголок.
  - Завтра вечером здесь будет граф де Фонтенак, - ответил он. Дождавшись, когда пламя охватило бумагу, он бросил ее в пепельницу на столе. - Вероятно, что-то случилось, - тихо проговорил он и задумался.
  Через минуту граф снова надевал только что снятые перчатки.
  - Вы уходите?! - изумилась Маргарита. - Второй час ночи!
  - Я ненадолго. Но не ждите меня, моя радость. Вы, наверное, устали сегодня.
  - Ничего подобного! Мне даже спать не хочется.
  - Но мне нужно срочно уйти, к сожалению. Завтра я хотел предложить вам небольшую морскую прогулку, пока стоит хорошая погода. Я обещал Диане, она будет просто счастлива...
  Он поцеловал ее еще раз, взял шляпу и вышел. Маргарита едва сдерживала сладкую дрожь. Она еще чувствовала его горячие губы на своем лице и тонкий терпкий аромат его духов, от которых кружилась голова... Ну какое дело могло быть настолько важным, чтобы он покинул ее именно теперь? И ненадолго - это сколько? Час? два? или три?.. Когда только он спит?..
  Молодая женщина готова была расплакаться от досады.
  
  Маргарита решила дождаться мужа. Она чувствовала тоску и тревогу, ее томило непонятное волнение. В последнее время резкие смены ее настроения и нервозность ее саму удивляли. Наверное, потому, что ей не дает покоя подспудное недовольство, ревность к его бесконечным делам, его постоянным разъездам и длительным отлучкам. Конечно, Питер окружает ее вниманием, но ей хотелось чего-то большего! Чего - она и сама не знала...
  Служанка помогла ей раздеться, путаясь в крючках и завязках, а Маргарита вспоминала времена, когда порой ее муж сам раздевал ее, превращая эту утомительную процедуру в восхитительную любовную игру. Она помнила, сколько фантазии, нежности и любви было в каждом его жесте, в каждом движении, как щедро он дарил ей все богатство своей души...
  Графиня отослала служанку спать, а сама прошла в комнаты мужа. Спальня и кабинет соединялись общей дверью - граф всегда так устраивал свои апартаменты. Маргарита решила скоротать время с книгой в его спальне, чтобы не пропустить момент, когда он вернется. Но читать она не могла, мысли не давали покоя. Она погасила свечи и легла, чтобы успокоиться и подумать.
  ...Её разбудил негромкий разговор в кабинете мужа. Отчетливо слышался женский голос, показавшийся ей знакомым. Маргарита села и прислушалась. Женщина говорила:
  - Я приехала в Тулузу, чтобы увидеть вас, граф. Такой утомительный путь! Но меня ждало разочарование. Я последовала за вами в Марсель и вот наконец-то вас нашла! Это легко было сделать - кажется, здесь все вас уже знают. Так что я не зря проделала трехнедельный путь из Парижа!
  - На это были особые причины, маркиза?
  - Да, и вы прекрасно знаете, какие именно! - дама явно волновалась. Немного помолчав, она с отчаянием продолжала: - Я не могу оставаться в Париже. Для меня он сразу превратился в тюрьму, в бесплодную пустыню, стоило только вам уехать! Меня утешали одни лишь воспоминания... Помните, сколько лет мы с вами знакомы? Никогда не забуду, как впервые увидела дерзкого и восхитительного юношу, вскакивающего на подножку нашей кареты!.. Вам тогда едва минуло семнадцать, и ваша улыбка освещала все вокруг, как солнце! Вы всегда были полны жизни и внутреннего огня, ваши глаза по-мальчишески сияли удивлением и восторгом, но уже тогда вы были настоящим мужчиной, на которого можно положиться и найти защиту от врагов... Мы с госпожой де Келюс поняли это сразу и попросили вас об услуге. Вы рисковали жизнью, не задумавшись ни на минуту! Уже тогда вы были рыцарем, шевалье де Лоретто!.. Сколько лет прошло!..
  Маргарита, стараясь унять нервную дрожь, осторожно подошла к неплотно прикрытой двери и замерла. Ей не видно было говорящих, они стояли в стороне. Послышался голос графа, звучавший с едва заметной мягкой иронией:
  - Маркиза, я не совсем улавливаю нити ваших воспоминаний. Вы проделали такой путь, чтобы вспомнить со мной прошлое? просить моей помощи? защиты? Что случилось?
  - Только то, о чем вы давно знаете, граф. Каждая наша встреча для меня - как глоток свежего воздуха в душной тюрьме, где я вынуждена жить... Я рассталась с мужем. Я больше не в силах его выносить. Вы знаете, почему? Не потому даже, что он презирает женщин и отдает предпочтение мужчинам. Мне это безразлично. Но я никак не могу забыть тот вечер у герцогини Менской, когда мне сделалось дурно, а вы помогли мне... Я помню, как вы подхватили меня на руки - легко, как ребенка, и унесли куда-то, уложили, открыли окно, и желтые листья из сада влетали в комнату, и ветер задувал свечи... Я сохранила ваш платок, которым вы осушили мои слезы. Мне кажется, он все еще хранит аромат ваших духов!.. Вы утешили меня, облегчили мою боль - не физическую, но душевную. Я не могу забыть ваши чудесные ласковые руки!.. Вы не просто подарили мне наслаждение - вы подарили мне частицу вашей щедрой души и этим воскресили меня!
  - Я хотел вас успокоить и утешить - ничего более. Не стоит воображать себе то, чего нет, дорогая.
  - Не будьте так жестоки! Я же знаю, какой вы на самом деле. У вас огромное сердце, способное вместить бездну любви! Ваша душа слишком велика и щедра, чтобы не откликнуться на призыв отчаяния! Помогите мне, Питер, я знаю, как вы умеете любить. Неужели теперь вы стали другим? Я никогда не забуду вашу ласку, ваши восхитительные руки...
  - Довольно, Диана, перестаньте! - в его тоне послышалась досада. Потом он устало вздохнул. - Не заставляйте меня чувствовать себя чудовищем. Чего вы от меня хотите?
  - А вы не догадываетесь? О, это невозможно! - она готова была разрыдаться. - Вы желаете, чтобы я упала перед вами на колени? Вы хотите услышать моё признание? Я люблю вас! Это как болезнь, наваждение, я ничего с этим не могу поделать! И я не знаю, как излечиться от этого!.. Помогите мне!
  Маргарита просто задохнулась от таких слов. Ее бросило в жар, потом пронизала дрожь. Она была потрясена. Тем временем граф печально усмехнулся, отвечая:
  - Что же я в таком случае могу сделать, дорогая маркиза?
  Маргарита не стала дожидаться ответа дамы. В ней уже давно кипел гнев. Она резко распахнула дверь и шагнула в комнату.
  - Вы ничего не сделаете, сеньор! Потому что вы - мой муж!
  Она стояла на пороге в белом кружевном пеньюаре, с гордо откинутой головой и гневно сверкающими черными глазами. Маркиза де Лафоре истерически воскликнула:
  - Ах, вот оно что! Теперь мне понятна ваша холодность, милый граф!
  Питер даже не пошевелился. Он стоял, опираясь на спинку кресла, что находилось между ним и маркизой. Он выбрал такую позицию, чтобы даме невозможно было приблизиться к нему вплотную. Граф спокойно смотрел на жену, и уголки его губ подрагивали в восхищенной улыбке. Де Лафоре стремительно подошла к Маргарите, оглядывая ее с головы до ног.
  - Что тут скажешь - вы чертовски хороши, графиня де Монтель! А уж без одежды и подавно!..
  Питер не дал ей продолжить:
  - Остановитесь, маркиза! Одно только резкое слово в отношении моей жены - и наши с вами дружеские отношения будут испорчены!
  - Не беспокойтесь, дорогой граф, я не собираюсь оскорблять вашу жену. Я только хочу понять, каким это чудом ей удалось завладеть вашим сердцем? Что необыкновенного вы в ней нашли? Графиня восхитительна - никто не спорит. Но должно же быть что-то еще, что заставило вас выбрать именно ее?! Или вы тогда совершенно потеряли голову от любви и не видели всего остального? Какие сокровища души она подарила вам вместе со своим роскошным телом? Какие достоинства ума и сердца преподнесла вам? Вы вознесли ее до небес, окружили любовью, роскошью и заботой - она хотя бы способна оценить этот бесценный дар - ваше любящее сердце?
  -Прошу вас, маркиза, успокойтесь. Будет лучше, если я провожу вас, - и он подал ей руку.
  - Нет! - воскликнула Маргарита. - Вы никуда не пойдете, сударь!
  Он с недоумением вскинул бровь.
  - Вы мне приказываете, сеньора?
  Маргарита молча опустила глаза. Питер открыл дверь перед маркизой и вышел вслед за нею.
  
  Когда он возвратился, Маргарита задала единственный вопрос:
  - Вы знали, что я в вашей спальне?
  - Нет, разумеется. Откуда бы я это узнал? Диана ждала меня внизу, я даже не успел переодеться... Будьте к ней снисходительны, душа моя, и простите, если вам пришлось пережить несколько неприятных минут, выслушивая ее откровения. Несчастная женщина... Ваше появление было весьма эффектно, а главное - вовремя! Еще немного, и я бы не выдержал.
  - Что это означает? - Маргарита быстро выпрямилась и застыла, не глядя на мужа. Она сидела в том самом кресле, что разделяло графа и маркизу де Лафоре. - Вы хотите сказать, что уступили бы ее мольбам?
  Питер присел на подлокотник кресла возле нее и печально улыбнулся.
  - Мне так жаль ее... Во всяком случае, мне хотелось как-то ее утешить. У меня сердце разрывалось от сострадания. Я всегда относился к Диане с симпатией, но после ее необъяснимого замужества она вызывала просто жалость. Прекрасная женщина, наделенная пылкой, нежной душой, наследница всех талантов ее знаменитой бабушки, маркизы де Рамбуйе - и вымаливает любовь, как милостыню - боже, какая незавидная судьба! Если бы мне довелось оказаться на ее месте - да я, наверное, лучше бы застрелился!..
  Маргарита вздрогнула и посмотрела на мужа. Он был расстроен. Помолчав немного, он взял ее руку и сжал в своей.
  - Мы не ценим своего счастья, любовь моя. Жизнь бывает так жестока и непредсказуема, нужно пользоваться каждым ее моментом, а мы понапрасну теряем время на какие-то мелочи! Я не раз говорил вам это и не устану повторять.
  
  Глава десятая
  
  Нанятая графом двухмачтовая шхуна "Роза" была легка, изящна и маневренна. Он выбрал ее из всех других и познакомился с ее капитаном Антонио Кордиано, уроженцем Генуи, чтобы понять, сможет ли этот человек выполнить работу, которую хотел поручить ему Питер. Работа была, прямо сказать, опасная, но "Роза" как нельзя лучше для нее подходила. Речь шла о разведке. Сейчас, когда английские каперы и эскадра адмирала Шоувеля уже почти блокировали их северо-западные порты и просто душили Юг постоянными нападениями на французские и испанские торговые суда, нарушая снабжение по морю, разведка в этих водах требовала известной смелости и умения. Но капитан Кордиано, похоже, только обрадовался такой работе. Занятие ловлей губок и кораллов, мелкая торговля и контрабанда - это было не менее рискованно, однако приносило так мало дохода!
  Сначала Питер, поднявшись на борт, предложил капитану дойти до Тулона. Он хотел посмотреть на команду и судно в деле. Оставшись вполне удовлетворенным тем, что увидел, граф заключил контракт с капитаном Кордиано и приказал ему быть готовым в любой момент выйти в море.
  Питер не случайно отправился в Тулон. Там стояла королевская эскадра адмирала де Шато-Рено, и графу необходимо было увидеть адмирала.
  Представившись, Питер передал маркизу де Шато-Рено такое же донесение, что отправил кардиналу Альберони и графу Тулузскому. Сухие сведения о количестве и классе заложенных Англией кораблей на верфях Портсмута, перевооружение действующих кораблей более мощными и современными орудиями и - самое главное - это недавно полученные им сведения о плане захвата Кадиса, Гибралтара, Тулона и еще нескольких портов на юге. Лондонское Адмиралтейство отдало тайный приказ об этом адмиралу Джорджу Руку, и тот к весне мог собрать флот, состоящий, по меньшей мере, из ста кораблей, не считая судов и транспортов союзной Голландии.
  - Вот поэтому-то я и осмелился нанести вам визит, господин адмирал. Слава богу, у наших противников нет уже такого великого адмирала, каким был Рюйтер, но и Рук доставил нашему флоту немало неприятностей, - говорил граф де Монтель, непринужденно опираясь на золоченые поручни полуюта адмиральского флагмана, где принял его Шато-Рено. - Серьезную обеспокоенность вызывает то, что у нас меньше линейных и трехдечных кораблей, чем у союзников, и они старой постройки, - говорил граф. - Самому мощному из них, "Руаяль Луи", кажется, уже более тридцати лет! А новые так быстро приходят в негодность, что срок их службы не более десяти-пятнадцати лет. Я видел, например, "Солей руаяль" - его блистательный внешний вид может обмануть кого угодно, но только не моряка - он настолько прогнил, что не выдержит и мало-мальски крепкого шторма или нескольких залпов всех его ста десяти пушек.
  Де Шато-Рено слушал в глубокой задумчивости.
  - Пожалуй, готов во многом с вами согласиться, граф...
  
  Когда после обмена официальными фразами адмирал узнал, кто такой этот высокий молодой человек, державшийся так уверенно и непринужденно, он был удивлен. Граф де Монтель явился к нему приватно, даже без парика и мундира, в изящном камзоле кремового бархата и такого же цвета модной шляпе с золотым аграфом, в светлых сапогах и шпагой на дорогой перевязи. Он будто вышел на прогулку в Люксембургский сад! Но прибыл сюда, чтобы поговорить о надвигающейся угрозе со стороны англичан и голландцев. И когда он заговорил, Шато-Рено понял, с кем имеет дело.
  - В конце июля мне довелось побывать в Лондоне и на верфях Портсмута. То, что я там узнал и увидел, заставило меня утвердиться в мысли, что Англия в конечном итоге добьется того, к чему она стремится - завладеть Средиземным морем, - говорил граф. - Может быть, это произойдет не сегодня, но через год, два или три - несомненно. Чтобы помешать этому, нам следует собрать все наши силы, все без исключения, не пренебрегая даже тем малым, чем располагаю я. В моем распоряжении два военных корабля, которые несут в общей сложности девяносто шесть тяжелых орудий - трехдечный шестидесятипушечный фрегат "Эсперанса" и корвет "Сан-Антонио" с тридцатью шестью пушками на борту. Сейчас они вышли из Валенсии, где пополняли запасы воды и продовольствия, и через несколько дней будут в Марселе. Они, возможно, будут нуждаться в небольшом ремонте после перехода и стычек с англичанами, но к весне я готов предоставить их в ваше распоряжение, если обстоятельства того потребуют.
  Адмирал де Шато-Рено изумленно молчал. Этот элегантный молодой человек, носивший свой плащ с таким изяществом, каким уже редкий придворный в Версале это умел - потому что там осталось очень мало подлинных дворян - все больше финансисты, отпрыски Кольбера и иезуиты. Но при этом, казалось бы, изнеженный отпрыск аристократического рода говорил с таким знанием дела и непритворной озабоченностью человека, понимающего истинное положение вещей!.. Маркиз, всё еще не веря своим ушам, переспросил:
  - Я не ослышался, граф? Боевые корабли? У вас?!
  - Совершенно верно. Ваше удивление вполне понятно, господин маркиз. Некоторые дворяне заключают договоры с пиратами, снаряжают их корабли на свои деньги и получают свою долю прибыли, но в моем случае дело обстоит не так. Некоторое время я жил в Вест-Индии, где совсем мальчишкой учился морскому делу. У меня были хорошие учителя, господин маркиз, в том числе знаменитый Жан Бар, который в те времена не был еще адмиралом, но всегда был талантливым стратегом и тактиком морских баталий. К тому же, как вам известно, он служил в свое время под командой великого Рюйтера, а это само по себе говорит о многом. Так вот, мне с друзьями удалось хитростью завладеть тридцатишестипушечным английским корветом, трюмы которого были набиты живым товаром. Это были французские военнопленные, которых англичане везли в качестве рабов в свои колонии. После освобождения часть этих людей и составила команду корвета "Сан-Антонио". А второй корабль, пиратский, был захвачен этой командой в качестве приза в одном из боев у побережья Туниса. Я оформил каперское свидетельство, и до последнего времени эти корабли действовали против англичан у берегов Испании. К сожалению, я не командую своими кораблями лично - мне поручены дела иного рода...
   С которыми, я вижу, вы блестяще справляетесь, граф! Только один вопрос, если позволите: господину Поншартрену и графу Тулузскому известны те факты, что изложены в вашем донесении? - спросил адмирал, все более удивляясь той простоте, даже обыденности, с которой говорил с ним этот молодой человек о вещах, по поводу которых нужно было срочно созывать военный совет.
  - Разумеется, - коротко отвечал граф. - Я сообщил им это еще два месяца назад. И сразу после этого в Бресте было заложено еще девять линейных кораблей. Но, увы, этого мало! К сожалению, на большее в казне нет денег!.. Пока радует только одно - блестящие действия наших каперов. Граф де Форбен в Адриатическом проливе практически блокировал поставки армии принца Савойского! Каперы порой наносят больше вреда неприятелю, чем королевский флот - следует это признать, не правда ли, господин маркиз?
  Они проговорили еще довольно долго. Де Шато-Рено неожиданно для себя обнаружил, что ему приятно беседовать с графом де Монтель. Маркиз с удовольствием заметил, что тот понимает политическую обстановку практически так же, как и он сам, то есть реально, без всяких иллюзий и заблуждений, патриотического пыла или нервической паники. Но смотрит на вещи гораздо шире, свободнее и глубже проникая в саму суть! И это не смотря на свою молодость - а может быть, и благодаря ей?.. Адмирал даже слегка позавидовал этому живому и деятельному уму, не стесненному никаким давлением, никакими приказами свыше!..
  В конце беседы де Шато-Рено не без внутренних колебаний предложил графу перейти на службу Франции по примеру некоторых дворян-французов, которые перешли в неприятельский лагерь императора Леопольда, как принц Савойский, например.
  - Но это не будет изменой, граф, - улыбался адмирал. - Ведь мы же с Испанией союзники! Мне нужны офицеры на высшие командные должности. Я дам вам возможность проявить себя в первом же походе - это будет совсем скоро!
  Граф учтиво поклонился, и было заметно, что он взволнован.
  - Благодарю вас, господин адмирал. Именно о таком назначении я мечтал совсем недавно! Однако у меня есть определенные обязательства, которые я не могу нарушить. Но я и мои корабли всегда к вашим услугам! А формально перейти на службу Франции или служить ей так, как теперь - разница невелика...
  
  *
  ...Мягкое осеннее солнце приятно грело, а не палило, как летом. Шхуна "Роза" уже довольно давно вышла из Марселя и двигалась на юг - юго-восток. Ветер на палубе показался Маргарите даже слишком прохладным, и она плотнее закуталась в свой легкий плащ. Но Питер с наслаждением подставлял лицо ветру и весело отвечал на вопросы дочери, которую интересовало абсолютно все!
  Почему вы выбрали именно этот корабль, мессир? - спрашивала она. - А мне больше понравился тот, что мы видели раньше, бриг - с такими большими красивыми парусами!..
  - Да, бриг очень красив, он легкий и быстрый, но его паруса не приспособлены идти против ветра, я тебе говорил. А эта шхуна может плыть против ветра достаточно быстро, и у нее на борту есть двадцать пушек, чтобы защищаться, если вдруг кто-то захочет на нас напасть.
  - Пираты? - глаза девочки округлились, но горели восторгом.
  - Надеюсь, нам повезет, и мы их не встретим, - улыбнулся граф.
  - А что это за такое большое бревно сзади? Из-за него последний парус стоит криво, а не прямо!
  - Это не бревно, моя дорогая, а рей, называется топсель, - смеялся граф. - На нем укреплен косой парус. Всё здесь стоит правильно и разумно, всё на своих местах, поэтому мне и понравилась "Роза".
  - А почему здесь так много разных веревок?
  - Чтобы удерживать мачты и управлять парусами. Но только не веревки, моя девочка, а тросы, ванты, фалы, шкоты и так далее. У каждой снасти есть свое название, а всё это вместо называется такелаж.
  - Такелаж...красивое слово! А можно мне посмотреть в вашу трубу, мессир?
  - Конечно, дорогая. Но это тоже нужно уметь, иначе ты ничего не увидишь, кроме неба. Я тебе покажу...
  Он присел рядом с дочерью, чтобы настроить подзорную трубу под угол зрения девочки.
  - Левее, видишь? Там за нами плывут дельфины.
  Диана ахнула и запищала от восторга, увидев в окуляре трубы - так близко! - черные блестящие спины дельфинов, выныривающих из воды.
  - Осторожно, моя милая, не урони мою трубу! - смеялся Питер, подхватывая дочь на руки. - Если она разобьется, такую же хорошую я сейчас не смогу заказать!..
  Маргарита смотрела на мужа и дочь с каким-то непонятным раздражающим чувством. Будто она ревновала его к ней, а ее к нему! Ей самой такое казалось странным. Но они были так поглощены друг другом, что совсем ее не замечали! Графиня не совсем уютно чувствовала себя на палубе, ее слегка укачивало и знобило, она куталась в плащ, но это не помогало. Однако напрасно она думала, что Питер забыл о ней. Опустив дочь на палубу, он подошел к жене, обнял, укрыв полой своего плаща.
  - Вы совсем продрогли, душа моя? Может быть, спуститесь вниз? Мы скоро поворачиваем обратно. Вижу, эта прогулка не доставляет вам удовольствия.
  - Зато вы с Дианой просто светитесь от счастья! - улыбнулась Маргарита, сразу почувствовавшая себя гораздо лучше в теплых объятиях мужа. - Вот уж поистине она ваша дочь! - а про себя подумала: "Ей бы родиться мальчиком!.."
  Вдруг сверху раздался крик марсового:
  - На траверзе англичане! Вижу пятнадцать вымпелов!
  Граф тут же взлетел на мостик и стал рассматривать английские корабли в подзорную трубу. Рядом капитан Кордиано ждал его распоряжений. Маргарита, взяв Диану за руку, поднялась к мужу.
  - Какие будут приказания, синьор? - спросил Кордиано.
  - Женщин и детей - вниз, - сказал граф спокойно, но твердо.
  - Питер, они же так далеко!
  - Взгляните! - и он протянул ей подзорную трубу. Маргарите сначала не удавалось поймать в поле зрения хоть что-нибудь, кроме белой мглы. Но он направил ее руку, и она увидела огромное беспорядочное нагромождение надутых серых парусов и снастей. И вдруг перед ней вырос громадный трёхъярусный корпус корабля размером с четырехэтажный дом, с бесчисленными рядами блестящих на солнце пушечных портов... - она ахнула и отшатнулась от неожиданности.
  - Это часть эскадры Шоувеля, - серьезно сказал граф. - Пять кораблей, четыре транспорта и шесть судов сопровождения. Они идут в направлении норд-ост - скорее всего, в Ниццу или Мантон, чтобы поддержать наступление Савойского! Так вот, моя дорогая, достаточно одного только их бортового залпа, чтобы пустить нас ко дну. Хотя вряд ли они станут обращать внимание на такую мелочь, но, тем не менее, вам нужно спуститься вниз.
  - В каюте гораздо страшнее!
  - Зато безопаснее. Я не буду повторять в третий раз.
  Маргарита взяла Диану за руку и спустилась в каюту. "Интересно, что бы он сделал, если бы я не подчинилась?" - подумала она, поражаясь стальному тону мужа. - "Но я и не посмела бы ослушаться..."
  Там временем граф негромко сказал капитану Кордиано:
  - Спускаться по ветру, поднять все паруса!
  Капитан тотчас передал приказ марсовым, и шхуна пришла в движение. Питер продолжал следить за английскими кораблями, и, не отрывая глаз от окуляра, говоря капитану:
  - У всех низкая осадка... Их трюмы забиты боеприпасами, продовольствием и солдатами десанта! Не позавидуешь маршалу де Тесси, командующему альпийской армией, если они достигнут цели!.. Эскадра Шато-Рено уже два дня как вышла им навстречу -а англичане где-то задержались. Видите их легкие повреждения, капитан? Был бой, но со слабым противником. Неужели Шато-Рено их не встретил? Что же случилось, черт возьми?!
  "Роза" сделала поворот оверштаг и понеслась по ветру, удаляясь от грозных кораблей.
  
  ...Граф де Фонтенак встретился с Питером в таверне гостиницы, где они остановились. За бутылкой вина они немного поговорили, и де Фонтенак, наконец, произнес невесело:
  - У меня плохие новости, друг мой. Недавно стало известно, что из королевской тюрьмы д`Юссона и де Рогана перевели в один из укрепленных монастырей, а куда именно - неизвестно. За них взялись иезуиты и инквизиция. Помимо обвинений в связях с восставшими, святые отцы решили добиться их признания в приверженности альбигойской ереси! А это гораздо более тяжкое обвинение. Вы понимаете, что им грозит?
  - Им грозит костер.
  - Да!.. И я не вижу, что в этом случае можно сделать. Если мы открыто вступимся за них, то навлечем на себя такие же подозрения. А если их вынудят признаться в этих обвинениях, будет для них только хуже, вам это известно.
  Питер помрачнел, прикусив губу, напряженно задумался.
  - Остается одно - устроить им побег, - сказал он минуту спустя и уже прикидывая, как осуществить свое намерение.
  - Трудно и вообразить такое! Пожалуй, это совершенно невозможно, друг мой. Я ведь даже не знаю, где именно их теперь содержат.
  - Ну, это самое простое, что можно узнать. Только нужно немного времени.
   - Я, конечно, понимаю ваше искреннее стремление им помочь, Питер, но подумайте о себе! Вам ведь тоже грозит опасность! Зачем бы я тогда так спешил с вами встретиться? Всем известно, какими методами инквизиторы способны добиться признания в "грехе". А под пытками каждый может быть сломлен, даже очень мужественный человек... Если наших друзей удастся сломить, мы все в опасности! Мы с графиней де Фуа решили уехать и провести осень и зиму в каком-нибудь тихом уголке Европы. Тем более что Прованс пылает, я со дня на день жду появления в своем поместье вооруженных грабителей-камизаров. А к весне, может быть, все успокоится...
  - К весне, думаю, все только начнется! Восстание находит поддержку среди наших противников. Насколько мне известно, главари камизаров вступили в тайные переговоры с Савойским и его генералами. И английские протестанты тоже их поддерживают. Англичане прислали сюда свою эскадру с продовольствием и боеприпасами. Для армии принца Евгения - и для восставших. И уж во всяком случае, они получают огромную моральную поддержку от всех протестантов Европы. Как бы я хотел сейчас выйти в море с адмиралом Шато-Рено, чтобы помешать эскадре Шоувеля! Но, увы, это лишь мечты. Надо подумать, как помочь де Рогану и д"Юссону. Невыносимо вот так сидеть и ничего не делать!..
  - Питер, лучше подумайте об опасности, которая угрожает вам! Ваше благородное стремление вполне понятно - в ваши годы я тоже был готов сражаться со всем миром. Счастливое время - молодость! - вздохнул де Фонтенак. - Вашей энергии, мой дорогой, можно только позавидовать! Без сомнения, вы найдете способ хотя бы попробовать освободить друзей. Но вы понимаете, что это может за собой повлечь?
  - Вполне. Я до сих пор был уверен, что их обвиняют только в связях с камизарами! А поскольку они не имеют к ним ни малейшего отношения, их адвокаты легко могут доказать это. Но если дело оборачивается таким образом... Одним словом, я подумаю, что можно сделать.
  - И подумайте еще о том, каково будет вашей юной жене, если с вами что-нибудь случится!.. А действительно, как ни парадоксально это звучит - для вас полезнее было бы сейчас сражаться с англичанами в море. Хотя меня всегда удивляло, что вы готовы воевать со своими соотечественниками...
  - Я однажды сделал свой выбор.
  - Я был уверен, что вы приняли испанское подданство только потому, что смертельно влюбились и хотели жениться - и вам поставили такое условие. Разве нет?
  - Да, - Питер слегка пожал плечами. - И что сделано - то сделано, Я ни о чем не жалею. Более того, я в лучшем положении, потому что ненависть не разъедает мне душу. А ведь в Европе сейчас все ненавидят друг друга. Французы - англичан, англичане - французов, испанцы - и англичан, и французов, а те отвечают им взаимностью. Уж испанцев-то ненавидят, пожалуй, все без исключения!
  - К счастью, вы не испанец. Хотя и англичанином вас назвать трудно. Вы - дитя Европы!
  - Кажется, будучи на испанской службе, я до сих пор не причинил сколько-нибудь заметного ущерба своему отечеству, - горько усмехнулся Питер. - Конечно, всегда приходится искать компромиссы, и порой это невыносимо сложно...
  - Главное, чтобы вы не вступили в конфликт с самим собой - в вашем возрасте такое часто случается. А мне теперь хочется только одного - покоя!.. Но я приехал специально, чтобы предостеречь вас. И склонить к тому, чтобы вы последовали нашему примеру и уехали отсюда!
  - У меня самого была такая мысль, граф. Однако где в мире можно найти спокойное и безопасное место? Даже в Америке теперь иезуитов больше на количество населения, чем где-либо в Европе! Их задача - обращать индейцев, но на самом деле они главенствуют во всем. Им подчиняются сильные мира сего, потому что, как известно, орден Иисуса и был создан для обуздания власти и гордыни королей.
  - Да, иезуиты давно вмешиваются во всё, негласно руководят всем... Вот потому я и призываю вас, друг мой - будьте предельно осторожны! Ведь вы уже очень давно находитесь под их неусыпным наблюдением.
  - Благодарю за ваше искреннее беспокойство, друг мой. Но надеюсь, именно из-за давности нашего с ними знакомства они не станут рубить сплеча, поскольку, кажется, у них остались еще вопросы ко мне.
  - Я предупредил, а решать вам, Питер. Что же касается места, где можно укрыться от их назойливого внимания, если дело зайдет слишком далеко - мы с графиней де Фуа будем неподалеку от Бастии, в Сан-Мартино-ди-Лота
  - Корсика? - изумился Питер. - Поистине дикие места!
  - Согласен. Однако весной и в начале лета пожить в таком месте, на природе, бывает даже приятно. Графиня приглашает вас и донью Маргариту посетить нас там. Мы замечательно проведем время, уверяю вас.
  - О, не сомневаюсь! Маргарита обожает ваше общество и будет просто счастлива. Но прежде мне следует подумать о способе...
  *
  ...Маргарита стояла у окна и задумчиво смотрела на залив. Солнце миновало зенит и клонилось к западу.
  - Сегодня вы никуда больше не пойдете? - спросила она мужа.
  - Позже вечером мне нужно будет посетить одну особу, которая знает здесь всё и обо всех. Вы что-то хотели? - рассеянно спросил Питер. Но ответа не получил.
  - А... маркиза де Лафоре уехала?
  - Да.
  - Мы надолго здесь задержимся?
  - До прихода моих кораблей. Может быть, еще неделю после их прихода, чтобы закончить все дела. Вы скучаете, душа моя?
  - Даже не знаю, что сказать. Конечно, здешнее общество нельзя сравнить с парижским, но своеобразие этих господ бывает занимательно. Если бы еще не эти постоянные разговоры о войне!.. Кажется, головы мужчин заняты только этим!
  - Ничего не поделаешь, дорогая, это насущная проблема. Однако южане всегда отличались особым вниманием к прекрасным дамам, невзирая на войну. Так что будьте осторожны! - с улыбкой проговорил граф. Он подошел к ней сзади и, едва касаясь губам, стал целовать нежные завитки волос на ее стройной смуглой шее. Она прикрыла глаза от удовольствия. Но вдруг сделала грациозное движение в сторону и повернулась к нему.
  - Когда же вы ожидаете прибытия своих кораблей, сеньор?
  - В самое ближайшее время. Но море всегда может преподнести какой-нибудь сюрприз в виде внезапного шторма, а может быть - полного штиля... А почему вы об этом спрашиваете?
  Маргарита уклончиво отвела взгляд и снова повернулась к окну. На самом деле она теперь вспоминала интересных и отважных друзей мужа, которые были командирами на его кораблях.
  Среди них капитан корвета "Сан-Антонио" маркиз де Гарни, служившего ранее в королевском флоте, но в силу каких-то причин оставившего королевскую службу, чтобы стать капером. Когда-то корабль капитана захватили англичане, и в качестве военнопленного отправили рабом в свои колонии. Так сложилась судьба, что как раз в это время Питер напал на судно с рабами и освободил де Гарни в числе остальных членов его команды. С тех пор они стали друзьями. Шарль де Гарни некоторое время после освобождения пользовался гостеприимством графа и восстанавливал силы после тех испытаний, что выпали на его долю. Спокойный, немногословный нормандец со светлыми волосами и синими глазами вызывал у Маргариты симпатию. Де Гарни было уже тридцать с небольшим, и молодой женщине он казался таким взрослым и серьезным... Графиня в те времена даже хотела слегка пококетничать с ним, чтобы как-то его расшевелить, но он оставался таким невозмутимым и спокойным, что она приходила в отчаяние, сомневаясь уже в силе своих чар... Нормандец был полной противоположностью Питеру с его живым, ярким и пылким темпераментом.
   В синих глазах де Гарни угадывалась затаенная печаль. Наверное, потому, что маркиз оставил не только королевскую службу, но и свое имение в Нормандии, а главное - свою жену, по слухам, изменившую ему во время его продолжительных военных экспедиций. Он никогда не говорил об этом, но Маргариту так интриговали его сдержанность и скрытность!.. Однако она интуитивно чувствовала, что маркиз де Гарни все же не остался равнодушным к ее красоте, хотя никогда, ни в коем случае не выказывал ей ничего, кроме почтения.
  Еще один хороший друг графа, юный Жан-Луи де Ланже, веселый и остроумный, проявивший немалую отвагу в бою, нравился молодой графине своей жизнерадостностью и галантностью истинного француза. Но он был слишком юн, чтобы серьезно воспринимать его ухаживания.
  Маргарита потом редко встречалась с этими приятными ей людьми, а теперь вспомнила о них, когда со дня на день они должны были встретиться.
  Ее мысли были прерваны тем, что Питер нежно, но требовательно повернул ее к себе и с беспокойством заглянул в глаза.
  - Что с вами происходит, сердце мое? Ваша душа неспокойна? Вы плохо спали? Откуда эти темные тени у вас под глазами?
  Она пожала плечами.
  - Не знаю, не заметила. Кажется, все в порядке.
  Тут она что-то вспомнила:
  - Да, Питер, вы обещали нарисовать эскизы броши, помните? Обидно, что "Звезда Магриба" до сих пор лежит без дела в шкатулке! Наверное, в Марселе есть хорошие ювелиры?
  - Разумеется, сеньора, в Марселе есть очень хорошие ювелиры. Я уже навел справки о них, когда выбирал для вас тот жемчужный гарнитур.
  Он подошел к секретеру, взял лист бумаги, карандаш и в течение пяти минут набросал три эскиза. На одном из них бриллиант был представлен в виде плода сливы на изящно изогнутой веточке, в обрамлении цветов и листьев. На втором был нарисован крупный распускающийся цветок магнолии, где перламутровые лепестки в своей чашечке удерживают большую каплю росы, и третий - бриллиант, вплетенный в причудливый узор из арабесок и тонких нитей с вкраплениями мелких камней и жемчужин в виде подвесок.
  - Выберете, какой вам больше по вкусу, - сказал он после того, как объяснил каждый свой замысел.
  - О, лучше вы сами выберите, Питер! Я никогда не могу остановиться на чем-то одном - каждый вариант хорош по-своему, - щебетала Маргарита. - Пока у вас есть время, не зайти ли к ювелиру прямо сейчас?
  - Да, нужно закончить с этим поскорее. Честно сказать, я совсем забыл про этот камень. Займусь этим сегодня же, вот только отдам некоторые распоряжения...
  Появившийся на пороге гостиной секретарь, вызванный графом, ждал приказаний.
  - Жано, отправь корзину шампанского в заведение мамаши Луизон. Вечером я навещу ее. Если хочешь, пойдем вместе.
  - О, нет, сударь! - засмеялся Жан. - Если Мадлен узнает - я пропал!
  - Что такое? Куда это вы собираетесь? - спросила Маргарита. Жан опустил глаза и сделал вид, что вопрос к нему не относится, а потом и вовсе исчез, поспешив исполнить распоряжение хозяина. Питер, усадив Маргариту рядом, охотно объяснил:
  - В Марселе заведение под названием "Гавань любви" пользуется большой популярностью среди мужского населения. Но простым матросам и рыбакам оно не по карману, а вот капитаны, местные дворяне и офицеры его очень любят. Девушки там на любой вкус!
  У Маргариты широко распахнулись глаза, и вытянулось лицо. Она просто потеряла дар речи. Питер рассмеялся.
  - Уж не думаете ли вы, дорогая, что я пойду туда развлекаться?
  - А что же еще прикажете мне думать, - проговорила она едва слышно. - Если мой муж откровенно заявляет, что вечером идет в публичный дом!.. - ее голос прервался.
  - Вы не поняли, моя прелесть, - Питер забавлялся ее ужасом при одной только мысли о таком заведении. - У меня дела с хозяйкой, Луизой Беше. Она очень умная и ловкая женщина - и у нее бездна весьма ценных сведений самого разного свойства. Эта замечательная особа бывает настолько любезна, что за некоторую сумму предоставляет интересующую меня информацию. Мы с ней уже довольно давно заключили деловое соглашение.
  - Фу, как это мерзко! - возмущенно передернула плечами Маргарита. - Вы могли бы не посвящать меня в такого рода дела! Ваша циничная откровенность иногда меня просто пугает!
  Граф безразлично пожал плечами.
  - Могу вас понять, дорогая. Однако не вижу в этом ничего ужасного.
  - А меня бросает в дрожь от одной только мысли, что вы, вернувшись оттуда, будете делить со мною ложе!
  Улыбка исчезла с его лица.
   - Вот даже как!.. - протянул он дрогнувшим голосом. - Ну что же, сеньора, я постараюсь избавить вас от этого ужаса.
  Питер быстро собрал со стола эскизы, свернул их, и было заметно, как слегка дрожат его пальцы. Он вышел, не добавив ни слова.
  Глава одиннадцатая
  
  ...Женщина бежала по узкой и крутой марсельской улочке вниз и так отчаянно рыдала, что Питер невольно остановился.
  - Что случилось, милая? Может быть, вам нужна помощь?
  Она обессилено опустила руки и подняла на него заплаканные глаза.
  Служанка или жена какого-нибудь мелкого лавочника, еще молодая, с растрепанными темными волосами и обезумевшим от страха лицом, она молчала, судорожно всхлипывая.
  - Я могу вам чем-то помочь? - повторил Питер и взял ее за руку, решительно, по-мужски крепко. Женщина, казалось, немного опомнилась и воскликнула, бросаясь к нему:
  - О, сударь! Помогите, ради всего святого! Мой хозяин спускался в подвал за бочонком вина и оступился с лестницы! Он лежит теперь, как мертвый! А я одна в лавке... О, если он умер! Так ведь и на меня могут подумать!.. Сударь, ради бога!...
  - Не кричите так! Где ваша лавка? Пойдем, я посмотрю, что с ним.
  И он быстро пошел за женщиной, которая почти бежала вверх по кривой улочке...
  
  Крутые ступени в темный подвал освещал лишь тусклый масляный фонарь, плясавший в руках у перепуганной служанки. Граф, придерживая шпагу, цепляющуюся за каменные стены, спустился вниз и увидел распростертое на земляном полу тело. Он присел и склонился над лежащим человеком, и тут сокрушительный удар по голове погрузил его во тьму...
  В подвале гулким эхом раздался довольный и грубый мужской смех.
  - Как легко можно справиться и с таким здоровяком! - сказал кто-то, не совсем ясно различимый в полутемном подвале. Слабый круг света от фонаря выхватывал из темноты могучую фигуру в грубой одежде, какую носили портовые грузчики или рыбаки.
  Человек, до того лежавший на полу словно мертвый, теперь, кряхтя, вставал, приговаривая:
  - Ну вот, а ты боялся, что не достанешь до его головы своей палицей!
  - Сам видишь, какой он длинный! Если б он стоял во весь рост, я бы точно не достал!
  - Слушай меня, приятель, и все будет в порядке!.. Сюзанна, ну-ка посвети сюда! Я хочу получше его рассмотреть, чтобы запомнить на всякий случай. Мало ли чего...
  Женщина, притворные слёзы которой давно высохли, поднесла фонарь к лицу лежавшего без движения высокого дворянина, которого ей было поручено заманить в ловушку. И сама с любопытством наклонилась над ним, отвела кудрявые пряди волос, упавшие ему на лицо.
  - Какой красивый! - прошептала она.
  - Ну, это нам без разницы, - со смешком проговорил первый мужчина, обшаривая карманы своей жертвы. Достав полный кошелек, он с радостным возгласом подкинул его на ладони. - А вот и наша награда! И немалая, судя по весу!
  - Пабло, сними-ка еще с него шпагу и пистолет - такое оружие можно дорого продать! Обещанная нам награда - само собой, а это - наша добыча!
  - Надо бы его поскорее связать, Паскуале. Где веревка?
  - Вот она!
  Человек, которого называли Пабло, со знанием дела связал за спиной руки своей жертвы.
  - Теперь зови господина маркиза! Пусть заплатит нам - мы свое дело сделали!
  Через некоторое время в подвал спустились еще два человека, одетые в бархат и кружева - и с черными масками на лице. Первый держался как важный сеньор, и к нему обращались "господин маркиз", второй был его доверенным слугой.
  Маркиз, посмотрев на бесчувственное тело, спросил:
  - Вы не убили его? Не повредили ему голову?
  - А кто ж его знает! - простодушно ответил могучий грузчик Пабло.
  - Чертовы остолопы! Ты с ума сошел, безмозглая скотина! - истерично закричал маркиз. - Это твоя пустая голова ничего не стоит!..
  - Нет-нет, не беспокойтесь, синьор! - вскричал лавочник Паскуале. - Он просто пошутил, господин маркиз! Этот человек скоро придет в себя!
  - Хороши шуточки! Я вас предупреждал! Если вы повредили ему, можете проститься с жизнью! - маркиз повелительным жестом указал на пленника. - Жером, проверь!..
  Слуга приблизился к лежавшему на земле и хотел повернуть его голову к свету, но, едва прикоснувшись, тут же отдернул руку. Его пальцы были в крови.
  - Дьявольщина! - пробормотал слуга. - Да они раскроили ему череп!
  - Что-о-о?! - взревел маркиз. - Нет! Не может быть! Он нужен мне живой!
  И, увидев кровь на руке своего слуги и на земле под головой пленника, он в припадке ярости выхватил шпагу, кинулся на верзилу-грузчика и в мгновение ока пронзил ему грудь. Тот упал, как подкошенный, не издав ни звука. Женщина завизжала и кинулась бежать вверх по лестнице. Лавочник метнулся в темный угол подвала. Тем временем слуга Жером внимательнее пригляделся к пленнику.
  - Господин маркиз, он дышит!
  - Черт возьми! Стоило связаться с идиотами!.. - тяжело дыша, пробормотал маркиз.
  - Синьор, Сюзанна может перевязать ему рану, - подал голос из темноты несчастный лавочник.
  - Убирайтесь все отсюда! - заорал маркиз.
  Никому не нужно было повторять дважды.
  *
  ...Питер открыл глаза. Его окружала полная темнота. Пахло прокисшим вином, плесенью и мышами. Голова гудела так, что он некоторое время не мог сообразить, где находится. Потом вспомнил все. Скрученные за спиной руки онемели. Он сделал резкое движение, чтобы перевернуться, но голова закружилась до тошноты, и он замер. Сколько времени провел он в этом подвале? День сейчас или ночь? Сюда не проникал ни один лучик света.
  Вдруг откуда-то сверху раздался звук поворачивающегося ключа, и красноватый свет масляного фонаря буквально ослепил его. Он прикрыл глаза. Кто-то осторожно приблизился и остановился у него над головой.
  - Сударь, вы живы? - спросил дрожащий женский голос.
  - Я и сам еще не понял, - тихо ответил он, приподнимая ресницы. Над ним склонилась та самая молодая женщина, что привела его сюда. - Да, красавица, дурную шутку ты со мной сыграла! - он хотел приподняться, но только поморщился от боли.
  - Ох, сударь, я и не думала, что они такое задумали! Клянусь Пресвятой Девой!- и она истово перекрестилась.
  Питер ничего не ответил и снова закрыл глаза.
  - Только не умирайте, ради всего святого! А то они меня прикончат, как Пабло!.. Я вот принесла вам воды и чистой материи, чтобы перевязать вашу рану... Но, по правде сказать, я ужасно боюсь крови!..
  - Как тебя зовут?
  - Сюзанна...
  - Если хочешь искупить свой грех, Сюзанна, развяжи меня и принеси немного коньяка или рома. Иначе Господь тебе не простит!
  - Что вы, сударь! Я же ничего не знала!.. Но как же я могу вас развязать?! Они меня накажут! Они скоро сюда придут!..
  - Не бойся. Я все равно не смогу убежать - я и встать-то не могу!
  Женщина долго возилась с веревкой, затянутой хитрым морским узлом.
  - У меня ничего не выходит! Тут нужен нож..
  - Ладно, тогда принеси мне выпить чего-нибудь покрепче!
  Она убежала. Питер медленно и осторожно сел, потом поднялся на колени, спустил высокое голенище одного сапога и вытащил оттуда небольшой тонкий кинжал. Зажав его рукоять сзади между каблуками, он опустил на него веревку и несколькими рывками перерезал ее. Потом размял затекшие кисти, убрал кинжал обратно за голенище и поднес руку к гудящей голове. "Хорошо же они меня отделали!" - подумал он и тут случайно задел в темноте прохладный кувшин с водой. К счастью, кувшин не опрокинулся. Питер утолил жажду, потом смыл с лица грязь и кровь. Стало немного легче.
   "Сколько же прошло времени? - подумал он. - Наверное, Маргарита сходит с ума от беспокойства... Ах да, она теперь думает, что я развлекаюсь совсем в другом месте..."
  Сюзанна вернулась с бутылкой, где на дне плескались остатки коньяка. Питер развязал свой шелковый шейный платок, намочил в коньяке чистую тряпицу, приложил ее к ране и туго обвязал голову платком, завязав его концы сбоку, над ухом, как носят итальянские рыбаки или погонщики мулов в Испании.
  Женщина подняла его светло-серую шляпу, валявшуюся в стороне. Шляпа была мягкая, шелковистая, и так приятно пахла тонкими духами... Сюзанна с трепетом вернула ее хозяину. Тот медленно отряхнул ее и надел поверх платка. Женщина наблюдала за ним со смешанным чувством восхищения и страха. Она недоумевала, как удалось этому изящному господину без посторонней помощи и ножа развязать себе руки?!.
  Тем временем Питер допил содержимое бутылки и поблагодарил Сюзанну.
  Подвальная дверь заскрипела, и по лестнице стали спускаться два человека в масках. Первый нес трехсвечный шандал и освещал дорогу.
  Граф медленно поднялся на ноги. Он внимательно смотрел на вошедших, сложив руки на груди, и его губы кривила ироническая усмешка.
  - Прекрасно, господин губернатор! - воскликнул он. - Неужели вы можете быть столь безрассудны? Значит, вы не боитесь навлечь на себя гнев короля, когда посол Его Католического Величества господин де Сольвана явится к Людовику с нотой протеста против незаконного задержания испанского подданного? К тому же и покалеченного! О вашем возмутительном поступке станет известно всем! - Питер счел, что лучший способ защиты - это нападение.
  - Вижу, граф, что ваша голова в порядке, слава богу. Я не хотел причинить вам вреда, это идиоты-слуги постарались...
  - Как вы понимаете, мне от этого не легче, господин де Шевриер! И это в награду за то, что я пощадил вас во время нашей дуэли!..
  - Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить, граф.
  - А у меня нет ни малейшего желания беседовать с вами1
  - Напрасно. Мы могли бы договориться...
  - О чем же это? Какие между нами могут быть дела?
  - Весьма серьезные!
  Маркиз сделал знак женщине убираться прочь, а слуге встать у двери. Сам он приблизился к своему пленнику и тихо произнес:
  - Вы должны мне помочь, господин граф!
  - Должен?! - расхохотался Питер. - Вы ничего не перепутали? По-моему, это вы у меня в долгу.
  - Послушайте! Мне не до шуток, дело серьезное... Мы можем прийти к соглашению!..
  - С вами? Никогда!
  - Да послушайте же! - маркиз начал выходить из себя. - Я готов на все, если вы мне поможете.
  - Не понимаю, о чем вы.
  - Вы не понимаете?! Прекратите издеваться надо мной!
  Питер с недоумением пожал плечами.
  - Что же такое случилось?
  - Не стройте из себя простачка! - заорал де Шевриер. - Иначе мне придется применить более жестокие методы!
  - Я не сомневался в вашей поистине ангельской доброте и кротости, - граф опять насмешливо улыбался.
  - Нет, постойте! - маркиз в отчаянии кинулся к нему. - Выслушайте же меня! То, что вы сказали во время нашего поединка... Это всё исполнилось в точности!..
  - А что такого я сказал? - удивился граф.
  - Вы не помните??! - в ужасе вытаращил глаза де Шевриер. Он отшатнулся и бессильно опустил руки. - Он даже не помнит!.. - прошептал маркиз горестно.
  - Судя по тому, как вы убиваетесь, произошло что-то серьезное. Так что же?
  Маркиз пришел в замешательство. У него дрожали щеки. Он стал в волнении ходить взад и вперед, не зная, как начать. Граф стоял, по-прежнему небрежно сложив руки на груди, немного расставив ноги и слегка откинув голову. Он следил за маркизом острым взглядом из-под опущенных ресниц, и в уголках его губ таилась едва заметная ирония.
  Наконец маркиз решился и, подойдя к графу вплотную, что-то прошептал ему совсем тихо. Тот в недоумении вскинул бровь, но остался серьезен:
  - Но почему же вы думаете, что дело во мне и я могу помочь?- проговорил он. - Ведь я же тогда только цитировал Писание!.. Полагаю, свершилась воля Всевышнего.
  - Или ваши дьявольские козни! - с озлоблением бросил губернатор.
  - Мои?! Да я мог легко убить вас тогда - вот и всё! Что за странная привычка собственные пороки всегда приписывать козням дьявола? И обвинять в своих несчастьях кого угодно, но только не себя самого!
  - У меня нет желания выслушивать ваши проповеди! - раздраженно воскликнул де Шевриер.
  - А у меня вообще не было намерения встречаться с вами! С радостью избавил бы вас от своего присутствия, да ведь это вы сами затащили меня сюда!
  - Послушайте, граф, - маркиз снова сбавил тон. - Я знаю, вы можете мне помочь!
  - Я не волшебник и не господь бог.
  - Говорят, что кроме прочего, вы врач! Я сделаю все, что пожелаете!..
  - Если можете сделать все, выходит, волшебник вы, маркиз? - рассмеялся Питер. Де Шевриер вдруг пришел в бешенство. Этот язвительный смех человека, настолько уверенного в себе, ни капли не обеспокоенного собственной судьбой, доводил маркиза до исступления.
  - Ты еще пожалеешь, что родился на свет, ублюдок! - закричал он. - Никто не найдет тебя здесь! Я закую тебя в кандалы! Я заморю тебя голодом!
  Последовал новый взрыв смеха:
  - Почему-то я сразу представил вас на королевских галерах , господин маркиз!
  Взбешенный, де Шевриер разразился проклятиями и забегал по подвалу взад и вперед.
  Граф подождал немного, наблюдая за ним, потом негромко сказал:
  - Ну, довольно, успокойтесь. Меня тронули ваши страдания. Только не думайте, что меня напугали ваши угрозы - они смехотворны. Так и быть, я помогу вам. Но с одним условием.
  Маркиз, не веря своим ушам, кинулся к нему.
  - Говорите, я выполню все!
  - Вы освободите молодого герцога де Рогана и д`Юссона, маркиза де Боннак.
  - Что?! Как я могу это сделать?! Они государственные преступники! Кроме того, их обвиняет Инквизиция!
  - Вот именно поэтому вы их и освободите. Вы губернатор и у вас есть власть.
  - Это не возможно! Я не могу!..
  - Что за напасть! Как видно, господин маркиз, вы скоро совсем ничего не сможете делать, даже дышать!
  - Молчите! - в ужасе закричал де Шевриер. - Ваши слова исполняются!.. Я попробую, я сделаю все, что смогу!
  - Так-то лучше. Как только эти господа будут свободны и вне досягаемости их врагов, вы получите лекарство, которое придаст вам силы. Я даже буду настолько любезен, что дам вам адрес роскошного заведения, где вы сможете потом проверить действие этого снадобья. Впрочем, оно понадобится вам только один раз, а в дальнейшем вы будете вполне здоровы.
  - Все это прекрасно, однако я не знаю, когда мне удастся сделать то, что вы требуете...
  Питер снова пожал плечами.
  - Все зависит от вас, господин губернатор. Да, вот еще что! Верните мне мое оружие и кошелек. Не заставляйте меня думать, что я имею дело с банальным грабителем!
  - Да-да, разумеется, вам все вернут...- рассеянно произнес маркиз, уже раздумывая над исполнением трудного условия. Он медленно направился к лестнице, погруженный в свои мысли, будто забыв про своего пленника. Но тот в два прыжка догнал его и первым толкнул дверь из подвала...
  
  ...Оказалось, ночь близилась к концу. Питер определил это, взглянув на звездное небо. Свежий воздух никогда еще не казался ему таким восхитительным! Ночной бриз приносил смолистые запахи деревьев, нагретой за день земли и пряных трав. Могучее дыхание моря слышалось неумолчным шелестом прибоя. Питеру захотелось погрузиться в морскую воду, чтобы смыть с себя тяжелый запах подвала, освежить голову, прополоскать волосы от запекшейся крови...
  Но чувствовал он себя не слишком уверенно.
   "Ну, просто новорожденный котенок", - усмехнулся он про себя, когда чуть не оступился на крутой улице, спускаясь к гостинице. - "Надо разбудить Жана..."
  Однако его секретарь сидел внизу, в таверне, и ждал его за бутылочкой вина, чтобы скоротать время. Увидев графа, Жан вскочил на ноги, восклицая:
  - Бог мой, сударь, я жду вас целую ночь и полдня! Что с вами случилось?! Это что, кровь? - ужаснулся он, рассматривая светлую одежду сеньора, залитую темными потёками, пыльную и грязную. Питер ничего не ответил, сел за стол на длинную скамью и сделал знак хозяину. Тот принес бутылку легкого белого вина и миску жареных креветок - он уже изучил вкусы своего постояльца. Пока граф неспешно ужинал, Жан, сидевший напротив, возмущенно причитал:
  - Сколько раз говорил я вам, сударь, что не подобает знатному господину выходить одному! Сеньора всегда должны сопровождать слуги, и хорошо вооруженные! А вы бродите один, как какой-нибудь...
  Секретарь осекся. Красноречивый взгляд графа заставил его воздержался от пришедшего на ум сравнения. Тем не менее, он продолжал ворчать, выплескивая накопившуюся тревогу:
  - Видит бог, я не позволю вам выходить одному! Дворяне окружают себя сотней слуг, чтобы только показать своё высокое положение, богатство и статус! Конечно, мужская прислуга дороже стоит и за нее налог выше, чем за женскую, но, в конце-концов, речь идет о жизни!
  - Ты во всем прав, Жан. Но уж позволь мне самому решать.
  - Может, вы привыкли рисковать жизнью на Караибах, сударь, но, сдается мне, там было спокойнее, чем здесь! Когда-нибудь вы пожалеете о том, что выходите без вооруженной охраны! Ладно бы, я понимаю - тайком пробраться к даме! Да и то иной раз без помощи слуги не обойтись... Нет, вы, должно быть, совсем не доверяете мне, мессир! А для чего же тогда я учился обращаться с оружием?! Секретарь и камердинер вовсе не обязан владеть шпагой, как дворянин, и пистолетом, как какой-нибудь гвардейский офицер!
  Питер жестом прервал его и попросил принести полотенце и чистую одежду.
  - Я хочу принять морскую ванну, и на этот раз ты идешь со мной.
  - Сейчас?! Среди ночи? Бог с вами, сударь! Ведь холодно!
  - Вот одна из причин, почему я не всегда беру тебя с собой, Жан, - проговорил граф сдержанно. - Ты ужасный болтун. К чему все эти речи, призванные, как я понял, обеспечить мою безопасность, если теперь ты будто бы отказываешься меня сопровождать?
  - О, нет, господин граф! Я только хотел предостеречь вас от простуды!
  - Когда это ты видел меня простуженным?
  - Никогда, сударь. Но...
  Питер нетерпеливо хлопнул ладонью по столу:
  - Довольно! Я не нуждаюсь в няньке. Мне нужен только понимающий друг, умеющий молчать.
  Жан кивнул и уже через пять минут быстро сбегал по лестнице с тем, что ему было велено принести.
  А с галереи второго этажа, стоя у деревянных перил, за ними уже давно с любопытством наблюдала Мадлен.
  Еще днем слуга, по приказу графа относивший корзину шампанского в некую "Гавань любви", вернувшись, рассказывал своим друзьям, кого и что он там видел. И как только приближался кто-нибудь из женщин, всякие разговоры тут же прекращались. Однако Мадлен не была дурой и сразу подумала, что граф вернулся, похоже, после хорошей драки, и не в лучшем виде. Трудно было поверить, что он всю ночь провел в увеселительном заведении с таким заманчивым названием "Гавань любви"! Какая уж тут любовь! Но, может быть, он встретил ревнивого соперника? Вот это вполне возможно... Кто их разберет, этих мужчин!..
  А гордая донья Маргарита ни о чем не спрашивала слуг. Она закрылась в своей комнате и никого к себе не пускала. Она долго молилась - и плакала... Но Марсела не смела постучаться к своей сеньоре, чтобы не вызвать ее гнева. А муж и не подошел к ее покоям...
  
  ...Утром не выспавшийся Жан спустился на кухню с мрачным видом.
  - Ну что, готов кофе?
  - Я уже два часа жду, чтобы поставить его на угли! - встрепенулась Марселина. - Вот я теперь сослана сюда и не могу появиться наверху и спросить, когда его подавать! Не понимаю, почему донья Маргарита на меня сердится...
  - Ты бы поменьше хвостом вертела перед ее мужем, милочка! - как всегда напрямик высказалась Мадлен.
  - Будешь еще меня учить!..
  - Тихо, дамы! Прекратите сейчас же, мы не дома. У меня и без вас забот хватает!
  - А что сеньор граф, он поднялся сегодня позже обычного?
  - Он не поднялся. Сеньор в постели.
  - Как? Почему? Он заболел?
  - Похоже, он ранен.
  У Марселины подкосились ноги, и она без сил опустилась на скамью. Мадлен вплотную подступила к Жану.
  - Чего же ты молчишь? Давай, рассказывай, в чем дело!
  - Да что рассказывать-то? Вчера сеньор вернулся под утро, голова в крови... Он ничего не объяснил, сказал только, что попался в ловушку как мальчишка и получил удар дубинкой по голове. Всю ночь пролежал в каком-то подвале без сознания. А потом туда пришел его старый знакомый, маркиз де Шевриер, что-то от него требовал. Что там было у них - не знаю, граф не рассказывал. Короче говоря, сеньору едва удалось выбраться оттуда! А сейчас он голову от подушки не может поднять из-за головокружения и тошноты... Вчера я не заметил ничего особенного, а сегодня... вижу, ему плохо.
  - Черт возьми, Жан, почему ты до сих пор ничего не сказал?! Ты позвал к нему господина Фераджи? - напустилась на него Мадлен.
  - Конечно, позвал! За кого ты меня принимаешь?
  - И что он говорит?
  - Ничего.
  - Как это так?
  - Вот так! Попробуй с ним поговори!
  - И поговорю!
  - Ты не знаешь испанского, я поговорю! - встала Марселина.
  - Он тебе ничего не скажет. Пока сам граф не позволит...
  - А донья Маргарита с ним?
  - Нет. Она, пожалуй, и не знает ничего. Тут дело щекотливое... Госпожа графиня думала, что ее муж пошел в одно такое место... куда она не хотела, чтобы он ходил... Ах, я дурак, что не пошел с ним тогда. Может, ничего бы и не случилось...
  - Нет, погоди! Сеньора ничего не знает?! И ты не сказал ей?
  - Она еще не выходила...
  
  Граф еще два дня провел в постели. Но благодаря усилиям Фариджи или своему крепкому здоровью поднялся на ноги и занялся своими обычными делами, как ни в чем не бывало.
  
  *
   ...Питер бродил по пустынному каменистому берегу, вдали от всех, в противоположной стороне от порта. Ему надо было подумать. Выбрав местечко, укрытое скалами и тянувшееся узкой полосой до утесов, круто обрывающихся в море, он присел на огромный теплый камень у самой кромки прибоя. Две перевернутые рыбацкие лодки только и напоминали здесь о присутствии человека. Он стал смотреть на блистающее море, подставив лицо свежему бризу.
  Его корабли задерживались, и это немного беспокоило Питера. Однако не так давно пришло сообщение, что его каперы вышли из Валенсии и скоро должны быть здесь. Морские вестники - самые надежные и никогда не лгут. Оставалось только терпеливо ждать, хотя вынужденное бездействие его угнетало и раздражало.
  Он не думал о Шевриере. Если получится с его помощью освободить гасконцев из тюрьмы, у них будет время подумать, что делать дальше.
  Питеру не давали покоя мысли о жене. При одном только воспоминании о ней он испытывал томительное желание, и обиду, и тоску по ее объятиям, и досаду... В последние дни между ними все чаще стали возникать трения. Он искал причину, придирчиво припоминал все свои слова и поступки - и не находил своей вины.
  Как он жаждал хоть малейшего проявления ее нежности! Маргарита никогда не была щедра на ласку - наверное, в силу своего сурового монастырского воспитания и детства без матери, умершей при ее рождении. Ей самой, наверное, было трудно без тепла и нежности. Отец и старшие братья любили ее и заботились о ней, но сами были довольно суровы в проявлении своих чувств...
  Питер с улыбкой вспомнил свое детство. Он был окружен такой необъятной, всепоглощающей любовью и нежностью матери, сестер, слуг-итальянцев, что это навсегда осталось в нем. И дальнейшая его жизнь, беспощадная, жестокая, с ужасом и грязью, не смогла его изменить. Как можно жить без радости любви, без искреннего и непосредственного выражения своих чувств?!
   Надо бы поговорить с Маргаритой, рассказать ей все, что с ним случилось... Но стоило ему только вспомнить ее презрение, неподдельное отвращение, которое так ясно читалось в ее глазах, когда они в последний раз говорили, что у него портилось настроение. Она совсем не доверяет ему? Черт возьми! За шесть лет они не научились понимать друг друга? Он слишком надолго покидал ее в самом начале, не успел до конца разбудить ее чувства, что-то упустил? Или такой она будет всегда? Сейчас у него просто не было сил объясняться с ней...
  И еще одно смутно его тревожило. До сих пор у него в ушах звучали недавние слова Дианы де Лафоре, когда та в отчаянии кричала, прощаясь с ним: "Вы придумали ее! Наделили несуществующими достоинствами! Вы не видите, что она всего лишь бездушная кукла! Воспитанная в строгости, она теперь жаждет только поклонения и обожания! Для нее важно только одно - видеть у своих ног красивого, знатного и богатого мужчину - это возвышает ее, рядом с ним она выглядит значительной! Но что она представляет сама по себе? Ничего! Просто красивая женщина, каких сотни! И вы ее выбрали! Вы - тонкий, понимающий, взыскательный! Почему? Почему ее?!"
  Разумеется, слова несчастной отчаявшейся женщины никак не могли повлиять на его чувства, но задевали его. Питер слышал подобное не впервые. Ревность, ненависть, зависть чужому счастью - это все не ново. Он равнодушно пропускал мимо ушей все, что касалось его самого, но когда эти ядовитые стрелы задевали Маргариту, не мог простить такого никому. Он хранил глубоко в душе нечто такое, что невозможно выразить - свою любовь, которая не зависела ни от слов, ни от чувственного влечения, ни от вмешательства рассудка.
  Однако Маргарита и в самом деле казалась озабоченной только проявлением внешних приличий, которые он с легкостью нарушал, понимая, что они ничего не меняют в его душе.
  Его жена была еще так молода, но те испытания, что выпали на их долю в Испании, не заставляли его сомневаться в ее преданности и любви. В то время, когда его не было рядом, она одна среди лицемерных друзей, верных только заботам о собственном благополучии и благосклонности короля, противостояла всем соблазнам двора, тайным козням подруг, домогательствам воздыхателей - и это в семнадцать лет! Она устояла перед самым знатным и могущественным, самым сильным - доном Алонсо, герцогом Медина-Коэли, блестящим придворным, грандом первого ранга, адмиралом испанского флота, статным, величественным и властным...
  Питер знал, что герцог по-настоящему влюблен, и это не было простой прихотью пресыщенного вельможи. Он страдал на самом деле, и это делало его по-настоящему опасным. У Медина-Коэли была власть, и он использовал ее, чтобы избавиться от мужа своей избранницы.
  Но Маргарита осталась верной ему, и Питер был благодарен ей. Он не считал себя достойнейшим и лучшим из мужчин, о нет! И в те времена он не мог дать ей достойного положения в обществе, потому что его собственное положение в Мадриде в то время было двусмысленным и шатким.
  Он так боялся ее потерять! Однако его жена с христианской кротостью выдержала все неприятности, соблазны и опасности. Да, она казалась слишком сдержанной и замкнутой в сравнении с некоторыми дамами, которые доставляли ему немало хлопот своей необузданной страстностью, прикрытой веером, потупленными очами и напускным благочестием. И что же? Его влечение только возрастало от сдержанности возлюбленной. Она сводила его с ума! Он мог сопротивляться ее чарам, но только в ущерб себе. Эта страсть порой вызывала у него досаду, потому что странным образом порабощала его, лишая сил. Он понимал, что не сможет жить без этой женщины... и это пугало.
  Погруженный в свои мысли, Питер не сразу заметил, что его уединение нарушено. Какая-то девушка, подоткнув подол полотняной юбки, что-то искала в полосе прибоя среди камней и гальки возле лодок. Питер с интересом стал наблюдать за ней. Девушка была очень молода. Высокая, гибкая, с открытыми и загорелыми тонкими лодыжками и руками, с грациозной шеей и красиво посаженной головой, отягощенной копной каштановых волос, которые трепал ветер... Она то и дело отводила их руками от лица с плавными, совершенными линиями, как у древнегреческой богини. Она была прекрасна!
  Скорее всего, девушка что-то искала. Но не моллюсков, как обыкновенно это делают после отлива. Вероятно, она провела здесь ночь или вечер, и не одна. И потеряла здесь что-то ценное - может быть, сережку или колечко?.. В воображении Питера сразу возникла картина восхитительной ночи любви на морском берегу этого юного создания с каким-нибудь молодым рыбаком, когда их томные вздохи смешивались с шумом прибоя, и они не видели и не слышали ничего вокруг, ослепленные страстью...
  Граф любовался девушкой, боясь пошевелиться. Но она смотрела только себе под ноги, время от времени опуская руку в воду и переворачивая камешки. Так продолжалось довольно долго. Наконец она потеряла терпение и прислонилась к перевернутой лодке, грациозным движением забросив тяжелые волосы за спину. И тут она встретила зачарованный мужской взгляд, такой нежный - и такой обжигающий, что она густо покраснела и быстро одернула юбку. Мужчина смотрел на нее с большого камня и слегка улыбался. Она на секунду замерла под этим взглядом в полном смятении, потом резко взмахнула своими роскошными волосами и побежала прочь.
  Питер не сделал ни одного движения, только смотрел ей вслед...
  И его настроение удивительным образом изменилось. Как будто он только что выпил бокал превосходного шампанского, выдержанного и прохладного...
  
  ...Когда граф вернулся в гостиницу, Маргарита встретила его взволнованным взглядом.
  - Почему вы опять пошли куда-то один? - она подошла к нему и заглянула в глаза. - Как вы себя чувствуете?
  - Благодарю, мадам, сейчас вполне сносно. Вот только...
  - Что? Что?
  - Меня мучает одна давняя и неизлечимая болезнь... и я могу умереть - от любви.
  - Господи, Питер! Не пугайте же меня своими шутками!
  - Никогда еще я не был так серьезен, душа моя!..
  
  ...Проснувшись ночью, слегка оглушенная и утомленная взрывом чувств, Маргарита думала: "Удивительно, как он это умеет?.. Я уже не чувствую ни гнева, ни отчуждения, ни ревности - только блаженство и покой. И, кажется, понимаю все движения его души. Только он может заставить меня так злиться, ревновать, выходить из себя, чувствовать себя несчастной - а потом очаровать, обольстить, привести к неземному наслаждению... Настоящий дьявол! Прав отец Остеда! Все эти страсти греховны, и я рискую погубить свою душу... Но как же это сладко - любить! Я не могу и не хочу отказаться от этого! Нет греха в любви, тем более между мужем и женой, Питер всегда мне это говорит. Почему же тогда я чувствую себя последней грешницей? Конечно же, потому, что не приношу плода!.. "
  
  Глава двенадцатая
  
  С гор неожиданно наползли тучи, подул сильный ветер и к ночи разыгрался шторм. Он не прекращался два дня, а потом ветер постепенно стих, но море еще некоторое время не могло успокоиться и выносило на берег белые клочья пены, водоросли, сломанные ветки деревьев и мелкий мусор.
  Граф, изнывая от затянувшегося ожидания и легкого головокружения, зашел в небольшую таверну, чтобы утолить жажду. В полутемном зале было немноголюдно, только за длинным столом, на одном его конце, расположилась веселая компания моряков, как видно, недавно сошедших на берег. Он сел с другой стороны стола и сделал знак хозяйке. Та принесла хорошего вина.
  Питер мельком заметил, что недалеко у стены, за отдельным столиком сидит какой-то человек в порыжевшей сутане. Он был похож на судового священника с какого-нибудь пиратского корабля, поскольку его лицо и лысеющая голова были иссечены шрамами, а на левой руке не хватало пальцев. Его скромный ужин состоял из рыбы и хлеба, что говорило или о скудости кошелька или о привычке довольствоваться малым. Однако человек не производил впечатление несчастного нищего, а наоборот, казалось, был вполне доволен жизнью.
  Взрыв хохота на другом конце стола заставил Питера повернуть голову. Он посмотрел на веселую компанию и улыбнулся. Кто-то из них заметил это и закричал:
  - Эй, сударь! Что за радость пить в одиночестве! Идите к нам! А может, и угостите нас бутылочкой-другой!
  Граф весело усмехнулся, сделал им небрежный приветственный жест и остался на месте. Хозяйка, полная, не очень опрятная женщина лет сорока, с выбивающимися из-под чепца прядями черных волос, зычным голосом шикнула из-за стойки на подвыпивших моряков:
  - Нечего приставать к благородному господину! У вас и без того достаточно выпивки!
  Они загалдели, стали отпускать соленые шуточки, и, в конце концов, занялись своим ромом. Но когда граф достал сигару и прикурил от свечи, снова послышались крики с другого конца стола:
  - Не угостит ли нас благородный господин табачком?
  Питер спокойно захлопнул портсигар, положил его на середину стола и резким движением послал катиться на другой конец столешницы, по направлению к компании. Портсигар блеснул золотой искрой, скользнул через весь стол и остановился под чьей-то загорелой ладонью. Компания склонилась, рассматривая роскошную вещицу. Кто-то даже потрогал пальцем инкрустированную рубинами розу и скрещенные над ней мечи.
  Граф допивал свой бокал и не смотрел на них. Матросы быстро разобрали сигары и что-то тихо обсуждали между собой. Они о чем-то спорили, обсуждение затягивалось. Компания явно не хотела возвращать портсигар хозяину. Тогда хозяйка вышла из-за стойки и с грозным видом направилась к ним.
  - А ну-ка, ребята, быстро верните господину его вещь! Я не допущу такого в моем заведении! Вы же боевые ребята, а не какие-нибудь нищие попрошайки! Разве мало вы честно заработали денег, чтобы зариться на чужое?
  - Да мы просто рассматривали рисунок! Что такое ты подумала, Жанетта!
  И портсигар скользнул по столу в обратный путь. Граф точным движением руки остановил его перед собой и слегка улыбнулся Жанетте. Та подошла и присела напротив.
  - Честь вашего заведения спасена, мадам, - как и моя собственность! - его глаза смеялись.
  - Знаю я этих шалопаев! Как напьются, сразу делаются смелыми! Но я не допущу безобразия в моем заведении. Вас никто здесь не обидит, мессир!
  Питер расхохотался.
  - Вы тревожитесь обо мне, мадам?! Неужели я произвожу впечатление человека, которого можно безнаказанно обидеть?
  Жанетта немного смутилась.
  - Что вы, сударь! Я не то хотела сказать... Просто благородные господа не часто сюда заходят...
  Он дотронулся до ее руки и что-то тихо сказал. Женщина зарделась от смущения, как молоденькая девушка, и удивленно посмотрела на него. Он что-то говорил ей вполголоса, а она смотрела на него, как завороженная. Потом спохватилась, поднялась, задумчиво качая головой, отошла за стойку.
  Только тут Питер заметил, что за ним наблюдают внимательные глаза человека в порыжевшей сутане, со шрамами на голове. Эти глаза оказались удивительно добрыми и веселыми. В них светились ум, проницательность и тонкая ирония. Встретив этот взгляд, Питер ответил на него такой же улыбкой глаз. Ему захотелось поговорить с этим человеком, и он учтивым жестом пригласил его разделить с ним доброе вино. Тот в первую минуту удивился вниманию к своей скромной персоне, потом охотно поднялся со своего места и устроился напротив Питера.
  Граф представился первым, поскольку этот человек показался ему вдвое старше его.
  - Не согласится ли святой отец немного побеседовать со мной? Я Питер Гальтон де Лоретто, граф де Монтель - коротаю здесь время в ожидании прихода моих каперов.
  Священник смотрел на его с интересом, держался просто и естественно, заговорил неспеша, с достоинством. У него был странный резковатый акцент, впрочем, едва заметный:
  - Меня зовут Якоб Мозер, я из Богемии. Благодарю господина графа за любезное приглашение и с удовольствием составлю ему компанию.
  Служанка по знаку Питера принесла еще одну бутылку и бокал. Они выпили. Господин Мозер сказал:
  - Я недавно видел вашу милость в обществе итальянских негоциантов и подумал, что и сейчас у вас здесь назначена деловая встреча. Но потом понял, что вы никого не ждете... - он помолчал немного и продолжил: - Мне кажется, я уже слышал когда-то ваше имя... синьор Лоретто. Ну да, конечно! В Болонье! Когда произошел этот безобразный скандал с доктором Марчелло Мальпиги. Неужели это вы были учеником дона Марчелло и вступились за него со шпагой в руках?
  - Действительно, было такое... После этого меня выгнали из университета.
  - Я помню эту историю! - отец Якоб даже привстал со своего места. - Пресвятая Дева! Какое славное дело!.. Мой близкий друг был свидетелем всего произошедшего и подробно описывал мне, как талантливый ученый подвергался нападкам завистников. Его студентов подговаривали не посещать его лекции, хотели выжить его с кафедры, а потом и из города, даже наняли людей, чтобы разгромить его дом и лабораторию! И тут у него появился защитник, ангел-хранитель... Потом вы помогли своему учителю бежать, отдали ему свою одежду и лошадь, чтобы пустить преследователей по ложному следу.. - отец Якоб с изумлением качал головой. - Ученик доктора Мальпиги!.. Подумать только!
  Питер немного смущенно улыбнулся.
  - Но что вас так удивляет, падре?
  - Да все! Начать с того, что молодые люди благородного происхождения обычно выбирают себе другие занятия - военную службу или придворные должности, и вряд ли им есть дело до бедных ученых!
  Никогда не стали бы они вмешиваться в такое дело, чтобы не испортить себе репутацию. А вам даже не понятно мое удивление! Сейчас встретить рыцаря - большая редкость.
   Питер сделал протестующий жест:
  - Поверьте, я и не думал об этом! Господин Мозер, скажите, вы покинули родные места из-за войны?
  - Я как раз возвращаюсь в Прагу после небольшого путешествия, да вот задержался здесь, в Марселе. Люблю этот город... А господин граф из Тосканы? Я слышу это по вашему произношению.
  - Моя мать была родом из Тосканы. А ваш акцент похож на немецкий.
  - Да, мой родной язык немецкий. Как видно, господин граф имеет музыкальный слух и познания в языках.
  - Так же, как и вы, святой отец.
  Его слова потонули во взрыве хохота с другого конца стола. Питер с улыбкой посмотрел на веселящихся матросов. Кто-то уже крошил ножом его сигары и набивал табаком трубки.
  - Радуются, как малые дети. Видимо, только сошли на берег после долгого плавания.
  - Да, им есть чему радоваться. Повезло - могли бы и не вернуться, - проговорил Питер.
  - Чем больше цепляешься за жизнь, тем быстрее она уплывает, - медленно и веско проговорил отец Якоб. - Я понял это совсем недавно, прожив без малого пятьдесят лет. И эта теза касается всего - от самого малого до самого важного - от наличия денег в кошельке до количества любви в сердце...
  Питер внимательно посмотрел на своего собеседника. Тот продолжал:
  - Вы тоже являетесь доказательством моей мысли, господин граф. Самые простые наблюдения подтверждают это. Вы равнодушны к деньгам - и они у вас есть. Вы богаты - я понял это по вашей одежде и по тому, что вы готовы были оставить этим шалопаям дорогой портсигар... Или подарить его этой женщине. Ведь вы хотели подарить его хозяйке, не правда ли?
  Во взгляде Питера читалось недоумение.
  - Вы ясновидящий, господин Мозер? Я всего лишь подумал об этом.
  - Не важно. Это было движение души. Так вот, вы не держитесь за деньги - и они у вас всегда будут. Я открыл одну очень важную вещь, господин граф: Господь отнимает то, что больше всего любишь, к чему привязан всем сердцем. Он делает это для того, чтобы совершенствовать наши грешные души, очистить их страданием. Когда я понял это, то по-другому взглянул на жизнь. Ни за что не цепляться душой, ничем в этой жизни не дорожить - ни благополучием, ни привязанностями, ни знаниями, ни желаниями - и ты становишься свободен, как ветер! Душа сбрасывает оковы тысячи больших и малых страстей - как плотских, так и духовных. Но не так-то легко этого достичь! Нужно быть внутренне готовым. Вы понимаете, о чем я?
  - Может быть... Когда-то мне говорил подобное мой духовный наставник, но как это трудно понять!... Разум всегда противится. Как можно не дорожить ничем?
  - Да, это сложно. Однако все рано или поздно приходят к пониманию, что должны отказаться от всего. Рано или поздно! - отец Якоб немного помолчал, задумавшись, потом продолжил:
   - Я много путешествовал, господин граф. Путешествия - хорошая школа. Они учат, кроме прочего, разбираться в людях. Вы молоды, а в ваших глазах читается целая жизнь, насыщенная горем и радостью... Я наблюдал за вами, сударь, и догадывался, что вы не совсем обычный человек. А потом, когда вы назвали свое имя, мое суждение подтвердилось. В чем-то вы не похожи на других, но вы любите жизнь, красоту и удовольствия. И людей. Вообще всех людей, даже этих нищих духом матросов. И мне это удивительно! Потому что не так-то просто любить людей...
  - Кажется, я люблю далеко не всех! - усмехнулся Питер. - Впрочем, никогда не задумывался над этим.
  - В вашем возрасте это вполне естественно. Однако я вижу, что вашей душой владеют слишком сильные страсти - это плохо. Тонко чувствующий человек страдает гораздо сильнее...
  Питер слушал этого странного священника с некоторой настороженностью - и в то же время чувствовал расположение к нему. Было видно, что он не кривит душой и не боится высказывать свои далеко не канонические мысли вслух совершенно незнакомому человеку, что само по себе было удивительно смело. Возможно, это был полубезумный проповедник каких-то своих философских идей, или умный и хитрый льстец, надеющийся вкрасться в доверие и получить щедрую награду, или, того хуже, переодетый иезуит...Бог знает!
  Господин Мозер посмотрел ему в глаза и покачал головой.
  - Некоторые и в самом деле принимают меня за выжившего из ума старика. Но я никому не навязываю своих взглядов. И даже не думал, что экселенц изволит обратить на меня свое внимание...
  Питер почувствовал некоторую неловкость. Определенно этот человек умеет читать чужие мысли! А тот продолжал с тенью улыбки:
  - Не удивляйтесь, сын мой. На вашем выразительном лице можно прочесть очень многое! К сожалению, вы очень уязвимы, потому что опасаетесь за тех, кто вам дороже собственной жизни... У вас глаза человека с жизненным опытом - и вы знаете, что мне ничего не нужно от вас, и я не могу причинить зла. Вы сами захотели поговорить со мной...
  Граф остановил его движением руки.
  - Да, все верно. Простите меня, святой отец. Не каждый день встречаешь человека, читающего твои мысли! Но лучше поговорим о вас. Кажется, ваша жизнь была гораздо более бурной, чем моя. - Питер посмотрел на его шрамы, изуродованную левую руку, на которой не хватало двух пальцев.
  - Просто, экселенц, моя жизнь была длиннее вашей на два десятка лет. Сначала я преподавал в Пражском университете, потом плавал судовым священником, жил в Новом Свете среди индейцев - а некоторые их племена применяют пытки, достойные инквизиции...
  - Вы были миссионером?
  -Да, какое-то время. Наша маленькая миссия находилась в девственном лесу вверх по течению реки Кеннебек, и еще тридцать лье вглубь континента.
  - Ох, как далеко на север! Говорят, там жестокие снежные зимы, длящиеся почти шесть месяцев. Не могу представить, как выживают там люди.
  - Выживают. Иногда победить жестокость природы бывает проще, чем жестокость человека. Но мне это удалось.
  Питер некоторое время молчал. Воображение рисовало ему жуткие картины далекого континента. Потом он спросил:
  - Что вы преподавали, падре?
  Мозер ответил на латыни:
  - Науку всех наук - философию. И для подготовительного факультета - семь свободных наук, квадривиум . Но мой характер, увы, не для спокойной размеренной жизни университетского профессора и священника. Признаться честно, я нарушил мои обеты. Любовь к приключениям и жажда жизни - вот что толкало меня к ослушанию. Это заставило моих братьев строго порицать меня. Речь шла о лишении меня сана, но мой духовник избрал другое наказание. Я был послан миссионером в Америку, чтобы обращать индейцев...
  Питер с возрастающим интересом смотрел на своего собеседника. Чувствовалось, что множество вопросов вертелось у него на языке, а глаза горели любопытством.
  Шум и крики на другом конце стола заглушали их слова. Кто-то из моряков запустил глиняной кружкой в стену, и хозяйка напрасно пыталась утихомирить разбуянившихся молодцов. Граф слегка поморщился, с усмешкой кивнув в сторону шумной компании:
  - Вы серьезно думаете, что их можно любить? - и он обезоруживающе улыбнулся. - Господин Мозер, мне хотелось бы продолжить нашу беседу в более спокойном месте. Если вы согласитесь придти в гостиницу "Рог изобилия", где мы остановились, я буду очень рад. Прошу вас, в любое время!
  - Я обязательно приду, господин граф.
  И после того, как Питер, попрощавшись, ушел, священник пробормотал:
  - Конечно, я приду. Кто же упустит такой случай!..
  ***
  Маргарита сменила гнев на милость и снова позволила Марселине выполнять обязанности камеристки. Более того, девушка развлекала свою госпожу игрой на гитаре. Правда, в другое время ей редко удавалось заняться этим, а вот теперь она наигрывала какую-то каталонскую мелодию и негромко пела красивым грудным голосом.
  Граф неслышно вошел и остановился у двери, с удовольствием наблюдая эту мирную картину. Но Марселина, заметив сеньора, тут же отложила инструмент, встала и, сделав реверанс, вышла, как подобает хорошо вышколенной служанке.
  - Ну, теперь вы не будете скучать, моя дорогая, - сказал он, подходя. - Кто бы вы думали сюда приехал? Очаровательный аббат де Легаль! Я только что встретил его внизу. Он тоже здесь остановился, и я не мог не пригласить его пообедать с нами.
  - О, замечательно! Аббат правда очень мил. А зачем он сюда приехал?
  - Вот уж не знаю. Спросим у него за обедом.
  Питер подошел к окну и привычным взглядом окинул гавань.
  - Да, кстати: ваша брошь готова, Марго. Я нашел отличного ювелира...
  Он достал из кармана футляр и отдал Маргарите. Та открыла его и ахнула.
  - О, какое чудо!.. И какие изящные подвески! Но ведь эта оправа не похожа ни на один ваш эскиз.
  - Мы с ювелиром придумали еще один вариант.
  Тут кто-то поскребся в дверь и появился только что упомянутый аббат де Легаль собственной персоной.
  - Я не мог удержаться, чтобы не засвидетельствовать своего почтения госпоже графине, - проговорил он, смущенно улыбаясь.
  - О, как я рада вас видеть, дорогой аббат! Муж только что сказал мне, что вы приехали. У вас тоже дела в Марселе?
  - Собственно, я приехал только затем, чтобы повидаться с господином графом.
  - Вот как! - Питер удивленно поднял брови. - Наверное, господин архиепископ что-то хотел мне передать, не так ли?
  - Совершенно верно! И я хотел бы изложить вам суть дела, сударь.
  - Ну, куда нам спешить. После обеда у нас будет достаточно времени, чтобы...
  Граф прервался на полуслове. Его взгляд был устремлен через окно на гавань. Он пристально вглядываясь туда, где на рейд входило несколько кораблей.
  - О боже! - выдохнул он и схватил подзорную трубу, лежавшую на подоконнике. Маргарита видела, как он изменился в лице и побледнел.
  Неожиданно без стука распахнулась дверь, и влетел запыхавшийся Жан.
  - Господин граф, вы просили немедленно доложить... Наблюдатель из порта только что сообщил... Ваши корабли!..
  - Я вижу, - коротко произнес граф изменившимся глухим голосом, не отрывая глаз от рейда.
  - Что случилось? - спросила встревоженная Маргарита.
  - Ужасные повреждения!.. "Эсперанса" едва держится на плаву! Наши корабли побывали в серьезном бою...
  Граф с треском сложил подзорную трубу и стремительно вышел из комнаты вместе с Жаном.
  
  Де Легаль и Маргарита подошли к окну. Они увидели вдалеке большой корабль, накренившийся на один борт, со сломанной грот-мачтой и обрывками парусов, порванных книппелями и ядрами. Второй корабль, поменьше, как будто почти невредимый, медленно двигался к порту.
  Маргарита прошептала со вздохом:
  - Что же произошло?
   Они долго наблюдали за всем происходящим в гавани и видели, как эти два корабля, с трудом маневрируя, продвигались в сторону верфи. Потом граф спустился в шлюпку вместе со своими людьми и подняться на борт своего корвета "Сан-Антонио". С тех пор Маргарита его не видела.
  
  ...Жан прибегал в гостиницу, чтобы взять еще людей, чистое белье и личные вещи графа
  - Триста пятнадцать пострадавших, мадам! - на ходу сообщил он.- Из них почти двести ранены! Господин граф распорядился разместить их в госпитале св. Луки, а некоторых, менее тяжелых - в монастыре францисканцев, что рядом. Он просил передать, что пока будет ночевать в монастыре, рядом с ранеными.
  Маргарита с волнением перебила его:
  - Но почему? Что он там делает так долго?
  - О, дел очень много! Сначала он вёл переговоры с начальником госпиталя, и настоятелем монастыря, потом договорился с местными властями о перевозке раненых. Сейчас их с кораблей перевозят в госпиталь и монастырь, но там мест для них мало... А сейчас граф в госпитале осматривает и распределяет раненых, и до сих пор еще не закончил - их очень много! Ему помогает судовой хирург Мартьяль с "Эсперансы", Фариджи и Хамат. Господин граф приказал прислать побольше людей, чтобы навести порядок в помещениях и ухаживать за ранеными... Похоже, с вами, мадам, останется только Каэтана и Мадлен, все остальные слуги уже там.
  - Жан, а где капитан "Сан-Антонио", маркиз де Гарни? И де Ланже, его старший помощник?
  - Офицеры, кто не пострадал, устроились в гостинице. У капитана Фернандеса сломана нога - говорят, он еще хорошо отделался! Кажется, господин де Гарни тоже ранен. Там такое творилось!.. А господин де Ланже уже на верфи, договаривается о ремонте "Эсперансы". "Сан-Антонио" пострадал не так сильно, но тоже нуждается в ремонте...
  - Господи, что же случилось?
  - Наши каперы по дороге сюда случайно столкнулись с англичанами! Как я понял, это была мощная эскадра адмирала Шоувеля!
  Маргарита вспомнила, как была потрясена, когда во время морской прогулки увидела огромные многопалубные корабли в окуляре подзорной трубы... Жан продолжал:
  - Более легкому корвету удалось уйти, а фрегат вынужден был принять бой с арьергардом. Но я не могу рассказать подробностей - не слишком-то разбираюсь в этих морских словечках, которыми они так и сыпали, когда рассказывали, как все было...
  - Я хочу, чтобы ты проводил меня к сеньору графу! - заявила Маргарита тоном, не терпящим возражений. Аббат де Легаль поддержал ее:
  - И я тоже хотел бы оказать посильную помощь нуждающимся в утешении...
  - Ну, по поводу вас, господин аббат, у меня нет никаких распоряжений. Но донью Маргариту сеньор граф очень просил срочно встретиться с супругой губернатора и через нее призвать всех знатных дам города проявить милосердие и отправить в госпиталь провизию для раненых, постельное белье, корпию, табак, вино и фрукты. Да, и еще нужно заказать мессы в соборе, ведь есть и погибшие! Честно сказать, мадам, вам не стоит туда ходить... Это так ужасно, что я видел!..
  - Но когда же граф обещал вернуться?
  - Не знаю, мадам. Там такое творится!..
  
  ...Якоб Мозер пришел в "Рог изобилия" как раз в тот момент, когда с кораблей были вывезены последние раненые. Хозяин заведения, озабоченный достойным размещением новых постояльцев - офицеров с пострадавших кораблей, сказал, где найти графа.
  Отец Якоб пошел в госпиталь и был поражен тем, что там увидел. Он в первый момент даже не узнал того изящного молодого человека с понимающими и насмешливыми глазами, которого встретил вчера в таверне. Теперь тот был больше похож на пирата на палубе захваченного после абордажа судна - без камзола, в рубахе, испачканной кровь и пропитанной потом, энергичный, возбужденный, но собранный, внимательный к деталям. Он осматривал раненых, командовал, где разместить и кого оперировать в первую очередь. Напористо, но вежливо говорил с возмущенным начальником госпиталя, потревоженного как раз во время обеда и негодующего по поводу того, что кто-то здесь распоряжается вместо него!.. Граф властно требовал предоставить ему помещения и всё необходимое. Посылал за аптекарями, гонял слуг за чистым бельем и горячей водой, тормошил полусонных монахинь-сиделок, мирно дремавших до того времени со своими четками или вязаньем...
  И к концу дня все раненые были размещены, всё вымыто и вычищено, упорядочено и налажено, всё предоставлено, и каждый знал, что должны делать.
  Отец Якоб тихо и незаметно включился в процесс, где граф врачевал тела, а он пытался дать утешение душам.
  Питер заметил нового помощника и нашел момент подойти поздороваться.
  Господин Мозер увидел в его глазах выражение спокойной сосредоточенности - и затаенной боли. Но теперь он уже ничему не удивлялся. Он понял, что этот человек отличается от всех, с кем ему до сих пор доводилось встречаться.
  Пожимая руку священнику, граф взглядом сказал больше, чем можно было бы сказать словами.
  
  Маргарита сделала всё, как просил муж. Знатные дамы города с воодушевлением взялись за дело, почти каждый день отправляя в госпиталь и монастырь корзины с провизией, корпию и лекарства.
  Аббат де Легаль навещал раненых и приносил успокаивающие новости из госпиталя: граф, конечно, огорчен случившимся, но не падает духом. Он с утра до поздней ночи врачует раны и делает операции, он послал человека в Тулузу за своими чудодейственными снадобьями, и делает все возможное, чтобы облегчить страдания раненых...
  
  Через три дня в гостинице появился тот самый Шарль де Гарни, маркиз де Бри, тридцатилетний капитан корвета "Сан-Антонио", о котором спрашивала молодая графиня. Он был ближайшим другом ее мужа, серьезным, благородным и очень приятным человеком, хотя и не слишком словоохотливым. Когда-то граф избавил его от участи раба, отправленного англичанами на плантации в колонии. С тех пор они подружились, и де Гарни стал, пожалуй, самым близким другом Питера, хотя характеры у них были почти противоположные.
  Безупречно воспитанный дворянин из старинного нормандского рода, пятый в семье, Шарль де Гарни в своей жизни испытал немало разочарований и бед, но это последнее несчастье несколько поколебало его обычную стойкость. Его левая рука была перевязана и покоилась на шелковой косынке; несколько ссадин на загорелом лице и мрачное расположение духа так изменили его, что Маргарита в первый момент с трудом его узнала. Лицо капитана было хмурым, синие глаза потемнели и казались почти черными, сверкая из-под сдвинутых бровей. Обычно немногословный, он и теперь ограничился только вежливым поклоном и скупыми словами приветствия. Но Маргарита так искренне и сердечно говорила с ним, так ласково расспрашивала, что через некоторое время суровый вид его несколько смягчился.
  Капитана де Гарни сопровождал его старший помощник, лейтенант Жан-Луи де Ланже, молодой человек лет двадцати, родом из Перигора. Как и большинство уроженцев Юга, он был подвижным и живым, веселым, жизнерадостным и галантным с дамами - одним словом, был истинным гасконцем. Но даже он сейчас приуныл.
  - Ах, мадам, - живо говорил он. - Мы так глупо попались в лапы англичанам! Если бы не этот дьявольский туман! Мы слишком поздно их заметили, да к тому же мы вышли на них с подветренной стороны!.. Они шли на ветре, фордевинд , боевым строем, и как только заметили, сразу ударили по нам книппелями ! Полетел такелаж, потом обрушилась мачта, - и всё!... Они расстреляли нас ядрами и картечью, как мишени!.. Поверьте, мадам, это ужасно, когда по тебе бьет бортовой залп девяноста шести тяжелых пушек! Это просто ад!.. - подвижное лицо лейтенанта де Ланже исказилось нескрываемой болью. - Мы потеряли почти половину экипажа! Но когда удалось ускользнуть от их огня, мы попали в ужасный шторм. Пришлось сбросить с "Эсперансы" все, что было можно, в том числе и орудия...
  - Лейтенант, не стоит утомлять госпожу графиню подробностями, - сдержанно, со скрытой печалью проговорил де Гарни. - Мы виноваты - я и капитан Фернандес. И теперь, когда погибли люди и чуть не погиб корабль, нам не исправить своей грубой ошибки. Бесполезно искать оправданий! Граф не мог ожидать от нас такого!..
  - Вы слишком суровы к себе, дорогой де Гарни, - воскликнула Маргарита. - Уверена, вы сделали все, что смогли. Граф так вас ценит! Он, конечно же, понимает, что всему виной неблагоприятные обстоятельства...
  Де Гарни замолчал, продолжая мысленно терзаться. Зато де Ланже тут же воскликнул:
  - Милая сеньора, вы просто ангел! О, будьте уверены, граф уже высказал нам все, что думает по этому поводу! Он не стеснялся в выражениях, но мы это заслужили, что тут скажешь... Искренне признаем свою вину, но жизнь продолжается! Мы постараемся исправить то, что можно. Но какие расходы! Вы и представить себе не можете!..
  - Часть расходов по ремонту и оснащению я возьму на себя, - сказал де Гарни. - Однако ни у кого из нас нет таких денег, чтобы полностью покрыть все издержки. Но самое страшное то, что больше половины команды искалечено или вышло из строя...
  Маргарита видела, как он страдает, и ничем не могла его утешить. Однако Жан-Луи с оптимизмом воскликнул:
  - Ну, уж об этом можно не беспокоиться - граф быстро поставит их на ноги!
  Де Гарни сердито сверкнул на него глазами:
  - Да, конечно, мой милый, пока мы здесь отдыхаем, он там уже четвертые сутки на ногах днем и ночью, вместе с Мартьялем по локоть в крови и гное...Только со мной он провозился часа два, пока удалил из моего плеча все осколки!..
  - Вам было очень больно? - дрожащим голосом спросила Маргарита.
  - Нет, мадам, я почти ничего не чувствовал. У графа есть какое-то обезболивающее средство, но это не опий, который дурманит, а что-то другое. Впрочем, я мало в этом понимаю. А приставать к нему с расспросами мне не пришло в голову - за эти дни у графа, кажется, не было времени даже поесть, не говоря уж о том, чтобы заняться собой. К ночи он просто валился с ног от усталости, какие уж тут разговоры...
  - О боже, - прошептала Маргарита. - Неужели он там не может отдохнуть? Его камердинер сказал, что в монастыре выделены комнаты для раненых офицеров, и что граф остаётся там на ночь, чтобы не тратить время на дорогу до гостиницы и обратно...
  - Да, у него есть там комната. Но говорю вам, пока я лежал с этой проклятой раной, он был всегда рядом.
  
  Как ни были удручены офицеры, все же они старались не падать духом и не огорчать графиню. Как могли, они даже пытались ее развлекать. Она, в свою очередь, хотела отвлечь их от тяжких воспоминаний, и, когда вечером все собирались на ужин, они проводили время в приятных беседах. Но граф всё еще был занят и не появлялся в гостинице. Маргарита решила пойти повидаться с мужем.
  Де Гарни, аббат де Легаль и лейтенант де Ланже оспаривали право сопровождать ее и нести корзину с гостинцами для раненых. Поскольку де Гарни был еще не совсем здоров, она просила его остаться в гостинице.
  - Я не прощу себе, если вам станет хуже. Граф будет очень недоволен, если возникнут какие-то осложнения!
  Его удалось убедить. Лейтенант де Ланже и аббат с удовлетворенным видом сопровождали молодую графиню.
  Она оделась очень просто и скромно, накинула на голову кружевную мантилью и с некоторой робостью теперь поднималась на крыльцо большого госпиталя Святого Луки, расположенного почти за городом, недалеко от францисканского монастыря. Навстречу ей по ступеням медленно спускались две дамы, одна пожилая, другая совсем молоденькая. Очевидно, они приносили угощение для раненых, и теперь возвращались ломой. Старая дама громко говорила с возмущением:
  - Готова побиться об заклад, дорогая, что этих женщин меньше всего волнуют несчастные раненые! Нет, ты видела, как они разодеты? А как накрашены! Просто стыд! И каждая готова делать любую работу, часами сидеть здесь, только чтобы он ее заметил!
  - О ком вы говорите, тетушка? - спросила молодая дама.
  - Можно подумать, Аделина, что ты ослепла! Неужели ты не видела, как все они вьются возле этого молодого графа? Кто бы мог подумать, что он обладает столькими талантами! Граф де Монтель, оказывается, не только производитель умопомрачительных духов, он еще и хирург! Да к тому же просто красивый мужчина. Хватило бы и чего-нибудь одного, право слово!.. Нет, ну просто скандал, что эти девки сюда явились!..
  Дамы прошли мимо, не обратив внимания на Маргариту под ее мантильей. А она была просто потрясена только что услышанным. О чем шла речь? Что там на самом деле происходит?!
  Они вошли в просторный светлый зал, разделенный невысокими ширмами на множество ячеек, где стояли койки с ранеными и больными. Маргарита старалась не смотреть на них, всех этих людей, что еще недавно были сильными и здоровыми мужчинами. Она боялась встретиться с ними глазами, боялась увидеть их раны... Она чувствовала, как они смотрят на нее, и от этого ее бросало в жар!..
  В воздухе витал аромат гвоздичного масла. Он перебивал какой-то лекарственный запах, слабый, но назойливый. На подоконниках раскрытых окон дымок зажженных курильниц отпугивал насекомых.
  Маргариту поразило присутствие нарядно одетых, ярких женщин, которые разносили кувшины с чистой водой или разбавленным вином, поили раненых, поправляли подушки, помогали им поудобнее устроиться, всячески развлекали. Из другого конца зала слышались даже негромкие звуки гитары, кое-где звучал смех... Правда, здесь находились и две-три пожилые монахини-сиделки, но на них никто не обращали внимания.
  Графиня остановилась в нерешительности. Общительный де Ланже заметил людей из своей команды и заговорил с ними, а аббат де Легаль подошел к одной из монахинь, чтобы выяснить, где найти графа де Монтель.
  Маргарита двинулась дальше, свернула в широкий коридор и вдруг увидела мужа, стоявшего неподалеку. Он стоял у колонны и с кем-то оживленно беседовал. Графине бросилось в глаза, как безупречно он выглядит - камзол зеленого бархата с золотой вышивкой, белоснежная сорочка с изысканным кружевом... Его вьющиеся длинные волосы, схваченные сзади черной бархатной лентой, казались такими блестящими и ухоженными, как будто недавно ими занимались искусные руки куафера. Лица мужа графиня не видела, он стоял к ней спиной, но по его оживленным жестам не было похоже, что он валится с ног от усталости и, тем более, не имел времени привести себя в порядок. Наоборот! Создавалось впечатление, что он готов теперь отправиться на светский прием - хоть в Версаль! Маргарита, наблюдая за ним издалека, почувствовала себя тем более обманутой, когда увидела, с кем граф беседовал! Это была женщина, уже не молодая, но еще довольно красивая. Она старалась держаться с достоинством, однако по ее поведению было заметно, что она не благородного происхождения. Эта женщина простодушно не могла удержаться от соблазна пококетничать с молодым мужчиной, да еще таким привлекательным и любезным. Манеры ее казались слишком свободными, если не сказать вульгарными, но Маргарита видела, с какой учтивостью обходился с ней граф. Очаровательные бархатные интонации слышались в его низком голосе, хотя слов разобрать было невозможно. Он склонился, чтобы поцеловать ей руку, но тут из дверей показался встревоженный судовой врач Мартьяль и что-то ему сказал. Граф торопливо попрощался с женщиной и вошел в двери, которые тут же за ним закрылись. Дама ушла, искоса бросив взгляд на Маргариту.
  Аббат Легаль подошел к графине сообщить, что он узнал:
  - Мне сказали, мадам, что за этой дверью лежат самые тяжелые пациенты и умирающие, и граф почти не выходит оттуда. Но я сообщу ему, что вы пришли...
  - Нет, не стоит! Не буду ему мешать, - промолвила графиня с некоторой досадой и повернулась в нерешительности - совсем уйти или все же поговорить с мужем?..
  В этот самый момент двери отворились, и оттуда выскользнула Марселина с большим свертком окровавленного белья. Ее чепец и передник сияли белизной, а лицо выражало озабоченность и деловитость. Она быстро направилась к подсобному помещению рядом, откуда доносились женские голоса и плеск воды. Графиня окликнула ее. Марсела на миг остановилась в замешательстве, потом приблизилась.
  - Донья Маргарита, это вы? Я вас не узнала!.. Мессир сейчас занят, но я провожу вас к нему, если угодно, только отнесу вот это...
  - Не беспокойся, я сама найду дорогу!- и графиня решительно открыла тяжелые двери. Ну почему Питер опять в окружении каких-то женщин, почему рядом с ним снова эта Марсела?! А она, его жена, вновь осталась в стороне!..
  Она сразу увидела высокую фигуру мужа у чьей-то постели. С ним были Абу-эль-Фариджи и Хамат. Судовой врач Мартьяль что-то записывал в большом журнале. Они озабоченно говорили о чем-то вполголоса. Графиня приблизилась, мужчины поклонились ней. Тут Питер, наконец, оглянулся, и Маргарита увидела его осунувшееся лицо с заострившимися чертами, более волевыми и твердыми, чем она привыкла видеть. Куда подевалась его очаровательная, еще юношеская округлость щек? Теперь резко обозначились скулы, глаза, обведенными темными тенями, казались больше и выразительнее, и в них читалась сосредоточенность и какая-то спокойная отрешенность. Он показался ей постаревшим на несколько лет. Но в то же время она поняла, что никогда еще не видела такой волнующей и одухотворенной мужской красоты.
  Как будто только сейчас увидев ее, Питер слегка сжал ей локоть и сказал негромко:
  - Подождите меня в галерее, дорогая, - и мягко подтолкнул к выходу.
  
  Открытая галерея тянулась с противоположной стороны фасада и выходила на тихий двор и сад. Маргарита ждала там довольно долго.
   Он появился в накинутом на плечи зеленом камзоле, оттенок которого так шел к его темным глазам и смуглой коже. Немного напряженный и собранный, граф все еще был занят своими мыслями. Присел на балюстраду, бросил на жену рассеянный взгляд.
  - Вам не следовало сюда приходить, Марго.
  Она приблизилась и робко остановилась перед ним.
  - Почему не следовало? Я хотела только посмотреть на вас... Питер, мне так вас не хватает!
  На его лице промелькнула тень удивления, как будто он на время забыл о ее существовании и только теперь вспомнил. Его глаза потеплели и осветились улыбкой. Он привлек ее к себе, обнял за талию.
  Она прижалась к его груди. Как же приятно снова почувствовать его тепло, нежность и силу!..
  - Когда вы сможете хоть ненадолго вернуться ко мне? - прошептала Маргарита.
  - Неужели вы соскучились, сеньора? - с ласковой иронией спросил он, немного отстраняясь, чтобы посмотреть на нее. - Значит, мои офицеры плохо развлекают вас?
  - Они стараются изо всех сил! Но мне нужны вы... - нежно произнесла она с таким чувством, которого сама от себя не ожидала.
  - Вы меня ждали?
  - Каждый день... И каждую ночь!..
  Он снова немного удивленно взглянул на нее. Кажется, раньше ему не доводилось слышать из этих уст ничего подобного. Но Маргарита увидела, как вспыхнули его глаза. Однако складка губ оставалась ироничной. Он как будто старался отгородиться от нее своим шутливым тоном. Ей захотелось поцеловать эти насмешливые губы, стереть улыбку с его лица, заставить его сердце трепетать. И она знала, как легко это сделать! Она прикоснулась губами к его губам - и уже не могла оторваться от них, так сладок был его ответный поцелуй.
  Они целовались снова и снова - в тени галереи, среди бела дня, даже не думая о том, что могут быть кем-то замечены. Он всё крепче сжимал ее в объятьях, еле переводя дыхание... и вдруг с глухим стоном оттолкнул, быстро встал.
  - О, довольно!.. Ты сведешь меня с ума! - у него прервался голос. - Прошу тебя, уходи!..
  Она замерла, ошеломленная.
  Но он уже не мог остановиться и тут же снова заключил ее в объятия, не в силах отпустить. Он целовал ее волосы, лоб, глаза, щеки, уже весь во власти ее чар. Потом вдруг отстранился и коротко вздохнул:
  - Пойдем со мной, - он крепко взял за ее руку и куда-то повел.
  - Куда, Питер?
  - Увидишь.
  Они быстро пробежали галереей, садом, прошли в калитку в монастырской стене и через несколько минут оказались в стенах монастыря, под сумрачным сводом коридора со множеством дверей с одной стороны и колоннадой открытой галереи - с другой. Нигде не было ни души.
  Граф толкнул одну из дверей, и они вошли в тесную келью, где не было ничего, кроме узкой кровати, застеленной грубым одеялом, стола с туалетными принадлежностями и большого темного распятия, висящего в изголовье. Узкое зарешеченное окно пропускало мало света. Маргарита растерянно огляделась.
  - Ужасно! Неужели вы здесь спите? Поистине, жизнь отшельника...
  - Иногда небольшое воздержание бывает полезно, но долго чувствовать себя отшельником и в самом деле ужасно...
  Он не отпускал ее руки, как будто боялся потерять. И вдруг властно привлек к себе, приник к ее губам с такой страстной силой, что у нее закружилась голова и подкосились колени. Этот поцелуй странным образом лишил ее сил, опьянил, но Питер уже подхватил ее на руки, не давая опомниться, и снова целовал так, что она едва не теряла сознание. У нее туманилось в голове от этого страстного натиска. Обычно он вел себя иначе, но ей казалось, что никогда еще его губы не были такими властными, опьяняющими и нежными...Она плохо помнила, что происходило дальше. Это было похоже на вспышки молний, которые делались все ярче и горячее, пока не последовал ослепительный и обжигающий взрыв... А потом всё будто окутал туман, осталось только упоительное ощущение блаженства.
  Маргарита окончательно пришла в себя на руках у мужа, в изумлении открыла глаза.
  - Что это было, Питер?
  Он тихо засмеялся и ответил по-итальянски:
  - Metodo еspresso..
  - Но этот ваш "срочный способ" не объясняет всего волшебства! Я как будто улетала куда-то... Или мне это приснилось?
  Он улыбался, нежно покачивая ее на коленях. Она, потрясенная, никак не могла опомниться.
  - Но как вы это сделали?!
  - Секрет.
  - Скажите мне!.. И вы чувствовали то же самое? Да?
  - Может быть...
  Он улыбался. Как же он улыбался! Недаром все женщины теряли голову от этой его улыбки...
  Она провела рукой по его волосам, по щеке, обвела пальчиком подбородок. Он поцеловал ее ладонь.
  - Я должен поблагодарить вас, любовь моя. Кажется, еще немного, и я сошел бы с ума от напряжения. Стоит мне только закрыть глаза, как снова вижу все эти раны, увечья, кровь, сломанные и раздробленные кости, умирающих... Я больше ни о чем другом не мог думать. А тут забыл обо всем... Вы дали мне новые силы, спасибо, мой ангел.
  - Ваши силы не беспредельны, мой милый. Обещайте, что придете ночевать в гостиницу, чтобы выспаться как следует. Эта келья не для вас!
  - Самое неудобное, что кровать ужасно коротка, - усмехнулся Питер.
  - Тем более! Де Гарни говорит, что вы совсем не отдыхаете.
  - Он преувеличивает. Но мне пора, дорогая. Возвращайтесь к себе, я вас провожу.
  
  Они вместе вышли на яркий солнечный свет, держась за руки.
  - А кто те женщины, которых я встретила в госпитале? - спросила Маргарита.- И кто та дама, с которой вы так любезно беседовали, несмотря на всю свою занятость?
  - О, в последнее время я беседовал с таким количеством дам, что трудно всех и припомнить.
  - Та была слишком заметна и явно не из хорошего общества! Странно было видеть вас рядом с ней. И она так на вас смотрела, что мне хотелось выцарапать ей глаза!
  Он рассмеялся с явным удовольствием.
  - Впервые ваша ревность принимает такие формы! Вы сегодня не престаете меня удивлять, моя прелесть. Куда же подевалась благочестивая воспитанница сестер-урсулинок?
  - Это вы постоянно доводите меня до греха гнева, ревности и сладострастия! Вы настоящий искуситель, мой милый сеньор!
  - Я? - Питер сделал большие глаза. - Можно подумать, что это не вы меня сейчас соблазнили!
  - Конечно, нет. Это вы!
  Они рассмеялись, счастливые.
  Потом Маргарита снова спросила:
  - Но все же, кто та женщина, вы были с ней так любезны! И что-то в ее манерах было такое вульгарное... Не вспомните?
  - Да, знаю, о ком вы. Это милейшая Луиза Беше, содержательница роскошного борделя
  "Гавань любви". Некоторые из ее девушек согласились ухаживать за ранеными, причем, совершенно бесплатно! Они добрые, трудолюбивые и веселые, внушают стремление жить и так поднимают настроение моих подопечных, что те гораздо быстрее встают на ноги. Они замечательные, что бы там ни говорили ханжи и "добропорядочные" дамы!
  Маргарита была потрясена - и возмущена до глубины души! Но сдержалась и ничего не сказала. Все равно его не передать! Ее муж никогда не изменится, как бы она ни возмущалась...
  - Кому же пришла в голову мысль пригласить их? - спросила она. - Не иначе, у мадам Беше есть далеко идущие планы на будущее.
  - Ну, как вы думаете, сеньора? - улыбнулся Питер - Эта мысль могла прийти в голову только такому распутному человеку, как ваш муж. Ведь именно так вы думаете, любовь моя, правда?
  Маргарита опустила глаза и прошептала:
  - Будь вы хоть самим дьяволом, я не перестану любить вас!
  
  *
  Питер опять не пришел в гостиницу ни ужинать, ни ночевать. Впрочем, он ничего и не обещал ей. Но Маргарита отнеслась к этому спокойно - ничего не поделаешь, он занят...
  После ужина она, де Гарни, аббат и де Ланже расположились в просторной гостиной с рюмками ликера и коньяка, и приятно проводили время. Оживленный и беззаботный, де Ланже болтал и сыпал шутками, юный аббат Легаль парировал его словесные выпады с не меньшим остроумием. Только Шарль де Гарни молчал, устроившись немного в стороне, и спокойно наблюдал за ними.
  Маргарита смеялась своим серебристым смехом, очаровательная и веселая, не отдавая себе отчета в том, что чувствует себя восхитительно в окружении этих приятных мужчин. Она испытывала радостное возбуждение от сознания собственного очарования и неотразимой прелести, которые так недвусмысленно и ясно отражались в их восхищенных глазах. Лишь невозмутимый де Гарни, казалось, оставался спокоен и молча потягивал свой коньяк, иногда бросая на них снисходительные взгляды, как на расшалившихся детей. Маргарите хотелось как-то растормошить его, заставить смеяться, смотреть не так строго. Ей нравился этот немного суровый, сдержанный нормандец с синими глазами и светлыми волнистыми волосами - наверное, потому, что он был так не похож на ее пылкого южанина-мужа.
  Больше всего молодой графине хотелось, чтобы синие глаза маркиза де Гарни смотрели на нее с нежностью и восхищением. А де Гарни упорно смотрел в свою рюмку или в сторону, боясь поднять взгляд на эту пленительную женщину, которая, казалось, вся светилась изнутри счастьем и юностью. Каждое ее движение было гармонично, грациозно, упоительно, а темные бархатные глаза смотрели так нежно - и так опасно, что у него перехватывало дыхание. Она явно заигрывала с ним - в шутку, смеясь, а он чувствовал, как его охватывает темная, могучая, слепая сила...
  Он пережил жестокое разочарование в молодости, когда его возлюбленная изменила, посмеялась над ним. До сих пор ему неприятно вспоминать об этом, хотя время притупило его боль и гнев. С тех пор он был один, избегая привязанностей и довольствуясь мимолетным удовлетворением естественных потребностей тела.
  Но когда несколько лет назад он впервые увидел Маргариту, то жестоко позавидовал своему другу. Эта юная женщина с такой силой всколыхнула его чувства, что он даже испугался. Испугался себя! И сбежал подальше, в море, где опасность и постоянная угроза для жизни вытесняли всё остальное, вынуждая не думать о чувствах.
  И вот теперь он снова слышит ее удивительный смех, и его сердце начинает бешено колотиться, а угрызения совести заставляют считать себя последним негодяем...
  Питер знал о чувствах своего друга, потому что такое скрыть невозможно. Однако у него никогда не возникало сомнений в благородстве и преданности Шарля де Гарни.
  
  *
  Марселина, в последнее время тоже остававшаяся ночевать в госпитале, пришла в гостиницу на кухню, шатаясь от усталости. Мадлен месила тесто для пирожков с яблоками, которые пользовались большим успехом, и она готовила их в огромных количествах, чтобы хватило всем.
  - Сеньор снова отослал меня, - сказала Марсела со вздохом, усаживаясь на скамью за стол. - Сама бы я ни за что не ушла...
  - Ну, еще бы! Ты лучше согласилась бы умереть от усталости у него на глазах! - проворчала про себя Мадлен, искоса посмотрев на нее. Она оторвалась от своей стряпни и молча поставила перед ней миску горячего овощного супа, хлеб, рыбу, сыр и кувшин с вином. Мадлен ни о чем не спрашивала и терпеливо ждала.
  Марсела, поев, облокотилась на стол и заговорила сама, глядя в пространство:
  - Не дай бог еще раз увидеть такое!.. Когда перевозили раненых, мессир приказал, чтобы женщин к ним и близко не допускали. Но уже в госпитале я всё же кое-то подсмотрела. Я видела молодого красивого парня, его зовут Кристиан, моряк из Бретани... Ему картечь попала в живот. Он был весь серый и корчился от боли... Наверное, он скоро умрет... Я поняла это по лицу сеньора, когда тот его осматривал...А сколько там таких! Еще одного помню, с раздробленной рукой...Здоровый, просто великан, гора мускулов, а плакал от невыносимой боли, как маленький ребенок!.. У меня до сих пор в ушах стоят их стоны - даже мурашки по спине!.. И как только сеньор все это выдерживает? Да еще с таким невозмутимым видом, как будто ничего особенного не происходит!..
  - А что сейчас с тем парнем, Кристианом? Он умер?
  - Пока нет. Сеньор тогда заставил его вдыхать что-то из флакона, вроде нюхательной соли, только жидкое, с резким запахом, и через насколько минут парень спокойно заснул! Я не могла поверить собственным глазам. А как мессир доставал из него картечь, я не видела, меня туда не пустили. Сеньор с Мартьялем и арабами часа четыре с ним возились, если не больше! Кажется, сеньор и в самом деле может сотворить чудо. Скольких он уже спас!
  - Ну, кто бы сомневался, - усмехнулась Мадлен, возвращаясь к своему тесту.
  - Говорю тебе, мессир граф наделен даром свыше! - с жаром воскликнула Марсела. - Я давно это знала, еще в Мадриде. А здесь слухи быстро разнеслись, и теперь каждый день на крыльце госпиталя собираются больные со всей округи! Но, слава богу, сеньор не всеми занимается сам, поручает своим помощникам. Никто не сидит без дела. Джинан готовит лекарства и помогает делать перевязки, а этот несносный Мартьяль постоянно что-то пишет. Я у него как-то спросила, а он говорит - не твоего ума дело! Какой важный! Как будто все вокруг дураки, он один умный! - Марсела перевела дух, выпила еще вина и продолжала всё тем же ворчливым тоном:
  - Да еще эти благотворительницы, черт бы их всех взял! Госпиталь превратился в какое-то место паломничества, право слово! Как будто там медом намазано! Все знатные дамы города из кожи вон лезут, стараются перещеголять друг друга в "милосердии к страждущим"! Они все теперь просто помешались на благотворительности, как будто решили искупить все свои грехи заранее! И все они обязательно хотят поговорить с сеньором! - язвительно проговорила Марсела. Мадлен снисходительно улыбнулась.
  - Что-то ты больно сердишься - неужто господин граф кого-то из них особо заметил?
  - Да что ты болтаешь! Ему и вздохнуть-то некогда. Его просто замучили!
  Мадлен расхохоталась.
  - Ох, ты меня насмешила! Хотела бы я посмотреть на того человека! Замучить себя граф никому не позволит, уж ты мне поверь! А если появляются женщины, - он говорил, что женщины украшают жизнь. К тому же, ты сама рассказывала, девицы там все как одна с покладистым характером и не слишком набожные...
  - Да прекрати! Не старайся меня зацепить. Сеньор одинаково любезен со всеми, будь то маркиза или шлюха, старуха или молодая. И с этими девицами он поладил, будто они его сестры! Представляешь, сеньор недавно сделал им подарки. Каждой! Так, мелочи, ничего особенного - кому черепаховый гребень, кому кружевную косынку или красивую заколку, - ну, ты знаешь, как сеньор это умеет. Девицы были просто на седьмом небе! А знатные дамы, так те в бешенстве, что вынуждены там сталкиваться с ними! Только фыркают да шипят про себя. Но все равно приносят всякие деликатесы, чтобы переплюнуть друг друга в щедрости...
  - Кстати, как сеньору понравились копченые языки, что я вчера приготовила?
  - Не знаю, Мадлен, я не прислуживала за столом. Он ужинал с офицерами в монастыре, а женщин туда и близко не пускают!
  *
  Однако в городе нашлось немало и таких, кого возмущало поведение графа де Монтель. Общество добропорядочных и набожных прихожан просто негодовало: где это видано, чтобы вместо монахинь за больными ухаживали проститутки?! Это неслыханно! Такого еще не бывало! Это просто скандал!
  Хуже того, сам граф был замечен в ужасном кощунстве! И это несмотря на его мнимую добропорядочность, познания в медицине, самоотверженность и милосердие, которые он проявлял в отношении больных и раненых. Но чтобы совершить подобное!..
  Видели, как граф де Монтель, воспользовавшись тем, что все монахи-францисканцы собрались на мессе в часовне, однажды провел в мужской монастырь женщину! Они вместе выходили оттуда, ничуть не таясь - и с таким счастливым видом, будто побывали в раю! Ни у кого не могло возникнуть вопроса, чем они там занимались - все было ясно, как белый день!
  Эти скандальные дерзкие поступки только еще больше подогревали интерес к личности графа де Монтель. Кто-то осуждал его, кто-то восхищался им, кто-то становился его другом - равнодушных не было!
  Граф время от времени появлялся на приемах у губернатора, на верфи, в адмиралтействе, в соборе, даже в резиденции у епископа, и везде привлекал внимание, вызывал неизменный интерес.
  Несмотря на большое несчастье с его кораблями и потерю людей, никто не видел его хмурым или раздраженным. Конечно, он был расстроен, но светский этикет предписывал скрывать свои беды за приятной любезностью. Однако граф оставался искренним и непосредственным, и непобедимая сила его обаяния привлекала к нему людей. Вначале, возможно, к нему относились предвзято, но очень скоро - с подлинной симпатией. Он умел располагать к себе людей, говорить с ними - и в великосветских салонах, и в простых тавернах.
  Наверное, поэтому скорость ремонта его кораблей была фантастической, и уже через две недели корвет "Сан-Антонио" качался на волнах гавани, как новенький. Серьезные повреждения корпуса фрегата "Эсперанса" требовали гораздо больше времени для починки, но все же дело шло на удивление быстро.
  
  Глава тринадцатая
  
  Перед господином де Шевриером стояла весьма нелегкая задача. Можно сказать, даже невыполнимая. Но его должность губернатора провинции, связи, предприимчивость и, главное, жгучее желание излечиться сыграли свою роль. Ему удалось убедить архиепископа Тулузского, что, отпустив этих молодых еретиков, они могут еще и выиграть! Если аккуратно проследить за д`Юссоном и де Роганом, эти отступники от истинной веры рано или поздно обязательно приведут их к более "крупной рыбе"! Возможно даже, к самому Магистру ордена! И удастся, наконец, распутать весь этот тайный клубок еретического ордена. Тем более, иезуиты всегда хотели получить некие секретные рукописи, якобы хранившиеся когда-то в горном замке Монсегюр, последнем оплоте альбигойцев. Эти рукописи рассказывали о тайных альбигойских реликвиях и некоем сокровище, которое, как считалось, они хранили до сих пор в глубокой тайне. Разумеется, сокровище это не было банальным кладом золотых монет или драгоценный камней! Но что именно это было - секрет философского камня, эликсир бессмертия, способ проникновения сквозь пространство и стены, или какое-либо другое эзотерическое знание - никто не знал.
  Одно было доподлинно известно - такие документы существуют. Предполагали, что они находятся у главы ордена катаров. Но кто он? Невозможно было узнать этого, даже под пытками. Еще никто никогда не выдавал этих тайн со времен Симона де Монфора, уничтожившего тысячи альбигойцев - так называемых Совершенных, Посвященных и простых людей. Он и его рыцари-северяне превратили цветущий Лангедок в сплошное пожарище пять веков назад. Они сделали это не только ради борьбы с ересью, но из зависти к богатству этого цветущего края, его утонченной культуре и процветанию. Долго еще трубадуры пели свои сирвенты - песни боли, гнева и печали по погибшим на кострах. Долго еще матери и кормилицы пугали непослушных детей Симоном де Монфором, страшным жестоким рыцарем, пришедшим с Севера...
  Оставшиеся в живых альбигойцы бежали тогда в Италию, затерялись среди приморских жителей, рассеялись по городам. Орден был жив до сих пор, и это вызывало озабоченность Рима.
  Конечно, теперь никто не намерен устраивать крестовые походы против непокорных еретиков, как в былые времена. Нужно было действовать иначе - не силой, а хитростью!
  Разумеется, маркиза де Шевриера нимало не волновали "мистические бредни" об альбигойском сокровище. Так же мало его волновала и чистота католической веры - у него были дела и поважнее! Однако архиепископ Тулузский был явно заинтересован и согласился с этим планом. Его преосвященство надеялся в случае успеха, - впрочем, весьма призрачного, - преподнести хороший подарок могущественным иезуитам и с их помощью, возможно, подумать о кардинальской шапке для себя.
  В душе маркиза де Сен-Шомона сменялись попеременно безнадежное уныние, бессильная ярость и невероятная, всепоглощающая ненавистью. Так его опозорить!.. О, граф за это поплатится!
  Маркиз мечтал раздавить своего противника, уничтожить его, но в то же время опасался, как бы с графом чего не случилось до тех пор, пока он не получит лекарство от своего постыдного недуга.
  А уж потом!.. В воображении де Шевриера вставали картины мучительной смерти графа де Монтель, его разорения, позорной гибели в долговой тюрьме или на каторге, в застенках инквизиции или от руки наемных убийц... А вот последнее осуществить было бы не так сложно! Однако де Шевриер отвергал этот способ мести как самый простой и безболезненный для жертвы. Он хотел придумать нечто такое, что заставило бы этого дерзкого насмешника помучиться!
  И он придумал. Правда, надо было набраться терпения и выбрать подходящий момент. Но тем слаще будет его месть!
  *
  Маргарита проснулась среди ночи от какой-то неясной тревоги. К горлу подступала тошнота, сердце учащенно билось, как будто она видела страшный сон, но ничего не могла вспомнить. Эти одинокие ночи наводили на нее тоску! Она чувствовала себя покинутой и несчастной. Ей было страшно. У нее даже слезы навернулись на глаза...
  Графиня встала, чтобы выпить воды. Мучительный страх не отпускал ее. Она прошла в пустую спальню мужа - может быть, он вернулся, пока она спала? Нет, его постель пуста...
  И вдруг она увидела свет, пробивающийся из-под двери в кабинет. Он все-таки вернулся!
  Она быстро толкнула дверь. Питер сидел за столом и что-то писал. Подняв голову, он удивленно улыбнулся.
  - Вам не спится, моя красавица? А я боялся заглянуть к вам, чтобы не разбудить.
  - С каких это пор мой милый супруг боится ночью разбудить свою жену? - с шутливым вызовом спросила она. Радость заставила ее забыть тревогу. - Скажите уж лучше честно, сударь, что хотели спокойно поработать, чтобы вам никто не мешал!
  Он засмеялся.
  - Это правда. Но как вы узнали?
  - По вашему отсутствующему виду! Это неслыханно! Вы даже не подошли обнять меня!
  Маргарита приблизилась сама, положила руки ему на плечи, заглянула в смеющиеся глаза и прошептала:
  - Никогда бы не подумала, сеньор мой, что буду бегать за вами и ждать минуты, чтобы увидеть вас хоть ненадолго!
  На его лице попеременно отразилась целая гамма чувств - изумление, нежность, смятение, желание немедленно заключить ее в объятия, и еще что-то неуловимое и обжигающее... Но он сдержался, и, накрыв ладонями ее руки, сказал полушутя - полусерьезно:
  - Не могу поверить своим ушам, сеньора! Ваши слова звучат как музыка, и ваши нежные руки лежат на моих плечах - удивительно волнующее чувство! Вы не перестаете удивлять меня, моя прелесть - и я очень рад этому, но... я должен закончить работу.
  Он усадил ее в свое кресло, а сам присел на край стола и жестом показал на бумаги:
  - Накопилось много материала, нужно, наконец, привести в порядок все это, а днем просто не хватает времени. Раньше у меня не было возможности наблюдать такое количество пациентов, а теперь можно сделать уже некоторые обобщения и выводы, и этот бесценный опыт нельзя потерять или что-то упустить! Помните, я рассказывал о некоем веществе, обладающем удивительными свойствами, обезболивающими и снотворными? Парацельс называл его сладким купоросным маслом, изучал его и проводил с ним опыты. Когда я прочел его работы, то заинтересовался и стал искать сведения об этом веществе. Оказывается, испанский монах и алхимик Луллий получил купоросное масло случайно, как побочный продукт во время попыток "изготовления золота". Я попробовал повторить его опыт по описанию - оказалось не так уж сложно! Моя лаборатория была достаточно хорошо оснащена. Конечно, золота у меня тоже не получилось, но вышла необходимая субстанция! И я повторил опыты Парацельса. Потом я прочел о научных работах с этим веществом известного химика и богослова лорда Роберта Бойля, графа Корка, и при первой возможности побывал в архивах Лондонского Королевского Общества, нашел там его монографию. Представляете, дорогая, Бойль опубликовал эту работу целых двадцать четыре года назад, еще в 1680 году! И с тех пор о ней никто не говорил и слышал. В Оксфорде, в архиве Королевского Общества, я просидел почти четыре дня, изучал его труд. Бойль назвал это волшебное вещество "эфир", то есть "летучий". Если вдыхать его пары, то возникает снотворный и обезболивающий эффект, на даже исчезает сознание. А это значительно повышает шансы выжить, ведь человек может погибнуть от боли даже при небольших повреждениях, если место особенно чувствительное. У меня уже есть обнадеживающие результаты! Если действовать осторожно и соблюдать дозу...
  Вдруг он замолчал, посмотрел на жену и рассмеялся.
  - Простите меня, дорогая! Кажется, я немного увлекся. Вряд ли вам интересна эта тема.
  - Интересна, сеньор. Особенно когда вы так вдохновенно рассказываете! И, что удивительно - я даже все понимаю! Но стоит мне только представить окровавленное человеческое тело, как мне становится плохо. Ваша страшная работа заставляет вас дни проводить в госпитале, а ночи за бумагами - неужели все это так для вас важно?
  - Мне это безумно интересно, дорогая. И потом, я провожу время не без пользы, как мне кажется.
  - А меня бросает в дрожь при одном только воспоминании о ваших раненых! Я плохая христианка...я умею только молиться, а ваше милосердие к несчастным так велико, что вы готовы забыть о себе!..
  - О, ничего подобного! - воскликнул он с легкой насмешливой улыбкой. - Не стоит обманываться на мой счет, дорогая. Вы отлично знаете, что моими поступками никогда не руководили религиозные соображения. Более того! Вам есть от чего прийти в ужас: иногда я ловлю себя на том, что смотрю на человека как на объект своего научного интереса, а не как на живое, страдающее существо. А потом, когда получен благоприятный результат и человек выздоравливает, возникает чувство гордости - нет, гордыни! Как будто ты одержал победу в противоборстве с самим Дьяволом! Или Богом...
  Маргарита в ужасе распахнула глаза и сделала движение, будто хотела зажать ему рот, но не посмела. Он тихо рассмеялся и нежно поцеловал ее ладонь.
  - Питер, как можно произносить такие вещи! - в ее голосе звучали страх и досада. - Вы накличете беду!
  - Я не верю в это. Хочу быть откровенен с вами, душа моя, ведь вы моя жена и должны знать, о чем думает ваш муж. Надеюсь, когда-нибудь вы будете разделять мои мысли - ну, хотя бы некоторые из них! - он улыбался ей.
  Но Маргарита, казалось, не слышала, потрясенная его признанием.
   - Вы ничего не боитесь, даже гнева Небес! - прошептала она, отвечая своим мыслям. - Однако вами движет не гордыня, о нет! Я видела ваши глаза тогда, в госпитале. Они были полны сострадания и любви!
  - Ну, хорошо, мой ангел, только успокойтесь. Вам ничего не угрожает, ведь вас никогда не посещают такие кощунственные мысли.
  - Откуда вы знаете? - она лукаво посмотрела на него. - Вы сами порой ввергаете меня в адскую бездну, мой сеньор. Но я все-таки надеюсь искупить свои грехи! Господь меня простит, потому что, кажется, Он благословил нас! Теперь я уверена, что это случилось.
  - Что, сердце мое?
  И по тому, как вдруг восторженно вспыхнули его глаза, Маргарита поняла: он догадался прежде, чем она успела произнести, что беременна.
  - И ты до сих пор молчала о самом главном?!.
  *
  Диана д`Анженн, маркиза де Лафоре, две недели проболев после своей безумной поездки и свидания с графом де Монтель, после полного отчаяния, сменившегося безразличием и апатией ко всему, стала понемногу возвращаться к жизни. Но что-то изменилось в ней - в голове или душе? Она увлеклась всякого рода предсказаниями будущего, гаданиями, колдовством, сверхъестественными знаками и магическими действами. Впрочем, ничего удивительного - это стало повальным увлечением высшего света, и ее подруга, знакомая, кажется, со всеми гадалками и ведьмами Парижа, предложила Диане навестить самую знаменитую из них - колдунью Рахиль с набережной Жерновов.
  Решительная молодая дама вручила ведьме кошелек с деньгами и показала некий платок - обычный батистовый носовой платок, обшитый кружевом.
  - Ты можешь помочь моей подруге завоевать хозяина этой вещи? - спросила она колдунью. Та взяла платок в руки и вдруг разразилась ужасным, надсадным и хриплым хохотом. Обе дамы чуть не упали в обморок от этого жуткого веселья.
  - Я могла бы это сделать, но не стану помогать тебе,- заявила колдунья, немного отдышавшись и обращаясь к Диане. - Этот мужчина предназначен другой женщине.
  - Так значит, ты не можешь изменить судьбу? А мне-то рассказывали всякие чудеса про тебя! - разочарованно проговорила храбрая подруга. - По крайней мере, ты знаешь, о ком идет речь? Как мы можем тебе верить?
  Колдунья снова засмеялась.
  - Можете не верить.
   Потом она замолчала и нахмурилась. У нее в руках блеснул золотой медальон. Она раскрыла его и показала Диане.
  - Я не вижу глазами, но вижу сердцем, - сказала она. - Смотри!
  Диана взяла в руки скромный медальон в виде сердечка - и не поверила собственным глазам! Внутри оказался миниатюрный портрет юного итальянца, которого она впервые увидела на Новом мосту в Париже. Шевалье де Лоретто, - нет, граф де Монтель, каким он был много лет назад, каким он запечатлелся в ее памяти... От волнения у нее безумно колотилось сердце. Диана как зачарованная смотрела на портрет и не могла отвести взгляда. Тут колдунья вырвала у нее медальон и грозно воскликнула:
  - И не пытайся привораживать его - сделаешь только хуже! Ему предначертана другая судьба!
  - Продайте мне этот медальон! - взмолилась Диана. - Я готова заплатить любые деньги!
  Колдунья и слышать ничего не хотела. Она вернула им кошелек и грубо выпроводила за порог.
  Подруга негодовала:
  - Наверное, она попросту украла где-нибудь этот медальон! Напрасно ты так разволновалась, дорогая. Видно, у этой ведьмы недостаточно магической силы, если она отказывается делать свое дело! Я приглашу другую, которая помогла графине де Рокруа вернуть ее любовника. Она даже научила ее простому и верному способу приворота - с восковыми куклами.
  - О, только не это! - воскликнула Диана. - Говорят, человек, на кого направлен заговор, ужасно страдает, когда куклу с его именем пронзают иглой или бросают в огонь. Я не хочу, чтобы он страдал!
  - Так ты предпочитаешь страдать одна? Это ужасно глупо, дорогая! Ничего не случится, если мы попробуем еще раз. Через три дня как раз наступит полнолуние - самое время для таких дел. И не возражай, пожалуйста! Не могу видеть, как ты мучаешься из-за таких пустяков!
  
  *
  Сентябрьская жара в Риме стояла палящая и угнетающая.
   Герцогиня д`Арбонтес думала отправиться на свою виллу на озере Комо, но медлила, предвидя смертельную скуку.
  Закончив важные дела, Жозефина не так давно обнаружила, что беременна, и теперь спокойно и уверенно раздумывала о ближайшем будущем.
   Нет, не на Комо она хотела, а в Марсель, и только туда! Зачем ей ее роскошная вилла, когда там нет его?
  Но она понимала, что сейчас нельзя появляться в Марселе, чтобы у графа не возникло ни малейших подозрений. Ее план был близок к завершению!
  ...Выходило, что Жозефина беременна уже пятый месяц. За делами она как-то не заметила этого сразу. О, дела такого рода не оставляли ей времени подумать о чем-то другом! Они поглотили ее совершенно и без остатка. Герцог, ее любезный и очень удобный супруг, удивленный этой неожиданностью, поздравил ее и предоставил полную свободу - впрочем, как и всегда.
  Сопоставив все факты и просчитав все сроки, Жозефина пришла к выводу, что ее ребенок мог быть и от графа де Монтель. Однако это была бы слишком большая удача, чтобы быть правдой!
  Она решила оставить ребенка - он не доставлял ей никаких хлопот, она даже не замечала его в своем теле. А вдруг небо преподнесло ей такой роскошный подарок? Вдруг он и в самом деле его?
  Эта мысль наполняла ее душу неизъяснимой радостью. Но нет, не стоит обольщаться! Там, в Колесе Фортуны, граф ни на минуту не терял головы, был слишком внимателен, чтобы не доставить своей даме такой сюрприз...
  Жозефина задумчиво водила пером по бумаге. В центре листа она нарисовала Печать Соломона - два переплетенных треугольника. Могучий и таинственный знак. Он означает душу и тело, четыре стихии, соединение двух начал...Треугольник, повернутый вверх, означает мужской элемент и божественный огонь. Cимвол, который она выбрала для него, единственного в мире мужчины, которого желала завоевать.
  Вокруг лучей звезды Соломона она рассеянно обводила знаки, обозначавшие людей...
  Кажется, уже все готово. И без того она слишком долго ждала подходящего момента! Ее астролог определил день, когда планеты встанут самым благоприятным образом - это будет день полнолуния. Жозефина сгорала от нетерпения. Ее астролог не мог ошибиться. Звезды должны повернуться в ее сторону!
  Граф родился под знаком Близнецов, ему покровительствует Меркурий-Гермес, бог дипломатов, торговцев, тайных знаний и эзотерических наук, в его честь называемых герметическими. В гороскопе графа, слишком сложном, чтобы Жозефине полностью стали ясны его хитросплетения, она поняла главное. Как сказал астролог, граф, всегда преуспевающий в делах материальных - на это указывает тригон Меркурия с Сатурном во втором доме, - не может рассчитывать, что его брачная жизнь будет удачной. Юпитер в квадратуре с Венерой в третьем доме говорят о некоей дисгармонии в браке. Более того - графа в браке ждет серьезный удар в самом ближайшем будущем!
  Что ж, звезды благоприятствуют ей. Но Жозефина никогда особенно не доверяла небу. Она привыкла надеяться только на себя Может быть, звезды помогут ей, а все остальное она сделает сама!
  Герцогиня д`Арбонтес добилась положения и некоторого влияния, она давно уже перестала заботиться о "хлебе насущном", как когда-то. Теперь она готова осуществить свое заветное желание, теперь она держит в своих руках все нити!..
  Жозефина рассеянно обрисовывала символические фигуры, обозначавшие людей, которых она расположила под шестью лучами звезды Соломона. Эти люди, с помощью которых она хотела добиться желаемого, были очень разными - от герцога Медина-Коэли, цели которого совпадали с ее целями, до самой ничтожной служанки по имени Жюли, которую она еще в Париже подкупила и уговорила служить ей...
  Герцогиня с трудом могла сосредоточиться, чтобы еще раз проверить соединение всех эзотерических нитей. Ах, это проклятая жара!..
  *
  Маргарита никогда не видела мужа таким по-мальчишески счастливым. В первый момент его радость выплеснулась неудержимо - он закружил ее по комнате, высоко подняв на руках и смеясь от счастья. Он говорил ей какие-то милые, нежные, немного сумбурные слова, строил планы, мечтал о будущем и снова смеялся от счастья. Потом, не выпуская ее из своих объятий, присел на подоконник и задумался.
  - Лучше бы нам вернуться в Тулузу, - проговорил он после нескольких минут молчания.
  - Почему, Питер? Мне понравилось в Марселе! По крайней мере, я не скучаю. И потом, разве все ваши пациенты уже поправились?
  - С ними кто-нибудь останется. В нашем доме вам будет гораздо спокойнее, моя радость.
  - Нет, это вам будет спокойнее за меня, а я снова буду умирать от скуки! Ничего не изменится, я же знаю! Вы так часто бываете заняты... Здесь у меня хоть есть интересные собеседники в лице милого аббата Легаля и отца Мозера, меня развлекают ваши офицеры, они сопровождают меня на прогулках, если вас нет. И море всегда такое красивое - и такое разное...
  - Вы хотели бы провести здесь зиму? Или только осень? Марго, но вы жаловались, что здесь вам не очень удобно. А когда испортится погода, то будет ужасно, - весной задует холодный и злобный мистраль ...
  - Вот тогда и уедем.
  - Может быть, снять для вас дом? Чего вы хотите? Я готов исполнить любое ваше желание.
  - Правда?
  - Клянусь.
  - Замечательно! Тогда слушайте внимательно и запоминайте. Я хочу иметь небольшой отдельный дом, с видом на море. И чтобы мой муж каждый вечер приходил туда и делил со мной ложе. Я хочу засыпать и просыпаться в ваших объятиях, сеньор, - вот тогда я буду спокойна и счастлива!
  - Вполне законные требования, моя дорогая, - смеялся Питер. - Боюсь только, что вам это скоро наскучит.
  - Посмотрим. Но учтите - вы уже поклялись!
  - О, кто же способен отказаться от подобного счастья! Сейчас же пошлю Жана подыскать что-нибудь подходящее. А во всем остальном готов выполнять свои обязанности с усердием и прилежанием!
  - Перестаньте же смеяться! Вечно вы все обращаете в шутку!
  
  *
  По вечерам граф собирал своих офицеров и гостей на ужин в своей большой гостиной.
  Со стороны компания выглядела довольно пестро. Благородного происхождения здесь были только четверо: де Гарни, лейтенант де Ланже, аббат де Легаль и командир канониров испанец Габриель де Ривейра, а остальные не были дворянами. Тем не менее, с единственной дамой и хозяйкой дома все старались вести себя чрезвычайно любезно. Маргарита обожала эти вечера! Ей вообще нравилось это странное общество отважных мужчин, интересных, разнообразных характеров. Даже тот своеобразный мужской запах, которым пропитывался воздух в гостиной в течение вечера, ей безумно нравился. Ну, теперь это можно было объяснить ее положением.
  Но особенное, сладкое волнение охватывало ее тогда, когда она ловила на себе тяжелый от страсти взгляд Шарля де Гарни. Да, в этом уже не было никаких сомнений. Она могла торжествовать окончательную победу над этим суровым нормандцем! Что ж, она была истинной женщиной! Ей доставляли удовольствие эти восхищенные взгляды, и даже более смелые, чем дозволяли светские приличия. Но здесь, слава богу, не парижский салон, а марсельская гостиница, где простота и очаровательная свобода не преступали, тем не менее, определенных границ. И ее муж снисходительно смотрел на все ее маленькие вольности и кокетство. В его глазах она видела только ласковые насмешливые искорки и мягкую улыбку.
  
  Не так давно Питер представил ей нового человека, священника, которого отличал особо, испытывая к нему явное уважение:
  - Господин Якоб Мозер из Богемии, профессор Пражского университета. Философ, путешественник и потрясающе интересный собеседник.
  И действительно, господин Мозер был искусным и тонким рассказчиком, его историями о жизни в Америке среди индейцев можно было заслушаться - это то, что он рассказывал для всех. А с графом они подолгу беседовали наедине и в госпитале, и в гостиной, и в его рабочем кабинете. Питер думал, что отец Якоб станет идеальным наставником для их дочери, если примет его предложение. Маргарита не возражала, хотя считала выбор мужа несколько странным. Все-таки этот святой отец был по духу больше авантюрист, чем благочестивый католик. Но его обширные знания и опыт не вызывали сомнений. Может быть, это как раз то, что нужно Диане. А пока господин Мозер любезно согласился перевести для графа только что вышедшую в Лейпциге книгу доктора Лейбница "О природе человеческого разума". О, если бы у Питера было больше свободного времени, кажется, он проводил бы его только с отцом Мозером!
  
  За их столом был еще один не знакомый Маргарите человек - новый помощник капитана Фернандеса, молодой моряк Антонио Лариджани, высокий крепкий неаполитанец с правильным жестким лицом и дерзким взглядом. Он совсем не пострадал в последнем морском бою и в основном проводил время в тавернах за игрой и выпивкой.
  Внимание мужчин - не таких изысканных, конечно, немного грубоватых, но зато вполне искренних в выражении своих чувств, было приятно молодой графине. Только двое из них оставались неизменно холодны к прекрасному полу - капитан Фернандес и Антонио Лариждани, его новый помощник.
  Капитан Риккардо Фернандес, сорокалетний испанец из Вест-Индии, был тем человеком, на судне которого Питер вернулся в Европу после своего вынужденного путешествия к берегам Антильских островов.
  Такого опытного, смелого и знающего капитана надо было еще поискать по обоим берегам Атлантики! Каперствуя на "Эсперансе", он был Питеру если не другом, то партнером уже много лет. Бесстрашные, дерзкие, но почти всегда удачные нападения на англичан и голландцев принесли капитану известную славу.
  Единственное, что не нравилось Питеру и тогда, и теперь, так это отношение капитана Фернандеса к женщинам. Он презирал их всей душой, он издевался над ними и использовал только как инструмент для удовлетворения своих естественных потребностей. Тогда, много лет назад, во время плаванья в Европу, Питер несколько недель наблюдал, как Риккардо Фернандес унижал и избивал влюбленную в него женщину, которая готова была ради него на все и, самое удивительное, считала, что так и должен вести себя настоящий мужчина!
  Риккардо тогда пытался внушить своему юному дугу собственную философию в отношении слабого пола и призывал "быть мужчиной и никогда не распускать с ними слюни". Но Питеру такая философия была отвратительна. Надо признать, изначально у них было слишком разное воспитание и понимание жизни.
  Теперь Риккардо Фернандес взял себе молодого помощника, красавца Антонио, неаполитанца с огненным взором и каменным сердцем - наверное, потому, что тот напоминал его самого в молодости. Лариджани быстро усвоил вкусы и манеры капитана и стал им подражать, хотя его темперамент часто перехлестывал через край в своей необузданности, и не раз капитану приходилось выручать своего любимчика из скандальных историй по портовым кабакам, где бешеный мачо тотчас пускал в ход нож, как только кто-то пытался ему противоречить. На его счету было несколько трупов, прирезанных в пьяной драке или в карточной ссоре. В некоторых портах за ним даже охотилась полиция...
  
  ...Ужин затянулся за полночь. После выпитого вина все становились веселее, раскованнее и смелее. Маргарита устала, но медлила и не уходила к себе. Ей не хотелось покидать гостиную. Ее притягивал, волновал, веселил и ласкал взгляд слегка затуманенных синих глаз маркиза де Гарни!
  Питер видел и понимал все. В конце концов, улыбка постепенно исчезла с его лица. Он поднялся и предложил жене проводить ее. Она заупрямилась, хотя видела опасный прищур его глаз. Ей иногда нравилось чуть-чуть подразнить его. Но скоро, уступая его настойчивым просьбам, Маргарита, наконец, покинула гостиную. Через некоторое время муж присоединился к ней в спальне.
  Графиня задумчиво водила щеткой по волосам, глядя мимо зеркала.
  - О чем вы замечтались, моя дорогая? Не о нашем ли благородном друге с прекрасными синими глазами? - спросил граф с легкой иронией в голосе.
  Маргарита чуть смутилась. Она действительно думала о Шарле де Гарни.
  - Почему вы говорите о нем в таком тоне? - она слегка надула губки. - Де Гарни как никто заслуживает уважения!
  - Разумеется. Я не сказал о нем ничего оскорбительного. Однако, сеньора, вы стали слишком чувствительны в отношении своих "любимчиков". Сначала аббат де Легаль, теперь де Гарни - вы оказываете им особое расположение, так мило улыбаетесь, бросаете такие смелые взгляды, что, боюсь, кто-нибудь из них скоро совсем потеряет голову!
  - Какие глупости! Они и в самом деле приятные люди, но это не значит...
  - Конечно, не значит. Бог с ними, душа моя. Надеюсь, у нас найдутся и другие темы для разговора.
  
  ...Маргарита уже почти засыпала в его объятиях, но неожиданно вздрогнула, прижалась к нему, трепеща.
  - Питер, я ужасно боюсь, - прошептала она. - Это такой ужас - рожать!..
  - Успокойся, мое сокровище. Это случится еще не скоро, а вторые роды обычно проходят легче. И потом, ты помнишь, я рассказывал о чудесном веществе, которое слегка усыпляет и уменьшает боль? Ты можешь спросить у моих пациентов...
  - Да, Питер, я знаю, и Шарль уже рассказывал... Но я все равно боюсь!
  Он прижал ее к себе, прошептав:
  - Все будет хорошо. Я с тобой, моя девочка. Я помогу тебе и всегда буду рядом, каждую минуту, если ты захочешь. Потому что ты - моя жизнь...
  Тут в коридоре послышался звон разбитой посуды и женский вскрик.
  - Наверное, служанка что-то разбила, - проговорила Маргарита, сонно вздохнув. Питер некоторое время прислушивался и вдруг сдвинул брови. Он выпустил ее из своих объятий, встал и быстро оделся. Она заметила колючий прищур его глаз и жесткую складку у рта.
  - Что случилось, Питер?
   - Подожди, я сейчас, - коротко бросил он, резко открыл дверь и вышел в коридор.
  Он увидел в полумраке, как Антонио Лариджани притиснул к стене служанку в белом переднике и хлещет ее по щекам. Тут же одной рукой моряк грубо зажал ей рот, а другой задирал ее юбки. Женщина пыталась кричать, отчаянно вырывалась и царапалась, но красавец-моряк был могуч, как скала, и не обращал внимания на эти слабые движения. К тому же он был изрядно пьян.
  - Лариждани, не сметь!
  Тот как будто и не слышал. Стремительным ударом в плечо Питер заставил его отлететь к стене. Моряк слегка опешил и оглянулся, чтобы тут же получить еще один удар, в челюсть. Снова отлетев к стене, он грязно выругался.
  - Дьявольщина! Вот это кто! Синьор граф! - процедил он зло, поднимаясь и сплевывая кровь на пол. - Выходит, эта красотка тоже твоя? Не слишком ли много тебе одному, хозяин? Давай делиться! - и он угрожающе двинулся к нему.
  Питер бросил взгляд на женщину в углу, и с удивлением узнал Марселу! Она закрыла лицо руками от страха и стыда, и тихонько плакала.
  Пользуясь тем, что граф на секунду отвлекся, Лариджани выхватил нож и бросился на него. Питер успел отклониться и выбить оружие, потом резко заломил ему руку за спину и прижал моряка к стене с такой силой, что у того затрещала и лопнула рубаха.
   - Я поговорил бы с тобой иначе, носи ты шпагу, - граф едва сдерживал ярость. - Вижу, ты силен только с женщиной, и к тому же пьян, как свинья. Давно я предупреждал капитана! Моё терпение лопнуло. Можешь убираться из команды ко всем чертям! Я тебя увольняю. Так и передай Риккардо! А если он вздумает за тебя вступиться, пусть тоже уходит! Я не намерен дольше терпеть мерзавцев в команде!
  Граф резким толчком отпустил его и подошел к Марселе, уже переставшей всхлипывать. Лариджани оторвался от стены, приосанился и, скрывая досаду и ярость, проговорил напыщенно:
  - Хорошо же, хозяин! Посмотрю я, где ты еще найдешь такого капитана, как Фернандес! А он уйдет вместе со мной, клянусь преисподней! Плевать мы хотели на твои деньги! И половина команды уйдет вместе с нами! Попробуй, поищи теперь таких ребят!
  Моряк зло расхохотался пьяным смехом. Но граф уже не обращал на него никакого внимания. И он ушел, покачиваясь и ругаясь сквозь зубы.
  В конце коридора Лариджани наткнулся на человека, наблюдавшего всю эту сцену издалека. Человек этот, закутанный в темный плащ, был в бархатной полумаске и шляпе, надвинутой на глаза. Он схватил моряка за локоть и потащил по лестнице вниз, в таверну, что-то шепча ему на ухо.
  
  Граф обнял Марселину за плечи, утешая. Неожиданно с верхней площадки раздался звенящий голос Маргариты:
  - Воистину рыцарский поступок, сеньор! Безоружным броситься на защиту бедной несчастной женщины!.. Вы не ранены?
  Была ли горькая ирония в ее тоне или просто волнение? Скорее, и то, и другое. Она, бледная, стояла в дверях своей комнаты и все видела.
  
   - Всё в порядке, Марго. Милые дамы, успокойтесь, - весело проговорил Питер, усаживая Марселину в спальне у графини. - Ничего не случилось. Сейчас я налью вам немного вина - оно вернет румянец на ваши прелестные щечки!
  - Сеньор, у вас кровь... - Марсела показала на его разбитый кулак.
  - Пустяки. От злости я даже ничего не почувствовал.
  Не успел граф выпить с ними и полбокала, как в дверь постучал Жан.
  - Сударь, вас спрашивает господин де Шевриер!
  - Отлично! Я так и думал, что он не станет тянуть с этим делом... Проводи маркиза в кабинет!
  
  - Внизу, в моей карете, сидит ваш друг д`Юссон, - сказал де Шевриер, когда граф появился в кабинете. - Десяток вооруженных солдат его охраняют. Я не отпущу его, пока не получу лекарство.
  - А где же господин де Роган?
  - Он у себя дома. Из-за сырости в камере он слегка простудился, но с ним ничего страшного. Моя болезнь должна беспокоить вас больше, господин "доктор"!
  - Вся ваша болезнь в вашей голове, господин маркиз. Вы так же здоровы, как и я.
  Граф старался быть серьезным, но теперь ничто на свете не могло испортить его хорошего настроения, и в уголках его губ играла едва заметная тонкая усмешка.
  - Не пытайтесь меня надуть! - моментально вскипел Шевриер. - Достаточно вы поиздевались надо мной!
  - Моя вина состоит только в том, что я сохранил вам жизнь, - ответил граф. - Не забывайте об этом, маркиз! - он открыто и прямо посмотрел в лицо де Шевриеру и продолжал:
  - Я не желаю вам зла. Тогда, во время дуэли, вы приняли слишком близко к сердцу мою шутку и цитату из Святого Писания - вот и всё. В глубине души вы знали, что виноваты и сочли свое бессилие скорым наказанием Неба за ваши грязные намерения в отношении моей жены. Но на самом деле вы создали себе проблему из ничего!
  - Не заговаривайте мне зубы! - заорал маркиз. - Я выполнил свое обещание, теперь дело за вами!
  Граф сокрушенно покачал головой и спокойно спросил:
  - А почему вы позволяете себе кричать? Что за истерика? Вам надо в первую очередь лечить нервы, дорогой маркиз. Я не отказываюсь исполнить свою часть договора, - с этими словами он достал из своего несессера небольшой флакон темного стекла и показал де Шевриеру. - Это настойка корня мандрагоры и шпанской мушки. Достаточно одной унции, чтобы вы почувствовали ее действие.
  - О, не надейтесь меня провести! Бьюсь об заклад, вы приготовили мне отраву!
   Граф расхохотался.
  - Вам все равно не удастся испортить мне настроение, де Шевриер. Так и быть, я приму снадобье вместе с вами. Хотя мне оно может и повредить, потому что... будет уж слишком! - он безнадежно вздохнул. - А теперь я хочу поговорить с господином д`Юссоном.
  Граф спустился во двор, подошел к карете, окруженной солдатами губернатора, и, не обращая внимания на охрану, открыл ее дверцу. Д`Юссон действительно сидел в карете со связанными руками и завязанными глазами.
  - С вами все в порядке, друг мой? - Питер сорвал с него повязку, развязал руки и помог выйти из кареты. Подошедший сзади де Шевриер остановил их.
  - Постойте-ка, постойте! Мы так не договаривались! Где мое лекарство?
  Граф разжал ладонь и показал флакон, взяв его двумя пальцами.
  - Он ваш, маркиз! Только не увлекайтесь, это довольно сильное средство. Одного раза будет вполне достаточно.
  - Сначала попробуйте вы!
  - Черт возьми! - воскликнул граф смеясь и обращаясь к д`Юссону. - Мне еще не хватало шпанской мушки!
  - А что это такое?
  - Насекомое. Еще древние пастухи заметили, что когда эти мушки кусают быков в стаде, быки легко возбуждаются и обретают неукротимую силу производителей. И люди стали использовать этих насекомых как возбуждающее средство. Маркизу не терпится его попробовать. А уж если соединить это средство с корнем мандрагоры, то... То, боюсь, маркиз, вам не удастся застегнуть штанов, по крайней мере, три дня! - граф едва сдерживал смех.
  Де Шевриер выхватил флакон из рук Питера, открыл его и осторожно понюхал. Потом протянул его графу.
  - Пейте!
  Тот обреченно посмотрел на де Шевриера и вздохнул.
  - По крайней мере, прикажите принести рюмки!
  Маркиз поморщился.
  - А, что за церемонии! Если это яд, то все равно из чего пить!
  Граф рассмеялся и отпил немного прямо из флакона.
  - Вы пожалеете, что поделились со мной! - весело проговорил он, возвращая ему склянку. - Впредь будьте осмотрительнее в выборе своих развлечений, де Шевриер, - и он уже подхватил под руку д`Юссона, чтобы уйти, но вспомнил еще что-то:
  - Да! Я обещал вам назвать самую роскошную обитель любовных удовольствий здесь. Она так и называется - "Гавань любви". Здесь любой укажет, где находится это заведение. Желаю удачи, господин маркиз!
  
  Уже через час де Шевриер понял, что граф его не обманул. А спустя еще какое-то время, уже в "Гавани любви", он почувствовал себя таким счастливым, что, пожалуй, мог бы простить де Монтелю все! Однако тут же он вспомнил своё бесчестье, покинувшую его любовницу, разболтавшую всем о причине разрыва, оскорбительные насмешки у него за спиной... Весь Париж стал свидетелем его позора! Такого невозможно простить никому!
  Он распалял себя, вспоминая все свои мучения, и злоба опять вскипала в нем. Пора было покончить с этим насмешником, слишком непонятным, слишком уверенным в себе! К тому же, он был просто опасен! Кто знает, какие еще сюрпризы он может преподнести? Нет, маркиз ничуть не сожалел о задуманной мести! К тому же, этот план принесет ему огромную выгоду! Собственно, ради этого всё и затевалось!
  Итак, механизм мести был запущен!
  
  Глава четырнадцатая
  
  Рано утром курьерский бриг привез большую почту из Испании. Питер успел просмотреть ее до завтрака, и его лицо становилось все более огорченным и обеспокоенным.
  - Плохие новости, сударь? - спросил быстроглазый лейтенант де Ланже, когда они собрались за завтраком вместе с маркизом де Гарни, аббатом Легалем и Маргаритой.
  - Да, не радостные, - ответил Питер. - Португалия заключила союзный и торговый договор с Англией! Какие же молодцы!.. Теперь английский флот в мгновение ока прибудет в Лиссабон! Превосходная, хорошо оснащенная, богатая база, каких мало, и пригодная для зимней стоянки. Весной Испанию будет ждать большой сюрприз под боком в виде отремонтированного, прекрасно оснащенного и вооруженного флота противника. Можно сказать, что она уже наполовину проиграла... Лорда Метуена можно только поздравить! Монопольное право ввоза английских товаров! А обширные португальские колонии! Англия быстро наложит на них свою лапу. Боже, что за удачная сделка! Теперь она будет получать за свои товары бразильское золото, пускать его в оборот, развивать производство, строить новые корабли, снабжать армию. В Англию рекой потечет замечательное португальское вино... Вы знаете, что значит монопольная торговля? Это могучий, если не смертельный удар по экономике бывших союзников - Испании и Франции.
  Питер отложил салфетку и теперь обратился к Маргарите. Чувствовалось, что он слегка напряжен и нервничает, но старается говорить спокойно:
  - А теперь то, что касается лично меня. Альберони хочет, чтобы я снова поехал в Лондон.
  Маргарита быстро вскинула на него глаза. Граф накрыл ее руку своей ладонью и продолжал:
  - Кардинал считает, что нужно подготовить почву для скорого прибытия туда - кого бы вы думали? Принца Эдуарда , известного под именем Старого Претендента. Как будто там не действует уже его сестра леди Кливленд со своими приверженцами! Да и по всей Европе, насколько мне известно, вербуют его сторонников. Партия якобитов не дремлет! Но ее время ушло...
  - Почему же? Шотландия с нетерпением ждет своего любимчика Стюарта, - проговорил аббат Легаль. Маргарита тем временем высвободила свою руку из-под руки мужа и опустила глаза в тарелку, едва сдерживая слезы. Аббат продолжал:
   - Говорят, Людовик готов дать принцу войска и флот, чтобы тот высадился в Шотландии и пошел со своими сторонниками на Лондон. И все это для того, чтобы отвлечь Англию от военных действий в Европе, ослабить ее, заставив погрязнуть в своих внутренних проблемах...
  - Чудный план! - воскликнул граф. - Вы верите в это? Чтобы так думать, надо совершенно не знать настроений в парламенте и при дворе. К сожалению, примерно то же говорит и Альберони. Просто удивительно! Как будто он не получает моих сообщений - да и не только моих...Ясно, что теперешний парламент никогда не допустит реставрации Стюартов! Никто не отменит принятых законов. Виги в большинстве, лорд Тальбот силен как никогда, герцог Мальборо весьма успешно действует во Фландрии. Королева Анна будет бесконечно колебаться и, в конце концов, сделает так, как скажет ее бесценная подруга герцогиня Мальборо! Что же я могу сделать в этом случае? Переубедить всю палату лордов?! Пожалуй, такое не удалось бы даже Демосфену! И всех сил якобитов не хватит, чтобы посадить на английский трон третьего Якова! Но, видимо, в Мадриде считают иначе. Там, вероятно, до сих пор надеются вернуть Англию в лоно католицизма! Вот только Францию это, по-моему, очень мало волнует. Никто не станет так безрассудно жертвовать людьми и флотом ради призрачной цели. Людовик никогда не пойдет на это! Он может только обещать, как всегда это делает...
  - Вы удивительно красноречивы, сеньор, - едко заметила Маргарита, пряча тревогу. - Напрасно вы преуменьшаете свои таланты - палата лордов ждет вас! - она с вызовом взглянула на мужа. Мысль о леди Джозиане вонзилась ножом в ее сердце.- Так вы едете в Лондон или нет?
  - Не вижу смысла, - пожал плечами граф. - Я должен убедить Альберони в бесполезности этого плана, и для этого готов оправиться скорее в Испанию, чем в Англию!
  - Еще хуже! - воскликнула графиня. - А как же ваша клятва, сеньор? Быстро вы забыли о ней!
  Она резко встала из-за стола и почти выбежала из комнаты. Питер чуть смущенно улыбнулся.
  - Извините, господа. Графине надоели мои частые отлучки, - сказал он и тоже поднялся. - Пойду ее успокою.
  
  Маргарита металась по кабинету мужа и выплескивала ему все свое раздражение, беспокойство и досаду:
  - Уверена, здесь замешана не только политика! Вы были как никогда красноречивы, мой дорогой сеньор! Вы что-то от меня скрываете!
   Он был расстроен и колебался, будто не зная, с чего начать
  - Мне нечего скрывать от вас, Марго. Успокойся, пожалуйста, - говорил он тихо.
  Вдруг графиня заметила у него на столе поверх остальных бумаг распечатанное письмо с печатями герцогини Фуэнтодос. Рядом стояла изящная шкатулка черного дерева, инкрустированная перламутром.
  - Ах, вот оно что! - ядовито воскликнула Маргарита. - Донья Исабель по-прежнему не обходит вас своим вниманием!
  Она открыла шкатулку. Там лежали мужские перчатки темно-серой мягчайшей кожи, элегантно расшитые тонким серебряным шнуром. В крышку ларца с обратной стороны был вделан портрет герцогини.
  - О да, у доньи Исабель изумительных вкус! - Маргарита с раздражением захлопнула шкатулку. В таких элегантных перчатках красивые руки ее мужа, приводившие в восторг всех женщин, будут выглядеть просто великолепно! Ей захотелось тут же разорвать эти перчатки на мелкие клочки! Однако она видела, что муж будто не замечает подарка. У него было расстроенно и какое-то смятенное лицо. И это никак не было связано с ней.
  Питер молча протянул ей письмо герцогини. Маргарита стала быстро читать. Довольно длинное послание - остроумный, точный и проницательный рассказ о тяготах двора Филиппа V, о скрытых влияниях и людях, истинно правящих при короле, о пресловутой мадам Юрсен , приставленной к молодой королеве госпожой де Ментенон. Юрсен была подругой и тайным доверенным лицом маркизы, с которой та была знакома во времена, когда де Ментенон звалась еще госпожой Скаррон. Далее следовал забавный рассказ о паломничестве молодой королевы и ее фрейлин - в их числе и доньи Исабель - в бенедиктинское аббатство в горах близ Барселоны, где в монастыре Монсеррат хранится чудотворная статуя Мадонны...
  На последней странице Маргарита прочла несколько нарочито небрежных и в то же время исполненных глубокой печали строк, повергших ее в смятение:
  "...Дорогой граф, предвижу недовольство вашей очаровательной супруги и вашу легкую досаду, но хочу, чтобы у вас что-то осталось на память обо мне - пусть даже такой пустяк, который я вам посылаю. Это мой прощальный дар. К сожалению, мы больше никогда не увидимся, сеньор. Недавно на горной дороге я упала с лошади, повредила спину и теперь уже не встаю. Мне остаётся только одно - сохранить глубоко в сердце воспоминания о вас, моя последняя любовь. Будьте счастливы, и да пребудет с вами Пресвятая Дева."
  Потрясенная Маргарита уронила письмо на стол. "Моя последняя любовь"! Эти слова поразили ее как удар молнии...
  Она видела, что Питер потрясен не меньше. Но только не этими словами. Он пытался объяснить ей, что должен выяснить подробности о здоровье доньи Исабель. Возможно, у нее еще не все так плохо, и он мог бы помочь.
  - Вы полагаете, сеньор, что ей некому помочь?! Да у нее самые лучшие врачи, каких только можно найти! - восклицали Маргарита.
  - Я должен повидать ее, Марго. До Барселоны морем всего сто восемьдесят миль - каких-нибудь два-три дня пути...
  Маргарита ничего не хотела слышать.
  Она закрылась в своей спальне и никакие уговоры Питера на нее не действовали. Ей казалось, что если он уедет, то предаст ее. Графиня как будто уже видела мужа то в объятиях леди Джозианы, то герцогини Фуэнтодос. Последняя казалась ей более опасной - как переживал из-за нее Питер! Он всегда был искренен в выражении своих чувств. Маргарита достаточно хорошо знала своего мужа и убедилась, что он способен на неожиданные поступки. Он мог уехать в любую минуту! Но она никуда не хотела его отпускать. Везде его ждала какая-нибудь женщина! И не просто женщина, а необыкновенная, умная, влиятельная, обольстительная, - одним словом, достойная его! И она, его жена, должна это терпеть?! Никогда!
  *
  ...Над морем вставала полная луна, и на призрачной поверхности воды расширялась золотисто-жемчужная искристая дорожка. К сожалению, некому было полюбоваться прекрасным зрелищем - луна встала поздно, все уже давно спали.
  Но Питер не мог и подумать о сне. Маргарита сводила его с ума. Она ничего не желала слушать. Кажется, он испробовал всё! И как еще с ней разговаривать?
  Конечно, Маргарита чувствовала, что он действительно неравнодушен к донье Исабель. Впрочем, он и не скрывал. Но это совсем другое. Видит бог, у него и в мыслях нет заводить интрижки. Даже смешно говорить об этом! С чего вдруг ей вздумалось так ревновать? О, Мадонна, дай терпения!
  Он тяжело вздохнул. Ко всему прочему, действие того дьявольского снадобья, что он выпил, до сих пор давало о себе знать. Можно бы посмеяться над этим в компании близких друзей, но сейчас ему было не до смеха. Мучительное напряжение вызывало боль при малейшем движении. Хорошо бы сейчас окунуться в ледяную воду или... Питер усмехнулся почти зло. Ничего другого не остается, как пойти в "Гавань любви"?
  Черт бы побрал этого де Шевриера! Но нет, ему следует винить только самого себя. Надо было сразу покончить с маркизом. Так поступали все! Почему он пощадил его? Испугался гнева короля? Боялся, что его посадят в Бастилию? Да, не стоит кривить душой перед самим собой. Но ведь он боялся не за себя! А если бы его осудили надолго? Его враги только этого и ждут! И Маргарита осталась бы одна. Что стало бы с ней и Дианой без него?..
   Окна были распахнуты настежь, прохладная свежесть врывалась в комнату с моря, но Питеру не хватало воздуха. У него бешено колотилось сердце, и каждый удар отзывался острой болью в висках.
   Что-то необычное было в его состоянии. Это не походило на действие просто возбуждающего средства. Питер подошел к окну, задыхаясь. Мышцы его налились тяжестью и стали как камень, ломило все тело. Он с трудом закрыл окна - его начал бить озноб. Голова раскалывалась от боли, возбуждение сменилось гнетущей усталостью...
  Граф раскрыл свой несессер и среди флаконов, укрепленных в специальных ячейках, нашел настойку коры хинного дерева.
   "Болотная лихорадка? Или что-то похуже?" - подумал он и поморщился, выпив горькую жидкость. Он хотел разбудить Жана, но решил, что от него будет мало толку. К тому же его секретарь теперь женат, а сеньор по-прежнему не дает ему покоя ночами...
  Чувствуя, что ему становится хуже, граф поднял с постели Хамата. Тот взглянул на своего господина и без лишних слов привел Абу эль Фариджа и Джинан. Увидев девушку, граф слабо усмехнулся:
  - Не надо женщин. Отправьте ее спать. И не беспокойте сеньору - к утру все пройдет...
  Старый араб уложил его, укрыв потеплее, и дал выпить что-то еще, но Питер уже плохо помнил это. Озноб сменился сильным жаром. Теперь временами он проваливался в пылающую тьму, его посещали яркие, волнующие, чувственные и до боли мучительные видения, такие реальные и в то же время причудливые, что он не мог понять, где сон, а где явь. В этом его лихорадочном сне возникали чарующие, обольстительные женщины необычайной красоты - те, кого он знал когда-то. Но сейчас они представлялись какими-то неземными существами, демонами сладострастия, нещадно терзающими его тело и душу. В лабиринтах эфемерных теней горячечного бреда он с тоской искал свою любовь, свою Маргариту, звал ее, страдая от предчувствия какого-то непоправимого несчастья - и от бессилия что-либо сделать!.. Потом он потерял сознание.
  
  ... Рано утром Марселина узнала, что сеньор заболел, и в тревоге бросилась наверх, чтобы узнать о его здоровье. Она даже не успела поблагодарить своего господина за то, что тот спас ее из лап того грязного подонка! О, если бы сеньор позволил ей ухаживать за ним! Вот это было бы счастье!
  Она неслась, как на крыльях, но у лестницы ее решительно остановил какой-то молодой благородный господин. Он был приятной наружности, строен, одет изысканно и просто. Он осторожно взял ее за руку, и, глядя ей прямо в глаза, проговорил вкрадчиво:
  - Прекрасная сеньорита, не могли бы вы оказать мне одну маленькую услугу?
  - Что вам угодно, сеньор? - строго спросила девушка. - Я очень спешу!
  - Одну только минуту, суровая моя красавица. Я всю ночь только и мечтал об этой минуте!
  - Полно, сударь, дайте мне пройти! Такие речи не по мне.
  - Ты не веришь мне, Марсела? Напрасно. Ведь ты не знаешь меня, и не знаешь, о чем я прошу. Лишь о небольшой прогулке под парусами - только и всего! Я хочу, чтобы ты получше меня узнала... О, я забыл представиться - это все от волнения, моя дорогая! Меня зовут Жорж де Фавр, я капитан одной красивой яхты, стоящей в порту. Она готова выйти в море, как только ты согласишься. Мы сможем кататься час, два или весь день - сколько пожелаешь. На борту уже приготовлены сладости и напитки. Клянусь, ты ни о чем не пожалеешь! Так примешь мое предложение, прекрасная смуглянка?
  - Нет, сударь. Не теряйте зря времени и позвольте мне пройти!
  - Какая ты жестокая, Марсела... Но я останусь здесь, в таверне. Может быть, ты передумаешь. Я буду ждать! А пока пусть эти цветы напоминают тебе о человеке, который без ума от тебя! - с этими словами молодой человек сунул за вырез ее корсажа маленький букетик душистых цветов, который до того держал за спиной. Марселина немного смутилась от его смелого жеста, и быстро пробежала вверх по лестнице. Но цветы оставила. Какой женщине не приятно выслушать красивое признание в любви!
  
  ...Люди графа были поражены и расстроены известием о его болезни. Никто из его друзей не помнил, чтобы Питер когда-нибудь серьезно болел, - если не считать ран после поединков.
  Сейчас они на цыпочках приходили в комнаты его секретаря, где был устроен своеобразный штаб, чтобы узнать новости о его здоровье. Там же толпились слуги, ожидая распоряжений.
  Жан-Луи де Ланже, всегда веселый и деятельный, сейчас не находил себе места и был растерян: он сегодня еще не видел своего капитана, маркиза де Гарни, и не знал, где его искать.
  
  Спустя некоторое время в коридоре неожиданно обнаружили Марселину, лежавшую без чувств на пороге своей комнаты. Девушку осторожно положили на постель и позвали Абу эль Фариджи. Тот внимательно осмотрел ее, подобрал букетик цветов, упавший с ее груди и завернул его в плотную ткань, а потом убрал сверток в шкатулку, которую запер на ключ. Приказав Джинан приготовить для девушки отвар из коры акации, он вернулся к постели графа.
  Около Марселы суетились служанки, пробовали то одно средство, то другое, чтобы привести ее в чувство, но только часа через два она начала приходить в себя.
  
  Однако сегодня их ждал еще один неприятный сюрприз.
  Не сразу заметили, что корвета "Сан-Антонио" уже нет на рейде марсельского порта. Он исчез! Но когда? Сегодня этого никто не заметил. Де Ланже кинулся в порт, и ему сообщили, что корвет обычным порядком запросил лоцмана и с приливом вышел в море. На его борту был капитан де Гарни, который и подписал все нужные бумаги.
  Лейтенант был ошеломлен. Он не мог поверить своим ушам! Может быть, граф еще раньше отдал такое распоряжение, держа его в тайне? Надо было срочно узнать это!
  А Питер, всю ночь прометавшийся в лихорадке, под утро заснул, наконец, крепким сном, и Фариджи запрещал его беспокоить.
  
  Но самое худшее обнаружилось ближе к полудню.
  За всеми волнениями и суетой не сразу заметили, что графини нет в ее комнатах!
  Обыскали всю гостиницу, обычные места ее прогулок, всё вокруг; подняли на ноги всех, искали везде - безрезультатно! Аббат де Легаль справлялся о ней даже в госпитале и у губернатора, но она там не появлялась.
  Все терялись в догадках. Убитый и потрясенный Жан вытирал холодный пот со лба и леденел при мысли, что он скажет графу...
  Лейтенант де Ланже ломал голову над загадочным отплытием своего капитана...
   Все были в полной растерянности и недоумении. Выходило, что графиня де Монтель с капитаном де Гарни пропали одновременно? Или, может быть - вместе?.. Конечно, у всех были глаза, и обоюдная симпатия графини и де Гарни ни для кого не являлась секретом. Именно поэтому все были так поражены. А что же еще можно было подумать? Только одно - маркиз де Гарни и графиня де Монтель вместе тайно бежали на корабле ее мужа. Немыслимо? Невозможно? Но факт неумолим. И как сказать об этом графу?..
  И все же пришлось это сделать.
  
  Казалось, Питер не сразу осознал эту новость. Маргарита и де Гарни исчезли?
  Бесконечное изумление промелькнуло в его глазах.
  - Не может быть, - едва слышно выдохнул он.
  - Разумеется, это не может быть правдой! - говорил Жан. Ему вторил лейтенант де Ланже:
  - Здесь что-то не так, сударь! Нужно во всем разобраться спокойно!
  - А кто здесь волнуется? - холодно произнес граф изменившимся голосом. Его лицо окаменело. Он отвернулся к окну и сделал им знак уйти.
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"