Мне захотелось тебя развлечь чем-нибудь более общедоступным, чем идеология Шекспира, и я делаю еще одну перемычку в наших эссе. Одной нашей приятельнице почему-то очень захотелось поманить меня своим интеллектом и она принесла мне свою кандидатскую диссертацию (филологическую) о Белле Ахмадулиной. Я думаю, такой могло быть гимназическое сочинение до революции о модной поэтессе того времени, какой-нибудь Анне Ахматовой или даже Цветаевой, или даже Софии Парнок. Цветаева, наряду с Беллой тоже тщательно разбиралась в этом сочинении, конечно, талантливом и небесполезном. Я в самом деле глубоко задумался над стихами Беллы А. и понял, что мне в них особенно интересно: до нее никто еще не умел еще так хорошо читать стихи, так обдуманно выдерживать просодию русского стиха. Поэтому у Ахмадулиной при отсутствии глубоких тем и мыслей есть особенное очарование - ее чтение подобно стриптизу с потягушками: ее слушаешь и как бы танцуешь с ней танго - такой она талантливый чтец-декламатор. Вся ее фактура налицо, вся она красива и ленива и почти совсем фригидна, как пушкинский идеал.
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаешься мне нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлишь ничему
И оживляешься потом всё боле, боле -
И делишь наконец мой пламень поневоле!
Небось, ты меня осудишь, но я настаиваю, что здесь не порнография, а чистый эротизм, реализованный всей поэзией Беллы А., как автоэротизм. Вот чем кончилась история русской поэзии - мужественными интонациями Высоцкого и женскими - Беллы А. Так наставал новый век, камуфляжный век русской культуры, как бы постмодернистский пошлейшего романса.
"Не сетуй, друг, что много искушений послал тебе Господь", лучше цени нетривиальность того, что подаю тебе я, даже в качестве ценителя христианских благовестей, приподанных даже нищим духом, плачущим и ленящимся. Мне хочется сейчас напомнить тебе, что даже в Википедии можно найти новейшее объяснение туманнейшего философа Гегеля без моей помощи. Там объясняется история мировой культуры в понятии феноменологии духа как реактивного двигателя, который отбрасывает от себя яркий шлейф суеверий и ошибок как реактивные струи отчуждаемых от высокого духа догадок и домыслов, неприемлемых для зрелого самосознания человечества, научного, можем мы сказать, если хотим говорить современным языком. Дух с большой буквы у Гегеля пережигает испытательно всевозможные нелепости, которые преподносит высокому мышлению история и человеческая суета сует в качестве информации и то, что оказывается псевдоинформацией, испражняется Духом вспять в сторону инертной земли, крутящейся по инерции под струями солнца Духа. Так давно был предвосхищен прообраз космодинамических систем (извини за мое неуклюжее выражение).
*****
Вообще я думаю уже снова о Шекспире и обо всех его сочинениях. Ты уж не сердись на меня.
О Гегеле я додумал до конца: наверное, он сыграл какую-то роль в том, что Маркс однажды пришел к мысли, что чтобы додуматься до чего-то, надо очень сильно проголодаться. Проголодаешься очень - и начнешь работать даже мозгами, не только руками, и тем превзойдешь всех вокруг. Это так понравилось Энгельсу, что тот стал всю жизнь приплачивать Марксу дивиденты из всех своих доходов, в том числе и умственных. С этого момента все стали играть в диалектику.
Русские гуманисты захотели увидеть счастливыми не только своих женщин, но и крепостных рабов и задумались над идиллией всеобщего освобождения. Американские плантаторы захотели увидеть белыми всех своих черных или как их надо называть? - негров. Вот чтобы смотреть среди белого дня на негров и видеть их совершенно белыми. Это все - диалектика.
Японцы, выслушав некоторое количество выстрелов с американских кораблей, захотели обменять все свои средневековые традиции на нечто прямо противоположное прежнему и всех обогнать по всем статьям. Молодой император Александр 11 решил всех пристыдить освобождением всех, порабощенных желудку. Огромные массы мужиков бросили свои избы и пошли жить в землянках и строить железные дороги, чтобы Российская империя смогла быстро перебрасывать войска из одного своего конца в другой. И только незначительная часть едва народившейся интеллигенции догадалась отблагодарить царя стрельбой и метанием бомб - это они на новый лад стали бить челом царю. Это все была диалектика истории. Нужно очень сильно проголодаться, чтобы заняться промышленным трудом, ведь раньше мужик шел пахать только когда его поднимал с колен голод, а то он все свободное время молился Богу.
Время подошло к 1861-1862 годам, Маркс начал писать большую книгу "Капитал", чтобы научить голодных взять сытых за шиворот, чтобы все черное стало белым самым очевидным образом, а чтобы белое столь же очевидно стало черным - и тем самым все бы стали равны: умалишенные - мудрыми, а мудрые - безумцами. "Безумству храбрых поем мы песню!" В начале было Слово, а множество слов открыло начало новой эры. Главным делом стало подготовка мировых войн, и Ленин написал книгу, прославлявшую империализм как высшую стадию капитализма: все устроится само собой. Думать особенно нечего, поскольку нормы прибыли имеют твердую тенденцию к понижению, такова математика 3 тома "Капитала", дописанного Энгельсом: все прибыли станут как бы бесполезными и польза будет не в том, чтобы у кого-то отбирать, а в том, чтобы кому-нибудь подкидывать - прежде всего народам колонии, берущимся за оружие против всех прежних порядков: Китаю, Африке, Латинской Америке. Все бойкие бодрые идеи пошли приобщаться марксизму, адаптироваться - как бы усыновляться Марксу. Даже новые русские поэты стали восклицать: "Долой нимфеток! Хочу любить вашу мать!".
Вслед за фрейдо-марксизмом чуть не создали ницше-марксизм, который когда-то намечался и в моем мозгу в середине ХХ века, или как писал Горбовский:
"В середине ХХ века
Возвели на костер человека..."
Но тогда дорогу мне пересек Норберт Винер своей книгой "Кибернетика и общество" и я воскликнул: а, ведь, в самом деле!
"Нам электричество любую тьму разбудит,
Нам кибернетика пахать и сеять будет,
Нам сексэвристика любой заменит труд -
Нажал на кнопку: чик-чирик и человечек тут.
Не будет пап и мам - мы сами все родимся... и т.д. и скоро убедимся".
Древние философы сначала не знали современного искусства художественной пластики и сначала открыли ее только в женском теле. Так возникло и искусство скульптуры. Но когда им стало совсем плохо - они открыли диалектику в родосской скульптуре Лаокоона. Еще не практиковалось сожжение людей на кострах, а уже построена была очень сложная композиция из Лаокоона с двумя сыновьями, и обвивающими их змеями. Если бы они были в пламени - это было бы менее понятно, а тут явно была представлена идея позднего Фрейда о синкразии Эроса и Танатоса.
Гегель (как я пытался понять) тщился вербализовать эту синкразию в схеме тезас-антитезис-синтез, но никто кроме Маркса его не понял - на что я недавно намекал. И окончательно все истолковал поздний Фрейд: Эрос и Танатос сливаются в симпатиях друг к другу = вот в чем пафос человеческой радости, особенно в ХХ веке. Мужчина вынужден играть в насильника в самых заветных своих играх и танцах, вроде танго.
. Тему марксова средневековья, то есть середины Х1Х века я еще разовью.