В моем историческом воспитании важную роль сыграл буддизм, он привел меня даже к пониманию первичного христианства, и я почувствовал, что "весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживет" и явится как бы в квиттере. В русский язык это вошло в связи с вкусами президента без всяких комментариев совсем недавно.
. На счет своего трансцедентального существования ты, наверно, пишешь, чтобы намекнуть на мои разговоры о квиттерах-чудовищах-тварях, которые мерещатся уже не человеку и глазам, а оптическим приборам, когда удается им заглянуть за атмосферу. Это как бы взгляд снаружи на землю и на атмосферу, пестрящую как шкура дикой кошки самыми разными оттенками, чего там только не увидишь! И где только чего не увидишь!
Экий вы у меня скородум! Назавтра забываете, о чем думали вчера - только так можно понять твое толкование юмора в истории. Ты прислал такой большой обзор, но начал его почему-то с ХУ1 века, как будто юмор - это только подражание юмору с помощью злоупотреблений винопития. Ну, какой юмор у Рабле? Просто игра в пьяного человека. Только когда пришло похмелье, Рабле переходит от игры в буйство к настоящей веселости. Все во Франции встало дыбом и вертухается, как те смехачи, которые приснились у нас Хлебникову. Кувыркашки - жители страны, транзитной для торговли чаем. Ничего другого хорошего в ней еще не случалось. Я говорю о России, мимо которой плывет Пантагрюэль в Пекин к оракулу Священной Бутылки - вино его уже не веселит, плывет он к самозабвению героином и прочими наркотиками, но знает о них совершенно безотчетно и недомысленно. А на деле юмор - совсем не игра с веселостью, по-котячьи, по-котовски. Юмор - это главное свойство греческой философии, если довериться Платону, и вершин он достиг в античном театре у Аристофана; юмор оказался непереводимым уже на латинский язык.
А в ХХ веке все это стало слишком сложно. Юмор вернулся (собрался, интегрировался) опять к англичанам (имею в виду Джойса), мимоходом пропуская Льюиса Кэрролла или всю поэзию Киплинга. Ну, попробуй представить себе юмор у Марселя Пруста (как бы он ни был талантлив) или у русских прозаиков того времени. Это как искать его (юмор) в веселости моего Кота-Котовича-любимого суфлера. Разумеется, Конек-Горбунок тоже имел своим прообразом Кота-Котовича из семьи Ершова. Мой задает мне с утра все мои настроения: просыпаюсь, а кот тянется к верхней полке этажерки - книги перебирать. Он вовсе прост, как циник Диоген, и живет с нами в любой бочке, но он также душевно тверд, как и всякий стоик, и я легко подозреваю, что все направления эллинской мудрости он знает наперед .
. Кстати, как понимал дело Карл Маркс? - что юмор - сплошная игра слов. Что такое пролетариат, которого не упоминал никто тысячи лет? Это народ, который говорит о себе: Omnia mea mecum porta. ( Всё своё несу с собой)
Можно в России выучиться, скажем, английскому языку, но не чувству юмора, которое только Бог может дать. Надо в раннем возрасте пройти хорошее церковное обучение, так сказать, чтобы находить юмор не только в пустяках-анекдотах и трепе Сергея Довлатова. А вот Аристофан, наверно, прочитан был тобой в совершенно незрелом возрасте и ты не оценил, как Аристофан трудом добывал себе не столько веселости, сколько изощрения вкуса. Сначала у него грек-мужик приходит к Сократу и удивляется, мол, Сократ, чего ты лежишь - бездельничаешь? А Сократ на заре греческой философии отвечает: "Паря в пространствах, мыслю о судьбе светил". И греки такие комедии сохранили среди пожаров и землетрясений, они имели чутье на философию, чтобы две тысячи лет спустя Декарт повторил пафос Сократа: "Мыслю, следовательно, все-таки существую". Видно ему в тот момент очень плохо пришлось. Вот мой кот от скуки впадает в более глубокие сомнения: да существую ли я, когда мне кажется, что я о чем-то думаю? И он приходит к полному самосознанию, когда случается со мной сыграть в драку - раз Юра со мной играет, значит, мое существование все-таки объективно, а не праздная игра ума. И он принимается боксировать, убирая все когти. Прими это и намотай на ус для себя, не углубляясь в вопрос о том, существует ли при этом Бог. Такое углубление порождено предками талмудистов.
В Египте когда-то начинали в стиле Карла Маркса: нужен бог, так и сделай его из хорошего гранита хотя бы. И пришли коты - лисы пустыни - на запах мышей, скопившихся при египетских зернохранилищах, увидели человечество и заинтересовались, стали заниматься антропологией, как мой кот, и выработали догму гуманизма, потому что тогдашние египтяне воодушевились до обожения котов и изобразили их в виде сфинксов, то есть гибридов женщин и котов и окончательно тем приручили кошек. Мы же, мол, одной породы, братья и понимаем друг друга.