Автор считает должным заявить, что все, изложенное ниже, включая черный дом и его обитателей, пришло к нему во сне в одну из ночей в декабре 2017 года, и это не набивший оскомину литературный прием, а истинная правда. После пробуждения прояснилось место действия - один из штатов на Среднем Западе США, и время - лето 2010 года. Имена, конечно, пришли позже, но главная героиня и во сне была Тринити. Таким образом, автор снимает с себя ответственность за облико морале и образ мыслей персонажей: не писать же, что все было иначе, коль скоро пусть во сне, но все было именно так.
***
- Приехала Тринити. Я встретила ее вчера в супермаркете, - сказала Кэролайн, ставя на стол тарелку с сандвичами.
Люк поднял голову, взглянул на жену - безупречно свежую в семь утра и идеально выглядящую даже в простом домашнем наряде. Многие женщины надевают на кухне передник, но подобрать его так, чтобы фотографу достаточно было нажать на кнопку и получилось бы идеальное рекламное фото, могла только Кэролайн. И сандвичи - с тройным слоем сыра и листьями салата - тоже просились на страницы глянцевого журнала для домохозяек. И кухня - такая милая, такая опрятная и красивая, с разноцветными баночками для приправ на полках и яркими цветами в горшках на окне.
У Кэролайн все безупречно. И она ничего не говорит просто так.
- Кто это - Тринити?
- Элис Торнтон, моя бывшая одноклассница.
- Почему же ты зовешь ее "Тринити"?
- Ну, - Кэролайн улыбнулась своей ослепительной улыбкой королевы красоты, - мы все тогда фанатели по "Матрице". Я пригласила ее на обед в пятницу, полагаю, ты не будешь против.
- Конечно, нет, - улыбка Люка была менее ослепительная, но более открытая и исполненная настоящего техасского дружелюбия. - Я даже постараюсь приехать пораньше.
***
Хью Олдмен, шериф Литлвуда, не принадлежал к лицам с тонкой душевной организацией, и в излишней чувствительности упрекнуть его было невозможно. Но даже у Олдмена были воспоминания, от которых мгновенно портилось настроение. Например, убийство Мэделайн Уорвик.
Мало того, что убийство - да еще молодой женщины, да еще с особой жестокостью - было для тихого, патриархального, спокойного Литлвуда чем-то из ряда вон выходящим; так это преступление еще и не удалось раскрыть. У главного подозреваемого - мужа убитой Колина Уорвика - оказалось безупречное алиби. Слишком безупречное, по мнению Олдмена, чтобы быть настоящим.
Шериф и сегодня был убежден, что убийца Мэделайн - ее муж. Слишком многое (и многие) указывало на него . По свидетельству соседей, супруги в последние несколько месяцев перед убийством часто ссорились. Неоднократно видели, как Колин громко матерясь выбегал из дома, садился на свой мотоцикл и ехал куда глаза глядят, чтобы остыть и успокоиться. При этом бравый байкер нигде не работал. Смерть жены не только избавила его от ссор и скандалов, но и принесла около трехсот тысяч долларов: двести пятьдесят он получил от страховой компании, пятьдесят - за дом. С домом муж Мэделайн, конечно, пролетел - никто не хотел его покупать. Потом приехала эта пара программистов из Денвера, и риелтор уговорил Колина продать им дом за бесценок. А вот страховку Колин вытряс из компании в полном объеме, после чего сел на свой байк и укатил в закат.
Мэделайн застраховала жизнь за три месяца до гибели. Муж был ее единственным наследником.
Интересно, знала ли она, что шесть лет тому Колин привлекался к уголовной ответственности за нанесение тяжких телесных повреждений? По словам Мэгги Кроу, жившей на той же Лейн-стрит тремя домами далее, ее приятельница Мэделайн побаивалась своего мужа. За день до убийства она говорила Мэгги, что была бы рада, если бы Колин исчез и больше не появлялся. Свидетельница немало помогла следствию, и шериф был ей искренне благодарен, но все же ее показаний было недостаточно, чтобы довести дело до конца.
Год назад Олдмен отдал бы все, чтобы дожать мерзавца и отправить его на электрический стул - но сорвалось. Осталось пухлое дело - вот оно, лежит на столе, освещенное утренними солнечными лучами; пересуды горожан и ощущение, которое Олдмен ненавидел. Ощущение, что тебя переиграли.
Шериф встал, прошелся по кабинету, стены которого были увешаны всевозможными почетными грамотами и прочими призами, которые обычно вручают лучшими стрелку. Уже много лет на всех соревнованиях Олдмен занимал первое место. Здесь он лучший. И хотя все свои трофеи шериф знал наизусть, он не смог удержаться, чтобы не полюбоваться ими еще раз - благо, никто не видит. Потом подошел к двери и попросил Бэрил сварить кофе.
На сегодня достаточно воспоминаний. У него много работы: в городе появились новый наркотик - ЛСД, и пока неясно, кто и как его распространяет.
***
Из-под входной двери в холл медленно заползал большой белый конверт, отчетливо выделявшийся на темных досках пола. Он напоминал робкую зверушку, пробирающуюся на чужую территорию, и Тринити завороженно следила за ним. Через минуту или две конверт забрался в холл полностью и замер, словно присматриваясь: и куда я попал?
Тринити улыбнулась и взяла конверт в руки. Он был новый, снежно-белый, чистенький, не мятый, без всяких надписей - словом, начисто лишенный индивидуальности. И не заклеенный.
Внутри лежал согнутый поперек листок из тетради, разительно отличавшийся от конверта. Конверт был безмятежный и простодушный, листок - нервный, мятый, много переживший. Его вырвали из тетради резко и грубо, чуть надорвав поперек; на нем писали жирным черным маркером, так что очертания букв, спрятанных во внутренней стороне записки, просвечивали через тонкую бумагу. Если конверт был воплощением безликого и безвредного неофитства, то от листка несло тревогой и хаосом. Но надо было понять, чего он хочет.
Тринити развернула листок и прочитала:
УЕЗЖАЙ ИЗ ГОРОДА! ТЕБЕ ТУТ НЕ МЕСТО!
Буквы печатные, неровные, но примерно одного размера. Подписи нет. Ничего не понятно.
Она отперла дверь в надежде, что автор записки, просунувший конверт в щель под дверью, все еще стоит на крыльце, но там никого не было. Тринити не поленилась обойти дом с посланием в руке, однако и на задворках никто не обнаружился.
С неба тек раскаленный солнечный свет: три часа, день в самом разгаре. На улице никого, в домах соседей опущены жалюзи. Мир предавался сиесте, мир был гармоничен и прекрасен, полон светлой энергии и радости жизни. На его фоне человек, пишущий непонятные записки без подписи и тут же убегающий, выглядел недостойным размышлений. Тринити вернулась в дом, положила листок рядом с конвертом на маленький круглый столик в холле - и тут же забыла о нем.
***
Уже три месяца этот дом заставлял оглядываться всех, кто проходил - или проезжал - по Лейн-стрит. Двухэтажный дом с плоской крышей был покрашен в черный цвет - густой, насыщенный, нефтяной. Входная дверь и ставни на окнах тоже были черными. Дом напоминал черный куб, и, словно этого было мало, его окружили забором из черного оргстекла, похожего на тонированное ветровое стекло.
К этому дому - дому, где была убита Мэделайн - никто и без того добровольно не подходил ближе чем на 5 метров, а после радикального обновления дизайна горожане и вовсе стали переходить на другую сторону улицы.
Мэгги Кроу это ужасно забавляло. Все шарахаются, все страшатся сами не зная чего. И не только пугливые домохозяйки, но и такие сильные личности, как Кэролайн Джонсон. Вот она едет в своем спортивном кабриолете по Лейн-стрит, и что-то рассказывает сидящей рядом девушке с длинными волосами. Кэролайн едет медленно, как Кеннеди по Далласу, чтобы все видели: это Кэролайн Джонсон, бывшая вице-мисс школы, вышедшая замуж за богатого бизнесмена из Техаса, который купил ей спортивный кабриолет за сто тысяч. А ведь еще пять лет назад с Кэролайн можно было нормально разговаривать.
Когда кабриолет поравнялся с черным-черным, страшным-страшным домом, Кэролайн и ее пассажирка разом повернули головы в его сторону. Увидев лицо девушки с длинными волосами, Мэгги только что не свистнула от удивления: да это Тринити! Ничего себе, здорово же она изменилась.
Пока Мэгги удивлялась, Кэролайн проехала мимо дома - и на миг оглянулась. Все оглядываются, даже те, кто за рулем - и никто не заходит.
Мэгги Кроу расхохоталась и показала Кэролайн язык, хотя та и не могла ее видеть.
***
В пятницу Люк умышленно вернулся с работы пораньше: хотелось посмотреть на одноклассницу, которую Кэролайн удостоила приглашения на обед. Кэролайн никогда ничего не делает просто так. Он успел к десерту, который Кэролайн устроила в беседке.
Беседка - нежно розовая с едва уловимым лиловым оттенком - была обсажена кустами плетистых роз. Благоухающие белые, кремовые и пунцовые цветки заглядывали вовнутрь беседки и обвивали ее опоры. На небольшом прямоугольном столе, покрытом накрахмаленной кремовой полотняной скатертью с ирландским кружевом, стоял кофейный набор и маленькая ваза с мелкими кремовыми розами.
Этот натюрморт - немного слишком приторный, но нарядный и очень летний - Люк видел уже много раз, но сейчас натюрморт великолепно дополняла его создательница. Кэролайн в светлом льняном платье в стиле 1950-х - крошечные короткие рукавчики, осиная талия, широкая юбка, и со слегка подвитыми белокурыми кудрями настолько естественно и органично смотрелась в своей розовой беседке, так безупречно и изящно вписывалась в окружающий мир, что впору было писать картину "Идеальная леди".
- Я не ожидала тебя так скоро, дорогой, - улыбнулась Кэролайн. Люк - свежий, румяный, бодрый, точно не было позади рабочего дня и утомительного пути, сначала наклонился и поцеловал жену, потом протянул руку девушке с длинными распущенными волосами, сидевшей напротив Кэролайн.
- Будем знакомы. Я Люк.
- Очень приятно. Элис.
- Но можно и Тринити, - добавила Кэролайн с едва уловимой ноткой иронии в голосе.
Рука у Тринити была теплая, а рукопожатие - крепкое. Завершив церемониальную часть, Люк сел возле жены.
- Дорогая, я с удовольствием выпью чашку кофе.
- Сейчас принесу чашку, милый.
Кэролайн удалилась, оставив мужа наедине с гостьей. Люк поспешил воспользоваться мгновением, чтобы рассмотреть свою визави. Первое впечатление оказалось не слишком благоприятным. Тринити показалась ему блеклой и неухоженной. Или он просто избалован безупречной женой? Допустим, у этой Тринити здоровые и блестящие волосы, но почему бы ей не подровнять концы? А бледно-голубая туника с вышитыми вокруг горловины бабочками и стрекозами, бесспорно, чистая, но мятая. И вообще, зачем молодой и вроде не толстой женщине туника-балахон? Видимо, совсем нечего показать. Люк хотел задать Тринити какой-нибудь вопрос - неудобно сидеть молча, хотя ей, похоже, все равно - но не успел.
- Я как раз рассказывала Тринити историю беседки, - чтобы принести чашку, Кэролайн потребовалось меньше минуты. - Беседка привела ее в восхищение.
- О да, эти розы великолепно освещены вечерним солнцем.
- Кстати, как твоя живопись, Тринити? - спросила Кэролайн, наливая мужу кофе. - Помнится, когда ты уезжала в Нью-Йорк, у тебя были большие планы.
- Вы художница? - подхватил Люк.
- Не сейчас.
- Не понимаю тебя, дорогая, - ирония в голосе Кэролайн стала очевидной. - Ты отказалась от планов перевернуть мир?
- Мир подождет, - спокойно ответила Тринити. - И живопись тоже.
Люк хотел спросить, где работает гостья, но жена его опередила:
- И чем же ты теперь занимаешься?
- Я фрилансер. Делаю то, что мне интересно.
- Понимаю, я тоже работаю на себя, и считаю это самой лучшей работой, - Люк искренне хотел поддержать девушку, показавшуюся ему слабой рядом с женой, но его слова против воли прозвучали продолжением подколок Кэролайн. Впрочем, по безмятежному лицу Тринити трудно было понять, чувствует ли она себя задетой.
- Кэролайн немного рассказывала про ваш бизнес, - просто ответила Тринити.
- Милая, - повернул лицо к жене Люк, - разве тебе не говорили, что хвастать нехорошо?
- Я совсем чуть-чуть, дорогой. Полагаю, Тринити не обиделась и не сочла меня выскочкой?
- Ты не изменилась со школьных лет, Кэролайн, - улыбнулась Тринити. Улыбка у нее была совсем другая, чем у Кэролайн - мягкая, ласковая, похожая на солнце, клонящееся к закату. Эта улыбка чрезвычайно красила Тринити, словно освещая изнутри ее лицо.
"Нет, она все же симпатичная, - решил Люк. - Не Кэролайн, конечно, но ничего".
- А ты сильно изменилась, - сказала Кэролайн уже серьезно, без иронии. - Как будто совсем новый человек. Десять лет назад ты была совершенно иной.
- Тогда я жила в трагическом королевстве и была трагической героиней.
- А сейчас?
- Сейчас мне хорошо.
- Меня всегда умиляли люди, готовые довольствоваться малым, - в звонком голосе Кэролайн снова зазвучала ироническая нотка. Но Тринити, казалось, не услышала ее.
- Смотрите, какая необыкновенная бабочка, - вдруг сказала она, и Люк увидел и впрямь необычную бабочку - большую и ярко-голубую. Она медленно перелетала с роз в вазе на край чашки Тринити, с края чашки - на ее волосы, с волос - на руку Люка. В этом медленном и изящном полете было что-то волшебное, словно в обыденный мир вошла неведомая светлая магия.
- Она прилетела пожелать нам доброго вечера, - лицо Тринити снова осветила улыбка.
- Ух ты, никогда таких не видел, - Люк тоже заулыбался, глядя на сидящее на его мощной руке крылатое чудо. - Лети домой, детка.
Словно услышав его призыв, бабочка вспорхнула с руки Люка, покружила над столом и села рядом с чашкой Кэролайн. Люк и Тринити завороженно следили за ее полетом, как дети.
Хрясь!
Кэролайн с силой ударила чашкой по столу. Когда она подняла чашку, ярко-голубая бабочка лежала неподвижно на кремовой скатерти.
- Ненавижу насекомых, - пробормотала Кэролайн. - Извините, я покину вас на секунду: не могу прикасаться рукой к этим тварям.
Люк вздохнул.
- Она так хотела понравиться, - заметила Тринити, - но не получилось.
- Вы о бабочке или о Кэролайн? - подмигнул ей Люк.
- О бабочке, конечно. Кэролайн не хочет мне понравиться, Кэролайн хочет узнать, зачем я приехала.
- И зачем? Колитесь, я никому не скажу.
- Меня позвал мой дом. Я не была в нем семь лет.
Люк хотел выяснить, что Тринити имеет в виду, но тут появилась Кэролайн со старыми щипцами для сахара в изящной белой руке. Она взяла щипцами мертвую бабочку и выбросила в один из розовых кустов.
- Если ты не против, я пойду, Кэролайн, - Тринити поднялась с места и Люк заметил, что она неплохого роста - не ниже жены.
- Так скоро? - Кэролайн вновь вернулась к роли гостеприимной хозяйки. - О нет, дорогая, посиди еще немного.
- Спасибо за обед, Кэролайн. Теперь очередь за мной.
- Созвонимся?
- Договоримся, - улыбнулась Тринити. - У меня нет мобильного.
***
Вернувшись, Тринити обнаружила на полу еще одно письмо: такой же белый конверт, листок из той же тетради, те же крупные неровные буквы.
УЕЗЖАЙ НЕМЕДЛЕННО! УБИРАЙСЯ ИЗ ГОРОДА!
- Как думаешь, стоит беспокоиться? - спросила Тринити у дома, кладя второе письмо на столик возле первого.
Дом был совершенно спокоен, и Тринити поняла, что причин для тревоги нет. Ну и славно.
Дом, милый дом. Как он обрадовался ее возвращению, какие милые сюрпризы он приготовил: банку с розовыми лепестками, не утратившими своего аромата; набор чудесных маленьких махровых полотенец; бабушкино зеркальце в серебряной оправе, которое давным-давно считалось потерянным. И постоянный обитатель дома - важный паук, живший в ванной - также поприветствовал ее. Хорошо, что дом не стоял мертвым, что в нем оставалось что-то живое, и хорошо, что это живое оказалось пауком, а не крысой. Все хорошо, когда возвращаешься туда, где с тобой ничего не может случиться.
Когда стемнело, Тринити взяла плед и выбралась на плоскую крышу. Неведомый поклонник Корбюзье построил в их городке на излете 1950-х несколько домов в форме куба - в том числе и загадочный черный дом, который ей показала Кэролайн, и ее дом.
Расстелив плед, Тринити легла в позе шавасаны, раскинув руки и ноги. Между ней и звездным небом над головой не было ничего, кроме ночного воздуха. Мириады далеких планет сияли высоко-высоко: июньская ночь стояла над притихшим миром во всей славе своей.
Тринити неотрывно смотрела на звезды, не думая ни о чем, пока душа не ощутила вибрации Вселенной. На какое-то время дыхание Тринити слилось с ними, наполняя тело энергией космоса. Когда легкий транс прошел, она еще какое-то время любовалась торжественной звездной ночью. Потом пришли воспоминания - о матери, о деде - но они были светлые и легкие. Она отпустила своих усопших, и теперь их душам так же хорошо и спокойно, как и ее. А потом она уснула безмятежным, детским сном.
***
В комнату Кэролайн никто не смел входить в отсутствие хозяйки, а в ее присутствии - без стука. Таковы были правила, которые Люк охотно принял. Взамен Кэролайн обязывалась не задавать ненужных вопросов и не спрашивать, где он был. И сейчас, подойдя к комнате жены, Люк добросовестно постучал, хотя дверь и была приоткрыта.
- Входи, милый.
- Мне показалось, что ты про меня забыла.
Люк вошел в небольшую комнату, обставленную с тем же изяществом и старательностью, что и весь дом. Белый с золотом итальянский столик, обтянутый белым бархатом пуф, кисейный полог над кроватью - Люк называл эту комнату "принцессиной". Принцесса - Кэролайн - лежала на кровати в белом шелковом пеньюаре и рассматривала альбом с гербом школы. Люк лег рядом и почувствовал тонкий и свежий аромат, исходящий от жены. Он никак не мог запомнить названия этих духов, но они его неизменно заводили.
- Чем ты занимаешься тут одна, детка? Вспоминаешь о школьной любви и ласкаешь себя, а?
- Ты угадал, - Кэролайн передала ему альбом. - Вот он - Боб Хоуп, моя школьная любовь. Правда, симпатичный?
Люк бросил взгляд на русоволосого плечистого парня. Фотограф, готовивший альбом, решил запечатлеть каждого выпускника в привычной обстановке, и Боб позировал на фоне мотоцикла. На следующей странице было фото Кэролайн в вечернем платье, в короне из стразов и с лентой "Вице-мисс школы - 2000".
- Переверни страницу, и увидишь Тринити.
Люк послушался и увидел бледную девушку с очень черными короткими волосами, вздыбленными ежиком, в майке и черных кожаных брюках.
- Теперь понимаешь, откуда пошла кличка?
- Это она? Не может быть.
У девушки на фото был прямой и яростный взгляд, руки сжаты в кулаки, лицо напряжено. Люк никогда не понимал неформалов и прочих нонконформистов, но он не мог не признать: в этой Тринити были сила и огонь.
- Она была бунтарка, - сказал он удивленно, - а превратилась в выцветшую русалку.
- Как ты сказал? - расхохоталась Кэролайн. - Выцветшая русалка? Это просто замечательно.
Она прильнула к Люку и распахнула халат на его груди. Он ощутил горячее дыхание жены и через миг - касание ее язычка.
- Да, детка, да.
Альбом выскользнул из его рук и упал на пол.
- Ты хочешь здесь или пойдем в гостиную? - на миг остановилась Кэролайн.
- Здесь. Не останавливайся, детка. Да, да. Да.
***
К приезду агента ФБР шериф Олдмен отнесся так, как подобает: по-деловому. Собрал ребят, объяснил, что к чему, а заодно и дал понять, как обращаться с гостем. Не грубо, Боже упаси, чтобы их не приняли за неотесанную деревенщину. Но и без угодливости: пусть не думает, что если он агент ФБР и занимается наркотиками, то кто-то станет лизать ему зад. Парни и Бэрил все поняли правильно.
Агент по фамилии Силверстоун оказался здоровенным детиной - выше Олдмена - со шрамом на правом виске, будто пуля задела. И выправка у него была военная.
- Если не секрет, где вы получили этот шрам? - Олдмен никогда не отказывал себе в удовольствии задать вопрос.
- В Афганистане 10 лет назад, - просто ответил Сильверстоун. - Я тогда в армии служил.
Губы шерифа сами растянулись в широкой и довольной улыбке: он и не заметил, как это произошло.
- Хью Олдмен, майор в отставке, ветеран войны в Заливе, - протянул он руку Сильверстоуну, - бывший снайпер 12-го полка морской пехоты. Рад знакомству.
После крепкого рукопожатия оба ветерана выпили немного виски, любезно предложенного шерифом. Олдмену понравилось, что Сильверстоун не стал ломаться: "я на работе, я при исполнении!", а спокойно выпил. Сто грамм для каждого из них - что слону дробина, зато атмосфера сразу поменялась к лучшему. И разговор пошел искренний, прямой. Свой брат, ветеран, не какой-нибудь франтик из штатских. От него скрывать нечего, да и Сильверстоун был откровенен.
- К нам поступила информация, что в Литлвуде есть лаборатория по производству ЛСД. Но информатор не местный, у нас здесь источников информации нет. Рассчитываем на вашу помощь.
Олдмен встал, подошел к сейфу, отпер его, взял маленький пластиковый пакетик и передал агенту.
В пакетике была половинка марки.
- Эту дрянь на прошлой неделе нашли в школе. Марки с ЛСД появились в городе где-то месяцев семь тому. Но производят их где-то в другом месте, а сюда присылают или привозят. Городок у нас маленький, 6 тысяч жителей, все на виду, скрыть лабораторию невозможно.
- Если не будете возражать, мы сделаем анализ у себя.
- Пожалуйста.
- Точно такие марки распространяют через Сеть. Дилеры хитры: выходят на связь через такую длинную цепочку прокси, что до них добраться невозможно. Но три недели тому один из продавцов допустил оплошность и вышел с незащищенного адреса. Проверили ай-пи - это оказалась пиццерия в Литлвуде. Потом поступило сообщение информатора, что лаборатория где-то в городе - и вот я здесь.
Олдмен внимательно слушал агента, хотя та часть его монолога, где речь шла о прокси и ай-пи, дошла до него лишь частично: в Интернет-технологиях шериф был не силен. Зато он знал Литлвуд, как свои пять пальцев.
- Пиццерия у нас только одна, - покачал головой шериф, - и ее уже тридцать лет держит старина Фрателли. Он только по отцу макаронник, мать у него местная, из Литлвуда, и я готов поспорить на двести долларов: он не имеет никакого отношения к наркотикам. Мы с Фрателли учились вместе в школе, я его знаю как облупленного.
- Речь не о том, что марки продает владелец пиццерии, - пояснил Сильверстоун. - В пиццерии есть бесплатный вайфай. Дилер воспользовался им.
- Может, и воспользовался, но это явно был чужак. Приехал, посидел в пиццерии и уехал. Сильверстоун, мы уже полгода роем землю, проверили всех и все. Как вы думаете, если б тут была лаборатория - мы б ее не нашли? Мы все тут идиоты?
Сильверстоун пробыл в Литлвуде четыре дня. Он дважды был в пиццерии Фрателли и трижды - в школе, пообщался со всеми, с кем только мог, но так и не обнаружил никаких следов. Вечером четвертого дня Сильверстоун признал за бокалом виски, что Олдмен скорее всего прав и лаборатория не в Литлвуде, а в соседних Ньюхоме или Баррингстоне - с тамошних ай-пи продавцы тоже засветились. Шериф, в свою очередь, рассказал ему про убийство Мэделайн Уорвик, честно сознавшись, что это дело до сих пор ему не дает покоя.
- ...Но вот что интересно, Майк: она лежала на кровати совершенно голая, с раздвинутыми ногами, на лбу у нее ее же кровью было написано "Шлюха", но судмедэксперт твердо заявил, что изнасилования не было. Никаких следов спермы ни в ней, ни на ней, ни в комнате, ни в доме. Но если убийство лишено сексуального подтекста, почему труп был голый и в такой позе?
Сильверстоун задумался.
- Тут три варианта. Или убийца кончил себе в трусы, или он импотент, или это маньяк, который убивает не ради секса.
- Или муж, которому она надоела и не возбуждала, - ухмыльнулся Олдмен. - Это наша главная версия.
Сильверстоун покачал головой.
- Муж - всегда первый подозреваемый, но здесь бы я на него не ставил и отработал все версии. Кстати, ЛСД в крови не нашли?
- Нет. Это было год назад. Тогда еще про ЛСД в Литлвуде не слыхивали. Так ты теперь в Ньюхом?
- Ага. Буду рыть там.
- Держи меня в курсе, окей?
- Окей.
***
Кэролайн последний раз была в доме Тринити ровно десять лет назад, и слегка удивилась тому, что в нем вообще ничего не изменилось.
- Я помню это зеркало и столик, он и тогда стоял на этом месте, - осматривалась она в холле. - А это что? Любовные письма?
- Письма с угрозами.
- Серьезно? - Кэролайн взяла в руки один из белых конвертов. - Можно почитать? Ты обращалась в полицию? Люк дружит с шерифом Олдменом, если хочешь, мы можем тебе помочь.
- Зачем? - пожала плечами Тринити.
Кэролайн пробежала глазами по листку с угрозами, покачала головой.
- Я бы написала заявление. Литлвуд уже не тот, каким был во времена нашего детства.
- Не стоит создавать драму там, где ее нет. Лучше пойдем на кухню есть пиццу, - предложила Тринити. - Я взяла у Фрателли сразу две - вегетарианскую и с салями, не знаю, какую ты любишь.
На обеденном столе лежали две коробки с пиццами, вызвавшие у Кэролайн саркастическую улыбку.
- Дорогая моя, я не ем фастфуд.
-А салат ешь? Отлично, сейчас я настругаю салат из овощей.
Тринити никогда не умела готовить и не умела принимать гостей: хоть что-то в ней осталось неизменным. Пока хозяйка делала салат, гостья осматривала кухню, где все еще висел клетчатый фартук покойной матери Тринити, а на настенном календаре был 2003 год.
- Готово, - Тринити поставила перед Кэролайн полную салатницу, положила на салфетку вилку. - На десерт у нас мороженое с клубникой и чай с печеньем.
- Такое ощущение, что здесь еще витает дух твоей матери, - заметила Кэролайн. Ей хотелось стереть с лица Тринити расслабленно-пофигистское выражение.
- Не-а, - помотала головой Тринити,ус аппетитом уплетая пиццу с салями, - мамы здесь уже нет. А там, где она есть, ей хорошо.