Сноха Филипповой Бурцева (Арефьева) Татьяна Даниловна
Первый муж Филипповой Бурцев Антон Феофанович
Второй муж Филипповой Филиппов Николай Дементьевич
- Дмитрий Тимофеевич, восемь часов, Вы идёте ужинать или нет? Дела делами, но кушать надо вовремя, стол накрыт, стынет уж всё, - крикнула Елизавета Фёдоровна. - Игорь Григорьевич, ну что он там, Вы ж заходили, говорили, что ужинать скоро?
- Да я сказал, а он промычал что-то в ответ непонятное, видимо, и не понял, с чем я к нему заходил. Вы ж знаете, как заработается, так его по нескольку раз окликать надобно.
- Ладно, я сама схожу позову, сидите-сидите, не вставайте.
- Дмитрий Тимофеевич, трудитесь и трудитесь, заработались совсем, не слышите, что ужинать зовут, - приговаривала Елизавета Фёдоровна по дороге из столовой в кабинет к адвокату. Через минуту раздался долгий крик:
- Ааааааааааа!!! - и потом, - Господи, Дмитрий Тимофеевич, да как же так!!!
Выскочив из-за стола, помощник адвоката кинулся в кабинет, вбежал в раскрытую дверь и остановился как вкопанный: адвокат не сидел, как обычно, с ручкой в руках за бумагами в своём кресле с высокой спинкой, а лежал левой щекой на столе, руки его бессильно свешивались почти до самого пола, а вокруг головы было разлито что-то тёмное.
- Ничего не двигайте, ни к чему не прикасайтесь, - приказал Игорь Григорьевич, откуда-то вспомнив, как надо действовать в подобных ситуациях.
Он пощупал пульс адвоката, но, как он позже рассказывал, рука показалась ему холодной, а сердце не билось, или он не смог определить его биения. Игорь Григорьевич поднял трубку аппарата, покрутил ручку и срывающимся голосом попросил барышню соединить его с полицией. Сбивчиво и кратко он объяснил дежурному суть дела, получил от него указания, и они с Елизаветой Фёдоровной отправились в столовую, ждать приезда официальных властей. Ужин остывал, но прикасаться к нему не хотелось.
***
Полиция и доктор приехали минут через пятнадцать. Главным, судя по распоряжениям, которые он отдавал, был тут следователь, и звали его Игнатьев Пётр Аполлонович. Был он невысок ростом, коренаст, с изрядным животиком и рыжеватой поредевшей шевелюрой с большими залысинами. Усов и бороды следователь не носил. Живые голубые глаза его по большей части, казалось, излучали приветливость и благодушие, но на этот раз взгляд его был сумрачен, и даже цвет глаз был темнее обычного. Серые костюм и котелок делали его непохожим на полицейского, но форму Пётр Аполлонович терпеть не мог и надевал её несколько раз в год с большим неудовольствием и лишь по самой крайней необходимости.
- Ну что, доктор? - спросил он, заглянув в кабинет адвоката.
- Пока могу сказать, что покойный мёртв от двадцати до пятидесяти минут, позже скажу точнее.
- Эх, горе-то какое! А я ведь знаком был с покойным, по судебным делам частенько встречались. И с какой точностью возможно будет определить время смерти?
- Ну, будем надеяться, что минут до пяти.
- Что ж, работайте, не буду отвлекать.
- Давайте поговорим с Вами, Игорь Григорьевич и с Вами, простите, не знаю имени-отчества.
- Елизавета Фёдоровна.
- Вы, так понимаю, по дому работаете?
- Да, господин следователь. Года полтора я у Дмитрия Тимофеевича работаю... Работала... - и она залилась слезами.
- Полно, полно, голубушка, пойдите пока на кухню успокойтесь, а мы тут с Игорем Григорьевичем обговорим. Игорь Григорьевич, расскажите мне, пожалуйста, как обнаружили труп?
И, бывший ещё сегодня помощником адвоката, Крайский, тщательно подбирая слова, рассказал о происшедшем.
- Кто ещё был в доме кроме вас с Елизаветой Фёдоровной на момент обнаружения трупа?
- Никого.
- А посетители были сегодня?
- Да, Пётр Аполлонович, были трое, все по предварительной записи, можно свериться по журналу, но я и так помню, в 11 утра приходил инженер Ставицкий, после обеда, в 15 часов - предприниматель Гарниев, а последним был записан служащий Парфёнов Андрей Иванович на 19 часов, и ушёл он, точнее, убежал, примерно без двадцати восемь. Этот Парфёнов, когда был у Дмитрия Тимофеевича... - Крайский запнулся на секунду, сглотнул и продолжил, - они там под конец разговора кричали друг на друга, а потом Парфёнов выскочил как ошпаренный, хлопнул дверью и убежал, не попрощавшись. Минут через десять я приоткрыл дверь и, не заходя в кабинет... покойного... Дмитрия Тимофеевича, напомнил ему, что скоро ужин, и мне показалось, что он в ответ пробормотал что-то. Если он так отвечает, то тогда его потом ещё по нескольку раз бывает нужно звать. Что было после, Вы уже знаете. А я теперь всё время думаю, что Парфёнов сгоряча схватил что-нибудь тяжёлое со стола, ударил его по голове, и скорей убежал, а я когда звал Дмитрия Тимофеевича, то он, видно, на секунду пришёл в себя и слабым голосом отозвался, а я-то был рядом, мог ему помочь, да не помог.
Голос Крайского задрожал, он сгорбился и спрятал лицо в руках. Похоже было, что он сильно переживает.
- Как долго Вы работали у покойного?
- Чуть больше года, года и месяца ещё не прошло.
- И в каких были с ним отношениях?
- В самых дружеских!
- Бывало, что ругались?
- Ну, иногда, конечно, бывало, но вы что, думаете...
- Нет, нет, что вы, конечно же, нет! Положено спрашивать, вот я и спрашиваю, начальство требует, инструкций надавало, и следит, чтоб выполняли. А дайте-ка мне, голубчик, пока что как можно более полные сведения о сегодняшних посетителях, а мы завтра ордер получим и картотеку вашу изымем на время следствия. Сейчас я побеседую кратенько с вашей экономкой, после этого, если не возражаете, мы все проедем до полицейского участка, и там вы повторите свои показания, а мы их запишем. Можете пока идти в свой кабинет. - И, когда Крайский уже вставал, внезапно спросил:
- А убить его вам в голову никогда не приходило? - У Крайского перехватило дыхание. - Вижу, вижу, что нет. Это так положено спрашивать, формальность, знаете ли. Постарайтесь пока никуда не выезжать из города до окончания следствия. Пригласите Елизавету Фёдоровну, - приказал он своим подчинённым, выглянув из комнаты.
- Елизавета Фёдоровна, собрались ли Вы? Можете отвечать на вопросы?
- Да, господин следователь, - кивнула она.
- Расскажите, пожалуйста, как был обнаружен труп.
И Елизавета Фёдоровна рассказала о недавних печальных событиях. Рассказ её отличался от рассказа Крайского лишь тем, что, как она заявила, она не могла точно указать время прихода Парфёнова, хотя открывала ему дверь, не слышала громких голосов и не видела, как тот убегал, то есть, о времени ухода она сказать вообще ничего не могла. Как она объяснила, она была на кухне в это время, а это другой конец дома, и оттуда не видно и не слышно, что творится в кабинете.
Затем следователь с помощником адвоката и экономкой доехали до полицейского участка, где показания свидетелей записали в протокол. Времени это заняло часов до десяти или одиннадцати вечера, и потом всех троих развезли по домам на полицейском экипаже.
***
За ночь следствию удалось выяснить, что адвокат был убит мраморной подставкой для карандашей ударом в левый висок. Сама подставка и карандаши валялись на полу на некотором удалении от стола. Смерть наступила без пяти минут восемь плюс-минус две-три минуты, но через некоторое время после удара, так что до момента смерти покойный от пяти до пятнадцати минут провёл без сознания.
- Парфёнов Андрей Иванович, титулярный советник городского правления?
- Совершенно верно, с кем имею честь?
- Следователь Игнатьев Пётр Аполлонович, вот моё удостоверение. Если вас не затруднит, назовите, пожалуйста, время и цель вашего визита вчера к Силантьеву Дмитрию Тимофеевичу.
- А что, собственно говоря, случилось?
- Случилось, Андрей Иванович, что адвокат Силантьев был найден убитым вчера вечером после вашего к нему визита.
- Не может быть!
- Может, к сожалению, и вы числитесь под подозрением, как один из последних, кто общался с покойным, собственно, поэтому я к вам и приехал с неофициальным визитом. Сам-то я уверен, что вы ни при чём, но начальству отчёты нужны, и чтоб как можно больше подозреваемых. Устал я от этой писанины, ох, как устал, а что делать? Работа такая. Мы можем поговорить здесь, или, если вам удобнее, то поедем в участок.
- Давайте поговорим здесь, мне нечего скрывать. Я был вчера у Дмитрия Тимофеевича с семи часов вечера примерно полчаса, и он меня консультировал по вопросу о земельных участках, участок хочу приобрести.
- И как разговор прошёл, спокойно? А то, знаете ли, некоторые адвокаты бывают грубы с клиентами, уж не знаю, зачем, наверное, хотят всю клиентуру растерять.
- Ну, вы правы, мы немного повздорили по поводу гонорара за консультацию.
- Немного - это как?
- Ну, покричали друг на друга, так я и подумал, что мне лучше будет к другому адвокату обратиться и убежал от этого грубияна.
- Ну что ж, теперь мне всё ясно. Всего доброго, Андрей Иванович. Может так случиться, что вы нам ещё понадобитесь, хотя я уверен, что вы здесь совершенно ни при чём. И последнее маленькое уточнение: скажите, пожалуйста, это вы убили адвоката?
Глаза Парфёнова расширились до невероятных размеров, рот его открылся, и он замер в ужасе. Несколько овладев собой, он прохрипел:
- Да как вы смеете!
- Андрей Иванович, ну что вы, ей-богу! Нет так нет, кто ж вас всерьёз подозревает-то? Стандартный вопросик, положено так, уж вы-то в госучреждении работаете, должны понимать. Начальство с нас стружку снимает, если не по инструкции. До свидания, а, наверное, даже и прощайте, скорее всего, больше не увидимся. Ну, может, если только в суде придётся вам свидетелем выступить. А на всякий случай пока что оставайтесь в городе до окончания следствия и сегодня к 12 часам, будьте добры, если вас не затруднит, явитесь для дачи официальных показаний. Вот вам повесточка с адресом и временем, чтоб вы, чего доброго, не запамятовали.
- Дудин Павел Николаевич, штабс-ротмистр в отставке?
- Так точно, а вы, я вижу, из полиции? И по какому же, чёрт возьми, вопросу? Снова, небось, соседка ябедничает, карга старая!
- Следователь Игнатьев. Скажите, пожалуйста, что вы делали вчера вечером с 18 до 22 часов?
- Вот тебе и на! Дмитрий Тимофеич! Ничего себе новость!
- Итак, что вы делали вчера с 18 до 22 часов?
- Ну... Может, зайдёте в дом?
- Нет, спасибо, я ненадолго.
- Я целый вечер просидел дома, ну выпил немного.
- И никуда не выходили?
- Нет-с, никуда не выходил, кроме как в сад.
- Боюсь, всё-таки придётся попросить вас проехаться до участка, дать кой-какие свидетельские показания.
- А в чём дело-то?!!
- А дело, господин штабс-ротмистр, в том, что вас видели входящим через веранду в кабинет покойного во время, примерно совпадающее со временем убийства.
Лицо похмельного штабс-ротмистра в отставке побелело, а сам он покачнулся и чуть не упал.
- Ну что ж, раз такое дело... Я-то думал... Позвольте мне одеться.
- Да, конечно.
Через несколько минут одетый Дудин вышел из дома, и они со следователем пошли в направлении экипажа, который и доставил их в участок.
***
Игнатьев сидел в своём кабинете и пытался сложить то, что уже удалось узнать, в целую картину происшедшего.
Дом представлялся на чертеже прямоугольником. Главный вход находился по центру длинной стороны, и напротив него была расположена прихожая, прямо за ней был кабинет помощника, так что видно входящих и выходящих, если дверь открыта. Кабинет адвоката, ванная с уборной и лестница на второй этаж находились в левом крыле, а в правом - столовая и кухня. Все комнаты, кроме, конечно, прихожей и уборной, имели выходы на веранду сзади дома.
Из результатов экспертизы и показаний свидетелей и подозреваемых было известно следующее. Удар был нанесён во время с 19:37 до 19:53, а смерть наступила в 19:52-19:58, и с момента удара до момента смерти покойный находился без сознания, но мог кратковременно приходить в себя.
В 19:00 к адвокату пожаловал Парфёнов, это подтвердили сам Парфёнов, Крайский и косвенно подтвердила Елизавета, которая открывала ему дверь, но не заметила времени и сразу после того, как она сказала, направилась на кухню. Парфёнов пробыл в кабинете до 19:30 по его собственным словам и до 19:40 по словам Крайского. Парфёнов и покойный ругались, по словам Крайского, и Парфёнов этого не отрицает. Посещение закончилось тем, что Парфёнов пулей вылетел из кабинета адвоката и убежал из дома. Сам он объясняет это крайней раздражённостью после разговора с адвокатом, но отрицает факт убийства.
Минут без десяти восемь, по словам помощника адвоката, он, Крайский, не заходя в кабинет, сообщил адвокату, что ужин скоро будет готов, и услышал в ответ неопределённый звук, что случалось довольно часто.
Примерно в это же время или чуть раньше в кабинете покойного через дверь веранды побывал штабс-ротмистр, который, по его собственным словам, зашёл за газетной подшивкой, увидел тело, споткнулся и, падая, невольно схватился за мраморную подставку, стоящую на столе, при этом подставка упала на пол, испачкал кровью руки, испугался и убежал. Дудина видела старая карга - соседка покойного, старуха всё сверяет по часам, и по её заверениям, было без четверти восемь. Сам Дудин примерно подтверждает время своего присутствия в кабинете покойного. Факт убийства он отрицает. Как Дудин выбегал, карга не видела, о чём горько сожалеет. Дудин утверждает, что пробыл в кабинете не больше двух минут, а, скорее всего, минуту.
В 19:45-19:50, по словам Елизаветы, она начала подавать ужин в столовую, где они и встретились с Крайским примерно в 19:53-19:55. До этого Елизавета, по её собственным словам, с 19 часов была на кухне, не выходила оттуда, ничего не видела и не слышала громкого разговора покойного и Парфёнова.
Чуть позже 20 часов в кабинет вошла Елизавета и, по её собственным словам, подтверждённым словами Крайского, обнаружила труп. Вскоре после её крика в кабинет прибежал Крайский, который сразу же вызвал полицию, и после этого они с Елизаветой отправились в столовую ждать их приезда.
***
Версию самоубийства Игнатьев отбросил сразу как совсем уж маловероятную. Что касается орудия убийства, то оно находилось в кабинете, и, таким образом, годилось для убийства преднамеренного, равно как и непреднамеренного.
После обеда поступили новые интересные сведения.
***
- Андрей Иванович, извините, что потревожили вас. У меня к вам дело вот какое: знаком ли вам инвалид Репьёв?
Парфёнов заметно изменился в лице.
- Фамилия его кажется мне знакомой, но не уверен.
- Андрей Иванович, у нас имеются данные о том, что вы намеренно не внесли Репьёва в льготный формуляр и требовали с него денег на основании того, что, якобы, льгот ему не положено, но вы можете ему помочь за некоторую, небольшую, впрочем, сумму. Репьёв обратился к адвокату Силантьеву, а Силантьев, в свою очередь, вызвал вас с тем, чтобы уладить дело без суда. Никакого дела о земельном участке вы к Силантьеву, конечно, не имели и ложными заявлениями пытались сбить ход следствия. По всей вероятности, разговор с адвокатом принял нежелательный для вас оборот, вы потеряли самообладание, схватили первое, что попалось вам под руку, а это была мраморная подставка для карандашей, и ударили Силантьева по голове. В ужасе от содеянного, находясь в состоянии аффекта, вы и выбежали из дома, что подтверждено показаниями помощника адвоката Крайского.
- Господин следователь, клянусь, я не убивал! Силантьев был жив и здоров, когда я выбегал из комнаты!
- Верю, голубчик, верю, однако ж, вот вам бумага и ручка, будьте добры, изложите свою сегодняшнюю версию. Дежурный! Проводите Андрея Ивановича в комнату! Да, Андрей Иванович, чуть не забыл! Вы пока что про дело Репьёва слишком подробно не пишите, этим вопросом мы позже отдельно займёмся.
***
- Здравствуйте, Елизавета Фёдоровна, садитесь, пожалуйста, вот на этот стульчик. Долго ли работали у покойного?
- Полтора года, я ж говорила.
- Да-да, конечно, полтора года, ведь так и записано. Подводит память, знаете ли. Я переспрашиваю, а люди думают, что это я это нарочно. Не подскажете ли, кто у вас дом и веранду убирает и как часто?
- Я, господин следователь, кто ж ещё? Дом каждый день убираю, а веранду - как увижу, что пора, так и убираю. Я грязь не люблю.
- Одна живёте, без родственников?
- Одна, господин следователь.
- Семьи нет у вас и никогда не было?
- Была семья, но теперь нет никого.
- И детей нет и не было?
- Был сынок, умер.
- Простите, что такой тяжёлый вопрос задаю, а от чего умер и давно ли?
- Жена его убила одиннадцать годков тому.
- Неужто по злому умыслу?
- Суд присудил, что по нечаянности. Вроде как защищалась она.
- Это от кого же она защищалась? Уж не от сына ли вашего?
- От него, господин следователь. Так она сказала на суде. Вроде как он её избивал, а она его толкнула, он с лестницы упал и убился.
- И где она сейчас проживает, внуков-то у вас нет, как я понимаю?
- Нигде она не проживает. Умерла год спустя, а детей у них не было.
- Грустная-то история какая. Раз уж мы заговорили об этом, а от чего она умерла, уж простите, что спрашиваю?
- На кладбище оступилась, упала в могилу и шею себе свернула.
- Какая ужасная смерть! И кого же хоронили в тот день?
- Никого не хоронили, и не день это был, её утром нашли, а что она ночью на кладбище делала - только ей ведомо, а она уж не скажет.
- Да, на всё, как говорится, воля Божья... Каждому свой срок на земле отведён, и не в наших силах угадать умысла Господа нашего. А не вспомните ли, кто дело снохи вашей вёл и кто её в суде защищал?
- Вёл дело судья Кравченко, а защищал Дмитрий Тимофеевич.
- На самом деле это я так, теперь это и не важно вовсе. Так во сколько, вы говорите, дверь открыли Парфёнову?
- Часиков в семь примерно, я как раз на кухню шла, ужин готовить.
- А как они кричали с покойным Дмитрием Тимофеевичем друг на друга - вы вроде бы не слышали, и как Парфёнов выбегал - не заметили?
- Нет, господин следователь, я на кухне была и дверь закрывала, чтобы запахи не шли по всему дому.
- Вот, подпишите, пожалуйста, протокол нашей с вами беседы, если всё, что здесь записано - правда. Мой помощник вам зачитает.
***
- Господин штабс-ротмистр, у нас имеются сведения, что в связи с бывшей контузией и настоящим пьянством вы подвержены неконтролируемым вспышкам ярости и даже находились по этому поводу на принудительном излечении в психиатрической лечебнице. Возможно ли такое, что вы зашли к своему соседу Силантьеву за, как вы утверждаете, газетной подшивкой, затем по какому-то поводу с ним повздорили, пришли в ярость и ударили его мраморной подставкой по голове? Затем, вместо того, чтобы вызвать помощь пострадавшему, покинули место преступления в надежде, что вас никто не видел.
- Господин следователь, не было этого! Я заходил, бывало, к Дмитрию Тимофеевичу поболтать, чайку попить, газетки взять почитать, вон хоть и помощник его подтвердит и Елизавета Фёдоровна. Мы с ним были в самых дружеских и соседских отношениях. И в этот раз я просто так зашёл, а он уже лежал окровавленный, я попятился, оступился и схватился за эту чёртову подставку, но, конечно, не удержался, уронил её, перепачкался в крови, а карандаши рассыпались по полу. Потом я подумал, что мне никто не поверит, что это не я убил Дмитрия Тимофеевича, с этой моей контузией и лечебницей, а ведь я бы никогда на него руки не поднял! И я убежал, господин следователь, эх, как меня совесть-то мучает, ведь как подумаю, что мог ему помочь... Я ж на боевых-то действиях товарищей раненных из-под огня выносил, а тут... Дмитрий Тимофеич, прости меня Христа ради...
И он горько зарыдал.
- Верю вам, конечно же, верю, Павел Николаевич. Изложите-ка всё это на бумажечке. Дежурный! Бумагу и ручку и отведите штабс-ротмистра в комнату для дачи показаний.
***
- Авдотья Пантелеевна, вы являетесь соседкой покойного?
- Да, господин следователь. Сосед мой покойный, Дмитрий Тимофеевич, уж такой славный был человек, а этот пьяница и злодей ротмистр, как таких только земля носит...
- Да-да, конечно, простите, что перебиваю вас, расскажите, пожалуйста, сколько было времени, когда вы увидели штабс-ротмистра, входящего на веранду к покойному?
- Ровно без четверти восемь, господин следователь, как раз после того, как Елизавета Фёдоровна вымыла веранду, этот распутник грязными сапожищами туда влез из своего сада, у них с Дмитрием Тимофеевичем там калитка между заборами, а я как раз собралась кормить канареек, я их всегда кормлю точно по часам, потому что если им давать корм невовремя...
- А во сколько он вышел?
- Не видела я, господин следователь, как этот мерзавец выходил от светлой памяти Дмитрия Тимофеевича, я минут пять кормила и поила моих душечек, моих канареечек, уж так я их люблю, так люблю, когда они поют, так у меня прямо сердце млеет, вот я помню, когда мы с моим покойным Андреем Георгиевичем...
- Авдотья Пантелеевна, а кто-то ещё заходил с задней стороны дома в этот вечер?
- Нет, господин следователь, уж я бы не пропустила, уж я бы обязательно видела, мы с соседом покойным, Дмитрием Тимофеевичем то есть, всегда жили душа в душу, а уж с Елизаветой Фёдоровной, как только она у него начала работать...
- Спасибо, Авдотья Пантелеевна, распишитесь, пожалуйста, и можете быть свободны. Если понадобитесь, мы вас вызовем.
- Господин следователь, а вот ещё этот ротмистр, как пьяный напьётся...
- Дежурный!!! Проводите свидетельницу!!!
***
- А вызывал я вас, Игорь Григорьевич, вот по какому поводу. Напомните мне, пожалуйста, совсем памяти никакой, сколько вы у покойного-то отработали?
- Год и без малого один месяц.
- Да, да, верно, уж простите, что такие дурацкие вопросы задаю, а вот не припомните ли своего прежнего места работы?
- У нотариуса Терентьева работал три года, - заёрзав на стуле, ответил Крайский.
- Верно, верно, спасибо, что напомнили. А до того?
Крайский совсем сник.
- У покойного судьи Кравченко Анатолия Борисовича.
- Да, да, у Кравченко, конечно же! А что с ним, умер разве?
- Погиб насильственной смертию.
- Да что вы говорите?!! И что ж такое с ним случилось-то?
- Убит при неясных обстоятельствах ночью в собственном доме. Зарезан.
- Ишь, беда-то какая! А вы где находились в момент смерти?
- Спал в соседней комнате.
- На вас, верно, подозрение пало?
- Да, был оправдан-с за отсутствием улик. Пётр Аполлонович, да я ещё тогда устал объяснять всем, что не видел и не слышал ничего! Спал я!
- Конечно, конечно, дело закрыто, а вы оправданы, так что беспокоиться нечего. Так где вы, говорите, находились в вечер убийства Силантьева с 19:37 до 19:53?
- В своём кабинете, а примерно без десяти минут я выходил к Силантьеву, потом ненадолго заглянул в свой кабинет и отправился в столовую.
- И утверждаете, что Парфёнов выбежал без двадцати минут восемь? И после того, как они с покойным адвокатом в кабинете ругались, не заглянули проверить, как там Дмитрий Тимофеевич?
- Примерно без двадцати, мне так показалось, я точно не помню, и в кабинет я сразу после его выхода не заглянул.
- И после того, как Парфёнов выбежал, вы не видели никого, кто заходил бы в кабинет к покойному?
- Никого не видел.
- Ай-яй-яй, неудачно-то как вышло! Понимаю, что вы тут ни при чём, но у начальства моего часто своё собственное мнение бывает, и трудновато бывает их переубедить. Так что возьмите, будьте так добры, бумагу и ручку и напишите как можно подробнее, всё, что вспомните, о времени с 19 часов и до нашего приезда на место преступления. Дежурный!
***
Всю ночь следователь Игнатьев ворочался, не спал сам и мешал спать жене, которая до того рассердилась, что ушла до утра в соседнюю комнату.
***
- Елизавета Фёдоровна, расскажите-ка, пожалуйста, что вы готовили на ужин в тот злополучный вечер?
- Разогревала борщ, варила компот, тушила мясо с картошкой и резала салат.
- Никуда не отлучались с кухни с того момента, как открыли дверь Парфёнову?
- Никуда, господин следователь, только в уборную бегала на минуточку.
- И что вы, часто ли моете пол на веранде во время готовки ужина? Имеются достоверные свидетельские показания о том, что вы мыли пол на веранде или делали вид, что моете, и закончили это занятие перед самым появлением на веранде Дудина, без четверти восемь.
Филиппова молчала.
- Поправьте меня, Елизавета Фёдоровна, если я буду ошибаться в своём рассказе, но я вижу, что было примерно так.
После смерти своего мужа, Бурцева Антона Феофановича, от брака с которым у вас был сын, Виктор, вы вышли замуж за Филиппова Николая Дементьевича и взяли его фамилию. Виктор ваш брак так и не одобрил и ненавидел отчима. Позже он связался с дурной компанией, рано стал выпивать, на приличную работу так и не устроился и какое-то время спустя женился на Бурцевой Татьяне Даниловне. Прожили они в браке около двух лет, в течение которых Виктор проявлял в её отношении свои наклонности, то есть, издевался над нею и избивал. Одиннадцать лет назад произошёл трагический случай: во время очередного избиения Татьяна Даниловна оттолкнула супруга, он скатился с лестницы дома, ведущей на верхний этаж, и от полученных повреждений скончался на месте.
- Дело вашей покойной снохи вёл судья Кравченко, теперь покойный, а защищал её адвокат Силантьев, также покойный к настоящему моменту. На суде сноху вашу оправдали, но вы в своей любви к сыну были с вынесенным решением несогласны, и мысль о несправедливости отравляла вашу жизнь.
- Вскорости вы с мужем расстались и занялись восстановлением справедливости, как вы себе её представляли. Несчастный случай со снохой выглядит крайне подозрительным, и я считаю, что без вашей помощи здесь не обошлось, хотя доказать не могу. Следующим был судья Кравченко. Доказательств у меня, опять-таки, нет, но, по всей вероятности, вы к его смерти имеете прямое отношение, поскольку мотивов убийства обнаружить не удалось, и это не было грабежом или разбойным нападением.
- Случай с адвокатом я берусь доказать. Вы специально устроились к Силантьеву на работу, пользуясь тем, что даже при условии, что Силантьев помнит дело убитого Бурцева, ваша фамилия другая, и за одиннадцать лет вы порядком изменились. Полтора года вы ждали удобного момента, изучив к этому времени привычки адвоката и его помощника. В день убийства вы по дороге в уборную услышали шум из кабинета адвоката. Таким образом, подозрение в убийстве должно было пасть на Парфёнова. Делая вид, что моете пол на веранде, вы, согнувшись, прошли под окном помощника, чтобы он вас не увидел, и через дверь веранды попали в кабинет к покойному почти сразу после ухода посетителя. Это было вашей первой ошибкой. Невозможно одновременно готовить ужин на кухне и мыть пол на веранде. Изображая уборку, вы взяли в руки тяжёлую подставку и ударили покойного по голове. Вашей второй и главной ошибкой было то, что, при вашем стремлении к чистоте и порядку, вы поставили карандашницу на место, а, главное, собрали в неё рассыпанные карандаши. По заявлению Дудина, в момент его появления в комнате карандашница с карандашами стояла на столе, и это подтверждено экспертизой формы пятен крови. Ни одного карандаша не было обнаружено рядом с бумагами, что противоречит обычному порядку на столе покойного, это утверждают все, кто его знал. В то же время, то, что все до единого карандаши были в подставке, а Дудин свалил их все на пол, полностью объясняет их отсутствие на столе. Крайский не мог убить Силантьева по той причине, что он не мог после убийства сложить карандаши в подставку. Стремление к порядку на столе ему не присуще, а навести порядок так, чтобы обвинили вас, ему бы и в голову не пришло, он не знал вашей истории и не решился бы вас обвинять, да и не делал этого, а обвинял Парфёнова. Парфёнов тем более не стал бы наводить порядок на столе, а Дудин просто не мог этого сделать.
***
Филиппова полностью созналась в содеянном, хотя и не раскаивалась. На суде она объяснила, как с помощью пособников ей удалось убить сноху и судью Кравченко. Учитывая тяжесть содеянного, суд всё же проявил к ней снисхождение, принимая во внимание материнские чувства, вызвавшие явный сдвиг психического здоровья. Так что вместо смертной казни наказанием ей была назначена пожизненная каторга.
В отношении Парфёнова было вынесено частное определение, материалы следствия передали в прокуратуру, и по ним было возбуждено уголовное дело о взяточничестве.