17 мая 1916 года профессор Харин отправился в экспедицию, подготовка которой заняла чуть больше шести лет: сначала вездесущая бюрократия тормозила процесс, а потом первая мировая война полностью остановила подготовительные работы по исследованию земель восточнее Уральских гор. И только в 1916 году удалось совершить задуманное.
Станислав Петрович Харин сначала не поверил в услышанное, а когда самолично удостоверился в сказанном его секретарем, обрадовался, словно ребенок. Наконец-то канцелярия Его императорского величества дала разрешение на отъезд группы Харина к месту, указанному в поданном прошении.
Свою группу Станислав Петрович сформировал еще до Первой мировой, и поэтому все, будучи оповещены телеграммами, собрались в течении трех дней на квартире профессора. Собрались все, кроме геолога Милентия Искорина, погибшего при отражении очередной атаки германской пехоты. Узнав о смерти Искорина, профессор тяжело вздохнул, вытер внезапно набежавшую слезу и прошептал, сглатывая слёзы:
-Такого геолога, как Милентий Федорович, поискать нужно. Нам будет его не хватать...
Все сидевшие за большим столом помянули убиенного ученого. Мало кто знал его лично, но научные труды Искорина читали почти все.
Харин встал из-за стола, окинул присутствующих покрасневшими от слез глазами, и, стараясь придать голосу торжественный тон, произнес:
-Итак, господа, я рад сообщить, что завтра на рассвете мы отправляемся в экспедицию. Ждали этого момента долго, и вот оно случилось! Скажу сразу: будет трудно. Места там мало изучены, порой даже непроходимые, зверья дикого много, а вот людей там практически нет.
-Позвольте, Станислав Петрович, но для чего мы должны ехать в эту тьмутаракань? - произнес, не вставая с места, бородатый здоровяк картограф Волин.
-Алексей Теодорович, увольте! - Харин воздел руки к небесам, - Я вам писал, и не раз писал, что место, куда нам предстоит прибыть, является древним капищем давно канувшего в небытие могущественного племени Борегов.
Волин всем своим видом показывал, что ему совершенно не интересна история того места, куда их ведет профессор. Кто такие эти мифические бореги, картографу не было никакого дела. Он принял решение отправиться в это авантюрное путешествие только ради тех пяти сотен целковых, обещанных ему Хариным за безупречно выполненную работу.
Остальные молча внимали словам уважаемого профессора, не смея перебивать мэтра, чье слово имело значение в научных кругах России и Европы. Сам факт того, что они составляли команду Харина, значительно повышал реноме участников в глазах своих коллег.
Их было восемь человек: разнорабочий Паров, два геолога, Смирнов и Ласкин, картограф Волин, историк Апраскин, врач Милютина, личный секретарь профессора Чаадов и сам профессор Харин.
У каждого была своя судьба и свое имя в определенной отрасли науки, за исключением разнорабочего, нанятого из числа безработных, но страждущих трудиться во благо своего работодателя.
Если картографом Волиным двигал только корыстный интерес, то историк по призванию Даниил Апраскин принял приглашение профессора из самых благих побуждений, согласившись стать помощником Харина при раскопках на древнем капище. Анастасия Милютина была практикующим хирургом, что само по себе было редкостью для последователей Эскулапа. Она была тем врачом, для кого клятва Гиппократа было не пустым сотрясанием воздуха. Журналист Максим Чаадов принял приглашение профессора стать его личным секретарем чисто из любопытства. Его имя было хорошо известно как среди приверженцев эпистолярного жанра, так и среди простых читателей 'Столичных ведомостей'. Геодезистов профессору порекомендовал его старинный приятель, охарактеризовав Петра Смирнова и Ивана Ласкина как ответственных и толковых работников.
О самом профессоре нужно упомянуть отдельно. Начав свою карьеру еще при императоре Александре, он сумел зарекомендовать себя в научных кругах сначала Москвы и Санкт-Петербурга, а затем Парижа, Лондона, Вены, Милана и Рима, как компетентного и здравомыслящего ученого. Две его монографии о племенах русичей и славичей произвели настоящий фурор среди историков всего цивилизованного мира. С ним спорили, его хвалили, критиковали и боготворили, но Станислав Харин продолжал шокировать научный мир новыми открытиями. Его заявление на заседании научного совета Московского университета в апреле 1911 года о намерении отправиться в леса восточного Урала для подтверждения теории о существовании племени борегов, вызвало сначала смех, потом настороженность, но когда сам император Николай II в беседе с министром иностранных дел одного европейского государства обронил фразу, что вскоре известный всему миру профессор Харин отправится на Урал, были полностью развеяны всякие сомнения относительно намерений профессора.
Родившись в Первопрестольной, в семье профессора геологии, Станиславу на роду было написано пойти по стопам отца. Но сын не стал геологом, увлекшись историей. Блестяще закончив исторический факультет Московского университета, он поступил в аспирантуру, защитил диссертацию и вскоре получил место заведующего кафедрой истории государства Российского. Прошло время, и имя Станислава Петровича Харина стало известно каждому ученому мужу даже в маленьком и никому не известном учебном заведении Европы. Поговаривали даже, что о Харине говорят за океаном и в некоторых странах Северной Африки и Азии.
На рассвете 17 мая восемь ученых отправились в долгое путешествие на Урал. Четыре купе спального вагона были заказаны Чаадовым накануне, после того, как все подтвердили свое участие в экспедиции.
Харин удобно расположился на своем месте, деля купе с секретарем. Чаадов выразил обоснованное беспокойство маленьким количеством участников экспедиции, но профессор стал уверять его в напрасных опасениях:
-Если нам понадобятся рабочие, наймем их среди местного населения. Главным над ними поставим нашего Федора Парова.
Чаадов согласно кивнул головой. Оспорить решение своего непосредственного на данный момент хозяина он не хотел и не имел права.
Вечером того же дня, когда состав стал пересекать огромный лес, Харин долго смотрел в окно, а потом задумчиво произнес:
-Знаете, Максим Гордеевич, а ведь с этим лесом много легенд связано...
Заметив удивление и любопытство на лице молодого спутника, умудренный сединами и опытом профессор продолжил:
-Толкуют, что в самом центре этого леса есть озеро. Даже не озеро, а так, лужица. И именно в этом, так сказать, 'озере' и топятся невесть откуда пришедшие к нему люди. В основном молодые девушки, но встречаются рассказы о разорившихся на биржах помещиках и матерях, что убили своих детей. Вот одна история, коротенькая, но поучительная. Жил некогда в этих краях помещик Лукин, богат он был, как Крез, и скуп до ужаса. Вот как-то собрался он по своим делам в город, и встретил там в трактире молодого человека. Тот после пятой кружки бражки признался, что играет на бирже. Играет весьма успешно. Лукин заинтересовался, стал расспрашивать парня. Тот поведал о хитростях игры, и предложил своему новому знакомому сыграть. Помещик согласился. Наутро они уже были в здании биржи. Лукин по совету своего новоявленного товарища купил акции и продал в нужный момент. Естественно, обогатился. Блеск презренного и вожделенного многими металла затмил взор и разум помещика. Вскоре Лукин стал играть по-крупному. Ему везло раз от раза. Поверив в то, что он любимчик удачи, Осип Лукин решился на отчаянный шаг - скупил акции одной, прибыльной по его мнению мануфактуры, скупил все акции до единой. Но для этого ему пришлось продать имение, крепостных и урожай. Все это потянуло на сто сорок тысяч рублей. Не имея за душой ни копейки, Лукин стал ждать удобного момента, продать акции. Но мануфактура обанкротилась. Теперь акции этого предприятия не стоили и ломаного гроша. Несчастный игрок в отчаянии вернулся домой. Продавать практически нечего, да и то, что можно продать, стоило гроши. Не видя выхода, Осип пошел в лес, стоявший недалеко от некогда принадлежавшего ему поместья. Но в тот вечер, и на следующий день, и через неделю и месяц он не вернулся. Только с тех самых пор грибники и ягодники, что бродят по тропинкам того леса, рассказывают, что видят Осипа Лукина, то висящего на суку, то стоящего на тропинке перед ними абсолютно мокрого, хотя рядом нет водоема. Старики сказывают, что Осип взял грех на душу - наложил на себя руки. Не то повесился, не то утопился.
-История банальная, - выдохнул разочарованно Чаадов, - такое в нашей империи случается сплошь и рядом.
-Совершенно верно, молодой человек! - Харин привстал с места, - Меня интересует не сюжет истории, а место. И место это весьма странное. Услышав несколько, подобных этой, историй, я стал искать сведения о том месте, что в лесу. Нашел много, в основном мифы и байки, которыми пугают малолетних чад. Но было кое-что и интересное.
Профессор выдержал картинную паузу, нагнетая момент ожидания. Чаадов невольно поддался на уловку старика.
-И что же вы нашли, Станислав Петрович?
-В этом лесу еще до крещения Руси жило племя из рода темноволосых варягов. Принимать христианство они не хотели, продолжая поклоняться Одину или Вотану, как вам будет угодно его именовать. Они понимали, что новую веру рано или поздно им навяжут, это вопрос времени. И тогда на совете племени было принято решение покинуть эти места. Но уходя, варяги прокляли это место, наложив на него печать смерти. Всякий иноверец, ступивший в лес, погибнет от собственных рук. Но проклятие стало распространяться на близлежащие земли. Оттого и погибали лесорубы, придавленные ими же срубленными деревьями, грибники, что по необъяснимым причинам путали съедобные грибы с погаными и умирали, отведав их. Умирали порой семьями. Примеров множество.
-А причем тут Лукин? - так и не понял ход мыслей профессора.
-Как причем?! - Харин удивленно смотрел на своего помощника, - Лукин был помещиком, чья вотчина стояла на краю леса. Проклятие распространилось и на него.
-Но все дело в бирже, - не сдавался Чаадов.
-Биржа только деталь этой истории, ведь в итоге Лукин пришел в лес и покончил собой.
-И все-таки осмелюсь не согласиться с вами, - упорствовал Максим Гордеевич.
-Право ваше, - примирительно кивнул головой профессор. Вступать в полемику с молодым человеком ему не хотелось, - Пусть каждый останется при своем мнении.
На том и порешили. Остаток пути до наступления ночи они проехали, беседуя о всякой всячине, не относящейся к их экспедиции.
О чем говорили в соседних купе, Харин не знал и не хотел знать, скоро они прибудут на место и тогда найдут то, о чем будут рассказывать не раз своим друзьям, товарищам, детям, внукам...
Чаадов задумчиво смотрел в окно, давно решив написать и выпустить отдельной книгой отчет об экспедиции профессора Харина. Следовало вкратце записать беседу с Хариным в путевой блокнот, но пока что раскрывать свои планы перед профессором он не решался. Оттого еще раз мысленно воспроизводил рассказ Станислава Петровича, стараясь не упустить ни единой детали.
Чаадов проснулся на рассвете. Солнце только что взошло и окрасило красной краской горизонт. Открыв глаза и увидев зарю, Максим Гордеевич улыбнулся, вспомнив свое детство в маленькой деревушке на юге Вологодской губернии, где он родился и вырос, где остались его родители и младшие братья.
Харин спал, причмокивая во сне губами и что-то бормоча, словно с кем-то разговаривал. Из всего его бормотания молодой человек и разобрал-то всего несколько слов, судя по всему, профессор вел научный спор с каким-то немцем по вопросам Римского права в современном обществе. И как отметил про себя попутчик Станислава Петровича, профессор говорил на вполне сносном немецком, употребляя достаточно витиеватые стилистические обороты.
Чаадов привел себя в порядок, надел черный костюм и вышел из купе. В коридоре было пусто и тихо. Мерное покачивание вагона и монотонный стук колесных пар только усиливали умиротворенность. Дверь соседнего купе была приоткрыта. Чаадов мельком взглянул, как бы между прочим проходя мимо двери. Историк Андрей Аркадьевич Апраскин задумчиво смотрел в окно, напротив него мирно спала Анастасия Милютина. Чаадов не удивился, почему Апраскин и Милютина заняли одно купе - еще вчера профессор предупредил, что их соседи - двоюродные брат и сестра.
-Их отцы - родные братья, - пояснил Станислав Петрович, - старший, тот, что отец Андрея, погиб при невыясненных обстоятельствах где-то на юге империи, а младший живет в Тамбове и занимается торговлей.
Чаадов согласно кивнул головой. Все понятно, теперь он будет знать.
Почувствовав постороннего, внезапно вторгнувшегося в его мысли, Андрей Аркадьевич резко повернулся и посмотрел в приоткрытый проем двери. Чаадов, которого застали врасплох, смущенно покраснел и кивнул головой в знак приветствия:
-Доброе утро, Андрей Аркадьевич.
-Доброе, - добродушно ответил историк, - Тоже не спится? Зайдите. Только тихо, Анастасия Ивановна спит. Садитесь рядом со мной, поговорим...
Максим послушно последовал совету старшего коллеги и сел возле него.
-Угощайтесь, - Апраскин кивком головы указал на стол, накрытый, судя по всему, еще с вечера: остывший чай в объемных кружках, печенье, пара эклеров.
-Благодарю, - Максим поблагодарил его кивком головы, - я вот что хотел спросить: а правда, что лес, который мы проезжали вчерашним вечером, проклят?
-Это вам Станислав Петрович рассказал какую-нибудь страшную историю про Богучаевский лес? - догадался Апраскин.
Молодой человек кивнул головой.
-Я бы не стал подвергать сомнению слова уважаемого профессора. Станислав Петрович в вопросах истории не шутит, и уж тем более, если это касается Древней Руси.
Максим кивнул головой, понимая, что его попутчик - человек куда авторитетнее, чем охарактеризовал его редактор 'Столичных ведомостей'.
-Я знаю, что вы - репортер, - вдруг начал Апраскин, - Я читал пару ваших статей в 'Ведомостях'. Я даже осмелюсь предположить, что вы намеренно поехали с нами, чтобы написать очерк, который заинтересует не только наших, но и иностранных читателей. Вы гонитесь за сенсацией?
-Да, - честно признался Чаадов. Скрывать истинные намерение перед тем, кто 'раскусил' его намерения, не было никакого смысла.
Он действительно вызвался стать личным секретарем Харина по поручению главного редактора 'Ведомостей'. За очерк об экспедиции ему обещали две сотни, а если во время его путешествия на Урал с группой Харина случится что-то экстраординарное, ему прибавят еще сотню. С учетом гонорара и денег, которые ему обещал Харин, выходила почти тысяча. Неплохой заработок для журналиста его уровня.
-В том, что сенсация случится, даже не сомневайтесь, - успокоил его Апраскин, - каждая экспедиция Харина, так или иначе, сама по себе сенсация.
Эти слова мало чем успокоили молодого репортера. Ему нужна 'бомба' и желательно в самое ближайшее время.
Покидая купе Апраскина, Максим пожал руку историка, заверив того, что приложит все усилия для добросовестного исполнения своих обязанностей. Вернувшись к себе, Максим увидел уже проснувшегося и попивавшего горячий чай профессора.
-Доброго утра, молодой человек!
-Здравствуйте, Станислав Петрович. Я был в соседнем купе у Андрея Аркадьевича...
-Я так и думал, - Харин улыбнулся, - господин Апраскин весьма перспективный историк. За ним будущее нашей науки. Я говорил о нем своим друзьям, и они в один голос твердили, что Андрей подает надежды. Вероятно, после экспедиции я заберу его на свою кафедру, помогу написать диссертацию и, вероятно, назначу своим преемником.
Чаадов сел напротив профессора, жестом показал на стоявшую перед ним кружку горячего чая, и, получив утвердительный ответ кивком головы, взял кружку в руку.
-Вы станете нашим летописцем, - Харин говорил таким тоном, что Максим не мог понять: шутит профессор или говорит правду, - запоминайте все, записывайте. А по приезде в Москву подготовите мне отчет об экспедиции. Для этого я вас и нанял.
Чаадов молча кивнул головой. Он сделает все, что просит профессор, и сделает даже больше. Напишет очерк и сдаст его в редакцию. Нужно только немного подождать, и у него появится действительно сенсационный материал.
...Волин уныло смотрел на пейзаж за окном. И дернул же его черт поехать с этим стариком бог весть куда! Единственное, что успокаивало Алексея Теодоровича, так это заработная плата в команде профессора. За такие деньги можно вытерпеть все, и даже месяц или два лишений и нужды в уральских лесах.
С ним и не такое было. В Белом море он тонул, попав с экспедицией капитана Рунова в сильнейший шторм. Тогда ему чудом удалось выжить, ухватившись за обломок мачты и неизвестно какими силами продержавшись на плаву в ледяной воде почти три часа. Потом была экспедиция в Забайкалье, и там его чуть было не задрал бурый медведь. И снова чудо или божья милость спасла картографа. Но были и путешествия, в которых он проявлял себя с самой положительной стороны, составляя подробнейшие карты местности, которыми пользовались и путешественники, и геологи.
Местность, куда он направлялся сейчас, была ему более или менее знакома по картам, увиденным в атласах и по личным воспоминаниям прежних экспедиций. У Волина было отлично развито образное мышление, зрительная память и умение составлять перспективу. Картограф от бога, он пользовался своим даром и сумел скопить к своим сорока пяти несколько десятков тысяч золотых, гарантировав безбедную старость себе и достойное наследство двум дочерям.
Идея отправиться на Урал не прельщала Алексея Теодоровича, но деньги... Пять сотен - это солидная сумма.
Его попутчик, Федор Паров, храпел, как храпят все люди, занятые физическим трудом всю жизнь. Храп этот порядком раздражал Волина и он, проснувшись еще до рассвета, ворочался на своем месте, беззвучно моля бога перевернуть попутчика на бок. Но Небеса были глухи к стенаниям картографа. Поняв, что заснуть ему не придется, Алексей Теодорович встал, оделся и вышел из купе. Мысль о том, что ему предстоит пережить еще как минимум три таких ночи в компании с Паровым, ввергла Волина в уныние, прогнать которое может только стопка или две рябиновой настойки. Но Харин запретил употреблять алкоголь, и оттого настроение Алексея Теодоровича Волина испортилось окончательно. Вдобавок ко всему в голове заискрилась, а потом и разгорелась пожаром мысль, что Паров станет жить с ним в одной палатке в дремучих лесах Урала. День был испорчен, еще не начавшись. Единственное, что могло успокоить Волина, так это мысль, что храп Парова распугает в тайге все дикое зверье и тем самым гарантирует им безопасную ночевку.
Выйдя в тамбур, Алексей Теодорович вытащил из медного портсигара самокрутку. Чиркнув пару раз спичкой, он закурил, окутав себя едким сизым дымом. Назад дороги уже нет, и теперь приходится мириться со сложившейся ситуацией. Как бы там ни было, он добросовестно выполнит свою работу и получит причитающиеся ему сотни золотых рубликов...
Дверь тамбура открылась, и перед Волиным появился его сосед по купе.
-Здравствуйте, Алексей Теодорович. Сигареткой не угостите?
-Оно ведь как я тут очутился-то? - начал Паров, закурив поданную ему Волиным самокрутку, - сам-то я из Петербурга, с Невской заставы. Там родился, там и жил до прошлой весны. Сначала отец отдал меня в подмастерья к сапожнику Митрохину. Пил тот страшно, а как напьется - бил всех подряд, и жену, и своих детей. Про меня и говорить нечего. Проработал я у него три года, а как справил шестнадцатый год, устроился на Путиловский завод учеником слесаря. Платили мало, но на хлеб и кров хватало. А тут и война случилась. Забрали меня в пехоту, прямо от станка оторвали и увели на пункт призыва. Переодели в гимнастерку, всучили винтовку и отдали в распоряжение ротмистра Блинова. До сих пор понять не могу, как кавалерист мог управлять пехотой? А он управлял: материл, бил, но дисциплину держал строгую. Та еще сволочь была! Пришли мы как-то на позицию, выстроил нас Блинов в ряд и начал свою речь, призывая сложить нас головы за царя и Родину. Красиво так говорил, аж слезы наворачивались. Только нам шкуру бы свою не попортить пулей немецкой, а не в бой рваться. В общем, послушали его, спели хором 'Боже, царя храни' и ушли рыть окопы. Ротмистр сказал, что сегодня нам предстоит боевое крещение. Бой, а поэтому и обед откладывался. Вот и рыли мы окопы голодные и злые, кляня войну и тех, кто ее начал.
Волин слушал рассказ Парова молча, пыхтя, как и он, сигареткой, и изредка посматривая в окно.
-Смеркаться началось, немца все не было. Жрать хотелось до болей в кишках. А еще дождь начался. Вымокли и перепачкались в грязи, перемерзли до костей. Сигаретами только и спасались. Наступила ночь. Уснули, матеря и ротмистра и немцев. А рано утром нас разбудил страшный грохот. Шагах в сорока от меня взорвалась бомба. Потом еще. Я выглянул, немцы шли стройным рядом, ружья со штыками наперевес. А перед ними, у самого нашего носа рвались бомбы.
Совсем зеленый паренек слева от меня испуганно смотрел на приближающихся немцев, что-то шепча. Думаю, молитву во спасение от пули врага.
А потом началась пальба. Стреляли мы, стреляли по нам. Тут уже не до завтраков и обедов, душу свою спасать нужно. Как меня ранило, сам не понимаю. Пуля попала в левое плечо, а ко всем радостям солдатской жизни меня контузило. Пришел в себя в госпитале. Война для меня окончилась на второй день. Списали и отправили обратно в Петербург. На заводе стал работать слесарем, пока однажды в цех не пришли жандармы и не арестовали меня вместе с другими рабочими. В полицейском участке нам сказали, что мы политически не надежные. Говорили о пролетариях, Франции и еще бог знает о чем. Поверьте, мне не всего этого. Я только с фронта, ранен, а тут такое! Выгнали меня с завода от греха подальше. Куда идти, что делать? Подался в Москву. Там нашел работу, поденную, но все же. А тут однажды услышал, что нужны рабочие руки на работу к этим...архео..
-Археологам, - подсказал Алексей Волин, заинтересовавшись рассказом своего соседа.
-Благодарю, - кивнул головой Паров, - Отправились мы в Нижний Новгород искать потерянные города времен, наверное, царя Гороха. Ну, привезли нас на подводах в лес, раскинули лагерь, накормили и отправили копать землю на опушке леса. Копало нас человек сорок, с шутками и песнями. Было от чего радоваться: по полтиннику обещали за день работы. А тому, кто найдет вещь ценную для ихнего главного, то рубль сулили. На третий день, аккурат после обедичка, я как раз-то и накопал кусочек от глиняного кувшина или чашки. Невзрачный обломок чего-то. Отнес показать нашему главному, а тот пошел к профессору, тому, что был самым важным. Тот велел позвать меня, а как я пришел, то сунул мне целковый в руку и похлопал по плечу. Оказалось, что вещь та была очень ценной, вот и вручил он мне десятку рубликов. Потом я узнал, что звали его Осип Нароков, важная птица в Петербурге. Я нашел еще пару вещичек и меня прозвали 'Счастливчик'. К тому времени как мы уехали в Москву, я обогатился на три сотни. Зиму пережил припеваючи, деньжатки-то были. А в апреле пришел ко мне вестник от профессора Харина и сказал, что тот хочет видеть меня. Он сказал, что берет меня главным среди копателей. От своего друга Нарокова услыхал, какой я везунчик, вот и просит меня поработать во благо отечества, ну, и свое, конечно. Я согласился. Вот теперь еду в этом вагоне, не совсем понимая, куда и для чего мы едем.
Волин усмехнулся. Сказать ему или пусть останется тайной?
-А вы сами были на фронте? - неожиданно спросил Паров.
-Нет, у меня бронь от Его императорского величества.- Волин гордился тем, что у него есть письмо с подписью самого императора. В свое время его призывали в действующую армию, но ходатайство ученого совета Академии наук лишило его и тягот солдатской жизни, и страха смерти.
-О! - в голосе Федора звучали нотки уважения. Не всякий может похвастать гербовой бумажкой с росписью императора.
Они вернулись в свое купе за несколько минут до того, как к ним вошел Максим Чаадов и пригласил в купе профессора.
Там уже собрались все участники экспедиции. Харин приветственно кивнул головой, довольно крякнул и начал:
-Послезавтра утром мы будем на месте. Станция Битоково. Там нас встретит представитель Уральского отделения Академии наук. Я попрошу Федора Силыча Парова подобрать три десятка сильных мужчин из местного населения. Это должно занять максимум пять часов. Далее мы отправимся на подводах в лес. В лесу мы разделимся на две группы. Одна останется со мной, вторую возглавит доцент Андрей Аркадьевич Апраскин. Его группа уйдет на три версты северо-западнее нашего лагеря. Алексей Теодорович должен составить подробную карту местности, господа Смирнов и Ласкин пойдут каждый в своей группе, врач Милютина останется в основном лагере, равно как и я, и мой секретарь. Таков план работы на первые сутки нашего пребывания в лесу южнее Битоково. У вас имеются вопросы, господа?
Присутствующие в купе молчали. Все предельно ясно.
Весь следующий день члены экспедиции провели в обыденных делах, и только к вечеру Харин собрал всех снова в своем купе и повторил задачу каждого участника экспедиции.
Утром, в восемь с четвертью местного времени, поезд на десять минут остановился на станции Битоково. Все восемь членов экспедиции успели выйти и теперь, собравшись у центрального выхода на перрон, ожидали команды профессора продолжить путь. Битоково - небольшая, но узловая станция, которая имела стратегическое значение в военное время, из-за концентрации на местном депо полусотни паровозов, которым отводилась роль обеспечения железнодорожным транспортом крупных городов Уральского региона.
Здание вокзала было постройки времен императора Александра, массивное, из красного обожженного кирпича, приземистое, но выглядевшие внушительно и вполне современно.
Они не сразу заметили идущего к ним мужчину в коричневом твидовом пиджаке.
-Господа, я рад приветствовать вас в наших краях! Я - Семенов Сергей Игнатьевич, представитель Уральского отделения Академии наук. К вашим услугам.
Он первым протянул руку Харину, потом Апраскину и далее, всем мужчинам, стоявшим рядом с ними. При этом не забывая представляться и внимательно слушая имена и регалии своих новых знакомых. Анастасии Милютиной Сергей Игратьевич поцеловал руку, галантно наклонившись и произнеся приветствие на вполне сносном французском.
Сам Семенов был из геологоразведки, искал нефть в этих местах. До этого успел поработать в жарком Азербайджане под руководством самого Альфреда Нобеля. Осенью 1915 года его перевели на Урал и поставили четкую задачу: найти нефть. Шла война, горючего катастрофически не хватало, и Академия наук приняла решение бросить все силы и привлечь лучших ученых на поиски углеводородов по всей территории Российской империи.
-Ну-с, Федор Силыч, приступайте к найму рабочей силы. У вас есть четыре, максимум - пять часов.
Харин внимательно посмотрел на Парова. И в этом взгляде читалось полное доверие к этому человеку, невольно вызывающему уважение и располагающему к себе своим видом.
-Результат доложите мне лично. Я буду с остальными членами экспедиции в ресторане 'Малахит', куда и вас прошу прибыть ко времени и успеть отобедать.
Харин повернулся к Семенову и, улыбнувшись, произнес:
-Везите нас завтракать, Сергей Игнатьевич. Страсть как кушать хочется!
Теперь всем оставалось ждать результатов от Федора Парова.
В час по полудни Федор Паров вошел в обеденный зал ресторана 'Малахит'. За двумя столами сидели его коллеги, включая и представителя местного отделения Академии наук.
-Чем порадуете, уважаемый Федор Силыч? - профессор был в явно хорошем расположении духа.
-Тридцать рабочих наняты с оплатой в полрубля в день. Все мужчины сильные и могут вынести работу землекопа.
-Прекрасно! - Харин довольно потер ладонями, - теперь можно отправляться к месту стоянки. Все готовы отправиться в самое захватывающее путешествие в своей жизни?
И не дожидаясь ответа, встал, направляясь к выходу таким быстрым шагом, которого от него никто не ожидал. При своем маленьком росте и грузной фигуре, Станислав Петрович демонстрировал присутствующим доселе никем невиданную активность:
-Вперед, господа!
До места стоянки, заранее определенной Хариным по карте, добрались к вечеру. Смеркалось, начинал дуть прохладный северо-восточный ветер.
Харин кутаясь в парку, ехал на первой подводе, всматриваясь вперед и старясь различить среди теней и густых ветвей хоть малейший намек на опушку. По карте они должны были быть на месте еще версты три назад.
-Не иначе как нас старик-лесовик по кругу водит, - не то серьезно, не то в шутку произнес профессор. - Слышал и читал про такое не раз. Но бог миловал на себе испытать козни лесовика. Да вот видно пришлось. Тьфу, тьфу, тьфу...
Сидевший рядом с ним Апраскин улыбнулся. Профессор был весьма милым и даже, как показалось Андрею Аркадьевичу, немного наивным стариком.
-С лесовиком шутки плохи, - начал вполне серьезно Станислав Петрович, - нужно задобрить его. Дать что поесть или монетку бросить. А то так и будем кружить вокруг да около.
Не дожидаясь дальнейших указаний своего руководителя, Максим Чаадов вытащил из кармана рубль и кинул его в кусты.
-Молодец, Максим Гордеевич! - похвалил его Харин, - теперь мы должны вырваться из этого заговоренного круга.
Это покажется смешным, но спустя четверть часа три подводы экспедиционеров нашли отмеченное на карте место. Время близилось к восьми часам вечерам. Горы, у подножия которых стоял лес, только сгущали краски и усиливали и без того преголодную тьму наступающей майской ночи.
-Вот тут и устроим привал, - спрыгнув с телеги, произнес Харин.
Пока поставили палатки, пока развели костер и поужинали, прошло часа три. Спать легли только ближе к полуночи. Все забрались в свои палатки, но никто не собирался засыпать. Девятый член экспедиции, Сергей Семенов, разместился вместе с Хариным и Чаадовым. Благо палатка была большая, на шесть человек.
-Не палатка, а прямо-таки шатер, - пошутил Харин, - где она только со мной не была! И в пустынях, и в Киргиз-кайсацких степях, и в лесах Центральной России. Что мы только не испытали! Вот помню, в конце прошлого столетия был я на Псковской земле. Проверяли одно предание о княгине Ольге. Виной тому стала небольшая глава в 'Повести временных лет', когда однажды ночью нас атаковал дикий кабан.
Харин закрыл глаза, словно воскрешая перед внутренним взором события той ночи.
-Лагерь наш состоял из дюжины палаток, возле каждой горел костер. Мы думали, это отпугнет незваных лесных гостей. Но не тут-то было! Было полнолуние, все улеглись порядком уставшие после трудового дня. И вот примерно часа через три началось светопреставление! Кабан, разъяренный невесть чем, стал кидаться на палатки с таким ревом, что мы все повыскакивали из своих временных жилищ и ошарашено смотрели во тьму, откуда доносился дикий рев. Несколько землекопов, схватив ружья, стали палить в лес. Но рев продолжался. А потом кабан выскочил из тьмы и кинулся прямо на меня. Я даже не успел призвать бога всемилостивого спасти меня. Скажу честно: страшно не было. Не оттого, что я такой смелый, а по причине того, что времени на испуг не было. В самый последний момент меня оттолкнул в сторону мой помощник, Владимир Тонин. Ему обязан жизнью, моему спасителю, за которого я молюсь всякий раз, когда попадаю в церковь. Секача мы в итоге застрелили, но урон нам принес он колоссальный.
-Искренне надеюсь, что тут не будет кабанов, - сквозь сон пробормотал Семенов, слушавший рассказ Харина, уставший от первого дня работы с профессором Хариным и его коллегами.
-Дай-то бог! - искренне ответил ему Станислав Петрович, голос которого был бодр и силен.
-А не тот ли это Тонин, который написал монографию по проблемам двоевластия в России Средних веков? - спросил Чаадов только потому, что нужно о чем-то спросить своего патрона.
-Вы читали его труд? - искренне удивился Харин, - весьма похвально, молодой человек!
Максим не стал уточнять, что видел этот внушительный том в библиотеке одного чиновника, у которого ему предстояло взять интервью. И от нечего делать, пока тот отсутствовал, журналист 'Столичных ведомостей', препровожденный лакеем в библиотеку, стал листать фолиант, особо не акцентируя внимание на смысле написанного там.
Как-то незаметно все заснули.
Едва солнечный луч коснулся макушек деревьев, профессор Харин вылез из палатки на свежий и остывший за ночь воздух уральского леса. Шагах в десяти впереди него на корточках сидел Чаадов, разводя успевший потухнуть ночью костер.
-Чаю бы горячего сейчас, - мечтательно произнес профессор, - в самый раз и взбодрит, и сил придаст.
-Увольте, Станислав Петрович! Пока не разведу костер и не вскипячу воду, о чае придется только мечтать....
-Эх! - разочарованно выдохнул Харин, - ну нет, так нет. Будем ждать.
Как-то незаметно лагерь стал оживать. К девяти часам утра все члены экспедиции собрались у костра, разведенного Максимом Чаадовым.
-Сегодня наш первый полноценный день экспедиции. Поздравляю вас с этим! - Станислав Петрович торжественно окинул взглядом сидящих перед ним людей. - Нам нужно разделиться на группы и начать работу в двух местах одновременно. Так вдвое увеличиваются шансы на успех. Федор Силыч, куда вы поведете группу наемных рабочих?
-Туда, куда вы скажите, Станислав Петрович, - почти сразу же ответил Паров, готовый прямо сейчас отправиться за тремя десятками рабочих и привести их на указанное профессором место.
-Великолепно! Тогда подойдете ко мне после завтрака, я укажу место встречи. А теперь я отвечу на вопрос, который вам не дает покоя с самого первого момента, как вы получили мое приглашение принять участие в этой экспедиции: что мы ищем? Отвечу: мы должны найти свидетельства существования древнего племени борегов. Племя древнее, древнее русичей. Они ровесники ариев, но не столь многочисленны, как последние. Малочисленное, но весьма могущественное племя. По некоторым данным, пока еще не проверенным, арии научились многому именно у борегов. И именно где-то тут и проживали бореги. Где точно - неизвестно, так что искать нужно внимательно. Любой артефакт может стать свидетельством не только существования, но и могущества борегов. Так что прошу вас быть крайне внимательными.
Все слушали профессора молча, стараясь не пропустить ни слова. Теперь все стало ясно, кроме одного вопроса: где искать этих мифических борегов? Ответа никто не знал.
Когда собрание закончилось и все принялись за завтрак, к профессору Харину подсел Максим Чаадов и очень тихо произнес:
-Станислав Петрович, ночью у нас были непрошеные гости. И это не дикие звери.
-Что вы сказали, Максим Гордеевич? - не поверил услышанному Харин.- Я сплю очень чутко, и ничего подозрительно не слышал.
-Были, Станислав Петрович, были - многозначительно кивнул головой Чаадов.
-Мы встанем двумя лагерями по обе стороны реки Ульянки. Апраскин, Смирнов, Паров и полтора десятка землекопов начнут вести раскопки на опушке леса, что в полуверсте от излучины. Все остальные начнут работать тут. О результатах будем сообщать ежевечерне после ужина, сиречь в половине девятого.
Предложение профессора Харина не обсуждалось и понималось всеми как приказ, не подлежащий обсуждению. Когда все разошлись готовиться к предстоящим работам, Харин знаком отозвал в сторону свое помощника.
-Так о ком вы мне говорили за завтраком, Максим Гордееич?
-Утром, когда я подошел к потухшему костру, мне на глаза бросилась плетеная веревочка. Можно сказать, что шнурок. Ну, такой, каким подпоясываются рубахи мужиков в наших деревнях...
Харин внимательно слушал молодого человека, но на его лице читалось сомнение и недоверие к рассказу Чаадова.
-Да мало ли откуда мог взяться этот шнурок! Обронил кто из наших, темно же вчера было.
-Нет, Станислав Петрович, - закачал головой Максим, - никто из наших такого шнурка не имеет.
-Да вы - то откуда знаете? - вспылил Харин, впервые за несколько лет столкнувшись с упорным отрицанием на его взгляд очевидного факта.
Чаадов вынул из кармана пиджака невзрачного серого цвета тоненькую веревочку и протянул ее профессору.
-Вот, посмотрите.
Харин несколько секунд покрутил ее между толстых пальцев, сжал в кулаке, а потом с минуту рассматривал шнурок, лежащий кольцом на его мясистой ладони.
-Наверное, вы правы, Максим Гордеевич, - нехотя согласился Харин, - вещичка действительно занимательная. Такими шнурками сейчас не пользуются. Это середина, на крайний случай - конец прошлого века. Хотя, где-нибудь в далеких деревнях еще подпоясываются таким шнурком. Но такими домоткаными шнурками не пользуются в этих краях. Это точно.
Чввдов не знал, как быть: ликовать из-за победы над знаменитым профессором или испугаться непрошеных гостей?
-Давайте вот как поступим, - предложил Станислав Петрович после минутного раздумья, - пока никому ничего не станем рассказывать. Не стоит сеять страх среди наших колен.
Максим утвердительно кивнул головой. Наверное, профессор прав.
...Ульянку и рекой-то назвать трудно. Начинается где-то в горах и впадает верст через тридцать в огромное озеро Талань. Шириной Ульянка не больше пятидесяти аршин, не река, а так - горный ручеек. Вот на берегах Ульянки по предположениям профессора Харина, и должны были проживать бореги. До Харина об этом племени никто не слышал, но вот однажды случай помог уже знаменитому на весь мир историку обнаружить некую странность в летописях истории Древней Руси. Он часами просиживал за скрижалями, осторожно перебирая истлевшие страницы, порою боясь даже дышать на них. Делал какие-то выписки в свою рабочую тетрадь, постоянно сверялся с настольной картой, и, обложившись пыльными книгами и толстенными томами, постоянно листал их страницы, ища только ему известные данные. После трех недель усердной работы Станислав Петрович наткнулся на маленькое предложение в 'повести временных лет', описывающей встречу русичей и некоего племени на берегах нынешней Волги. О таком племени историк Российского государства не знал. Бореги - самоназвание или имя, данное им другими народами? Харин переключил внимание на поиски информации о борегах. Так прошло еще три года. Информации насобиралось только на три строчки в его рабочей тетради. Бог весть как, он и сам уже не помнил этого, Станиславу Петровичу удалось выйти на реку в Уральских горах, берущую начало на вершине безымянной горы и впадающую в большое озеро. Полистав справочники и внимательно рассмотрев карту Урала, Харин пришел к единственно верному выводу - это река Ульянка.
Решение отправиться в экспедицию на поиски борегов пришло к Харину еще в конце девятнадцатого века. Он предложить принять участие в поисках древнего племени пяти уважаемым, среди своего круга специалистов, людям. Харин пригласил только лучших в своей сфере, получив не одну рекомендацию из разных источников, которым он безоговорочно доверял. Но бумажная волокита и обивание чиновничьих порогов заняла еще пару лет, так, что Станислав Петрович решил было бросить эту затею. Но вот неожиданно весной 1916 года нарочный привез к нему домой письмо из канцелярии Академии наук, где ему разрешалось отправиться в экспедицию на Урал, несмотря на нестабильное положение в Российской империи. 'Не иначе, как без покровительства высших сил тут не обошлось' - решил профессор. Только вот кто выступал в роли 'Высшей силы', покровитель из императорской семьи или сами Небеса - Станислав Петрович не знал.
Отправился Харин в экспедицию, преисполненный надежд на успех и переполняемый амбициозными планами. В успехе своего мероприятия Станислав Петрович не сомневался.
Теперь он стоял на берегу Ульянки и смотрел на косматый лес перед собой.
-Вы думаете, что нужно искать здесь? - голос Апраскина вывел Станислава Петровича из глубоко оцепенения.
-Если бы я знал, где именно икать, то не стал бы рыть землю на двух берегах реки, - резонно заметил Харин, - просто посмотрите карту. Тут самое идеальное место для стоянки и именно тут, вполне вероятно, и останавливались бореги.
Апраскин удалился так же бесшумно, как и возник. Харин вновь остался один. За спиной шумел лагерь экспедиционеров, шумели вековые деревья, перед ним нежно журчала река. Воздух был наполнен тысячами ароматов, и от этого чистого воздуха у Станислава Петровича закружилась голова.
Скинув с плеч оцепенение, профессор резко повернулся и решительным шагом направился в лагерь. Паров отправился за наемными рабочими, Апраскин и Смирнов стояли в ожидании команды, перейти реку и углубиться в лес.
-Господа! - позвал их Харин, - попрошу вас подойти ко мне. И вас, Алексей Теодорович, и вас, Сергей Игнатьевич тоже. Господина Лискина тоже попрошу подойти.
Все названные им люди без слов подошли к профессору.
-Последние указания перед началом работ, - начал Станислав Петрович, - для начала указания для господ Волина и Семенова. Вам предстоит пройти территорию леса и уточнить правильность нанесенных на этой карте координат. Это может занять несколько дней или недель, но в любом случае, все должно быть завершено к моменту окончания поисковых работ. Теперь поговорим о вашей работе, - он перевел взгляд на геологов, - веща задача: постараться определить, почему бореги выбрали эти места. Ваше мнение как геологов. Наличие драгоценных камней, руда, нефть... в общем все, что имело и имеет ценность для человечества. Ну а вам, Андрей Аркадиевич, как историку, поручаю возглавить вторую поисковую группу на том берегу Ульянки. Вам надлежит углубиться в лес на четверть версты. Там, судя по карте, имеется большая площадка среди лиственного леса. Ну чем не место для стоянки борегов?
Получив указания, мужчины разошлись.
-Теперь поговорим о вашей находке, Максим Гордеевич, - Харин подошел к молодому человеку, занятому записями в своем походном блокноте.
-Да, конечно, Станислав Петрович, - Чаадов мгновенно поднялся с низкого походного стула и повернулся к профессору.
-Пока есть время, давайте подумайте, кто и зачем оставил этот шнурок у костра. Оставил его случайно или это было сделано намеренно?
Чаадов благоразумно молчал, позволяя ученому продолжить ход рассуждений. Ему самому было интересно послушать мнение Харина.
-В праславянский период одежда славян была простой и однообразной. Именно такой и должна была быть одежда народа, жившего вдали от торговых путей и не располагавшего средствами для покупки себе у купцов, на протяжении тысячелетий проезжавших через Центральную Европу, южных и восточных товаров, будь то украшения, новые дорогие ткани или уже готовые одежды иноземного покроя. Эта простота и однообразие славянских одежд являлись также неизбежным следствием качества местного производства тканей, производства довольно трудоемкого, тяжелого и притом, естественно, как технически, так и эстетически несовершенного.
Харин внимательно посмотрел на своего собеседника. Чаадов молча внимал словам профессора.
-Поворот наступил только в начале нашей эры. В течение периода начиная от римской эпохи и до конца язычества во всей Центральной Европе постепенно изменялся вкус, что оказало влияние не только на характер украшений, но и на покрой одежды, которая к концу языческого периода под чужеземным, главным образом греко-римским и восточным влиянием, стала в Центральной и Северной Европе значительно разнообразнее и богаче. Поэтому и славяне обладали в конце первого тысячелетия довольно богатым гардеробом, несомненно, более богатым и нарядным, чем в период их первоначального единства. Однако в этом гардеробе, как мы дальше увидим, было уже, разумеется, много заимствованного, особенно в гардеробе свободных и имущих классов.
-Про какой поворот вы говорите, Станислав Петрович? - спросил Чаадов, с интересом прослушав короткий экскурс в историю костюмов Древних славян.
-Вот именно - поворот! - едва сдерживая себя, произнес профессор, - кто-то неожиданно повлиял на все мировоззрение всех древних народов. Первым шагом стала трансформация одежды и украшений. Все остальное стало происходить как по сценарию. Но нас должен интересовать только костюм, а точнее - деталь одежды, которой подпоясывались мужчины и изредка женщины.
Максим непонимающе посмотрел на профессора. Что хочет сказать своей тирадой Харин? Понять ход его мыслей он не мог.
-Такой тонкой и искусно сделанной нитью, сплетенной в шнурок, славяне не подпоясывались! Такие пояса характерны более ранним цивилизациям.
-То есть вы хотите сказать, что...- начал Чаадов.
-Да ничего я не хочу сказать! -Харин по привычке воздел свои длани к небесам, - Я только опираюсь на факты.
Парировать последнюю фразу профессора журналисту было нечем.
-Прошу простить меня, Максим Гордеевич, но дела насущные требуют моего присутствия. При случае продолжим этот увлекательный спор.
На счет 'спора' Станислав Петрович погорячился. Говорил только профессор, молодой человек был всего лишь благодарным слушателем.
Не дожидаясь ответа, Харин почти помчался к начинающим переправляться на противоположенный берег людям.
-Господа, не забудьте сообщить о результате поиска места сегодня вечером!
Геологоразведчик Сергей Семенов и его напарник, картограф Алексей Волин переправились на противоположенный берег Ульянки вместе с остальными экспедиционерами второй группы под руководством Андрея Аркадьевича Апраскина. Подождав когда все высадятся на берег, Семенов подошел к руководителю группы:
-Мы уходим на северо-запад. Алексей Теодорович считает, что именно тот район неправильно отражен на нашей карте.
-Не боитесь отправляться в ночь-то? - поинтересовался Апраскин. - Места незнакомые, заплутать не трудно, да и зверья много.
-У нас есть ружья, фонари и палатка. Пропадем вряд ли. - Как ни старался Семенов придать своему голосу беспечность и браваду, Андрей Аркадьевич отчетливо услышал нотки сомнения и страха.
-Ну смотрите, - согласился с ним Апраскин, - если что - немедленно бросайте все и к нам в лагерь.
Семенов кивнул головой. По крайней мере, он избежал не нужных уговоров оставаться на ночь. Сергей Игнатьевич неплохо знал эти края, но только не этот дремучий и малоизведанный людьми лес. Сейчас он возлагал надежды на мастерство картографа из Москвы, который приоткроет завесу тайны если не над всеми, то хотя бы над частью белых пятен этого леса. По виду Волина трудно было судить о его настроении. Он был невозмутим, не реагировал на реплики окружающих, словно сейчас он находился в своем мире, лишенном чувств и эмоций.
-Ну что, Алексей Теодорович, пойдемте приоткрывать завесу тайны, - попробовал пошутить Сергей Игнатьевич Семенов. Пошутил он больше для того, чтобы придать бодрость духа себе, чем приободрить своего напарника.
Волин молча кивнул головой, взял лежавший у ног мешок, перекинул его через плечо и зашагал вперед. Семенов не сразу сообразил, что к чему и пока сделал первый шаг, Волин был уже в сотне метров от него.
Они шли по берегу реки, только иногда углубляясь в лес, но всегда старались не терять из вида Ульянку. Иногда Волин останавливался, доставал карту, долго смотрел на нее, потом извлекал из недр своей водонепроницаемой куртки химический карандаш и наносил поправки прямо на карту. Плетясь за картографом, Семенов ощущал себя Санчо Пансо при дон Кихте Ламанческом. Рюкзак казался ему излишне тяжелым, а сам Волин - угрюмым букой, который был явно не расположен вести беседы во время этого похода. Едва дождавшись привала, Сергей Игнатьевич сел прямо на сырую траву, шумно выдохнул и вытер рукавом своей куртки иступивший со лба пот.
-Не пора ли нам остановится на ночь? Как считаете, Алексей Теодорович?
Волин равнодушно пожал плечами. Ему, судя оп всему, было все равно, где устраиваться на ночлег.
-Ну, если вы не против, то мы остановимся тут. Я разведу костер, сварю кашу. Немного обогреемся и окрепнем. А там наступит время и палатку ставить.
Единственное, что удручало Семенова, так это, что они не имеют возможности сообщить, где остановились. Харин, вероятно, будет недоволен, но ничего поделать невозможно.
Ночь незаметно накрыла их своим темным и холодным покрывалом, заканчивался первый день их похода.
Апраскин внимательно посмотрел на Смирнова.
-Феоктист Илларионович, я попрошу вас быть крайне внимательным. Мы приближаемся к подножью горы. Тут ваши знания как геолога будут как нельзя уместны.
Феоктист Илларионович Смирнов закончил факультет геологии и минералогии престижного университета одной из столиц Западной Европы. Отправившись в далекую и неизвестную землю чуждого ему государства, Феоктист был подобен Михайло Ломоносову, с обозом пришедшим в Москву раду получения знаний.
Вначале было тяжело и хотелось бросить все и уехать обратно к родителям в Курскую губернию. Но пересилив этот соблазн, студент - первокурсник выдержал все трудности и лишения. И это стоило хотя бы момента вручения ему диплома с отличием. И, без сомнения, стоило тех предложений по работе, которые он получал от самых престижных компаний Европы. Он полностью исследовал содержимое недр Альп, побывал на горе Арарат и собирался отправиться на Урал, да война помешала осуществить задуманное. Но как видно, ненадолго.
Точнее, отправиться на Урал ему предложил Харин, прислав приглашение принять участие в его экспедиции. Смирнов был не против. Ему было самому интересно узнать, что скрывает в себе Урал. Интересно как геологу и минерологу, интересно как профессионалу.
И вот когда профессор Харин отправил ем повторное приглашение, Феоктист не раздумывая отправился из Рима в Москву. Добрался в Златоглавую всеми правдами и неправдами, испытав все 'прелести' военного положения стран - участниц этого страшного и доселе невиданного побоища народов и наций. Путь от Москвы до станции Битоково показался ему просто райским путешествием.
И вот теперь, прикрепленный к группе Андрея Аркадьевича Апраскина, он готовился встретиться с пока неизвестными ему тайнами Уральских гор.
Сам Апраскин показался ему милым человеком, лишенным снобизма и высокомерия, относящимся к людям с пониманием и даже сочувствием. С таким легко и просто работать, как и работать под руководством такого патрона.
...Феактист Илларионович, вам потребуются рабочие? - поинтересовался Апраскин, когда на берег Ульянки высадилось полтора десятка нанятых Паровым землекопов.
-Да, конечно. Если такое будет возможно, - скромно произнес геолог.
-Я дам вам трех рабочих. Они в вашем полном распоряжении. Только очень прошу вас не уходить далеко вперед, мы должны держаться все вместе, и регулярно сообщать Станиславу Петровичу результаты наших изысканий.
Смирнов кивнул головой.
-Да, я помню это. Если вы не против, то эти два дня я буду с основной группой. Ознакомлюсь, так сказать, с местностью.
Апраскин согласно кивнул головой. Такое предложение Смирнова его вполне устраивало.
На часах была половина третьего, и нужно было отправляться вглубь леса, а там разбить лагерь на опушке, которую им указал профессор.
...Она подошла к самой кромке прозрачной воды уральской реки и долго смотрела на дно, устланное мелкими камешками и крупными зернами песка. Созерцание воды вызывало приступ ностальгии, и она замерла, полностью погрузившись в воспоминания...
Заканчивая медицинский институт, Анастасия не думала быть практикующим хирургом, тем более, что женщина-хирург - редкость не только для Российской империи, но и для всего мира в целом. Нет, она окончила институт для себя, просто потому, что ей хотелось стать врачом. Хотелось помогать людям, быть нужной и вносить свою хоть и маленькую, но лепту, во благо своего народа.
В раннем детстве она стала очевидцем сильнейшего пожара в имении своих родителей, видела страдания раненых и равнодушие земского врача, который был согласен осмотреть пациента за деньги или за лукошко продуктов, принесенных родственниками пострадавшего. С таким безразличием к жизни простого человека Настя смириться не могла. Но в силу своего юного возраста ничего поделать не могла.
Отец не возражал, понимая, что работа врача профессия нужная и всегда востребованная. Только вот когда она показала диплом и сказала, что стала хирургом, отец удивился.
-Я не ожидал от тебя такого, - искренне произнес Иван Сергеевич, - ну я могу еще понять, терапевтом или еще лучше дантистом. А хирургом-то почему?
Девушка пожала плечами. Рассказать о том, что предопределило ее выбор, она не хотела. Или боялась. После смерти матери она боялась делиться своими секретами с кем-либо. Не потому, что не доверяла, а потому, что просто не хотела, чтобы кто-то еще знал о ее сокровенном.
-Ну да ладно, - согласился с ней отец, - дело твое. Ты взрослая девочка и сама определяешь свое место в жизни. Хирург так хирург....
Анастасия стала делать головокружительную карьеру. Объяснить причину своей востребованности Анастасия Милютина могла и высоким профессионализмом, и тем, что она одна такая женщина - практикующий хирург на всей европейской территории империи. Может, нет ей подобных и во всей Российской империи. ?????
Приглашение от профессора Харина она получила осенью 1915 года, когда с головой погрузилась в свою научную работу. Теория по проблеме заражения при проведении операций была готова, оставалось подкрепить все практикой. Санкт-Петербург был для этого прекрасным местом. Столица, центр научного мира империи, отличное место для укрепления полученных знаний, развития навыков и приобретения опыта. Анастасия даже и мечтать не могла о лучшем. Как это ни кощунственно звучит, но война только помогла в приобретении необходимого опыта, и она искренне надеялась, что к весне 1918 или на крайний случай, к осени того же года, она сможет защититься и получить научную степень. Была во всем этом и некая доля тщеславия, ведь до этого в истории медицины еще не было ни одной женщины-хирурга с научной степенью.
Время шло, война продолжалась. Материала для великолепного, по словам ученика знаменитого на весь мир Николая Ивановича Пирогова, научного труда подающей большие надежды Анастасии Милютиной, было предостаточно. Слышать такое тридцатисемилетней женщине, решившей посвятить свою жизнь спасению человеческих жизней, было неприятно. Но что греха таить - лестно как человеку науки, много вложившего для создания превосходного труда по выбранной теме диссертации.
... Голос неожиданно возникшего рядом с ней мужчины вывел ее из ступора.
-Я вам не помешаю?
Анастасия подняла голову и посмотрела на человека. Высокого роста, черноволосый, не помнящая расчески борода, темные глаза, загорелое лицо. Милютина задумалась на несколько секунд, вспоминая это лицо. Кажется, это геолог Ласкин.
-Сергей Александрович? - с сомнением произнесла не совсем уверенная в правильности названного имени и отчества мужчины.
В свое время Сергей Александрович Ласкин начал свою головокружительную карьеру геолога с открытия нового минерала, до этого неизвестного науке. Он поехал в Санкт-Петербург и Москву, консультировался с профессорами и везде получал один и тот же ответ: 'Наука про это творение матушки Природы ничего не знает'. Пооббивав пороги в канцеляриях, управах и департаментах, Сергей Ласкин получил официальный ответ, что образец, найденный геологом, является представителем группы магматических и метаморфических пород. Позже, когда ему дали официальный ответ, что он открыл новый экземпляр, Ласкин подал прошение назвать этот камень Сергелит. Но, как это часто бывает, чиновники в столице посчитали иначе, и выдали документ, что найденный геологом Ласкиным вид кварца назван Романит в честь правящей в России императорской семьи.
Только сейчас Анастасия рассмотрела в его правой руке самодельную удочку. Длинная гибкая ветка какого-то лиственного дерева, волосы из конского хвоста вместо лески. Что заменяло крючок, Милютина не знала, да и это ей было совсем не интересно.
Ласкин собирался порыбачить, и мешать ему Анастасия Милютина не хотела.
-Пока есть свободное время - займусь любимым делом, - пояснил свои намерения Сергей Александрович. Анастасия омыла руки в ледяной горной реке, поднялась с корточек и направилась в сторону лагеря. И шагая быстрым шагом, она чувствовала на себе взгляд немного странного, но понравившегося ей мужчины.
А геолог, прославивший род Романовых своим открытием, насадил на самодельный крючок извивающегося червя и закинул удочку почти на середину Ульянки. Ему было совершенно все равно, что сейчас происходит вне его маленького, но уютного мира.
А в лагере Станислав Петрович отчитывал трех наемных рабочих, начавших копать совершенно не там, где было им указано. Вместе с ними попало и его секретарю Максиму Чаадлву, которому Харин поручил проверить правильность и качество исполнения порученной рабочим работы.
На противоположенном берегу маленькой горной речушки Смирнов и Апраскин руководили обустройством второго лагеря экспедицмонеров.
Сергей Семенов тяжело вздыхал, так до сих пор и не поняв причин такого странного поведения своего напарника. Волин все время молчал, а если и говорил, то это были короткие односложные фразы, лишенные эмоций и чувств.
'Вот же послал мне Господь напарника!' - сокрушался Семенов, зло и с сожалением смотря на шагающего впереди картографа. А тот через каждые полсотни шагов останавливался, доставал уже изрядно помятую карту и наносил на нее химическим карандашом правки и метки. Смотреть такую картину, повторяющуюся уже второй день, Семенов не мог и, чтобы развеять себя и развлечь, стал напевать под нос придуманную им же на ходу песенку. Так вроде и время быстрее идет, и фигура этого молчуна Волина особо не замечается.
Впереди показался подъем на гору. Пологий, осилить который в состоянии даже ребенок. Сергей Игнатьевич посмотрел на Волина. Тот резко повернулся к геологоразведчику и коротко бросил:
-Поднимемся на верх. Осмотрим местность сверху.
Сказано - сделано. Они медленно поднимались, и Семенов ощущал как тяжело дается ему этот путь с тяжеленны рюкзаком на плечах и прикрепленными к поясному ремню топориком и двумя ножами.
-Алексей Теодорович, я сейчас!
Нужда требовала неотложного присутствия Семенова к устах поодаль от тропинки.
-Догонишь, - буркнул Волин, не сбавляя шага и не оборачиваясь к напарнику.
Еже не совсем молодой геологоразведчик с завидной прытью бросился в сторону, пожалев, что Волин не видел его резвости. Так бы он, может быть, немного по-другому отнесся к уральскому доценту. Хотя, вряд ли. Волина кроме денег ничто и никто не интересует. Скинув рюкзаке и пояс с тяжеленными инструментами, Семенов рванул направо от тропинки.
Дюжина шагов в сторону и... Сергей Игнатьевич даже сам не понял, как очутился в тотемном и холодном месте. Окончательно освоившись, он поднял голову. Кусочек серого неба, норовившего вот-вот разразиться ливнем, был далеко наверху. Над головой свисали густые дары ели, в четверти сажени от левой руки из земли торчал острозаточенный кол. 'Ловушка на медведя' - сообразил Семенов. Теперь в голевое вертелась только одна мысль - как выбраться наружу.
-Волин! Алексей Теодорович! Помогите!
От его крика с дерева у ясы с карканьем и шумом сорвалась стая ворон.
'Сейчас придет Волин и поможет вылезти... - успокаивал себя порядком струхнувший Семенов, а если вдруг не прижжет? Не услышит... Он же уже далеко впереди...'
От этой мысли все внутри Сергея Игнатьевича сжалось. По телу пробежала холодная волна и на стучащих тяжелыми молотами висках начал выступать ледяной пот.